12. Варианты

Одна из главных обязанностей руководителя операции — не волновать оперативника теми аспектами задания, которые его не касаются.

Ломэн здорово разозлил меня: нарушил это правило и заговорил о возможных последствиях операции. Правда, я понимал, что на самом деле он подсознательно пытается все разумно объяснить, и страхи его — глубоко личные. Не общих последствий он боится, а нашей операции. Ломэн беспокоится вот по каким причинам:

Я могу убить Куо.

Но могу и промахнуться.

Наконец, я могу убить Куо, но его люди убьют Представителя.

Потому-то он поначалу и отказался от моего плана, и пришлось долго его уламывать. С самого начала Ломэн мучился, пытаясь решить, стоит ли рисковать.

Не думаю, чтобы он пришел к какому-то решение. В конце концов он решился одобрить мой план, но, похоже, не очень был готов довести его до конца. Сегодня двадцать девятое, и он надеется (а что ему еще остается?), что мы не зря пошли на такой риск, повернув все дело в столь опасное русло.

Потому-то вчера и заговорил о последствиях. Но, по-моему, думал он о последствиях для нас, а не для всей Юго-Восточной Азии.

Предложенный мной план был весьма прост: он основывался на семи факторах.

1) Хотя угроза убийства подданного Великобритании существует, ответственность за его безопасность несет правительство Таиланда.

2) Параллельную охрану осуществляют несколько британских служб: телохранители из специального отдела Скотланд-Ярда, служба безопасности, разведка и полуофициальные организации при посольстве Великобритании. (Некоторые из них таиландцы официально признают, некоторые нет.) Все эти службы работают в условиях давно установившейся междоусобной вражды.

3) Ни я, ни Ломэн не можем даже через наше начальство в Лондоне убедить таиландские (полковник Рамин) и английские спецслужбы в том, что опасность исходит от Куо. Это бы означало признание их неэффективности. К тому же Управления “не существует”.

Наши попытки были бы похожи на усилия темного знахаря давать советы маститому хирургу.

4) По той же причине — нас не существует — мы не можем ничего сделать официально: ни посоветовать, ни сообщить.

5) Предположим на минуту: мы предупредим полковника Рамина об опасности, которую представляет Куо. Тогда полковник должен организовать облаву и арестовать Куо по подозрению в подготовке убийства. Но я после многих дней слежки за Куо прекрасно его знал: у Куо останутся на свободе один или два сообщника, готовых совершить убийство вместо него. Полковник Рамин не будет даже нас слушать, а если и послушает, все равно решит, что с арестом Куо опасность будет ликвидирована.

6) Значит, на сотрудничество с полковником Рамином надежды нет. Настаивать на аресте Куо бессмысленно — с его арестом опасность не исчезнет.

7) Остается надеяться, что таиландским и английским спецслужбам удастся предотвратить попытку покушения. Но если им не удастся этого сделать, между убийцей и Представителем останется одно препятствие — я и Ломэн.

Из всего этого следуют два вывода:

1) Ломэн санкционировал убийство только потому, что Управления “не существует”. Дисциплина в нем беспрекословная, но официально оно не подчинено никаким департаментам или министрам. Управление действует только тогда, когда появляется брешь в заслоне, созданном разведывательными службами. Любая акция предпринимается по серьезном размышлении, даже если она выходит за рамки уголовного и международного права. В случае разоблачения Управление само заботится о себе, виновных, кроме него, нет. Есть множество причин, по которым существование Управления отрицается, но самая главная: оно прибегает к незаконным методам ради целесообразности и эффективности. Эти методы не исключают и убийство.

2) Учитывая, что руководитель операции решил санкционировать убийство, оно не совершается просто так. Мы действовали, исходя из версии, что Куо прибыл в Бангкок, чтобы убить Представителя. До того как он исчез, я имел много возможностей убрать Куо. Но Ломэн правильно рассудил: если уж ликвидировать кого-то в самый последний момент. Только уверенность в намерениях Куо дает нам моральное право на убийство. А установить его намерения можно лишь в точное время и в определенном месте. Все это я назвал “встречей”. Существовала еще одна причина, почему мы не могли убрать Куо до двадцать девятого. Это оказалось бы бесполезным — с тем же успехом его могли арестовать люди полковника Рамина. Все равно оставалась бы опасность со стороны людей Куо. Буду абсолютно точен: это и была основная причина, по которой мы щадили Куо. Управление руководствуется законом джунглей.

Итак, суть моего предложения: чтобы предотвратить попытку покушения, надо позволить Куо разработать свой план; пусть он его постоянно улучшает. Зато когда Куо будет готов нажать на спусковой крючок, у него уже не будет времени задействовать запасной вариант. Можно предположить, что он поставит своего человека у входа в храм. Тогда, даже если полковник Рамин решит обыскать здание и арестовать Куо в последнюю минуту, когда кортеж въедет на Линк Роуд, этот человек Куо успеет дать условный сигнал второму снайперу. Такой план был бы профессиональным, а Куо профессионал.

Какие бы меры ни принимали таиландские и английские спецслужбы, был один стопроцентно верный способ: выстрелить первому в последнюю минуту. После трех облав полиция в ходе “борьбы с преступностью” задержала около двухсот известных смутьянов и подрывных элементов. Сегодня, утром двадцать девятого числа, тысяча полицейских обыскивала пять тысяч нежилых комнат по пути следования кортежа. Проверялись даже букеты цветов: не спрятана ли там бомба. Но верный способ один — убить убийцу.

А Ломэн беспокоился вот почему: приняв мой план, он санкционировал предумышленное убийство. Если меня поймают и будут судить, мне придется, защищаясь, назвать других людей, чтобы выговорить себе смягчающие обстоятельства. Если же я (пусть косвенно) впутаю в это дело других лиц, то, как дважды два, выяснится, что Управление существует. А когда станет известно, что оно существует, оно никому уже не понадобится. С другой стороны, если я промахнусь. Представитель будет публично казнен. Но и это не все: я могу убить Куо зря — в том случае, если Куо разработал запасной вариант со вторым снайпером. В этом случае Представитель все равно будет убит.

Теперь я злился на Ломэна, потому что он не утаил своих страхов, пусть даже и зряшных, и разозлил меня не тем, что нарушил святое правило, которое Управление вдалбливает руководителям всех операций, а тем, что напомнил о моих собственных страхах, которые мучили меня сейчас, когда я сидел на корточках в маленькой комнате на последнем этаже, положив на колени “хускварну”.

Будь он проклят за это.

Для меня этот долгий день как бы разделился на три действия.

С утра, в течение нескольких часов, Линк Роуд из моего окна выглядела нормально. Правда, все-таки объявлен нерабочий день, на тротуарах было уже полно народу.

В одиннадцать часов я послушал по транзистору последние известия. Главное сообщение: принц Удом провел спокойную ночь, но еще несколько дней вынужден будет соблюдать постельный режим. Вместо него в машине с высоким гостем поедет Его королевское высочество принц Раджадон, который временно прервал обучение в Базельском университете, чтобы участвовать в торжествах.

В последних известиях сообщался и окончательный маршрут кортежа. Информация Пангсапа оказалась абсолютно верной Точный маршрут сообщили в первый раз, и через час народу перед моим домом заметно прибавилось. Полиция натягивала канаты, отделяя толпу от проезжей части. Полицейские на мотоциклах в рупоры приказывали водителям снизить скорость, чтобы не подвергать опасности пешеходов.

Между храмом и зданием, где обосновался я, Линк Роуд изгибается под углом градусов в сто пятьдесят, и там народу скопилось больше, чем в других местах; оттуда лучше всего видно проезжую часть.

Улица была красива: флаги, цветы, яркие транспаранты, женщины в шелковых одеяниях. В начале третьего весь транспорт пустили по Рама IV, тишину на Линк Роуд нарушал только гул толпы. Группа священников-браминов выделялась в этой красочной толпе ярким желтым пятном. Палило солнце, зонтики распускались, как большие цветы; шныряли продавцы прохладительных напитков. Детишки сияли, когда отцы сажали их на плечи. Взад и вперед сновали полицейские, у некоторых женщин они забирали букеты, взвешивали их в руке и отдавали обратно.

Вдоль канатов ограждения стояли санитары из таиландского “Красного креста”.

Вдруг я услышал, как внизу открыли дверь Я крадучись прошел к лифту. Колодец лестницы усиливал голоса полицейских. Они начали обыскивать второй этаж, захлопали другие двери. Я вошел в лифт. Электричество в доме было отключено. Но накануне я проверил рычаг ручного аварийного управления и теперь, повернув его, поставил лифт между пятым и шестым этажами. Все мои вещи были в лифте, в комнате я ничего не оставил. Дешевый ковер, спальный мешок, тренога, фотоаппарат, бинокль и винтовка. Лифт напоминал сейчас небольшой комиссионный магазин.

Я ждал. Шаги гулко отдавались на лестнице. Полицейские открывали все двери и громко переговаривались. Полковник Рамин свое дело знает. Городская облава — типичная полицейская операция, она часто приносит успех. Даже сегодня в ней был свои резон: полковник потом сможет сказать, что его люди обыскали все комнаты.

Теперь они поднялись на последний этаж. Ребята не торопились. Им явно было не к спеху.

Я тем временем задыхался от жары, а тут еще мне в голову пришла мысль, от которой я покрылся потом: а сработает ли рычаг аварийного управления, когда они уйдут? Подумать только: политическая ситуация в Юго-Восточной Азии может зависеть от того, что кто-то застрял в лифте.

Мои часы показывали 3.15. Через десять минут, если ничего не изменилось, Ломэн должен выйти на связь. Я еще раз проверил переговорное устройство: пока в доме полицейские, оно должно молчать. Плохо дело. В такие моменты надо проверять все один раз, нервы должны быть в полном порядке.

В жаре я постепенно дурел от запаха оружейной смазки. Надо мной, на шестом этаже, полицейский открыл металлическую дверь лифта. На крыше лифта никого не было, и он захлопнул дверь. Скрупулезность — прекрасное качество, но я тоже все скрупулезно подготовил: в подвальном этаже был основной рычаг аварийного управления — я еще с вечера его вывинтил.

Наконец, один из них направился вниз, остальные последовали его примеру. Я снова взглянул на часы. Скоро Ломэн выйдет на связь. Внизу хлопнула дверь, я выждал еще минуту, взялся за ручку, преодолел мгновенный страх — а вдруг устройство откажет — и поднял кабину на последний этаж.

Почти все мое снаряжение можно оставить в лифте.

Мне нужны ковер, тренога и винтовка. Бинокль давал восьмикратное увеличение, а оптический прицел — только пятикратное. Но с рассвета я отложил бинокль. Надо привыкнуть к оптическому прицелу. Именно в оптический прицел я увижу Куо в последний раз.

Теперь началось второе действие. Полиция провела обыск, дом заперт. Вчера я вбил над дверью ржавый гвоздь и сейчас повесил на него ковер. Этого достаточно. Звук выстрела будет заглушен. Тем паче что входные двери заперты. “Хускварна” стоит на треноге в центре комнаты. На улице никто не услышит. Окно расположено достаточно высоко.

Второе действие шло легче, чем первое. Правда, в последние минуты я начал сомневаться, и сомнения беспокоили меня, пока я не заметил движение в одном из эркеров храма Фра Чула Чеди. В течение получаса я три раза тщательно наводил “хускварну”, установленную на треноге, на этот эркер. Воздух дрожал от жары. Лицо Куо расплывалось в мареве, особенно когда он двигался. Но стоило ему замереть — и я понял, что могу удерживать мишень в перекрестии прицела.

Когда надо, он будет абсолютно неподвижен. Как и я.

В самом главном я не сомневался: встреча состоится.

В первый раз Ломэн вышел на связь в час дня.

С этого момента задание вдруг обрело реальность, и я понял масштабы операции, которой он руководил. Вчера, во время разговора на складе, я этого себе не представлял. Ломэн произнес всего одну фразу:

— Он прибыл во дворец. До этой минуты “девятая директива” Управления была для меня теоретическим упражнением и интересной, не более того, тренировочной операцией. Представитель ничем не отличался от людей своего круга. Он был общественным деятелем и выполнял свои тягостные обязанности ради простых смертных. Его образ в моем сознании сливался с образом Лондона, с его высокими памятниками и городскими воротами, с Вестминстером и Пэлл-Мэлл. И вот Представитель здесь, среди нас; все, что было теорией и тренировкой, стало вдруг реальным. Задание превратилось в живое существо, которое смотрело нам прямо в глаза. Смотрело жестоким, холодным и беспощадным взглядом, как дуло винтовки перед выстрелом.

13. Выстрел

Сидя в одиночестве на своей верхотуре, я по радио и от Ломэна узнавал, что происходит на улицах. Только что он обрисовал мне общую ситуацию. Я дополнил его сообщение данными последних известий. Получалось следующее:

Прибытие Представителя в аэропорт Дон Муанг прошло без инцидентов. Он прекрасно выглядел и сказал, что рад теплой солнечной погоде. Многочисленная толпа приветствовала его с большим энтузиазмом. Вокруг было много полицейских. Подтвердились данные, что его сопровождали Форсайт и Джонс из специального отдела Скотланд-Ярда. Среди встречающих официальных лиц был принц Раджадон. Ясно, что он поехал в одной машине с высоким гостем. В последних известиях сообщались все детали: впереди будут ехать десять мотоциклистов из столичной полиции. В королевском “кадиллаке” — Представитель, принц Раджадон, посол Великобритании, первый советник посольства Великобритании и два телохранителя из охраны королевской семьи. Во второй и третьей машинах — министры, придворные и охрана. Среднюю часть кортежа будут сопровождать двенадцать мотоциклистов и еще пятнадцать его замкнут. Все они вооружены.

Незадолго до того, как полиция обыскала дом, мне ступило очередное сообщение от Ломана, и я в первый раз услышал в его голосе волнение.

— Кортеж только что выехал из дворца.

С этой минуты началось томительное ожидание. Оно было нарушено приходом полиции и обыском, но когда я вернулся в комнату и закрыл дверь ковром, мне оставалось только одно — ждать.

Ломэн вызывал меня, я переключился на прием.

— Вы слышите меня, Квиллер?

— Прием, — ответил я. Чувствовалось, что он напуган. Наверно, решил, что мое устройство отказало.

— У вас все в порядке? — Даже в такой момент он говорил фразами из учебника.

— Все в порядке. Полиция обыскала здание. Я здесь один, у меня все готово.

Наступила тишина, а потом уже более спокойным голосом он сказал:

— Пятиминутная остановка в Доме правительства.

Следующая остановка в посольстве.

Я ответил “вас понял” и переключил рацию. Гомон толпы смешивался с теплым воздухом — все это напоминало мне большой птичник: резкие пронзительные голоса женщин, мягкое щебетание детей. Странным казалось отсутствие шума машин. К окну я уже не подходил.

Я посмотрел в оптический прицел и сразу заметил движение в эркере. Он был в затемненных очках — я еще ни разу не видел его без них. Интересно, что сейчас чувствует Куо? Он профессионал, у него за плечами не одно убийство, но сейчас выстрел стоит около пятисот тысяч. Это очень важно. Даже если он стреляет из однозарядной винтовки, у него будет время произвести и второй, и третий выстрел, но самый важный, конечно, первый: тут стреляешь неторопливо, на спусковой крючок нажимаешь плавно. На точность второго, а тем более третьего выстрела неизбежно влияет сознание, что ты промахнулся. Преодолеть это трудно, ведь все время думаешь о том, что стрелять надо лучше, чем в первый раз.

Но Куо не промахнется.

У нас будет секунд десять. За это время все и решится.

Я услышал сигнал вызова, переключился на прием.

— Вы слышите меня, Квиллер?

— Прием.

— Кортеж прибыл в посольство, пробудет здесь пятнадцать минут. Через десять минут, с 15.35, вы переходите на прием, ждете моих сообщений. Как поняли?

— Перехожу на постоянный прием с 15.35. Вас понял.

Хватит. Мне не нравится такой голос. И не в том дело, что радио его искажает: в каждом слове сквозит испуг.

Да, все решится за десять секунд. Отсчет начнется, когда Куо увидит первых мотоциклистов эскорта, въезжающих на Линк Роуд, а закончится, когда первая машина кортежа исчезнет из поля его зрения под деревьями садов храма. Чтобы быть совсем точным, у меня секунд пять, не больше. Я должен выждать, пока он поднимет винтовку.

Шум толпы действовал мне на нервы. Я хотел было выглянуть из окна — вниз, туда, где изгибается улица, пестревшая яркими шелковыми одеяниями, цветами и зонтиками. Нет, подходить к окну нельзя.

Из глубины комнаты мне виден только золотой купол храма, сверкающий на фоне поблекшего от жары неба. И кольцо эркеров.

С 15.35 я перешел на постоянный прием, и через несколько минут раздался голос Ломэна:

— Как слышите меня?

— Прием.

Он старался говорить медленно. Но меня этим не обманешь. Собака всегда чует страх.

— Он садится в машину. За ним принц Раджадон.

За голосом слышался шум толпы.

— Теперь посол.

Два приглушенных хлопка: закрылись двери машины.

— Кортеж тронулся. 15.41.

— Все, Ломэн. Теперь дело за мной.

Осталось минут восемь, девять. Скорость машины — сорок — сорок пять километров в час. Плерн Чит Роуд, поворот направо, посольство Саудовской Аравии, толпы людей на тротуарах, посольство Испании, флаги, цветы, аплодисменты, посольство Японии, детей поднимают в воздух, чтобы они увидели высокого гостя, который приехал к ним издалека с визитом, посольство Нидерландов, санитары, прокладывая дорогу сквозь толпу, несут потерявшего сознание человека, посольство США, продавец прохладительных напитков, наживающий деньги на жаре, жажде, волнении. Парк “Лампини”.

Я отошел в сторону, увидел деревья парка, а над ними хрупкого желтого воздушного змея с голубым крестом. Дул слабый ветерок, змея кидало из стороны в сторону, но он рывками поднимался все выше и выше.

Казалось, жара стала еще сильнее, я то и дело вытирал руки носовым платком. Он стал влажным. Мне осталось три, самое большее — четыре минуты. Из окна я видел часть Линк Роуд, которая проходила под окнами дома. Цветные пятна, зонтики. По боковой улице медленно задним ходом пятилась машина “скорой помощи”. Она остановилась, подъехав к задним рядам толпы. Какой-то человек продавал воздушные шары.

Вдруг — ложная тревога, такое случается: крышу полицейской машины приняли за первых мотоциклистов эскорта. Шум толпы неожиданно усилился и стих.

Осталось около минуты.

Вся эта история показалась мне вдруг нестерпимо длинной: несколько недель я жил в “тойоте” с биноклем в руках, я узнал его, как родного брата. Что ж, скоро мы станем чужими.

Издалека донесся шум: аплодисменты, приветственные возгласы, сначала еле слышные, потом громче и громче, и я, отступив в глубину комнаты, в последний раз вытер пот с рук: запястья, ладони, пальцы, особенно тщательно пальцы правой руки.

Верх треноги квадратный, посередине торчит установочный винт для фотоаппарата. Я прикрыл винт матерчатой подушечкой и закрепил ее лейкопластырем. Отливающий голубизной стальной ствол “хускварны” оставил выемку на подушечке — я несколько раз наводил винтовку и прицеливался. Теперь я взял “хускварну”, положил ствол на подушечку и снял предохранитель. Меня обдало прекрасным, чистым, сильным и надежным запахом оружейного масла.

Шум толпы медленно нарастал, как волна, и люди под окнами моего дома начали выкрикивать имя Представителя. Я поймал лицо в эркере в перекрестье оптического прицела.

Он поднял винтовку, я увидел, как блеснул ствол, мой палец преодолел сопротивление пружины и нажал на спуск. Я почувствовал отдачу, но прицел не сдвинулся с мишени ни на миллиметр, я увидел, как кровь потекла по лицу, расплываясь пятном, но что-то было неладно — в толпе вдруг дико закричали, и я сразу понял, что убил впустую: внизу на улице что-то случилось.

14. Шок

В комнате воняло порохом, в ушах у меня все еще звенело от выстрела.

Я выглянул из окна, на меня волной хлынули крики, но это были совсем другие крики: несколько секунд назад люди скандировали его имя, теперь они кричали в ужасе.

Понять, что произошло, было невозможно, но картина, открывшаяся передо мной, поражала жутковатой ясностью снятого рапидом кинофильма: головные мотоциклы эскорта проехали поворот, а королевский лимузин врезался в толпу и, проложив в ней просеку, остановился.

Длинный белый “кадиллак” тонул в колышущейся людской массе. Мотоциклисты, затормозив на повороте, теперь разворачивались и спешили к месту происшествия. Полицейские, которые охраняли кортеж слева, рассыпались по улице, как горох, многие повалили мотоциклы набок, чтобы не врезаться в толпу, — бензин разлился по мостовой и вспыхнул: взорвался бензобак.

Один из мотоциклистов катался по земле, стараясь сбить пламя с куртки.

Те, что ехали справа, тоже остановились и теперь поворачивали назад. Два мотоцикла столкнулись. Второй и третий открытые лимузины остановились, сзади подтянулись остальные мотоциклисты.

Сквозь толпу с носилками пробирались санитары, “скорая помощь”, из которой они вышли, медленно ехала за ними от самого поворота, обе створки задней двери открыты настежь.

Я слышал непрерывный сигнал вызова, но не отвечал. Это Ломэн, но я не мог сообщить ему ничего вразумительного.

Полицейские боролись с пламенем: одни оттаскивали мотоциклы подальше, чтобы те не взорвались, другие пытались оттеснить толпу от огня, — бесполезно, люди не могли отойти, на них напирали сзади. Министры и придворные вылезали из машин, чтобы помочь полицейским.

Издалека, со стороны храма, раздался вой сирен — сюда направлялась ближайшая пожарная часть.

Под лучами солнца толпа казалась особенно яркой: флаги, цветы, женщины в шелковых одеяниях, мелькание зонтиков. И над всем этим — жуткий предсмертный вопль толпы.

Даже с последнего этажа я не мог разглядеть, что происходило вокруг королевского лимузина — там была жуткая давка.

Я слишком долго, как мне показалось, бежал до лифта, крутил этот проклятый рычаг, схватил бинокль и так же бесконечно долго мчался по пустому коридору к металлической двери. Я бегом вернулся, случайно ударил бинокль об дверь, бросился к окну, встал на колени, настроил бинокль и поймал белый “кадиллак” в окуляры.

Ломэн продолжал вызывать меня на связь. Пожар вроде потушили. Проезжая часть вся в пене, пена и на людях. Священники-брамины перешли мостовую и теперь помогали полиции. В королевском лимузине только двое: шофер, уткнувшийся лицом в баранку, и кто-то еще лежит между передним и задним сиденьями. Даже в восьмикратный бинокль я нигде не мог различить белый мундир принца Раджадона — у полицейских форма тоже белого цвета, а их теперь было полно возле “кадиллака”.

Канаты ограждения порваны. Толпа запрудила проезжую часть, время от времени расступаясь, когда вывозили раненых. Сейчас две машины “скорой помощи” пробирались к “кадиллаку”.

Крики прекратились, пожар был потушен. Я поднял с пола радио и щелкнул переключателем:

— Ломэн?

— Что это за сирены?

Он слышал их вой издалека, пытаясь вызвать меня на связь.

— Машина врезалась в толпу.

Он сказал что-то вроде “господи!” — я не разобрал и продолжал:

— Загорелся бензин, пожар потушили. Несколько человек убито, много раненых, машина врезалась прямо в толпу. Рядом “скорая помощь” — она сейчас уезжает. Подробностей сообщить не могу: плохо видно.

Когда я сделал паузу, он спросил:

— Что случилось с Куо?

— Он мертв.

В комнате все еще пахло порохом.

Ломэн умолк. Он хотел задать следующий вопрос, но это требовало смелости.

Всегда приятно отчитываться после успешно выполненного задания. И риск и опасность уже позади, ничего больше не произойдет, тебе повезло — ты остался жив. По мнению руководителя операции и всего Управления, ты добился успеха. По мнению ничтожных богов, которым ты поклоняешься, ты ударил кулаком в расплывчатое лицо своего врага (его имя — “страх провала”). Ты заслужил завидное место в раю, в который на секунду поверил; поверил до того, как все начнется снова: твой все еще разбитый и кровоточащий кулак снова будет бить в то же лицо, и ты будешь испытывать тот же страх, а это значит, что этот день… еще один день — это твой день. А твое мнение — это самое главное.

Черта с два!

Ломэн наконец задал свой вопрос:

— С того места, где вы находитесь, вы видите Представителя?

— Нет.

Опять короткая пауза.

— Я отправляюсь на Линк Роуд. Чуть позже — выход на связь.

Я выключил переговорное устройство и только тут понял: операция закончилась провалом.

Одна собака перегрызла другой горло, но пользы от этого ни на грош. Победитель свернулся клубком, зализывая раны.

Можно, конечно, остаться здесь, в этой комнате, и попробовать воссоздать из осколков задания полную картину, чтобы все стало ясно. Меня никто здесь не найдет до тех пор, пока дом не снесут. Но вот нескольких осколков не хватает, неплохо бы их разыскать.

Я снова все отнес в лифт: бинокль, ковер, треногу, винтовку. Инструменты моей профессии. Сам спустился по лестнице.

Когда идешь, обычно о чем-то думаешь. Движение способствует работе мозга. Я думал: это не похоже на несчастный случай. Но зачем тогда тратить столько усилий, зачем так тщательно все готовить? Может быть чтобы все прошло наверняка. Только в самой гуще толпы, среди паники и всеобщего бессилия, люди Куо могли без помех подойти к Представителю вплотную и убить его, — охрана не сможет им помешать. Восемь телохранителей и тридцать семь вооруженных полицейских были отрезаны живыми, ранеными, умирающими, мертвыми. Что ж получается? Выходит, люди Куо не были уверены в своем хозяине? Боялись, что он, великий убийца, промахнется?

У меня было много вопросов. Куо мог бы на них ответить.

До храма Фра Чула Чеди, над которым возвышался золотой купол, было недалеко. Толпа прибывала, люди стекались на Линк Роуд со всех сторон. Из двух масок человеческому сердцу ближе трагедия, а не смех.

Я пробирался все дальше: сломанные зонтики, раздавленный букет, ребенок в слезах, молящийся священник, потерянный ботинок, разорванный бумажный флажок. Машины медленно движутся по узкому проходу, остальная часть улицы запружена людьми. Опять вой сирен, колокола пожарных машин. Панику, как и лихорадку, лечит только время.

Я прошел под свисающими цветами магнолий. Ворота храма открыты настежь, вокруг никого. Ступеньки от позолоченной статуи Будды ведут наверх вдоль полукруглой стены. Я побежал по лестнице, меня здесь обдавала тенистая прохлада, пока я не выскочил на площадку у подножия купола. Отсюда вверх шла винтовая лестница. Золотые лучи солнца играли на фигурном литье ступеней, по которым я начал подниматься. Я приблизился к кольцу эркеров, шум толпы сразу стал громче.

На каждой десятой ступеньке я останавливался и прислушивался: за Куо могли прийти его люди, они ведь еще не знают, что он убит и не может присоединиться к ним.

Солнечный свет из проемов ослепил меня. Сейчас я находился в той части галереи, что выходит на парк “Лампини”, и мне пришлось миновать еще пять эркеров, пока я не оказался на месте.

Я взглянул под ноги.

У крупнокалиберной пули есть один недостаток: если охотитесь на кабана, она портит мясо, если на тигра — шкуру.

Я стрелял крупнокалиберной пулей, чтобы убить наповал, и своего добился. Но эта тупоносая пуля при попадании действует, как разрывная. Сейчас никто бы не взялся его опознать.

В последнюю минуту, перед тем, как поднять винтовку, он снял свои затемненные очки и аккуратно положил на выступ эркера. Солнце осветило светло-серый пиджак, начищенные ботинки. Только лицо не вязалось со столь изысканной одеждой. Может быть, это и есть его настоящее лицо: окровавленное лицо дикого зверя, лицо джунглей, которое не могли спрятать ни его фокусы, ни одежда цивилизованного человека. Надо сказать, наши души похожи. Только жили мы по разным законам.