И не только на письменном столе, но и рядом с ним, на табуретке, на стульях.., разложены такие черные плоские подносики с углублениями, а в углублениях - что-то... И это что-то он рассматривал с каким-то типом.
      - С каким типом?
      - Не знаю. Я видела его склонившимся над столом, спиной ко мне.
      - Но все же можешь припомнить: он выглядел стариком или молодым?
      Гражинка пожала плечами.
      - Ну что я могу о нем сказать? Не горбатый, не седовласый, обычная прическа, не косичка.
      Не лысый, в области темени у него ничто не просвечивало. Не стонал, растирая поясницу, не толстый и не совсем скелет...
      - А жаль.
      - И мне тоже. Так что особых примет я не запомнила. Стояла у окна и не знала, что делать.
      Осторожно постучать по стеклу или лучше вернуться к двери и в нее тарабанить? И все же, когда смотрела в окно, успела заметить большие коробки или ящики. Стояли они и возле стола, и под стульями, иногда один на другом и почему-то показались мне массивными, возможно, и железными. Такое они производили впечатление. Я уверена, что разглядывали они не марки, а остальное меня не интересовало. Отойдя от окна на приличное расстояние, я стала думать, как себя вести, и тут из города вернулась Вероника. С покупками. Мне показалось, что она немного растерялась, увидев меня, вот почему я решила, что брата она о моем визите не предупредила. Разумеется, я не стала упрекать ее, ты ведь меня знаешь.
      Разумеется, я ее знаю. Я бы на ее месте вела себя по-другому: метала громы и молнии и потребовала немедленно пропустить к пану Хенрику. Не я виновата, а Вероника, вот теперь пусть она и выпутывается из неловкого положения, в которое сама себя поставила. Ага, а потом кое-кто станет расписывать мою агрессивность.., К тому же агрессия вряд ли вызвала бы у Вероники симпатию ко мне. Гражинка оказалась умнее, не стала восстанавливать наследницу против себя.
      Приблизительно такие мысли крутились в голове, а наряду с ними вновь вспыхнуло подозрение. Гражинка как-то странно вела свой рассказ. Подробнейшее описание своего поведения свою нумизматическую коллекцию. Сама видишь, даже те, кто знали о марках, а их тоже было не так уж много, о монетах понятия не имели. И марки его не такая уж безумная ценность, чтобы из-за них убивать человека. А тот незнакомец знал о монетах. Я не стану утверждать, что именно он их и украл да еще наследницу прикончил, но мог, скажем, кому-то сболтнуть. Во всяком случае, с ним непременно нужно пообщаться.
      Ты его узнаешь со спины?
      И уже в который раз Гражинка замкнулась, я просто кожей чувствовала: вот сейчас опять станет отпираться. Так и есть.
      - Сомневаюсь, - с трудом выдавила она из себя. - Скорее нет.
      - А если пойти путем исключения? - настаивала я, отчаянно не желая расставаться с представившимся шансом. Он не был ярко-рыжим?
      - Нет.., скорее нет.
      - А может, у него были жутко кривые ноги?
      - Ног я хорошенько не рассмотрела. Столик мешал, да и стулья заслоняли.
      - А что же ты рассматривала? - сурово допрашивала я.
      - Ничего конкретно, - уже совсем жалобно и из последних сил проговорила Гражинка. - Просто смотрела. Теперь думаю - больше на эти подносики с монетами, как бы иначе я заметила кружочки монеты в углублениях подносиков.
      Ведь кружочки могли быть чем угодно, не обязательно монетами.
      - Чем же они могли быть?
      - Нитками, например.
      - Какие еще нитки?
      - Ну откуда мне знать? Катушки с нитками.
      Для вышивания. Или разноцветные камушки, какие-нибудь геологические редкости. Вот еще засушенные растения...
      Я вынуждена была согласиться.
      - Ты права, все могло быть. Думай, думай! Слушай, но ведь этот тип был одет?
      - Будь он раздет, уж я непременно обратила бы на это внимание, - сухо заверила меня девушка.
      - Какая же на нем была одежда? - вскинулась я с еще большей напористостью.
      - Нормальная, ничего особенного не было в его одежде. Опять небось предложишь методом исключения? Так вот, на нем не было пляжной распашонки в цветочек, хотя дело и происходило летом. Пиджак, наверное, был. Совсем не обратила внимания. В общем, какая-то совсем обычная одежда.
      - Светлая? Темная? - не сдавалась я. Ну правильно, прямо как бульдозер, пру напролом и не останавливаюсь.
      - Нечто среднее между светлым и темным.
      Да я же тебе твержу - совсем ничто в глаза не бросалось. Ничего такого, что бы запомнилось.
      А если бы оказалось, что на нем был замшевый пиджак, я бы тоже не удивилась. И что ты за него уцепилась, это мог быть совсем посторонний человек, ни в чем не повинный, ангел небесный!
      - А что, у него были большие белые крылья?
      - Иоанна, да ты никак спятила!
      Ох, как же трудно было мне отцепиться от незнакомца! Ведь он представлял единственный шанс, теперь я не сомневалась: в этом доме преступника могла привлечь только нумизматическая коллекция, тщательно скрываемая хозяевами. Хотя.., могло быть и еще что-то, о чем уж и вовсе никто не знал. Нет, не имею права отступать. Из Гражинки непременно надо вытянуть все до последней капли, лучше меня никто ее не знает. Мне она больше скажет, чем полиции, ту легко ввести в заблуждение, пойдет по неверному следу и забредет в чащу или увязнет в болоте.
      - Не мешало бы поспрашивать Веронику о гостях ее брата, - загорелась я новой идеей и сообразила:
      - Уже не получится. А жаль! Хотя... дай подумать. И сама думай!
      - Я все время только это и делаю, - буркнула Гражинка и оглянулась на официантку. Мы уже неприлично долго сидели за столом ресторана, ничего больше не заказывая.
      - Ты ведь бывала у Вероники, - вернулась я к теме. - Помогала ей в чем-то по хозяйству...
      - Она всегда запирала дверь кабинета пана Хенрика, - отрезала девушка.
      - Сейчас мне не нужен кабинет пана Хенрика. Вспомни, не видела ли ты там ценного фарфора... Впрочем, откуда у него может быть эпоха Минг? Пожалуй, из-за раннего мейсенского у нас тоже вряд ли убивают. Может, много видела у него столового серебра? Оригинал Эль Греко на стене? Или хотя бы наш Хелмовидский?
      Подошла официантка, мы сделали новый заказ. Разумеется, пиво. И обычный сырок, пусть радуется.
      - Мне оригинала не отличить от копии, - холодно призналась Гражинка. Я понимаю, о чем ты. Доллары, золото, драгоценности. Нет, думаю, что нет. Она опустошила этот дом, даже я замечала, как исчезают вещи - диван, шкаф, кресла, коврик, и тот, что лежал на полу, и тот дешевенький, что висел на стене у кровати. Все распродала. Остались комодик и сервант, очень старые и в плохом состоянии, их, видно, никто не захотел купить. Питалась же она главным образом объедками из ресторана, распределяла на целый день и с кошкой делилась...
      Услужливая память подсунула мне пустое блюдо. Вот, пожалуйста, получала еду на целый день, в тот раз еще на редкость много ей посудомойка положила. Кто же, холера, все это сожрал?
      - ..в огороде выращивала петрушку и свеклу, но как-то плохо у нее все росло, - продолжала Гражина. - Ага, и еще мяту. Вот мята росла хорошо, ей на весь год хватало.
      Я сделала вывод, изо всех сил цепляясь за вожделенную тему:
      - Или у нее и в самом деле не было никакого сокровища, или она не знала о наличии оного. Однако в кабинет Хенрика ты все же в конце концов вошла.
      - Правильно, уже совсем под конец, - подтвердила девушка.
      - Неважно. Она показала тебе кляссеры, все бумаги о марках. А вот ящики...
      В голове внезапно мелькнула какая-то довольно расплывчатая мысль. Я судорожно попыталась придать ей более четкие очертания.
      - Минуту, какими они были, эти ящики по размеру? И сколько их было всего?
      - Размера вот такого, - отмерила Гражина руками часть стола. - А была их куча, но не скажу, сколько именно. Вот если бы их поставить все рядышком...
      Я тут же мысленно представила не то очень большой чемодан, не то средних размеров сундук. Если бы такое выносили из дому, соседи не могли бы не заметить - ящики ведь были железные, тяжеленные... Хотя если бы кто-то выносил по одному ящику, тогда, возможно, он не так бы бросался в глаза. Но тогда это заняло бы много времени. Постой-постой, к чему это я?
      И только теперь вспомнила я бабу с огромными мешками и сыном сборщиком металлолома. Так-так, и что же получается, этот сын обнаружил на свалке пустые металлические ящики? А их содержимое? Ни один нумизмат не свалит драгоценные монеты просто в мешок, как попало. Со старинными монетами обходятся бережнее, чем с драгоценными камнями.
      Монеты и без того доходят до наших времен в очень плохом состоянии, а всякий брак - царапина, пятно или еще какой-нибудь дефект - значительно снижает ценность монеты. Тогда что? Думай, думай.. Похититель коллекции мог забрать монеты в тех самых подносиках с углублениями, которые видела Гражинка, если эти подносики аккуратно сложить... А тяжеленные ящики выбросить. И сын той женщины их нашел. Где? Когда? Надо же, как мне повезло, что случайно тогда столкнулась с этой женщиной.
      Повезло? Да зачем мне вообще все это, а теперь еще и тяжеленные ящики? Вспомнила - затем, чтобы оправдать Гражину, снять с нее тяжесть подозрений, а также помочь полиции узнать от девушки все, что она знает, возможно не отдавая себе в том отчета. И прежде чем рассказать Гражине о старухе и ее сыне - сборщике металлолома, я решила сама закончить допрос девушки. Хватит ее терзать! Если что-то еще знает, пусть немедленно скажет мне - и конец.
      И я продолжала настойчиво расспрашивать.
      - Но ты хоть время от времени с ней разговаривала?
      - Первые три раза я приходила только для того, чтобы поговорить. Этим все и ограничивалось. Лишь когда я пришла в четвертый раз, Вероника впустила меня в кабинет Хенрика и показала кляссеры. За работу я могла приняться только во время пятого визита. Ну а потом уж... сама понимаешь.
      - Но она хоть что-то говорила во время всех этих твоих визитов?
      - Говорила. Сначала только о брате, так что я узнала о его смерти все в самых ужасающих подробностях. Как у него всегда было плохо с сердцем, какие приступы случались, как в конце концов умер от инфаркта. Ты и в самом деле желаешь тоже узнать все это с мельчайшими деталями? Знаешь, когда я изо дня в день выслушивала это, она так красочно расписывала - мне самой становилось плохо, казалось, сердце вот-вот оборвется. Ты тоже этого хочешь?
      - Нет, пожалуйста, деталей не надо, в общих чертах.
      - Если в общих чертах, то Хеня был очень нервным. Раз, когда ветром распахнуло окно и с подоконника с грохотом свалился цветочный горшок, Хеня чуть тут же не помер. В день смерти с утра жаловался на погоду и боли в сердце, но все же закрылся в кабинете и явно переносил там какие-то тяжелые вещи, а это было ему вредно. К обеду не вышел, а когда она потом заглянула к брату, он уже лежал недвижимый.
      Вероника вызвала скорую помощь, да было поздно Врач констатировал смерть от обычного инфаркта.
      - А какие тяжести? - нетерпеливо прервала я рассказ девушки.
      Гражинка, сбитая с толку, не сразу поняла.
      - Ты о каких тяжестях?
      - Какие тяжелые вещи он "переносил в своем кабинете и откуда Веронике это известно?
      Девушка оживилась.
      - И ты обратила на это внимание? Знаешь, когда я попыталась уточнить насчет тяжестей, Вероника сразу замялась и попыталась увильнуть от ответа. Мне ведь тоже было интересно.
      Не в огороде он работал, там можно дрова рубить, землю копать, а какие тяжелые работы можно делать в кабинете? Мебель переставлял, что ли? С больным сердцем. Меня это тоже удивило, и я поинтересовалась, чем именно занимался пан Хенрик. Деликатно так поинтересовалась, не то что ты, вон, давишь на меня не знаю как... А Вероника почему-то обиделась, давая понять, что это не мое дело. И уже спустя какое-то время у нее вырвалось, что брат наводил порядок в своем кабинете, но не уточнила, каким образом. Возможно, что-то переставлял или передвигал с одного места на другое.
      - Может, как раз те железные ящики? Приводил в порядок нумизматическую коллекцию.
      - Очень может быть. Передвинул ящик или сразу два, по полу тянул, не поднимая. Никакого стука Вероника не слышала. Если бы у него что-то упало с грохотом или стуком, непременно бы сказала об этом, она, похоже, и сама ни о чем не знала.
      - Ну ладно, я все же думаю, что о монетах Вероника знала, только молчала. Не хотела о них говорить, догадывалась, что могут представлять какую-то ценность, раз брат так с ними возился, и надеялась продать их подороже. И даже втайне от всех подыскивала покупателя. Впрочем, это лишь мои предположения. А потом, когда она уже похоронила брата, не было ли разговора о каком-нибудь родственнике, может племяннике, который мог бы оказаться наследником? Ведь он же реально существует. Меня интересует это очень и очень, ведь я не теряю надежды купить коллекцию марок пана Хенрика.
      Насчет наследника Гражинка не дала конкретного ответа, лишь уклончиво протянула:
      - Вот и не знаю. Ничего определенного Вероника не говорила. Жаловалась на одиночество, упрекала родственников, которым и дела нет до ее тяжкой доли. Родственники, по ее словам, все одинаковы. Им лишь бы свой кусок наследства урвать, вон, после смерти Хени, слетелись как воронье. Думаю, в данном случае она как раз имела в виду племянника. Кроме того, очень жаловалась на завещание брата. И хотя он оставлял ей весь дом в полную собственность и все права, она даже могла.., нет, постой, вот как раз продать дом она не имела права, только сдать в аренду, но тут как-то не находилось желающих снять ее домишко. Да, теперь вспомнила, она не имела права продать ни дом, ни садик, даже их часть. Так я поняла из ее причитаний.
      - А фамилия племянника не упоминалась? - изо всех сил стараясь не упустить ни одной детали из рассказа Гражинки, спросила я.
      - Ни разу. Даже имя. И говорила она о нем во множественном числе, называя в общем, - "родичи".
      - Не страшно. Фамилия наследника должна фигурировать в завещании пана Хенрика, уж как-нибудь я ее узнаю. А вот что-нибудь о людях, приходивших к брату, она говорила? О его знакомых, может, даже друзьях? О том человеке, например, которого ты сама ненароком застала у пана Хенрика?
      Отпив немного пива, Гражинка глубоко и надолго задумалась. Я терпеливо ждала, когда она сама прервет свои размышления, каким-то чудом мне удавалось проявлять спокойствие.
      - Ничего не могу сказать, - наконец продолжила Гражинка. - Вероника вообще была особой молчаливой, говорила мало. Полная противоположность нашей бабуле! Я сюда приехала, когда все уже произошло, в их дом меня не впустили, даже не знаю, делался ли там обыск.
      Ведь могла же полиция обнаружить какие-нибудь бумаги Хени, его записи, заметки в записной книжке, на календаре, переписку, наконец.
      И по этим записям установить личности его знакомых, выявить людей, с которыми он общался.
      Что ты ко мне пристала?
      Вот насчет того, что полиция обнаружила во время обыска в доме Фялковских, я как раз ничего не знала. Не удалось мне, увы, снискать симпатии следственных органов, не поделились они со мной своими сведениями. А ведь дело не только в том, чтобы снять подозрения с Гражинки. Меня лично интересовали и кляссеры с марками, и наследник.
      - Ладно, сама дура, теперь ничего не поделаешь, - упрекнула я себя. Гражинка, не понимая, удивленно посмотрела, но я не сочла нужным посвящать ее в свои проблемы. - а о том человеке, которого ты углядела в окно, обязательно скажи полиции - она наверняка что-то обнаружила. Да, кстати, что за человек сидел тут с тобой за столиком, когда я пришла? Кто-то из местных?
      Видимо, вопрос был до такой степени неожиданным, что Гражинка уже не просто смутилась, а вся сделалась прямо-таки пунцовой от волнения.
      - Холера! А я не хотела тебе говорить, - немного придя в себя, нервно проговорила она. - Я думала, ты не заметила, ведь как раз налетела посередине зала на какого-то типа и вы были заняты друг другом.
      Я сурово заметила:
      - Последнее дело - смешивать личное с официальным расследованием. Из этого ничего хорошего не получится, только лишние осложнения. Я обещаю молчать как могила. Кто он?
      - Один человек, - жалобно простонала Гражинка. - Я все время насчет него сомневаюсь, а он был в Дрездене. И сюда за мной приехал...
      Тут мне вспомнился вопрос, который я собиралась задать девушке с самого начала, и подумала: теперь его уже задавать нет необходимости.
      - Понятно. Это с ним ты встречалась после того, как ушла от Вероники, до возвращения Мадзи, тогда, в день убийства?
      - И вовсе нет! - вскинулась Гражинка. - Постой, откуда ты знаешь? Как раз не встретилась, хотя мы и договорились. Откуда тебе это известно?
      - Из показаний свидетелей-. Я по часам проверила. Малюсенький участок дороги ты преодолела за двадцать три минуты, а тебе хватило бы на это и четырех. Я стала гадать, где ты была, что делала, и теперь знаю наверняка.
      А почему же вы не встретились, раз договорились?
      - Потому что он не пришел. В полвосьмого мы должны были встретиться в маленькой кафешке, крайний дом на улице. Я опоздала, от Вероники вышла в тридцать пять минут восьмого, сама понимаешь, я все время смотрела на часы, три минуты дорога, ну пусть я опоздала на восемь минут. А его уже не было. Я подумала: может, он тоже опаздывает, и стала ждать, злилась. Потом решила: нет, он приезжал, подождал меня пять минут и уехал, чтобы наказать за опоздание. И потому тут же сорвалась с места и сама уехала. Встретились мы с ним лишь в Дрездене.
      - Он тоже был на свадьбе?
      Гражинка смутилась еще больше, что меня весьма удивило. В конце концов, она самостоятельная взрослая женщина, имеет право встречаться с кем пожелает и где пожелает. И тут же сообразила - видно, с парнем что-то не так и это ее мучает. Может, он женат?
      - Ни на какой свадьбе он не был, - все еще смущенно опустив глаза, ответила Гражинка. - Туда поехал вслед за мной. Мы с ним.., немного поссорились, и он хотел объясниться. Объяснились, и он уехал первым.
      - И приехал сюда. Постой, а сам он где живет?
      - В Варшаве.
      - И опять сюда приехал?
      - Опять... О боже, как я не хотела показывать его тебе! Знала, что привяжешься.
      Теперь я уже всерьез встревожилась. Я знала, что бедной Гражинке как-то не везло с мужчинами, ей попадались все какие-то негодяи, и она только и знала, что переживала личные трагедии. А этот, из ресторана, произвел на меня в общем неплохое впечатление.
      - А ну, выкладывай, в чем дело, - категорическим тоном потребовала я. Можешь в двух словах. Внешность не отталкивающая, по возрасту подходит, мне он показался трезвым. Так в чем дело? Женат?
      Видно было, как бедная Гражинка прилагала сверхчеловеческие усилия, стараясь сохранить спокойный, даже равнодушный вид.
      - Нет, не женатый... Он, может, немного...
      Нет. В двух словах не получится.
      - Ты в нем заинтересована?
      - Заинтересована.
      - Он в тебе, судя по всему, тоже. Так в чем же дело?
      - Ох, во всем. Он не такой... Понимаешь, он...
      Тут только до меня дошло. Господи, что я делаю?! Аж мурашки побежали по коже. Ну в точности как в том письме: агрессивная, настырная, бестактная, вцепилась в беднягу мертвой хваткой. А по какому праву? И как только бедная девушка выдерживает меня. Вторгаюсь в ее частную жизнь бесцеремонно, а ей, по всему видно, совсем не хочется откровенничать. Это ее проблемы, которыми она вовсе не обязана делиться со мной, И я пошла на попятный.
      - Ладно, ладно, успокойся, не хочешь говорить - не надо. Больше не стану к тебе приставать. Надеюсь, он ничего общего с преступлением не имеет, и вообще это ваше личное дело.
      Скажи только, как его зовут, на всякий случай, если зайдет речь, чтобы я знала о ком.
      - Патрик. А почему о нем зайдет речь?
      - Да мало ли, просто случайно, в разговоре.
      Он уже уехал в Варшаву?
      - Не знаю.
      - Ну и черт с ним, пусть торчит на местном рынке.., не знаю, есть ли в Болеславце рынок.., да пусть хоть в Аргентину отправляется, мне все равно...
      - А мне нет.
      Ну что тут будешь делать? И, уже не пытаясь сдерживать своего отчаяния, я заорала:
      - А мне все равно! Сказала, не буду больше о нем расспрашивать, и не буду. У нас тут дела поважнее, чем твои любовные перипетии. Я собиралась рассказать тебе о Весе и о металлоломе, а не потрошить твоего Патрика.
      Столь резкий поворот темы заметно успокоил девушку и даже обрадовал настолько, что она внимательно выслушала историю про мамашу и того парня, который занимался сбором металлолома.
      - А глинам ты о нем сказала? - живо заинтересовалась она.
      - Нет, начисто вылетело из головы. А вот сейчас не уверена, стоит ли им говорить.
      Не стала я девушке объяснять причины такого решения. Не буду же говорить, что усиленно работаю над собой, пытаясь исправить недостатки своего характера, а все из-за ее же письма. Если расскажу полиции - у бабы с мешками могут быть проблемы. Вон она какая была растерянная, пришибленная даже. Может, у ее сына какие-нибудь неприятности из-за его рода деятельности, а я как раз и напущу на него полицию.
      Надо и о людях думать, втолковывала я себе, а не только о своем частном расследовании. Правда, мне не приходилось слышать, что нельзя собирать старые железяки, но ведь у нас до холеры всевозможных идиотских запретов, осложняющих людям жизнь, а для Веси и его матери это, может быть, единственный способ заработать на кусок хлеба в наши трудные времена. Да, по части запретов мы впереди планеты всей. Ведь я же видела мамашу этого трудяги Веси - она просто невинный младенец. Не могут они быть замешаны в грязном деле. Могу ли я вовлечь честных людей в какие-то передряги? Да ни в жизнь!
      Теперь уже я проявила растерянность.
      - Сама не знаю, что делать. В конце концов, со времени преступления прошло почти полторы недели. Если бы она волокла тяжеленные железяки наутро после убийства, тогда мое сообщение имело бы смысл, а так....
      - И все-таки Веся ведь откуда-то их взял, - одернула меня Гражина. Вор мог забрать подносики с монетами, а тяжелые ящики выбросить.
      Веся их нашел, пусть скажет - где. И ведь не исключено, что он еще что-то интересное видел.
      Мне кажется, это не мешает проверить, как думаешь? Иначе остаток жизни мне придется провести в Болеславце.
      А ведь она говорит дело. Так пойти, что ли, в полицию? Не понравилась я здешним полицейским, факт. Тогда что?
      - Пойду-ка я, пожалуй, к той бабе, - решила я. - Сейчас прямо и пойду, пока не забыла, где она живет. И доставлю ей удовольствие, так и быть напьюсь чаю.
      Гражинка, оживившись, сорвалась со стула.
      - Погоди, я придумала повод для визита. Дам тебе чай. Меня уговорили в Дрездене купить модный сейчас чай в пакетиках "Марко Поло", расфасован по десять штук.
      Я тоже встала, а услышав про "Марко Поло", скривилась.
      - Не люблю я этот чай, а вот дети мои обожают. По-моему, ничего особенного.
      - Вот и хорошо, - подхватила девушка, - тебе не жалко будет оставить всю пачку той женщине. Погоди, я сейчас принесу.
      Гражинка бегом бросилась к себе в номер, а я опять уселась за стол. Воспользовавшись небольшой передышкой, попыталась разобраться в собственных ощущениях. Уже с некоторых пор я чувствовала: что-то во всей этой истории вызывает во мне беспокойство, что-то тут не так, как должно быть, но докопаться до сути не могу.
      Слишком уж туманным было мое ощущение.
      Гражинка быстро вернулась, передала мне пачку чая, и я отправилась к бабе, оставив ее одну за столом.
      ***
      У дома уже не было мешков, а баба на крылечке чистила картошку, что избавило меня от необходимости стучать в дверь. Увидев меня, женщина сразу меня узнала, обрадовалась и в то же время явно смутилась. Однако пачка дорогого чая подействовала успокаивающе. Хозяйка охотно приняла подарок и тут же предложила продегустировать его, на что я охотно же согласилась.
      Разговор я начала издалека, с дрезденской свадьбы, на которую поехала Гражинка. Тема нейтральная и спокойная. Тут уж я призвала всю свою дипломатию, на какую только была способна. Потом осторожно я перешла к нашей первой встрече с хозяйкой, мимоходом упомянув про страшно тяжелые мешки, и опять посочувствовала ей. Не знаю, когда бы я со своей дипломатией приблизилась к цели, если бы вдруг не осознала, на что в данный момент глядят мои глаза.
      Чай мы пили в кухне, большой, просторной, сидя за обеденным столом. Видимо, кухня одновременно служила хозяевам и столовой. Сидела я прямо напротив раскрытой двери в Соседнее помещение.
      Я разглядела полки, заставленные какими-то банками и заваленные рабочим инструментом, несколько ступенек, похоже, начало деревянной лестницы, ведущей на чердак, небольшую раковину и кусок унитаза с бачком. Все эти предметы как-то не очень сочетались друг с другом, но не это привлекло мое внимание. Под умывальником, рядом с полками, стояла стопка железных ящиков.
      Ящики были очень похожи на те, что "мне описывала Гражинка, и по внешнему виду, и по размеру. Получается, я глядела на ящики, в которых хранилась ранее нумизматическая коллекция пана Хенрика!
      Отбросив к чертям собачьим дипломатию, я мгновенно сменила тактику. Решено, превращаюсь в кретинку, это мне всегда лучше удавалось, чем тянуть дипломатическую резину.
      - О! - радостно вскричала я, ткнув чайной ложечкой в направлении железных ящиков.
      Только потом спохватилась - может, не следовало действовать так опрометчиво, могла ведь притвориться, что потребовалось выйти в туалет, а там, прикрыв дверь, спокойно, внимательно рассмотреть ящики. Но да что уж теперь? И я радостно защебетала:
      - Это как раз тот металлолом, который пани тогда тащила? Где его только нашел сын пани?
      Баба покраснела, как свекла, потом побледнела и, сорвавшись с места, бросилась притворять дверь в подозрительное помещение. Оказалось, дверь совсем перекосилась и не желала плотно закрываться. Она ее захлопывала, а та моментально распахивалась и опять являла мне весьма заманчивое зрелище. Мимоходом подумав о том, как же человеку в таких условиях удается создавать в туалете желанный интим, я внимательно следила за безуспешными попытками хозяйки отгородить меня от притягательного зрелища и заметила на обратной стороне двери: ага, вот и щеколда. А снаружи никакого засова не было. Наверное, если хотели дверь закрыть, придвигали стул потяжелее и припирали ее.
      Поскольку поблизости такого стула не предвиделось, баба в полном отчаянии отказалась от дальнейшей борьбы с дверью и, обессилев, села на место.
      - Да я точно не знаю, - тяжело дыша, неуверенно заговорила она. - Веся собирает лом всюду, где попадется. И вовсе эти ящики не такие уж тяжелые, тогда в мешках были другие тяжеленные железяки. Всякие, я и не знаю толком какие. Мешки сынок сам распаковал, но пока еще не отвез лом в скупку. Сказал, надо привезти оставшиеся ящики, чтобы сдать уже все вместе.
      - А где ж он их оставил? - бесцеремонно допытывалась я, как и положено полной идиотке. - А те мешки, что мы с вами давеча тащили, пани откуда волокла? Издалека небось?
      - Да где ж мне издалека притащить такую тяжесть? - как могла, упиралась баба. Ей явно не хотелось отвечать на бесцеремонные вопросы, но ведь я помогла ей довезти мешки, а теперь интересовалась, похоже, из простого любопытства. И хозяйка, вопреки собственному желанию, добавила:
      - Там, недалеко, есть такая сараюшка... А пани зачем это знать?
      Я потягивала чай, судорожно пытаясь поскорей придумать, как же себя лучше вести дальше.
      Попыталась представить себя на ее месте. Предположим, что это мой сын крадет., и, холера его возьми, может, даже убивает, а тут совершенно посторонняя баба упорно допытывается о подробностях... Зачем это ей? И что я, например, делаю? Я упираюсь и изо всех сил защищаю своего сыночка. Ага, значит, надо что-то соврать, придумать что-нибудь наиболее правдоподобное. Скажем, железные ящики привез откуда-то приятель сына. Нет, приятеля я не знаю, ни разу не видела. Или вот еще вариант: ниоткуда ящики сынок не брал, покойница сама ему их отдала, разумеется, когда еще не была покойницей.
      Отдала пустые, за ненадобностью. А если эта настырная пани упрется и захочет рассмотреть ящики повнимательнее? Там, под лестницей?
      Как-то плохо чувствовала я себя в роли матери преступника. Легче уж себя представить преступницей. Ведь эта женщина с самого начала и до сих пор вела себя совершенно естественно, не лгала мне, не придумывала отговорок.
      А местонахождение ящиков, по всему видно, играло существенную роль во всей этой истории, вон бедная женщина совсем извелась, не зная, как выпутаться из сложного положения. Сразу видно: врать не привыкла, теперь отчаянно пытается просто отвлечь мое внимание от ящиков, сменить опасную для нее тему разговора. И, отвечая на ее вопрос, я беспечно заявила:
      - А все дело в том, проще пани, что такие ящики мне доводилось видеть. В них некоторые люди хранят свои коллекции, например, - не буду уж совсем припирать беднягу к стенке, - филателистические. А ведь я, уж скажу пани правду, вела переговоры с паном Фялковским, а потом с его убитой сестрой. У них были альбомы с марками, которые я собиралась купить. Так что очень может быть, что эти альбомы покойник держал в таких вот ящиках. И уж не знаю, может, преступник, который украл коллекцию, выносил ее из дому в таких ящиках или еще в доме вытряхнул все из них, а ящики потом за ненадобностью выбросил. А ведь в ящиках могло и заваляться что-нибудь для меня ценное или потом, уже по дороге, вывалиться, чего преступник не заметил. Ведь эти марочные коллекции выглядят иногда как груда совсем ненужного бумажного хлама, он мог и вытряхнуть. А уж мне так хотелось приобрести коллекцию пана Фялковского, так хотелось, представляете, какое разочарование пришлось пережить. Ведь специально из Варшавы я сюда к нему приезжала и еще свою сотрудницу присылала. Вот и надеюсь, может, хоть что-нибудь уцелело. Потому и спрашиваю, откуда ваш сын брал эти ящики.
      Похоже, я совсем заморочила голову бедной женщине.