Сирил Хейр
      Жилец
      (= Арендатор смерти)
      Инспектор Маллет
      перевод И.И.Мансуров
      Глава 1
      ДЖЕКИ РОУЧ
      Пятница, 13 ноября
      Дейлсфорд-Гарденз, Ю. З.- один из тех адресов, которые, когда их называют, заставляют даже самых опытных водителей такси на какой-то момент заколебаться. Но не потому, что возникают какие-то трудности с определением его местоположения,- всем хорошо известен этот спокойный, респектабельный район, где Южный Кенсингтон граничит с Челси. Проблема была порождена недостатком воображения у специалистов строительного синдиката, которые где-то в середине нашего столетия закладывали этот жилой район Дейлсфорд. Дело в том, что, помимо Дейлсфорд-Гарденз, есть еще Дейлсфорд-Террас, Дейлсфорд-сквер, Верхняя и Нижняя Дейлсфорд-стрит, не говоря уже о высоком многоквартирном доме из красного необожженного кирпича, известном как Дейлсфорд-Корт-Мэншнз и двух-трех новых нарядных маленьких домиках, которые до сих пор сохраняют название Дейлсфордские конюшни. Однако дома на Дейлсфорд-Гарденз не высокие, не сложенные из сырого красного кирпича, не новые и далеко не нарядные. Напротив, они приземистые, желтые и старые, в одинаковом закопченном лепном убранстве однообразных трехэтажных фасадов, невзрачных, но - с некоторой натяжкой - респектабельных. Пара из них опустилась до того, что стала меблированными комнатами, несколько можно заподозрить в том, что туда берут жильцов с пансионом, но по большей части эти дома по-прежнему ухитряются вести неравную войну с превратностями судьбы, и над ними по-прежнему реет знамя аристократизма.
      Агенты по найму жилья называют этот район "отставным", и сей эпитет справедлив во многих отношениях. Он, безусловно, подходит почти ко всем обитателям Дейлсфорд-Гарденз, который давно превратился в прибежище для не слишком состоятельных людей средних лет. Отставные полковники и члены графских судов, бывшие чиновники и офицеры флота на неполном окладе, люди с худыми, желтоватыми лицами, которые в свое время, наверное, управляли областями размером с половину Англии, теперь делят между собой империю, состоящую из забрызганной грязью травы и перепачканных кустов калины, образующих "сады" {В буквальном переводе с английского название "Дейлсфорд-Гарденз" означает "Дейлсфордские сады"}. Жилища у них скромные и непритязательные, как будто они тоже удалились на покой после долгого, деятельного существования, которое вели когда-то, и теперь с достоинством и смирением ожидают участи, уготованной лондонским домам после падения арендной платы.
      В северном конце Дейлсфорд-Гарденз, где Верхняя Дейлсфорд-стрит, наполненная шумом автобусов и автофургонов, обозначает границы старых дейлсфордских владений, держал торговую точку Джеки Роуч, продавец газет. Этого человека, с комичным носом-луковицей, неуверенно подергивающимся поверх косматых рыжих усов в такт его хриплому выкрику "Ньюс старт стэндэрт!", видели там каждый вечер. Большинство домовладельцев в Дейлсфорд-Гарденз знали его в лицо. Однако немногие из них догадывались, насколько много он знал о них, об их материальном положении, привычках и домашнем существовании. Роуч называл их своими постоянными покупателями, а потому считал почти что делом чести быть в курсе их дел. Он знал - и любил старого, с прямой выправкой полковника Петерингтона из дома номер 15, который ходил в поношенном сером костюме и ежедневно с удивительной пунктуальностью отправлялся в свой клуб, чтобы вечером с такой же пунктуальностью вернуться на обед. Он знал - и не любил - расфуфыренную миссис Брент из дома номер 34, и мог бы рассказать ее мужу кое-что о человеке, который наведывался к ней в его отсутствие, если бы тому когда-нибудь пришло в голову этим поинтересоваться. Он знал тихую, застенчивую мисс Пенроуз из дома номер 27, чья горничная Роза регулярно, в шесть часов вечера, приходила к нему за "Стэндэрт" и с которой всегда - уж будьте уверены!- можно было несколько минут посплетничать.
      В этот холодный, ветреный вечер Роуч был бы рад немного поболтать с любым и о чем угодно, кто остановился бы с ним поздороваться, лишь бы отвлечься от ревматизма, который обычно мучил его в это время года. Но как назло, никто не желал останавливаться. Прохожие задерживались лишь для того, чтобы сунуть в его руку медяк и схватить газету, будто он не человек, а машина. Вот Роза - другое дело. Независимо от погоды она всегда чуточку задерживалась с ним посудачить - а почему бы и нет, если потом можно вернуться домой, на теплую кухню.
      Но в этот вечер никакой Розы не ожидалось, потому что мисс Пенроуз вот уже месяц как была в отъезде. Она уехала за границу, Роза - к своей семье в деревню, а дом со всей обстановкой был сдан мистеру Колину Джеймсу. Роуч знал его по имени благодаря шапочному знакомству с Крэбтри, лакеем, который узурпировал место Розы в доме номер 27, но никогда не разговаривал с ним и даже не покупал у него газет. В отличие от большинства других обитателей Дейлсфорд-Гарденз Колин Джеймс был при деле. Во всяком случае, почти каждое утро он садился на углу на автобус, идущий в восточном направлении, а вечером возвращался, так что предполагалось, что у него есть работа. Однако Роучу мистер Джеймс от этого больше не нравился. У него было смутное чувство, будто таким образом этот человек бросает "сады" на произвол судьбы.
      Примерно в половине седьмого, когда толчея на Верхней Дейлсфорд-стрит достигла наивысшей точки, а давно грозившийся дождь начал накрапывать, Роуч, нашаривая онемевшими пальцами одиннадцатипенсовик на сдачу, заметил мистера Джеймса на другой стороне улицы. Это, как он объяснял впоследствии определенным заинтересованным лицам, безусловно, был мистер Джеймс. Во-первых, потому, что он был единственным жителем Дейлсфорд-Гарденз с бородой. Да к тому же не просто со стыдливой эспаньолкой, а с кустистыми зарослями каштановых волос, которые закрывали практически все его лицо ниже рта. Во-вторых, его фигура. Он был невероятно тучным, что казалось совершенно несоразмерным его тонким ногам, так что ходил этот человек всегда осторожно, вразвалочку, будто опасаясь потерять равновесие под действием собственной тяжести.
      Поначалу Роуч безо всякого интереса отметил появление в его поле зрения хорошо знакомых громоздких очертаний, но потом что-то побудило его уставиться им вслед с возобновившимся вниманием. А дело в том, что на сей раз мистер Джеймс был не один - его сопровождал какой-то человек.
      "Старый хрыч, живет один как перст" - такова была частная характеристика, которую Роуч дал мистеру Джеймсу. Вообще-то большинство обитателей Дейлсфорд-Гарденз принадлежали к категории людей, ведших замкнутый образ жизни, за что Роуч уважал их еще больше, но мистер Джеймс был самым одиноким из всех. За время его недолгого проживания в доме номер 27 ни один посетитель не переступил его порога, равно как и ни одного письма или бандероли, по утверждению Крэбтри, не было туда доставлено. И никогда до сего момента Джеки Роуч не видел мистера Колина Джеймса на улице иначе как в одиночестве.
      Но на этот раз - в этом не приходилось сомневаться - мистер Джеймс обрел друга. Ну если не друга, то уж, во всяком случае, близкого знакомого, если судить по тому, как они шли по тротуару бок о бок, что-то негромко обсуждая. Жаль, подумал Роуч, что Джеймс полностью заслонил незнакомца своим массивным телом. Просто ради любопытства ему хотелось бы на него посмотреть...
      - Новости, сэр?
      - Да, сэр!
      - Получите пять пенсов сдачи.
      - Благодарю вас, сэр!
      Расплатившись с покупателем, Роуч еще раз бросил взгляд в сторону мистера Джеймса. Напротив дома номер 27 стоял фонарный столб, и парочка теперь оказалась в охватываемом его лучами пространстве. Свет падал на желтовато-коричневый портфель, который мистер Джеймс всегда носил с собой. Мужчины остановились, и мистер Джеймс, очевидно, стал шарить по своим карманам в поисках ключа. Потом он открыл дверь, зашел внутрь, и незнакомец последовал за ним. Роуч, повернувшись, чтобы сунуть газету в руку покупателя, испытал странное ликование. У мистера Джеймса гость! В некотором роде побит долго остававшийся недосягаемым рекорд.
      Примерно час спустя продавец газет покинул свою торговую точку. К этому времени уже разразился настоящий ливень. Улица стала мокрой и пустынной. В противоположность ей "Корона" на Нижней Дейлсфорд-стрит обещала быть теплой и приветливой. Замерзший и мучимый жаждой, Роуч сунул свои газеты под мышку и отправился в том же направлении, по которому до него двигался со своим приятелем мистер Джеймс, но по другой стороне улицы. Он прошел ее наполовину, не отрывая глаз от тротуара и думая об ожидавшем его угощении, когда звук закрывающейся двери парадного заставил его поднять взгляд. Он находился напротив дома номер 27, и хорошо знакомая фигура с неизменным портфелем в руке теперь уходила прочь, к верхней окраине Дейлсфорд-Гарденз.
      "Опять этот таинственный старец!- сказал самому себе Роуч.- Интересно, что он сделал со своим дружком?"
      А продолжив путь, подумал, что никогда прежде не видел, чтобы мистер Джеймс ходил так быстро.
      Через пару минут он стоял в бесконечно приятной, удушливой атмосфере перед облепленной посетителями стойкой бара.
      - Ну как торговля, Джеки?- спросил его один знакомый.
      - Хуже некуда,- ответил Роуч с пивной кружкой у рта.- В газетах сейчас ничего нет, кроме этой политической бодяги. А чтобы их раскупали, нужно убийство.- Он сделал долгий глоток и повторил, облизывая губы: - Убийство, кровавое убийство - вот это всегда в масть!
      Глава 2
      "ДВЕНАДЦАТЬ АПОСТОЛОВ"
      Суббота, 14 ноября
      "Лондон энд империал эстейтс компани ЛТД" и ее одиннадцать дочерних компаний, известных на фондовой бирже как "Двенадцать апостолов", занимали величественные офисы в Лотбери - в общей сложности восемь этажей, с помпезным фасадом из белого известняка снаружи и вощеными дубовыми панелями внутри. Вестибюль был украшен колоннами из полированного мрамора и охранялся самым дюжим и смышленым швейцаром во всем лондонском Сити, На верхних этажах в больших, хорошо проветриваемых комнатах в служебные часы размещались полчища машинисток, клерков и рассыльных. В не таких обширных, но более роскошных апартаментах - их начальство: менеджеры, счетоводы и главы отделов, которые вели свои таинственные и, вероятно, прибыльные дела. Но для человека с улицы, а особенно для инвестора или биржевого дельца из Сити все это великолепие персонифицировалось в одном человеке - Лайонеле Баллантайне.
      Баллантайн был одной из тех колоритных фигур, появлявшихся время от времени в финансовом мире Лондона, чья деятельность оживляла обычно серую коммерческую рутину. Он был, в общепринятом смысле этого слова, одним из наиболее известных людей в Сити. То есть по газетам широкая общественность знала, как он выглядит, каковы его загородный дом, конюшни для скаковых лошадей, яхта и стадо племенных джерсийцев, но только более узкому и более заинтересованному кругу посвященных было известно кое-что, хотя и не так много, как хотелось бы, о его финансовых интересах. Вообще-то сам по себе этот человек, пожалуй, был настолько мало известен, насколько это только возможно. У него не было близких друзей, и даже его ближайшие соратники были далеки от того, чтобы завоевать его полное доверие. Его происхождение было-туманным, и если многие люди хотели бы проникнуть за завесу, которой он предпочел его окутать, то еще больше было таких, которые довольствовались тем, что пророчествовали, с цинизмом или богохульством, относительно его будущего.
      Впрочем, мир в целом принимал Баллантайна за того, кем он выглядел - за потрясающе удачливого бизнесмена. За сравнительно короткий промежуток времени он поднялся из ничего - или, по крайней мере, из очень малого - до положения поистине значимого и даже могущественного. Такая карьера всегда сопровождается немалой завистью и злословием, так что и на его долю с лихвой выпало и того и другого. Далеко не единожды поднимался неприятный шепоток насчет его методов, а в одном случае - при знаменитом банкротстве "Фэншоу банк" за четыре года до этого - кое-что и погромче шепотка. Но всякий раз слухи стихали, а Баллантайн оставался, причем еще более процветающим, чем был раньше.
      Однако теперь слухи снова начинали циркулировать во многих местах, и нигде они не были такими упорными, как в маленькой приемной личного кабинета Баллантайна на последнем этаже громадного здания. Здесь дела компании вполголоса обсуждались двумя ее сотрудниками.
      - Говорю тебе, Джонсон,- говорил один,- не нравится мне все это. До ежегодного общего собрания каких-то две недели, а рынок начинает лихорадить. Ты видел котировки сегодня утром?
      - Рынок!- презрительно отозвался другой.- На рынке всегда психуют. Мы знавали страхи и похуже этого, разве нет? Вспомни, что случилось в двадцать девятом? Вот тогда...
      - Я тебе другое скажу,- продолжал первый из собеседников, не прислушиваясь к словам, которыми его перебили,- Дюпин тоже как на иголках. Ты видел его сегодня утром? Он был весь зеленый. Говорю тебе, он что-то знает.
      - А где он сейчас?- спросил Джонсон.- Там?- Он кивнул на стеклянную дверь с табличкой: "Секретарь".
      - Нет. Он в кабинете старика. Сновал туда-сюда последние полчаса, как кот блохастый. Но самого старика там нет.
      - Ну и что с того? Разве ему полагается быть там в субботу утром?
      - Да, сегодня утром - полагается. У него назначена встреча на одиннадцать часов. Я был здесь, когда Дюпин договаривался об этом за него.
      - Встреча? С кем?
      - С Робинсоном, человеком из "Сазерн банк". А тот приведет с собой Пруфрока.
      - Пруфрока? Юрисконсульта?
      - Его самого.
      Джонсон негромко присвистнул. Потом после ощутимой паузы он сказал:
      - Перси, дружище, я полагаю, ты не в курсе, насчет чего они придут с ним повидаться?
      - К чему это ты клонишь?
      - А к тому, что если они спрашивали насчет облигационного займа Редбери и если старик Пруфрок начнет вынюхивать...
      - Ну а допустим,- сказал Перси,- что так оно и будет. Ты занимался этим займом, ведь так? Так в чем там собака зарыта?
      Джонсон смотрел перед собой и, казалось, прямо сквозь стену видел ухоженную виллу из красного кирпича в Илинге, заложенную и перезаложенную, но такую желанную, с двумя маленькими детьми, играющими на крошечной лужайке, и его женой, наблюдающей за ними с крыльца.
      - Так что?- повторил Перси.
      Джонсон повернул голову:
      - Просто я подумал... Мой дружок из "Гаррисона" говорит, что там наклевывается местечко старшего клерка. Конечно, это означает потерять пятьдесят в год, но я, пожалуй, все-таки подам заявку, дружище Перси.
      Два человека обменялись понимающими взглядами, и в этот момент зазвонил телефон, стоявший на столе между ними. В тот же самый миг дверь личного кабинета Баллантайна открылась, и оттуда вышел Дюпин, секретарь компании. Он снял трубку, рявкнул в нее: "Пришлите их немедленно!" - и снова исчез, за каких-то несколько секунд.
      - Ты понял, что я имею в виду?- прошептал Перси.- Видал, как нервничает?
      - Полагаю, это Робинсон и Пруфрок,- ответил Джонсон, поднимаясь на ноги.- Ну что же, я отправляюсь к "Гаррисону" прямо сейчас.
      В кабинете Дюпин сделал глубокий вдох и распрямил свои худые плечи, как человек, готовящийся отразить нападение. Какой-то момент он постоял так, потом расслабился. Его руки, которые он усилием воли удерживал в неподвижности этот недолгий момент, начали нервически подрагивать. Дюпин дважды прошелся по комнате туда-сюда, потом остановился напротив зеркала и увидел в нем лицо, которое было бы красивым - аккуратно причесанные черные волосы, блестящие глаза-бусинки,- если бы не нездоровая желтизна щек.
      Он все еще вглядывался в свое отражение, словно в портрет незнакомца, когда объявили посетителей. Дюпин резко повернулся к двери.
      - Доброе утро, джентльмены!- воскликнул он.
      - Вы, по-видимому, мистер Дюпин?- спросил юрисконсульт.
      - К вашим услугам, мистер Пруфрок, как я полагаю? С мистером Робинсоном прежде я уже встречался. Не желаете ли присесть?
      Однако мистер Пруфрок остался стоять, медленно оглядывая комнату.
      - У нас была назначена встреча с мистером Баллантайном,- сказал он.
      - Совершенно верно,- непринужденно откликнулся Дюпин.- Совершенно верно! Но он, к сожалению, не может присутствовать здесь сегодня утром, поэтому попросил меня заняться этим вопросом.
      Брови мистера Пруфрока от изумления поползли вверх, а у мистера Робинсона, наоборот, угрожающе опустились. И было бы затруднительно сказать, которое из этих двух выражений на лицах Дюпин нашел более неприятным.
      - Мистер Баллантайн попросил вас заняться этим вопросом?- недоверчиво переспросил юрисконсульт.- Облигационным займом Редбери? Могу я еще раз напомнить вам, что нам назначена встреча лично с мистером Баллантайном?
      - Все так,- сказал Дюпин, начиная выказывать признаки нервозности.- Все так. И могу вас заверить, джентльмены, что мистер Баллантайн непременно был бы здесь, если бы он мог.
      - Что вы имеете в виду? Ему нездоровится?
      Дюпин жестом подтвердил предположение.
      - Это выглядит весьма странно. Вчера он казался совершенно здоровым. Не могли бы вы сообщить мне, в чем заключается его недуг?
      - Нет, не могу.
      - Ах вот оно как! Тогда мы можем предположить, что это не настолько серьезно. Думаю, лучшее, что мы могли бы сделать,- это договориться о встрече с ним у него дома.
      Тут Робинсон заговорил в первый раз:
      - Сомневаюсь, что мы найдем его там, здорового или больного. Позволю себе сделать предположение, что было бы целесообразнее справиться о нем в доме миссис Илз.- Он повернулся к Пруфроку и добавил: - Его любовницы.
      Пруфрок поджал губы и фыркнул в ответ.
      - Я уже это сделал,- вмешался Дюпин.- Его там нет.
      - Ясно.- Какой-то момент юрисконсульт очень пристально смотрел на него, чтобы придать весомость своему следующему вопросу.- Мистер Дюпин, будьте любезны ответить мне прямо: вы знаете, где находится мистер Баллантайн?
      Дюпин сделал глубокий вдох, как пловец перед погружением, и заговорил с величайшей живостью:
      - Нет, не знаю. И я прекрасно понимаю, что в данной ситуации отсутствие мистера Баллантайна может показаться весьма... словом, это вызывает вопросы. Но, джентльмены, прежде чем вы дадите этому какое-то истолкование, прежде чем предпримете какие-либо шаги, которые... Есть одно обстоятельство, которое... ради справедливости по отношению к мистеру Баллантайну и ради справедливости по отношению ко мне... это могло бы представлять важность в будущем...
      - Ну и?..
      - Вчера утром у мистера Баллантайна побывал посетитель, который очень его встревожил. Это в какой-то степени может объяснить некоторые странности в его поведении...
      Пруфрок повернулся к Робинсону. Его губы были непреклонно сжаты.
      - Ей-богу, Робинсон, по-моему, мы напрасно теряем здесь время,- сказал он.
      - Но, джентльмены, это важно,- протянул Дюпин.
      - Едва ли я в состоянии представить какого-либо вчерашнего посетителя, который был бы для мистера Баллантайна важнее, чем встреча, назначенная им на сегодня,- сухо отрезал Пруфрок.
      - Но я могу вас заверить, сэр, могу заверить, что мистер Баллантайн действительно собирался встретиться с вами сегодня. У него было исчерпывающее объяснение всем тем маленьким недоразумениям, которые могли возникнуть в связи с облигационным займом. И есть единственное возможное объяснение его неявке, а именно то, что он просто физически не способен прийти.
      - Что означает весь этот вздор?- устало проговорил Робинсон.- И какое отношение имеет ко всему этому таинственный посетитель?
      - Возможно, вы поймете, когда я скажу вам, что им был мистер Фэншоу...
      Оба посетителя застыли, охваченные интересом.
      - Фэншоу?- переспросил Пруфрок.- Но ведь он до сих пор за решеткой, разве нет?
      - Срок его заключения как раз должен был истечь,- вставил Робинсон.Бедняга, я знал его прежде...
      - И что он угрожал ему, в моем присутствии,- в сильном возбуждении продолжил Дюпин.- Возможно, теперь, джентльмены, вы поймете и дадите мистеру Баллантайну немного времени, чтобы все уладить,- слабо закончил он. Голос Дюпина пресекся, так, будто его физические силы иссякли.
      - Я понимаю только одно,- сухо заявил Пруфрок,- при невозможности получить удовлетворительные гарантии относительно облигационного займа Редбери, которые мистер Баллантайн лично обещал нам предоставить сегодня, у меня есть указания моих клиентов издать судебный приказ по поводу компании. Причина, по которой Баллантайн не явился на назначенную им встречу,- даже если, как вы, похоже, предполагаете, он был похищен лицом, о котором вы говорите,- меня не касается. Теперь дело должно пойти своим естественным ходом. Судебный приказ будет вручен вам в понедельник утром. Банковская ссуда, как я полагаю, инкассируется в это самое время?- Он взглянул на Робинсона, который кивком это подтвердил, и продолжал: - Итак, мистер Дюпин, вам ясно положение вещей? У нас больше нет необходимости занимать ваше время. Всего доброго!
      Ответа не последовало. Дюпин, опирающийся одной рукой о стол, с прядью темных волос, упавшей на поблескивающий от пота лоб, выглядел совершенно измученным. Юрисконсульт пожал плечами и, взяв Робинсона за руку, вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.
      Дюпин смотрел, как они уходят, и прошло с добрую минуту, прежде чем сам поднялся. Потом достал из кармана маленький флакончик с белыми таблетками и отнес его в туалет, открывающийся из кабинета Баллантайна. Там наполнил стакан водой, бросил в него таблетку и стал жадными глазами наблюдать, как она растворяется. Он залпом осушил эту микстуру, и постепенно на его щеках снова появился румянец, а в глазах - оживление. Когда наркотик сделал свою работу, Дюпин снова зашел в кабинет своей обычной быстрой, пружинистой походкой, достал из кармана связку ключей, выбрал один из них и вставил его в личный письменный стол своего хозяина. Стол был почти пуст, а из скудного содержимого его ничто не заинтересовало. Затем он обратил внимание на сейф, встроенный в стену. Здесь его поиски также оказались бесплодными. Пожав плечами, Дюпин в последний раз окинул взглядом комнату, которая так долго являлась мозговым центром огромного бизнеса, и ушел.
      Глава 3
      МИССИС ИЛЗ
      Суббота, 14 ноября
      Мистер Дюпин был совершенно прав. Где бы ни находился Баллантайн, но у миссис Илз его не было. Более того, пока мистер Робинсон и мистер Пруфрок занимались расспросами в Сити, эта дама, сидя в своей спальне на Маунт-стрит перед весьма поздним завтраком, напряженно размышляла, а точнее, недоумевала, почему его нет. Возле нее лежала кипа писем. Они оставались и, видимо, обречены были навсегда остаться нераспечатанными. Миссис Илз знала, что в каждом конверте лежит счет, и в настоящий момент у нее не хватало духу выяснить, сколько именно она должна. Однако мысленным взором невольно видела некоторые из этих счетов, от которых ее бросало в дрожь. Расточительность миссис Илз была причиной бесконечных ее ссор с покровителем, и теперь, глядя на зловещую кипу, она автоматически думала: "Выйдет первоклассный скандал, когда он это увидит". Но потом осознала, что разгневанный мужчина все же лучше, чем отсутствие всякого мужчины, и чуть не расплакалась.
      Раздался стук в дверь, и, прежде чем она успела ответить, в комнату вошла ее горничная.
      - В чем дело, Флоренс?- спросила миссис Илз с улыбкой более милой, чем обычно обращаются к своей прислуге женщины, занимающие прочное положение в обществе.
      Флоренс не улыбнулась. Ее манеры были резкими - почти дерзкими.
      - Мистер Баллантайн сегодня придет?- спросила она.
      - Ей-богу, Флоренс, я не знаю. А почему ты спрашиваешь?- И, не дожидаясь ответа, поспешно добавила: - Сегодня днем можешь взять отгул, если хочешь. Я прекрасно управлюсь со всем сама, даже если он придет.
      - Благодарю вас, мэм,- не слишком учтиво отозвалась Флоренс.- А могу я получить мое жалованье за прошлую неделю?
      - Ах да, конечно, как глупо с моей стороны!- воскликнула миссис Илз чуточку пронзительно.- Будь добра, принеси мой кошелек с туалетного столика. Так, посмотрим... О боже! Мне очень жаль,- воскликнула она, роясь в кошельке,- но я, похоже, на мели. Ничего, если я дам тебе десять шиллингов из причитающегося, а остальное в понедельник?
      Флоренс без слов взяла предложенный банкнот, но ее взгляд на какой-то момент задержался на нераспечатанных письмах, прежде чем она сообщила:
      - Только что звонил мистер Дюпин.
      - Мистер Дюпин?- быстро отреагировала миссис Илз.- Я не могу с ним разговаривать.
      - Он не хотел с вами разговаривать. Он узнавал насчет мистера Баллантайна. Я сказала ему, что его здесь нет, и он повесил трубку.
      - Понятно. А он не сказал... он ничего тебе не сказал про мистера Баллантайна?
      - Нет. Просто позвонил, чтобы убедиться, как он выразился, что его здесь нет, судя по тому, как говорил, он на это и не рассчитывал.
      - Довольно, Флоренс,- холодно остановила ее хозяйка.- Приберись тут, будь так любезна.
      Флоренс с угрюмым видом забрала поднос. У двери она повернулась и бросила через плечо:
      - Если придет капитан, впустить его?
      - Ох, да ступай же, ступай!- крикнула миссис Илз, уже начиная терять терпение. Вот уж про кого ей меньше всего хотелось вспоминать в этот момент, так это про капитана Илза.
      Глава 4
      ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО ОТЦА
      Суббота, 14 ноября
      Незадолго до полудня у маленькой белой виллы в предместье Пасси остановилось такси, из которого вышел тощий человек средних лет. В окно на первом этаже его увидела и узнала растрепанная горничная, которая не без досады и удивления отложила метелку из перьев и поспешно привела себя в порядок, прежде чем его впустить.
      - Bonjour {Здравствуй (фр.)}, Элеонора,- сказал Джон Фэншоу на пороге, когда дверь настежь распахнулась перед ним.
      - Monsieur! Mais que cette arrivee est imprevue! {Месье! Какой неожиданный приезд! (фр.)}
      - Неожиданный, но не нежеланный, надеюсь,- произнес Фэншоу по-французски, несколько неуверенно из-за длительного отсутствия практики.
      - О, месье шутит! Как будто он может быть нежеланным когда бы то ни было!
      И понеслось: хорошо ли месье доехал? Здоров ли он? А впрочем, она и сама видит, что здоров, вот только похудел. Mon Dieu! {О боже! (фр.)} Как же он похудел! Сначала она едва его узнала.
      - А мадемуазель?- спросил Фэншоу, как только сумел прорваться сквозь поток этих слов.- Как она?
      С мадемуазель все в порядке. Ужасно жаль, что ее нет, и она не может поприветствовать своего батюшку. Если бы месье известил о своем приезде заранее, мадемуазель была бы так счастлива! Но месье, похоже, решил преподнести ей приятный сюрприз? А сейчас мадемуазель в отъезде и вернется не раньше вечера, и ничего не готово. Месье простит беспорядок в доме мадемуазель конечно же все объяснит. Но что же это с ней - Элеонор? Ведь месье наверняка проголодался после такого долгого путешествия в это ужасное время года. Месье должен поесть. В доме мало что есть, но омлет... Месье ведь будет omelette aux fines herbes {Омлет с зеленью (фр.)}, правда? И немного божоле, которое он всегда пьет за обедом? Если месье подождет каких-нибудь четверть часа, ему все будет подано.
      С этими словами она умчалась в кухню, а Фэншоу со вздохом облегчения отправился в гостиную и уселся в ожидании еды. Его лицо, озарившееся радостью от красноречия Элеонор, снова приняло обычное для него выражение усталого цинизма. Это ошибка, размышлял он, приезжать куда бы то ни было без предупреждения - даже в дом родной дочери. Он уже достаточно стар, чтобы этого не понимать. И вот что получается, когда ты годами топчешься на месте в ожидании события, которое снова вернет тебя к жизни,- забываешь, что в реальном, живом мире снаружи ничто не стоит на одном месте, как у тебя. В своем воображении Фэншоу так часто приезжал на эту виллу, заставая дочь на пороге, готовую броситься в его объятия, что ему не пришло в голову как-то заранее позаботиться, чтобы она оказалась на месте. Приглашение на ленч, заранее обговоренный визит к парикмахеру - и величественная сцена воссоединения не удалась, блудный родитель вынужден поедать омлет в одиночестве.
      Фэншоу пожал худыми плечами. Нечего устраивать много шуму из ничего, сказал он себе. Ну, вышел из тюрьмы на неделю раньше, чем ожидал, без предупреждения наведался к дочери во Францию. Нет ничего противоестественного, что ее к его приезду не оказалось дома. Вот и все. Но другую половину его сознания было не так легко успокоить. Если все дело только в этом, то почему Элеонор так явно расстроена его появлением? И теперь, когда она при шла, чтобы объявить: "Monsieur est servi" {Месье, подано! (фр.)},- разве не просквозила жалость в ее услужливо-приветливом обхождении?
      Фэншоу задержал ее в столовой на то время, пока ел омлет. Довольно он хлебнул одиночества за последние несколько лет. Элеонор охотно посплетничала с ним насчет старых знакомых и их житья-бытья, но избегала касаться той единственной темы, которая интересовала его в настоящий момент. Лишь один раз, во время возникшей в разговоре паузы, внезапно, вроде бы ни с того ни с сего, заметила:
      - У мадемуазель, без сомнения, будет много чего рассказать своему отцу.
      - Evidemment {Очевидно (фр.)},- коротко согласился Фэншоу и не стал вдаваться в подробности.
      Закончив есть, он вернулся в гостиную покурить и выпить превосходный кофе, который ему принесла Элеонор. При его усталости он мог бы заснуть прямо в кресле, если бы какая-то часть его сознания не оставалась все время настороже, чтобы расслышать звук открывающейся входной двери. Пока Фэншоу ждал, морщины на его лице стали глубже, а выражение смиренного разочарования - более явственным.
      Прошло не так много времени, когда он услышал безошибочно распознаваемый звук ключа, вставляемого в дверь. Фэншоу поднялся, сделал шаг в направлении прихожей, но потом, услышав торопливые шаги из глубины дома, тихонько вернулся к своему креслу. Итак, Элеонор тоже была начеку! До него донеслись звуки приглушенного разговора на крыльце, и, не расслышав сказанного, он понял, что по какой-то причине горничная сочла необходимым донести до своей хозяйки новость о его приезде. Заминка была совсем короткой, но Фэншоу показалось, что прошло достаточно времени, прежде чем дверь распахнулась и с криком "Папа!" дочь оказалась в его объятиях.