6. Передышка

Я изучил его привычки, жил параллельной с ним жизнью, знал его, как родного брата. Теперь же, когда он исчез из окуляров моего бинокля, я испытывал странный смутный страх.

До полуночи я искал его по всему городу. Его нигде не было. Ломэн ждал у меня в номере — я позвонил и потребовал встречи немедленно.

Он выслушал меня спокойно:

— Полицейские тоже его упустили, а их там хватает. Задание у вас чрезвычайно сложное.

Сейчас весь лоск с него сошел. Даже мешки под глазами появились. Я спросил его:

— А что делает полиция?

— Хотите верьте, хотите нет — почти ничего. Куо для них сейчас мелкая сошка. Они тут во время арестов раскрыли целую подрывную группу, подчинявшуюся приказам Пекина. Считается, что она представляла основную опасность. Есть сведения, что один из членов этой группы недавно согласился работать на полицию и послал в Лондон то самое письмо. Сейчас таиландцы разрабатывают эту версию вместе с нашими людьми из службы безопасности — в конце концов, письмо ведь у них.

Я понял, почему он об этом упомянул. Из службы безопасности здесь слишком много — человек пять-шесть; по этому поводу возникли трения с министерством внутренних дел Таиланда. Это письмо — единственный козырь службы безопасности.

— Кондиционер у вас не работает? — спросил Ломэн. Он изрядно порозовел и весь лоснился от пота.

— Я попросил, чтобы отключили. Весь день мотаешься по жаре, потом приходишь в холод — так и с воспалением легких недолго свалиться.

Наверно, я был похож на старика, сетующего на свои недуги.

— Что они собираются делать с Куо? Ничего?

— Обычный розыск.

— Так им его не найти.

— А как им его найти?

— Не мешать мне. И ему тоже. Не знаю, засекли меня люди Куо или нет. Эти шесть дней я работал чисто, но мог засветиться, когда разыскивал его по всему городу — бар “Лотос” и так далее. Если его люди меня не засекли, то не все потеряно. Я теперь знаю их наперечет: два телохранителя и четверо подручных. Куо работает, как матадор с куадрильей. Я узнаю любого из них, а Куо и подавно. Если полиция не будет мешать, они рано или поздно покажутся. Это просто вопрос времени.

— У нас осталось тринадцать дней.

Ломэн стоял передо мной потный, как свинья.

— Послушайте, Ломэн, на меня это задание свалилось как снег на голову, и все-таки я согласился его выполнять. И выполню, что бы ни случилось. Все мне понятно: Куо исчез и может спокойно готовиться. Представителю угрожает смерть; не думайте, что мне это безразлично.

Я слишком устал, чтобы выбирать слова, но по моему тону он, должно быть, все понял и удрученно вздохнул:

— Квиллер, я абсолютно уверен, что вы понимаете чрезвычайную важность сложившейся ситуации.

Впервые мне стало жаль этого придурка. Даже “бабочка” сидела на нем криво. Он уже был не рад, что втянул в это дело Управление, что выбрал меня в качестве оперативника — только слишком поздно он спохватился. Теперь уж ничего не изменишь.

Я отвернулся, посмотрел в открытое окно. Во всем отеле только в моем номере окна открыты. Воздух, как вата. Улица внизу течет золотым потоком: машины идут одна за другой, напротив в парке сияют разноцветные огни, под ними в тени деревьев танцуют пары. Гремит в открытых ресторанах оглушительная поп-музыка. И никто не хочет спать.

— Как там дела в комнате № 6? — спросил я.

— Они сейчас очень заняты.

Он твердил свои неубедительные фразы, как телетайп, который тупо отстукивает новости о приближающемся биржевом крахе.

— Даже посол, когда свободен, к ним заглядывает. Идет обмен телеграммами с Лондоном, но это касается вопросов безопасности в…

— Министерство иностранных дел Великобритании в курсе того, чем мы занимаемся?

— Точно не знаю. Мое дело — по своим каналам связаться с Центром, а уж они решают, информировать министре или нет. Вчера состоялась первая конфиденциальная пресс-конференция.

— О, господи, — простонал я.

— Я понимаю, одно с другим плохо вяжется, но таиландцы стараются помочь, а мы не говорим им всего. Они даже про нас не знают. Не люблю пресс-конференций в такое время. Надо делать вид, что…

— Не обделался со страху.

— Представитель абсолютно спокоен.

Я, как завороженный, глядел вниз, на поток огней. На меня наваливался сон, я даже перестал нервничать; доносившаяся в окно музыка заглушала чувство тревоги.

— Что вы собираетесь предпринять? — спросил Ломан, подойдя к окну.

— Спать часов двенадцать, — пробормотал я. — И пусть только кто-нибудь попробует мне помешать.

На следующий день я проснулся, час приводил себя в порядок, потом пил кофе и старался ни о чем не думать. Потом приступил к поискам Куо.

С каждым днем город принимал все более праздничный вид. Люди, завидев на улице машину посла, приветствовали английский флаг. Хозяева цветочных магазинов на Плерн. Чит Роуд состязались в красоте убранства портретов в золотых рамах: Представитель, красные и белые цветы, голубые ленты[2].

Я носился на “тойоте” по праздничным улицам, как привидение. Маршрут был известен только мне. У меня была одна надежда: где-нибудь на этом маршруте я пересекусь с Куо.

Ломэн требовал ежедневных докладов, но я избегал его — у меня не было новостей. На седьмой день он все-таки настиг меня в холле “Пакчонга”. Мне до смерти хотелось спать, но пришлось его выслушать.

Он сказал:

— Наверно, надо связаться с Лондоном, чтобы они предупредили министра. В нашем распоряжении осталось пять дней. Я попытался убедить полковника полиции Рамина, что Куо представляет наибольшую опасность. На него необходимо устроить облаву. Полковник и слышать об этом не хочет.

— Рамин хотел это сделать раньше. Его люди все время следили за этим ублюдком.

— Полковник считает, что единственная опасность исходила от пропекинской группы, а он ее обезвредил. Он ставит себе в заслугу операцию по “борьбе с преступностью”. Ходят слухи, что Куо выехал из Таиланда.

— Естественно. Он их сам распускает.

— Как вы расцениваете ваши шансы?

— Я уже говорил — это вопрос времени. Если полиция прекратила его искать, уже хорошо: не будут мне мешать.

— Представитель прибывает через пять дней и…

— Не надо все время…

— Поймите, Квиллер, я веду этот разговор не для того, чтобы разозлить вас. Дело в том, что нельзя отменить визит в последнюю минуту. О “дипломатической болезни” можно объявлять за два дня, но никак не позже. В нашем распоряжении три дня, а не пять.

Сперва мне показалось, что его качает, но решетчатая арка, та, что вела во двор с фонтаном, тоже раскачивалась.

— Три дня, значит?

— Я бы хотел, чтобы с этого момента вы докладывали мне каждый день.

— Хорошо. Буду докладывать каждый день.

Он кивнул:

— Вам надо выспаться.

— И как это вы догадались? — поинтересовался я и пошел наверх, оставив его в холле в одиночестве.

Следующий день тоже прошел впустую. Я мотался по городу из конца в конец, проверяя и перепроверяя места, где видел Куо и его людей. Меня снова и снова тянуло на Линк Роуд и в район храма. Храм Фра Чула Чеди. Может, здесь все и произойдет.

В третий раз за день я поехал в аэропорт мимо бесконечных рисовых полей и одиноко стоявших зданий.

Аэропорт, весь в цветах, выглядел празднично и гостеприимно. Куда же подевался Куо? Выезжая из ворот главной стоянки, я увидел, что двухцветный “шевроле” тронулся за мной следом. Внезапно мне все осточертело, я развернулся и прижал “шевроле” к забору. Когда я влез в ее машину на заднее сиденье, она даже не повернула голову в мою сторону, а только наблюдала за мной в зеркальце заднего вида. Я сказал:

— Меня интересует, что вы здесь делаете, почему вы и ваши люди следите за мной вот уже две недели. Потрудитесь отвечать только правду.

7. Ритуал

— Я ничего не могу вам сказать.

Сперва я был настороже, весь подался вперед, но потом откинулся на спинку и посмотрел ей прямо в глаза. Хорошо бы ехать с шофером на этой машине, вместе с ней на заднем сиденье, да еще по дороге, где не ждешь ни засад, ни опасностей.

Сгустились сумерки, аэропорт вспыхнул огнями, Стали видны все украшавшие его яркие цветы.

— Как вас зовут?

— Мэйн.

— Полностью.

— Виниа Мэйн.

Она повернулась, облокотилась на спинку своего сидения и теперь разглядывала меня уже без помощи зеркальца.

— Сомнительно. Скорее всего, это псевдоним.

Она промолчала.

— Что за люди у меня на хвосте? Один худой, другой косолапый.

В ее зрачках отражались яркие цветы.

— Кто они?

На тонкой шее пульсировала жилка. Она продолжала меня разглядывать.

— Где они сейчас? Почему вы их подменяете? Ведь это вы сейчас меня выследили?

Плотно сжатые губы наконец раскрылись. Еще секунду она помолчала, потом решилась:

— Я думала, вы собираетесь улететь.

Чистый тембр ее низкого голоса нагонял на меня сон. Таким голосом хорошо баюкать детей.

— Ну, сел бы я в самолет, что бы вы сделали?

— Смотря куда вы полетели бы…

Я резко выпрямился. Нечего сказать, хорошенький руководитель этот Ломэн — не может меня от этой сучки избавить. Говорил же ему, неужели не ясно?

— И куда же, по-вашему, я мог удрать?

— В Китай.

— Ну и что бы вы сделали?

— Остановила бы вас.

— Каким образом?

— Я бы вас предостерегла.

— Интересно, как?

— Сказала бы, что вам нельзя лететь в Китай.

— Я лечу туда в полночь, так что валяйте, рассказывайте.

Она улыбнулась (по-моему, просто чтобы не забить, как это делается) сначала глазами, потом губами:

— Никуда вы не полетите.

Я отвернулся и взглянул в окно: на стоянку въехало такси, из него вылезали пассажиры.

— Я здесь одна. У меня не было времени предупредить, что я сюда еду.

Я посмотрел на нее. Видно, устал: на мягком сидений меня разморило. И я опять начал думать: что все-таки у нее с левой стороны лица?

— Где вы работаете? Вы и эти ваши два топтуна? В службе безопасности? Тогда занимайтесь своим делом, а не липните ко мне, как рыба-лоцман, надеясь поживиться объедками. Этот ублюдок от меня ушел — сами знаете. Но я его найду, а уж когда найду, вас там не будет. Это я вам гарантирую. И чтобы этих “хвостов” я больше не видел, так им и передайте.

Дверцей я стукнул основательно. С ее стороны окно было открыто. Я вынул ключ зажигания и зашвырнул его подальше — за цветочные клумбы.

— Когда соберетесь в Китай, — сказала она, внимательно глядя на меня, — поговорите сначала со мной. Меня всегда можно найти в посольстве.

— Мы с вами больше не увидимся, — сказал я, усаживаясь в “тойоту”.

На следующий день в полдень я встретился с Ломэном на конспиративке в переулке Сой Суек. Он не спросил у меня, есть ли какие-то успехи, потому что знал, что я сам бы ему с радостью сообщил подобную новость.

— Что это за сучка из посольства? Кто она такая?

Он удивился:

— Вы второй раз про нее спрашиваете.

— Я же вас просил ее оттащить, чтобы она мне не мешала. Вчера вечером она сама за мной следила, а ее помощнички ведут меня уже две недели. Кто они вообще такие?

Он помолчал, потом сказал:

— Постараюсь выяснить. Вы говорите о секретарше атташе по культурным вопросам?

— Меченая.

— Ничего про нее не знаю.

Никогда не поймешь, врет Ломэн или говорит правду. Для человека его профессии это достоинство. Я не стал настаивать. Он продолжал разговор, пытаясь хоть что-то выведать. Да, он бы много отдал даже за слабый проблеск надежды. Уходя, я опередил его наставления:

— И так знаю. У меня еще два дня.

Я отправился прямо в отель и попросил перенести мои чемоданы в “тойоту”. Похоже, Ломэн и впрямь не знает, ни кто она, ни зачем здесь находится. Что ж, надо исчезнуть. Не приведи господь напороться на такую вот дуру. Они ходят в париках, их любимая игра “Мата Хари: конструктор. Сделай сам”, на работе выуживают автобусные билеты из мусорных корзин и несутся с ними в отдел расшифровки и кодирования. Она как раз из таких. Эти девицы живут в своем сказочном мире “холодной” войны и цедят тебе сквозь зубы: “Вам нельзя лететь в Китай”. Она и втянула в свои игры парочку облезлых клерков из “фонда культурной помощи нуждающимся художникам”. Следят за мной, да еще и высыпаться успевают, сволочи.

Минут десять я гонял “тойоту” по городским улицам, срезая углы на поворотах и поглядывая в зеркальце заднего вида, — проверял, есть “хвост” или нет. Потом поехал в надежную гостиницу неподалеку от авиакомпании “Панам”. Когда-то я там останавливался. Хозяева гостиницы не сменились.

До полуночи я продолжал поиски — все впустую. На следующий день позвонил Ломэн, сообщил, что меня разыскивает Пангсапа. Пангсапа я нашел только через час, но не особенно волновался: если у него есть информация о Куо, она стоит целого дня поисков. Пангсапа следил за погрузкой на одной из своих пристаней на берегу Чао Фрайя. Мне пришлось подождать, пока он не приказал своему надсмотрщику сменить его.

— Поговорим у меня в кабинете, — прошепелявил он. — Чаю не хотите?

— Нет времени, Пангсапа.

Чаепитие на этих широтах — процедура длительная, На сей раз он был в европейском костюме, обстановка в кабинете сугубо деловая, мебель скромная, Встреча наша была обставлена самым прозаическим образом: клиент пришел выкупать закладную на деньги, полученные по страховке. Прозаично до крайности, но, глядя в эти неподвижные желтые глаза, я почему-то вспомнил красивую рыбу-убийцу.

— Все понимаю, — посочувствовал он. — Мне говорили, вас поджимают сроки. Наверно, я смогу вам помочь. Вам ведь нужна информация?

Он явно торговался, я мысленно уже начал прикидывать, во сколько мне обойдется его информация, располагает ли он вообще серьезными сведениями, помогут ли мне эти сведении в розысках Куо. Правда, и после этого многое оставалось туманным: ну хорошо, допустим, я найду Куо, но как предотвратить убийство? И насколько способно раскошелиться Управление, когда жизни Представителя угрожает опасность?

Времени торговаться не было. Придется платить, сколько он запросит.

— Давайте покороче, Пангсапа. Вы хотели меня видеть — я пришел. Он кивнул:

— Очень хорошо. Я буду краток. Во-первых, сообщить вам я ничего не могу. Я не знаю, где он. Но я готов помочь его найти, пока еще не поздно. А это может подвергнуть опасности меня и моих близких.

Выйдя из-за стола, он посмотрел в большое, низко расположенное окно. По комнате мелькнула тень стрелы подъемного крана. Похоже, погрузка интересует его куда больше, чем Куо, подумал я и мысленно выругался.

— Понимаете, — продолжал он, не поворачиваясь, — я плохо вас знаю, мистер Квиллер. Я не знаю, чем вы занимаетесь и насколько это опасно. И какому писку я подвергну себя и своих друзей, сотрудничая с вами, если мы, — тут он обернулся и взглянул на меня в упор, — захотим с вами сотрудничать.

— Это не разговор, Пангсапа. У меня есть задание — вы знаете какое. Добавить мне нечего.

Знакомая застенчивая улыбка зазмеилась по его лицу:

— Вы хотите, чтобы я помог найти этого человека — чего же удивительного, если я хочу узнать подробнее о вашем задании. Мне же работать вместе с вами. Отвлечемся от дела, расскажите о себе.

Я устало опустил лицо в ладони. Свет из большого окна резал мне глаза.

— Спрашивайте, Пангсапа.

Не открывая глаз, я услышал, как он снова уселся за стол.

— Мистер Квиллер, ваша работа всегда связана с риском?

— В постели лежать спокойнее.

Подсознательно я думал только о сне.

— Вы всегда работаете на свое правительство?

— За мной стоит организация. Впрочем, как и за контрабандой кокаина.

Это, конечно, невежливо. Ну, да черт с ним. Ничего он не знает.

— Ваше правительство хорошо платит вам за риск?

Черт возьми, я же ясно ему сказал — ближе к делу, а он ходит вокруг да около.

— Назовите вашу цену и скажите, что вы мне за эти деньги продаете.

Я убрал руки с лица, сейчас нужно его видеть.

— Не обижайтесь, — засуетился он. — Поймите, мне трудно спрашивать напрямик, без подхода и церемоний. Это европейцы берут быка за рога, и в этом есть свой резон — они экономят на этом уйму времени. Но принцип “давайте покороче” трудно соблюдать к востоку от Средиземного моря. Так что уж простите меня.

Он хотел казаться сговорчивым. Это давалось ему не без усилий. Теперь он наклонился ко мне и доверительно сообщил:

— Я объединю все вопросы в один. Каков ваш статус?

Не нравится мне это, но молчать тоже нельзя: надо найти Куо, а у меня остался всего один день.

— Вас интересует, насколько важна моя работа для правительства?

— В общем, да.

Нет, наверно, он просто торгуется, хочет узнать, сколько из меня можно вытянуть сегодня. В прошлый раз он заработал пятьдесят тысяч бат.

— Вы про Абеля слышали? — спросил я.

— Да.

— А про Лонсдейла?

— Тоже.

— Тогда вы меня поймете: я в той же весовой категории.

Он медленно кивнул.

— Спасибо. Понимаете, я люблю работать с большими людьми. Для таких я многое могу сделать, да и они могут мне помочь.

Терпение мое лопнуло, я встал. Все проще простого: у него действительно неплохая агентура: его люди и про нашу операцию доложили, и про то, что я упустил Куо. А теперь Пангсапа пригласил меня и прощупывает — сколько из меня можно вытянуть. В том, что он набивает себе цену, ничего страшного нет: бизнес есть бизнес. Злило меня другое: остается всего один день, а он собирается урвать свое. Может, Управление и готово раскошелиться, но от меня он не дождется.

— Хорошо, Пангсапа. Если вы сообщите мне данные о Куо до завтрашнего полудня — сколько это будет стоить?

Он обошел стол и приблизился ко мне на минимальное по восточным понятиям расстояние:

— Я это сделаю даром.

Если верить Ломэну, Пангсапа был готов на все, но за деньги.

— Сколько нулей у вашего “даром”?

Надо отдать ему должное — Пангсапа стойко переносил все мои выходки.

— Если угодно, можете отнести это на счет моей “вечной любви к монархии”. Я просто хочу, чтоб вы знали: сейчас у меня нет никаких сведений об этом человеке, но я сделаю все, чтобы помочь вам его найти. И сделаю это бесплатно.

Он открыл передо мной дверь, мы вышли на деревянную террасу, с которой были видны пристань и работающий кран. Бессмысленно просить его объяснить свои слова. А я до того устал, что просто сказал ему:

— Со мной всегда можно связаться через Ломэна.

И пошел вниз.

Жара стала невыносимой. Солнце буквально сжигало город: казалось, весь Бангкок превратился в раскаленный медный таз. Моя “тойота” напоминала форменную душегубку — мне не всегда удавалось поставить ее в тень.

В тот день я проработал девятнадцать часов — и все без толку. Пангсапа тоже молчал.

Утром я пытался по телефону разыскать Ломэна в гостинице, в посольстве и на конспиративке, но его не было нигде. Мы встретились только в полдень на Сой Суек — такая у нас была договоренность.

Он был похож на комок нервов и, даже не потребовав отчета, сразу начал один из своих блистательных монологов:

— Два часа назад мы провели экстренное заседание в комнате № 6. Решили сообща доложить обстановку и рекомендовали информировать министра об этом деле. Было бы невообразимым риском продолжать…

— Я нашел Куо, — сказал я.

У меня не было времени обдумать, что произошло, А при выполнении задания это всегда очень опасно, Но в то утро мне повезло. Я погнал “тойоту” по привычному маршруту и через час увидел одного из люден Куо — он выходил из оружейного магазина на Нью Роуд. Рано или поздно так и должно было случиться. Я ведь говорил Ломэну. Если вы изо дня в день прочесываете город по двадцать часов в сутки и не находите того, кого ищете, — значит, этот человек просто прячется и не выходит на улицу. Куо этого себе позволить не может: его “работа” требует моциона.

Восемь дней я ездил по маршруту Куо, наблюдая за всеми местами, где он бывал. Таких мест около тридцати. Главным для меня среди них был сектор “Храм — Линк Роуд”.

Человек Куо сел в такси, которое ожидало его около оружейного магазина, и началась слежка. Но в этот день он бы нипочем от меня не оторвался — я просто не мог позволить ему уйти. В двенадцать мне надо докладывать Ломэну. Сегодня последний день.

По-моему, я еще никого не выслеживал так профессионально. Он ни разу даже не почувствовал, что за ним следят, и как миленький привел меня к жилому дому у реки. Полчаса я просидел в машине, тут из дома вышел Куо с двумя телохранителями и влез в машину первым; телохранители очень осторожно передали ему рулон золотой парчи. Искушение сыграть вслепую было очень велико: не ехать за ними (могут заметить), а рвануть напрямик в Ботанический музей и приехать туда раньше Куо. Но это рискованно: они могли поехать в другое место, о котором я не знал.

Через десять минут водитель машины меня заметил и попытался оторваться: он увеличил скорость, начал срезать углы и проскакивать на желтый свет. Он никуда не поедет, пока я буду маячить в его зеркальце заднего вида. Очевидно, Куо приказал ему не останавливаться, пока я не отстану.

И тогда я пошел на компромисс: сделал вид, что попал в пробку и отстал. Я поехал на запад по направлению к “Лампини Граундз”, надеясь на удачу. Только на нее мне и оставалось надеяться.

У Ботанического музея на Линк Роуд я оставил машину и взял с собой бинокль. Их нигде не было.

В музее есть боковая лестница с маленьким окошком на каждой площадке. За последние восемь дней я несколько раз был здесь и поднимался в читальный зал на последнем этаже, но так тихо, что служащая, сидевшая в вестибюле, не слышала, как я каждый раз останавливался на площадке третьего этажа (в здании все звуки отзывались громким эхом) у окошка, выходящего на храм Фра Чула Чеди и на Линк Роуд. То же самое я сделал и сейчас.

Через несколько минут они подъехали. Я настроил бинокль.

Один из них (но не Куо) вылез из машины и вошел в сад храма. Он вернулся со священником в желтом одеянии, который наклонился к окну машины, и я видел в бинокль, как его губы зашевелились. Потом он выпрямился, ему передали рулон золотой парчи, и он почтительно понес его через сад храма.

Во мне трудно вызвать чувство отвращения, но этот жуткий чудовищный ритуал потряс меня.

8. Дьявол

Вся операция чуть было не сорвалась. Собственно, этого и следовало ожидать: мы с самого начала знали, что не поладим. Но обстоятельства — куда денешься? — заставляли нас ладить. Однако сейчас, когда решалась судьба всего дела, тем более нужно отбросить личную неприязнь. Но не тут-то было.

— Этого я санкционировать не могу.

Это первое, что он мне сказал. И опять начал мотаться по комнате, изредка останавливаясь, чтобы в который раз изучить то фигуру Будды, то лунный камень, то настенный календарь компании “Пан-Ориент Джуэл”. И молчал, а я ждал, когда он наконец соизволит что-то решить.

— Не понимаю, как вообще можно такое санкционировать.

Я устало закрыл глаза и открывал их, только когда он обращался ко мне. Он же по большей части говорил сам с собой: проигрывал вслух возможные варианты, пытался выбрать лучший. Мне до смерти хотелось спать, казалось, еще немного — и я просто свалюсь со стула.

— Из всех операций, какие я проводил, это самая секретная.

По звуку шагов я понял, что Ломэн рядом, и открыл глаза:

— Вы просили меня разработать различные варианты покушения. Этот — самый верный. Остальные связаны с риском. Сами знаете, мы же с вами разбирали их по косточкам, в каждом есть недостатки, в каждом — кроме этого. Так что давайте не тратить время на болтовню.

— Этот вариант ни к черту не годится.

— Ошибаетесь. План — блестящий.

Больше я ни слова не сказал, а стал наблюдать за его мучениями. Конечно, такая операция нагонит страху на любого опытного разведчика — малейшая ошибка, и все пойдет прахом. Но другие планы не давали нам таких преимуществ, как этот. Ломэн много бы дал за то, чтобы этот план удался: что-что, а дело он знает, вот почему этот отчаянный и красивый план его просто загипнотизировал. Я-то понимал: неспроста он мечется, тыкаясь во все углы, как слепой, — ему тоже до смерти хочется этот план принять.

Пусть помучается, а я пока подумаю, у меня своих проблем хватает. Про себя я все решил: если одобрит операцию, я ее подготовлю и проведу — пан или пропал. Если же он сдрейфит, я отказываюсь от задания, укладываю чемоданы и немедленно уезжаю. Третьего не дано: или мой план принимается, или я уезжаю.

Храм Фра Чула Чеди с фресками на белых стенах, золотым куполом и пышными садами был для Куо просто идеальной позицией — отсюда простреливается вся Линк Роуд.

Именно сюда Куо привез рулон золотой парчи и отдал его человеку, переодетому священником. И все это прямо на тротуаре, в городской толчее, и без малейшего риска. Гобеленов и молитвенных одеяний из золотой парчи в городских храмах полным-полно. Длина рулона превышала метр, и весит он, судя по усилиям, с которыми его несли, килограммов двенадцать-четырнадцать.

И еще: уйма людей видела этот рулон парчи, В самом-то рулоне, повторяю, ничего необычного нет. Но, с другой стороны, Куо обожает эффекты. Любовь к эффектам — это, если угодно, его фирменный знак. А тут он приносит в священный храм на глазах у жителей города оружие Каина, которое должно повергнуть в траур Бангкок и Англию. Все это напоминало ритуал. Кто такой Куо? Среднего роста человек с осторожной походкой, глаза спрятаны за дымчатыми стеклами очков. Но в этом ритуале он проявился весь, с потрохами: дьявол, а не человек.

Так что опасения Ломэна меня не волнуют. Он снова стоял надо мной, и я снова открыл глаза. Чуть ли не обиженным голосом он промямлил:

— Вы прекрасно знаете, я не могу санкционировать убийство.

— А я вас об этом и не прошу.

— Но ведь вся операция основывается…

— Господи, Ломэн, не будем терять времени.

Я встал. До чего же он мне надоел!

— Один из них будет убит. Кого выбираете?

Он опять забегал по комнате. Мне это осточертело, я его остановил и заставил начать разговор по делу. Через полчаса мы зашли в тупик, и понадобилось еще полчаса, чтобы сдвинуть Ломэна с мертвой точки. Разговор помог нам обоим. Мы вживались в операцию, она нас больше не пугала.

— Мы все время встречаемся с одними и теми же трудностями, Квиллер. У нас в подчинении нет агентов для черновой работы — слежки, охраны, сбора сведений. Мы с вами начальники без подчиненных. Поэтому вы и упустили Куо в баре “Лотос” — некого было доставить у второго выхода. Помощи от местной полиции ждать нечего: я вам уже говорил, полковник Рамин знать меня не хочет. Что получается: информации у нас почти никакой. То есть, у нас есть уйма данных, но их некому обрабатывать, и мы совершенно не в курсе дела. Мы даже ничего не можем добиться от нашей службы безопасности. Эти сволочи так изнемогают от своей высокой ответственности, что ни с кем не желают ее разделить.

Он снова пробежался по комнате, не спуская с меня сверкающих глаз:

— Значит, если мы начнем операцию, то будем работать одни. Абсолютно одни.

— Вы же знаете, я иначе не работаю. В этом-то все и дело. Меня это задание устраивает, его — нет. Ломэн — специалист по хорошо подготовленным операциям. А такие трюки не по его части. Правда, на сей раз риск велик: план Куо мне до сих пор точно не известен.

Что толку сейчас напоминать Ломэну, что он сам втянул во все это и Управление, и меня, и сам за все отвечает? Меня волновало другое: надо принять мой план, значит, нужны позитивные аргументы. Я сказал:

— Поймите, как раз хорошо, что мы работаем одни. По крайней мере нам никто не мешает. Мы отвечаем за исход операции, а для достижения результата все средства хороши. Рискуем только мы сами. Никто из наших агентов не попадется, у нас нет агентов. Ведь нашего Управления не существует, разве не так? Вы же сами мне говорили. И в этом наше преимущество: мы можем делать то, на что другие службы просто не способны.

Теперь уже я стоял над ним:

— Это беспроигрышное дело, Ломэн. Если у них все будет в порядке, — тогда личная охрана Представителя справится с Куо. Если оплошает охрана, то, возможно, сработает местная полиция или спецслужбы. Конечно, если им повезет. Но и тем, и другим может не повезти — тогда между Куо и Представителем останемся только мы.