Тереска со Шпулькой переглянулись и закрыли тему, стараясь не показывать своего облегчения, вызванного неблаговидным поступком Янушека. Что там дальше будет — неизвестно, но хотя бы один из подозрительных типов никуда не денется.

Зигмунт никак не возвращался. Девчонки начали волноваться все сильнее. Издалека донёсся шум приближающегося автомобиля и вызвал надежду, сменившуюся тревогой. Мотор заглох неподалёку от первой машины. Янушек не утерпел и отправился на разведку. Тереска со Шпулькой напряжённо ждали его возвращения. Мотор снова заработал и удалился, затихая где-то в полях за лесом. Янушек вернулся и обстоятельно доложил:

— Видел я его. За одну внешность должен пожизненное получить. Низенький, чёрный, бородатый и в очках, а в придачу ещё и недоразвитый, только одно слово и повторял как заведённый. Когда колёса свои увидел. Приехал он на такси, привёз те два левых колёса и даже их поставил, но оказалось, что у них с таксистом на двоих только один ниппель, ну, он и отправился ещё за одним. Вряд ли он сообразит захватить четыре про запас.

— Если я правильно поняла, теперь ты у него одолжил уже шесть? — осторожно поинтересовалась Тереска.

— Пять. Тогда два и сейчас три. Все отдам по первому требованию, а сейчас они ему и так не нужны, все равно же четвёртого нет. То есть шестого.

Напряжение достигло апогея, а солнце уже садилось, когда наконец вернулся Зигмунт. И не один. Приехал он на двух машинах, в одной из которых был он сам и трое страшно взволнованных археологов, а в другой — складной велосипед и трое каменно-спокойных милиционеров. Поначалу возникла жуткая неразбериха, так как все хотели выяснить все сразу и говорили одновременно. Затем удалось кое-как разделить обязанности. В распоряжение милиции был отдан Янушек, а к археологам приставлены девчонки, за которыми был вынужден последовать и Зигмунт, так как обе вцепились в него мёртвой хваткой и засыпали вопросами: как все происходило, где он их нашёл, почему так долго и вообще, что все это значит. Вырваться несчастному парню не удавалось и вставить слово — тоже. Поэтому он молча и терпеливо пережидал, пока девчонки не успокоятся, зато Янушек не терял времени даром.

— Слушай, эти археологи тоже с приветом, — шёпотом сообщил он сестре. — Бормочут «скифы», «скифы»… А я же видел их машины, никаких там прицепов «скиф» в помине нет! А ментов, оказывается, больше прикатило, вон там в лесочке у них ещё одна тачка осталась…

И, не обращая ни малейшего внимания на произведённое его словами впечатление, мальчишка помчался назад на другой берег выполнять порученные ему обязанности. Тереска настолько была потрясена услышанным, что даже на какое-то время отцепилась от Зигмунта.

— Скифы… — прошептала она. — Боже правый! Скифский курган? Не может быть…

Шпулька услышала слова подруги и тоже на минутку потеряла дар речи. Зигмунт тут же воспользовался случаем. Он был страшно взволнован и горд собой, что все устроил именно так, как первоначально задумано, несмотря на всевозможные препятствия и осложнения.

— Я голодный как собака, — заявил парень, вырываясь из когтей двух ненасытных вампирш. — Дайте хоть чаю или ещё чего попить, а то я намотался, как верблюд, и у меня совсем в горле пересохло. Если заткнётесь хоть на минутку, я вам все расскажу. Мы угодили прямёхонько в центр циклона!

— Что я говорила! — с мрачным удовлетворением заметила Шпулька. — Даже безобидные раки нам даром не пройдут.

— Пошли за ними, — торопила Тереска. — Пей скорее. Там в бутылке холодная… И рассказывай все по порядку!

— Сначала я нашёл милицию, — начал Зигмунт, идя по тропинке, огибающей пригорок. — Такое сельское отделение. У них, как назло, телефон испортился, и меня направили в какое-то там Райчице не Райчице, что-то в этом роде. Там очень даже заинтересовались и сказали, что археологи у них под рукой, совсем рядом. Но когда позвонили, выяснилось, что археологов там, где они были, уже нет, смотались в другое место, и никто не знает куда. Наконец нашли, я дорвался до телефона, и тут оказалось, что ни фига не слышно. Этот там что-то мне хрипит, а я — ему. Так мы ни до чего и не договорились, тогда менты свой передатчик к делу подключили. Я говорю им, они говорят в аппарат, там кто-то принимает и все повторяет археологам, ну и таким же макаром обратно. Наконец, до них вроде дошло, и они даже вопросы по делу стали задавать, и тут я от дальнейших показаний отказался.

— Спятил? — перепугалась Шпулька. — Почему?

— Сначала же надо было о раках договориться, нет? Вот я и подождал в холодке, пока приехали как раз эти трое, мы в сторонке по-мужски поговорили, и тут подтвердились мои самые худшие опасения. Только я о раках заикнулся, у них аж глаза засверкали.

Они тоже хотят, хотят и хотят, ну прямо как дети. Я держался как партизан, все расписал и предъявил ультиматум. Одно из двух: или они от нас на эту ночь отцепятся, или я сажусь на велик и чешу в голубую даль. Ну, тогда они сдались. Скумекали, что могут и потом половить, только вот я им парочку крючков пообещал. Ты сможешь оставить?

— Хоть все, — милостиво согласилась Тереска. — Такого добра у отца навалом.

— Тогда порядок. Ну, отцепились они от раков и занялись профессиональными обязанностями. Я им все честь по чести обсказал, и тут они от радости совсем с катушек съехали. Такое началось! Сперва попробовали по телефону договориться. Дохлый номер! В конечном итоге ментам пришлось попотеть. На это ещё какое-то время ушло. Вызвали подкрепление, чтобы сюда ехать. Оказалось, у властей с археологией — полный симбиоз, в два счета договорились на всех уровнях.

На склоне холма трое мужчин средних лет ласково и нежно разгребали землю. Все трое так и светились от счастья, особенно один, лысина которого ярко сверкала на солнце. Тереска, Шпулька и Зигмунт остановились, с интересом наблюдая за их действиями.

— А милиция зачем? — спросила Шпулька. — Из-за тех бандитов?

— А то! Оказывается, это для них не новость. Тут, значит, две проблемы. Одна — что вообще здесь что-то есть. Археологи уже с весны по всему воеводству ищут, перекапывают пахотные земли и неудобья, так как, по их сведениям, здесь что-то должно быть, только где точно — не знают. Похоже, один с другим даже пари заключил, ещё пара человек присоединились, и теперь все эти раскопки — сплошной тотализатор. Сейчас, выходит, больше всех один продулся, его здесь нет, не успели ему пока сообщить. Не знает парень, какая его радость ждёт. А вторая проблема…

Зигмунт вдруг замолк, так как один из археологов, среднего роста и телосложения, но чрезвычайно живой и экспансивный, рухнул на колени, воздел руки к небесам и начал выкрикивать что-то на неизвестном языке. Остальные, не прерывая своих осторожных раскопок, как бы подсказывали ему слова. Тереска прислушалась.

— Вроде по-гречески, — заметила она не совсем уверенно.

— Точно, по-гречески, — поддакнул Зигмунт. — Мне приходилось иметь дело с греческими моряками. Может, они что другое говорили, чем этот здесь, но звучит похоже.

— Выходит, и правда, мы здесь нечто потрясающее обнаружили! Ну, давай дальше! Какая там ещё проблема?

— Так вот я и говорю. Шляется тут какой-то тип, что им жутко пакостит. Недоучившийся археолог или, наоборот, землемер, заразившийся таким хобби. Таскается за археологами и тоже ищет, но только для себя. Частная инициатива, так сказать. Похоже, надеется таким образом сколотить состояние, так как ворует из раскопок только золотые вещи и монеты, причём монеты — все подряд. Вредит он делу — ужас как…

— В наших раскопках не так уж и много золота, — критически заметила Тереска. — Насколько мне известно, редко-редко что попадается, да и то по большей части иностранного происхождения.

— Ничего. Его и иностранное устраивает. Он свято верит в благородный металл и ищет, где только может. И при этом портит все подряд, не нарочно, а просто за ненадобностью. Исторические ценности ему до лампочки. Есть подозрение, что он шатается где-то неподалёку, отсюда и милиция. Надеются его поймать наконец. Зовут его Яворек.

— Знают, как зовут, и ещё не поймали? — недоверчиво спросила Тереска.

— Во-первых, у него фальшивый паспорт, неизвестно на какую фамилию. А во-вторых, раньше никак не удавалось доказать его вину. Теперь, похоже, знают, чем его зацепить. Какие-то прежние делишки, вроде бы он здорово наследил пару месяцев назад.

— Ты думаешь, это его морда была в кустах? — осторожно поинтересовалась Шпулька.

— Понятия не имею. Милиция думает, что у него есть какие-то сообщники. Возможно, они немного не поладили.

— И этот Яворек находит, а археологи не могут? — недовольно заметила Тереска с явным осуждением. — Здесь он раньше нас обнаружил захоронение!

— Иногда сам находит, а иногда крадёт там, где археологи найдут. Настоящий маньяк, явно на этом деле тронулся, а таким всегда везёт…

Трое мужчин оторвались наконец от склона и вышли на тропинку, где их дожидались подростки.

— Замечательно! — счастливо выдохнул один из них, высокий, худой, с крючковатым носом. — Потрясающая находка! Может подтвердить наши предположения!

— Это что же получается? — жадно спросила Тереска. — Оно действительно такое исключительное? И что здесь? Какого периода? Мы весь день голову ломаем и никак не можем догадаться. Скажите…

— А в палатке у нас ещё горшок есть, — добавила Шпулька. — Он в воду упал и разбился, нам очень жаль, но все черепки мы собрали. Вы думаете, этот горшок отсюда?

Вся компания, взволнованная и сияющая, направилась к палаткам. Зигмунт злорадствовал, так как трое археологов оказались точно в таком же положении, как и он чуть раньше, разве только их не пытались разорвать на мелкие клочки. Тереска со Шпулькой также засыпали их вопросами, не давая ни малейшей возможности вставить хоть слово.

Частично притихли они у палаток, и то только потому, что рядом с кострищем лежала длинная полоса туалетной бумаги, на которой из камушков и веточек был выложен категорический приказ: «Тихо!!!!!!» Роль шести восклицательных знаков играли все имевшиеся в наличии у ребят столовые приборы: три ложки, два ножа и вилка. Вне всяких сомнений, это было указание отсутствовавшего Янушека, опасавшегося, по-видимому, возможных восклицаний и излишне громкого восторженного обмена мнениями. Учитывая тесные контакты мальчишки с милицией, решено было выполнять его распоряжения.

— Ну, и что же это такое? — допытывалась нетерпеливым шёпотом Тереска, когда все расселись вокруг кучи пепла и туалетной бумаги с грозным приказом. — Раз скелеты, а не урны, то что тогда? Нетипичное? Ведь на более позднее не похоже.

— Доцент Вишневский здесь главный специалист, — сказал лысый нормальным голосом, набивая трубку. — Ему и карты в руки.

Доцент Вишневский крутился и возбуждённо подпрыгивал на кресле из надувного матраса. Все уставились на него.

— Может быть, вы что-нибудь слыхали о скифах? — начал он таинственно. — Знаете о них? Многочисленные племена, целый народ, государство, совершенно исчезнувшее с лица земли.

— Романтик… — снисходительно буркнул худой.

— Если мне память не изменяет, прикончил их Сашка со своим Буцефалом, — быстро ответила Тереска, тоже отказавшись от шёпота.

Доцент Вишневский застыл от изумления, и наступила абсолютная тишина. Заметив выражение лица всех троих археологов, Шпулька сочла необходимым вмешаться.

— Вы, пожалуйста, не обращайте внимания, у неё такое личное отношение к истории, — торопливо объяснила она. — Это, конечно, Александр Македонский имеется в виду. И ещё у неё своё мнение насчёт того, кто кого и когда прикончил. По этому вопросу даже большой спор был на уроке.

— О Господи! Да ладно, ладно, известно, что они ещё аж до третьего века существовали, с нашей стороны истории, конечно, — нетерпеливо отмахнулась Тереска. — Но разве это была жизнь? Так просто, вегетация. Подыхали, только и всего. А первого хорошего пинка дал им Филипп, когда этот придурок Атеас позвал его на помощь, сейчас, сейчас, когда это было? Такая круглая дата… Ага, триста тридцать девять. Ну, Атеас-то уже был старой развалиной, ему простительно, может, склероз у него был… Филипп им здорово врезал, но, по-моему, по-настоящему подрубил их Александр. Сарматы потом фактически только завершили дело.

— Потрясающе! — прошептал худой, вытаращив глаза на слегка раздражённую Тереску.

— Откуда вы все это знаете? — изумлённо спросил лысый.

— Как откуда, из школы.

— У нас уже сто лет жуткая учительница по истории, — снова пояснила Шпулька, тяжело при этом вздыхая. — И Тереска — первая жертва. Обе упёрлись и не хотят уступать. Ума не приложу, как она все это помнит, я думаю, не иначе как пропиталась.

— Великолепно! — радостно воскликнул доцент Вишневский, снова приобретая способность двигаться. — Тогда все гораздо легче пойдёт!

Лысый энергично постучал трубкой по его плечу и указал на надпись на туалетной бумаге. Доцент Вишневский понизил голос, а чтобы выпустить излишек энергии, ещё сильнее запрыгал на матрасе.

— Тогда вы должны знать, что скифы были и в наших краях…

— Ха! — вдруг заорала Тереска, срываясь с пенька, на котором сидела. — Ведь это же их олень! Тот рельеф, я ведь знала, что это не наше, и знала, что где-то его видела!

— Цыц!!! — гаркнул Зигмунт, и Тереска плюхнулась обратно на пенёк.

— Десять тысяч вариантов оленей, — докончила она шёпотом. — Езус-Мария! Что за слепая тетеря, не могла вспомнить! Здесь везде полно репродукций этого оленя. Были у нас, конечно, но рванули к Зеленой Гуре, до сих пор что-то не слышно было о скифах под Люблином!

— Вот теперь услышат! — с триумфом подхватил доцент Вишневский. — Это совсем свежая информация, страшно романтическая история, в которую никто не верил. Один я. И теперь я выиграл шесть бутылок коньяка! Больших!

— Так и напиться недолго… — вырвалось у Шпульки.

— Он не один будет пить, — твёрдо заверил лысый.

— Да уж, — грустно подтвердил доцент. — Есть здесь шакалы, что своего не упустят. Сейчас я вам все расскажу. У меня в Турции живёт приятель, тоже археолог, который в прошлом году нашёл изрядное количество табличек с греческими текстами. Они все время что-нибудь да находят, счастливчики! В том числе там оказалась корреспонденция одной дамы, которая писала письма другой даме, вероятно приятельнице, проживавшей в Малой Азии. С датировкой проблем не было, так как в письмах есть упоминание о личном знакомстве с Пиндаром. Всего расшифровать не удалось, некоторые таблички сильно повреждены, но прочитанные документы как раз содержали сведения о скифах.

— Другими словами, две бабы сплетничают, а мы из этого делаем серьёзные научные выводы, — меланхолически вставил лысый.

— И ещё как делаем! Жалко, что мало сплетничали! Так вот, в сильном сокращении это выглядит так: дама жаловалась на Пиндара, который её надул, расхваливая какого-то скифского вождя, якобы знакомого с Геродотом.

— Геродот у них бывал, — встряла Тереска. — Вернулся живой и здоровый, может, и впрямь с кем подружился.

— Познакомился — возможно, что же касается дружбы — это я сильно сомневаюсь. Сомневаюсь также, чтобы Геродот занимался сводничеством, то есть, того… я хотел сказать сватовством. Во всяком случае, история об этом умалчивает. Зато Пиндар, человек творческий и лирический поэт, мог себе позволить подобную шутку и, если дама вообще не высосала всю эту историю из пальца, здорово над ней посмеялся. Дама утверждает, что Пиндар чуть ли не обещал ей этого вождя, а Геродот должен был его уговорить приехать в один город на северном побережье Эгейского моря, кажется в Абдеру, но полной уверенности у нас нет, так как в этом месте текст оказался повреждён, а дама упорно называет в своих письмах сей город «этим отвратительным местом», не приводя географического названия. Наверное, уж очень ей там не понравилось. Но не в этом дело. Дама дожидалась вождя годами, регулярно наезжая в «это отвратительное место», жениха все не было, а затем наконец выяснилось, что Пиндар её попросту разыграл. Скифский же вождь, фигура для афинской дамы чрезвычайно экзотическая, дикий варвар, купающийся в золоте, но зато никогда не мывшийся, вместо того чтобы прибыть и пасть в её объятия, отправился в поход в ещё более варварские страны, на какой-то жуткий север, где человек вообще не может жить. Поэтому нет ничего удивительного, что он не вернулся и сгинул без вести. А Пиндар — отвратительная скотина, раз до сих пор водил её за нос. До сих пор — это до момента написания письма. Хуже того, Геродот сообщил, что якобы этот самый вождь вовсе не достиг намеченной цели, а ввязался по дороге в какую-то таинственную историю, оторвался от остальной экспедиции и пропал. Дама предполагает, что он завёл роман с какой-нибудь ещё более примитивной дикаркой, ведь ничем иным, по мнению дамы, нельзя объяснить его поведение. Лучше всего сохранились догадки нашей корреспондентки по поводу внешнего вида этой разлучницы. Судя по описанию, она вся покрыта густой рыжей шерстью…

— В женском характере испокон веков так ничего и не изменилось, — чрезвычайно угрюмо прокомментировал худой.

Тереска со Шпулькой сердито взглянули на него, но возразить не успели, так как доцент Вишневский продолжил:

— Разумеется, то, что я вам тут рассказываю, это выжимка из нескольких писем, многочисленных предположений и выводов, а также сведений из других источников на эту тему. Мой приятель, зная, что скифы — это моя специальность…

— …а также глубоко укоренившаяся мания, сдвиг по фазе и помешательство, переходящее в состояние патологии, — вежливо добавил лысый.

— Согласен, патология, так вот, говорю, мой приятель сообщил о находке табличек во всех подробностях. Я постарался сопоставить все известные мне разрозненные данные, и получилось, что действительно, в том скифском походе, что закончился под Витошковом, потерялся по дороге один вождь со всем своим отрядом. Неоценимый Геродот тоже, спасибо ему, сплетничал. Вернувшиеся воины рассказывали об экспедиции, и из их слов можно сделать вывод, что вождь пропал где-то в наших краях…

— Можно сделать также сто других выводов, — проворчал лысый. — Геродот на эту тему сплетничает весьма туманно.

— Во всяком случае, погребения вождя на его родине нет. Я не знаю, известно ли вам, что скифы никогда не насыпали никаких курганов вне пределов тех земель, которые они считали своими исконными. Если чьё-нибудь тело оставалось далеко от родины, что, принимая во внимание частые походы, было делом обычным, погребение устраивали дома. Могилу сооружали по всем правилам, только без тела. Поэтому пропавший вождь тоже должен был иметь захоронение на родине, но не имеет.

— Точно не установлено, может, его просто пока не обнаружили, — безжалостно уточнил Лысый.

— А я утверждаю, что не имеет! По каким-то причинам он был вычеркнут из памяти. Ну и потом, его останки мы ведь нашли здесь!

— Это же надо! — умилилась Тереска. — И вы думаете, это его могила?

— Пока не знаю. Надо посмотреть, что там внутри. Может, это просто место какой-нибудь битвы. То, что вы нашли и были любезны определить как штуковину, указывает на присутствие в данном месте какого-то важного лица. Это оковка, крепившаяся на конце шеста, причём шест мог быть и от шатра, и такой специальный, носимый как символ власти. А та бляшка с оленем — это не пряжка, а фрагмент конской упряжи. Много и наконечников стрел. Если внутри захоронен вождь, там должно быть и немало золота. Гипотезы здесь можно строить различные, но сначала не мешало бы все проверить.

— Как же так? — удивилась Шпулька. — Ведь все уже раскопано?

— Только с самого верха. Тоже, конечно, невосполнимая потеряг но вождь, если он вообще здесь есть, должен лежать гораздо глубже и под камнями.

Шпулька вдруг оживилась.

— А что, если он здесь поселился, считая эту землю своей, и здесь же умер? — предположила она. — Тогда и насыпали этот курган, ведь он все равно не вернулся бы на родину?

— Для этого нужны серьёзные причины. Я, конечно, не афинская дама и не стану утверждать, что вождь потерял голову от любви к местной дикарке, но в истории уже и не такое бывало.

— К оленю, — предположил Зигмунт. — Мог погнаться не за девчонкой, а за оленем. Олени у нас были неплохие.

— Девчонки вроде бы тоже… Интересен тот факт, что из его отряда также никто не вернулся. Если бы вождь погиб здесь в каком-нибудь бою или пострадал на охоте, его бы потихоньку похоронили, а остальные воины отправились назад. Разве что все погибли, но тогда некому было бы совершить похоронный обряд по скифским правилам. Находка эта необычная, беспрецедентная и, независимо от того, что обнаружится внутри холма, явится бесценным вкладом в науку.

Тереска со Шпулькой молчали, переполненные возвышенными чувствами. Зигмунт был более толстокожим.

— А это? — с интересом спросил он, указывая на черепки и монеты, извлечённые вместе с полотенцем из палатки и тщательно разложенные на одеяле. — Это вам о чем-нибудь говорит?

Лысый наклонился и осторожно покопался в металлических кружочках, затем некоторые рассмотрел поближе.

— Непосредственно одно с другим никак не связано, — сделал он безапелляционный вывод. — Зато, если мой уважаемый коллега-маньяк прав, здесь может быть косвенная связь. Клад как таковой и скифское нашествие разделяет как минимум тысяча лет. Здесь неподалёку существовало славянское городище, были в округе также и мелкие поселения, а этот пригорок мог обрасти разными легендами, мог стать священным местом или, наоборот, проклятым. Хозяин горшка перед лицом какой-то неведомой нам опасности зарыл своё сокровище, как ему показалось, в самом надёжном месте…

— Ну хорошо, а откуда стало известно, что надо искать в этих краях? — спросила Тереска, переварив понемногу столь поразительную информацию. — Геродот сообщить об этом не мог, он вообще здешних краёв не знал, древнегреческая дурында — тем более, тогда кто?

— Прошу не оскорблять дамы, чьи голова и рука в состоянии были освоить науку письма. В здешних краях этой весной появилась одна зацепка. Ребёнок нашёл золотую бляшку, вне всякого сомнения от скифского ожерелья. На неё наткнулся наш коллега. Так и не удалось узнать, где ребёнок нашёл украшение. А наткнулся на него коллега на ярмарке в Краснымставе, где оно являлось предметом оживлённого торга между как нельзя более взрослыми гражданами. Эти взрослые граждане категорически отказались давать показания. Не удалось от них добиться даже, какого пола тот ребёнок, не говоря уж о каких-нибудь других подробностях. Единственное, что смогли выяснить с самого начала, так это то, что дело происходило в наших краях. В сопоставлении с эпистолярным наследием античной дамы и сплетнями Геродота было за что зацепиться. Мы начали методические поиски, но территория оказалась значительная. Благодаря вам…

— Благодаря ракам… — начала Шпулька.

— Благодаря Янушеку, — категорически оборвал её Зигмунт.

— Благодаря ей, это она хотела спать на сухой земле, — поправила Тереска.

— Благодаря вам всем, честь вам и хвала! — воскликнул, подпрыгивая, доцент Вишневский. — Без вас мы могли бы и ничего не найти!

Шпулька тревожно заёрзала.

— А кстати, — неуверенно сказала она. — А тот… Ну, тот чокнутый, что вас преследует… Он ночью не появится? Может, надо посторожить?

Ответ, как по заказу, донёсся из лесу. Прежде чем кто-то успел открыть рот, со стороны оставшегося на попечении Янушека автомобиля послышались вдруг какие-то крики, шум, треск и глухие удары. Затем все быстро прекратилось. Доцент Вишневский резко дёрнулся, вырвал затычку матраса и обмяк вместе со своим «креслом». Зигмунт вскочил, собираясь накачать матрас по новой. Доцент тоже сорвался с места, размахивая руками.

— Пустяки! — воскликнул он оживлённо. — Я очень надеюсь, что его как раз схватили! Ночью все будет спокойно, а завтра мы сюда переберёмся со всем своим хозяйством!

Худой наклонился вперёд, и глаза у него подозрительно заблестели.

— Вы тут что-то о раках говорили, — начал он просительно. — Представьте… А если бы… Знаете, мы никогда раков не ловили.

— Как? И вы тоже?! — удивилась Шпулька.

— Так как-то получилось, — смущённо объяснил лысый, выколачивая пепел из трубки. — Осьминогов мне доводилось ловить, а вот с раками — дела не имел. Это такая редкость…

— Вот именно! — поддержал коллег доцент Вишневский. — Вы их как-то ловите на крючок с лягушкой, насколько мне известно. Это какой-то новый способ.

— Отличный способ! — возразила Шпулька. — Мы тоже не знали, как это делается, а теперь у нас колоссальный опыт! Можем и вас научить! В конце концов… Я не знаю…

Она взглянула на подругу. Та уже совсем была готова сдаться, но Зигмунт держался твёрдо.

— Был договор или нет? — сурово спросил он. — Вы — с завтрашнего дня! Мы своё слово сдержали: могила, вот она, как миленькая, в наличии, горшок с деньгами — тоже. А раки, уж будьте любезны, завтра!

— Но мы даже не знаем, как этих проклятых лягушек ловят, — жалобно прошептал худой. — Вроде на них надо кидаться плашмя…

— Мой брат вам наловит про запас, — утешила его Тереска. — Он в этом деле крупный специалист. Оставим вам крючки и корзину, так как сегодня мы будем ловить корзиной.

— Я могу крапиву нарвать, — пожертвовала собой Шпулька. — Тоже про запас. Надеюсь, что в тех кустах больше никакие морды не шляются.

— Кажется, там что-то происходит, — заметил Зигмунт, кончая накачивать матрас и вставляя на место затычку. — Похоже, они теперь на дороге колготятся, может, пойти посмотреть?

— Когда будет нужно, нам сообщат, — сказал лысый, снова спокойно набивая трубку. — Здесь дела поважнее. Ладно, договор мы соблюдаем, но вы должны нас поучить, как обходиться с этой отечественной фауной. А как варить и есть — это мы в курсе.

На дороге за лесом взревел мотор, и чуть позже — другой. Один начал отдаляться, а другой, наоборот, приблизился, и из-за кустов показался милицейский «газик». Из машины выбрался сержант, перешёл мостик и приблизился к сидящим у палаток.

— Ну, теперь полный порядок, наконец-то мы их взяли, — сообщил он, отдавая честь. — Можете копать спокойно, но наряд мы здесь оставим, так как в народе слухи о сокровищах разносятся быстро. Наряд обязуется соблюдать тишину, о раках уже наслышаны. Надо будет ещё опознать украденные ранее вещи, но это уже завтра. Желаю спокойной ночи.

Милиционер снова отдал честь, вернулся к своей машине и уехал.

— Ого! — восхитился Зигмунт. — Янушек зря времени не терял…

— Ну вот. Коротко и ясно, — философски заметил Лысый. — Кончились одни заботы, начинаются другие. Боюсь, с нашим романтическим вождём и после смерти хлопот будет не меньше, чем при жизни. Так что, дорогие коллеги, соберитесь с силами!

— Силы нам дадут раки! — воскликнул как всегда полный энтузиазма доцент Вишневский. — Даёшь раков! С завтрашнего дня у нас сплошные удовольствия! Дождитесь нас обязательно! Мы прибудем ещё до обеда!

— Только, пожалуйста, чтобы все это потом можно было увидеть в музее, — весьма настойчиво попросила Шпулька. — Не раков, конечно, а вождя.

Археологи тоже уехали, прихватив с собой горшок со всем содержимым и вместе с полотенцем, которое непременно обязались вернуть завтра утром. Шум последнего мотора затих вдали, когда наконец показался разгорячённый и жутко гордый собой Янушек.

— Эй, я все знаю! — орал он уже издали, пробегая по мостику. — Я голодный как волк! Они мои заслуги учли и взяли меня в дело! Я все видел и слышал! Повязали его по первому классу! Дайте же чего-нибудь поесть!

— А он совсем не такой дурак, этот тронутый, — рассказывал Янушек с набитым ртом. — Этот Яворек. И вовсе он не чёрный, хотя борода — настоящая. Перекрасился для маскировки. Сначала подслушал, как эти от древностей вроде что-то золотое нашли. А вообще он знал, что милиция его ищет. Теперь-то его звали Козиковский.

— О Господи! Мне казалось, я все понимаю, а теперь ты меня совсем запутал, — простонала Шпулька. — Кого звали Козиковский?

— Этого Яворека.

— Я же вам говорил, что у него был фальшивый паспорт! — рассердился Зигмунт. — Не все тебе равно, как его звали? Давай дальше!

— Ну, подслушал он про захоронение, — продолжал Янушек, — сразу начал носиться как угорелый и тоже искать, только с другой стороны, чтобы их опередить. И похоже, он лучше знал, где надо искать, кто-то что-то ему сболтнул, менты говорили, что в частном порядке каждый готов трепаться, а официально — никто ничего не знает. Вот Яворек в частном и узнал…

— Не иначе как ребёнка с бляшкой нашёл, — буркнула Тереска.

— Про ребёнка ничего не знаю. Не говорили. Яворек понимал, надо поспешать, поэтому взял себе двух помощников. Натрепался им, что он научный сотрудник и работает легально от археологической экспедиции. Те и понятия не имели, что это за экспедиция такая, но быстро скумекали, что он ищет могилу с сокровищами, а как они люди тёмные, то решили, что сокровище — это какой-нибудь сундук с золотом или что-то в этом роде. Значит, отправил он их на поиски и объяснил, что сначала должны быть кости и всякий древний мусор, а уж подо всем этим — могила. Сам тоже, ясное дело, искал. Ну, и вышло так, что эти гробокопатели наткнулись на холме на захоронение первыми и решили это от хозяина скрыть. Не навсегда, конечно, а на время, пока сами не пороются. А этот вдруг нагрянул как снег на голову, приехал на той машине, ни фига им не поверил, что здесь ничего нет, сам место исследовал и убедился, что очень даже есть…

— И тогда они решили его убить? — спросил Зигмунт, так как Янушек как раз прервался, чтобы проглотить застрявший в горле кусок.

— Где там убить! Чай есть? Дайте хлебнуть… Хотели только на день-два вывести его из строя, чтобы самим поискать. А мы им жутко помешали. Они боялись, что он сразу помчится докладывать этой своей экспедиции, понаедут учёные. Вот и решили оглушить его и связать, чтобы полежал тихонечко и не пылил.

— Откуда ты знаешь?

— Как откуда? Сам слышал, как давали показания. Я же от милиции — ни на шаг, а милиция их сразу и допросила. Не могли напасть на своего работодателя здесь, на холме, так как эта чёртова молодёжь, говорили, и даже ещё хуже говорили, вместо того чтобы спать, всю ночь слонялась по лесу. Так они ему все покрышки порезали, чтобы не мог уехать. Один здесь на стрёме стоял, а другой колёса делал, только у него плохо шло, так как ножик был тупой. Удивляюсь я на него… Ну, а он тут возьми и заявись и напоролся как раз на того, кто покрышки резал, ну и приложил ему с ходу…