Братья Эриксон (№1) - Холодный викинг

Руби кивнула и не смогла пошевелиться, хотя он отпустил ее и встал, чтобы дать ей надеть грацию. Ноги ее тряслись, и Торк удержал ее от падения, смеясь, радуясь состоянию, в которое сам же привел ее.

С мрачной улыбкой он помог ей одеться — странное занятие, если учесть, что оба были охвачены чувственным безумием. Неуклюжими пальцами он натянул на нее грацию, откинулся на подушки, подложив руки под голову, и попросил Руби пройтись по комнате. Руби повиновалась.

— Теперь сними ее, — велел он.

Медленно, чувственными двияжениями Руби сняла грацию именно так, как больше всего нравилось Джеку: оглядываясь на Торка, «случайно» касаясь груди, а потом, слегка расставив ноги, спустила грацию до талии и стянула сначала с одной ноги, потом с другой.

— Клянусь любовью к Фрейе! — внезапно воскликнул Торк, не в силах больше вынести, и, сжимая Руби в объятиях, задыхаясь, попытался хотя бы немного взять себя в руки. Лишь потом он положил Руби на кровать и нежно отвел влажные пряди с ее лица.

— Что будем делать сейчас? — осведомился он с сухой усмешкой. — Должен признать, это переходит границы всего, что я испытывал с женщиной, хотя еще не овладел тобой.

Руби не могла больше скрывать свои чувства к этому неотразимому мужчине. Она улыбнулась, сдаваясь, и сжала ладонями его лицо, притягивая Торка ближе. Время борьбы прошло.

ГЛАВА 18

— Я хочу ощутить тебя в себе, — тихо призналась Руби. — И больше, чем что бы то ни было, я хочу… о…

— Здесь?

— Пожалуйста.

— Вот так?

— О Господи!

Тихо шепча нежные слова, Торк навис над Руби, раздвигая ее бедра и сгибая колени, сжал ее подбородок, вынудив Руби взглянуть на него, и, когда их взгляды встретились, слегка шевельнулся, ощущая, как растягивается ее тело, принимая его. Одним внезапным мощным рывком он оказался внутри, почти не причинив боли.

— О священная Фрейя! — захлебнулся он, закрывая глаза, чтобы насладиться ослепительным мигом счастья.

— Не… смей… шевелиться… — предупредил Торк. Глаза были плотно закрыты, а рот напряженно сжат. Все еще оставаясь в Руби, он наконец приподнял веки, чтобы посмотреть, готова ли она, и начал покрывать ее лицо, уши, губы легкими поцелуями.

Что-то хрипло шепча, Торк пытался несвязно объяснить, какое счастье она дала ему. Он даже смог спросить, что ей нравится больше всего, но Руби лишь стонала. Однако Торк безжалостно продолжал ласкать ее, пока тело Руби вновь не содрогнулось в безмолвных конвульсиях экстаза.

Только тогда Торк выгнулся над ней и начал вонзаться длинными медленными толчками, так, что Руби забилась от сладкой муки.

— Нет, милая, лежи тихо. Теперь моя очередь.

Обвив ногами ее талию, он вновь задвигался, сначала мучительно медленно, почти выходя из нее, и к тому времени, как довел почти до безумия, сам дышал все тяжелее. Уже достигнув вершины, Торк раздвинул ее ноги еще шире так, что каждый раз, когда входил в нее, касался налитого соками бугорка, где сосредоточилось желание. Руби металась, забыв обо всем на свете, почти потеряв рассудок, превратившись в массу нервных окончаний, прежде чем Торк, наконец сделав последний рывок, вышел из нее, излив семя на живот Руби и почти рыча от наслаждения.

Они долго лежали, пытаясь отдышаться, медленно приходя в себя. Потом Торк отодвинулся и, положив голову Руби себе на плечо, осторожно вытер семя с ее кожи краем простыни.

— Мы очень подходим друг к другу, сердечко мое, — нежно прошептал он.

— Сердечко. Мне нравится, как ты меня назвал.

Руби потерлась щекой о его грудь и немедленно заснула. Но Торк не дал ей долго спать. Вскоре он пробудил ее, шепча о том, что хотел бы еще раз проверить, насколько хорошо они подходят.

— Прекрасно, — пошутил он, — что ты занимаешься этим самым бегом, иначе не смогла бы помериться со мной силами.

— Нет, ты не прав, — запротестовала, смеясь, Руби. — Хорошо, что ты каждый день упражняешься с оружием, иначе куда бы тебе до меня!

На этот раз Торк заснул первым, и именно Руби разбудила, сев на него, верхом.

— Ну что ты за мужчина, если женщина должна прибегать к такому, лишь бы… пробудить твой интерес.

Он ловко перевернул ее на спину, оценивающе смеясь над шуткой, и мгновенно доказал, какой он мужчина на самом деле. Торк брал Руби снова и снова, пока она не признала его мужские таланты.

Уже перед рассветом Руби проснулась не от ласк Торка, а от тихих звуков. Торк, опершись на локоть, наблюдал за ней с легкой улыбкой, приподнявшей уголки рта, и еле слышно напевал.

— Что? — непонимающе пробормотала Руби. — Почему ты не спишь? И что поешь?

Руби в жизни не слышала его пения, даже когда остальные викинги в холле Зигтрига распевали хором.

— У меня друзья в прито-о-нах… — начал он прекрасным хрипловатым баритоном. Куда до него Гарту Бруксу! Он допел до конца, к восторгу и удивлению Руби.

— Теперь, когда я знаю, что ты прекрасный певец, в следующий раз мы споем дуэтом, особенно если меня попросят развлечь гостей.

— Ну уж нет! Единственный дуэт я собираюсь исполнить с тобой сейчас, на этой кровати, — проворчал Торк, и действительно, сладостнее этой песни ничего нельзя было представить.

На следующее утро они спали до тех пор, пока смущенный Эйрик не вошел в их комнату в полдень и сообщил, что король Ательстан спрашивает о них.

Торк совсем забыл о приказе правителя прийти в его солярий.

— Попробуй отыскать лысого слугу с большой родинкой на щеке, — велел сыну Торк. — И пусть пришлет сюда ванну.

— Ванну?! На третий этаж? — изумленно переспросил Эйрик.

— Иди, иначе заставлю самого тащить сюда воду.

Эйрик, что-то ворча, удалился.

Торк повернулся к Руби, натянувшей одеяло до подбородка.

— По-твоему, он потрясен случившимся?

— Скорее полон отвращения, — сухо пояснила Руби, вставая с постели и начиная рыться в мешке Торка в поисках подходящей одежды: шелковое платье было безвозвратно испорчено. — Я не отношусь к числу тех, кого он любит.

Когда она откинула покрывало, Торк резко втянул в себя воздух:

— Это я сделал с тобой?

— Что именно?

— У тебя все тело в синяках! Я не сознавал, что был так груб.

Он зашел ей за спину и обнял, покрывая нежными поцелуями плечи и шею.

— Сладкая, какая сладкая, — бормотал он.

— Ты сам выглядишь не слишком хорошо, — заметила Руби, поворачиваясь и обнимая его. Губы Торка распухли от ее поцелуев, и… Господи, неужели это след укуса у него на плече?!

Торк улыбнулся, и сердце Руби, как всегда, перевернулось в груди от силы ее чувств.

— Я люблю тебя, — выдохнула она в его полуоткрытые губы. — Нет, ничего не говори. Что бы ни случилось между нами, я хочу, чтобы ты знал — все, что я сделала прошлой ночью, было сделано во имя любви, не потому что ты меня заставил, или вынудил, или соблазнил, не ради какой-то моей выгоды.

Торк с трудом сглотнул, пристально глядя ей в глаза, но не успел ничего ответить — дверь открылась, и в комнате появился жадный слуга. Он быстро втащил лохань, а Руби вновь нырнула под простыню. За ним ввалилось несколько пажей с полотенцами, водой, мылом и даже подносом с едой.

— Подумал, что вы и юная леди проголодались после тяжелой работы, — ехидно заметил он. Торк бросил ему две монеты.

— Рад услужить, господин! — объявил он, выходя из комнаты и весело насвистывая.

Когда они наконец, сплетя руки, появились в солярии, Селик уже оказался там.

— Не буду спрашивать, повезло ли вам сегодня, — язвительно хмыкнул он. — Титьки Фрейи! Вы оба выглядите так, словно содрали друг с друга шкуру! И если не прекратите улыбаться, король Ательстан посчитает, что вы спятили.

Торк разъяренно уставился на него, но Руби лишь улыбнулась. Сначала она и Селик стояли сзади, пока Торк обсуждал с королем детали предстоящей свадьбы. Руби умирала от желания увидеть сестру Ательстана, но той не было видно.

Пока шла беседа, Руби оглядывала роскошно обставленную комнату, полную бесценных книг, собранных молодым королем. Он велел писцам и священникам переписывать для него рукописи со всего света. Богатые персидские ковры лежали на каменном полу, а стены украшали яркие гобелены и несколько картин. Даже сейчас в углу стоял художник, рисующий портрет короля.

Руби подошла, чтобы взглянуть. На картине изображался король Ательстан, преподносивший своему покровителю, Святому Катберту, книгу.

— Это первый портрет английского монарха, когда-либо написанный, — объяснил молодой художник. — Очень важно, чтобы короля Ательстана считали новым Шарлеманем.

Он вернулся к работе, а Руби отошла к Селику как раз в тот момент, когда Торк говорил королю:

— Мой сын Эйрик мечтает воспитываться при твоем дворе, вместе со своим дядей Хааконом. Ты позволишь ему?

— Конечно! Тебя здесь все уважают, Торк, как отважного бойца и честного торговца… и питают дружеские чувства… насколько могут быть друзьями саксы и викинги.

Руби знала, что Торк не доверяет саксонскому королю и слуги Эйрика получили приказ увезти мальчика при первом намеке на опасность, но было трудно представить, что такой мягкий человек, как Ательстан, способен на жестокость. Кроме того, Руби очень хотелось знать, действительно ли король дал обет целомудрия.

— Не знал, что у тебя сын, — продолжал Ательстан. — Почему ты не сказал мне раньше? Есть ли у тебя еще дети? А жена?

— У меня их двое, но я до сих пор держал это в тайне из-за…

— Опасности, — докончил за него король. — Как мне знакомо это, особенно когда тебя преследуют алчные братья!

Торк и король обменялись понимающими взглядами.

— Эйрик хочет стать твоим приемышем, — продолжал Торк. — Он уже проявил на свете десять зим. А жены… жены нет, хотя только что состоялась помолвка.

Он рассказал о семье Элис и причинах такого поспешного союза.

Сердце Руби упало при этих холодных словах о детях и упоминании о грядущей женитьбе. После того, что она и Торк делали вместе прошлой ночью, она совсем забыла, что он принадлежит другой.

— Это выгодный брак, — кивнул король. — Я хорошо знаю их и принадлежащие им земли.

Торк обернулся и извиняющимся взглядом посмотрел на Руби, словно поняв, какую боль причинило ей упоминание о свадьбе.

Потом король обратился к Руби, расспрашивая ее о будущем. Он, очевидно, не поверил ее словам о путешествии во времени, но посчитал ее ясновидящей, одной из тех, которые могут заглядывать в будущее. Как ни удивительно, собственная судьба интересовала его не так, как искусство, литература и образование.

— Каждому ребенку дана возможность бесплатно учиться целых двенадцать лет?! — воскликнул он. — Но почему? Неужели страна не нуждается в солдатах в смутные времена и в фермерах в мирные! И чему они могут учиться столько времени?

Руби улыбнулась, взглянув на Торка и Селика, усевшихся в больших резных креслах и с удивлением взиравших на нее, и пояснила:

— В моей стране в армии служат добровольно. Вербовки больше нет. А фермерство теперь не так распространено. В школах изучают… историю, работу с цифрами, растения и животных, музыку, искусство и, конечно, сначала чтение и письмо…

— Все учатся читать и писать? — потрясенно осведомился король.

— Да, все.

Подобное никак не укладывалось у мужчин в голове.

— Наверное, то, что скажу, будет тебе интересно, поскольку ты так любишь книги. Много лет назад появился такой материал, названный бумагой. Это что-то вроде пергамента, но гораздо тоньше и дешевле. Теперь у всех в домах есть книги, не только у богатых.

— Хотел бы я когда-нибудь попасть в твою страну, — вздохнул король и попросил рассказать одну из тех историй, которыми так прославилась Руби.

Та рассказала все сказки, которые помнила, и король долго сокрушался, что его лучший писец болен и не может записать все на пергамент, и попросил Руби повторить все на следующий день.

Потом она спела «Руби» и «Люсиль» и еще одну балладу из бродвейского мюзикла «Камелот», которая, как ей показалось, особенно понравится королю Ательстану, и так и оказалось, хотя валлийский король Артур был известен постоянными войнами против саксов. Ательстан даже попросил Руби развлечь вечером гостей.

— Я должен попросить прощения и отказаться, — вмешался Торк. — Утром мы отплываем в Нормандию.

— Нормандию? Зачем? — спросил король, подозрительно сузив глаза. Руби показалось, что король не очень любит ее предка Грольфа и вряд ли одобрит внезапный союз между Нортумбрией и Нормандией.

— Руби объявила себя внучкой Грольфа, — пояснил Торк, — и Зигтриг велел отвезти ее туда.

«Господь благослови Торка за то, что не вдается в подробности», — подумала Руби и благодарно посмотрела на викинга, хотя тот не обращал на нее внимания, устремив взгляд на насторожившегося Ательстана.

— Как интересно, — наконец обронил король, уже по-другому глядя на Руби. — И поскольку вы отплываете только утром, почему бы сейчас не пойти к кораблям и все подготовить к отъезду? А вечером вы сможете принять участие в празднествах. Оставь Руби здесь, я еще хочу побеседовать с ней.

Торку, по-видимому, эта идея крайне не понравилась, но он ничего не сказал, лишь плотнее сжал губы. Селик явно забавлялся ревностью и раздражением Торка.

После ухода викингов Ательстан подвинул кресло поближе к Руби и велел придворным удалиться.

— Когда я был ребенком, мой дед Альфред накинул мне на плечи алую мантию и пристегнул к поясу меч в золотых ножнах. Многие посчитали, что это добрый знак и что я рожден для трона, но это вовсе не так. Моя мать была прекрасна, как солнце, но родилась пастушкой, и мой отец Эдуард не женился на ней.

— Не понимаю. Почему ты говоришь все это?

Король поднял руку, призывая ко вниманию.

— Отец был женат дважды, и обе жены считались королевами. Я король-опекун и берегу трон для братьев. И поэтому должен оставаться…

— Целомудренным, — закончила Руби, наконец поняв, к чему клонит Ательстан.

— Я слыхал, что ты…

— Распустила язык в Джорвике и рассказала женщинам о том, как не допустить зачатия.

Обаятельный молодой король улыбнулся, довольный, что Руби прекрасно его понимает.

— Это целомудрие… не так уж легко соблюсти, — признался он, весело блеснув глазами.

Руби рассказала ему обо всем, что знала, хотя знала она не слишком много, но король с огромным интересом выслушал ее.

Вечером Руби, в зеленой шелковой тунике, подаренной Астрид и украшенной брошами Торка, сидела в холле, рядом в королем. Вернувшихся Торка и Селика посадили гораздо ниже.

Руби пыталась внимательно прислушиваться к словам короля, но то и дело посматривала на Торка, пронзавшего ее яростным взглядом. Он опрокидывал чашу за чашей, а Селик, явно подсмеиваясь над товарищем, то и дело дружески похлопывал его по плечу. Торк со злостью стряхивал его руку.

Король Ательстан, достаточно наблюдательный человек, наконец шепнул Руби:

— Торк зеленеет от зависти, дорогая. Должно быть, очень вас любит.

По правде говоря, Торк был красен в ярости, особенно при виде короля, что-то шепчущего на ухо возлюбленной, и Руби испугалась, что он может совершить такое, что вызовет гнев монарха.

— Я должна идти, — сказала она Ательстану.

— Но не прежде, чем споешь для нас, — потребовал король и поднял руку, приказывая убрать столы.

Руби снова спела все песни, даже «Помоги мне пережить эту ночь», и при этом смотрела прямо на Торка, надеясь, что он догадается, кому предназначена песня. Как только Руби сошла с возвышения, Торк оказался рядом и разъяренно потащил ее из холла.

— Никогда, никогда не делай со мной такого! — процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Чего именно?

— Не смей выставляться перед королем. Он что, отказался от обета целомудрия?

Руби рассмеялась бы, но Торк явно не шутил, и она внезапно почувствовала, как ему больно. Она решила было рассказать о разговоре с королем относительно способов предохранения, но поняла, что Торк вряд ли оценит юмор ситуации. Может быть, позже.

— Я не заигрывала с королем. Только говорила с ним, — терпеливо объяснила она.

— Кровь Тора! Да он просто распустил слюни над тобой!

Они почти добрались до спальни, когда Руби заговорила о том, что беспокоило ее весь день.

— Торк, нужно поговорить о том, что случилось между нами прошлой ночью. Это было хотя великолепной, но ошибкой. Ты напомнил мне об этом, когда рассказал королю о помолвке с Элис. Нам нужно быть сильными. Нельзя допустить, чтобы это случилось снова.

Торк открыл дверь, втащил ее в комнату, прижал к стене всем телом и начал жадно целовать. Не в силах насытиться, он поднял ее за талию, так, что ноги оторвались от пола, а лоно вжалось в его возбужденную плоть.

— Боже, Руб, — простонал он, — я так тосковал по тебе весь день! Неужели ты не думала обо мне?

Он поднял Руби еще выше, положил ее ноги себе на талию, расстегнул штаны, стащил с нее трусики и уже через несколько мгновений с силой вонзился в нее.

Руби забыла о собственных словах, забыла о том, что такого не должно больше случиться, забыла обо всем, кроме этого момента.

Несколько времени спустя в дверь постучал Селик, объяснив, что ему нужно поговорить с Торком относительно завтрашнего отъезда.

— Убирайся, — проворчал Торк, но Селик не отставал, и в конце концов, громко выругавшись, он открыл дверь.

Селик широко раскрыл рот при виде их помятой одежды и раскрасневшихся лиц.

— Господи, Торк, попробуй мне хоть слово еще сказать, я напомню тебе об этой ночи. Да ведь ты только сейчас вернулся из холла! Неужели совсем не можешь держать себя в руках? Ай-ай-ай!

Торк захлопнул дверь прямо перед его улыбающимся лицом.

На следующее утро они поднялись на рассвете, собрали вещи и отправились на поиски Эйрика. Он спал в холле на скамье, рядом со своим дядей, Хааконом. Эйрик сонно потер глаза и грустно взглянул на отца.

— Ты так рано отплываешь?

— Да, нужно не пропустить прилив. Ты уверен, что хочешь остаться, сын? Есть еще время передумать.

— Уверен — нерешительно кивнул Эйрик.

— Да будет так. Я оставил достаточно денег на твое содержание в течение двух лет, если не смогу вернуться раньше. Но если почувствуешь, что тебе грозит опасность, или не захочешь здесь оставаться, извести своего прадеда Дара, пошли к нему Виджи или одного из стражников, что остались с тобой. Понимаешь?

Эйрик снова кивнул, но при мысли о близкой разлуке с отцом глаза наполнились слезами.

Торк быстро оглядел холл, чтобы узнать, не наблюдает ли кто за ними, но, видя, что все спят, притянул Эйрика к себе и крепко обнял. Руби впервые видела проявление нежности между отцом и сыном и на мгновение закрыла глаза, пытаясь запечатлеть в памяти это трогательное мгновение. Сколько таких было в прошлом?

Пришла и ее очередь.

— Эйрик, береги себя. Всегда знай, что в этом мире есть люди, которые любят тебя, и среди них я тоже. Ты многому сможешь научиться у саксонского короля, кроме военной науки. Старайся получше усвоить все его наставления.

И, не заботясь о том, будет ли мальчик сопротивляться, Руби крепко обняла его и расцеловала, смочив щеки Эйрика своими слезами.

Она молча плакала, пока вместе с Торком и Селиком направлялась к конюшне, чтобы добраться до Темзы и судов. Только однажды она спросила:

— Торк, как можешь ты оставлять десятилетнего мальчика одного?

Отчаяние в глазах Торка едва не разбило ее сердце. Она мгновенно съежилась от его безмолвного упрека. Он вырвался вперед, оставив ее с Селиком. Даже тот был не так весел, как обычно.

— Оставь его в покое. Он всегда такой, когда приходится покидать сыновей.

На реке было так много кораблей, собравшихся по поводу коронации Ательстана, что пришлось потратить весь день, чтобы выплыть из Темзы в открытое море. Постоянные задержки, мерзкие запахи, тяжелый труд отнюдь не способствовали хорошему настроению викингов, и, к тому времени как они остановились на ночлег, Руби видела одни хмурые лица.

В эту ночь, в шатре, Руби лихорадочно ласкала Торка, пытаясь смягчить боль разлуки с сыном.

Впервые встретив Торка, Руби посчитала его жестоким и бессердечным, не способным любить собственных детей. Теперь же она думала о том, что встретила мужественного человека, чье сердце истекает кровью от тоски и одиночества.

Снова и снова Руби шептала:

— Я люблю тебя.

Он так и не произнес эти слова в ответ, и это мучило ее, но Руби все равно повторяла признания, потому что была убеждена — никто, ни один человек в мире, ни отец, ни мать, ни дитя, ни возлюбленная, не говорил ему этих слов раньше.

На следующий день они не отплыли в Нормандию. Все корабли были разгружены, и товары сложены в лагере. Очевидно, пока они развлекались на коронации Ательстана, люди Торка занимались торговлей и успели продать груз с двух кораблей.

Торк решил, что два пустых корабля должны вернуться в Джорвик, где Олаф вновь нагрузит их, а потом встретит Селика и Торка в Хедебю, большом торговом городе на южной оконечности полуострова Ютландия. После того, как Торк закончит дела в Нормандии, он и Селик отправятся в Хедебю, а потом в Джомсборг.

Днем мужчины подсмеивались над нежными взглядами, которыми обменивались Торк и Руби. Ночью эти двое из слов и ласк сплетали паутину любви, не высказанной Торком, и каждую минуту становились все ближе друг другу.

Теперь Руби не считала ошибкой ту ночь, когда отдалась Торку. Нет, это судьба, неизбежная и неотвратимая в ее путешествии сквозь время, и все, что случилось, предопределено по причине, которую еще предстояло понять.

Торк по-прежнему намеревался жениться на Элис. Руби принимала это со смирением, и они не говорили о будущем. Торк, вероятно, ожидал, что она отправится с ним в Джомсборг в качестве любовницы, по крайней мере на время. Но Руби старательно избегала этой темы, боясь, что сердце разорвется, если Торк снова скажет, будто считает ее годной лишь на то, чтобы греть ему постель.

Поэтому они любили друг друга и старались не вспоминать о том, что отравляло их души. Руби пыталась жить одним днем. И все время молилась.

Наконец три корабля пересекли Английский канал, а остальные направились на север, в Джорвик.

Как только суда бросили якоря в нормандских водах, на берегу выстроились вооруженные люди. Узнав гостей, нормандские викинги проводили их в крепость Грольфа. Они отнеслись к Торку с недоверием, поскольку тот был сыном Гаральда, верховного короля, ненавистного врага Грольфа.

Окруженные стражей, прибывшие вошли в просторный холл дворца Грольфа. Огромный мужчина, похожий на высокий дуб, встал, чтобы приветствовать их. Руби поняла, почему он заработал прозвище Пешеход. Не многие лошади способны были его выдержать.

— Добро пожаловать в Нормандию, Торк, — вежливо, но прохладно приветствовал Грольф. — Подойди выпей со мной эля.

Глаза с ледяной настороженностью смотрели на гостя.

Грольф подвел их к камину, около которого сидели несколько женщин и мужчин, включая даму по имени Поппа, которую Грольф представил с особой улыбкой. Руби не поняла, жена это или любовница.

Торк неловко переступил с ноги на ногу и перешел к делу.

— Я прислан королем Зигтригом, а отсюда должен отправиться в Хедебю и Джомсборг, где вновь стану выполнять долг джомсвикинга.

Глаза Грольфа проницательно смотрели на Торка.

— А что злобный старый медведь хочет от меня на этот раз?

Торк бесстрастно взглянул на Руби, казалось, тщательно взвешивая слова перед тем, как начать:

— Он прислал меня сюда с этой женщиной — Руби Джордан. Она объявила себя твоей родственницей.

— Моей? Но как это может быть? — удивился Грольф, извиняющимся взглядом окинув Поппу. — Кто ты, девушка?

Все уставились на Руби. Раздались изумленные возгласы и вздохи, и взгляды присутствующих обратились к пожилой женщине — точной копии самой Руби. Так, наверное, будет она выглядеть в ее годы. Это была Эдда — старшая сестра Грольфа. Торк и Селик изумленно смотрели на Руби, поняв, что она с самого начала говорила правду. Облегчение отразилось на лице Торка.

— Теперь тебе не придется рубить мне голову, — грустно прошептала Руби и ткнула его в бок локтем, пока Грольф и его семья взволнованно обсуждали происходящее.

— Нет, я могу хорошенько шлепнуть тебя по заду, — хмыкнул Торк. — Что еще ты скрыла от меня?

Руби уже хотела напомнить о том, что не собиралась лгать, но тут Грольф подозвал ее и попросил сесть рядом. Торк и Селик устроились в тяжелых креслах и поднесли к губам чаши с вином.

— Ну, а теперь расскажи мне все. Кто ты? — спросил Грольф.

Руби взглянула на Торка, гадая, стоит ли поведать истинную историю. Тот закатил глаза к небу, давая знать, что помощи от него не дождешься.

— Я пришла из будущего, из тысяча девятьсот девяносто четвертого года, — медленно начала Руби и тут же увидела потрясенные лица собравшихся, не понимающих, то ли она лжет, то ли сошла с ума.

Грольф гневно взглянул на Торка, но тот в шутливом отчаянии пожал плечами.

— Сам видишь, почему Зигтриг послал ее сюда. Он убежден, что она шпионка Ивара, и хочет ее обезглавить.

— Этот сын шлюхи способен казнить мою родственницу? — перебил Грольф, сузив глаза.

— Нет. Поэтому я и привез ее, чтобы убедиться, говорит ли она правду. Он не хотел оскорбить тебя.

— А если я откажусь от нее?

Грольф задумчиво поджал губы, разгадав игру Зигтрига.

Торк сцепил челюсти, так что губы растянулись в прямую линию. Прошло немало времени, прежде чем он ответил, и дернувшаяся щека выдала его волнение:

— Тогда он велел мне обезглавить ее.

Грольф оглядел молодых людей и захохотал.

— Клянусь кровью Одина, этому негодяю королю нравится ставить тебя в дурацкое положение, верно, Торк?

Торк ничего не ответил, явно недовольный шуткой Грольфа.

Грольф обернулся к Руби и, подмигнув, потребовал:

— Расскажи мне о себе побольше.

Руби в негодовании выпрямилась, возмущенная издевательским тоном, но тут же глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки, и начала:

— Когда-то, много лет назад, я составляла генеалогическое древо семьи и проследила историю предков отца на тысячу лет в прошлое. Среди них было немало знаменитых людей, таких, как Джеймс, герцог Ормондский.

Руби поколебалась, услышав смешки придворных, но все же решила продолжать. В конце концов, терять больше нечего.

— Я обнаружила, что ты мой дед в пятидесятом колене.

Грольф ошеломленно уставился на нее, и в холле воцарилось мертвое молчание, прерываемое лишь потрескиванием дров в камине.

— Я не помню всех, — упрямо продолжала Руби, — но знаю, что твой прапраправнук станет Вильгельмом Завоевателем.

— Кем?

— Вильгельмом Завоевателем, одним из величайших полководцев на все времена. Он станет королем всей Англии.

Зачарованный Грольф, не обращая внимания на недоверчивое фырканье, взволнованно осведомился:

— Говоришь, один из моих потомков станет королем Англии?

Руби кивнула, и довольная улыбка осветила грубое лицо Грольфа.

— Также, хотя тебя не называют сейчас герцогом, в историю ты войдешь как первый герцог Нормандский.

— Ты и Зигтригу говоришь такие приятные вещи, чтобы снискать его расположение? — с подозрением спросил Грольф, считая, что она, вероятно, изрекает эти ложные пророчества, чтобы польстить ему.

— Этот Зигтриг просто грязная свинья, которому нравится казнить людей! — порывисто воскликнула Руби, но тут же зажала ладонью рот, поняв все неприличие своего поведения. Однако мужчины громко рассмеялись, а женщины захихикали, явно одобряя ее отношение к человеку, которого терпеть не могли.

— Предскажи еще что-нибудь насчет моей семьи, — попросил Грольф. Руби поняла, что он, как и Ательстан, принимает ее за ясновидящую, способную предугадывать будущее.

— Я не так уж много помню насчет детей и внуков, — осторожно ответила она, решив не подчеркивать тему своего путешествия во времени, — но знаю, что у тебя есть сын, Уильям Длинный Меч, который расширит границы твоего герцогства, присоединив к нему Котентин или Шербур…

Все обернулись к молодому человеку, стоявшему за креслом Поппы. Глаза подростка расширились при упоминании его имени.

— … А у Уильяма будет сын, Ричард Первый, прозванный Бесстрашным, у которого тоже будет сын Ричард, прозванный Добрым, а от него родится Роберт, которого будут звать попеременно: то Великолепным, то Дьяволом. Единственный сын Роберта станет Вильгельмом Завоевателем.

Напряженная тишина ничего не говорила Руби. Она не понимала, сказала ли слишком мало или зашла чересчур далеко.

Наконец Грольф громко воскликнул:

— Вот так так! Ничего себе! Из будущего ты, конечно, не пришла. Это невозможно. Зато несомненно, что в твоих жилах течет моя кровь. Нельзя не заметить сходства с моей сестрой, несмотря на эти короткие волосы. Скажи, ты, наверное, болела?

Торк поперхнулся вином, и Селик прикусил губу, чтобы скрыть улыбку.

— Нет, в моей стране многие так ходят, — ответила Руби гордо.

— И где же это? Нет, не говори мне. Я больше ничего не желаю слышать о будущем.

Повернувшись к Торку, он сухо осведомился:

— Могу я спросить, какое отношение имеешь ты к моей внучке?

Последнее слово, произнесенное нарочито подчеркнуто, означало, по-видимому, что он признал Руби и теперь все при дворе обязаны относиться к ней с подобающим уважением.

Несколько долгих моментов взгляды Руби и Торка не отрывались друг от друга, словно настало время найти ответы на вопросы, которые еще не были решены. Наконец он посмотрел Грольфу в глаза:

— Она моя женщина.

Сердце Руби радостно встрепенулось.

— Вы женаты?

— Нет, я дал обещание другой, прежде чем покинуть Нортумбрию, — признался Торк и объяснил обстоятельства, приведшие к нежеланной помолвке.

Грольф кивнул:

— Ты и на Руби женишься?

Торк снова долго молчал, прежде чем покачать головой:

— Нет, я слишком много перенял обычаев христиан, чтобы жениться дважды.

Руби почувствовала, как от лица отливает краска.