Точно, однако, никто не знал, так что, если вор и станет продавать, вряд ли это может служить доказательством кражи.
      Жаль. А я уж было понадеялась, что Тот Пан все знает, тогда можно было бы устроить засаду на аукционах...
      - Вот совершенно точно я могу ручаться лишь за полный комплект польских межвоенных монет, - произнес вдруг Тот Пан. - Знаю потому, что пан Фялковский как-то попросил меня достать для него два гроша 1924 года и сказал, что лишь их не хватает до полного комплекта. Было это года четыре назад.
      - Так вы знали пана Хенрика лично?
      - Нет, по цепочке дошло, как обычно бывает между нумизматами. Я раздобыл монету, а Фялковскому ее должен был доставить какой-то родственник, кузен или племянник, словом, молодой человек...
      - Постойте, - вдруг спохватилась я. - Пан Хенрик незадолго до своей смерти показывал свою нумизматическую коллекцию какому-то человеку. Причем всю, а не отдельные монеты.
      - А пани откуда это известно? - вскинулся Тот Пан.
      - Случайно узнала. Одна знакомая видела своими глазами. Особа совершенно посторонняя, не коллекционерка. К сожалению, видела не вблизи, а на некотором расстоянии.
      - Надо же! Видела всю коллекцию! Жаль, что на расстоянии, значит, отдельные монеты могла и не разглядеть?
      - Разумеется. И того, кому монеты показывал пан Хенрик, видела лишь со спины. Возможно, вы можете предположить, кто бы это мог быть? Не старик, но и не очень молодой, мужчина средних лет, не лысый, не седой, не рыжий, не очень толстый, но и не худой...
      - Вот такой.., никакой - хуже всего, - озабоченно заметил мой собеседник. - Середнячок, как его опишешь?
      Эх, Гражинка! Могла бы внимательней рассмотреть этого середнячка, а вдруг у него были какие-то особые приметы? Да и неизвестный тоже хорош, мог бы хоть бороду отпустить или на палку опираться.
      Не хотелось отказываться от блеснувшей вдруг надежды, и я, по своему обыкновению, вцепилась в собеседника.
      - А может, попробуем путем исключения?
      Давайте из всех знакомых вам коллекционеров исключим толстых, лысых, кривобоких, бородатых...
      - И пани уверена, что тогда мы выйдем на убийцу и похитителя коллекции? - с некоторой долей сарказма поинтересовался Тот Пан.
      Он прав, вряд ли таким путем вычислишь преступника. А жаль, этот человек видел всю коллекцию и мог запомнить по крайней мере самые ценные экспонаты. Единственный человек, который знал, что у Фялковского было в его нумизматической коллекции, и мог бы поделиться своими знаниями с нами.
      Наверное, я, по обыкновению, думала вслух, потому что Тот Пан возразил:
      - Если он действительно единственный - ни за что не признается. Особенно теперь, после кражи. Однако кое-что пани рассудила верно, и я постараюсь припомнить, что и от кого слышал о монетах Фялковского. Может, кто-то узнал о них именно от вашего таинственного незнакомца...
      - Пан рассудил еще вернее! - с жаром подхватила я. - Ведь у вас же постоянные встречи с коллекционерами, постоянные контакты, в этой среде вы как рыба в воде. Порасспрашивайте, понаблюдайте, послушайте... Признаюсь вам откровенно, я лично очень заинтересована в раскрытии этого дела.
      Как правильно я поступила, не рассказав полиции в Болеславце о Том Пане, а ведь уже собиралась, да опять вовремя вспомнила письмо Гражинки и не захотела человеку жизнь портить. Оставила ему свободу действий, его никто ни в чем не подозревает, а теперь, глядишь, и мне от этого будет польза. Вот награда за благопристойное поведение!
      На прощанье мы так и договорились: он будет разузнавать и расспрашивать, я же со своей стороны обязуюсь поставлять ему информацию о ходе следствия.
      ***
      Мне позвонила Анита.
      - Что происходит? Гражинка пребывает в таком удрученном настроении, как будто знает об ошибке с ее письмами. И потом, мне кажется, что у нее какие-то неприятности с ее новым хахалем. Как ты считаешь?
      - А ты его знаешь?
      - Очень мало. Больше слышала о нем. И склонна была его одобрить.
      - Знаешь, на меня поначалу он тоже произвел хорошее впечатление, но оказывается, что мы обе ошибались. И теперь, боюсь, придется вытаскивать девчонку из депрессии. Хотя остается надежда, что все не так страшно. Знаешь ведь, какая я прирожденная оптимистка, пусть даже в данном случае для оптимизма нет никаких оснований.
      - Так что же с ним такое? Отмочил какой-нибудь номер?
      - Трудно сказать. И я пока воздержусь от конкретных обвинений в его адрес.
      - О боже, ну не везет девке! Может, ей подсунуть кого-нибудь другого?
      - А у тебя есть подходящая кандидатура?
      У меня нет.
      - Найдется. Тридцать с небольшим, недавно развелся. Бездетный, раздраженный и в полной депрессии...
      - Ну знаешь! - возмутилась я. - Ей еще и его вытаскивать из ямы? Нам бы ее в нормальное состояние привести. А какие у твоего кандидата в мужья достоинства?
      - Божественно хорош, ну прямо Грегори Пек, жутко культурный, интеллектуал и эрудит, работает на телевидении...
      - Последнее никак к достоинствам не отнесешь.
      - Да ты дослушай, он заведует производством нормальных фильмов. Женой его была форменная идиотка, гусыня с большими претензиями, мечтала стать знаменитой артисткой при полном отсутствии таланта и не давала ему покоя, требуя, чтобы муж воспользовался своим влиянием и дал главную роль в фильме. А на всякий случай она завела шашни с парой режиссеров и ни в чем им не отказывала. Правда, смазливая, но начисто лишенная и моральных устоев, и просто даже зачатков культуры. Полная противоположность нашей Гражинке. Он бы бросился к Гражине, как жаждущий в пустыне к колодцу с чистой водой. Так сказать, припал...
      - Только вот не уверена, как колодец на него отреагирует.
      - А нечего ей выкаблучиваться, парень - огонь. Однако если она заартачится, можно и другого ей подыскать. Очень похож на Мела Гибсона, только помоложе, не знаю, правда, не покажется ли он нашей принцессе слишком молодым? Зато веселый, заводной, немного легкомысленный, но, я полагаю, Гражинке немного легкомыслия - только на пользу. Что скажешь?
      - Покажем ей обоих, - без особой надежды решила я. Ведь знала, что несчастье с Патриком Гражинку будет долго мучить.
      - Встречу устрою я, - загорелась Анита. - А ты ее как-нибудь недипломатичнее доставишь на презентацию. О, холера! У меня вышло время. Вскоре позвоню еще. Привет!
      Положив телефонную трубку, я глубоко задумалась. Кроме Гражинки, в голове торчал еще и болгарский блочек. Кому он теперь достанется, в чьи руки попадет? Законный наследник, будучи преступником, не может наследовать коллекцию. Эх, Патрик, Патрик, к кому теперь мне обращаться?
      ***
      С нетерпением ожидала я возвращения Януша из Болеславца, очень хотелось знать о том, как в действительности обстояло дело с Веславом. Что он знал, что видел, как оказался на месте преступления? А был он там совершенно точно и прихватил железные ящики из-под монет.
      Следов оставил прорву, так что его присутствие на месте преступления сомнений не вызывает.
      К тому же знал брата невесты, а может, знал и конопатого Кубу? И как вообще обстоит дело с Кубой? Добрались до него или еще нет?
      В столь взвинченном настроении я не могла работать творчески, поэтому занялась кулинарией. Приготовила приличную еду. В конце концов, когда имеешь дело с мужчиной, от которого ждешь определенных услуг - я имею в виду информацию с места событий, только лишь, а вы что подумали? - так вот, обыкновенная порядочность обязывает как следует покормить такого мужчину.
      Оказалось, он заслуживал не просто хорошую еду, а нечто особенное, поскольку вместе с информацией привез мне ксерокопию снимка с отличными отпечатками пальчиков и подошв. Привез также копии протоколов пяти подозреваемых. Первым я схватила показания Веслава.
      ***
      В любовных шашнях с глупой Ханей Веслав признавался охотно, лишь категорически не соглашался, когда это называли насилием. Какое, к черту, насилие, если девка сама ему на шею вешалась? И не очень-то она ему нравилась, но раз уж сама в руки лезет, как не попользоваться?
      Опять же, невежливо по отношению к даме. А то, что потом она молола всякую чушь, так он даже и не слушал, у него были дела поважнее.
      Вот именно, какие дела?
      И как Веслав ни крутил, как ни старался запутать следствие кучей ничего не значащих фактов, вынужден был наконец признаться: он должен был заняться своим делом, работа, она, знаете ли, не волк. А сбором металлолома он уже много лет занимается - надо же как-то жить. Так вот, дошли до него слухи, что Фялковская собирается наводить в доме порядок и при этом выбросить какие-то ненужные ей железяки, которые ее покойный братец насобирал. А в наше время сами знаете, как плохо с металлом, каждая железка на счету и к тому же - живые деньги. Вот он и пошел поглядеть, так ли оно на самом деле. Нет, бабу не спрашивал, в дом к ней не входил, просто пооколачивался поблизости.
      И сразу отправился к пустому дому.., как его... Баранека, ну того инвалида, что который год по санаториям прохлаждается, а дом его стоит пустой и ветшает. Говорят, дочка этого Баранека в Америке в золоте купается, вот и откупилась от отца, зачем ей немощный инвалид, когда можно заплатить, чтобы пристроить его то ли в больницу, то ли в пансионат. Говорят, старик по ней скучает, а той хоть бы что, лахудре, вот какие дочери пошли...
      Весек, судя по всему, долго еще собирался распространяться о непутевой дочери старика Баранека и вообще о бабах, да и временах, которые им, беспутным, благоприятствуют, но его быстро и решительно оторвали от посторонней темы и велели говорить по существу дела. Неохотно вернулся Весек к железякам в пустом доме, где и в самом деле лежали какие-то железные ящики. А вообще он в том доме сделал уже давно такой.., как бы лучше сказать.., ну, склад, что ли, временный, чтобы там хранить собранное, а уже потом в скупку отвозить. А что, может, лучше с каждой подковой таскаться в скупку? От подковы тоже пришлось отрывать Веслава чуть ли не силой, пока тот очень неохотно признался, что да, держал в этом домишке железные ящики несколько дней, потому что в округе только и говорили об убийстве Вероники и ограблении ее дома, так он не дурак, чтобы высовываться с ее вещами.
      Тут подозреваемого информировали, что как в доме Вероники, так и в домишке инвалида обнаружено множество его, Копеча, пальчиков и следов его ботинок. И не будет ли он любезен объяснить следствию, отчего все эти следы путались на месте преступления?
      - Быть того не может! - решительно отрекся Веслав Копеч. - Я специально за этим следил...
      Прикусил язык, да поздно. Почесал затылок парень и принялся припоминать давнюю историю, когда он за чем-то приходил в дом Фялковских. Она, пани Вероника то есть, тогда тоже выбрасывала ненужные металлические предметы... Но тут прокурор, лично принимавший участие в допросе Веслава, потерял терпение. Строго и внушительно он призвал парня к порядку и велел говорить правду и только правду. У следствия в руках неопровержимые факты - отпечатки его, Весиных, следов. И пусть до него, Веслава Копеча, дойдет наконец, что дело очень серьезное, ведь в доме совершено убийство. Тут Веся, не будь дураком, ляпнул прокурору, что убийства они ему не пришьют, ведь как раз в тот момент, насколько ему известно, когда убивец тесаком или топором крушил несчастную Веронику, он, Веслав, как это отлично известно следствию, занимался совсем в другом месте совсем другим делом, а именно.., забавлялся с Ханей.
      И нечего ему тут вменять, не позволит!
      Ну и не позволил, характер у парня был твердый.
      Известие о том, что в доме совершена кража, абсолютно никакого не произвело на парня впечатления. Кража и кража, а он тут при чем? Лично он ничего не украл, железные ящики обнаружил в пустом домишке. Как они там оказались? А это уж пусть коханая полиция дознается - ее обязанность, не его. Он лишь воспользовался случаем, а за это никакая статья не грозит.
      Полиция еще раз поприжала свидетеля, тот еще раз подумал и выдал новую версию. Ладно, так уж и быть, признается, входил он в дом Фялковских в тот день, вошел через заднюю дверь, она не была заперта. Нет, не станет вешать глинам лапшу на уши, что причиной явилось желание побеседовать с хозяйкой или забота о ее здоровье, просто из любопытства зашел. Увидел, что там делается, и в темпе смылся. Куда, куда - в тот домишко побежал, чтобы посидеть в тишине и успокоиться. И подумать.
      - А что там делалось?
      - А ничего хорошего. Пани Вероника лежала как-то очень неудобно на пороге кабинета своего покойного брата. Точнее? Ноги были в кабинете, а голова в прихожей. И уже видно было - ничем ей не помочь.
      И что же, он через труп перелез, чтобы свое любопытство удовлетворить?
      Зачем через труп? Он бочком, бочком просочился. Места хватило. И нечего ему приписывать еще и надругательство над трупом. Не выйдет, потому как он по стеночке прошел, трупа и не коснулся.
      А что он еще видел в доме, кроме трупа хозяйки? Раз любопытство погнало его в этот дом.
      Тут Веслав наверняка горько пожалел, что сболтнул про любопытство. Раз любопытство, значит, должен был все там осмотреть. Уж лучше бы сказал, что беспокоился за судьбу хозяйки и теперь, как увидел ее в столь ужасном состоянии, закрыв глаза, кинулся без памяти вон.
      Так нет же, выдумал любопытство, а раз так, не может сказать, что бежал без памяти и ничего больше в доме не заметил. Будучи парнем неглупым, понимал, что с полицией шутки плохи, а если станет слишком крутить да винтить, ему же хуже будет. Пробовал, но не дают легавые мозги им запудрить, так что врать надо с умом.
      Поэтому Веслав очень неохотно признался, что хотел посмотреть, там ли еще железные ящики. Нигде их не увидел, а искать не стал. Нет, это не он перевернул все в доме вверх ногами.
      А откуда ему вообще стало известно, что в доме имелись железные ящики?
      Протокол допроса начисто переписывала какая-то умная и сообразительная сотрудница полиции, видимо, работа для нее привычная, и, похоже, она и прежде позволяла себе делать собственные замечания на полях чернового экземпляра, а потом их переносила на чистовой.
      Эти замечания показались мне чрезвычайно ценными. Так вот, в данном конкретном месте протокола на полях рукою переписчицы было добавлено: "Веславявно смешался и было заметно, что усиленно думает, какой дать ответ".
      Ответил наконец, что не помнит. Кто-то об этом говорил, а кто и где не помнит, хоть режь его. И вот еще что. Когда Вероника год назад продавала какую-то мебель, то позвала знакомых и соседей, самой ведь ей шкафов не вынести. Тогда и он, Веслав, вызвался помочь женщине, уж очень хотелось посмотреть, так ли в доме много железа, как болтали. И именно тогда ему удалось приметить изрядное количество всяких штучек из металла, украшавших комод и полки.
      Ага, вот теперь вспомнил. Именно тогда кто-то сказал, что в доме еще и железные ящики есть, только она пока их не продает и не выбрасывает.
      Ну ладно, с ящиками он как-то справился, но прокурор продолжал допрос. И тут он попросил пана Копеча быть особенно точным, отвечая на вопрос: что еще или кого еще он видел в доме покойной в день ее гибели?
      Что касается кого, то он, Веслав, никого там не видел, а вот что... Разгром там царил жуткий, все перевернуто, вещи выброшены из шкафов и с полок. Впрочем, подробностей он не заметил.
      - И никого поблизости не встретил? Никого не заметил? Может, на кого-нибудь наткнулся в пустом доме? Неужели ни одной живой души не было?
      Веся уперся - не было! А примечания наблюдательной стенографистки на полях протокола несколько раз утверждали: "Врет, все время врет".
      - Ну ладно, давайте теперь о другом. Кажется, у вас есть невеста?
      - Есть. Пока.
      - Марлена Габрысь?
      - Вроде она.
      - Ее брата, Антония Габрыся, вы знаете?
      Знает он Антося, как не знать.
      - Панна Габрысь в своих официальных показаниях утверждает, что в момент убийства Вероники Фялковской ее жених не занимался никакой Ханей, а распивал водку с ее братом. У них дома. Как вы это объясните?
      Из ответа Веси следовало - двояко. С одной стороны, Марленка жутко ревнива и не выносит даже упоминания о Хане, а с другой - просто ошиблась. Водку с ее братом они распивали накануне, только и всего. Девушка просто перепутала дни.
      - Тогда где же в вечер убийства находился Антоний Габрысь?
      А откуда это знать Веславу? Он Габрысю не сторож. В тот вечер в него Ханя так вцепилась - передохнуть не дала. Нет, он не знает, где в это время находился Антоний Габрысь.
      - Знает ли он знакомых Антония Габрыся?
      - Некоторых знает. Он, Веслав, не какой-нибудь отшельник, с людьми общается, особенно с парнями своего возраста. Но навряд ли знает всех, потому как Антоний еще более общительный, у него дружков и приятелей - не счесть.
      И не спросил в этом месте, а кто, собственно, так интересует следствие. А ведь по идее, логично рассуждая, такой вопрос просто сам напрашивался. В этом месте протокола на полях появились примечания: "В голосе сомнения, долго думает над каждым словом, в глазах настороженность". Для прокурора и комиссара этого было достаточно. Для меня тоже. Почти.
      Тут прокурор счел должным поставить конкретный вопрос.
      - А не знает ли подозреваемый некоего Кубу, особые приметы - весь в веснушках. Возможно, приезжий, не местный.
      Ну, раз не местный, то Веся его точно не знает. Откуда ему знать приезжих? Он с ними дела не имеет. Может, случайно и видел, да не запомнил. Нет, если сильно конопатый, он бы, наверное, запомнил.
      - А Патрика Каминского Веслав знает?
      Странно, Но к этому вопросу подозреваемый оказался неготовым. Молчание затянулось.
      А ведь я уже не сомневалась - парень заранее подготовился к допросу. Почему же сейчас молчит? Возможно, сбили с толку все эти следы и отпечатки, вот теперь и задумаешься, чтобы ответить поумнее. Не знаю, какое к этому времени сложилось впечатление у следователей, я же готова была головой поручиться: все так называемые свидетели или подозреваемые встретились там, на месте преступления.
      Прокурор, похоже, рассуждал так же. Позабыв о суровости и не прибегая к ехидству, он счел нужным вежливо, по деловому информировать подозреваемого, что присутствие упомянутого как в доме Вероники, так и в домишке-развалюшке, причем в конкретное время, установлено вне всяких сомнений. Что понималось под словами "в конкретное время", прокурор не пояснил, так что Веся вынужден был сам догадываться, ломать голову, сколько пожелает.
      Вот он и думал дольше обычного и, видимо, додумался. Присутствие Патрика ему явно не понравилось.
      Подозреваемый заявил, что с названным Каминским ему приходилось встречаться, но мимоходом, он даже фамилии его не знал, запомнил только имя, ведь Патрик в Польше не часто встречается. Кажется, этот Патрик был как-то связан с Фялковскими, но чем именно - не знает.
      И ему, Весе, до фени следы этого Патрика, какое ему до них дело, его он там не видел, и вообще, может, встречал всего раза два в жизни, так нечего на него всякие следы вешать. Ну что он может о нем знать, если и запомнил только имя?
      Вроде бы тоже не местный, а откуда - нет, уточнить не может. Чего привязались, откуда да откуда. Может, из Варшавы, может, из Вроцлава или из какой Гваделупы, хотя он, Веслав, сразу просит записать, что понятия не имеет, где находится эта проклятая Гваделупа, так что лучше и не спрашивайте. Если уж хотите начистоту, так и быть, признается, что в стареньком домишке кто-то вроде бы промелькнул перед ним, но не уверен: темно там было и все в пыли. Не исключено, что как раз этот ваш Патрик, а почему сразу глинам не сказал, что кого-то видел, - потому как не уверен. Так и знал, только упомяни, глины пристанут - не отмажешься. И вообще его интересовали ящики, а не какие-то подозрительные личности, от них лучше держаться подальше. Где именно мелькнул? Вроде как в дверях, можно сказать, что, когда выходил, он разошелся с кем-то в дверях. А кроме этого типа, матерью клянется, - никого не видел, никого не встретил, ни с кем не расходился и не сталкивался, все было так, как вот он для протокола говорил, а если кто что украл - ищите вора, он тут ни при чем. Пожалуйста, обыск так обыск, он не возражает и даже ордера не потребует.
      Больше из Веслава ничего выжать не удалось. А когда ему пригрозили, что за дачу ложных показаний его посадят, он нахально возразил, что законы знает. Раз он никакого преступления не совершил, то никакой он не подозреваемый, а просто свидетель, как впредь и просит к нему обращаться, а свидетелей у нас пока еще не сажают. Сорок восемь часов в вашем распоряжении, Панове, а потом выпустите меня как миленького, уж я-то знаю.
      Что ж, так оно и было. Заставили парня подписаться под своими показаниями и отпустили.
      ***
      Знакомясь с показаниями Веслава, я то и дело бросала взгляд на картинку, которую мне привез Януш вместе с остальными копиями допросов. Теперь ухватилась за нее. Пальцы и подошвы на ней были обозначены так, что и последний дурак разобрался бы. Посетители пани Вероники нашли свое графическое воплощение, выполненное наилучшим образом, причем каждые пальчики и каждая подошва не только помещались в конкретные временные рамки, но и снабжены были цифрой, отмечавшей очередность появления данного объекта.
      В спальне виднелись следы только Антония Габрыся, братишки Весиной невесты. Немного было этих следов, причем ботинок больше, чем рук, да и отпечатки ботинок, учитывая сухую погоду и полнейшее отсутствие грязи, никто бы не обнаружил, если бы не научные амбиции полицейского техника.
      - Смотри-ка, - удивилась я, - он шатался по всей комнате, а о дактилоскопии не забывал.
      Неужели был в перчатках? Не поверю.
      - И правильно сделаешь, если не поверишь, - подтвердил Януш. - Перчаток на нем не было, но о дактилоскопии он слышал, да и кто в наше время не слышал? Так он всякие интересные для него предметы хватал с помощью тряпочки.
      - Тряпочку специальную принес? - удивилась я.
      - Да нет, просто пользовался любым подвернувшимся куском ткани, что под руку попадало.
      - Значит, так. Больше никто туда не входил.
      Патрик сделал всего один шаг, а тот, неизвестный, даже и к двери не подошел. Тогда что же получается? Антось устроил погром в доме, Антось и был грабителем. Если мыслить логично...
      А что, прокурору этого еще мало?
      - Кто бы говорил... - передразнил меня Януш. - Уж ты-то должна знать, как суд относится к логическим умозаключениям.
      - Точно, - сникла я. - Плюет на них. Никакие дедукции не имеют для суда значения, нужны факты и только факты.
      С лупой в руках принялась я по второму разу просматривать графическое изображение следов, и тут обратила внимание на некоторые технические детали.
      - Слушай, а как они, собственно, все это проверяли? Сдирали у них с ног обувь?
      - Зачем же? Велели подозреваемым постоять на специальном коврике, а остальные ботинки просто ставили на такой коврик. Представь, никому из этих парней не пришло в голову выбросить какие-нибудь чрезмерно наследившие ботинки, просто не подумали об этом, так что у полиции подобрался полный комплект. А кроме того, при внимательном изучении отпечатков подошв выявилось еще одно небезынтересное обстоятельство. Посмотрим, заметишь ли ты его.
      - Замечу ли, замечу ли, - разворчалась я. - Скажи спасибо, что во всей этой запутанной паутине я вообще хоть что-то замечаю. К тому же очень бледные отпечатки. Так что же это?
      Януш ткнул в нужное место вилкой.
      - Вот тут. Одно-единственное место в коридоре у двери. Кусочек ботинка первого накрывает кусочек ботинка Патрика. Совсем небольшой кусок, но вполне достаточный для следствия. И из этого следует вывод: первый не был первым, он уступает первенство Патрику, что для Патрика очень опасно. Разве что он побывал с визитом у тети задолго раньше неприятных событий.
      - Холера! - разнервничалась я. - Давай этого Антося.
      И я принялась читать показания Антония Габрыся. Тот с самого начала избрал тактику отрицания всего и вся. Следствию было с ним легче беседовать, чем с Веславом, поскольку у Габрыся не было такого железного алиби на момент убийства, как у Копеча. И допрашивали его не в качестве свидетеля, а в качестве подозреваемого. Алиби у него не оказалось никакого, на этот счет он нес полнейшую ерунду, меняя показания без зазрения совести. То он спал, потому как перед этим изрядно выпил, то как раз в этот момент выпивал, то отправился выпивши на прогулку в полном одиночестве, чтобы протрезветь.
      Доказать ни одной из этих версий он не мог, после того как отпало распитие водки в обществе Веслава. Наконец ему показали отпечатки оставленных им следов, и парень сломался.
      Причем сломался окончательно, понимая, что стал подозреваемым в убийстве. И он решил говорить правду, упорно утверждая, что в убийстве не повинен. Да, он был в доме Фялковских.
      Зачем он туда пошел? Да сам не знает зачем. Нет, знает, знает, ну что Панове глины так на него напирают, он и сам скажет. Учтите, сам признается! Весек ему с три короба наговорил о каком-то богатстве, которое припрятала в доме покойная Вероника. Ну да, когда припрятывала, покойной она еще не была, что он, сам не понимает? И нечего его путать, он и без того запутался. Дайте малость охолонуть. Можно водички попросить? С перепою в голове гудит...
      Нет, он не уклоняется, сейчас все расскажет, как было.
      Ну, значит, Весек попросил его помочь в переноске каких-то тяжестей, которые у покойной остались. Нет, точнее не получается. Ладно, подумает... Нет, не получается. Пьян был, запомнилось лишь вот это слово "тяжести", а что оно конкретно означало - хоть убейте, не помнит.
      Может, и тогда не знал. А он парень такой, дал слово - держи, вот и пошел. Теперь сожалеет.
      Поймите, Панове, просто несчастный случай - с каждым может произойти.
      Не входил... А, опять проклятые следы. Ну входил, холера их возьми. Ну и что, если даже входил? Постоял немного. Показалось ему, что дверь не заперта и даже приоткрыта, вот он и вошел. Почему не войти? Да и вошел он, потому что удивился - с чего это дверь входная не заперта? Надо же посмотреть.
      Да как это пан прокурор такие слова говорит: хотел чего-нибудь украсть, - что он, вор или злодей какой-нибудь? Такие против него подозрения, словно он хотел воспользоваться случаем. Да он знаете какой, у живого человека в жизни ничего не украл! Вот если у неживого...
      Выходит, ему надо было еще ее и прикончить?
      Ничего себе! В жизни никого не убивал, мокрая работа не для него. Когда вошел, она уже лежала.
      На дальнейшие расспросы Антоний Габрысь отвечал без колебаний: да, пощупал, за руку взял, как доктор делает, но никакого пульса не нащупал, да и пульс только для порядка щупал, и без того на глаз любой бы определил, что в таком состоянии баба не могла бы жить. Зачем скорая, какая скорая такой поможет? Напрасно отрывал бы людей от работы. Полиция? Еще чего, он, чай, не спятил, полицию на свою голову вызывать, она тут же его и прищучила бы.
      Во сколько он пришел? Честно сказал бы, кабы помнил. Так ведь нет у него такой привычки - на часы смотреть, но было точно после девяти, так как в это время телевизор смотрел, когда еще дома был.
      Теперь ему задали вопрос, что же он стал делать в доме убитой. На полях протокола появилась заметка, что подозреваемому вдруг стало очень неудобно сидеть на стуле, он принялся вертеться, ерзать, чесать затылок и вообще всем видом показывать, что скорей помрет, чем назовет нужное слово. Полиции пришлось самой спросить, что он искал.
      Чего искал, чего искал, понятно ведь, чего можно искать в доме богатой бабы... Ведь все в округе только и говорили, что Вероника лишь притворяется бедной, а на деле у нее припрятана прорва всякого добра. Ну, вещи, что от брата остались. Доллары, золото, разные там драгоценности, так что, пропадать всему этому? Для покойной и так без пользы, а живому человеку завсегда пригодится. То есть как где искал? А где бабы обычно прячут свои богатства? В спальне, в разных шкафах, в постели, под матрацами... Вот он и пошарил маленько, спальня ведь на, зады выходит, света с улицы не заметят.
      И что же он нашел?
      А ничего не нашел. Хоть бы малость какую стоящую, а так столько трудов - и вот теперь на допросы таскают, а он невинно страдает.
      Прокурор пообещал подозреваемому, что страдания за невинность только начинаются, и принялся задавать очень неприятные Антосю вопросы.
      Так он искал драгоценности только в спальне? А в кабинете не искал? В кухне тоже?
      Не искал. Только в спальне.
      А почему не в кухне? Бабы любят прятать драгоценности и в кухнях, например в муке, в сухом хлебе...
      Что вы говорите, пан прокурор? Ну, вам виднее, а он, Антось, этого не знал. И кухня ему как-то в голову не пришла.
      А кабинет? Судя по следам, он и в кабинете побывал, но там меньше шуровал.
      А потому как в кабинете преступник уже все проверил. Да видно было: и железные ящики забрал, о которых Весек говорил. Нет, ящики не драгоценность, просто хлам, железный лом.
      Откуда он знает, что хлам?
      Так Весек сказал, просто железный лом; а он его собирает.
      Подозреваемый беззастенчиво валил все на кореша, хотя тот вроде бы и считался женихом его сестры. Своя шкура ближе к телу. Габрысь стал бы подозреваемым номер один, следы недвусмысленно свидетельствовали против него, не будь еще каких-то непонятных следов в кабинете, которые там появились явно еще до Антося. И если бы не палец в ванной, случайно отпечатавшийся на металлической держалке для туалетной бумаги и тоже неизвестно кому принадлежавший. Впрочем, могло случиться и так, что кто-то из нескольких мужчин закрался в Вероникин дом первым, еще до ее возвращения из ресторана, и скрылся от хозяйки в кабинете, а потом сбежал, оставив бабу живой. Антось явился грабить и тюкнул некстати подвернувшуюся хозяйку, которая, может, уже рот раскрыла, чтобы заорать не своим голосом. То есть в убийцы Антось годился не хуже Патрика, ведь у него и мотив был достаточно убедительный.