Пани Иоанна (№15) - Алмазная история [Великий алмаз, Большой алмаз]

А как я что поперёк говорил, так за дверь меня выгонял, аж я, на все воля Божья, обещал, что вам пожалуюсь, и неизвестно ещё, кто тут больше госпожи графини боится. А он только смеётся и говорит, что все возьмёт на себя. Ну, и что тут повынимали, все так и осталось, потому как знаю, госпожа графиня сама изволит разбираться, а что забрали, то я упёрся, чтоб расписка была. Иначе через мой труп.

Вот здесь эти бумаги, я проследил.

Он указал на документы, лежавшие под подсвечником.

Клементина, по-прежнему молча, подошла к столику и прочитала расписку. Юстина, сильно заинтригованная, ждала, что будет дальше.

Книгу о соколиной охоте взял маркиз де Руссильон, в чем и расписался, а граф де Нуармон, её собственный сын, подтвердил это тут же, вероятно ещё и заливаясь идиотским смехом. Бог покарал её глупыми детьми. Это ужасное событие произошло от силы месяц тому назад, а маркиз де Руссильон…

Пресвятая Богородица! Она же сама убедилась сейчас, во время последнего пребывания в Париже, что этому кретину грозит банкротство и продажа с аукциона всего имущества! Разбогател, нечего сказать… Её сын тоже, разумеется, давал ему в долг, и как минимум тысяч двести — псу под хвост, не будут же они добивать лежачего. Банк и ростовщики заберут все…

Она обернулась к Флореку, и оба пристально и понимающе посмотрели друг другу в глаза. Не затем в своё время любопытный лакей свалился со стены замка, чтобы предмет любопытства вот так запросто пропал ко всем чертям.

— Слава Богу, что ты хоть расписки добился, — произнесла Клементина сдавленным голосом. — Ты самим Господом послан нашей семье, не иначе, и знай, что в своём завещании я тебя отблагодарю. Тебе надо жениться и завести детей. А ты… — обратилась она к Юстине и вдруг прервала сама себя: — Погоди. Можешь идти, Флорек. Вели принести вина и очень холодной воды.

— Бабушка, что случилось? — испугалась Юстина. — О Господи, может, доктора?

— Не морочь мне голову своими докторами.

Сюда сейчас явится Бальбина и приготовит мне травы, это лучше любого доктора…

Клементине скорее помог характер, нежели вино и холодная вода, а дальше пережить полученный удар помогла Бальбина, её личная ключница, самой госпожой выученная, как пользоваться травами. Сама же Клементина чуть ли не с детства была отличной травницей. И прежде чем приступить к главному делу, она успела подумать о будущем — видно, её бесценные знания отправятся вместе с ней в могилу…

— Послушай, девочка моя, — озабоченно обратилась она к внучке, — может быть, времена и меняются, а природа остаётся. Дай мне слово, что все записанное мною о лечении травами ты сохранишь. Просьба моя хлопотная, ибо только часть находится у меня в секретере, а основное — здесь, в книгах, но ничего не поделаешь. Ни у кого другого ума на такое дело не хватит, значит, придётся заняться тебе.

Взволнованная происходящим Юстина готова была дать бабке любую клятву, а главное — выполнить её. Таким образом, что касается трав, Клементина успокоилась.

— А теперь делай что хочешь, а книгу верни, — приказала она весьма категорично. — Будь я помоложе, сделала бы это сама, но сейчас, боюсь, сил уже не хватит. Этот кретин, маркиз де Руссильон, потерял все, и сейчас, наверное, его имущество уже пошло с молотка. Надо ехать и забрать нашу книгу.

Твой дядя не иначе как рехнулся, когда её одолжил.

Вещь это уникальная и представляет собой огромную ценность с разных точек зрения. Поезжай немедленно, чем скорее, тем лучше. Ты хоть молода, но не глупа. Этот недоделанный маркиз и так уже обошёлся нам как минимум в двести тысяч, а возможно, и гораздо дороже…

Юстина отправилась в Париж немедленно, забрав с собой, неизвестно зачем, горничную. На этом настояла бабушка, считавшая, что молодой девушке из приличной семьи не пристало путешествовать в одиночку. Все равно что приехать на вокзал босиком или в ночной рубашке. Таким образом, горничная являлась тем минимумом, ниже которого опускаться было никак нельзя.

Поезд из Орлеана в Париж отправлялся через два часа. Лошади при должном старании преодолевали трассу от замка до Орлеана минут за сорок, а значит, надо было поспешить. Ошарашенная столь неожиданным отъездом горничная, в планы которой входило чрезвычайно заманчивое свидание, выехала вместе с госпожой в состоянии, близком к закипанию…

* * *

Маркиз, ясное дело, пошёл с молотка.

Он даже не успел открыть позаимствованный в Нуармоне трактат. Когда прибыл судебный исполнитель, тот лежал себе преспокойненько посреди стола, который уже некому было накрывать, так как вся прислуга оставила столь безответственного хозяина. Сам же маркиз, бросив своё имущество на произвол казны, перебрался к старой няньке, которая и без того мало что соображала, а финансовый крах обожаемого ею барчука вообще до сознания старухи не дошёл. Она была счастлива от одного его присутствия, закармливала маркиза любимыми им в детстве лакомствами и ни о чем не спрашивала.

Судебный исполнитель, пришедший описывать имущество, был человеком на редкость для представителя своей профессии умным. Он отлично знал, что старинные фамилии подчас владеют редчайшими вещами и не один банкрот мог бы спасти остатки своего состояния, выгодно продав какую-нибудь непрезентабельную на первый взгляд картину, задвинутый в дальний угол немодный уже предмет меблировки, часы или прабабкино колье. Пристав не был законченной свиньёй и частенько давал спасительные советы отчаявшимся банкротам, довольствуясь скромным процентом от столь неожиданной прибыли, но к абсолютным кретинам он ни малейшей жалости не испытывал. Маркиз же де Руссильон был, по его мнению, идиотом высшей пробы, и пристав ни в коем случае не намеревался делиться с ним возможной прибылью.

Дело к тому же облегчалось ещё и тем, что у судебного исполнителя имелся брат-антиквар, весьма неплохой знаток своего дела, которого он и взял с собой в качестве эксперта.

И разумеется, первое, что попалось брату-антиквару на глаза, была книга о соколиной охоте. Пристав опечатывал все подряд, а брат, присев за обеденный стол, листал начальные страницы, в упоении читая текст и разглядывая иллюстрации, пока не добрался до склеенной части. Тут он слегка вздрогнул и захлопнул книгу.

— Кто его знает?… — задумчиво произнёс антиквар после того, как довольно долго просидел, бессмысленно уставившись в пространство — Вдруг это та самая книга, которой был отравлен Карл IX?

Находящийся здесь же в столовой пристав вопросительно посмотрел на брата.

— Ну и?…

Антиквар вздохнул и озабоченно заёрзал на стуле.

— Вещь на любителя, возможно, и удастся кое-что выручить, — заявил он. — Я сам её куплю. Ну, если говорить о цене, то не слишком…

Он снова попытался перелистать книгу. Страницы были склеены на совесть, сухие пальцы скользили по толстой бумаге. Антиквар уже поднёс было руку ко рту, чтобы их послюнявить, как вдруг вспомнил исторические домыслы и весь облился потом. Отшвырнув фолиант, он решил пока отказаться от дальнейшего знакомства с ценной реликвией.

На другой день, приобретя книгу законным образом, антиквар сам ещё не знал, как он ей распорядится, но почему-то начал нервничать. Сходил на обед, оставив в магазине молодого расторопного продавца.

Вернувшись и отослав в свою очередь обедать весь персонал в единственном числе, антиквар обнаружил нечто, от чего самым естественным образом скончался на месте от кровоизлияния в мозг. Он уже давно страдал повышенным давлением.

* * *

Юстина прибыла в Париж под вечер того дня, когда антиквара благополучно похоронили, и сразу, с корабля на бал, то бишь с вокзала, отправилась к обанкротившемуся господину маркизу де Руссильону, где ещё застала ликвидатора. Последний уже собирался уходить, но любезно задержался и охотно разъяснил ситуацию. Совершенно верно, все пропало, имущество господина маркиза, дурака недоделанного, пошло с торгов только что, продано почти все, сам маркиз уже довольно продолжительное время на люди не показывается, и никто не знает, где он скрывается. Все аукционные квитанции в полном порядке, и он сам даже помнит некоторые вещи и кто их купил. Утром, проведя ночь в парижском доме дяди, Юстина уже стояла перед антикварным магазином, который освобождали от траурного убранства и как раз открывали. Её принял зять покойного — муж наследницы и многолетний компаньон тестя.

— О Боже! — он казался странно взволнованным. — Книга о соколиной охоте? Шестнадцатый век, недавно приобретённая?! Господь милосердный!

Его беспокойство передалось Юстине, хотя она и понятия не имела, что именно содержит в себе пресловутый фолиант. Ведь Клементина так и не раскрыла ей тайну, решив пока воздержаться от признаний, так как в случае безвозвратной потери алмаза доброе имя её покойного мужа сохранится незапятнанным. А посему старая графиня прикусила язык и не стала излагать внучке подозрительную историю о драгоценности сомнительного происхождения. Какой смысл, если вдруг сокровище окончательно черти взяли и в семью оно не вернётся? Разве что этот придурок маркиз его обнаружит и наделает крику, тогда, конечно, она скажет все, что нужно, и отберёт у недоумка алмаз, а если нет, пусть это тёмное дело так и сгинет во мраке неизвестности. Сначала Юстине надо найти книгу, а там видно будет…

Вооружённая заверенной распиской маркиза, Юстина начала выяснять ситуацию с юридической стороны.

— Вы, конечно, понимаете, это было продано с аукциона незаконно, — холодно заметила она. — Собственность нашей семьи, одолженная без нашего ведома, вот доказательство, есть также и свидетели. Данная вещь должна быть исключена из описанного имущества, тут явная ошибка судебного исполнителя, но мы не намерены требовать возмещения ущерба. Наша цель — вернуть семейную реликвию.

— Семейная реликвия! Ха-ха-ха! — Реакция зятя оказалась весьма неожиданной. — Я бы на вашем месте не делал таких признаний.

Юстина оказалась достойной внучкой своей бабки.

— Что вы имеете в виду? — спросила она совсем уже ледяным тоном.

Зять антиквара вдруг не на шутку перепугался, когда из-под внешней оболочки молодой красивой дамы на него взглянула жуткая мегера.

— Все скажу, милостивая госпожа, извольте выслушать. Юридически вопрос вполне можно было бы решить. Подождать введения в наследство, это все ерунда, единственной наследницей является моя жена, так что здесь никаких проблем нет, а я был компаньоном покойного и состояние его имущества знаю как свои пять пальцев. Доказать, а доказательства, как вижу, у вас в наличии, что один предмет был продан с торгов по ошибке, чужая собственность, предмет возвращаем, и делу конец.

Все было бы в полном порядке, да есть тут одна загвоздка…

Зять антиквара сделал глубокий вдох и мужественно продолжил, напуганный видением мегеры больше, чем всеми вероятными правовыми последствиями.

— Так вот, милостивая госпожа… Вышеназванного произведения уже нет. Минуточку, разрешите мне закончить. Мой тесть умер скоропостижно. Он скончался прямо здесь, в кабинете, вы видите, это служебное помещение, его перенесли в квартиру, в спальню, там доктора, семья… Я же обнаружил на его бюро странное письмо, адресованное, вероятно, мне, во всяком случае тому, кто должен перенять дело. Вот это письмо. Даже, может, и не письмо, а записка. Будьте добры, извольте прочитать.

Юстина по примеру бабки слушала молча, скрывая постепенно охватывающее её удивление. Преемник антиквара подал ей обыкновенный листок бумаги.

Покойный антиквар и впрямь написал довольно странные вещи. Во-первых, он сообщал, что владеет купленным на распродаже старинным трудом о соколиной охоте и дрессировке ловчих птиц, после чего предупреждал, чтобы никто не читал и не разглядывал книгу голыми руками. Звучало сие предупреждение довольно странно, так как обычно читают и разглядывают при помощи глаз, а верхние конечности играют скорее вспомогательную роль. Не перелистывать страниц. Существует вероятность, правда, небольшая, что книга пропитана ядом ещё Екатериной Медичи, ею отравился Карл IX, и неизвестно, как долго яд ещё будет действовать. Правда, это только подозрение, основанное на исторических сплетнях и не более того, но на всякий случай…

Здесь письмо обрывалось. Юстина подняла голову и вопросительно взглянула на зятя. Тот выглядел ещё более смущённым и обеспокоенным.

— Видел я эту книгу, — угрюмо признался он. — Буквально какую-то минуту. Даже в руках держал.

Конечно, заинтересовался, заглянул в начало, а дальше не видел, так как страницы были склеены, в конец ещё посмотрел, а середину оставил в покое.

Я, может, и внимательнее бы изучил, как-никак вещь шестнадцатого века в таком отличном состоянии — большая редкость, но тесть буквально вырвал её у меня из рук. Разволновался, аж посинел…

Прямо и не знаю. Бог спас… Ну а потом, сразу на следующий день, оказалось, что помощник её продал. Как раз когда мы ненадолго отлучились. Тесть вернулся, отпустил его на обед, остался один, вероятно, страшно разволновался, я уже не застал его в живых… Но вне всякого сомнения, он книгу рассматривал раньше, читал… Ну а теперь прямо и не знаю, утверждать не могу, но предположения, сделанные в этом письме, мне кажутся ужасными…

Юстине они тоже показались ужасными. Волнение её собственной бабки выглядело весьма красноречивым, а вдруг и впрямь кошмарная реликвия была некогда королевской собственностью и теперь травила направо и налево всех интересующихся орнитологией… Покойный антиквар ознакомился с шедевром и тут же умер. Разве не ясно?…

Тут только до неё дошли слова зятя. Книги о соколах в антикварной лавке уже нет, кто-то успел её купить, а антиквара мог хватить удар при мысли, что яд пошёл в народ; отравился он сам или нет — теперь уже неважно, на все воля Божья, но ей необходимо вернуть книгу!

— Случайность, — продолжал своё печальное повествование зять, — несчастная случайность, ведь крайне редко бывает, чтобы вещь так моментально продавалась, и ведь не дешёвая, и, как назло, никого в магазине не было, только наш продавец…

— Кто?! — прервала его Юстина. — Кто купил?!!

Антикваров зять взглянул на неё и окаменел. Ему пришла в голову та же мысль. Если и вправду в книге яд, хоть маловероятно, но все же… который столь ловко спровадил на тот свет его тестя… а ведь тот едва дотронулся до книги, даже страниц не расклеивал! То кто там сейчас лежит в качестве следующей жертвы?!!

Он вдруг сообразил, что не имеет об этом ни малейшего представления, не спросил того паршивца, кому продан фолиант, небось ещё обрадовался, кретин, что продал такую дорогую вещь…

Но может, все-таки вспомнит, может, даст Бог, знакомый клиент…

Несчастный преемник антиквара смотрел на молодую мегеру взглядом раненой лани.

— Наш продавец, — пробормотал он. — Квитанция, конечно, но фамилии мы не записываем, клиент приходит, покупает, платит и убирается ко всем чертям… Ох, простите, мадемуазель!

— Ничего, — раздражённо буркнула Юстина.

— Но возможно, он помнит… Сейчас он послан по делам… Должен прийти попозже… Если вам угодно…

— Я подожду, — решительно прервала его Юстина. — Пока не узнаю, никуда не уйду…

Время, проведённое вместе в ожидании, пока вернётся продавец, оба — и Юстина, и новый антиквар — независимо друг от друга причисляли потом к худшим минутам своей жизни. Минуты, надо сказать, затянулись, ибо продавец возвратился только во втором часу.

Ошарашенный и даже немного напуганный кровожадным вопросом, он, однако, смог вспомнить покупателя.

— Конечно, это постоянный клиент, — объяснил бедолага. — Виконт Гастон де Пусак, он живёт…

— Знаю, где живёт, — оборвала Юстина, почувствовав одновременно облегчение и новую тревогу. — Это мой кузен. Надеюсь, что… О Господи, может, он ещё жив!…

Теперь она уже окончательно была убеждена, что интерес к кошмарному произведению из соколиной жизни угрожает жизни самого читателя и именно это имела в виду её бабка. Оставив персонал антикварной лавки в состоянии, близком к истерике, Юстина помчалась к кузену. Застоявшиеся кони радостно рванули с места, а кучер хорошо знал Париж.

* * *

Кузен был уже мёртв.

Дико взволнованная Юстина угодила прямёхонько в центр циклона. Врачи, полиция, прислуга и в придачу двое страшно перепуганных приятелей — все это перемешалось в жутком хаосе. Несмотря на шок, девушка ещё успела подумать, что, будь это чужой дом, она ничего не узнала бы. К счастью, насколько уместно в этой драматической ситуации говорить о счастье, виконт приходился внучатым племянником её прабабушке, так как у старой графини де Нуармон была сестра, самый младший потомок которой как раз покинул сей бренный мир.

Однако до того являлся родственником, и Юстина у него бывала. Все слуги её знали, и никого не удивило её участие (в прямом и переносном смысле) в случившейся трагедии.

Будучи абсолютно уверена, что знает суть дела, ибо кузен, бесспорно, отравился проклятущей книгой, и полная сомнений — не следует ли ей утаить сей печальный факт, девушка заловила личного лакея виконта, который совсем потерял голову вместе со свойственным ему прежде лоском, но зато отменно помнил все детали происшедшего.

У графа Гастона кто-то был. Кто именно, он точно не знал, так как сегодня прямо столпотворение какое-то, к его сиятельству приходило множество народу, один за другим, в том числе и двое друзей — барон де Тремон и маркиз де ля Турель.

Они все ещё здесь, совсем обалдели от случившегося, сидят в салоне и не знают, что делать, полиция велела им ждать, а кроме них ещё парикмахер, посыльный с запиской, слава Богу, хоть известно, от кого записка: от госпожи де Муре, супруги банкира, господин виконт с ней как раз… того… Ну, и переписывался… И ещё помощник ювелира, тот, здоровенный такой, а до него… или после… нет, до, декоратор, потому как господин виконт собирался сменить портьеры, а ещё раньше один такой со счётом… А вообще-то чуть ли не с утра, с полудня то есть, его сиятельство сидел и все просматривал какую-то книгу, старую, да что там старую, древность какую-то допотопную, что он только-только купил.

И не иначе как очень она ему вдавилась, так как все восклицал…

— Раз восклицал, значит, был жив, — совершенно серьёзно заметила Юстина, которая уже успела немного прийти в себя. — А когда перестал восклицать? Кто у него тогда был? Вспомни!

В глубине её души мелькнула отчаянная надежда, что, может, кто кузена просто-напросто убил, ибо мысль о ядовитых свойствах древнего шедевра казалась ей столь ужасной, что девушка изо всех сил старалась её заглушить. Ведь если на то пошло, история о пресловутом Карле IX могла быть обычной сплетней, художественным вымыслом, неизвестно на чем основанном… ну, известно, конечно, на общем убеждении, что в те далёкие незабвенные времена все только и делали, что травили друг друга, но ведь это совсем не обязательно должно быть правдой! О Господи, а бабушка велела вернуть эту дрянь, пока не случилось несчастья, и хотя прямо ничего не сказала, но подтекст-то очевиден…

Лакей честно пытался сосредоточиться, мешая ей думать, что Юстину жутко раздражало, но, в конце концов, она же сама задала вопрос.

— Значит, так, парикмахер вышел, а его сиятельство потом распорядился… Господа де Тремон и де ля Турель в малом салоне велели принести вина, ждали… В кабинет вроде бы вошёл помощник ювелира… Я сам то вино принёс, ничего не слышал, но господа разговаривали, смеялись… Боже всемогущий! Помощник ювелира вышел, куда-то делся, и тут же сразу… да, сразу вошедший за ним, этот посыльный с запиской поднял крик…

Помощник ювелира…

Надежда Юстины расцвела буйным цветом.

— Полиция, — резко прервала она лакея. — Откуда полиция, почему? Кто вызвал?

— Ну как же, камердинер увидел… Полицию сразу же…

Юстина опять оборвала ошарашенного слугу:

— Та книга, которую смотрел кузен… Где она? Нет, погоди… Принеси мне, пожалуйста, воды…

Она лихорадочно соображала. Кошмарный труд о соколах надо немедля изъять, может, ещё не успели дознаться, откуда яд, а бабушка ни в коем случае не желала бы разоблачения столь неприглядной тайны, которая скомпрометировала бы семью! Гастон нечто разглядывал, это могло быть чем угодно…

Екатерина Медичи и в голову никому не придёт…

Вернуть вещь законным путём… Нет, сразу не получится, Гастон не был женат, возникнут осложнения с наследством, кажется, жив его отец — граф де Пусак, наверное, он наследует, а пока приедет из провинции…

В итоге шедевр о соколах Юстина попросту выкрала. Под предлогом воды она услала лакея и, отлично зная, где находится кабинет кузена, заглянула туда. Первое, что попалось ей на глаза, был толстенный фолиант, лежащий на столике у самых дверей. Не обращая больше ни на что внимания, а в кабинете крутились какие-то люди, что-то делали, кто-то даже на неё оглянулся, девушка схватила книгу и убежала.

В мозгу у неё по-прежнему занозой торчал помощник ювелира. Ведь он там был в решающий момент, а если полиция… Вдруг все-таки?…

От какого именно ювелира он приходил, Юстина знала, тот снабжал драгоценностями все семейство, и даже, кажется, смутно помнила помощника: нечто такое огромное, ходячая гора мышц…

У ювелира она оказалась уже через десять минут.

Помощник ещё не вернулся из города. К виконту он был послан с браслетом, на котором надлежало выгравировать трогательную надпись, что и было сделано. Помощник, о котором шла речь, силён как бык и обычно именно его посылали к клиентам с различными ценными вещами, так как злоумышленники вряд ли решились бы на него напасть. Скорее наоборот: он сам представлял угрозу для бандитов, а честность его давно уже была проверена. Почему ещё не вернулся — неизвестно, он получил всего два поручения, и пора бы ему уже возвратиться.

У ювелира Юстина просидела два часа, и не с целью что-то узнать, а скорее чтобы перевести дух.

Необходимо было побороть в себе только что пережитый стресс, и мало какое место подходило для этого лучше, чем ювелирная лавка. Сведения же об отсутствующем помощнике девушка приобрела, можно сказать, в нагрузку, в том числе и о его матримониальных планах, так как ювелир оказался изрядным любителем поболтать.

Самое же главное — изъятый труд о соколах — лежало в экипаже. Так и не дождавшись возвращения столь нужного свидетеля и горя желанием как можно скорее поделиться впечатлениями с бабушкой, Юстина решила ехать в замок сразу, без отдыха. Она была уверена, что в Орлеане её уже ждут лошади.

Клементина тоже ждала — с огромным нетерпением.

Лично втащив тяжеленную книгу по лестнице наверх, внучка с облегчением и триумфом грохнула её на стол. Видя, как бабка торопливо открывает реликвию и собирается листать без перчаток, девушка в ужасе воскликнула:

— Бабушка, нет!… Не надо!…

Клементина ошарашенно остановилась. А поскольку о яде Екатерины Медичи не имела ни малейшего понятия, то весьма удивлённо оглянулась на внучку.

— Почему? Что случилось?

— Бабушка, они мертвы!

— Кто мёртв?

И тут Юстина наконец разрыдалась.

— Все! — с трудом произнесла она сквозь слезы. — Все, кто её читал! Антиквар! Кузен Гастон! Не трогай её! Я не верила, никто не верил, но она отравлена!

— Чушь, — рассердилась бабушка и, взяв нож для бумаг, вонзила его в склеенную серёдку книги и одним махом раскрыла её.

Юстина онемела. Клементина тоже, но по другой причине. Клей высох и начал крошиться, книга открылась без труда, с лёгким треском лишь обламывались по краям склеенные между собой страницы. В центре обнаружилась большая, пустая, давно вырезанная дыра.

Алмаза не было.

После продолжительного молчания Юстина — девушка мужественная и энергичная — отозвалась первой.

— Я ничего не понимаю, — жалобно произнесла она. — Бабуленька, пожалуйста, вымой руки, прямо сейчас, на всякий случай. Два человека упали замертво, разглядывая это, а говорят, ещё раньше отравился Карл IX, а заклеили нарочно…

— Деточка, не мели чепуху, — раздражённо оборвала её Клементина. — Заклеили нарочно, это верно, и сделала я это собственноручно, а раньше клеил твой дед. И уверяю тебя — вовсе не ядом, а самым обыкновенным клеем. Что там в Париже случилось, откуда такой мор? Расскажи все спокойно и по порядку.

Юстина сделала несколько глубоких вздохов, собралась с силами и только через довольно продолжительное время смогла вполне овладеть собой. Бабушке она поверила. А кроме всего прочего, дурой её никак нельзя было назвать, и, увидев дыру посредине книги, она догадалась, что трактат о соколах использовался не для убийства. В книге прятали нечто, чего уже нет, но должно было быть крайне ценным, раз с самого начала бабушка намекала на огромную стоимость реликвии. С дырой внутри книга никак не могла представлять собой огромную ценность! Не иначе как от всех этих лихорадочных поисков она сильно поглупела, если поверила в версию о яде, какая отрава может быть сокровищем?!

Юстина представила бабке полный отчёт о поездке в Париж. Слушая, как всегда, молча, Клементина раздумывала, сказать ли внучке всю правду. Ей по-прежнему не давала покоя все та же мысль: если алмаз пропал, то зачем же раскрывать тайну, которая, возможно, компрометирует семью? С другой стороны, если существует шанс отыскать драгоценность… Следовало бы её поискать, но как искать, если не знаешь, что именно. До завтра… Она все хорошенько продумает до завтра. Юстине и так надо отдохнуть. Она, конечно, молодая, но даже молодым не мешает хоть одну ночь нормально выспаться…

Юстина уже пришла в себя после парижских приключений, но теперь её мучило любопытство Ясно было, что речь идёт о какой-то потрясающей тайне.

Девушка совсем не чувствовала усталости, а эмоции только придавали силы. Услышав, что разъяснения последуют только завтра утром, она взбунтовалась, позволила себе даже выразить протест, а затем принялась упрашивать бабку, чтобы та хоть чуточку приоткрыла тайну, но прямо сейчас. Клементина же оставалась тверда как скала, хотя причины своей неуступчивости и не думала скрывать.

— Деточка моя, я вовсе не назло тебе так поступаю, — грустно призналась она. — Просто я сама ещё не знаю, что делать, и должна все обдумать. Я не могу себе позволить принять поспешное решение, которое отразится, возможно, не только на тебе или на мне, но и на детях последующих поколениях нашего рода. Нельзя без особой нужды играть добрым именем семьи…

Понять её Юстина поняла, но понимание никак не отразилось на взволнованном состоянии девушки. Дожидаться в бездействии завтрашнего дня было сверх её сил. О том, чтобы лечь спать, она и думать не хотела. Её натура требовала действия, какого-нибудь занятия. Тут Юстина вспомнила, что обещала бабке упорядочить разрозненные сведения о травах, собранные в библиотеке. И решила заняться этим немедленно. Клементина заперлась в кабинете, принадлежавшем ранее графу, и таким образом библиотека оказалась в полном распоряжении внучки хоть на всю ночь.

Стена огромного зала чуть ли не под самый потолок была заставлена полками и шкафами, где хранилось несколько тысяч книг на восьми языках: французском, английском, немецком, итальянском, испанском, польском, греческом и латыни. В роду графов де Нуармонов раз на два-три поколения случались образованные личности, которые любили читать, и ещё до изобретения книгопечатания собрание насчитывало несколько десятков прекрасно иллюстрированных книг. Больше, чем во многих тогдашних аббатствах. Несмотря на случавшиеся время от времени финансовые трудности, эти реликвии все же не продавали. Они существовали себе спокойненько целые века, и пожалуй, разве что только девятнадцатое столетие могло их потревожить, если бы не приданое Клементины, которое вернуло былой блеск древнему роду. Вдобавок ко всему во время революции младший брат тогдашнего предка по прямой линии, умерший бездетным и неженатым, обогатил семейную библиотеку всем, что ему удалось купить по дешёвке во время всеобщего хаоса, спасти из огня пожаров, а то и попросту украсть. О польских же книгах позаботилась сама Клементина.

Узнав от бабки, что сведения о травах находятся где-то в книгах, Юстина поняла, какой каторжный труд ей предстоит. Постоянного библиотекаря в замке не было уже лет сто пятьдесят, книги стояли на полках как попало, перемешанные тематически и хронологически. Каталоги хоть и существовали, но давно уже устарели, и их куда-то засунули. Чтобы перелопатить всю эту мешанину, нужно было приложить гигантские физические усилия.

И такой труд как нельзя более отвечал нынешнему душевному состоянию Юстины. Она даже не сделала попытки постучаться к бабушке и попросить какой-нибудь подсказки. Решила начать просто с одного угла и двигаться вправо. С таким же успехом можно было направиться и налево и обнаружить что-нибудь через пару месяцев, а то и лет. В этой части библиотеки находились в основном французские издания двухсот-двухсотпятидесятилетней давности с отдельными включениями в виде Ариосто, Сервантеса и Филдинга в оригинале, все неоднократно читанные многочисленными поколениями де Нуармонов. Юстина в чтение не углублялась, разумно рассудив, что пресловутые записи о травах содержатся не в текстах, а на отдельных листочках, вложенных в книги, или просто на полях.

Ну, возможно, ещё в каких-то тетрадках, засунутых между томами, где попало. А посему она вынимала книги по очереди, просматривала их, трясла и проверяла, нет ли чего под обложкой.

Начала Юстина с нижней полки, и только когда добралась до четвёртой, где можно было уже выпрямиться, сообразила, что не мешало бы накинуть какую-нибудь защитную одежду вроде халата, потому как, несмотря на то что рылась она в застеклённом шкафу, пыли на ней осело столько, будто её специально собирали на старом чердаке. Сил у девушки оставалось ещё много, а нервы помаленьку успокаивались.

Для шестой полки требовалась уже лесенка. В библиотеке было аж две стремянки: повыше и пониже. Возможно, именно с этого угла Юстина начала как раз потому, что здесь стояла одна из них. Она сняла с пятой полки последний том, подвинула лесенку поближе и уселась на нижней ступеньке, просматривая комедии Корнеля.

На первом же, титульном, листе обнаружился едва видимый, нацарапанный от руки текст.