ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

В 1976—1981 годах Йоркский археологический фонд предпринял одну из наиболее впечатляющих археологических экспедиций нашего времени — раскопки Джорвика — древнего Йорка времен набегов викингов. Более чем 15 000 найденных предметов позволили историкам получить ясную картину повседневной жизни викингов, а специалистам — воссоздать копию города викингов, процветавшего здесь под эгидой скандинавских королей с 850 по 954 г. н. э.

Археологические исследования, такие, как копергейтские раскопки в Джорвике, доказали, что северяне, властители морей в IX—XII веках, были не только язычниками — насильниками и грабителями, как изображают их древние историки, особенно англосаксонские священники, у которых на то были причины. Викингов отличала отчаянная храбрость, дерзость, преданность и талант, их гнала безжалостная страсть к завоеванию новых земель, на которых можно было бы основать торговые центры и новые фермы.

Викинги чтили правосудие, и именно они привнесли слово «закон» в английский язык. Их тинги, местные суды, стали прообразом современного суда присяжных. Кроме того, саги викингов и поэзия скальдов свидетельствуют о высоком интеллекте, чувствительности и уважении к культуре.

Северяне начали долголетний поход в чужие земли в конце VIII века с небольших набегов, которые вскоре превратились в сокрушительные войны с участием сотен кораблей и тысяч воинов. В следующие два столетия они добрались до Европы, Северной Африки и России, достойно служили в личной охране византийских правителей в Константинополе. Викинги, наконец, открыли Америку.

Но теперь они исчезли. Почему? Оттого, что северяне смешивались с племенами, которые завоевывали, перенимая языки, обычаи и религию. Многие благородные рыцари средневековья были прямыми потомками, если не внуками викингов. Беззаконный викинг Грольф (или Ролло), ставший первым герцогом Нормандским, мой собственный предок в тридцать третьем колене, был и прапрадедом Вильгельма Завоевателя.

Монахи-историки не упоминали об элитном круге викингов, названных «Джомсвикинги». Клятвы верности и прославленная храбрость этих великих воинов сопоставимы со сказаниями о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола.

Хотя термин «викинг» употребляется с нашего времени, я предпочла его для удобства чтения современных читателей, и по этой же причине я использую названия стран, принятые в XX веке.

Наконец, несмотря на репутацию варваров, даже недоброжелатели не могли отрицать отвагу, высокий рост и красоту викингов. Неудивительно, что женщин средневековых европейских государств влекло к этим красивым мужчинам, с такими непривычными именами, как Гудрод Великолепный, Харальд Светловолосый, Торфинн Могучий, Кнут Великий.

Неудивительно и то, что моя героиня, живущая в XX веке и пойманная в паутину одиночества и отчаяния, полюбила этих гордых свирепых людей во время своего путешествия по времени в Джорвик X века, где жизнь была более проста, но человеческие отношения столь же сложны.

ГЛАВА 1

— Это первая лекция из серии «Поразмыслите над вопросом». И, прежде чем мы начнем, освободите наш мозг от посторонних мыслей. Представьте, что парите на облаке высоко над землей… парите… парите… парите…

— Дурацкие записи! — воскликнула Руби Джордан, врываясь в кабинет мужа, чтобы выключить магнитофон. Рода, ее приходящая прислуга, вероятно, случайно коснулась переключателя сложной аппаратуры, когда вытирала пыль.

Безжалостная боль сдавила виски, пульсировала в голове, и она понимала, что ко времени возвращения Джека ей станет еще хуже. Неужели предстоит очередная ссора?

При виде Джека, укладывавшего в портфель кассеты с мотивационными записями, Руби остановилась как вкопанная.

— Не знала, что ты дома. Почему бы тебе не…

— Не начинай снова, Руби, — перебил жену Джек Джордан с еле заметными предостерегающими нотками в глубоком низком голосе. — Я по горло сыт скандалами.

И в доказательство театрально резанул ребром ладони по шее.

— Я тоже, пробормотала Руби, но тут же заметила выставленные у двери чемоданы. Значит, он действительно решил уйти. Она давно ожидала, что так будет, но слезы все-таки обожгли веки.

— Джек, ты уверен, что хочешь этого?

Сколько раз она задавала этот вопрос за последние две недели? Как глупо с ее стороны считать, что на этот раз ответ будет иным!

Джек, согнувшийся над стереосистемой, выпрямился, нажал на выключатель и устало потер глаза, прежде чем окинуть жену гневным взглядом. На нем по-прежнему был темный деловой костюм, надетый сегодня утром.

Руби знала, что кризис на рынке недвижимости тяжело сказался на бизнесе мужа. Им даже пришлось однажды потратить ее деньги на оплату его счетов, что было просто ударом по самолюбию Джека. И теперь его широкие плечи сгорбились под тяжестью забот и усталости. Вероятно, он целый день не ел. На какое-то мгновение сердце Руби смягчилось, и она едва не спросила его, не подать ли ужин. Едва.

— Руби, наш брак исчерпал себя. Мы уже давно только раним друг друга, и я измучился, пытаясь все наладить. Нужно начать новую жизнь… нам обоим. Эти споры изводят меня… мешают работе.

Руби молча слушала, ощущая знакомую тоску. Видя, что она не отвечает, Джек продолжал резким, полным боли голосом:

— Мне тридцать восемь, и я не желаю провести остаток жизни с женщиной, которую ее бизнес и клиенты возбуждают куда больше, чем я.

— О! — пробормотала она, потрясенная его грубостью. — Это неправда! Как это похоже на тебя — во всем усматривать намеки на секс!

— А как насчет единственной вещи, которая все еще связывает нас? Правда, и это не слишком часто случается за последнее время, — криво улыбнувшись и пожав плечами, заметил Джек.

Его улыбка, такая же ослепительно интимная, как поцелуй, все еще, после стольких лет заставила сердце Руби подпрыгнуть и сжаться, и Руби пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выдать себя;

— Хочешь сказать, что уходишь из-за сексуальных проблем между нами? — дрожащим голосом спросила она.

— Ты же знаешь, что это не так!

Улыбка мужа поблекла, холодные голубые глаза пригвоздили ее к месту обвиняющим взглядом:

— Мы можем немедленно отправиться наверх и затрахать друг друга до полусмерти, но это ничего не решит.

— Как ты груб!

— Да, верно, но тебе недолго придется это терпеть, — немедленно вскинулся Джек и упрямо поджал губы, но тут же, смягчившись, нежно коснулся кончиками пальцев ее трясущихся губ: — Прости, крошка. Я не хотел, чтобы все так кончилось. Неужели мы не можем расстаться друзьями?

Руби внутренне сжалась и содрогнулась. Она попыталась представить будущее без Джека. Тоска и боль разрывали сердце стальными пальцами, и ей пришлось запечатать ладонью рот, чтобы сдержать рвущийся наружу крик.

— У тебя… другая женщина? — еле слышно пробормотала Руби прерывающимся голосом. Джек рассерженно нахмурился:

— Нет! Я десятки раз повторял это!

Сверкающие глаза словно бросали вызов.

— Однако можешь быть уверена, что я намереваюсь найти женщину, которая не станет считать меня женоненавистником только потому, что я хочу о ней заботиться.

В голосе наконец прорезалась горечь, но Джек, набрав в грудь воздуха, упорно продолжал:

— Скажу тебе и кое-что еще. Наши дети нуждаются в матери, настоящей, а не приходящей! Господи! Сколько времени ты проводишь с ними последние месяцы? Они чувствуют себя такими же заброшенными, как и я!

Уничтожающая реплика застала Руби врасплох, но она вынудила себя спокойно поинтересоваться:

— Почему, как только женщина добивается успеха, мужчина воспринимает это как угрозу собственному благополучию? Почему он не может смириться с тем, что женщина-профессионал может быть одновременно хозяйкой и матерью?

— Я отказываюсь снова быть вовлеченным в эту феминистскую дискуссию, — с холодной решительностью заключил Джек, кладя в портфель еще несколько кассет и закрывая замки.

— Насколько я полагаю, ты удовлетворишься двадцатилетней сикухой в мини-платье, которая уговорит тебя купить мотоцикл или спортивный автомобиль, — ядовито усмехнулась Руби, закусив нижнюю губу, чтобы скрыть слезы.

Печальная улыбка чуть тронула уголки губ Джека, но он возразил быстро и почти не задумываясь, как вошло в привычку за многие годы совместной жизни.

— Нет, я подумываю о даме лет тридцати с телом Долли Партон, умом Барбары Уолтере и чувством юмора Джоан Риверс.

Мрачные глаза Джека противоречили шутливому тону.

Руби не смогла скрыть боль и ревность, пронзившие ее.

— Долли Партон! Спустись на землю! Самое большее Джейн Фонда, но Долли Партон!

Джек нашел в себе силы усмехнуться, что давало Руби смелость предположить:

— Если не считать тела Долли Партон, я могла бы вполне удовлетворить остальным требованиям.

Веселые искорки в глазах исчезли, как только Джек, мгновенно став серьезным, спросил:

— А кого предпочтешь ты?

Руби съежилась. Неужели Джек действительно считает, что ей нужен другой мужчина? Оскорбленная гордость заставила ее поджать губы, но смущение скоро сменилось раздражением. Она вызывающе встретила взгляд Джека:

— Хорошо бы найти кого-то с внешностью кинозвезды, хотя это не так уж важно. Кроме того, приходится реально смотреть на вещи: я не Бог весть какая красавица и в моем возрасте мужчины смотрят на женщин помоложе.

— Ну-ну, Руби, ты еще можешь покорить любого мужчину, которого выберешь.

«Любого, кроме того, кто так нужен мне», — подумала Руби, но вместо того, чтобы признаться в этом, лишь конвульсивно сглотнула и мягко упрекнула мужа:

— Джек, сними розовые очки и будь честен. Тридцативосьмилетние мужчины не смотрят на тридцативосьмилетних женщин.

— Смотрят, если женщина выглядит, как ты.

Джек несколько мгновений изучал ее и добавил:

— Ты так и не ответила на мой вопрос. Чего ты ищешь в мужчине?

Боль, острая и мучительная, сжала горло Руби. Неужели Джек не понимает этого, когда задает дурацкие вопросы? Однако она попыталась описать идеального мужчину:

— Он должен быть умен. Да-да, ум — это самое важное. И добиться успеха… Нет, дело не в деньгах… пусть будет способным и талантливым.

Голос ее постепенно стих, и напускная бравада куда-то подевалась. Но Руби постаралась взять себя и руки, чтобы попытаться продолжать:

— Но, по правде говоря, все это не имеет ни малейшего значения. Просто нужен человек, который бы любил меня. Знаешь, точно так же, как ты когда-то…

Но тут горло вновь перехватило, и Руби не смогла вымолвить ни слова.

Джек попытался коснуться ее плеча, но Руби рассерженно вырвалась:

— Не надо меня жалеть! Не желаю я твоей жалости! Только уходи поскорее! Ты прав: нельзя затягивать неизбежное! Уходи!

И через несколько секунд она услыхала, как Джек идет к двери.

— Поживу в домике на озере, пока не найду квартиру, — странно охрипшим голосом выговорил он. — Вечером позвоню мальчикам.

И Руби мгновенно забыла о гордости перед лицом этого ужасного конца двадцатилетнего супружества. Боже, сколько раз она клялась себе, что не станет задавать глупый вопрос, тот, что женщины неизменно задают в самые трудные минуты жизни?

— Ты больше не любишь меня?

Джек замер на пороге и неуклюже повернулся. Сердце Руби перевернулось. Один взгляд этого красавца способен заставить ее потерять голову, даже после двадцати лет брака и несмотря на то, что в его русых волосах появилась седина. Последний тяжелый, полный напряжений год вытравил безжалостные линии морщин в чертах точеного лица, но годы каждодневного бега трусцой и тенниса у стенки помогли сохранить спортивную форму.

Руби на минуту закрыла глаза.

Долгое молчание, последовавшее вслед за вопросом Руби, все сказало ей без слов, еще до того как Джек вздохнул и наконец нерешительно пробормотал:

— Не знаю. Просто не знаю, что чувствую теперь. И не уверен, что это имеет значение.

Слова кинжалом вонзились в сердце Руби.

— Нам всего лишь нужно время…

— Нет! Чтобы продолжать тянуть все это, требуется не время! Сколько раз я просил тебя умерить деловой пыл, пораньше приходить домой и постараться спасти наш брак. Ты отказалась.

— Не отказалась, а просто не могла сделать это сразу. Столько заказов накопилось, что пришлось нанять еще человека и передать ему часть моих обязанностей. Через месяц, самое большее через два, я, вероятно, смогу…

Джек ошеломленно взглянул на нее и воздел руки к небу:

— Сдаюсь! Я это слышу чуть ли не год. Позвони, когда у тебя найдется для меня время!

Несколько долгих секунд он колебался, глядя на Руби почти с сожалением. Время словно остановилось, окутав их облаком сладостной ностальгии. Умоляющий взгляд Джека обволакивал Руби нежной лаской, и надежда вновь затеплилась в ее душе. Но тут он повернулся и вышел.

Руби сквозь слезы смотрела на закрывшуюся дверь. Ну почему Джек не может понять, как тяжело пришлось работать, чтобы создать компанию по пошиву дамского белья на заказ, как трудно передоверить дело кому-то другому? Она любила Джека. Очень любила. Почему нельзя сохранить и мужа, и карьеру?

Горячая капля поползла по щеке. Сожаление клещами стискивало сердце. Воспоминания обжигали мозг. Она разрыдалась.

Руби плакала долго, пока не иссякли силы. Она опустилась в старенькое кресло, любимое Джеком еще со студенческих лет, и, рассеянно обведя глазами комнату, потянулась к плееру своего пятнадцатилетнего сына, стараясь заполнить чем-нибудь тишину. Не в состоянии справиться с ошеломительным чувством потери, Руби рассеянно вставила кассету, которую слушал Джек, надела наушники и устало откинулась на спинку кресла. Может, одна из мотивационных записей позволит понять, как вернуть мужа и наладить семейную жизнь…

Господи, во что же я превратила эту самую жизнь!

Руби уселась поудобнее, рассматривая кассеты на полках. Она не возражала против мотивационных записей, но за время кризиса в недвижимости Джек стал буквально одержим ими.

Хуже и забавнее всего были записи с воем койота. Сколько раз по утрам он будил ее и мальчиков ужасным воем, объявляя при этом, что каждый день должен начинаться с чего-то положительного. Руби забыла, почему койоты так важны для Джека… что-то связанное с их способностью выживать в пустыне, и бизнесмены, мол, должны у них учиться, как выжить в тяжелые времена, что-то в этом роде. Зато она помнила, как мальчики прятали головы под подушки и отказывались ездить в машине с отцом, потому что тот заставлял их слушать проклятые записи вместо любимых рок-групп.

Руби невольно улыбнулась. Кажется, это было так давно! Целую вечность!

Она снова поглядела на полки. Сотни проклятых кассет, не говоря уже о видеокассетах, книг и дощечек с надписями, от старого проверенного труда «Сила положительного мышления» до призыва: «Ты можешь сделать все».

Если бы Руби могла сделать все, она стала бы на двадцать лет моложе. Все отдала бы за возможность вновь прожить жизнь и уж никогда бы не связалась с еще одним поборником мужского превосходства! Не позволила бы себе влюбиться в еще одного Джека. Слишком уж это ранит!

По правде говоря, Руби вообще вряд ли вышла бы замуж. Да, конечно, в их семейной жизни было немало радости и счастья, но мужчины слишком многого требуют от женщин, которых любят. Они стараются лишить их всех грез и фантазий, отнять все мечты. И по-прежнему хотят видеть своих жен беременными, домашними и смиренными.

Руби вытерла глаза бумажной салфеткой, перемотала ленту и включила магнитофон, пытаясь забыть беды и волнения и оттянуть решение, которое обязательно придется принять. Эдди и Дэвид знали, что между родителями не все ладно, но они будут в отчаянии, узнав, что отец ушел. Руби чувствовала себя так, словно висит на краю обрыва, цепляясь пальцами за осыпающуюся землю. Найдет ли она силы подтянуться или попросту сдастся и рухнет вниз?

Горячие слезы вновь обожгли глаза. Руби, как только гипнотизирующий голос объявил:

— Вы можете управлять собственной жизнью.

Ха!

Диктор продолжал:

— Прежде чем мы начнем, освободите мозг от всех посторонних мыслей. Представьте, что вы вылетаете из собственного тела, парите… парите… парите… Не существует ни единой вещи в мире, которой вы не могли бы получить, если достаточно сильно этого захотите. Интеллект — самое мощное орудие.

— О Боже, помоги мне выпутаться из этой беды, — взмолилась вслух Руби. — Не знаю, как смогу жить без Джека.

— Некоторые люди считают молитву ответом на все свои проблемы, — продолжал диктор, и глаза Руби удивленно распахнулись. Неужели она сходит с ума?! Господи, подумать только, телепатическая связь с магнитофоном!

— Молитвы необходимы и нужны, — вещал голос, — но даже Господь желает, чтобы вы сами помогали себе, и, уверяю вас, нет в мире ничего такого, чего вы сами не смогли бы добиться. Когда воля достаточно сильна, всегда найдется выход.

Монотонный голос проповедника продолжал литься из наушников, и Руби позволила себе ни о чем не думать и совершенно расслабиться. Она чувствовала себя так, словно вылетела из собственного тела и парит в пространстве. Божественное состояние! Ее освободившаяся душа перелетает с облака на облако в ярко-синем небе…

Все проблемы и беды исчезли. Лишние пять фунтов веса, которые набрала Руби за последние напряженные месяцы, словно растаяли. Она почувствовала себя на двадцать лет моложе.

Руби улыбалась во сне.

Именно запах привел Руби в себя — запах немытого человеческого тела.

Прекрасно, Руби, — пробормотала она себе. — Плыви по течению. Цветные сны со вкусами и запахами! Будет о чем рассказать психоаналитику, если у меня когда-нибудь появится таковой!

Руби лениво приоткрыла глаза, но тут же в ужасе поспешно зажмурилась, а когда снова осмелилась приподнять веки, сразу же поняла, что видит самый реалистичный сон из всех когда-либо виденных. С десяток каких-то оборванцев в грязных, причудливых одеждах, казалось, сделанных из мешковины, теснили ее к корме длинной лодки, быстро двигавшейся к берегу. Судя по вони, они не мылись много недель.

Руби с отвращением сморщила нос и отодвинулась подальше от беззубой ведьмы, странным образом напоминавшей ее уборщицу, Роду. Руби фыркнула. Подумать только! Даже в сон о прошлых веках ухитрилась пролезть ее уборщица! Другие в сновидениях видят красавцев-актеров вроде Кевина Костнера, предпочитающего «долгие, медленные, чувственные, влажные поцелуи, которые могут длиться три дня», а она видит Роду! Но как Рода проживет без своих бульварных газет?

— Господь милосердный, ты кто — парень или девка? — воскликнула эта новая Рода.

Руби внезапно осознала, что все сидящие в лодке глазеют на нее, словно на какого-то диковинного зверя. Руби оглядела себя. И не увидела ничего необычного в спортивных коротких кроссовках, голубых джинсах и растянутой сыновней футболке не по размеру, с надписью «Брасс Боллз Салун»[1]. О, вероятно, в этом вся проблема. Именно эта надпись шокирует их.

Она начала было объяснять, что футболка принадлежит ее пятнадцатилетнему сыну Эдди, купившему ее без разрешения матери в лавчонке на берегу, но тут же одернула себя. Она ни перед кем не обязана оправдываться даже во сне.

Руби одернула футболку, но тут же вскинулась. Стройная! Она не была такой худенькой с самой первой беременности. Не то что когда-нибудь она могла считаться толстой, но фигура меняется к тридцати восьми годам и после двух родов.

Руби незаметно приподняла подол футболки, оттянула свободный пояс джинсов и уставилась на кожу над пупком. Слава тебе Господи! Ни одной растяжки! Она на двадцать лет моложе!

Широко улыбаясь, Руби оглянулась и замерла: три огромных корабля викингов с драконьими головами на носу покачивались на якорях у слияния двух больших рек. Сотни других судов стояли вдоль берега или плыли по широкой реке, впадающей в море. Она не видела ничего более впечатляющего с того дня, как на реке Гудзон в Нью-Йорке состоялся водный праздник. Эти суда были великолепны.

Громкий стук заставил ее вновь обернуться. Их лодка причалила к берегу, и теперь ее швартовали. Сотни людей кишели на пристани, все в странных одеждах, большинство грязные и оборванные. Некоторые мужчины были в коротких туниках, едва доходивших до колен и оставлявших руки обнаженными, другие носили простые рубашки с длинными рукавами и без воротников, достигавшие бедер и надетые поверх облегающих штанов. Пояса всех видов, от кожаных ремней до тяжелых золотых цепей, стягивали талии. Короткие мечи и кинжалы в ножнах болтались на боках.

Длинные туники, не сшитые по бокам, закрывали женские полотняные сборчатые рубахи, волочившиеся сзади по земле. Затейливые заколки и броши со свисавшими с них связками ключей, ножницами или небольшими ножами скрепляли туники на плечах.

Руби заметила, что все присутствующие были блондинами. Светлые волосы всех оттенков, от почти белого до огненно-рыжего, сверкали на солнце. Женщины постарше стягивали их в узел на затылках и покрывали косынками или чепцами, остальные носили длинные косы или распускали волосы по плечам. Волосы мужчин достигали плеч и зачастую тоже были заплетены в косы, обрамлявшие лица, либо чисто выбритые, либо усатые и с густыми бородами.

Тяжелые браслеты искусной работы из золота и серебра, усаженные драгоценными камнями, украшали запястья и предплечья мужчин и женщин, одетых побогаче. Некоторые казались музейными экземплярами. Вот это да!

Руби, не отрывая завороженного взгляда от толпы, спросила Роду, которая по-прежнему с подозрением рассматривала ее:

— Где мы?

— Джорвик.

— Джорвик? Где это?

— Саксы называют его «Еорвик», но язычники-викинги выговаривают «Джорвик». Ты саксонка?

— Что? — недоуменно пролепетала Руби и нахмурилась. Джорвик? Что-то словно щелкнуло в мозгу. Недавно она читала об археологических раскопках… Что-то связанное с викингами. И неожиданно все сошлось.

— О Господи! Хочешь сказать, Йорк, в Англии? А эти корабли… суда викингов?

Рода, не отвечая, глазела на нее с открытым ртом. Но тут безумная мысль осенила Руби. Сначала она попыталась выбросить ее из головы, но потом все же спросила:

— Какой сейчас год?

Тут Рода воззрилась на нее так, словно Руби только что сбежала из психушки.

— Девятьсот двадцать пятый. Тебя, что ли, держали под замком? В темнице? Или, могу побиться об заклад, в монастыре! Там и спятить недолго. Я как-то слыхала о девушке, которая слишком любила мужчин; мать послала ее в монастырь, а там она сбесилась, потому что за год ни один мужчина к ней не прикоснулся.

Господи! Рода, пожалуй, не нуждается здесь в бульварных листках! Даже в эти варварские времена она нашла способ узнавать сенсационные сплетни.

Руби начала было истерически хохотать, подтверждая худшие опасения Роды. Ну и сон! Почему она не может видеть ковбоев или рыцарей в сияющих доспехах? Не хватало ей викингов в древней Англии. Но чего еще ожидать при такой жизни!

Скорее бы проснуться и рассказать Джеку, что его записи действительно подействовали! Стоп! Она забыла, что Джека уже не будет в доме. Но так ли это?

Зверская головная боль снова начала раскалывать голову, особенно когда гигант, от которого за версту несло запахом жирной медвежьей шкуры, точно таким, какой Руби однажды унюхала в зоопарке, стащил ее и Роду с лодки и грубо толкнул вперед к тем, кто уже толпился на пристани.

— Эй! — громко запротестовала Руби, — смотри, что делаешь, малый!

Остальные оборванцы в ужасе от такой дерзости молча переглядывались, словно Руби оказалась куда более безумной, чем они думали. Голиаф разъяренно уставился на нее.

— Как тебя зовут? — упорствовала Руби, сгорая от негодования. — Я собираюсь пожаловаться твоему… твоему начальнику.

— Олаф! — прорычал он, снова тычком посылая ее вперед.

— Олаф! Ничего себе. Вполне подходит твоей физиономии.

Но тут Рода вцепилась ей в руку и прошептала:

— Ш-ш-ш! Неужели не боишься? Хочешь, чтобы тебя прикончили?

И тут Руби увидела Джека. О да, русые волосы значительно посветлели и свисают до плеч, а черная туника покрывает молодое, более сильное тело, тело, которому мог бы позавидовать Арнольд Шварценеггер, но лицо определенно принадлежало человеку, который спал с ней в одной постели двадцать лет. Благодарение Богу! Этот дурацкий сон уже начал немного надоедать. Руби хотелось поскорее проснуться.

В то же время ее сердце бешено забилось при виде золотисто-коричневого мускулистого тела мужа. Она снова ощущала себя влюбившейся с первого взгляда девчонкой.

— Джек! — радостно окликнула Руби, хотя Рода пыталась удержать ее. Глупая! Он не обращает на жену ни малейшего внимания! Ну конечно, снова злится! Разве не сам только что покончил с опостылевшим браком?

Джек, по-видимому, прибыл на одном из больших кораблей, и внимание, которое он привлекал, указывало на то, что это знатный человек. Когда Джек остановился поговорить с кем-то, Руби увидела, что его рука покоится на плечах грудастой блондинки в зеленой тунике, увешанной целым состоянием в золоте и серебре. Обида Руби мгновенно сменилась ревностью, а потом и жгучим гневом. Взбешенная Руби вновь завопила, призывая Джека, но тот по-прежнему глядел в другую сторону. Лживый подонок! Говорил, что у него нет другой женщины!

— Двуличный сукин… — пробормотала Руби и, всхлипнув, вырвалась из рук Роды и метнулась к Джеку. Она покажет ему.

Руби подхватила ком грязи размером с добрую дыню, тщательно прицелилась и метнула, попав Джеку прямо в лицо. Она удовлетворенно улыбнулась — недаром была когда-то одним из лучших игроков в софтболл!

Высокий викинг резко развернулся, потрясенно разыскивая глазами оскорбителя, но прежде чем успел что-то сказать, Руби показала пальцем на его ошеломленную спутницу и предупредила:

— Пусть держится подальше от моего мужа, если хочет остаться живой и невредимой.

Глядя на нее так, словно увидела привидение, молодая женщина отпрянула, поскользнулась и упала спиной в грязь. Руби громко смеялась, до тех пор пока Олаф, подошедший сзади, не подхватил ее массивными руками и не стиснул так, что казалось, ребра вот-вот треснут.

— Поставь меня наземь, болван! — взвизгнула Руби и, повернувшись к мужу, потребовала:

— Джек, прикажи этому дикарю поставить меня. Он делает мне больно. Немедленно отпусти! — снова велела она дикарю, но тот поднял ее еще выше, словно Руби весила не больше пера.

Джек ледяным взглядом долго изучал ее, злобно сцепив челюсти. Потом медленно вытер грязь с лица квадратом полотняной ткани. Его подружка громко вопила, пока один из спутников Джека небрежным ударом не заставил ее замолчать.

Мертвая тишина окружила Руби. Толпа на пристани замерла, наблюдая интересную сцену. Да, она, кажется, переборщила. Не стоило бить мужа при всех, в общественном месте, но он не имел права смотреть на жену с такой яростью! В конце концов, виноват-то он. Супружеская измена есть супружеская измена, даже во сне.

Викинг решительно шагнул туда, где Олаф все еще держал брыкавшуюся пленницу. Он подошел ближе, и Руби уловила хорошо знакомый запах его кожи. Джек почти ласкающе коснулся пальцем ее подбородка и чуть приподнял его. Руби инстинктивно повиновалась было, но тут же резко отдернула голову, потрясенная молнией чувственного ощущения. Нахмуренные брови и пристальный недоумевающий взгляд Джека без слов сказали Руби, как подействовало на него простое прикосновение. Самый воздух вокруг них был, казалось, насыщен электричеством.

Но в это мгновение гнев преобразил лицо Джека. И вскоре Руби обнаружила причину. Сжав ее подбородок, словно тисками, Джек прорычал:

— Что за мальчишка, осмелившийся ударить Торка, сына Гаральда, короля всей Норвегии?

Мальчик?

Только сейчас Руби сообразила, что он принял ее за мальчика, и неудивительно, что он раздосадован сексуальным притяжением между ними. Что же, судя по тому, как выглядят эти люди, Руби легко можно принять за юношу, в этих облегающих джинсах и с прической «сассун». Но, черт возьми, не слишком ли высоко метит Джек — прямо в королевские сыновья! Может, ей следует поклониться или что-то в этом роде?

— Кто ты? — проворчал Джек, больно сжимая подбородок. — Шпион Ивара?

— Ивар? Какой еще Ивар?

— У тебя слишком распущенный язык, мальчишка!

— Джек, неужели ты не узнаешь меня? Я Руби, твоя жена.

— Нет у меня никакой жены, — объявил он, негодующе переминаясь с ноги на ногу. — И уж конечно я не содомит, — с отвращением добавил он, глядя на то, что, очевидно, считал мужским нарядом. Но тут же, выпустив ее подбородок, Джек уставился на надпись, пересекавшую футболку, и его глаза расширились. Опять эти дурацкие «Брасс Боллз»!

Джек протянул руку, почти нежно скользнул пальцем по ее обнаженной руке, провел по трясущимся губам. Потом коварно улыбнулся и кивнул, словно отвечая на собственный вопрос и в то же время довольный мурашками, пробежавшими по ее голой коже.

И тут ее муж сотворил немыслимое. С молниеносной быстротой он обвел кончики упругих грудей. Подумать только, действительно дотронулся до ее грудей, перед всеми этими людьми! Она убьет его за это унижение!

Обозленная Руби попыталась вырваться из лап Олафа.

— Кровь Тора! Да это девка! — воскликнул Джек, с улыбкой оборачиваясь к спутникам.

— Довольно! Это зашло слишком далеко, Джек! Вели этому шуту отпустить меня! Эта шутка… или сон… переходит все границы. И я уже устала от всех этих глупостей!

Слезы душили ее. Почему Джек так себя ведет?

Руби поплотнее зажмурила глаза. Она ущипнула бы себя за щеку, но Олаф по-прежнему стискивал ее руки, и вместо этого Руби прикусила нижнюю губу, пока не ощутила во рту вкус крови, надеясь пробудиться от кошмара.

Но этого не случилось. Окружающие в изумлении смотрели на ее окровавленные губы, словно Руби и вправду сошла с ума.

— Меня зовут Торк, — заметил близнец Джека. — И запомни: у меня нет жены, и она мне не нужна. Я джомсвикинг, — прозвучал низкий холодный голос Джека.

Присутствующие, улыбаясь, закивали, явно одобряя способ, которым молодой человек поставил женщину на место. Люди заговорили на ужасной смеси средневекового англосаксонского, который она когда-то слышала на лекциях по английской литературе, и того, что, вероятно, было древненорвежским языком. Наречия были очень похожи. И, как ни странно, она понимала оба. «Правда, не слишком странно для сна», — рассудила Руби. И прежде чем она сумела отреагировать на ошеломительное заявление Джека, тот шагнул ближе и очертил пальцем буквы на футболке.

— Медные яйца, — вслух сказал он, вопросительно глядя сначала на стоявшего рядом мужчину, а потом снова на нее, и неожиданно улыбнулся, поняв наконец значение слов. Несколько человек, стоявших позади, засмеялись. Однако веселье вновь превратилось в гнев.

— Значит, Ивар велел передать, что его люди имеют настолько крепкую мужскую снасть?

Он говорил достаточно громко, чтобы услыхали собравшиеся. Господи Боже! Да она очутилась в каком-то бедламе!

— А ты, девка, по собственному опыту знаешь, из чего мужские причиндалы у людей Ивара? — ехидно осведомился он.

— Заткнись, Джек.

Он снова сжал зубы, глядя Руби прямо в глаза.

— Торк. Запомни мои слова хорошенько, девушка. Меня зовут Торк.

Руби едва не заплакала от боли, но Джек не отступал.

— Повтори.

И когда она отказалась, Джек сжал ее еще сильнее, и Руби простонала:

— Торк, жлоб несчастный. Торк! Торк!

— Надеюсь, жлоб — это выражение почтения, — предостерег он.

— О да, оно означает что-то вроде «господин и повелитель».

Джек явно не был убежден в этом, но тем не менее отпустил Руби и обратился к толпе:

— Думаю, Ивар посылает мальчика-женщину, чтобы бросить нам вызов. Да-да, хочет снова затеять войну. Плохо уже то, что он грабит наши земли, когда мы уходим в набеги или торговать. Теперь же приходится читать это оскорбительное послание. Медные йца! Ха! Ну что, покажем Ивару теперь и навсегда, кто из нас лучший мужчина?

Рев громом прокатился по толпе. Кошмар какой-то! Слыханное ли дело, чтобы футболка послужила причиной войны? Руби попыталась выразить свое мнение, объяснить, что они ошиблись, но Олаф зажал ей рот вонючей ладонью. Руби с силой опустила каблук на его мягкий сапог, но, к ее разочарованию, великан даже не шевельнулся. Оглянувшись, она заметила его довольную усмешку.

— Нужно отвести шпионку к королю Зигтригу, — решил Торк. — Пусть решит судьбу пленницы и заодно скажет, стоит ли начинать войну с Иваром.

Снова рев одобрения пронесся сквозь толпу.

— Ну вот, посмотри, что ты наделала, — прошептала Рода ей на ухо. — Зигтриг Одноглазый — злобный стервятник. Он скорее всего прикажет отсечь тебе голову. Или выжечь глаза. Или…

— Отстань, Рода. Ты слишком много читаешь дешевых газетенок.

— Пойдем, пленница, — скомандовал Джек. — Остальные рабы пусть остаются.

— Интересно, кого это ты величаешь рабыней и пленницей? — запротестовала Руби, наконец вырвавшись из рук гиганта. — Я такая же рабыня, как и ты.

У Джека хватило наглости ухмыльнуться. Он действительно наслаждается ее мучениями! И тут же, обняв ее за плечи, тихо посоветовал:

— Придержи язык, если дорожишь своей прекрасной головкой, милая. Толпа жаждет крови.

Милая!

Руби улыбнулась, впервые за все это время надеясь, что наконец-то примирится с мужем. Но радость оказалась недолговечной.

— Отруби ей голову здесь и сейчас! — прокричал кто-то. — И пошли ее башку Ивару, прямо в рубашке, которую носила шпионка!

Руби оглянулась на кивающую Роду, на лице которой было написано: «Я же говорила!»

— Зачем ждать?! — завопил еще кто-то. — Отмахни ей башку сейчас! Она шпионка. А может, и женщина Ивара. Лучшего послания не придумать!

Судя по оглушительному реву, эта мысль понравилась многим. Руби инстинктивно подвинулась поближе к Джеку. Почему предложение обезглавить ее, кажется, ничуть его не расстраивает? Она достаточно часто ходила с ним в походы, чтобы знать — муж не может даже форель очистить без того, чтобы не поморщиться от брезгливости. Но тут Джек громко возразил:

— Нет, это должен решать король. А может, он подождет приговора альтинга, который соберется в следующем месяце.

И, резко повернувшись, сказал хорошо одетому мужчине, стоявшему рядом:

— Селик, мы теряем время с какой-то рабыней, а ведь нам нужно передать важное послание Зигтригу от короля Ательстана Уэссекского!

С этими словами он схватил Руби за руку и потащил сквозь расступающуюся толпу.

— Позже я отведу шпионку в спальню для допроса, — пообещал он спутникам, многозначительно подмигнув. — Может, и у женщин земли Ивара тоже найдется кое-что из меди.

Мужчины расхохотались, и кто-то похотливо предложил немедленно произвести осмотр. Джек остановился, не снимая руки, по-хозяйски лежавшей у нее на плече, словно прикидывая, не стоит ли согласиться на публичный стриптиз. Вне себя от унижения Руби попыталась лягнуть голую ногу Торка. Она больше не думала о нем как о Джеке. Джек никогда не проявил бы подобную жестокость. Но Торк лишь рассмеялся, когда Руби начала бить кулаками по его широкой груди, а потом подхватил ее и ловко перебросил через плечо, чем дал толпе новый повод для смеха. Торк приказал одному из мужчин ехать вперед, в замок, и сообщить королю Зигтригу об их прибытии, а другому — отправиться в дом деда, в Нортумбрии, и передать, что внук завтра приедет. Третьему Торк велел наблюдать за разгрузкой кораблей и доложить обо всем сегодня же вечером.

Когда он устроил ее поудобнее, словно мешок с мукой, Руби укусила его за плечо, чтобы привлечь внимание. Но Торк с плотоядным смешком шлепнул ее по выпяченному заду, а потом начал растопыренными пальцами нежно поглаживать ушибленное место. Руби почувствовала, как загорелось лицо, и не только из-за неудобного положения, в котором она висела.

Проклятый жлоб вызвал очередной рев восхищения, когда громко заметил своим дружкам:

— Может, у женщин из земли Ивара действительно медное тело. Ее зад на ощупь такой же костлявый, как изголодавшийся кролик.

Он заплатит за это, мысленно клялась Руби, пока Торк уносил ее в неизвестность. Когда-нибудь, как-нибудь она найдет способ отплатить этому гнусному подобию мужчины!

ГЛАВА 2

— Ивар человек злобный, но дураком его не назовешь. Он никогда бы не послал такую дурочку шпионить, — подчеркнуто убежденно объявил Торк, оглядываясь через плечо на Руби, чья налитая кровью голова ударялась об его спину с каждым широким шагом. — Объясни же, во имя Одина, кто ты?!

— Я не дурочка, — возразила Руби, но, учитывая ее положение, слова получались неразборчивыми.

Острый предмет вонзился ей в бок, и она отодвинулась, чтобы немного облегчить давление. Неловко повернув голову, Руби увидела брошь тонкой работы, скреплявшую концы короткого плаща. Брошь изображала какого-то поджавшего лапы зверя. Нет… Неужели это койот?! Слишком много совпадений! Скорее волк. И, кажется, сделан из чистого золота!

Не в силах разглядеть лучше, Руби уронила голову и прижалась щекой к спине Торка. Знакомый запах его тела немного успокаивал растрепанные чувства.

Олаф и еще двое мужчин шагали рядом с Торком, обмениваясь мнениями о сомнительных возможностях Руби как шпионки. Все соглашались на том, что именно Зигтриг должен решать ее судьбу, но гадали, как он отнесется к намеку на то, что ненавистный Ивар собирается завоевать Джорвик. Потом начали тихо рассказывать Торку о последних событиях.

— Зигтриг ожидал тебя неделю назад. Нам пришлось терпеть его гнев, — жаловался молодой человек с волнистыми серебряными волосами, которого Торк назвал Селиком.

Даже вися головой вниз, Руби успела заметить, что этот юный красавец привлекал восхищенные взгляды проходящих женщин. Торк громко выругался, употребив знакомое англосоксонское слово, дошедшее даже до нашего столетия.

— Зигтриг всеми силами старается вернуться в Дублин и захватить трон своего кузена Готфилда, — добавил Селик. — Все при дворе, который можно скорее назвать гадюшником, терпят взрывы его ярости, пока он ожидает тебя.

— Значит, Зигтриг все еще надеется на объединенное нортумбрийско-ирландское королевство? — осведомился Торк.

— Конечно. И при этом не видит, что саксы опустошают его земли, пока он и его кузен делят власть, — кивнул Селик.

— И пытается навязать язычников-правителей датчанам-христианам, которые живут здесь уже давно и больше не желают признавать старую веру, — добавил Олаф.

— Говорю тебе, Торк, когда викинг дерется с викингом, победителем выходит проклятый сакс, — горячо вмешался Селик.

— Понимаю, почему Зигтриг злится, — задумчиво кивнул Торк, — и кажется, нашей прекрасной деве придется на себе испытывать немилость короля.

Он снова шлепнул Руби по заду, привлекая к ней всеобщее внимание.

— Все будет зависеть от его настроения, — деловито заметил Олаф, пожимая плечами. — Если сильно зол, скорее всего велит обезглавить ее на месте. Или заживо содрать кожу, чтобы поразвлечься.

Обезглавить! Содрать кожу! Чтобы позабавиться? Руби едва не стошнило.

— Или раздвинуть ноги и насадить на вертел, — протянул Селик, фыркнув. — А то и просто поставит на колени и возьмет сзади, как мальчишку, на которого она похожа.

— Зубы Тора! Стоит ему наполнить брюхо медом, и он уже не различает, красавица в постели или уродина! — добавил Торк с неприятной откровенностью. В глубоком голосе слышались веселые нотки.

— Потому что он берсеркер! Яростен в битве, яростен в постели, по крайней мере так я слышал, — ехидно заметил Селик. — Но даже если это и правда, не понимаю, чем может привлечь Зигтрига эта тощая птичка.

Торк рассмеялся и ущипнул Руби за попку, чтобы заглушить всякие протесты с ее стороны.

— Забываешь, Селик, у нашего короля весьма странные прихоти. Помнишь ту ночь, когда Зигтриг…

Мужчины весело рассмеялись, как только Торк закончил свой непристойный рассказ. Руби было не до смеху. Торк, возможно, все это придумал, чтобы вывести ее из себя перед встречей с королем. Она стукнула его по спине, надеясь остановить смех, но ничего не добилась. Это было все равно что колотить о кирпичную стену.

Но тут Торк, став серьезным, тихо заметил:

— По правде говоря, настроение Зигтрига улучшится от моих новостей. — И, многозначительно помолчав, добавил: — Король Ательстан укрепит союз между Уэссексом и Нортумбрией, выдав свою сестру замуж за нашего правителя.

Последовало ошеломленное молчание. И тут все запротестовали хором.

— Подумать, что за наглость у этих саксов!

— Это предложение пахнет обманом и предательством. С чего это король разбавит собственную кровь кровью собак-язычников, как они называют нас, викингов?

Дождавшись, пока все немного успокоятся, Селик спросил:

— Говорят, король саксов красив как Бог. Как ты нашел его сестру? Приятной на вид или костлявой клячей, как все саксонские суки?

Торк рассмеялся:

— Какая разница? Наш Зигтриг женился бы на свинье, если бы она принесла ему в приданое новые земли.

— Значит, нас ждет королевская свадьба?

— Кто знает, Олаф, я не доверяю саксам, даже Ательстану, который, кажется, справедливее многих. Говорят, он старается подражать деду, прозванному «Добрый Альфред». Однако Зигтриг поступит мудро, если не забудет об осторожности.

Все согласно кивнули. Но тут Торк обратился к до сих пор молчавшему мужчине:

— А что думаешь ты, Кнут?

Руби вытянула шею, пытаясь разглядеть Кнута получше. Тот заговорил медленно, но властно:

— Саксы всегда готовы предать нас. Лет десять тому назад я стоял рядом с Гутормом, когда король Альфред согласился на границы между английскими владениями саксов и викингов, проведенные по датским законам.

Почтительное молчание сопутствовало его словам.

— Тогда наша территория проходила по Темзе до Лондона, потом вдоль Ли до самых истоков, к Бедфорду, и по реке Ауз к Уотлинг-стрит, — продолжал Кнут, — но что осталось у нас сейчас? Немного больше, чем Нортумбрия, с Джорвиком в центре. Крошечный муравей в улье!

Руби услыхала, как он сплюнул, для придания словам большего эффекта, и добавил:

— Даже теперь они не дают нам житья. «Пять городов», которые мы, викинги, основали — Линкольн, Ноттингем, Дерби, Лестер и Стэмфорд, — и все они захвачены. Может, ты забываешь о лжи и обмане с обеих сторон, Торк, но помяни мои слова: кровь скоро прольется, состоится свадьба или нет.

Но тут вмешалась Руби — больше не было сил выносить:

— Торк, отпусти! Сейчас меня вырвет.

Но Торк, не обращая внимания на жалобы, продолжал беседовать с приятелями, шагая по древнему, окруженному стеной городу, с его узкими запруженными улочками. Даже свисая с плеча Торка вниз головой, Руби заметила, как глазеют викинги на интересное зрелище, которое она представляла собой. Девушки быстро оборачивались так, что длинные светлые косы разлетались. Мужчины усмехались в усы. Мириады запахов и звуков запруженной людьми и повозками рыночной площади раздражали слух и обоняние. Церковные колокола прозвонили полдень. Колокола? В городе викингов? Как странно!

Свиньи и куры визжали и кудахтали. Деревянные колеса повозок, нагруженных товарами, грохотали по камням. Торговцы зазывали покупателей. Вонь навоза, несвежей рыбы, дубящихся кож и конского пота смешивалась со сладостным дыханием речного ветерка. И Руби действительно стало плохо. Она начала давиться.

— Посмей только! — предупредил внезапно насторожившийся Торк и немедленно позволил Руби соскользнуть на землю. Дрожащие колени подогнулись, и Торк схватил ее за плечи, чтобы удержать от падения.

— Святой Тор! Ты прямо позеленела! Больна?

Руби хотела сказать что-то ехидное, но желчь закупорила горло. Торк, должно быть, заметил что-то неладное, потому что оттащил ее к обочине дороги и жестом велел спутникам идти дальше, сказав, что скоро их догонит.

— Дыши глубже, — посоветовал он удивительно мягко, в полном противоречии с прежним поведением, и, взяв Руби за руку, повел к реке, протекавшей позади зданий, выстроенных вдоль дороги так близко друг от друга, что карнизы их почти соприкасались.

Черепичные крыши, покрывавшие квадратные строения, сделаны из прутьев и штукатурки: ветви сплетались и скреплялись смесью глины, соломы и конского волоса, а затем снова обмазывались глиной. Длинные задние дворы доходили до самой реки и отгораживались один от другого столбами и плетнями. Ремесленники работали и тут же продавали изделия на столах под навесами, так что улица походила на гигантский базар.

— Это дома или мастерские?

— И то и другое, — ответил Торк, сжимая ее руку. — В Копергейте живут и работают многие мастера и купцы. Здесь все сразу — дома, мастерские и рынки. А там, откуда ты явилась, разве не так?

Руби заметила, как слегка сощурились проницательные глаза Торка, и поняла, что он не зря был так добр. Хочет выведать как можно больше.

— А это? — спросила она, не отвечая на вопрос и показывая на реку, протекающую почти у их ног. Она чувствовала себя лучше, хотя нервы не совсем успокоились.

— Ауз. Течет из Северного моря, — объяснил Торк, показывая на множество кораблей, грациозно плывущих к гавани. Он старался как можно более полно удовлетворить ее любопытство, но Руби слишком хорошо знала мужчин, чтобы не почувствовать едва скрываемого нетерпения. Одним гибким движением опустившись на большой валун, Торк кивком пригласил Руби присоединиться к нему. Руби вздрогнула, когда ее нога случайно коснулась теплого мускулистого бедра. Его близость пробуждала так долго дремавшие чувства. Но суженные глаза оценивающе изучали ее, и она почти читала его мысли. Если она действительно шпионка, неужели он всерьез думает, что Руби с готовностью выложит все свои тайны?!

— А ты плавала по Аузу? Она протекает и через земли Ивара, верно? — без обиняков осведомился Торк. Руби решила позабавиться над слишком подозрительным викингом.

— Не знаю. Единственная река в моих местах — Миссисипи.

Она немедленно зажала рот рукой, словно выдала что-то важное.

— Мисси… Миссис… как ты сказала? — воскликнул Торк, — Кровь Тора, да я в жизни не слыхал о такой!

— Неужели? Это одна из самых больших рек в мире. Я думала, все о ней знают, — с невинным видом ответила Руби, хлопая ресницами.

Боже, как он красив, куда красивее Джека в его возрасте!

Руби вздохнула, на мгновение погруженная в сладкие воспоминания. Калейдоскоп изображений мгновенно промелькнул в мозгу. Джек в белом смокинге на студенческом балу, Джек в черном смокинге в день их свадьбы. Джек без всякой одежды в их брачную ночь.

Руби невольно покраснела. Она не хотела думать о Джеке и о том, что будет для нее означать его отсутствие. Она подумает о нем позже, когда станет сильнее, сможет контролировать собственные эмоции.

Но странное сходство между Торком и Джеком расстраивало и тревожило Руби. Они были похожи, как близнецы, хотя длинные выгоревшие волосы Торка блестели в солнечных лучах белым золотом. Даже его ослепительная улыбка, открывавшая крупные белые зубы, была точно такая же, вплоть до чуть кривоватого резца. Единственным различием было более мускулистое, тренированное тело Торка, тело настоящего воина, готового к битвам, да еще, может быть, шрам над правым глазом, рассекавший бровь.

Пальцы просто чесались от желания дотронуться до этой стальной груди, самой удостовериться во всех различиях. Озноб наслаждения вновь прошел по спине при одной соблазнительной мысли об этом, и она, сама того не сознавая, выпалила:

— У меня дух захватывает при одном взгляде на тебя.

К полному унижению Руби, Торк вопросительно поднял бровь, по-видимому, прекрасно понимая, что она имеет и виду. Господи Боже! Да она уставилась на него, как сексуально озабоченная девчонка-подросток. А он… он с неслыханным самомнением понимающе подмигнул.

И как только охваченная стыдом Руби попыталась отвернуться, Торк поднял левую руку, чтобы отвести растрепанные приди полос с ее лица. Руби судорожно вздохнула. На руке не было мизинца. Схватив руку Торка, она нежно коснулась шрама.

— А это что? Как ты потерял палец?

Торк пожал плечами:

— Мой сводный братец Эрик отрубил его, когда мне было пять. Он целился в… ну, хотел оскопить меня, да я увернулся.

Торк улыбнулся при виде ее потрясенного лица, но в глазах стыла боль.

— Его прозвали Эрик Кровавый Топор. Подходяще, как ты считаешь?

— О Торк, как ужасно!

Застигнутый врасплох Торк окинул ее любопытным взглядом, но тут же коснулся шрама на лице.

— Ему не удалось лишить меня и глаза. Было это давно. А сейчас уже неважно.

Руби изучала лицо Торка, и сердце болело за того несчастного мальчика. Охваченный воспоминаниями, Торк на мгновение помрачнел, и до Руби только сейчас дошло, что, возможно, судьба дала ей шанс начать заново жизнь с Джеком! Только теперь она сможет избежать уже сделанных ошибок и воспользоваться всем хорошим и добрым, что так помогло им обоим в прошлом. Второй шанс! Разве не об этом она молилась, прежде чем умчаться вдаль на машине времени?

Окинув Торка оценивающим взглядом, Руби решилась немного пококетничать со свирепым викингом, чтобы отвлечь его от мрачных мыслей, как часто проделывала с Джеком. Правда, она давным-давно не флиртовала с мужем. Может, именно в этом и крылась одна из их проблем. Изучая Торка сквозь полуопущенные ресницы, она лукаво улыбнулась. Кто знает, может, эта история со снами, в конце концов, окажется довольно интересной.

— Ты когда-нибудь слышал о Кевине Костнере? — зазывно-хрипловатым голосом осведомилась она, надеясь, что не потеряет самообладания.

— О ком?

— Это не имеет значения. Просто хотелоеь узнать, как ты относишься к крепким, влажным, глубоким, долгим поцелуям, которые могут длиться три дня? — дерзко спросила она.

И это мгновенно привлекло его внимание! Торк не смог скрыть промелькнувшее на лице выражение крайнего изумления, открыл рот, словно желая сказать что-то, но тут же сомкнул губы, сглотнул и резко встал. Эту возбуждающую формулу изрек в одном из фильмов Кевин Костнер. В свое время она взволновала Руби и Джека. И Торк тоже, как заметила Руби, не остался безучастным.

Взгляды их встретились. Руби бессознательно приоткрыла губы в безмолвном приглашении. Но Торк, отвергая искушение, цветисто выругался.

— Прекрасные слова… для шлюхи. Ты ведь шлюха, верно? Если так, назови цену и сторгуемся.

Торк встал и начал шагать взад-вперед, погруженный в глубокую задумчивость, и наконец вновь подошел к ней.

— Хотя ты, возможно, и вправду шпионка, — заявил он, сузив глаза. — Сдается мне, что ты слишком легко относишься к своему положению и пытаешься меня отвлечь. Твоя жизнь висит на волоске, девчонка, а ты рассуждаешь о… о…

— Поцелуях? — нахально вставила Руби. — Разве викинги не целуются?

Торк покраснел. В самом деле покраснел. Руби это понравилось.

— Целуемся, и еще как — хрипло выдавил он и, внезапно поняв ее игру, растянул губы в чувственной ухмылке: — Может, хочешь попробовать?

Очевидно, он ожидал отказа. Но Руби решила принять вызов.

— Возможно. Если, конечно, тебе захочется поцеловать такую плоскозадую женщину. Именно так ты меня назвал, верно?

Торк ехидно усмехнулся, по тут же зачарованно застыл, наблюдая, как Руби медленно обводит кончиком языка пересохшие губы. Викинг придвинулся угрожающе близко, и Руби показалось, что он вот-вот ее поцелует. Она инстинктивно разомкнула губы, но вместо этого он, почти касаясь ее рта своим, нежно подул, пока влага не испарилась.

Голова Руби пошла кругом. Оставаясь пленницей притягательного полупоцелуя и манящего запаха мужского тела, присущего одному Джеку, Руби наклонилась вперед, неожиданно почувствовав, как колотится сердце… вразнобой с лихорадочно бьющейся жилкой на шее Торка. Она поняла, почувствовала, распознала раскаленное желание, которого так давно не испытывала с Джеком. Но Торк быстро вырвал ее из оков страсти, коснувшись губами щеки и прошептав на ухо:

— Но я намеревался поцеловать вовсе не твой костлявый зад!

Сначала оскорбительный смысл не проник сквозь путаницу смятенных мыслей. Но Руби резко отстранилась, когда рассудок вывел ее из эротического транса. Торк сопроводил наглое замечание непристойным подмигиванием. Негодяй! Единственным бальзамом для раненой гордости Руби было то, что Торк не смог скрыть нарастающего желания.

— О! Ты всегда был грубияном.

Торк вопросительно поднял бровь.

— Выговор у тебя какой-то странный. Не саксонский и не норманский.

Выражение решимости неожиданно сменила задумчивость.

— К концу дня, клянусь кровью Тора, я узнаю твою историю, или… — предупредил Торк, заставляя ее встать. — Довольно глупостей! Я и так потратил на тебя уйму времени. Мне нужно сообщить моему королю важные новости. Можешь рассказать все мне или Зигтригу. Никакой разницы!

— Если я расскажу тебе, не знаю, поверишь ли.

В глазах Торка промелькнул настороженный интерес, но ничего больше.

— Торк, это сон, — нерешительно начала Руби. Викинг уставился на нее, ожидая большего, но видя, что она продолжает молчать, отвернулся, чтобы идти, и с отвращением проворчал:

— Это все? Все твое объяснение? Довольно! Идем к Зигтригу, где я наконец избавлюсь от тебя!

— Торк, послушай, — молила Руби, дергая его за руку. Она только сейчас поняла, как важно объяснить все до того, как они окажутся во дворце. Но Торк упрямо сжимал губы, и Руби пришлось выложить все начистоту: — Торк, я явилась из будущего, из тысяча девятьсот девяносто четвертого года. Знаю, знаю, это звучит совершенно невероятно, и действительно, поверить такому трудно. Но ведь это только сон.

Глаза Торка в изумлении расширились, но Руби ничего не собиралась объяснять дальше, и он брезгливо скривился:

— Неслыханно! Ты, должно быть, спятила, если надеешься каким-то дурацким сном объяснить свое присутствие. Сон! Будущее!

Он окинул ее презрительным взглядом и язвительно усмехнулся:

— Твое счастье, что не вздумала рассказать все это толпе на пристани, иначе давно бы уже превратилась в пищу для стервятников.

— Ты должен поверить мне, Торк, — быстро заговорила Руби, снова пытаясь заставить его понять. — В будущем тебя зовут Джек и ты мой муж. Правду сказать, мы были женаты двадцать лет, двадцать счастливых лет, но сегодня ты бросил меня. Поэтому все так и случилось. По крайней мере, мне так кажется.

Сначала Торк явно не верил своим ушам, но постепенно лицо стало наливаться багровой краской гнева. Руби, не обращая внимания, спешила докончить рассказ:

— Мне было очень плохо, когда ты ушел… при мысли о том, что двадцатилетний брак закончился ничем. Я плакала и так хотела стать на двадцать лет моложе и начать все сначала.

Она беспомощно подняла руки ладонями вверх:

— И… и… наверное, мое желание исполнилось, и я действительно помолодела на двадцать лет. Только… почему-то оказалась в другом времени. Но самое странное в том, что все кажется таким реальным, хотя я знаю, что это, должно быть, сон… или нечто подобное.

Она с надеждой взглянула на Торка.

— Двад… двадцать лет в браке! — взорвался викинг, и Руби поняла, что его терпение лопнуло.

— Да я за всю жизнь встретил лишь двадцать девять зим! Ты можешь видеть сны, но, заверяю тебя, я-то не сплю! Клянусь священным молотом Тора, я жив и стою здесь. И почему ты посчитала, что я поверю подобной сказке? Разве я кажусь тебе дурачком?

— Джек… Торк, это правда! Мы женаты. У нас двое прекрасных детей! Неужели ты не чувствуешь, что между нами существует некая связь?

— Связь? Ха! Ни единой ниточки!

Торк схватил Руби за локти и приподнял так, что их лица оказались на одном уровне.

— Ты слишком дерзка, женщина, если осмеливаешься потчевать меня такой ложью! — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Я уже говорил тебе час назад и повторю в последний раз — нет у меня жены. И я никогда в жизни не видел тебя до этого дня и не желаю видеть снова. Охотно… нет, с радостью отдам твою судьбу в руки других людей прежде, чем солнце отправится на покой. Однако честно предупреждаю, девушка, если попытаешься потчевать своими сказками короля Зигтрига, поверь, не многие смогут без содрогания смотреть на то, что останется от тебя.

В резком голосе звучало столько пренебрежения! Торк схватил ее за руку и поволок за собой сквозь шумные улицы. Он буквально дымился от гнева, вероятно, потому, что не поверил ей, но что можно было сделать в подобных обстоятельствах? Однако она решила попытаться снова:

— Что, если я смогу доказать это?

Но Торк, не обращая на нее внимания, пробирался вперед.

— Что, если я смогу доказать это? — почти взвизгнула Руби.

Торк остановился как вкопанный, и Руби споткнулась. Однако он не выпустил ее ладони из железной хватки.

— Один, прости меня, — пробормотал Торк, глядя сначала на небо, потом на Руби. — Ненавижу себя за то, что спрашиваю, но что и чем ты можешь доказать?

— Я… я… — бормотала Руби, пытаясь собраться с мыслями, но тут же, просветлев, договорила: — Могу доказать, что ты мой муж.

— Попробуй, — выдохнул Торк и, выпустив Руби, вызывающе подбоченился.

Руби, моляще глядя на него, с надеждой спросила:

— У тебя еще есть эта родинка вверху на бедре?

Торк опустил глаза, но не прежде, чем Руби заметила изумление в их синих глубинах.

— У всех есть родинки. Это еще ничего не доказывает.

— Нет? Но, мне кажется, твоя родинка должна быть вот здесь, — возразила Руби, почти дотрагиваясь до лона.

Торк перевел потрясенный взгляд с собственного бедра на Руби. Обескураженное лицо лучше всяких слов говорило о ее правоте. Родинка была именно там, где она сказала. Руби, уже более уверенная в себе, поспешно продолжала:

— И ты скрипишь зубами во сне. И любишь хлеб с медом и персики. Ты левша, но можешь одинаково ловко управляться и правой рукой. И эти… эти долгие поцелуи, о которых я говорила раньше… тебе они ужасно нравятся. Очень.

Она в свою очередь подбоченилась и уставилась на Торка, словно подначивая его возразить. Но глаза викинга недоуменно расширились:

— Колдунья! Мне следовало бы знать! Погоди, пока Зигтриг не услышал это! Больше всего на свете он любит сжигать ведьм! Жаль, что завтра мне придется ехать в Рейвншир, дом моего деда в Нортумбрии. Наверняка Зигтриг объявит этот день праздником, и все станут глазеть, как ты будешь медленно отходить к дьяволу! С каким удовольствием я сам подбросил бы в костер парочку поленьев!

— Ты пугаешь меня! Я не колдунья, — простонала Руби.

— А кто же еще? — хмыкнул Торк. — Ведьма или шпионка? Клянусь, или то, или другое. Но если ты шпионка, значит, Ивар, потрудился сообщить обо мне все. Только, интересно, с какой целью?

Он вопросительно посмотрел на нее.

— Так или иначе твоя судьба решена. Жди смерти.

Руби попыталась что-то сказать, но Торк решительно покачал головой:

— Довольно! Мы идем к Зигтригу!

Крохотный огонек надежды потух. Вскоре у Руби закололо в боку, но она упрямо старалась поспеть за Торком, едва обращая внимание на то, что ее окружало. От ледяного страха стыла в жилах кровь. Этот сон, внезапно превратившийся в кошмар, до смерти пугал Руби, но хуже всего было назойливое, терзавшее душу подозрение, что это вообще может оказаться не сном.

Что, если она действительно оказалась в далеком прошлом? Что, если никогда не вернется в будущее, к Джеку, сыновьям, к своему любимому делу?

Они поднялись на небольшой холм к укрепленной стене, прошли через ворота, охраняемые стражниками, и оказались во дворе замка. Богато одетые викинги, мужчины и женщины, расступались, давая им дорогу. Торк кивками приветствовал знакомых. Руби чувствовала любопытные взгляды.

Торк и Руби одолели крутую лестницу, ведущую к массивным тяжелым зданиям с карнизами, украшенными искусной резьбой. На верхней площадке стоял Олаф, придерживая огромную дубовую дверь. Проходя мимо, Руби взглянула на великана и увидела в маленьких глазках сочувствие. К ней! Эта ужасная мысль поразила ее.

ГЛАВА 3

Подобно Алисе из Страны чудес, провалившейся в кроличью нору, Руби чувствовала себя так, словно ее швырнули в другой мир. Олаф придерживал Руби, как только они вошли в огромный холл дворца, каменные стены которого были украшены великолепными гобеленами и оружием. Селик и Кнут присоединились к группе хорошо одетых викингов, приветствовавших их сердечными выкриками и дружескими шлепками по спинам. Руби и Олаф следовали за Торком в нескольких шагах по циновкам из душистого тростника.

Торк устремился к возвышению.

— Приветствую, Торк! Добро пожаловать в Джорвик.

— Благодарю, Зигтриг. Хорошо вернуться домой!

Волосатый великан, возвышавшийся словно башня даже над Торком, встал и шагнул навстречу. Фиолетовая, доходившая до колен туника, искусно расшитая золотом и украшенная тремя усаженными драгоценными камнями заколками на плече, была перепоясана широкой золотой цепью, звеневшей на ходу. Туфли с перекрещивающимися подвязками из мягкой кожи и узкие черные штаны закрывали ноги, толстые словно древесные стволы. Но несмотря на роскошный наряд, медведеподобный викинг был уродлив как смертный грех. Лысый череп в рубцах, ни бровей, ни ресниц, один изувеченный глаз бессмысленно и неподвижно устремлен в пространство. Ни дюйма гладкой кожи — лицо и шея покрыты шрамами. «Боже, смилостивься над сестрой Ательстана», — подумала Руби.

Толстые золотые браслеты, охватившие предплечья, сверкнули в свете факелов, когда Зигтриг, обняв Торка, усадил его на стул рядом с собой. Торк кивнул мужчинам и женщинам, уже сидевшим за столом.

— Заждались мы тебя, Торк, — пожаловался король. — Какие новости ты привез?

— Благодарю Тора за опоздание, а может, и хитрого Локи, — поспешно ответил Торк, отказываясь принести извинения.

— Скорее уж виноваты девушки, которые отсюда до Хедебю все еще лежат раздвинув ноги, — ехидно заметил король, недоверчиво фыркнув. Лицо Торка словно окаменело, но он мудро предпочел не поддаваться на удочку.

— Я привез тебе приветствия от своего отца Гаральда, а также важное сообщение от короля Ательстана Уэссекского.

Зигтриг и остальные заинтересованно подались вперед.

— Этот саксонский ублюдок не может сказать мне ничего нового, — хвастливо заявил Зигтриг, сделав огромный глоток из кубка и протягивая его виночерпию.

— Он предлагает тебе в жены свою сестру, чтобы укрепить союз между Уэссексом и Нортумбрией, — выпалил Торк.

Король ошеломленно уставился на него, но тут же оглушительно расхохотался так, что едва не обрушилась крыша. К нему присоединились другие викинги. Когда король наконец успокоился, из единственного глаза струились слезы, а сам он держался за бок.

— Клянусь титьками Фрейи, саксонский щенок много о себе мнит! Думает, мы, викинги, так изголодались по женщинам, что готовы слюни распустить над девственностью их тощих сучек?

Грубая реплика вновь вызвала смешки, но женщины стыдливо покраснели.

— Меня хватает на трех жен, — продолжал Зигтриг, — к чему мне четвертая?

— Нет, Зигтриг, подумай, глупо отвергать такое предложение, — остерег Торк. — Эта женитьба очень выгодна для тебя.

Зигтриг хотел было возразить, но все-таки, потребовал:

— Объясни, что хочешь сказать. Какая польза от того, что в постели у меня окажется английское отродье?

— Хотя саксы и заключили с нами договор, они продолжают строить козни против нас, — вскинулся Торк. — Альфред пятьдесят лет назад согласился на датские законы, но в то же время постарался укрепить города, с тем чтобы ни одна часть Уэссекса не находилась далее чем в двадцати милях от крепостей.

— Мы все это знаем, — небрежно махнул рукой Зигтриг.

— Но знаешь ли ты, что сын Альфреда, король Эдуард, а теперь и внук, Ательстан, продолжают строить укрепления? Уже больше тридцати городов с гарнизонами усеяли Уэссекс.

Рассерженный голос Торка эхом отдавался в холле. Дерзко взглянув в единственный глаз Зигтрига, он храбро сообщил:

— Не очень нравится мне быть объектом шуток, и меньше всего шуток проклятых саксов. Но теперь их любимой пословицей стала эта: «Эдуард сломал хребет викингам, а теперь Ательстан оторвет у них яйца».

При этих словах Торк снова, нахмурившись, взглянул на надпись на футболке Руби, словно соображая, уж не лазутчица ли она саксов.

— Губы Тора! Ты заходишь слишком далеко! — прогремел Зигтриг, вскакивая словно разъяренный гризли. Густая красновато-рыжая борода была забрызгана слюной.

— Нет, не слишком.

Торк тоже встал, бесстрашно глядя на разъяренного вождя. — Пора высказать тебе правду о ненадежности твоего положения, и…

Зигтриг издал вопль, похожий на бычий рев; лицо побагровело от ярости. Но, к чести Торка, тот даже не шевельнулся.

— Ты смеешь называть меня слабым? Выскочка! Жалкий шакал! Хоть ты и Джомсвикинг, сын самого короля Гаральда, клянусь, я этого так не оставлю! Меня так и подмывает вырвать твой дерзкий язык!

Но внезапно король Зигтриг рассмеялся и так сильно хлопнул Торка по плечу, что тот едва не упал.

— Друг мой, ты верно сделал, что предупредил меня. Ясно, что ты заботишься о благе моем и Джорвика! Пойдем, все расскажешь мне.

Все случилось так быстро, что Руби лишь растерянно моргала. Какие перемены настроения! Какой страшный человек!

Пока Торк и король обсуждали все «за» и «против» такого брака, Руби заметила, что слуги начали расставлять тяжелые козлы, на которые клались доски, служившие столами. Широкие деревянные скамьи заменяли стулья. Слуги, вероятно рабы, были одеты во что-то вроде мешков, подпоясанных обрывками кожи, и доходивших у мужчин до колен, а у женщин — до щиколоток. Грубая ткань резко контрастировала с роскошными одеждами господ. Руби, прекрасно умевшая шить, распознала превосходную работу и дорогие ткани.

Викинги были необычайно высоки, даже женщины, удивительно чисты, со сверкающими белыми зубами и длинными ухоженными волосами. У отдельных мужчин были даже аккуратно заплетенные бороды. Некоторые женщины выглядели так, словно могли прекрасно управляться с боевыми топорами.

Слуги ставили блюда с дымящейся едой на стол, пока женщины и мужчины усаживались попеременно в каком-то заранее определенном порядке. Кроме блюд, на столе возвышались громадные солонки. Руби заметила, что чем роскошнее были одеты люди, тем ближе к возвышению устраивались. Олаф, очевидно всеобщий любимец, занял место за первым полом и, к расстройству Руби, приказал ей стоять за его спиной. Когда она сможет сесть и поужинать?

Рода, вместе с другими рабами из лодки, подобралась к Руби и ехидно заметила:

— Все еще умудряешься сохранить голову?

— Не знаю, надолго ли. Зигтриг — злобный человек.

— Говорила же я тебе!

— Когда мы сможем поесть?

Рода безразлично пожала плечами.

— На твоем месте я бы больше тревожилась о том, где мы будем сегодня спать, если, конечно, ты еще останешься к этому времени жива.

Руби уже хотела что-то ответить, но Олаф мрачно повернулся к ней и велел молчать. Торк и Зигтриг о чем-то договорились.

— Значит, быть по сему, — согласился Зигтриг, поднимая кубок в тосте перед собравшимися. — Детали обсудим на альтинге, который соберется через месяц, но сегодня же пошлем Ательстану ответ. Я женюсь на его сучке-сестре.

И с похотливым смехом он неприличным жестом указал на свою мужскую снасть:

— Может, это старое тело сумеет зачать еще больше сыновей для Одина!

Викинги вторили повелителю. Посыпался град непристойных шуток.

И тут Руби заметила странную вещь. Зигтриг не позаботился даже спросить, как зовут женщину, на которой он собрался жениться, стара она или молода, как выглядит, готова ли согласиться выйти замуж. Как и предсказывал Торк, Зигтриг способен жениться на свинье, лишь бы приданое принесла.

Король и придворные приступили к пиршеству. На массивных блюдах лежала всяческая рыба — треска, пикша, сельдь и что-то вроде змеи в соусе из сливок. Наверное, угорь. Руби узнала кур и уток, но не смогла определить другую птицу, поскольку в жизни не ела голубей и фазанов. Конечно, в центре лежала туша быка, с боков которой медленно сочились кровавые капли.

За нижними столами ели из деревянных блюд ложками или ножами, но за верхними столами разносились толстые ломти белого хлеба, достаточно большие, чтобы окунать их в подливу. Рода шепнула, что оставшиеся от ужина куски раздадут нищим у ворот замка. Руби на мгновение почувствовала, что сама готова стать нищенкой.

За основными блюдами следовало множество дополнительных — лук, капуста, свекла и горошек, не говоря уже о теплых плоских хлебцах, орехах и свежих фруктах. Пили они нечто вроде пива или эля из рогов животных, а также из резных деревянных и серебряных кубков.

«Неудивительно, что эти викинги такие огромные, если едят столько» — подумала Руби, гадая, известно ли им об опасности накопления холестерина, но потом все же решила, что живут они, должно быть, слишком мало, чтобы беспокоиться о естественной смерти, и толкнула Олафа в спину:

— Дай мне поесть что-нибудь, жадный болван!

Олаф поглядел на нее так, словно не верил собственным глазам, и медленно покачал головой.

— Думаю, ты еще большее наказание, чем он считает.

И повернулся к столу, но не раньше, чем сунул ей яблоко и кусок сыра, которые Руби разделила с Родой. Энергично жуя, она поглядела на возвышение, где угощался Торк. Свинья! Она поймала его взгляд как раз в ту минуту, когда он собрался намазывать мед на хлеб левой рукой.

Мед! Левая рука!

Руби понимающе улыбнулась, и Торк уронил ложку с медом, словно обжегшись, и мрачно отвернулся, явно не желая, чтобы ему напоминали о странном знании его вкусов и привычек.

После того как слуги убрали со столов, люди придвинулись поближе к возвышению, желая услышать новости, привезенные Торком. Многие чистили зубы щепочками. Эль и вино лились ручьем.

— Я слышал, ты собираешья в Дублин, Зигтриг, — заметил Торк.

— Да. Мой дед, Ивар Бескостный, да найдет он успокоение в Валгалле, имел слишком много детей и внуков. Мои кузены и я не доверяем друг другу. Я оставил дублинский трон в руках кузена Годфреда, когда приехал в Нортумбрию четыре года назад после смерти кузена, короля Ронгвальда, но теперь боюсь, что Годфред может позариться на мои владения.

Торк кивнул.

— А твой отец? — дружелюбно спросил Зигтриг. — Если на свете и был человек, одержимый властью, он не смог бы сравниться с Гаральдом Светловолосым. Поверь, я не хотел никого обидеть.

— Понимаю. Отец жив и здоров, но викинги бегут из Норвегии, чтобы скрыться от его железной руки. Многие даже осели в Исландии.

— Ты по-прежнему отказываешься стать ярлом в одном из его владений?

— Да. Предпочитаю трудности и заботы жизни джомсвикингов клещам его безжалостного правления. Хотя, нужно отдать отцу должное, он объединил Норвегию, а это поистине славное деяние.

— Верно, — согласился Зигтриг. — Насколько я понял, ты сопровождал своего сводного брата Хаакона к Ательстану, на воспитание. — И, пораженно покачав головой, добавил: — Твой отец плодит детей, как кролик, несмотря на возраст, и к тому же прекрасно знает, как поддерживать дружбу с саксами, даже если это подвергает опасности младшего сына.

— Ты прав. И знаешь, какой дар он послал Ательстану?

— Нет.

— Огромный корабль с золотой фигурой на носу и пурпурным парусом, да еще десяток позолоченных щитов.

Люди, собравшиеся вокруг короля, заахали, услышав о таком огромном богатстве. Но тут Зигтриг задал вопрос, которого ждала и боялась Руби.

— Рабы вон там… Это пленники, которых ты собираешься оставить себе или продать?

Господи!

Торк взглянул на Руби и остальных рабов, но по его лицу ничего нельзя было угадать.

— Они будут проданы, кроме одного. Ты должен потолковать с ним. По-моему, это шпион Ивара.

— Что?! — заревел Зигтриг, вскакивая с места. — Хочешь сказать, что Ивар посылает шпионов в Джорвик?! Приведите его сюда, чтобы я пытками смог вырвать все тайны.

— Это, видишь ли, не совсем мужчина, — неохотно признался Торк, делая знак Олафу подвести Руби. — По правде говоря, это женщина.

Зигтриг непонимающе уставился на Торка.

— Ты что, считаешь меня дураком?

— Нет. Стоит тебе увидеть ее, и всему поверишь, — сухо заметил Торк.

Олаф подтащил Руби к подножию ступенек, где она ждала, пока король и Торк не спустятся. Остальные викинги подошли поближе, словно ожидая развлечения. Только тогда Олаф отступил, и Руби сразу почувствовала себя странно незащищенной. Зигтриг глазел на нее, пораженный непривычной внешностью.

— Говоришь, она женщина? — скептически осведомился он у Торка.

— Да.

Король оглядел Руби с ног до головы, обошел и, встав перед ней, пощупал ткань футболки, коснулся коротко стриженных волос и, протянув грубую лапищу, стиснул грудь. Руби запротестовала было, но заметила, что Олаф сделал ей знак не шевелиться. Но она и сама была слишком испугана, чтобы отодвинуться.

Зигтриг похотливо осклабился. Вблизи он оказался еще уродливее. Когда король улыбался, было заметно, что переднего зуба нет. Но тут Зигтриг заметил надпись на футболке и громко прочитал:

— «Медные яйца». Думаешь, это Ивар шлет мне послание? Тогда скажи, что оно означает, — повелительно потребовал Зигтриг, не забавляясь больше непривычным видом Руби.

Руби ущипнула себя за руку, надеясь в последний раз, что кошмар закончится и она вернется в свое время. Напрасно! Только рука заболела да Торк предостерегающе глянул на нее.

— Непонятно, как она очутилась здесь, — медленно пояснил Торк, тщательно взвешивая каждое слово. — Может, на моем судне. Трудно поверить, но все возможно. Ивар вполне способен послать женщину шпионить.

Зигтриг явно собирался сорвать злость на Руби, но Торк поднял руку и продолжал:

— А послание… Думаю, оно намекает, будто мужчины страны Ивара обладают мужской снастью не обычной крепости. Ты же знаешь, что Ивар завидует твоей славе и ищет путей вовлечь тебя в битву. Что еще это может значить?

Руби фыркнула и в первый раз заговорила, обращаясь к Торку:

— Не мели чушь. Именно твой сын купил эту идиотскую футболку в Оушен Сити.

Мужчины изумленно уставились на Руби.

— Мой сын?! Нет у меня никаких сыновей! — разъяренно вскинулся Торк. — Рассказывай сказки где-нибудь в другом месте, девчонка!

— Твой сын Эдди купил ее в прошлом году на пляже. И забудь об Иваре. Я в жизни не слышала об этом парне.

Торк и король обменялись недоуменными взглядами, словно не понимая, о чем она. Потом Торк горячо возразил:

— У меня нет сыновей, тем более с именем Эдди, который к тому же шпионит для Ивара.

— Есть. У тебя два сына — пятнадцатилетний Эдди и двенадцатилетний Дэвид.

— Она говорит, что у тебя дети от нее? — удивился Зигтриг. — Неужели смеет утверждать такое…

— Он мой муж, и у нас двое детей, — перебила Руби и услышала, как сзади заохали.

Зигтриг вопросительно посмотрел на Торка.

— Ты готов пожертвовать званием джомсвикинга, чтобы жениться на этой… то ли женщине, то ли мужчине?

— Нет! — яростно взорвался Торк. — Она лжет!

Король свирепо вперился глазами в Руби:

— Кто ты?

— Меня зовут Руби Джордан. Я живу в Америке. И явилась из будущего, а вовсе не от Ивара и…

Зигтриг с такой силой ударил Руби по лицу, что ее колени подогнулись, и она упала на пол. Скулу обожгло страшной болью. Она взглянула на Торка, словно ожидая помощи, но тот без всякого сочувствия ответил ей холодным взглядом.

— Встань! — рявкнул Зигтриг. Пока Руби неуклюже пыталась подняться, схватившись за ступеньку, Зигтриг предупредил: — Никогда, никогда не вздумай мне лгать и рассказывать сказки о будущем, мужьях и детях. А теперь сними.

— Что? Что снять?

— Рубашку. Снимай!

— Отсечешь ей голову и пошлешь Ивару в рубашке? — прокричал один из мужчин, а другие одобрительно зашикали. Сначала Зигтриг нахмурился, но тут же задумчиво выпятил губы:

— Может быть. Может быть. — И, повернувшись к Руби, ледяным тоном повторил: — Снимай ее!

Руби с ужасом сообразила, что король требует от нее раздеться перед всеми. Она посмотрела на Олафа, который энергично закивал головой. Кажется, у нее нет выхода.

Руби с горящим лицом подняла над головой футболку и швырнула ее в протянутую руку Зигтрига, не обращая внимания на его раздраженное ворчанье при виде такого непочтения. Несмотря на охвативший ее стыд, она держала голову гордо, не собираясь прикрывать руками стянутые лифчиком груди, почему-то понимая, что ей не позволят сделать этого.

Приглушенный шепот и шорохи поплыли над толпой. Торк и король недоуменно глазели на черный кружевной лифчик. Единственный глаз короля едва не вылез из орбиты, а Торк, казалось забыл, как дышать. Странно! Он достаточно часто видел ее белье!

Торк нерешительно глянул ей в глаза, и, несмотря на ее ужасное положение, бушующее пламя в его взгляде зажгло ответный огонь в самых секретных местечках! Не прикасаясь к Руби, Торк ласкал ее взглядом. Без слов говорил ей все, что хотело знать ее сердце.

Из чувственного транса их вывел Олаф, который громко откашлялся. Заметив их потрясенные лица, он громко захохотал.

— Могучий Один! Из-за вас в комнате стоит нестерпимая жара! Лучше бы вам найти уголок поукромнее, прежде чем стащите штаны тут же и перед всеми!

Явно смущенный столь неожиданной реакцией, Торк потряс головой, чтобы прояснить мозги, а потом злобно воззрился на Руби, словно та его заколдовала. Один мрачный взгляд на Олафа, и тот немедленно стал серьезным. Но тут внимание Зигтрига привлекли джинсы Руби.

— Снимай это тоже.

— Эй, погодите-ка! Не слишком ли многого требуете? Я не занимаюсь публичным стриптизом! — И, заметив вопросительно поднятые брови короля, пояснила: — Не раздеваюсь в присутствии всех. Ни за что!

— Ты осмеливаешься перечить мне? — процедил король сквозь стиснутые зубы голосом, который немедленно лишил Руби желания спорить. Зигтриг поднял руку, словно собираясь снова ударить ее. Олаф слегка кашлянул, словно умоляя Руби выполнить приказание. Она устало прикрыла глаза, всей душой желая оказаться дома, но чувствуя, что это невозможно, по крайней мере пока. Может, это все-таки кошмар, один из тех, где спящий видит себя голым перед хохочущими людьми? Так или иначе ей придется подчиниться.

— Ах, ладно! Но это все.

Она нагнулась было, чтобы снять кроссовки, но вспомнила о том, что стоит спиной к викингам, и вместо этого уселась на ступеньку и стянула кроссовки, моля Бога, чтобы он дал ей проснуться, прежде чем все случившееся убьет ее. «Интересно, очень больно, если во сне отрубают голову?» — гадала Руби со зловещим юмором.

Поставив кроссовки на пол, она выпрямилась и вызывающе оглядела Торка и короля, отказываясь пресмыкаться. В конце концов, ее модели могут прохаживаться по помосту в одном белье на показах мод перед еще большим количеством людей. Чего же стесняться ей?

Руби расстегнула пуговицу на джинсах и потянула застежку-молнию. Но Зигтриг, протянув руку, остановил ее.

Неужели решил оставить ее в покое?

Нет, не настолько он благороден!

— Сделай это снова! — потребовал он, явно пораженный необычной медной дорожкой.

— Что именно?

— Расстегни штаны. Этой штукой.

Руби, не поняв в чем дело, опустила глаза. Торк показал на молнию, едва сдерживая смех.

— Он имеет в виду это.

Руби поняла, что короля интересует молния. Конечно, тогда их еще не изобрели. Она опустила молнию, подняла, еще раз и еще, пытаясь объяснить королю, что это обыкновенная застежка. Торк злорадно усмехнулся, наслаждаясь ее смущением.

Жлоб!

Наконец Руби сняла джинсы и вручила их Зигтригу, чтобы тот вдоволь наигрался проклятой молнией.

Взгляд Торка скользил по Руби со знакомым жадным блеском, который только она могла распознать. Джек часто видел ее в черных кружевных трусиках, не похожих на бикини, обычного покроя, довольно длинных, от талии до самых бедер, если не считать соблазнительных разрезов по бокам.

Торку, несомненно, понравилось ее белье, это сразу видно. Ему всегда оно нравилось. И черный цвет — его самый любимый. Несмотря на грозившую опасность, Руби наслаждалась его смущением, тем, что Торк неловко переминается с ноги на ногу, отказываясь встретиться с ней глазами, возможно боясь повторения предыдущей сцены.

Руби опустила глаза, и ей пришлось по душе увиденное — стройное, худощавое тело, упругие груди, узенькая талия и длинные ноги. Сразу видно, что тебе двадцать!

В толпе раздались непристойные замечания, показавшие ей, что викинги тоже заметили ее необычное белье, хотя Зигтриг по-прежнему возился с проклятой молнией. Вероятно, сломает ее неуклюжими лапами и во всем обвинит Руби!

Наконец Зигтриг обернулся, подозрительно щурясь.

— Откуда ты взялась? Может, ты колдунья?

— Нет! — поспешно воскликнула Руби, помня предупреждение Торка о нелюбви короля к волшебству.

— Может, стоит объявить о сожжении ведьмы? — злорадно осведомился Зигтриг. Толпа одобрительно зашумела, — очевидно, идея пришлась по вкусу.

Господи! Эти викинги так же кровожадны, как говорилось в исторических рукописях, прочтенных Руби, когда она восстанавливала генеалогию семьи, восходившую к раннему средневековью. Тогда она считала, что священники, ненавидевшие язычников-завоевателей, искажали действительность, но теперь уже не была так уверена в этом.

Торк не сказал ни слова в ее защиту, и Руби поняла, что придется спасаться самой. Она лихорадочно пыталась найти выход.

Вот! Это должно сработать!

В последнем, отчаянном порыве самосохранения Руби громко провозгласила:

— Я тоже принадлежу к роду викингов!

— Что?! — воскликнули хором Торк и король.

Проклятые викинги снова начали переговариваться. Однако Руби заметила, что Олаф ободряюще подмигнул и улыбнулся! Кажется, ей начинает нравиться это грубое животное!

— Объясни все, девчонка, но не смей лгать! — велел король, сжимая ее подбородок, и без того болевший от железной хватки Торка.

— Мой дед в пятидесятом колене — викинг Грольф, первый герцог Нормандский. Кажется, саксы называют его Ролло, — нахмурившись, добавила она.

Многие заохали, услышав столь дерзкое заявление, но Торк побагровел и, кажется, был готов удушить ее на месте. Ошеломленный Зигтриг вопросил:

— Значит, ты называешь себя внучкой нашего союзника Грольфа?

Очевидно, он не расслышал слов «в пятидесятом колене». Руби хотела поправить его, но вовремя вспомнила, что король запретил ей упоминать о будущем. Вместо этого, скрестив пальцы наудачу, она пояснила:

— Да, я прямой потомок Грольфа.

Олаф одобрительно кивнул. Пока все идет хорошо.

— Знаешь ли ты, что Грольф и мой отец — союзники? — осведомился Торк.

Но Руби не попалась в ловушке.

— Неправда. Отец Грольфа, граф Рогнвальд Мор, был лучшим другом Гаральда, но король Гаральд объявил Грольфа вне закона и изгнал из Норвегии.

Надежда мгновенно загорелась в Руби, но тут же угасла, когда Торк мстительно заметил:

— Чепуха! Она такой же викинг, как я — сакс. Наглая ложь!

— Возможно, — нерешительно согласился Зигтриг, задумчиво прикусив нижнюю губу. И, словно внезапно все это ему надоело, устало пробормотал: — Что скажешь, Торк? Тебе решать. Пытками вырвешь у нее тайны? Или попросту обезглавишь и отошлешь ее голову Ивару?

— Я?!

Торк грубо выругался.

— Это моя первая ночь в Джорвике за два года. Почему я должен возиться с чертовой девкой?

— Думается мне, — вкрадчиво начал Зигтриг, — что она прибыла на твоем корабле.

— Но это не доказано.

— Значит, можно доказать, — раздраженно бросил король; очевидно, его настроение опять изменилось.

Вперед выступил Олаф и обратился к королю:

— Что, если она действительно родня Грольфа? Может, стоит сначала удостовериться? Мало нам бед с саксами, так еще навлечем гнев такого могущественного человека! Можем ли мы позволить себе оскорблять друзей?

Верно!

Челюсти Торка судорожно сжались, но он ничего не ответил. Очевидно, все еще оскорблен ее замечанием о детях и стесняется того, что его влечет к этому странному созданию.

Руби поклялась, что Торк заплатит за то, что бросил ее. Бросил! Совсем как Джек!

Однако у нее не осталось времени хорошенько подумать над этим, поскольку Зигтриг вновь заревел, словно разъяренный горный лев.

— Тихо! — заорал он, перекрывая гул толпы. — Довольно!

Когда в похожей на пещеру комнате воцарилось молчание, король объявил:

— Судьбу рабыни решит альтинг в будущем месяце, а пока я отдаю ее на попечение Торка Гаральдсона.

И вызывающе воззрился на Торка, словно подначивая того возразить.

— Охраняй ее, Торк, и обращайся с подобающим уважением на случай, если она все-таки внучка Грольфа.

Внучка! Она не упоминала ни о каких внучках! Однако это совсем неплохо. Возможно, она даже успеет проснуться прежде, чем от нее потребуют доказательств.

Она ведь скоро проснется, верно?

Люди разбились на маленькие группы, мужчины продолжали пить эль. Торк наблюдал за Руби поверх края рога, словно предостерегая ее от дальнейших объяснений. Потом он сделал знак Олафу, и тот принес ей одежду и кроссовки.

— Мы отведем девчонку в твой дом, где мне не терпится увидеть… — начал Торк, но тут же осекся. Мужчины обменялись настороженными взглядами.

— Даю тебе час, чтобы доказать жене, как сильно ты скучал по ней, — непристойно ухмыльнулся он. — Потом вернемся в гавань, чтобы наблюдать за разгрузкой судов.

— Да, если я хотя бы немного знаю Селика, он сейчас лежит между ляжками какой-нибудь бабы, вместо того чтобы, как полагается, быть на пристани.

Мужчины рассмеялись.

— Завтра отправляюсь к деду, в Нортумбрию. Он меня уже заждался. А ты будешь охранять девчонку до моего возвращения.

— Ты переночуешь у меня сегодня?

Торк поколебался.

— Нет, это будет неразумно.

И снова он и Олаф понимающе переглянулись.

— Когда ты вернешься? — поинтересовался Олаф, ничем не выдавая своих чувств по поводу того, что Руби так неожиданно свалилась на его голову.

— Дня через два-три.

Три дня!

Руби съежилась при одной мысли о том, что ей придется пробыть без Торка целых три дня.

— Торк, ты не можешь бросить меня здесь. Ты мой муж. И это правда. Возьми меня с собой.

— Черта с два!

Мерзавец! Как можно любить такого негодяя и одновременно корчиться от отвращения при виде этого лица?

— Ты совсем не похож на Джека.

— Прекрасно.

— И если приглядеться, ты вовсе не красив, — совсем по-детски капризно солгала Руби.

— По-твоему, мне не безразлично, понравился ли я такому уродливому отродью, как ты? Думаю, ты сучка из помета дворняжки и стоило утопить тебя при рождении.

— А ты… ты…

— Что, слов не нашлось, крошка? — осведомился Торк, ущипнув ее за зад. — Кровь Тора! Твое молчание — лучшее из того, что ты сделала за весь день.

Он открыл дверь и со смехом окликнул Олафа.

— Удачи, друг мой. Встретимся во дворе, как только я попрощаюсь с Зигтригом.

— Друг? — проворчал Олаф. — Хорош друг, навязал мне эту девку. Наверное, в наказание!

Но Торк только усмехнулся и оставил Олафа и Руби одних.

Руби с упавшим сердцем глядела ему вслед. Торк собирается покинуть ее. И несмотря на неприязнь к этому человеку, она чувствовала себя так, словно Джек вновь уходит. И в этот раз боль была ничуть не меньше.

Возможно, Торк вовсе не ее муж. Просто не может им быть. Однако Руби вопреки всему ощущала, что последняя связь с реальностью исчезнет, как только Торк уедет из Джорвика.

Видя разочарование Руби, Олаф предупредил:

— Твои глаза выдают все, что у тебя на сердце, но лучше не показывать своих чувств по отношению к таким людям, как Торк. Женщины вне постели мало что для него значат.

Руби поглядела на Олафа, в чьих руках была сейчас ее судьба, и с надеждой спросила:

— Я говорила тебе, что пришла из будущего?

Но он схватил ее за руку и потащил к двери, зарычав:

— Скажи это моей жене, Джиде. Она скорее всего треснет тебя по голове деревянным половником, и тогда наконец нам удастся обрести благословенное спокойствие.

ГЛАВА 4

Руби почти бежала, чтобы не отстать от Олафа и Торка, широкими шагами идущих по улицам города. Очевидно, дом Олафа был на самой окраине.

Она попыталась расспрашивать обо всех диковинных вещах, которые встречала по пути, — грубых постройках с черепичными крышами, красивых детях, игравших на порогах домов, ремесленниках, выставлявших на продажу неуклюжую мебель и искусно сделанные украшения, но мужчины либо отделывались односложными репликами, либо просто не отвечали.

В натертую ступню врезался камешек, и Руби, упрямо плюхнувшись на скамью рядом с мастерской резчика по дереву, стала ждать, пока Олаф и Торк заметят, что она отстала. Долго сидеть ей не пришлось.

— Какую проделку ты затеяла сейчас? — угрожающе поинтересовался Торк.

— Никакой. Просто в туфлю попал камешек, и бок заболел, а вы что, бежите бостонский марафон?

— Марафон?

— Неважно.

Руби вновь завязала шнурки рваной кроссовки с тяжелым предчувствием того, что придется не раз повторять это слово, прежде чем она проснется.

Торк нетерпеливо нахмурился:

— Надевай чертову туфлю и перестань ворон считать.

— Совершенно ни к чему так вопить, — пробормотала Руби.

Олаф, весело улыбаясь, наблюдал за ними.

— Такая обувь мгновенно развалится, стоит только очутиться на поле битвы или когда тебя буря застигнет, — презрительно заметил Торк. — Меч тут же проткнет ткань.

Руби невольно усмехнулась.

— Ты прав, для сражений они не подходят, зато в самый раз хороши для бега трусцой.

— Бега трус… Это еще что такое, черт побери?

— Сейчас покажу.

Руби побежала по улице в том направлении, куда они шли. Только через несколько мгновений Торк и Олаф опомнились и, сообразив, в чем дело, бросились в погоню. Торк вцепился ей в руку и заставил остановиться.

— Думаешь, что сумеешь сбежать? И оставишь меня оправдываться перед Зигтригом?

— Нет, — запротестовала Руби, — просто показывала, что такое бег трусцой. В моей стране этим занимаются мужчины и женщины, чтобы упражнять тело.

И она, отдернув руку, обежала вокруг него для пущей наглядности.

— Кровь Тора! Зачем им это нужно? Разве мужчины не закаляют тело ежедневно, упражняясь с мечом и топором? А женщины? К чему им так бегать?!

Руби попыталась ответить, но поняла, что это невозможно. Как можно объяснить, что в ее времени мужчины и женщины просиживают целыми днями в офисах, служба в армии — дело добровольное, а самые трудные упражнения заключаются в том, что нужно загнать маленький мячик клюшкой в лунку. А современные женщины делают многое из того, что показалось бы викингам попросту неприличным.

Она пожала плечами. Торк с отвращением оглядел ее. Этот холодный оценивающий взгляд ранил Руби.

— Ты не веришь, что мы женаты, так?

Торк грубо, пренебрежительно фыркнул:

— Перестань молоть чушь! Конечно, кто-то может поверить, что ты внучка Грольфа, но моя жена?! Никогда! — И, издевательски ухмыльнувшись, добавил: — А может, ты просто домогаешься меня? Поверь, ты не первая! Возможно, горячая кровь заставила тебя следовать за мной, но я не был женат ни на одной, тем более на такой, как ты.

— Паршивый эгоист, почему? Что во мне плохого?

Торк снова брезгливо оглядел ее с головы до ног.

— Клянусь Тором, девчонка, ты скорее походишь на мужчину своими короткими волосами и дерзкой речью. А на костях почти нет плоти. Мужчины любят женщин мягких и нежных.

— Я видела выражение твоих глаз, когда мы стояли в холле, — напомнила Руби, преодолевая смущение. — Ты не остался равнодушным.

— Ха! А ты ожидала чего-то другого? Кровь Тора! Да у каждого мужчины в холле копье дыбом встало, когда ты сняла одежду и бесстыдно выставила напоказ это странное белье!

Горящие глаза откровенно ласкали ее, напоминая о том, что Торк знает, что именно скрывают футболка и джинсы.

— Копье! Выставила! — захлебнулась Руби, но тут же, успокоившись, улыбнулась и ответила ему таким же взглядом. Долгая жизнь вместе позволила ей изучить его вкус. Кого он пытается обмануть?

— Ты ошибаешься, если считаешь, что я ничем не могу привлечь тебя, — вызывающе бросила она, высокомерно подняв подбородок. — И что ты не женился на мне. Я знаю больше о твоем сексуальном либидо, болван, чем любая женщина на земле. Хочешь заключить пари?

— Побиться об заклад? — рассмеялся Олаф. — Женщины об заклад не бьются, только мужчины!

— Клянусь всеми богами, никогда я не встречал подобной женщины, — покачал головой Торк.

— Хорошо, так как насчет пари?

— Нет, я не спорю с женщинами, особенно если должен обязательно выиграть.

Но, несмотря на хвастливые слова, Руби с удовольствием заметила неуверенность в его глазах.

— Пойдемте, — нетерпеливо вмешался Олаф! — Я два года не был в Джорвике, и мне не терпится увидеть жену.

Он многозначительно поднял брови.

Пройдя с милю по узким улочкам, они попали в более малолюдную часть города, где дома были больше и дальше отстояли друг от друга. Они остановились перед самым внушительным зданием, выстроенным из того же материала, что и другие, но отличавшимся тяжелыми дубовыми дверями и добротными хозяйственными постройками. Длинный участок скошенной травы вел к реке.

Неожиданно дверь открылась, и из дома вывалилась целая орда вопящих девчонок от пяти до пятнадцати лет, всех оттенков рыжего.

— Отец! Отец!

— Наконец-то ты дома!

— Что ты мне привез?

— Надолго приехал?

— Подними меня! Подними!

— А ты возьмешь меня покататься на лодке?

Младшие ухватились за руки Олафа, остальные сгрудились вокруг, обнимая отца. Тот широко улыбался, пытаясь с истинно родительским терпением ответить на все вопросы. Наконец, осторожно опустив на землю младших дочерей, он объявил:

— Девочки, познакомьтесь с нашей гостьей.

И, знаком велев Руби выйти вперед, гордо сказал, показывая на каждую девочку, начиная с самой младшей:

— Руби, это мои дочери: Тира, Фрейдис, Тири, Хильд, Сигрун, Гунна, Астрид.

Семь! У него семь дочерей!

Женщина, стоявшая в дверях и молча наблюдавшая за встречей, знаком подозвала Торка и что-то шепнула ему. Он зашел за угол и исчез из виду. Потом Джида с улыбкой повернулась к мужу. Она была очень хорошенькой. Белокурые волосы, заплетенные в косы, были короной уложены на голове. Почти тех же лет, что и Олаф — около тридцати пяти, Джида была маленькой, слегка полной и женственной — именно тот идеал женщины, о котором толковали Олаф и Торк.

— Добро пожаловать домой, муженек, — мягко приветствовала Джида, выступая вперед.

— Эх, хорошо снова оказаться дома, — широко улыбнулся Олаф, с громким криком подхватил жену на руки и закружил, крепко обнимая. Джида спрятала лицо у него на груди, вцепившись в плечи мужа. Когда она подняла затуманенные глаза, Олаф нежно поцеловал жену и решительно понес в дом, оставив всех за порогом.

Руби подняла смущенный взгляд на детей, надеясь, что они не слышали, как Олаф многозначительно спросил, прежде чем закрылась дверь:

— Хочешь увидеть подарок, который я припас для тебя?

Но девочки совершенно не были сконфужены. Старшая, Астрид, без всякого стыда пояснила:

— Они любят поговорить наедине после долгой разлуки.

Не было ни малейшего сомнения в том, что девушка знает, чем занимаются родители.

— Хочешь посмотреть уток на реке? — спросила самая младшая, Тира, малышка лет пяти. Руби кивнула, и ребенок очаровательно ей улыбнулся. Вложив ручонку и ладонь Руби, она потянула гостью к реке. Сердце Руби замерло. Она всегда мечтала о дочке, которую могла бы баловать, покупать платья с оборками и кукол, которая плакала бы вместе с матерью на грустных фильмах и разделяла ее любовь к шитью.

Им с Джеком стоило бы родить еще одного ребенка!

Эта неожиданная мысль пронзила Руби. Они всегда хотели иметь еще детей, но когда Руби начала свой бизнес, а дела Джека пошли плохо, они все реже заговаривали об этом.

Неужели поздно? Не слишком ли она стара? И по-прежнему ли хочет Джек детей? Впрочем, думать об этом бессмысленно, ведь он ушел и не вернется. А может, она сама больше не окажется в будущем.

Головная боль вернулась с прежней силой. Руби попыталась забыть о ней и думать связно.

Они обошли дом и миновали колодец, закрытую мусорную яму и спустились к реке по травянистому склону. Любопытные сестры Тиры в длинных ярких платьях с чистыми передниками следовали за ними по пятам, совсем как утки.

Руби села на крепко сколоченную деревянную скамью, а Тира вынула из кармана передника горсть хлебных крошек.

— Хочешь покормить уток?

— О да! — кивнула Руби, и ей пришло в голову: как сущие пустяки могут сделать детей счастливыми. Что происходит с людьми, когда они становятся взрослыми? Теряют способность наслаждаться радостями жизни — прекрасным закатом, смеющимся ребенком, утками у берега реки, любовью хорошего человека?

В воде плавало множество уток. Девочки восторженно хохотали над проделками прожорливых птиц, отталкивающих друг друга в попытке дотянуться до еды. Постепенно девочки подвигались все ближе, и наконец старшая, Астрид, присев на другой край скамьи, нерешительно спросила:

— Тебя в самом деле зовут Руби?

— Да, Руби Джордан.

— Как драгоценный камень?[2]

— Да.

— Никогда не слыхала такого имени.

— В моей стране многих девушек называют в честь драгоценных камней, — объяснила Руби. — Эсмералд, Опал, Перл, Гарнет и Джейд[3]. Но меня назвали так, потому что мать…

Она не договорила, потому что в этот момент появилась Тира, громко жалуясь на утку, едва не ущипнувшую ее, когда вырвала из рук последнюю крошку.

— Знаешь, Тира, твои хлебные крошки напоминают мне об истории, которую так любили мои дети. Она о мальчике, потерявшемся в лесу и сумевшем спастись только благодаря чему ты думала? Хлебным крошкам! Хочешь послушать?

— Да! Да! Я люблю сказки почти так же, как уток! И щенков! И пирожки с клубникой!

— Тише, Тира, — упрекнула одна из сестер. По-видимому, не одна Тира любила слушать сказки. Девочки расселись на скамейке и на траве.

— Сказка называется «Гензель и Гретель», — начала Руби. — Жили-были…

Когда она досказала любимую сказку сыновей, девочки хором начали просить повторить еще раз.

— Ты долго пробудешь с нами? — спросила Тира.

— Не знаю. Король Зигтриг почему-то вбил себе в голову, что я шпионка какого-то Ивара.

— Ивара Злобного! — охнули старшие девочки и в ужасе отодвинулись от нее подальше. — Шпионка!

— Но, по правде говоря, короля больше заинтересовало то, что я прихожусь родственницей викингу Грольфу Нормандскому.

— Ты приходишься родней Грольфу? — зачарованно осведомилась Астрид. — Я как-то видела его. Высокий словно дуб и красив как все боги!

Девушка смущенно покраснела от собственной нескромности.

— Девочки, мать зовет вас. Нужно ей помочь, — окликнул Олаф. Дочери снова подбежали к нему и начали обнимать. Руби засмеялась, слыша их взволнованную болтовню, в которой повторялись имена Гензель и Гретель, Ивара, Грольфа и Руби.

Олаф, вопросительно глядя на Руби, дождался ухода дочерей и, медленно проследовав к скамейке, уселся и вытянул ноги, очевидно крайне довольный собой.

Мужчины! Все они одинаковы! Немного любви — и делай с ними, что хочешь!

Непрошеная мысль снова закралась в голову. Может, именно этого недоставало Джеку последний год?

Виновато вздохнув, Руби повернулась к Олафу.

— Значит, вот что такое — оказаться дома! Действительно так хорошо?

— Лучше, — усмехнулся он. — Кстати, совсем забыл среди всей этой суматохи приказать сторожить тебя. Но с этой минуты один из моих слуг будет постоянно следовать за тобой.

— Глупости! Это совсем ни к чему! Куда мне бежать? На пристань? Так и вижу себя пытающейся пробраться на идущий в Америку корабль. Да ее, возможно, еще вообще не открыли!

Олаф, ничего не поняв, недоуменно покачал головой.

— Опять со своими сказками! Разве Зигтриг не запретил тебе повторять их?

— Да, но я не думала, что ты станешь возражать.

— Стану. Нечего забивать головы моим детям.

Олаф уже встал, намереваясь вернуться в дом, когда внимание Руби привлек Торк, идущий по берегу в компании двух мальчиков лет восьми и десяти с удочками на плечах. Завидев Олафа, они бросились вперед, громко зовя его. И когда дети подбежали ближе, сердце Руби бешено заколотилось. Это невозможно! О Боже! Они выглядели совсем как ее сыновья в этом возрасте!

Руби вскочила и метнулась к ним:

— Эдди! Дэвид! Как вы попали сюда? Я так счастлива видеть вас!

И, прежде чем дети успели опомниться, обняла их, так что те выронили удочки. Но, почувствовав, как они пытаются вырваться, умоляюще глядя на Торка и Олафа, Руби в недоумении обернулась к Торку. Олаф коротко велел детям идти домой и умыться перед ужином. Оба немедленно послушались и побрели наверх, с любопытством оглядываясь. Во взгляде старшего светилась неприязнь, младший словно жалел о том, что не остался с Руби.

— Женщина, прекрати нести чушь! — взорвался Торк, как только мальчики скрылись из виду. — Ты на волоске от смерти! Попробуй оскорбить моих людей, и твоя жизнь кончена!

— Но, Торк, это мои… наши сыновья! — хрипло запротестовала Руби со слезами на глазах.

— Никакие они не сыновья тебе! Это сироты, живущие с семьей Олафа! Немедленно прекрати лгать, или я собственноручно вырву твой язык! — разъяренно прошипел Торк.

Руби вызывающе уставилась на него.

— Угрожай чем хочешь, но я не могу не узнать своих детей…

Глаза Торка вспыхнули синим огнем.

— Девчонка, ты еще не видела столько зим, чтобы иметь десятилетнего сына! И я не позволю тревожить мальчишек и семью Олафа подобными глупостями.

— Торк, в той, другой жизни мне тридцать восемь лет, я пыталась объяснить тебе, но…

— Клянусь головой Одина, еще слово, и я рассеку тебя пополам!

— Но ты не сможешь убедить меня, что эти мальчики не твои сыновья.

Торк, зарычав, раздраженно дернул себя за волосы и схватил Руби за плечо.

— Слушай меня внимательно, девка! Не смей никому повторять эти слова! Если дорожишь жизнью этих мальчиков, будешь всем говорить, что это обыкновенные сироты, и никто больше!

Недоумевающая Руби несколько мгновений рассматривала его и наконец пролепетала:

— Я ничего не понимаю, но даю слово никому не выдавать, кто их отец.

Немного подумав, Торк кивнул. Они продолжали идти к дому. Уже у самой двери Руби, не выдержав, спросила:

— Ты говоришь, что не женат. Кто же мать мальчиков?

Торк раздраженно тряхнул головой, но, к ее удивлению, все же ответил:

— Теа, саксонская рабыня, была матерью Эйрика. Она умерла при родах. Асбол, принцесса викингов, бросила Тайкира, когда тому было два месяца. Может, она все еще жива. Я ничего о ней не знаю.

Он равнодушно пожал плечами.

— Она искала мужа знатнее и богаче, чем я; правда, я не особенно страдал из-за этого.

— Но почему мальчики не живут с тобой?

Торк резко остановился, держась за кожаную ручку двери, и резанул ее ледяным взглядом:

— Потому что мне они не нужны.

Руби в ужасе поднесла руку ко рту и хотела спросить еще что-то, но Торк холодно предупредил:

— Передай Олафу, что я иду в стойла седлать лошадей. Подожду его на улице.

И он грубо втолкнул ее в дверь.

У Торка два незаконных сына! И они ему не нужны! Что же он за человек?! Джек любил сыновей до безумия. Это — лучшее доказательство того, что Джек и Торк — разные люди.

Руби передала Олафу слова Торка, и он, наскоро познакомив ее с женой, быстро поцеловал Джиду в щеку и выскочил наружу.

В огромном холле, длиной почти сотню футов, горел большой очаг, открытый со всех сторон. Дым выходил в дыру в высоком потолке.

Джида оказалась прекрасной хозяйкой — в доме была безупречная чистота, пол покрывали свежие циновки. Нигде ни соринки. На полках стояли деревянные блюда, со стен свисала кухонная утварь. Деревянные лохани и бочонки с маслом, сыром, творогом и молоком были расставлены около кухни.

На стенах висели куски ткани, чтобы сквозняки не так свободно гуляли зимой по комнате, по обеим сторонам холла стояли вделанные в стены скамьи.

На втором этаже располагались спальные клетушки. Внизу на первом этаже, на одном конце тоже были спальни поменьше, скорее всего для двух рабынь и трех рабов, расставлявших сейчас столы в холле. Кроме того, они приносили блюда и масляные светильники из мыльного камня. На другом конце Руби увидела ткацкий станок и прялку, а также с дюжину кресел, на которых лежали мягкие подушки.

Эйрик и Тайкир были заняты какой-то настольной игрой. На обоих были мешковатые штаны и домотканые сорочки. Мальчики умылись и пригладили длинные волосы. Руби умирала от желания подойти к ним, но вовремя заметила предостерегающий взгляд Джиды.

Закончив отдавать приказания служанкам, хозяйка сказала:

— Добро пожаловать в мой дом, Руби. Тира покажет тебе покои, где ты можешь умыться перед обедом.

Тира повела Руби наверх в маленькую комнатку, просто обставленную, в которой оказались лишь одна маленькая лежанка, сундук для одежды и деревянный стол с глиняным кувшином и миской, наполненной водой, а также светильником из мыльного камня. Два полотняных полотенца висели на стуле.

— Мама сказала, чтобы я не приставала к тебе, — заметила Тира, переминаясь на пороге и явно надеясь, что Руби пригласит ее войти.

— Не думаю, что такая лапочка может надоесть, — искренне возразила Руби.

Тира расплылась в очаровательной улыбке и спросила:

— А сколько у тебя детей?

— Два мальчика, — не колеблясь ответила Руби. — Эдди и Дэвид.

— Ты по ним скучаешь?

— Очень.

У Руби до сих пор не было времени тосковать о сыновьях. Сердце заболело при мысли о том, что она никогда не увидит их снова. Как они смогут жить без матери? Конечно, Джек вернется домой, но не посчитают ли они ее мертвой? И что подумают?

Нет! Руби отказывалась думать об этом. Сейчас главное — выжить. Потом она найдет способ вернуться в будущее. Если же ей не удастся… что же, придется подумать, как пережить потерю.

Так же, как нужно будет жить дальше одной, без Джека. О Боже, неужели он покинул ее только сегодня? Или много столетий назад?

— А ты мне расскажешь еще раз сагу о Гензель и Гретель? — умоляюще пробормотала Тира. — После ужина.

— Конечно, крошка… если твои родители позволят. Но им может не понравиться, что я рассказываю тебе всякие истории.

— Нет! — быстро заверила Тира. — Они тоже любят сказки. Мы все любим.

После ухода Тиры Руби разделась, обтерлась мокрым полотенцем и умылась белым мылом без запаха, совсем таким, какое варила из древесной золы ее прабабка. Потом она снова оделась и спустилась вниз, где уже был подан ужин.

Только что вернувшийся Олаф уселся во главе стола. Слева устроилась Руби, справа — Джида. Девочки разместились по обе стороны стола, а еще дальше сидели сыновья Торка.

Олаф смущенно объяснил, что Торк переночует в городе и зайдет утром, перед тем как отправиться в поместье деда. Руби стало плохо, когда она увидела разочарованные лица мальчиков.

К ее удивлению, все собравшиеся за столом склонили головы в молитве.

— Благодарю тебя, Боже, за добрую еду и за то, что прислал домой мужа и отца живым и здоровым, — сказала Джида.

— И благодарение Тору и Одину за нашу счастливую судьбу, — добавил Олаф.

Должно быть, лицо у Руби было таким удивленным, что Олаф счел нужным пояснить:

— Мы исповедуем обе религии. Крещение в христианскую веру — это цена, которую платят викинги за жизнь в чужих странах. Большинство делают это из соображений безопасности.

— Нет, муженек, некоторые становятся истинными христианами, — возразила Джида.

За столом текла непринужденная беседа. Руби наслаждалась вкусной едой и плоским хлебом, называемым «беннок», который пекли ежедневно. Даже дети говорили свободно обо всем, что случилось в отсутствие отца.

Джида рассказала о том, кто умер, кто родился, кто вышел замуж и женился.

— Говорят, что теперь в Джорвике живет тридцать тысяч человек. Неужели это правда? — спросила она мужа.

— Может, это и преувеличение, но город растет, как сорняк. Я заметил, что даже улицы идут в определенном порядке.

— Да. Теперь у нас Копергейт, Питергейт, Эндрюгейт, Скелдергейт, Бишопгейт…

— А что означает «гейт»? — перебила Руби. — В моей стране это «дверь в заборе».

— «Гейт» — это норвежское слово, означающее «улица», — объяснил Олаф.

Дети тоже сообщили отцу свои важные новости. Тира рассказала о том, что на прошлой неделе старая кошка принесла пять котят. Астрид застенчиво осведомилась о красавце Селике, что, по-видимому, расстроило Олафа. Остальные наперебой докладывали об успехах в домоводстве, неудачах, сплетнях и безделушках, которые хотели купить.

Сыновья Торка сидели молча, лишь иногда перешептывались между собой. Они держались подчеркнуто обособленно от дружного семейства Олафа. Одинокие, заброшенные дети. Как мог Торк после такого долгого отсутствия не побыть с собственными детьми хотя бы одну ночь? И почему они живут в доме Олафа, почему не с дедушкой Торка Даром? Что-то здесь не так.

Руби недоумевающе покачала головой, решив, однако, непременно докопаться до сути дела. Сердце разрывалось от желания помочь мальчикам, но Руби помнила о предостережении Торка. «Позже», — поклялась она себе. Позже она пойдет к ним. Однако Руби не могла дождаться возвращения Торка. Уж у нее найдется несколько отборных выражений, чтобы высказать ему!

— Торк! — неожиданно воскликнул Олаф, и все обернулись к двери. На пороге и правда стоял он, сложив руки на груди и забавляясь откровенными разговорами.

— Ты же сказал, что переночуешь во дворце! — обвиняюще припомнил Олаф.

Говоря по правде, Торк и сам удивлялся, зачем, вопреки добрым намерениям, вернулся к Олафу. Много лет он, следуя мудрой предосторожности, избегал сыновей на людях или в присутствии чужаков, как, например, Руби. Нельзя допустить, чтобы враги узнали о мальчиках — плодах его чресел. Святая Фрейя! Да его собственный братец Эрик убьет детей, только чтобы защитить своих отпрысков. Или чтобы причинить боль Торку.

Во всем виновата Руби! Она околдовала его, и по какой-то неясной причине его все время тянет в дом к Олафу! Он встретился глазами с таинственной девушкой и почувствовал, как тело охватило жаром. Торк шумно втянул в себя воздух.

Почему эта женщина обладает способностью так действовать на него? Во всяком случае, дело вовсе не в ее сомнительной красоте. Конечно, она не уродина, но, по правде говоря, Торк знал немало женщин, не менее приятных на вид, хотя и не столь притягательных. Может, разгадка именно в ее взгляде? Как она смотрела на него! Словно в глазах отражалось все, что у нее на сердце!

Нет, скорее всего, Торк просто слишком долго был без женщины и, должно быть, мечтает лишь о том, как поскорее избавиться от штанов, ее и своих! Но всякие отношения с этой женщиной опасны, для нее, для него, для мальчиков, грозят гибелью не только им, но и семье Олафа! И, зная все это, он вернулся сюда!

— Торк, почему ты здесь? — удивился Олаф. — Ты сказал, что придешь только утром.

Торк послал Олафу короткий предостерегающий взгляд. Он избегал смотреть на сыновей, хотя заметил, что мальчики не могли скрыть радости при виде неожиданно возвратившегося отца.

Джида встала, чтобы принести тарелку для гостя, а Торк сел напротив Руби. Собравшиеся за столом следили за ним с открытым ртом, явно удивленные его странным поведением. Уши Одина! Следовало бы немедленно уйти и вернуться в замок, где он мог забыться в объятиях Эсли.

Но вместо этого Торк продолжал пристально изучать Руби и выговорил куда более хриплым голосом, чем ожидал от себя:

— Я передумал.

Нескрываемый восторг Руби обезоружил Торка, хотя пальцы напряженно постукивали по столу.

— Хм, — пробормотал Олаф, распознав блеск вожделения в глазах Руби и нескрываемо-чувственный оскал приоткрытых губ друга.

— Готов поклясться, сейчас ты думаешь вовсе не головой, а той частью тела, что расположена гораздо ниже.

Олаф откинул голову и оглушительно расхохотался, видя откровенное смущение Торка: очевидно викинг был не очень доволен такой проницательностью приятеля.

Торк свирепо уставился на него, и Олафу наконец удалось сдержать порыв неуместного веселья. Джида поставила перед ним кубок и тарелку, наполненную едой. Торк жадно принялся есть, и беседа вновь возобновилась.

Когда остальные занялись разговорами, Руби прошептала достаточно громко, чтобы услышал только он:

— А я думала, что ты сейчас во дворце трахаешься с той чувихой с пристани.

— Трахаешься? Чувиха?!

Сначала Торк не понял странных слов, а когда все же сообразил, в чем дело, еле заметно усмехнулся.

— Ты имеешь в виду Эсль? — невинно осведомился он.

Улыбка его стала шире при виде горячей краски, залившей щеки дерзкой девицы, которая сейчас смущенно заерзала.

— Поверь, мне все равно, с кем ты спишь, — вызывающе добавила она, и Торк почувствовал новый прилив желания оттого, что она несомненно лгала.

— Клянусь Тором, ты за словом в карман не лезешь!

— Но ты же так и сыплешь непристойностями!

Торк неожиданно понял, что наслаждается этим странным поединком с Руби, и сосредоточенно нахмурился. По правде говоря, он не помнил, когда вообще в последний раз прислушивался к женщине. Только эта была способна привлечь его внимание. Поистине непонятно!

Перегнувшись через стол, он вкрадчиво сказал ей:

— Будь у меня больше времени для глупостей, я мог бы позабавиться с тобой, девчонка.

Руби отвернула голову, безуспешно пытаясь не показать, как тяжело вырывается дыхание из пересохшего рта. Наконец она смогла успокоиться, но скрыть любопытство не сумела.

— Позабавиться? Каким же это образом?

Торк сделал большой глоток эля и намеренно медленно поставил кубок на стол, прежде чем ответить:

— Всяческими способами, девушка.

И на секунду закрыл глаза, отчетливо представив соблазнительную картину. Распахнув веки, он взглянул на Руби и добавил:

— Всяческими вообразимыми способами, и невообразимыми тоже.

После ужина члены семьи перешли в угол комнаты, отведенный для шитья, и устроились на стульях и восточном ковре, брошенном поверх циновок. Торк снова удивил всех, оставшись у Олафа. Олаф рассказал о путешествии. Они должны были пробыть в пути всего девять месяцев, когда отправлялись торговать по поручению Дара, деда Торка, но погода и тяготы дороги не позволили вернуться раньше. Олаф упомянул о поездках к датским берегам, в шведские города Бирку и Хедебю, о том, как они выменивали меха и моржовую кость в России, шелка и богатые ковры в Турции и пряности на Востоке. Он также с отвращением поведал о долгом пребывании в Джомсборге, где Торк присоединился к джомсвикингам, отправлявшимся в набег на земли врагов.

Торк иногда кивал, но почти не участвовал в разговоре, а уставился в кубок и лишь изредка поглядывал на Руби, вынуждая себя не смотреть на сыновей, сидевших поодаль. Он болезненно сознавал их одиночество, даже в кругу доброжелательно настроенных людей. «Но другого выхода нет», — повторял он себе. Слишком тяжело дались усвоенные уроки.

— Что такое «джомсвикинги»? — поинтересовалась Руби.

Олаф вопросительно взглянул на Торка. Тот нахмурился, размышляя, как много имеет право открыть девушке. В конце концов, она, возможно, действительно шпионка Ательстана или Ивара.

Наконец он осторожно ответил:

— Я стал джомсвикингом с четырнадцати лет. Тогда я солгал и сказал, что мне восемнадцать. Джомсвикинги — избранные воины, давшие обет верности братству викингов. Мы клянемся всегда думать о победе, никогда не выказывать страха…

— О Господи! — перебила Руби. Как похоже на Джека и его философию позитивного мышления! — Записи воя койотов! — пробормотала она и, видя недоуменные лица присутствующих, пояснила: — Когда-то в одной части моей страны развелось так много койотов…

— Койотов? — перебил Торк.

— Животных, похожих на волков. Они убивали скот и так досаждали фермерам и владельцам ранчо, что правительство назначило награду за каждого убитого койота. Но ничего нельзя было поделать. Глупые звери плодились как кролики. Некоторые ухитрялись выжить, даже попав в капкан и оставшись без лап или ушей. Главное в том, что койоты оказались очень стойкими.

— Вроде викингов, — вставил Олаф, и Торк кивнул.

— А ты джомсвикинг? — спросила Руби Олафа.

— Нет. Они живут в укрепленных городах, куда не допускаются женщины и подростки и где могут обитать лишь мужчины от восемнадцати до пятидесяти лет.

— Поэтому Зигтриг и сказал, что Торк не станет рисковать званием джомсвикинга и жениться!

— Будь я не женат, стал бы джомсвикингом — это огромная честь, — добавил Олаф. — Все норвежцы почитают их за храбрость и преданность долгу.

Руби немного подумала и рассмеялась:

— Джомсвикинги — нечто среднее между наемниками и рыцарями Круглого Стола короля Артура.

Неожиданно Торк согласился с ней.

— Вероятно, ты права. Я слыхал истории о благородном валлийском лорде, сражавшемся с саксами. Но разница в том, что джомсвикинги в основном не женаты и у них нет семей.

Он особенно подчеркнул последнее слово, желая, чтобы она поняла, почему ее слова о женитьбе так разозлили его. Руби молча размышляла над сказанным, поглядывая на Эйрика и Тайкира.

Когда все выговорились, Олаф попросил Астрид поиграть на лютне. Но Тира закапризничала:

— Нет, отец, мы хотим, чтобы Руби рассказала сагу о Гензель и Гретель.

Олаф снисходительно кивнул и взглянул на Астрид, опасаясь, что дочь обиделась, но та, казалось, с таким же нетерпением, что и малышка, ждала рассказа. Девочки дружно начали упрашивать Руби рассказать сказку. «Они выучат ее и будут потом рассказывать ее сами», — подумал Торк, наблюдая, как Руби вьет свое магическое кружево, околдовывая присутствующих.

Когда Руби попросили рассказать другую историю, она объявила:

— Эйрик и Тайкир, эта сага посвящается вам, потому что вы так похожи на моих сыновей, а это их любимая история.

Мальчики удивленно переглянулись. Руби вызывающе взглянула на викинга, словно ожидая, что тот грубо ее оборвет. На щеке викинга рассерженно дернулся мускул, но Торк ничего не ответил.

— Жил-был мальчик по имени Пиноккио, — начала Руби.

После Тира позабавила всех, поспешно измерив пальчиком длину носа. Должно быть, недавно сказала неправду.

— Ну и ну! — раздраженно бросил Торк Руби. — Удивительно, что твой нос не вытянулся! Ты наговорила столько лжи, что потребовалась бы подпорка, чтобы его поддерживать!

По правде говоря, Торк втайне восхищался талантом Руби рассказывать занимательные истории, а кроме того, с замирающим сердцем следил за восторженными лицами сыновей. Он знал, что Руби считала их собственными детьми, как невероятно это ни звучало. Мальчики сидели открыв рты, забыв об одиночестве и бедах. Лишь за это стоило поблагодарить Руби.

Но глаза Торка мгновенно сузились, как только он заметил лукавый блеск в глазах девушки. Что она придумала на этот раз?

— Сейчас я расскажу еще одну историю, — начала она, в упор глядя на Торка. Он пытался безмолвно предостеречь ее, что она заходит слишком далеко, но девушка, не обращая на него внимания, беспечно тряхнула головой и начала:

— Жили однажды огромный уродливый великан по имени Торк и мальчик Джек, который посадил волшебное бобовое зернышко…

Торк нахмурился, поняв, что над ним издеваются, но позволил ей продолжать. Позже он найдет способ отомстить дерзкой девчонке!

Когда Руби изобразила великана глупым неуклюжим неповоротливым верзилой, кровь Торка закипела, но он не посмел ничего возразить из-за детей. Но тут Руби, в точности передразнивая его хриплый голос, пропела:

— Фи, фай, фо, фам, английский дух я чую там!

Ребятишки словно обезумели, повторяя стишок, и Торк невольно улыбнулся. Руби рассказала свою дурацкую сказку три раза, а в конце нерешительно поглядела на Торка. Они обменялись улыбками, и сердце Торка бешено забилось. Что эта ведьма делает с ним?!

Довольно!

Торк резко встал, чтобы уйти, но сначала оттащил Руби в сторону и прошептал на ухо:

— Считай, что я проиграл тебе одну маленькую битву, но не думай, что на этом все кончится. В конце концов ты заплатишь, и заплатишь дорого.

С этими словами он ущипнул ее за соблазнительный зад и удалился, довольный негодующим воплем.

ГЛАВА 5

Руби проснулась на рассвете. Сквозь незанавешенное окно лился утренний свет. Удивительно, но она крепко проспала ночь. Никаких снов. И возвращения в будущее тоже.

Руби воспользовалась ночным горшком, стоявшим под кроватью. Рядом лежала стопка чистых изношенных лоскутьев, служивших, видимо, туалетной бумагой.

Она быстро умылась холодной водой из кувшина, надела джинсы и футболку, собираясь выскользнуть из дома и заняться обычной утренней пробежкой. Может, она не сумеет вернуться к нормальной жизни, но, по крайней мере, сохранит прежние привычки, иначе остается лишь сойти с ума.

Руби на цыпочках спустилась вниз, не замеченная двумя рабынями, возившимися у очага. По-видимому, они готовили завтрак. Одна, по имени Лайза, молола муку в каменной ручной мельнице. Другая, Бодхил, месила тесто, сразу же формовала небольшие караваи, укладывали их на круглые сковороды с длинными ручками и ставила на огонь.

Руби выскользнула на улицу и начала приседать, чтобы согреться. Но в этот момент из конюшни появилась Тира.

— Господи, Тира, что ты делаешь здесь одна, в такой ранний час?

— Вовсе не одна. Помогала Гудроду с лошадьми, а потом смотрела котят. А ты не хочешь их увидеть? — с надеждой спросила девочка.

— Позже, милая. Сейчас я хочу пробежаться.

— Пробежаться? Как это?

— Бег трусцой, это…

Руби попыталась найти подходящие слова, которыми смогла бы объяснить Тире, что это такое, но, ничего не придумав, сказала:

— Мне всегда становится лучше от бега.

— О, я тоже это люблю, но мама говорит, что девочке неприлично носиться галопом, как жеребенку.

— Солнышко, маленькие девочки любят бегать. Это вполне естественно. Но там, откуда я родом, женщины тоже занимаются бегом.

— Правда? — охнула Тира. — Можно я пойду с тобой?

— Ну… наверное, — нерешительно согласилась Руби.

Поскольку они ненадолго отлучатся, их никто не хватится. Возможно, они успеют вернуться до того, как пробудятся домочадцы.

Руби старалась бежать медленно, чтобы Тира не отстала, вдоль берега реки, избегая оживленных улиц.

Горожане уже принялись за работу. Рабы и хозяйки успели выстирать белье и теперь развешивали его на кустах и ветках. Руби невольно задалась вопросом, что скажет Джида, если предложить ей натянуть веревку для белья. Руби вовсе не хотела ошеломить викингов своими познаниями, но бельевая веревка отнюдь не казалась ей таким уж поразительным изобретением.

Когда они добрались до ферм на окраине города, Тира показала Руби участок земли, где Олаф держал скот. Большую часть занимал прекрасно ухоженный огород, окруженный плодовыми деревьями — яблонями, персиками, грушами и сливами. Тяжелые гроздья фиолетового винограда свисали с лоз. Очевидно, семья Олафа, как и остальные викинги, производила все необходимое для жизни. Трудно было совместить это понятие с образом кровожадных разбойников, царивших ни морях. Однако, вспомнив о Зигтриге, Руби решили, что, возможно, оба определения правдивы. Взять хотя бы Торка. Каким бы ни было благородным звание джомсвикинга, нельзя отрицать, что он профессиональный солдат. Он убивал за деньги, и сердце Руби тревожно сжалось при этой мысли.

Руби и Тира, решив отдохнуть, уселись на траву, съели по яблоку и персику, наблюдая за мирно пасущимися коровами. Руби заметила мальчика, прячущегося за деревьями, и улыбнулась. Тайкир следовал за ними от дома Олафа.

— Иди к нам, Тайкир, — пригласила она.

Сначала малыш не решался, но наконец застенчиво шагнул вперед. Руби протянула ему персик. Тайкир тут же схватил его и жадно впился зубами.

«Что отец, что сын», — подумала Руби.

Отбросив косточку и совсем по-мальчишески вытерев рукавом рот, он похвалил Руби:

— Ты рассказываешь интересные истории.

— Я рада, что тебе понравилось.

— Я вправду похож на твоего сына? Руби кивнула.

— Может, ты моя мать?

Сердце Руби сжалось.

— Он всех об этом спрашивает, — фыркнула Тира. — Но у него никогда не было матери.

Руби знала, что девочка говорит это не со зла, но детская жестокость все равно ранила Тайкира, и в глазах мальчика появились слезы. Руби мягко упрекнула Тиру:

— Это неправда. Матери есть у всех.

— Знаю, но…

— Никаких «но».

И тут она ничего не смогла с собой поделать и, схватив Тайкира в объятия, прижала к груди, пытаясь утешить. Торк ответит перед Богом за то, что бросил этого ребенка и его брата.

— Наверное, нам лучше вернуться, — сказала она наконец. — Мы пробыли здесь дольше, чем я хотела.

Все трое побежали назад, и дети отвечали на бесчисленные вопросы Руби. У дома они увидели Олафа и Торка, явно разъяренных, а также Джиду и девочек, в тревоге ломавших руки.

— Тира, Тайкир, немедленно в дом, — холодно приказал Олаф.

Оба безмолвно повиновались, хотя Тайкир со страхом оглянулся на Руби. Схватив ее за руку, Торк поволок Руби к дому. Соседи высыпали на улицу, наслаждаясь зрелищем.

— Не надо тащить меня так. Я могу идти.

— Да, но сможешь ли встать, когда я покончу с тобой? — осведомился Торк дрожащим от гнева голосом.

— Ты и притронуться ко мне не посмеешь.

— Хочешь снова побиться об заклад? — ледяным тоном прорычал Торк. Руби поняла, что дело плохо. Его пальцы сжимали ее руку железными тисками, хотя она безуспешно пыталась вырваться. В глазах Торка бушевала ярость. Что сталось с человеком, который так тепло смотрел на нее только вчера вечером, улыбался детским сказкам и даже игриво ущипнул Руби перед уходом? Неужели его настроения так же непредсказуемы, как и у короля Зигтрига?

— Я предупреждал — не пытайся сбежать! А ты осмелилась взять с собой еще и дочь Олафа и моего сына! — прошипел он так, чтобы никто не мог подслушать.

— Не мели чушь. Мы просто пробежались.

— Чушь? Посмотрим, что ты запоешь, когда мой кнут сдерет с твоей спины кожу!

Руби вызывающе вскинула голову, но руки задрожали от страха. Неужели этот человек, так похожий на ее доброго мужа, причинит ей боль?

Она искоса посмотрела на него. Лицо по-прежнему суровое, губы крепко сжаты.

Войдя во двор, Олаф приказал Джиде увести детей.

— Накажи Тиру и Тайкира, иначе, если я сделаю это сам, им не поздоровится, — бросил он жене. Джида даже не поморщилась.

— Нет! — запротестовала Руби. — Они не сделали ничего плохого! Мы просто добежали до фермы. Это моя вина!

— Нет, они знают правила. Никогда, никогда не покидать дом без разрешения!

Но тут ее слова дошли до Олафа и Торка.

— Ферма! Да знаешь ли ты, как опасно детям ли ходить так далеко?! — воскликнул Торк. — Кругом полно врагов! Саксы или Ивар с радостью возьмут в плен за выкуп внука Гаральда, пусть и незаконного! — тихо объяснил Торк и, пронзив ее взглядом сверкающих глаз, добавил:

— Впрочем, может быть, это часть твоего плана!

Торк продолжал тащить Руби к конюшне, а Гудрод и Олаф следовали за ними по пятам. Войдя в конюшню, Олаф сухо приказал Гудроду:

— Собирай вещи.

— Но, хозяин…

— Не смей молить о милосердии или приводить бесполезные объяснения, — процедил Олаф.

Руби непонимающе наблюдала, как раб боязливо отошел. На лице было написано покорство и смирение. Он шагнул в тесную клетушку, где скорее всего спал, оглянувшись лишь однажды, чтобы послать ей полный ненависти взгляд. Очевидно, он во всем винил незваную гостью. Потом Гудрод положил жалкую одежонку в кусок ткани и связал узлом.

Показав Гудроду на дверь, Олаф обратился к Торку:

— Я отведу негодяя на пристань и продам первому же работорговцу, которого увижу.

Торк мрачно кивнул.

— Нет! — завопила Руби, поняв, в чем дело, и, встав перед рабом, раскинула руки.

— Ты не можешь наказывать Гудрода за мою ошибку!

— Это и его ошибка. Ему приказали стеречь тебя днем и ночью. Он не выполнил свой долг, и от наказания не уйти. Отойди!

Руби не шевельнулась, и Торк грубо ее оттолкнул.

— Прежде чем я вернусь, — добавил Олаф, — зайду на ферму и выясню, почему Тостиг так небрежно выполняет свои обязанности. Пусть он и свободный человек, интересно узнать, где он был, когда дети бездельничали там без присмотра.

— Без присмотра? — возразила Руби. — Я была с ними!

Взгляды, полные холодного презрения, без слов говорили, что думают Торк и Олаф о ее надзоре. Руби убито смотрела вслед понурому рабу, выходившему из конюшни.

— Животное! — разъяренно прошипела она Торку.

— Ты еще не знаешь, на что я способен.

Втолкнув ее в клетушку, где спал Гудрод, он приказал:

— Снимай одежду. Всю!

— Чт… что?

— Не вынуждай меня повторять. Тебе не понравятся последствия.

Синие глаза, так похожие на глаза мужа, свирепо сверкнули.

— Зачем?

— Осмеливаешься спорить со мной?

Он надвинулся на нее, слишком огромный для закутка, где едва помещались лежанка и ночной горшок. Но Руби отпрянула:

— Что ты собираешься сделать со мной?

Торк неожиданно понял, чего она боится, и презрительно скривил губы:

— Ничего я не сделаю с твоим предательским телом! Меня тошнит от тебя!

Руби съежилась от уничтожающего тона.

— Тогда почему хочешь, чтобы я разделась?

— Чтобы ты не сбежала, безмозглая дура! Я постараюсь, чтобы ты оставалась на месте, пока не придет пора избавиться от тебя.

— Но куда я могу сбежать?

— Молчи! Я достаточно наслушался. Либо раздевайся, либо я отведу тебя во дворец! И поверь, тебе не понравится обращение короля с непокорными рабынями, особенно когда он прикажет сорвать с тебя одежду!

Стараясь не показать страха, Руби сняла с себя все, вплоть до носков и кроссовок, и Торк, собрав одежду, повернулся, чтобы выйти. Красная от стыда, Руби, однако, не собиралась молить о пощаде и, вместо того чтобы прикрыться руками, вызывающе подняла подбородок. Торк против воли уставился на нее, но его взгляд не выказывал ни малейшего сожаления по поводу непростительного поступка.

Руби сквозь пелену слез взглянула на Торка и прошипела:

— Ненавижу тебя! Я думала, что ты мой муж. Что любишь меня.

И заметила, как сжались кулаки Торка, прежде чем он повернулся и вышел, заперев за собой дверь. Руби уселась на лежанку и залилась слезами, оплакивая все — и потерю Джека, и прежнюю жизнь, и Торка. Все смешалось в ее мозгу и стало единой печалью.

Несколько часов спустя она проснулась и обнаружила, что лежит лицом вниз в унылой клетушке без окон. Повернувшись, она заметила на пороге Джиду и ее дочерей и поскорее подтянула колени к подбородку, стараясь скрыть наготу.

— Астрид, ты принесла белье? — спросила Джида.

— Да, — кивнула девушка и вручила матери простыни и меховое покрывало. Джида бросила их на постель рядом с Руби. Другая девочка внесла деревянный поднос с кувшином воды и куском плоского хлеба. Третья поставила в углу новый горшок и унесла старый.

Джида знаком велела дочерям выйти. Строгое лицо и голос говорили о потере доверия и разочаровании. Руби не могла позволить ей думать самое худшее.

— Джида, я никогда намеренно не причинила бы зла Тире или Тайкиру! Для меня Тайкир — мой сын. А Тира… совсем как дочь, которой у меня никогда не было. Я не могла бы любить ее больше, даже будь она моей дочкой.

— Фу! Добрые намерения еще ничего не означают! Не знаю, может, ты действительно шпионка, замыслившая похитить наших детей! Во всяком случае, твое недомыслие грозило детям бедой, а такого мы не можем допустить. Тебе доверять нельзя.

После этого Джида возвращалась каждый день, но теперь уже одна, и молча ставила на стол поднос с хлебом и водой, меняла горшок на чистый и отказывалась отвечать на вопросы Руби.

На пятый день Руби призналась себе, что поступила беспечно, и не только потому, что взяла детей на прогулку без разрешения. Она не приняла в расчет свирепости викингов и то опасное время, в котором очутилась. Видя, как смягчился Торк в кругу семьи, она ошибочно предположила, что викинги ничем не отличаются от современных людей.

Но это совсем не так.

В конце этого дня к двери комнаты Руби подошел Торк. Он ждал, пока несчастная очнется от глубокого сна. Она лежала вниз лицом. Меховое покрывало сползло на пол.

Торк сам себе не верил, что оказался способен отложить поездку в Рейвншир на пять дней и посылать при этом к деду гонца за гонцом, выискивая оправдания и предлоги остаться в доме Олафа. Но все это время он способен был думать лишь о пленнице, страдающей в унылой комнатенке. Она поистине околдовала его словами:

— Я думала, ты меня любишь.

Кровь Тора! Он никого не любил, и меньше всех эту жалкую девчонку!

Однако Торк больше не смог противиться желанию вернуться и посмотреть, здорова ли она. Понять, почему его так влечет к ней.

Он жадно впился глазами в обнаженное тело. Как они могли принять ее за мальчишку? Узкая талия, округлая попка, восхитительно длинные ноги несомненно принадлежали женщине! Пальцы Торка болели от нетерпеливого желания коснуться изгиба ее бедер, скользнуть в потаенную пещерку между ногами. Святая Фрейя! Придется ему взять себя в руки и унять обуревавшее желание и твердеющее на глазах доказательство этого желания.

Почувствовав его присутствие, Руби приоткрыла глаза и увидела, что Торк прислонился к косяку, пристально наблюдая за ней.

—  — Сколько ты простоял здесь? — сонно спросила она, но тут же вспомнила, где находится и в каком виде лежит перед мужчиной. Поспешно вскочив, она сорвала с постели простыню и завернулась поплотнее. Торк ухмыльнулся.

— Что тебе нужно?

— Пришел освободить тебя и отвести в дом Олафа.

— Почему? Понял, что был не прав?

Лицо Торка потемнело. Девчонке следовало быть благодарной за свое освобождение!

— Нет! Ты заслужила наказание. Я был еще слишком мягок с тобой.

— Ха! Как насчет Гудрода?

Торк мог бы признаться, что пожалел раба и отправил работать на полях деда, но не собирался делать ничего подобного.

Выпрямившись в полный рост он устало расправил плечи.

— Не сомневайся король в твоем происхождении, тебя тоже продали бы, — сухо солгал он.

Руби охнула, но тут же подняла простыню еще выше, осуждающе глядя на Торка. Но тот лишь пожал плечами. Он и без того достаточно насладился зрелищем! Однако никак не мог примирить конфликтующие эмоции, возникавшие всякий раз при виде странной девушки. Что-то в этой жалкой мышке привлекало его, и кровь быстрее бежала по жилам.

Торк с отвращением тряхнул головой, дивясь собственному непонятному поведению. Черт побери! Разинул рот, словно глупый теленок!

Торк, недоумевая, продолжал изучать ее в поисках ответов, которые та отказывалась дать.

— Я думала, ты меня любишь! — вскрикнула Руби, считавшая его мужем. В глубине души, Торк завидовал этому человеку.

Пытаясь смягчить ее гнев, Торк небрежно заметил:

— Может, когда твои волосы немного подрастут и тело нальется на доброй пище викингов, ты станешь не такой уродливой, как сейчас.

И немедленно понял свою ошибку. Широко раскрытые зеленовато-серые глаза мятежно сверкнули:

— Это не смешно! — прошипела Руби.

— Спрячь коготки, кошка!

Шагнув к постели, Торк осторожно провел по шее, где лихорадочно билась жилка.

— Кроме того, твои попытки казаться скромной просто смешны. Ты не думала прикрываться, когда стояла едва ли не с голым задом перед всем двором!

— Я не была голой! — негодующе воскликнула Руби. — На мне было белье, которое я смоделировала для своей компании. Мои манекенщицы демонстрируют его па показах мод!

— Показы мод? Женское белье? Именно так ты называешь те прозрачные вещички? И своя компания? Клянусь богами, твои россказни становятся все более неправдоподобными!

Гордо подняв голову, Руби сообщила:

— Моя компания называется «Милые безделушки». Мы продаем сшитое на заказ белье в семнадцати странах. Журнал «Юсэй Туморроу» напечатал мое имя в списке самых многообещающих деловых женщин прошлого года.

— Нужно отдать тебе должное, девчонка, язык у тебя подвешен здорово! Я почти поверил тебе! Почти!

— Мне все равно, веришь ты или нет! Я хочу домой, и все!

— Нет! Этого я тебе не позволю! — рявкнул Торк.

Мысль о том, что Руби может исчезнуть, болью пронзила сердце. Сначала он не мог слова вымолвить — мешал комок в горле. Наконец он сумел пробормотать:

— Ты больше никогда не покинешь дом Олафа без охраны. И ничего не станешь делать без разрешения. Даже выходить за пределы двора. Понятно?

Он схватил ее за руку и начал трясти, остановившись только, когда простыня сползла едва ли не до самых сосков. Торк, словно обжегшись, отдернул руки и с трудом сумел заставить себя дышать ровно, пока Руби снова приводила себя в порядок.

— Понимаю, но позволь мне сказать кое-что, — бросила Руби, растирая руки. — В моей стране и моем времени мы не наказываем людей несправедливо, единственное, в чем можно обвинить Гудрода и меня — в беспечности. Но такой проступок не заслуживает подобной жестокости.

Торк застыл. Кровь бросилась в лицо. И, неожиданно устав от всей этой путаницы, он сел на постель рядом с Руби. Та неуклюже отодвинулась, сжимая конец простыни. Но Торк стиснул ее ладонь, не давая отстраниться, переплел ее пальцы со своими и на мгновение закрыл глаза, наслаждаясь странным ощущением правильности происходящего. Только эту ладошку он хотел держать.

Открыв глаза, Торк уставился на бледное несчастное; лицо. Она больше не пыталась вырываться. Неужели не чувствует, как в унисон бьются их сердца?

— Не хочу ранить тебя, милая, — мягко объяснил викинг, — но не стану извиняться за то, что разгневался, когда мой сын оказался в опасности. Однако знай, что я не нахожу удовольствия в том, чтобы наказывать женщин, особенно тебя, хотя с тобой и не обращались жестоко.

Торк почувствовал, как сильнее заколотилось ее сердце при словах «особенно тебя», но, вместо того чтобы смягчиться, она предпочла взорваться:

— Не жестоко? Подонок! Ты даже не желаешь извиниться!

Торк отпустил Руби, но, прежде чем встать, коснулся легким поцелуем ее запястья, заставив ее резко втянуть в себя воздух.

— Я не извиняюсь, а пытаюсь объяснить. Если бы ты подчинялась приказам, не было бы наказания.

— Вот что я скажу тебе, приятель. Когда настанет время, я вернусь домой, и с радостью!

Представив, что Руби исчезнет, прежде чем у него появится возможность разгадать ее тайну и избавиться от чувственной паутины, в которую она поймала его, Торк содрогнулся. Но утешать ее больше не захотел.

— Попытайся сбежать, и тебя станут держать в оковах до моего возвращения. И запомни — можешь считать себя гостьей, но на самом деле ты просто моя пленница. И лучше тебе меня не злить.

Он отвел ее в дом Джиды, намереваясь немедленно покинуть город и выбросить из головы глупую девчонку.

Эту ночь Руби спала в отведенной ей спальне. С ней обращались прохладно, но с уважением, подобающим гостье, хотя и нежеланной. На следующее утро она проснулась поздно, и когда спустилась вниз, все уже хлопотали но дому.

— Угощайся, — предложила Джида, показывая на холодные блюда на одном из боковых столов.

Руби положила толстый ломоть ростбифа на кусок плоского хлеба и взяла у служанки Эделив чашку с разбавленным водой медом. Усевшись на табурет, она стала наблюдать за Джидой и Эделив, хлопотавшими у кипящих на огне котлов. Сладкие ароматы персиков, клубники и плодов самбука наполняли комнату. Вкусный джем послужит начинкой для пирогов, поскольку Бодхил уже месила на столе тесто.

— Зная, как Торк любит сладкое, — сухо заметила Руби, — странно, что вы не нагружаете корабль пирожками с персиками, когда викинги собираются в набег!

— Откуда ты знаешь, что он любит персики? — удивилась Джида.

Но Руби только пожала плечами:

— Он мой муж.

Джида и Эделив, бросив работу, уставились на нее.

— Нет, — выговорила наконец Джида. — Как это может быть?

— Никто не верит мне, поэтому я даже не собираюсь убеждать вас, но заверяю: там, в моем времени, мы женаты, и у нас двое сыновей, как две капли воды похожих на Эйрика и Тайкира.

— В твоем времени? — повторила Джида, широко распахнув глаза.

— Король и Торк запретила мне говорить об этом.

Джида положили на стол деревянный черпак и взглянула Руби прямо в глаза.

— О чем они запретили тебе говорить?

По-видимому, Джида вовсе не была такой покорной женой, какой хотела казаться.

— Я пришла из будущего. Из тысяча девятьсот девяносто четвертого года.

— Святой Иисусе! — воскликнула Джида и три раза перекрестилась.

— Знаю, этому трудно поверить, — улыбнулась Руби. — А мне трудно с этим смириться. Странно видеть, что я стала на двадцать лет моложе, чем в прежней жизни, а Джек — это другое имя Торка — и мы были женаты двадцать лет… пока вчера он не бросил меня.

Руби сморгнула слезы, изо всех сил борясь с болью.

Джида положила руку ей на плечо и отвела в уединенный уголок на другом конце комнаты.

— Расскажи мне, — сочувственно прошептала она.

Когда Руби закончила рассказ, Джида отступила. Конечно, потому, что не поверила ей. А вдруг? Ведь она любила посплетничать и к тому же в жизни не слыхала подобной истории.

— А где все? — спросила Руби, заметив, что в холле сегодня необычайно тихо.

— Тира и Тайкир чистят стойла. Астрид и Гунна отправились с отцом на пристань посмотреть, как идет разгрузка судов. Остальные вместе с Тостигом собирают овощи и фрукты на ферме. Торк вчера вечером уехал. — И, вопросительно наклонив голову, добавила: — Торк оставался, пока не уверился, что ты привыкла к дому.

Очевидно, Джида была поражена такой заботливостью.

— Джида… не думаю, что когда-нибудь смогу простить Торка за то, что он запер меня в конюшне.

— Но это наказание было заслуженным.

— Что? Как можешь ты, женщина, считать подобную жестокость справедливой?

Джида печально покачала головой:

— Ты по-прежнему ничего не понимаешь. Мужчина ты или женщина — это не имеет ничего общего с законом викингов. Или с отцом, защищающим детей. Таков обычай.

— Хм! А за что Торк и Олаф продали Гудрода?

Джида изумленно подняла брови:

— Продали? Нет, глупого раба помиловали и отослали в Рейвншир, хотя он заслуживал наказания.

— Не продали? — ошеломленно пробормотала Руби. — Но почему Торк ничего мне не сказал?

И тут в голову ей пришла ужасная мысль:

— Джида, ты не побила Тиру и Тайкира за то, что они пошли со мной? — охнула она.

— Нет. Кнутом не стегала. Но отшлепала хорошенько, и поверь, рука у меня тяжелая. — Джида вызывающе подняла подбородок, словно подначивая Руби возразить, но тут же добавила: — Дети викингов знают, что за непослушанием следует наказание. Мы окружены врагами и не можем постоянно следить за детьми. Они должны с юных лет приучиться беспрекословно подчиняться приказам.

Руби виновато прикусила губу, поняв, что из-за еебеспечности дети могли попасть в беду. Как она себя чувствовала бы, если бы чужой человек схватил детей и куда-то увел? Руби решила, что над этим стоит размышлять.

— Могу я помочь тебе? — спросила Руби и провела остаток утра за приятными домашними хлопотами и наконец очутилась в холодном подвале под домом, Джида с законной гордостью показала ряды полок, ломившихся под горшками и закрытыми деревянными лоханями с солениями, джемами, сотами, медами и вином. С крюков, вбитых в потолок, свисали куски солонины и вяленого мяса. Джида рассказала, что сейчас самое хлопотливое время — нужно заготовить овощи и фрукты на зиму.

— Мне нравится этим заниматься, — застенчиво призналась Джида, проверяя, не заплесневел ли сыр. — Хорошо знать, что мой труд помогает семье выжить.

Руби улыбнулась, пытаясь вспомнить, когда в последний раз испытывала нечто подобное. Она гордились своей карьерой, но это удовлетворение собой было совсем иным.

— Нечто подобное я чувствовала, когда мои дети были совсем маленькими и во всем зависели от меня. Тогда мы с Джеком работали вместе, чтобы свести концы с концами.

Джида кивнула, хотя, вероятно, не понимала и половины из сказанного. В эту ночь Руби долго металась по маленькой спальне, не в силах уснуть из-за жары. Если бы только можно было как следует пробежаться по берегу реки! Тогда она могла бы упасть на постель и от усталости уснуть, не думая ни о чем.

Сейчас она ощущала невыносимую депрессию, и гнет одиночества давил на плечи. Не было никого, ни единой души, к кому можно было бы обратиться за помощью. И нельзя убежать от проблем, как она делала это последние два года, целиком уходя в работу…

Ничего удивительного в том, что Джек ушел от нее несколько дней назад, не было. Будь она честна с собой, давно признала бы, что вот уже с год между ними не все ладно. Но она ничего не пыталась предпринять, уйдя с головой в заботы новой компании.

Неожиданное озарение взволновало Руби. Она поморщилась. Как можно было быть такой тупой? Почему она ничего не сделала раньше, чтобы предотвратить распад семьи?

Ответ был слишком ясен. Она хотела сразу все: брак, детей, карьеру — и не желала ничем жертвовать. Руби неожиданно поняла, что нереальный идеал, которого женщины ее времени так стремились достичь, был мифом. Никто не может отдаваться целиком супружеской жизни, бизнесу и детям без того, чтобы что-то одно не пострадало.

В своем эгоизме Руби не желала отказываться ни от чего, притворяясь, что проблемы попросту не существует. И вот она потеряла все.

Руби закрыла лицо руками, но мысли прогнать не смогла. Упрекает ли Джек себя сейчас в том же? Сидит ли в качалке на заднем крыльце летнего домика, скучая по жене, вспоминая, как счастливо они жили, прежде чем все начало рушиться?

— Тебя что-то беспокоит? — спросила Джида с порога, прерывая болезненные размышления Руби. — Олаф и я услышали, как ты здесь ходишь.

— У викингов есть развод? — неожиданно спросила Руби.

Джида явно удивилась вопросу, но ответила:

— Конечно. Правда, такое не часто случается.

Руби попросила ее сесть. В тусклом свете светильника Джида выглядела гораздо моложе, с расплетенными волосами, ниспадавшими до самой талии свободной ночной сорочки. Джида молча уселась, очевидно чувствуя, как встревожена Руби, и терпеливо выжидая, пока она заговорит.

— Муж ушел от меня. Он хочет развода, — с отчаянием призналась Руби.

Плечи Джиды устало опустились, и она прижала руку ко лбу.

— Какой муж? Торк? Или тот, другой?

— Джек. После двадцати лет совместной жизни Джек ушел. Но, по правде говоря, Торк тоже бросил меня, когда запер в конюшне, а потом оставил одну и уехал к деду.

— И ты в самом деле веришь всему, что говоришь?

— Конечно. Ты сомневаешься в том, что Джек требует развода?

— Не-е-ет, — нерешительно протянула Джида. — Почему этот Джек ушел от тебя?

— Говорит, что я пренебрегаю им и сыновьями, что люблю свою карьеру больше, чем его.

— И он был прав?

Руби долго измученно смотрела на Джиду, прежде чем ответить:

— Да. Думаю, он был прав.

Джида обняла ее, и Руби выплакала боль и обиду на ее плече.

ГЛАВА 6

Три дня спустя Торк и его спутники въехали во двор дома Олафа. Брови Торка взлетели вверх при виде Руби, сидевшей словно королева в тени дерева у реки. Дюжина смеющихся детей с обожанием смотрели на нее и как верные подданные умоляли рассказать «еще одну историю». Ульф, стоя в стороне, наблюдал за ними.

Спешившись, Торк вручил поводья Селику, который умудрился мгновенно вывести его из себя, подчеркнуто подмигнув в сторону Руби, прежде чем направиться к конюшне. Кнут едва сдержал смех.

Друзья знали, что намеки на то, как резко прервал Торк визит к деду, действуют ему на нервы, и поэтому подшучивали над ним всю обратную дорогу.

Незаметно подойдя поближе к детям, Торк наблюдал, как Руби расставляет их в ряд. Двое малышей впереди оказались лицом друг к другу, с поднятыми соединенными руками. Сердце Торка сжалось, когда он увидел, что Тайкир, оказавшийся в конце ряда, с отчаянной надеждой смотрит на отца, не смея броситься ему на шею, как все нормальные дети.

— Я знаю, эта игра вам понравится, потому что напомнит о знаменитом сражении викингов…

«Интересно, о каком?» — подумал Торк, хмурясь.

— В этом сражении свирепые викинги не только захватили город Лондон, но и разрушили Лондонский мост, чтобы не дать саксам вновь захватить город. Правда, Они были очень умными?

Лондонский мост? Захват Лондона? Что это еще за выдумки? Да, эта женщина была поистине загадкой. По мнению Торка, женщины были вроде кошек — эгоистичными, не слишком умными, лишенными чести и преданности. Но таинственная женщина совсем не походила на таких, и это сильно его беспокоило.

И она, конечно, выглядела совсем по-другому, чем в тот день, на пристани. Волосы по-прежнему неприлично коротки, как у мальчишки, но блестели на солнце, словно полированное красное дерево, подчеркивая безупречную белизну кожи, высокие скулы, примой, чуть вздернутый нос и полные чувственные губы.

Куда девались мерзкие штаны и рубаха! Теперь на ней была мягкая облегающая зеленая туника, судя по размеру, принадлежавшая Астрид. Каждый раз, когда она поправляла руки детей или располагала их в ряд, стройное тело обрисовывалось под тканью — длинные… нет, очень длинные ноги, талия, которую можно было обхватить ладонями, высокие упругие груди и круглый задик, так и просившийся в мужские руки…

Она не была красива, совсем нет, но его неумолимо влекло к ней. Торк нахмурился, не понимая, почему не может выбросить ее из головы. Эта девушка представляет огромную опасность для его будущего.

— Лондонский мост падает, падает, падает, — пропела Руби, пока дети пробирались под «мостом». Она весело продолжала скандировать, пока серо-зеленые глаза не встретились с сапфировыми. Сначала в них отразилось удивление, потом — холодная сдержанность. Эта женщина многое скрывает! Ему нужно быть осторожным.

Руби велела Тире вести игру и подошла к Торку. Сначала девочка запротестовала, желая сама подбежать к Торку, но подчинилась, когда тот пообещал ей сюрприз. Кроме того, он еле заметно кивнул Тайкиру, обещая и ему подарок.

— Давно бы пора вернуться, — прошипела Руби вместо приветствия.

— Что беспокоит тебя сейчас, девушка?

Она намеренно оскорбительно оглядела его, но Торк заметил, по тому как позеленели глаза, что ей понравилось увиденное.

Он расплылся в улыбке.

Она разъяренно насупилась и ринулась в атаку.

— Мне кое-что нужно высказать тебе. Не могу поверить, что ты можешь так пренебрегать сыновьями…

Но Торк повелительно поднял руку, чтобы остановить поток язвительных слов.

— Неужели ты никогда не сдаешься? Твой отказ выполнить приказы мои и Зигтрига кончится плохо для тебя. Как ты посмела снова говорить о будущем? И кроме того, мы не женаты и мои сыновья тебя не касаются.

— Значит, ты не желаешь видеть, как они страдают?

— Страдают? — цинично усмехнулся Торк. — И кто же обижает их?

— Ты.

Торк смиренно воздел руки к небу:

— Еще одно слово, и, клянусь священным мечом Тора, я…

— Что — ты? Посадишь меня в темницу? — вызывающе осведомилась Руби, блеснув глазами.

Торк стиснул зубы, пытаясь заставить себя не поддаваться на удочку. Наконец он сухо процедил:

— Ты заслужила наказание и получила его. Получишь и больше, если не переменишься. Иди играй в детские игры и не думай о том, чтобы попытаться снова сбежать… и вызвать мой гнев.

Повернувшись, чтобы идти, Руби бросила ему через плечо то знаменитое англосаксонское ругательство, которое даже Торк редко употреблял в присутствии женщин.

Нет, это просто невыносимо!

Торк ухмыльнулся и покачал головой. Он еще покажет этой языкатой шлюшке! И, протянув руку, он сделал то, чего так страстно желал с тех пор, как увидел ее нагнувшейся над детьми у реки.

Ущипнул за соблазнительный зад.

Руби издала негодующий вопль и взвилась, пронзая его свирепым взглядом:

— Как ты смеешь?!

— Я все смею, девушка. И запомни это хорошенько, прежде чем попытаешься доводить меня.

— Вот уже второй раз ты проделываешь это со мной, — бушевала она, — но берегись, как бы я не ответила тем же, только пострадает не твой зад. И лучше тебе запомнить это.

Торк, откинув голову, расхохотался. Ну и девчонка!

Руби продолжала играть с детьми, но мысленно все время повторяла речь, которой намеревалась ошеломить Торка по возвращении домой. Однако, к своему разочарованию, она узнала, что Торк и Олаф отправились на пристань, а потом Торк станет жить во дворце.

— Руби, идем скорей! Нужно решить, какие одежды надеть сегодня. Мы приглашены на пиршество во дворец, — взволнованно сообщила Астрид. Это были первые дружеские слова, которые она сказала Руби со дня, когда ту посадили под замок.

— И я тоже?

— Да, король выразил желание видеть тебя. Отец не смог отказать. И мне тоже позволено идти.

— Но почему Зигтриг хочет снова встретиться со мной? — нервно пролепетала Руби. Хотя Торк, вероятнее всего, тоже там будет и она сможет поговорить с ним о сыновьях, лучше бы ей остаться дома. — Мне бы не хотелось туда идти.

Но Джида, услыхав ее слова, строго объяснила:

— Не тебе решать. Мы идем.

Слуги-мужчины внесли деревянные лохани для мытья, а котлы с водой уже кипели на огне. Когда женщины вымылись, слуги вылили грязную воду и палили чистую — для Олафа.

Наверху, в хозяйской спальне, Джида хлопотливо выбирала платья из разложенных на постели, отвергая по очереди каждое: одно слишком яркое, другое слишком мрачное, третье слишком длинное, четвертое слишком поношенное, пятое слишком тесное, шестое слишком свободное. Руби, сама прекрасная портниха, заметила, что все туники викингов были не чем иным, как прямоугольными кусками ткани, скрепленными на плече брошами.

Наконец Астрид выбрала ярко-алую тунику, вышитую золотой нитью и схваченную на талии поясом в виде золотой цепи, и сколола ее на плечах двумя ослепительно красивыми брошами, усаженными красными камнями. Возможно ли, что нить и цепочка действительно из чистого золота? А камни! Неужели рубины?!

Когда Астрид вышла из комнаты, чтобы найти Эделив, обладавшую даром укладывать волосы, Джида повернулась к Руби.

— Лучше всего зеленое, — решила она, протягивая Руби тунику нефритового цвета. — Оттеняет твои глаза и отвлекает внимание от этого.

Она брезгливо показала на короткие волосы Руби:

— Примерь, и посмотрим.

Руби натянула кремовое трико, доходившее до бедер, и надела длинное складчатое нижнее платье того же цвета, с круглым вырезом и длинными узкими рукавами до запястья.

И никакого белья! Да, уж этим людям не помешали бы изделия ее фирмы! Уголки губ Руби поднялись вверх в веселой усмешке. При таких сквозняках женщинам викингов ничего не стоит простудить все на свете!

Джида помогла ей надеть через голову зеленое шелковое платье. Как и у Астрид, вышивка золотом украшала подол, вырез и рукава. На плечах не сшитой по бокам туники красовались тяжелые золотые броши в виде изогнутых драконов с янтарными глазами. Вероятно, стоят они целое состояние!

— Но я не могу принять такие дорогие вещи. Боюсь потерять!

— Не стоит опасаться, они принадлежат Торку.

Джида показала на маленький деревянный сундучок, стоявший в углу с откинутой крышкой. Руби внимательно изучила руны, вырезанные в дереве: «Thorrk а Кistu Тhasa».

Она решилась спросить, что означает надпись, и Джида перевела:

— «Эта шкатулка принадлежит Торку». Торк хранит свои сокровища здесь, поскольку своего дома у него нет. Но большую часть накопленного он отвез к деду.

— Ну, если они действительно взяты у Торка, я не возражаю. Помимо всего прочего, он мой муж или нечто вроде. Да и обязан мне кое-чем, после того как дурно обошелся со мной.

Джида, выслушав это, поджала губы:

— Но он дал тебе все это не насовсем!

— Понимаю.

Джида вытащила из сундучка изящный золотой пояс, который можно было подогнать по размеру. Он скреплялся золотой пряжкой в виде такого же дракона, как на брошках, только янтарные глаза были побольше.

«Элизабет Тейлор просто умерла бы от зависти», — — злорадно подумала Руби. Да, стиль викингов, может, не так уж и плох!

Ну а тем временем Джида неодобрительно прищелкнула языком: ей явно не нравилась стройная фигурка Руби.

— Ай-ай, неужели ты росла в такой бедной семье, что они даже не могли откормить тебя по-настоящему? Кожа да кости!

Она начала ловко работать бесценной иголкой, которую вынула из крошечного цилиндрика, всегда свисавшего с ее броши.

Руби оглядела себя. Кожа и кости? Но не по стандартам двадцатого века, когда идеальной была именно такая фигура, как у нее, а не слегка расплывшееся, женственно-мягкое тело Джиды.

— Месяц доброй еды, и на костях нарастет побольше мяса, уж это точно.

Неужели ей придется пробыть здесь еще месяц? Но если это и так, Руби преисполнилась решимости не дать никому испортить изящную фигуру, которой ее наградило небо, и превратить себя в уродливое подобие рубенсовских красоток.

Они отправились во дворец верхом, хотя идти было недалеко, но женщииы оберегали от грязи башмаки из мягкой кожи и шлейфы платьев, при ходьбе волочившихся по земле. Все трое ехали боком, хотя Руби, не привыкшая к такой позе, смертельно боялась упасть и судорожно вцепилась в гриву коня.

Во дворце царило веселье. Сотни прекрасно одетых мужчин и женщин сменялись и громко переговаривались.

— В честь чего король дает сегодняшний праздник? — спросила Руби Джиду.

— Прибыл гонец от Ательстана с брачными бумагами. Мы отмечаем помолвку короля.

Руби последовала за семейством Олафа к столу, стоявшему совсем близко к возвышению, где сидел Торк, король и самые почетные гости. Здесь, в отличие от нижних столов, были постелены тонкие скатерти и разложены тяжелые серебряные приборы.

Торк, великолепный в темно-синей тунике, вышитой серебром, и черных штанах, мог считаться олицетворением благородного рыцаря-викинга. Он медленно, со скучающим видом пил эль. Каждый раз, когда он поднимал чашу, в свете масляных светильников и факелов сверкали серебряные браслеты на предплечьях. Круглый, усаженный драгоценными камнями диск красовался на толстой серебряной нагрудной цепи. Светлые волосы лежали на плечах, но он заложил их за уши, где… О Боже, с мочки одного уха свисала сережка в виде молнии. Ее муж, Джек, в жизни бы не надел ничего подобного! Но Торгу серьга шла, поскольку подчеркивала мужественный, чуть зловещий вид настоящего пирата.

Интересно, сможет ли она когда-нибудь уговорить Джека проколоть ухо? И, представив мужа в деловом костюме, с сережкой в виде молнии, едва не засмелась, так позабавила ее эта картина.

В этот момент Торк заметил Руби, и в ясных синих глазах промелькнуло изумление. Он почти неприметно кивнул, не отрывая от нее взгляда. И словно та же самая молния неожиданно ударила между ними, соединив тончайшей нитью взаимного притяжения. Правда, продолжалось это всего мгновение, потому что Руби увидела женщину, сидевшую рядом с Торком. Та самая растрепа с пристани!

Руби стиснула кулаки и вынудила себя отвернуться.

Пир продолжался больше трех часов, одно блюдо сменялось другим, превосходное вино и крепкий эль лились рекой. Пока слуги убирали со столов, собравшиеся оживленно переговаривались в ожидании развлечений. Астрид застенчиво беседовала с Селиком под неотступным хмурым взглядом Олафа. Король со своими придворными сошел с возвышения. Грудастая блондинка беззастенчиво висла на Торке. Ревность сжигала душу Руби, и она ненавидела себя за это. С чего ей ревновать к этому викингу? Он ей не муж!

Но так ли это?

Женщина напоминала Руби кого-то. О нет! Только не Долли Партон! Такого совпадения ей не вынести. Значит, Торк и Джек предпочитают женщин одного типа. Но Джек не мог серьезно говорить о том, что поищет женщину с телом Долли Партон! Он просто дразнил Руби!

Слуги расставили стулья у подножия лестницы, для самых знатных господ. Олаф выдернул Руби и Джиду из толпы и усадил на край возвышения. Многие рассаживались на широких низких скамьях, встроенных в стены. Остальные тихо переговаривались. Развлечения начались с того, что молодая женщина спела прелестную балладу под аккомпанемент брата, игравшего на лютне. Потом скальд, или поэт-сказатель, рассказал несколько саг о храбрости викингов в бою, поведал о смелых людях, которых воля жестоких правителей и перенаселенность вынудили искать новые земли, — совершенно новое истолкование мотивов, побуждавших викингов идти в набеги! А ведь историки считали их всего-навсего кровожадными дикарями!

В одной из саг говорилось об отце Торка, короле Норвегии Гаральде, и о том, как он получил прозвище «Прекрасноволосый». Скальд начал с описания славных деяний Гаральда, из которых самым памятным было объединение Норвегии.

— Но еще одно завоевание достойно того, чтобы его воспеть, — это повесть о том, как Гаральд полюбил прекрасную Джиду, дочь короля Хордаленда.

Руби хотела было спросить у Джиды, уж не в честь ли королевской дочери она получила имя, но жена Олафа была полностью поглощена рассказом, и Руби украдкой взглянула в сторону Торка. Тот сидел, развалившись в кресле, вытянув перед собой ноги, и цинично усмехался. Вероятно, история была не совсем правдивой.

Скальд объявил, что Джида отказалась выйти замуж за молодого Гаральда, пока тот не объединит Норвегию, как сделал Горн в Дании. И король поклялся не стричь волосы и не брить бороду, пока не достигнет цели. Десять лет ушло у него на то, чтобы стать верховным правителем. После того как он привел в порядок волосы и бороду, сменил прозвание «Гаральд Косматый» на другое — «Гаральд прекрасноволосый». И тогда Джида добровольно пришла в его постель, присоединившись, судя по всему, к целому гарему жен и наложниц.

— Драконье дерьмо! — громко, грубо выругался Торк. Среди царившей тишины бесцеремонный воз глас прозвучал ударом грома.

— Тебе не понравилась сага? — осведомился Зигтриг, повернувшись к Торку.

— Вот именно. Конечно, Норвегию объединили, верно, но тем, кто знает, как хитер отец, и в голову не придет поверить, чтобы каприз какой-то девчонки мог подвигнуть его на такое дело!

— Ты прав, Торк, — немного подумав, согласился Зигтриг, — но история все равно хороша. — И, повернувшись к смущенному скальду, спросил: — Ты знаешь еще что-нибудь?

— Да, но не отвечаю за правдивость саг, — проныл скальд. — Я готов поведать только то, что мне передали.

Он вопросительно взглянул на Торка, боясь, что тот снова вмешается, но викинг безразлично молчал, глядя в чашу, и скальд продолжал рассказ. На этот раз сага была посвящена предку Руби, Грольфу, которого изгнали из Норвегии, несмотря на дружбу его отца, графа Ронвальда Мора, с Гаральдом. Скальд проследил генеалогию Грольфа на протяжении одиннадцати поколений, от короля Форнойта в Финляндии, и заключил рассказ словами:

— И король франков Шарль Простак отдал ему провинцию Нормандию.

Руби увлеченно слушала историю, жалея, однако, что скальд выбрал именно эту тему. Наверняка Зигтриг вспомнит о ней!

— А где девушка, утверждающая, что приходится родней Грольфу? — внезапно вопросил король, обыскивая взглядом толпу. — Ее еще не обезглавили?

Господи Боже, да король просто помешан на казнях!

Руби попыталась спрятаться за Олафа, но тот опустил ее на пол и велел выступить вперед.

Прекрасно! Все начинается по новой!

Руби шагнула к королю, высоко подняв подбородок, пытаясь не показать, как дрожат ноги.

— Ты выглядишь куда лучше, чем во время нашей первой встречи, — ехидно заметил король, казалось, совсем забыв, что в прошлый раз на ней почти ничего не было. Но Руби не собиралась напоминать ему.

— Почему мы не видели тебя при дворе?

Он, очевидно, запамятовал также, что поручил ее попечению Торка.

— Я живу с семьей Олафа.

Зигтриг кивнул косматой головой, вспомнив все, и проницательно взглянул на Торка:

— Вижу, ты быстро избавился от назойливой девчонки!

И, не дожидаясь ответа, снова обратился к Руби:

— На какое имя ты отзываешься?

— Руби. Руби Джордан.

— Тебя зовут так же, как драгоценный камень?

— По правде говоря, моя мать была помешана на музыке кантри. Она назвала меня и Люсиль, мою сестру, в честь любимых песен, и действительно, впоследствии эти вещи стали настоящей классикой музыки кантри.

Здоровый глаз короля зажегся явным интересом. Правда, он, вероятно, почти ничего не понял из сказанного, если не считать слова «музыка».

— Ты споешь для нас, — высокомерно бросил он.

— Но я не настолько хорошо умею петь!

Торк подавился вином, и приятель начал колотить его по спине, чтобы остановить взрыв смеха, который последовал сразу за словами Руби. Та с отвращением взглянула на викинга.

— Неважно, — рявкнул Зигтриг. — Пой.

Руби покраснела от стыда. Дома она могла аккомпанировать себе на гитаре сына, и сейчас поспешно взяла лютню, надеясь, что сможет взять несколько аккордов. Она попробовала поиграть и нашла, что хотя это далеко не то же самое, но все-таки лучше, чем ничего.

— Попытаюсь, — решила она, — но не ожидайте слишком многого.

Король ничего не ответил, но по его виду стало ясно, что ожидает он как раз многого. Что он сделает, если ему не понравится пение? Отрубит ей голову?

— Прежде чем начать, я хочу объяснить несколько слов, которые могут быть вам непонятны. В моей стране разразилась когда-то большая война, названная Азиатской. Эта песня о храбром воине, который был так тяжело ранен, что ноги его перестали двигаться, а вместе с неспособностью ходить он еще потерял и… — Руби поискала нужное слово. — Свое мужское достоинство.

Увидев, как несколько человек понимающе кивнули, она продолжала:

— Его раны так страшны, что он готовился к скорой смерти, но все-таки глубоко обижен молодой женой, которая хочет от жизни больше, чем брак с искалеченным мужем.

В комнате стояла мертвая тишина. Викинги зачарованно слушали.

Руби несколько секунд перебирала струны лютни и начала петь, сначала нерешительно и тихо, о том, как бедняга умоляет жену не уезжать с другим. Когда она хрипловато повторила припев, одобрительные улыбки засветились на лицах свирепых воинов, а на глазах остальных блеснули слезы. Руби, сама того не понимая, выбрала песню, нашедшую отклик в сердцах закаленных людей, прекрасно понимавших, как велика может быть цена победы. Подобное может случиться в любой момент с каждым из них, как уже случилось с некоторыми товарищами.

Когда Руби закончила, в зале воцарилось долгое молчание.

Господи, не означает ли оно, что настало время рубить головы?!

Руби поглядела на Торка, который отставил кубок и пристально наблюдал за ней, явно завороженный ее пением. В напряженном взгляде было столько неожиданного тепла, что тонкая нить магнетического притяжения, соединявшая их, стала гораздо прочнее.

Но тут весь зал взорвался одобрительными криками, которые грубо вернули к действительности Руби и Торка. Король Зигтриг встал и так воодушевленно хлопнул Руби по плечу, что та едва не уронила лютню.

— Превосходно! Превосходно! — объявил он. — Завтра ты научишь этой саге моего скальда!

Сказитель явно не обрадовался такому приказу.

— Ну а теперь спой про свою сестру. Как ее зовут?

— Люсиль.

Викингам понравилась и эта песня о жене-изменнице, которую муж нашел в пивной и упрекает за то, что бросила его и четверых голодных детей. Они даже запомнили припев и теперь подпевали низкими голосами, упрекая легкомысленную Люсиль за то, что выбрала самое неподходящее время, чтобы уйти от мужа.

Руби имела оглушительный успех. Викинги, подбадривавшие ее топотом и стуком кубков, оказались настоящими любителями музыки кантри. Они потребовали, чтобы Руби пела снова, и спросили, не знает ли она еще песен. Только Торк, казалось, снова ушел в себя. Куда девался теплый блеск глаз?

— Не вижу ничего смешного в песне, славящей женскую измену. Женщинам незнакома верность!

Король и некоторые мужчины радостно взревели, услыхав слова Торка. Они знали, как пренебрежительно относится Торк к женщинам, и, вероятно, разделяли его мнение.

— Ты не прав, Торк, — покачала головой Руби. — Песня осуждает тех немногих женщин, которые не ценят хороших мужчин.

Но какой смысл пытаться защитить себя перед Торком? Руби подумала, что неплохо бы тоже выпить пива, но поняла, что ее судьба зависит от доброго настроения короля, и лихорадочно попыталась припомнить хотя бы одну песню. Ничего не приходило на ум. Но тут Руби неожиданно вспомнила две зажигательных мелодии, которые часто слышала по автомобильному радио. Викингам они должны понравиться из-за забавного текста и очень низких нот, которые брались в припеве. Когда она закончила петь «У меня друзья в притонах» Гарта Брука и «Все мои буйные дружки придут сегодня» Хэнка Уильямса-младшего, в зале едва не слетела крыша от воплей, взрывов хохота и громких просьб спеть еще.

Руби закончила выступление старой песней Макдевиса «Боже, как трудно быть смиренным», наблюдая за буйным весельем викингов, прекрасно понявших, что она высмеивает именно их.

Торк рассматривал Руби со странно вопросительным видом. Она интриговала его, как и остальных викингов, в этом не было сомнения, но светилось в этом ошеломляюще красивом лице еще что-то, чего Руби никак не могла определить. Пронизывающие голубые глаза приковали ее взгляд, и Руби безуспешно пыталась угадать, что хочет сказать ей Торк. Где-то в глубине души она знала ответ, но пока он ускользал от нее. Измучившись от неотвязных мыслей, Руби машинально поднесла руку ко лбу.

— Девушка просто падает от усталости, — заметил Торк королю, мгновенно поняв, в чем дело. — Отпусти ее.

И, не дожидаясь ответа Зигтрига, подозвал лютниста с сестрой и велел им заменить Руби, а сам взял ее за руку и повел подальше от толпы, где и вручил свой кубок с вином. Руби коснулась губами того места, где были его губы, и сделала большой глоток, не сводя взгляда с Торка, удивляясь испытующему выражению его глаз.

Она почувствовала, как закружилась голова, когда волна внезапного желания окатила ее. Неожиданно Руби поняла, что хотел сказать Торк. Такое же выражение светилось на лице Джека, когда он был возбужден и хотел заняться любовью.

— Кто ты? — хрипло прошептал он.

— Твоя жена.

Торк отрицательно покачал головой, но тем не менее спросил грубым, обуреваемым желанием голосом:

— Ты ляжешь со мной в постель?

Руби улыбнулась откровенным словам. Да уж, Торк не станет ходить вокруг да около:

— А ты обвенчаешься со мной?

Торк улыбнулся находчивому ответу и покачал головой, по-видимому, уверенный, что Руби шутит.

— Я хочу тебя! — бросил он, подчеркивая каждое слово, пытаясь объяснить, что чувствует. Словно прерывистое дыхание и затуманенные глаза не говорили достаточно ясно и без слов!

— Знаю, — шепнула Руби, кладя руку на его плечо, и едва не отпрянула, ощутив чувственный жар, загоревшийся в ней всего лишь от легкого прикосновения!

Призывная улыбка осветила лицо Торка. Он понял, что происходит с ней, и, возможно, сам испытывал то же самое.

— Ты дразнила меня много дней, с тех пор как появилась на пристани, милая, — выдохнул он. — Странное притяжение влечет меня к тебе. Я почти готов поверить, что мы знали друг друга когда-то раньше. Ты, пожалуй, действительно знаешь, как возбудить во мне желание.

Безумное, невероятное удовольствие охватило Руби при этих словах.

— Может, ты волшебница, Руби? И заколдовала меня? — тихо спросил Торк, забирая у нее чашу и ставя ее на ближайший подоконник. Большим пальцем он стер каплю вина с подбородка Руби, а когда хотел вытереть руку о тунику, Руби завладела его большим пальцем и кончиком языка слизала вино.

Глаза Торка потемнели. Вздрогнув, он схватил ее за талию, притиснул к стене так, что ноги ее едва касались земли, и прижал возбужденным телом, двигая бедрами из стороны в сторону, пока их тела не слились в единое целое — женская грудь с мужской, мужская плоть с женской.

— О-о-о, — мягко простонала Руби, и из горла Торка непроизвольно вырвался ответный стон.

Когда Торк чуть отстранился, а потом снова почти вдавил ее в стену, коснувшись самого чувствительного местечка, Руби охнула.

— Я показал тебе, чего хочу, — пробормотал Торк, — но чего хочешь ты?

— Я… Как насчет одного из поцелуев, о которых мы говорили тогда?

Торк по-волчьи ощерился, немедленно вспомнив ее слова, и нагнул голову так, что их губы почти соприкасались.

— Как там? Длинные, медленные…

Когда наконец его губы завладели ее ртом, Руби потеряла голову. Поцелуй оказался таким же зажигательным, как с Джеком. Они целовались бесконечно, забыв о том, что нужно дышать. Руби наслаждалась прикосновением его губ, прекрасно помня и зная, что нужно этому мужчине. Казалось, она изголодалась до такой степени, что готова часами выдерживать эту сладкую пытку.

Наконец Торк отодвинулся и прошептал, игриво покусывая ее нижнюю губу:

— Что там еще говорил тот человек по имени Кевин? Крепкие и глубокие, не так ли?

И когда язык Торка проник сквозь ее приоткрытые губы и начал медленное ритмичное движение, входя и выходя изо рта, Руби обвила руками шею Торка и слегка раздвинула ноги, чтобы лучше его чувствовать. Наслаждение было так велико, что Руби обмякла в объятиях Торка. Тело Торка судорожно сжалось. Грубо оторвавшись от Руби, он сжал ее лицо в больших ладонях и так невнятно, что она едва расслышала, спросил, очевидно, едва владея собой:

— А что еще нравилось тому Кевину в поцелуях?

— Не помню, — призналась Руби, наблюдая, как и глазах Торка загорелись веселые искорки, но тут же пробормотала: — Нет, вспомнила. Долгие, глубокие, крепкие, влажные поцелуи, которые длятся день, два и три…

Торк слегка отодвинулся, глядя на нее затянутыми дымкой страсти глазами.

— Ты вправду волшебница?

— Нет, просто женщина.

— И станешь моей женщиной на эту ночь?

Руби тихонько застонала, потому что Торк снова соблазнял ее легчайшими движениями бедер.

— О Торк, часть меня жаждет этого, но…

— Какая именно часть? — осведомился он, кривовато усмехаясь и поднимая брови, перед тем как вновь прижаться к ней.

— Это несправедливо, — запротестовала Руби, коротко засмеявшись. — Торк, я тоже хочу тебя, но слишком стара для случайных связей. Я жила с тобой, то есть с Джеком, слишком много лет, чтобы удовлетвориться столь малым.

— Случайная связь?

— Это означает, что я не желаю быть очередной зарубкой на столбике твоей постели лишь для того, чтобы оказаться забытой на другой день. Если, конечно, твое приглашение не распространяется на одну ночь.

Она с надеждой взглянула на него.

Торк обнажил белые зубы в чарующей улыбке:

— О милая, бьюсь об заклад, пройдет не одна ночь прежде, чем мы насытимся друг другом.

Да уж, в этом сомневаться не приходилось. Каждый дюйм кожи Руби горел от желания отдаться ему. Торк, нетерпеливо хмурясь, повторил:

— Ты разделишь со мной постель сегодня?

— А ты признаешь себя моим мужем?

Торк вопросительно нагнул голову. Но глаза тут же загорелись гневом, как только он осознал, что она просит больше, чем он готов дать.

— Никогда! — взорвался он, отскакивая от Руби.

Куда девалась сжигавшая его страсть? Он яростно ударил кулаком о ладонь.

— Мне следовало знать. Женщины всегда стараются выпросить у мужчины как можно больше. И никогда не отдают свою любовь без всяких условий!

— Это несправедливо.

— Каким я был глупцом, когда выказал искренние чувства, ведь ты же просишь плату за свои милости!

Горящие глаза презрительно оглядели Руби.

— Правильно сделала твоя мать, когда назвала тебя именем потаскухи из песни!

— Торк, это неправда! — вскрикнула Руби, но он уже исчез. Руби коснулась пальцами распухших от поцелуев губ, чтобы унять рыдания.

Когда этот человек прекратит ранить ее?!

ГЛАВА 7

Следующие несколько дней мысли о Торке терзали Руби. Что бы она ни делала — помогала ли Джиде делать заготовки на зиму, делала ли покупки с Астрид под бдительным присмотром Ульфа, играла ли с детьми, пела и рассказывала ли истории во дворце Зигтрига, где обрела поистине нежеланную популярность, — Руби постоянно думала о викинге, похожем на ее мужа как две капли воды.

Рассудок твердил, что Торк не ее муж. Но сердце ничего не желало слушать и не находило разницы между Джеком и Торком.

Руби стремилась поговорить с Торком, но он избегал ее, как чуму, почти не приходил к Олафу и исчезал, как только встречался с ней во дворце Зигтрига, обычно уводя с собой блондинку, так похожую на Долли Партон.

Каким-то образом ей необходимо убедить Торка, что она явилась из будущего и по неизвестной причине, ясной лишь Богу, была послана викингу. Кроме того, Руби неустанно тревожилась о сыновьях Торка. Она должна объяснить, как его безразличие ранит мальчиков! Они нуждались в нем почти так же отчаянно, как сама Руби.

А как насчет Джека и ее собственных детей? Жалеет ли Джек о том, что покинул ее? Или считает, что Руби умерла? Она не могла вынести ужасной картины — Эдди и Дэвид на ее похоронах. Как они смогут жить без матери? Но ведь Джек намеревался искать другую женщину и сам сказал жене об этом. И какой болью ни отзывалась бы эта мысль, Руби надеялась, что вторая жена Джека будет хорошей матерью мальчикам… если сама она не вернется.

Руби вытерла глаза и посмотрела на Джиду, что-то весело щебетавшую. Они направлялись к замку короля, и Ульф почтительно следовал сзади.

— Просто не понимаю, почему Бернхил, последняя любовница Зигтрига, захотела нас видеть? Да еще средь бела дня! Все порядочные люди заняты делом!

— Я знаю не больше, чем ты. Поверь, я с радостью держалась бы подальше от короля и его переменчивого нрава. Боюсь, он прикажет обезглавить меня.

Наконец они добрались до дворца. Большой холл встретил их тишиной. Служанка проводила их наверх, где с десяток богато одетых женщин, принадлежавших ко двору Зигтрига, с нетерпением дожидались прихода чужеземки.

После положенных приветствий Бернхил, ширококостная женщина с внешностью амазонки, по-видимому, прекрасно подходившая Зигтригу ростом и статью, перешла к делу.

— Я сидела в холле в ту первую ночь, когда ты появилась, и видела эти прозрачные тряпочки, которые были на тебе. Не можешь показать нам их еще раз, здесь, когда мы одни?

Руби и Джида обменялись удивленными взглядами.

— Зачем? — спросила Руби.

— Мне нравятся красивые вещи, — объявила тщеславная женщина, обводя рукой комнату, где на стульях валялись роскошные одеяния. Гобелены тонкой работы украшали каменные стены, а поверх циновок на полу лежал персидский ковер.

— Кроме того, я заметила, как смотрели на тебя мужчины, когда ты разделась. Может, и мне пойдет такой наряд?

— Конечно, я помогу тебе, — нерешительно пробормотала Руби. — Я владею компанией, производящей тонкое женское белье.

Бернхил и женщины захлопали в ладоши.

— Превосходно! — провозгласила Бернхил. — Значит, ты можешь и мне сшить такое. Сейчас сделаем набег на сокровищницу Зигтрига и поищем ткани.

Когда Руби еще раз прошлась в черном белье перед дамами, те заохали и заахали, осторожно прикасаясь к тонкому кружеву и расспрашивая, какие еще ткани можно использовать и есть ли другие фасоны.

— Почему у тебя такие колючие ноги? — поморщилась одна из дам.

— Две недели не брила, — пояснила Руби.

— Ты бреешь ноги? Зачем?

— В моей стране большинство женщин бреют ноги, а некоторые подбривают даже волосы внизу живота, — ответила Руби, проводя воображаемую черту.

— Но разве это не больно? — вскрикнул кто-то.

— Совсем нет, если намылить хорошенько и взять острый клинок. А ноги становятся гладкими, словно шелк.

Но женщины весьма недоверчиво отнеслись к этому новшеству, особенно когда Руби объяснила, что процедуру нужно повторять через день.

Сокровищница была переполнена тканями, нитками и тесьмой всех вообразимых цветов. Конечно, Руби знала, что викинги торгуют по всему свету, но это изобилие поразило ее.

Сообразив, что бумага еще не изобретена, Руби отложила отрез жесткой белой ткани для выкроек и, упрекнув женщин в жадности, выбрала несколько рулонов шелка — черный, ярко-красный, зеленый, белый и два оттенка. синего, а также подходящую отделку. С огромным трудом удалось убедить Бернхил, что шерсть не очень подходит для нижнего белья, даже зимой.

— Сегодня я смогу сшить только один комплект, — сказала Руби, объяснив попутно, что такое «комплект». — Возможно, если остальные будут внимательно наблюдать, они смогут сами сделать выкройки.

Бернхил, без всяких колебаний и смущения, разделась догола и гордо прошлась по комнате. Великолепное тело соперничало с фигурами лучших атлеток, виденных Руби в своей жизни, и она без обиняков похвалила Бернхил.

— Как ты сохраняешь форму? Бегаешь трусцой? — поинтересовалась она и, рассказав о беге трусцой, с удовлетворением отметила неподдельный интерес Бернхил.

— В Дублине я упражнялась на мечах с братьями, а дважды ходила в набеги, — объявила Бернхилл. — Здесь мне почти ничего не дают делать. Зигтриг запрещает мне выходить на ристалище. Боится, что я побью его мужчин, особенно если возьму в руки короткий меч! Зато, — лукаво добавила она, — он не знает, что я ухожу со своим слугой Хедином на окраину города, где мы вместе тренируется. Женщина должна уметь защищаться.

Еще бы! — подумала Руби. Кому лучше знать, как не ей!

— Может, и я стану бегать с тобой вместе.

— Но Олаф запрещает мне бегать!

Руби не собиралась заработать еще одно наказание ради того, чтобы удовлетворить каприз любовницы Зигтрига. Она рассказала Бернхил о том, что произошло.

— Меня много раз запирали в комнате, — похвасталась любовница Зигтрига. — Иногда он даже бьет меня, но не очень сильно, не ломает костей и не уродует лицо. Уж такого я не потерпела бы!

Руби использовала ленты вместо крючков и петель на лифчиках и вместо эластика на поясе панталон. И через пару часов Бернхил уже красовалась в пламенно-красном бикини, отделанном черным кружевом, и таком же лифчике, в вырезе которого тоже соблазнительно выглядывало черное кружево. Повертевшись перед большим зеркалом из полированного металла, она объявила, что в жизни не носила лучшего наряда.

— К завтрашнему дню сшейте мне еще с дюжину таких! — велела она двум портнихам и, подойдя к лакированному восточному сундучку, начала рыться в нем, пока не отыскала то, что хотела, — изумруд размером с миндалину, свисавший с тонкой золотой цепочки. Подойдя к Руби, Бернхил вручила ей драгоценность.

— С моей благодарностью.

— О Боже! Я не могу принять это! Для меня было большим удовольствием сшить для тебя белье!

Но Джида одобрительно кивнула, и Руби приняла драгоценность. По пути домой Джида и Руби хихикали, словно девчонки, над сегодняшним приключением.

— Я должна поблагодарить тебя за это, Руби, никогда меня не приглашали во дворец королевские жены и любовницы.

— По-моему, весьма сомнительная честь.

Джида улыбнулась и нерешительно спросила:

— Не могла бы ты показать мне, как сделать такое же одеяние?

Руби разразилась смехом, и Джида покраснела.

— Надеюсь, я не буду глупо выглядеть в таком наряде? — застенчиво поглядела на нее Джида.

— Ну конечно нет! Я знаю фасон, который идеально подойдет тебе! Я смеялась над собственным дурацким положением! Одна, в чужой стране, боюсь за собственную голову, и все равно нахожу время заниматься бизнесом! Мой муж Джек опять сказал бы, что на первое место я, как всегда, ставлю собственные интересы!

— Трудно тебе приходится, верно? — сочувственно спросила Джида. — Одна, вдали от родных и семьи. Я знаю, что у тебя есть собственное дело и ты можешь без труда и здесь заработать на хлеб, но семья… Ведь это самое главное, разве нет?

Руби, немного подумав, пробормотала:

— В моей стране женщины свободны. Они считают, что ни одна женщина не должна зависеть от мужчины и думать лишь о детях. Она обязана представлять из себя что-то.

— Не понимаю.

— Раньше женщины привыкли считать, что их цель в жизни — выйти замуж и рожать детей. Теперь они свободны от этих уз. Многие вообще предпочитают не выходить замуж, а некоторые супруги принимают решение не иметь детей — никогда.

— В жизни не слышала подобного вздора! Конечно, женщины должны представлять из себя что-то! Когда Олаф уплывает в набег или торговать вместе с Торком, я всегда справляюсь с его делами — наблюдаю за разгрузкой кораблей, веду счета, слежу за фермой и домом, но когда возвращается муж, с радостью передаю ему роль главы семейства.

— И тебе нравится такое положение?

— Конечно. Мужчина должен чувствовать, что заботится о жене и детях. Если женщина хочет заняться ремеслом или завести собственное дело, ничего плохого тут нет, — главное, чтобы она не показала мужу, что стала единственным добытчиком и главой семьи. И, конечно, так ведется в любой стране. Просто не могу представить, чтобы было иначе.

Руби неохотно кивнула:

— Мы добились очень многого в борьбе за женские права, но, вероятно, слишком спешили и наделали ошибок.

— Еще бы! Ну скажи, что хорошего в том, если женщина ведет себя, как мужчина, или все время несет на своих плечах тяжкое бремя? Какая женщина может жить в мире с собой, если вынуждает собственного мужа чувствовать себя не настоящим мужчиной?

— Действительно, какая женщина?

— С таким же успехом она может отсечь его мужские принадлежности, как в той песне о человеке, раненном на Азиатской войне.

Немного подумав и сосредоточенно хмурясь, Джида повернулась к Руби:

— Именно поэтому муж ушел от тебя? Ты заставляла его чувствовать себя не настоящим мужчиной?

Руби устало прикрыла глаза и кивнула.

— Наверное. Но, клянусь Богом, я не думала о том, что делаю.

С тяжелым сердцем открыла она дверь дома и остановилась на пороге как вкопанная. За столом сидел Торк и играл с сыновьями в настольную игру викингов, похожую на шашки. Они смеялись, шутили и вели себя, как любые обычные отец и сыновья.

Когда Торк, подняв глаза, заметил Руби, сердце его, казалось, пропустило удар. О Фрейя! После бесчисленных сражений, бесконечных женщин, счет которым потерян много лет назад, глупое проклятое сердце сжимается при виде безмозглой, несчастной, тощей девчонки, с волосами, как у мальчишки, и характером сварливой бабы.

И все этот поцелуй! Торк не мог забыть восхитительный, исступленный, томительный, сладостный поцелуй! И свой гнев по поводу отказа Руби последовать путем, которым неизбежно вел подобный поцелуй. Но Торк винил и себя. Он не должен был допустить этого поцелуя. Размяк, распустился, потерял голову. Совсем как сегодня. Ему не следовало торчать здесь. Нельзя дать понять посторонним, что Эйрик и Тайкир — его сыновья. Враги не задумаются использовать это против него.

Торк встал и сделал мальчикам знак. Те поняли, что не могут оставаться в присутствии чужачки. По крайней мере, ему показалось, что они поняли. Иногда, заметив выражение их глаз, Торк снова и снова спрашивал себя, уж не лучше ли взять сыновей, сесть на корабль и исчезнуть, затеряться в другой стране, хотя бы в Богом забытой Исландии, где поселилось последнее время так много викингов.

— И не думай, — предупредила Руби и, направившись к Торку, уперлась ладонью в его грудь и заставила сесть обратно на стул. — Ты не уйдешь, пока мы не поговорим.

— Ты приказываешь мне, девушка?

Уголки губ Торка дернулись в улыбке, несмотря на очевидное изумление от подобной дерзости. Подумать только, она еще смеет командовать!

— Совершенно верно! Довольно с меня твоего трусливого поведения! Хватит избегать меня!

Эйрик и Тайкир хихикнули, видя, как свирепый отец отступает и тушуется перед женщиной.

— Ищешь моей компании, милочка? Хочешь снова испытать на себе мои чары? Не знал, что моя слава распространится так далеко.

— Слава? Чары?

И, сообразив, к чему клонит Торк, Руби разъяренно выпалила:

— Ах ты мерзкая склизкая жаба!

— Жаба? — задохнулся от смеха Торк.

— Да, жаба! Подумать только, именно мне выпало очутиться в стране грез и заполучить жабу вместо принца!

Торк бесстыдно ухмыльнулся, вероятно, даже не поняв, что она имеет в виду. Руби стиснула кулаки, чтобы немного взять себя в руки, и спокойно объявила:

— Я хочу поговорить с тобой насчет наших детей.

Оба тут же оглянулись на Эйрика и Тайкира, навостривших уши и широко раскрывших глаза.

— Идите! — приказал Торк мальчикам. — Мы поговорим, прежде чем я уйду.

— Останься обедать, отец, теперь, когда Руби знает, — умоляюще шепнул Тайкир.

Торк нерешительно оглядел Руби. Она никак не могла сообразить, почему не должна знать о том, что Торк — отец мальчиков.

— Может быть.

— Не будь смешным. Оставайся. Я не собираюсь портить тебе удовольствие от этой небольшой загадки.

Дети убежали, и Торк повел Руби к комнате, где обычно Джида занималась рукоделием. Остальные тактично исчезли.

— Прежде чем снова начнешь меня упрекать, — предупредил Торк, — хотя и не имеешь на это права, позволь сказать, что это вовсе не игра. Никто не должен знать, как я люблю сыновей.

Любит? Неожиданно на сердце Руби стало теплее. Может, она неверно судит о своем «муже»-викинге.

— Я и Олаф последние десять лет делали все, — резко продолжал Торк, — чтобы никто из посторонних ни о чем не догадался.

— Почему? Почему большинство людей должны считать, что мальчики — чужие тебе?

— Тебе вовсе ни к чему знать об этом, — упрямо повторил Торк.

— Правда? А я думаю, ты слишком преувеличиваешь опасность.

— Преувеличиваю?

Торк приблизил лицо к лицу Руби и, упершись пальцем ей в грудь, словно подчеркивая свои слова, процедил:

— Мои враги убили мать Эйрика вскоре после его рождения. Малыш избежал смерти лишь потому, что старая повитуха поменяла детей в колыбели. Сын бедного раба не был столь удачлив.

— Я думала, мать Эйрика умерла при родах, — охнула Руби.

Торк пренебрежительно махнул рукой.

— Эту историю мы сочинили и всем рассказываем.

— Ничего не понимаю. Почему ты не можешь открыто признать сыновей?

— Тебе необязательно понимать все это. Прекрати лезть не в свои дела.

Он угрюмо смотрел на нее, долго не сводя глаз, пока не убедился, что смысл его слов достаточно ясен.

Наконец Руби, осознав все сказанное, покорно пробормотала:

— Я только хотела помочь.

— От тебя ничего не требуется, кроме молчания. Способна ты на это?

Руби оскорбленно вскинулась:

— Я никогда бы не сделала ничего, что могло повредить мальчикам.

Да и тебе, хотя ты этого заслуживаешь.

— Они напоминают мне моих сыновей. Должно быть, Эйрик и Тайкир пробуждают во мне материнские чувства.

— Разыгрывай любящую мать где-нибудь в другом месте, — бесстрастно приказал Торк и, отступив, уселся на стол, недоуменно разглядывая Руби.

— Когда мы впервые встретились, ты сказала, что муж бросил тебя. Почему? Он забрал сыновей с собой?

Руби тоже села.

— Нет, он не способен на такое.

Как объяснить, почему ее брак распался? Невозможно. Во всяком случае, не в двух словах. Поэтому она и не пыталась. И решила сменить тему, шутливо пояснив:

— Вероятно, он не мог со мной справиться.

Она многозначительно повела бровью. Торк наклонился вперед и одарил ее чувственной улыбкой:

— Если ты целовала его так же, как меня, не сомневаюсь в этом. Не думай, что я забыл твой поцелуй. У тебя поистине талант заставить мужчину потерять голову.

Комплимент от Торка? Такое она слышит впервые. Руби почувствовала, как предательская краска расползается по лицу и шее. Наверное, он и сказал это лишь для того, чтобы смутить ее.

— Однако, в отличие от твоего мужа, — продолжал Торк, — сомневаюсь, что не смогу справиться с тобой. Подозреваю, что мы слишком хорошо подходим друг другу.

И лицо осветилось приводящей в бешенство самоуверенной ухмылкой, а синие глаза весело блеснули.

— Твоя наглость не знает границ, — фыркнула Руби, поспешно выбегая из комнаты, чтобы не опозориться, поддавшись желанию броситься в его объятия, как ей ужасно хотелось. Но, к раздражению Руби, Торк успел ущипнуть ее за зад.

— Да прекратишь ты когда-нибудь? — рявкнула Руби, потирая пострадавшее место.

— Проверяю, по-прежнему ли он умещается в ладони, — с притворной наивностью пояснил Торк.

Руби разъяренно уставилась на него.

— Умещается, — заверил Торк и удрал, прежде чем она ответила ему, как подобает, по пути, однако, успев метнуть последнюю стрелу:

— Интересно, а другие части тела тоже умещаются?

Торк остался на ужин, за которым Джида рассказала о событиях минувшего дня, особенно о происходившем в комнате Бернхил. Собравшиеся умирали со смеху, особенно когда Джида описала голую Бернхил, требующую от Руби сшить ей огненно-красное белье.

— Похоже, Зигтриг сегодня будет в хорошем настроении, — сухо заметил Олаф и лукаво добавил: — Думаю, Джида тоже будет неплохо выглядеть в таком наряде.

Джида вызывающе подняла подбородок:

— Мы уже решили сшить его!

Олаф изумленно открыл рот, но тут же громко засмеялся:

— Неужели ты сделаешь это для меня, Джида? Совсем ни к чему. Мне ты нравишься в данном Богом обличье.

Джида мило покраснела, но не собиралась сдаваться.

— Я сделаю это для себя. Женщинам нравится носить красивые вещи.

И, многозначительно взглянув на Руби, объявила:

— В конце концов, женщина должна что-то представлять из себя.

Олаф и Торк вновь разразились смехом, хотя Джида покраснела еще гуще.

— Заткнитесь, вы, свиньи, вам бы только унижать женщин, — прошипела Руби.

— Согласна. Заткнитесь, вы, боровы! — повторила Джида.

Торк и Олаф буквально взвыли. Руби не могла удержаться и тоже хихикнула.

После ужина все собрались в комнате Джиды, и, к удивлению присутствующих, Торк тоже остался. Руби, державшаяся немного в стороне, сказала ему:

— А я думала, ты отправишься соблазнять свою Долли Партон.

— Кого?

— Даму с огромными…

Руби отвела руки от груди почти на фут, желая показать, о чем идет речь. Но Торк лишь ошеломленно покачал головой. Подумать только, на что отваживается эта девчонка! Правда, Руби удивилась не меньше. Она никогда не была столь бесцеремонной в той жизни.

— Ты говоришь про Эсль? Она пошла в гости к родственникам. Может, позже…

Глаза весело лучились. Наконец-то он заставил Руби ревновать!

Руби пренебрежительно фыркнула.

— Может, хочешь занять ее место? Кажется, я уже предлагал тебе, — поддразнил Торк, с надеждой глядя на Руби.

— Нет, спасибо. Разве что ты вспомнишь о моем предложении.

— Да ты, я вижу, настойчива! — покачал головой Торк. — Нет, цена слишком высока.

— Откуда тебе знать? — не удержалась Руби, усмехаясь. Но как же ей хотелось пойти за этим мужчиной в постель, куда угодно и любить его, пока он не забудет о высокомерии и не начнет молить выйти за него. Она может добиться этого!

Торк остался, чтобы послушать игру Астрид на лютне, очаровательное пение Гунхильд и очередную историю Руби. Странно молчаливый, он прихлебывал вино с пряностями, сидя между Эйриком и Тайкиром, и еле заметно улыбался над детскими сказками Руби или презрительно фыркал, когда та перешла к рассказу о Торке и Джеке Бобовое зерно.

— Думаю, собравшиеся на альтинг весьма позабавятся этой историей, — заметила она с серьезным видом.

— Клянусь молотом Тора, ты слишком далеко заходишь, — предостерег Торк, — и закончишь дни свои под замком в конюшне.

Внезапно все замолчали, вспомнив легкомысленный поступок Руби. Иногда в такие моменты Руби совершенно забывала, насколько свирепы эти люди. Даже Торк.

Она и мальчики проводили Торка к стойлам, где стояла его лошадь. Эйрик и Тайкир отправились помочь Ульфу седлать кобылку, а Руби и Торк остались снаружи.

— Уверена, что не хочешь ехать со мной? — прошептал Торк, осторожно проводя пальцем по ее обнаженной руке и чувствуя, как по коже бегут мурашки.

— Не могу, — с сожалением покачала головой Руби.

Ладонь Торка легла на ее голову:

— Неужели мужу нравились такие короткие волосы?

По тону было заметно, что сам он не очень любит подобные прически.

— Он не возражал. За такими легче ухаживать, особенно еще и потому, что приходится вставать рано утром и спешить на работу.

Неожиданно Руби, вспомнив то, о чем не думала уже много лет, выпалила:

— Правда, когда мы поженились, у меня были длинные волосы, ниже плеч. Джеку нравилось это. Он часто просил меня никогда не стричь их.

Это было так давно. Как она могла забыть?! Торк насмешливо поднял брови.

— Но ты все равно их обрезала? Неужели не любила его? — допытывался он. — Не хотела угодить?

Он сжал ее руки, чувственным жестом потирая большими пальцами запястья. Сердце Руби билось так суматошно, а кровь стучала в висках так настойчиво, что она почти ни о чем не могла думать.

— Это такая мелочь, — прошептала Руби наконец. — Думаю, Джеку было совершенно все равно.

Торк ничего не ответил, но, очевидно, не поверил ей. Да и сама Руби не была уверена в собственных словах.

Его беспокойные руки скользнули по ее талии и медленно поднимались к груди. Руби затаила дыхание: тело покалывало в тех местах, к которым он прикасался. Когда Торк остановился, почти дойдя до цели, Руби медленно выдохнула, прежде чем дрожащим голосом сказать:

— Торк, ты должен мне довериться. Неужели по-прежнему считаешь меня шпионкой, явившейся в Джорвик с недобрыми намерениями?

— Я никогда не считал тебя шпионкой. Но и доверять тебе полностью не могу. Существует слишком много вопросов, на которые нет ответа, и, кроме того, мне нелегко дался урок — никогда и никому не доверять до конца. Слишком рискованно предоставить тебе полную свободу.

Плечи Руби устало опустились, и Торк приподнял пальцем ее подбородок, чтобы взглянуть в глаза.

— Мое мнение ничего не значит, — продолжал он. — Кроме того, я уеду в Джомбург сразу после того, как соберется альтинг.

— И сколько пробудешь там?

Торк нерешительно пожал плечами.

— Два года.

— Два года!

Сердце Руби налилось свинцовой тяжестью, и она едва смогла выдавить:

— Почему так долго?

— Два года посвятил я делам деда, но уже давно принес клятву джомсвикингов. Честь требует моего немедленного возвращения.

— Какая же честь в убийствах и поединках?

Торк на мгновение застыл:

— Мужчина должен делать все, чтобы защитить свой народ.

— Ты много людей убил?

— Да. Больше, чем могу сосчитать.

— И добровольно выбрал такую жизнь?

Руби покачала головой, не в силах понять, что движет Торком.

— Иногда просто нет иного выбора.

На виске Торка дрогнула жилка.

Послышались шаги детей, и Торк быстро наклонился к Руби.

— Может, подаришь поцелуй, чтобы утешить меня перед долгой дорогой в замок?

Торк притянул ее ближе. Его губы были совсем рядом, но он заколебался, глядя в ее глаза со слишком знакомым выражением, и лишь через несколько мгновений припал к ее губам. Руби с покорным вздохом отдалась сладостным ощущениям. Как прекрасно чувствовать себя в его объятиях!

Торк, слегка отстранившись, впился глазами в лицо Руби, пытаясь понять, почему их так влечет друг к другу. Он коснулся ее губ кончиком языка, и Руби застонала, требуя большего. Голоса детей стали громче, и Торк вынудил себя выпрямиться, держа ее за плечи, пока оба они не стали дышать ровнее, а потом, слегка поцеловав ее, прошептал:

— Спокойной ночи, сердечко мое.

И, вскочив на лошадь, ускакал.

Руби ворочалась всю ночь, не в состоянии сомкнуть глаз. Только когда в комнате посветлело, она смогла задремать. Оставалось надеяться лишь на то, что Торк страдает точно так же.

ГЛАВА 8

Прошло три недели со времени появления Руби в Джорвике. Руби чувствовала себя куда спокойнее с тех пор, как вместе с Джидой начала посещать утренние службы в соборе Святой Марии. К ее удивлению, в этом городе викингов оказалось одиннадцать христианских церквей.

Больше она не мучилась вопросом, когда вернется в будущее. Руби верила, что сюда ее перенесла небесная сила, и даже смирилась с мыслью, что может так и остаться здесь. Она решила жить одним днем, не думая о том, что сулит завтра.

Возвращаясь из церкви, Руби завтракала кусочком хлеба с ломтиком твердого сыра, как раз успевая все съесть до того, как на пороге появлялась Бернхил в подобии спортивного костюма. Женщины, одна — в футболке с неприличной надписью, джинсах и кроссовках, и другая — в фиолетовых шелковых штанах и короткой тунике, представляли собой колоритное зрелище. Каждое утро они пробегали трусцой две мили. Бернхил убедила Олафа позволить Руби бегать с ней. Ульф, конечно, топал сзади, красный от стыда. Несколько подружек Бернхил тоже попробовали бегать каждое утро, но это им быстро надоело.

— Слишком балованные! — насмехалась Бернхил. — Живут в роскоши. Но, может, виноват мясник, состривший насчет их здоровенных задниц. Хотя последней каплей было замечание кузнеца по поводу их болтающихся грудей.

— Бедняга Ульф! Красный как свекла!

Женщины засмеялись.

Вернувшись домой, Руби прошлась по Копергейту с Астрид и неизменным стражником. Ей нравилось рассматривать изделия ремесленников, особенно слушать музыкантов, извлекающих незатейливые, но сладостные звуки из свирелей.

Викинги-мастера, с их длинными волосами и подпоясанными туниками — сапожники, резчики по дереву, ювелиры, золотых и серебряных дел мастера, напоминали хиппи шестидесятых. Но, в отличие от них, эти мирные горожане превращались в свирепых воинов, как только наставало время идти в набег. Не понимая, чем вызваны такие перемены, Руби спросила об этом у Джиды.

— Ты появилась у нас в мирное время, а такое редко выдается. Всего лишь шесть лет назад, когда Рогнвальд захватил город и стал королем Джорвика, улицы были залиты кровью. Каждая семья потеряла мужа, отца или брата. — И, печально покачав головой, призналась: — Наш старший сын Торвальд погиб в битве.

Голос ее прервался, и Джида тихо заплакала.

— О, Джида, прости, я не знала, что у тебя был сын! Мне так жаль!

Немного успокоившись, Джида продолжала:

— Но самое печальное в том, что войны не кончены. Помяни мое слово, кровь снова прольется. Саксы никогда не позволят нам жить в мире.

— Но разве у викингов нет собственных земель?

— Наша страна слишком мала и перенаселена. Кроме того, вожди викингов правят так же безжалостно, как и наши враги.

— Подобно отцу Торка, Гаральду?

— Именно. Множество наших братьев покинули родину, чтобы избежать гнева тирана, и осели в новых землях, стали торговцами и фермерами, как здесь, в Джорвике, но мы, чтобы выжить, соглашаемся пожертвовать верованиями и раствориться среди остальных.

— Джида, ты можешь не верить, но в моей стране многие считают викингов кровожадными язычниками, убивающими ради собственного удовольствия. И это действительно так. В набегах обычно убивают и грабят, верно?

— Некоторые очень жестоки, — признала Джида, — обуреваемы жаждой крови. Их называют берсеркерами, но остальные просто ищут лучшей жизни. Они стремятся выжить, только и всего, хотя и завоевывают лучшую жизнь силой.

Этот разговор был одним из многих серьезных бесед, которые вели между собой Джида и Руби за последнее время. Правда, в основном они смеялись и шутили, особенно когда в доме собирались приятельницы Джиды, чтобы заняться шитьем и попросить Руби помочь им скроить изящное белье.

Сегодня как раз был один из таких дней, и Руби показывала самым непонятливым, как сделать выкройку. Правда, она подозревала, что многие просто хотят увидеть новую стиральную доску Джиды, которую Руби попросила сделать кузнеца, не говоря уже о резных прищепках для белья. Джида, сияя от гордости, показывала также белье, висевшее на новой веревке, аккуратно натянутой за домом между двумя деревьями. Кроме того, Руби казалось, что Джида не снимает уже высохшее белье, желая похвалиться перед соседями современными приспособлениями.

Женщины сплетничали и обменивались новостями, не переставая работать иголками.

— Слышали, Гунвор опять носит ребенка! — сообщила одна из них. Остальные многозначительно покачали головой, явно сочувствуя бедняжке.

— Десять малышей, а ведь она еще не встретила двадцать пятую зиму! — воскликнула Джида. — Она не доживет до тридцати! Во время последних родов, говорят, едва кровью не истекла!

— Как будет тогда Зигфрид заботиться о детях? — вздохнула соседка Джиды, Фрейдис, кругленькая веселая кумушка.

— Вероятно, женится на дочери бедняка, чей отец будет рад избавиться от лишнего рта! — презрительно фыркнула другая дама.

А что сказать о мужчине тридцати восьми лет, после двадцатилетней супружеской жизни пустившемся на поиски молоденькой дурочки?!

«О черт, — подумала Руби. — Опять я о том же».

— Такова участь женщины, отныне и всегда. Мужчины вожделеют, женщины страдают, — покачала головой Джида с извечным женским смирением.

— Но почему вам, женщинам, не предпринять что-то? Не помочь несчастной? — вмешалась Руби. — В конце концов, это ваш долг!

Все повернулись к ней, открыв рты, широко распахнув глаза, глядя на Руби с неподдельным интересом. Даже Джида. Неужели она снова влезла не в свое дело? Возможно, не стоило и говорить на эту тему. Но, дьявол, женщины должны стоять друг за друга и защищать собственные интересы.

Женщины по-прежнему глазели на Руби, ожидая продолжения.

— Вы что, никогда не слыхали о противозачаточных средствах? Нужно предохраняться, если не хочешь детей!

Фрейдис безнадежно махнула рукой:

— Ты говоришь об этих бесполезных порошках, которые продают знахарки? Пустая трата денег!

— Но в моей стране есть зелья, которые помогают, — возразила Руби, понимая, что они понятия не имеют о противозачаточных таблетках. — Не слыхали вы разве о презервативах, спринцовках?

Ну конечно нет! Глупо и спрашивать!

— Презервативы? Что это? — спросила Джида. — Ты хочешь сказать, что есть способ не забеременеть?

— Ну конечно.

Все женщины, затаив дыхание, уставились на Руби.

— Презервативы — это особые чехлы, надеваемые на мужскую плоть, такие тонкие, что не мешают наслаждению, но зато удерживают семя от проникновения в женщину, так что оно не может оплодотворить яйцо.

Руби засыпали вопросами, и пришлось прочитать давно известную еще со времен высшей школы лекцию о менструальном цикле и воспроизведении.

— Но эти презервативы, — осведомилась какая-то молодая женщина, — где их можно купить? Из какой ткани они сделаны?

— Не знаю, — призналась Руби, — хотя, думаю, их уже производят на востоке. Наверное, шьют из мягкой кожи, которую можно промыть и использовать снова и снова, но те, которые я видела, сделаны из прозрачной пленки и выбрасываются после первого же раза.

Руби лихорадочно вспоминала, что еще можно рассказать о предмете, с которым она была не очень-то знакома.

— И женщина может спать с мужчиной и не забеременеть? — удивилась Джида.

Руби, улыбнувшись, кивнула.

— А что это за пленка? Похожа на тонкий шелк? — спросила соседка.

— Нет, потому что шелк может намокать. Скорее похожа на тонкую кожу женской груди или кожу животного, которую выскребают до тех пор, пока она не становится прозрачной, так что ее можно натянуть на окна. Похоже на внутренности животных, хорошенько выскобленные.

Теперь женщины поняли.

— Но разве в вашей стране мужчины не сердятся, когда женщины требуют надевать такие чехлы? — осведомилась Фрейдис.

— Не думаю. Если мужчина любит женщину, он хочет ее защитить, тем более когда роды опасны для ее здоровья, или когда детей слишком много и прокормить их трудно, или женщина слишком стара.

После ухода женщин Джида как-то странно взглянула на Руби.

— Кто ты? — допытывалась она, нахмурившись. — Почему ты знаешь так много неизвестного нfм, хотя наши мужчины путешествуют по всему свету.

— Я пришла из будущего, Джида, — попыталась объяснить Руби.

— Нет, этому поверить невозможно. Должно быть, ты пришла из страны, которую викинги еще не нашли.

На следующее утро, после пробежки с Бернхил, любовница короля потребовала, чтобы Руби отправилась с ней во дворец на тайную беседу. Руби вскоре обнаружила, что в городе викингов слухи распространяются так же быстро, как в современной Америке. До дворца уже докатилась весть о вчерашней лекции Руби. По крайней мере двадцать женщин заполнили комнату Бернхил, требуя, чтобы она повторила все, рассказанное вчера. Когда она закончила говорить, женщины задали еще больше вопросов, чем подруги Джиды.

— Я попрошу Зигтрига поискать эти презервативы, когда в следующий раз его корабли отправятся на восток, — уверенно объявила Бернхил.

— Но неужели женщинам все равно, когда эти странные вещи находятся внутри? — застенчиво спросила молодая девушка.

— Хм! Не более странные, чем некоторые мужские причиндалы, которые я видела! — фыркнула Бернхил.

Это повело к обсуждению постельных утех, сексуальной мощи и хороших любовников. Руби временами краснела от откровенных описаний, которые без всякого смущения выкладывали женщины. Почувствовав, как она смущена, Бернхил спросила:

— Разве женщины не спят с мужчинами в вашей стране? Говорят, что саксонские женщины терпеть этого не могут.

— О, женщины наслаждаются любовью почти так же, как мужчины, — засмеялась Руби, — особенно с тех пор, как мы много узнали о строении тела женщины и что дает ей удовольствие. Женщины в моей стране испытывают такой же оргазм, и по правде говоря, многие поняли, что могут иметь не один оргазм.

Ошеломленное молчание встретило ее слова. Руби осеклась. О Боже! Неужели она действительно сказала все это?

— Думаю, мне пора домой, — пробормотала она.

Но уйти так легко ей не удалось. Сосредоточенное выражение лица Бернхил сказало ей, что она легкомысленно открыла крышку змеиного колодца.

— Что такое оргазм? — требовательно допытывалась Бернхил.

Когда Руби описала это так кратко и подробно, как могла, Бернхил осведомилась, что такое множественный оргазм.

Объяснение Руби вызвало потрясенные вздохи одних и недоверчивые возгласы других женщин.

— Я так и думала! — высокомерно заявила Бернхил. — Просто не знала этих слов. — И, не выдержав, похвасталась: — Я всегда кончаю не меньше трех раз.

Вот это да! Неудивительно, что Бернхил сумела покорить свирепого Зигтрига.

Два дня спустя раскрасневшиеся соседки и приятельницы с заговорщическим видом появились в доме Джиды. Когда все уселись в комнате для шитья, Фрейдис объявила:

— Мы хотим что-то показать тебе.

Очередная выкройка женского белья? Некоторые из грудастых женщин просили сделать такие лифчики, которые только поддерживали бы грудь, но не делали бы их похожими на украшение на носу корабля.

Фрейдис вытащила из мешочка странный предмет и сунула его Руби. Сморщенный, сероватый, он выглядел свиной кишкой, употреблявшейся для колбас: такие она видела на ферме деда.

— Что это? — удивилась Руби, вопросительно глядя на Фрейдис.

— Презерватив, — гордо ответила Фрейдис. — Я сама его сделала.

Руби пыталась не улыбнуться, изучая уродливую штуку. Фрейдис зашила конец крошечными стежками, чтобы удержать сперму внутри.

И, прежде чем Руби успела сказать что-то, остальные женщины тоже принесли свое рукоделие. Одна вышила на презервативе руны красной и золотой нитками, другая предъявила мочевой пузырь свиньи, такой огромный, что муж поистине должен был быть великаном, чтобы его заполнить. Однако женщина, глуповато глядя на Руби, призналась:

— Мой Горм становится могучим, как ствол дерева, когда его сжигает похоть, хотя эта штука немного великовата.

Женщины громко расхохотались.

Когда Руби наконец рассмотрела все изделия, она тоже начала смеяться, не в силах ничего с собой поделать. По щекам текли слезы, в боку закололо, но она никак не могла остановиться. Наконец Джида похлопала ее по спине, чтобы немного успокоить, и заставила выпить чашку воды. Вытерев слезы, Руби оглядела любопытствующих женщин, непонимающе глазевших на нее.

— Самодельные презервативы не годятся, — мягко объяснила она. — Они обязательно протекут или порвутся. Простите, если заставила вас поверить, что вы сможете сшить их сами.

— Я так не думаю, — возразила Фрейдис. — Кое-что лучше, чем ничего. Я буду проверять их каждый раз, чтобы убедиться, что они не порваны. И стану шить самым мелким швом.

Остальные женщины согласились с ней.

— Знаете, можно попробовать циклический метод, — предложила Руби. — Конечно, и он несовершенен, но будет куда более надежным, чем такие презервативы.

Она объяснила, в чем суть метода, рассказав, как вести календарь и какие дни месяца наиболее опасны. Они внимательно слушали, но лишь одна осмелилась высказать то, о чем думали все.

— По-твоему, муж, который хочет жену, просто отвернется, если жена скажет, что это неподходящее время?

И только какая-то молодая женщина ответила:

— Некоторые мужья отвернутся. Если жизнь жены в опасности, они подождут.

После этого Руби решила держать рот на замке и не рассказывать больше о чудесах современной науки. Не стоит привлекать к себе внимание, а именно это она и делает последнее время. Но больше ни за что!

Торка и Олафа не было всю последнюю неделю. Они продали большинство товаров, привезенных судами Торка, часть которых принадлежала Олафу, и отправились отвезти остальное в поместье Дара. До созыва альтинга остались три коротких недели. Торк пытался устроить все дела прежде, чем уедет из Джорвика и от нее так надолго. Возможно, она больше никогда его не увидит.

Но Руби старалась жить только настоящим. Будущее казалось темным и неясным. Она не только смертельно боялась судилища на альтинге, но и самой мысли о том, чтобы остаться в одиночестве, без Торка, в этой чужой стране.

Руби пыталась занять себя работой, чтобы отвлечься, но через два дня она и Джида, занятые сушкой грибов, с изумлением заметили Торка, Олафа и странно знакомого седого старика, входящих в дом.

Калейдоскоп эмоций охватил Руби при виде мужа, не бывшего ее мужем. Такого счастья она давно не испытывала. Однако она тут же нахмурилась, поняв, что Торк выглядит мрачнее тучи.

— Что, во имя Локи, ты опять натворила? — осведомился Торк, не здороваясь и холодно оглядывая Руби.

Как отличался этот взгляд от того, которым он окинул ее во время последней встречи! Тогда, у конюшни Олафа, они обменялись сладостным поцелуем. Но теперь…

Сердце Руби тревожно сжалось.

— Я не пробыл в отлучке и недели, а ты уже опять взялась за свое!

— Я?.. — растерянно пролепетала Руби, силясь понять, в чем он ее обвиняет. Правда, подозрение уже зашевелилось в мозгу, но, возможно, все еще обойдется. — Не знаю, о чем ты говоришь, — солгала она.

— Зигтриг послал мне гонца с приказом немедленно возвращаться в Джорвик и увезти причиняющую всем беспокойство девицу подальше из города, пока женщины не пошли войной на мужчин. Не тебя он случайно имел в виду? — вкрадчиво поинтересовался Торк.

Страх тисками сжал горло, но Руби не собиралась сдаваться.

— Неужели? Но что в силах сделать единственная женщина? Просто у него опять испортилось настроение, — произнесла она, потрясенная тем, что король несомненно узнал о том, чему она учила женщин.

Господи Боже!

Руби украдкой воззрилась на Торка из-под опущенных ресниц, пытаясь определить, очень ли он зол. Может, заранее предупредить его, чего следует ожидать от короля? Ну нет! Пусть узнает сам!

— Торк, может, представишь меня? — капризно спросил старик.

Торк нехотя отвернулся, поняв, что не получит необходимых ответов, но успев послать Руби предостерегающий взгляд, означавший, что разделается с ней позднее.

— Руби, это Дар, мой дед, — угрюмо пробормотал он.

— А! Та девушка из будущего, утверждающая, что ты ее муж, — ехидно хмыкнул старик.

— Кто тебе это наговорил? — фыркнул Торк, жадно осушив кубок с элем, принесенный Джидой, и вытирая рот пыльным рукавом. Небритое лицо и грязная одежда говорили о срочности вызова Зигтрига. Руби охватило дурное предчувствие.

— Слухи быстро распространяются, даже в наших отдаленных землях. — Дар заговорщически подмигнул Руби.

Та лишь ошеломленно заморгала, настолько быстро происходил обмен намеками. Следовало бы сразу догадаться, что Дар — родственник Торка — почти того же роста, хотя плечи слегка сгорблены от возраста и тело не такое мускулистое. Однако лицо… лицо постаревшего Торка, такое же надменное и красивое.

— Ауд и ее дамы просят привезти те странные одеяния, о которых они так много слышали, — продолжал Дар. В покрасневших глазах мелькнули веселые искорки. — Клянусь кровью Христовой, не знаю, почему женщинам приспичило зря тратить дорогие ткани, чтобы закрыть голый зад и титьки, которые лучше все равно оставить открытыми, чтобы кормить ребенка или ублажать мужчину.

Глаза Торка невольно блеснули, вероятно, потому, что он понимал, как раздражают Руби вульгарные выражения деда.

— Что, язык проглотила, рабыня? — продолжал проклятый старик. — А мне сказали, что ты ничего не делаешь, кроме как целыми днями болтаешь.

Он радостно фыркнул, и напряженное лицо Торка расплылось в легкой усмешке. Он тоже явно потешался над Руби. Но та пылала негодованием. Довольно с нее грубых высокомерных викингов! Стиснув кулаки и боясь, что сейчас врежет по физиономии старому пердуну, Руби с едва сдерживаемой яростью прошипела:

— Ты мгновенно догадаешься, старик, когда я решу показать тебе, на что способна! Но даже рабыня должна знать о правилах приличия! Может, я сумею поучить тебя, как себя вести, если, конечно, ты не слишком глуп для этого.

Торк закатил глаза, закусив губу, чтобы не расхохотаться. Джида перекрестилась. Олаф разъяренно уставился на Руби. Но Дар лишь расплылся в улыбке и стиснул ее плечи огромными лапами.

— Прекрасно, девушка, прекрасно. Думаю, ты вполне подойдешь.

И, повернувшись к Торку, с подозрением глядевшему на деда, рявкнул:

— Мы что, так и проболтаемся здесь целый день, парень? Кажется, ты давно должен был явиться в замок Зигтрига!

Торк проворчал что-то невнятное насчет назойливых стариков, но Дар, намеренно игнорируя его, велел Руби:

— Приготовь к завтрашнему дню эти одеяния. Моя жена Ауд почти такая же ростом, как Джида, верно, Торк?

— Да ты шутишь! — воскликнул Торк, почти швыряя кубок на стол.

— Ничего подобного! — ухмыльнулся Дар.

— Бабушка в жизни не наденет такое! — почти заикаясь, выпалил Торк, с негодованием уставившись на Руби, словно это она все придумала.

— На твоем месте я бы не был так уверен, — покачал головой Дар, сухо усмехнувшись. Торк побагровел от смущения.

Прежде чем они пошли к двери, Торк предупредил Руби громким театральным шепотом:

— Нам о многом надо поговорить. Не потерплю, чтобы моей жизнью управляла женщина. Будь здесь, когда я вернусь.

— Я подумаю об этом, — глуповато заверила Руби. Словно ей было куда идти!

Джида работала тихо, напряженно, и Руби стала помогать ей. Когда Астрид спросила Руби, не хочет ли та пойти на рынок, Джида посоветовала ей вообще не выходить сегодня из дома на случай, если мужчины вернутся рано. Руби убирала свою спальню, когда услыхала стук двери и громкий рассерженный спор, в который включилась и Джида.

— Нет! Я этого не сделаю! Мне нет до нее дела! Зигтриг не имеет права вмешиваться в мои обязанности по отношению к джомсвикингам!

Торк злобно выругался, и Руби услышала, как Олаф упрекает его за грубость в присутствии Джиды, на что Торк, коротко извинившись, добавил:

— Можешь представить, что она сделает с людьми на судне, если я возьму ее на борт? Вероятно, заставит пришивать кружева на паруса или вставлять в штаны прозрачные гульфики.

При этих словах Руби разобрал смех. Но тут Джида, чудесная женщина, встала на защиту Руби:

— Руби только пытается помочь. Она не хочет причинить зло.

— Пусть боги избавят нас от такой помощи, — презрительно фыркнул Торк.

— Есть и другое решение, — вмешался Дар.

— И какое же именно?

— Можно привезти ее в Рейвншир, пока не соберется альтинг. В конце концов, осталось всего три недели. Что плохого может наделать какая-то девчонка?

— Вот именно! — иронически подтвердил Торк, хотя, по всей видимости, не возражал против предложения деда.

— Приведите девчонку, но пусть держит свой чертов рот на замке, иначе, клянусь, сдеру шкуру с ее спины кнутом, как и предложил Зигтриг.

Руби спустилась вниз, пытаясь выглядеть возможно более покорной. Мужчины восседали за столом с видом судей. Руби очень захотелось повернуться и сбежать, но она не смела. Доведенный до крайности, Торк ткнул пальцем в Руби и объявил:

— Наконец-то тебе удалось убедить Зигтрига, что ты шпионка Ивара. Вот его точные слова: «Ивар хочет не только убить моих людей, но и посылает женщин, желая сделать так, чтобы у нас не рождались дети, которые могли бы заменить стариков».

— Но это вздор! Я…

Торк рассерженно поднял руку и процедил:

— Впредь будешь говорить, лишь когда тебе дадут разрешение.

Ну, это мы еще посмотрим!

Но Руби благоразумно промолчала.

— Коварный Локи послал тебя в мою жизнь, чтобы поиздеваться. Он и остальные дьяволы христиан и викингов, должно быть, смеются от души.

— Кто такой Локи?

— Я же велел тебе молчать! — рявкнул Торк.

— О чем ты думала, девушка, — вмешался Олаф, — когда проповедовала убийство детей?

И тут Руби сорвалась, уже не заботясь о приказах Торка. Нельзя молчать, если тебя обвиняют в таких ужасных вещах!

— Я никогда не говорила ни о каких убийствах! Только о способах предотвратить зачатие!

Торк вскочил, перевернул кубок с элем. Такое вызывающее поведение требует наказания! Раздувая ноздри, он шагнул к Руби, но та в панике поспешно отступила за спину Олафа. Она пряталась за Олафом несколько секунд, прежде чем прониклась отвращением к себе. Выпрямившись на дрожащих ногах, она объявила со всем возможным достоинством:

— Давай, Торк, избей меня! Я не могу молчать, слушая ложные обвинения!

— Ложные обвинения! — задохнулся Торк, а Олаф протянул руку и вытащил ее из-за спинки стула. Джида поспешно наполнила чаши элем, возможно, надеясь отвлечь внимание мужчин и немного их смягчить. Взгляды женщин встретились. В глазах Джиды мелькнуло сочувствие.

— Я отказываюсь выслушивать твои глупые извинения. Да это и неважно. Зигтриг в бешенстве. Хуже раненого медведя. Рычит и мечется по залу, и казнил бы тебя, хоть ты и родня Грольфу.

— Может, мы, женщины, пойдем к нему и объясним, что ничего такого Руби не говорила? — предложила Джида.

— Ну да, и получите по фонарю под глаз, как Вернхил, — ехидно вставил Дар.

— Немедленно уходи, Джида! — заревел Олаф, словно дикий бык, поскольку жена вмешалась в мужской разговор. — Где ты выучилась вести себя, словно мужчина, и так непристойно прерывать беседу? Возможно, у этой назойливой дурочки? Кажется, я был слишком мягок с тобой, жена.

Джида, громко всхлипывая, убежала, закрыв лицо передником. Так вот к чему привело ее поведение! Близкая подруга поссорилась с мужем!

Руби выругала себя последними словами.

— Это было так жестоко и совсем ни к чему, — вслух упрекнула она Олафа и холодно осведомилась у Торка:

— Чего ты желаешь от меня?

На лице Торка сменяли друг друга различные эмоции, которые он явно пытался сдержать. Наконец пи бесстрастно заявил:

— Завтра мы отправляемся в дом моего деда. Джида и ее семья будут сопровождать нас — не ради тебя, а потому что моя бабушка Ауд хочет их видеть. Там ты будешь вести себя, как подобает, молчаливо и покорно, пока альтинг не освободит меня от тебя. Понятно?

Руби кивнула.

— Иначе тебя свяжут и заткнут рот.

Полностью усмиренная, по крайней мере внешне, Руби отправилась в спальню поразмышлять о том, что наделала. Она долго лежала, глядя в потолок, пока не заснула. И, проснувшись несколько часов спустя, с удивлением увидела Торка, прислонившегося к косяку и внимательно наблюдавшего за ней.

— Что? Что я опять сделала? — подскочила в тревоге Руби.

— Кажется, я велел тебе молчать, — ответил Торк поразительно мягко, с добродушным юмором.

Руби презрительно шмыгнула носом и подошла к маленькому окошку. Закатные лучи солнца озаряли ясное небо. Завтра будет хороший день для путешествия. Она вновь обернулась к Торку, изучая замкнутое лицо и гадая, какое преступление совершила на этот раз.

Как он дьявольски красив! Атмосфера мужественности, исходящая от него, наполняла воздух, заставляла Руби краснеть от непрошеных тайных мыслей.

Торк вернул ее дерзкий взгляд, всматриваясь в Руби с напряженностью ястреба, словно пытаясь решить сложную загадку.

— Готов предложить тебе свободу, если признаешься, кто ты на самом деле, — хрипло выдавил он наконец.

Предательское сердце Руби пропустило удар. Вздохнув, она попыталась взять себя в руки и ответила:

— Я много раз говорила тебе правду, но ты отказываешься верить. У меня много недостатков, Торк, но лживость не в их числе. Презираю ложь.

— А я ненавижу тайны.

Он тряхнул головой и весело спросил:

— Что нашло на тебя, когда ты объясняла женщинам, как не забеременеть? И откуда ты этому выучилась?

Руби невольно сжалась:

— Возможною, если бы женщины, которых ты и другие викинги тащите в постель, не заботясь ни о чем, знали больше, как уберечься, у вас было бы куда меньше бастардов.

— Ты называешь моих сыновей бастардами?! — взвился Торк, но тут же смягчась спросил:

— Считаешь, что им лучше бы не родиться?

— Конечно нет! Я не это имела в виду!

Но тут Руби пришла в голову неожиданная мысль!

— Торк, у тебя есть еще дети?

Господи! Да у него их, должно быть, десятки! Глаза Торка насмешливо сощурились: видимо, он понял, о чем она думает.

— Нет, Эйрик и Тайкир единственные дети, которые у меня есть.

— Откуда ты знаешь?

— Тогда я был слишком молод и беззаботен.

Он говорил так уверенно, однако если эти люди ничего не знают о противозачаточных средствах, почему Торк ни в в чем не сомневается?

Торк, казалось, снова проник в ее мысли:

— В вашей христианской библии все сказано. — И, видя недоумевающий взгляд Руби, пояснил: — Там говорится об Онане, проливавшем семя на землю.

О Господи! Видимо, он выходит из женщины перед тем, как кончить! Кровь бросилась Руби в лицо. Торк ухмыльнулся, видя ее смущение, и сел на маленькую лежанку, а потом… потом лег, скрестив ноги и подложив руки под голову, невинно глядя на Руби сквозь длинные ресницы, совсем темные по контрасту с волосами. Руби облизнула внезапно пересохшие губы и с трудом сглотнула.

— Не думаешь ли ты, что это странно — беседовать с женщиной о таком? — небрежно бросил Торк.

Превосходно! Он опять принялся за свое!

— Для меня это так же странно, как все, что произошло с тех пор, как я попала в эту чертову страну!

— А ты делала так, чтобы не забеременеть, когда жила со своим мужем? — поинтересовался Торк, пристально глядя на Руби.

Та снова покраснела. Правая бровь Торка слегка приподнялась:

— Находишь мой вопрос слишком дерзким? Непонятно, ведь ты считаешь меня чем-то вроде мужа!

— Да, мы предохранялись, — чистосердечно призналась Руби.

— Почему? Хотели только двоих детей? — допытывался Торк, окидывая ее взглядом, полным нескрываемого желания.

— Нет, мы всегда намеревались иметь больше, просто время казалось неподходящим, — нервно пробормотала Руби, с трудом соображая, что ответить, поскольку глаза Торка так открыто ее ласкали.

— Подходящее время? Как забавно!

Руби плюхнулась на стул у кровати, не в силах оторвать глаз от Торка.

— Ты все еще сердишься на меня? — спросила она, пытаясь сохранять какое-то подобие достоинства, когда на самом деле хотела, как говорил Джек, «задушить его в объятиях».

— Да, но не из-за того, что ты наболтала глупым бабам. Твое поведение разрушает мою жизнь, и я не могу позволить этому продолжаться.

Приподнявшись на локте, Торк, внезапно став серьезным, объявил:

— Руби, моя жизнь определена. В ней нет места для тебя, по крайней мере такого, которого ты просишь. Неужели не можешь смириться с тем, что я никогда не женюсь и мои сыновья останутся с Джидой и Олафом?

Руби знала, что Торк пытается быть честным, а не жестоким с ней, но слезы все равно выступили на глазах. Почувствовав, как она несчастна, Торк мягко добавил:

— Честь требует, чтобы я уехал отсюда как можно быстрее, а ты продолжаешь ставить препятствия на моем пути. Все же…

Руби ждала, но Торк продолжал молчать; глаза, словно бездонные синие озера, чуть поблескивали. Наконец она больше не смогла сдерживать любопытство:

— Все же?

Одним молниеносным движением, прежде чем Руби успела опомниться, Торк протянул руку, схватил ее за талию и подмял под себя, прижав всем весом к тюфяку, и Руби мгновенно с чувством сладостного томления поняла, что хотел сказать Торк своим «все же».

— Торк, не надо, — прошептала она, но тело предало ее и невольно прижалось к нему.

— Ш-ш-ш, — прошептал он, задыхаясь. — Не говори ничего… просто лежи и… чувствуй.

Бешено бьющееся сердце Торка передавало все его ощущения, будто телеграфируя эротические послания. Он, не двигаясь, ухитрился, словно дергая за нужные ниточки, довести Руби до чувственного безумия.

Торк губами прикрыл веки Руби и провел по ее щеке до самого рта, но тут же отстранился и мучительно медленно Склонился к ее уху, обвел кончиком языка все складочки раковины, потом нырнул вглубь. Язык входил и выходил из крошечной пещерки, пока Руби не выгнулась, не в силах выдерживать ослепительное наслаждение.

— А-а-а, — тихо вскрикнула Руби, откидывая голову, и из горла Торка вырвался ответный низкий стон.

— Поцелуй меня, Торк. Пожалуйста, — молила Руби и снова охнула, ощутив его теплые губы на своих.

— Сладкая, сладкая, — бормотал он, жадно целуя ее, требуя большего и большего, впиваясь все яростнее в ее рот, кусая, посасывая, вбирая в себя, пока Руби не приняла его жаркий язык. — Да, милая, о да! Откройся мне! — вкрадчиво пробормотал он, заполняя ее рот, мягко, соблазняюще гладя, лаская, сплетаясь с ее. языком в чувственном танце, вжимаясь в ее живот напряженной мужской плотью.

Но громкий визг Тиры в глубине дома вырвал их обоих из объятий бездумной страсти. Торк что-то раздраженно пробормотал, не отнимая губ от ее глеи. Стараясь дышать ровно и успокоиться, они лежали неподвижно. Наконец Торк слегка отстранился. Желание по-прежнему горело в его глазах, теплое дыхание обдавало ее лицо.

— Все же, — еле слышно прошептал он, — все же… я готов любить тебя, хотя и стану навек жертвой твоих чар.

Голова Руби пошла кругом, когда он зарылся лицом в ее волосы. В мозгу непрестанно звучали его слова. Она тоже пошла бы на риск ради него, если бы такая возможность появилась. Руби уже хотела сказать ему это, но тут же забыла обо всем, кроме охватившего ее гнева. Тело Торка тряслось не в приступе страсти, а от смеха.

Смеха! Этот жлоб смеет насмехаться над ней!

Руби изо всех сил отпихнула Торка, и тот откатился, хохоча уже во весь голос и одновременно несвязно пытаясь объяснить причину своего веселья. Наконец, немного успокоившись, он попытался рассказать, в чем дело, бессвязно бормоча что-то и то и дело фыркая, чем приводил Руби в еще большее бешенство:

— Видела бы ты лица Олафа и Дара, когда Зигтриг объявил, почему позвал меня так срочно! Не потому, что ты опять проделываешь эту дурацкую пробежку, и не потому, что шьешь непристойные одеяния, а потому, что учишь его женщину, как уберечься от беременности!

Тут Торк опять неудержимо расхохотался, и Руби угрожающе ткнула его локтем в ребра.

— Если не прекратишь, я вылью на тебя кувшин с водой!

Торк немного успокоился, но ненадолго.

— Но самое смешное было, когда он упомянул о чем-то вроде оргазма, а Дар попросил объяснить, что это такое. И когда… когда…

Его скрутило новым приступом смеха.

— …когда Зигтриг упомянул о каких-то множественных оргазмах, я думал, Олаф тут же лопнет! А Дар просто язык проглотил!

— О нет, — простонала Руби, закрыв лицо ладонями. Может ли человек умереть от стыда? Господи, хорошо бы сейчас провалиться сквозь пол и исчезнуть! Подумать только, все, включая Торка, знают о тех ужасных вещах, которые она наговорила!

Торк все-таки отдышался, вытер глаза и собрался уйти, но сначала нагнулся и нежно, почти с сожалением провел кончиком пальца по ее губам. Ему удалось достаточно быстро взять себя в руки, и с прежней холодной сдержанностью он объявил, когда они собираются уезжать завтра, и снова предостерег, что лучше ей вести себя, как подобает, иначе она пожалеет об этом.

Остановившись в дверях, Торк последний раз ласкающе оглядел Руби, словно стремясь запомнить ее черты, но потом снова все испортил, выпалив:

— Предупреждаю, девушка, что за эти три недели могу попробовать узнать, сколько этих множественных штучек можешь испытать ты сама.

Руби бросила в него куском мыла, но Торк ловко увернулся, и мыло вылетело в дверь. Смех Торка долго слышался после того, как он спустился по ступенькам и вышел во двор.

ГЛАВА 9

Но Торку больше почему-то не хотелось смеяться. Когда он улегся спать в отведенной ему комнате во дворце и Эсль пришла к нему ночью, Торк прогнал ее. Слишком много мыслей мучило его.

Он совсем потерял голову. Сегодня, впервые за много лет, перешел установленную им же самим границу в отношениях с женщинами. Риск! Он говорил о риске, которому подвергается, связавшись с Руби. Но, боги, дело совсем не в этом! Опасность, которой подвергался Торк, значила весьма мало! Смерть всегда стояла за плечами, его постоянный спутник, но он слишком любил Тайкира и Эйрика, чтобы не бояться за их жизнь.

А Руби? Ведь и ей грозит беда! Но неужели ему не все равно? Кровь Тора, конечно нет! Эта соблазнительница смогла отыскать путь к его сердцу и теперь сидит там занозой!

Торк закрыл глаза от отвращения к себе, нещадно ругая собственную беспечность. Нужно превратить это, и немедленно! Осталось надеяться, что еще не слишком поздно.

Десять лет пребывания среди джомсвикингов научили Торка самодисциплине. К утру он окончательно взял себя в руки, твердо намереваясь держаться подальше от Руби. Женщины предназначены для того, чтобы согревать постель мужчины. А большего ему не нужно.

Но при виде соблазнительной попки Руби, подскакивающей на пони перед самым носом Торка, у того пересохло в горле. Даже темная туника, которую она надела в дорогу, не могла скрыть изящной шейки, стройной талии и округлых бедер. О Фрейя!

Мысленно выругавшись, Торк вонзил каблуки в бока коня и оказался во главе кавалькады. На Руби он даже не посмотрел.

Это к лучшему — именно так и должен себя вести человек чести. Все же…

Безразличие Торка глубоко ранило Руби. Сначала она не понимала столь резкой перемены — тот веселый, смеющийся вчерашний Торк превратился в замкнутого, безразличного, сурового викинга! Но потом она сообразила, что во всем виноват хаос, разразившийся сегодня перед отъездом.

Олаф орал на всех семерых дочерей, включая Тиру, погнавшуюся за убежавшей уткой:

— Если хотя бы одна из вас шевельнется или откроет рот, останется с Ульфом! Хватит с меня воплей, жалоб, стонов и капризов!

Он тут же выругал Селика, который, назло ему, сделал гримасу Тире.

Руби едва сдержала смех: когда они добрались только до окраины Джорвика, уставшая Тира, поинтересовавшись, уж не приехали ли они, запросилась па горшок.

Но смех замер, потому что Торк проехал мимо, без слов приветствия. Он держал голову высоко, с самоуверенным видом, только мускул на упрямо сжатой челюсти дергался, когда он намеренно безразлично миновал Руби.

Она не удивилась бы такой внезапной холодности, если бы Торк не приходил вчера в ее комнату и не смеялся над сценой во дворце Зигтрига. И теперь его равнодушие сводило Руби с ума.

Постаравшись забыть о своей обиде, Руби повернулась к Джиде:

— Прости за вчерашнее, особенно за то, как с тобой говорил Олаф.

Но Джида лишь отрицательно мотнула головой.

— Не стоит извиняться, девочка. Я давно уже так не веселилась, не говоря уже о Торке и Олафе. Мы слышали, как он вчера смеялся в твоей комнате.

Руби сообщила о том, что рассказал Торк, и когда закончила, Джида снова хихикнула, дополнив историю словами Олафа.

— Самое забавное то, что Зигтриг сунул Торку под нос какую-то серую сморщенную штуку и спросил, знает ли он, что это.

— О нет!

— Не представляешь, что случилось потом, — еще громче рассмеялась Джида. — Это был презерватив Фрейдис, тот, что она расшила красной и золотой нитками, да еще… еще… приделала к низу бахрому, — едва выговорила Джида.

— Неужели?! — охнула Руби.

Наконец, немного устав, она решила побыть с детьми и, привязав лошадь к задку повозки, уселась на солому вместе с ними. Следующие несколько часов, пока процессия не остановилась, чтобы напоить лошадей, она забавляла их интересными историями и веселыми песнями. Из детских песен она помнила лишь рождественские гимны и, несмотря на летний день, пела их с большим успехом.

Торк посматривал в ее сторону несколько раз, пока Руби, Джида и дети, усевшись на большой валун, ели холодный обед. Чувствует ли он существующую между ними связь? Даже если Торк не верит в то, что Руби пришла из будущего, в то, что они когда-то были мужем и женой, он не может отрицать их взаимного притяжения, искры, пробегавшей между ними каждый раз, когда их руки соприкасались. Но бесстрастное лицо Торка не отражало никаких чувств, и Руби снова почувствовала, что ее предали.

Они должны были прибыть в поместье Дара до ночи, но уже к полудню путешественники измучились. Тире повезло больше. Она крепко спала в повозке после того, как Руби шесть раз повторила считалку о старушке, живущей в башмаке.

Но все были грубо вырваны из полудремы, когда из леса выметнулись шестеро всадников и отрезали Дара, ехавшего в конце каравана. Должно быть, незнакомцы ехали за ними довольно долго и сумели захватить Дара в тот момент, когда он покинул место рядом с внуком.

— Уберите с дороги женщин и детей! — с беспокойством вскрикнул Торк под аккомпанемент злобных ругательств, направленных на часовых, проворонивших врага.

— Селик, останься с Эйриком и Тайкиром и охраняй женщин.

Мрачный Торк и разъяренный Олаф, захватив шестерых человек, помчались в погоню. Больше двух часов, показавшихся вечностью, Руби плакала и молилась, тревожась о судьбе Дара и о безопасности Торка и его людей.

Когда измученные воины наконец въехали в поспешно раскинутый лагерь, Руби быстро пересчитала их. Слава Богу, все здесь, включая Дара, который казался невредимым, если не считать угрюмого вида и порванной туники.

Кроме того, они успели захватить в плен двух окровавленных преследователей со связанными за спиной руками. На обоих ничего не было, кроме штанов. Рубцы от кнута покрывали голые спины и груди. Рана на плече одного из них сильно кровоточила, а на лбу другого синел огромный синяк. Очевидно, их били, чтобы добыть сведения.

Не успев спешиться, Торк обратился к Селику:

— Двое мертвых, двое сбежали.

— Откуда они?

— Пока не говорят. Ничего, до утра еще далеко. Они у меня раскроют рты.

Синие глаза Торка блеснули сталью и кровожадной яростью, испугавшей Руби. Да, враги не дождутся сострадания!

— Они умрут? — боязливо спросила Руби Джиду.

— Да, но не сразу. Может, их будут пытать кровавым орлом.

Как ни странно, Руби не заметила в Джиде ни малейшей жалости к пленным. Правда, они похитили Дара и, вероятно, не пощадили бы его, но пытки?!

— Что такое «кровавый орел»?

— Неужели никогда не слыхала? — удивилась Джида. — Теперь он редко употребляется. Это то, что три великих брата-датчанина — Халфдан Крепкие Объятия, Убби и Ивар Бескостный — сделали с королем Аэллой тридцать лет назад, чтобы отомстить за смерть отца, Рагнара. Аэлла бросил Рагнара в яму со змеями и злорадствовал, наблюдая, как они жалят его. И говорят, Аэлла потом хвастался, что поросята станут визжать, узнав о судьбе борова. Но сыновья Рагнара доказали, что Аэлла прав, потому что поросята отомстили за смерть борова кровавым орлом.

— Но что это такое? — задохнулась Руби.

— Это самая медленная и мучительная смерть. Викинги привязывают врага к дереву и надрезают его позвоночник так, что ребра разлетаются в стороны, подобно крыльям, обнажая сердце. Потом те мешки, которые нужны людям для дыхания, вытаскиваются и кладутся на спину. Это считается благородной жертвой Одину, — объяснила Джида.

— Думаешь, Торк способен на такое? — пробормотала Руби, борясь с тошнотой.

Джида непонимающе поморщилась:

— Почему ты спрашиваешь? Он джомсвикинг, но любой мужчина сделал бы это, чтобы защитить семью.

Руби пыталась не думать об ужасных картинах, вызванных рассказом Джиды. Она заметила, что Торк по-прежнему игнорирует ее. По правде говоря, печальное происшествие с Даром, казалось, еще больше укрепило решимость Торка, которой Руби не понимала, но ощущала всем сердцем.

Из-за всех задержек солнце уже село, когда они въехали на поместье Дара, лежавшее среди полей и лугов, кормивших огромные стада овец. Пастухи, с посохами в руках, с помощью лаявших колли загоняли стада на ночь. Было еще достаточно светло, и арендаторы и крепостные высыпали из домов, приветствуя ярла. Все выглядели сытыми и довольными.

Джида объяснила Руби классовую систему викингов: верховные короли, мелкие короли, или знать, землевладельцы — ярлы, или графы, мелкопоместные дворяне, или гесиры, фермеры, свободные крестьяне, или арендаторы, и наконец, на самом низу — рабы. Сначала Руби никак не могла усвоить все это, пока не научилась отождествлять титулы с именами: король Гаральд был, конечно, верховным королем, Дар и Торк — ярлами, Олаф и Селик — гесирами.

Дома в деревне, через которую они проезжали, были построены в стиле викингов — длинные прямоугольные здания с черепичными крышами. Они выстроились вдоль небольшой речки. Конюшни и хозяйственные постройки стояли поодаль.

Проехав деревню, они приблизились к стоявшему на холме хозяйскому дому, окруженному высокой деревянной оградой, ворота которой охраняли викинги-гесиры. Все это напомнило Руби форт, окруженный палисадом, из фильмов-вестернов. Во дворе были конюшни, амбары, кладовые, псарни, кузница, оружейная, пекарня, отдельная кухня, открытые очаги и другие постройки. К деревянной центральной части дома были там и тут добавлены позднейшие каменные пристройки.

Несколько хорошо одетых мужчин и женщин стояли на крыльце, ожидая прибытия усталых путешественников. Седовласая Ауд выступила вперед, чтобы приветствовать мужа. Обняв Дара, она повернулась к Торку и поцеловала внука.

Дар бросил узников в маленькое темное каменное здание. Ауд вопросительно взглянула на мужа, но воздержалась от расспросов.

— Молодец, Торк!

Молодая темноволосая женщина выбежала вперед и бросилась Торку на шею, приветствуя его звонким поцелуем в губы, прежде чем отстраниться и зазывно улыбнуться ему. Откинув голову и показывая ямочки на щеках, громко, так, что слышали все, она спросила:

— Ты так же скучал по мне, как я по тебе?

— Как не стыдно! — неодобрительно прошипела Джида, пораженная столь непристойным поведением.

— Линетт ведет себя просто неприлично, — покачала головой Ауд. — Словно низкорожденная рабыня, а не благородная вдова викинга.

Но тут Джида предательски заметила:

— Было бы неплохо увидеть, как Торк остепенится и оставит погоню за счастьем. Даже пусть это будет такая, как Линетт.

А Торк! Двуличный грязный негодяй! Совсем не возражал против внимания вдовы. По правде говоря, даже с большим удовольствием поцеловал ее! Мерзавец!

Руби заморгала, чтобы скрыть слезы боли и ревности. Нельзя показать Торку, как его неверность разбивает ей сердце!

В ответ на вопрос Линетт Торк широко улыбнулся и стиснул ее плечи:

— Больше! Больше, чем ты можешь представить, дорогая.

Потом он глянул прямо на Руби, желая убедиться, что она его слышит.

Дорогая!

Так вот почему Торк весь день избегал ее! Он знал, кто его ждет здесь, и, очевидно, Руби больше не интересовала его. Она спрыгнула с повозки с таким достоинством, как только это было возможно в подобных обстоятельствах. Усталые мышцы вопили от боли после утомительной поездки, и она еле двигалась. С тяжелым сердцем Руби принялась стряхивать приставшие к темному платью соломинки, зная, что выглядит она, должно быть, ужасно.

В начавшейся суматохе прибытия, приветствий, разгрузки багажа и приказов, отдаваемых слугам, Дар представил Руби Ауд.

— Добро пожаловать в мой дом. У меня к тебе много вопросов насчет тех интересных вещичек, о которых я так много слышала.

Глаза Ауд, так похожие на глаза Торка, весело блеснули. Руби вспомнила, что привезла комплект женского белья в подарок Ауд.

Поскольку в дом прибыло очень много гостей, Руби поместили вместе с тремя старшими дочерьми Джиды в маленькой комнате, где уже стояли топчаны. Но когда они вошли в здание, Руби заметила, что Торк и Линетт исчезли.

Да, эти три недели будут тянуться до бесконечности!

Руби поднялась наверх и заснула, как только голова коснулась тощей подушки, не обращая внимания на то, что лежанка представляла собой всего-навсего доски, покрытые соломенным тюфяком. Физически и морально измученная, Руби нуждалась в отдыхе.

На следующее утро девочки разбудили ее спозаранок своей болтовней. Олаф уже предупредил Руби, что покидать дом без разрешения запрещено. Скорее всего о беге трусцой не может быть и речи, по крайней мере пока.

Умывшись, они спустились в холл, где суетились лишь одни слуги, и позавтракали хлебом и холодным мясом.

Огромный холл был обставлен в смешанном стиле викингов и саксов. Боевые шлемы, мечи и щиты украшали одну стену, напоминая гостям, что хозяин не потерпит оскорбления дому и семье. На другой стене висели гобелены, изображающие нордических богов Тора и Одина, резко контрастировавшие с образом христианского святого Георгия, поражающего дракона. В дальнем конце возвышался массивный каменный камин в саксонском стиле, разительно отличавшийся от обычных открытых очагов викингов. Множество кресел было расставлено рядом с ним. Еду готовили в отдельной кухне, которую Руби вчера видела во дворе.

Девочки отправились на поиски матери, а Руби уже было хотела побродить по дому, но тут же в удивлении замерла:

— Рода! Я не знала, что ты здесь! Как чудесно!

Потрясенный двойник Роды огляделся, чтобы понять, к кому обращается Руби, и в страхе отступил, поняв, что перед ней странная женщина с пристани.

— Меня… меня зовут Элла, — пробормотала она. — Почему ты так ко мне обращаешься?

Руби обняла ошеломленную рабыню и пояснила:

— Ты похожа на мою уборщицу, Роду. Прости, если напугала тебя. Просто… так хорошо увидеть кого-то знакомого… то есть я так подумала.

— Уборщица? — еле слышно повторила Элла.

— Женщина, которая убирает мой дом два раза в неделю.

— Бедное, должно быть, у тебя хозяйство, если одна рабыня может все прибрать, — пробормотала Элла. — У тебя разве нет кухарки и конюха, и крепостных, чтобы пахать поля?

— Нет, — улыбнулась Руби. — Готовлю я сама, а лошадей у нас вообще нет.

Элла с сомнением оглядела ее, очевидно, посчитав, что Руби солгала, объявив себя благородной дамой и родственницей самого Грольфа.

Но тут Руби заметила Ауд, входившую в дверь, которая вела в ткацкую. С наплечной броши у нее свисало большое кольцо с ключами. Еще раз наскоро обняв Эллу, Руби пообещала:

— Мы поговорим позже.

И направилась вслед за Ауд в комнату, где вдоль стены были расставлены ткацкие станки с противовесом из мыльного камня. В огромных корзинах лежала настриженная шерсть, рядом стояли прялки. Все было готово для выделки прославленной йоркширской пряжи.

— Доброе утро, — приветствовала Ауд. — Ты уже позавтракала?

— Да, и собиралась осмотреть дом, если не возражаете.

— Конечно нет. Сейчас у меня много дел, иначе я бы проводила тебя, но, может, если найдешь Линетт, та сумеет все показать. Ее комната — последняя справа, в конце главного холла на втором этаже.

— Наверно, я так и сделаю.

Черта с два!

— А где остальные?

— Женщины еще спят. Мужчины давно проснулись и допрашивают пленников.

Руби вышла и, поднявшись наверх, надела плащ, поскольку утренний воздух был еще холодным.

Любопытство побудило Руби подойти к комнате Линетт. Дверь оказалась немного приоткрытой. Руби сказала себе, что всего лишь заглянет, но, увидев, что комната пуста, смело шагнула через порог. Очевидно, в доме было не настолько много народа, чтобы прекрасная Линетт не смогла остаться в отдельной спальне, раза в четыре больше той клетушки, что отвели Руби и троим девочкам.

И какая роскошь! Мягкий восточный ковер покрывал циновки, яркие гобелены украшали голые стены. Кровать с балдахином и богато вышитыми занавесями стояла в центре, на небольшом возвышении. Повсюду были разбросаны дорогие наряды.

Руби решила было поскорее уйти, пока не застали за таким недостойным делом, как подглядывание, но все же решила выглянуть сначала из маленького окошка без стекол, выходившего во двор.

Рот ее открылся сам собой, но из него не вырвалось ни звука. Она увидела пленников около караульного помещения. Кровь ручьем струилась из страшных ран на спине.

В ужасе прикрыв ладонью рот, чтобы не закричать, Руби заметила, что Торк и Олаф спокойно стоят с короткими мечами в руках, пока один из узников бьется в агонии.

Не в силах выносить такой жестокости, Руби ринулась из комнаты и побежала сама не зная куда, ничего не видя сквозь пелену слез. Торк собственными руками убил человека! С его меча еще капала кровь!

И покончил он с врагом не в приступе ярости, а хладнокровно и безжалостно! Она не знала этого человека! Как Руби могла считать его похожим на Джека?!

Руби толкнула какую-то дверь, подумав, что пришла к себе, но тут же поняла свою ошибку. Обнаженная Линетт спала на массивной кровати. Комната оказалась такой же большой, как ее спальня, но, по всему видно, принадлежала мужчине — мебель была куда более тяжелой. По спине Руби побежали мурашки, омерзительно-неприятное предчувствие закралось в сердце. С отчаянием оглядевшись, она в ужасе заметила темные тунику и плащ, которые носил накануне Торк.

Его спальня! А Линетт спала здесь с ним этой ночью!

Руби почувствовала себя так, словно кто-то с силой пнул ее в живот. Ей не следовало ничему удивляться, но подсознательно она надеялась, что Торк вчера разыгрывал перед ней спектакль. Какой же дурой она была!

Руби, невольно всхлипнув, повернулась к двери.

— Что здесь происходит? И что ты делаешь в спальне Торка? — взвизгнула Линетт и, еще не вполне проснувшись, села, закрывая простыней обнаженную грудь. — Ты та самая назойливая рабыня, которую Торк привез из Джорвика? Явилась шпионить? — Она злобно сузила глаза. — Или прокралась в комнату Торка, чтобы отравить его вино?

Терпение Руби лопнуло.

— Ах ты глупая корова! — начала она, но тут же с отвращением махнула рукой. Какой смысл! Она рванулась к выходу и выбежала из спальни.

— Вернись, уродина, или я велю тебя высечь! — угрожающе вопила Линетт. — Попробуй ослушаться, и пожалеешь!

Но Руби было все равно, что с ней сделают. Сегодня она поняла все, и больнее ей уже не будет.

Влетев в свою комнату, Руби бросилась на кровать. Плечи тряслись от рыданий. Она плакала из-за людской жестокости, из-за «измены» Торка и еще из-за ухода Джека. Боль неминуемого развода убивала ее, так же как потеря прежней жизни и ссылка в эту чужую неприветливую страну.

Наконец слезы иссякли, и Руби поняла, что приступ жалости к себе перешел в гнев. Что эти люди — Торк, Джек, Линетт и вся свора глупых викингов — вообразили себе? Что могут топтать ее, как им заблагорассудится?

Я Руби Джордан и привыкла выживать в любой ситуации! Я смогу побороть этот кошмар!

Главное, перетерпеть все это, не поднимая шума. Здесь нет ни одного человека, на которого можно бы положиться. Теперь Руби это знала.

Единственной защитой может послужить родство с герцогом Нормандским. Значит, следует убедить в этом окружающих, чтобы никто не смог причинить ей зла. Но это будет невозможно, если она даст волю чувствам.

Признайся, девочка, ты влюблена в проклятого викинга.

Руби свернулась клубочком на узеньком топчане и заснула от усталости и перенесенных страданий. Несколько часов спустя она проснулась, благодарная за то, что никто ее не потревожил. Возможно, все были слишком поглощены казнями и убийством.

С отвращением скривив губы, Руби подошла к столу, налила в тазик целый кувшин воды и обтерлась кусочком ткани с ног до головы, а потом пересмотрела вещи, решив одеться понаряднее, и выбрала кремовую тунику с темно-зеленой отделкой, которую накинула поверх тускло-зеленой сорочки с длинными рукавами. Джида великодушно позволила ей переделать одежду, из которой выросла Астрид. На шею Руби повесила великолепный изумруд, подаренный Бернхил, и тут поняла, что забыла вернуть броши Торка в виде драконов. Вез всякого зазрения совести Руби приколола их на плечи, поклявшись оставить украшения себе, пока не попросят вернуть. Может, ей вообще не следует расставаться с ними?

Вошли девочки, взволнованно переговариваясь, но, заметив Руби, как-то странно замолчали. Руби помогла им умыться и одеться, сбитая с толку таким неожиданно холодным отношением.

— Что случилось? В чем я опять виновата?

Девочки переглядывались, но не отвечали. Скорее всего это Линетт что-то насплетничала.

Ну, будь что будет. Кажется, с викингами ей не поладить. Тем лучше — недаром она решила держаться подальше от этих людей.

Они вместе спустились в заполненный людьми холл, но тут расстались. Руби подошла к концу стола, где сидели самые низкорожденные, надеясь не привлекать к себе внимания, а девочки устроились с родителями поближе к возвышению, где сидели Дар, Ауд, Торк, Линетт, несколько гесиров с женами, которых Руби не знала.

Она немедленно поняла, что на ее голову свалилась новая беда. Все холодно отворачивались от нее.

Руби сидела молча, никто ее не тревожил. Она ничего не ела с самого скудного завтрака и сильно проголодалась. Но в голове лихорадочно метались мысли. Пройдет совсем немного времени, и Руби объявят о ее последнем преступлении.

Элла, двойник Роды, прошептала в ее ухо, наполняя чаши:

— Пленник признался.

Руби подняла глаза, но тут же поняла: Элла не желает, чтобы кто-то заметил, как она говорит с Руби. Элла замешкалась, собирая деревянные чаши, и пробормотала:

— Они пришли от Ивара, неизвестный предатель из наших донес, каким путем вы поедете.

Она тут же отошла, унося пустые блюда.

Руби, раненная в самое сердце, быстро взглянула на Торка, хотя поклялась не обращать на него внимания. Как может он думать, что она способна причинить Дару зло? Когда Торк с молчаливым упреком воззрился на нее, сердце Руби упало. Он именно так и считает!

Торк наблюдал за входившей в холл Руби, потрясенный признанием пленника и полный новой решимости держаться в стороне от таинственной девушки. Все улики указывали на нее, но Торк не мог поверить, что она способна намеренно причинить зло его отцу или мальчикам, которых сравнивала с собственными сыновьями. Вероятно, план вышел из-под ее контроля, а может, людям Ивара было приказано похитить Торка, но они не смогли сделать это. Но это означает, что Руби замышляла погубить его! Торк прикрыл глаза от внезапно пронзившей сердце боли. Неужели он так мало значит для Руби? Но, с другой стороны, к чему так поражаться обычному двуличию женщин?

Дар и Олаф предложили пытать ее, взбешенные заявлением Линетт, рассказавшей, что Руби вошла этим утром в комнату Торка с намерением убить его. История казалась достаточно убедительной.

Но Торк и Дар, направившись в комнату Руби, чтобы допросить ее, увидели, как она мечется в тревожном сне, а слова, срывавшиеся с губ, лишь подтверждали подозрения:

— Мертвы! О Боже! Жестокие варвары! Так много крови! И все ни к чему! Прости им, Господи! Пожалуйста… пожалуйста… заставь их остановиться!

Говоря по правде, она вынесла себе приговор. Торк и Дар оставили ее и тихо вышли, чтобы обсудить услышанное.

— Не нравится мне все это, — покачал головой Дар. — Вроде бы виновность девушки доказана, и все же я не убежден.

— Я тоже.

— Все кажется таким разумным, однако сомневаюсь, что она шпионка.

Часть души Торка верила в то, что Руби невинна. Неужели она сумела обвести всех вокруг пальца?

Голова разрывалась от назойливых мыслей. За ужином он то и дело поглядывал на Руби, заметив красивое платье, изящество которого еще больше подчеркивали драгоценные украшения. Торк криво усмехнулся. Дерзкая девчонка снова попала в беду, однако бессовестно хвастается взятыми взаймы нарядами, словно чертова королева! Сидя в самом конце стола, она выглядела не менее величественно, чем самая знатная дама.

— Ты станешь пытать ее? — проныла Линетт, цепляясь за его руку, — Ты сделаешь это, Торк? Сделаешь?

Торк с отвращением стряхнул с себя назойливые руки. Он спал с Линетт прошлой ночью, но почему-то это не доставило былого удовольствия. По правде говоря, он уже потерял к ней интерес, как у него обычно бывало со всеми женщинами.

— Это не твое дело, — рявкнул Торк. — И придержи свой злобный язык! Больше я ничего не желаю слышать!'

Линетт надулась и завела беседу с гесиром, сидевшим по другую ее руку.

Когда столы были сложены и убраны, Руби оказалась в одиночестве. Остальные не обращали на нее внимания или бросали грубые реплики, рассчитанные на то, что она услышит. Торк при виде такого обращения стиснул зубы. Ему почему-то страстно захотелось защитить Руби, но он сдержался, напомнив себе о лживости девушки.

— Может, позовем ее и начнем допрос? — осведомился Дар.

— Нет, я сам разберусь, — ответил Торк, вздохнув.

Глаза всех присутствующих следили за Торком. Он не спускал взгляда с Руби, словно подначивая ее сбежать или съежиться от страха. Но, к чести Руби, она не сделала ни того ни другого.

— Пойдем, — велел Торк, чувствуя, как колотится сердце при виде широко раскрытых глаз, с надеждой смотревших на него. Словно у проклятой оленихи! Дьявол! Чего она ожидает от него? Прощения?

Торк злобно схватил Руби за руку и повел к выходящей во двор двери. Повернувшись к тем, кто уже хотел последовать за ним, он приказал:

— Оставайтесь здесь. Мы пойдем одни.

Торк подтащил Руби к телам пленников, лежавшим на земле. Медленно сочившаяся кровь пропитала землю. Руби начала было упираться.

— За нами наблюдают из окон. Не позорь ни меня, ни себя, — посоветовал Торк сквозь стиснутые зубы. Он все-таки велел ей взглянуть на мертвецов и, когда Руби отказалась, стиснул ее подбородок, словно клещами, и заставил посмотреть вниз. В оцепенелых глазах даже после смерти стоял ужас.

Руби, поперхнувшись, согнулась в приступе рвоты. Но Торк не отпустил ее.

— Ты знаешь этих людей? — процедил он, вынуждая ее снова взглянуть вниз.

Руби сумела вырваться и холодно уставилась на Торка; зеленые глаза пылали отвращением. И, не отвечая на вопрос, в свою очередь осведомилась тихо, словно боясь услышать, что он скажет:

— Это сделал ты, Торк?

— Что именно? — удивился он. — Убил их? Ну да, конечно! Они пытались сбежать.

При этих словах Руби побелела, и ее снова вывернуло наизнанку.

— Тебе так неприятна судьба твоих друзей? Или, может быть, любовников?

К горлу Торка поднялась желчь. Почему ему непереносима сама мысль о том, что Руби может отдаться другому? Святая Фрейя! Эта женщина подрывает его силы!

— Нет, мне просто омерзительно, что ты способен на подобное варварство, — печально покачала головой Руби, вытирая рукой слюну с губ.

— Варварство? — воскликнул Торк. — Но это мои враги, они пытались похитить деда! И, без сомнения, убили бы его!

— Прежде всего, они люди, Торк. А на подобное… — Она взмахом руки указала на трупы. — На такое человек вряд ли способен.

— Никто не смеет угрожать моей семье и избежать наказания! — надменно объявил Торк. — Таков обычай викингов. Лишь трус поступает иначе.

Ледяные глаза Руби осуждающе уставились на него.

— Эти люди посланы Иваром, — попытался оборониться Торк.

— Знаю.

— Знаешь?! — заревел Торк и, стиснув ее плечи, начал трясти. — Знаешь! Твои слова обличают тебя! Понимаешь это?

Руби пренебрежительно скривила губы:

— От правосудия викингов меня тошнит! Я знаю, что это люди Ивара, потому что мне сказала Элла.

— Элла?

Руби вздохнула. Ее объяснения все равно ничего не дадут. Ей так или иначе не поверят.

— Элла — это служанка в холле.

Торк изумленно моргнул. У этой хитрой девки на все найдется ответ!

— Если знаешь, что это люди Ивара и в чем тебя обвиняют, должна сознавать также, что все в доме считают тебя виновной и хотят твоей смерти.

На секунду в глазах Руби мелькнул страх, но она тут же попыталась его скрыть, опустив ресницы.

— И ты тоже? — мягко спросила она, глядя на Торка со странной печалью.

Его сердце снова громко заколотилось. Неужели она это слышит? Торк пристально вглядывался в ее лицо в поисках ответа. Обвиняли Руби, так почему же он чувствует виноватым себя?

— Возможно, — наконец устало промолвил Торк. — Ты вынуждаешь меня сделать это.

Глаза Руби наполнились слезами. Она открыла их пошире, чтобы не заплакать. На лице было написано такое отчаяние, что казалось, ее маленькое сердце вот-вот разорвется от его жестоких слов. Совсем как его собственное, черт бы ее побрал! Чего она ожидала от него? Защиты? Того, чтобы он предал своих людей? О дьявол и ад!

— Я совсем не знаю тебя, Торк, — сокрушенно прошептала она.

ГЛАВА 10

Защищайся же, черт бы тебя побрал! — потребовал Торк, раздраженно повышая голос, когда Руби упорно отказалась отвечать на вопросы, которыми забросали ее Дар и Олаф. Она стояла в маленькой закрытой комнате перед мужчинами, вызывающе подняв подбородок.

Но Руби лишь упрямо покачала головой.

— К чему? Разве вы поверите в мою невиновность?

— Я никогда никого не осуждал без вины! — горячился Дар.

— И все-таки поверил без всяких доказательств сказкам, что плетет эта черноволосая паучиха! — бросила Руби. — Откуда она взяла, что я собиралась отравить Торка?

— Хочешь сказать, что Линетт солгала? — осведомился Дар, сузив глаза и барабаня пальцами по подлокотнику кресла.

— Да она просто нагло врет! Удивительно еще, что ее нос нельзя прикрепить ко лбу одной из тех чертовых брошей, которые так нравятся вам, викингам.

— Что ты имеешь в виду, девушка? — вскрикнул Дар.

Торк бесстрастно, без тени юмора рассказал о Пиноккио. Дар, побагровев, вскочил и, взбешенный, ударил ее по лицу так сильно, что голова Руби откинулась. Девушка пошатнулась и едва не упала. Торку потребовалось немало усилий, чтобы не подбежать к ней.

— Твои наглые слова сослужат тебе плохую службу, — предупредил Дар. — И, если не убедишь нас в своей непричастности к делу, думаю, придется пытками добиться от тебя признания, а потом посадить в темницу до того, как соберется альтинг.

Неожиданность удара, особенно после того как Дар был так добр к ней, застала Руби врасплох. Оскорбленно и растерянно она смотрела на деда Торка… Опять эти пронизывающие несчастные глаза раненой оленихи! Вероятно, пытается понять, почему шутливое замечание о лгунах так вывело старика из себя. Однако сочувствие к мертвым врагам выдавало ее, казалось, с головой.

Да и чему тут удивляться? Большинство женщин, встреченных Торком в жизни, были по натуре лживыми расчетливыми стервами. Такова их природа. Не стоит ожидать большего от Руби.

Торк провел пальцами по волосам, полный отвращения к себе. Говоря по правде, признал он, охваченный тоскливым чувством, от Руби стоило ожидать большего.

И не в силах выдержать сознания собственной вины, Торк обрушился на Руби:

— Ложь! Все ложь! И не смей чернить Линетт! Она много страдала после смерти мужа! И ничто не заставит меня плохо думать о ней, можешь не стараться!

— Возможно, та часть твоего тела, которую ты так чтишь, ослепляет тебя во всем, что касается истинного характера Линетт, — прошипела Руби.

Торк ринулся к ней и едва не отвесил еще одну пощечину за оскорбление, но резко остановился при виде белых отпечатков пальцев, оставленных Даром на раскрасневшемся лице. Она ожидала удара и спровоцировала его, но вместо того, чтобы съежиться, вцепилась в спинку стула и сверлила Торка разъяренным взглядом. Торк схватил ее за плечи и, приподняв с пола, начал трясти, пока у нее зубы не застучали.

— Торк, — умоляюще прошептала Руби, и он уронил ее, словно горящие уголья. Святая Фрейя! Девчонка доводила его до безумия!

— Сучка! — прорычал Торк и отвернулся, снова пропустив пальцы сквозь непокорные волосы.

Он вынудил себя сесть и стиснул кулаки, пытаясь взять себя в руки. Почему эта девушка обладает такой способностью заставить его терять голову?

— Ты была в моей спальне сегодня утром? — сухо осведомился он, немного успокоившись.

— Да.

— Зачем?

— Я не знала, что это твои покои. Я бежала… искала свою комнату и заблудилась.

— Почему Линетт утверждает, что ты хотела меня отравить?

— Боится, что я заменю ее.

— Как это?

И прежде чем Руби успела ответить, Дар вмешался, явно расстроенный тем направлением, которое принял допрос:

— Линетт такая же гостья в моем доме, как и ты. Она вдова моего верного гесира, Годира. Почему другая гостья в моем доме должна ее беспокоить?

— Вероятно, боится, что я вышвырну ее из твоей постели, — фыркнула Руби, в упор глядя на Торка.

Глаза мужчин понимающе расширились, и тут же в комнате раздался громовой хохот.

«Ну и наглая же девчонка!» — подумал Торк, ни в малейшей степени не пораженный ее высокомерием.

— Почти каждый мужчина, приезжающий в поместье, просит руки прелестной Линетт или пытается затащить ее в постель, — пояснил Дар. — Ее прелести известны повсюду.

И, громко хмыкнув, добавил, оглядывая Руби с головы до ног и, очевидно, найдя ее куда менее интересной:

— Нет. Ты ей не соперница!

Торк также дерзко разглядывал ее, не уверенный, правда, что Линетт выйдет победительницей из соревнования с Руби. Однако не стоит говорить об этом девчонке! Вместо этого он издевательски осведомился:

— Думаешь, я выбрал бы тебя… с таким тощим задом… и всем прочим… Да я еще не спятил!

Дар и Олаф согласно кивнули, ехидно ухмыляясь.

— Мужчины! Все вы одинаковы!

Руби презрительно подняла подбородок, упершись руками в бедра.

— Вам бы только груди попышнее, а уж дальше вы ничего не видите!

Столь откровенные выражения потрясли мужчин.

— Зато твоими не похвастаешься! — оскорбительно хмыкнул Торк, показывая на ее маленькие упругие груди.

— То-то в Джорвике тебе не терпелось наложить на них лапы! — вызывающе бросила Руби.

— Должно быть, ничего лучше не нашел.

— Ха! Если бы я хотела тебя, стоило лишь пальцем поманить! — похвасталась Руби, щелкнув пальцами.

— Ах ты наглая дрянь!

Втайне наслаждаясь перепалкой, Торк спросил себя, неужели действительно бы соблазнился девчонкой, если бы она позволила? Возможно. До сих пор он вел себя, как похотливый козел. Интересно, правда, что она еще выкинет.

Глаза Торка задумчиво сузились.

Приблизив к его лицу свое, Руби продолжала насмехаться:

— Вы, викинги, сильны в сагах и загадках. У меня есть одна для тебя. Хочешь послушать?

На щеке дернулся мускул, но Торка не так-то легко было вывести из себя.

— Что происходит, когда викинг спускает штаны?

И, как настоящий скальд, выдержала паузу, дожидаясь нужного момента, чтобы объявить разгадку:

— Мозги валятся на землю!

Прошло несколько мгновений, прежде чем слова дошли до сознания мужчин. Торк бросился было на Руби, но Дар и Олаф его удержали.

— Довольно! Немедленно прекратите! — приказал Дар. — Мы и так потратили много времени из-за ваших бессмысленных препирательств. Торк! Не могу поверить, что ты позволил девчонке довести себя до такого. А ты, Руби, такими дерзкими словами кличешь смерть.

Когда оба, выслушав укор, немного успокоились, Дар продолжил:

— Что мы будем делать с девушкой?

— Я ей не доверяю, — мрачно пробурчал Торк.

— Я тоже, — добавил Олаф. — И не желаю, чтобы она спала в одной комнате с моими детьми.

— Значит, запрем ее в башне, — велел Дар. — И пусть ее охраняют.

— Может, связать ее? — спросил Олаф.

— Нет, если только она не попытается сбежать, — решил Дар.

— Кроме того, нужно охранять девчонку от тех, кто попытается ее спасти, — остерег Торк. — Ивар может пойти на такое, а кроме того, некоторые из наших людей захотят расправиться с ней.

— А как насчет Грольфа? — вмешалась Руби, поняв, в какой опасности очутилась. — Рискнете навлечь на себя его гнев, только чтобы удовлетворить жажду мести, не имея доказательств?

Торк совершенно забыл о том, что Руби объявила себя родственницей Грольфа, и о страхе Зигтрига нажить врага в могущественном герцоге.

— По-прежнему несешь этот вздор?

— Конечно. Я никогда не лгу. Почему бы тебе не отвезти меня к нему и не потребовать доказательств?

Хитрость Руби потрясла Торка. Она ведь знает, что в Нормандии ее уличат во лжи. Что за игру затеяла сейчас? Возможно, пытается выиграть время.

— Ты всегда можешь выплатить пеню Грольфу, если тот разгневается из-за ее смерти, — предложил Олаф.

— Но пеню платят за мужчину, не за женщину! — фыркнул Торк.

— А пытки? Может, приказать, чтобы ее пытали? И в таком случае, как далеко нам позволено зайти? Пока она не умрет?

— Давайте обсудим все спокойно, — предложил Дар, откидываясь на спинку кресла. — Олаф, отведи ее в башню и поставь перед дверью стражника.

После их ухода Дар и Торк выпили по кубку редкого фризийского вина, которое хозяин держал для почетных гостей. Торк устало потер глаза.

— Что ты об этом думаешь? — поинтересовался старик.

— По правде говоря, не знаю, что сказать, — покачал головой Торк. — Она бесит меня своими дерзкими замечаниями и сказками о будущем, но по-прежнему не могу сказать, что уверен в ее виновности. Все обличает ее, однако в этой загадке чего-то недостает.

— Может, ты просто хочешь ей верить?

— Возможно, но, клянусь молотом Тора и христианским крестом, Зигтриг прекрасно знал, что делает, когда отдал эту злоязычную ведьму на мое попечение.

— Верно, — согласился Дар, разражаясь хохотом. — Слышал, что она сказала насчет грудей? И мужских мозгов?

Одобрительно хлопнув себя по колену, старик заключил:

— Кровь Господня! Какой она была бы прекрасной парой тебе, если бы все было по-иному!

— Легко тебе забавляться! — проворчал Торк. — Знаешь, она спросила, убил бы я ее или нет.

Торк наклонил голову и осушил чашу одним глотком.

— А что ты ответил на это?

— Сказал, что не знаю, но, честно говоря, сомневаюсь, что смог бы… разве что увидел бы, как она поднимает нож на моих детей.

Целых два дня просидела Руби одна, в башне, в темной сырой клетушке, где валялся тюфяк, стоял столик, но не было даже стула. Две узких бойницы были расположены слишком высоко, чтобы она смогла выглянуть. Единственный человек, с которым она общалась, был стражник, вручавший ей каждое утро кувшин с водой, еду и чистый ночной горшок.

Руби умирала от желания умыться, от страха за будущее и от скуки. Чего бы она не дала за хорошую книжку!

Когда на третье утро стражник Виджи открыл дверь, Руби заметила в его бегающих глазках нечто новое, но ничего не сказала, зная из предыдущего опыта, что он не станет отвечать на вопросы.

Она лежала на тюфяке, размышляя и фантазируя, вдыхая терпкий холодный воздух, проникающий в узкие оконца. Скоро настанет осень. Неужели Руби не будет дома к Рождеству?

Осень была ее любимым временем года и напоминала о том незабываемом свидании с Джеком.

Руби закрыла глаза, чтобы отогнать боль воспоминаний. Двадцать лет! Когда они пролетели?

Она и Джек были безумно влюблены друг в друга уже в последнем классе высшей школы. Руби любила его, но все-таки не сдавалась на настойчивые уговоры, желая быть уверенной, надеясь, хотя возможно и зря, на то, что сможет подождать до свадьбы. Теперь, когда она рассказывала об этом подругам, те отказывались верить и смеялись, не понимая, что тогда время было совершенно иным, а восемнадцатилетняя девственница не считалась чем-то вроде урода.

Однако каждую ночь они искушали судьбу, как обычно делают молодые, все с большим трудом останавливая ласки у запретной черты.

После окончания школы Джек, как прекрасный футболист, получил университетскую стипендию и должен был уехать больше чем за тысячу миль. Руби сдала экзамен в местный колледж. К концу сентября она похудела, а телефонные счета Джека были просто астрономическими. Два месяца, оставшиеся до каникул Джека, казались годами. Но ни ей, ни ему визиты были не по карману.

Поэтому Руби страшно удивилась, когда одним осенним днем открыла дверь своей комнаты и увидела стоявшего на пороге Джека в джинсах и пиджаке с эмблемой университета. Пряный запах одеколона, подаренного ею Джеку к Рождеству, повис в воздухе.

Взгляды их встретились, словно ласкающие руки. Он легко провел по ее щеке пальцем, но не наклонился, чтобы, как обычно, поцеловать ее в знак приветствия.

— Поехали на прогулку, Руби, — со странной хрипотцой пробормотал он, провожая ее к старенькому автомобилю.

Руби испугалась, вообразив, что Джек решил порвать с ней. Может, встретил кого-то? Джек, однако, не отвечая на ее нервные вопросы, гнал машину к окраине города и нажал на тормоза, лишь очутившись на узкой проселочной дороге, ведущей в лес.

— Как футбол?

— Нормально.

— Родители знают, что ты вернулся?

— Нет.

— Что-то случилось? Ты заболел? Провалился на экзамене?

— Нет. Нет. Нет.

Джек сложил руки на руле и прижался к ним лбом. Встревоженная по-настоящему, Руби придвинулась ближе, но ей помешал рычаг переключения передач. Положив руку на широкое плечо Джека, она почувствовала, как судорожно сжались упругие мускулы.

— Джек? Джек, родной, что случилось?

— Руб, я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю, — простонал Джек, стискивая ее в объятиях.

И тогда Руби облегченно улыбнулась. Так, значит, он не хочет с ней порвать! Она быстро поцеловала Джека в губы.

— Я тоже люблю тебя, Джек. И так испугалась…

Но Джек не дал ей докончить. Стиснув ладонями лицо Руби, он завладел ее губами в голодном поцелуе, передавшем все его одиночество и неутоленное желание.

— Я… люблю… тебя, — хрипло повторил он так, что вырывавшееся между каждым словом дыхание овевало ее полуоткрытые губы. Его язык жадно исследовал все потаенные углубления и впадинки ее рта, вынуждая Руби открыться еще больше. Словно изголодавшийся человек, он лихорадочно гладил ее тело, сжимая, лаская, сгорая в неутолимом пламени. Охваченный желанием, Джек неуклюже расстегнул пальто Руби и поднял край ее свитера. Когда кончики пальцев коснулись заключенных в кружево вершинок грудей, Руби громко застонала. Из горла Джека вырвалось тихое рычание.

Все происходило слишком быстро для Руби. Она была испугана и счастлива. Джек попытался посадить ее себе на колени, но Руби вскрикнула от боли — рулевое колесо уперлось в грудь, а дурацкий рычаг оцарапал бедро.

И тогда оба засмеялись.

— Пойдем погуляем, — предложил Джек сорванным, почти молящим голосом, увлекая Руби на многоцветный ковер осенних листьев, шуршавших под ногами. Они шли рука об руку под густыми кронами деревьев; трудолюбивые белки, запасавшиеся на зиму орехами, негодующе трещали, пытаясь прогнать непрошеных гостей.

Внезапно Джек остановился и, схватив Руби за талию, радостно закружил. Словно маленькие беззаботные дети, они упали на роскошную постель из листьев. Джек наклонился над Руби и вытащил из ее волос застрявшие листочки, а потом серьезно посмотрел в глаза:

— Давай поженимся, Руб.

Неожиданные, почти резкие слова испугали Руби.

— Что ты сказал? — прошептала она, но тут же попросила: — Повтори еще раз.

— Давай поженимся.

— Это предложение, Джек? — охнула Руби, чувствуя, как слезы счастья переполняют глаза.

— Да.

Его дыхание, словно крылышки бабочки, вновь коснулось ее губ. И тут Джек впервые за весь день улыбнулся и начал сладостное обольщение поцелуями. Его губы, почти раскаленные от снедавшего Джека внутреннего жара, почти выжгли дорожку от ее рта до шеи и обратно, пока Руби окончательно не потеряла рассудок и могла отвечать лишь тихими бессвязными вскриками. Но Джек, продолжая осыпать ее ласками, нетерпеливо сорвал свой пиджак и пальто Руби. За ними последовали ее свитер и его футболка. На несколько мгновений Джек отстранился, благоговейно разглядывая девушку.

— О, Руб! — пробормотал он, прежде чем лечь рядом. — О милая, милая, Руб!

И Руби инстинктивно выгнулась, умирая от желания почувствовать прикосновение его губ к своей груди. Кончик языка обвел тугой сосок, зубы едва прикусили розовую маковку. К тому времени когда Джек вскочил, чтобы сбросить остальную одежду, Руби уже била лихорадка желания. Раньше они ласкали друг друга на диване в гостиной или в автомобиле. Сегодня она впервые видела Джека обнаженным. Он стоял гордо, подобно древнему викингу, высокая мускулистая фигура идеально вписывалась в осенний ландшафт, светлые волосы развевал ветер. Поднявшаяся, твердая как камень, мужская плоть требовала удовлетворения. У Руби перехватило дыхание. Вскоре она уже лежала обнаженная, и оба тяжело дышали. Его длинные пальцы окунулись во влажную ложбинку между ее бедер, и Руби вся отдалась нетерпеливым ласкам. Наконец он, приподнявшись над ней, повторил:

— Ты выйдешь за меня, Руби?

И, когда она прошептала «да», одним толчком вонзился в самые ее глубины. Руби ощутила боль, но все затмило прекрасное, сказочное ощущение полного слияния с любимым человеком.

Когда несколько минут спустя они лежали в объятиях друг друга, Джек, покрывая поцелуями ее шею, пробормотал:

— Давай поженимся сейчас же! Мы могли бы уехать из штата, пожениться у мирового судьи и вернуться в мою квартиру в воскресенье к вечеру. У меня на счету триста долларов.

— Сейчас? Сегодня? — непонимающе пролепетала Руби, еще не придя в себя. — Джек, ты шутишь!

— Нет. Я не желаю жить один, без тебя. Пожалуйста, Руб, выходи за меня.

— Это в тебе похоть говорит, Джек, — неуверенно засмеялась Руби.

— Да! Разве не прекрасно? — Джек сверкнул ослепительной улыбкой, которую Руби всегда находила неотразимой, и сейчас почувствовала, как глубоко внутри вновь забилось возродившееся желание. И тут Джек начал новую атаку на уже и без того ослабленное сопротивление Руби.

— Я люблю тебя, Руб. И никогда не смогу любить другую женщину, — шептал он. — У нас все получится. Мы можем…

Но в словах уже не было нужды. Они снова сплелись в объятиях на роскошной постели из осенних листьев.

Конечно, они не поженились в этот уик-энд, но убедили родителей в серьезности своих чувств. Свадьба состоялась на Рождество, и Руби отправилась с Джеком в его университет. Благодаря финансовой помощи родителей, стипендии Джека и случайным заработкам, им удалось закончить колледж, хотя жить приходилось в крошечных однокомнатных квартирках и не всегда есть досыта.

Когда туман воспоминаний немного развеялся, Руби поняла, что все еще лежит на тюфяке, в темной комнатушке, тело ее сотрясали безмолвные рыдания. Она не желала, чтобы мерзкий стражник наслаждался ее несчастьями. Слова Джека звучали в памяти: «У нас все получится…»

Какой же дурой она была!

— Плачешь от страсти ко мне или о собственной печальной судьбе?

Что? Джек не мог сказать такого!

Глаза Руби широко раскрылись при виде Джека… нет, Торка, прислонившегося к косяку со скрещенными на груди руками. Она даже не слыхала, как открылась дверь! Руби вскочила и сухо осведомилась:

— Как долго ты торчишь тут и глазеешь на меня? Почему не наслаждаешься обществом самки тарантула?

— Тарантула? — засмеялся Торк. — Насколько я понял, тарантул — это паук?

— Совершенно верно!

— Вечно ты говоришь загадками! — насмешливо пожаловался Торк.

— А я считаю, что это ты несешь всякую тарабарщину!

Торк весело хмыкнул. Руби подозрительно сузила глаза. Что он задумал? Совсем недавно этот зверь беспощадно тряс ее и едва не ударил по лицу. Теперь же стоит и скалит зубы как ни в чем не бывало.

— Значит, пришел тащить меня к палачу? Начнешь пытать? Выведешь меня на двор, всем на потеху? Будь у меня время, я приготовила бы попкорн и лимонад для зрителей. А почему бы не вручить кнут твоей подружке-паучихе? Клянусь, она в два счета сдерет с меня шкуру.

Торк выглядел совершенно потрясенным.

— Придержи свой ехидный язык, женщина. Линетт совсем не такая, как ты думаешь.

— Ха!

Торк, по-прежнему не меняя небрежной позы, пристально глядел на Руби, словно пытаясь разгадать великую тайну.

— Почему ты так странно смотришь? В чем меня теперь обвиняют?

Торк неловко пожал плечами.

— Ни в чем я тебя не обвиняю, — начал он объяснять, но тут же переменил тему: — Интересно, о чем ты мечтала, до того как начала плакать? Любила кого-то во сне? Верно? Своего мужа Джека?

Руби ощутила, как в лицо бросилась краска, и прижала к щекам кончики пальцев, гадая, остались ли синяки от пощечины Дара.

— Кончики твоих грудей набухли даже во сне, — безжалостно продолжал Торк. — Ты выгнулась и бесстыдно раздвинула бедра. И даже стонала.

Руби невольно глянула вниз и смущенно скрестила руки на груди. Напрягшиеся соски действительно натягивали тонкую ткань футболки.

— Клянусь всеми святыми! Уж не собираешься ли ты меня стыдиться… после всех возмутительных вещей, которые сказала и сделала?

Торк нахально улыбался.

— С чем же ты пришел? — потребовала ответа Руби. — Что-то определенно случилось. Сначала ты кипишь от гнева, а теперь слаще меда! Вчера еще исходил злобой, теперь же смеешься и шутишь. Скажи мне: я умру или выйду на свободу?

Торк внимательно изучал ее и, тщательно взвешивая слова, сказал:

— Ни то ни другое. Мы обнаружили предателя.

Один из гесиров, которые сопровождали нас из Джорвика, оказался человеком Ивара.

Только через несколько мгновений слова Торка дошли до сознания Руби. И тут, громко взвизгнув, Руби бросилась на него, колотя кулаками в грудь, пытаясь расцарапать ему лицо, кусая за плечи, когда он оторвал ее от пола. Наконец Руби лягнула его между ног, Торк пошатнулся и потерял равновесие. Оба упали на лежанку, которая с громким треском подломилась под ними.

— Ты ублюдок! Сукин сын! Кусок дерьма! Пусти меня! Я вырву твое поганое сердце! Ой!

— Уймись! Твой голос пронзительнее, чем у морской чайки. И ногти! Перестань царапаться!

Торк прижал Руби к полу мускулистым телом, поднял руки над головой, зажав ее ноги своими. Оба лежали среди обломков топчана, в воздухе летала солома, вылезшая из порванного тюфяка. Руби попыталась столкнуть его, но тут же поняла свою ошибку и застонала, когда ее женское местечко уперлось в мужскую плоть Торка, мгновенно возбудив его. Руби отвернула лицо и попыталась отстраниться.

Но Торк не позволил. Его губы настойчиво искали ее рот, вынуждая ответить на поцелуй. Руби начала сопротивляться, и Торк слегка прикусил ее нижнюю губу. Руби набрала побольше воздуха, чтобы закричать, но его язык проник в ее рот, даря наслаждение, которого невозможно было отрицать.

Она скорее угадала, чем увидела удовлетворенную улыбку на лице Торка. Негодяй!

Он снова поднял ее руки над головой, прижал к полу и слегка приподнялся, лаская ее своим телом так, что грубая шерсть его туники растирала ее чувствительные груди под футболкой, гладила и без того возбужденный сном нежный холмик внизу живота. Руби снова непроизвольно выгнулась, и Торк выдохнул:

— О да, милая! Ты так хорошо делаешь это!

Он пошире раздвинул ее бедра и придавил к холодным камням всем телом, а потом начал извиваться на ней в старом как мир танце касаний и отстранений, пока его язык во рту Руби в точности повторял движения. Руби попыталась что-то протестующе простонать, но он лишь ухитрился открыть ее рот еще шире и заставить принять жгучий поцелуй. Обессиленной Руби пришлось сдаться, и безумная страсть завладела его. Затерянная между двумя мирами, она уже не сознавала, что потрескивает под спиной — солома или осенние листья. Кто с ней — Джек или Торк? Может, это один и тот же человек? Но больше она была не в силах думать. И не хотела.

И Руби, почти потеряв рассудок, тонко, жалобно выкрикнула:

— О Джек! Я так тебя люблю!

Торк резко отпрянул и неверяще уставился на нее, так, словно Руби предательски пронзила его кинжалом. Немного опомнившись, он пробормотал ругательство. Руби не могла оторвать взгляд от его губ, восхитительно припухших от ее поцелуев.

О Боже! Она так сильно хотела его! Торк, Джек, кто бы это ни был… все равно!

— Джек! Ты назвала меня Джеком! — прошипел Торк, пронизывая ее взглядом синих, все еще затуманенных страстью глаз. — Думаешь о другом, когда отдаешься мне?!

Руби нервно облизнула губы, пытаясь придумать, как лучше объяснить, что для нее Джек и Торк — один человек. Но она так и не успела ответить: помешал ворвавшийся в комнату Дар.

— Что здесь происходит? Похоже, весь дом сейчас обвалится!

За ним вбежали Ауд, Олаф, Джида, девочки и еще несколько человек, включая Линетт. Охваченная стыдом, Руби пыталась выбраться из-под Торка, но упрямый викинг отказывался пошевелиться. Руби невольно улыбнулась, охваченная нескрываемым злорадством при виде Черной Вдовы, злобно уставившейся на чужачку, лежавшую в объятиях Торка. Он перекатился на бок, по-прежнему не выпуская Руби; возбужденное мужское естество по-прежнему упиралось в ее бедро.

— Что случилось? Она напала на тебя? — разъяренно завопила Линетт, проталкиваясь вперед.

— Нет, я споткнулся и упал на топчан, — сухо пояснил Торк, поспешно прикрывая бедра простыней.

— Скорее уж на девушку, — фыркнул Олаф.

— Тише ты, — прошипела Джида, толкая его локтем.

Дар, ехидно усмехнувшись, выгнал всех из комнаты в холл, откуда тут же раздались громкие вопли. С отвращением покачав головой, старик протянул руку сначала Руби, а потом Торку.

— Думаю, коварный Локи здорово посмеялся над вами, — бросил он, упорно глядя на то место, где штаны Торка предательски натянулись. — Может, вы двое и заслуживаете друг друга.

Задумчиво потянув за нижнюю губу, он хитро ухмыльнулся Руби:

— Ты случайно не приходишься родней Грольфу на самом деле? И есть ли шанс получить за тебя приданое?

— Нет! — взревел Торк. — И не думай! Никогда я не женюсь, и тем более на этой жалкой худышке!

— Да замолчи ты! — вмешалась Руби и объяснила Дару: — Да, я действительно родственница Грольфа, но никаких шансов на то, что он даст мне денег, нет. Так что забудь о корысти и честолюбивых планах, за меня ты ничего не получишь!

Дар притворился, что смертельно оскорблен. Руби надменно бросила Торку:

— Что же касается этой жалкой худышки, поверь, она хочет тебя не больше, чем ты ее. Ты и эта пожирательница мужчин — паучиха можете жить долго и счастливо, мне все равно.

Но Дар с понимающей улыбкой поднял руку:

— Не думай отрицать того, чему я был свидетелем. Конечно, я стар, но не настолько, чтобы не распознать желания в глазах женщины.

Хмыкнув, он велел Руби спуститься вниз, где служанка Элла получила разрешение отвести ее к ближайшему пруду помыться, под охраной, конечно. Чудесно! Откуда он знает, что она жаждет искупаться? Возможно, потому, что от нее несет, как от свиньи. Три дня без воды и мыла!

— Дар, теперь я больше не нахожусь под подозрением, ведь гесир признался?

— Но мы все равно тебе не доверяем. Возможно, что шпион был твоим сообщником, хотя я сомневаюсь в этом. Пусть решает альтинг.

— Неужели ты действительно считаешь меня шпионкой?

— Чужачка в нашей стране, да еще не имеющая друзей и родственников, не знающая своего происхождения, всегда вызывает подозрения, особенно когда опасность таится за каждым углом. Торк должен остерегаться не только своего сводного брата Эрика или врагов, которые могут похитить тех, кто ему дорог, но и саксов, выжидающих подходящего случая напасть. А ты еще и ухудшила свое положение, рассказывая женщинам о способах не беременеть. Кровь Тора! Какая глупость с твоей стороны, особенно если ты действительно шпионка!

— Я пыталась сказать правду, но мне никто не верит.

— Не нужно ничего говорить мне о будущем, девочка. Однако берегись: единственное, что сможет спасти тебя на альтинге, — покровительство могущественного викинга. А поскольку это невозможно, лучше тебе молиться своему христианскому богу, чтобы они поверили в твое родство с Грольфом.

Предостерегающие слова Дара звучали в мозгу Руби, пока они с Эллой шагали к пруду. Виджи следовал за ними, то и дело осматриваясь в поисках врагов.

— Клянусь всеми святыми, никогда не думала увидеть тебя в живых, — воскликнула Элла, как только они вышли за ворота. — Я слыхала, что ведьма может заколдовать людей и они во всем ей покоряются. Должно быть, ты тоже волшебница. Как еще ты столько раз смогла избежать смерти?!

— О Господи, Рода… то есть Элла, даже не думай упомянуть об этом при всех, иначе меня тут же убьют, особенно Зигтриг!

ГЛАВА 11

Пруд, питаемый разливающимся весной ручьем, находился в маленькой ложбинке, скрытой зеленой рощицей. Элла велела Виджи отойти и не оборачиваться, а потом уселась на плоском валуне, не желая входить в воду вместе с Руби.

— Я еще не спятила! Говорят, была одна такая девчонка, которая докупалась до того, что кожа у нее сморщилась. Нехорошо быть такой чистой, это отравляет кровь. Возьми хоть меня…

Руби предоставила Элле ворчать сколько угодно, пока сама нежилась почти час в воде. Она снова и снова намыливала волосы, пытаясь отмыть накопившуюся грязь. Когда они вернулись в замок, слуги накрыли столы к ужину. Ауд сказала, что в башне убрано и готово для ночлега, но пусть Руби спустится вниз и поест со всеми.

— А где Эйрик и Тайкир? — спросила Руби, неожиданно сообразив, что не видела мальчиков со дня приезда.

— В конюшне, — отозвалась Ауд. — Они спят там и едят вместе со слугами.

— Но как вы можете допустить такое обращение со своими внуками?

На какое-то мгновение лицо Ауд сморщилось, но она, немедленно выпрямившись, гордо тряхнула головой:

— Не суй нос не в свои дела!

И, величественно ступая, направилась на кухню, знаком велев Элле следовать за собой. Руби решила отыскать мальчиков до ужина. Виджи пошел за ней, но не сделал попытки остановить. Холодные подозрительные взгляды сопровождали Руби. Гесиры, крепостные, арендаторы и даже рабы, трудившиеся над порученными делами, явно готовы были убить чужачку на месте. Признание шпиона ничуть не умалило вины Руби в их глазах.

Руби зашла в стойло, где увидела Тайкира, расчесывающего гриву серого пони.

— Привет, Тайкир.

— Руби.

Сначала глаза мальчика радостно зажглись, но он тут же опустил веки. Даже ему, должно быть, велено не доверять пришелице, которая могла оказаться врагом.

— Как зовут твоего конька?

— Никак, — удивленно протянул Тайкир. — А разве у него должно быть имя?

— Конечно, не все дают клички лошадям, но я подумала, что если ты любишь свою, то должен дать ей имя.

— А мы можем его назвать сейчас? — застенчиво спросил ребенок.

— Конечно. Попробуй вспомнить имена, которые тебе нравятся.

Тайкир печально покачал головой, словно стыдился собственного невежества.

— Ну… у моих мальчиков никогда не было лошади…

— Никогда?

Для Тайкира это, видимо, было самым страшным наказанием.

— Никогда… но мы всегда держали собак. Дай подумать… как их звали… Ровер, Моррис, Нелли и Элвис.

— Элвис, — восхищенно прошептал Тайкир. — Вот чудесное имя!

— Думаю, Элвис — самое подходящее, — согласилась она и была вознаграждена благодарной улыбкой.

— Почему у тебя волосы мокрые? — удивился Тайкир.

— Плавала в пруду. А ты был там?

Мальчик кивнул.

— Но я не умею плавать. Отец… то есть Торк, собирался меня научить, но он скоро должен уехать, ведь он джомсвикинг.

Тайкир вызывающе приподнял подбородок, но голос дрожал от непролитых слез.

— Когда-нибудь я тоже стану джомсвикингом и тогда смогу всегда быть рядом с от… Торком.

Нет, пора свести счеты с Торком хотя бы за этих бедных малышей!

— Эйрик тоже хочет быть джомсвикингом?

— Нет, он мечтает стать приемышем при саксонском дворе, как дядя Хаакон, которому столько же лет, — презрительно бросил Тайкир, ковыряя в носу. — Говорит, мы, викинги, должны учиться у саксов, как выживать в их стране.

Тайкир, покраснев, поспешно опустил глаза, словно боясь, что сказал слишком много.

— А отец знает о его желании?

— Нет, такое Эйрик не может ему сказать.

Подумать только, как может отец так отдалять себя от детей! Необходимо немедленно что-то предпринять, как можно тактичнее убедить Торка стать отцом для своих сыновей, даже если придется при этом забыть об обете, данном джомсвикингам, и уехать в другую страну. Даже… если Торку придется взять Руби с собой…

С каждым днем тревога Руби росла — день собрания альтинга приближался, а Торк готовился к отъезду в Джомсборг. Чем кончится для нее судилище викингов? Если верить злобным взглядам викингов и работников, судьба ее предрешена.

Если никто не желает помочь Руби, ей придется взять дело в свои руки, но для этого необходим план. И не просто план. Он должен быть безупречен на все сто процентов, лучший из всех планов в мире.

Торку придется жениться на мне.

Если он женится на Руби, никто из викингов пальцем тронуть ее не посмеет и она сможет стать матерью Эйрику и Тайкиру. Иного выхода нет.

Руби решила посвятить в заговор Эллу.

— Да ты совсем рехнулась! Я так и сказала, когда в первый день увидела тебя на пристани! — воскликнула Элла, пытаясь ускользнуть. — Может быть, у тебя в башке черви завелись! Готова об заклад побиться! Конечно, у многих в брюхе сидят черви, если попадается червивая еда, но они избавляются от них в сортире. А у таких, как ты, черви сидят в голове и не дают им покоя. Я слыхала даже о человеке, у которого они ползли из ушей. И…

— Нет, нет, со мной все в порядке. Но неужели не понимаешь, что замужество с Торком спасет меня от этих злобных викингов, которые рады посадить мою голову на шест.

Элла с сомнением покачала головой.

— Эйрику и Тайкиру нужна семья. Может, стоит всем нам отправиться в другую страну, где опасность не будет грозить каждый час. А ты, если захочешь, поедешь с нами.

Глаза Эллы заинтересованно блеснули.

— Куда? В какую страну?

Руби поколебалась:

— Как насчет Исландии? Я слыхала, многие викинги селятся там.

— Исландия?! — фыркнула Элла. — Да ты и впрямь не в себе! Морозить задницу в земле разбойников и воров! Скорее у лягушек крылья вырастут!

Руби пожала плечами:

— По правде говоря, я надеялась, что такое решение позволит мне вернуться в будущее.

— Вот это здорово! Потащишь нас в Богом забытую дыру, а сама отправишься восвояси! И что мне тогда делать? Отламывать сосульки с ребячьих носов? Или играть в прятки с китами и тюленями?

— Элла, но это не такой уж плохой план, — пыталась уговорить Руби, едва сдерживая смех.

— Кажется, ты забываешь кое-что важное, — объявила Элла. — Торк избегает тебя, будто прокаженную, с тех пор как вы вместе валялись на соломе в башне.

— Мы не… О, какая разница! Неужели не видишь, что он боится привязаться ко мне? И опасается…

— Ха! Он, кажется, не слишком боится «привязаться» к Линетт! Она липнет к нему, как мед к горячему булыжнику, и рабыня Эда, которая убирает его спальню, говорит, что они всю ночь напролет возятся на постели! Стоны и вопли Линетт слышны даже в холле.

— Ах, Элла, ну почему ты так любишь сплетничать?! Не желаю выслушивать все это!

И она действительно не хотела знать интимные подробности о Торке, потому что ревность терзала душу.

— Может статься, тебе лучше бы послушать? Тогда до тебя бы дошло, что для того, чтобы все получилось, как задумано, нужно сначала переступить через Линетт!

Элла критически оглядела Руби, очевидно сомневаясь в ее способности отбить Торка у соблазнительной вдовушки. Уже совсем собравшись уйти, она выложила последний козырь:

— Ты знаешь, что за болезнь у Линетт?

— Какая болезнь?

Руби в жизни не видела более здоровой на вид женщины.

— Она не может насытиться… ну, тебе понятно.

— Чем?

— Мужской плотью между ляжками.

— О, Элла, как ты можешь говорить такое?

И Руби против воли хихикнула.

— Клянусь, это правда. Все в замке знают это, а большинство мужчин перебывало на месте Торка. Хозяин с хозяйкой часто говорят об этом и решили, что лучше поспешить и выдать ее замуж, пока она всех не опозорила, а уж тогда ни один приличный викинг не возьмет ее в жены.

Скоро Руби обнаружила, что ее план легче составить, чем выполнить. Торка она видела лишь за ужином, да и тогда Линетт буквально облепляла его, словно сахарная вата палочку. И такая же омерзительно сладкая! Торк, должно быть, не отступал от решения избегать Руби. Разве он не говорил раньше, что она мешает ему выполнить обет джомсвикингов?

Ну, держись, Торк! У меня есть еще немало булыжников, чтобы подбросить на твоем пути!

Однако Руби мучило то, что придется совратить Торка и завлечь в сети брака, хотя его надменность и кровожадность вызывали в ней отвращение. Но хуже всего было то, что Руби не знала, как совращать мужчину. Джек был единственным в ее жизни и сам соблазнил ее.

На следующий день, к вечеру, она попросила помощи у Эллы.

— Попытайся отвлечь Виджи от меня, так, чтобы я смогла пробраться в комнату Торка. Как, по-твоему, можешь ты это сделать?

— Ничего не выйдет, — ворчала Элла, согласившись, однако, исполнить просьбу Руби. — Кровь Тора! Я, должно быть, тоже спятила, если решилась на такое. Наверное, и мне голову снесут!

Руби потихоньку открыла дверь спальни Торка, предварительно оглядевшись, не видит ли кто ее. К счастью, Торк оказался один.

Он стоял, согнув колени, чтобы разглядеть лицо в кусочке металла, висевшем на двери. Босой, с обнаженной грудью, он сбривал щетину кинжалом. Руби взглянула на штаны, сползшие на бедра, и во рту пересохло.

— Торк, мне нужно поговорить с тобой, — начала она.

Торк от неожиданности подпрыгнул, и на лице появилась кровавая полоска.

— О Священная Валгалла! Откуда ты взялась? И где Виджи?

— Торк, пожалуйста, не злись на него. Мне нужно потолковать с тобой, а ты меня избегаешь.

Руби нервно заломила руки, не зная, как лучше изложить дело. Торк снова начал бриться.

— Убирайся, девчонка, — процедил он сквозь зубы. — Не о чем нам говорить.

Руби немного отодвинулась, чтобы получше разглядеть викинга, и зачарованно наблюдала, как он проводит клинком по щекам. Боже! Потребность коснуться его становилась непереносимой!

— Хочешь я помогу тебе? — еле слышно пробормотала она. Торк с деланным ужасом поднял брови:

— Неужели я допущу, чтобы ты поднесла мне нож к горлу? Ха! Да при одной мысли об этом у меня мурашки по спине ползут! — И, искоса посмотрев на нее, покачал головой. — Думаешь, я спятил?

«Нет, конечно нет», — думала Руби, завороженная ловкими движениями его пальцев, прорезавших глубокие канавки сквозь мыльную пену. Он стоял на полусогнутых ногах, так чтобы мышцы бедер рельефно выделялись под тонкой тканью. Руби не сводила взгляда с золотистых завитков, покрывавших широкую грудь, сползавших ниже на плоский живот и исчезавших под поясом. Она поспешно подняла глаза, только чтобы увидеть коричневые пуговки сосков. Понадобились немалые усилия воли, чтобы не протянуть руку и не коснуться его, не почувствовать под пальцами упругую кожу.

Торк почти закончил бриться и лукаво подмигнул Руби, сознавая, что та слишком пристально его изучает.

— Ну, — поторопил он, улыбаясь, — выкладывай. Что ты хочешь сказать?

Руби опустила ресницы под проницательным взглядом и выпалила первое, что пришло ей в голову:

— У тебя великолепная грудь.

Торк расхохотался, заметив краску на ее пылающих щеках. Ну и сморозила же она!

— У тебя тоже, — великодушно ответил он, по блескивая глазами. — Правда, я только раз видел ее обнаженной. Может, снимешь тунику и покажешь мне?

— Нет, — бросила Руби, раздраженная смешливыми нотками в голосе, но тут же пожалела о поспешном ответе.

Ведь она должна убедить Торка жениться на ней! Да, прекрасная из нее соблазнительница, ничего не скажешь!

— Ну, хорошо, — пробормотала она, сгорая от смущения, и, схватившись за подол туники, подняла ее над головой.

Торк, только что закончивший вытирать лицо лоскутом ткани, сообразил, что она делает.

— Глаза Одина! Что ты затеяла? — пробормотал он. — Немедленно оденься!

— Ты сам велел мне снять тунику. Сказал, что хочешь взглянуть на мою грудь, — возразила Руби, но все же совсем по-девичьи прикрылась ладонями.

— Я пошутил, — прохрипел Торк, не в силах оторвать глаз от стройного тела, облаченного лишь в кружевной лифчик и трусики. Руби нервно переступила с ноги па ногу под пристальным взглядом, но, прежде чем Торк решит выгнать ее, вынудила себя привести в исполнение свой план. Заведя руки за спину, она отстегнула застежку, и лифчик упал на пол.

— Тебе нравится? — выдохнула она.

Да уж, это точно стерло улыбку с его лица! Торк уронил полотенце и с изумлением уставился на нее.

— Не уверен, — хрипло пробормотал он. — Подойди ближе.

Рассудок приказывал ей бежать, пока не поздно, но что-то, гораздо более сильное, подтолкнуло сделать шаг, потом другой. Запах его кожи пьянил — запах мыла, солнца и мужчины. Да-да, мужчины! Когда она остановилась в каком-то футе от него, Торк сжал ладонями ее груди, взвешивая, лаская, словно пытаясь придать новую форму. Шершавые пальцы провели по уже возбужденным соскам, и колени Руби подогнулись. Дрожа, она вцепилась в его плечи, чтобы не упасть. Взгляды их скрестились. Торк провел кончиком языка по внезапно пересохшим губам.

— Они и вправду чудо, — выдавил он, — но нельзя знать наверняка, пока не попробуешь.

Подняв Руби с пола так, что ее грудь оказалась на одном уровне с его ртом, Торк, намеренно медленно, нежно подул сначала на один, потом на другой розовый кончик и наконец, вобрав ртом ее грудь, медленно выпустил, пока губы не сомкнулись на соске.

— Сладкий, как мед, — пробормотал он.

Руби, застонав, выгнула спину, тихо умоляя:

— О, пожалуйста, не останавливайся! Мне так хорошо!

— Я и не могу остановиться, — пробормотал Торк, обводя языком нежный кружок, возвращаясь к соску, гладя и покусывая его. Руби вскрикнула. Торк припал губами к другой груди, и все началось сначала. Руби тихо охнула.

— Вот так, кошечка, мурлыкай для меня, — удовлетворенно шепнул Торк, опуская ее на пол так, что ее напряженные соски терлись о шелковистые волосы на его груди. Руби чувствовала, как стальная мужская плоть вжимается ей в живот. Когда его губы вновь сомкнулись на ее губах, Торк едва выговорил неверным хриплым голосом: — Именно об этом ты хотела говорить со мной, маленькая колдунья? Согласна стать моей?

Поцелуй все продолжался, жадный, настойчивый, страстный, жгучий, безжалостный, и потерявшая голову Руби с трудом воспринимала смысл слов Торка. Нет, она не об этом хотела говорить. Но о чем? О да… теперь она смутно припоминает.

— Торк, — вздохнула она, отрываясь от его губ, но он снова и снова целовал ее. И на этот раз она сказала громче, откидывая голову: — Торк, я вовсе не это имела в виду, — пролепетала она и с шумом втянула в себя воздух, потому что кончик языка Торка проник в чувствительную раковину уха. — По крайней мере, не совсем это.

Торк, смеясь, отступил, увлекая ее за собой, и уселся на постель, притянув Руби к себе на колени. Руби снова почувствовала силу его возбуждения.

— Что такого важного случилось? — рассеянно поинтересовался Торк, очевидно так же потрясенный любовной игрой, как и сама Руби. Поцеловав ее в затылок, он легко провел пальцами по внутренней стороне ее бедер. Руби, снова охнув, ощутила, как что-то чудесное пробуждается в ее теле.

— Прекрати, Торк. Я не могу думать, когда ты делаешь такое.

— Этого я и добиваюсь.

И, отведя руку, он снова припал губами к ее шее.

— Я слушаю.

— Торк, я решила… — начала Руби, с трудом выговаривая слова, ошеломленная чувственной атакой. — Я решила… что… мы… должны… пожениться.

— Ты решила?! — презрительно рявкнул Торк, снова бросаясь на постель и не выпуская Руби. Он снова накрыл губами маковку ее груди, и она почувствовала, что Торк улыбается. Когда легкие укусы вновь привели Руби к вершине лихорадочного желания, Торк взглянул на нее затуманенными страстью глазами и выдавил: — Я решил, что мы должны лечь в постель, и без свадьбы.

Очевидно, он не посчитал, что Руби говорит всерьез.

— Нет, — запротестовала она, пытаясь вырваться, но Торк ее не пустил. Наконец Руби, перестав сопротивляться, умоляюще попросила: — Ты должен жениться на мне, Торк.

— Неужели? — шутливо переспросил он, перекатываясь на спину и притягивая ее на себя так, что нежные холмики прижались к его груди, а изнывающая мужская плоть очутилась между полураздвинутых ног.

Да, с ним нелегко бороться!

— Милая, сколько раз говорить — я никогда не женюсь. Кроме того, в моей стране женщина ждет, пока ее попросят, а не наоборот. — Он рассмеялся и обнял Руби.

— В моей стране все то же самое, несмотря на равноправие, — призналась Руби. — Но у меня нет времени ждать.

— Давай поговорим об этом позже, — вкрадчиво попросил он и развел ее ноги еще шире, так, что Руби оседлала его. Оба одновременно охнули от водопада оглушительного наслаждения, обрушившегося на них, слишком острого, чтобы можно было его вынести. Пытаясь выбраться из водоворота чувственных ощущений, Торк спросил: — К чему тебе вдруг приспичило говорить о женитьбе?

Глубоко вздохнув, чтобы немного успокоиться, Руби ответила, упираясь руками ему в грудь:

— Я поняла, что нуждаюсь в твоей защите, когда предстану перед альтингом.

— Мудрое заключение.

— Торк, отпусти меня. Я не могу сосредоточиться.

— Нет, — рассмеялся он, — ты находишься именно там, где мне хотелось увидеть тебя с самого начала.

Руби осторожно дотронулась до его щеки.

— Торк, я очень тревожусь за Эйрика и Тайкира. Им нужна семья, отец и мать, которые живут вместе.

Только жилка, дернувшаяся у его губ, выдала истинные чувства Торка.

— Пытаешься охладить мой пыл, упоминая о том, чего я запретил тебе касаться?

— О Торк, я пришла в твою комнату, чтобы попытаться заставить тебя понять… О, какая разница?

Она на мгновение спрятала лицо у него на груди, но тут же подняла голову, решив попробовать еще раз:

— Знаешь ли ты, что Тайкир хочет тоже стать джомсвикингом, а Эйрик — приемышем при дворе короля Ательстана, совсем как его дядя Хаакон?

Удивленное лицо Торка яснее слов говорило о том, что он не знал, о чем мечтают его сыновья.

— Я уже сказал, почему не могу быть с ними, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Знаю. Знаю. Но у меня есть план, — сказала Руби, нервно обводя пальцем плоские коричневые соски, едва замечая его вздохи наслаждения.

— Говори, прошу, — рассмеялся он, вероятно, ожидая новых сюрпризов.

— Не стоит ехидничать. Я просто пытаюсь помочь.

— Один, помоги мне! — взмолился он, театрально поднимая глаза. — Эта девушка хочет спасти меня, заставив отказаться от джомсвикингов и жениться на ней!

Он крепко обнял Руби, забавляясь ее аргументами.

— Хочешь слышать остальное?

— А у меня есть выбор?

— Нет, но решать тебе.

— Я уже решил, — кивнул Торк, слегка раздвигая ноги, так что ее чувствительная женская плоть была почти открыта напряженной мужской тверди.

Руби застонала и на мгновение закрыла глаза, но упрямо продолжала:

— Думаю… думаю… что можно избавиться от всех бед, женившись на мне, а потом увезти меня, Эйрика и Тайкира в другую страну, где мы все будем в безопасности.

И, договорив, Руби с надеждой уставилась на Торка.

— Куда же мы уедем? — саркастически поинтересовался Торк.

— В Исландию, например.

— Да ты спятила? — удивился он, разражаясь смехом, и, нежно обняв Руби, снова уложил ее на спину.

— О Руби, мне так нравится, когда ты заставляешь меня смеяться, — признался Торк с довольной ухмылкой и игриво укусил ее за шею. Немного успокоившись, он снова наклонился над Руби, лениво обводя контуры ее лица и губ большим пальцем. В ямке у основания горла бешено бился пульс.

— Настала пора искренности между нами, милая. Ты готова стать моей возлюбленной?

— Возлюбленной?

Руби поколебалась, чувствуя, что в горле застрял ком.

— Я надеялась на большее.

— Я не могу дать больше, — признался он, глядя ей в глаза. — Но хочу тебя сильнее, чем когда-либо хотел женщину.

Он тоже, казалось, не мог свободно сглотнуть.

Руби на мгновение закрыла глаза, чтобы насладиться тихо произнесенными словами. Боже, она снова влюбляется в этого человека — все начинается сначала. Эту пьянящую, ошеломительную, кружащую голову эйфорию можно сравнить лишь с теми чувствами к Джеку, которые она испытывала в самом начале, когда все казалось новым и все было возможно.

Но Торк не Джек — вынуждена была напомнить себе Руби, слушая, что он говорит.

— Я могу дать тебе защиту только до альтинга, Руби. Ты должна знать это. Но знай еще и то, что я понимаю силу родившегося между нами притяжения. В другое время между нами могло быть что-то большее, но пока могу обещать тебе лишь безбрежную любовь, которая будет освещать наш: путь, пока мы вместе.

Он нежно поцеловал ее в губы, чтобы скрепить клятву.

— И сколько это продлится? — слабо выдохнула Руби.

— Пока не уеду.

Руби внутренне сжалась. Ей не понравилось предложение Торка, какой бы ни была соблазнительной мысль о том, что наконец-то она узнает мощь его объятий; но она знала — иного выбора нет. Кроме того, может быть, в постели она сумеет убедить его в своей правоте.

— Хорошо, я согласна, — наконец вымолвила она и сжала руками его лицо, пытаясь притянуть к себе и поцеловать. Но Торк почувствовал нерешительность Руби:

— Нет, мы должны точно обо всем договориться. Ты удовлетворишься тем, что останешься моей возлюбленной? И не станешь надеяться на большее, пытаться изменить мое решение? В том, чтобы быть любовницей, бесчестия нет, но с моей стороны бесчестно пытаться увлечь тебя в постель, если ты надеешься на большее.

— Торк, я не могу перестать надеяться, но это не означает, что ты должен будешь изменить свое решение. Если я готова рискнуть, чего опасаться тебе?

Руби наблюдала, как эмоции сменяют друг друга на лице Торка, словно тот мучительно ищет разумного решения. Наконец Торк задумчиво спросил:

— Ты слишком много требуешь от меня, Руби, — покинуть джомсвикингов, остаться в стране саксов, связать себя узами, которые мне отвратительны, но как насчет тебя? Обещаешь никогда меня не покинуть? И не возвращаться в свою землю?

О Господи! Как могла она забыть об этом? Что, если придется вернуться в будущее? Руби никоим образом не может связать себя подобным обещанием, не зная, когда и где настанет пора обратного путешествия во времени, Торк, внимательно следивший за ее лицом, прочел ответ и, прежде чем Руби успела вымолвить слово, отодвинулся и встал с постели, тяжело дыша.

— Торк, пожалуйста, позволь мне объяснить. Это не то, что ты думаешь. И не мне принимать решение.

— А кому же решать за тебя? Ивару? Ательстану? — ледяным голосом рявкнул Торк, воздевая руки к небу. — Священный Тор! Почему я еще удивляюсь женщинам и их хитростям? Ты пыталась заманить меня в ловушку. И глупец я, что почти поддался на удочку!

Руби молча плакала, не в силах предложить Торку объяснение, которому он поверил бы. Наконец он приказал:

— Немедленно уйди отсюда и не вздумай больше соблазнять меня, иначе, клянусь, убью тебя собственными руками!

И, бешено сверкая глазами, швырнул Руби тунику и толкнул к двери.

— Виджи! — заорал он, распахивая дверь. — Тащи сюда свою жирную задницу, или я сдеру с тебя кожу!

— Торк, ты делаешь ошибку. Пожалуйста. Ты не понимаешь. Пожалуйста, это не то, что ты думаешь.

Но Торк даже не желал глядеть на Руби, пока та лихорадочно одевалась.

Красный от стыда, Виджи влетел в комнату и съежился под градом ругательств Торка, кончившихся приказом:

— Скажи Линетт, что я хочу ее — сейчас же!

— О Торк, не делай этого! Не уничтожай красоту того, что произошло между нами. Как ты можешь быть с Линетт, а не со мной? — пробормотала Руби, хотя слезы душили ее.

— Потому что она ничего от меня не ожидает, — процедил Торк, — и всегда честна, а ты лжешь.

— Линетт честна?! Не будь так слеп…

Торк схватил ее за руки и вытолкнул в коридор.

— В последний раз ты издевалась и мучила меня! И не сомневайся, что то пламя, которое ты зажгла в моем животе, легко погасить в другом колодце!

Он подчеркнуто страстно посмотрел на Линетт, с выжидающим видом спешившую навстречу в сопровождении Виджи, и сжал вдовушку в объятиях, жадно ее целуя, не обращая внимания на оскорбленный взгляд Руби. Дверь за ними захлопнулась, но не прежде, чем Торк приказал Виджи:

— Убери девчонку с глаз моих, иначе худо тебе придется.

Потрясенная Руби уставилась на закрытую дверь, зная, что сейчас происходит в спальне, и сама не зная почему с силой ударила ногой по дубовым доскам и завопила:

— Это еще не конец, ты, ублюдок! Погоди, вот увидишь! Погоди только!

Но, тут же поняв глупость такого поведения, остановилась. Как он может? Как может!

Руби раскачивалась взад и вперед, обхватив себя руками, терзаясь болью, пока Виджи вел ее в башню.

Руби терзалась весь остаток вечера особенно еще и потому, что ни Торк, ни Линетт не спустились к ужину. На следующее утро Элла сообщила, что Торк уехал в Джорвик готовить судно к плаванию.

— Линетт тоже отправилась с ним, — добавила служанка, театрально закатывая глаза. — А Джида вне себя от ярости из-за того, что эта шлюха оказалась в одной компании с ее мужем. Джида ни на грош ей не доверяет. Ауд весь день ссорилась с Даром и говорит, что слова с ним не промолвит, пока тот не найдет мужа вдовушке. А хозяин Дар сказал, что все беды начались с того дня, как ты оказалась в замке.

— Я?! — воскликнула Руби. — Но какое отношение я имею к Линетт и ее распутству?

— Видать, Линетт до сих пор лучше скрывала свой нрав.

За обедом Руби то и дело поглядывала на возвышение. Ауд намеренно отворачивалась от мужа и говорила только с соседями по столу. Лицо Дара краснело все гуще, по мере того как он опрокидывал один рог эля за другим, отказываясь от еды. Как-то он даже разъяренно уставился на Руби. По-видимому, она нажила еще одного врага. Что станет с ней на альтинге?!

Назавтра, перекусив хлебом с сыром, Руби отправилась на поиски Ауд. Она нашла хозяйку в большой, выстроенной во дворе кухне, где та снимала корзины с колышков, вбитых в стены.

— Я иду по грибы. Завтра будем их сушить, — сообщила она кухарке.

— Можно пойти с тобой? — спросила Руби.

Ауд от неожиданности подскочила, схватившись за сердце.

— Зачем?

— Я часто собирала грибы с бабушкой и умею отличать ядовитые от съедобных; правда, у вас могут расти совсем другие грибы. Ты покажешь мне?

Ауд с подозрением оглядела Руби, не слишком довольная такой компанией, но не отказала гостье.

— А можно Эйрику и Тайкиру пойти с нами? Мы могли бы взять с собой еду и поесть на свежем воздухе у пруда.

На лице Ауд промелькнуло странное выражение — нечто вроде боли, но она тут же сурово поджала губы.

— Эйрик отправился с Олафом и Торком помогать грузить корабли.

— А Тайкир?

После долгой паузы Ауд ответила:

— Если хочешь.

Наполнив корзины отборными грибами, они вернулись к пруду и разложили припасы на плоском валуне. Тайкир весело играл у самого края воды, пытаясь поймать хитрую лягушку. Руби заметила, что Ауд следит за мальчиком печальным, тоскующим взглядом. И теперь, оставшись наедине с Ауд, она заговорила о том, что больше всего не давало покоя:

— Ауд, я тревожусь за Тайкира и Эйрика, особенно потому, что Торк скоро уезжает.

Ауд встала и принялась убирать остатки еды, явно не желая говорить на запретную тему.

— Ауд, я не стала бы упоминать об этом, если бы была безразлична к твоим внукам. Раз Торк желает оставить их на попечение посторонних людей, почему не отдаст вам?

— Таково решение Торка. Никто не спрашивает моего мнения. И потом, все это делается для их же безопасности.

Должно быть, лицо Руби было таким понимающим, что Ауд продолжала:

— Ты никогда не видела Гаральда и его злобную семейку. И молись Богу, чтобы никогда их не встречать.

Слезы затуманили глаза Ауд, а голос дрогнул:

— Наше единственное дитя Энид, прекрасная добрая душа, пришла к нему против нашего желания. У викингов в обычае иметь больше одной жены, особенно у верховных правителей. До Энид он женился дважды. Она любила его так, что не обращала внимания ни на что, но когда Гаральд бросил ее и еще восемь жен ради новой, Рагнхильд, и бесчисленных любовниц, позор убил ее. Говорят, она покончила с собой, но, по-моему, именно этот дьявол Гаральд был причиной ее смерти.

Она рассерженно вытерла глаза:

— Мы пытались забрать Торка после смерти Энид, но Гаральд не позволил. Несмотря на то, что у него было больше двадцати сыновей, не многие из них дожили до взрослых лет. Братья убивали друг друга без всякой жалости, стремясь стать наследниками трона.

— Поэтому Торк и решил стать джомсвикингом, верно?

— Да. Я так никогда и не узнаю, каким образом он ухитрился выжить в этом проклятом доме. Сам он не говорит об этом. Но я знаю его сводного брата Эрика… по прозвищу Кровавый Топор. Он поклялся покончить с Торком и всем, что ему дорого.

— О Господи!

— Да-да, молись за него! Эрик безумно боится Торка, хотя тот отказался от права на наследование. Люди ненавидят Эрика, и он это знает. Малейший намек на то, что Торк станет бороться за трон после смерти отца, и викинги встанут на его сторону.

Руби кивнула головой.

— Понимаю, почему Торк пытается скрыть существование сыновей и почему отказывается жениться. Все же я считаю, что есть другой выход.

Подумав обо всем, что рассказала Ауд, она со смехом спросила:

— Торк говорил, что я сделала ему предложение?

— Предложение?

— Попросила его жениться на мне.

— Не-е-ет, — потрясенно протянула Ауд.

Руби весело хихикнула:

— Он отказался, но я снова его спрошу. Возможно, именно поэтому он и сбежал в Джорвик.

— Думаю, у тебя ничего не выйдет, — мягко ответила Ауд, поглаживая Руби по плечу. — И, конечно, это плохо, он нужен нам, чтобы бороться с саксами, когда они рано или поздно нападут. Мы выстроили ограду, приняли обычаи саксов, стараемся быть мирными соседями, но глупо думать, что они без борьбы позволят нам владеть прекрасной землей.

— Тогда почему Торк не останется?

Ауд пожала плечами.

— Он джомсвикинг. Благородный человек не отступает от клятвы.

Руби сокрушенно вздохнула:

— Кажется, я взялась за невыполнимую задачу, верно?

— Дитя мое, даже если Торк согласился бы отказаться от обета джомсвикингов и остаться тут, он не сможет жениться на тебе. Ему нужна жена с землями и сильной семьей, отцом и братьями, которые могли бы стать нашими союзниками.

— Но разве родство с Грольфом недостаточно почетно? — нерешительно спросила Руби.

Что она говорит? Каким образом она может добраться до своего древнего предка, убедить его, что она действительно его правнучка в пятидесятом колене, а потом уговорить послать армию из Нормандии? Может, она действительно сходит с ума, как убеждены окружающие?

— Ты правду говоришь? Грольф в самом деле — твой дед?

Лицо Ауд просветлело, и она с надеждой сжала руку Руби. Та поднесла свободную руку к сердцу:

— Клянусь, Ауд, телом Христа, которому мы обе поклоняемся, я родственница Грольфа.

— Может, в таком случае, мы сумеем найти выход, — объявила Ауд.

Руби невольно задалась вопросом, уж не совершила ли она очередного промаха.

ГЛАВА 12

— Не уходите, прекрасная дама, я хочу поговорить с вами в своей комнате, — с преувеличенной вежливостью объявил Дар несколько дней спустя.

Руби оглянулась, чтобы убедиться, что он обращается к ней.

— Да-да, именно ты, девушка, так что поспеши.

Он, Торк и Олаф вернулись вчера, но Торк отвергал все ее попытки поговорить с ним, а Линетт не отходила от него ни на шаг.

Руби последовала за Даром в маленькую комнату недалеко от холла, где он занимался делами. Усадив ее на стул у маленького камина, Дар без обиняков начал:

— Ауд пытается убедить меня, что ты родня Грольфу.

Он откинулся в кресле, небрежно вытянув ноги, но пристально наблюдая за ней из-под прикрытых век.

— Грольф — мой прямой кровный родственник.

— Клянешься ты в этом Святой Книгой твоей церкви?

— Клянусь на Святой Библии, что я родственница Грольфа.

Дар кивнул, по-видимому, поверив ей, и продолжал допрос:

— Ты когда-нибудь встречалась с ним? Он узнает тебя?

Плечи Руби устало поникли. Она покачала головой.

Дар коротко безнадежно взмахнул рукой и задумчиво потер подбородок.

— Может, это не имеет значения. У короля Гаральда внуков пятьдесят, а то и еще больше, из которых он никогда не видел половину, хотя только Один знает, сколько из них смогло выжить. Нет ничего необычного в том, что ты в жизни не встречала Грольфа.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом?

— А что, если я хочу заступиться за тебя на альтинге, если это поможет удержать моего внука в Нортумбрии?

— Вы решили уговорить Торка жениться на мне? — радостно улыбнулась Руби.

— Вот уж нет, — фыркнул Дар. — Торк должен жениться на невесте с богатым приданым и могущественной родней, чтобы союзники помогали мне защищаться от саксов. Я подумываю о благородной Элис — рожденной от викинга, но наполовину саксонке, с землями, с сильными братьями, которые смогут защитить сестру.

Сердце Руби упало:

— Тогда почему ты помогаешь мне?

— Думаю, ты станешь чудесной возлюбленной моего внука. Вижу, что ты влечешь его, хотя не могу понять — почему. Вероятно, ты сумеешь уговорить его остаться.

— Я? Вы слишком высокого мнения обо мне! — воскликнула Руби. — Неужели не видите, как он избегает меня и все больше запутывается в паутине Линетт?

— Да, — рассмеялся Дар. — И считает при этом, что мстит тебе. Но эти старые глаза многое замечают.

Он презрительно оглядел Руби, словно сомневаясь в ее полезности для тех планов, которые лелеял.

— Может, я и оценю тебя по заслугам.

— Знаю, что Торк хочет видеть меня в своей постели, но я не желаю делить его с этой паучихой. Или свадьба, или ничего, Дар.

— Для рабыни ты слишком требовательна, — взорвался Дар, почти швыряя кубок на маленький стол. — Может, решишь, что для тебя важнее — твоя голова или оскорбленная честь?

Руби ответила:

— Должна сказать тебе кое-что. Я совсем не уверена, что мне не придется… неожиданно вернуться в свою страну.

— Удержи моего внука в Нортумбрии, — оскалился Дар, — и мне все равно, даже если ты отправишься потом на луну!

Но тут же, словно разозлившись на себя, добавил:

— Убирайся! Глупо было надеяться, что я смогу договориться со взбалмошной девчонкой.

Позже Руби попыталась обсудить все, что случилось, с Ауд.

— Может, не стоит слишком торопиться? — посоветовала хозяйка. — Многие любовницы становились вторыми или третьими женами, да еще и любимыми за терпение и ласки.

— Ауд! Как ты можешь говорить такое? Я думала, ты христианка! Неужели одобряешь многоженство?

— Да, я христианка, но принадлежу к викингам. Мы вынуждены селиться в чужих странах и жертвовать нашей верой, — горько бросила Ауд. — Чтобы сохранить мир, мы постепенно сами становимся саксами, и это печалит мое сердце. Трудно отказываться от старых обычаев!

— Но много жен! Это невыносимо! А женщинам позволяется иметь много мужей?

Ауд улыбнулась возмущению Руби.

— Конечно нет. Это просто глупо. Но мужчины были вынуждены жениться несколько раз, потому что уезжали на несколько лет торговать, часто гибли в набегах, и нам нужны были дети, чтобы заменить тех, кто пал в бою.

— А я думала, что это придумали мужчины для своего удовольствия, — фыркнула Руби, — и им это сходило с рук, поскольку женщины так забиты, что счастливы, когда эти жлобы только удостаивают их взглядом.

Губы Ауд смешливо дернулись.

— Нравится мне это слово «жлоб», хотя не знаю его значения, — заметила она, намеренно меняя тему. — Это означает что-то вроде глупого, бесчувственного, невоспитанного человека?

— Совершенно верно, — улыбаясь, кивнула Руби.

— Прекрасно! Я теперь буду часто употреблять его!

Повернувшись, она приказала:

— Элла, вели этому жлобу Виджи принести хвороста для кухни!

Руби, уже собираясь уходить, спросила:

— Ауд, а ты смирилась бы со второй женой?

Глаза старой женщины блеснули:

— Никогда! Я бы скорее оскопила Дара!

Руби едва сдержала ухмылку, но обе тут же расхохотались над непоследовательностью Ауд.

— Руби, между нами огромная разница, — уже более серьезно пояснила Ауд. — Ты вечно будоражишь людей своими рассказами и требованиями. Лучше подождать нужного момента. Терпение великая добродетель. Попомни мои слова.

Но у Руби не было времени быть терпеливой. Меньше чем через неделю соберется альтинг, и Торк покинет Джорвик.

Выйдя из кухни, она решительно направилась в открытое поле, где несколько десятков викингов всех возрастов упражнялись в воинском искусстве.

— Откуда они все явились? — спросила Руби у своего стража Виджи.

— Некоторые из войска Дара и Торка. Остальные — арендаторы, которые поселились на землях Дара, и те, кого наняли защищать замок в отсутствие Торка.

— Наемники?

Только сейчас Руби начала понимать, как велика маячившая опасность. Но тут Торк заметил ее и, раздувая от ярости ноздри, ринулся к ним, сыпля ужасными проклятиями.

— Почему ты преследуешь меня? Разве я не велел тебе держаться от меня подальше? Иди домой и найди себе занятие, подходящее для женщины, иначе, клянусь головой Одина, я велю тебя связать и запереть и башне.

Руби могла лишь тупо смотреть на него, потрясенная великолепным зрелищем, которое представляла фигура Торка. Держа шлем в правой руке, Торк нетерпеливо вытирал лоб левой. Он еще тяжело дышал после упражнений, грудь поднималась и опускалась под облегающей кольчугой. Мокрые, заплетенные в косу волосы обрамляли впалые щеки, а синие глаза пылали яростью.

— Я… я только хотела поговорить с тобой кое о чем, — пролепетала Руби, поняв, что все мужчины, включая Эйрика, уставились на нее.

Эйрик! Господи! Всего десять лет, а уже носит полное вооружение! В одной руке меч, в другой — щит!

Руби мгновенно ухватилась за эту тему, пока Торк не прогнал ее.

— Это насчет Эйрика, — негодующе начала она. — Ты должен сделать что-то…

И услыхала громкие протесты Эйрика. Тот бросил по ее адресу грязное ругательство. Торк явно возмущался ее дерзостью и, подняв Руби, перекинул ее через плечо так быстро, что она лишь охнула. Когда они добрались до замка, Торк больно стиснул ее талию и почти швырнул на землю, пригвоздив ладонями к двери.

— Слушай меня хорошенько, девчонка! Держись подальше от меня и моих родных!

И, обернувшись к Виджи, прорычал:

— Последнее предупреждение, болван! Попробуй еще раз притащиться сюда и живо окажешься на невольничьем судне, отплывающем из Джорвика!

Войдя в дом, Руби увидела Дара, стоявшего у открытого окна; он наблюдал всю сцену, и сейчас, вместо того чтобы наброситься на нее, подобно Торку и Эйрику, он хитро улыбнулся, словно они вдвоем знали какой-то секрет, недоступный другим.

Злобное выражение на лице Торка во время ужина помешало Руби попытаться снова приблизиться к нему. Он упрямо избегал смотреть в ее сторону, но и на Линетт не обращал внимания, к удовлетворению Руби. Торк ел мало и пил один кубок эля за другим.

Только однажды, всего на мгновение, их взгляды встретились, но Руби не могла решить, что было в его глазах? Гнев или страсть?

Раздраженная пренебрежением Торка, Линетт наклонилась поближе, повисла на его руке и прошептала что-то на ухо. Руби не слышала резких слов, брошенных в ответ Торком, когда тот с отвращением отстранился, но увидела покрасневшее, оскорбленное лицо Линетт, прежде чем та разразилась слезами и бросилась вон из комнаты. Руби почти стало жаль ее.

— Не слыхала новости насчет этой сучки, Линетт? — спросила Элла, подбегая к Руби.

— Элла, не стоит употреблять такие выражения, особенно там, где тебя могут слышать. Какие еще новости?

Элла помедлила, выдерживая паузу, как это делала только истинная сплетница, вроде ее двойника Роды:

— Линетт выходит замуж.

Сердце Руби упало, на глазах выступили слезы.

— Ай-ай-ай, ну и дура же ты, девочка! Не Торку же быть ее мужем! По настоянию госпожи Ауд Дар договорился о свадьбе Линетт с викингом, датским гесиром, по имени Аскольд. Он, конечно, не слыхал о ее любовниках, иначе наверняка разъярился бы! Хорошая получится парочка!

Руби была так благодарна Элле за сочувствие, что быстро обняла женщину и прижалась к ней. Элла неловко высвободилась, оглядываясь, уж не заметил ли кто, как неуместно добра Руби к низкорожденной служанке. Поняв, что никто ничего не видел, она улыбнулась Руби:

— Аскольд приедет на альтинг, где они поженятся и вернутся на его ферму в Дании.

Элла злорадно ухмыльнулась:

— Можешь представить, как Линетт будет доить коров?!

Подошедшая Ауд холодно осведомилась:

— Тебе что, нечего делать кроме как заниматься сплетнями?

— Да… то есть нет, хозяйка, — смущенно прошептала Элла и шмыгнула на кухню. Ауд повернулась к Руби.

— Развлеки нас какой-нибудь песней. Я много слышала о твоих сагах и музыке.

Может, они решили позабавиться напоследок, поскольку уже близится час, когда ее тела коснется тоор палача или острый кинжал.

— О, только не сегодня, Ауд.

— Это просьба Дара, — непререкаемо возразила Ауд. — Завтра прибудут скальды и наши первые гости. Все они приехали издалека, чтобы отправиться с нами на альтинг на следующей неделе. Вряд ли у нас выдастся время послушать твои замечательные истории.

— Гости? — слабо переспросила Руби. Значит, песок в песочных часах почти весь просыпался и альтинг вот-вот соберется. Пессимистическое заявление Ауд насчет того, что больше им не удастся послушать Руби, почти не оставляло сомнений в исходе суда.

Семейство расселось вокруг камина. Дар прихлебывал эль, старательно избегая взгляда Руби. Что задумал на этот раз старый козел? Иногда он заговаривал с Торком, бурчавшим в ответ что-то односложное. Увидев Руби, он поморщился так, словно решил поскорее встать и уйти. Но вместо этого с ненавистью уставился на нее, скривив губы.

Взяв у слуги лютню, Руби спела несколько песен, которые исполняла в замке Зигтрига: «Руби», «Люсиль», «У меня друзья в притонах», «Господи, как трудно быть смиренным». И чем больше она пела, тем мрачнее становился Торк. Кроме того, он выглядел усталым. Синие круги под глазами и измученное лицо говорили о бессонной ночи. Может, до утра занимался любовью с Линетт? Или это напряжение между ним и Руби, становящееся почти непереносимым, терзало его в бесконечные ночи, как, впрочем, и ее?

Когда голос у нее сорвался, Торк бросил что-то грубое, и Ауд упрекнула внука:

— Торк, не будь жлобом.

Присутствующие, широко раскрыв глаза, повернулись к Ауд, но та лишь пожала плечами. Дар и Торк осуждающе уставились на Руби, и та ответила невинной улыбкой. Заметив неподалеку Тайкира и Тиру, она позабавила детей, спев Рождественский гимн «Звените, колокольчики». Раньше она не могла припомнить детских песен, но сейчас на ум пришли слова старой песни, которая, как она подумала, им понравится: «Убирайся, волшебный дракон». Интересно, есть у викингов саги про драконов? Вероятно.

Торк продолжал хмуриться, как старый медведь. Поэтому Руби рассказала сказку о трех медведях, потом, не в силах противостоять искушению, сказку о Торке и бобовом зернышке, и настоящий Торк удержался от скандала, вероятно, лишь потому, что несколько десятков завороженных членов семьи и гесиров столпились вокруг Руби. Даже непривычно тихая Линетт стояла за креслом Торка, не в силах противостоять притяжению Руби и ее историй.

Когда Дэвид и Эдди были маленькими, мать с отцом часто усаживали их вот так у камина, но потом Джек все больше и больше задерживался в офисе, а вскоре и она начала приносить на дом работу. Тогда они были гораздо беднее, но насколько богаче казалась их жизнь!

Сладостные слезы воспоминаний и сожаления наполнили глаза Руби, и она хрипло объявила:

— Я спою сейчас любимую песню моего мужа Джека.

Легко перебирая струны лютни, она начала петь «Помоги мне пережить эту ночь». Когда она дошла до cтрок, где мужчина просит женщину положить голову ему на плечо, Торк невежливо встал и ушел. Линетт побежала за ним. Все удивленно смотрели вслед Торку, но Руби продолжала петь, хотя от слез голос перерывался. В конце она случайно взглянула на Дара. Тот ухмылялся, словно полная луна.

С утра пораньше начали прибывать гости. Скамьи, встроенные в стены холла, должны были служить лежанками. Всем пришлось потесниться, даже девочки Олафа и Джиды перебрались в комнату родителей, потому что их спальню отдали заезжему ярлу и его жене. К счастью, комната в башне была слишком мала, чтобы вместить еще кого-то.

В суматохе никто не обращал внимания на Руби, за ужином ее посадили у самой двери. Но она не возражала. Главное, подольше оставаться незаметной.

Ауд подала уставшим гостям простой ужин. Потом скальд рассказывал трогательные саги о славных деяниях викингов. Руби понимала, что никто никогда не записывал саги и поэтому лишь немногие из них дошли до следующих поколений. Она поклялась назавтра же найти скальда и попросить повторить одну из них, которая ей особенно понравилась. В ней повествовалось о вражде сводных братьев Хлота и Анжентира, претендующих на отцовский трон. В конце Анжентир разыскивает мертвого брата на поле брани и говорит при этом такие слова:

… Неслыханные богатства обещал я тебе, брат мой, Но вражда уничтожила все и не принесла нам ни золота, ни славы. Жестокая судьба разлучила нас, о брат мой. И я убил тебя. Как теперь жить?..

Слушая поэму, Руби поражалась тому, насколько чувствительными могут быть эти примитивные люди. И вспоминала о Торке и его сводном брате Эрике. Подобно героям саги, они так и умрут, не примирившись.

На следующее утро Ауд была в своей стихии и управляла кипучей деятельностью на кухне. Джида хлопотала рядом, готовя роскошный пир к вечеру. Бесчисленные слуги, включая Эллу, бегали из комнаты в комнату с полотенцами и тазиками воды для гостей. Мужчины на рассвете отправились ненадолго поохотиться и привезти к обеду свежей дичины. Некоторые рабы уже вернулись с первой добычей — кроликами, двумя оленями и несколькими дикими гусями.

— Руби, может, пойдешь с Виджи набрать грибов к обеду? — спросила Ауд.

— Конечно, — обрадовалась Руби, всегда готовая помочь. — Может, поискать голубику? Она хороша со свежими сливками и как начинка для пирожных.

Глаза Ауд радостно зажглись, и женщины обменялись предложениями, как лучше готовить пирожные с хрустящей корочкой. Перед уходом Руби пригласила Тиру и Тайкира отправиться с ней, захватив полотенца и мыло, чтобы потом искупаться в пруду. Она заметила, как многие почетные гости Дара и Ауд с холодным любопытством рассматривают ее джинсы.

Когда корзинки были полны, Тайкир и Тира весело плескались у берега пруда. Руби велела детям поиграть с Виджи на поляне, поскольку хотела вымыться без посторонних глаз. Прежде чем они отошли, она попросила у викинга кинжал, который тот всегда носил на поясе.

— Зачем? — с подозрением осведомился тот.

— О, поверь, я не хочу напасть на тебя. Меч по-прежнему в твоих руках. Просто хочу побрить ноги, иначе я уже начинаю походить на дикобраза.

Глаза Виджи удивленно расширились. Руби понимала, что он и без того считает ее полусумасшедшей. Но викинг молча вручил ей нож, велев сразу же потом отдать. Вероятно, Виджи уже представлял, как будет рассказывать друзьям последнюю сплетню о выходках чужестранки.

Тайкир и Тира ужасно развеселились, увидев, что у Руби на ногах такая же щетина, как и у их отцов на лицах. Они даже попросили ее поднять брючину, чтобы потрогать.

— Совсем как щетина на кабане, пока ее не опалили, — потрясенно заметил Тайкир. Тира разразилась громким смехом.

Когда Руби искупалась и побрила ноги, ухитрившись порезаться при этом всего несколько раз, дети попросили разрешения вновь потрогать кожу, страшно удивившись ее гладкости.

Руби помогла Ауд и Джиде готовить пирожные и, поднявшись к себе, увидела, что Элла положила на кровать красивое платье.

— Подарок от хозяина и хозяйки за прекрасные песни, — пояснила она.

Тяжелая золотая отделка украшала подол, запястья и вырез простого платья из темно-красного шелка. Мягкая ткань подхватывала груди и обрисовывала тонкую талию. К платью полагался золотой плетеный пояс. Когда Руби шла, платье подчеркивало линии узких бедер и длинных ног. Кроме лифчика и трусиков на Руби была лишь тонкая сорочка. Ей нравилось ощущать чувственное прикосновение шелка к коже.

Никто, казалось, не заметил ее прихода. По-прежнему оставаясь в самом конце зала, Руби с радостью увидела, что Линетт тоже изгнали с возвышения, поскольку там не хватало места для гостей. Многие завтра отправлялись в Джорвик, к Зигтригу, а остальные дождутся следующей недели, чтобы сопровождать Дара и его семью на собрание альтинга. Повсюду возбужденно обсуждалась новость о предстоящей свадьбе короля.

Сердце Руби сжалось при виде молодой женщины, сидевшей рядом с Торком во главе стола. Длинные каштановые волосы незнакомки стелились по плечам, вокруг головы светился золотой обруч. Девушка лет пятнадцати застенчиво отвечала на вопросы Торка, не поднимая глаз и лишь исподтишка поглядывая на соседа.

Должно быть, это Элис, которую Дар прочит в жены Торку. Ее отец, чьи земли граничили с землями Дара, сидел по одну сторону от старика, а его жена — по другую. Руби с отвращением глотнула крепкого эля и задохнулась. Какая мерзость!

— Совсем как конская моча, верно? — обратился к ней прыщавый генсир. — Лучшие вина и меды за верхним столом, уж это точно.

Руби положила локти на стол, подняла подбородок, гадая, что еще может случиться плохого. Сначала Линетт, потом эта молодая красавица. Руби, мучаясь, наблюдала, как Торк отрезает Элис лучшие куски мяса. Девушка благодарно улыбнулась ему.

Руби показалось, что ее сейчас стошнит. Мимо проходила Элла, разносившая хлеб, и она остановила служанку.

— Не можешь принести мне вина?

— Хочешь утопить свои печали? — ехидно осведомилась та, показывая головой на возвышение, но все же отошла и быстро вернулась с небольшим кувшинчиком, спрятанным в юбках.

— Смотри, чтобы никто не видел, — предупредила она, ставя кувшин под скамейку у ног Руби. — Это из запасов Дара.

Руби осторожно достала кувшин, выплеснула эль на циновки и наполнила чашу красным вином. Ее сосед громко спросил, что она делает, но Руби пригвоздила его к месту злым взглядом. Вино немедленно ударило ей в голову, но она налила вторую чашу и стала пить уже медленнее, делая большие глотки, только когда видела Торка, почтительно ухаживавшего за Элис и проделывавшего нечто особенно отвратительное: то он касался рукава девушки, то шептал что-то ей на ухо. И при этом совершенно игнорировал Руби.

Да, она действительно взялась за безнадежное дело, когда надеялась уговорить Торка жениться на ней, повторяла себе Руби, допивая вторую чашу и удивленно дотрагиваясь до губ. Почему они онемели? А ресницы словно весят каждая десять фунтов. Но, Господи, она не могла вспомнить, когда в последний раз так чудесно чувствовала себя.

Слуги начали складывать столы, и Руби налила себе третью чашу, испытывая пьяный прилив уверенности в себе. Может, в конце концов, все не так уж плохо, и стоит попросту подойти к Торку и потребовать, чтобы тот женился на ней? А еще лучше — взять меч и похитить Торка. Запереть его в своей комнате на неделю, и она точно дождется предложения, иначе Торк просто умрет от сексуального истощения.

Руби громко хихикнула, чем привлекла внимание юного гесира, также стоявшего в одиночестве.

— Да ты весь вечер пила вино! Только свинья могла не поделиться со страждущим, — пожаловался он, заметив кувшин у ее ног.

— Не свинья. Боров. У меня ноги, как шкура борова перед тем, как его опалят!

Она снова хихикнула, но при этом громко икнула. Вручив молодому человеку почти пустой кувшин, она, покачиваясь, побрела сквозь толпу к возвышению, забыв о чаше в дрожащих руках.

Дар и его благородные гости сошли вниз и сидели или стояли, слушая двух молодых женщин с арфой и лютней, напевавших тихую песню. Руби впервые за весь вечер разглядела Торка поближе и задохнулась от смеха. На нем была темно-красная бархатная туника, с золотой каймой, совсем как ее платье, — должно быть, Дар решил подшутить. Широкие золотые браслеты блестели на загорелых предплечьях, а на груди лежал золотой медальон на тяжелой цепи. Волосы на половине головы были заплетены в косу, свисавшую со спины, а свет отражался в сережке-молнии.

«Он выглядит как проклятый северный бог», — подумала Руби, судорожно сглотнув. Торк удивленно оглядел их почти одинаковую одежду и, с отвращением скривив губы, бросил грозный взгляд на деда; тот с деланной невинностью пожал плечами. Потом Торк подчеркнуто свирепо посмотрел на Руби, которая, пьяно пошатнувшись, ухватилась за спинку стула. Вызывающий вид Руби привел Торка в ярость. Он встал и решительно шагнул к ней, но Руби скользнула в толпу и удрала на другую сторону зала.

Когда почетный гость — ярл встал с кресла и вышел, Руби устало рухнула на его место, несмотря на неодобрительный взгляд Дара, явно считавшего, что она сидит не по рангу. Но Руби не обратила на него внимания. Зато Торк оказался напротив, явно не собираясь оставить ее в покое. Руби показала ему язык и подумала, что его глаза сейчас вылезут из орбит. Это так обрадовало ее, что она насмешливо скосила на него глаза. Этим ей удалось окончательно вывести Торка из себя. Лицо его стало одного цвета с туникой. Он пробился бы к ней сквозь толпу, не начни скальд в это мгновение длинную лирическую поэму. В обычных обстоятельствах Руби с удовольствием послушала бы, но сейчас чувствовала себя так, словно плывет в облаках. Чаша выскользнула из ослабевших пальцев.

Повествование скальда закончилось историей о викинге и его драгоценном кинжале, названном «Верный», и о том, как он спас владельца в битве.

— О Господи! Только викинг мог назвать кинжал совсем как дворового пса, — пробормотала Руби, и викинг, сидевший рядом, раздраженно нахмурился. Все поздравляли скальда и задавали ему вопросы. В наступившей тишине послышался манерный голос женщины:

— Ваша гостья, присланная Иваром, та, что в мужской одежде… она крайне странным образом применяет нож, насколько я слышала.

Все уставились на Руби. Ауд и Дар вопросительно подняли брови. Торк выглядел так, словно его вот-вот хватит удар. Ну что же, по крайней мере она привлекла его внимание! Руби, моргнув, громко икнула и услышала, как Дар что-то проворчал. Но женщина увлеченно продолжала:

— Сегодня она брила кинжалом ноги!

И снова все изумленно посмотрели на Руби.

— Это верно, Руби? — охнула Ауд.

— Интересно, где рабыня взяла нож? — вмешался Дар.

— Я убью тебя, — одними губами выговорил Торк.

Но Руби, собрав сколько возможно достоинства, что было нелегко в ее состоянии, объяснила:

— Ничего особенного. Женщины в моей стране постоянно бреют ноги и подмышки. Считается просто неприличным не делать этого.

Все неверяще уставились на нее. Несколько престарелых матрон были явно потрясены столь скандальной темой.

О черт! Она и без того по горло в неприятностях! Можно и повеселиться немного! Кроме того, она по-прежнему хотела отомстить Торку за то, что бросил ее вчера ночью ради Линетт.

— Торк! — мило воскликнула она, глядя ему прямо в глаза.

Он отказался отвечать, разъяренный спектаклем, который устроила Руби.

— Торк! — позвала она еще громче. — Помнишь тот день, когда ты брил мне ноги?

Рот Торка широко открылся. Воцарилось мертвое молчание.

— Это было на десятую годовщину нашей свадьбы, и мы были пьяны от белого вина и… любви. Помнишь? Это была твоя идея, так что теперь нечего злиться! Ты заставил меня стоять смирно и не шевелиться. Вот так.

Руби встала, чуть расставив ноги, и, едва не упав, выпрямилась, держась за спинку кресла. Ауд в ужасе зажала рукой рот, отказываясь верить, подобному непристойному поведению. Джида, казалось, молилась. Олаф улыбнулся: ему явно понравилась такая смелость. А Дар широко ухмылялся, словно сам задумал и осуществил этот отчаянный план. Элис нигде не было видно. Возможно, ее отправили спать.

— Ты намылил мои ноги и медленно брил их, еле прикасаясь, — продолжала Руби, — вот до этих пор.

Она провела ребром ладони по бедрам. Перед глазами все плыло, голова кружилась. Только сейчас она поняла, что наделала. Вокруг стояла напряженная тишина. Руби начала медленно отступать, но в этот момент заметила, что Торк медленно обходит круг собравшихся, приближаясь к ней, пронизывая ее глазами; губы казались бледной линией на багровом лице. Постоянная злость Торка начала действовать Руби на нервы. Черт с ним! Глаза Руби саркастически сузились.

— Да, Торк, разве я забыла упомянуть? — сладким голоском добавила она: — Мы оба были совершенно голыми.

Торк захлебывался словами, не желавшими сходить с внезапно ставшего непослушным языка, но это продолжалось недолго.

— Дьявол тебя побери! — взревел он, бросаясь вперед. — Я предупреждал, девчонка! Много раз предупреждал, что случится, если ты доведешь меня!

И, без лишних слов подняв Руби, понес по лестнице. За спиной раздались громкий смех и шутливые предположения относительно ожидающей ее судьбы. Но она, не обращая ни на что внимания, уютно устроилась в объятиях Торка, уткнувшись лицом в его шею, вдыхая знакомый запах. Завтра она побеспокоится о будущем. Сегодня она снова в объятиях Джека… нет, Торка, там, где она так хотела быть, и больше ничего не имело значения.

— Джек, милый, — прошептала она и почувствовала, как руки, сжимавшие ее, напряглись. — Я так скучала по тебе!

И она тихо икнула в ухо Торка.

ГЛАВА 13

— Твой язык доведет тебя до беды, женщина, — бушевал Торк, метавшийся по своей спальне. Он нервно провел пальцами по волосам и в который раз окинул Руби ледяным взглядом. Руби, совершенно пьяная, наблюдала за ним с постели, куда он бросил ее в приступе отвращения. Она пыталась защищаться, но язык не слушался. Проведя кончиком языка по онемевшим губам, Руби хихикнула.

— Ты еще смеешься?!

— Нет… да…

Руби попыталась сесть, но постель раскачивалась, словно корабль в шторм. Наконец ей удалось приподняться:

— Просто… забавно… но я чувствую себя так, словно только что побывала у дантиста. Губы и язык не двигаются, и…

— Прекрати говорить о таинственных вещах, которых никто не понимает! И не притворяйся, что явилась из будущего! Хватит с меня твоих намеков о жизни, которую мы делили вместе! Этого никогда не было!

Торк схватил Руби за плечи, стащил с постели и начал трясти, пытаясь убедить в серьезности своих намерений. Она немного протрезвела.

— Ладно. Давай все обсудим, — сказала она, отступив на несколько шагов.

Торк воздел руки.

— Опять ты за свое! Почему не быть покорной и послушной, как остальные женщины?

— Как миленькая хорошенькая саксонка, с большими коровьими глазами? Разве тебе недостаточно Линетт? Теперь уже выкрал возлюбленную из колыбельки?

Торк изумленно мигнул, пытаясь уследить за ходом мыслей Руби, но, прежде чем успел что-то сказать, она прошептала:

— Мне не стоило говорить этого перед твоими гостями. Прости за это. Просто не привыкла пить так много вина.

Торк закатил глаза в знак того, что это еще легко сказано.

— Но я не лгала. Я никогда не лгу. Ты действительно брил мне ноги на десятую годовщину свадьбы. Видишь?

Она подняла платье до самых трусиков, показывая гладкие ноги.

— Тогда они выглядели точно как сейчас.

Торк уставился на голые ноги Руби и шумно втянул в себя воздух. Казалось, он был не в силах выговорить ни единого слова. Почувствовав, что побеждает, Руби оперлась левой рукой о стену и дерзко подняла ногу так, что носок кожаной туфли коснулся пряжки на его поясе.

— Коснись кожи, — предложила она. — Сам увидишь, что я имею в виду.

Руби заметила, что Торк колеблется. Боится, что, сделав один шаг, сделает и другие. Но тем не менее он легко коснулся ее ноги кончиком пальца, провел загрубевшей ладонью от щиколотки до атласной гладкости ее бедра и снова к щиколотке. И широко улыбнулся.

— Теперь вижу, почему женщины и мужчины твоей страны следуют этому обычаю. Гладкость кожи создает в воображении… картины. Подобное, я слышал, делается и на Востоке.

Боже! Сначала Ивар, потом Ательстан, теперь Восток. Но, прежде чем Руби успела пожаловаться, Торк с молниеносной быстротой рванул ее к себе;

И она схватилась за его плечи, чтобы не упасть. В мгновение Торк ухитрился прижать ее к стене так, что ноги Руби обвились вокруг его пояса. Ослепленная и растерянная, Руби могла лишь вопросительно глядеть на Торка. Он больше не сердился, только глаза горели чувственным пламенем, ласкавшим больше любого прикосновения. Она не могла отвернуться.

— Вот уже больше месяца ты терзаешь меня рассказами о блаженстве, которое мы делили в прошлом. Что скажешь сейчас? — напряженно шепнул он.

Руби хотела снова спросить, женится ли он на ней и смирился ли с тем, что она может в любую минуту исчезнуть, но вместо этого решила последовать совету Ауд и набраться терпения. Она нервно облизнула губы. Много раз Руби спала с мужчиной, но сегодня все было словно впервые. Он был ее мужем и одновременно незнакомцем.

— Ты по-прежнему настаиваешь на том, что у нас общее прошлое? — хрипло спросил он. Руби пристально глядела на Торка, пытаясь увидеть различие между мужчинами, но это было, почти невозможно.

— Думаю, мы с тобой можем начать сегодня новую жизнь, — уклончиво ответила она.

Торк вопросительно обвел пальцем контур ее лица.

— Что так привлекает меня к тебе, милая? Ты права, в другое время мы могли бы стать возлюбленными на всю жизнь.

Сердце Руби растаяло от слов любви. Этот сильный человек способен на такую нежность! Вероятно, именно это можно назвать признанием в его устах.

— Торк, я люблю тебя, — прошептала Руби.

— Ш-ш-ш, — прошептал он, прикладывая палец к ее губам. — Никаких клятв между нами, не нужно лжи. Давай наслаждаться тем, что мы можем дать друг другу сейчас.

Все еще удерживая Руби в том же положении, Торк отстегнул броши, скреплявшие тунику на плечах, так что туника и сорочка сползли до талии.

— Ах, Руби, ты также прекрасна, как тогда, вкус твоей груди преследовал меня много дней. Ты вправду меня околдовала.

Руби была не в силах говорить. Торк откинулся, не ожидая ответа, и взглянул на грудь, которую только что ласкал, восхищаясь просвечивавшей сквозь ткань нежной кожей. Потом накрыл губами другую грудь, и Руби дёрнулась, словно от удара током, вся во власти нетерпеливого желания.

— Торк, подожди. Поставь меня на пол, — умоляла она, сгорая от потребности самой ласкать Торка, а не просто принимать его ласки.

— Нет. Пока нет, — выдохнул он, пытаясь сообразить, как расстегнуть застежку ее лифчика. Лишившись поддержки его рук, Руби была вынуждена крепче вцепиться пальцами в его плечи. Наконец прозрачная вещичка упала на пол, и Торк притянул Руби к себе.

— Поставь меня, — снова взмолилась она, но Торк, уже не помня себя, горящим взглядом уставился на воспаленные груди, гладя их кончиками пальцев. Руби в этот миг хотелось лишь одного — показать этому человеку, как она его любит. Кем бы он ни был.

— Нет, я не отпущу тебя. Этой ночью у меня появился план. Грандиозный план.

Он лукаво улыбнулся. Руби была готова убить Эллу. Негодная сплетница, должно быть, кому-то проболталась о ее плане завлечь Торка.

— Не желаешь послушать, в чем дело?

Он вопросительно поднял брови. Руби нерешительно кивнула, довольная тем, что Торк больше не сердится.

— Сегодня у тебя будет много, много этих… оргазмов, о которых ты так цветисто распространялась Бернхил и ее женщинам.

Руби охнула.

— Первый настанет сейчас, в моих объятиях. Я не отпущу тебя, пока это не произойдет, — вкрадчиво пообещал Торк. Бедра Руби судорожно сжались при этих словах, и она почувствовала, как к ложбинке между ног прихлынула влага. Уголки губ Торка чуть приподнялись, и он глянул вниз, словно почувствовав, что случилось, уж, конечно, ощутив дрожь ее ног. Все еще удерживая Руби, Торк отстранился настолько, чтобы расстегнуть ее пояс и поднять над головой платье и сорочку. Теперь на Руби осталась лишь изумрудная подвеска Бернхил, трусики и туфли из мягкой кожи. Откинувшись, Торк чуть прижал ее к стене и, сжимая левой рукой упругие ягодицы, окунул палец правой во влагу шелковых трусиков и с приятным удивлением поднял глаза. — Для меня, милая? — прошептал он хрипло.

Там , в том укромном местечке, что-то шевельнулось, но Руби смогла лишь молча кивнуть. Торк улыбнулся, довольный ее ответом, и положил палец на створки розовой раковины.

— Посмотри, — пробормотал он страстно, — посмотри, как ты набухаешь для меня, совсем как моя плоть растет для тебя.

Руби опустила глаза. Торк оказался прав. Даже сквозь ткань было видно, как распухли нижние губы, а тот особо чувствительный бутон женственности слегка поднялся в ожидании его прикосновений. Она закрыла глаза в восхитительном предвкушении предстоящего наслаждения.

— Нет, смотри на меня. Я хочу видеть твое лицо, когда это случится, — прошептал Торк, обводя пальцем крохотный бугорок, дотрагиваясь до него, зачарованно ощущая, как он содрогается под его ласками.

Палец двигался все быстрее и настойчивее, пока Руби, застонав, не выгнула спину. Спазмы становились сильнее и продолжались дольше, но Торк, не успокаиваясь, прижал твердую напряженную твердь к ее изнемогающей плоти, и содрогания превратились в конвульсии такого наслаждения, что она громко выкрикнула имя Торка. Затуманенными страстью глазами она следила за его лицом, а он продолжал тереться о ее плоть. Наконец, прижав ее к себе, стискивая ладонями ягодицы, он откинул голову в исступленном экстазе и кончил, излившись на ее живот.

Руби, ослабев, прислонилась виском к его груди, пытаясь отдышаться. Она была слишком смущена, чтобы поглядеть ему в глаза, но Торк потихоньку приподнял пальцем ее подбородок. Не стоило так конфузиться. Затянутые дымкой глаза Торка и раскрасневшееся лицо доказывали, что он тоже потерял голову.

— И ты говоришь, мы делали это раньше, милая? Нет, не верю, что я смог бы забыть такое. Даже в другой жизни.

Он нежно прикусил мочку ее уха.

— Возможно, немного не так, но мы любили друг друга столько раз, что трудно сосчитать, — шепнула Руби, жмурясь от удовольствия под его горячими поцелуями. — Ну а теперь отпустишь меня?

— Да, можно сказать, ты заслужила свободу, — улыбнулся Торк и опустил ее на покрытый циновками пол. Руби подняла на него кокетливый взгляд:

— Может, к утру мы пробудим некоторые воспоминания.

Она без стеснения разглядывала Торка, зная, что любит этого человека так же искренне, как любила Джека. И это признание наполнило ее не сознанием вины, а чувством необыкновенной правоты. Именно в его объятиях ее место.

— Скорее мы создадим новые воспоминания, которые будут греть меня долгими зимними ночами в Джомсборге.

Сердце Руби упало. Он все-таки намеревается покинуть ее, после того как они любили друг друга… то есть почти любили. Очевидно, много труда потребуется, чтобы переубедить его и заставить взять с собой. Руби даже улыбнулась от предвкушения столь приятного дела.

Торк начал раздеваться. Что-то внутри Руби сжалось при виде его обнаженного тела. Широкие плечи, узкие талия и бедра принадлежали истинному воину, высокому и стройному. И улыбка… совсем как у Джека, вплоть до чуть искривленного резца, только вот бесчисленные рубцы и шрамы покрывали загорелую кожу. Да, фигура была совсем иная. Чтобы нарастить такие мышцы в двадцатом веке, требовались ежедневные многочасовые упражнения.

Торк подмигнул ей, довольный столь внимательным осмотром.

— Нравится то, что видишь?

— Любимый, ты великолепен.

— Великолепен? Что это за похвала? — удивился он с шутливым негодованием.

— Поверь, счастье мое, это высшая похвала.

Торк хмыкнул и приглашающе протянул руку.

Руби бросилась в его объятия и, обхватив шею, чуть приподняла голову, чтобы глядеть ему прямо в глаза.

— Может, объяснишь, что там дальше в твоем плане? — мило осведомилась она, покрывая поцелуями его ключицу.

— Нет, лучше я покажу, — рассмеялся Торк. — А ты? Откроешь секреты своего плана?

— Никогда. Главное, застать тебя врасплох, — шепнула Руби многозначительно.

— Ох, ты удивляешь меня на каждом шагу с самой нашей первой встречи! И что получила за это? Изгнание от Зигтрига, пощечину от Дара, угрозу казни? По правде говоря, плохо тебе пришлось в нашей стране, милая.

— Но, несмотря на все это, я там, где желаю сейчас быть, хотя, должна признать, попала сюда не по своей воле. Кстати, я совершенно не планировала эту историю насчет бритья ног.

Задумчивая улыбка играла в уголках губ Торка.

— Твой муж действительно брил тебе ноги?

Руби кивнула, все еще не в силах привыкнуть к тому, что Торк и Джек, по-видимому, совсем разные люди. Она не смогла бы проделывать такое с Торком, не будучи каким-то образом убежденной, что он — ее муж.

— Единственное, о чем я не сказала, — к тому времени, как он закончил, у меня на бедрах было множество порезов, потому что его руки тряслись.

Торк разразился смехом и начал кружить Руби.

— Поскольку ты была так искренна со мной, отплачу тебе тем же. Далее я намереваюсь стать для тебя Кевином Костнером — целовать, пока не потеряешь голову от желания, пока не станешь стонать и извиваться в моих объятиях, не будешь молить остановиться, пока не начнешь истекать нектаром, пока…

И он исполнил все свои обещания.

Позже, в минуту короткой передышки, Руби легла на бок, чувствуя, как в бедро вжимается возбужденная мужская плоть. Руби нежно коснулась кончиками пальцев его распухших от поцелуев губ. Он нежно ласкал ее тело мозолистыми ладонями, и ее тяжелое дыхание говорило о том, что она жаждет большего.

— Продолжаешь выполнять свой план? — спросила Руби, потираясь грудью о мягкие светлые волоски на его груди и закидывая ногу на поросшее золотистыми завитками бедро.

— Да, плутовка, именно! По моим подсчетам, ты уже излилась в блаженстве три раза, а мы еще даже не начали по-настоящему.

— О, неужели ты еще считаешь?! Какова же твоя истинная цель?

— Прекрасно знаешь сама, — шепнул Торк, исследуя кончиком языка розовую раковинку уха и проникая теплыми пальцами в ложбинку между ее ногами.

И больше они не говорили. В комнате стояла тишина, если не считать тихих стонов и шороха извивающихся тел.

— Довольно, — наконец взмолилась она. — Пожалуйста… сейчас.

Палец Торка медленно скользнул в нее.

— Клянусь любовью к Фрейе! — простонал Торк. — Ты теснее любой невинной девственницы.

— Вряд ли, — покачала головой Руби, обрадованная, что нравится ему. Ждать не было больше сил. Она раздвинула ноги шире и притянула Торка на себя. — Сейчас, — потребовала она, не пытаясь продлить восхитительное ожидание. Торк, согнувшись, поднялся над ней и, опираясь локтями о постель, выгнул спину, в попытке сдержаться. Пот крупными каплями выступил на лбу и верхней губе. Не отрывая от нее глаз, но медленно начал сладостное вхождение. Руби почувствовала, как растягиваются внутренние мышцы, принимая его в себя. И тут он внезапно замер.

Замер!

Глаза Торка расширились, в них появилось неверящее выражение, и он, резко выпрямившись, откатился от Руби, сыпля ругательствами.

— Что? Что случилось? Что я сделала? — непонимающе спросила Руби, положив руку на его плечо.

— Не прикасайся ко мне! — прорычал Торк, отстраняясь и садясь на край постели. Плечи его дрожали, словно он пытался взять себя в руки. Наконец, скованно прошагав к кувшину с водой, он вылил содержимое на гордо стоящий член и поспешно натянул штаны, прежде чем вновь подойти к кровати.

Руби тоже села, не понимая, что произошло. Торк схватил ее за руки и, грубо подтащив к себе, начал трясти, пока у нее не закружилась голова, а потом отбросил на постель.

— Ты лживая вонючая сука!

— Что? Что я такого сделала?

— Ты девственница! — выплюнул он с отвращением. — Все эти истории о муже и сыновьях были ложью! Гнусной ложью! Кто ты и что здесь делаешь? Кто послал тебя?

— Девственница? Да ты с ума сошел! Я сотни раз спала с мужчиной!

Торк угрожающе наклонился над ней, ладонями пригвоздив плечи к туфяку.

— Поверь, я еще способен распознать девственность!

Ложь вышла наружу!

Слезы струились по лицу Руби. Теперь ничто, ничто не сможет убедить его в ее правдивости! Святой Боже! Девственница! Кто бы мог подумать?!

— Ты знала, что можешь опутать меня своими чарами! Знала, как я хочу тебя, но теперь… теперь этому не бывать! Никогда! Какие еще подлости ты задумала?! Да я скорее пересплю со змеей, чем с обманщицей!

Руби громко всхлипнула, но Торк, казалось, не обращал внимания на ее муки. Правда, Руби понимала, как сильно он страдает.

— Держись подальше от меня, если дорога жизнь. Я не люблю причинять боль женщинам, но ты заходишь слишком далеко. Не могу обещать, что не прикончу тебя собственноручно.

И он вылетел из комнаты, босой и полуодетый. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что затряслись стены.

Руби долго плакала, а потом, немного успокоившись, попыталась найти выход из создавшегося положения. Когда сквозь окно пробился серый рассвет, она еще не успела заснуть и понимала, что нуждается в помощи. К кому обратиться? Дар или Ауд? Нет, сначала Ауд.

Открыв дверь, она разбудила спавшего у порога Виджи.

— Я хочу пойти к пруду искупаться. Последуешь за мной?

— Кровь Тора, женщина! Слишком рано! Кроме того, ты купалась вчера, — сонно пробормотал стражник, протирая глаза и злобно глядя на Руби.

— Мне нужно искупаться, — возразила она. — Может, разбудить хозяина Дара, чтобы получить его разрешение?

— Ладно, — проворчал Виджи, — я уже проснулся.

Сначала Руби отправилась в свою комнату, чтобы достать чистую одежду, и заметила подарок, который забыла отдать Ауд. Она положила его на стопку одежды, захватила полотняные полотенца и мыло и спустилась вниз, чтобы разбудить Эллу и взять с собой. Пусть посторожит, чтобы Виджи не подглядывал!

— У тебя на руках синяки?

— Да.

— Потому что ты рассказала эту дурацкую историю насчет бритья ног?

— Нет.

Руби не хотелось ни в чем признаваться. Кроме того, у нее был зуб на Эллу.

— Ты говорила кому-нибудь о моем плане заставить Торка жениться?

— Кто это сказал? — негодующе завопила Элла.

— Торк обо всем знает.

— Ну… может, я что-то упомянула Виджи.

— Виджи! Он такой же сплетник, как ты!

— Подумать только!

— Не хочу спорить с тобой, — вздохнула Руби. — Просто придется быть поосторожнее, если ты собираешься болтать обо мне направо и налево.

— Ты ведь меня не предупредила.

— Так вот, теперь предупреждаю. Отныне не хочу, чтобы кому-то передавала мои слова. Ясно?

— Ясно, — пробормотала Элла, но уже через несколько минут любопытство взяло верх. — Так почему он наставил тебе синяков?

Руби невольно рассмеялась при виде такого нахальства.

— Обнаружил, что я девственница.

Рот Эллы сам собой распахнулся, и Руби увидела ее пожелтевшие зубы.

— Да этого не может быть! — недоверчиво воскликнула Элла.

— Я тоже так считала, — засмеялась Руби. — Но, как выяснилось, может.

Элла фыркнула и громко расхохоталась.

— Девственница… Это уж, слишком… Представляю лицо молодого хозяина! Это было до того, как он воткнул лопату в песок, или после?

— Элла!

— Должно быть, хитрец Локи действительно тебя любит. Клянусь, он специально подослал тебя к Торку, чтобы изводить его или наказать за проступки. Видно, Торк срубил слишком много голов. Или слишком много девушек сделал женщинами.

И Элла снова зашлась смехом. Руби, сообразив, насколько смешно положение, в котором очутилась, начала ей вторить. К тому времени, когда они добрались до пруда, обе рыдали от смеха.

— Кстати, — призналась Элла, — сегодня ночью во многих спальнях проделывалась странная церемония. Говорят, девицы и замужние женщины просили мужей и любовников послать за мылом, содой и острыми ножами.

— Элла! Ты все выдумываешь! — покачала головой Руби.

— Ничего подобного! Клянусь, сегодня у многих дам ноги изрезаны!

— А тебе бы только сплетничать!

— Говорю правду, девочка, — ничуть не оскорбилась Элла, — в жизни так не веселилась, с тех пор как встретила тебя. Надеюсь, они не вздумают отрубить тебе голову.

— Я тоже на это надеюсь.

На обратном пути Руби увидела Ауд, спешившую в амбар, где хранилась шерсть. Велев Элле идти в дом, она последовала за хозяйкой. Ауд сортировала рулоны тканей и, завидев Руби, подняла голову, мгновенно заметив темные пятна на ее руках и красные от слез и бессонницы глаза.

— Насколько я понимаю, все кончилось не очень хорошо.

Руби кивнула. Ауд осторожно дотронулась до лилового синяка.

— Никогда не думала, что Торк может намеренно причинить женщине боль. Должно быть, рассердился на твой вчерашний рассказ.

— Нет, дело не в этом.

— Можешь не говорить, — с деланной строгостью предупредила Ауд, — хотя я умираю о желания все услышать. Ты мне нравишься, но лучше не буду ничего знать, тогда не придется становиться ни на чью сторону.

— Ты мудрая женщина и пришлась мне по душе. Вот возьми, — ответила Руби, протягивая сверток, завернутый в полотно.

Ауд взяла его и вопросительно подняла брови.

— Это подарок для тебя. До сих пор у меня не было возможности отдать его тебе.

Развернув ткань, Ауд охнула и быстро закрыла ладонью рот, чтобы заглушить смешок. Перед ней лежал комплект белья из голубого шелка с белым кружевом.

— Много я слыхала о твоем рукоделии, — прошептала Ауд, гладя блестящую ткань. — Как думаешь, можно в моем возрасте носить это?

— Конечно. Моя бабушка носит такое белье, а она гораздо старше тебя. Кроме того, Дар попросил меня сшить для тебя комплект.

— Правда? — удивилась Ауд и, приняв подарок, поблагодарила Руби и застенчиво приложила к себе трусики.

— Говоришь, муж просил сшить такое легкомысленное облачение? Хм! А скажи, твоя бабушка тоже бреет ноги?

— Конечно, — рассмеялась Руби. — Послушай, Ауд, я прошу тебя об одолжении.

Ауд с сомнением взглянула на нее, гадая, не слишком ли поспешно приняла дар.

— Тут нет ничего плохого, — заверила Руби и, сняв изумруд с цепочкой, отдала Ауд. — У меня нет денег, но думаю, это ценная вещь. Не могла бы я купить у тебя кое-что?

Ауд оценивающе оглядела кулон и подозрительно осведомилась:

— Что ты хочешь купить?

— Ткани… шелк, кружева, китовый ус, нитку, иглу и кое-что еще. Да, и приготовить на кухне еду.

— Ай-ай-ай, девочка, да ты, я вижу, не сдаешься, — мягко упрекнула Ауд.

— Мне нечего терять.

— Можешь выбрать все, что хочешь, но камень стоит гораздо дороже. Лучше сшей мне еще один такой наряд, и мы в расчете.

Руби согласилась, благодарная Ауд за щедрость.

— Что ты хочешь приготовить в моей кухне?

Руби лукаво улыбнулась.

— Хочу сделать Торку чизбургер на ужин и пахлаву на десерт.

— После того как он так с тобой обошелся, собираешься кормить его? — покачала головой Ауд, показывая на синяки.

— Собираюсь победить его добротой, — решительно поджала губы Руби.

— Даже боюсь спросить, для чего тебе ткани.

— Собираюсь сшить точную копию того, что однажды подарил мне муж. Он купил это в известном магазине прежде, чем я начала свое дело.

Руби многозначительно закатила глаза.

— Это черная с кружевами грация, без бретелек, с лифчиком на косточках, подхватывающих грудь, и с разрезами по бокам.

Ауд, открыв рот, потрясенно смотрела на Руби, начиная понимать, что та задумала.

ГЛАВА 14

Кладовая Дара оказалась настоящей сокровищницей. Там лежали гобелены, прекрасные шелка и бархаты, драгоценности, ковры, серебряные и золотые предметы. Руби подавила ненужные желания и выбрала только самое необходимое — черный шелк и кружева, нитки и иглу, отрезы синего, желтого, красного и белого шелка для белья Ауд и обмена, необходимого, чтобы выполнить следующую часть плана.

Наконец в углу, за слоновыми бивнями, она отыскала китовый ус для лифа грации и, уже собираясь уходить, заметила отрез красивой темно-синей шерсти, точного оттенка глаз Торка. Она представила длинный плащ с вышивкой по краям, возможно в виде молнии, и с сожалением отошла от мягкой ткани. Руки уже оттягивали выбранные предметы. Не стоит испытывать великодушие Ауд.

Но та понимающе улыбнулась:

— Для Торка?

Руби кивнула.

— Почему же ты остановилась? — ехидно осведомилась Ауд, вручая ей шерсть.

Руби быстро обняла женщину и отправилась в деревню. Сегодня она не успеет приготовить обед, потому что нужно заказать кое-что у столяра и сапожника. У обоих были молодые жены, которые умирали от желания получить самое простое белье и заставили мужей сделать заказ в невероятно короткое время, чтобы они смогли надеть обновки. Задача Руби оказались тем более трудной, что у нее не было бумаги и пришлось рисовать палочкой на земле.

На обратном пути она заставила Виджи зайти в маленький сад, где раньше заметила спелые персики, и, сорвав несколько самых сочных плодов, вымыла их в ручье, уложила в круглую корзину, выпрошенную на кухне, и велела Элле отнести фрукты в комнату Торка. Та, конечно, разворчалась:

— Лучше бы ты послала ему корзину вишен, да покислее!

Руби попросила разрешения у Ауд сделать выкройки на ее столе, поскольку стол в башенной комнате был совсем маленьким, а освещение плохим. Она работала до сумерек, а потом пошла готовиться к ужину. Виджи кипел от злости, поскольку был вынужден повсюду следовать за ней. Руби не видела Торка весь день и не слишком хотела встретиться с ним сейчас. Пусть его гнев немного остынет.

Но Торк был вне себя от бешенства, и окружающие заметили это. Он едва не убил деда только за то, что Дар спросил, чем кончилась вчерашняя встреча с Руби, ранил Селика в руку во время тренировки, сломал копье и даже в гневе отметил, что никто не хотел возвращаться вместе с ним в замок. Войдя во двор, Торк подозвал Тайкира и велел принести полотенце и мыло к пруду.

— Пора начать уроки плавания, которые я обещал.

Лицо Тайкира осветилось радостью. Будь он собакой, возможно, завилял бы хвостом. И все потому, виновато думал Торк, что он выказал сыну какое-то внимание.

Кровь Тора! Я не должен чувствовать себя виноватым из-за мальчиков, иначе не смогу оставить их!

Прежде чем выйти со двора, он позвал Эйрика. Мальчик едва не подпрыгнул от счастья.

— Эйрик, ты хвастаешься, что хорошо плаваешь. Пойдем с нами. Посмотрим, какая из тебя рыба.

Эйрик растянул рот до ушей в радостной улыбке. Сердце Торка подскочило.

Нет, нужно немедленно отправляться в Джомсборг!

Но он чертовски устал притворяться. Пусть люди думают что хотят, видя, как он взял двух маленьких сирот поплавать в пруду.

Торк прекрасно провел время с сыновьями, хотя был убежден, что позже пожалеет об этом. Слишком много незнакомых воинов собралось в крепости, каждый из которых мог обо всем донести сводному брату Торка, Ивару, или саксам.

Торк повернулся спиной к мальчикам, прежде чем войти в воду, потому что хотел скрыть доказательство неистового желания. Он почти весь день находился в этом состоянии, и все из-за соблазнительной девчонки, постоянно занимавшей его мысли.

Девственница! О Фрейя, кто мог заподозрить такое! Только не он! У нее рот опытной шлюхи и все повадки женщины, привыкшей к весу мужского тела. А истории насчет мужа и детей! И все это ложь! Подумать только, поддался на ее хитрости, посчитал, что она отличается от других обманщиц! Ну что ж, это уже неважно. Он вскоре покинет Нортумбрию.

— Это правда, что ты хочешь стать приемышем при саксонском дворе? — спросил Торк Эйрика на обратном пути. Мальчик покраснел.

— Она не имела права говорить тебе.

— Но это правда?

Поколебавшись, Эйрик кивнул.

— Да. Для викингов в Нортумбрии настают трудные времена. Нужно знать обычаи саксов, чтобы победить их или жить с ними в мире.

Торк было поражен тем, что десятилетний мальчик может так связно выражать свои мысли, но прежде чем успел сказать ему это, вмешался Тайкир:

— Нет, уж лучше сражаться с ними до конца! Мы должны стать лучшими воинами, чем они.

Он вспыхнул от смущения, видя удивленные взгляды отца и брата.

— Значит, Руби была права. Ты хочешь стать джомсвикингом.

Малыш кивнул.

— Да, и обязательно им стану.

Поднявшись к себе, Торк еще раз хорошенько вытерся полотенцем, но тут заметил корзину с персиками на столе. Он съел один, пока снимал тунику и набедренную повязку. И съел второй, одеваясь и причесываясь, а потом побрился перед металлическим зеркалом, рассудив, что еще успеет отпустить бороду на корабле. На суше он любил быть гладковыбритым.

Торк потянулся к третьему персику, напомнив себе поблагодарить бабушку, но в этот момент заметил на дне корзинки один, помятый и потерявший цвет. Неужели отравлен? Нет, намеренно изуродован, чтобы привлечь его внимание. Под персиком лежал клочок пергамента. Записка гласила:

«Прости меня. Руби».

Сначала Торк поднял корзинку, намереваясь вывалить содержимое в ночной горшок, но потом передумал и покачал головой. Не так уж плохо она сделала, оставив здесь фрукты, но, если думает, что он смягчится, ее ждет жестокое разочарование.

Торк грыз третий персик, входя в холл, и заметил наблюдавшую за ним Руби. Та нерешительно улыбнулась, но Торк грубо отвернулся, не обираясь обнадеживать ее. Однако за ужином он то и дело поглядывал в ее сторону. На ней снова было темно-красное платье, которое она носила вчера.

В его глазах она выглядела почти ослепительной, даже с дурацкими короткими волосами. Как она назвала его? Великолепным. Да-да, именно такой она и была. Он знал, что приятели не разделяли его мнения, считая Руби слишком худой, слишком похожей на мальчишку, слишком острой на язык. Но в его глазах она была самим совершенством.

Торк почувствовал прилив жгучего желания и выругался вслух, но тут же извинился перед девицей с коровьими глазами, громко охнувшей от негодования. Кровь Торка! Элис так красива! Почему же он называет ее глаза коровьими? Да ведь это слова Руби!!

Торк поморщился. Когда же он выбросит из головы эту девчонку?!

Торк решил было затащить в постель Линетт, чтобы успокоить бушующую похоть, но решил, что это несправедливо по отношению к ней. Она заслужила мужа, которого выбрал Дар, и Торк не посмеет сделать ничего, что могло бы испортить ее судьбу. Может, стоит после ужина отправиться к пруду, чтобы охладить горячую кровь?

Торк задумчиво отхлебывал вино за ужином и во время бесконечных развлечений решал, что необходимо сделать за несколько дней, оставшихся до альтинга. Но тут его грубо вернули к настоящему, когда Дар попросил Руби спеть для гостей.

— О нет, пожалуйста, только не сегодня, — умоляюще пробормотала Руби.

— Я настаиваю, — нестрого заупрямился старик.

Руби нахмурилась, но Дар лишь покачал головой.

— Только одну песню, — сдалась она и провела по струнам лютни, пытаясь вспомнить подходящую песню, которая могла бы удовлетворить толпу, враждебно настроенную после вчерашнего спектакля. Она старалась не глядеть на Торка из страха, что тот ее оскорбит.

— Я уже пела эту песню, любимую песню мужа…

Торк остановился, не донеся до рта чаши, но Руби, поглядев на него, поспешно отвернулась.

— Но сегодня я спою ее в честь другого человека, который, когда зимние ночи покажутся ему долгими и одинокими, сможет думать о песне и вспоминать о женщине, которую любил и потерял.

Голос Руби дрогнул, но она запела «Помоги мне пережить эту ночь», хрипловато, но удивительно чисто и правильно. Завороженные слушатели жадно ловили каждое тихое слово. Допев, Руби слегка наклонила голову в ответ на поздравления и похвалы и, не обращая внимания на просьбы спеть еще, вышла из холла и поднялась в башню, ни разу не взгляну на Торка.

На сердце у Торка лежала свинцовая тяжесть. Он устало прикрыл глаза, не слушая веселых пьяных голосов. Сможет ли он пережить эту ночь, не говоря о следующей неделе? Сможет ли противостоять ошеломительному желанию овладеть Руби? А если он возьмет ее, излечит ли это лихорадку, бушующую и крови? Почему-то он сомневался в этом.

Открыв глаза, Торк заметил, что Дар с любопытством наблюдает за ним. Наконец старик кивнул, словно приняв какое-то решение. Оставалось только гадать, что тот задумал.

Руби поднялась на рассвете, спеша заняться шитьем. Она работала весь день и к полудню сшила соблазнительный наряд, сделав всего лишь один перерыв, чтобы немного поесть. Позвав Ауд в свою комнату, она продемонстрировала изделие своих рук.

— Ну, что ты думаешь?

— Мой бедный внук! Ему ни за что не устоять!

— Искренне надеюсь, что ты права.

Руби спустилась в кухню и попросила дать ей говяжью вырезку и еще кое-какие припасы. Кухарка заворчала, но, увидев Ауд, немедленно смирилась. Руби едва не засмеялась, заметив многочисленные порезы на безволосых ногах тяжеловесной кухарки.

Почти час ушел на то, чтобы превратить мясо в некое подобие чизбургеров, и хотя помолоть его не было возможности, Руби все-таки придала чизбургерам нужную форму, и использовала лепешки вместо булочек. Довольная результатами своего труда, она взялась печь пахлаву, сладкое восточное лакомство из грецких орехов, меда и масла, которое так любил Джек. Правда, вместо пшеничной муки пришлось взять ячменную. Труднее всего оказалось раскатать тесто достаточно тонко, но в конце концов ей это удалось.

Пока пахлава пеклась в печи, Руби поджарила чизбургеры, сделав несколько лишних для Ауд и Дара. Пахлава вышла на славу, и Руби разрезала ее на ромбы, пока печенье не успело остыть. Она положила на блюдо Торка три чизбургера и с полдюжины кусочков пахлавы, потом наполнила еще два блюда для Дара и Ауд и велела Элле поставить все на стол.

— Только смотри не отдай это юной телке, что сидит рядом.

— Телке?

— Да, той девочке с коровьими глазами.

Элла покачала головой:

— Что заставляет тебя думать, будто можно покорить мужчину, угождая его брюху?

— Говорят, можно поймать куда больше мух на мед, чем на уксус, — пожала плечами Руби.

— Разве?

Руби помчалась к себе и поспешно переоделась к ужину. Она одной из первых уселась за стол. В животе все сжималось от волнения при виде Торка, устроившегося рядом с «Коровьими глазами». Он даже не посмотрел в сторону Руби. Жлоб!

Первое блюдо уже подали, но Эллы не было видно. Руби нервно теребила подол платья.

— Опять стащила вино? — осведомился прыщавый гесир.

— Провались.

Молодой человек, покраснев, отвернулся. Наконец на возвышении появилась Элла с двумя блюдами.

Первое она поставила перед Ауд, второе — перед Торком. Сначала тот лишь разглядывал странную еду, потом решился попробовать. Он откусил первый кусочек чизбургера, расплылся в улыбке и быстро прикончил все три. Относительно пахлавы сомнений у него, по-видимому, не осталось. Сладкое печенье привело его в восторг. Торк закатил глаза к небу, совсем как Джек, когда получал любимое лакомство. Правда, она уже не помнила, когда в последний раз пекла его для мужа. Руби задумчиво нахмурилась.

Торк доедал четвертый ромбик, когда до него дошло, что остальные едят совсем другое. Руби сразу поняла, что он сообразил, кто приготовил все эти вкусные блюда. Взгляд Торка словно пригвоздил ее к месту. Он разглядывал Руби поверх края рога с элем, словно пытался сообразить, что она задумала.

Наконец-то она достигла цели!

Руби кивнула Торку, совсем как гроссмейстер, только что поставивший мат сопернику, и, поднявшись, ушла к себе, чувствуя, как устала после целого дня работы. Она легла на постель и тут же уснула, зная, что завтра тоже будет много хлопот.

С самого утра Руби скатала в шарик веревку и, завернув ее в тонкую кожу, которую выменяла у сапожника, начала шить.

Худшего бейсбольного мяча она в жизни не видела.

Быстро позавтракав в пустом холле, она пошла купаться на пруд с Эллой и Виджи. Потом они отправились в деревню и остановились у дома резчика по дереву. Руби проверила, насколько гладка бейсбольная бита, которую тот сделал по ее рисунку. Бита показалась ей идеальной, хотя она не помнила настоящих размеров. Далее пришла очередь прыгалок. Резчик выточил ручки и прикрепил их к веревке. Руби вышла из дома резчика и сначала попробовала попрыгать сама. Она думала, что Виджи и Элла умрут от смеха. Потом, она велела Виджи отступить и бросить ей бейсбольный мяч. Сначала он отказался.

— Не стану я кидать твердый предмет в женщину.

— Не будь глупым. Я собираюсь его отбить.

— У тебя в жизни не получится! — воскликнула Элла.

Но Руби, к своему восторгу, отбила мяч. К этому времени вокруг собралась толпа скандализованных обитателей деревни. Руби решила, что пора идти к сапожнику. Она дала ему сделанные резчиком высокие каблуки и попросила приделать их к туфлям из мягкой кожи.

— Да это просто безумие, — сопротивлялся сапожник.

— Возможно. Я приду завтра, чтобы их забрать.

Вернувшись в замок, Руби отправилась на поиски Тайкира и Эйрика, чтобы вручить им подарки. Оба заулыбались, когда она показала, как прыгать через веревку. Тайкир благодарно обнял ее.

— Почему ты делаешь мне подарок?

— Хочу, чтобы у тебя осталось что-нибудь на память обо мне, когда придется уехать из Джорвика после альтинга.

Она не хотела пугать мальчика рассказами о возможной казни, но он, вероятно, и сам все знал.

Далее Руби показала Эйрику основы игры в бейсбол, начертив в пыли ромб, и, к ее изумлению, он мгновенно научился отбивать мяч.

Однако он не обнял ее, хотя нерешительно поблагодарил. Руби сказала себе, что не стоит разочаровываться, достаточно увидеть его восторженное лицо. Но когда Руби повернулась, чтобы уйти, Эйрик крикнул ей вслед:

— Это хороший подарок.

Руби обернулась и увидела, как покраснел мальчик, вспомнив прежнюю враждебность.

О черт! Что мне терять?

Руби подошла к Эйрику и крепко обняла его. Несмотря на то, что он мгновенно застыл, все же не вырвался из ее объятий, и Руби показалось, что она наконец добилась чего-то в своем путешествии сквозь время.

Торк ворвался во двор замка в полдень в поисках молодых гесиров, которые удрали с поля. Да и Эйрика почему-то не было. Добравшись до небольшого поля как раз рядом с двором, он резко остановился. На траве ячменной мукой было выведено подобие ромба, а у каждой вершины лежали небольшие мешки. Селик бросал Эйрику странный кожаный предмет, а тот пытался отбить его не менее странной палкой. Когда это ему наконец удалось, он взвизгнул от смеха и побежал к одному из мешков, пока мальчики и молодые люди, сбежавшие с поля, силились отыскать мяч.

Торк впервые за долгое время слышал смех мальчика. Он задумчиво нахмурился. Почему он не понимал до сих пор, как неестественно серьезен Эйрик?

Внимание Торка неожиданно привлек Тайкир, прыгавший во дворе через веревку с ручками и при этом считавший вслух. Каждый раз, сбиваясь, он начинал снова, лучась таким восторгом, какого Торк в жизни не видел.

Кровь Тора! Неужели и Тайкир?!

Глаза Торка сузились. Несомненно, это происки Руби. Она перевернула их жизнь!

— Селик, немедленно на поле! И забери с собой этих молокососов! — завопил он. Селик виновато подпрыгнул. Тогда Торк улыбнулся и, проходя мимо Тайкира, похвалил мальчика, а сам пошел к колодцу напиться. Следовало бы увидеть Руби и потребовать ответа, узнать, что она задумала, но, вероятно, Именно этого она и добивалась, поэтому, подавив порыв, Торк высунул язык ближайшему окну на случай, если она наблюдает за ним, но тут же пристыженно опустил голову, заметив в окно седые волосы деда.

— Проверяешь, не идет ли дождь? — осведомился Дар из окна. Торк покачал головой. Кажется, эта злая девчонка окончательно сведет его с ума! И, Боже, он только сейчас начал понимать, как станет тосковать по ней. Просто невозможно представить, что было время, когда он не знал ее. Страшно подумать, как пуста будет его жизнь без Руби.

Вновь оказавшись на поле, Торк буквально заревел:

— Клянусь, я был слишком мягок с вами! Но теперь я выбью из ваших голов все дурацкие затеи!

Он не обратил внимания на ворчанье и жалобы своих людей:

— Это все вина той девки из ада, — пробормотал кто-то.

Но Руби не следила за Торком. Она сидела в своей комнате, лихорадочно дошивая плащ. Через два дня они отправляются в Джорвик, на собрание альтинга.

Она всегда была прекрасной швеей и любила работать руками, особенно когда ткань была так же хороша, как эта шерсть. Сшить плащ для Торка было совсем нетрудно. За полдня она раскроила его и собрала, успев даже подшить подол. Вышивка отняла гораздо больше времени. Руби решила вышить молнии серебряной нитью, перемежая их молотом Тора. Плащ получался великолепным. Руби собиралась докончить его завтра к вечеру.

За ужином Торк перестал разыгрывать безразличие к Руби и интерес к застенчивой девице. Руби неловко ежилась под его пристальным взглядом, но отказывалась подчиняться молчаливым предостережениям. Она знала, что и бейсбол и прыгалки стали крайне популярны среди молодежи. Но Торк, вероятно, воспринял ее дары как новую попытку уязвить его. Напрасно! Слишком у нее много забот, чтобы дразнить надменного викинга!

Торк удивил ее, приблизившись к ее столу после ужина:

— Никаких больше проделок сегодня из твоего волшебного мешка? Ни игрушек, ни персиков? Ни еды, услаждающей рот?

— Я решила дать тебе отдохнуть, — загадочно ответила Руби.

— Разве я не предупреждал, чтобы ты оставила меня в покое?

— Я не боюсь тебя. Только альтинга, Зигтрига и некоторых злобных викингов.

Торк стиснул зубы. Лицо потемнело от гнева.

— Считаешь, что я не мужчина?

— Смеешься? Да я в жизни такого не заподозрила бы, просто считаю, что ты ко мне неравнодушен больше, чем можешь предположить. И не причинишь мне зла.

— Девчонка, ты забываешься! Да подумай я хоть на минуту, что ты прислана Иваром или угрожаешь моей семье, сам убил бы тебя!

— Вот именно. Но я во всем этом не повинна.

— Зато настоящая лгунья. Это было доказано, когда я обнаружил твою девственность.

— О Торк, — жалобно вздохнула она. — Почему бы тебе просто не сдаться и не жениться на мне?

Торк невольно рассмеялся.

— Ни за что.

— А ты станешь защищать меня на альтинге?

— Зачем это?

— Чтобы спасти от смерти.

— Не трать время на пустые мольбы. Я не предам своих товарищей, чтобы спасти твою шкуру. И, если считаешь, что успела соблазнить меня, подумай хорошенько. Ты никогда не выиграешь эту битву.

— Никогда не говори «никогда», милый, — пропела Руби и величественно отошла, чуть покачивая бедрами. Она услышала, как за спиной засмеялись гесиры, и обернулась, но было слишком поздно.

Торк успел ущипнуть ее за зад под общие вопли восторга.

— Ты грубый, невоспитанный человек, — негодующе заявила Руби.

— Нет, девушка, ты сама на это напрашивалась, если виляла задницей, словно шлюха, — расхохотался Торк.

— Вовсе нет! — объявила Руби и покинула холл, гордо подняв голову.

На следующий день она дошила плащ и отправилась в деревню забрать туфли на высоких каблуках. Но они оказались совсем не тем, что она ожидала. Резчик сделал один каблук слегка короче другого, так что Руби заметно прихрамывала на ходу. Времени исправлять их не было — завтра она уезжает в Джорвик.

— Пытаешься заставить Торка пожалеть тебя, притворившись калекой? — осведомилась Элла.

— Нет, мужчины в моей стране любят, когда женщины носят высокие каблуки. Считают, что их ноги выглядят соблазнительнее.

Элла скептически оглядела Руби.

— Даже если женщины хромают?

— Нет, — рассмеялась Руби. — Женщины прекрасно ходят в таких туфлях и даже покачивают бедрами, привлекая внимание мужчин.

Элла закатила глаза.

— Возможно, я просто покажусь ему в этих туфлях. Теперь понятно, что ходить на таких чудовищных каблуках — идея не очень хорошая.

— По-моему, ты окончательно спятила.

Вечером Торк решил уйти спать сразу же после ужина. Он не собирался возвращаться в поместье деда после собрания альтинга, поэтому весь день провел, нагружая телеги товарами, предназначенными для торговли.

Он заметил, что Руби за ужином не было.

— Может, у нее живот болит и она не хочет есть, — предположила рабыня Элла, лукаво прищурившись.

— Наверно, боится альтинга и хочет отдохнуть, — вмешалась Ауд, тоже отводя глаза от вопросительного взгляда Торка.

— Откуда мне знать?! — рявкнул дед. — Думаешь, я слежу за каждым ее шагом?

— Наверное, я найду змею в своей постели, — проворчал Торк, отнеся резкие слова деда за счет сожаления по поводу долгой разлуки с внуком.

Широко зевая, он открыл дверь спальни, положил меч и кинжал на сундук, зажег два светильника из мыльного камня и снова зевнул. Завтра предстоит тяжелый день. Он надеялся выехать рано.

Торк повернулся и едва не подпрыгнул от неожиданности.

— Кровь Тора, женщина, что ты здесь делаешь? Собираешься напугать меня до смерти?!

Руби стояла в дальнем конце комнаты, в темном углу, в великолепном плаще, накинутом на плечи. Однако Торку показалось, что плащ был слишком велик для нее, а подол волочился по полу.

Торк с подозрением сощурил глаза и отступил к двери, не желая искушать судьбу, находясь в одной комнате с развратной девицей, пусть и девственницей.

И где этот проклятый Виджи? Он должен был постоянно сопровождать Руби и держать ее подальше от Торка.

— Нет, не уходи, — попросила Руби и, прихрамывая, направилась к нему. Возможно, слишком большой плащ путался под ногами.

— Я хотела передать тебе подарок на память. Я сама сшила и вышивала этот плащ. Тебе он нравится?

Ее голос нервно вздрогнул.

— Прекрасный плащ, но почему ты решила подарить его мне?

Действительно, работа была великолепной. В своих путешествиях Торк не видел ничего подобного.

— Хочешь меня подкупить?

— Нет. Я дарю его тебе без всяких условий. Просто напоминание о времени, которое мы провели вместе, и в возмещение всех неприятностей, причиненных тебе мной.

Как все викинги, Торк любил получать и принимать подарки. Отвергнуть ее приношение будет настоящей грубостью. Торк кивнул, соглашаясь. Кроме того, она действительно явилась причиной многих бед.

— Повернись, чтобы я смогла накинуть его тебе на плечи и посмотреть, впору ли он.

Торк повернулся спиной и почувствовал, как ее пальцы коснулись плеч. Собственно говоря, он был рад, что она так спокойно воспринимает необходимость разлуки. С женщиной лучше расставаться по-доброму, не вызывая злых чувств. Он не так легко прощал врагов, но сегодня, накануне отъезда в Джорвик, был в великодушном настроении, и, кроме того, Руби не причинила ему настоящего зла. Правда, оказалась девственницей и солгала насчет мужа, но женщины лживы, такова уж их природа.

Он повернулся, чтобы высказать ей все это, и изумленно охнул:

— Кровь Тора!

Руби отошла от него и стояла у постели, держась за столбик кровати, словно боясь упасть. На ней была эта… эта штука, которая почти выталкивала обнаженные груди из выреза и обнажала ноги от бедер почти до… О Господи!

— Что это у тебя на ногах?!

Девушка слегка покачивалась на каких-то ходулях. Неудивительно! В таких странных туфлях!

— Высокие каблуки. Они тебе нравятся?

— Но к чему они? Ты можешь ходить?

— Да… нет… То есть обычно могу, но резчик сделал один каблук выше другого. Мужчины моей страны считают, что ноги женщин смотрятся соблазнительнее в таких туфлях. А как считаешь ты?

— Не уверен. Подойди ближе, чтобы я смог рассмотреть.

Торк едва сдерживал улыбку. Руби на цыпочках приблизилась к нему, стараясь не хромать. Торк смог получше рассмотреть странный наряд. О Фрейя! Черный шелк и кружева едва закрывали ее груди, и сквозь тонкую ткань просвечивали соски и треугольник волос внизу живота. Никогда за все годы странствий он не видел подобного чуда, даже на Востоке!

Торк судорожно сглотнул и вновь поднял глаза. Кажется, она выбрила часть волос… там, чтобы надеть столь откровенное одеяние. Ему почему-то больше не хотелось смеяться.

— Повернись, — велел он, с трудом выдавливая слова из пересохшего рта. Мысль о том, что Руби пошла на все, лишь бы завлечь его, ударила Торка с силой катящегося с горы булыжника. Сердце как-то странно сжалось. Никто до сих пор не выказывал к нему таких чувств.

Когда Руби повернулась, Торк ощутил, что — от лица отхлынула кровь при виде ягодиц, почти открытых косой нижней линией грации. Штаны в паху мгновенно стали тесными.

— Тебе нравится? — нерешительно спросила Руби, оглядываясь на него.

— Очень.

Святой Тор! Неужели она слепа?! Неужели не видит, что с ним творится?

— Только «очень»?

Она разочарованно вздохнула.

— Что ты хочешь от меня, девушка? — процедил Торк сквозь стиснутые зубы. Он не был уверен, сколько сможет еще вынести и хочет ли вообще сопротивляться?

— Думаю, ты знаешь.

Она с надеждой посмотрела на Торка сквозь полуопущенные веки.

— Не могу, — простонал он.

— Почему? — мягко настаивала она, не вытирая выступивших слез.

— Ты захочешь больше, чем я могу дать.

Руби покачала головой:

— Сегодня ночью я объявляю перемирие. И не стану просить больше, чем ты можешь дать.

Кровь Тора! Эта женщина умеет торговаться!

— А завтра?

Руби, улыбнувшись, пожала плечами:

— Других обещаний я давать не собираюсь.

— Это уловка.

— Нет… просто мужчина и женщина… создают воспоминания.

Сердце Торка подпрыгнуло при этих словах. Он тихо застонал, сдаваясь, и шагнул к Руби, но в этот момент в дверь громко постучали.

— Торк! Скорее! — позвал Олаф.

— Убирайся! — прорычал Торк.

— Нет. Это важно. Кто-то поджег одну из телег с товарами. Раб видел, как мужчины выезжали на конях из крепости.

Торк, выругавшись, слегка приоткрыл дверь, чтобы Олаф не увидел Руби в подобном наряде.

— Где была стража, когда начался пожар?

— Все случилось слишком быстро. Вреда почти не нанесли, но поджигатели уже давно, должно быть, добрались до Ивара. Только он может нанести удар и трусливо сбежать.

— Сейчас спущусь. Не посылай людей на поиски, но удвой стражу.

Торк закрыл дверь и, обернувшись, увидел плачущую у камина Руби. При этом зрелище Торка пронзила резкая боль.

— Почему ты плачешь, милая? — спросил он, встав перед ней на колени.

Руби громко всхлипнула и, заикаясь, пояснила:

— Хотела, чтобы мы до альтинга провели ночь вместе. Сегодня был наш последний шанс.

Слезы Руби тронули его даже больше, чем чувственное притяжение.

— Может, я смогу вернуться позже… если ты подождешь.

— Нет, — печально покачала головой Руби, — стоит тебе уйти, и сразу убедишь себя, что все к лучшему и, возможно, именно я виновна в нападении…

Она вытерла слезы подолом нового плаща.

Торк угрюмо кивнул, понимая, что она права, но все же поцелуями осушил ее слезы, мечтая лишь об одном — продлить этот сладостно-горький миг, понимая, что другого такого не будет.

Наконец он заставил себя встать, но образ Руби в прозрачном одеянии преследовал его всю ночь, пока он стоял на страже. Когда он вернулся перед рассветом, увидел синий плащ, аккуратно сложенный на сундуке. Руби исчезла.

ГЛАВА 15

Не доезжая нескольких миль до Джорвика, они свернули на дорогу, ведущую к широкой поляне, где собирался суд викингов. Ауд объяснила Руби, что тинги, местные суды, происходят несколько раз в год, хотя не так часто, как в старые времена, а более многолюдное собрание, альтинг, куда съезжаются викинги со всей страны, бывает лишь раз в год.

Сотни ярких цветных шатров были раскинуты на близлежащих полях, напоминая огромную ярмарку. Только вместо животных и аттракционов в них находились свирепые поборники справедливости — викинги, готовые часами обсуждать виновность и невиновность представшего перед судом.

Пока домочадцы Дара ставили шатры, Джида и Олаф попрощались с Руби. Они собирались добраться до своего дома в Джорвике.

— Мы не так много времени провели вместе, но желаю тебе удачи на альтинге, — тепло прошептала Джида, обнимая Руби. — Знай, что я буду вспоминать тебя добром.

— Спасибо. Ты и всегда была добра ко мне. Не знаю, смогу ли отплатить тем же.

— Не думай об этом. Ты уже отплатила мне, сшив такое красивое белье.

Джида глазами показала на Олафа.

— Поверь, оно имело громадный успех. Может, к весне у меня появится сын.

Руби крепко обняла женщину.

— Поздравляю! Еще один ребенок! Как я тебе завидую!

Но тут к ним шагнул Олаф и, неловко переступая с ноги на ногу, признался:

— Я стану защищать тебя на альтинге. Конечно, ты девушка странная, но уж точно не шпионка. Если тебя объявят рабыней, предложу купить.

Руби кивнула и повернулась к девочкам, обнимая каждую по очереди, включая Тиру, которая не могла дождаться, пока доберется домой и увидит котят и уток.

Позже они поужинали наспех приготовленной едой, и Руби прогулялась по лагерю с Тайкиром и Эйриком, останавливаясь, чтобы поговорить с их приятелями. С той ночи в Рейвншире Торк, казалось, смягчился по отношению к ней.

Теперь они были почти семьей.

Эйрик привез биту и мяч, и вскоре разгорелось настоящее сражение. Стояло лето, и сумерки наступали поздно. Руби сидела на траве, наблюдая, как Эйрик объясняет правила вновь прибывшим.

Торк тоже был рядом.

— Ты всегда хорошо играл в бейсбол, — внезапно вспомнила она. — Почему бы не попробовать?

Красивое лицо Торка расплылось в улыбке.

— Я? Играть с детьми? Никогда!

Он легко опустился на траву и лег около Руби, приподнявшись на локте. Ленивая улыбка зажгла в Руби ответный огонь.

— Но играл же ты в детстве, — заметила она, всецело занятая ощущениями, которые вызывали в ней длинные пальцы Торка, чертившие круги на ее руке.

— Ха! Тогда у меня была одна игра — как спрятаться от братца Эрика, который хотел меня прикончить.

Пальцы Торка уже добрались до ее ключицы и поглаживали ее осторожными прикосновениями.

Голова Руби пошла кругом, и она постаралась сменить тему.

— В моей стране мужчины играют в бейсбол, и дети тоже. Наиболее искусным игрокам платят огромные деньги.

— Опять сочиняешь!

Он коварно улыбнулся. Пальцы проникли под широкий вырез ее туники и начали ласкать кожу.

— Прекрати! — охнула Руби, отбрасывая его руку. — Я не могу думать, когда ты делаешь это.

— Что именно? — с деланной невинностью спросил Торк.

— Сам знаешь, — рассмеялась Руби. — Так или иначе, вместо того чтобы соблазнять меня, почему бы не попробовать счастья на поле?

Торк поколебался, явно не желая отходить от нее, и Руби бросила вызов:

— Ну, парень! Готова прозакладывать все, что у меня есть, ты не сможешь отбить мяч.

— Избыток энергии! — засмеялся Торк. — Кажется, это так называют в вашей стране!

Он наклонился ниже: горячее дыхание дразнило ее приоткрытые губы. Торк с самодовольной улыбкой прошептал:

— А что я получу, если выиграю пари?

Нагнув голову, он легко коснулся губами ее губ, а когда отстранился, Руби инстинктивно потянулась за ним. Торк торжествующе усмехнулся.

— У меня нет ничего ценного, — задыхаясь, пробормотала она и села, обняв колени руками. Торк последовал ее примеру и взглянул ей в глаза.

— По-моему, ты ошибаешься.

Руби с сомнением подняла брови.

— Я предлагала тебе больше, чем любая женщина на моем месте, но ты каждый раз отвергал меня.

— Ха! Вовсе не потому, что я не хочу тебя, сладкая ведьмочка. Нет, нет, и не смей так думать!

Руби широко улыбнулась этому странному комплименту. Торк игриво ткнул ее в ребро пальцем и предупредил:

— Не воображай, что выиграла сражение, просто я сегодня добрый.

— Сражение — нет… но маленькую стычку… Могу я считать, что победа за мной?

По правде говоря, Руби была уверена, что завоевала целый мир, после того как Торк подошел к ней. Неужели это первый шаг к чему-то большему?

— Ах, милая, не смотри на меня так.

— Как?

— Твоя улыбка светится грустью, но в глазах все еще блестит надежда. Неужели не можешь смириться с тем, что для нас нет будущего?

Торк покачал головой, чтобы подчеркнуть свои слова, и тихо добавил:

— Хотя приятно думать о том, что могло бы быть между нами.

Он резко встал, очевидно не желая продолжать разговор, и, глядя на Руби сверху вниз, объявил с надменной самоуверенностью:

— Значит, считаешь, что я не смогу отбить этот жалкий комок дурацким деревянным обрубком?

И устремился на поле, где мальчики играли в бейсбол, сообщив на ходу:

— А потом я скажу, чего потребую от тебя.

Перед тем как взять в руки биту, Торк поговорил о чем-то с Эйриком. Потом взвесил биту в руке, определил направление ветра и занял позицию напротив подающего.

Шмяк!

Руби не удивилась, увидев, как мяч описал огромную дугу над головами потрясенных игроков. Эйрик вспыхнул от гордости за отца. Торк отказался играть дальше и передал биту следующему участнику, а сам удовлетворенно ухмыльнулся Руби и с самодовольным видом направился к ней.

— Ну что, поговорим о том, что ты задолжала мне, девушка? — вкрадчиво осведомился он, поднимая ее с земли. Сердце Руби встрепенулось. Они направились к шатрам.

— Ты не дождалась меня вчера, — с упреком шепнул Торк.

— Не думала, что ты этого хочешь, — призналась Руби, с удивлением поглядывая на него. Неужели его расстроило, что она ушла? — Считала, что момент прошел и твоя горячая кровь успела охладиться, поскольку ты с обычной рассудительностью решил, что не стоит нам больше видеться наедине.

— Горячая кровь? Думаешь, что я захотел тебя, только лишь когда ты зажгла во мне вожделение этим… прозрачным кусочком ткани, который напялила на себя. Кстати, я нашел его сегодня утром под кроватью.

В сердце Руби в который раз загорелась надежда. Что он имеет в виду?

Она изучала его непроницаемое лицо, видя лишь только, как он напряжен. Торк, казалось, колебался, не желая открыть, что у него на душе. Костяшкой пальца правой руки он нежно провел по ее щеке, от уха до подбородка и обратно. Наконец с сожалением прошептал:

— Милая, я хочу тебя по утрам, когда просыпаюсь и вспоминаю сны о том, как дерзко ты соблазняешь меня.

Синие глаза встретились с серо-зелеными, и Руби показалось, что земля дрогнула.

— Я хочу тебя, когда вижу, как ласково ты обнимаешь моих сыновей. Я хочу тебя, когда ты поешь о том, как пережить ночь. Я хочу тебя, когда ты говоришь о поцелуях, которые продолжаются три дня. Кровь Господня! Я хочу тебя, когда ты заставляешь меня смеяться. В одном ты никогда не должна усомниться, милая, Я хочу тебя.

Руби почти не могла говорить из-за застрявшего в горле комка.

— Но ты противишься мне, Торк. Несмотря на все, что говоришь сейчас, ты не подпускаешь меня ближе. Веришь ли ты или нет моим словам о будущем, между нами есть связь, которую ты не можешь отрицать. Не знаю, Джек ли ты или его близнец во времени, но я люблю тебя. Только не могу понять, что теперь делать.

Она подняла налитые слезами глаза, ища ответа.

— Я пыталась, как могла, соблазнить тебя, но…

— Тише, — прошептал Торк, сжимая ее в объятиях. — Этому не суждено случиться. Теперь не ваше время, Руб. Может, поэтому Господь дал мне другой шанс в другой жизни, если твои сказки о будущем действительно правдивы.

В голосе Торка звучало неизбывное сожаление.

Руб! Он назвал ее «Руб»!

— Почему ты назвал меня так?

— Что?

— Почему ты назвал меня «Руб»?

Торк недоумевающе пожал плечами:

— А что тут такого? Разве твой народ не укорачивает имена?

По коже Руби пробежали мурашки.

— О Торк! Это прозвище дал мне Джек! Неужели не понимаешь, что это словно предзнаменование, и Господь или другое верховное существо дает понять, что все будет хорошо?

— Давай не будем больше говорить об этом, милая. Только зря будем мучиться и тосковать.

Задыхаясь от нахлынувших чувств, Руби сквозь слезы рассмеялась:

— Что ты сделал с моей грацией? Собираешься класть ее под подушку длинными зимними ночами в Джомсборге, чтобы вспоминать обо мне и о том, что ты мог бы иметь?

— Называешь это кружевное издевательство над мужчиной грацией? Как странно!

Уголки губ Торка смешливо приподнялись, хотя в глазах по-прежнему таилась печаль. Руби вытерла слезы ладошкой:

— Это мое изобретение!

И, сузив глаза, зловеще осведомилась:

— Надеюсь, ты не собираешься отдать ее другой женщине? Попробуй только, и, клянусь, я наложу на тебя проклятье, где бы ни была в ту минуту.

Торк рассмеялся и, радостно сжав ее в объятиях, закружил. Когда ноги Руби вновь коснулись земли, он ответил:

— Нет, ты единственная женщина, которой она подойдет. А я наконец решил, что ты должна заплатить за проигрыш пари. Ты наденешь эту… грацию для меня. Снова. Последний раз.

— Тебе лучше поторопиться и успеть до альтинга, — мрачно объявила Руби. — Грация лучше смотрится, когда на мне есть голова, и к тому же кровь плохо отмывается от шелка.

— Я нахожу твои шутки неуместными и не очень смешными, — процедил Торк и, повернувшись, отошел. Руби решила, что мысль о ее смерти пугает Торка. Видимо, не очень он оптимистичен относительно ее судьбы. Руби вздрогнула от дурного предчувствия.

Дойдя до шатра, Руби увидела Селика. Вид у него был расстроенный, плечи опущены.

— Что стряслось? — поддразнила она. — Не попал в самую точку?

Этот красавец был известным бабником. Руби жалела Астрид, решившую, по всей видимости, держать этого повесу у домашнего очага.

— Не попал? Нет, сегодня я в бейсбол не играл.

Селик поднял темные брови, резко контрастирующие с почти белыми волосами, и вопросительно наклонил голову, по-видимому, прикидывая, стоит ли попытаться поухаживать за ней.

— Я говорила не о бейсболе, — пояснила Руби, мгновенно разгадав незатейливый ход мыслей Селика. — Просто ты выглядишь, как охваченный вожделением мужчина, которому сегодня не повезло.

— «Повезло»? Что это такое?

— О, Селик! Это просто такое выражение! Знаешь, если найдешь женщину, которая разделит с тобой шатер, можешь сказать, что тебе сегодня повезло.

Селик понимающе кивнул:

— Значит, если не повезло, я, считай, не попал в самую точку?

— Вот именно.

— Здорово! — кивнул Селик, — хотя обычно мне везет.

Селик широко улыбнулся, открывая самые белые и ровные зубы, которые когда-либо видела Руби. Но, несмотря на неотразимо красивую внешность, Селик совсем ее не привлекал. Она задумалась над этой странностью, но Селик неожиданно спросил, тихо и вкрадчиво:

— Муж действительно брил тебе ноги?

— Ну да, — ответила Руби, смеясь над его дерзостью.

— Может, мне понравится сделать это для тебя… поскольку сейчас мужа нет и…

— Может, тебе понравится ходить с отрезанными яйцами?!

Руби и Селик подпрыгнули от неожиданности при науках громового голоса Торка.

— Вряд ли, — сухо заметил Селик, театрально скрещивая ноги, чтобы в деланном ужасе загородить мужскую плоть.

— Тогда убирайся в свой шатер!

Руби и Селик уставились на Торка, не понимая, почему тот так злится из-за простого обмена шутками.

— Думаю, ему тоже не повезло сегодня, — хмыкнул Селик, подчеркнуто глядя на Руби, и мило осведомился:

— Кажется, он тоже промахнулся?

Руби закусила губу, чтобы скрыть смешок.

— Не доводи меня, Селик. Для тебя это добром не кончится.

— А ты похож на собаку на сене, — ухмыльнулся Селик, очевидно, ничуть не задетый угрозами Торка. — Если не хочешь девушку, Торк, значит, ее возьмут другие.

И он лукаво подмигнул Руби.

— Руби поручена мне, МАЛЬЧИК. Пойди поищи какую-нибудь шлюшку, которая не знает разницы между мужчиной и мальчишкой.

Но, вместо того чтобы оскорбиться, Селик злорадно заметил:

— Кровь Тора! Не думал я, что придет этот день Девица поймала тебя на удочку!

Он ушел, но Руби и Торк еще долго слышали его смех.

— Значит, ты испытываешь свои чары на мальчиках.

— Вовсе нет.

— Лучше тебе молиться, чем заигрывать с мужчинами, девчонка, — взорвался Торк, напомнив Руби о ее ужасном положении.

Проснувшись на следующий день, она позавтракала и вымылась в ручье, а потом вместе с Ауд отправилась на церемонию открытия альтинга. Женщины не участвовали в спорах, если только не вызывались как свидетельницы, но им было позволено наблюдать.

Огромный открытый шатер защищал низкое возвышение от лучей летнего солнца. Зигтриг сидел на почетном месте среди двадцати богато одетых ярлов, включая Дара. Не менее пятисот свободных граждан Нортумбрии, имевших право голосовать, окружали шатер.

— Королевство зиждется на законах, беззаконие губит страну, — прогремел громкий голос, очевидно, возвещая о начале альтинга.

— Это толкователь законов, Ассен, — прошептала Ауд, показывая на величественного мужчину, сидевшего во главе ярлов. — Слушай, он объясняет законы викингов и наказания, полагающиеся за преступления.

Некоторые наказания показались Руби варварскими — отсечение руки за воровство, избиение камнями ведьмы, обезглавливание предателя, но большинство законов основывалось на простом правиле — нельзя несправедливо наказывать невинного человека и защищать виновного.

— Тебя сегодня судить не будут, — сообщил Торк, подходя к Руби. Она и Ауд нашли прекрасное место, на склоне небольшого холма, откуда все было видно. Бдительный Виджи маячил рядом.

Руби облегченно вздохнула.

— Слишком многое нужно обсудить. Вероятно, до тебя очередь дойдет дня через два.

— Это плохо или хорошо?

— Кто знает? — пожал плечами Торк. — Зависит от настроения ярлов… или Зигтрига. Нужно ли предупреждать, чтобы ты постаралась ничего не натворить до суда?

Руби кивнула. Торк, казалось, хотел еще что-то сказать, но передумал и отошел к приятелям.

Сначала собрание обсудило предложение короля Ательстана выдать замуж за Зигтрига свою сестру. Зигтриг, выглядевший поистине величественно в фиолетовой тунике, расшитой драгоценными камнями, и золотом обруче на голове, походившем на корону, провозгласил:

— Люди добрые, я объявляю о своей помолвке с сестрой саксонского короля Ательстана.

По толпе пробежал шепоток протеста.

— Нет, не думайте, что я хочу этого союза, но меня убедили, что так будет лучше для всех викингов к Нортумбрии.

Зигтриг подчеркнуто взглянул на Торка, стоявшего в первом ряду, и перечислил выгоды этого брака, о котором ему говорил Торк.

Собрание решило, что представитель короля должен посетить церемонию коронации Ательстана в начале сентября в Кингстоне, где и будет решено, когда назначить день встречи между двумя королями и дату свадьбы в январе, в городе Темворте.

Затем собрание перешло к разрешению всяческих споров и ссор — множества дел от несогласия из-за собственности до обвинения в убийстве. Руби зачарованно слушала, хотя Ауд давно удалилась к себе в шатер передохнуть.

Суть каждого дела громко объявлялась с возвышения, чтобы мог слышать каждый. Стороны приводили с собой свидетелей или сторонников. Толкователь законов действовал как арбитр, передавая вопросы от короля и ярлов, как, впрочем, и от всех собравшихся. Голосовали не поименно и не поднимая руки, а бряцали оружием. Виновная сторона обычно должна была выплачивать пеню золотом, серебром, шерстью или скотом. Пеня за убитого раба была куда меньшей, чем за гесира. За набеги на землю соседа викинг мог быть изгнан из общины и лишен всей собственности. Если он не подчинится приговору, каждый имел право убить его.

— Нравится тебе наш альтинг? — спросила Бернхил, садясь на траву рядом с Руби.

— Бернхил! Как я рада снова увидеть тебя!

На любовнице короля было яркое платье из красного шелка, подходящее скорее для празднества, чем для сегодняшнего случая. Золотые браслеты и броши, усаженные изумрудами и рубинами, сверкали на солнце, а на голове переливался узкий золотой обруч, как у королевы.

— Здесь очень интересно, — призналась Руби. — Не могу поверить, что у викингов такая сложная система правосудия.

— Мы всегда уважали законы. Почему ты думала иначе?

Руби улыбнулась, не отвечая на вопрос, и обняла Бернхил за плечи, только сейчас поняв, как скучала по подруге.

— Ты продолжаешь бегать по утрам?

— Да, и теперь пробегаю в два раза больше, чем мы с тобой.

— Четыре мили! Неплохо!

— Странно, но я пьянею от бега, почти как от хорошего вина. Не знаю, почему люди не увлекаются этим.

— Это называется «кайф бегуна», — сообщила Руби со смешком.

Бернхил, явно не поняв, улыбнулась и пригласила Руби на обед. Виджи, конечно, пошел следом. Руби жадно рассматривала окружающее. Слуги жарили туши свиней и оленей на открытом огне. Рабы бросали в выложенную бревнами яму куски мяса, ягоды можжевельника, семена горчицы, чеснок и другие травы; внизу на раскаленных камнях кипела вода. Мужчины готовились к вечерним соревнованиям — поднятию тяжестей, борьбе, скачкам и метанию копья, поединкам на мечах, лучники натягивали тетивы. Ремесленники и торговцы расставили столы с товарами, где было все — от резных гребней до шелковых восточных шарфов и дорогих янтарных бус.

— Что, по-твоему, меня ждет на альтинге? — наконец спросила Руби, усевшись вместе с Бернхил в большом шатре на краю поля.

— Вряд ли тебя приговорят к смерти, разве только у кого-нибудь найдутся доказательства того, что ты шпионка. Тогда никто не сможет тебя спасти.

Позже, когда Руби и Виджи вернулись в свой шатер, оказалось, что альтинг закончился. Торк, Дар и Селик, мальчики и две дюжины гесиров собирали полотенца и мыло, чтобы искупаться в ручье перед ужином и вечерними развлечениями.

Селик шагнул к Руби, но Торк схватил его за шиворот и потащил за собой.

— Клянусь Одином, ты сломаешь мне шею, — прохрипел Селик.

— Лучше, чем другую часть твоего тела.

Селик оглянулся на Руби и театрально закатил глаза.

— Веди себя, как подобает взрослому, — прорычал Торк.

После их ухода Руби и Ауд переглянулись.

— Кажется, моему внуку попала под кожу заноза. Ведет себя, как жлоб.

— Вижу, тебе понравилось это слово, — засмеялась Руби.

— Да, почти как «проклятая шовинистская свинья». Но Дар терпеть не может, когда я так говорю. Поэтому я упражняюсь на слугах.

Глаза пожилой женщины лукаво сверкнули.

Вечером, когда семейство направилось к шатрам, насладившись сказаниями скальдов, Руби немного отстала, чтобы поговорить с Торком.

— Что тебе? Разве Селик занят? — прорычал Торк.

— Не будь ослом, — покачала головой Руби, втайне довольная ревностью Торка. — Неужели веришь, что я хотела бы стать очередной жертвой Селика?

Торк немедленно понял, о чем она, и рассмеялся.

— У тебя просто дар, девушка, рассеивать мое дурное настроение. И все твоя дурацкая игра слов. Какую проделку ты теперь задумала?

— Я и вправду придумала то, что, вероятно, может спасти меня на альтинге, — с надеждой призналась Руби.

— И что же это, интересно? Остается молиться, что этот план не включает меня, — настороженно улыбнулся Торк, зная, что Руби вполне способна удивить его.

— Не ехидничай. Просто я решила, что, если в Джорвике есть христианские церкви, я могла бы искать у них защиты. Я читала об этом в исторических романах.

— Стала бы монашкой? — осведомился Торк, расхохотавшись. Дар и Ауд оглянулись, желая узнать, что так позабавило внука, но тот лишь махнул рукой.

— Так и вижу тебя в черном одеянии, под которым та самая грация. Да все святые в гробах перевернутся!

Торк снова захохотал и начал объяснять Дару причину столь странного веселья. Когда старик присоединился к внуку, Руби переглянулась с Ауд, и обе объявили:

— Жлобы!

И тут же сами раскатились смехом.

Прошло четыре дня, прежде чем Руби предстала перед судом. К этому времени ее трясло от страха, по каждому поводу она разражалась слезами, особенно наблюдая жестокие наказания. У шести воров отрубили правые руки, забили камнями изменницу, обезглавили раба, убившего своего господина. Руби упорно отказывалась присутствовать на казнях, и хотя Ауд соглашалась с тем, что наказание слишком тяжело видеть, однако не понимала гнева Руби, поскольку преступников судили «справедливо».

Наконец настала ее очередь. Одетая в лучшее платье из темно-красного шелка, подаренное Даром, с изумрудным подвеском, Руби стояла в стороне, пока толкователь закона говорил о ее «преступлении».

— Руби Джордан, ты обвиняешься в том, что шпионила для Ивара. Что скажешь?

— Я невиновна.

— Позади тебя стоят твои защитники?

— Что?!

Руби в изумлении обернулась. За спиной стояли Дар, Ауд, Олаф, Джида, Селик, Бернхил и… сердце Руби, казалось, перевернулось… Торк! Их взгляды на мгновение встретились, и он едва заметно кивнул.

— Да, — покорно ответила Руби, со слезами на глазах, благодаря Бога за поддержку людей, к которым успела привязаться.

Толкователь прочитал долгий список жалоб на Руби: она появилась в Джорвике неизвестно откуда, не имея семьи и знакомых, в рубашке, на которой, по-видимому, было начертано послание от Ивара, объясняла женщинам способы не беременеть и, вероятно, была шпионкой. Когда он поднял футболку, в толпе раздались возмущенные крики: многие умели читать и поняли, что означают слова «медные яйца».

— Что скажешь в свое оправдание?

— Я прибыла из Америки, страны, которая лежит за Атлантическим океаном, — объяснила Руби, пытаясь не упоминать о будущем. — Я заблудилась, но, конечно, никогда не была шпионкой. Уверяю, слова, написанные на рубашке, — это просто неумная детская шутка, но, думаю, ни у кого нет доказательств того, что я шпионка.

— А почему ты собиралась убить наших детей?

— Вздор! — воскликнула Руби, но тут же сжала зубы, чтобы успокоиться, и громко ответила:

—  — Я в жизни не смогла бы убить ребенка в животе у женщины или уже родившегося. Просто упомянула о том, что есть способы не беременеть, когда соседки рассказали о молодой женщине, уже родившей десять детей и которая может умереть при следующих родах. Подумайте, каково придется ее ребятишкам, оставшимся сиротами? Такой женщине вряд ли можно беременеть!

— И она рассказала об этом женщинам во дворце лишь потому, что я ее попросила, — вызывающе вставила Бернхил. — Некоторым женщинам не мешает научиться предотвращать зачатие!

Зигтриг разъяренно шагнул к Бернхил, и по толпе пронесся неприязненный шепоток.

— Убирайся отсюда, женщина, — коротко приказал король.

Бернхил, видя, что не помогла Руби, молча отошла в глубь шатра. Вперед выступил Дар и вмешался, надеясь изменить настроение толпы.

— Девушка говорит, будто приходится внучкой Грольфу. Можем ли мы наказывать ее без доказательств или сначала проверим, говорит ли она правду?

Затем выступили Олаф, Ауд и Джида. Все трое доказывали, что Руби поступала так не со зла, а по неведению и в ее действиях нет настоящей опасности.

— Я доверяла ей собственных дочерей, чего, конечно, не сделала бы, будь она шпионкой, — убежденно и страстно заявила Джида. Руби едва не расплакалась.

Наконец вперед выступил Торк и откашлялся, готовясь высказаться. Молчание толпы говорило об уважении, которым он пользовался.

— Девушку отдали под мой надзор по твоему приказу, Зигтриг, — громко начал Торк. — И хотя ее происхождение остается для меня тайной, думаю, она просто страдает от помрачения разума.

Помрачение разума! Да это просто смешно!

И снова Руби сжала кулаки так, что ногти впились в ладонь. Взгляд сверкающих глаз ясно говорил Торку о том, что она думает о его речи.

— Я не верю, что она шпионка. Это было доказано, когда мы пытали и убили двух шпионов Ивара, — продолжал Торк, обращаясь к викингам, и, глубоко вздохнув, договорил:

— Прошу собрание оправдать Руби.

— И что с ней делать? — негодующе осведомился Зигтриг. — Не желаю, чтобы она оставалась в Джорвике и мутила воду, подбивая женщин на неповиновение.

Торк мгновенно вспыхнул. Очевидно, с болью поняла Руби, он совсем не думал о ее судьбе.

Тщательно взвешивая слова, Торк вновь заговорил:

— Думаю, она может отправиться в Нормандию, к Грольфу, на торговом судне. Я согласен оплатить проезд.

Последовали долгий допрос и обсуждение. Высказывались десятки различных мнений. Наконец толкователь законов поднял руки, призывая к молчанию.

— Необходимо решить, действительно ли Руби Джордан шпионка Ивара? Являются ли преступлением ее наставления о том, как предотвратить зачатие? Следует ли обвинить ее в том, что она ложно объявила себя родней Грольфа?

Ассен набрал в грудь воздуха и объявил голосом опытного дворцового глашатая:

— Слушайте меня, добрые норвежцы. Каков будет ваш приговор?

— Отрубить ей голову! — завопил кто-то из толпы.

Руби съежилась. Опять они о своем!

— Вырвать язык, — посоветовал другой.

— Пытать, пока не сознается.

К ужасу Руби, никто не говорил о помиловании.

Когда обмен мнениями прекратился, толкователь предложил приступить к голосованию. По первому вопросу, о шпионаже, викинги не смогли прийти к единому мнению, и вопрос решили отложить, пока не будут решены остальные. По второму вопросу, является ли контроль рождаемости преступлением, Руби оправдали, хотя назначили пеню за нелепые разговоры, чтобы Руби не вздумала повторить свою ошибку.

— У меня нет денег, — сказала Руби. — Возьмите это.

Она протянула толкователю законов изумруд.

— Этого будет достаточно, — решил тот, определив цену камня, и вручил подвесок Зигтригу. Король побагровел от ярости.

— Это мой! — завопил он.

— Нет! Ты подарил камень мне, а я отдала его Руби, — возразила Бернхил, вновь выходя вперед. Зигтриг выглядел так, словно был готов удушить любовницу.

— Заткнись, женщина, пока я не выставил тебя перед собранием за воровство и пособничество шпионке! Ты забываешь свое место!

И Зигтриг сел, с яростью оглядывая Бернхил и Руби. Кажется, дела совсем плохи!

В отношении родства с Грольфом сторонникам Руби удалось убедить собравшихся в том, что такое утверждение требует проверки.

Бернхил скользнула к королю и что-то шепнула ему на ухо. Торк с подозрением оглядел Руби, словно боясь, что она и Бернхил о чем-то договорились. Наконец Зигтриг, которому надоели бесконечные споры, отстранился от любовницы и громко заявил:

— Предлагаю отправить эту женщину, Руби Джордан, к Грольфу под стражей. Если обнаружится, что она солгала, это и будет доказательством того, что она замышляла злобные деяния по наущению либо Ивара, либо саксов, и тогда ее необходимо обезглавить на месте.

— Что скажете на предложение короля Зигтрига? — спросил толкователь, поскольку собравшиеся спешили скорее поужинать и начать развлекаться.

Руби скрестила пальцы и произнесла короткую молитву. Собравшиеся, звеня оружием, громко выразили согласие с решением короля. Руби лишь через несколько мгновений сообразила, что викинги признали ее невиновной, по крайней мере пока. Благодарная улыбка осветила ее лицо, и она обернулась к Торку, словно приглашая его разделить с ней радость.

Но Торк совсем не выглядел счастливым, наоборот, хмурясь, переводил недоуменный взгляд с Бернхил на короля.

— Подожди! — наконец окликнул он Зигтрига. — Ничего я не понял. Что теперь будет с девушкой?

Король потянулся и громко зевнул:

— Все очень просто, — пояснил он Торку, хитро улыбаясь. — Ты отвезешь ее в Нормандию и обезглавишь, если она не окажется внучкой Грольфа.

ГЛАВА 16

— Но я не могу, — завопил Торк, не заботясь о том, что разговаривает с королем. — Я еду в Джомсборг!

— Завезешь девку в Нормандию по пути в Джомсборг, — посоветовал Зигтриг, мгновенно окаменев лицом при виде того, как дерзко Торк не подчиняется его приказам.

— По пути… по пути… Но Нормандия в стороне от Джомсборга!

— Просто я доверяю тебе, Торк, больше, чем остальным, — польстил король.

— Но почему ты считаешь, будто я способен ее обезглавить? Я уже ясно сказал, что не считаю ее шпионкой, — раздраженно отозвался Торк, проводя пальцами по волосам, и метнул на Руби быстрый взгляд, давая понять, что у него много чего найдется сказать после беседы с королем.

— Да, но это ничего не значит. Ты превыше всего ставишь честь. Если Грольф откажется от девчонки, ты убьешь ее, потому что принес мне клятву в верности. Это я точно знаю.

Торк грубо фыркнул, давая знать, что он разгадал столь неприкрытую лесть.

— О, разве я не упомянул, — добавил Зигтриг, — что ты будешь представлять меня на коронации Ательстана?

Торк, побагровев, грязно выругался.

— И не думай отказываться, — непререкаемым тоном предупредил Зигтриг. — Ты сам знаешь, что остался единственным викингом, который знает, как себя вести при дворе саксов и не получить при этом нож в спину.

Глаза Торка метали молнии, но Зигтриг упрямо уставился на него, сложив руки на груди. Стража короля придвинулась ближе, боясь, что Торк воспротивится приказам.

— Я найду того, кто выполнит эти поручения вместо меня, — предложил Торк. — Может, Олаф…

— Ни за что! — заорал Олаф. — Я нужен здесь, в Джорвике, жене и детям!

— А я принес обет джомсвикингам, обет, который не выполняется вот уже два года!

— Ты отказываешься подчиниться моему требованию? — без обиняков осведомился Зигтриг.

— Не можем ли мы обсудить это позже? — уклончиво ответил Торк.

— Разве не ты убедил меня, как важно, чтобы свадьба состоялась?

— Да, но…

— Можешь назвать хотя бы одного человека, который бы выполнил мои приказы так же точно, как ты?

Торк, немного подумав, просветлел:

— Да, мой хитрый дед все сделает как надо, поскольку прекрасно знаком с королем Ательстаном и Грольфом.

Ауд охнула и в ярости обрушилась на внука:

— Стыдись, Торк! Не думала, что ты способен на такое!

— Ты знаешь, что я должен защищать свои земли от нападения саксов, — ледяным тоном сообщил Дар.

— Ты прав, — покорно пробормотал Торк. — Прости, я говорил в гневе и не подумал хорошенько.

Дар и Ауд молча кивнули, принимая его извинения.

— Ну? Что скажешь? — осведомился Зигтриг. — Достаточно времени мы потратили на эту девчонку, и мне не нравится, как ты обращаешься со своим королем. Кровь Тора! Да какое значение может иметь жалкий месяц! Успеешь еще в Джомсборг!

— Будь по-твоему, — пробурчал Торк и уже хотел уйти, но остановился перед Руби. Пронзив ее синими искрами глаз, он со злостью ткнул пальцем ей в грудь и, когда Руби в страхе отступила, шагнул вперед.

— Это ты виновата. Но еще пожалеешь о том дне, когда встретила меня, девчонка.

Все шло не так, как хотелось Руби. Она должна бы чувствовать себя на седьмом небе, поскольку разлука с Торком откладывалась по крайней мере на месяц. Почему он не рад?

Руби попыталась извиниться:

— Мне очень жаль, Торк. Я причинила тебе столько неприятностей.

Он тихо и очень грязно выругался.

— Торк, я…

— Нет, хватит лжи! Так вот что задумали вы с Бернхил! Все эти четыре дня шептались и секретничали, как две пташки! Но ты заплатишь, и дорого, за каждый день, на который задержала мое путешествие!

Чтобы подчеркнуть свои слова, он сильно шлепнул ее по заду и, невесело смеясь, тоненьким голоском передразнил ее:

— О, Торк, я причинила тебе столько неприятностей…

Руби, до сих пор не верившая, что снова ухитрилась избежать дьявольской злобы Зигтрига, полная радости оттого, что смерть отступила, почувствовала, как радость куда-то исчезла под натиском несправедливых обвинений! Вскоре Торк дал Руби еще одну причину для гнева и боли. Когда она и Ауд брели к шатрам вслед за мужчинами, Торк сказал деду с усталым смирением:

— Если считаешь, что брачный союз с Элис поможет тебе защитить наши владения в мое отсутствие, начинай переговоры о свадьбе.

Он не обратил внимания на стон, вырвавшийся из груди Руби.

— Что?! — воскликнул Дар. — Не пойму, с чего ты вдруг передумал! Ведь еще вчера противился, как мог!

— За последние четыре дня мы не раз толковали с друзьями, живущими у границы с Уэссексом, чтобы понять: Ательстан ведет двойную игру. При первом же признаке слабости он нападет. Нужно сделать все возможное, чтобы защитить себя.

— Даже если это означает твою женитьбу?

— Даже это, — подтвердил Торк, с отвращением скривив губы.

— Что ж, отец девушки действительно обещал помочь людьми и оружием. Может, успеем до твоего отъезда подписать брачный договор?

Торк мрачно кивнул.

— Ее братья в лагере. Можем сегодня послать вестника к ее отцу и завтра подписать все бумаги.

Торк задумчиво потянул за нижнюю губу.

— Я не откажусь от обета джомсвикинга. Как считаешь, девушка согласится на это?

— Можно подумать, кто-то ее спросит!

— Даже если они согласятся на помолвку, пройдет не менее двух лет, прежде чем я вернусь и смогу жениться, но это не должно быть помехой. Элис только пятнадцать — совсем дитя.

— Но ты всегда говорил, что не хочешь подвергать жену и детей опасности. Эрик не замедлит начать охоту за ними.

— Я по-прежнему так считаю. И клянусь мечом Тора, что не приведу в этот мир еще одного ребенка, рожденного от моих чресел, — яростно воскликнул Торк. — Но давай не будем говорить об этом сейчас. Что же касается Элис, у нее пять братьев и могущественный отец, которые смогут защитить ее от Эрика. Мой брат не глуп и умеет выбрать жертву. Кроме того, по моим долгим отлучкам он поймет, как мало теплых чувств я питаю к жене. Заверяю, она в полной безопасности.

— Ты стал слишком холодным человеком, Торк.

— Просто живу в холодном мире, дед.

«Куда холоднее, чем вы оба можете представить», — подумала Руби, не вытирая струившихся по щекам слез. Если Торк женится на другой, для нее все потеряно. И неважно, любит он Элис или нет. Руби никогда не пойдет на связь с Торком, зная, что у него жена.

О Боже!

Руби хотелось кричать от боли, потому что сердце, казалось, раскалывается на миллион крохотных кусочков. Торк по-настоящему потерян для нее!

Несколько раз Руби пыталась поговорить с Торком, но тот наотрез отказывался слушать. Бернхил уже успела все объяснить ему, и теперь он, по-видимому, склонен был винить во всем короля, а не заговор между женщинами. Но он по-прежнему злился на Руби из-за того, что она стала невольной помехой его планам. Последними его словами, обращенными к ней, были:

— Ты еще заплатишь за все неприятности, все расстройства, которые доставила мне, девушка. У меня остался месяц, чтобы жестоко отомстить тебе, и я постараюсь достойно использовать каждое мгновение.

Руби не спросила, какое именно наказание он предназначил ей.

Вечером, подкрепив угасавшее мужество чашей красного вина, Руби пробралась в шатер Торка, решив попытаться отговорить его от поспешной помолвки с Элис.

— Что?! — вскричал Торк, пробуждаясь от крепкого сна и видя склонившуюся над ним Руби. Оттолкнув ее, он встал и зажег свечу. — Убирайся ко всем чертям из моего шатра! Клянусь, завтра же продам Виджи за лень и небрежность!

— Торк, дай мне одну минуту, и обещаю, что сразу же уйду.

Торк повернулся, и Руби резко втянула в себя воздух.

— Выкладывай, Руби, — пробурчал он, — и побыстрее. Утром прибудет семья Элис для подписания брачного договора. Не хватало еще, чтобы девушка отказалась от помолвки только из-за скандала, который произойдет, если тебя застанут здесь!

Руби поняла: он думает, что она пришла снова соблазнять его. Она почувствовала, как загорелось лицо, и поскорее попыталась всё объяснить:

— Торк, ты не можешь жениться на Элис, особенно после того, как…

Торк в два шага оказался перед ней, тяжело дыша от охватившего его гнева. Руби на мгновение закрыла глаза, опьяненная жаром его тела и знакомым запахом.

— Да, лучше закрой глаза и помолись, девушка, — процедил он, схватив ее за плечи и приподнимая с пола так, что их лица оказались на одном уровне. — Помяни мои слова — помолвка состоится завтра утром. И ничто не сможет помешать этому.

— Но, Торк, я люблю тебя, — пробормотала она. — И знаю… что не безразлична тебе. Как можешь ты жениться на ком-то еще?

— Женщина, ты забываешься! — холодно бросил Торк. — Когда я обещал жениться на тебе? Никогда! Наоборот, снова и снова повторял, что такому не бывать. А любовь? Ха! Об этом я меньше всего тревожусь!

— Но ты сам говорил, что ни на ком не женишься и я…

— Бр-р-р! — перебил он, закатывая глаза к небу. — Когда же меня перестанут преследовать?! Сначала дед. Потом эта ведьма!

Он резко отнял руки, и Руби, потеряв равновесие, упала на колени. Торк даже не подумал помочь ей подняться и вместо этого молча, злобно уставился на девушку.

— Как ты мог обещать жениться на Элис? — со слезами пробормотала Руби. — Как мог сделать такое со мной… с нами?

— Скажи лучше, как я не мог?

Торк в отчаянии воздел руки к небу. Руби увидела, как на щеке дернулся мускул.

— Но ты женат на мне.

— Не женат… и никогда не буду, — устало повторил он, словно ему невыносимо надоело твердить одно и то же.

— Тогда между нами в самом деле все кончено, — шепнула Руби с тупым смирением.

Но Торк упрямо покачал головой:

— Нет, еще даже не начиналось, колдунья!

Руби, не веря ушам, уставилась на него.

— Между нами теперь ничего не может быть. Ничего.

— Не тебе это решать.

— О чем ты?

Торк наклонился ближе и улыбнулся, но глаза оставались по-прежнему ледяными.

— По-моему, это совершенно ясно. Ты околдовала меня, измучила и вмешалась в мои планы. За это… я намереваюсь получить плату… полной мерой.

— Нет!

— О да! И не сомневайся!

Занавесь внезапно приподнялась, и Виджи нерешительно просунул голову в шатер.

— Хозяин… девушка пропала.

— Неужели? — осведомился Торк, отступая в сторону, чтобы стражник смог увидеть стоявшую на коленях Руби.

И при следующих словах Торка она почувствовала, как слезы в который раз наполняют глаза и угрожают хлынуть по щекам.

— Виджи, отведи ее в шатер, и на этот раз не спускай с девчонки глаз. Ей не дозволяется покидать шатер. Если я увижу ее завтра на церемонии помолвки, ты не только окажешься на невольничьем судне, но еще и лишишься руки.

Руби в последний раз оглянулась на Торка, пока Виджи вел ее из шатра. Вид у него был такой неприступный, что она не осмелилась попросить еще раз.

На следующий день Руби оказалась узницей в шатре, куда до нее доносились звуки празднества. Возможно, это отмечали помолвку. Виджи принес ей утром завтрак и вынес горшок, но отказался отвечать на вопросы. Наконец, когда уже стемнело, в шатре появилась Ауд и, взглянув на красные от слез глаза и измученное лицо девушки, безмолвно ее обняла.

— О, детка, зачем так мучить себя? — проворковала Ауд, гладя Руби по спине и вытирая ее лицо лоскутом чистой ткани. — Неужели мой внук так много для тебя значит?

Руби, всхлипнув, кивнула..

— Но это всего-навсего помолвка, и он не любит девушку.

— О Ауд, неужели не видишь? Это означает, что мы никогда не сможем быть вместе. Я думала… думала… если он похож на Джека как две капли воды, значит, тоже станет любить меня. И так хотела получить второй шанс стать счастливой и исправить все ошибки, которые натворила с первым мужем.

— Если тебе это послужит утешением, знай, что Торк выглядел таким же несчастным весь день, как ты сейчас. И рычал на всех, кто к нему приближался.

— Даже на Элис? — прошептала Руби.

— Особенно на Элис, — печально улыбнулась Ауд. — Девушка, возможно, и сейчас плачет.

— Хочешь сказать… что Торк сейчас не с ней? — с надеждой выдохнула Руби.

Ауд даже рассмеялась при виде такого простодушия.

— Девушка, неужели ты думала, что они сегодня же ночью лягут вместе? Некоторые пары так и делают, но Элис еще слишком молода.

Руби почувствовала странное утешение, узнав, что Торк не займется любовью со своей невестой. И кто знает, где она сама будет через два года, когда Торк и Элис наконец поженятся?

— Но остерегись, Руби, мой внук заявляет, что между вами еще не все кончено. А он всегда держит слово.

На следующий день Руби сокрушенно наблюдала, как Торк прощается с Элис и ее родными. В следующий раз она увидела его лишь назавтра, когда стояла у поручня корабля, со слезами махая рукой Ауд, Дару, Джиде, Олафу и Тайкиру, наблюдавшим за отплытием.

— Пусть Бог-Отец, Сын и Дух Святой благословят вас и сохранят в этом путешествии, — громко объявил архиепископ Гротверд, глава Эофорвикской епархии. — И пусть Господь отворит врата рая тем, кто не вернется из этого путешествия. Да ведет он вас по святой дороге праведности, военной мощи, честной торговли и успешных переговоров.

Преподобный отец стоял на пристани, кропя матросов и все пять судов святой водой из чаши, украшенной драгоценными камнями. Но как только священник отвернулся, матросы начали возносить молитвы богу Тору, покровителю морей, прося благополучно провести их через воды своих владений.

К облегчению Руби, Ауд убедила Торка оставить Тайкира с ней и Даром, пообещав, что они будут хранить мальчика, как зеницу ока. Эйрик отплывал с ними ко двору Ательстана, куда Торк неохотно согласился отдать его на усыновление вместе с молодым дядей мальчика Хааконом, но только при условии, что при сыне будут неотлучно находиться двое слуг.

Наконец-то Торк пошел на компромисс в отношении мальчиков, но Руби, так убеждавшая Торка признать сыновей, все-таки надеялась, что дети не пострадают.

Селик помахал Руби с одного из судов, выходивших из гавани. Отсюда они направятся на юг, вниз по Ауз, к Хамберу, а потом на восток, в Северное море, и снова на юг, к Кингстону, находившемуся недалеко от Лондона.

Узкие корабли с изящно вырезанными носами скользили по воде, словно драконы, на которых так походили. Если воды оказывались достаточно мелкими, матросы переносили корабли на своих плечах, а Руби шагала по берегу. Она почти не разговаривала с Торком с тех пор, как они распустили паруса, хотя тот загадочно улыбался ей всякий раз, когда они встречались, без слов давая понять, что между ними далеко не все кончено. Она не была осуждена на альтинге благодаря Торку, поэтому не было сомнений, чего он пожелает. Но Руби могла думать только о решении Торка жениться на Элис. И теперь, с болью взглянув на него, заметила массивное обручальное кольцо, блестевшее в ярких лучах солнца. На сердце легла свинцовая тяжесть оттого, что она считала это предательством. Руби знала все причины, по которым Торк решился на брак, и не переставала твердить себе, что она поступает эгоистично и неразумно. В конце концов, кто знает, в любой момент она сама может исчезнуть.

Разум Руби мирился с логикой. Но сердце… сердце отказывалось подчиняться. Несмотря ни на что, она хотела получить Торка.

Тряхнув головой, чтобы избавиться от грустных мыслей, она снова начала наблюдать за происходящим вокруг. Торк уверенно отдавал приказания рулевому, проводя корабль через опасные места. Шестнадцать матросов с каждого борта, сидя на своих сундуках, работали веслами; еще тридцать два человека стояли наготове на случай, если потребуется помощь и нужно будет садиться на весла по двое. Тяжелые боевые щиты, развешанные по внешней стороне бортов, блестели на солнце.

Торк любил жизнь на море. Руби поняла это, видя, как он откидывает голову, глубоко вдыхая соленый воздух, и улыбается при этом. Как могут женщины и дети соперничать с волнениями полного приключений существования?!

— Тебе лучше уйти под полог, — посоветовал Торк, показывая на полотняный шатер, который раскинули для нее в центре корабля. — К полудню солнце спалит твою светлую кожу.

— Я слишком взволнована, чтобы уйти прямо сейчас, но обещаю, что не стану никому мешать, — сухо ответила Руби, зная, что должна во что бы то ни стало избегать встреч с Торком.

— Пожалуй, не стоит, — проворчал Торк. — Слишком легко упасть за борт, особенно когда мы выйдем в открытое море.

— Когда это случится?

Торк пожал плечами:

— Сегодня мы разобьем лагерь на берегу Хамбера, а на следующий день, если ветер будет попутным, мы достигнем Северного моря и раскинем лагерь на побережье.

Торк стоял, широко расставив ноги, чтобы сохранить равновесие. Выгоревшие на солнце волосы, как у всех матросов, были заплетены в косы, чтобы их не путал ветер.

Нерешительная улыбка коснулась уголков губ Руби.

— Тебя забавляет моя внешность?

— Нет, просто удивительно, как меня может привлекать мужчина, который носит косы.

— Тебя влечет ко мне? — тихо спросил Торк, наклоняясь ближе.

Руби искоса взглянула на него. Значит, теперь он решил поговорить с ней… когда уже слишком поздно!

— А что, по-твоему, я пыталась сказать тебе с самой нашей первой встречи? — устало осведомилась она. — И хотя мне не по душе твоя кровожадность и жестокость и я не одобряю твой образ жизни, тем не менее сознаю, что ты — моя вторая половина.

Торк громко вздохнул.

Руби хотела, чтобы он понял, почему ей так больно и почему его поступки предопределили будущее, будущее, в котором ей не было места.

— Мы родные души, Торк. Признаешь ли ты, что мы знали друг друга в той жизни или нет, я верю, что нам предназначалось быть вместе, сегодня и всегда. По крайней мере, была уверена в том, пока ты не объявил о своей свадьбе.

Но Торк не обратил внимания на упоминание об Элис.

— Но ты считала себя родной душой мужа, однако позволила ему уйти… нет, вынудила своим поведением, — недоуменно протянул он.

Руби почувствовала, как вспыхнуло лицо, и рассеянно откинула со лба прядку непослушных волос.

— Тогда я не понимала своих ошибок. Если вернусь, все пойдет по-другому.

— Вот видишь, хотя ты считаешь меня частью своей жизни, все-таки тоскуешь по мужу, — бросил Торк, пристально изучая ее лицо.

— Ты не понимаешь. Для меня Джек и ты — один и тот же человек.

Торк в отчаянии покачал головой, видя, что она отказывается признавать факты.

— Ха! Я понимаю одно — у тебя вообще не было мужа! Руби, тебя то и дело ловишь на лжи! Ты девственница, нетронутая и чистая. Правда, это в скором времени будет исправлено, в первую же ночь, которую мы проведем вместе.

— Ни за что. Твоя помолвка с Элис все меняет.

— Но я еще не женат, — возразил он, придвигаясь ближе.

— Зато будешь, — возразила Руби, отступая.

— Какое значение имеет для тебя эта помолвка?

— Огромное! О Торк, как ты можешь об этом спрашивать?! Я не стану для тебя утехой на одну ночь!

— Нет, не на ночь! По крайней мере на месяц! Кроме того, к чему все эти угрызения совести, когда неделю назад ты пришла ко мне в спальню, готовая на все!

— Это совсем другое.

Торк поднял бровь:

— Почему?

— Женщине приятно думать, что мужчина ласкает ее, потому что любит, и хочет отдать ей себя. Когда же он обещан другой женщине, это не любовь. Это похоть.

Торк рассмеялся.

— А по мне все одно. Да, могу удовлетвориться и этим.

— А я нет.

— Теперь это от тебя не зависит, родная душа, — объявил Торк, направляясь к матросам. — И лучше тебе смириться с этим. Все равно ничего не изменить.

Руби неожиданно поняла, что их внимательно слушают. Мужчины пересмеивались, удивляясь, что Торк так терпимо относится к ее ехидным словам. Очевидно, многие из них не понимали, почему Торка так влечет к этому столь неженственному созданию.

— Торк, если не можешь справиться с одной девчонкой, я буду рад взять ее на свой корабль, — окликнул ухмыляющийся Селик и продолжал издеваться над Торком под хохот приятелей.

Сначала тот нахмурился, но потом рассмеялся и, бросив матросам вульгарное ругательство, велел Селику заняться делом и прекратить неуместное веселье.

— Ну уж нет! Гораздо интереснее смотреть, как тебя допекает девчонка!

— Не тебе говорить об этом! Самого любая женщина водит за тот хвост, что между ног болтается!

Матросы громко рассмеялись.

— Охо! Наконец-то я узнал правду! — завопил Селик. — Завидуешь моим мужским достоинствам!

— Безмозглое отродье! Посмотрим, что скажешь, когда корабли на ночь причалят к берегу!

Позже, когда они вошли в устье реки Хамбер и решили остановиться на ночлег, Торк ловко перепрыгнул с одного корабля на другой и, схватив не успевшего опомниться Селика, швырнул в мелкую воду. Мужчины залились хохотом, видя, как тот выныривает и отряхивается, словно вымокший пес.

Торк прыгнул обратно и громко похвастался Селику:

— Нужна холодная голова, чтобы мериться силой с мужчинами, мальчик мой!

Потом, повернувшись, улыбнулся Руби:

— С удовольствием скормил бы тебя рыбам…

Но Руби только фыркнула и направилась к шатру за вещами, которые хотела взять на берег. Торк во мгновение ока подхватил ее на руки и, перегнувшись через борт, начал раскачивать, грозя сбросить в воду.

— Ну, что скажете, парни? — прокричал он. — Хороший будет корм рыбам!

— Пусти меня! Ведешь себя, как мальчишка, — прошипела Руби.

Она боялась не воды, а высоты, и, когда сообразила, что Торк не собирается слушать ее, сделала единственное, на что оказалась способна: крепко обхватив Торка за шею левой рукой, опустила вниз правую и что было сил ущипнула Торка за промежность. Тот, завопив, потерял равновесие, и оба свалились за борт. Вода доходила всего-навсего до бедер, и Руби, путаясь в мокром платье, тем не менее гордо направилась к берегу, высоко подняв голову. Торк рассерженно уставился ей в спину, пока его люди заходились от хохота при виде столь забавного зрелища.

Разъяренная Руби произнесла очень грубое слово, какого в жизни не употребляла. Но Торк только рассмеялся и велел ухмыляющимся мужчинам заняться делом. Он не мог поверить, что Руби действительно способна сказать такое. Дерзкая девчонка!

— Я заслуживал купанья за то, что подшучивал над тобой, — признал он, — но почему ты пыталась утопить меня?

Руби свирепо повернулась к нему, и Торк впервые взглянул на обтянутое мокрым платьем тело.

— Неужели у тебя нет стыда, женщина! Выставляешься перед тремя сотнями мужчин!

В его глазах она выглядела неотразимой в тунике, прилипшей к телу. Торк застонал, надеясь, что окружающие не заметят, в каком состоянии он находится. Господи, эта женщина сведет его в могилу!

Последние несколько дней он видел в ее глазах столько боли! И знал, что причиной всему его решение жениться на Элис, хотя не понимал, почему она так относится к этому. Черт бы все побрал!

— А что мне прикажешь надеть? — осведомилась Руби, раздраженно пожимая плечами. — Моя одежда на корабле.

— Подожди здесь, — велел он и отправился за ее вещами, заметив по пути, как Селик, с любопытством поглядев в его сторону, заблеял от смеха, точно овца.

Когда Руби переоделась, Торк велел ей держаться подальше от мужчин, пока те разбивают лагерь. Корабль, на котором были лошади, подвели поближе к берегу, и все мужчины перешли на один борт. Корабль наклонился, и животные вышли на мелкую воду.

На кострах уже варилась похлебка. Повсюду были расставлены шатры, перед которыми горели масляные светильники, подвешенные на воткнутых в землю веслах. Матросы открывали бочонки с сыром и маслом.

— Думаешь, джомсвикинги вернутся с нами в Нортумбрию на следующий год, чтобы помочь выстоять против саксонского нашествия? — с беспокойством спросил Селик, когда лагерь был раскинут.

— Не знаю. Потому и не рассказал деду о наших планах. Не стоит зря обнадеживать старика.

Селик кивнул:

— Гесиры, которых ты нанял, помогут.

— Да, но, боюсь, этого будет недостаточно. Поэтому и согласился на ненавистный брак.

Он раздраженно ударил кулаком о дерево. Руби вопросительно подняла брови, старательно расчесывая короткие волосы.

— Знаешь, дружище, она никогда не примет тебя сейчас, когда ты помолвлен с другой, — заметил Селик, кивком показывая на Руби.

— Примет, не сомневайся. И чем скорее, тем лучше.

Селик ухмыльнулся, прекрасно поняв, что имеет в виду Торк.

— Но что будет после того, как ты возьмешь ее? Оставишь в Нормандии с Грольфом?

— Может быть… если он захочет, если же нет, предложу стать моей любовницей и поселиться в Джомсборге, хотя мне самому придется жить в крепости.

Селик недоверчиво уставился на друга и оглушительно расхохотался. Перегнувшись вдвое, ударяя ладонями о колени, он воскликнул:

— Друг мой, хотел бы я стать мухой, чтобы сидеть на стене в то время, как ты будешь делать подобное предложение! Клянусь, она выцарапает тебе глаза! Нет, скорее оторвет яйца и отольет в бронзе, совсем как на той картинке, что у нее на рубашке!

— Почему ты так думаешь? — нахмурился Торк. — Нет никакого бесчестия в том, чтобы стать возлюбленной мужчины. Я щедр со своими женщинами. Никто до сих пор не жаловался.

— Не поверю, что ты считаешь, будто эта женщина того же поля, что и остальные. Никогда, никогда она не согласится быть кем-то иным, кроме как женой!

В душе Торк признавал, что Селик, возможно, прав. Разве он и Руби уже не прошли этот путь раньше? Обольщение, преследование, отказ. Сначала она хочет, потом нет. Конечно, он тоже менял решение несколько раз, с сожалением напомнил себе Торк.

Руби суженными глазами наблюдала за мужчинами, чувствуя, что они задумали какую-то проделку, вероятно, направленную против нее, поскольку оба обменивались лукавыми взглядами. Они были почти непозволительно красивы, в своих туниках до колен, подпоясанных поношенными ремнями поверх узких штанов. Селик был немного выше, с белыми волосами, резко контрастировавшими с бронзовой кожей, но Торк казался Руби куда привлекательнее.

Руби любила Торка и хотела для него всего самого лучшего. Но она не может быть частью его будущего. Если они дадут волю страсти, все пропало — этому чувству не заглохнуть ни через неделю, ни через месяц.

А это плохо. Торк принадлежит другой женщине. Она принадлежит другому мужчине. О Боже!

— Кроме того, если ее послали из будущего с определенной целью, можно считать, она ее добилась. Тайкир остался у любящих родственников, Эйрик отправляется к саксонскому двору, как и хотел, и окажется, по крайней мере, в безопасности.

Руби почти боялась, что теперь в любую минуту неведомая сила швырнет ее обратно в будущее, а Торк останется в прошлом. И что тогда с ним будет?

ГЛАВА 17

Наконец они прибыли в Кингстон, как раз на рассвете в день коронации Ательстана. Руби, Торк, Селик и Эйрик отправились в собор, оставив мужчин Торка в лагере охранять корабли.

Церемония коронации превзошла все ожидания Руби. Словно ожила страница из романа о короле Артуре, и сегодня добрый саксонский принц, золотой дракон Уэссекса, становился монархом.

На Руби было темно-красное платье — подарок Дара, заколотое брошками Торка в виде драконов. Торк обрадовал ее, надев сшитый Руби синий плащ поверх великолепной черной туники и таких же штанов, дополненных серьгой в виде молнии, драгоценными перстнями, брошью, подвеской, золотым поясом и мечом, как подобает представителю короля викингов.

Проходившие мимо женщины как одна оглядывались на Селика, в бирюзовой тунике с короткими рукавами, оттенявшей блеск серых глаз и мышцы могучих рук и груди, еще больше подчеркнутых широкими серебряными браслетами на предплечьях. Когда они уселись в церкви, Селик подмигнул Руби, очевидно заметив ее одобрительный взгляд, и при этом явно игнорировал мрачно нахмурившегося Торка.

Оба выглядели варварами-принцами и держали себя соответственно, с надменной самоуверенностью.

Когда Руби улыбнулась Селику, Торк, незаметно протянув руку, ущипнул ее за зад и прошептал:

— Веди себя скромно, иначе я схвачу тебя и унесу прямо сейчас. Устал я дожидаться, пока мы наконец окажемся с тобой в постели!

Руби запротестовала было, но он прижал палец к ее губам и вкрадчиво шепнул:

— Нет, ты слишком много протестуешь, милая. Этому суждено случиться, и скоро. Не противься судьбе, которую Один, а может, и твой Бог уготовили нам. По правде говоря, иногда я думаю, что это одно и то же…

— Тише! Это церковь, а не базарная площадь, — прошипела женщина, сидевшая сзади.

Торк и Руби покорно замолчали. Право, они не заметили, что говорят громко! Ательстан стоял, подобный богу, перед высшими служителями церкви. Архиепископ вручил ему королевские регалии, перстни, корону и скипетр.

— Мы помазываем тебя, Ательстан, сын Эдуарда, внук Альфреда, на царство. Будь отныне королем английским и правителем Британии. Да будет твое правление мирным под руцей Господа нашего…

Стройный светловолосый мужчина среднего роста, лет тридцати, стоял перед епископом. Торк объяснил, что одобрение церкви крайне важно для Ательстана как правителя всех королевств, которые тот надеялся объединить. Король Ательстан иногда оглядывался на представителей, посланников и знатных людей тех государств, которые приехали, чтобы дать клятву в верности в самом начале его царствования. В конце обряда король выполнил ряд символических действий:

— Во имя моего любимого святого и предка, Святого Катберта, я жертвую Кентерберийскому собору поместье в Танете за помощь, оказанную мне при восхождении на престол.

И прежде чем отойти от алтаря, он даровал свободу своему рабу Эдхелму и его детям, чтобы показать всем свое великодушие и смирение.

Молодой король поднялся на второй этаж церкви с балконом, выходившим на огромную площадь, окруженную королевскими и епископскими дворцами, и обратился к собравшемуся на улице народу:

— Я приношу вам три клятвы. Первая: обязуюсь дать вам и тем, кого вы любите, мирную жизнь.

Рев одобрения раздался в толпе: большинство людей до смерти устали от войн и тягот, которые несли они их семьям.

— Далее, я искореню воровство и лихоимство. Все люди будут равны перед законом, включая самых высших лиц в государстве.

Сначала ошеломленные саксы лишь переглядывались, но, осознав, что говорит король, разразились воплями радости, особенно простые люди, которым немало приходилось страдать от алчности сильных мира сего.

— Наконец, я обещаю вам государство, где законы будут милосердны и справедливы, законы, которым обязаны подчиняться все. И когда с вашей помощью мы объединим это королевство, я сделаю его самой мирной и законопослушной страной в мире.

Король сказал именно то, что хотели слышать люди, и все разразились громкими приветственными криками, пока он вместе с придворными и гостями прошествовал во дворец, где должно было начаться празднество. Такой роскоши и богатства Руби не ожидала увидеть. Огромный холл был заполнен посланцами государей многих стран. В холле было так тесно, что Руби едва могла видеть стены, украшенные бесценными гобеленами и предметами искусства.

Не менее пятисот мужчин и женщин, богато одетых и сверкающих драгоценностями, пытались найти места за столами и спорили со слугами, кому сидеть поближе к возвышению, где находились король и самые почетные гости.

Руби крепко держала за руки Селика и Торка, боясь потеряться в толпе. Эйрика с двумя слугами послали на поиски Хаакона. На столах вместо деревянных блюд стояли серебряные, возле которых лежали золотые и серебряные ножи и ложки с ручками из слоновой кости. Внушительные пирамиды тортов и виде замков, с бойницами и зубцами, начиненных орехами и миндальной пастой и украшенных сахарными рыцарями, были поданы на высокий стол и несколько нижних. Кто осмелится разрушить столь великолепный предмет кулинарного искусства?!

Однако Торк, словно прочтя мысли Руби, сунул к рот сахарного рыцаря и подмигнул ей. Руби с отвращением покачала головой и обернулась к Селику, но тот был поглощен беседой с дочерью саксонского графа. Соизволив наконец заметить Руби, он приветственно поднял чашу и тихо спросил:

— Как, по-твоему, повезет мне сегодня?

Он многозначительно повел бровью. Руби рассмеялась и оглядела громадный холл, где собралось столько прекрасных женщин, большинство из которых уже успели заметить красивого викинга с веселыми глазами.

— Боюсь, обстоятельства складываются в твою пользу, — призналась она.

Но Селик не успокоился и, перегнувшись через Руби, обратился к Торку:

— Торк, дружище, а тебе повезет сегодня ? Как считаешь?

— Думаю, повезет тебе, если я не отрежу твой длинный язык, — прошипел Торк, поднося к губам чашу.

— Ага, не отвечаешь. Значит, тебя ждет неудача!

Торк добродушно рассмеялся.

— Дело не в везении, а в опыте, которого тебе недостает, иначе ты не придавал бы всему этому такого значения.

Селик сделал вид, что обиделся.

— Ты ранишь меня жестокими словами!

И снова обернулся к прекрасной соседке. Торк и Руби смешливо переглянулись. Но Руби тут же подпрыгнула, когда Торк сдавил под столом ее бедро.

— Прекрати!

— Почему?

— Потому что я так сказала.

— Ну что ж, если хочешь… — согласился он чересчур поспешно и, сплетя ее пальцы со своими, продолжал медленную нежную пытку, обводя ее ладонь большим пальцем и пристально глядя на возвышение, словно не понимая, какое действие производит на нее его ласка.

Руби пыталась отнять руку, но Торк не пускал.

— Не пытайся сопротивляться, иначе я начну гладить совсем другую часть твоего тела, что немало удивит женщин и вызовет крики одобрения у мужчин, даже у короля-девственника.

Вспыхнув от смущения, Руби шлепнула его по. руке и тут же поинтересовалась:

— Король — девственник?

— Ходят слухи, что Ательстан дал обед целомудрия и будет готовить к восхождению на трон своих юных сводных братьев. Поскольку он незаконный сын, а они рождены в браке, он хочет сохранить в чистоте кровь королей.

— И ты веришь этому? — недоверчиво спросила Руби, не в силах понять, как это красивый мужественный человек способен прожить без женщины.

— Кто знает? — пожал плечами Торк и широко улыбнулся. — А вдруг ему захочется узнать о том, как воспрепятствовать зачатию? Тогда он сможет жить, как все.

Руби и Торк ели с одного блюда и пили из одной чаши в продолжение всего бесконечного обеда, гораздо более роскошного, чем у викингов. Блюд было бесконечное множество, вино лилось рекой.

— И сколько этих самых оргазмов у тебя бывало за ночь с твоим воображаемым мужем? — внезапно спросил Торк, невольно выдав, о чем он все время думает. Руби поперхнулась вином, и он начал усердно хлопать ее по спине.

— Так много?!

— Как ты можешь спрашивать о таком? — пошептала она, страшно боясь, что кто-то подслушивает.

— Что? Да ведь именно ты хвасталась…

— Я никогда не хвастаю. Просто рассказала Бернхил…

Но Руби не успела закончить, поскольку король и его гости встали, объявляя тем самым, что монарх готов принимать дары и послания от всех гонцов, и после этого начнутся развлечения.

В качестве признания статуса нового короля несколько правителей прислали прекрасные дары, надеясь получить в жены одну из сестер Ательстана. Его кузен Адельф, граф Булонский, представитель капетингского правителя Хьюго, франкского герцога, попросил руки его сестры, Эдхильд. Генрих Птицелов, саксонский король германцев, желал Эдит в жены своему сыну Отто. Конрад Мирный, король Бургундии, соглашался на любую. Сестра Ательстана Эджиф уже была замужем за франкским королем.

Среди бесценных даров были Священное копье Шарлеманя, предположительно то самое, которым римский центурион пронзил бок Христа, меч Константина Великого, с гвоздем из Святого Креста в рукоятке, и терновый венец, оправленный в горный хрусталь, не говоря уже о драгоценных камнях размером с куриное яйцо, великолепных лошадях и редких благовониях.

— Похоже, Зигтриг должен чувствовать, что ему оказана огромная честь! Жениться на сестре столь выдающегося человека и стать его родственником! — прошептала Руби Торку.

— Ничего почетного тут нет. Король поступает, как ему выгодно.

Наступила очередь Торка предстать перед королем как представителю Зигтрига.

— Торк! Вернулся, так скоро! — воскликнул Ательстан, обнимая его, словно старого друга. — Решил узнать, как живется твоему брату Хаакону? Я думал, тебе не по душе придворная жизнь.

— Я прибыл послом от короля Зигтрига Нортумбрийского, который шлет свое приветствие и поздравление королю Англии. Кроме того, я привез тебе его согласие на брак с твоей сестрой.

Он вложил в руку короля великолепный меч викингов с кривым лезвием и золотой рукояткой, усеянной рубинами.

Среди придворных послышалось недовольное ворчание: им явно пришелся не по душе поступок Ательстана, отдавшего руку одной из сестер язычнику-варвару, пока остальным приходилось ждать своей очереди. Но Ательстан остановил их ледяным взглядом.

— Когда состоится бракосочетание?

— В конце января, если будет на то твое согласие.

— Да будет так. Приходи завтра в мой солярий, там мы все обсудим.

Затем король спросил, кто приехал вместе с ним. Торк представил Руби и Селика.

— А, тот красавец, что разбивает сердца всех милых дев, отсюда до Святой Земли, и даже дальше!

Селик нагнул голову, признавая столь сомнительную репутацию, и поклонился королю. Ательстан посмотрел на Руби.

— Не та ли это женщина, которая заявляет, что пришла из будущего? — осведомился он у Торка, который кивнул, затем нахмурился, вероятно, гадая, какие шпионы успели все передать Ательстану. — Прекрасно! — захлопал тот в ладоши и потребовал: — Приведи даму завтра. Я хочу послушать все ее истории. Насколько я понимаю, у нее есть чему поучиться.

Он уже хотел отпустить их, поскольку еще многие ждали своей очереди, но, внезапно вспомнив что-то, спросил:

— Где вы остановились?

Торк нерешительно пожал плечами:

— Мы прибыли только этим утром. В Кингстоне собралось столько народа, что нам, без сомнения, придется возвращаться в лагерь, который мои люди разбили около кораблей.

— Ни в коем случае!

И король приказал слуге отыскать комнату «для Торка и его женщины».

Его женщина! Откуда он взял?

Руби почувствовала, как стало жарко щекам.

— И для Селика тоже. Он уж конечно сам найдет себе женщину, прежде чем кончится ночь.

Торк улыбнулся так самодовольно, что Руби была вынуждена вонзить ему под ребра локоть.

— Наконец-то отдельная комната, — прошептал Торк, обнимая ее за плечи и не обращая внимания на взгляды окружающих. — Время исполнения твоих сладких грез пришло, милая.

— Я не собираюсь спать с тобой, — шепнула Руби Торку, пока они поднимались по спиральной лестнице на второй и третий этажи дворца, вслед за слугой, который потихоньку жаловался на капризы короля, считавшего, что во дворце бесконечное количество свободных комнат.

Селика поселили в крохотной комнатушке, вроде кладовки, и когда Руби попыталась заручиться его помощью против любовных притязаний Торка, тот зажал ей ладонью рот и смеясь сообщил другу:

— Слишком взволнована предвкушением грядущей ночи.

Она попыталась укусить его, но Торк держал ее слишком крепко. Измученный слуга безразлично смотрел на них, словно давно привыкнув к подобным выходкам.

Маленькая комнатка в башне оказалась чистой и с широкой кроватью, что приятно удивило Торка — он ожидал увидеть простой топчан. Руби подумала, что у слуги начнется сердечный приступ, когда Торк попросил его принести ванну.

— На третий этаж? — охнул старик.

Но золотая монета сделала его сговорчивым.

— Господин, ванна будет здесь прежде, чем успеете вы раздеться, — заверил он с похотливой беззубой ухмылкой. — Вашей даме принести душистого мыла?

— Мы должны поговорить, пока нет слуги, — быстро начала Руби, пока Торк шарил в большом кожаном мешке с вещами. Он так старательно искал что-то, что Руби, не выдержав, поинтересовалась:

— Что ты там потерял?

— Вот!

Торк протянул ей самодельную грацию.

— После того как искупаешься, надень вот это. Я представлял тебя в таком виде все это время, — хрипло выдавил он.

— Нет! — воскликнула Руби, несмотря на бешеное биение сердца.

— Неужели? А я думаю, ты говоришь неправду.

Взгляды их встретились.

— Я хочу поговорить, — простонала Руби.

— А я — заняться любовью, — возразил Торк.

И глубоко в душе что-то шевельнулось. Руби почти забыла о добрых намерениях. Дымка страсти в затуманенных глазах вынуждала Руби сдаться, но она, превозмогая себя, из последних сил попыталась отвернуться.

— Почему ты делаешь это? — простонала она.

— Ты это серьезно?

Он многозначительно глянул вниз, на набухающее доказательство жгучего желания.

Руби на мгновение закрыла глаза, надеясь обрести хоть какое-то подобие спокойствия, и тихо упрекнула:

— Не будь грубым… Я хочу сказать, почему именно сейчас? Когда я пыталась соблазнить тебя, ты считал, что это невозможно. Ну вот, теперь я согласна — это невозможно. Я все поняла. Подумай сам!

Легкая улыбка тронула губы Торка.

— Милая, да я только об этом и могу думать, — заверил он и, положив грацию на вышитое покрывало, снял меч, пояс и тунику, а потом, усевшись, начал сбрасывать туфли.

Руби, окончательно впавшая в панику, поняла, что вряд ли сможет убедить его, но все же дрожащим голосом возразила:

— Торк, позволь объяснить, почему это невозможно.

— Я слушаю, — с веселыми искорками в глазах согласился Торк.

Но прежде чем она открыла рот, Торк, как был босой, подошел к ней и быстро, нежно поцеловал в губы.

— Ты прекрасна, — шепнул он.

— Вовсе нет. Это ты прекрасен, я же в лучшем случае привлекательна.

— Ты считаешь меня прекрасным?

Он казался необычно довольным столь лестным мнением.

— Представляешь, каких чудесных детей мы могли бы иметь? — с сожалением спросил он, но тут же покачал головой, словно избавляясь от пустых мыслей.

— Не то чтобы я мечтаю иметь еще детей, но идея достаточно соблазнительна, не так ли?

— О Торк, даже твои слова доказывают, почему у нас ничего не выйдет.

— Как это? — удивился он, но тут же стащил тонкие штаны, оставшись в одной набедренной повязке, почти ничего не скрывающей.

Руби снова застонала.

Пламя свечей играло отблесками на бронзовой коже, испещренной шрамами, делая его глаза почти темными.

Он похож на золотого бога и знает это!

Слуга внес лохань, а за ним вошли четверо, с ведрами воды. Вознагражденный за это еще одной монетой, он немедленно удалился с широкой улыбкой на лице, попросив Торка выставить потом лохань в холл:

— Хочешь искупаться первой? — спросил Торк и, когда Руби покачала головой, сбросил повязку и сел и дымящуюся воду, почти не скрывавшую его массивной фигуры. Пришлось подтянуть колени почти к подбородку.

Руби задохнулась, но упрямо попыталась продолжать объяснения, почему им не стоит делать то, что она хотела делать столь сильно, до боли в зубах. Пока Торк намыливал волосы и тело, Руби продолжала болтать:

— Я преследовала тебя, Торк, прежде всего потому, что беспокоилась за собственную безопасность в неизвестной стране и хотела, чтобы мы были вместе и стали семьей ради Эйрика и Тайкира.

— И?

— Теперь я в безопасности, по крайней мере пока мы не доберемся до Нормандии.

— А мальчики?

— Тайкир живет с твоей семьей и не будет таким одиноким, как в Джорвике, а Эйрик станет приемышем при дворе, как и хотел. Уверена, что он и Хаакон будут хорошими друзьями. А я… если внезапно придется исчезнуть, я не буду о них беспокоиться. Ну… не слишком.

— Исчезнуть?! — рявкнул Торк. — Все еще надеешься сбежать?

Он резко встал, так, что вода перехлестнулась через край, и, потянувшись к полотенцу, начал вытираться, разгневанно уставясь на нее, словно ожидая ответа.

Тщательно выбирая слова, Руби начала:

— Поверь, это произойдет не намеренно. Но я могу внезапно вернуться домой. У меня не будет выбора. Поэтому я и хотела все уладить с детьми, так похожими на моих мальчиков…

— Нет, не стоит начинать весь этот вздор о будущем. Ты девственница, не знавшая мужчин. У тебя нет мужа и, конечно, никаких детей.

Руби, стараясь не глядеть на обнаженное тело Торка, продолжала:

— Все же… если я внезапно таинственно исчезну, это еще одна причина, почему мы не должны заниматься любовью. Только знай, что я люблю тебя. И любила двадцать лет… И ты любишь меня. Просто сам этого не знаешь, но…

— Ты любишь меня? — переспросил Торк, очевидно, услышав лишь то, что желал, и шагнул к ней, открыв объятия и широко улыбаясь.

Но Руби увернулась и отпрыгнула на другой конец комнаты.

— Я знаю также, как это ранит, когда ты… когда Джек ушел, но эту боль я не причиню тебе, Торк.

Торк отбросил полотенце и со все возрастающим нетерпением взглянул на нее.

— Мы все равно расстанемся, либо в Нормандии, либо в Джомсборге. Я решил взять тебя туда, поэтому какое имеет значение, если мы ляжем в постель вместе?

— Джомсборг? — нахмурилась Руби. Что он хочет сказать?

Торк поколебался, явно не желая начинать сейчас этот разговор.

— Я просто подумал…

Он рассеянно провел по волосам гребнем из слоновой кости.

— Если не захочешь оставаться в Нормандии и угодишь мне в постели, я мог бы взять тебя с собой в Джомсборг.

Угодить ему в постели!

Первые тревожные звонки прозвучали в душе Руби. Она с подозрением взглянула на Торка.

— В качестве твоей жены?

— Нет! — вскрикнул Торк, но тут же попытался смягчить тон.

— Почему ты продолжаешь настаивать на свадьбе?

— Тогда о чем ты?

Ледяной озноб пробежал по спине Руби.

— Селик предупреждал… что ты так отнесешься к этому, — расстроился Торк.

— Селик! Ты обсуждал это с Селиком! О чем мы, собственно, говорим?

— Станешь моей возлюбленной, вот и все, — выпалил Торк и, заметив сверкнувшую в ее глазах ярость, быстро добавил: — В этом нет бесчестия, Руби. Я буду хорошо обращаться с тобой, куплю дом, красивую одежду, драгоценности, и ты сможешь уйти, когда… когда… э-э-э…

Он замялся.

— Когда надоем тебе? — процедила она сквозь стиснутые зубы.

Уклончивое выражение его лица подсказало правду.

— Ты грязный негодяй! Эгоистическая, самовлюбленная шовинистская свинья!

Слезы внезапно хлынули потоком по щекам, она с трудом повернулась и открыла дверь, намереваясь уйти, но Торк, как был голым, ринулся в коридор за ней. Пьяный придворный, едва выговаривая слова, осведомился:

— Нужна помощь, молодой человек? В моей комнате есть кнут, который поможет смирить непокорную девицу.

Торк, не обращая на него внимания, втянул Руби обратно в комнату.

— Раздевайся и лезь в лохань! — потребовал он. — С меня довольно! Все эти недели я прыгал перед тобой и наделал куда больше глупостей, чем любой мужчина! Хватит! Ты дала много обещаний, но теперь пришло время их выполнить!

— Нет! — вырывалась Руби.

— Тогда я сам все за тебя сделаю.

Руби начала отступать, но Торк притиснул ее к стене, подняв ей руки над головой и прижимаясь к ней бедрами.

— Можешь снять платье сама или я сорву его с тебя? — весело спросил он.

И когда Руби упрямо отказалась, исполнил свою угрозу — одним рывком располосовал платье до самого подола. За платьем последовала сорочка.

Распахнув одежду Руби, он жадно впился взглядом в маленькие груди, распиравшие тонкую ткань черного лифчика, и треугольник волос, едва видимый под прозрачными трусиками. Опустив лямки, он попытался расстегнуть застежку и наконец швырнул Руби на постель лицом вниз, втиснув ее голову в покрывало. Теперь ему удалось расстегнуть лифчик, и он, грубо перевернув Руби, стащил с нее туфли и трусики.

Усевшись на Руби верхом, продолжая удерживать ее руки над головой, Торк вкрадчиво осведомился:

— Ну, а теперь полезешь в воду или я сам вымою тебя?

Слезы, струившиеся по ее лицу, ничуть его не тронули. Руби молча кивнула. Торк вылил четыре ведра грязной воды из окна, не заботясь о тех, кто может оказаться внизу, налил чистую воду в лохань и, не думая о ее скромности, окинул Руби горящими глазами, наблюдая, как она нехотя выполняет его приказ.

— Поспеши! Я не желаю ждать всю ночь, — тихо прорычал Торк.

Руби капризно пождала губы, но сделала, как он велел. Сидя на стуле, придвинутом к самой лохани, он продолжал рассматривать ее, словно огромная кошка, предвкушающая вкусный обед.

— Твои волосы стали длиннее, — заметил он. — Сколько времени уйдет на то, чтобы они достигли плеч?

Руби пожала плечами:

— Год. Как думаешь, — добавила она ехидно, — успеешь ты до тех пор устать от меня?

Торк улыбнулся, отказываясь попадаться на удочку.

— Может быть.

Вымывшись, Руби попросила у него полотенце. Торк послушался, но прежде, подняв ее на ноги, намылил тряпку, лежавшую на краю лохани. Теперь вода доходила ей лишь до колен.

Руби вопросительно уставилась на него с пылающим от смущения лицом.

— Ты не вымылась там, — хрипло пробормотал он, глядя на треугольник внизу ее бедер. — Раздвинь ноги, пока я буду наблюдать. Только помедленнее.

— Нет! — задохнулась Руби, пытаясь выйти из лохани.

— Да, — мягко возразил он и вынудил ее стоять на месте, а потом сам раздвинул ее бедра и вручил ей намыленную тряпку.

— Сделай это, милая.

Она повиновалась, поняв, что сдержанности Торка вот-вот придет конец.

— Теперь я могу вытереться? — выдохнула она.

— Нет, останься на месте.

Торк взял ведро и начал выливать воду из окна. Вскоре воды осталось по щиколотку. Что еще он задумал??

Руби скоро получила ответ, когда Торк, встав перед ней на колени, раздвинул ей ноги пошире, намылил их до самого верха бедер и, коварно улыбаясь, начал брить кинжалом.

— Не смотри так на меня, милая, — выдохнул он. — Это была твоя идея, но я мечтал об этом много дней.

Руби не ответила, но Торк, тихо хмыкнув, продолжал:

— Иногда я брил тебя лежащей с широко расставленными ногами на плоском булыжнике у пруда Дара или на носу корабля, так, что каждая нога покоилась на поручне противоположного борта. Однако моя любимая поза, когда мы оба обнажены и сидим в кресле и твои бедра опираются на подлокотники, а моя плоть чуть касается заветного местечка, а потом я намыливаю тебя…

Руби потеряла дар речи под напором чувственных фантазий. А Торк все продолжал говорить, нежно, вкрадчиво, не прекращая орудовать кинжалом, продолжая брить ее ноги с умением опытного цирюльника. И если иногда волосы его склоненной головы касались сосков ее груди, Руби не могла понять, намеренно он это делает или нет. Она ощущала лишь, что все ее тело жаждало его прикосновений. Руби закусила губу, чтобы не застонать.

— Почему ты дрожишь, милая? — спросил Торк с самодовольным восторгом, проводя острым как бритва лезвием по внутренней стороне ее бедра. — Неужели боишься, что я тебя порежу?

Руби ничего не ответила, не в силах вымолвить слово. И неожиданно кончики пальцев коснулись налившихся кровью складочек между бедер.

Руби задохнулась. Пылающие страстью глаза Торка удивленно раскрылись, пальцы скользнули чуть глубже. Хрипло застонав, он уронил кинжал.

— Ты вся мокрая, — прорычал он.

— После ванны, — пролепетала она.

— Нет, — рассмеялся Торк, — это для меня! Для меня, дорогая!

Повернувшись, он поднял грацию.

— Надень это!

Лицо его раскраснелось, губы чуть приоткрылись в предвкушении. Руби не нужно было глядеть вниз, чтобы увидеть, как сильна он ее хочет.

— Нет! — бесшабашно отказалась она, из последних сил борясь с огнем, который пылал между ее ног.

— Я не собираюсь заставлять тебя, но ты ее наденешь, так или иначе, — сухо пообещал Торк.

И, видя, что Руби не пошевельнулась, поднял ее, понес к кровати и, бросив на спину, быстро лег на нее, не давая шевельнуться. Доведенный до крайности, он совсем не был похож на нежного любовника, которого девственница так хочет иметь в первый раз. Но Руби почему-то не чувствовала себя девственницей.

Он целовал ее, властно, жадно, проникая языком глубоко в рот, сжимая груди, потираясь мягкими волосками на бедрах и щиколотках о ее ноги. Его руки были повсюду, открывая ее интимные секреты, обнаруживая особо чувствительные местечки. Каждый раз, когда Руби пыталась оттолкнуть его, он находил такое же, не менее соблазнительное местечко и продолжал терзать ее сладкой пыткой.

Когда его губы сомкнулись на ее груди, Руби беспомощно выгнулась от наслаждения.

— Еще… — простонала она. — Пожалуйста, не останавливайся.

— Вот так? — прошептал Торк, обводя ее мокрый сосок кончиком языка.

— О-о-о-…

— И это? — спросил он напряженным от страсти голосом, вбирая в рот ее грудь и начиная посасывать.

Руби не могла говорить. Первые искорки наслаждения, зажженные ритмическими движениями его рта, воспламенили огонь во всем ее теле.

Торк тяжело дышал. На лбу выступили крупные капли пота.

— Ты наденешь это? — шепнул он наконец, пытаясь прийти в себя.

Руби хотела послушаться, но какой-то едва слышный протест еще не угас в ней и не давал это сделать. Она покачала головой.

Торк неверяще поглядел на нее и неожиданно рассмеялся столь стойкому сопротивлению. Но на лице промелькнуло выражение решимости. Удерживая ее руки, он соскользнул вниз и устроился между ее коленями, широко расставляя ее бедра, а потом оказался совсем внизу и начал ласкать ее языком. Руби высоко подняла бедра и вскрикнула громко, почти жалобно, еще и еще раз… от чистого, ослепительного, невероятного наслаждения.

Торк задыхался.

— Ты согласна? — с надеждой спросил он, приподнимаясь.

Руби кивнула и не смогла пошевелиться, хотя он отпустил ее и встал, чтобы дать ей надеть грацию. Ноги ее тряслись, и Торк удержал ее от падения, смеясь, радуясь состоянию, в которое сам же привел ее.

С мрачной улыбкой он помог ей одеться — странное занятие, если учесть, что оба были охвачены чувственным безумием. Неуклюжими пальцами он натянул на нее грацию, откинулся на подушки, подложив руки под голову, и попросил Руби пройтись по комнате. Руби повиновалась.

— Теперь сними ее, — велел он.

Медленно, чувственными двияжениями Руби сняла грацию именно так, как больше всего нравилось Джеку: оглядываясь на Торка, «случайно» касаясь груди, а потом, слегка расставив ноги, спустила грацию до талии и стянула сначала с одной ноги, потом с другой.

— Клянусь любовью к Фрейе! — внезапно воскликнул Торк, не в силах больше вынести, и, сжимая Руби в объятиях, задыхаясь, попытался хотя бы немного взять себя в руки. Лишь потом он положил Руби на кровать и нежно отвел влажные пряди с ее лица.

— Что будем делать сейчас? — осведомился он с сухой усмешкой. — Должен признать, это переходит границы всего, что я испытывал с женщиной, хотя еще не овладел тобой.

Руби не могла больше скрывать свои чувства к этому неотразимому мужчине. Она улыбнулась, сдаваясь, и сжала ладонями его лицо, притягивая Торка ближе. Время борьбы прошло.

ГЛАВА 18

— Я хочу ощутить тебя в себе, — тихо призналась Руби. — И больше, чем что бы то ни было, я хочу… о…

— Здесь?

— Пожалуйста.

— Вот так?

— О Господи!

Тихо шепча нежные слова, Торк навис над Руби, раздвигая ее бедра и сгибая колени, сжал ее подбородок, вынудив Руби взглянуть на него, и, когда их взгляды встретились, слегка шевельнулся, ощущая, как растягивается ее тело, принимая его. Одним внезапным мощным рывком он оказался внутри, почти не причинив боли.

— О священная Фрейя! — захлебнулся он, закрывая глаза, чтобы насладиться ослепительным мигом счастья.

— Не… смей… шевелиться… — предупредил Торк. Глаза были плотно закрыты, а рот напряженно сжат. Все еще оставаясь в Руби, он наконец приподнял веки, чтобы посмотреть, готова ли она, и начал покрывать ее лицо, уши, губы легкими поцелуями.

Что-то хрипло шепча, Торк пытался несвязно объяснить, какое счастье она дала ему. Он даже смог спросить, что ей нравится больше всего, но Руби лишь стонала. Однако Торк безжалостно продолжал ласкать ее, пока тело Руби вновь не содрогнулось в безмолвных конвульсиях экстаза.

Только тогда Торк выгнулся над ней и начал вонзаться длинными медленными толчками, так, что Руби забилась от сладкой муки.

— Нет, милая, лежи тихо. Теперь моя очередь.

Обвив ногами ее талию, он вновь задвигался, сначала мучительно медленно, почти выходя из нее, и к тому времени, как довел почти до безумия, сам дышал все тяжелее. Уже достигнув вершины, Торк раздвинул ее ноги еще шире так, что каждый раз, когда входил в нее, касался налитого соками бугорка, где сосредоточилось желание. Руби металась, забыв обо всем на свете, почти потеряв рассудок, превратившись в массу нервных окончаний, прежде чем Торк, наконец сделав последний рывок, вышел из нее, излив семя на живот Руби и почти рыча от наслаждения.

Они долго лежали, пытаясь отдышаться, медленно приходя в себя. Потом Торк отодвинулся и, положив голову Руби себе на плечо, осторожно вытер семя с ее кожи краем простыни.

— Мы очень подходим друг к другу, сердечко мое, — нежно прошептал он.

— Сердечко. Мне нравится, как ты меня назвал.

Руби потерлась щекой о его грудь и немедленно заснула. Но Торк не дал ей долго спать. Вскоре он пробудил ее, шепча о том, что хотел бы еще раз проверить, насколько хорошо они подходят.

— Прекрасно, — пошутил он, — что ты занимаешься этим самым бегом, иначе не смогла бы помериться со мной силами.

— Нет, ты не прав, — запротестовала, смеясь, Руби. — Хорошо, что ты каждый день упражняешься с оружием, иначе куда бы тебе до меня!

На этот раз Торк заснул первым, и именно Руби разбудила, сев на него, верхом.

— Ну что ты за мужчина, если женщина должна прибегать к такому, лишь бы… пробудить твой интерес.

Он ловко перевернул ее на спину, оценивающе смеясь над шуткой, и мгновенно доказал, какой он мужчина на самом деле. Торк брал Руби снова и снова, пока она не признала его мужские таланты.

Уже перед рассветом Руби проснулась не от ласк Торка, а от тихих звуков. Торк, опершись на локоть, наблюдал за ней с легкой улыбкой, приподнявшей уголки рта, и еле слышно напевал.

— Что? — непонимающе пробормотала Руби. — Почему ты не спишь? И что поешь?

Руби в жизни не слышала его пения, даже когда остальные викинги в холле Зигтрига распевали хором.

— У меня друзья в прито-о-нах… — начал он прекрасным хрипловатым баритоном. Куда до него Гарту Бруксу! Он допел до конца, к восторгу и удивлению Руби.

— Теперь, когда я знаю, что ты прекрасный певец, в следующий раз мы споем дуэтом, особенно если меня попросят развлечь гостей.

— Ну уж нет! Единственный дуэт я собираюсь исполнить с тобой сейчас, на этой кровати, — проворчал Торк, и действительно, сладостнее этой песни ничего нельзя было представить.

На следующее утро они спали до тех пор, пока смущенный Эйрик не вошел в их комнату в полдень и сообщил, что король Ательстан спрашивает о них.

Торк совсем забыл о приказе правителя прийти в его солярий.

— Попробуй отыскать лысого слугу с большой родинкой на щеке, — велел сыну Торк. — И пусть пришлет сюда ванну.

— Ванну?! На третий этаж? — изумленно переспросил Эйрик.

— Иди, иначе заставлю самого тащить сюда воду.

Эйрик, что-то ворча, удалился.

Торк повернулся к Руби, натянувшей одеяло до подбородка.

— По-твоему, он потрясен случившимся?

— Скорее полон отвращения, — сухо пояснила Руби, вставая с постели и начиная рыться в мешке Торка в поисках подходящей одежды: шелковое платье было безвозвратно испорчено. — Я не отношусь к числу тех, кого он любит.

Когда она откинула покрывало, Торк резко втянул в себя воздух:

— Это я сделал с тобой?

— Что именно?

— У тебя все тело в синяках! Я не сознавал, что был так груб.

Он зашел ей за спину и обнял, покрывая нежными поцелуями плечи и шею.

— Сладкая, какая сладкая, — бормотал он.

— Ты сам выглядишь не слишком хорошо, — заметила Руби, поворачиваясь и обнимая его. Губы Торка распухли от ее поцелуев, и… Господи, неужели это след укуса у него на плече?!

Торк улыбнулся, и сердце Руби, как всегда, перевернулось в груди от силы ее чувств.

— Я люблю тебя, — выдохнула она в его полуоткрытые губы. — Нет, ничего не говори. Что бы ни случилось между нами, я хочу, чтобы ты знал — все, что я сделала прошлой ночью, было сделано во имя любви, не потому что ты меня заставил, или вынудил, или соблазнил, не ради какой-то моей выгоды.

Торк с трудом сглотнул, пристально глядя ей в глаза, но не успел ничего ответить — дверь открылась, и в комнате появился жадный слуга. Он быстро втащил лохань, а Руби вновь нырнула под простыню. За ним ввалилось несколько пажей с полотенцами, водой, мылом и даже подносом с едой.

— Подумал, что вы и юная леди проголодались после тяжелой работы, — ехидно заметил он. Торк бросил ему две монеты.

— Рад услужить, господин! — объявил он, выходя из комнаты и весело насвистывая.

Когда они наконец, сплетя руки, появились в солярии, Селик уже оказался там.

— Не буду спрашивать, повезло ли вам сегодня, — язвительно хмыкнул он. — Титьки Фрейи! Вы оба выглядите так, словно содрали друг с друга шкуру! И если не прекратите улыбаться, король Ательстан посчитает, что вы спятили.

Торк разъяренно уставился на него, но Руби лишь улыбнулась. Сначала она и Селик стояли сзади, пока Торк обсуждал с королем детали предстоящей свадьбы. Руби умирала от желания увидеть сестру Ательстана, но той не было видно.

Пока шла беседа, Руби оглядывала роскошно обставленную комнату, полную бесценных книг, собранных молодым королем. Он велел писцам и священникам переписывать для него рукописи со всего света. Богатые персидские ковры лежали на каменном полу, а стены украшали яркие гобелены и несколько картин. Даже сейчас в углу стоял художник, рисующий портрет короля.

Руби подошла, чтобы взглянуть. На картине изображался король Ательстан, преподносивший своему покровителю, Святому Катберту, книгу.

— Это первый портрет английского монарха, когда-либо написанный, — объяснил молодой художник. — Очень важно, чтобы короля Ательстана считали новым Шарлеманем.

Он вернулся к работе, а Руби отошла к Селику как раз в тот момент, когда Торк говорил королю:

— Мой сын Эйрик мечтает воспитываться при твоем дворе, вместе со своим дядей Хааконом. Ты позволишь ему?

— Конечно! Тебя здесь все уважают, Торк, как отважного бойца и честного торговца… и питают дружеские чувства… насколько могут быть друзьями саксы и викинги.

Руби знала, что Торк не доверяет саксонскому королю и слуги Эйрика получили приказ увезти мальчика при первом намеке на опасность, но было трудно представить, что такой мягкий человек, как Ательстан, способен на жестокость. Кроме того, Руби очень хотелось знать, действительно ли король дал обет целомудрия.

— Не знал, что у тебя сын, — продолжал Ательстан. — Почему ты не сказал мне раньше? Есть ли у тебя еще дети? А жена?

— У меня их двое, но я до сих пор держал это в тайне из-за…

— Опасности, — докончил за него король. — Как мне знакомо это, особенно когда тебя преследуют алчные братья!

Торк и король обменялись понимающими взглядами.

— Эйрик хочет стать твоим приемышем, — продолжал Торк. — Он уже проявил на свете десять зим. А жены… жены нет, хотя только что состоялась помолвка.

Он рассказал о семье Элис и причинах такого поспешного союза.

Сердце Руби упало при этих холодных словах о детях и упоминании о грядущей женитьбе. После того, что она и Торк делали вместе прошлой ночью, она совсем забыла, что он принадлежит другой.

— Это выгодный брак, — кивнул король. — Я хорошо знаю их и принадлежащие им земли.

Торк обернулся и извиняющимся взглядом посмотрел на Руби, словно поняв, какую боль причинило ей упоминание о свадьбе.

Потом король обратился к Руби, расспрашивая ее о будущем. Он, очевидно, не поверил ее словам о путешествии во времени, но посчитал ее ясновидящей, одной из тех, которые могут заглядывать в будущее. Как ни удивительно, собственная судьба интересовала его не так, как искусство, литература и образование.

— Каждому ребенку дана возможность бесплатно учиться целых двенадцать лет?! — воскликнул он. — Но почему? Неужели страна не нуждается в солдатах в смутные времена и в фермерах в мирные! И чему они могут учиться столько времени?

Руби улыбнулась, взглянув на Торка и Селика, усевшихся в больших резных креслах и с удивлением взиравших на нее, и пояснила:

— В моей стране в армии служат добровольно. Вербовки больше нет. А фермерство теперь не так распространено. В школах изучают… историю, работу с цифрами, растения и животных, музыку, искусство и, конечно, сначала чтение и письмо…

— Все учатся читать и писать? — потрясенно осведомился король.

— Да, все.

Подобное никак не укладывалось у мужчин в голове.

— Наверное, то, что скажу, будет тебе интересно, поскольку ты так любишь книги. Много лет назад появился такой материал, названный бумагой. Это что-то вроде пергамента, но гораздо тоньше и дешевле. Теперь у всех в домах есть книги, не только у богатых.

— Хотел бы я когда-нибудь попасть в твою страну, — вздохнул король и попросил рассказать одну из тех историй, которыми так прославилась Руби.

Та рассказала все сказки, которые помнила, и король долго сокрушался, что его лучший писец болен и не может записать все на пергамент, и попросил Руби повторить все на следующий день.

Потом она спела «Руби» и «Люсиль» и еще одну балладу из бродвейского мюзикла «Камелот», которая, как ей показалось, особенно понравится королю Ательстану, и так и оказалось, хотя валлийский король Артур был известен постоянными войнами против саксов. Ательстан даже попросил Руби развлечь вечером гостей.

— Я должен попросить прощения и отказаться, — вмешался Торк. — Утром мы отплываем в Нормандию.

— Нормандию? Зачем? — спросил король, подозрительно сузив глаза. Руби показалось, что король не очень любит ее предка Грольфа и вряд ли одобрит внезапный союз между Нортумбрией и Нормандией.

— Руби объявила себя внучкой Грольфа, — пояснил Торк, — и Зигтриг велел отвезти ее туда.

«Господь благослови Торка за то, что не вдается в подробности», — подумала Руби и благодарно посмотрела на викинга, хотя тот не обращал на нее внимания, устремив взгляд на насторожившегося Ательстана.

— Как интересно, — наконец обронил король, уже по-другому глядя на Руби. — И поскольку вы отплываете только утром, почему бы сейчас не пойти к кораблям и все подготовить к отъезду? А вечером вы сможете принять участие в празднествах. Оставь Руби здесь, я еще хочу побеседовать с ней.

Торку, по-видимому, эта идея крайне не понравилась, но он ничего не сказал, лишь плотнее сжал губы. Селик явно забавлялся ревностью и раздражением Торка.

После ухода викингов Ательстан подвинул кресло поближе к Руби и велел придворным удалиться.

— Когда я был ребенком, мой дед Альфред накинул мне на плечи алую мантию и пристегнул к поясу меч в золотых ножнах. Многие посчитали, что это добрый знак и что я рожден для трона, но это вовсе не так. Моя мать была прекрасна, как солнце, но родилась пастушкой, и мой отец Эдуард не женился на ней.

— Не понимаю. Почему ты говоришь все это?

Король поднял руку, призывая ко вниманию.

— Отец был женат дважды, и обе жены считались королевами. Я король-опекун и берегу трон для братьев. И поэтому должен оставаться…

— Целомудренным, — закончила Руби, наконец поняв, к чему клонит Ательстан.

— Я слыхал, что ты…

— Распустила язык в Джорвике и рассказала женщинам о том, как не допустить зачатия.

Обаятельный молодой король улыбнулся, довольный, что Руби прекрасно его понимает.

— Это целомудрие… не так уж легко соблюсти, — признался он, весело блеснув глазами.

Руби рассказала ему обо всем, что знала, хотя знала она не слишком много, но король с огромным интересом выслушал ее.

Вечером Руби, в зеленой шелковой тунике, подаренной Астрид и украшенной брошами Торка, сидела в холле, рядом в королем. Вернувшихся Торка и Селика посадили гораздо ниже.

Руби пыталась внимательно прислушиваться к словам короля, но то и дело посматривала на Торка, пронзавшего ее яростным взглядом. Он опрокидывал чашу за чашей, а Селик, явно подсмеиваясь над товарищем, то и дело дружески похлопывал его по плечу. Торк со злостью стряхивал его руку.

Король Ательстан, достаточно наблюдательный человек, наконец шепнул Руби:

— Торк зеленеет от зависти, дорогая. Должно быть, очень вас любит.

По правде говоря, Торк был красен в ярости, особенно при виде короля, что-то шепчущего на ухо возлюбленной, и Руби испугалась, что он может совершить такое, что вызовет гнев монарха.

— Я должна идти, — сказала она Ательстану.

— Но не прежде, чем споешь для нас, — потребовал король и поднял руку, приказывая убрать столы.

Руби снова спела все песни, даже «Помоги мне пережить эту ночь», и при этом смотрела прямо на Торка, надеясь, что он догадается, кому предназначена песня. Как только Руби сошла с возвышения, Торк оказался рядом и разъяренно потащил ее из холла.

— Никогда, никогда не делай со мной такого! — процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Чего именно?

— Не смей выставляться перед королем. Он что, отказался от обета целомудрия?

Руби рассмеялась бы, но Торк явно не шутил, и она внезапно почувствовала, как ему больно. Она решила было рассказать о разговоре с королем относительно способов предохранения, но поняла, что Торк вряд ли оценит юмор ситуации. Может быть, позже.

— Я не заигрывала с королем. Только говорила с ним, — терпеливо объяснила она.

— Кровь Тора! Да он просто распустил слюни над тобой!

Они почти добрались до спальни, когда Руби заговорила о том, что беспокоило ее весь день.

— Торк, нужно поговорить о том, что случилось между нами прошлой ночью. Это было хотя великолепной, но ошибкой. Ты напомнил мне об этом, когда рассказал королю о помолвке с Элис. Нам нужно быть сильными. Нельзя допустить, чтобы это случилось снова.

Торк открыл дверь, втащил ее в комнату, прижал к стене всем телом и начал жадно целовать. Не в силах насытиться, он поднял ее за талию, так, что ноги оторвались от пола, а лоно вжалось в его возбужденную плоть.

— Боже, Руб, — простонал он, — я так тосковал по тебе весь день! Неужели ты не думала обо мне?

Он поднял Руби еще выше, положил ее ноги себе на талию, расстегнул штаны, стащил с нее трусики и уже через несколько мгновений с силой вонзился в нее.

Руби забыла о собственных словах, забыла о том, что такого не должно больше случиться, забыла обо всем, кроме этого момента.

Несколько времени спустя в дверь постучал Селик, объяснив, что ему нужно поговорить с Торком относительно завтрашнего отъезда.

— Убирайся, — проворчал Торк, но Селик не отставал, и в конце концов, громко выругавшись, он открыл дверь.

Селик широко раскрыл рот при виде их помятой одежды и раскрасневшихся лиц.

— Господи, Торк, попробуй мне хоть слово еще сказать, я напомню тебе об этой ночи. Да ведь ты только сейчас вернулся из холла! Неужели совсем не можешь держать себя в руках? Ай-ай-ай!

Торк захлопнул дверь прямо перед его улыбающимся лицом.

На следующее утро они поднялись на рассвете, собрали вещи и отправились на поиски Эйрика. Он спал в холле на скамье, рядом со своим дядей, Хааконом. Эйрик сонно потер глаза и грустно взглянул на отца.

— Ты так рано отплываешь?

— Да, нужно не пропустить прилив. Ты уверен, что хочешь остаться, сын? Есть еще время передумать.

— Уверен — нерешительно кивнул Эйрик.

— Да будет так. Я оставил достаточно денег на твое содержание в течение двух лет, если не смогу вернуться раньше. Но если почувствуешь, что тебе грозит опасность, или не захочешь здесь оставаться, извести своего прадеда Дара, пошли к нему Виджи или одного из стражников, что остались с тобой. Понимаешь?

Эйрик снова кивнул, но при мысли о близкой разлуке с отцом глаза наполнились слезами.

Торк быстро оглядел холл, чтобы узнать, не наблюдает ли кто за ними, но, видя, что все спят, притянул Эйрика к себе и крепко обнял. Руби впервые видела проявление нежности между отцом и сыном и на мгновение закрыла глаза, пытаясь запечатлеть в памяти это трогательное мгновение. Сколько таких было в прошлом?

Пришла и ее очередь.

— Эйрик, береги себя. Всегда знай, что в этом мире есть люди, которые любят тебя, и среди них я тоже. Ты многому сможешь научиться у саксонского короля, кроме военной науки. Старайся получше усвоить все его наставления.

И, не заботясь о том, будет ли мальчик сопротивляться, Руби крепко обняла его и расцеловала, смочив щеки Эйрика своими слезами.

Она молча плакала, пока вместе с Торком и Селиком направлялась к конюшне, чтобы добраться до Темзы и судов. Только однажды она спросила:

— Торк, как можешь ты оставлять десятилетнего мальчика одного?

Отчаяние в глазах Торка едва не разбило ее сердце. Она мгновенно съежилась от его безмолвного упрека. Он вырвался вперед, оставив ее с Селиком. Даже тот был не так весел, как обычно.

— Оставь его в покое. Он всегда такой, когда приходится покидать сыновей.

На реке было так много кораблей, собравшихся по поводу коронации Ательстана, что пришлось потратить весь день, чтобы выплыть из Темзы в открытое море. Постоянные задержки, мерзкие запахи, тяжелый труд отнюдь не способствовали хорошему настроению викингов, и, к тому времени как они остановились на ночлег, Руби видела одни хмурые лица.

В эту ночь, в шатре, Руби лихорадочно ласкала Торка, пытаясь смягчить боль разлуки с сыном.

Впервые встретив Торка, Руби посчитала его жестоким и бессердечным, не способным любить собственных детей. Теперь же она думала о том, что встретила мужественного человека, чье сердце истекает кровью от тоски и одиночества.

Снова и снова Руби шептала:

— Я люблю тебя.

Он так и не произнес эти слова в ответ, и это мучило ее, но Руби все равно повторяла признания, потому что была убеждена — никто, ни один человек в мире, ни отец, ни мать, ни дитя, ни возлюбленная, не говорил ему этих слов раньше.

На следующий день они не отплыли в Нормандию. Все корабли были разгружены, и товары сложены в лагере. Очевидно, пока они развлекались на коронации Ательстана, люди Торка занимались торговлей и успели продать груз с двух кораблей.

Торк решил, что два пустых корабля должны вернуться в Джорвик, где Олаф вновь нагрузит их, а потом встретит Селика и Торка в Хедебю, большом торговом городе на южной оконечности полуострова Ютландия. После того, как Торк закончит дела в Нормандии, он и Селик отправятся в Хедебю, а потом в Джомсборг.

Днем мужчины подсмеивались над нежными взглядами, которыми обменивались Торк и Руби. Ночью эти двое из слов и ласк сплетали паутину любви, не высказанной Торком, и каждую минуту становились все ближе друг другу.

Теперь Руби не считала ошибкой ту ночь, когда отдалась Торку. Нет, это судьба, неизбежная и неотвратимая в ее путешествии сквозь время, и все, что случилось, предопределено по причине, которую еще предстояло понять.

Торк по-прежнему намеревался жениться на Элис. Руби принимала это со смирением, и они не говорили о будущем. Торк, вероятно, ожидал, что она отправится с ним в Джомсборг в качестве любовницы, по крайней мере на время. Но Руби старательно избегала этой темы, боясь, что сердце разорвется, если Торк снова скажет, будто считает ее годной лишь на то, чтобы греть ему постель.

Поэтому они любили друг друга и старались не вспоминать о том, что отравляло их души. Руби пыталась жить одним днем. И все время молилась.

Наконец три корабля пересекли Английский канал, а остальные направились на север, в Джорвик.

Как только суда бросили якоря в нормандских водах, на берегу выстроились вооруженные люди. Узнав гостей, нормандские викинги проводили их в крепость Грольфа. Они отнеслись к Торку с недоверием, поскольку тот был сыном Гаральда, верховного короля, ненавистного врага Грольфа.

Окруженные стражей, прибывшие вошли в просторный холл дворца Грольфа. Огромный мужчина, похожий на высокий дуб, встал, чтобы приветствовать их. Руби поняла, почему он заработал прозвище Пешеход. Не многие лошади способны были его выдержать.

— Добро пожаловать в Нормандию, Торк, — вежливо, но прохладно приветствовал Грольф. — Подойди выпей со мной эля.

Глаза с ледяной настороженностью смотрели на гостя.

Грольф подвел их к камину, около которого сидели несколько женщин и мужчин, включая даму по имени Поппа, которую Грольф представил с особой улыбкой. Руби не поняла, жена это или любовница.

Торк неловко переступил с ноги на ногу и перешел к делу.

— Я прислан королем Зигтригом, а отсюда должен отправиться в Хедебю и Джомсборг, где вновь стану выполнять долг джомсвикинга.

Глаза Грольфа проницательно смотрели на Торка.

— А что злобный старый медведь хочет от меня на этот раз?

Торк бесстрастно взглянул на Руби, казалось, тщательно взвешивая слова перед тем, как начать:

— Он прислал меня сюда с этой женщиной — Руби Джордан. Она объявила себя твоей родственницей.

— Моей? Но как это может быть? — удивился Грольф, извиняющимся взглядом окинув Поппу. — Кто ты, девушка?

Все уставились на Руби. Раздались изумленные возгласы и вздохи, и взгляды присутствующих обратились к пожилой женщине — точной копии самой Руби. Так, наверное, будет она выглядеть в ее годы. Это была Эдда — старшая сестра Грольфа. Торк и Селик изумленно смотрели на Руби, поняв, что она с самого начала говорила правду. Облегчение отразилось на лице Торка.

— Теперь тебе не придется рубить мне голову, — грустно прошептала Руби и ткнула его в бок локтем, пока Грольф и его семья взволнованно обсуждали происходящее.

— Нет, я могу хорошенько шлепнуть тебя по заду, — хмыкнул Торк. — Что еще ты скрыла от меня?

Руби уже хотела напомнить о том, что не собиралась лгать, но тут Грольф подозвал ее и попросил сесть рядом. Торк и Селик устроились в тяжелых креслах и поднесли к губам чаши с вином.

— Ну, а теперь расскажи мне все. Кто ты? — спросил Грольф.

Руби взглянула на Торка, гадая, стоит ли поведать истинную историю. Тот закатил глаза к небу, давая знать, что помощи от него не дождешься.

— Я пришла из будущего, из тысяча девятьсот девяносто четвертого года, — медленно начала Руби и тут же увидела потрясенные лица собравшихся, не понимающих, то ли она лжет, то ли сошла с ума.

Грольф гневно взглянул на Торка, но тот в шутливом отчаянии пожал плечами.

— Сам видишь, почему Зигтриг послал ее сюда. Он убежден, что она шпионка Ивара, и хочет ее обезглавить.

— Этот сын шлюхи способен казнить мою родственницу? — перебил Грольф, сузив глаза.

— Нет. Поэтому я и привез ее, чтобы убедиться, говорит ли она правду. Он не хотел оскорбить тебя.

— А если я откажусь от нее?

Грольф задумчиво поджал губы, разгадав игру Зигтрига.

Торк сцепил челюсти, так что губы растянулись в прямую линию. Прошло немало времени, прежде чем он ответил, и дернувшаяся щека выдала его волнение:

— Тогда он велел мне обезглавить ее.

Грольф оглядел молодых людей и захохотал.

— Клянусь кровью Одина, этому негодяю королю нравится ставить тебя в дурацкое положение, верно, Торк?

Торк ничего не ответил, явно недовольный шуткой Грольфа.

Грольф обернулся к Руби и, подмигнув, потребовал:

— Расскажи мне о себе побольше.

Руби в негодовании выпрямилась, возмущенная издевательским тоном, но тут же глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки, и начала:

— Когда-то, много лет назад, я составляла генеалогическое древо семьи и проследила историю предков отца на тысячу лет в прошлое. Среди них было немало знаменитых людей, таких, как Джеймс, герцог Ормондский.

Руби поколебалась, услышав смешки придворных, но все же решила продолжать. В конце концов, терять больше нечего.

— Я обнаружила, что ты мой дед в пятидесятом колене.

Грольф ошеломленно уставился на нее, и в холле воцарилось мертвое молчание, прерываемое лишь потрескиванием дров в камине.

— Я не помню всех, — упрямо продолжала Руби, — но знаю, что твой прапраправнук станет Вильгельмом Завоевателем.

— Кем?

— Вильгельмом Завоевателем, одним из величайших полководцев на все времена. Он станет королем всей Англии.

Зачарованный Грольф, не обращая внимания на недоверчивое фырканье, взволнованно осведомился:

— Говоришь, один из моих потомков станет королем Англии?

Руби кивнула, и довольная улыбка осветила грубое лицо Грольфа.

— Также, хотя тебя не называют сейчас герцогом, в историю ты войдешь как первый герцог Нормандский.

— Ты и Зигтригу говоришь такие приятные вещи, чтобы снискать его расположение? — с подозрением спросил Грольф, считая, что она, вероятно, изрекает эти ложные пророчества, чтобы польстить ему.

— Этот Зигтриг просто грязная свинья, которому нравится казнить людей! — порывисто воскликнула Руби, но тут же зажала ладонью рот, поняв все неприличие своего поведения. Однако мужчины громко рассмеялись, а женщины захихикали, явно одобряя ее отношение к человеку, которого терпеть не могли.

— Предскажи еще что-нибудь насчет моей семьи, — попросил Грольф. Руби поняла, что он, как и Ательстан, принимает ее за ясновидящую, способную предугадывать будущее.

— Я не так уж много помню насчет детей и внуков, — осторожно ответила она, решив не подчеркивать тему своего путешествия во времени, — но знаю, что у тебя есть сын, Уильям Длинный Меч, который расширит границы твоего герцогства, присоединив к нему Котентин или Шербур…

Все обернулись к молодому человеку, стоявшему за креслом Поппы. Глаза подростка расширились при упоминании его имени.

— … А у Уильяма будет сын, Ричард Первый, прозванный Бесстрашным, у которого тоже будет сын Ричард, прозванный Добрым, а от него родится Роберт, которого будут звать попеременно: то Великолепным, то Дьяволом. Единственный сын Роберта станет Вильгельмом Завоевателем.

Напряженная тишина ничего не говорила Руби. Она не понимала, сказала ли слишком мало или зашла чересчур далеко.

Наконец Грольф громко воскликнул:

— Вот так так! Ничего себе! Из будущего ты, конечно, не пришла. Это невозможно. Зато несомненно, что в твоих жилах течет моя кровь. Нельзя не заметить сходства с моей сестрой, несмотря на эти короткие волосы. Скажи, ты, наверное, болела?

Торк поперхнулся вином, и Селик прикусил губу, чтобы скрыть улыбку.

— Нет, в моей стране многие так ходят, — ответила Руби гордо.

— И где же это? Нет, не говори мне. Я больше ничего не желаю слышать о будущем.

Повернувшись к Торку, он сухо осведомился:

— Могу я спросить, какое отношение имеешь ты к моей внучке?

Последнее слово, произнесенное нарочито подчеркнуто, означало, по-видимому, что он признал Руби и теперь все при дворе обязаны относиться к ней с подобающим уважением.

Несколько долгих моментов взгляды Руби и Торка не отрывались друг от друга, словно настало время найти ответы на вопросы, которые еще не были решены. Наконец он посмотрел Грольфу в глаза:

— Она моя женщина.

Сердце Руби радостно встрепенулось.

— Вы женаты?

— Нет, я дал обещание другой, прежде чем покинуть Нортумбрию, — признался Торк и объяснил обстоятельства, приведшие к нежеланной помолвке.

Грольф кивнул:

— Ты и на Руби женишься?

Торк снова долго молчал, прежде чем покачать головой:

— Нет, я слишком много перенял обычаев христиан, чтобы жениться дважды.

Руби почувствовала, как от лица отливает краска.

Слишком знакомые слова — жестокие, ранящие… несмотря на то, что она уже слышала их не раз.

Видя боль на лице Руби, Поппа впервые заговорила:

— А что же будет с Руби? Ты совсем равнодушен к ней? Или любишь?

Торк снова сжал челюсти. Он явно не желал отвечать Поппе, но знал, что молчание оскорбит Грольфа.

— Что общего имеет с этим любовь? — уклончиво осведомился он наконец.

Поппа удивленно подняла брови:

— Для меня очевидно, что она тебе небезразлична. Неужели оставишь ее здесь, а сам уплывешь в Джомсборг?

И снова Торк поморщился от слишком назойливых расспросов и встревоженно взглянул на Руби, пытаясь извиниться за публичное обсуждение их проблем. Она заметила, как Торк конвульсивно сжал кулаки, прежде чем ответить:

— Я бы хотел взять ее с собой в Джомсборг, но решать ей… ехать или оставаться… если она здесь желанная гостья.

Руби поняла, как трудно было Торку сказать это, и полюбила его за честность еще больше.

Но Поппа испортила все, рассерженно спросив:

— Она станет твоей любовницей? Немногим больше рабыни? И ты способен на такое?

Торк угрюмо посмотрел на Руби, прежде чем вызывающе бросить:

— Это касается только меня и Руби, и никого больше.

Грольфа оскорбили слова Торка:

— Нет, ошибаешься. Когда ты привез ее ко мне, чтобы узнать, приму ли я девушку, все связанное с ней стало моим делом. Я постараюсь выдать Руби замуж за богатого и знатного человека и не отпущу с тем, кто может в любую минуту покинуть ее!

И, заметив свирепый вид Торка, Грольф непререкаемо объявил:

— На сегодня, друг мой, споры закончены. Позже обсудим все еще раз.

Руби стояла в потрясенном молчании, слушая, как они говорят о ней, словно о вещи, не имеющей права определять собственную судьбу. Неужели Грольф считает, что она не имеет права решать, уезжать с Торком или остаться? Опять она оказалась в ужасном положении!

— Отведи Руби в ту спальню, что рядом с нашей, Поппа, чтобы она смогла отдохнуть перед ужином, — приказал Грольф и не терпящим возражений тоном бросил Торку:

— Ты и Селик переночуете в том крыле, где живут гесиры.

Руби беспомощно посмотрела на Торка, который ответил ей осуждающим взглядом. Неужели считает, что она так задумала? После того, что они пережили… как он может сомневаться в ее любви или желании быть с ним?

Несмотря на слезы, переполнявшие ее глаза, он отвернулся от нее с ледяным презрением.

Невыразимое ощущение пустоты заполнило Руби, а вместе с ним пришло страшное предчувствие, что ее будущему с Торком грозит беда.

ГЛАВА 19

С Руби обращались, как с любимой родственницей — водили по замку и только что построенному собору, дарили роскошную одежду и драгоценности. По вечерам она сидела за высоким столом с семьей Грольфа и почетными гостями. После трапезы ее уговаривали петь и рассказывать истории, пока она едва не падала от усталости, но не могла уснуть, снедаемая желанием быть с Торком.

Она была несчастна. Грольф и придворные делали все, чтобы не подпускать к ней Торка. Им не давали возможности поговорить наедине, не говоря уже о том, чтобы поцеловаться и лечь в постель. Руби мучительно тосковала о нем, не в состоянии выносить обвиняющие Оскорбленные взгляды, которыми он клеймил ее. Кажется, Торк считал, что ей нравится эта разлука, что она использовала его, желая достичь своих целей и оказаться в безопасности под защитой Грольфа.

Три дня назад Торк протолкался сквозь толпу придворных и потребовал у Грольфа:

— С твоего разрешения, Грольф, я хотел бы поговорить с Руби наедине.

Руби видела, как трудно даются Торку вежливые слова и как ему хочется наброситься на Грольфа.

— Позже, — холодно бросил Грольф и начал расспрашивать Торка об укреплениях, выстроенных Ательстаном.

Прошлой ночью Торк снова попытался, но Грольф вместо ответа спросил:

— Пойдем, расскажешь о товарах, которые привезли твои суда. Может, у тебя есть оружие, которое понадобится моим солдатам, или безделушки для Поппы.

Сегодня Торк даже не собирался подходить, только беспрерывно пил, наблюдая за Руби, словно ястреб, явно заметив, как она похудела, а под глазами темные круги от бессонницы. Руби страстно желала подбежать к Торку, заверить его в своей любви, но два стражника, охранявшие ее день и ночь, конечно, не пустили бы.

Наблюдая за непрерывным пьянством Торка, видя дерзкие взгляды в свою сторону, Грольф ударил кулаком по столу и ледяным тоном приказал слуге:

— Вели этому наглому ублюдку Гаральда подойти — я хочу поговорить с ним, если он, конечно, не слишком одурманен моим элем.

Несмотря на огромное количество выпитого, Торк, держась с каменным достоинством, медленно поднялся на возвышение, подчеркнуто игнорируя сидевшую поблизости Руби. Налитые кровью глаза говорили о бессонных ночах и невысказанных обидах. Руби встала, чтобы подойти к нему, но стражник положил ей руку на плечо и заставил сесть. Бесстрастное лицо Торка ничего не выражало, но Руби заметила, как сжимались и разжимались его кулаки.

— Так, значит, незаконное отродье Рогнвальда желает обратиться к незаконному отродью Гаральда? — прорычал Торк, бросив ответное оскорбление в лицо нормандского правителя.

Надменный вид Торка и резкие слова взбесили Грольфа. Он рассерженно вскочил, подавляя окружающих своим ростом и яростью. Только рука Поппы на его плече удержала герцога от нападения на Торка. Вместо этого он снова уселся и пригвоздил гостя к месту пылающим взглядом.

— Почему бы тебе сразу же не отправиться в Джомсборг, Торк? — процедил он сквозь стиснутые зубы, грубо давая понять, что отказывает викингу в гостеприимстве. — Надеюсь, ты больше не тревожишься за безопасность Руби? — И, презрительно скривив губы, добавил:

— Я думал, что джомсвикингам не дозволяется покидать их укрепленные дворцы больше чем на три дня.

Торк, передразнивая Грольфа, тоже скривил губы и угрюмо ответил:

— У меня есть разрешение заняться делами деда и своей торговлей, но ты прав, я скоро отплываю. Но сначала должен поговорить с Руби.

— Хочешь попросить ее сопровождать тебя в Джомсборг?

— Да.

— Я не позволю.

— Ты не позволишь? — охнула Руби. — С каких пор ты получил власть над моей жизнью?

— Придержи язык, девушка, или выйди из холла, — бросил Грольф.

— Она имеет право решать, — возразил Торк. Теплый взгляд, которым викинг одарил Руби, явно говорил о том, как он рад узнать о том, что она готова смело противостоять своему грозному родственнику.

— Не имеет. Я сам выдам замуж свою внучку и обеспечу ее будущее.

— Ты двуличен, Грольф! Много лет Поппа провела рядом с тобой, без благословения священника.

Грольф выпрямился в полный рост вне себя от гнева, а его придворные схватились за мечи.

— Ни один человек не имеет права сказать дурного слова о Поппе. Да, я обвенчался с дочерью короля Гизелой по христианскому закону, но даже тогда истинной женой считал Поппу и женился на ней, как только умерла Гизела.

Искреннее сожаление мгновенно отразилось на лице Торка, и он поспешил заверить Грольфа:

— Прости за неловкие слова, Грольф. Есть много оскорблений, которыми я мог бы ответить тебе, но никогда бы не стал чернить Поппу. Я просто хотел объяснить, что обычай брать любовниц широко распространен среди нашего народа, и никто не видит в этом ничего бесчестного.

Грольф нехотя кивнул в знак того, что принимает извинение, и, усевшись, задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Ты можешь получить мою внучку только после свадьбы, — наконец объявил он. — И больше я не желаю ничего знать. Кстати, последний совет — я предлагаю тебе отправиться в плавание утром, пока не дошло до ссоры или чего похуже между нами.

Торк вопросительно посмотрел на Руби. Она была потрясена безоговорочным приказом Грольфа. Но прежде чем она успела что-то сказать, Торк повернулся и вылетел из холла, сопровождаемый Селиком.

— Пожалуйста, позволь мне поговорить с ним, — умоляюще попросила Руби. — Только поговорить. И все.

— Нет, — проворчал Грольф, все еще сердившийся на Торка. — Лучше покончить с этим сейчас.

Руби в слезах выбежала из холла. Что, если Торк покинет Нормандию, не повидавшись с ней? Руби так много нужно ему сказать! Поехала бы она с ним, если могла бы? Возможно. Нет… по правде говоря, Руби не была сама уверена в этом. Сначала нужно понять, что чувствует к ней Торк и какими будут их отношения, если она поедет с ним в Джомсборг.

Руби никогда бы не согласилась играть роль «другой женщины» в ее будущей жизни с Джеком.

О Боже!

Поппа последовала за Руби в ее спальню и начала утешать;

— Поверь, это к лучшему, дитя. Уж мне-то хорошо известно, какую боль причиняет сознание того, что живешь с мужчиной без благословения церкви.

— Ты предпочла бы разлучиться с Грольфом?

— Сначала я не любила его, — улыбнулась Поппа. — Он убил моего отца, графа Беренже де Бейс, и сделал меня пленницей. Только гораздо позже я поняла, что люблю его.

— Но как ты могла? — ахнула Руби, в то же время вспоминая, как проклинала жестокость Торка, когда тот запер ее в конюшне на пять дней, хотя по-прежнему любила его.

— Грольф сильный человек, — объяснила Поппа, — справедлив и к тому же прирожденный правитель. Когда мы прибыли в Нормандию, он установил здесь законы викингов, особенно те, которые защищают собственность человека. Он так хотел, чтобы в его владениях царил мир, что приказывал своим людям оставлять сельскохозяйственные орудия без охраны, искушая воров. И, если что-то бывало украдено, возмещал ущерб.

— О Поппа, какое отношение это имеет ко мне и Торку?

Поппа благосклонно улыбнулась и продолжала:

— Как-то одна жена фермера в Лонпаоне спрятала плуг мужа и объявила, что он украден. Когда Грольф обнаружил правду, он повесил женщину, но, самое главное, убил ее мужа за то, что тот не мог справиться с женой.

— Предупреждаешь, что Грольф не изменит решения в том, что касается меня и Торка?

— Да, но помни — он делает все, что считает справедливым.

Пожав плечами, Поппа загадочно улыбнулась.

— Повторяю: кто знает, может, все это и к лучшему.

Но Руби так не считала. Сколько времени она боролась со всеми клубившимися в голове вопросами, на которые не могла найти ответа! Наконец она в слезах заснула, не зная, будет ли еще Торк в Нормандии, когда она утром встанет с постели. И ночью он приснился Руби. Его нежные, еле заметные прикосновения сотрясали ее тело с головы до ног. Груди набухли и томительно ныли под ласками загрубевших рук.

Влажный кончик его языка проник в завитки розовой раковинки уха, снова и снова проходя возбуждающую дорожку. Мягкие губы припали к маковке ее груди, а искусные пальцы терзали нежные складочки расщелины между бедер, пока они не приоткрылись.

Сон был настолько реален, что Руби ощущала даже запах разгоряченной мужской кожи, а на губах оставался вкус томительного желания. Был ли это Джек или Торк? Не все ли равно!

Когда теплые губы начали играть сладостную мелодию на губах Руби, побуждая их открыться, она попыталась застонать, но звук был заглушён жадными поцелуями, нежными и жгуче-страстными.

— Я люблю тебя, сердечко мое.

Произнесенные шепотом слова проникли в сознание Руби. Она проснулась.

И, увидев лежавшего на ней обнаженного Торка, прислонилась лбом к его ладони, осторожно откидывающей прядки волос с лица. Однако она тут же испугалась за его безопасность.

— Торк, ты с ума сошел! Грольф убьет тебя, если найдет здесь.

— Где?

Улыбнувшись, он одним длинным ударом вошёл в ее жаждущее лоно.

— Здесь?

Руби ахнула. Утонченное наслаждение жаркого слияния их тел охватило ее. Почти мурлыча, она прижалась к Торку, обхватив бедрами его талию.

Приподнявшись на локтях, откинув голову и напрягая шею, Торк неподвижно застыл в тесной хватке ее тела, не в силах пошевелиться, и лишь несколько минут спустя смог с дьявольским смехом спросить сквозь стиснутые зубы:

— Мне уйти?

— Попробуй… только… — хрипло выдавила Руби и выгнула бедра, принимая его со всей любовью и неудовлетворенным желанием, родившимися за неделю разлуки. Путаясь пальцами в его длинных волосах, она притянула к себе его лицо и прижалась губами к его губам.

— Я люблю тебя, Торк. Всегда. И так тосковала по тебе. — Понадобилось всего несколько тихих слов, чтобы Торк потерял голову и врезался в нее глубоко, с силой, до самого конца.

— Руб… о милая… О Боже, Боже… позволь мне… пожалуйста… а-а-а… — бормотал он бессвязно, излившись в нее в безумном, ошеломляющем, буйном наслаждении.

Потом, когда они лежали уставшие, задыхающиеся, Руби провела пальцем по мягким волосам на его груди и прошептала:

— Сначала мне казалось, что я вижу сон, Торк. Ты будто бы сказал, что любишь меня, и я проснулась.

Она вопросительно взглянула на него, нежась в его объятиях, и увидела, как противоречивые эмоции отразились на его лице. Торк молча прижал ее к себе.

Несколько долгих мгновений оба молчали. Руби ощущала, как быстро бьется пульс на его шее, а под ладонью колотится сердце. Торк глубоко вздохнул и начал говорить, лаская ее плечо:

— Не знаю, верю ли я в любовь и испытывал ли ее когда-нибудь.

Он остановился, повернул ее лицо к себе, чтобы увидеть глаза, и тихо продолжал:

— Да, я сказал это, но слова просто вырвались. Даже не знаю, правда ли это.

И смущенно признался:

— Однако мне стало так хорошо, когда я это сказал.

Слезы радости наполнили глаза Руби, потекли по щекам.

— О, Торк, я так люблю тебя!

Она легла на него, сжав руками дорогое лицо, чтобы яснее увидеть его, и, прикоснувшись губами к его губам, тихо попросила:

— Пожалуйста, скажи это еще раз, милый, прошу, мне так нужно это!

Не отрывая от Руби взгляда, Торк поднял ее над собой, и, когда она оседлала его, соединив их тела в одно, Торк выдохнул:

— Я люблю тебя, милая.

— Снова! — охнула она, когда Торк, сжимая ее бедра, начал в свою очередь двигаться.

— Я… люблю… тебя… ах! Нет… не останавливайся… да… вот так… я… люблю… — прерывисто бормотал он.

И под аккомпанемент ласк Руби и Торк поклялись друг другу в вечной любви.

— Я буду любить тебя, пока не умру, — повторил Торк.

— Торк, подожди минуту. Мне нужно… Я… о-о-о… я больше не вынесу… пожалуйста… — молила Руби, изнемогая.

— Руб! — воскликнул Торк тихо, достигнув сокрушающего наслаждения. — У нас все может получиться!

Слова Джека!

Руби ошеломленно, мигнула, не уверенная, кто это говорит — Торк или Джек, но, по правде говоря, ей было все равно.

И с такой смутной мыслью Руби, прижавшись к Торку, заснула.

Они проснулись на рассвете от оглушительного грохота, сопровождаемого треском дерева. Еще мгновение, и массивные доски треснули под напором огромного тела Грольфа. За ним в комнату ввалились трое вооруженных стражников и Поппа.

Вид обнаженных тел любовников привел Грольфа в бешенство. Разразившись ругательствами, Грольф прорычал:

— Ты, проклятый ублюдок! Истинное отродье Гаральда! Встань, чтобы я смог пронзить ножом твое предательское сердце!

— Нет! — завопила Руби и вскочила, кутаясь в меховое одеяло. — Не трогай его! Он пришел, потому что я хотела этого.

— Станешь прятаться за спиной девушки, трус? — издевательски осведомился Грольф.

— Нет!

Торк встал, не обращая внимания на наготу. Стражники схватили его за руки и завели их за спину, несмотря на сопротивление. Грольф выхватил длинный кинжал.

Поппа повисла на его руке, пытаясь удержать мужа.

— Они любят друг друга! Не делай этого! Ради меня и внучки пощади его!

Мускулы на лице Грольфа застыли, он явно боролся с собой, пытаясь успокоиться. Руби понимала, что он готов убить Торка, но только из уважения к Поппе нехотя спросил:

— Ты женишься на моей внучке, если я приведу сейчас священника?

Глаза Торка помрачнели.

— Не могу. Слово чести связывает меня с Элис.

И, взглянув на Руби, попросил:

— Пожалуйста, пойми. Я женился бы, если бы мог.

Поппа снова умоляюще попросила Грольфа:

— Не позволяй своему гневу взять верх. Подожди, пока уляжется жажда крови.

Гневный взгляд Грольфа пригвоздил Торка к месту, но он все-таки обернулся к Поппе.

— Лишь ради тебя я смирю свою ярость.

И приказал страже:

— Отведите его в караульню и охраняйте, пока я не решу его судьбу. И найдите этого шлюхина сына Селика и приведите в мои покои. Этот похотливый негодяй, вероятно, заманил в свою постель одну из моих собственных дочерей!

Руби, рыдая, молила освободить Торка, но Грольф холодно оттолкнул ее.

— Ты позоришь меня, девушка. Послушай-ка лучше меня: даже если в твоем чреве растет ребенок, ты получишь мужа — все равно, Торка или последнего конюха.

Руби не имела представления о том, что сказал Грольф Селику, но, судя по рассерженным воплям, разносившимся по всей крепости, Селик вскоре покинул замок под вооруженной охраной, и никто не мог сказать, куда он отправился. Грольф отказался говорить с Руби и прогнал ее в спальню под двойной охраной, справедливо подозревая, что внучка попытается освободить любовника. Руби даже не знала, не пытают ли Торка и жив ли он. Она боялась, что Грольф наконец нашел способ отомстить ненавистному Гаральду.

К счастью, два дня спустя Торк смог скрыться под покровом темноты на одном из своих кораблей. Посланная Грольфом погоня не смогла его догнать.

— Ублюдок отправился не в Джомсборг, а в Нортумбрию, — объявил Грольф и, жестко взглянув Руби в глаза, добавил:

— Скорее всего для того, чтобы жениться на саксонке. Что еще бы ему там делать?

— Может, отправился собирать войско, чтобы сразиться с тобой? — вызывающе предположила Руби, пытаясь удержать постыдные слезы.

— Кровь Тора, девушка! Неужели настолько потеряла голову, что не видишь истины? Джомсборг ближе Нортумбрии. Если бы Торк намеревался вступить со мной в битву, призвал бы на помощь джомсвикингов.

Видя, как расстроена Руби, Поппа покачала головой:

— Оставь ее в покое, Грольф. Неужели не видишь, как ранят ее твои слова?

— Гром и молния! Прикажешь лгать ей?! Этот человек отказался жениться! И чем скорее она поймет это, тем лучше.

Руби наклонила голову и позволила слезам течь по лицу. Грольф, смягчившись, проворчал:

— Если ты не носишь ребенка от этого негодяя, я найду тебе хорошего мужа.

— Я не беременна, — отрезала Руби, отстраняясь. — И не желаю никакого мужа!

— Можешь быть уверена, я отыщу тебе подходящего супруга, — предупредил он, уже жестче, недовольный ее резким тоном, — хотя это будет нелегко, поскольку ты не девственница.

Руби с отвращением воздела руки к небу:

— Да я уже двадцать лет как не девственница.

При этих грубых нелогичных словах взгляд Грольфа мгновенно стал жестким.

— Тебе лучше придержать язык, пока я не найду жениха, иначе можно и отрезать его!

Они ненавидяще уставились друг на друга, отказываясь отступить. Наконец Поппа попросила скальда рассказать длинную красивую сагу.

Несмотря на волнения из-за бегства Торка, замок вернулся к обычной жизни. На день святого Михаила в конце сентября зарезали много скота, готовя припасы на зиму. Все в замке были заняты этим нелегким делом. Женщины выскребали кишки для колбас, что заставило Руби с печальной улыбкой вспомнить самодельные презервативы в Джорвике, но она была слишком угнетена, чтобы шутить на эту тему с Поппой. Единственной радостью было удавшееся бегство Торка. Пусть лучше женится на Элис, чем умрет под пытками, — ведь недаром слуги шепотом толковали о том, как жестоко Грольф расправляется с врагами. Теперь он считал, что Торк заслуживает самого страшного наказания, и не только за то, как поступил с Руби, но и за убийство стражников при побеге.

Поппа и ее женщина присматривали за Руби несколько недель, ожидая, пока придут месячные, что и случилось, благодаря предосторожности Торка. Она ощутила странную печаль, когда показалась кровь.

Ребенок от Торка все равно что тот, которого они так хотели иметь с Джеком!

Грольф обращался с Руби с холодной вежливостью, считая, что она предала его своими поступками и отсутствием раскаяния. Руби бродила по комнатам дворца, словно зомби. Она ела, спала, помогала Поппе по хозяйству и каждый день ходила в церковь на мессу и долго там молилась, но никогда не смеялась, не пела песен и не рассказывала историй. Она знала, как тревожится за нее Поппа, но чувствовала себя беспомощной, окутанной черной тоской.

И так она проведет остаток жизни — в чистилище, и никогда не вернется в будущее, и не отыщет любовь в прошлом. Руби поняла, что подсознательно отыскала причину своего путешествия во времени, и считала, что, если принесет Торку любовь и осветит его жизнь, искупит вину за то, как поступала с Джеком. Но теперь ей казалось, что она вновь все испортила.

— Ты не голодна?: — спросила Поппа мягко, возвращая Руби к действительности и еде, которую положила на ее тарелку.

— Нет, — покачала головой Руби, пытаясь не быть грубой с этой женщиной. Добрая Поппа так старалась разрушить барьер между Грольфом и Руби! Она очень напоминала Ауд.

Ауд! Руби так давно не вспоминала о ней и Даре! Интересно, как поживает Тайкир? А Эйрик? Навестят ли его Торк и Элис во время медового месяца? И будет ли у них свой малыш, несмотря на сопротивление Торка? Занимаются они любовью именно сейчас?

О Боже!

Руби закрыла глаза в приступе смертельной тоски.

— Руби, почему ты плачешь? Нужно забыть Торка. Давно пора…

Но Поппа не успела договорить — в холл ворвался юный гесир и, задыхаясь, подбежал к главному столу.

— Сотни вооруженных людей приплыли на кораблях под знаменами Торка и его деда, — выпалил он, не дожидаясь разрешения говорить.

Поднялась суматоха. Грольф и его люди повскакали с мест, наспех вооружаясь, и ринулись собирать войско. Грольф приказал части викингов охранять стены, а остальным следовать за ним к воротам.

Окончательно измученная Руби поспешила в башню с Поппой и ее дамами. В поле, под стенами замка, стояли Торк и Грольф и о чем-то спорили, размахивая руками. За Даром стояло не менее четырех сотен воинов, и такое же количество людей выстроилось за Грольфом.

Наконец Торк, Селик и Дар вместе с остальными вождями направились в замок, а войско начало раскидывать лагерь на расстоянии.

— Что случилось? — спросила Руби Поппу.

— Не имею понятия, но по крайней мере они не сражаются. Это хороший знак.

Грольф послал гонца с приказом Поппе и Руби оставаться в башне, но Руби успела заметить мрачное лицо Торка. Он, вероятно, разъярен на Грольфа и явился мстить. Однако как хорошо вновь увидеть его!

Несколько часов женщины терзались муками и сомнениями, безуспешно пытаясь заняться работой над гобеленом. Наконец Поппа послала служанку с просьбой подслушать, что творится в холле.

— Они обсуждают ее брачный договор, — сообщила рабыня с широко раскрытыми от удивления глазами, показывая на Руби.

— Мой? С кем? — охнула Руби. — Поппа, Грольф угрожал отыскать мне мужа, но почему обсуждает это с Даром и Торком?

— Нет, ты не так поняла. Твоим мужем будет господин Торк, — пояснила девушка.

Руби и Поппа затаили дыхание и недоверчиво переглянулись. Поппа велела девушке продолжать.

— Похоже, саксонка Элис упросила отца разорвать помолвку, узнав, что ее нареченный отправился с Руби в Нормандию. Отец девушки сказал, что Торку следовало жениться перед отплытием.

Руби, широко улыбнувшись, обняла Поппу.

— И теперь Торк хочет жениться на мне?

— Не совсем, — покачала головой служанка. — Скорее требует, чтобы хозяин послал людей защитить владения его деда, как пеню за то, что господин посадил его под замок. И еще он винит тебя в том, что потерял саксонскую деву и защиту соседей Дара.

— Что?!!

— Но, Руби, всего несколько часов назад ты отдала бы все, чтобы вернуть Торка, — укоризненно напомнила Поппа. — Не стоит злиться из-за мелочей. И лучше молись, чтобы Грольф согласился. Он и так ужасно зол за то, что Торк его обставил.

Но, к огромной радости Руби, Грольф согласился, хотя никто не был счастлив таким договором. Грольф вовсе не желал посылать людей защищать сына заклятого врага, а Торк злился из-за вынужденной женитьбы и огромного количества даров, которые был вынужден отдать за Руби. Кроме того, Руби раздражало, что все эти планы строились без нее.

Несмотря на все это, Руби невольно залюбовалась Торком, когда вошла в холл. В синем, сшитом ею плаще Торк сидел рядом с Грольфом, о чем-то неспешно беседуя. Завидев ее, он встал и протянул руку. Руби с радостью взяла ее и, сжав пальцы, поглядела в замкнутое лицо, пытаясь понять, о чем думает Торк.

Он молча отвел ее в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз, но Руби все же успела заметить злой взгляд Грольфа и самодовольную ухмылку Дара. Торк рассеянно оперся плечом о каменную стену и, не выпуская ее ладони, спросил:

— Знаешь, почему я здесь?

— Наверное, да.

Сердце Руби бешено колотилось, хотя глаза Торка по-прежнему отливали непроницаемой синевой, а лицо оставалось бесстрастным.

— Мы поженимся завтра, — объявил он, сухо констатируя факт.

Не такой она представляла себе их встречу. Она кивнула, не в состоянии говорить из-за кома, внезапно вставшего в горле. Боже, почему Торк ничего не объяснит? Не откроет, что чувствует по поводу женитьбы?

— Я никогда не хотел жениться.

Сердце Руби замерло, и она опустила ресницы, чтобы скрыть боль.

— Знаю. Ты часто мне это говорил.

Дурное предчувствие облаком окутало Руби.

— Брак — это ловушка для мужчины, которая часто ведет его к гибели.

— Совсем не обязательно, — прерывающимся голосом прошептала Руби, поднимая полные слез глаза.

Торк дернул бровью и вытер соленую каплю, повисшую на ее ресницах.

— Брак может быть полным слиянием, если люди предназначены друг для друга. А может быть и дружбой мужчины и женщины, объединенных общей целью. И может быть видением рая на земле.

Руби сама не знала, откуда у нее берутся эти цветистые слова, но ощущала, что они идут из самого сердца.

— Именно так ты представляешь нашу семейную жизнь?

В первый раз Руби заметила, что голос у Торка хриплый, а глаза странно светятся.

— Да, — с надеждой шепнула она и едва удержалась, чтобы не отвести со лба Торка прядь непокорных волос.

— Даже если бы я и хотел этого, что, по-твоему, предпримет мой брат Эрик? Подумай, неужели он позволит мне подолгу оставаться на одном месте и не попытается убить тех, кто мне дорог?

Дорог!

Немного поколебавшись, чтобы выбрать верные слова, Руби ответила:

— Жизнь так коротка. И так обидно тратить попусту бесценное время, оглядываясь на прошлое и боясь будущего. Нужно жить сегодняшним днем.

Она глубоко вздохнула и вгляделась в его лицо, пытаясь узнать, понимает ли он ее.

— О Торк, неужели не лучше прожить один день счастья, чем долгую жизнь, полную тоски?!

Нежная улыбка заиграла на губах Торка.

— Странно, что ты это говоришь.

— Почему?

— Именно по этой причине я приехал за тобой.

Руби увидела, как черты Торка смягчились, и недоуменно нахмурилась, не уверенная, что он имеет и виду.

— Когда меня по приказу Грольфа бросили в темницу, где я лежал два дня, связанный, без воды и еды, мне волей-неволей пришлось подумать о смерти. О, это не ново для меня. Я встречался с ней не раз и не два. Но при мысли о том, что больше никогда не увижу тебя… нет, этого вынести было нельзя.

— Торк, это правда?

— Нет, послушай до конца. Я спросил себя: что бы сделал, зная, что завтрашний день не настанет? И ответ был прост, женился бы на Руби и любил бы ее до самого конца жизни, пусть и короткой.

Поколебавшись мгновение, Руби бросилась в его объятия на глазах у десятков людей, собравшихся в холле. Он подхватил ее и поднял так, что ноги едва касались земли. Руби уткнулась лицом ему в плечо, выплакивая недели одиночества и тоски.

— Тише, милая. Все кончено.

— Животное, — со слезами упрекнула она, — стоишь, словно статуя, и делаешь вид, что я тебе безразлична.

— Ты заслужила того, чтобы немного помучиться за то, что я перенес по твоей милости, — пошутил Торк, припав губам к ее шее, и, отстранившись, воскликнул с притворным ужасом: — Господи, женщина, да ты мне весь плащ вымочила слезами.

И, по-прежнему обнимая ее за плечи, заметил подошедшим Дару и Грольфу:

— Подумать только, придется остаток жизни провести с этой ноющей, вечно шмыгающей носом плаксой.

Грольф нехотя поздравил их, и Дар крепко обнял будущую невестку, ворчливо признавшись:

— Я так и задумал.

К ним присоединилась Поппа, и все вместе начали обсуждать свадебную церемонию.

Торк лукаво подмигнул Руби и с деланной строгостью приказал:

— Я бы хотел, чтобы на пиру подавались чизбургеры и пахлава, женщина. Как, по-твоему, можешь все это приготовить между дурацкими приступами рыданий?

И, по давней дурной привычке, ущипнул ее за зад.

Но Руби на этот раз было все равно. Он сказал «остаток жизни». Это обещание пришлось ей по душе.

Поспешно подготовленная церемония, состоявшаяся на следующий день в Руанском соборе, прошла на удивление прекрасно.

Руби действительно научила поваров готовить чизбургеры и пахлаву, а Поппа занялась остальными блюдами. Задача оказалась нелегкой. Викинги, известные своей прожорливостью, уничтожили две сотни чизбургеров и огромное количество пахлавы.

— Ты еще в силах двигаться? — осведомилась Руби, похлопывая Торка по набитому животу.

— Да, и еще смогу показать тебе, на что я способен, не сомневайся.

Пламя в его глазах служило тому подтверждением.

— Ну… не знаю. Ты теперь человек женатый и…

Торк быстро поцеловал ее в губы, чтобы заставить замолчать. Гости дружно застучали кубками о стол, требуя продолжения. Торк рассмеялся и, притянув Руби к себе на колени, вновь начал целовать.

Позже, пока он разговаривал с дедом, Руби сравнивала обе своих свадьбы. По правде говоря, она по-прежнему не могла разделить Джека и Торка и чувствовала, что снова вышла замуж за того же мужчину.

— О чем задумалась, милая? — спросил Торк, легко поглаживая рукав ее шелкового платья.

— Просто размышляла, как счастлива, — призналась Руби, с радостью видя, как сверкнули его глаза. — Знаешь, у меня в колледже был профессор, обсуждавший поэзию Джона Мильтона и его теорию «уединенной добродетели». Мильтон считал, что истинно добродетельная личность не та, что скрывается от мира, подобно монаху, но та, что живет среди людей, со всеми их бедами и горестями, пороками и обидами…

— О Руби! — засмеялся Торк, снова сажая ее себе на колени. — У меня от всех этих непонятных слов голова кружится. Что общего у монахов с любовью?

Руби игриво шлепнула его по руке.

— Дай мне закончить, негодяй. Я просто имела в виду, что философию Мильтона можно применить и к любви. Какая, по-твоему, любовь сильнее — та, что выдерживает множество бед и препятствий, или та, которую оберегали от столкновения с горестями жизни, основанная на нереальных ожиданиях?

— Что заставляет тебя думать, дорогая, будто я не жду ничего хорошего от нашей любви? — тихо шепнул Торк. — Но согласен, наше чувство стало лишь сильнее, преодолев некоторые… препятствия.

И, широко улыбнувшись, шутливо подул ей в ухо.

— Есть еще некоторые препятствия… которые, как я надеюсь, ты преодолеешь ради меня, и как можно быстрее. Мне ужасно не хватало тебя, дорогая.

Руби вздохнула и вынудила себя повернуться к столу.

Торк нетерпеливо покачивал на руках Руби, которой не терпелось рассмотреть все, что происходит в холле. Конечно, Грольф был щедр и великодушен, когда не пожалел расходов на свадебный пир, особенно после того, как они поссорились, но черт бы побрал все эти развлечения! Он хотел остаться наедине с Руби. Прошло шесть недель с тех пор, как он покинул ее постель. Шесть долгих целомудренных недель!

— Ты в самом деле счастлива, милая? — прошептал Торк, с улыбкой вспомнив ее болтовню насчет какой-то уединенной добродетели. Священный Тор, да эта женщина просто неиссякаемый источник каких-то странных слов!

Руби просияла улыбкой, и сердце Торка забилось сильнее. Ее глаза были такими прозрачными и полными любви. Торк теперь знал, что она предана ему. До конца. Никто никогда не любил его так безусловно.

— Счастливее, чем ты можешь представить, — отозвалась Руби, обращая к нему затуманенный взгляд. На ресницах блестели слезы радости. Темно-зеленое платье из богатого шелка, подаренное Попой на свадьбу, соблазнительно шелестело при каждом движении. Она снова нетерпеливо заерзала. И только сейчас до Торка дошло, что ей, кажется, больно.

Он осторожно положил ей руку на плечо:

— Что мучит тебя, жена? Почему ты вертишься, словно кошка на раскаленных углях?

Жена! Господи, почему-то ему понравился звук этого слова!

Он осторожно коснулся волос Руби, больше не раздражаясь тем, что они такие короткие, погладил по спине и внезапно задержал руку, наткнувшись на что-то жесткое.

— Что это, во имя Фрейи?

— Китовый ус.

— Китовый ус?! Ты никогда не перестанешь изумлять меня! Это талисман?

— Можно назвать и так, — загадочно улыбнулась Руби сквозь полуопущенные ресницы.

Торк во мгновение ока понял все и разразился смехом, покрепче обняв ее. Дар и Грольф обернулись, чтобы узнать причину веселья.

— О милая, ты носила эту грацию весь день? Ради меня?

— Да, и постарайся оценить это. Я едва дышу.

— Может, лучше сразу отправиться в спальню и снять ее, прежде чем ты умрешь от удушья, — предложил он, коварно усмехаясь.

— Я тоже так считаю.

Но Грольф и его гости не позволили им уйти, прежде чем Руби споет. Та капризничала, но Грольф настаивал, что это самое меньшее, что может сделать Руби, наградив его подобным зятем, да еще сыном Гаральда. Торку пришлось даже ущипнуть ее.

Коварная ведьмочка зловеще пообещала:

— Я покажу тебе.

И, бросив в сторону Торка многозначительный взгляд, встала и взяла лютню.

— Поскольку это вечер моей свадьбы, думаю, будет приличным спеть песню для мужа на случай, если он еще не знает, что делать с женой.

Мужчины в холле разразились смехом над ее шуткой.

Но тут Руби немного осадила их, объявив:

— По правде говоря, из того, что я узнала от жен викингов, многие мужья могли бы извлечь урок из этой песни. Так что слушайте лучше. Ты тоже, Селик, — — добавила она.

Она объявила песню сестер Пойнтерс и, пристально поглядев на Торка, начала хриплым низким голосом рассказывать о том, как страдает по любовнику, который бы ласкал ее медленно и неспешно. Несколько секунд спустя Торк начал понимать, что имеет в виду Руби.

Неспешные ласки! Нежное прикосновение! Жар в крови!

Все в холле начали пересмеиваться и разразились громким хохотом, к тому времени как Руби взяла последний аккорд. Несколько женщин покраснели от смущения, но большинство согласно кивали головами.

Руби лукаво улыбалась Торку.

— Эти сестры Пойнтерс случайно не знакомы с Кевином Костнером? — сухо осведомился он.

— Сомневаюсь, — хмыкнула Руби.

— Так, значит, я не удовлетворяю тебя в постели? — едва сдерживая усмешку, спросил Торк.

— Я этого не сказала.

— Охо-хо! Теперь ты уклоняешься от ответа! Так, значит, тебе нужны неспешные ласки?! Ну что же, надеюсь, получишь все, чего просила, — тихо шепнул он.

Но дерзкая девчонка удивила его, подмигнув и кокетливо заверив:

— Я припомню твое обещание.

Неспешные ласки! Хотелось бы только знать, откуда у женщин появляются подобные идеи?! Мало того, он подслушал, как Поппа и ее женщины обсуждают женское белье и бритье ног. Грольф без обиняков предупредил жену, чтобы та не смела рассуждать о способах предотвращения зачатия. Словно он мог удержать Поппу!

Потом Руби потребовала, чтобы Торк ответил ей балладой, и, хотя Торк сначала наотрез отказался, все-таки уговорила его прочитать несколько строф из поэмы, названной «Ригспула», или «Песня Рига».

И, как ни странно, хотя баллада повествовала об обычаях викингов, несколько строк напомнили ему о Руби и о нем самом.

… Лик ее светел, сверкает грудь,

А шея белее снега…

Золотом отливают его волосы, румяны щеки,

Но по-змеиному мрачны горящие глаза…

Слезы, сверкавшие в глазах жены, когда Торк дошел до конца, были наградой за неловкость, которую он испытывал, читая стихи в присутствии суровых воинов — товарищей по оружию. И, когда они наконец ускользнули из шумного холла и остались одни в спальне, Торк быстро сбросил одежду и лег, обнаженный, на постель, заложив руки за голову.

— Ну что, жена, развлечешь меня, пройдешься в том наряде, который сама сшила? — И, громко зевнув, потянулся и добавил:

— Или думаешь, что теперь, когда мы женаты, нам в постели будет скучно?

Глаза Руби вызывающе зажглись:

— Ни за что! Во всяком случае, пока это зависит от меня!

— А что там насчет неспешных ласк? Это относится к мужу и жене? Или в твоей стране только женщинам позволено искать таких любовников?

— Нет, это относится к обеим сторонам, — ухмыльнулась Руби. — Показать тебе?

И она показала. О Господи, что только она показала!!

ГЛАВА 20

Руби медленно, дразняще медленно снимала одежду и, оставшись в одной грации, встала в соблазнительную позу и начала стягивать белье дюйм за дюймом, пока Торк не пожалел о том, что вообще упомянул о пристрастии к дурацкому наряду.

— Иди ко мне, Руби, — взмолился он.

— Сначала я хотела спросить у тебя кое-что… — кокетливо ответила Руби.

Она шагнула ближе к постели, но не настолько близко, чтобы Торк сумел схватить ее.

Руби улыбнулась и, к раздражению Торка, задала совершенно не относящийся к делу вопрос:

— Помнишь тот день, когда я появилась в Джорвике?

Торк настороженно кивнул головой. Что она задумала сейчас? Господи, да Руби, должно быть, ослепла, если не видит его бушующего желания! Да если бы она только подошла чуть ближе, он научил бы ее, как играть в воспоминания!

Торк вынудил себя оставаться спокойным, выждать подходящего момента, чтобы напасть.

— Помнишь, когда мы шли к дому Олафа и ты сказал, что никогда не сможешь обратить внимания на женщину, подобную мне, и что викингам по душе дамы помягче и не столь злоязычные?

— Прекрасно помню. Надеюсь, теперь ты не будешь твердить мне это каждый раз, когда вздумается тебя обнять. Пойдем в постель, милая.

— Подожди!

Коварная обольстительница слегка повернулась, позволяя разглядеть округлые ягодицы. Торк почувствовал, что вот-вот взорвется от желания, и стиснул зубы, когда Руби оглянулась и тихо, завлекающе спросила:

— Я просто хотела узнать… неужели не считаешь, что я действительно сладкая?

— Сладкая? Да это последнее слово, которое я употребил бы в отношении тебя! Сводящая с ума, обольстительная… да! Но сладкая?! Ни за что!

Губы ее дернулись.

— Именно так я и думала!

Повернувшись, она взяла со стола маленький горшочек с ложкой в нем.

Торк уселся и уставился на Руби. Горшочек с медом. Она намеревается кормить его медом? Священный Тор! Не этот бушующий голод намеревался он утолить!

— Мне не хотелось бы, чтобы твоей женой была несладкая женщина, — лукаво сообщила она и, окунув ложку в мед, намазала им губы. Потом… о… Господи… разлила мед по груди, животу, бедрам… и… и… между ногами!

Торк вскочил с кровати и попытался увлечь Руби за собой, но она с тихим, чувственным смехом ускользнула.

— Не спеши, муженек. Я хочу, чтобы эта ночь стала для тебя свадебным подарком, который ты никогда не забудешь.

И, упираясь ладонью в его грудь, Руби снова шагнула к постели, пошутив:

— Я думала, тебе нравятся неспешные ласки.

— Неспешные ласки! Ха! Да ты даже не позволяешь мне коснуться тебя!

— Ляг, милый, — мягко велела она.

— Зачем? — с подозрением осведомился Торк. — Иди ко мне.

— Подойди! Расслабься.

Расслабиться? Да она что, совсем умом тронулась?

И, когда Торк покорно лег на спину, Руби встала у кровати и налила мед ручейком от его шеи до вздымающейся мужской плоти. Торк почти взметнулся с постели от безумного наслаждения, вызванного прикосновением прохладного меда к разгоряченному члену. Руби, улыбаясь, отставила горшочек и легла в постель.

— Крайне важно, чтобы и мужчина был так же сладок, как женщина.

— Но, послушай, эта постель к утру будет такой же липкой, как пчелиный улей, — проворчал Торк, сжимая ее в объятиях.

— О, я так не думаю. Я всегда вылизываю тарелку дочиста. А ты?

Торк почти потерял контроль над собой. Почти.

Руби нависла над ним, потерлась липкими от меда холмиками о густую поросль волос на груди. Сначала оба смеялись, но смех скоро замер и сменился тяжелым дыханием, по мере того как томительная боль терзала их тела.

— Торк, как думаешь, я очень глупая, если делаю все эти невероятные вещи, чтобы угодить тебе в постели? — спросила Руби низким возбужденным шепотом, опустив глаза.

Торк приподнял ее подбородок. Его глубоко тронуло ее стремление угодить ему.

— О Руб, я так тебя люблю. Неужели не знаешь — все, что ты делаешь, дарит мне счастье.

На глазах Руби выступили слезы, и она с огромным трудом выговорила:

— Я тоже люблю тебя, муж мой. — И, погладив его по щеке, тихо добавила: — Давай пообещаем друг другу, Торк, что эта ночь, наша брачная ночь, будет первой из целой вечности ночей между нами.

Торк, кивнув, добавил:

— И все полные любви?

— Конечно, — еле слышно рассмеялась Руби.

— Не думаешь, что нам давно пора начать, девушка? — тихо прорычал он, укладывая ее на спину.

Он сжал ладонями ее лицо, осыпая жадными поцелуями. Сначала Торк слизал мед с ее губ, чуть приоткрывшихся в томлении, и, улыбнувшись, продолжал уничтожать сладкие капли.

— М-м-м… как вкусно, — пробормотал он.

— Дай мне попробовать, — тихо попросила она.

Он проник в ее рот кончиком языка, и Руби, обведя его своим языком, втянула медовую сладость.

— Еще… Хочу еще…

Торк, улыбнувшись, продолжал ласкать языком теплую пещерку ее рта, имитируя движения разгоряченного фаллоса. Руби, охнув, начала посасывать его язык. Торк ощутил спазм наслаждения, пронзивший его невидимой молнией так, что мужская плоть судорожно дернулась, упираясь в ее живот.

Он слегка отстранился, но Руби приподнялась, продолжая целовать его.

— Нет, — твердо сказал Торк, прижимая ее плечи к постели. — Теперь я возьму дело в свои руки, — объявил он таким хриплым невнятным голосом, что сам едва узнал себя.

Он скользнул вниз по ее телу, пока рот не встретил упругость грудей, кончиком пальца очертил ареолу одной, потом другой и поднес палец ко рту, чтобы попробовать на вкус.

— Как прекрасно, — пробормотал он. Руби зачарованно глядела на него, приоткрыв губы. Он снова повторил то же самое, но на этот раз поднес палец к ее рту. Она наклонилась, облизала кончик розовым язычком и наконец взяла в рот весь палец, слегка посасывая, а потом обеими руками продолжала вводить и выводить его изо рта, подражая Торку.

О Фрейя! Каково это, если бы она сделала все с…

Торк почти резко вырвал палец, боясь, что опозорится и закончит игру преждевременно, и, впившись губами в ее груди, продолжал слизывать мед. Когда он откинулся, чтобы полюбоваться результатами своей работы, Руби застонала, выгибаясь.

— Пожалуйста, не останавливайся, — умоляла она.

— Покажи мне, — задохнулся Торк.

Руби положила руку на грудь и попыталась притянуть Торка к себе, но он отказывался взять губами сосок, пока она точно не объяснила, чего хочет. Наконец она согласилась, с мельчайшими подробностями рассказав обо всем. Торк снова мучительно застонал и продолжал терзать розовые маковки до тех пор, пока Руби не начала жалобно кричать и метаться на постели, охваченная бушующим пламенем. Когда она начала тереться о твердый как сталь член, Торк перекатился на спину, не позволяя ей этого сделать. Только немного отдышавшись, он приподнялся и навис над ней.

— Лежи смирно, — резко приказал он, придерживая ее плечи ладонью одной руки и опуская другую к покрытому медом треугольнику волос между ее бедрами. Что-то несвязно бормоча, Торк раздвинул ноги Руби и, встав между ними на колени, начал исследовать липкими пальцами все интимные углубления. Руби подняла бедра с постели и, застыв, громко застонала…

Она лежала поперек постели с раскинутыми руками, удовлетворенная и усталая.

— О Торк, — тихо шепнула она, потрясенная происшедшим чудом. Порыв ее страсти, ее почти безумный отклик на его прикосновение воспламенили Торка до крайности.

— О нет, еще не время отдыхать, — тихо предупредил он, поднимая ее. — Теперь твоя очередь вылизать мою тарелку начисто.

К тому времени, как она с жадной неукротимостью делала это, Торк уже ничего не сознавал, кроме жгучей потребности в освобождении, особенно когда ее губы коснулись его твердого, готового излиться мужского естества, покрытого медом. Не в силах больше выносить сладостной муки, Торк подмял ее под себя и жестко, почти грубо вошел до конца, наполнив ее свей плотью. Скользкие складки нежной раковины судорожно сжали его. Торк закрыл глаза от полноты ощущений.

Торк чуть отстранился и поглядел на жену. Жену! Господи, какое великолепное слово!

Глаза Руби были затуманены нерассуждающей страстью и молили избавить ее от невыносимого, медленно нараставшего сексуального напряжения, державшего их обоих в стальных тисках. Никогда он не испытывал подобного лихорадочного желания.

— Руби! — свирепым шепотом окликнул он.

— Сейчас, — пробормотала она, пытаясь приподнять бедра, но Торк по-прежнему был глубоко в ней и не смел шевельнуться.

— Летим вместе, дорогая. Вместе, — попросил он.

Руби кивнула. Время нежных ласк прошло, и Торк продолжал неумолимо врезаться в нее. Руби громко кричала… или это его голос? Снова и снова он врывался в нее, пока дикие всплески головокружительного наслаждения не потрясли его, а вместе с ним и тело Руби, забившейся в экстазе.

Они долго лежали рядом, тяжело дыша. Торк чувствовал себя так, словно умер и вновь вернулся к жизни. Он крепко обнял жену, не в силах вымолвить слова, не уверенный, может ли объяснить все то, что случилось с ним. И, когда наконец почувствовал, что может говорить нормальным голосом, тихо усмехнулся, прижимая её к себе.

— Знаешь, что мне больше всего в тебе нравится, жена?

— Что? — прошептала Руби, прикасаясь губами к его шее.

— Ты заставляешь меня смеяться.

Руби ткнула его кулаком в живот.

— Это совсем не комплимент.

— Почему же, милая? — возразил Торк, притворно морщась от боли и придерживая живот обеими руками. — Я считаю просто счастьем, что ты даришь мне радость улыбки.

Про себя он поклялся к утру заставить ее тоже улыбнуться разок-другой. И сдержал клятву.

Служанки, принесшие на следующее утро лохань и горячую воду, были потрясены, увидев, в каком состоянии находится постель.

— Я разлила мед на простыни, — объяснила Руби с огненно-багровым лицом.

Пожилая рабыня ехидно поглядела на нее.

— Неужели? А пчела разлила мед в твои волосы и на ноги?

Торк неудержимо расхохотался. Но женщина с отвращением уставилась на него.

— А ты, молодой господин… Кажется, эти красные пятна по всему твоему телу… это укусы пчел?

Настала очередь Руби смеяться. Одеться им удалось гораздо позже. Торк вручил Руби две броши в виде драконов.

— У меня не было времени купить тебе утренний подарок. Может, примешь это?

Руби вопросительно подняла брови.

— У викингов есть такой обычай: муж преподносит жене подарок на следующее утро после брачной ночи, чтобы показать, как она угодила ему. По правде говоря, в некоторых местах брак не считается законным, пока новобрачная не получает утренних даров.

— В самом деле? — удивилась Руби, обвив руками его шею и благодарно целуя в губы. — И я действительно угодила тебе?

— Как ты можешь сомневаться? — прорычал он ей на ухо.

К тому времени, как они появились в холле, служанка уже успела распространить пикантную сплетню. Грольф и Олаф грубо смеялись, а остальные, не стесняясь, гадали, что Торк и Руби делали с медом. Некоторые утверждали, что мед был даже на стенах и полу, что, конечно, не соответствовало действительности.

Целых два дня они наслаждались вновь обретенной любовью, проводя долгие часы в постели, гуляя и отправляясь на прогулки верхом, обсуждая совместное будущее.

На второй день Торк объявил:

— Я должен, хотя бы ненадолго, вернуться в Джомсборг. Нужно выполнить свой долг.

Руби подняла на него опечаленные глаза, и Торк впервые пожалел, что дал обет джомсвикингам.

— А потом ты сложишь с себя обет? — спросила она.

— Да, но только когда все дела будут завершены.

— И долго еще ждать?

Торк нерешительно пожал плечами.

— Не знаю. Но обещаю, что вернусь, как только смогу.

— И где мы будем жить? Что ты станешь делать?

— Лучше всего мне заняться торговлей, — поколебавшись ответил он. — Но самым главным будет наша безопасность.

Конечно, Торк предпочел бы остаться у деда, но тогда Эрик наверняка отыщет его там. Но правде говоря, не имело значения, где жить, лишь бы Руби и мальчики были рядом.

Торк крепко обнял Руби и усадил под дуб на ковер опавших листьев, и Руби рассказала ему, как впервые лежала с Джеком на такой шуршащей постели. Торк приник губами к ее шее, не желая слушать о любви к другому мужчине, пусть существующей лишь в ее воображении.

— Тогда мы будем любить друг друга здесь, милая. Я сотру эти старые воспоминания.

Руби ничего не ответила, но в глазах стояла боль. Она никогда не забудет этого Джека, призрачного мужа. И, перед тем как отдаться его настойчивым рукам, Руби нежно спросила:

— Как думаешь, не стоит ли мне начать шить белье? Ты мог бы продавать его в торговых поездках?

Господи, что за талант задавать неуместные вопросы в самое неподходящее время?

Плечи Торка затряслись от едва сдерживаемого смеха.

— Что? Ты смеешься надо мной? — охнула Руби, толкая его в грудь.

— Не могу поверить, что ты хочешь сделать из меня торговца женским бельем!

Руби немного оскорбилась, но все же спросила:

— По-твоему, белье будут покупать?

— Ты это серьезно?

— Лучше всего я умею шить женское белье, — пояснила Руби. — Ты уже сказал, что не хочешь больше детей. И что я буду делать весь день? Кроме того, если тебе неловко торговать таким товаром, я могла бы ездить с тобой и продавать белье сама.

Над этим стоит подумать! Руби на корабле! Да он забудет обо всем и будет брать ее, пока мужская плоть не сотрется от чрезмерного употребления!

И он улыбнулся своей очаровательной жене.

— Ну? — потребовала Руби.

— Если хочешь, девушка, — хрипло согласился он, — я позволю тебе отправить вместе с моими товарами еще и белье.

Господи, да он, наверное, согласился бы сейчас на что угодно!

Но тут шелест осенних листьев под их обнаженными телами и произносимые шепотом слова любви заглушили все мысли о бизнесе и торговле.

Позже, в спальне, Торк, остыв, начал серьезно опасаться идей Руби. Она взволнованно рассказывала о своих планах, и при этом имела в виду не несколько комплектов белья, которые собиралась сшить в свободное время. Руби говорила о целом доме, где работали бы нанятые женщины или рабыни и помогали ей. А потом она собиралась расширить дело. Кровь Тора! Да она наполнит целый корабль своим бельем!

— Руби, это не то, что я имел в виду, когда согласился продавать твое белье, — запротестовал Торк.

— А что ты имел в виду?

— Ну… я счастлив, что ты стала моей женой и будешь ждать меня дома, когда я буду возвращаться из поездок. Так и вижу тебя вместе с Эйриком и Тайкиром. Мое сердце наполняется радостью при одной мысли об этом. Но откуда ты возьмешь время для всего, если с утра до вечера станешь шить белье?

Торк ожидал, что Руби будет довольна нежными словами, которые он с таким трудом смог связать, но вместо этого она взорвалась!

— Ах ты шовинист-поросенок! Просто поверить не могу! Совсем как Джек!!

— Джек, Джек, Джек! Меня тошнит от этого имени!

Руби, окинув его уничтожающим взглядом, выбежала из комнаты.

Торк непонимающе пожал плечами. Большинство женщин были бы счастливы знать, что мужчина лелеет их и не заставляет трудиться.

Он решил поискать Дара и спросить совета, но оказалось, что дед сам спешил навстречу.

— Иди сюда, — пропыхтел он, затаскивая Торка в уединенную комнату. Дар был чрезвычайно взволнован и дрожащими пальцами сжимал маленький сверток.

— Что это? — спросил Торк, встревоженный видом деда.

— Ивар! — выдохнул Дар. — Он похитил Эйрика и требует выкуп.

И, вручив Торку сверток, завернутый в тряпку, пробормотал:

— О Торк, если бы я мог пощадить тебя…

Сердце Торка бешено забилось, но он все же развернул тряпку. На пол упал маленький палец. Торк схватился за спинку кресла, чтобы не упасть. Боль была так сильна, что он, зажмурившись, попросил:

— Не говори Руби. Это убьет ее. Она не должна знать.

Руби металась в страшной ярости. Дело было не в белье, она знала, что они рано или поздно договорятся и помирятся, но Торк, едва войдя в комнату, холодно объявил, что немедленно отправляется в Джомсборг с каким-то поручением. Хуже всего, он не соглашался взять ее с собой и приказал возвращаться с Даром в Нортумбрию.

— Нет! Я хочу ехать с тобой! — вскрикнула она, пока Торк поспешно бросал одежду и вещи в кожаный мешок. — Пожалуйста, — умоляла Руби, видя непреклонное выражение лица Торка. — Прости, что я спорила насчет компании по производству белья. Не покидай меня, не сейчас! Я не смогу вынести разлуки!

Торк повернулся и сжал ее плечи, вынуждая Руби взглянуть ему в глаза. В синих глубинах стояло такое холодное отчаяние, что Руби испугалась.

— Я люблю тебя, сердце мое. Помни это. Всегда.

Он целовал ее со странной тоской и долго не размыкал объятий, а когда наконец отстранился, внимательно изучал ее лицо, словно запоминая его черты. И Руби могла поклясться, что увидала слезы в жестких неумолимых глазах воина. Что случилось? И почему так срочно?

— Поезжай с Даром в Нортумбрию, — непререкаемо велел он. — И жди меня там с Тайкиром.

Он задохнулся на последних словах. Но по-настоящему Руби испугалась, когда Торк добавил:

— И, Руби, вот что еще. Молись за… меня.

И с этими зловещими словами он повернулся и оставил Руби стоять с открытым ртом. Поняв, что им снова грозит разлука, Руби выбежала за мужем во двор. Он и несколько десятков воинов садились на коней, о чем-то толкуя с Грольфом, а другая половина войска, приведенного Торком, направлялась к кораблям.

— Я пошлю две сотни человек, как только узнаю, где вы, — пообещал Грольф. — Пусть Господь и Один хранят вас.

Торк повернулся к Дару.

— Ты немедленно вернешься в Нортумбрию. — И, дождавшись кивка, продолжал: — Не стоит оставлять так долго земли без защиты. Я пришлю гонца, как только смогу. С Богом, дедушка.

И тут Торк увидел Руби. Она никак не могла осознать, что он покидает ее. Плотно сжатые губы Торка чуть шевельнулись, словно он хотел сказать что-то, и, направив к ней лошадь, он нагнулся и посадил ее перед собой в седло.

— Мы встретимся, милая. Я тебя люблю.

Я тоже люблю тебя, подумала Руби , но слова застряли в горле, когда Торк, коротко поцеловав ее, спустил на землю и отъехал.

Грольф и Поппа смотрели на Руби с жалостью, но ничего не хотели объяснять, даже когда она крепко обняла их, перед тем как на следующий день сесть на один из трех кораблей Дара. Они заверили Руби, что она всегда будет желанной гостьей в Нормандии.

Двухнедельное путешествие в Джорвик было ужасным. Руби почти все время лежала или корчилась в приступах тошноты, поскольку море было неспокойным. Несмотря на все протесты и рыдания, Дар лишь крепче сжимал челюсти, когда она требовала объяснений столь поспешных действий Торка. Наконец, вернувшись в Нортумбрию, она оказалась в объятиях Ауд и, плача, целовала Тайкира, пока он не отстранился с мальчишеским смущением.

Несколько недель Руби попеременно жалела себя и злилась на Торка, хотя со страхом и надеждой ждала известий от него. Но когда послание наконец прибыло, оказалось, что оно адресовано не ей, а Дару. Дар заперся в комнате вместе с Олафом, который и привез известия. Уезжая, Олаф захватил с собой сотню людей, оставив Дару всего сто человек, чтобы охранять крепость. Однако Дар по-прежнему отказывался отвечать на вопросы Руби.

— Он даст тебе знать обо всем, когда придет время.

Тогда Руби завалила себя работой. Она уговорила Дара отдать ей один из амбаров и, заручившись помощью шести деревенских женщин, открыла мастерскую по пошиву белья. Большим подспорьем служила Элла, настойчиво, но ласково заставлявшая женщин усердно работать. Они кроили ткани, принесенные Ауд, которая настояла на том, чтобы стать партнером.

В течение нескольких недель было сшито пятьдесят комплектов белья разных размеров. Дар отвез их в Джорвик и отдал торговцу, согласившемуся продавать белье за комиссионные. Все было продано за два дня, и на вырученные деньги Руби закупила шелка и кружев, наняла еще шесть женщин и построила большой очаг, чтобы можно было работать в зимние месяцы.

Элла была полна планов и подсчитывала, сколько денег сможет скопить, чтобы получить свободу и, возможно, приобрести маленький домик в деревне. Эти мечты превратили ее в нового человека.

— Удивительно! — заметила как-то за ужином Ауд. — Я дала тебе ткань, чтобы ты за работой меньше тосковала о Торке, а теперь вижу, что ты стала удачливым торговцем. Что ты об этом думаешь, Дар?

— Что? О да, — рассеянно ответил тот. От Торка давно уже ничего не было, и старик страшно волновался.

Руби разрывалась между гневом на Дара и Ауд, явно не желавших открывать тайну, и беспокойством за то, что так волновало их. Подумав, она сообразила, как немного развеселить обоих:

— Дар, Ауд, я должна сказать вам что-то, что сделает вас счастливыми.

Оба посмотрели на нее с таким видом, словно ничто на свете не может их обрадовать, и Руби снова задалась вопросом, что скрывают от нее старики. Улыбнувшись им, она тихо призналась:

— Я беременна.

Ошеломленное молчание встретило ее слова, но Руби не обиделась.

— Как! Разве вы не рады новому малышу?

— О… нет… дело не в этом! — охнула Ауд и, вскочив, крепко обняла Руби.

— Да… было бы чудесно… иметь еще одного правнука, — с трудом выговорил Дар и, повернувшись, вышел из холла.

Руби недоуменно глядела ему вслед.

— Не обращай на него внимания. Ему о многом нужно подумать. Но что скажет Торк?! Я думала, он больше не хочет детей.

— Он и не хотел. Сама не знаю, как все это получилось. Он всегда был так осторожен, — ответила Руби, пытаясь вспомнить, когда они были столь беспечны. Может, в брачную ночь… или под дубом, на постели из листьев? Хорошо бы второе, тогда можно было бы считать, что это и ребенок Джека тоже. — Уверена, что Торк будет доволен, как только привыкнет к этой мысли, — продолжала Руби. — Надеюсь, родится девочка со светлыми волосами.

Но несмотря на радость Руби по поводу беременности, она волновалась за Дара, который с каждым днем становился все более угрюмым. Несколько дней спустя Руби отправилась к нему, намереваясь потребовать объяснений. Но в комнате никого не оказалось. Она уже хотела уйти, но увидела маленький сверток — тот самый, что принес Дар в день отъезда Торка. Сверток лежал на обрывке пергамента.

Голова Руби внезапно закружилась. Неверными шагами она подошла к столу, чувствуя что-то неладное и ощущая, что сейчас получит ответ на вопросы. Она медленно развернула тряпку и, задыхаясь от тошноты, уставилась на высохший пальчик. Тонкий жалобный крик вырвался у нее из горла.

Почему Дар хранит это? Неужели это палец Торка, отсеченный Эйриком много лет назад? Нет. Тот к этому времени сгнил бы до кости…

Крик Руби стал громче, в ушах звенело с нарастающей силой, но она молча продолжала раскачиваться и, лишь немного опомнившись, дрожащими пальцами потянулась к пергаменту и прочла ужасные слова:

«Дедушка!

Ивар по-прежнему удерживает Эйрика. Он не желает его освободить ни за выкуп, ни в обмен на меня. Пусть дьявол унесет его черную душу, он требует голову Зигтрига! Завтра мы идем в битву. Молись за нас!

Торк».

Руби снова издала тонкий вопль и кричала до тех пор, пока не упала на пол в глубоком обмороке. Она пришла в себя лишь через несколько часов, в постели. Рядом стояли Дар и Ауд.

— Почему вы не сказали мне? — потребовала она ответа у Дара.

— Торк не хотел, чтобы ты знала. Сказал, что будешь винить себя.

— Да, во всем виновата я. Он предупреждал меня много раз, что семье грозит опасность, но я не желала слушать и настояла на том, чтобы оставить Тайкира у вас и отвезти Эйрика к Ательстану.

— Тогда можно сказать, что виноваты и мы, поскольку хотели, чтобы Тайкир остался с нами. Нет, это было правильное решение. Нельзя всю жизнь прожить, оглядываясь. Время сейчас опасное. Все викинги живут под страхом смерти. Нельзя перестать жить только потому, что боишься умереть.

— Вы не получали новостей от Торка после этого письма?

Дар отвел глаза, а Ауд со слезами воскликнула:

— Дар! Ты слышал что-то и не сказал мне?

Старик хмуро пожал плечами.

— Не хотел тревожить вас. Два дня назад в Джорвике разнеслась весть, что произошла кровавая битва и Ивар победил, много джомсвикингов погибло вместе с сотнями воинов. Пятьдесят джомсвикингов попали в плен и приговорены к казни.

О Боже, Боже, Боже!

Руби в ужасе зажала ладонью рот, не желая больше ничего слышать, но стремясь одновременно узнать правду.

— Ни об Эйрике, ни о Торке, Селике или Олафе я ничего не знаю, — закончил Дар.

— Иисусе сладчайший! — взвыла Ауд, падая в объятия мужа. Руби наблюдала за ними в потрясенном молчании, не обращая внимания на струившиеся по щекам слезы. Она обеими руками держалась за живот, словно оберегая будущего ребенка от потрясений.

ГЛАВА 21

Битва превратилась в кровавый кошмар и позорное поражение для джомсвикингов благодаря коварной тактике Ивара. Он заманил их в засаду, обещая отдать Эйрика за огромный выкуп золотом, который согласился выплатить Торк.

Торк устало закрыл глаза при воспоминании о бойне. Так много убитых. Столько друзей отправились в Валгаллу, или христианский рай. По правде говоря, он не верил в существование ни того ни другого после всего, что пережил за последнее время.

Хуже всего то, что Олаф был мертв, убит самим Иваром. Пусть горит в аду его злобная душа! Торк с радостью отдал бы свою жизнь за жизнь друга. Но он, вероятно, и сам умрет. Рана в груди под сердцем загноилась и продолжала кровоточить. А Ивар, подлый ублюдок, не разрешил лекарям ухаживать за ранеными узниками, особенно за джомсвикингами.

Сегодня Ивар пообещал начать пытки. Ха! Можно подумать, его недостаточно мучили! Торк поглядел на раны, оставшиеся на месте трех отсеченных пальцев, и поморщился. Одинокий распухший большой палец гротескно выделялся на почерневшей ладони.

— Хорошо еще, что ты можешь поднять меч правой рукой, — сухо заметил Селик, лежавший рядом на полу. Все пятьдесят джомсвикингов были связаны одной длинной веревкой.

— Думаешь, теперь, лишившись всех пальцев, сможешь угодить жене в постели? — мрачно пошутил он.

Торк закрыл глаза от муки, вызванной мыслями о Руби и о том, что он больше никогда ее не увидит. Кое-как справившись с собой, он попытался улыбнуться Селику.

— Ты можешь думать еще о чем-нибудь? Сегодня Ивар начинает казни, а у тебя на уме одни лишь бабы! Яйца Тора! Какая женщина посмотрит теперь на тебя, с этаким ужасным шрамом на щеке?!

. — По-твоему, он уродливый? — надменно осведомился Селик. — А по мне, шрамы украшают мужчину. Думаю, женщины будут любить меня куда сильнее!

— Может, ты и прав, — согласился Торк, изучая незаживший шрам, тянувшийся от правого глаза Селика до самого подбородка.

— Что ж, по крайней мере Эйрик спасен. Кажется, Ивар не замышляет больше зла против него.

— Будем молиться, чтобы он оставил его в живых, — вздохнул Торк. Свою шкуру Торк не надеялся спасти. — Селик, если мы не доживем до конца дня, помни, что ты был мне верным и преданным другом.

Он с трудом сглотнул из-за кома в горле и прибавил:

— Хорошо бы нам встретиться в Валгалле или в раю… где бы там ни было.

Селик, казалось, задохнулся, но успел вовремя взять себя в руки. Обычное остроумие вновь к нему вернулось.

— Уверен, что мы пошагаем именно в том направлении? Ну что же, значит, ты был куда святее меня!

Несмотря на нестерпимую боль, Торк улыбнулся, зная, что другой возможности поговорить не представится.

— Селик… если ты выживешь, пообещай, что присмотришь за моими детьми и… Руби.

О Боже! Руби! Они так недолго были вместе! Так недолго!

Воины Ивара пришли за джомсвикингами и связанными повели во двор под стенами крепости. Сотни сторонников Ивара собрались собственными глазами увидеть казнь знаменитых джомсвикингов и удостовериться, хватит ли у них мужества спокойно принять смерть.

Торк увидел Эйрика, стоявшего в стороне вместе с остальными узниками, и гордо поднял голову, давая сыну знак крепиться и быть храбрым. Эйрик, благослови Боже его душу, держался гордо, и глаза, в которых не блестело ни единой слезинки, не колеблясь встретили взгляд отца. Священный Тор! Он слишком молод, чтобы выказать такую храбрость!

Люди Ивара развязали первых трех джомсвикингов и подвели к палачу, закрутившему на палочки их длинные гривы, чтобы обнажить шеи для топора.

Ивар выступил вперед, красуясь перед толпой. Если бы он знал только, что как две капли воды походит на своего заклятого врага Зигтрига! Оба были уродливы как смертный грех.

— Много лет мне твердили про храбрость джомсвикингов, — громко объявил он собравшимся. — Интересно проверить, умирают ли они так же, как все смертные.

И, обратившись к пленнику, спросил:

— Ну, что вы думаете сейчас о смерти?

Ингольф, старый рубака-джомсвикинг, презрительно скривил губы:

— Джомсвикинги не боятся смерти, только трусости.

Он положил голову на плаху, и палач одним ударом лишил его жизни.

Следующий джомсвикинг, Гаут, сплюнул у ног Ивара и прорычал:

— Я умру с незапятнанной честью! Ты, Ивар, будешь жить в бесчестии.

Гаута тоже обезглавили.

— Баран! — завопил Гедин, третий джомсвикинг. — Бэ-э-э, бэ-э-э!

Ивар, собиравшийся дать знак палачу, забыл опустить руку и непонимающе нахмурился, отчего стал еще уродливее.

— Что? — заревел он.

Гедин чуть приподнял голову с плахи и оглядел войско Ивара.

— Ты, баран, разве это не овцы бегут за тобой?

— Ублюдок! — заорал Ивар с пеной у рта и велел палачу продолжать казнь.

Когда Ульфа, приятеля Селика по пирушкам, вытолкнули вперед, он храбро объявил:

— Я готов умереть вместе с товарищами. Но не позволю, чтобы меня зарезали, как корову. Уж лучше удар по голове!

Палач ударил его по лицу окровавленным мечом.

К тому времени как к плахе подвели десятого узника, Ивар невольно морщился. Казнь шла не так, как было задумано. Он, без сомнения, надеялся, что джомсвикинги запросят пощады, как-то проявят малодушие… И толпа теперь явно была настроена против него и выражала восхищение неколебимой отвагой пленников. Даже его собственные воины больше не приветствовали очередную смерть.

Но Ивар упрямо повторил следующей жертве, Джогейру:

— Ты сейчас умрешь!

— Сначала я хотел бы помочиться.

Торк покачал головой, услыхав этот вызывающе грубый ответ. Лицо Ивара стало почти фиолетовым, но он все-таки кивком дал разрешение. Закончив свое дело, тот громко объявил:

— Да, жизнь оборачивается не так, как я ожидал. Я-то думал хорошенько намять брюхо твоей жене, прежде чем вернуться в Джомсборг. — И под хохот толпы вызывающе потряс толстым членом в лицо Ивару, а потом подтянул штаны. Его голова тоже слетела с плеч.

Торк мучительно сморщился, увидев, что вперед выступил Селик. Несколько женщин в толпе громко вздохнули. Очевидно, Селик был прав. Шрам не портил его красоты.

— У меня была хорошая жизнь, — похвастался Селик, играя на чувствах зрителей и отбрасывая великолепную гриву волос со лба. — Я не желаю жить дольше своих храбрых товарищей, павших до меня, но пусть меня ведет на смерть воин, а не раб.

Он презрительно посмотрел на палача.

— А кроме того, не нужно этой мерзкой палки.

Он гордо провел ладонью по серебристым волосам.

— Вместо этого соберите волосы рукой и резко поднимите отсеченную голову, чтобы не залить их кровью. Я хочу явиться к Валгалле во всей своей красе.

В толпе раздались восхищенные вздохи. Храбрец! Он шутит даже на пороге смерти!

Торк украдкой сморгнул слезы.

Смелые слова Селика и необычная внешность побудили зрителей громко забряцать мечами о щиты, требуя удовлетворить последнее желание Селика. Ивар нехотя согласился. Из толпы выступил молодой гесир и, скрутив узлом волосы Селика, поднял их над его головой. Палач занес меч, но Селик в последнюю минуту дернулся, и лезвие отсекло руку гесира. Раненый закричал, сжимая окровавленный обрубок. Разъяренный Ивар схватил меч палача и уже хотел сам обезглавить Селика, но собравшиеся неожиданно стали вопить, поддерживая храбреца.

— Как тебя зовут? — спросил Ивар сквозь стиснутые зубы, опасливо поглядывая на мятежную толпу.

— Селик.

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать.

— Хочешь вступить в мое войско?

Глаза Ивара растерянно бегали: толпа явно была готова взбунтоваться.

— Нет, этого я не могу.

И Селик, оценив настроение народа, дерзко продолжал:

— Но если ты освободишь меня, моих товарищей — джомсвикингов и мальчика Эйрика, мы готовы принести клятву в том, что немедленно покинем твои земли и никогда не вернемся.

Ивар, обернувшись к собравшимся и стараясь казаться справедливым, спросил:

— Следует ли пощадить викинга Селика?

Громкие крики и приветствия были ответом.

Торк неверяще моргнул. Селик не умрет! И к тому же добился пощады для остальных! Он хотел было улыбнуться, но заметил приближавшегося Ивара. Ненависть превратила его лицо в чудовищную маску.

Ивар подошел к Торку и прорычал:

— Передай Зигтригу — я еще увижу его труп!

И, чтобы подчеркнуть свои слова, ударил Торка в грудь тяжелым сапогом.

Рана вновь открылась, и Торк провалился в небытие.

Много недель Руби и Ауд механически продолжали шить белье. Остальные приходили каждый день, и всем находилась работа благодаря поразительной способности Эллы вести дела.

В следующий раз, получив мешочек монет за партию белья, Руби спросила Дара, нельзя ли выкупить Эллу на свободу. Он не согласился взять деньги и сказал, что дарит ей Эллу в полное распоряжение.

— Не могу поверить, что ты сделала это для меня! — заикаясь, пробормотала та, когда Руби объявила, что она больше не рабыня. — Теперь я на все что угодно пойду для тебя!

— Послушай, Элла… если что-то случится с Торком… и меня здесь не будет… обещай, что ты всегда будешь оставаться рядом с Тайкиром и Эйриком. Дар и Ауд стары. Они могут нуждаться в твоей помощи.

Но именно Руби понадобилась помощь Ауд, почти на себе оттащившей ее в спальню, когда гонец привез послание:

«Торк тяжело ранен в грудь. Эйрик и я спешим привезти его домой. Дело плохо. Олаф погиб.

Селик».

На следующий день они отправились в Джорвик, чтобы принести скорбную весть Джиде и ее семье и дождаться корабля с Торком. Заплаканная Джида сказала Руби вечером, после того как они уложили спать испуганных девочек:

— Помнишь наш разговор? Теперь, кажется, все сбывается.

— Что именно?

— Тогда ты спросила, хочется ли мне стать равной с мужем и вести дела семьи? Я ответила, что прекрасно умею это делать, но предпочитаю уступать во всем Олафу.

— Да, помню. Мы говорили о самостоятельности женщин.

— Вот именно.

Джида рассеянно провела рукой по волосам.

— Теперь мне придется взять все на себя. Я теперь просто Джида, вдова Олафа.

Она зарыдала, выплакивая разъедавшую душу печаль, и Руби, пытаясь утешить ее, невольно гадала, не окажется ли скоро сама в подобном положении. А тем временем она, как могла, пыталась помочь Тайкиру.

— Хотел бы я быть старше, — свирепо бросил мальчик, изо всех сил стараясь не заплакать. — Я стал бы джомсвикингои и спас бы отца. И тогда отсек бы голову Ивару. Вот так!

Он яростно рубанул рукой.

Вошедшая Ауд попыталась успокоить малыша.

— Что бы ни случилось, Тайкир и Руби, у вас есть дом в Нортумбрии. Мы одна семья и должны оставаться вместе. Это самое главное.

Измученный Дар неделю спустя принес первые новости.

— На закате корабль Торка вошел в устье Хамбера и не остановился на ночлег. К ночи они будут здесь, если Господь позволит.

Руби и Ауд отправились в церковь Святой Марии и провели в молитве долгие часы. К вечеру вся семья собралась на пристани. Постепенно туда же пришли сотни людей, молча ожидавших, когда настанет пора почтить павших воинов. Даже Зигтриг и Бернхил почтительно стояли впереди, ожидая прибытия судна.

Гробовое молчание приветствовало скользнувший в гавань корабль. При виде первого тела, снесенного на берег, Джида издала тонкий жалобный вопль. Верный меч Олафа лежал поверх трупа. Джида и рыдающие дочери проводили тело к телеге.

Руби крепко держалась за руку Тайкира, наблюдая за ужасной процессией тяжело раненных людей. Их глаза слепо смотрели в никуда.

Наконец появился Торк, поддерживаемый Селиком и Эйриком. Он едва держался на ногах; кровь сочилась сквозь белое полотно, которым была обернута грудь. Длинные светлые волосы были грязны и выпачканы засохшей кровью — те самые волосы, которыми так восхищалась Руби. Его затуманенные болью глаза беспокойно обшаривали толпу. При виде Руби он улыбнулся. По крайней мере, попытался. Казалось, даже улыбка причиняет ему боль.

Сердце Руби оборвалось от страданий за Торка, при виде незаживших шрамов на его лбу, подбородке, руках, кровавой раны на груди. И тут она заметила беспалую руку, всего лишь с одним оставшимся пальцем, и, охнув, на мгновение закрыла глаза, моля Бога, чтобы дал сил.

«О Боже, дай ему выжить! Я прошу лишь об этом! Пусть он выживет!»

Тайкир вырвался, подбежал к отцу и обхватил его за талию, жалостно всхлипывая. Торк, собравшись с силами, погладил его по плечу.

Только потом подошла Руби и, стиснув ладонями лицо Торка, осторожно поцеловала в растрескавшиеся губы, не обращая внимания на льющиеся по щекам слезы.

— Кажется, всякий раз, когда я вижу тебя, девушка, ты шмыгаешь носом, — неверным голосом пошутил Торк. В глазах его тоже стояли слезы. — Я же говорил, что вернусь. Неужели сомневалась?

И он сжал Руби в объятиях, зарывшись лицом в ее шею.

Тело Руби сотрясалось от рыданий. Она не могла говорить.

Торк отстранился и с тревогой оглядел жену, потрясенный тем, как ужасно она выглядит. Печально сверкнув глазами, он попытался пошутить:

— Ну и вид у тебя, женщина! Может, просто некому было щипать тебя за твой милый задик, пока меня не было, поэтому и льешь слезы!

— О Торк! — слабо улыбнулась Руби. — Пойдем со мной. Я отведу тебя домой.

Несколько человек, включая Селика, лицо которого обезображивал ужасный шрам, помогли Торку лечь в устланную сеном телегу, которая должна была отвезти его во дворец Зигтрига. Путешествия в дом Дара он не выдержал бы.

К тому времени как они добрались до дворца, лихорадка начала сотрясать тело Торка. В следующие дни он то трясся от озноба, то приходил в сознание, но был очень слаб. В минуты просветления он постоянно разговаривал с Руби, которая не отходила от его постели.

— Торк, у нас будет ребенок, — призналась Руби, как только смогла. — Я знаю, ты не хотел детей, но…

— О Руб, — прошептал Торк, сжимая ее пальцы здоровой рукой. — Мы с тобой сделали малыша!

— Ты не сердишься?

— Нет, милая, — нежно улыбнулся Торк. — Мое семя неизбежно должно было найти путь в твое чрево. Он стиснул ее руку.

— Как прекрасно, что у нас будет дитя. И, конечно, самое великолепное, какое только рождалось на свет.

Даже эти несколько слов истощили его силы, и Торк закрыл глаза. Но даже во сне он слегка улыбался. Руби надеялась, что он видит радостные сны о своем будущем ребенке.

На следующий день он сказал ей:

— Если я умру, мой брат Эрик не станет тебя преследовать. Ему больше нет причин мстить моим сыновьям, когда я уйду.

В следующий раз, очнувшись, Торк лихорадочно воскликнул:

— Я люблю тебя, милая! До сих пор я не понимал, как сильно люблю тебя! И если бы пришлось начать все сначала, я бы последовал твоему совету и радовался каждому мгновению. Нам было так мало отпущено, Руби. Так мало…

Король Ательстан прибыл на третий день без всякого предупреждения. Он и его роскошно одетые телохранители вошли в комнату Торка в сопровождении Зигтрига. К счастью, Торк находился в сознании. Ательстан сел в кресло у постели, кивнув сначала Руби, а потом сжав руку Торка.

— Мой друг, мне так жаль. Я виноват в том, что мальчика похитили. Умрешь ты или, Бог даст, останешься в живых, Эйрику всегда будут рады при моем дворе. Обещаю на этот раз охранять его, как родного сына.

— Это мальчику решать, — прохрипел Торк, снова проваливаясь в беспамятство.

Эйрик до отъезда ко двору был замкнутым, угрюмым мальчиком. Теперь, молча стоя у постели отца, он уже больше не казался ребенком. Один Господь знает, через что ему пришлось пройти в плену Ивара.

— Я стану молиться Святому Катберту, чтобы тот попросил Господа нашего пощадить Торка, — сочувственно сказал король Руби, перед тем как уйти с Зигтригом и Эйриком. Он возвращался несколько раз в следующие два дня, чтобы поговорить с Торком, но сделать для больного ничего не смог и в конце концов отбыл в Уэссекс.

Несмотря на молитвы Руби и всевозможные зелья, Торк с каждым днем слабел. Дар и Ауд почти потеряли разум от горя. Тайкира, не умевшего скрыть свои чувства, старались держать подальше от комнаты отца, Эйрик куда более стоически переносил скорбь. Руби жила одним днем, пытаясь выжить, надеясь на лучшее.

Через неделю после возвращения Торка за стенами дворца поднялась суматоха. Руби была слишком расстроена, чтобы обращать внимание на окружающее, но голоса становились громче, и вскоре послышался топот ног.

— Где мой сын? — повелительно проревел кто-то.

Подняв глаза, Руби увидела настоящего гиганта.

Он стоял в двери, целиком заполняя собой проем.

— Немедленно убирайся отсюда, — разъяренно прошипела она. — Неужели не видишь, здесь больной!

Но великан не двинулся с места.

— Кто ты, девушка? — с надменным удивлением потребовал он ответа.

— Жена Торка. А кто, черт возьми, ты?

— Я его отец.

Он пристально разглядывал ее сапфировыми глазами, так похожими на глаза Торка.

Ошеломленная Руби пригляделась поближе к незваному гостю. Одетый в черный бархатный плащ, вышитый золотой нитью и украшенный сверкающими камнями, он возвышался над ней, почти такого же роста, как Торк, но гораздо шире в плечах. Седые волосы, прекрасно ухоженные, доходили до плеч и скреплялись золотым обручем поперек лба.

За ним толпились великолепно вдетые викинги, вероятно, спутники или родственники норвежского короля Гаральда. Даже Зигтриг явился и стоял в сторонке, выказывая уважение к могущественному правителю. Но на Руби это не произвело впечатления. Это тот отец, который годами пренебрегал сыном, отказался защищать его от злобного брата, никогда не выказывал никакой любви.

Гаральд, не дожидаясь приглашения, величественно подошел к постели и уселся на стул. Можно подумать, это чертов трон! Положив руку на грудь Торка, он сказал поразительно мягким голосом:

— Торк, это твой отец пришел навестить тебя.

Торк медленно открыл глаза и изумленно мигнул.

— Отец! Что привело тебя сюда? Неужели я уже умер и попал в ад?

Гаральд слабо улыбнулся.

— Нет, ты жив, и если это зависит от меня, останешься жить. Я привез с собой лекаря. И приехал, как только узнал обо всем.

Торк недоверчиво поднял брови.

— Скажи, причиной всему твой брат Эрик?

Рот Гаральда сжался в тонкую линию, а глаза зловеще сузились.

— Нет, в этот раз не он, — усмехнулся Торк над запоздалой тревогой отца. — Это Ивар.

— Обещаю тебе, сын, что не пройдет и месяца, как Ивар будет мертв: на спине кровавый орел, а на груди вырезано твое имя.

Торк попытался покачать головой, но силы вновь оставили его.

— Теперь это уже неважно… убийство… Все зря.

— Ни один человек не смеет причинить зло моему сыну и остаться безнаказанным, — объявил норвежский король стальным голосом.

— И опять все сводится к тебе, отец? — слабым голосом пробормотал Торк. — Почему в таком случае ты позволял это делать брату?

Губы короля негодующе задрожали при резких словах сына, голос сделался почти грубым.

— Я хотел, чтобы ты стал сильным, и это мне удалось. Ты самый сильный из моих сыновей — лучший из всего помета.

— Помета! — захлебнулся Торк. Руби негодующе уставилась на Гаральда, пытаясь объяснить, что он отнюдь не помогает сыну.

— Это все, что я для тебя значил — один из выводка, не дороже собаки.

Гаральд резко втянул в себя воздух и мягко, извиняющимся тоном ответил:

— Это неправда, Торк, я любил тебя и обещаю, что, если ты умрешь, Эрик никогда не посмеет тронуть твоих сыновей.

Торк, разволновавшись, попытался сесть.

— Не смей забирать с собой моих сыновей. Держись от них подальше. Не позволю тебе разрушить их жизни, как ты разрушил мою.

Гаральд рассерженно вскочил, явно собираясь возразить Торку, но внезапно остановился:

— Да будет так. Сегодня же дам знать всем викингам, что тот, кто причинит зло мальчикам, ответит передо мной и моими воинами.

Торк, взглянув на Руби, вновь рухнул на кровать и протянул жене руку. Руби, усевшись на перину, начала гладить его ладонь.

— Мальчики теперь в безопасности, милая. Каким бы ни был мой отец, свое слово он сдержит.

К несчастью, лекарь короля Гаральда не смог помочь Торку. Почти все время раненый метался в горячке, растрескавшиеся губы кровоточили, глаза были закрыты. На закате двадцатого дня Руби стояла у окна, незряче глядя вдаль, любовно поглаживая брошь в виде дракона. Наконец, рассеянно сунув ее в карман джинсов, которые начала носить назло Гаральду, она обернулась. Торк неожиданно с криком сел в постели и широко открыл глаза, глядя прямо на Руби.

— Я видел нас, Руб! — воскликнул он. — Видел все! Там, далеко, есть длинный тоннель, а в конце ничего, кроме прекрасного света. И там я увидел нас с тобой…

Пот крупными каплями катился по его лбу, Руби попыталась заставить его лечь. Но Торк отказался: силы словно вернулись к нему.

— Торк, ляг, это всего лишь сон, — успокаивала Руби, осторожно подталкивая его на постель.

— Нет, слушай меня, Руби. Это важно, — прохрипел он, словно говорить было больно, и сжал ее руку железной хваткой. — Это было так чудесно, что сердце мое едва не разорвалось от счастья. Не теряй это, Руб. Что бы там ни было… не теряй…

Он тяжело упал на подушки, все еще стискивая ее ладонь. Руби не нужно было касаться его груди, чтобы узнать правду.

Торк умер.

Руби, вскрикнув, бросилась на тело Торка, начала трясти, отчаянно пытаясь заставить его пробудиться. И тут, словно выйдя из собственного тела, заметила Ауд, Дара, Эйрика и Тайкира, стоявших по другую сторону кровати. Слезы струились по их лицам.

Откуда-то донесся высокий пронзительно-жалобный вопль. Он становился громче и громче, ближе и ближе, проник в ее голову, заклубился, заклубился… и полная, безграничная тишина окутала Руби мягким утешительным облаком.

ГЛАВА 22

Щелк! Щелк! Щелк! Руби медленно, с трудом открыла глаза и, поглядев вниз, ошеломленно моргнула. На коленях лежал магнитофон, громко щелкая. Кассета кончилась. Руби механически нажала кнопку выключателя.

Не понимая, спит ли она или уже проснулась, Руби поднесла ладонь к груди, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце. По коже ползли мурашки озноба, голова кружилась все сильнее, по мере того как реальность медленно доходила до сознания.

Она вернулась в двадцатый век. Или никогда не покидала его?

Неужели Руби действительно путешествовала во времени? Нет, это невозможно!

Руби начала осматривать кабинет Джека. Все на месте, все как всегда. Часы на полке мирно тикают. Господи, неужели прошло всего два часа после ухода Джека? Как это возможно? И неожиданно воспоминания нахлынули, и Руби громко вскрикнула от боли.

— Торк! О Боже, пожалуйста, не дай Торку умереть!

Руби нахмурилась. Что она говорит? Торк не существует. Джек! Джек ее муж!

Руби пропустила сквозь пальцы каштановые завитки и, вцепившись в волосы, начала раскачиваться, горько плача по мертвому мужу-викингу. Настойчивый внутренний голос повторял, что это по меньшей мере глупо, но Руби не могла остановиться.

Виски снова начала разрывать дикая боль, но Руби встала и мучительно медленно направилась в ванную за аспирином. Наполнив чашку водой, она подняла глаза и увидела себя в зеркале. Чашка и таблетка выпали из ослабевших пальцев.

Залитое слезами лицо тридцативосьмилетней женщины глянуло на нее. Шикарная прическа «Сассун». Крошечные морщинки вокруг глаз и в уголках рта.

Тридцать восемь! Черт!

Руби оглядела футболку сына с двусмысленной надписью, джинсы и, поколебавшись, расстегнула молнию.

Растяжки!

— Дерьмо! — вслух прошипела Руби.

Можно гарантировать, что сними она джинсы, и на бедрах окажутся отложения жира… ну разве что небольшие. Легкая улыбка заиграла в уголках рта. Господи, она еще способна шутить над собой в таком состоянии!

Раздался резкий звонок телефона, ударив по нервам. Она подняла трубку. А вдруг это Джек!

— Ма, можно я пойду к Грегу после тренировки? Его мама сказала, что я могу у них переночевать. Мы посмотрим видео.

— Хорошо, Эдди, если, конечно, родители Грега будут дома, — ответила Руби, и собственный обычный голос показался ей странным.

По правде говоря, она была рада отложить мучительный разговор с мальчиками по поводу ухода отца.

— Веди себя хорошо, и не забудь поблагодарить миссис Саммерс.

И тут Руби сообразила, что, несмотря на все неприятности, материнские инстинкты не меняются.

— О да, — пообещал Эдди с омерзительным юмором подростка. — Обещаю, что меня не вывернет на их ковер после вечеринки с пивом.

— Эдди, это не смешно.

— Не расстраивайся, мам, шучу.

Руби внезапно сообразила, что Дэвид должен был давно вернуться из школы.

— Случайно не знаешь, где твой братец?

— Ты что, ма?! Сама сказала, что бабушка заберет его после школы и он может провести у нее уик-энд.

— Ах да, вспомнила!

— Ма, с тобой все в порядке? — встревожился Эдди.

«Нет, определенно не все в порядке», — подумала Руби, но вслух заверила сына:

— Конечно, милый, я просто только сейчас проснулась и еще не совсем соображаю.

— Увидимся завтра, ма.

— Пока.

Руби направилась в кухню, заварила кофе и, усевшись, рассеянно побарабанила пальцами по столу. Мысли беспорядочно роились в голове.

Хорошо, вот факты. Что-то сегодня случилось с ней. Руби была убеждена в этом, несмотря на то что прошло всего два часа. Никогда она не смогла бы придумать и увидеть во сне все эти города и людей, и всех этих королей и придворных!

И Торк ! Главное, Торк!

Ее погибший муж, свирепый, нежный викинг. Они так любили друг друга и так мало времени были вместе!

Внезапно Руби осенило. Она вернулась в библиотеку и сняла с полки энциклопедию. С каждым новым абзацем сердце Руби билось все сильнее, а голова кружилась. Боже! Английский город Йорк действительно назывался в то время Джорвиком. А король Зигтриг Одноглазый женился на сестре короля саксов Ательстана, и тщеславный Гаральд Норвежский действительно имел множество жен и детей, боровшихся насмерть за его корону.

— Откуда я могла узнать все эти вещи? — вслух спросила Руби.

Прочтя до конца, она узнала, что Эрик Кровавый Топор, сводный брат Торка, стал королем Джорвика, последним из северных королей, правивших в Нортумбрии. Молодой Хаакон, другой брат Торка, позже прозванный Хааконом Добрым, стал верховным королем Норвегии. Вероятно, Ательстан и его двор сумели воспитать разумного монарха.

Прочитанное ошеломило Руби. Не в силах ничего сообразить, она отложила книгу.

— Миссис Джордан, я ухожу.

Руби от неожиданности подпрыгнула и вышла в холл.

— Рода, что ты здесь делаешь так поздно?

— Только что кончила гладить. Хотите, чтобы я на следующей неделе пришла на два дня, чтобы помыть окна?

Руби, кивнув, улыбнулась, видя в руке у Роды «Нейшнл Энкуайрер».

— Вы в порядке? Что-то вид у вас странный, — заметила Рода, близоруко присматриваясь к Руби.

О да! Просто великолепно! Ты случайно не заметила на заднем дворе корабль викингов?

Конечно, Руби не высказалась вслух. Не хватало еще втягивать в это любопытную Роду!

— Все нормально. Просто устала, — спокойно ответила она.

— Помните, как я говорила насчет того китайского гриппа? Прямо-таки валит народ! И единственное спасение — чесночные таблетки!

Руби заплатила ей и проводила к двери, прежде чем Рода успела начать очередную историю, почерпнутую из бульварных газетенок. Она, возможно, объяснила бы путешествие Руби вмешательством пришельцев.

Но что теперь делать? Может, после душа станет легче? А потом она попытается решить, что делать со своей жизнью.

Стоя в ванной, она начала раздеваться, но в этот момент заметила, как что-то высовывается из кармана джинсов. Руби охнула, узнав брошь-«дракона», и почти рухнула на пол. Все скопившееся напряжение разрешилось раздирающими душу рыданиями.

Руби оплакивала Торка и его смерть, то недолгое время, которое им суждено было провести вместе, «сыновей», которых оставила в далеком времени, храбрых свирепых людей, которых полюбила и по которым будет тосковать. И еще она плакала о неудавшейся жизни с Джеком.

И все это время стискивала в ладони бесценную брошь, подаренную Торком. Так путешествие во времени не сон?! Все, что она пережила, было реальным, не воображаемым. И теперь нужно понять, почему все это случилось.

Когда слезы высохли, Руби ступила под душ и позволила теплым струйкам успокоить себя. Позже, словно марионетка, управляемая чьей-то рукой, она шарила в шкафу, пока не нашла то, что искала — черную грацию, подаренную Джеком прежде, чем она создала свою компанию. Руби всегда носила ее в особых случаях. Одевшись, она вернулась в кухню и сделала себе еще кофе.

Было только семь вечера. Она поймана во временной виток.

Руби открыла морозилку и отыскала коробку со слоеным тестом, надеясь, что оно не слишком переморожено. Вынув из шкафчика остальные ингредиенты, она начала печь пахлаву.

— Совсем ума лишилась, — проворчала она себе под нос, разрезая пласт на ромбы. — Думаешь вернуть мужа сладостями?

И внезапно нож замер над еще теплым печеньем. Именно этого она хочет? Вернуть Джека?

Да!

Руби обхватила себя руками и закрыла глаза от облегчения. Наконец-то она видит свет в темном лабиринте бесконечных вопросов! По какой-то одному Богу известной причине ей дана возможность пройти сквозь время и вернуться, чтобы усвоить самое важное и понять суть проблем с Джеком через супружескую жизнь с Торком.

Что, если Бог сыграл с ней недурную шутку, предлагая начать все сначала с мужем, если она усвоит уроки прошлого?

Руби широко улыбнулась и приготовилась к испытанию. Поспешно завернув в пластиковую пленку блюдо с пахлавой, она заперла дверь и уже через минуту была на пути к дачному домику. По дороге она могла вспоминать лишь о том, что произошло, и пытаться понять, как лучше воспользоваться усвоенными истинами.

Когда яркие огни маленького торгового центра привлекли внимание Руби, она, охваченная внезапным вдохновением, остановила машину, сделала несколько покупок и, лукаво улыбаясь, вышла из универмага. Если ее план не сработает, по крайней мере даст повод Джеку хорошенько посмеяться.

Стало совсем темно, когда Руби подкатила к современному остроугольному домику на берегу озера, купленному ею и Джеком десять лет назад. Сбоку стоял «БМВ» Джека.

Выйдя из машины, Руби вздрогнула. Она понятия не имела, что так похолодает, и не захватила пальто. А может, все это нервы.

Руби тихо постучала и вошла, не дожидаясь ответа. Если он развлекается в «компании», пусть будет так.

Джек лежал на диване перед камином, со стаканом шотландского виски в руке, все еще в костюме и белой сорочке. Правда, он снял пиджак и расстегнул две верхних пуговицы рубашки, но выглядел почти так же, как утром. Экран телевизора не светился, но из стереоколонок лилась мягкая музыка.

Услышав стук двери, Джек встал и вопросительно поднял голову.

После всех треволнений дня Руби жаждала броситься в его объятия, но сознавала, что сначала нужно решить много сложных и запутанных задач.

— Какого дьявола ты сюда явилась, Руби?

Он холодно уставился на нее. Сердце Руби упало. Да, это, вероятно, окажется гораздо сложнее, чем она представляла!

— Где она? — слабо осведомилась Руби, хватаясь за первую пришедшую в голову мысль.

— Кто?

— Долли Партон. Я думала, что ты уже успел ее отыскать, — дрожащим голосом объяснила Руби.

Джек вопросительно посмотрел на нее, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, и, неожиданно вспомнив все, слегка улыбнулся. Правда, глаза по-прежнему оставались холодными. Он недоверчиво покачал головой:

— Сегодня мне не до Долли Партон. «Джек Дэниелс»[4] куда больше подходит моему настроению.

Руби мгновенно возненавидела себя за этот вопрос.

— Поезжай домой, Руб, — резко приказал он. — Ты уже довела меня до крайности. Не могу ручаться за то, что сделаю…

— Джек, прости меня. Пожалуйста, давай поговорим о…

— Нет! — ледяным тоном объявил он, хватая ее за руку и насильно потащив к двери. — Я уже сказал тебе днем, что время разговоров окончено. Черт возьми, неужели не видишь, что с меня довольно?

В голосе звучала такая безнадежная тоска, что у Руби заболело сердце. Господи, да нужно быть просто слепой, чтобы не видеть, как сильно она ранила его за эти последние месяцы. Необходимо убедить мужа, что их брак еще можно спасти.

— Джек, пожалуйста, выслушай меня. Со мной сегодня, после твоего ухода, случилось нечто очень важное. Мне необходимо рассказать тебе об этом.

И она, ловко вывернувшись, снова бросилась в гостиную.

— Что именно?

— Знаешь, это похоже на вымысел, — начала Руби, облизывая сухие губы. — Но то, что произошло… Словом, я много думала о нас… и к тому же испекла пахлаву, и если бы еще сварить кофе, мы могли бы посидеть и поговорить.

Руби знала, что несет чушь, но как можно объяснить Джеку путешествие во времени, если тот едва не выталкивает ее из дома?

— Да что, черт возьми, с тобой делается? — взорвался Джек, подозрительно сузив глаза. — Ты выглядишь как-то по-другому.

— Я и есть другая. И именно это пытаюсь тебе объяснить.

Глотая слезы, Руби отправилась на кухню. Ей требовалось несколько минут, чтобы взять себя в руки. В ее планы не входило вызвать жалость к себе.

План! Руби припомнила иной план, в иное время, и что из этого вышло. Боль была так сильна, что она на мгновение прикрыла глаза.

— Ты плачешь? — раздраженно спросил Джек, с шумом выдохнув воздух.

— Нет, — солгала Руби, прерывисто всхлипнув.

— Пожалуйста, Руб, ты знаешь, я не выношу слез.

Он положил руку ей на плечо и, повернув к себе, воскликнул:

— Где ты взяла эту булавку?

— Что?

Руби взглянула на брошь в виде дракона, приколотую на отворот блузки.

— Твой подарок, — не задумываясь ответила она.

— Не морочь голову, Руби. Я в жизни не мог бы позволить себе купить такую вещь. Она стоит целое состояние!

Мрачные глаза пронзили ее осуждающим взглядом, прежде чем Джек отвернулся.

Он ревновал. Странно обрадованная, Руби положила руку на плечо мужа, нежно погладив тонкую ткань, и тихо ответила:

— Джек, я получила ее не от другого мужчины. И никогда не была ни с кем, кроме тебя.

Что ж, она не слишком уклонилась от истины.

Джек резко отстранился, но когда вновь повернулся к ней лицом, Руби заметила, что гнев и ревность сменились усталой тоской. Супружеская измена никогда не была проблемой в их отношениях. И никогда не будет.

— Где мальчики?

Руби объяснила, и Джек, казалось, был удовлетворен. Она была рада, что он не спросил, рассказала ли жена детям о его уходе. Пока она варила кофе, он медленно пил виски и с подозрительной настороженностью наблюдал за каждым ее движением.

— Нальешь мне бренди, пока будет готов кофе? — спросила она, надеясь, что спиртное придаст ей мужества. Джек подбросил дров в огонь, а Руби принесла поднос в гостиную.

— Эта комната и камни пробуждают так много счастливых воспоминаний, — задумчиво сказала Руби.

— Брось, Руби. Ты больше года здесь не была. Кроме меня и мальчиков, никто сюда не приезжает.

Джек прикончил спиртное одним глотком и, усевшись, съел печенье, запивая его черным кофе. Потом он съел еще кусок и еще. Руби сообразила, что Джек, вероятно, не ел целый день. В кухне явно никто не готовил.

Руби с отчаянием смотрела на мужа, в холодном молчании жевавшего пахлаву. Как проникнуть сквозь барьер, который он воздвиг вокруг себя?

— Я помню, когда ты купил этот дом, — тихо обронила она, рассеянно проводя пальцем по краю кофейной чашки. — Это была десятая годовщина нашей свадьбы. Твой бизнес процветал, и ты хотел широко отпраздновать это событие.

Джек уставился на свои руки, но ничего не ответил. Неожиданно Руби вспомнила кое-что еще.

— Помнишь, как мы освятили этот дом? Прямо здесь, перед камином?

Джек вскочил с дивана и встал над ней.

— Прекрати, Руби. Перестань.

И, схватив пиджак, процедил:

— Если не уйдешь, уйду я.

Холодный ужас охватил Руби. Нужно остановить его!

— Джек, что бы ты сделал сегодня, знай, что завтра никогда не настанет?

Глупый, отчаянный вопрос был брошен в его удаляющуюся спину.

Джек развернулся, удивленно распахнув глаза. Губы раздраженно дернулись.

— Руб, я не в настроении для глупых игр. Оставь меня в покое и…

Но Руби властно подняла руку.

— Нет, я серьезно. Это очень важно для нас обоих. Пожалуйста, Джек, сделай мне одолжение.

Джек долго смотрел на нее и, бросив пиджак на стул, уселся, с несчастным видом глядя в огонь. Наконец, подняв голову, он потребовал:

— Скажи мне сама, Руби.

— По правде говоря, я задала себе этот вопрос… после того странного явления, которое произошло со мной и о котором я расскажу позже, — нерешительно начала Руби. — Мне даже не придется долго думать, чтобы ответить на него. Я поняла, что буду умолять тебя вернуться и дать мне еще шанс. Эта любовь между нами… слишком драгоценна, чтобы ее терять.

Драгоценна . Именно так, сказал Торк перед смертью.

Мускул снова дернулся на щеке Джека.

— Я люблю тебя, Руб. И, наверное, всегда буду любить, но только этого для меня недостаточно.

— Поверь, я сделаю все на свете, только если…

— Не моли и не давай обещаний, которые не можешь сдержать, Руби.

Руби быстро заморгала, чтобы не дать слезам пролиться, и, сглотнув комок в горле, продолжала просить:

— Ты, вероятно, не помнишь этого, но я сегодня думала о том времени, когда нам было восемнадцать и ты попросил меня выйти за тебя замуж. Ты сказал: «У нас все может получиться. Я стану любить тебя вечно». И тогда…

— Помню, — холодно перебил Джек. — Все помню, но это было так давно.

— А потом я подумала обо всем хорошем, что у нас было, — настаивала Руби. — И просто не могу сдаться без борьбы.

— Но почему ты делаешь это? И почему сейчас? — простонал Джек, закрыв глаза руками. Когда он поднял голову, во взгляде была боль. — Ничего, абсолютно ничего не изменилось. Я уже сказал тебе сегодня, что время для слов прошло. Я хочу уйти. И хотя буду страшно тосковать по тебе, Руб…

Голос его прервался.

— Меня тошнит от споров и ссор. Между нами все кончено.

— Это неправда, — возразила Руби.

— Руби, давай покончим со всем этим. Ты разрываешь мне сердце. Мы разрываем сердца друг друга.

— Может, это было необходимо, чтобы теперь все раны зажили. И теперь мы сумеем вылечить сердца друг друга и станем сильнее и умнее.

— Может быть? — переспросил Джек, подняв брови.

Руби, слегка улыбнувшись, продолжала:

— Теперь все станет по-другому. Я докажу тебе. И заставлю забыть обо всем зле, что причинила. Только позволь мне попытаться.

— Но как?! — взорвался Джек, подбоченясь. — Собираешься оставить свою компанию? Станешь образцовой матерью? Будешь готовить мне завтрак по утрам и дожидаться по вечерам у двери?

Руби тихо спросила:

— Именно этого ты хочешь?

Джек взволнованно пригладил волосы:

— Черт возьми, нет! Я хочу женщину, которую смог бы любить и которая вернет мою любовь. Хочу, чтобы в ее жизни, был самым главным я, а не лифчики и трусики.

— Ты у меня главный.

— Давным-давно нет!

— Неправда! Просто я не говорила тебе и не показывала!

— Совершенно верно. Когда мы в последний раз занимались любовью, Руби?

— Я… не знаю, — тихо призналась она, пытаясь вспомнить. Как она могла забыть такую важную вещь?

— Ну а я помню. Это случилось полтора месяца назад, и ты была такой измученной, что я с таким же успехом мог трахать чучело.

Истина дошла до нее. Между ними все кончено!

— Меня тошнит. Пойду в ванную.

Джек ошеломленно уставился на нее, не понимая, как может жена прерывать такой важный разговор, но тут же воздел руки к небу:

— Меня тоже вот-вот начнет выворачивать наизнанку!

По пути Руби схватила хозяйственную сумку и унесла с собой. Не хватало еще, чтобы Джек заглянул внутрь и понял всю степень ее глупости.

Заперев дверь ванной, она рухнула на пол и прикусила кулак, чтобы Джек не услышал ее рыданий.

Слишком поздно для них. Джек ясно дал это понять. Она чересчур долго не понимала.

Кажется, все, что она усвоила, пошло прахом — слова Джиды о семье и о том, как важно, чтобы муж уважал себя, просьбы Торка ценить моменты счастья и лелеять дар любви, ее осознание после смерти Торка того, что самым важным в мире останется любовь хорошего человека, а не успех в бизнесе.

Теперь Руби с печальной улыбкой вспомнила о том, как в брачную ночь Торк признался, будто любит ее больше всего за то, что она заставляет его смеяться. Но, черт возьми, это единственное, чего она может добиться и с Джеком! И тогда брак не закончится рыданиями. Нет, он завершится взрывами смеха!

Руби решительно сбросила одежду, оставшись в дурацкой черной грации, надетой, чтобы понравиться Джеку.

— С тобой все в порядке? — спросил муж через запертую дверь.

Теперь он тревожится!

— Убирайся!

— Впусти меня.

— Оставь меня в покое. Я сейчас выйду.

Руби вытерла глаза и вытащила покупки из сумки, улыбаясь со злобным восторгом. Он еще увидит, чего лишился! Он еще пожалеет!

Она долго извивалась и изгибалась, чтобы влезть в облегающий эластичный комбинезон цвета пожарной машины и такие же туфли на высоченных каблуках. За ними последовал парик с длинными светлыми волосами. Поглядев в маленькое зеркало, Руби едва не расхохоталась. Господи! Пытаясь выглядеть, как та блондинка-дешевка, о которой она говорила сегодня Джеку, Руби превратила себя в стареющую Мадонну! Если с Джеком ничего не выйдет, она сможет заехать в бар рокеров по пути домой!

Но, несмотря на все старания шутить, душа Руби истекала кровью при мысли о том, что Джек потерян навсегда.

Джек прислонился к каминной доске, опустив голову на руку. В другой руке по-прежнему был стакан с виски. Руби невольно замерла при виде отчаяния на лице мужа. Это она довела его до такого. Но… но теперь ни ей, ни ему терять нечего.

Руби в соблазнительной позе встала у двери, боясь, что выглядит не столько сексуальной, сколько глупой. Джек обернулся, и стакан упал на пол, разбрызгивая жидкость на ковер.

— Дьявол!

Он ошеломленно уставился на жену и разразился смехом. И не просто смехом. Гомерическим хохотом.

Руби раздраженно нахмурилась и тихо пробормотала:

— Я… говорила, что ты, вероятно, захочешь найти молодую потаскушку в эластике… И… подумала… что, может быть, сумею стать этой потаскушкой…

— Потаскушка?! Потаскушка?! Да ты в своем уме? — едва выговорил Джек, держась за бок, словно от боли. — Ничего себе потаскушка с тушью, размазанной по всей физиономии!

Он снова разразился смехом.

Руби притронулась к горящим щекам. Кончики пальцев потемнели.

Джек постепенно успокоился и, вытерев глаза, удивленно спросил:

— Почему ты плачешь?

— Я не плачу, — запротестовала Руби, хотя по щекам струились слезы. Она слепо повернулась, чтобы выбежать в ванную, сгорая от стыда за то, что выставила себя такой дурой. Но Джек догнал ее и, подняв, сжал стальными руками, чтобы не дать уйти. Она попыталась лягнуть его каблуком, и Джек выругался, но не расцепил рук. Оба свалились на диван.

Руби продолжала сопротивляться, и Джек, вытянув ее руки над головой, пригвоздил их к подушкам и притиснул нижнюю часть ее тела бедрами, зарывшись лицом в шею жены. Руби почувствовала запах одеколона и сладкий аромат меда. Она закрыла глаза и на секунду перестала отбиваться, желая лишь одного: отдаться пьянящим объятиям Джека.

Но Руби скоро поняла, что это вовсе не похоже на объятия. Джек, улыбаясь, шепнул:

— О Руб, ты не делала ничего подобного с тех пор, как уговорила меня побрить тебе ноги.

— Что?! Ничего подобного я не делала, — негодующе заявила Руби, безуспешно пытаясь сбросить Джека. — Именно ты соблазнил меня поддаться на твое предложение!

Она почувствовала, как у самой груди колотится его сердце, и это было так прекрасно! Нет, черт возьми, это вовсе не его сердце; просто Джек вновь трясется от смеха.

— Отпусти меня! — всхлипнула она.

Джек чуть отстранился. Понимающий взгляд и блестящие глаза говорили о том, что он просто ее поддразнивает. Джек прекрасно знал, кто кого соблазнил, и, вероятно, помнит каждое зазывное слово. Улыбка осветила лицо мужа, глядевшего на нее весело и как-то… Как? Руби не могла понять.

— Твой парик сбился набок, — заметил Джек, улыбаясь и потрясение качая головой при виде забавного зрелища, которое представляла жена.

Руби стащила парик с головы и сердито бросила к камину. Джек ловко подхватил его.

— Думаю, я сохраню этот сувенир. Хочу, чтобы он напоминал мне об этом дне или ночи.

И неожиданно Руби почувствовала, что смертельно устала. Господи, она хотела лишь одного — выбраться из этого дома, подальше от Джека, собственного позора и боли, остаться одной и зализывать раны.

Джек положил руки на ее бедра и, уложив на спину, прижал ее извивающееся тело своим, а потом снова поднял ее руки над головой, потянулся за салфеткой.

Нежно, почти любовно он вытер размазанную по лицу тушь… Напрасный труд, потому что Руби расплакалась еще сильнее.

Джек отпустил ее руки и перекатился на бок, увлекая Руби за собой. Втиснув ее голову себе под мышку, он начал осторожно гладить жену по спине широким ласкающим жестом.

— Ш-ш-ш, Руби, не плачь. Прости меня. Пожалуйста, родная, не плачь.

Он молча и долго укачивал ее и наконец нерешительно предложил:

— Может, у нас еще все получится. Только не плачь, милая, а то и я вот-вот заплачу.

— Ты никогда не плачешь, — всхлипнула Руби.

— На это не рассчитывай.

Но чем больше он говорил, тем сильнее рыдала Руби. Ей столько пришлось пережить в этот день: уход Джека, странный сон, Торк и его смерть, приезд в домик на озере и осознание того, что разрыв с мужем неизбежен. Больше она не могла вынести.

Наконец Джек пытался заглушить ее всхлипывания поцелуем. Сначала он нежно притронулся губами к ее губам, глазам, щекам, потом снова к губам, бессвязно бормоча:

— Руб… родная… пожалуйста… не плачь… так жаль…

И тут, забыв обо всем, он взял ее голову в ладони и завладел ртом. Когда его язык раскрыл ее губы, чтобы проникнуть внутрь, Руби, что-то пролепетав, подчинилась. Джек, застонав, впился губами в ее губы, и нежный поцелуй сменился жгучим, страстным, опьяняющим.

Хриплые слова любви передавали голод, накопившийся за много одиноких недель. Его губы льнули к ее губам, словно стремясь поглотить, никогда не отрываться, выразить боль и счастье, охватившее их обоих. Руби, забыв о бедах и горестях, отвечала мужу так же раскованно, вкладывая в поцелуй все чувства, которые питала к мужу.

Джек ухитрился, не прерывая поцелуя, стянуть с нее эластичный комбинезон, что оказалось вовсе не легкой задачей. Глаза его расширились при виде черной грации.

— Вот это да, ничего не скажешь, проворчал он.

Когда Руби осталась обнаженной, Джек встал на колени рядом с диваном и впился в ее распростертое тело затуманенными страстью глазами.

— Ты так прекрасна, — едва ворочая языком, выдавил он, касаясь кончиков грудей, и провел ладонью по плоскому животу, властно сжав покрытый тонкими волосами бугорок.

— Вовсе нет, — запротестовала Руби. — Мне тридцать восемь лет… не говоря уже о растяжках и морщинах…

Он нежно приложил к ее губам палец, чтобы заставить замолчать.

— Да, ты прекрасна, счастье мое. Подумай, ведь это наши дети виновники того, что у тебя чуть растянута кожа, а морщинки от смеха… ну что же, я счастлив думать, что сам стал причиной этого, заставляя тебя смеяться время от времени и даря тебе радость.

Он встал, и Руби на мгновение охватила паника при мысли о том, что Джек собирается покинуть ее. Но он подбросил дров в камин и начал медленно раздеваться, глядя в глаза Руби взглядом, полным сожаления, страсти и обещания.

Пламя бросало отблески на мускулистые плечи и впалый живот. Он расстегнул пряжку ремня, потянул вниз молнию брюк и, избавившись от плавок, встал перед ней в гордой языческой наготе, словно древний бог викингов.

— О Джек, мы женаты двадцать лет, а у меня по-прежнему захватывает дух, как только увижу тебя!

— Руби! Ну что ты говоришь!

— Это правда.

И Руби снова расплакалась.

— Иди сюда, — приказал Джек, сгорая от неутолимого голода, и властно протянул руку.

Руби на секунду закрыла глаза, гадая, правильно ли поступает, отдаваясь Джеку, прежде чем они выяснили отношения.

— Ты сказал, что мы можем подняться наверх, затрахать друг друга до смерти и все же не решить своих проблем…

Джек тихо, чувственно рассмеялся.

— Теперь я так не думаю. Давай затрахаем друг друга до смерти и посмотрим, что из этого выйдет.

— Мне бы хотелось, чтобы мы любили друг друга…

Джек пожал плечами и коварно улыбнулся:

— Давай попробуем и это тоже.

Руби встала и очутилась в его объятиях. Сначала они просто стояли рядом, наслаждаясь знакомыми запахами.

— О Руб! — застонал Джек и увлек ее за собой на ковер.

И, прежде чем он начал двигаться, Руби сжала его голову ладонями и прошептала:

— Я люблю тебя, Джек.

— Я тоже люблю тебя, малышка. И всегда любил.

Но времени для слов не осталось: Джек начал сладостный ритм движений, так хорошо знакомый обоим. С каждым резким ударом Руби кричала все громче.

Она не могла различить, достигают ли его волосы лопаток или всего-навсего закрывают затылок, и отблеск ли света играет на мочке его уха или это сережка в виде молнии? Оба, Торк и Джек, слились в одного. И, возможно, навсегда.

Руби и Джек стонали в унисон, извиваясь в судорогах наслаждения.

— Медленнее, — умоляла она.

— Вот так?

— Да… о да!

На лбу Джека, старавшегося двигаться медленнее, собрались крупные капли пота.

— Теперь сильнее, — потребовала она.

— Нет… не двигайся… не смей… черт, ты меня убиваешь!

— Нет, это ты убиваешь меня, — простонала Руби, тихо мурлыча от удовольствия, и, раздвинув ноги пошире, обвила ими талию Джека.

Оба замолчали в порыве страсти. Гораздо позже оба, насытившись, лежали в объятиях друг друга и тихо разговаривали.

— Я так люблю тебя, Джек. Прости за то, что причиняла тебе боль.

— Ш-ш-ш, я тоже люблю тебя. И, внезапно хмыкнув, добавил:

— Руб, мы уже много лет не занимались любовью вот так. Я вновь ощущаю себя восемнадцатилетним.

Руби улыбнулась, не поднимая головы, не желая пока рассказывать о своем загадочном путешествии во времени, но решила немного приоткрыть завесу:

— Сегодня я видела ужасно странный сон, будто мы занимались любовью пять раз за ночь.

— Пять?! — со смехом воскликнул Джек. — И что ты сделала, чтобы такое стало возможным?!

Руби начала искушать его некоторыми описаниями того, что проделывала со своим мужем-викингом.

— Мед? Это идея, — задумчиво кивнул Джек.

Руби, став серьезной, неожиданно объявила:

— Джек, хочу, чтобы ты знал: отныне я буду вдвое меньше времени проводить в «Милых Безделушках».

И почувствовала, как Джек застыл.

— Думаю, будет лучше, если я стану работать не по полдня, а полных три дня в неделю и остальные проводить дома, как считаешь?

— Руб, тебе не обязательно делать это.

— Обязательно.

— Ну, если ты действительно так решила… — вздохнул Джек, притягивая ее к себе. — Я подумывал над тем, как бы слить обе наших компании. Дела в недвижимости пошли лучше, и мои прибыли растут с тех пор, как я занялся продажей помещений под коммерческие предприятия. Знаю, мы занимаемся совершенно разными вещами, но зато можем образовать товарищество. А потом переложим часть обязанностей на подчиненных и станем проводить больше времени дома. Как тебе такое предложение?

Руби подумала, что теперь стоит послушаться совета Джека.

— Как скажешь. Тебе решать.

— Может, мы даже купим большой катер и сможем попутешествовать с мальчиками следующим летом.

— Катер? — неверяще переспросила Руби, уставясь на Джека. — Катер?!

— А что? Думаешь, не стоит? — недоуменно спросил Джек.

Руби рассмеялась, ощутив иронию происходящего.

— Почему? Прекрасная идея!

Она устремила взгляд на огонь, и Джек снова прижал ее спиной к себе, подложив одну руку ей за голову, а другой накрыв живот.

— Что это? Ты голодна?

— Почему?

— Твой живот дернулся.

Руби положила руку на живот. И правда, странное движение, словно его ударили изнутри.

О Боже!

Руби просто не могла поверить в происходящее! Значит, она действительно беременна!

Руби обернулась к Джеку со слезами на глазах и прошептала:

— Как насчет того, чтобы заняться чем-нибудь другим будущим летом?

— Чем именно? — настороженно осведомился он, чутко прислушиваясь к ее взволнованному голосу.

— Например, нянчить младенца?

Она положила его ладонь себе на живот и уловила момент, когда Джек ощутил, как шевелится ребенок. Поняв все, Джек неожиданно помрачнел и вскочил. Недоумевающая Руби тоже поднялась.

— Именно поэтому ты приехала? И разыграла трогательную любовную сцену?

— Вовсе нет. Я сама до этой минуты не знала, что беременна.

Джек, улыбнувшись, привлек ее к себе.

— Малыш? После всех этих лет? Я всегда хотел еще ребенка, — признался он прерывающимся от волнения голосом.

— Знаю, — кивнула Руби, лаская его лицо. — Ты счастлив?

— Да!

Джек крепко прижал жену к груди:

— У нас еще все может получиться, Руби.

— Знаю.

Но тут Руби, внезапно подпрыгнув, взвизгнула:

— Джеек!! Зачем ты сделал это?!

— Что именно?

— Ущипнул меня за зад!

— Ничего подобного мне и в голову не приходило! Но готов попробовать, если попросишь, — предложил он, весело искрясь глазами.

Руби только улыбнулась.

И тут Джек с деланной небрежностью поинтересовался:

— У нас в доме случайно не найдется меда?

1

Салун «Медные яйца»

2

Рубин (англ).

3

Изумруд, опал, жемчуг, гранат, нефрит (англ).

4

Сорт шотландского виски