2. Переезд

Тереска, распираемая эмоциями, бежала к Шпульке. Они не виделись целых четыре дня. За эти четыре дня произошла масса событий, ну, может, не совсем масса, если уж быть точным, то два, но эти два стоили массы…

Первым из них было знакомство в букинистическом магазине с пожилым человеком, который одновременно с ней потянулся за книгой, английским изданием о скифском искусстве. Целых полсекунды Тереска была твёрдо намерена завладеть книгой во что бы то ни стало, вырвать её зубами и когтями, но затем посмотрела повнимательнее и подумала, что ведь это уже старый человек. Значительно старше её, ему уже, наверное, все шестьдесят, а то и больше, не так уж много и осталось… Не станет же она пожилому человеку отравлять последние годы жизни, ладно уж, ничего не поделаешь, пусть это скрасит его старость. И отдёрнула руку.

Пожилой человек тоже отдёрнул руку, уступая Тереске. Так они довольно долго с преувеличенной вежливостью старались всучить друг другу данное произведение. Тут Тереска поглядела на библиофила повнимательнее, и что-то внутри неё дрогнуло. Так она и стояла, уставившись на мужчину, пока не сообразила, что ведёт себя страшно невежливо: стоит, нахально смотрит и не отвечает.

— Простите, пожалуйста, — поспешно извинилась она. — Я не расслышала, что вы сказали? Я задумалась, потому что вы мне показались похожим на одного… на одного знакомого. То есть… извините…

Пожилой человек внимательно разглядывал Тереску уже с самого начала, хотя и не подал виду, что догадывается, кто такая эта очаровательная, полная жизни девушка с прозрачными светло-зелёными глазами.

Он тут же подхватил:

— Ничего страшного. Я думаю, что показался вам похожим на моего сына. Льщу себя надеждой, что это все же он на меня похож. А я о вас довольно много слышал.

Тереска тут же почувствовала, как её заливает волна блаженного тепла. Все сомнения исчезли. Конечно же, похож на сына, то есть, разумеется, сын похож на него. Совершенно такие же глаза, только цвет иной, у отца — серые, а у сына — синие, самые прекрасные на свете! Другие черты лица тоже были похожи, например форма носа, но это Тереске было уже не важно, глаз оказалось вполне достаточно.

— Ах, так это вы! — оживлённо воскликнула она. — Я о вас тоже слышала! Ну, раз вы хотите купить, я тем более уступлю. Наверняка найду что-нибудь другое.

— Такие книги — большая редкость, — предупредил пожилой человек. — Давайте сделаем так: я куплю, а вы сможете брать её почитать.

Тереска подумала, что таким образом он просто-напросто хочет заплатить за неё. Книга была весьма дорогая. С этим она ни за что не согласится!

— С таким же успехом я могу купить, а вы будете брать почитать, — твёрдо заявила она. — Мне это только доставит удовольствие. И не думайте, пожалуйста, что у меня нет денег.

— Наверное, родители дали?

В вопросе пожилого человека прозвучало нечто такое, от чего Тереска взвилась на дыбы. В принципе, в самом факте получения денег от родителей не было ничего обидного, дело было обычное и весьма распространённое, но именно в данной ситуации, учитывая тон вопроса, Тереска восприняла его как оскорбление. Она высоко задрала подбородок и заявила:

— Родители дают мне еду, крышу над головой и зимнее пальто. Чтобы быть совсем точной, — ещё и подарки на день рождения. На все остальное я сама зарабатываю честным и очень нелёгким трудом. Работу эту я терпеть не могу, но буду продолжать, чтобы никто не мог назвать меня дармоедкой и нахлебницей. Дело своё я знаю и зарабатываю весьма прилично. Так что деньги у меня есть. И не от родителей.

Гордую речь завершило сердитое фырканье разъярённой кошки. Так Тереска обычно давала выход своим чувствам, иначе она бы просто лопнула от возмущения.

— Раз дела обстоят таким образом, я согласен выступить в роли дармоеда и нахлебника, — благодушно произнёс пожилой человек, делая шаг назад и как бы уступая девочке место, сопровождая свои слова безукоризненно вежливым жестом.

Вулкан негодования в душе Терески тут же погас, так как именно таким жестом пользовался и его сын. «Езус-Мария, как же они похожи…» — снова подумала она и опять погрузилась в состояние полного блаженства. Девочка купила книгу и вышла из магазина, прижимая к груди исследование об искусстве скифов на языке, которого не знала. Пожилой мужчина вышел вместе с ней.

— Поскольку мы только слышали друг о друге, — сказал он, — я бы хотел познакомиться с вами поближе и даже собирался угостить вас мороженым, но теперь боюсь. Не знаю, как вы к этому отнесётесь и не станете ли настаивать, чтобы самой меня угощать. А я, видите ли, к роли дармоеда ещё не привык и хотел бы делать это постепенно.

— Я как раз подумала, что было бы просто здорово, если бы вы меня чем-нибудь угостили, все равно чем, — радостно ответила Тереска. — Можно будет и поговорить спокойно. Полдармоеда беру на себя. И мне очень хочется знать, почему вас тоже интересуют скифы.

— Да так. Просто о них мало что известно. А я слышал об открытии нового захоронения, следил за поисками по сообщениям в печати, вот и хотел немного обновить свои знания. Скорее уж ваш интерес к ним представляется необычным.

— Ха! — с триумфом воскликнула Тереска и даже остановилась. — Так я как раз и присутствовала при этом открытии! Могу вам все рассказать!

— Буду весьма обязан…

Позже Тереска никак не могла вспомнить, что же она ела и пила во время этого разговора. Что-то ела — это точно, но было ли это мороженое или, к примеру, сырая картошка, утверждать с полной уверенностью она не решалась. И повинны здесь не только скифы, но и другая тема, возникшая в ходе беседы и отодвинувшая на второй план кочевые племена. Ведь его отец намекнул, что что-то о ней слышал. Тереска не была бы особой женского пола, если бы не спросила, что именно.

Пожилой человек, то есть его отец… А главное, что независимо от того, был ли он энергичным пожилым человеком или, к примеру, Змеем Горынычем о трех головах, главное — являлся его отцом. Все остальное не имело ни малейшего значения. С таким же успехом мог быть кентавром или осьминогом. Хотя, конечно, гораздо приятнее иметь дело с симпатичным пожилым мужчиной, чем с осьминогом… Его отец весьма охотно говорил о сыне.

— Думаю, что этот секрет я могу вам раскрыть, — сказал он с улыбкой. — Мой сын однажды сообщил мне, что познакомился с одной девушкой. Этим его признания поначалу и ограничились. Но недавно он вернулся к этой теме и описал девушку, причём должен признать, что точность его наблюдений наполняет меня законной отцовской гордостью. И лучшее тому доказательство, что я вас узнал с первого взгляда.

Тереска воздержалась от вопроса, где сейчас этот сын находится и чем занимается, так как была абсолютно уверена, что они обязательно встретятся в нужный момент. Когда этот момент наступит, она даже не задумывалась. Это от неё не зависело и происходило само по себе. Тереска вся как бы светилась внутренним светом.

Пожилой человек наблюдал незаметно за ней и думал, что если когда-нибудь, спустя годы, кто-то погасит этот свет, заставит померкнуть ясные прозрачные глаза, то ему останется только надеяться, что злодеем будет не его сын. Иначе пришлось бы его тогда проклясть как преступника, убившего саму жизнь.

Тереска возвращалась после этой встречи, все ещё прижимая к груди труд по скифскому искусству. Только дома она вдруг вспомнила, что сразу же собиралась одолжить книгу. Но быстро успокоилась, так как была абсолютно уверена, что оказия передать книгу появится, и очень даже скоро. Девочка была так в этом убеждена, что когда на следующий день услышала знакомый голос, то ничуть не удивилась, но всю её наполнило уже привычное чувство блаженной радости.

— Похоже, мне вчера здорово перемыли кости, — сказал молодой человек с прекрасными синими глазами, улыбаясь вопреки меланхолическим ноткам, звучащим в его голосе. — И кто? Два человека, на чью доброжелательность, как мне казалось, я могу рассчитывать!

— Ещё как перемыли, — подтвердила Тереска. — Но ты оказался в отличной компании. Вместе с тобой косточки перемывали и скифскому вождю, о котором, правда, достоверно неизвестно — существовал он в действительности или нет, зато был предметом воздыханий прекрасной греческой дамы.

— Это, конечно, немного утешает. Хотя дама, по слухам, не блистала интеллектом.

— Ты уже и это знаешь! А я-то надеялась хоть раз в жизни чем-то тебя удивить, а то всегда наоборот.

— Да что ты, я ничегошеньки не знаю! Разве что самую малость. И как раз пришёл услышать подробности, ведь ты была, можно сказать, у истоков сенсации. Хотелось бы узнать из первых рук!

— Мы очень даже удивились, что ты там не показался, — заметила Тереска. — Шпулька утверждает, что ты всегда появляешься в каких-то очень сложных ситуациях. Кажется, там была достаточно сложная…

— Не успел, — оправдывался Робин. — Посиди вы там чуть подольше, может, я бы и присоединился к вашей компании, так как слышал об этих археологических поисках от отца.

— А кстати! У меня явные провалы в памяти, забрала книжку, а обещала дать почитать, ведь он знает английский! Пожалуйста, не мог бы ты…

— Не мог бы, — твёрдо и весьма решительно прервал её Робин. — Со мной вообще тут не считаются и используют на посылках. Придётся тебе самой. Мой отец приглашает тебя в гости, даже без книжки, а моя обязанность — доставить гостя, даже если придётся совершить похищение. Удобно будет, если я совершу его завтра утром? Отец живёт за городом…

Весь следующий день Тереска провела в маленьком домике на краю Крампиноской пущи, куда её отвёз Робин на мотоцикле. Ехала она, не цепляясь за водителя и не наваливаясь ему на спину, за что была чрезвычайно благодарна табунам ухажёров своей тётки Магды, с помощью которых давно овладела искусством ездить на мотоцикле пассажиром. С детства её катали таким образом, желая завоевать расположение тётки, пользовавшейся бешеным успехом у молодых людей и поэтому капризной до невозможности…

— Ты совершенно очаровала моего отца, — заявил Робин, когда они вернулись поздним вечером и остановились у её калитки.

— Что ты! — запротестовала Тереска. — Это твой отец меня очаровал! Он прямо необыкновенный и такой молодой! Я поначалу посчитала его пожилым человеком, но какой же он пожилой! Дрова колет лучше меня!.. И к тому же такой красивый!

— О Господи! Опять то же самое! — простонал сын красивого пожилого человека. — Уже не первый раз родной отец составляет мне конкуренцию! Придётся тренироваться колоть дрова.

— Совсем не обязательно, — смилостивилась Тереска. — У тебя тоже совсем неплохо получается. Это скорее мне надо в чем-нибудь потренироваться, а то я чувствую себя совсем негодящей.

Робин взглянул на неё и подумал, что не надо ей ни в чем тренироваться. Тереска, такая, как она есть, для него — единственная в мире, но пока он ей этого говорить не будет.

Ему не пришло в голову, что слова здесь не нужны. Тереска, закрывая за собой дверь так осторожно, как будто она была сделана из китайского фарфора, улыбалась блаженной улыбкой.

Все это вместе взятое являлось одним из двух чрезвычайных событий. Другое произошло на следующий день и облеклось в форму телефонного звонка. С утра пораньше позвонил доцент Вишневский и радостно прокричал, что курган есть! Верхний слой, правда, оказался совершенно уничтожен, но на глубине археологам удалось докопаться до каменной кладки, и если за две с половиной тысячи лет под эти камни не проник, как он выразился, «какой-либо непредвиденный фактор», то есть шанс обнаружить там вождя. Сам он лично в этого вождя свято верит, хотел бы поделиться верой и своим счастьем с Тереской и, пользуясь случаем, сообщает, что заштопанная ивовая корзина решила вопрос со снабжением продовольствием, но, слава Богу, что наконец завершаются раскопки, иначе на раков они уже не смогут смотреть до конца своих дней.

Эта новость переполнила чашу. Тереска решила немедленно поделиться с подругой, выскочила на улицу и помчалась к Шпульке.

У самого дома Шпульки она наткнулась на какие-то препятствия, но не обратила на них ни малейшего внимания, хотя ей и пришлось через что-то перелезать и делать крюк. Каким-то краешком своего сознания Тереска отметила наличие вроде бы строительной техники, бульдозера или, может быть, экскаватора, рассеянно обогнула руины почти разрушенного дома и оказалась в нужном подъезде. Постучав в дверь подруги и не получив ответа, девочка влетела в незапертую квартиру.

— Слушай, нашли вождя! — выкрикнула она с разбегу. И, не закончив ещё фразы, сообразила, что видит нечто весьма странное. Шпулька сидела посреди кухни на огромном казане, перевёрнутом вверх дном и покрытом газетой. Опершись локтями на колени и подперев голову руками, она с тупой безнадёжностью уставилась на стену. Помещение находилось в состоянии прерванной в самом разгаре генеральной уборки или только что оставленного сражающимися места ожесточённого побоища. Удивлённая Тереска притормозила свой радостный бег и спросила:

— О Господи! Что здесь творится?

Шпулька только тяжело вздохнула и, не отрывая глаз от стены, дважды махнула рукой, при этом первый жест символизировал общее отчаяние, а второй как бы указывал на дальний конец дома. Тереска припомнила только что виденное во дворе.

— Ага, понимаю, сносят. Ну так ведь должны были сносить?

Шпулька даже не пошевелилась. Тереска подождала, сдерживая нетерпение.

— И что из того, спрашиваю, что сносят? Погоди… А вы как? Чего сидишь как пришибленная?

Шпулька снова вздохнула, не меняя позы, и опять несколько раз безнадёжно махнула рукой. Тереска начала понемногу выходить из себя.

— Не маши, а скажи что-нибудь! Разучилась говорить, что ли?

— Не садись на это!!! — дико заорала Шпулька, вскакивая с казана, так как Тереска уже присела было на какой-то ящик, стоявший у двери. В последний момент она успела схватиться за косяк и застыла в полуприседе.

— Боже милосердный… Почему? Что тут такое? Шпулька рухнула назад на свой казан.

— Это картонное, а внутри — фарфор. Сядь на что-нибудь другое. — Она беспомощно оглянулась. — Не знаю, может, и не на что.

Тереска пожала плечами, вышла в коридор и вернулась с табуреткой. Та оказалась колченогой, но, прислонив её к кафельной плите, Тереске удалось наконец усесться. Дело, похоже, было серьёзное.

— Говори нормально, — строго потребовала она от подруги. — Что здесь случилось?

— Ускорили сроки сноса, — сообщила та смертельно усталым голосом. — И начали вдруг сегодня с утра. А завтра мы должны переехать.

Какое-то время Тереска переваривала услышанную информацию. Она чувствовала, что здесь явно что-то не так и вообще хуже, чем показалось поначалу.

— Как это? — неуверенно переспросила она.

— А вот так. Завтра. Я прямо не знаю, что делать. Мама уехала, папа в больнице, а ещё эти дети на мне.

— Какие дети?!!!

— Соседские. Маленькие. Я прямо не знаю, что делать.

Тереску оглушили столь неожиданно и в таком количестве свалившиеся проблемы. Телеграфные ответы Шпульки обрисовали довольно сложную ситуацию. Вне всякого сомнения, разрешить её необходимо было спокойно, разумно и без паники.

— Подожди, давай по порядку. Почему у тебя соседские дети, почему отец в больнице и почему мама уехала? Она что, бежала из дому?

— Нет. Но бабушка тоже переезжает. В Хожове. Их дом тоже сносят. Наш должны были позже, а получилось сейчас. А папа в больнице, и соседка в больнице.

— Эпидемия какая-то?

— Нет, папа рожает, а у соседки аппендицит… То есть, наоборот, соседка пошла рожать, а у отца — приступ аппендицита. Вчера ему сделали операцию, все в порядке, но он же не может участвовать в этом кошмаре. Ключи он оставил.

— Какие ключи?

— От новой квартиры. Соседка тоже оставила.

— Погоди, не отвлекайся, а то я все перепутаю. Значит, выходит, твоя мама в Хожове перевозит бабушку, а отец лежит в больнице с аппендицитом.

— Уже без аппендицита.

— Без аппендицита, один лежит. А Зигмунт где?

— Помчался в город посмотреть, что можно сделать.

— Ну, слава Богу, хоть он никуда не делся. Значит, переезжать вы должны немедленно и сами. Клево. А что с соседкой?

— Она тоже должна переезжать.

— Немедленно?

— А то когда же? Не оставаться же им на развалинах! Да ещё с новорождённым.

Тереска с минуту обдумывала услышанное. Для удобства она вытянула ноги и прислонилась спиной к плите.

— Так ведь у неё же муж есть, — вспомнила она. — И где этот муж? Бросил её?

— Нет, — ядовито ответила Шпулька. — Но чтобы было ещё смешнее, уехал в командировку. Он водитель-»дальнобойщик», и его как раз перевели на международные рейсы. Теперь им будет лучше. Правда, пока что ещё хуже.

— Пока что тебе хуже. Как он мог уехать, если жене как раз рожать? И оставил детей на произвол судьбы? Сколько этих детей-то?

— Двое. Понимаешь, никто тут специально не старался, оно само так по-идиотски получилось. Мы с мамой уже давно обещали, что в случае чего присмотрим за детьми. Муж уехал позавчера, кажется, в Лиссабон. Или, может, во Владивосток, — в общем на какой-то край континента. Он понятия не имел, что жена собирается как раз сейчас рожать… А она поторопилась на десять дней… От нервов, наверное. Мама тоже ничего не знала. Вернётся из Хожова через четыре дня. Она думала, что успеет. И вообще, никто же не знал, что сегодня начнут сносить.

Тереска с пониманием кивала головой. Стечение обстоятельств было поистине удивительным.

— Итак, вы остались вдвоём с Зигмунтом и должны перевезти две семьи и двоих детей, — подвела она итог. — Всякой твари по паре. А почему же, черт побери, вы раньше не переехали?!

— Не знаю, — угрюмо ответила Шпулька. — Наверное, по дурости. То есть папа себя плохо чувствовал, а бабушка писала отчаянные письма, поэтому и решили, что сначала разделаемся с бабушкой и с аппендицитом, а потом уже спокойненько переедем. Разве я тебе об этом не рассказывала?

— Точно. Рассказывала. Я вспомнила. Кажется, срок был через месяц.

— Вот именно, через месяц. Но у строителей какие-то там планы изменились, что ли, или им премия нужна, не знаю. А соседи тоже откладывали, так как им в новой квартире какие-то шкафы делают и они хотели сначала закончить. Теперь все и влипли.

Тереска здорово рассердилась. Катаклизм в Шпулькином доме нарушал её радужное настроение и перечёркивал такие замечательные планы: поделиться с подругой сердечными переживаниями, во-первых, и организовать выезд на место раскопок, во-вторых. Ясно, что все планы летят к черту, а что ещё хуже — нельзя было оставить подругу в беде.

— Ладно, — согласилась Тереска после весьма длительных и напряжённых раздумий. — Переезжать надо. Что же ты тогда сидишь как усватанная, вместо того чтобы делом заниматься?

— А что делать? Я даже не знаю, с чего начать!

— Ты же уже начала. Вот, фарфор упаковала.

— Ничего подобного. Это ещё мама упаковала. Он так уже три недели стоит. Папа должен был перевезти на новую квартиру, да все время себя плохо чувствовал.

— А Зигмунт? — раздражённо спросила Тереска. — Зигмунт не мог, что ли, отвезти?

— У него времени не было.

Снова наступила тишина. Тереска чувствовала, как в ней постепенно нарастает протест против всех этих стечений обстоятельств и безвыходных ситуаций.

— И вообще я считаю, что все напрасно и ничего мы тут не поделаем, — безнадёжно продолжала Шпулька.

Тереску словно что-то подбросило — да так, что девчонка чуть было не свалилась с несчастной табуретки. Вся её деятельная натура взбунтовалась против пассивности и отчаяния Шпульки.

— Что значит напрасно и не поделаем?! Люди ж делают!

— Так то люди! — с горечью заметила Шпулька.

— А мы кто? Инфузории-туфельки?! Терпеть не могу, если кто-то так сразу и лапки кверху! Ещё как поделаем! Прямо сейчас и начнём!

Шпулька наконец сменила позицию, выпрямилась на своём казане и, оторвав взгляд от стены, взглянула на подругу.

— И как ты себе это представляешь? — язвительно поинтересовалась она. — С чего думаешь начинать?

— Теоретически — все ясно. На практике, правда, могут возникнуть сложности…

— На практике всегда возникают сложности.

— Но теоретически надо иметь транспорт. Грузовик. Лучше крытый. Туда нагружают все вещи, он их перевозит на новую квартиру и там выгружает. Только и всего.

— Гениально, — издевательски похвалила Шпулька. — И все эти вещи так по одиночке и переносятся? Каждая чашка отдельно? А цветы? И в придачу за транспорт надо платить.

— Господи! Так у вас и денег нет?..

— Есть. Но только наши, а соседи не оставили. Значит, наших должно хватить на два переезда…

Тереска сорвалась с табуретки, которая тут же с грохотом упала.

— Ни в жизнь не поверю, чтобы выхода не было! В крайнем случае переедешь в кредит! А транспорт достать надо!

Шпулька тоже поднялась с казана. Её апатии и отчаяния явно поубавилось.

— Зигмунт как раз за ним побежал, — сообщила она, слегка оживившись. — Понимаешь, мы вспомнили, что об этом говорили. Сосед ведь шофёр, он и договорился с каким-то приятелем, что тот их перевезёт на своём грузовике. Только точно мы не знаем, который это приятель. Телефонов ни у кого нет, вот Зигмунт и побежал узнать. Я его выпроводила, а теперь уже не уверена, правильно ли поступила, и что мне теперь делать?

— Как это что? Езус-Мария! Вещи укладывать! Должны быть готовы, когда он приедет!

— А во что упаковывать-то?

— Я тут сейчас с тобой дуба дам! — разъярённо рявкнула Тереска. — Ты никак совсем поглупела? У вас что, никаких чемоданов нет?

— Есть! — тоже рассердилась Шпулька. — Целых четыре! Два мама забрала с собой в Хожов. Остался один большой и один маленький. Сколько, ты думаешь, в них поместится?

— Ну, сколько-нибудь да поместится! Ты лучше меня не нервируй. У соседей небось тоже есть чемоданы. Погоди, я сбегаю домой и наши принесу! И пригоню Янушека… Не желаю больше подчиняться глупому стечению обстоятельств!

Янушеку как раз делать было нечего, и он с удовольствием принял участие в Шпулькиной катастрофе. Ему ещё не разу не доводилось переезжать и жутко хотелось посмотреть на подобное мероприятие поближе. Мальчишка почти бежал вслед за сестрой, нагруженный двумя чемоданами, один из которых был обычных размеров, а второй — с хороший шкаф. Тереска тащила два чемодана, набитых обёрточной бумагой и всеми возможными верёвками, которые удалось обнаружить в доме.

Шпулька выглядела теперь совершенно иначе. Растрёпанная и запыхавшаяся, она сражалась с огромным чемоданом, закрыть который — по всем законам физики — было абсолютно невозможно. Содержимое торчало со всех сторон, а девчонка, то опираясь коленом, то садясь на чемодан, пыталась утрамбовать упрямые вещи.

— Ты меня вдохновила! — просияла она, увидев подругу. — Это мне почудилось или ты в самом деле что-то говорила о вожде?

— Говорила. Звонил доцент Вищиневский. Они нашли курган. Но давай-ка не отвлекаться.

— Ладно, оставим это на десерт. Хорошо, что в нашей жизни есть нечто утешительное. Мне сразу стало лучше. Сюда влезло полторы полки из шкафа. Давай помоги. Сядь на него, или даже оба сядьте.

Тереска поставила свои чемоданы, приподняла незакрывающуюся крышку и окинула критическим взглядом содержимое.

— Странно, что ты такие вещи держишь в шкафу, — осуждающе заметила она. — Вот это — что такое?

Она выдернула из чемодана и показала подруге чрезвычайно странный предмет одежды, нечто вязаное, сильно дырявое и все в живописных белых и зелёных пятнах. Шпулька посмотрела повнимательнее.

— Не знаю. А нет, знаю. Старый свитер Зигмунта. Это не я держу в шкафу, а он.

— Ты и в самом деле думаешь, что он будет такое носить?

— Сомневаюсь. Он уже никуда не годится. Только выбросить.

— Так зачем же упаковывать? Лучше сразу выкинуть. Больше места останется.

— Ты так думаешь? — Шпулька поднялась на ноги и осмотрела останки свитера. — Не знаю. Может, и в самом деле лучше.

Янушек с большим интересом разглядывал и вышеописанный предмет, и общую панораму катаклизма.

— Я бы не советовал его выбрасывать, — предостерёг он. — Даю голову на отсечение, что Зигмунт будет ругаться.

— Из-за этого? Да ведь это же тряпка!

— Вот именно.

Тереска со Шпулькой засомневались. Затем переглянулись. Даже представить себе невозможно, сколько проблем возникает при таком вроде житейском деле, как переезд. Теперь, пожалуйста вам, новая проблема: забирать с собой или сразу выбрасывать?..

— Надо действовать методично, иначе этот хаос нас поглотит, — решила Тереска. — Пока откладываем сомнительные вещи в сторону, а потом в случае чего сразу и выбросим.

— А я? — Янушек тоже хотел участвовать. — Мне упаковывать или выбрасывать?

— Ты бери чемодан, который поменьше, и загружай книжки, что в комнате, может, поместятся. А мы будем выгребать все из шкафов и прочей мебели.

Работа закипела. Возможно, она была не очень методичной, но вне всякого сомнения — очень тяжёлой. Почти все с полок в шкафу влезло в чемоданы. Остались вещи, висевшие на плечиках, остались свитера и постельное бельё, остались также обувь и посуда, шкаф с вещами Зигмунта и продукты, цветы и косметика, и ещё сто тысяч разных вещей, которые захламляют любую нормальную квартиру. Куча на выброс у самой стены росла в устрашающем темпе. Иных результатов тяжкого труда почти не было заметно.

Взмыленные Тереска со Шпулькой с трудом закрыли последний имевшийся в наличии чемодан. Девчонки посмотрели на комод, на висящую в шкафу одежду, затем друг на друга и остро почувствовали, что рано или поздно любые силы исчерпываются.