Тереска Кемпиньска (№3) - Слепое счастье

— Так я же не успела рассказать. Все уроки да уроки! Представь себе, я встретила Кшиштофа Цегну!

— Что он здесь делает? Ведь он должен быть в Щитно. Или его уже выгнали?

— Типун тебе на язык! Совсем наоборот! Учится он отлично. А здесь был совсем недолго и уже уехал. Он-то мне все и рассказал.

— Так просто, ни с того ни с сего?

— Да нет. Я сама попросила. С подробностями. Опять эти Мослы. Явно там нечисто и странно, что тебе так не кажется. Один вид этого фотографа чего стоит. Посмотрела бы ты, как он на меня глянул…

— Надо было попросить, чтобы подождал чуток и не глядел, пока я не посмотрю. А вообще не представляю, что там такого может быть. Сама же говоришь, что милиция выясняла и ничего подозрительного не обнаружила.

— В том-то и дело! Ничего подозрительного, все отлично. А чего же тогда этот тип босиком по снегу бегал?

— Не знаю. Может, и впрямь дурной сон приснился…

— А муж? А фотограф? Не слишком ли много?

Тереска в задумчивости пыталась перекусить нитку, которой она пришивала пуговицу к пальто. Это ей не удалось, и она рассеянно оглянулась в поисках ножниц.

— Ну, я не знаю… — неохотно протянула она. — Смотря сколько времени прошло. Может, эти три события произошли в течение десяти лет? Куда я ножницы дела?

Шпулька молча вытянула ножницы из-под учебника математики и подала их подруге. Её раздражало, что та совсем не проявляет интереса к такому заманчивому делу, и одновременно она ругала себя, что не сообразила спросить у Кшиштофа, когда все случилось: кросс по снегу, следствие и всеобщее издевательство над приятелем, выставившим себя на посмешище. Шпулька подумала, что надо бы написать и расспросить.

— Похоже, твой Робин действует на тебя отупляюще, — сердито заметила она. — А я-то надеялась…

— Зато ты при своём Кшиштофе стала не в меру сообразительной, — моментально парировала Тереска. — Если дело и дальше так пойдёт, мы можем поменяться характерами. Так тебе и надо. А в сущности, ты права, — грустно добавила она. — Все это из-за Робина. Пожалуй, я несколько перестаралась.

Тереска так тяжело вздохнула, что подруга тут же забыла о своих претензиях. Сидя на диване и прижимая к груди пальто, Тереска призналась, что слишком много на себя взвалила. Двенадцать часов в неделю занятий с учениками, автошкола, уроки в школе, дополнительное изучение английского, а уж последним гвоздём в крышке её гроба стала верховая езда. После неё несчастная девчонка чувствует себя совсем разбитой.

— Да ты спятила, — с ужасом констатировала Шпулька. — Неужели ему все это надо?

— Балда! Не ему, а мне надо. Впервые в жизни чувствую, что я — хуже, понимаешь, я увидела, что можно знать и уметь гораздо больше. Сколько времени зря потеряно!

— О Господи, смилуйся! — прошептала потрясённая признанием подруги Шпулька.

— Видела бы ты, как они оба ездят верхом! — продолжала Тереска, все больше оживляясь. — Он и его отец. Я там стояла как столб и смотрела. Оба и по-английски отлично говорят.

— А по-французски?

— По-французски нет. Зато по-немецки…

— Английский и немецкий — германская группа, — энергично перебила Шпулька. — Тебе тогда надо учить итальянский или испанский. Тогда бы вы все вместе овладели тремя языковыми группами.

— Двумя.

Шпулька с удивлением взглянула на подругу.

— Третьей, насколько мне известно, ты владеешь от рождения. Не замечала?

— Что?.. А, верно. Может, ты и права, надо бы итальянский, говорят, он лёгкий. Да теперь поздно, я уже начала английский.

— С лошади уже падала?

— Нет. Пока нет.

— Странно. А мне показалось, падала. И сильно головой ударилась. Когда автошкола кончается?

— Пятнадцатого экзамен. Первый, а восемнадцатого второй.

— И как? Сдашь?

Тереска презрительно фыркнула и скатала пальто в тугой узелок.

— Могу хоть сейчас сдавать. Ничего особенного. А ездить я давно умею. На мотоцикле тоже. Восьмёрки одной рукой делаю.

Шпулька покачала головой.

— И ты что, не могла со всеми этими делами подождать хотя бы до конца полугодия?

— Сейчас я уже думаю, что, наверное, надо было подождать, — сокрушённо вздохнула Тереска. — Тогда и уроков возьму поменьше, а то эта автошкола меня без гроша оставила. Честно говоря, я уже на последнем издыхании. Высыпаюсь раз в неделю — в воскресенье.

— А он что же? — сурово прервала Шпулька. — Слепой? Не видит, как ты надрываешься? Что он-то говорит?

Тереска неуверенно покачала головой.

— Не знаю. Я ему не рассказывала. Но кажется, он догадывается и сомневается, сказать или не сказать. Как бы выжидает, что из этого получится: сломаюсь я или нет. А вот фигушки! Не сломаюсь! Эти две недели уж как-нибудь продержусь. И до конца полугодия протяну. А там настанет райская жизнь! Так что ты уже от меня сейчас, пожалуйста, не жди, чтобы я загорелась всякими там мослами, замками и бегающими босиком типами.

Шпулька грустно покачала головой.

— Похоже, мы страдаем от одного и того же: обычные дела. Ну, я-то, понятно, в наказание, а вот ты за что?.. Ладно, я пошла домой. До восемнадцатого недалеко. Подожду. А пока напишу письмо и спрошу, когда это было.

— Кому письмо? Цегне?

Шпулька мгновение колебалась.

— Да, Кшиштофу. За всеми этими разговорами мы и не заметили, как перешли на «ты», и глупо было бы обращаться на «вы». А вот как письмо на «ты» писать, я и не знаю.

— Тоже мне проблема, — не задумываясь отозвалась Тереска. — Пиши так: «Дорогой Кшисек! Прости за фамильярное обращение, но в письмах так принято. А придумать своё, чтобы не звучало глупо, я не в состоянии. Так что уж извини за фамильярность…» — Спиши слова, — потребовала Шпулька. — Здорово у тебя получилось, но я уже не помню начала.

Совершенно позабыв о первоначальной теме разговора, девчонки вышли из комнаты Терески и спустились вниз. В прихожую как раз вошёл вернувшийся с работы пан Кемпиньский, отец Терески. Он запер дверь и начал снимать жутко грязные ботинки. Из кухни выглянул Янушек.

— Пап, у тебя мослы вылетели! — заорал он.

— Что? — возмутился пан Кемпиньский и застыл с одной ногой в носке, а другой — ещё в ботинке.

— Мослы у тебя вылетели! Это не я придумал, честное пионерское. Какой-то тип позвонил и велел тебе передать, что в этом году мослы у тебя вылетели. Он не мог дозвониться на работу, так как у вас линия накрылась.

— Вот черт! — выругался пан Кемпиньский и разулся до конца.

Тереска со Шпулькой застыли на последней ступеньке лестницы. Придя в себя через довольно продолжительное время, они переглянулись, и Тереска констатировала:

— Это судьба…

Безжалостно припёртый к стенке пан Кемпиньский весьма раздражённо пояснил, что речь идёт об одной инвестиции, которую для простоты называют «Мослы», так как объект находится в одноимённом посёлке. В планах объект торчит уже четыре года и каждый год регулярно из планов вылетает. Все эти годы бухгалтерия пана Кемпиньского с ним носится как дурень с писаной торбой, снова вставляет, так как находится новый инвестор.

— Прямо проклятье какое-то! А я надеялся, что хоть в этом году наконец избавимся!..

Причин, по которым несчастная инвестиция не только не была завершена, но даже не начата, пан Кемпиньский не знал. Отцу Терески смутно помнилось, что в большинстве случаев оправданием служило состояние здоровья, все заинтересованные лица — то представители инвестора, то проектировщики, то исполнители работ, то местная администрация — неожиданно подхватывали всевозможные хвори. Прямо эпидемия какая-то!

— Знаете, я только сейчас подумал, а может, там какой климат нездоровый, — высказал предположение пан Кемпиньский. — Болотистая местность, малярия или ещё что..

— Это в горах, — вежливо вставила Шпулька.

— В горах? Ну, может, какие другие болячки. Вирус…

— Руки и ноги ломают, — снова встряла Шпилька.

— Вам что-то известно? — заинтересовался Терескин папа.

— Нет, — ответила Тереска. — Но мы хотим знать. Раз тебе и так придётся с этим повозиться, может, выяснишь, кто там очередной инвестор?

— Хорошо, выясню. Но если что узнаете, обязательно скажите. А то меня это уже серьёзно тревожит. Тереска со Шпулькой вернулись наверх.

— Ничего не поделаешь, берёмся за это дело, — решила Тереска. — И договариваемся сразу основную работу проворачиваешь ты, а я подключаюсь только после восемнадцатого. Похоже, и впрямь что-то здесь нечисто.

— Давай систематизируем факты! — энергично предложила Шпулька. — Вот будет здорово, если это окажется нечто сверхъестественное! Составим перечень известных событий.

— Сразу видно влияние милиционера.\ — Отстань! С чего начнём?

— С установленных фактов, — без колебаний ответила Тереска, доставая из ящика стола чистую тетрадку в клетку. — Есть посёлок и замок. Замок в Мослах. Пойдёшь в библиотеку или на исторический факультет университета и соберёшь материал. Начинай с Силезских Пястов и ищи по порядку, выпишешь, что обнаружишь.

— Есть ещё какие-то реставрационные мастерские, — вспомнила Шпулька, открывая тетрадку и взяв ручку. — Надо будет фотографу позвонить.

— Погоди. Давай по порядку. Известно следующее: во-первых, постройка явно невезучая, разные учреждения уже четыре года не могут с ней справиться. По неясным причинам. Во-вторых, нормальный милиционер впал в панику, и тоже без видимых причин. В-третьих, какой-то тип… Кто он был?

— Дипломированный агроном.

— В-третьих, дипломированный агроном носился с дикими криками босиком по снегу. Безо всякой причины. В-четвёртых, муж сломал руку из-за паршивой пробки от термоса.

— Но ведь это не в замке. И даже не в Мослах, он уже из них выехал!

— Все равно в тех краях. Может, сначала он и был в замке. Надо проверить. Сходишь к ним. Теперь у меня уже есть адрес. Когда он у нас был, оставил координаты и умолял позволить оказать мне какую-нибудь любезность. Вот пусть и расскажет, где был и что делал — в порядке любезности.

Шпулька кивала головой, записывая очередные позиции Мужа занесла в отдельную рубрику.

— В-пятых фотограф странно смотрел, — добавила она — А когда туда поехал, сломал ногу…

— Погоди, опять мы не знаем, где именно, в замке или в окрестностях. Доцент Вишневский не говорил?

— Нет Об этом ничего не говорил. Тереска подумала и распорядилась:

— Позвонишь на работу фотографу и спросишь, может, коллеги знают. Какие ещё факты?

Шпулька перечитала список и с сожалением замёт ила.

— Больше ничего. Мало. Пока видно, что замок в Мостах всем вредит. Надеюсь, что на расстоянии он не действует…

* * *

Когда на следующий вечер Тереска вернулась домой, её уже поджидала взволнованная подруга.

— Слушай, жертв, оказывается, было ещё больше! — зловеще сообщила она сразу же. — Я позвонила на работу, а там мне такого порассказали! Один техник с террасы свалился.

— Вот это да! — воскликнула Тереска. — И что? Разбился насмерть?!

— К счастью, нет. Только ключицу сломал. И тоже без всякой видимой причины. Я так разволновалась, что уже не пошла к тому мужу. А фотограф возвращается через несколько дней. У него были какие-то осложнения, поэтому он так долго там и провалялся. Осложнения уже вылечили, осталась одна нога.

— Ну и где он свою ногу сломал? В замке или в окрестностях? Сказали?

— Конечно. То есть сначала сказали, что в голени, а потом, что несколько сантиметров ниже колена, а потом начали спорить, на каком этаже, из чего следует, что все-таки в замке. С лестницы загремел.

— С какой лестницы?

— Не знаю. По их словам выходит, что свалился с лестницы и выпал наружу. Его не сразу нашли, и он очень замёрз. Внутри бы не замёрз.

— А техник? С ним как?

— О технике упомянули, когда кто-то крикнул, что скоро у них всех сотрудников прикончат. В трубке хорошо было слышно, как они там в комнате разговаривают. А тот, кто со мной говорил, начал жаловаться, что это сущее проклятье, сначала техник свалился с террасы, неизвестно почему — балюстрада там крепкая, и как он умудрился? А только ему гипс сняли, так электрик загремел. Для них наш фотограф — электрик. Я слышала, как они ещё кого-то вспоминали, да не знала, как спросить. Слушай! А теперь что делать?

— Пока допиши этих к списку замковых жертв. А вернётся отец, его расспросим. Дело, похоже, становится серьёзным.

Пан Кемпиньский вернулся домой в радужном настроении.

— Ну, мои дорогие, избавился я от этих Мослов! — воскликнул он с огромным удовлетворением ещё с порога.

В дверях кухни возник Янушек, который по поведению сестры и её подружки безошибочно определил, что что-то наклёвывается, и с интересом ждал дальнейшего развития событий.

— Ясное дело, избавился, раз они у него вылетели, — пробормотал он. — Тоже мне, нашёл, чему радоваться…

— Последний раз с ними связываюсь, — продолжал довольный пан Кемпиньский. — Так и быть, отмучаюсь напоследок, зато избавлюсь навсегда. В следующем году передадут эту инвестицию медеплавильному комбинату.

Тереска махнула рукой.

— Комбинат нам до лампочки. Это дело будущего. А кто был последним инвестором, узнал?

— Последним нас подвело Центральное управление курортов. Хотели там устроить санаторий и отказались. Не уложились в сроки, и теперь все переходит комбинату, а у того — своя бухгалтерия, пусть делают что хотят.

— А почему в сроки не уложились, узнал?

— Узнал. Их подвело проектное бюро.

— Какое проектное бюро?

— Этого я не знаю. Вы от меня слишком многого хотите, мои дорогие.

Тереска со Шпулькой отправились к себе наверх. Жутко заинтригованный Янушек поспешил за ними и протиснулся в комнату сестры.

— Эй, послушайте, в чем дело? — подозрительно спросил он. — Что-то слишком много разговоров о мослах, то мослы себе переломали, то мослы у кого-то вылетели. Танец скелетов какой-то. Что все это значит?

— Мы и сами толком не знаем, — ответила Шпулька и обратилась к Тереске:

— Я думаю, ему можно сказать. Вполне заслужил и вообще ещё пригодится. Ты как?

Тереска согласно кивнула.

— Странная история, — начала она объяснять. — Пока в наличии целых пять жертв неизвестно чего. Дело происходит в Мослах…

— В каком смысле в мослах? Ревматизм всех скрутил?

— Не в мослах в смысле в костях, а в Мослах — в посёлке. Название такое: Мослы. Там есть замок. Так вот, подозрительные дела творятся в том замке и в округе. И пока нам самим ничего не ясно.

— Ищут что-то, — сделал вывод Янушек. — Шарят в разных местах и сваливаются. А может, на них что валится. Вот и не признаются. Выдумывают всякую чушь, лапшу на уши вешают, чтобы никто не догадался и тоже не кинулся искать. Не иначе!

— А муж с пробкой? Он что? Тоже искал? На шоссе?

— Кто его знает, был он на том шоссе или нет. Его же не на шоссе нашли. Он сам до больницы дотелепался, разве не так? А кроме того, сам сознался, что нервничал. Сознался или нет?

— Сознался.

— А спрашивается, с чего ему нервничать? Из-за дождя? Или жены? Разбежались! Точно вам говорю — из-за того, что пора было уезжать, а он ничего не нашёл. Это ещё можно понять.

— А вдруг и вправду, — предположила Шпулька, которой страшно хотелось, чтобы Янушек оказался прав. Уж очень заманчиво, если бы в замке было бы что-нибудь спрятано и удалось бы это обнаружить. Какие-нибудь исторические ценности…

— Слишком мало мы пока знаем, — недовольно сказала Тереска. — Нужны подробности. Лучше из первых рук. Хорошо бы жертвы порасспросить.

— А от фотографа узнать, какое проектное бюро подвело на этот раз, — подсказал Янушек. — Он должен быть в курсе.

Шпулька вдруг подпрыгнула на стуле.

— Как какое? Господи! Да его же собственное! Он же ещё тогда говорил, что едет в служебную командировку!

— И ты только сейчас вспомнила? — рассердилась Тереска. — Отправляйся к ним. Выясни не по телефону, а лично, прямо после школы, ещё успеешь. И подробно расспроси!

— А я? — Янушек тоже рвался в бой. — Мне что делать?

— Ты пока будешь в резерве. Подождём, когда что-нибудь прояснится.

* * *

В течение двух последующих дней Шпульке удалось раздобыть кучу информации, которой никак не удавалось поделиться с подругой. Тереска куда-то запропастилась, и даже поздним вечером её ещё не было дома. Пришлось частично рассказать Янушеку, который отсутствие сестры объяснил аварией. У Терески в тот вечер было последнее занятие по технике вождения.

На другой день школьные уроки страшно осложнили жизнь подругам, так как мешали обмену информацией. Тереска, целая и невредимая, успела только сообщить Шпульке, что машина у неё сломалась на краю города, и пришлось им вместе с инструктором дожидаться техпомощи. Пока ждали, инструктор развлекал её рассказами о всевозможных капризах погоды и о том, что в связи с этим может подстерегать водителя на дороге. Приводил он и конкретные примеры, а к концу разговора Тереска поняла, что поломка учебной машины — настоящий подарок судьбы. Вмешательство высших сил, не иначе. Или просто слепое счастье…

Сразу после уроков подружки расстались. Тереска должна была мчаться на свои занятия с учениками, а потом на английский. Когда же вечером она, наконец, добралась домой, Шпулька с Янушеком прямо-таки сгорали от нетерпения.

— Ну, говори же скорей, что он тебе такое рассказал! — потребовала Шпулька. — Я ничего не поняла!

— Ты, будь человеком, — обратилась Тереска к брату. — Принеси нам что-нибудь пожевать, а то я с голоду помираю, а внизу не поговоришь. Там тётка Магда сидит, сразу же начнёт цепляться.

— Хорошенькое дело! Я же тоже хочу знать, что он тебе рассказал! — возмутился Янушек.

— Слова не пикну, пока не вернёшься. Она мне пока о своих достижениях расскажет, а ты, я думаю, это уже раз десять слышал. Сбегай на кухню!

— Только вы без меня — ни гу-гу! — предупредил парнишка и помчался вниз.

Шпулька, разрывавшаяся от желания услышать Терескины новости и одновременно сообщить свои, сразу приступила к делу.

— Слушай, ни за что не отгадаешь! Знаешь, где работает этот твой муж?..

— Чтобы не было недоразумений, сразу уточним — это не мой муж, — прервала её Тереска.

— Ладно, твой — в переносном смысле. Знаешь, где он работает?

Тереска угадала с первого раза.

— В той же конторе, где и фотограф?

— Точно! Откуда ты знаешь?

— Только сейчас догадалась. То-то мне смутно помнилось, что он вроде бы архитектор. Жена, похоже, говорила. Замок, ремонт, все сходится!

— Вот именно! Оба там работают. Только в разных отделах. А их сослуживцы несут жуткую чушь и, похоже, сами в неё верят. Проектное бюро во Вроцлаве отказалось, районный архитектор отказался, все отказались, тогда заказ поступил к ним, а они отказались только в этом году, поэтому у твоего отца из планов и вылетели. А они отказались, потому что никто ни за какие коврижки не хочет туда ехать. Та клетка фотографа — совсем другая клетка…

До этого момента Тереска ещё успевала следить за логикой рассказа подруги, но здесь почувствовала, что перестаёт понимать.

— Погоди! Какая клетка? Грудная? Он же руку сломал, то есть ногу, ещё дальше.

— Какая грудная? Спятила? Лестничная!

— Лестничная клетка фотографа?…

— Ну да. С которой он свалился. Она такая наружная, при той террасе, откуда грохнулся техник. Говорят они неохотно, но оттуда уже давно кто-то удрал, а потом въехала контора госхоза, а исторически там ничего интересного нет, до самой войны жил какой-то граф или барон, что-то в этом роде, немного тронутый и поэтому пытался ремонтировать, а сам в прекрасном состоянии…

Тереска поняла, что самостоятельно ей ни за что не разобраться во всех затронутых подругой аспектах дела, хотя сомнений в прекрасном состоянии замка, а, не графа, у неё не было никаких.

— Стой! Так нельзя. Давай как-нибудь по порядку. — Отдельными темами или хронологически. Пока я поняла, что проектное бюро мужа и фотографа должно было заняться ремонтом, так как другие организации отказались. Хотелось бы знать, почему?

— Вот об этом-то они говорить никак не хотят. Правда, все равно пробалтываются, и получается сплошной идиотизм: со всеми поочерёдно там что-то нехорошее случается, и все оттуда удирают как черт от ладана. А ещё говорят…

— Погоди! — снова прервала подругу Тереска, пытаясь одновременно слушать и соображать. — Давай-ка сначала исторический фон. Как там все было?…

Шпулька вздохнула и попыталась справиться с волнением.

— Построили это где-то в пятнадцатом или шестнадцатом веке. Замок был не слишком большой и не сказать, чтоб очень укреплённый. Но странное дело — ни разу за всю свою историю не был разрушен и даже не горел. Подразвалился самостоятельно где-то в восемнадцатом… нет, в девятнадцатом веке. В начале девятнадцатого его перестроили во дворец. Собственно говоря, часть осталась замком, а другая стала дворцом, мне фотографию показывали. Сооружение само по себе небольшое, но с наворотами, особенно лестничные клетки там в самых неподходящих местах. А перед войной его ещё перестраивал тот свихнувшийся граф. Удобства всякие проводил: свет, воду, центральное отопление, ванные комнаты, кое-что развалил, кое-что пристроил. Некоторые пристройки даже успел оштукатурить, а некоторые так и стоят. И ещё внутри штукатурил. Теперь не разберёшь. Чтобы установить, надо все проверить, исследовать, а некому — все удрали.

— Погоди. А кто там раньше жил? Какая-нибудь замурованная жена или самоубийца?..

— Ничего подобного. То есть самый первый, кто все построил, забыла, как его там звали, якобы бросил первую жену и поселился в замке со второй, но брак не удался.

— Кто это рассказал?

— Наш муж.

— А он откуда знает и почему об этом заговорил?

— Слышал от кого-то в Мослах. А заговорил, чтобы объяснить слухи о проклятье…

— Так я и знала, что этим кончится! — презрительно заявила Тереска и открыла дверь, заслышав топот Янушека на лестнице. Тот ввалился с полным подносом.

— На, лопай. Больше я никуда не пойду, и так достали, уж не заболела ли ты. Я сказал, что ты умерла, а мы вот с ней справляем по тебе тризну. Отец велел им отцепиться, ему самому интересно, что из этих Мослов получится. И выкладывай, что тебе водитель сказал.

— Не водитель, а инструктор, — поправила Тереска, ставя поднос на стол. — Сейчас пусть она кончит, а я пока перекушу. Слухи о проклятии — дело понятное. Но мне нужны факты. Что там в последнее время помещалось? Кто жил?

— Кого только не было. Сразу после войны — военные. Потом развелись всякие конторы и учреждения. А сейчас там нечто двойное: управление госхоза и какой-то детский лагерь. Госхоз детям продукты поставляет. Помещений, пригодных для жилья, не хватает. Для детей выделили одну большую комнату. Постоянно никто не живёт. Но есть две комнаты для гостей. Иногда командированные останавливаются, и те ночевали, что собирались ремонтировать.

— Наш муж тоже?

— Тоже. А большая часть замка пустует. Кое-где даже стёкол нет, пустые проёмы. Или досками забиты. На фотографии видно. Снаружи они много нафотографировали. Похоже, это все, что удалось сделать. А в парке чуть поодаль есть маленький домик, там живёт сторож, он же за котельной следит.

— А граф там жил аж до самой войны?

— Почти до конца войны. Сбежал в последнюю минуту. Даже не успел до конца одну стену оштукатурить. Так и побросал инструмент и ведра. Ту несчастную стену на всякий случай развалили, думали, может, он туда что замуровал. Но оказалось, ничего подобного, так что её снова сложили.

— Кто?

— Вроде бы военные. Проверяли, нет ли там каких шпионских материалов или ещё чего.

— Провалиться мне на этом месте, если не военные, — встрял Янушек с глубочайшей убеждённостью. — Никто другой бы эту стену заново не сложил.

Девчонки согласно закивали, полностью разделяя его мнение.

— Интересно, как же это ты все запомнила? — недоверчиво поинтересовалась Тереска. Шпулька вздохнула.

— Специально записала, чтобы не забыть, а пока писала, выучила. Ага, а графа считали помешанным, потому что он все строительные работы выполнял собственноручно. Ну, почти все…

— Ладно. Психическое состояние графа сейчас не важно. Давай о фактах!

Шпулька отхлебнула чайку из Терескиной чашки, уселась поудобнее и вытянула ноги.

— Факты кончились, — заявила она. — Больше нет. Первым предупреждало о проклятии проектное бюро из Вроцлава. Здешние только смеялись, а теперь утверждают, что так оно и есть, но подробности сообщать категорически отказываются. Все притворяются, что ни в какие проклятия не верят, но ехать туда не хотят, придумывают всякие отговорки, а сами то и дело проговариваются, что вот, кто-то там не верил, а теперь на собственной шкуре убедился…

Тереску с Янушеком доклад Шпульки явно не удовлетворил.

— Хорошо, а как там с мужем было? — спросила Тереска.

— Никак. То есть он ничего нового не сказал сверх того, что нам и так известно. Признался только, что ночевал в замке. А больше — ни словечка.

— А ты спрашивала?

— Ещё как нахально спрашивала. А он прикинулся дурачком и притворился, что вообще не понимает, о чем речь. Можно посочувствовать его жене… Зато о самом замке как о постройке распространялся много и охотно. Поэтому я столько и узнала. Ну а теперь говори, что твой инструктор рассказывал?

Тереска дожевала принесённое Янушеком, переваривая услышанное, и приступила к изложению.

— Инструктор, собственно говоря, рассказывал о разных автокатастрофах, — начала она издалека! — Отличная тема для беседы с тем, кто учится водить машину. Ну, и среди прочих интересных случаев упомянул, что однажды довелось ему оказаться на шоссе за таким посёлком под названием Мослы. Он туда подвёз одного типа, а сам ехал в Грифово, так что мог того типа подбросить. Выехал он довольно поздно…

— Эй, погоди! — сердито прервал сестру Янушек. — Откуда выехал?

— Из Мослов. Обратно.

— Такие вещи нужно точно говорить, откуда и куда, а то: туда ехал, сюда ехал — ничего не поймёшь.

— Ладно. Из Мослов выехал довольно поздно, потому что остался на ужин, попутчик его пригласил, у того там родня…

— Что ели на ужин, можешь опустить, — быстро вставила Шпулька.

— Во всяком случае спиртного не пил. Только выехал, сразу под Мослами наткнулся на разбитую машину. Водитель и два пассажира даже не очень пострадали, зато машина — вдребезги. Был жуткий гололёд, а им наперерез выехал пьяный велосипедист. Инспектор говорит, что велосипед и вправду валялся рядом, а вот пьяницы — след простыл. Пострадавшие объяснили, будто он удрал, бросил велосипед и рванул в лес. Звучит достаточно правдоподобно, так как велосипед ведь сам не пришёл, а опять же, никакого трупа на дороге не было. Светила луна, и видимость была вполне приличная. Инструктор сказал, что из чистого любопытства очень внимательно осмотрел машину и выяснил все обстоятельства аварии, каждую деталь исследовал. Водитель был очень опытный, тормозить не стал, хотел пьяницу объехать, но машину занесло…

— О Господи! — простонала Шпулька.

— Цыц! — прикрикнул на неё Янушек. — Давай дальше, занесло, и что?

— Ну, и сначала врубился задом в одно дерево, машину отбросило, врубился в другое, снова задом, а затем в третье, но уже передом. Инструктор мне ещё всякие подробности рассказывал, да сейчас это не важно. Он, конечно, забрал пострадавших с собой. Но не сразу. Они явно тянули время. Говорили, может, надо милицию дождаться. Да он их убедил, что в такой мороз — себе дороже, а в случае чего он будет свидетелем. Но на самом-то деле вся эта трепотня была для отвода глаз, потому что пока двое болтали, третий вытаскивал из машины вещи.

— Из чьей машины? — уточнил Янушек.

— Из своей, разбитой. Им важно было отвлечь внимание, чтобы он не видел, что они достают. В конце концов довёз он этих пострадавших до самой Варшавы. Правда, один вылез раньше. И всю дорогу они всякую ерунду несли, что, мол, были в замке с привидениями, что, мол, есть такая легенда, кто увидит духа, того ждёт несчастье. И пожалуйста, помчались смотреть на духа, и вот результат. Он их спросил, видели ли они привидение сами, на что те принялись смеяться и ответили, что водитель видел. А водитель был злой как черт и молчал всю дорогу. А потом они стороной выспрашивали инструктора, зачем он ездил в Мослы, как часто там бывает, с кем из местных знаком и прочее в таком роде. Он считает, одно из двух — или те трое шпионы, или из милиции, или из контрразведки…

— Одно из трех, — поправила подругу Шпулька.

— Правильно, из трех. Ему жутко интересно было, заедут ли они в Грифово в милицию. Не заехали. Один вышел в Зеленой Гуре, а двое других доехали до самой Варшавы. В центре пересели в такси, вежливо поблагодарили, и только их и видели…

Наступило молчание. Все трое смотрели друг на друга, осмысливая услышанное. Затем Шпулька потянулась за тетрадкой.

— Надо их вписать, — сказала она спокойно. — Ты уверена, что инструктор сказал правду?

— Абсолютно!

— Больше ничего не рассказывал? Ты хорошо выспросила?

— Все вытянула. Ему самому интересно, кто же такие эти пострадавшие. Но его занимала авария, о Мослах он понятия не имеет. И принял бы своих попутчиков за обычных потерпевших, если бы не две вещи: во-первых, не помчались сразу в милицию, и вообще разбитая машина их мало заботила, а во-вторых, по его мнению, они держались гораздо лучше, чем люди в подобной ситуации. Ведь как бы там ни было, а те трое все-таки здорово расшиблись, а виду не подавали. Инструктор говорит, это особое искусство — правильно себя вести в момент катастрофы и после неё. Не иначе как прошли специальную подготовку. Он об этом очень много знает и мне рассказывал. Лучше всего…

— Ты собираешься попадать в различные катастрофы? — съязвила Шпулька.

— А ты разве нет? — удивился Янушек. — Вы уже связались с этими Мослами. Пусть объяснит, как лучше.

Шпулька взглянула на мальчишку с отвращением.

— Говорят, что лучше принять позу плода, — заявила Тереска. — Сжаться в комочек, упереться во что-нибудь и прикрыть голову руками. Может, и правда не мешает потренироваться?