На сей раз старик сразил кузнеца несколькими сильными и тщательно подобранными словами, включающими рекомендации этому бессовестному олуху получше следить за невинной Элизой, чтобы та не закончила свою полную приключений карьеру в ближайшем публичном доме. Поскольку этот разговор происходил посреди деревенской улицы, он вскоре встал всеобщим достоянием и причиной большого веселья и обсуждения, особенно когда старший Эклетон или его еще более свирепый сын находились вне предела слышимости вредных слухов об образе жизни Элизы.

Его светлость не пользовался всеобщей любовью, но семейство Эклетонов недолюбливали от всей души все, за исключением немногих закадычных дружков. Наиболее уважаемые жители считали Элизу позором деревни, а два представителя мужской половины семейства не только шокировали порядочных людей своими неясными бунтарскими политическими воззрениями, но и отталкивали всех неизменной драчливостью, когда выпьют лишнюю кружку эля. Ни у кого не хватало храбрости признаться, что он знает о ссоре у кузницы, но внезапное молчание, в которое вдруг погрузилась компания в пивном зале харчевни «Синий лев», когда туда тем же вечером вошли отец с сыном, не оставило у них сомнений в том, что было предметом прерванной дискуссии. Старший Эклетон после тщетных попыток затеять ссору с кем-нибудь, кто пожелает ответить ему, был опережен беззубым и дряхлым старцем, воспользовавшимся, к досаде Эклетона, преимуществом своих лет и немощи и осведомившимся у разъяренного кузнеца с пронзительным насмешливым хихиканьем, не имел ли он благопристойной беседы утром с милордом. Приободренный сдержанными смешками, старец покачал убеленной сединой головой и высказал свою готовность поддержать милорда, чтобы задать жару кузнецу и ему подобным.

Кузнецу, понявшему, что общественное мнение перевесило чашу весов не в его пользу, ничего не оставалось, как сообщить старикашке, какова была бы его участь, будь он лет эдак на семьдесят помоложе, прежде чем грохнуть кружкой о стол и удалиться. Но старшему Эклетону следовало бы забрать с собой своего сынка, а не оставлять его упиваться до пьяной удали в компании сочувствующего ему молодого человека, чьи опрометчивые утверждения о том, как бы он сам поступил на месте Неда, укрепили решимость того при первой же возможности как следует вздуть мистера Клода Дэрракотта.

К тому времени, как было выпито поразительное количество крепкого спиртного и несколько кружек пива, обсуждена склонность всей аристократии и мелкопоместного дворянства насмехаться над бедняками, находящимися у них под пятой, и назначена дата революции по французской модели, Нед Эклетон решил разыскать мистера Клода Дэрракотта немедленно, а Джим Булей, поддержавший это смелое решение, объявил о своем намерении сопровождать его.

Хозяин харчевни, презрительно наблюдавший за удаляющимися собутыльниками, высказал мнение, что ни у одного из них не хватит храбрости подойти даже к воротам усадьбы Дэрракоттов. Однако, высказав это пророчество, он не принял в расчет стимулирующий эффект товарищества. Предвестники революции добрались до самого дома еще до того, как Булей понял, что ему не следует принимать активное участие в ссоре, которая к нему не имеет никакого отношения. Возможно, будет мудрее, если Нед отложит взбучку Клода Дэрракотта до того времени, когда он повстречается с ним в более подходящей обстановке. Но Нед был слеплен из более крутого теста, и хотя эффект алкогольного опьянения до некоторой степени ослаб, он довел себя до состояния моментальной интоксикации, которая сделала его еще более воинственным. Отвергнув с бранью неловкое предложение своего друга, что, возможно, умнее будет войти через дверь судомойни при кухне, он яростно потянул за шнур колокольчика у парадной двери, подтвердив свой приход ударами большого железного дверного молотка. Это побудило мистера Булея отойти на несколько шагов, при этом настоятельно советуя своему другу ретироваться.

Такое малодушие не только не умерило пыл Неда, а лишь подхлестнуло его храбрость, которая на какое-то мгновение все-таки была немного поколеблена, и придало ему добавочный стимул силой проникнуть в дом. Пусть Булей видит, что Нед Эклетоп — человек слова, он не даст ему шанса подорвать престиж своего друга, распространяя по всей деревне рассказ о том, как он струсил в решительный момент.

Дверь открыл Чарльз, ливрейный лакей. Перепуганный громогласным требованием впустить гостя в дом, он сделал это с большими предосторожностями, что только сильнее распалило гнев Неда. Приказав лакею не стоять у него на пути, он протаранил себе путь в дом, требуя, чтобы его немедленно провели к Клоду, чей характер, внешность и беспутное тщеславие он описал в таких сочных эпитетах, что у Чарльза глаза повылезали из орбит. В характере Чарльза не было героизма, но он прекрасно знал свое дело и не был трусом. Он сделал все, что мог, чтобы выдворить Неда из дома, но тот оттолкнул его, и лакей, падая, увлек за собой стул.

На шум прибежали Чоллакомб и Джеймс. Нед, у которого разыгрался аппетит, пригласил их подойти, пообещав в награду как следует угостить тумаками, но не успели те принять его приглашения, на поле битвы появились еще три персоны. Первым был лорд Дэрракотт, нетвердым шагом вышедший из библиотеки, требовательно возвестивший о своем желании узнать, что за чертовщина тут творится. Вторым появился майор Дэрракотт без сюртука, а третьим — тоже в одной рубашке и с бильярдным кием в руке — злополучный виновник переполоха.

Нед, мстительно грозя кулаками лорду Дэрракотту, двинулся к нему, но в высокой сухопарой фигуре его светлости было нечто такое, что заставило деревенского силача отступить, хотя он и произнес хвастливую угрозу отколотить милорда, если тот только попробует помешать ему.

— Ах ты, пьяный мерзавец! — спокойно и неторопливо начал его светлость. — Да как ты смеешь поганить своим присутствием мой дом? Вон отсюда!

В ответ Нед грязно обозвал милорда.

— Хватит! Слышал, что тебе сказали? Даю тебе пятнадцать секунд, чтобы ты успел добежать до двери! — прогремело где-то рядом.

Нед вздрогнул и огляделся, но вряд ли испугался сильнее, чем все остальные. Никто еще в усадьбе Дэрракоттов не слышал, чтобы майор говорил подобным тоном прежде. В глазах лорда Дэрракотта появился блеск, а на устах — хмурая ухмылка, отчего Нед инстинктивно опустил кулаки. Но в тот самый момент, как он уже решил было удалиться с поля брани, он заметил Клода и отбросил все предосторожности. Правда, прежде чем обрушить свою месть на худосочного ухажера своей сестры, с дороги нужно было убрать майора Дэрракотта. Майор был огромным, но известно, что большие люди обладают замедленной реакцией и их можно перехитрить. Нед, сам немаленький, жилистый и с железными мускулами, неожиданно бросился на майора, чтобы сбить его с ног до того, как тот успеет опомниться, но оказался на полу, получив удар от чего-то, напоминающего скорее кувалду, а не человеческий кулак.

Майор, стоящий над ним, ждал с непоколебимым спокойствием, пока незваный гость очнется от ошеломительного удара и снова поднимется на ноги. Когда Нед с трудом встал на четвереньки, он, видимо, счел необходимым помочь ему покинуть помещение, что он и сделал безотлагательно, вселив ужас в сердце мистера Булея, преданно поджидающего возвращения своего дружка из карательной экспедиции.

Вышвырнув Неда вон, майор развернулся и, вернувшись в холл, кивнул Джеймсу, который держал открытыми двери, сказав со своей обычной дружелюбностью:

— Это все. Теперь закрывайте двери!

Лорд Дзрракотт посмотрел на Хьюго взглядом, близким к одобрению, произнес:

— Я — твой должник, — и вернулся в библиотеку.

Милорд был доволен гораздо больше, чем хотел показать, потому что, положим, не было ничего особенного в том, как майор уложил Неда Эклетона. Ему понравилась та аккуратность, с которой его внук это сделал, и, более того, он был приятно удивлен тем, что, несмотря на свои крупные размеры, Хьюго мог двигаться с неожиданной быстротой. Когда в библиотеку пришел Винсент, милорд описал случившееся, сказав в заключение:

— Ну, Хьюго не такой уж неуклюжий олух, как я думал. Должен признать, проявил себя в лучшем виде, к тому же быстр на ногу.

На Винсента это не произвело особого впечатления, но он поздравил кузена с победой с преувеличенным восхищением.

— Жаль, что мне не выпала честь быть свидетелем битвы, — сказал он. — Слышал, вы примчались бодро-весело, кузен, и ринулись навстречу своему противнику, отделали его по первому классу и закончили классическим броском.

— Неужели все было так замечательно? — удивился Хьюго, покачивая головой. — Да, вы пропустили отменное зрелище! Заметьте, он был очень прыгуч и не больше чем на пару стонов легче меня, поэтому я неплохо с ним справился, верно?

На что Винсент издал задумчивый смешок:

— Похоже, мой дедушка такого же мнения. Мне говорили, этот парень славится умением драться. Но, думаю, вы тоже в этом деле не новичок?

— Я умею боксировать, — согласился Хьюго. — Но делаю это нечасто. Я слишком большой.

Итак, все были довольны поступком Хьюго, за исключением обоих Эклетонов, которые принародно стали строить планы отмщения, и Клода, не питавшего никаких сомнений относительно того, на кого эти планы будут нацелены. Уж лучше бы Хьюго задержал Неда в доме Дэрракоттов, чтобы тот выслушал его, Клода, оправдания, ведь его обвиняют напрасно. Каково же было его возмущение, когда он узнал, что его дедушка не только без всяких оснований не верит в невиновность внука, но и думает о нем худшее. Возмущенный до глубины души, Клод объявил о своем намерении уехать из усадьбы Дэрракоттов немедленно и, возможно, так бы и сделал, если бы его светлость не сказал, стукнув кулаком по столу, что, видит бог, он этого не позволит.

— Не позволю никому из своих внуков бежать поджавши хвост, пока я здесь еще хозяин! — так и заявил он. — Я не позволю удрать тебе, бездельник с пудингом вместо мозгов, даже если ты только погладил эту вертихвостку по плечику!

Что думала по этому поводу леди Аурелия, никто не знал, потому что она никогда не касалась этого вопроса, а по выражению ее лица или по манере поведения понять что-либо было невозможно. Пара издевок, брошенных лордом Дэрракоттом, была встречена таким ничего не понимающим взглядом, что даже он, похоже, был обескуражен. А миссис Дэрракотт призналась своей дочери, что она искренне сомневается, известно ли ее светлости что-нибудь об этом деле.

Прошло несколько дней, прежде чем Хьюго нанес свой второй ночной визит в Довер-Хаус: при такой дождливой погоде небо было слишком затянуто облаками, чтобы можно было что-нибудь рассмотреть. Но в первый же ясный вечер около полуночи майор, зажав в зубах сигару, пошел тропинкой, ведущей к калитке, а потом — в заросли кустарника. Калитка скрипнула на своих проржавевших петлях, протоптанная тропка, ведущая к дому, была влажной, а листва на кустах — просто мокрой. Сюртук майора насквозь промок, пока он продирался через кусты.

После краткого осмотра ему стало ясно, что кустарниковые заросли пересекались несколькими тропами, которые когда-то (когда кусты еще подстригались, а под ногами шуршал гравий) обеспечивали жителям Довер-Хаус приятную прогулку в ветреные дни. Однако кусты не подстригались годами и разрослись, образовав непролазную чащобу. Майор, державший путь вдоль дома, подумал, что заросли обеспечат благополучное отступление любому привидению, попавшему в западню.

Месяц был еще на ущербе, к тому же облака время от времени закрывали его. Но все-таки можно было разглядеть дорогу и даже рассмотреть некоторые предметы, хотя и на близком расстоянии. Света не было ни в одном окне дома, следовательно, сделал вывод майор, Сперстоу либо спит в своей постели, либо закрыл окна кухни ставнями, как и во всем доме. Обойдя дом вокруг, Хьюго пошел по заросшему газону, который когда-то был подстриженной лужайкой.

Ждать пришлось совсем недолго. Звук ветра, трепавшего верхушки деревьев, напоминал скорее шепот, но покой в скором времени был нарушен уханьем совы в роще, за которым почти немедленно последовал протяжный вой, который перешел в пронзительный крик, захлебнувшийся в стоне рыданий, жутких в ночной тиши. В следующее мгновение из-за угла дома появилась туманная расплывчатая фигура и стала двигаться в направлении кустарниковых зарослей.

Майор, на которого это явление не произвело ровным счетом никакого впечатления, выбросил окурок своей сигары и зашагал в кусты. Какое-то торопливое движение позади заставило его насторожиться, быстро оглянуться и вглядеться, сощурившись, в темные тени, отбрасываемые кустами у калитки. Кто-то, кто прятался во тьме, бросился вперед. Майор заметил дуло пистолета, мелькнувшее в лунном свете, а в следующее мгновение узнал лейтенанта Оттершоу. Оттершоу, не обращая на него никакого внимания, побежал по траве с явным намерением броситься в кусты, но майор, сделав два больших шага, оказался между ним и его целью, вынудив офицера остановиться.

— Эй, парень, на вашем месте я бы этого не делал, — миролюбиво сказал Хьюго.

— Вы видели? — набросился на него Оттершоу. — После этого мерзкого, этого потустороннего крика — кто-то, завернутый в простыню! Нет, я узнаю, кто это!

— Я видел, — подтвердил Хьюго. — Но лучше бы вам позаботиться о том, ради чего вы здесь. Охотиться за привидениями в частных садах не разрешается.

— Это не привидение! — запальчиво возразил Оттершоу. — И вам это прекрасно известно, сэр. Я наблюдал за вами: вы даже не вздрогнули, когда раздался этот вой. Если бы вы верили, что это привидение, вы бы…

— О нет! Конечно я не верю.

— Не верите! А тогда зачем вы пришли сюда, если не за тем, чтобы узнать, чьи это проделки и кто так старается отпугнуть от этого места людей? Я не верю, что и вы в этом замешаны, но…

— В чем? — прервал его Хьюго. Лейтенант замялся:

— А в том! В попытке заставить меня снять посты! — ответил он дерзко. — У меня возникли подозрения насчет этого дома — с тех самых пор, как только я прибыл сюда. Этот дом — одно из главных тайных хранилищ контрабандистов!

— Нет, ни в чем подобном я не замешан, — спокойно сообщил Хьюго.

— Нет, сэр, я никогда вас и не подозревал. Но…

— На вашем месте я бы опустил этот пистолет, лейтенант, — сказал Хьюго. — Вы намеревались выстрелить в привидение? Вы же понимаете, что попали бы пальцем в небо. Я никогда не слышал, что наряжаться привидением — это преступление.

Лейтенант вернул пистолет в кобуру, но очень разозлился.

— Прекрасно, сэр, — сказал он натянуто. — Но хочу вам сказать, этот призрак — не кто иной, как мистер Ричмонд Дэрракотт.

— Вполне может быть, — согласился с ним Хьюго.

Оттершоу подозрительно всмотрелся в его лицо, стараясь разглядеть при неясном свете его выражение.

— Вы действительно так думаете? — спросил он, совершенно сбитый с толку.

— Ну конечно, — отвечал Хьюго. — Я думаю, Ричмонд пытается выставить вас первоапрельским дураком, если уж вы так хотите знать. Кроме того, я думаю, меньше всего ему хочется, чтобы вы его поймали. Эй, не будьте таким безрассудным. Не успеете глазом моргнуть, как слух об этом разнесется по всему графству. Ваш командир будет недоволен, что его подчиненный сделал из себя посмешище. Ведь если вы свяжетесь с нашим Ричмондом, шум, который вы произведете, будет лишь комариным писком по сравнению с той шумихой, что поднимет его светлость.

— В этом-то я как раз уверен, — горько отвечал Оттершоу. — Здесь я не жду никакой помощи. Особенно от членов вашего семейства, сэр. Лучше уж я рискну сделать из себя всеобщее посмешище, поймав Ричмонда Дэрракотта за его проделками. И если бы не вы, я бы это сделал.

— И какая вам была бы от этого польза? — продолжал увещевать майор. — Насколько я понимаю, вы хотите как следует проучить мальчишку, чтобы ему больше неповадно было откалывать шуточки на ваш счет, но вы пожалеете, если сделаете это. Я бы вам посоветовал не обращать на него внимания: он быстрее прекратит свои спортивные упражнения, если вы станете над ним подсмеиваться и велите своим людям делать то же самое.

— Так, значит, вы считаете, что он делает это лишь из спортивного интереса?

— Конечно же, — сказал майор. — Непослушные мальчишки всегда так поступают — особенно если думают, что вы усердствуете больше чем надо.

Оттершоу замолчал на минуту, потом резко сказал:

— Я должен распрощаться с вами, сэр. Возможно, мне не следовало говорить лишнего, но сказанного не воротишь, значит, не стоит скрывать того, о чем вы, несомненно, сами догадываетесь: я считаю, что мистер Ричмонд Дэрракотт живет душа в душу с этими завзятыми контрабандистами. У меня нет ни малейшего желания — если бы не приказ из таможенного управления — навлекать на себя неприязнь людей, находящихся под покровительством лорда Дэрракотта, но на прощанье я вынужден предупредить вас, что меня ничто не остановит — или, вернее, не может остановить — при исполнении того, что я считаю своим долгом!

— Очень правильно, — одобрил майор, но с ноткой издевки в голосе. — Но не побрезгуйте советом того, кто старше вас и, возможно, более умудрен жизненным опытом: прежде чем очертя голову предпринимать какие-то действия, как следует удостоверьтесь в том, что ваши подозрения верны. Симпатизировать контрабандистам — это одно, но участвовать в их незаконных операциях — совершенно другое, если вы это имеете в виду. Вам тут чертовски досталось и, похоже, навело на мысль, что любой, кто не помогает вам, непременно должен быть замешан в чем-то незаконном. Если вы станете продолжать в этом духе, лейтенант, то закончите тем, что будете сражаться с ветряными мельницами, — если только не сражаетесь сейчас, — не говоря уже о том, что можете оказаться на плохом счету в вашем таможенном управлении.

— Это что, угроза, сэр? — требовательно спросил Оттершоу, вытянувшись почти по стойке смирно.

— Нет, лишь дружеское предупреждение, — добродушно ответил Хьюго. — Не нужно так петушиться. До свидания.

Лейтенант щелкнул каблуками, отвесил поклон и зашагал прочь. Хьюго наблюдал за тем, как он уходит, а потом и сам пошел назад. Когда он добрался до калитки, внимательно ее рассмотрел. Перепрыгнуть через нее не доставит никакого труда, но, удостоверившись на этот счет, майор просто открыл ее и прошел, не обращая внимания на ее протестующий скрип.

Хьюго предусмотрительно оставил свечу и трутницу на столике рядом с черным ходом, через который вышел из дома, и теперь, после того как зажег свечу и запер дверь на задвижку, стал подниматься по одной из боковых лестниц, которыми изобиловала усадьба Дэрракоттов. Эта лестница вела в крыло, в котором располагались спальни — его и Ричмонда, и когда Хьюго добрался до верхней площадки, то без колебаний подошел к спальне Ричмонда и постучал. Не получив никакого ответа, он повернул дверную ручку лишь для того, чтобы удостовериться, что дверь заперта. Хьюго постучал снова, на этот раз более настойчиво, и был вознагражден, услышав, как Ричмонд отозвался:

— Кто там?

— Хьюго. Я хочу с тобой поговорить.

Последовало невнятное восклицание, выражающее досаду, за ним последовал звук колец, на которых крепился отодвигаемый балдахин, и скрип, указывающий на то, что Ричмонд поднялся с кровати. Ключ неслышно повернулся в хорошо смазанном замке, и дверь распахнулась.

— Какого дьявола вам здесь понадобилось? — грубо осведомился Ричмонд. — Я думал, вы знаете, что я ненавижу, когда меня беспокоят по ночам.

— Знаю, парень, — сказал Хьюго. — Знаю и о причинах этого. Нет, не стой тут, придерживая дверь! Я войду, и не нужно бросать на меня такие хмурые взгляды. Можешь снова залезть в постель, потому что у нас будет долгий разговор.

— В такой-то час?! — возмутился Ричмонд. — Да ни за что, чтоб мне провалиться!

— Знать ничего не хочу! Но если ты не сделаешь, что тебя просят, я сгребу тебя в охапку и брошу в постель, — ответил Хьюго, отстраняя Ричмонда от двери.

Войдя, он прикрыл за собой дверь и огляделся при свете свечи, которую прихватил с собой. Комната была просторной, с кроватью под балдахином. Хьюго мельком заметил нетронутое постельное покрывало. Недалеко от кровати стоял стул, на который был небрежно брошен сюртук. Взгляд Хьюго задержался на нем, а затем проследовал туда, где на полу в куче лежали панталоны и рубашка.

— Ты раздевался в большой спешке, разве нет? — спросил он.

Ричмонд, который к тому времени уже успел снова забраться в кровать, заложил руки за голову и сказал с зевком:

— Говорите, что вам надо, и уходите. Я теперь глаз не сомкну: не могу заснуть, если меня разбудят среди ночи.

Хьюго поставил свою свечу на столик рядом с кроватью и легонько дотронулся до свечи, которая уже стояла там.

— Нет, парень, я не думаю, что ты вообще спал, — сказал он с улыбкой. — Твоя свечка еще теплая.

— Я только что заснул. Тем хуже для меня. О господи! Вам обязательно сидеть на моей постели?

Хьюго не обратил никакого внимания на его стенания, сказав:

— Ричмонд, мой мальчик, ты вообще не спал! И одежда, которую ты только что с себя стянул, вовсе не та, в какой ты был за ужином. Поэтому не надо меня больше обманывать. Еще полчаса назад ты играл в прятки у Довер-Хаус. И, судя по той поспешности, с какой ты, завернутый в простыню, умчался, ты знал, что я в скором времени нанесу тебе визит.

Глаза Ричмонда блеснули из-под опущенных век.

— О, вы видели привидение, кузен?

— Нет, привидения я так и не увидел.

Ричмонд хихикнул:

— Мне не удалось вас обмануть? А я-то был уверен! А что заставило вас подозревать… О, я говорю совсем как Клод!

— Ты не обманул никого, но ведь ты не меня хотел испугать, не так ли?

— Конечно вас! Я увидел, как вы выходите, и догадался, что вы хотите сделать, поэтому пошел за вами следом. А из меня получилось очень даже неплохое привидение, верно? Лично я в этом не сомневаюсь.

— Нет, ты не шел за мной следом. Ты был там еще до меня, — ответил Хьюго. — Ты вышел из-за угла дома, ведь ты не мог пойти по тропинке между зарослями кустарника и домом так, что я тебя не заметил.

— Я в саду, за кустами, прятался.

— Да, ты мог проделать и такое, — согласился Хьюго. — А разве Сперстоу рассказал тебе, что я и раньше бывал там?

— Ну конечно! — рассмеялся Ричмонд.

— И что, Оттершоу наблюдает за домом лично?

— Нет, сэр, а что, это действительно так?

— Да ну, парень, тебе об этом прекрасно известно.

— Откуда? — возразил Ричмонд.

— Скорее всего, от самого Сперстоу. А если и не он сказал тебе, уверен, у тебя имеются и другие источники информации. Между нами: ты напугал людей Оттершоу, но когда решил напугать его самого, сделал неверный шаг, Ричмонд. Лейтенант не испугался, его не проведешь. Если бы я не остановил его, он спокойно мог бы тебя поймать.

— Только не он! Да и если бы он меня поймал, что с того?

— И я ему то же сказал, — подтвердил Хьюго. — Никакой пользы от этого бы не было — ни ему, ни тебе.

— Разве есть закон, запрещающий подшучивать над служаками? — спросил Ричмонд, открывая глаза пошире.

Хьюго бросил на него недовольный взгляд:

— А чего ради?

— Ради шутки. Разве у меня есть другая причина? — нетерпеливо сказал Ричмонд.

— Ну, я этого не знаю, но ты уже слишком взрослый, чтобы откидывать такие номера.

Озорной блеск исчез из темных глаз Ричмонда. Взгляд, которым он стрельнул в Хьюго, был полон тлеющего негодования.

— Возможно. А какого черта мне еще делать? И вообще, какое ваше дело? Убирайтесь отсюда!

— Может, я и уйду, но только когда ты прекратишь увиливать и дашь мне прямой ответ, — ответил Хьюго сурово. — У меня подозрение, что ты попал в большую беду, парень. Если я прав, ты окажешься на лопатках по всем пунктам, потому что Оттершоу не такой болван, как ты думаешь. И не шути со мной, лучше скажи правду. Ты связался с контрабандистами?

Ричмонд рывком сел на постели:

— Слово даю! Что еще вы хотите узнать? Просто из-за того, что я подшутил над этим служакой, вы решили, что я заслуживаю петли? Умоляю, чего ради мне связываться с контрабандистами?

— Ради забавы, — ответил Хьюго с полуулыбкой. — Потому что не иметь никакого другого занятия, кроме как читать книги — что, я вижу, ты уже и так неплохо усвоил, — и плясать под дедову дудку, — скука смертная. Признаюсь, от такой жизни лично я бы взвыл. Значит, ты помогаешь сбывать контрабандные товары только из любви к приключениям, а не ради наживы. — Его улыбка стала шире, когда он заметил на себе недоуменный взгляд Ричмонда. — Ну что, я попал в яблочко?

Ричмонд снова улегся, на этот раз на бок, и положил ладонь под щеку:

— Господи, нет! Ради забавы я изображал привидение. Замечательно поразвлекся! Видели бы вы, как засуетились эти трусливые драгуны! Я заставил их бежать не разбирая дороги. Однако, если Оттершоу раскрыл меня, продолжать нет смысла. Я не стану делать этого больше. Вы довольны?

Хьюго покачал головой:

— Не совсем. Почему ты каждую ночь запираешь дверь своей спальни на ключ?

— Откуда вы это знаете? — быстро отреагировал Ричмонд, приподнявшись на руках.

— Ну, это ни для кого не секрет. Все в доме об этом знают. Ты же постарался, чтобы никто не ходил мимо твоей двери, когда ты ложишься спать, верно?

— Верно, и вам наверняка рассказали почему.

— Да, вроде того: если тебя разбудить, ты больше не заснешь. Но я думаю, что это выдуманная болезнь, мой юный искатель приключений.

Ричмонд тихонько хихикнул:

— О нет! Не совсем. Действительно, бывают ночи, когда я не могу заснуть. Когда такое случается, я не могу лежать в кровати и считать минуты: я встаю и выхожу из дому, если ночь лунная. А иногда я выхожу в море с Джэмом Хорделом порыбачить. Вот почему я предпринял все предосторожности — чтобы никто не пришел и не стал бы барабанить ко мне в дверь. Если моя мамочка узнает или дедушка, господи, какой переполох тут поднимется! Вы же прекрасно знаете: будь их воля, они бы не выпустили меня из пеленок. А уж если они узнают, что я беру «Чайку» по ночам, — особенно с тех пор, как утонули мой дядюшка и Оливер, — если у них возникнет хоть малейшее подозрение об этом! О, меня будут так сторожить и охранять, что я просто сойду с ума!

Хьюго несколько минут не говорил ни слова, просто сидел и смотрел на Ричмонда, слегка нахмурясь. Объяснение было разумным, но он решил, что мальчишка явно насторожен — наблюдает за ним из-под опущенных ресниц с выжидательным выражением лица, весь напряженный.

Ричмонд первым нарушил молчание, пропев сладким голосом:

— Могу я теперь попытаться заснуть, кузен?

— Полагаю, что да, — ответил Хьюго, вставая. Он помедлил, а потом добавил: — Ты сказал мне, что не замешан в контрабанде, и я надеюсь, что это правда, потому что, если это не так, ты не единственный, кто погибнет. Ты наслушался разговоров о контрабанде, парень, но если окажется, что ты тоже к этому руку приложил, никто не будет обвинять тебя сильнее, чем твой дед.

— Да идите вы к дьяволу! — бросил Ричмонд в припадке гнева. — Не бойтесь! Неужто вы хотите сказать ему, что вы считаете меня контрабандистом? Хотелось бы мне присутствовать при этом! Хотя нет, не хочу: ненавижу скандалы. А что касается того, чем я предпочитаю заниматься, когда мне не спится, у вас нет права бранить меня: вы — не мой опекун и не… даже не глава семьи — пока!

— Да зачем мне это? — спросил Хьюго, удивившись.

На щеках Ричмонда вспыхнул гневный румянец, но потом исчез. Он буркнул:

— Ну, тогда прошу прощения. Но я не позволю… Ну, это не имеет значения.

Хьюго взял свою свечу и сказал со своей неспешной ухмылкой:

— Не позволишь вмешиваться в твои дела, так? Тебе давно пора научиться дисциплине, скромная овечка, военной дисциплине! Я — не глава семейства, но, возможно, я помогу тебе вступить в армию. Если, конечно, ты не доведешь себя до краха прежде, чем у меня возникнет шанс попытаться.

Ричмонд сухо улыбнулся:

— Премного благодарен. Однако у вас ничего не получится. Когда я достигну призывного возраста… Хотя, что толку в пустых разговорах. К тому времени я, скорее всего, уже буду в Оксфорде.

— Я сомневаюсь. А пока живи своей жизнью и не думай, что тебе скучно. Мне не нравится поведение этого таможенного офицера. Он подозревает тебя, и хотя я не скажу, что лейтенант в курсе всех веяний таможенного управления, он вовсе не такой простофиля, как ты себе представляешь.

Едва заметная кривая ухмылка заиграла на губах Ричмонда.

— Насколько я слышал, здесь все только и делают, что обводят его вокруг пальца.

— Ну, он не из тех, кто признает себя побежденным, — сказал многозначительно Хьюго. — Оттершоу недолюбливает тебя, Ричмонд, а если он вбил себе в голову, что сумеет вывести тебя на чистую воду, он это сделает непременно.

— У него ничего не получится.

— Будем надеяться, но есть шанс, и когда ты окажешься в затруднительном положении, не рви волосы, а приходи ко мне. В свое время я бывал и не в таких передрягах.

— Премного вам благодарен, — буркнул Ричмонд. — Это настоящее умопомрачение, но я уверен, выговорите от чистого сердца. Идите спать, Хьюго! У меня уже глаза закрываются.