Глава 1

Хотя пожилому джентльмену, страдающему от несварения желудка и исключительно тяжелого приступа подагры, почти невозможно получить удовольствие от чего-либо, кроме облегчения физических страданий, граф Рокстон наслаждался своей обличительной речью. Он всегда считал своей обязанностью краткие визиты наследника использовать для отеческих наставлений. Со стороны его упреки выглядели несправедливыми, потому что виконт Десфорд любому показался бы образцовым сыном, которым может гордиться самый строгий отец. Кроме привлекательного лица и гибкой, но атлетической фигуры, он обладал легким характером, поистине неисчерпаемым терпением и вдобавок – чувством юмора, которое обнаруживало себя только искорками смеха в глазах и многим казалось неотразимым. Но его отец не относился к их числу: страдая от подагры, находил эту черту характера раздражающей.

Стоял июль, но погоду едва ли можно было назвать знойной, и граф распорядился затопить в библиотеке. Они с сыном сидели по разные стороны камина, граф – поместив перевязанную ногу на скамеечку, его отпрыск (незаметно отодвинувшийся от тлеющих поленьев) в небрежной позе раскинулся напротив. На виконте были бриджи из оленьей кожи, куртка и высокие сапоги – словом, образцовый наряд джентльмена, ненадолго остановившегося в деревне, но несомненная элегантность его облика, сказывающаяся и в покрое куртки, и в манере повязывать шейный платок, послужила для графа предлогом, чтобы заклеймить сына чертовым денди. Последовал слабый протест:

– О нет, сэр! Мои знакомые были бы потрясены, услышав ваши слова!

– До меня дошли слухи, – произнес отец, сверля его взглядом, – что вы именуете себя коринфийцами!

– По правде говоря, – примирительным тоном ответил виконт, – я не называю себя никак! – Он выждал минуту, наблюдая со смешанным чувством сострадания и насмешки за разъяренным отцом, и продолжил: – Да что вы, сэр! Чем я заслужил такую взбучку?

– А что вы сделали, чтобы заслужить поощрение? – тут же грозно отозвался отец. – Ничего! Вы ветрогон, сэр! Легкомысленный повеса, ни на секунду не задумывающийся над обязательствами, которые налагает на него происхождение! Вы ведете себя как какой-то безродный плебей! Вы мот и транжира – и не стоит напоминать, что вы независимы в своих тратах на лошадей, на пари и юбки, – я достаточно хорошо об этом помню! Я всегда говорил – с той минуты, как ваша двоюродная бабушка изъявила желание сделать вас своим наследником, – и говорю сейчас, и буду говорить, что это в точности то, чего и следовало ожидать от подарка этой легкомысленной особы! Как мило было с ее стороны вручить вам карт-бланш на любого рода… экстравагантные причуды! Но довольно, – продолжал милорд с некоторой непоследовательностью, но с предельной искренностью, – я больше ничего не скажу! Она была тетушкой вашей матери, поэтому я умолкаю!

Он помедлил, бросив вызывающий взгляд на своего отпрыска, но тот лишь кротко запротестовал:

– Не стоит, отец…

– Если б она позаботилась распорядиться так, чтобы наследство было использовано на благо вашей будущей жены и семьи, я счел бы это истинным благословением, – сказал милорд и сразу же добавил: – И вовсе не потому, что сам я не готов способствовать вашему вступлению в брак.

Он снова помедлил, и виконт, угадывая продолжение, вежливо вставил, что считает себя многим обязанным отцу.

– О нет! – мрачно оборвал его светлость Рокстон. – Не поверю этому, пока вы не подарите мне внука, забыв о том, как жжет вам карманы бабушкино наследство. Ей-богу, что за дети у меня! – произнес он, внезапно расширив круг обвиняемых. – Ни один из вас не позаботился о своем роде! В моем возрасте положено иметь целую толпу внуков, услаждающих последние годы! Есть они у меня? Их нет! Ни одного!

– По правде говоря, у вас их трое, – примирительно вставил виконт. – Не могу утверждать, что они действительно услада вашей старости; но я считаю только справедливым по отношению к моей сестре Гризельде, чтобы не забывали о ее трех отпрысках!

– Девчонки!.. – отрезал граф, жестом отвращения отбросив это возражение. – Кроме того, они Броксбурны! А я хочу мальчиков, Эшли! Каррингтонов, продолжателей нашего рода, семейной чести и традиций!

– Нельзя так решительно сбрасывать их со счета! – возразил виконт. – Рассуждая здраво, если б я из благодарности к вам, сэр, женился в двадцать лет и моя бедная жена каждый год приносила бы мне близнецов, вы все же могли оказаться обманутым в своих ожиданиях – представьте, если б я произвел на свет одних девочек?..

Эта попытка остроумно закончить спор (а граф всегда был расположен к хорошей шутке) могла бы привести к успеху, но боль в перевязанной ноге заставила лорда Рокстона поморщиться, и он грозно произнес:

– Смехотворные отговорки, сэр! Я мог бы напомнить, что вы – благодарение Господу! – не единственный мой сын!

– Конечно, – согласился виконт с тем же непоколебимым добродушием, – и так как Саймон слишком молод, чтобы наполнить бывшую свою детскую собственными отпрысками, я надеюсь на Гораса, когда война кончится – а по всем расчетам, ей осталось длиться недолго, – и он вернется к нам.

– Горас! – простонал его светлость. – Я буду считать за счастье, если он не привезет с собой какой-нибудь французский пучок кружев и перьев!

– О, мне это не кажется возможным, – сказал виконт. – Он вовсе не так расположен к иностранкам, сэр, и сознает свой долг перед семьей не хуже вас.

– Мне не дожить до этого, – произнес граф трагическим тоном и тут же разрушил достигнутое этой жалобой впечатление, воскликнув: – Скорее вам до этого не дожить!

Виконт рассмеялся – не вполне искренне.

– О нет, нет, отец! – воскликнул он. – Не пытайтесь меня напугать! Я с вами близко знаком двадцать девять лет и давно научился понимать, когда меня водят за нос! Помилуйте, сэр, да вы весь – жилы да кости, правда, имеющие некоторую склонность к подагре, которой легко могли бы избежать, если б не выпивали больше двух бутылок портвейна в присест. Не сомневаюсь, что вы еще дадите жару моему сыну, как мне сейчас!

Выраженная Десфордом уверенность в превосходном здоровье отца была приятна графу Рокстону, но про себя он отметил, что никогда не одобрял и не понимал жаргона, распространенного между современными молодыми людьми. Он поборол желание указать виконту, что, когда потребуется его мнение о винном рационе отца, о том будет спрошено: никакое сыновнее почтение не заставило бы Эшли промолчать, а графу не хотелось ввязываться в спор – он чувствовал себя на этой почве не вполне уверенно. Он лишь сказал:

– Ваш сын? Избавьте, Десфорд, – я не интересуюсь побочными отпрысками, хоть, возможно, вы и ведете им счет.

– Нет, сэр, ничего такого мне не известно, – произнес виконт, не обращая внимания на намеренно оскорбительный намек.

– Рад это слышать! Но если бы вы согласились жениться по моему совету, ваш сын сидел бы у меня на коленях в эту самую минуту!

– Мне кажется маловероятным, сэр, чтобы его попытки устроиться на ваших коленях в эту самую минуту доставили вам удовольствие!

Граф от души расхохотался, но сразу же напустил на себя прежнюю суровость:

– О, нет нужды понимать мои слова так буквально! Беда в том, что вы поступили очень скверно, отказавшись просить руки Генриетты Силвердейл. Никогда не думал я, что столкнусь с такой неблагодарностью, Десфорд! Можно подумать, что я подобрал вам невесту, которая вам не по душе или с которой вы вовсе не знакомы – что, должен вам сказать, нередко бывало в мое время! Напротив, я выбрал девушку, с которой вы близко знакомы всю вашу жизнь и к которой, как мне казалось, искренне привязаны. Я мог бы поискать кого-нибудь познатнее, но все, о чем я заботился, – это ваше счастье! И как были вознаграждены мои усилия? Отвечайте, сэр!

– О, помилуйте, сэр! – воскликнул виконт, в первый раз обнаруживая нетерпение. – К чему ворошить историю девятилетней давности? Неужели вы не можете допустить, что Хетта не больше хотела выйти за меня, чем я – жениться на ней!

– Нет, не могу, и если вы намерены заявить, что не привязаны к ней, можете не сотрясать зря воздух!

– Конечно, я привязан к ней – как если б она была моей сестрой! Мы по-прежнему лучшие друзья, но мужчине не годится жениться на сестре, как бы она ни была ему мила! Причина в том, отец, что вы с сэром Джоном совершили величайшую ошибку! Для меня остается загадкой, как вы могли быть такими болванами, чтобы, обговорив план действий между собой, воспитывать нас, как будто мы и впрямь брат и сестра! Каким ударом это стало для меня в один прекрасный день! Нет, нет, не надо ругать меня за «болванов»! Я сказал: «Для меня остается загадкой» – вот мои точные слова!

– Не пытайся умаслить меня этими лицемерными извинениями! – проворчал отец.

– Я знаю, что это безнадежная затея, – сказал виконт. – Но надеюсь, по крайней мере, услышать объяснение, сэр: отчего вы так стремитесь увидеть меня связанным по рукам и ногам, когда сами женились в тридцать?

– Чтобы удержать вас от разврата! – скорее запальчиво, чем обдуманно парировал граф.

– Ох-хо! – насмешливо протянул виконт. – Сказано с большим знанием дела, не так ли? Что ж, я давно подозревал, что в свое время вы не были таким воплощением добродетели, как пытаетесь нас всех уверить!

– Воплощением добродетели? Нет, конечно! – с отвращением отверг это предположение граф.

– Нет, конечно, – со смехом повторил виконт.

– Нет! Я был таким же шалопаем, как и все молокососы, но никогда не ронял себя связью с распутницами!

При этом намеке веселый хохот виконта оборвался. Он бросил испытующий взгляд на отца и, нахмурившись, поинтересовался:

– Что это значит? Если ваш упрек адресован мне, позвольте выразить сожаление, что вас ввели в заблуждение на мой счет!

– Нет, нет! – раздраженно отмахнулся милорд. – Я говорю об этом болване Саймоне!

– Саймон!.. А что же он, черт подери, натворил?

– Только не пытайтесь убедить меня, что вы не слышали о его бесконечных попойках, хмельных забавах и возмутительных выходках в компании всякого сброда, негодных повес, вызывающих отвращение и…

–…И тем не менее – это так! – бесцеремонно перебил его Десфорд. – Мы видимся не слишком часто, но можете быть уверены, что я бы знал, если б Саймон связался с подобной публикой! Благодарение Господу, слушая вас, можно предположить, что Саймон вступил в «Клуб плутов» и проводит каждую ночь в «Финише» или в Раунд-Хаус! Вам не стоит придавать такое значение его компании; я сам с подобной публикой не вожусь, но лишь потому, что мне двадцать девять, а не двадцать три, так что я уже вырос из безумств зеленой юности. Но приятели Саймона – не негодяи и вовсе не повесы. Это слишком сильно сказано, отец, можете мне поверить!

– Какая жалость, что вы редко видитесь! – сказал граф. – Впрочем, мне следовало бы знать, что вы вряд ли сочтете это своим делом.

– Пожалуй, следовало бы… – честно согласился виконт.

– Я смирился с этим, – произнес граф, заметно сдерживая раздражение, – и, вероятно, попусту терял бы время, уговаривая вас взять в свои руки юного шалопая!

– Разумеется, отец. Как вы полагаете, много внимания он обратит на мои советы?

– Ох, ладно, – проворчал граф Рокстон, – при всех ваших недостатках, уж вы-то придерживаетесь хорошего вкуса, вы – член клуба «Четырех коней». Мне говорили, что младшие охотно подражают вам, так что вы наверняка имеете большее влияние на брата, чем я.

– Будь у вас братья, отец, – сказал виконт, улыбаясь, – вы бы знали, что младшие братья встречают в штыки все, что им говорит старший, даже если он куда лучший образец для подражания, чем ваш покорный слуга! Мне жаль вас разочаровывать, но я вынужден решительно отказаться от всякого вмешательства в дела Саймона. Собственно, я считаю, что в этом нет никакой нужды, но если уж вы настаиваете – займитесь этим сами!

– Как, черт возьми? – взорвался его отец. – Этот легкомысленный чертенок не станет меня слушать! Возможно, я кажусь вам старым брюзгой, но это лишь потому, что я стремлюсь остановить его падение! Иначе в один прекрасный день нам придется спасать его от долговой ямы! Хотя, возможно, к тому времени ему пойдет только на пользу посидеть за решеткой!

– Знаете, сэр, вы рисуете слишком мрачное будущее для нашего юного Саймона! Не стоит будоражить себя воображаемыми несчастьями, даже если он чем-то огорчил вас!

– Мне следовало бы догадаться, что уж вы не станете попусту себя будоражить! – проворчал граф, сраженный новым приступом боли. – Вы все одинаковы! За что я наказан выводком себялюбивых, никчемных, неблагодарных потомков? Конечно, ваша матушка избаловала вас до безобразия, и я был достаточно глуп, чтобы попустительствовать ей в этом! Что до вас, Десфорд, – будь я проклят, если вы не худший во всем выводке! Я умываю руки – и чем быстрее вы уберетесь, тем лучше! Не знаю, каким ветром вас занесло домой, но лучше б вы подхватили горячку! Не желаю больше вас видеть!

Виконт встал и очень вежливо произнес:

– Ну что ж, в таком случае я ухожу, сэр! Не буду взывать к вашей доброте, к чувству справедливости, поскольку они позволяют вам так обходиться со мной. Я не решусь даже просить вашу руку на прощание – но только, чтобы спасти свое самолюбие от еще одного удара!

– Шут! – буркнул отец, резко протянув руку.

Виконт взял его руку и, запечатлев на ней почтительный поцелуй, произнес:

– Берегите себя, отец! До свидания!

Граф, хмуро смотревший, как он выходит из библиотеки, произнес тоном человека, которого посетила счастливая мысль:

– Я предполагал, что ваше появление дома преследует какую-то цель.

– Разумеется. – И виконт бросил дерзкий, насмешливый взгляд через плечо. – Я хотел увидеть маму!

И отбыл в спешном порядке. Торопливо закрытая дверь отрезала его от взрыва брани, вызванного этим финальным выпадом.

В холле он увидел дворецкого; встретив полный искренней симпатии и сочувствия взгляд этого старейшего обитателя родительского дома, виконт хмыкнул и произнес:

– Смотрите на меня хорошенько, Педмур, ибо видите вы меня в последний раз! Отец изгоняет меня. Он говорит, что я никчемный повеса и шут; дюжины других обвинений я в данную минуту не могу припомнить. Можете ли вы понять такую бесчувственность?

Дворецкий неодобрительно прищелкнул языком, покачал головой и с глубоким вздохом ответил:

– Это все подагра, милорд. У его светлости дурное настроение.

– Дурное настроение! – повторил виконт. – На самом деле вы хотели сказать, что он совершенно безжалостен с каждым, кто имеет неосторожность попасться ему на пути!

– Не могу согласиться с вашей светлостью, так что воздержусь от ответа, – строго произнес Педмур. – Но если вы соблаговолите принять совет от человека, знакомого с привычками его светлости намного дольше, чем вы, – я бы почтительно просил вас не обращать внимания ни на одно слово, произнесенное им во время приступа подагры, потому что ничего такого он на самом деле не думает. А если вы позволили себе по обыкновению поддразнивать его, неудивительно, что он наговорил лишнего!

– Боже мой, Педмур, неужели вы полагаете, что мне это неизвестно? – с искренней симпатией улыбнулся виконт. – Не считайте меня ослом! Где моя мать?

– Миледи в своей гостиной, милорд.

Виконт кивнул и легко взбежал по широкой лестнице. Леди Рокстон встретила его теплой улыбкой и приветливо протянула ему руку.

– Входи, мой дорогой! – сказала она. – Скажи, на тебя обрушилась настоящая буря?

Он поцеловал ей руку и ответил:

– О Боже, еще какая! Он терзал меня, как только мог! Честно говоря, он сказал, что больше не желает видеть моего лица.

– Ох, милый, какой ужас! Но ты же знаешь, он этого вовсе не думает. Ну конечно, ты все понимаешь, ты всегда все понимаешь без лишних слов, правда?

– Не очень на то похоже! Недаром и вы, и старый Педмур решили, что я нуждаюсь в ободрении! Конечно, я и без подсказки могу истолковать все правильно – никто близко знакомый с его светлостью, кроме патентованного олуха, не подумает, что эти слова вызваны чем-то кроме подагры и расстроенного желудка! Я боялся худшего, когда увидел, как щедро он угощает себя крабами под карри за обедом; неприятное предчувствие укрепилось, когда он налег на вторую бутылку портвейна. Не сочтите это дерзостью, но почему он ведет себя так неблагоразумно?

– Конечно, – ответила леди Рокстон, – это очень вредно для него, но спорить бесполезно, потому что он с возмущением отказывается от предписанной доктором Четтлом полезной пищи и выражает желание съесть что-то более удобоваримое, а ты знаешь, Эшли, каков он, если разгневается! Эти его приступы ярости!

– О да! – усмехнулся виконт.

– Для него выходит еще хуже, потому что он совсем падает духом, жалуется, что весь горит, как в огне, что с ним не считаются… И для домочадцев это тоже очень скверно, потому что даже Педмур – ты ведь знаешь, как он предан нашей семье, – не любит, когда в него швыряют чем попало, в особенности если попадают…

– Неужели он ведет себя так ужасно? – пораженный, выговорил виконт.

– О нет, очень редко! – заверила его леди Рокстон примирительным тоном. – Он почти всегда потом очень пристыжен и старается загладить свои вспышки. Нет нужды объяснять тебе, что он будет мелочно-язвительным до вечера. Но надеюсь, что завтра он сможет съесть кусочек вареного цыпленка. Так что не стоит озабоченно хмуриться, милый: похоже, пройдет несколько недель, прежде чем он позволит себе взяться за свои излюбленные лакомства.

– За вас, мама, я беспокоюсь больше, чем за него! Как только вы выносите такую жизнь? Я бы не смог!

– А я и не думаю, чтобы ты смог, – ответила она, улыбаясь. – Ты не знал его в молодости и не был влюблен в него. А я была, и помню, каким веселым, приятным и забавным он был раньше и как счастливы мы были тогда. И, мы по-прежнему любим друг друга, Эшли.

Виконт слегка нахмурился и резко спросил:

– Неужели он требует от вас такой восточной покорности?

– О нет, никогда! Честно говоря, его поведение иногда меня задевает, но он никогда не позволял себе чем-нибудь кинуть в меня, даже когда я решилась посоветовать ему добавить немного воды и настойки ревеня к портвейну – это чудесное средство для больного желудка, как ты знаешь. Но он ни за что не соглашается. Честно говоря, он просто приходит в ярость!

– Неудивительно, – рассмеялся виконт. – Полагаю, вы почти заслужили, чтобы склянка с настойкой полетела в вас!

– Да, он так и сказал, но, конечно, ничего подобного не сделал. Только расхохотался, в точности как ты. Что привело его в такую ярость, милый? Возможно, ты как-нибудь задел его? Я знаю, ты бы никогда специально не стал дразнить его. Он был рад видеть тебя, заказал к обеду салат из крабов и приказал Педмуру подать лучший портвейн.

– Господь милосердный, и все это в мою честь? Конечно, я не стал говорить ему, но я отнюдь не в восторге от портвейна, хотя мне пришлось выпить порядочно. Но я не сказал ни одного неосторожного слова! Могу только предположить, что крабы и вино оказались тяжеловаты для его желудка и поэтому несут ответственность за все последствия. – Он помолчал, восстанавливая в памяти беседу с отцом в библиотеке, и его брови снова нахмурились. Виконт взглянул на мать и медленно произнес: – Хотел бы я знать, что заставило его снова, после стольких лет, вернуться к идее моей женитьбы на Хетте?

– О, он снова говорил об этом? Как неудачно.

– Но почему, мама? Он не вспоминал об этой затее годами!

– Нет, и это одна из его приятнейших черт. Он страшно вспыльчив, но никогда не позволяет себе неприличной настойчивости. Боюсь, он вспомнил об этом, потому что дорогая Генриетта, кажется, чрезвычайно удачно выходит замуж.

– Господь милосердный! – воскликнул виконт. – И вы даже не упомянули об этом! Кто же этот счастливчик?

– Не думаю, чтобы вы были знакомы, потому что он совсем недавно приехал из Хертфордшира и, кажется, чрезвычайно редко бывает в Лондоне. Он кузен мистера Бурна и получил от него в наследство Мэрли-Хаус. По словам леди Дрейкотт, это замечательный молодой человек, очень респектабельный, обладающий тысячей достоинств и изысканнейшими манерами. Сама я с ним не знакома, но от души надеюсь, что это хотя бы отчасти соответствует действительности. Я ведь очень привязана к Генриетте и желаю ей наилучшим образом устроить свою жизнь. И если верить леди Дрейкотт, то этот мистер… мистер Нетерсоул… нет, не Нетерсоул, но что-то в этом роде, просто создан для нее.

– Вероятно, донельзя унылый тип, – произнес виконт.

– Да, но добродетельные люди всегда немного скучны, Эшли. Мне кажется это естественным. Кроме того, мы должны помнить, что леди Дрейкотт склонна к преувеличениям. Она считает каждого, кто ей приглянулся, достойным причисления к лику святых, и каждого, кому посчастливилось меньше, негодяем. – Глаза леди Рокcтон сверкнули. – Кстати, она говорит, что ты – сильная личность и отлично владеешь собой.

– Весьма обязан, – проворчал виконт. – Чтобы так сказать, нужно хорошо изучить меня.

Она рассмеялась:

– В самом деле. Вот наглядный пример того, как выгодно иметь хорошие манеры. Как ни прискорбно, но это гораздо практичней, чем воспитывать в себе более ценные качества… – Она с насмешливой улыбкой ущипнула сына за подбородок. – Но меня тебе не провести, дорогой! Ты действительно настоящий повеса, как и сказал, по моим предположениям, твой отец. Я хотела бы, чтобы ты сделал предложение какой-нибудь милой девушке и остепенился. И не нужно возражать! Я вовсе не собираюсь дразнить тебя!

Она отдернула руку, но сын поймал и удержал ее, испытующе поглядев на мать:

– Правда, мама? Вы хотели, чтобы я женился на Хетте тогда, девять лет назад? Вы хотели бы иметь такую невестку?

– Какое необычное внимание к моим чувствам, милый! Надеюсь, ты не считаешь меня глупой гусыней, подталкивающей тебя к браку с девушкой, которая тебе не по душе! Честно говоря, я страшно сожалею о Хетте… Как бы то ни было, это уже старая история, не будем к ней возвращаться. Обещаю тебе, что встречу твою избранницу с радостью – и с такой же радостью буду приветствовать мужчину, который составит счастье Хетты.

– Вы готовы его приветствовать, хотя даже имени не можете вспомнить, вот как? Силвердейлы сейчас в Инглхерсте? В городе я не видел Хетту неделями. Насколько я понял из того, что она успела сказать мне на балу в Кастлриа, сейчас она, вероятно, прикована к Уортингу, бедняжка!

– Когда этим летом оказалось, что единственный дом в Уортинге, с которым леди Силвердейл готова примириться, занят, – произнесла его мать голосом, лишенным всякого выражения, – она внезапно обнаружила, что от морского воздуха у нее начинается разлитие желчи, и предпочла вернуться домой в Инглхерст.

– Что за отвратительная женщина! – искренне произнес виконт. – Ох, ладно! Не стоит и говорить, что Хетта будет куда счастливее, когда оставит ее. Я завтра заскочу в Инглхерст на обратном пути в Лондон и попробую раскусить, что представляет собой этот Нетер-как-его-там!

Несколько озадаченная, леди Рокстон произнесла с мягким укором:

– Мой дорогой мальчик, надеюсь, ты не станешь расспрашивать о нем Хетту?

– Боже мой, конечно, стану! – произнес виконт. – Между нами с Хеттой всегда было мало секретов – как между мной и Гризельдой, – добавил он, предлагая матери направление для размышлений. – Даже меньше!

Глава 2

Виконт Десфорд покинул отчий кров следующим утром, чтобы не встретиться еще раз с его светлостью. Так как граф редко покидал свои покои раньше полудня, это было несложно. Виконт в одиночестве насладился замечательным завтраком; потом поднялся в покои леди Рокстон и нежно попрощался с матерью. Он отдал последние указания своему камердинеру, выезжавшему следом за ним с багажом отдельной каретой через Хэмпшир, и сел в свой экипаж, когда большие часы в конюшне начали бить одиннадцать. Ко времени, когда затихло эхо последнего удара, его экипаж уже скрылся из виду, стрелой промчавшись по длинной аллее к главным воротам.

Такая манера править лошадьми могла привести в ужас человека с менее крепкими нервами, чем у пожилого грума, сидевшего позади виконта. Но Стеббинс, поступивший в услужение к Десфорду, когда тот был еще мальчишкой, обладал характером, полностью соответствующим его телосложению, основательному и прочному. Он сидел спокойно, сложив руки на груди, с выражением полной безмятежности на лице. Стеббинс никогда бы не позволил себе проявить и тени беспокойства, унизив этим мастерство своего ученика, которого много лет назад впервые в жизни усадил на пони. Иногда, в компании самых близких друзей, он говорил, что ни один человек не способен выжать из своих лошадок столько, сколько милорд Десфорд.

Экипаж, в котором ехал Десфорд, изготовленный по его собственному чертежу Хэтчеттом из Лонгэкра, был очень легким, так что не замедлял бег лошадей и позволял (если в упряжке бежали горячие зверюги из конюшен лорда Десфорда) покрыть огромное расстояние за неправдоподобно короткое время. Для этой поездки виконт взял пару изумительных серых, хоть и не упоминавшихся в «Морнинг пост» (в списке предложенных на продажу бегунов, делающих шестнадцать миль в час), но без труда доставивших его к полудню в Инглхерст без единого взмаха кнута.

Поместье Инглхерст-Плэйс принадлежало близкому другу лорда Рокстона, умершему несколько лет назад. Новый владелец, сэр Чарлз Силвердейл, получил его в наследство от отца, когда учился в Хэрроу, и не спешил брать в свои руки бразды правления, другими словами (как говорили многие, печально качая головой), обнаружил очень мало желания принять на себя обязательства, налагаемые таким наследством. Его состоянием благополучно управляли поверенные, но эти два джентльмена, чья жизнь была посвящена букве закона, не имели ни малейшего представления о жизни в деревне, и потому все заботы о поместье оказались возложены на бейлифа[1] сэра Чарльза и его сестры мисс Генриетты Силвердейл.

Дворецкий, весьма представительная персона, приветствовал виконта поклоном и сообщил, что ее светлость, к сожалению, провела ужасную ночь, еще не спускалась и не сможет его принять.

– Бросьте, Гримшоу! – сказал виконт. – Вы чертовски хорошо знаете, что я пришел не к ее светлости! Мисс Силвердейл дома?

Гримшоу величественно выпрямился, готовясь торжественно произнести, что, как он полагает, мисс Силвердейл можно найти в саду, но опоздал. Выражение лица, с которым он следил за Десфордом, огибающим угол дома, было определенно неодобрительным.

Мисс Силвердейл в розарии беседовала с двумя джентльменами, один из которых был известен Десфорду, второй оказался незнакомцем. Она приветствовала виконта с неподдельной радостью, воскликнув:

– Дес! – и протянула ему руки. – Я полагала, ты в Брайтоне! Каким ветром занесло тебя в Хертфордшир? Виконт принял ее руки, но поцеловал в щеку и ответил:

– Сыновняя любовь, Хетта! Как дела, моя дорогая? Впрочем, не стоило спрашивать – я и так вижу, что ты в добром здравии!

Он приветливо улыбнулся, кивнул младшему из двух джентльменов и пристально посмотрел на второго.

– Ты, наверное, незнаком с мистером Нетеркоттом, Дес? – спросила Генриетта. – Мистер Нетеркотт, позвольте мне представить вам лорда Десфорда, можно сказать, моего названого брата!

Двое мужчин обменялись рукопожатиями, испытующе посматривая друг на друга. Кэри Нетеркотт был немного старше Десфорда, выше и плотнее его, но лишен свойственного виконту самоуверенного лоска. Он казался даже немного застенчивым, несмотря на безусловно хорошие манеры. Одет он был добротно, хотя никто не назвал бы его модником. Его пальто было от Бэта, и только тросточка могла похвастаться тем, что вышла из рук Уэстона или Нужи. Это был хорошо сложенный мужчина с правильными чертами лица, серьезного и доброго, временами освещавшегося несколько сладковатой улыбкой.

– Да, кажется, мы не встречались, – сказал Десфорд. – Вы совсем недавно начали появляться в обществе, не так ли? Моя мать вспоминала вас вчера; она сказала, что вы наследник мистера Бурна.

– Совершенно верно, – ответил Кэри, – но мне это кажется довольно странным, ведь я едва знал его!

– Оно и к лучшему! – заметил Десфорд. – Самый противный старый чудак, какого я встречал в своей жизни! Господи, Хетта, помнишь, как он в ярости пинал землю, когда мы забрались в его лес?

– Ну, конечно! – подхватила она со смехом. – А мы ведь ничего плохого не сделали! Надеюсь, мистер Нетеркотт, вы не впадете в ярость, если я нарушу священные границы Мэрли-Хаус.

– Можете быть спокойны – ни за что! – ответил тот с мягкой улыбкой.

Тут бес попутал юного мистера Бикенхэма, и он произнес долгую бессвязную речь:

– Со своей стороны обещаю мисс Силвердейл, что если ей случится забрести в мои владения, я сочту это за высочайшую честь! То есть я имею в виду, если бы это была моя земля… но, конечно, без сомнений, она будет моей, когда мой отец умрет… хотя я вовсе того ему не желаю!.. И, в общем-то, он был бы так же счастлив, как и я, приветствовать вас в Фоксшоте, если б существовал хоть малейший шанс, что вы туда забредете! Я бы только хотел, чтобы Фоксшот был ближе к Инглхерсту!

Тут он почувствовал на себе удивленный взгляд Кэри Нетеркотта и в смятении умолк.

– Отлично сказано! – подбодрил его виконт, хлопнув по плечу. – На твоем месте, Хетта, я бы чувствовал себя чрезвычайно польщенным.

– О да, благодарю вас! – улыбнулась Генриетта своему юному поклоннику. – И не будь Фоксшот в пятнадцати милях от нас, я бы непременно забрела туда завтра же!

– А сейчас, – спокойно вмешался Кэри Нетеркотт, – мне кажется, нам пора ехать, оставив мисс Силвердейл и его светлость наслаждаться красотой и покоем этого сада.

Мистер Бикенхэм не решился сопротивляться, и хотя Генриетта сказала, что его светлость больше любит лазать по горам, чем наслаждаться покоем, она не сделала попыток удержать гостей. Мистер Бикенхэм почтительно поцеловал ей руку, старший и менее откровенный гость спокойно пожал ее, попросив передать лучшие пожелания леди Силвердейл. Потом он попрощался с виконтом, выразив надежду когда-нибудь встретиться с ним снова, и гости уехали.

– Ну, – произнес виконт, критически наблюдавший за отъездом Бикенхэма и Нетеркотта, – он лучше, чем я думал! Но из этого ничего не выйдет, Хетта: он тебя не стоит!

У мисс Силвердейл были изумительные глаза. Собственно говоря, их следовало считать ее главным украшением, потому что рот ее был великоват, нос с горбинкой – чересчур орлиным, а волосы неопределенно-коричневого цвета. Но глаза господствовали надо всем и делали ее лицо очаровательным. Их неуловимый цвет все время изменялся, они становились то серыми, то голубыми, то карими. Если она скучала, глаза казались почти бесцветными, но стоило ей оживиться, как они темнели и начинали блестеть. Они сверкали от гнева или – гораздо чаще – веселья; во всякое время они отражали ее настроение. Сейчас, когда она подняла их на виконта, в них можно было прочитать удивление, легкий гнев и искреннее веселье. Она сказала:

– Ты правда так считаешь? Ну, если ты прав, как удачно, что он не делал мне предложения! Кто знает, в моем-то возрасте я вполне могла соблазниться.

– Не дразни меня, Хетта! Ясно как день, что он готов хоть сейчас сделать тебе предложение! Я не буду говорить, что он стоящий парень, с приятным характером и так далее, но он не для тебя! Поверь мне!

– Да ты просто собака на сене, Эшли! – воскликнула она с деланным возмущением. – Сам ты меня не захотел, но не можешь перенести мысли, что я выйду за другого!

– Ничего подобного! – возразил виконт. – И не пытайся уверить меня, что ты все эти девять лет украдкой обливалась слезами, – я пока что не страдаю провалами памяти и отлично помню, как ты умоляла меня не просить твоей руки, когда наши отцы сплели свой дурацкий заговор! Но я чертовски люблю тебя и был бы счастлив видеть, как ты выходишь за подходящего мужчину! Что за малый Нетеркотт! Ты умрешь от скуки еще до конца медового месяца!

– Ты не представляешь, как я благодарна тебе, Дес, за то, что ты так близко к сердцу принимаешь мои интересы, – произнесла она с подчеркнутой искренностью. – Хотя возможно – просто возможно, – мне все же лучше знать, какой мужчина мне подходит. Раз уж у тебя такая хорошая память, вряд ли мне стоит напоминать, что в свои двадцать шесть я уже не ребенок…

– Безусловно, – перебил виконт со своей теплой, обезоруживающей улыбкой. – Тебе стукнет двадцать шесть пятнадцатого января следующего года, и я уже знаю, что подарю тебе по этому случаю. Как ты могла подумать, что я забуду о твоем дне рождения, ты, мой лучший друг?

– Ты невыносим, Эшли, – обреченно произнесла Генриетта. – Но я бы, наверное, страшно скучала, если бы мы вдруг перестали быть друзьями. Конечно, очень удобно иметь возможность всегда обратиться к тебе за советом и поддержкой, а ты меня, говоря по справедливости, никогда не обременял просьбами. Давай оставим этот бессмысленный спор о достоинствах бедного мистера Нетеркотта, пока не дошло до ссоры! Ты сказал, что тебя привела домой сыновняя тревога; надеюсь, лорд Рокстон не заболел?

– Нет, если только от злости не получит апоплексический удар, – отозвался виконт. – Мы расстались вчера вечером самым враждебным образом – по правде говоря, он велел больше не показываться ему на глаза; но мама и Педмур уверяют меня, что это не всерьез, и я склонен им верить. Заботясь о том, чтобы он не наткнулся на мою физиономию после этой размолвки, я утром удрал из Вулвершема. Уверен, через некоторое время он снова будет рад видеть меня. Конечно, было глупо с моей стороны приезжать домой дважды менее чем за два месяца!

Она рассмеялась:

– Насколько я понимаю, его опять терзает подагра! Бедный лорд Рокстон! Но почему он так зол на тебя? Какая-то птичка принесла на хвосте сплетню?

– Вот уж нет! – довольно резко ответил виконт. – Я не даю поводов для сплетен!

– Неужели ты дал отставку той красотке, которую я видела с тобой месяц назад в Воксхолле?

– Нет, это она дала мне отставку! – признался виконт. – Прелестное создание, не так ли? Но, к несчастью, чудовищно разорительное!

– О, это скверно! – сочувственно произнесла Генриетта. – Неужели ты еще не восполнил потерю? Но я полагаюсь на тебя, Дес, ты наверняка наверстаешь упущенное!

– В один прекрасный день я тебя здорово удивлю! – предостерег ее виконт. – И кстати, что может знать такая воспитанная особа о подобных вещах?

– О, это одно из немногих преимуществ чересчур затянувшегося девичества, – сказала Генриетта. – Нет нужды изображать полную невинность!

Виконт, удобно развалившийся на скамейке из грубо отесанного камня, при этих словах резко выпрямился и воскликнул:

– Ради Бога, Генриетта! Ты позволяешь себе так разговаривать с мужчинами?

Ее глаза проказливо сверкнули; она кашлянула и произнесла:

– О нет, только с тобой, Дес! Конечно, я довольно откровенно болтаю с Чарли, но ведь он мой младший брат, а не старший! Неужели Гризельда никогда не говорит с тобой откровенно?

– Не могу такого припомнить, но ведь я только вернулся из Оксфорда, когда она позволила заточить себя в Броксбурн, и видимся мы не часто. – Он внезапно хмыкнул. – Поверишь ли, Хетта, мой отец вдруг обрушил на меня громы и молнии за то, что я не уговорил тебя выйти за меня! А я-то надеялся, что его ярость и разочарование развеялись много лет назад!

– О Господь милосердный! – воскликнула она. – Он до сих пор сердится? Почему же ты не свалил все на меня?

– Я так и сделал, но он не поверил. Я не стал говорить, что мы с тобой знали о заговоре, который составили наши отцы, и вместе приняли решение… Я думал, дорогая, к этому больше не придется возвращаться!

– Знаешь, и на маму тоже ничего не действует! Я говорила с отцом, и он прекрасно понял наши чувства. Но мама никогда не перестанет корить меня! Хорошо бы, ты дал ей какой-нибудь повод для неудовольствия. А то каждый раз, видя тебя, она начинает оплакивать мою недальновидность и упрямство и просит не винить ее, когда все мои мечты разобьются. Если слушать ее, ты – совершенство, а я просто спятила. Что бы она говорила, если б ты не был наследником графа Рокстона? – Генриетта сразу же подавила свою вспышку, робко усмехнулась и продолжила: – Ох, дорогой, как некрасиво с моей стороны так говорить о ней! Поверь мне, никому другому я бы этого не сказала… Но до чего удачно вышло, что она нездорова и не выходит из своей комнаты! Остается надеяться, что у Гримшоу хватит благоразумия не упоминать о твоем визите.

– Я тоже страшно рад, что она никого не принимает! – чистосердечно признался виконт. – Своими вздохами и печальными улыбками она заставляет меня чувствовать себя бессердечным чудовищем. – Он взглянул на часы, сказал: – Мне пора, Хетта. Я еду в Хэйзелфилд, и тетя будет недовольна, если я явлюсь к полуночи.

Генриетта встала и проводила его к дому.

– О, ты собираешься навестить тетушку Эмборо? Передай ей мои наилучшие пожелания.

– Непременно, – пообещал виконт. – А что касается тебя – если Гримшоу разоблачит мою вылазку, – честно объясни все матери. Мои пожелания и мои… э-э… сожаления, что я не смог ее увидеть.

Он по-братски обнял Генриетту и поцеловал в щеку.

– До свидания, дорогая! И не делай глупостей, ладно?

– Ладно, и ты тоже! – улыбнулась она.

– Под бдительным оком тетушки Софронии? Невозможно вообразить! – бросил он через плечо, направляясь к конюшне.

Глава 3

Седи Эмборо, единственная из сестер лорда Рокстона, дожившая до зрелого возраста, была очень похожа на брата внешне. Это позволяло предположить сходство характеров, однако, несмотря на громкий голос и грубоватые манеры почтенной дамы, это было бы чистейшим заблуждением. Леди Эмборо готова была покровительствовать каждому, достаточно слабоумному, чтобы покориться ее властному характеру; при этом ею двигало убеждение в полной неспособности других людей устроить свои дела, и одновременно – вера в собственную непогрешимость. При этом она ни разу не затаила злобы против тех, кто уклонился от ее благодеяний. Многие находили ее совершенно несносной – но только не те, кому случалось в трудную минуту прибегнуть к ее помощи. За ее грубоватыми манерами скрывалось нежное сердце и неисчерпаемые запасы доброты. Ее спокойный немногословный супруг предоставил ей управлять хозяйством на свой вкус. Это обстоятельство зачастую внушало непосвященным обманчивое впечатление, что лорд Эмборо – старый подкаблучник. Но хорошие знакомые знали, что лорд Эмборо мог одернуть свою супругу одним взглядом, а то и почти незаметным кивком. Она принимала эти молчаливые укоры беспрекословно и часто говорила с добродушным смехом: «Ох, раз мой Эмборо нахмурился, я больше не скажу ни словечка по этому поводу!»

Она типичным для себя образом поприветствовала племянника:

– Наконец ты появился, Десфорд! Ты опоздал – и не надо говорить, что одна из лошадей потеряла подкову или что ты заблудился, ни одной из этих отговорок я не поверю!

– Не браните бедного Десфорда, мама! – произнес ее старший сын, крепкий молодой человек, с виду настоящий деревенский сквайр.

– Его это не задевает! – сказала она с сердечным смехом.

– Конечно нет, – произнес Десфорд, целуя ей руку. – Неужто вы подозреваете во мне заячью душонку, мэм? Ни одна из моих лошадей не теряла подков, и я не сбивался с дороги, и никаких других несчастий со мной не случилось. А если вы собираетесь сказать мне, что вам пришлось из-за моего опоздания пообедать без меня, я, конечно, не позволю себе вслух обвинить вас в отговорках, но подумаю именно так! Все дело в том, что я заглянул в Инглхерст по дороге и заболтался с Хеттой. Она просила кланяться вам, кстати.

– Инглхерст! Как, неужели ты из Вулвершема? – воскликнула она. – А я думала, из Лондона! Как твой отец?

– Страдает от подагры!

Она фыркнула:

– Еще бы! И винить ему некого, кроме себя! Ему пошло бы на пользу, поживи я подольше в Вулвершеме: твоя мать слишком часто ему уступает.

Яростное столкновение между лордом Рокстоном и его сестрой, имевшее место, когда она последний раз посетила Вулвершем, живо встало перед глазами виконта, так что он едва не содрогнулся. К счастью, он не обязан был продолжать эту тему, потому что тетушка переключилась на другой предмет и потребовала ответа, с какой стати он распорядился, чтобы его форейтор остановился в «Синем кабане».

– Ты бы должен знать, Десфорд, что я не из тех новомодных хозяек, которые позволяют своим гостям взять с собой всего лишь одного слугу. Такое скряжничество не по мне. Твой грум и форейтор будут жить вместе с нашими слугами, и никаких возражений не потерплю.

– Отлично, мэм, – покорно вставил виконт, – никаких возражений!

– Ну вот, таким ты мне нравишься! – одобрительно заявила леди Эмборо. – Ты никогда не раздражаешь меня пустым словоизвержением. Между прочим, если ты надеешься встретить у нас большое общество, то разочаруешься: у нас остановились только Монтсэйлы и молодой Росс с сестрой. Конечно, это не должно тебя особенно огорчить, если ты собираешься позаниматься спортом на реке, как уверяет меня Уилл. И скоро скачки в Винчестере, и…

Ее с добродушной усмешкой перебил лорд Эмборо, вошедший в комнату:

– Ну, довольно расхваливать свой товар, любовь моя! Как дела, Десфорд? Если вас возможно будет отвлечь от гребли, я хотел бы, чтобы вы завтра взглянули на мой молодняк – это лучший приплод, какой мне удавалось вывести! Жеребенок отличный, от Лентяйки Полли и Ветрогона, и будь я неладен, если это не будущий победитель!

Это заявление развязало оживленную, чисто мужскую беседу, в ходе которой мистер Эдвард Эмборо громко поддержал отца; мистер Джильберт Эмборо, младше на год, заявил, что, хотя достоинства телосложения отцовского питомца неоспоримы, он все же несколько угловат; мистер Мортимер Редгрейв, вошедший следом за лордом Эмборо, старший из его двух зятьев, внес свой вклад, заметив, что никогда еще не видел такого многообещающего жеребенка; а мистер Кристиан Эмборо, в этом году отправившийся в Оксфорд и во все глаза изучавший покрой сюртука своего кузена, выразил желание услышать мнение Десфорда, поскольку «Дес разбирается в лошадях лучше, чем Нед и Джил, вместе взятые, хоть и не находит нужным об этом распространяться так часто, как они!».

Метнув стрелу в старших братьев, юный джентльмен залился румянцем и замкнулся в молчании. Виконт, в глаза не видевший виновника спора, оказался вовлечен в обстоятельное обсуждение проблем коневодства. Леди Эмборо предоставила джентльменам развлекаться на свой лад еще около четверти часа, а потом объявила, что, если все немедленно не поторопятся к столу, она не станет никого дожидаться с обедом. Когда мужская компания рассредоточилась, юный мистер Кристиан Эмборо догнал кузена, спускавшегося по лестнице, и доверительно сообщил, что к обеду объявлены пара утят и жирный заяц. Виконт согласился с тем, что пережарить эту восхитительную снедь было бы преступно; и тут юный Эмборо, собрав все свое мужество, спросил, как называется узел галстука виконта – не «восточный» ли? Виконт очень серьезно ответил:

– Нет, такой узел называется «математический». Может, ты позволишь мне научить тебя такому?

– Клянусь Юпитером, кто стал бы возражать? – проговорил Кристиан, залившись краской благодарности.

– Ну, тогда непременно займемся этим, – пообещал Десфорд. – Только не сию минуту, если мы не хотим, чтобы утки пережарились!

– О нет, нет! В любое удобное для вас время! – заверил Кристиан.

И поспешил в свою комнату, больше чем когда-либо убежденный, что Десфорд – отличный малый и вполовину не такой надутый, как его собственные старшие братья. Его уже переполняло нетерпение; он живо представлял то оцепенение, в которое впадут эти воображалы-старшие, увидев Кристиана в завязанном таким потрясающим узлом галстуке.

Когда виконт спустился в столовую, он обнаружил, что круг приглашенных несколько шире, чем нашла нужным сказать его тетушка, потому что, кроме упомянутых ею персон, он включал еще и мисс Монтсэйл, обеих замужних дочерей четы Эмборо с супругами, крайне невыразительную особу неопределенного возраста, в которой он с трудом узнал одну из бедных кузин леди Эмборо и достопочтенную Рэчел Эмборо, старшую среди отпрысков четы Эмборо, видимо обреченную до конца жизни быть доверенным лицом всей семьи, опорой родителей, мудрой и понимающей старшей для сестер и братьев и обожаемой тетушкой для всего их потомства. Она никогда не была красавицей, но ее непринужденность, искренность и доброта, идущие от самого сердца, делали Рэчел общей любимицей. И, наконец, так как леди Эмборо в последний момент обнаружила нехватку дам за столом, в число обедающих была включена также достопочтенная Клара Эмборо. Эту барышню, еще не отпраздновавшую семнадцатилетия, пока не часто выпускали из классной комнаты, и ее мать сказала виконту:

– Не вижу вреда в том, чтобы девочка раз-другой побывала на взрослых приемах еще до того, как вырастет. Это научит ее держаться в обществе и разговаривать с незнакомыми людьми. Конечно, я не разрешу ей принимать приглашения, пока она не начала выезжать! Дома, по крайней мере, я могу положиться на Рэчел – она присмотрит за ней.

Виконт наблюдал в это время за Рэчел, мягчайшим образом старавшейся усмирить буйное веселье мисс Клары. Наконец обмен колкостями, грозивший ссорой, уладился, к удовольствию гостей. Это дало новый поворот его мыслям, и он импульсивно произнес:

– Что за славная девочка Рэчел, мэм!

– Да, мягка как вата, – довольно хмуро согласилась леди Эмборо. – Но она ведь уже не девочка, Десфорд: она старше тебя! И до сих пор никто не сделал ей предложения. Клянусь небесами, я бы не знала, что мне делать без нее; но для меня мало радости смотреть, как она вянет, превращаясь в старую деву. Нельзя сказать, чтобы она не нравилась мужчинам, – она всем нравится, только никто не влюбляется… Она вроде Хетты Силвердейл – только Хетта красавица, а моя бедняжка Рэчел – глупо это отрицать – настоящая дурнушка. Но обе они стали бы чудесными женами любому мужчине – куда лучше, чем моя Тереза, с ее причудами и капризами, вот уж не ожидала, что она отхватит такой приз, как Джон Тимблби!

Вспомнив, что мистер Тимблби сидит рядом и может услышать эти слова, виконт не удержался и покосился на упомянутого джентльмена, с облегчением встретив его веселый взгляд; по правде говоря, мистер Тимблби попросту подмигнул Десфорду, и тот с полным хладнокровием ответил:

– Очень верно, мэм! Но, знаете ли, о вкусах не спорят! Правда, вы ошибаетесь, когда говорите, что у Хетты нет поклонников. Я могу назвать минимум четыре весьма достойные партии, которые она могла бы составить, пошевелив только мизинчиком. И, конечно, утром я застал ее в обществе двух соискателей. Возможно, она, как и кузина Рэчел, не желает быть обычной женой.

– Вздор! – отрезала леди Эмборо. – Покажи мне девушку, которая не мечтает о замужестве, и я скажу, что это просто сумасшедшая! Вот так, и если тебя действительно интересует, что я думаю – хотя я не особенно на это надеюсь, – ты просто болван, что не женился на Хетте, когда я говорила тебе, что она охотно пойдет за тебя!

Виконт почувствовал раздражение, но выдал это только тем, что слегка нахмурил брови, и с подчеркнутой вежливостью произнес:

– Вы ошибаетесь, дорогая тетушка: Хетта никогда не собиралась выходить за меня замуж. Мы оба не желали отношений более близких, чем та дружба, которой мы наслаждались с детства – и, надеюсь, сможем наслаждаться всегда!

Спокойный предостерегающий взгляд лорда Эмборо подействовал на его супругу, как суровый окрик. Она усмехнулась и сказала:

– Ну, вот я и получила! Своевременное напоминание о том, что твои дела меня не касаются. Эмборо глаз с меня не спускает, когда я начинаю чересчур много болтать. Но, отбросив наш спор, скажи, Десфорд, не пора ли тебе подумать о женитьбе? Пусть не Хетта, тебе виднее, раз ты не желаешь говорить о ней, но раз Горас болтается во Франции, а Саймон, по слухам, еще более беспутный мальчишка, чем был в его годы ваш отец, на тебя ложится долг – подарить семье пару детишек, законных, разумеется!

Виконт с облегчением расхохотался.

– Тетя Софрония! – произнес он сквозь смех. – Вы просто невозможны! Неужели вам этого никто не говорил? Но, между прочим, вы правы, и я понемногу привыкаю к этой мысли. Кажется, моя восхитительно беззаботная жизнь подходит к концу. Задержка лишь за тем, что мне предстоит найти особу женского пола, которая сумеет заслужить одобрение отца и в то же время внушить мне хоть малейшее желание быть связанным с ней всю жизнь!

– Ты так скромен в своих желаниях, – довольно сурово отрезала пожилая дама, но через секунду с тенью раскаяния добавила: – Нет, я вовсе не желаю никому из своих детей связать судьбу с человеком, к которому не чувствуешь склонности. Когда я была в девицах, знаешь ли, принято было выходить замуж за того, кого выбирали родители. Да, даже моя близкая подруга, хотя она положительно не выносила мужчину, которого выбрали ее родители, подчинилась и вышла за него! И что за несчастный брак получился! Но твой дедушка, мой дорогой Эшли, женившийся по родительскому выбору весьма несчастливо, твердо решил, что никого из его детей не будет ждать такая же печальная судьба! И ты должен согласиться, что это либеральное решение принесло много счастья. Нас было трое, твоя тетя Джейн умерла еще до твоего рождения, но когда я выходила за Эмборо, а Эверард женился на твоей дорогой маме, не было человека счастливее твоего дедушки!

– Как жаль, что он умер раньше, чем я вырос из коротких штанишек, – заметил Десфорд. – Я не сохранил о нем никаких воспоминаний, но по рассказам мамы и вашим догадываюсь, что мне следовало бы лучше знать его.

– Да, он бы тебе понравился, – кивнула тетушка. – Больше того, и ты бы наверняка ему понравился! И если б твой отец не тянул до тридцати лет, чтобы жениться на твоей матери, ты бы непременно хорошо узнал своего деда. И почему Рокстон нападает на тебя за то, что ты ведешь себя в точности, как он сам, – этого я не могу и не желаю понять… Ну, а теперь ступай, поиграй в бильярд со своими кузенами или девочкой Монтсэйлов, пока я совсем не разошлась. Со мной так всегда, когда я говорю о твоем отце!

И виконт с готовностью подчинился. Больше его тетушка не возвращалась к этой теме. Он гостил в Хэмпшире неделю и проводил время очень приятно. Его захватил круговорот светских обязанностей сезона, с бесконечными завтраками, балами, раутами, бегами в Аскоте, пиршествами в «Криббз парлоу», вечерами у Уотье, не говоря уж о бесчисленных пикниках; а порой некоторые тщеславные особы задавали приемы настолько оригинальные, что они становились пищей для разговоров на целых дня три. Праздная, беспорядочная жизнь Хэйзелфилда вполне отвечала чувству юмора виконта. Гостям четы Эмборо не стоило страшиться, что каждый их день будет строго распланирован или что их потащат осматривать местные достопримечательности, когда больше всего хочется просто прогуляться в приятной компании. Леди Эмборо никогда не утруждала себя составлением планов увеселения своих гостей. Она просто превосходно кормила их и следила, чтобы все снаряжение, необходимое для спортивных занятий и игр, было под рукой; и если намечалась какая-то забава, к примеру, катание на лошадях, она сразу же сообщала, что экипажи готовы, но если кто-то не хотел кататься, он мог без трепета заявить об этом, и хозяйка нисколько не обижалась.

Следуя своим восхитительным принципам, она сообщила Десфорду в последний день его пребывания в Хэйзелфилде, что должна посетить прием, который дают соседи, прихватив с собой старших сыновей, всех дочек, сколько удастся собрать, а также всех имеющихся в Хэйзелфилде гостей, если только их прельщает скромный сельский бал.

– Я обязана пойти, – добавила она тоном, заставлявшим предположить, что леди Эмборо не надеется получить особое удовольствие от этой вылазки. – Эмме и Мортимеру тоже придется. Тереза освобождается – это не удивит леди Багл, она знает, что Тереза в положении. Монтсэйлы тоже остаются, и я не вижу причины уговаривать их, если я все равно еду и могу сопровождать Мэри вместо них. Нед и Джил поедут, а Кристиан останется: ему еще рано увиваться за хорошенькими девушками. И если тебе это не кажется заманчивым, Десфорд, ты вполне можешь остаться и сыграть в вист с Монтсэйлами и Джоном Тимблби. По правде говоря, я настойчиво советую тебе так и поступить, потому что у Баглов ты просто умрешь от скуки.

– Скучно, когда там будет сама Красота?.. – воскликнул мистер Джильберт Эмборо, который вошел как раз вовремя, чтобы услышать последнюю фразу. – Там, где появляется она, не место скуке!

– Звучит весьма многообещающе! – заметил Десфорд. – Кто же эта восхитительная «она»? Я с ней знаком?

– Нет, ты с ней не знаком, – ответил Джильберт, – хотя и видел ее. Более того, ты был поражен – как и любой другой – и спросил Неда, кто она.

– Как, та очаровательная девушка, которую я встретил на бегах? – воскликнул Десфорд. – Дорогая тетушка, конечно же я еду с вами! Самое восхитительное впечатление, за последний год. Я надеялся, что Нед меня представит, и, очень некрасиво с его стороны, что он этого не сделал. Но, я настаиваю, чтобы он выполнил свою обязанность и познакомил меня с ней!

Джильберт деланно рассмеялся:

– Придется тебе оставить его в покое. А то как бы я не задал ему жару за это!

– Но кто она? – поинтересовался виконт. – Я не расслышал, что сказал Нед, потому что в ту минуту к нам подошли знакомые, а когда мы от них отделались, начинался следующий забег, и я забыл о красавице.

– Какой позор! – ухмыльнулся его кузен.

– Ее зовут Лукаста, – сказала леди Эмборо. – Она старшая дочь сэра Томаса Багла; всего у него пять дочек и четыре сына. Действительно, очень хорошенькая девочка и можно не сомневаться, она сделает отличную партию, потому что умеет нравиться мужчинам. Но я буду крайне удивлена, если она получит в приданое больше пяти тысяч. Сэр Томас не особенно удачлив в делах и не в ладах с домашней арифметикой.

– Бедняжка Лукаста! – легко произнес виконт.

– Ты можешь с полным правом говорить так! Мать вывезла ее в этом сезоне, но вышло страшно неудачно. Ты поверишь? На третий день после представления ко двору сэр Томас получил срочное письмо от доктора Кромера, в котором говорилось, что старая леди Багл внезапно заболела. Конечно, они вынуждены были в страшной спешке вернуться домой, потому что она действительно была очень стара, и хотя каждый знает, что такие старухи крепче дубленой кожи, всегда может случиться так, что она превосходно чувствовала себя вчера, а сегодня уже на том свете. Ну, положим, у Баглов это продлилось не два дня, а около двух месяцев, и, естественно, Лукаста не могла появляться ни на каких балах, она же в трауре. А сегодня прием будет совсем скромный. Леди Багл устроила его по случаю помолвки Стонора Багла со старшей мисс Уиндл. По-своему неплохая девушка, но я бы такой невестки не пожелала.

– Очень надеюсь! – отозвался Джильберт, – Господи, форменный гном!

Леди Эмборо строго отчитала сына за грубый отзыв о внешности мисс Уиндл; но когда следующим вечером виконт увидел упомянутую леди, он не мог не почувствовать, что Джильберт был недалек от истины. Однако он почувствовал также, что мисс Уиндл кажется такой дурнушкой главным образом оттого, что леди Багл поставила ее рядом с Лукастой Багл встречать гостей.

Лукаста действительно оказалась явлением исключительным: классическую красоту ее лица дополняла отличная фигура, а когда она улыбалась, видно было, что зубки у нее очень ровные и белее слоновой кости. У нее были роскошные волосы, которые только самые злостные завистники решились бы назвать рыжими; на самом деле они были цвета зрелых колосьев. А ее гордая мать, когда слышала комплименты этой пламенеющей гриве, доверительно шептала, что локонов Лукасты никогда в жизни не касались щипцы для завивки. Несмотря на трагически оборвавшийся светский сезон, Лукаста прекрасно владела искусством ведения беседы и не обнаруживала никаких признаков робости, которая обычно мешает кавалерам завести во время танцев разговор с дамой, только что расставшейся со школьной скамьей. У нее были вполне уверенные манеры и достаточно острый язычок; она была сама нежность и сердечность по отношению к гостям; она была оживлена, искренне смеялась и, видимо, отлично владела искусством головокружительного флирта.

Виконту была доверена честь пригласить Лукасту на танец, который только начинался, когда прибыла вся компания Эмборо. В деликатном искусстве флирта он был опытней, чем мисс Багл, так что его рискованные комплименты, которые можно было бы счесть почти неприемлемыми, вызвали горячее одобрение красавицы. Его кузена Эдварда, хмуро наблюдавшего за развитием знакомства Деса с красавицей, раздирали досада и зависть. С трудом сохраняя самообладание, он строго сказал себе, что божественная Лукаста прилагает такие героические усилия, чтобы чужак почувствовал себя свободней. Но когда Джильберт, никогда особенно не преуспевавший в ухаживании за красавицей, улучив момент, со злобным подмигиванием шепнул брату: «Дес чертовски увлечен ею, не правда ли?», – с ним трудно было не согласиться, и Эдвард неохотно пробормотал, что не видит в этом ничего удивительного.

Вальс все еще считался почти неприличным танцем, и на сельских балах его играли очень редко. Нед с облегчением подумал, что Лукаста никогда не танцует вальс. Но леди Багл, надеявшаяся, что леди Эмборо привезет к ней своего племянника-франта, предупредила музыкантов, чтобы они на всякий случай были готовы. Она сказала Лукасте:

– Не может быть никаких возражений против того, чтобы ты танцевала вальс здесь, моя дорогая, среди самых близких друзей. В Лондоне, конечно, другое дело, но я была бы просто убита, если бы нашим гостям стало скучно! Если дорогая леди Эмборо привезла к нам лорда Десфорда, он вправе рассчитывать, что у нас играют вальс, ты же знаешь, он известный светский лев!

И когда чуть позже этим вечером Нед увидел свое божество вальсирующим с Десфордом, то, не будь он таким славным молодым человеком, он впал бы в ужасную злобу.

Как и предполагала леди Багл, лорд Десфорд пригласил Лукасту на вальс. Он спросил с приятной улыбкой:

– Могу я просить вас танцевать со мной? Или в Хэмпшире еще хмурятся при звуках вальса? Что думает об этом моя тетушка? Как глупо было не спросить ее заранее. Умоляю вас, простите меня, мисс Багл, если я позволил себе нарушение приличий.

Она рассмеялась:

– Вовсе нет! Я танцую вальс, но вот разрешит ли мне мама сделать это на людях – это другой вопрос!

– В таком случае я немедленно попрошу для вас разрешения!

Разрешение было получено им с легкостью, и Десфорд дважды облетел зал, обвивая рукой стройную талию Лукасты; леди Багл наблюдала этот спектакль снисходительно, чего нельзя было сказать о двух кузенах Десфорда, а также нескольких других молодых джентльменах.

После того как Десфорд исполнил свой светский долг по отношению к мисс Уиндл и мисс Монтсэйл, он наконец пригласил свою кузину Эмму.

– Ради Бога, Эшли, никаких танцев, только уведи меня из этого немыслимо душного зала! – отрезала миссис Редгрейв, унаследовавшая прямоту своей матери.

– С величайшим наслаждением, дорогая! – Виконт предложил ей руку. – Я так трудился, что у меня отсырел воротничок! Мы подойдем к двери, как будто хотим перемолвиться словечком с Мортимером, и улизнем, пока будут составлять следующий танец. Я полагаю, никто не заметит нашего отсутствия.

– Да хоть бы и заметили, меня это мало беспокоит! – заявила миссис Редгрейв, яростно обмахиваясь веером. – Делать людям больше нечего, кроме как устраивать сборища в такой душный вечер! Могли бы, по крайней мере, открыть окна!

– О, это невозможно! – сказал Десфорд. – Тебе должно быть известно, Эмма, что только неблагоразумная молодежь открывает окна в самую душную ночь! И то лишь для того, чтобы заставить старших страдать от болезней и других напастей, вызванных, несомненно, свежим воздухом. Мортимер, отчего ты не выполняешь свой супружеский долг и слоняешься тут без дела, сверля взглядом веселую компанию?

– Да ничего подобного! – возмущенно отозвался мистер Редгрейв. – Я просто не могу понять – здесь слишком жарко, но никто не задумается, почему мы, почтенные женатые господа, воздерживаемся от танцев!

– Слушайте голос седобородых! – тихонько промурлыкал Десфорд.

– Замолчи, насмешник! – вмешалась Эмма. – Я вовсе не желаю, чтобы бедняга Мортимер поджарился. Хоть он и ненамного старше тебя, но зато намного толще!

– Слушайте образцовую жену! – хмыкнул мистер Редгрейв. – Запомни мой совет, Дес, держись подальше от брачной мышеловки!

– Благодарю, непременно воспользуюсь твоим советом! Достаточно твоего меланхолического вида, бедняга, чтобы заставить любого мужчину поостеречься!

Мистер Редгрейв ухмыльнулся, посоветовав Десфорду не бередить его раны и добавив, что, наверное, родился чтобы стать форменным подкаблучником. Эмма, отлично знавшая смысл этого неизящного выражения, с возмущением заявила, что не понимает, о чем они говорят. А когда оба джентльмена расхохотались, назвала их парой грубиянов.

– Конечно, дорогая! – сердечно согласился спутник ее жизни. – Послушайте, если вы собрались потанцевать, поторопитесь, пока не собрали все пары.

В ответ он услышал, что они отправились на поиски глотка свежего воздуха. Мистер Редгрейв сразу же насмешливо заметил, что, наблюдая за развитием флирта между Десфордом и мисс Багл, едва не прозевал момент, когда тому вздумается поухаживать и за Эммой.

Втроем они вышли через широкие двойные двери в Холл, где уже стояли небольшие компании гостей. Дамы неистово обмахивались веерами, а мужчины невзначай вытирали платками взмокшие лбы. Но миссис Редгрейв обладала перед остальными неоценимым преимуществом – она владела географией дома, поэтому решительно провела своих спутников к лестнице в другом конце холла и оттуда – в сад. И хотя вечер не принес особой прохлады и даже на открытом воздухе дышалось довольно трудно, мистер Редгрейв с облегчением сделал глубокий вдох и выпустил воздух с громким вульгарным:

– Фу!

Затем он обнаружил желание немедленно закурить сигару, но его жена тотчас же продела руку ему под локоть, шагнула на лужайку и потянула его за собой. Полная луна то сияла во всей своей красе, то пряталась за бегущими облачками. Вдалеке полыхнули зарницы, и мистер Редгрейв заметил, что не будет особенно удивлен, если скоро разразится гроза. Через несколько минут до них донесся отдаленный гром, и Эмма решила, что им пора вернуться в бальный зал. Она всегда панически боялась грозы, но братья обычно не проявляли снисходительности к этой ее слабости. Зато муж и кузен беспрекословно повернули к дому.

Когда они вошли в дом, в холле уже никого не было. Миссис Редгрейв тихо прикрыла дверь в сад, и тут из бального зала вышел Стонор Багл и воскликнул:

– Вот вы где! А я всюду вас искал!

– Ох, дорогой! – виновато вздохнула Эмма. – А я надеялась, что никто не заметит, если мы ускользнем на несколько минут. Такой душный вечер, не правда ли?

Он рассмеялся:

– Ох! Просто чертовски, правда? Я бы и сам улизнул в сад, но не могу, понимаете ли. Мама меня убила бы, если б я отважился. Все дело в том, что о вас спрашивала миссис Барлинг, мэм. Она говорит, что очень давно вас не видела, а когда кто-то сказал ей, что вы здесь, она не смогла высмотреть вас в толпе.

– О!.. Дорогая миссис Барлинг! Иду сейчас же! – произнесла Эмма и решительно двинулась вперед, увлекая за собой слабо сопротивляющегося супруга.

Стонор последовал за ними, но виконт задержался в холле, чтобы сделать строгую ревизию своей внешности при помощи зеркала, висевшего за двойными дверями в зал. Он не был франтом и без колебаний отверг бы это утверждение леди Багл. Но, увидев свое отражение – в смявшейся сорочке и сбившемся галстуке, – виконт испытал неприятное потрясение. С сорочкой ничего поделать было нельзя, разве что поправить воротничок, зато нескольких прикосновений хватило, чтобы привести в образцовый порядок узел галстука. Удовлетворенный результатом, он повернулся перед зеркалом, слегка поддернул обшлага и почти готов был шагнуть в зал, когда у него возникло ощущение, что он не один. Десфорд быстро обвел взглядом холл. Здесь никого не было, и он поднял глаза. С верхней лестничной площадки на него смотрела пара чудесных, невинных глаз, сиявших на очаровательном маленьком личике, выглядывавшем из-за перил. Виконт улыбнулся, предположив, что эти чудесные глаза принадлежат одной из младших дочерей четы Багл, девочке-подростку, а еще вероятней, обитательнице детской. Увидев, что маленькая наблюдательница готова ускользнуть при любом шорохе, виконт произнес:

– О, пожалуйста, не убегайте! Обещаю, что не съем вас – и не стану жаловаться вашей матушке!

Большие глаза расширились с выражением страха и сомнения.

– Вам это не удастся! – произнесла юная леди. – Моя мама умерла много лет назад. Кажется, и отца у меня нет, но это еще не вполне точно известно. Ох, только не поднимайтесь! Умоляю, не поднимайтесь! Начнется такой переполох!

Виконт уже добрался до середины лестничного пролета, но остановился при этом тревожном предостережении, Удивленный и тронутый одновременно.

– У вас нет мамы? Так вы не одна из дочерей сэра Томаса?

– Ох, нет! – ответила она таким же приглушенным, испуганным голоском. – Я не имею к нему никакого отношения, он просто женат на моей тете, это ведь не делает его моим настоящим родственником?

– Нет, нет! – подтвердил виконт. – Но это не значит, что он рассердится на вас из-за того, что вы подсматриваете за леди в красивых платьях и джентльменами, поправляющими галстуки!

– Дело вовсе не в нем! – отозвалась она, бросив осторожный взгляд на дверь в бальный зал. – А вот тетя Багл и Лукаста… Ох, умоляю вас, сэр, уходите, пока никто не увидел вас на лестнице и не спросил, что вы тут делаете! Вы вынуждены будете ответить, что говорили со мной, и у меня опять будут неприятности!

Его замешательство – и одновременно любопытство – росло.

– Пожалуй, никто не увидит меня на лестнице, если я поднимусь наверх, чтобы получше познакомиться с вами, забавный эльф. Ох, только не смотрите на меня так испуганно! Вспомните – я обещал, что не съем вас! И кстати, о еде, – добавил он, вспомнив собственное детство, – вы позволите принести вам немного торта и других лакомств, которые подавали вечером? Я скажу, что хочу угостить свою кузину, так что никто ничего не узнает!

Она, кажется, уже собиралась вскочить на ноги и поспешно отступить, но его слова остановили ее. Маленькая незнакомка с минуту изучающе смотрела на него, потом с тихим смешком произнесла:

– Не стоит, сэр, благодарю вас. Я ужинала раньше – с Юноной, и Коринной, и, конечно, с мисс Мадфорд, и тетушка приказала повару прислать в классную комнату всех пирожных, которые подают гостям. Так что я не голодна. И, по правде говоря, никогда не бываю голодна – потому что тетя не морит меня голодом! Но я очень благодарна вам за вашу доброту – я так и подумала, что вы очень добры, когда вы посмотрели на меня и улыбнулись!

– А, так вы одна из младших девочек, да? – Виконт поднялся до конца первого лестничного пролета и стоял теперь в верхнем холле. – Тогда должен извиниться, я принял вас за обитательницу детской… – Виконт замолчал, потому что его собеседница вскочила, и хотя канделябр, висевший в нижнем холле, давал мало света, он понял, что девушка значительно старше, чем он предположил.

Она застенчиво улыбнулась и сказала:

– Так почти все думают. Это потому, что я такое нелепое маленькое существо – страшное унижение, знаете ли, особенно когда я нахожусь среди своих рослых кузенов; я тогда кажусь себе просто цыпленком. И Лукаста, и Юнона, и Коринна высокие, и Дианема обещает вырасти. Только Перенна еще совсем маленькая, и трудно сказать, какой она станет.

Ошеломленный, Десфорд спросил:

– Вы уверены, что правильно назвали имена ваших кузин? Вы говорили, Дианема? И Перенна?

– Да, – ответила она с новым тихим смешком. – Понимаете, в юности моя тетушка страшно увлекалась поэзией, а в библиотеке ее отца было много старинных книг. Она полюбила стихи Роберта Харрика. У нее и сейчас сохранилась эта книга, она мне ее показала, когда я спросила, почему у моих кузин такие необычные имена. Тетя сказала, что считает их изысканными и редкими, не то что Мария, Элиза или Джейн. Она страшно хотела назвать Лукасту Электрой, но решила, что разумней будет назвать девочку в честь крестной, на которую имеются большие виды… Хотя лично мне кажется, что напрасно, – добавила она задумчиво, – потому что она такая же придира, как старая леди Багл, и, по-моему, она совсем не любит Лукасту и не восхищается ее красотой, хотя это страшно несправедливо, потому что Лукаста ведет себя с ней очень почтительно, и всякому видно, что она очень красивая!

– Совершенно верно! – подтвердил виконт серьезным тоном, хотя в его глазах плясали смешинки. – И э… Юнона и Коринна тоже красавицы? С такими именами они обязаны быть красивыми!

– Ну, – сдержанно произнесла она, – старая леди Багл всегда говорила моей тетушке, что ни одна из них не настолько хороша, чтобы блистать в Лондоне, но, по-моему, они обе очень хорошенькие, хотя, конечно, не идут ни в какое сравнение с Лукастой. А что касается имен… – Она сдавленно хихикнула, и ее глаза насмешливо блеснули, когда она посмотрела на виконта. – Юнона довольна своим, а Коринна – ненавидит, потому что Стонор где-то откопал стишок «Коринна празднует весну» и прочитал его другим мальчикам, и они стали дразнить ее Сладкой Лежебокой, а по утрам под дверью петь: «Вставай, не ленись…» И она пришла в такую ярость, что действительно пыталась уговорить отца, чтобы он заставил тетушку сменить это глупое, старомодное имя. Это, конечно, несправедливо, но, по-моему тут каждый посочувствует.

– Конечно! А что ответил отец на эту справедлив мольбу? – спросил виконт, позабавленный ее бесхитростным рассказом.

– О, он сказал, пусть будет довольна тем, что ее не назвали Сафо, как могло случиться, если б не его вмешательство. На мой вкус, Сафо звучит ничуть не хуже Коринны, но это, кажется, какая-то греческая особа, которая вела себя не вполне благопристойно… Ох, сэр, умоляю, не смейтесь так громко!

Виконт с трудом справился с собой и извинился. К этому времени он сумел более-менее разглядеть свою собеседницу. По крайней мере, он понял, что у нее изящная фигурка, но платье на ней с чужого плеча, вероятно, более рослой девушки, переделанное без особого искусства. Кроме того, виконт заметил – так как был искушен в таких вопросах, – что платье страшно унылое и что ее мягких каштановых локонов вряд ли когда-либо касалась рука парикмахера. Вместо модной прически из завитых и напомаженных локонов или высокого узла в греческом стиле волосы незнакомки были просто стянуты лентой, и несколько прядей выбились из-под этого нехитрого обруча, так что вид у нее был немного растрепанный.

Десфорд серьезно спросил:

– Сколько вам лет, дитя мое? Шестнадцать? Семнадцать?

– Ох, что вы, я намного старше! Мы с Лукастой почти ровесницы, я младше лишь на несколько недель.

– Тогда почему вы не танцуете вместе с остальными? – настойчиво поинтересовался он. – Вы должны спуститься вниз!

– Нет, не могу. И не думаю, что смогу когда-нибудь. Если только мой папа на самом деле жив, и если он вернется, чтобы обо мне позаботиться… Но на это не похоже, и даже если он вернется… Насколько я помню, ему всегда трудно было наскрести даже пару шиллингов… Боюсь, он не вполне респектабельный человек. Моя тетя говорит, он вынужден был уехать за границу, потому что страшно увяз в долгах. – Она вздохнула и жалобно добавила: – Я знаю, что нехорошо критиковать родителей, но все-таки с его стороны было немного легкомысленно так меня забросить.

– Вы хотите сказать, что он поручил вас заботам вашей тети? – уточнил виконт. – Не может быть, чтобы он просто оставил вас.

– Но он именно так и поступил, – возразила она. – И вышло ужасно неприлично, уверяю вас, сэр! Понимаете, я была в школе, в Бате, и думала, что папа оплачивает счета, а мисс Флетчинг была очень добра ко мне и никогда не говорила, что он давно перестал платить, пока не оказалось, что он должен уже за целый год. Она призналась мне, что долго надеялась получить от него хотя бы письмо или поговорить с ним, когда он приедет навестить меня – потому что он иногда приезжал. Мисс Флетчинг думала, что он просто не очень аккуратен в оплате, и ждала. И наверное, он ей нравился, потому что она всегда говорила, какой он приятный мужчина и какие у него прекрасные манеры. Я ей тоже нравилась, ведь я прожила у нее так долго, потому что папа поместил меня в ее школу, когда умерла мама, мне было тогда всего восемь лет. И я жила у нее круглый год.

– Бедное дитя! – воскликнул виконт.

– Вовсе нет, – заверила его она. – На каникулы меня приглашали мои подруги из приходящих учениц, и мисс Флетчинг несколько раз брала меня с собой в театр. Я была совершенно счастлива – правда, я даже не надеюсь, что когда-нибудь снова буду так счастлива. Но так не могло продолжаться вечно, и мисс Флетчинг вынуждена была написать моему дедушке. Но дело в том, что он рассорился с моим отцом много-много лет назад, поэтому он очень невежливо ответил мисс Флетчинг. Он написал, что не желает ничего знать об отпрысках своего беспутного сына, и посоветовал ей обратиться к родственникам моей матери. Вот так я и оказалась здесь.

В ее голосе прозвенела нотка отчаяния, и виконт мягко спросил:

– Но здесь вы счастливы, верно?

Она покачала головой и произнесла, мужественно пытаясь улыбнуться:

– Не особенно, сэр. Но я постараюсь быть счастливой, насколько это возможно, потому что понимаю, как обязана тете Багл – за то, что она приняла меня в свой дом. Я ведь знаю, что она терпеть не могла моего папу и страшно поссорилась с мамой, когда она убежала с ним, и так и не простила ее. Это обязывает меня быть благодарной вечно, не так ли?

– Кто ваш отец? – не отвечая на ее вопрос, настойчиво поинтересовался виконт. – Как его зовут? И как зовут вас?

– Стин, – ответила она. – Отец – Уилфред Стин, а я Черри Стин.

– Какое у вас милое имя, мисс Стин! – улыбнулся виконт. – Но – Стин… Вы не родственница лорду Неттлкумбу?

– Это мой дедушка, – ответила она. – Вы знакомы с ним, сэр?

– Не имел чести, – довольно сухо ответил виконт. – Но, конечно, я встречал вашего дядю Джонаса. Так как мне достоверно известно, что он очень похож на своего отца, я уверен, дитя мое: у вашей тети вам гораздо лучше, чем было бы у деда! Но к чему нам тратить время на разговоры о ваших родственниках? Вы сказали мне свое имя, но я еще не представился! Меня зовут…

– О, я знаю! – перебила она. – Вы – лорд Десфорд. Я знаю это точно, потому что видела, как вы танцевали вальс с Лукастой. Вот почему я подглядывала с лестницы: понимаете, отсюда отлично видно бальный зал. Я видела, как вы танцевали деревенские танцы, но не была уверена, что это вы, пока не увидела вас с Лукастой во время вальса.

– И тогда убедились, что это я? – в некотором замешательстве уточнил виконт. – Почему?

– О, потому что я слышала, как тетя Багл разрешила Лукасте танцевать вальс, если вы ее пригласите! – не задумываясь, выпалила мисс Стин. И тут же выражение ее лица переменилось, она напряглась, словно прислушиваясь к какому-то тихому звуку, и с прежней испуганной гримаской прошептала: – Я не могу больше оставаться! Это скрипнула дверь! Пожалуйста, ох, пожалуйста, уходите, умоляю вас, уходите, пока никто не видел вас на лестнице!..

С этими словами она исчезла бесшумно, как привидение, а виконт, убедившись, что горизонт чист, торопливо спустился по лестнице и направился в бальный зал.

Глава 4

Сославшись на панический страх дочери перед возвращением домой в грозу, леди Эмборо увезла свою компанию сразу же после ужина. Леди Багл была страшно огорчена их ранним отъездом, но не пыталась удержать, потому что разделяла ужас Эммы перед разбушевавшейся стихией и полностью ей сочувствовала. Прощаясь с леди Эмборо, она посетовала, что при первых раскатах грома разъедется большая часть гостей, по крайней мере, все те, кому предстоит более получаса пути домой.

Редгрейвы взяли в свой экипаж Эдварда и Джильберта, а виконт занял четвертое место в ландо супругов Эмборо. Он сидел рядом с дядей, напротив тетушки и мисс Монтсэйл. Дамы оживленно обсуждали бал. Мисс Монтсэйл призналась, что с интересом ожидала встречи с мисс Багл, подозревая, что восторги Неда и Джила окажутся несколько преувеличенными. Но теперь она считала, что красота этой девушки превосходит любые описания.

– Такие огромные, блестящие глаза! – восхищенно сказала она. – Удивительно изящная фигура, ослепительные волосы! О, мне кажется, это одно из самых пленительных созданий на свете! А вы как считаете, лорд Десфорд?

Виконт не дремал, в отличие от лорда Эмборо, но совершенно не прислушивался к разговору, и мисс Монтсэйл пришлось повторить для него свой вопрос.

– Ах да, прошу прощения, я немного отвлекся… Мисс Багл? О да, несомненно. Очаровательная девушка!

– И так не похожа на других!

– Безусловно.

– Как ты считаешь, Десфорд, она привлекательна? – спросила леди Эмборо.

– Господи, конечно!

– Ну, очень надеюсь, что ты прав. Мне не особенно нравится ее мать, но я ей искренне сочувствую. Не очень-то весело иметь пять дочерей, когда не можешь обеспечить им приличное приданое, – снисходительно заметила леди Эмборо. – Если б старой леди Багл не заблагорассудилось умереть в самый неподходящий момент, на следующий сезон она могла бы вывезти вторую дочку. Лукаста наверняка была бы уже помолвлена, и следующая… никак не запомню, как ее зовут, у них у всех такие причудливые имена… следующая могла бы расправить крылышки и попробовать себя этой осенью, на малом сезоне. Не очень удачно для начала, конечно, но что поделаешь, если девушке уже стукнуло семнадцать, а ее старшую сестру толком рассмотреть никто не успел? И прежде чем бедная женщина успеет отдышаться, уже пора вывозить третью девицу!

– Скажите, мэм, – перебил Десфорд, – что вам известно о племяннице леди Багл? Вы с ней встречались?

– Погоди, а ты?.. – не отвечая, растерянно спросила леди Эмборо.

– Да, этим вечером, – ответил он. – Но, ради Бога, не выдавайте меня ее тетушке! Она наблюдала за танцующими, спрятавшись на лестнице, и я случайно ее заметил. Сначала я подумал, что это одна из младших девиц Багл, сбежавшая из детской, но оказалось, что она всего лишь на несколько недель младше Лукасты. Хорошенькая малышка, с огромными испуганными глазами и копной спутанных локонов, одетая в платье с чужого плеча. Вы ее встречали?

Леди Эмборо попыталась разглядеть выражение его лица, но в экипаже было слишком темно. Она сказала:

– Да, кажется, один раз я ее видела. Должна признаться, я удивлена, что она ровесница Лукасты. Мне казалось, она еще не выросла из классной комнаты! Она совсем крошка, не правда ли? Это дочь родной сестры леди Багл, сбежавшей с беспутным сыном старого Неттлкумба. Ты еще был мал, но я-то хорошо помню, какой скандал разразился! Леди Багл вынуждена была принять девочку под свой кров – это случилось чуть больше года назад. Не помню подробностей, но когда мне рассказали эту историю, я подумала, что леди Багл вела себя очень великодушно.

– А, вот как оно вышло, – безразлично сказал виконт.

– Великодушно? – повторила мисс Монтсэйл. – Возможно, если только за этим не скрываются неблаговидные мотивы!

– Господь всеблагой, что ты хочешь этим сказать, Мэри? – удивленно спросила леди Эмборо.

– Ах, ничего особенного, мэм! Я ничего не знаю о леди Багл и познакомилась с ней только сегодня. Но мне довольно часто доводилось видеть неимущих леди, принятых из милости в дом своих состоятельных родственников и превращенных в обычную прислугу, только бесплатную!

– Притом обязанных хранить вечную благодарность! – добавил виконт.

– Если это замечание следует отнести к моей кузине Корделии и ее положению в Хэйзелфилде… – грозно произнесла леди Эмборо.

– Ох, нет, нет! – заверила ее со смехом мисс Монтсэйл. – Конечно, нет. Лорд Десфорд, кто-нибудь может принять мисс Пембури за горничную?

– Определенно, нет, – уверенно заявил виконт. – Никто! И все мы знаем, как высоко ценит мисс Пембури великодушие моей тетушки! Но вы совершенно правы, мисс Монтсэйл: я тоже знаю много таких случаев и думаю, что девочка, которую я сегодня встретил, является героиней подобной истории.

На этом разговор оборвался, потому что экипаж подъехал к внушительному порталу Хэйзелфилд-Хаус. Дамы выбрались наружу; племянник разбудил лорда Эмборо, деликатно похлопав его по плечу. Из экипажа Редгрейвов, подъехавшего через минуту, выпрыгнули сыновья четы Эмборо, продолжая упрекать свою сестру за малодушие, вынудившее всю семью покинуть едва начавшийся бал, когда гроза была еще далеко.

Лорд Эмборо казался проснувшимся не более чем наполовину. Но часом позже он вошел в покои своей супруги уже полностью очнувшимся от туманных грез. Он так явно торопился завести беседу, что леди Эмборо сразу же отпустила горничную, одевавшую ночной чепчик на седые кудри своей госпожи, и, как только эта женщина покинула спальню, произнесла:

– Теперь мы можем спокойно поговорить о приеме леди Багл, от которого я ожидала большего. Это было ошибкой; скучнейший вечер, не правда ли?

– Действительно, – согласился ее супруг, опустившись в удобное кресло, и зевнул. – Никогда не мог понять, любовь моя, почему мой старый друг, один из лучших в Оксфорде на моей памяти, не женился на… не скажу – на более привлекательной, но хотя бы на более скромной женщине!

– Ну, – снисходительно произнесла леди Эмборо, – не могу сказать, чтобы она была совершенством, но нужно признать, что она хорошая жена сэру Томасу и прекрасная мать. И даже вы, Эмборо, должны признать, что сэр Томас никогда не отличался хорошим вкусом!

– Пожалуй, – согласился он с меланхолическим вздохом и после паузы прибавил: – Я так счастлив, моя дорогая, что мне никогда не приходилось наблюдать, как моя жена поручает дочери разыгрывать представление, которое иначе чем шокирующим и назвать нельзя!

– Нет, конечно, – с непоколебимым спокойствием отозвалась его супруга. – Надеюсь, у меня всегда хватало здравого смысла, чтобы не устроить такой безвкусной толкотни. Но надо мной не тяготеет проклятие в виде неосмотрительного мужа и пяти дочек! Уверяю вас, хоть мне и не нравится леди Багл, я искренне сочувствую ее желанию поскорей устроить хорошую партию Лукасте!

Лорд Эмборо встревоженно взглянул на нее:

– Вам не кажется, любовь моя, что Десфорд увлекся этой девушкой?

– Нет, – без колебаний ответила она.

– Надеюсь, вы правы, – с облегчением сказал он. – Мне показалось, он проявил к ней такое внимание! Это ведь ни к чему, знаете ли.

– Конечно нет, и он понимает это не хуже нас. Бог мой, дорогой сэр, неужели вы полагаете, что этот счастливчик, наверняка взявший в плен немало девичьих сердец, не почует ловушки?.. Если даже его не оттолкнули скверные манеры матери, можете быть уверены, что остальное сделала сама Лукаста!

– Но он с таким увлечением флиртовал с ней!

– Разумеется. Но по моему мнению, он гораздо сильней заинтересовался маленькой кузиной Лукасты.

– Господь милосердный! – воскликнул Эмборо. – Вы имеете в виду дочь этого прохвоста? Дочь Уилфреда Стина?

Леди Эмборо расхохоталась, настолько комичным было смятение, охватившее ее супруга.

– Да, но не стоит ужасаться, уверяю вас! Вспомните: Десфорд завтра уезжает. В высшей степени мало вероятно, чтобы он когда-либо увидел девушку еще раз. Что до меня – я не поставлю и гроша против того, что он забудет о ней прежде, чем доедет до Лондона!

И не вмешайся сам Случай – вряд ли мисс Черри Стин удалось бы удержаться в памяти виконта дольше, чем предполагала его высокородная тетушка. Но Случай вмешался, и буквально на следующий день.

Так как Хэйзелфилд находился в нескольких милях от Элтона, виконт перед отъездом неторопливо и обстоятельно позавтракал. Ужасная ночная гроза разразилась (в соответствии с предчувствиями Эммы) прямо над поместьем, но отшумела за несколько часов, и погода наладилась, так что виконта ожидала приятная поездка. В Лондоне он собирался быстро переменить костюм у себя дома на Арлингтон-стрит и отправиться в «Уайтс клаб» обедать.

У Элтона он выехал на почтовый тракт в Саутгемптон и вскоре миновал Фарнэм. Но когда он отъехал на несколько миль, Судьба взяла его дела в свои руки.

Женская фигурка в круглой шляпке и сером плаще, с потрепанным чемоданом в руках, устало шагавшая вдоль дороги, не привлекла его внимания. Но когда коляска проносилась мимо, женщина подняла голову, взглянув прямо на Десфорда, и он узнал ребячливое личико мисс Черри Стин. Страшно удивленный, он чертыхнулся себе под нос и остановил лошадей.

– Что случилось, милорд? – спросил удивленный Стеббинс.

Виконт, оглянувшийся, чтобы лучше рассмотреть женщину, убедился, что первый беглый взгляд не обманул его: это определенно была мисс Стин. Он бросил вожжи Стеббинсу:

– Подержи, это моя знакомая! – Он легко выпрыгнул из коляски на дорогу и зашагал назад по направлению к мисс Стин.

Она приветствовала его с искренней радостью:

– Я так и думала, что это вы, сэр! О, я так рада! Если вы в Лондон – не могли бы вы взять меня с собой?

Виконт взял у нее из рук чемодан и поставил его на дорогу.

– Вы направляетесь в Лондон? Зачем?

– Я сбежала, – призналась она с застенчивой улыбкой.

– Это ясно, дитя мое! – сказал он. – Вы поступили неосмотрительно, знаете ли. И скорее всего, мне не следует помогать вам покинуть дом, в котором вы живете под опекой вашей тети.

Выражение ее лица изменилось; на секунду Десфорду показалось, что она собирается заплакать, но мисс Стин решительно сглотнула и справилась с этим порывом. Она произнесла ясным печальным голоском:

– Действительно, сэр… Прошу прощения. Я думала… думала… но это не важно…

– Вы объясните мне, чем вызван ваш побег? – мягко спросил виконт.

– Я больше не могу выносить такую жизнь! Вы просто ничего не знаете… – подавленно сказала она.

– Не знаю. Но хотел бы узнать. Мне кажется, что-то случилось после того, как мы с вами познакомились прошлой ночью. Кто-то подслушал нас и донес вашей тете? – Она кивнула, сжав губы. – И она задала вам трепку?

– О да! Но дело не в том! Я привыкла к разносам, но она наговорила такого – и Лукаста тоже – и все это в присутствии Коринны, а Коринна рассказала остальным… – Ее голос опасно зазвенел и сорвался.

Виконт подождал, пока мисс Стин немного успокоилась, и, глядя на нее, подумал, что никогда раньше не видел такого патетического зрелища. Скорбным казалось не только ее личико, но и башмаки, и подол пыльного плаща, обильно забрызганный грязью. Несколько локонов ее упрямых волос выбились из-под круглой, как у школьницы, шляпки и разметались по взмокшему от ходьбы лбу. Она выглядела распаренной, усталой и отчаявшейся. За первое из этих несчастий, несомненно, нес ответственность тяжелый плащ; второе не вызывало удивления, поскольку она тащила тяжелый чемодан от самого дома; но отчаяние нельзя было объяснить так же легко: ничего из того, что он слышал вчера вечером, не подготовило его к такому повороту событий.

Она наконец справилась со своим возбуждением и даже смогла выдавить вежливую на посторонний взгляд улыбку.

– Извините меня, – пробормотала она. – Я решилась попросить вас потому, что вы показались мне таким добрым… и говорили со мной вчера вечером… Но с моей стороны это было ошибкой… Пожалуйста, не обижайтесь! Мои… дела вас не касаются, и я прекрасно справлюсь с ними сама!

Виконт проигнорировал руку, протянутую ею к своему чемодану, подхватил его сам и произнес:

– Нам не следует стоять и разговаривать посередине дороги. Я не обещаю взять вас в Лондон, но, по крайней мере, могу доставить вас в Фарнборо! Насколько мне известно, там есть приличная гостиница, где вы сможете освежиться, и тогда мы продолжим наш разговор. Пошли!

Она подалась вперед, изучая его лицо своими большими, испуганными глазами.

– Вы не заставите меня вернуться в Мэплвуд, правда?

– Нет. Какое у меня право заставлять вас что-то делать? Хотя, несомненно, мне следовало бы так и поступить!

По-видимому удовлетворенная этим ответом, она молча направилась к экипажу следом за ним. Лицо Стеббинса, смотревшего, как хозяин ведет к экипажу молодую особу, путешествующую без сопровождения и в предельно унылом облачении, ясно выражало неодобрение, но он молча передал вожжи хозяину и перебрался на свое место. Мисс Стин, утонувшая в подушках, вздохнула с облегчением.

– Ох, как тут удобно! – с благодарностью произнесла она.

– Вы шагали от самого Мэплвуда пешком?

– Нет, нет! Мне посчастливилось сесть во Фройле в грузовую повозку, так что я прошла всего шесть или семь миль и совсем бы не устала, если б не пришлось тащить чемодан. Так жалко, что моя накидка совсем порвалась и ее нельзя было надеть. Из-за этого мне пришлось взять свой кошмарный плащ.

– Это определенно неподходящая одежда в такой теплый день, – согласился виконт.

– Конечно, но я думала, что может пойти дождь, и потом, на рассвете было довольно прохладно.

– На рассвете!.. Вздорная девчонка, неужели вы собирались идти до ночи?..

– Нет, э… Ну, я думала, что смогу сесть в дилижанс, но… Но когда я добралась до Элтона, оказалось, что дилижанс битком набит, и меня не взяли. Да если б и нашлось место, у меня все равно не хватало денег, чтобы заплатить за дорогу до Лондона. Но понятно, что я смогла бы устроиться в почтовую карету: вы же знаете, они часто берут пассажиров, и стоит это всего лишь один-два шиллинга. А если б и это не вышло, я бы шла, сколько могла, а потом попросилась переночевать на какой-нибудь приличной ферме.

Свое мнение о том, каковы были шансы мисс Стин устроиться на ночлег на какой-нибудь ферме, виконт оставил при себе и просто поинтересовался, где она собиралась остановиться в Лондоне.

– У дедушки, – ответила она с легкой ноткой сомнения в голосе.

– Действительно, где же еще! Позвольте спросить, а ему это известно?

– Ну… пока нет, – призналась она. Виконт шумно вздохнул и произнес довольно мрачным тоном:

– Ну ладно, оставим дальнейшее обсуждение ваших планов до того времени, когда доберемся в Фарнборо, но там я постараюсь убедить вас, дитя мое, что этот план никуда не годится!

– Вы меня не переубедите! – сказала она дрожащим от волнения голосом. – Ох, умоляю вас, и не пытайтесь, сэр! Это единственное, что я могу сделать! Вы просто не понимаете!

– Тогда вы все мне объясните, – спокойно сказал виконт.

Она умолкла и пошарила в складках своего плаща, разыскивая карман, в котором лежал носовой платок. Виконт с тревогой подумал, что сейчас она заплачет, и пережил минутное замешательство. Он не страдал малодушием, но все же не хотел бы везти молодую леди, льющую слезы, по оживленной дороге. Но мисс Стин храбро подавила рыдания, ограничившись одним тихим всхлипом, и вытерла носик.

– Хорошая девочка! – одобрительно пробормотал виконт и наградил ее ободряющей улыбкой.

Это был очень короткий взгляд, потому что виконту нужно было следить за дорогой, но он успел заметить ее ответную неуверенную, полную надежды улыбку, тронувшую его сердце.

Через несколько минут они были в Фарнборо, и милорд остановился у входа в «Корабль». Этот постоялый двор редко удостаивали своим вниманием благородные особы, поэтому хозяин, вышедший поприветствовать гостей, погрустнел, но не удивился, когда виконт, препоручив мисс Стин его заботам, объявил, что они остановились только перекусить.

– В кофейной кто-нибудь есть? – спросил он.

– Нет, сэр, ни души – в данный момент никого. Но если ваша милость пожелает освежиться в отдельном кабинете…

– Нет, кофейная подойдет прекрасно. Принесите лимонада для леди, и холодного мяса, и пирожных, и фруктов – всего, что есть. И кружку пива для меня. – Виконт оглянулся и сказал мисс Стин: – Входите, дорогая! Я присоединюсь к вам через минуту.

Он подождал, пока Черри войдет в гостиницу, и повернулся к Стеббинсу, стоявшему около экипажа в ожидании указаний. Верный грум выслушал распоряжения виконта с обычным «Слушаюсь, милорд», но когда Десфорд шагнул к двери, над вышколенностью старого слуги возобладали чувства, и Стеббинс отчаянно воскликнул:

– Милорд!

– Да? – через плечо бросил виконт.

– Мне, конечно, не следует говорить вашей светлости… – сбивчиво начал Стеббинс, – но раз уж я всю жизнь служу милорду, еще с той поры, как впервые усадил на пони… и, эх, помогал во всех проделках… и…

– Продолжать не стоит, – перебил виконт, глядя на него. – Я прекрасно знаю, что ты собираешься сказать. Я должен поостеречься, чтобы не попасть в хорошую переделку, так?

– Да, милорд! Надеюсь, все обойдется, хотя если судить по тому, как оно складывается…

Но Десфорд только рассмеялся и вошел в гостиницу. Хозяйка проводила мисс Стин наверх, и когда Черри присоединилась к его светлости в кофейной комнате, лицо ее было умыто, непослушные локоны приглажены, а ужасный плащ перекинут через руку. Так она выглядела намного приятней, но простое темно-розовое батистовое платье было страшно измято, его подол густо забрызган грязью, и сидело оно прескверно. Выражение лица мисс Стин было довольно мрачным, но когда она увидела на столе цыпленка, язык и малину, ее глаза засияли, и она благодарно произнесла:

– О, благодарю вас, сэр! Я так вам обязана! Я убежала до завтрака, и вы даже представить не можете, до чего я голодна!

Она села за стол и с аппетитом принялась за еду. Десфорд, еще не успевший проголодаться, сидел, потягивая пиво, и наблюдал за мисс Стин, размышляя о том, что в свои девятнадцать она еще не вполне рассталась с детством. Пока она ела, он удерживался от расспросов, но когда завтрак подошел к концу и его подопечная явно почувствовала себя бодрее, он произнес:

– Вы достаточно восстановили свои силы, чтобы поговорить? Я бы хотел наконец услышать, что случилось.

Ее сияющие глаза затуманились, но, немного поколебавшись, она сказала:

– Если я расскажу, отчего сбежала, вы возьмете меня с собой в Лондон, сэр?

Виконт рассмеялся.

– Я никогда не даю опрометчивых обещаний. Но могу заверить, что немедленно доставлю вас в Мэплвуд, если вы не расскажете.

Она с достоинством, но глухо, словно превозмогая комок в горле, ответила:

– Не могу поверить, что вы способны на такой… такой некрасивый поступок!

– Вы абсолютно правы, – подтвердил он. – Но войдите в мое положение! Вспомните, ведь я знаю только то, что вы мне рассказали прошлой ночью, – вы, конечно, чувствовали себя не особенно счастливой, но не собирались убегать из дому. А сегодня я встречаю вас, сильно расстроенную и принявшую твердое решение покинуть дом своей тети. Возможно, была какая-то ссора, и вы ударились в бега, не дав себе труда поразмыслить, так ли уж зла ваша тетушка, чтобы прибегнуть к крайним мерам? Возможно, она вышла из себя и наговорила вам больше, чем думает?

Она скорбно посмотрела на виконта и покачала готовой.

– Мы не ссорились. Даже с Коринной… Или с Лукастой… И это вовсе не внезапное решение. Я всегда мечтала сбежать, спастись из этого дома – о, почти с той минуты, как тетя забрала меня в Мэплвуд… Но каждый раз, когда я набиралась решимости попросить тетю устроить меня так, чтобы я могла заработать свой кусок хлеба, меня упрекали в неблагодарности и говорили, что скоро я попрошусь назад, в Мэплвуд, потому что я ничего не умею и гожусь только в приживалки… – Она немного помолчала, потом продолжила тоном беспредельного отчаяния: – Я не смогу вам этого объяснить. Не смогу, потому что вы понятия не имеете, что такое – быть настолько бедным, чтобы сидеть на чужой шее, и быть вынужденным благодарить за изношенную ленту или обрывок кружева, который вам дарят кузины – лишь бы не выбрасывать…

– Нет, так беден я не был, – согласился он. – Но вы ошибаетесь, если думаете, что я вас не понимаю. Я знаю много таких историй и всегда сочувствовал жертвам так называемого милосердия, от которых ждут непрерывного изъявления благодарности и… – Он умолк, потому что Черри заморгала и отвернулась. – Я вас расстроил? Поверьте, я этого не хотел!

– Ох, нет! – сдавленно пробормотала она. – Простите, так глупо с моей стороны расстраиваться, но это слово – оно меня просто придавило, как камень! Лукаста, сказала, что меня назвали правильно, а тетушка сказала: «Очень верно, крошка», – и что в будущем меня все будут называть Черити[2] – чтобы я не забывала, что живу у них из милости!

– Что за драконы! – с отвращением воскликнул виконт. – Но она себе этого не позволит – подумайте, что станут говорить люди!

– Ровным счетом ничего, потому что меня действительно так зовут, – трагически призналась она. – Я сказала вам, что мое имя Черри, сэр, но это не было ложью, потому что меня всегда так называли.

– Понимаю. А знаете, мне Черити нравится больше, чем Черри. По-моему, это очень славное имя.

– Вы бы так не думали, будь это вашим именем, да еще и правдой!

– Вполне возможно, – признал виконт. – Но почему все эти неприятности обрушились на вашу голову?

– Коринна прошлой ночью подслушала наш разговор на лестнице, – сказала она. – Она самая противная из девочек, вечно шныряет и подслушивает, ябеда несчастная… Если вы думаете, сэр, что мне не следует так говорить, тогда простите, но это правда! А я-то думала, она лучше всех ко мне относится, что она… она моя подруга! И хотя я знала, что она потрясающая лгунья и вечно плетет сказки о Юноне моей тетушке, я никогда не думала, что она так же поступит со мной! Ну, можно еще понять, отчего она строит козни против Юноны – из ревности, конечно, потому что Юнона, несносная девчонка, настраивает тетушку против своих сестер. Но… – Ее глаза наполнились слезами, которые она торопливо смахнула, – у нее не было никаких причин так обижать меня, но она все переврала, сэр, и вышло совсем иначе, чем я говорила! Она выдумала, будто я вас своими уловками заманила на лестницу! Но это не так было! Не так было!

– Напротив! Вы просили меня не подниматься, – улыбаясь, подтвердил виконт.

– Да, я так и сказала, но ни тетя, ни Лукаста мне не поверили. Лукаста обругала меня хитрым маленьким хорьком, а тетя с-сказала, что девушки вроде меня заканчивают свою жизнь в приюте Магдалины; а когда я спросила, что это за приют, тетя ответила, что я непременно узнаю, если не перестану строить глазки всякому встречному. Но я этого никогда не делала, никогда! – страстно повторила она. – Это вовсе не моя вина, что вы поднялись наверх поговорить со мной прошлым вечером; и я совершенно не виновата, что сэр Джон Торли любезно подвез меня в Мэплвуд, встретившись со мной в дождь на дороге, когда я возвращалась из деревни; и я не виновата, что мистер Рэйнэм захотел поболтать со мной, когда я однажды вечером спустилась в гостиную, провожая Тома и Дианему! Я никогда не лезу на глаза джентльменам! И в тот раз я просто села в кресло у стены, как сказала мне тетя, и совершенно не пыталась завести с ним разговор! Я клянусь вам, сэр! – Слезы потекли из ее глаз ручьем, но она небрежно смахнула их и заговорила снова: – Они просто были очень добры ко мне, и несправедливо говорить, будто я пыталась отбить их у Лукасты!

Так как и сам виконт оказался чувствителен к неосознанной мольбе о помощи и сострадании, светившейся в ее огромных печальных глазах, он легко мог понять, что заставило указанных джентльменов, поклонников Лукасты, уделить немного внимания ее бедной кузине. С сардонической усмешкой он подумал, что леди Багл определенно глупа как гусыня; как много внимания уделили бы поклонники Лукасты малышке Черри, если б к той относились как положено и чуть-чуть приодели? Вероятно, совсем немного; несмотря на свойственное ей очарование невинности, она бы казалась просто слабым огоньком свечи рядом с ослепительными лучами красоты Лукасты. И будь Черри счастлива, она не смогла бы пробудить рыцарские чувства ни в одном мужском сердце. Но все эти соображения он, естественно, оставил при себе, сосредоточившись на том, чтобы убедить Черри, что возвращение в ненавистный дом будет гораздо предпочтительней продолжения ее эскапады.

Поставив перед собой такую цель, виконт попросил Черри рассказать о своих обидах, полагая, что по большей части все они преувеличены и не стоят выеденного яйца; он надеялся, что, облегчив душу жалобами, девушка успокоится и переменит свои планы. Но ко времени когда ему удалось побудить Черри к откровенному рассказу о своей жизни в Мэплвуде, ни тени усмешки не осталось в его глазах.

Она крайне неохотно отвечала на вопросы и, кажется, готова была найти оправдание любой несправедливости, творившейся по отношению к ней в доме тетушки; более того, считала совершенно естественным выполнять любые поручения леди Багл в благодарность за то, что ее приютили в Мэплвуде. И когда Черри произнесла: «Я готова была бы сделать все что угодно, лишь бы меня хоть немного любили и хоть бы однажды сказали спасибо!», – виконт подумал, что никогда не слышал ничего более печального.

Ему стало ясно, что леди Багл видела в Черри не осиротевшую племянницу, а безропотную рабыню, которой можно помыкать с утра до ночи. Девушка была служанкой не только для своей тети, но и для старших кузин, и в любой момент, когда только заблагорассудится няне, подменяла ее в детской… Виконт подумал, что, будь Черри менее ранимой и чувствительной, ей жилось бы в Мэплвуде намного легче; накануне вечером он наблюдал, как леди Багл, приблизившись к мужу, вполголоса сказала какую-то резкость. Слов было не разобрать, но тон – недвусмысленно грозный, и сэр Томас выглядел по-детски пристыженным. Десфорд для себя заключил, что леди Багл относится к тем несносным женщинам, которые тиранят своих ближних, слишком запуганных и малодушных, чтобы противостоять им. Сначала ему показалось странным, что их короткий разговор на лестнице навлек на Черри такие неприятности; но, хорошо поразмыслив, он решил, что это вполне в характере амбициозных матери и дочери – впасть в ярость при мысли, что Черри могла заинтересовать видного жениха. Лукаста была признанной красавицей, но Черри часто оказывалась более привлекательной для мужчин.

Слушая ее рассказ, виконт одновременно пытался придумать выход из затруднительного положения. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы решительно отказаться от своего первоначального намерения вернуть девушку в Мэплвуд. Мелькнула было мысль поместить Черри под опеку леди Эмборо, но от нее виконт сразу же отмахнулся, а когда он предложил Черри вернуться к мисс Флетчинг, она покачала головой и сказала, что ничто на свете не заставит ее снова злоупотребить добротой этой леди.

– А вы не думаете, что сможете быть полезной мисс Флетчинг? – настаивал виконт. – К примеру, как учительница?

– Нет, – ответила она. Ее глаза утратили трагическое выражение, и в них заплясали смешинки. Она хихикнула и сказала: – Я ни в чем не могу быть ей полезна, и в особенности – в качестве учительницы! Я не особенно начитанна, и хотя умею немного играть на фортепиано, делаю это довольно скверно. У меня нет способностей ни к языкам, ни к рисованию, и я неважно считаю… Так что, сами понимаете…

Это прозвучало настолько обескураживающе, что виконт не смог удержаться от смеха и с трудом выговорил:

– Ну, а теперь, когда вы перечислили все, чего вы не умеете, скажите, что вы умеете?

Ее глаза снова затуманились. Она сказала:

– Совершенно ничего. Тетушка говорила, что я гожусь только для самых простых поручений, и, боюсь, она права. Но за последние годы в Мэплвуде я много узнала о домоводстве и знаю, как ухаживать за пожилыми леди, потому что когда старая леди Багл разболелась не на шутку и не могла больше вставать, она не подпускала к себе никого, кроме меня. И, кажется, я ей нравилась: хоть она и шпыняла меня – а она, бедняжка, всегда была ужасно злющая, – но никогда не ругала так, как тетушку, и Лукасту, и Юнону, и не говорила, как им, что я желаю ей смерти… Поэтому я надеюсь, что смогу быть полезной моему дедушке. Мне кажется, он живет совсем один, вокруг только слуги, и это, наверно, ужасно печально. Вам не кажется, сэр?

– Я с вами определенно согласен, но ваш дедушка считается… э… порядочным отшельником. Я с ним никогда не встречался, но если истории, которые о нем рассказывают, хотя бы отчасти правдивы, он представляется мне не особенно дружелюбным господином. Кроме того, вы ведь сами сказали, что он самым оскорбительным образом ответил на письмо мисс Флетчинг?

– Да, но она ведь не просила его взять меня к себе, – возразила Черри. – Она хотела только, чтобы он расплатился по счетам вместо отца, и неудивительно, что он так ответил: папа говорил мне, что дедушка страшно скупой.

– Ваша тетя заплатила мисс Флетчинг? – перебил ее виконт.

Черри покраснела и отрицательно покачала головой.

– Нет, она тоже сказала, что не несет ответственности за легкомыслие моего отца, но, так как кровь не вода, она, так и быть, освободит мисс Флетчинг от моего присутствия и заберет к себе. Так что… так что никто не заплатил за меня… до сих пор! Но я собираюсь откладывать каждый пенни, который смогу заработать, и сама заплачу все, что должна!

Она решительно выпятила подбородок и продолжила:

– Если дедушка… то есть если я его увижу и объясню, как все вышло… он, конечно, не откажется взять меня к себе, пока я не найду подходящее занятие.

Виконт находил это предположение сомнительным. Тем не менее, каким бы болезненным и эксцентричным ни был лорд Неттлкумб, он едва ли мог отвернуться от своей осиротевшей внучки, не имеющей в Лондоне никакого другого пристанища, кроме его дома. Конечно, если он заинтересуется Черри, ее будущее можно считать устроенным. Но если он окажется таким негодяем, что откажется приютить девушку, ему придется иметь дело с лордом Десфордом, который постарается на время подавить в себе почтение к старшим, впитанное с молоком матери, и в доступных терминах объяснит старому скупердяю, в чем состоит его долг и родственные обязанности!..

Он не стал посвящать Черри в свои мысли и решительно объявил, вставая из-за стола:

– Отлично! Едем в Лондон!

Черри вскочила, поймала его руку и прижала к губам, прежде чем он успел остановить ее.

– Ох, спасибо, сэр! – воскликнула она с благодарной дрожью в голосе; ее глаза сияли сквозь слезы, нахлынувшие от полноты чувств. – Спасибо, спасибо, спасибо!

Сильно смутившись, виконт отдернул руку и похлопал Черри по плечу со словами:

– Полегче, глупое дитя! Подождите, пока встретитесь с дедушкой, не витайте в облаках! Если он не примет вас, вам не за что будет меня благодарить.

И виконт торопливо занялся счетом, сообщив Черри, что через несколько минут подаст коляску к дверям, таким образом отрезая путь к дальнейшим изъявлениям благодарности.

Но прежде чем продолжить путь, он столкнулся с выражением крайнего неодобрения со стороны своего преданного слуги. Когда виконт сообщил Стеббинсу, что пообещал доставить мисс Стин в Лондон, грум, больше не ссылаясь на исключительность своего положения старейшего слуги, умоляюще произнес:

– Милорд, прошу вас не делать этого! Вы оглянуться не успеете, как окажетесь в хорошей переделке, это ясно как день! А если его милость об этом узнает!..

– Не будь таким брюзгой, Стеббинс, – нетерпеливо бросил виконт. – Его милость об этом никогда не узнает, а если и узнает, не похвалит тебя за то, что ты раздуваешь такую мелочь! По-твоему, я собираюсь умыкнуть эту леди?

– Больше смахивает на то, что она умыкает вас!

Взгляд виконта отяжелел; он холодно произнес:

– Я довольно свободно держусь с тобой, Стеббинс, но сейчас ты зашел слишком далеко!

– Мой господин, – преданно сказал Стеббинс, – если я говорю чересчур свободно, прошу прощения! Но я преданно служу вам с тех пор, как вы изволили взять меня личным грумом, и я не прощу себе, если не смогу помешать вам везти эту молодую осо… леди в Лондон! Можете сердиться на меня, но я еще никогда не видел, чтобы леди путешествовали в обществе джентльмена таким образом, как это собирается сделать мисс Стин!

– И это оскорбляет твои чувства? Ну, можешь поразмыслить над этим, сидя позади нас, и разрешаю тебе вмешаться, если потребуется пресечь мои покушения на добродетель мисс Стин.

Видя искреннее огорчение Стеббинса, милорд рассмеялся и продолжил:

– Да не расстраивайся так, простофиля! Я пообещал только доставить мисс Стин в дом ее дедушки. И не будь ты таким болваном, ты бы сразу понял, что ее готовность ехать со мной в Лондон происходит от полнейшей невинности, а не испорченности! Господи, чего ты ждешь от меня в такой ситуации? Бросить ее на произвол судьбы посередине дороги, на волю первого встречного негодяя? Хорошего ты обо мне мнения!

– Нет, милорд, я вовсе этого не предлагал! Но я думаю, вам лучше отвезти ее туда, откуда она пришла!

– Она этого не хочет, а мы не вправе заставлять ее. – В глазах виконта заплясали смешинки, и он добавил: – И даже будь у меня такое право, черта с два я бы так поступил! Господи, Стеббинс, ты бы рискнул везти в открытом экипаже рыдающую девицу? – Виконт расхохотался. – Готов спорить, ни за что! Займись лошадьми и больше не надоедай мне.

– Хорошо, сэр. Но я должен сказать – уж извините за надоедливость, – что никогда не видел вас таким разгоряченным, отбросившим всякую рассудительность, как сейчас! И если вы не окажетесь в ловушке, можете называть меня Джек Адамс!

– Так я и сделаю, – пообещал виконт.

Глава 5

Спустя два с половиной часа упряжка виконта пронеслась по Албемарл-стрит. Стиль, в котором правил взмыленными лошадьми Десфорд, мог бы оказаться исключительно опасным для менее опытного ездока. Даже Стеббинс, знавший, что виконт в состоянии рассчитать свои действия до дюйма, трижды судорожно хватался за сиденье: дважды – когда на чрезвычайно узкой дороге они обгоняли менее резвые экипажи, и один раз – когда на большой скорости свернули в тупик. Но только в предместьях Лондона Стеббинс позволил себе замечание:

– Прошу вас, милорд, полегче на ухабах!

– За кого ты меня принимаешь? – через плечо бросил виконт. – За недотепу?

Стеббинс промолчал, потому что, в душе считая своего господина первоклассным ездоком, ни за что не стал бы хвалить его вслух – разве что в кабачке «Конь и грум», болтая с другими конюхами. И уж тем более не теперь, когда был страшно недоволен его поступком.

Мисс Стин, парившая в облаках с того момента, как Десфорд пообещал доставить ее в Лондон, от души наслаждалась поездкой. Она доверительно, с подкупающей непосредственностью призналась виконту, что никогда раньше не ездила в таком экипаже. Весь ее опыт исчерпывался знакомством с кабриолетом кузена Стонора, который, конечно, не выдерживал сравнения с легким и изящным экипажем виконта. Мисс Стин горячо одобрила и лошадей, и виконт принял похвалу очень серьезно, хотя голос его дрогнул от сдерживаемого смеха. Впрочем, его серые были действительно великолепны, в соответствии с их баснословной ценой, которая, будь она известна лорду Рокстону, только укрепила бы уверенность его светлости в том, что его сын – настоящий мот.

– Вы не представляете, сэр, какое я получаю удовольствие! – весело сказала Черри. – Для меня все внове! Понимаете, я не путешествовала с тех пор, как папа отвез меня в Бат, но ту поездку я уже совсем не помню… Кроме того, мы ехали в закрытой карете, так много не увидишь… А сейчас все просто великолепно!

Она оживленно вертела головой, выгибая шею, чтобы получше рассмотреть очередной живописный сад или дом, проплывший мимо. Та часть ее болтовни, которая не относилась к пейзажу, состояла из бесконечных догадок, что произойдет, когда она появится у дедушки. Но когда они въехали в Лондон, она неожиданно притихла, и Десфорд участливо спросил:

– Устали, дорогая крошка? Уже недалеко.

Она улыбнулась и покачала головой.

– Нет, я не устала. Просто – я болтаю всю дорогу… Почему вы не попросили меня помолчать? Я, наверное, до смерти надоела вам своей болтовней.

– Напротив! Я нахожу нашу беседу весьма освежающей. Отчего вы замолчали? Волнуетесь из-за дедушки?

– Немного, – призналась она. – Я не знала, что Лондон такой большой. И такой… шумный. И я не могу выбросить из головы тревогу. Что делать, если дедушка откажется увидеться со мной? Мне бы так хотелось иметь здесь каких-нибудь знакомых!

– Не дрожите! – ободряюще заявил виконт. – В высшей степени мало вероятно, чтобы он отказался увидеть вас. И даже если так, обещаю – я вас не оставлю. Положитесь на мое слово, мы сумеем что-нибудь придумать.

Он говорил легким тоном, так как, поразмыслив, решил, что при всей своей эксцентричности лорд Неттлкумб наверняка не утратил чувства благопристойности настолько, чтобы захлопнуть дверь перед своей осиротевшей внучкой, ребячливость и наивность которой бросались в глаза любому, кроме безнадежного лицемера. Но когда они подъехали к дому лорда Неттлкумба на Албемарл-стрит, его радужные надежды развеялись. Все окна были закрыты ставнями, а на двери не висел молоток: Его Светлейшая Эксцентричность не пожелал торчать в Лондоне летом.

– Ваша милость желает, чтобы я позвонил в дверь? – тоном Кассандры поинтересовался Стеббинс.

– Именно, – отрезал виконт.

К этому времени мисс Стин самостоятельно разгадала значение закрытых ставнями окон, и ее охватила паника. Она отчаянно стиснула руки в храброй попытке сохранить самообладание и через несколько минут, в течение которых Стеббинс неистово тряс звонок, произнесла тоном деланной беспечности:

– Кажется, никого нет, н-не правда ли, сэр?

– Да, как видите! Но в доме должен оставаться хотя бы сторож, у которого мы сможем узнать, как найти вашего дедушку. Попробуй зайти во двор и позвонить в дом, Стеббинс!

– Прошу прощения, ваша милость, но ворота закрыты и заперты на замок.

С затаенным злорадством Стеббинс взглянул на хозяина, но виконт, уже справившийся с растерянностью, послал его разузнать о лорде Неттлкумбе в домах по соседству. Один из них оказался снят на лето семейством, которое Стеббинс в душе охарактеризовал самым нелестным образом; эти люди наверняка не были осведомлены о планах знатного соседа; во втором жили пожилые супруги. Их привратник, презрительно фыркнув, сказал Стеббинсу, что старый скупердяй уехал с неделю назад, но куда – неизвестно.

– Моим господам нет до него никакого дела, как и всем нашим людям – до его прислуги, – важно сказал он.

Когда Стеббинс вернулся к хозяину, чтобы сообщить эти обескураживающие новости, мисс Стин страдальчески прошептала:

– Ох, что мне делать, что мне делать?

– Спросить в других домах, милорд?

Но виконт, уже обдумавший положение, быстро ответил:

– Нет. Где бы ни был лорд Неттлкумб, едва ли мы сумеем попасть к нему сегодня. Залезай на свое место.

Десфорд повернулся к взволнованной девушке и произнес с уверенностью, которой вовсе не чувствовал:

– Не тряситесь, как бланманже, цыпленок. Конечно, эта неудача представляет собой серьезное препятствие на нашем пути, но отчаиваться рано! – И он тронул лошадей. Развернув экипаж, он добавил с озорной улыбкой: – Конечно, если выяснится, что ваш дед отбыл на воды в Бат, вид у нас будет довольно бледный, не так ли?

Черри, не обращая внимания на его слова, потерянно повторила:

– Что мне делать? Что я могу сделать? Сэр, у меня… у меня совсем мало денег!..

И это признание завершилось звучным всхлипом. Виконт деловито произнес:

– Во-первых, Черри, вы можете прекратить причитания и предоставить мне думать о том, как выбраться из лужи, в которую сели мы оба. И обещаю вам, я придумаю выход, так что приободритесь!

– Я не могу приободриться, – пробормотала она. – Вы не понимаете! У вас не сводит печенку от страха, от одиночества в этом кошмарном городе, когда в кармане всего несколько шиллингов, и идти совершенно некуда, и… Ох, как вы можете быть таким бесчувственным, как вы можете смеяться?..

– Дорогая, я просто не смог сдержаться! Где вы подцепили такие выражения?

– Ох, не знаю, да и какое это имеет значение?! – воскликнула она. – Куда вы меня денете? Вы не знаете, где здесь бюро найма? Я должна немедленно искать себе место. Но сначала нужно устроиться на ночлег – возможно, на несколько дней, глупо надеяться, что я сразу же смогу найти себе место. Если кому-нибудь потребуется уход после несчастного случая, или болезни, или, возможно…

– Вы забываете, что в таких случаях принято представлять рекомендации, – вставил виконт.

– Надеюсь, мисс Флетчинг согласится дать мне рекомендацию.

– Вне всяких сомнений, но я должен напомнить вам, что это потребует времени.

Она опешила, но тут же оправилась от замешательства:

– Действительно! Но ведь вы можете дать мне рекомендацию, сэр?

– Нет, – решительно ответил виконт. Ее личико сморщилось.

– Никак не могла предположить, что вы такой бессердечный, сэр!

Он рассмеялся.

– Я вовсе не бессердечный. Но поверьте, моя рекомендация – как и любого другого мужчины моего возраста – вряд ли поможет вам найти себе приличное место!

– О! – Она помолчала, переваривая его слова. Звук рожка почтовой кареты заставил ее подскочить, и она с горячностью воскликнула: – Как вы можете выносить этот ужасный город, с его шумом, и улицами, забитыми экипажами, и каретами, и… О, умоляю вас, осторожней, сэр! Мне кажется, мы можем столкнуться с… Смотрите, эта карета приближается!

– Закройте глаза, – посоветовал виконт, позабавленный испугом девушки и желая показать ей, что ее спутник всегда сумеет избежать столкновения.

– Нет! – решительно ответила она. – Я должна привыкать. В Лондоне всегда так переполнены улицы, сэр?

– Боюсь, обычно еще хуже, – с сожалением произнес он. – По правде говоря, сейчас почти пусто!

– И люди хотят жить здесь! – передернула плечиками Черри. Несколько минут назад он повернул на Пиккадилли и теперь придержал лошадей, выезжая на Арлингтон-стрит.

– Да. И я один из этих чудаков, а теперь я отвезу вас к себе домой, так что вы сможете освежиться и отдохнуть, прежде чем мы продолжим наше путешествие.

Черри смущенно произнесла:

– Думаю, мне не следует ехать к вам домой, сэр. Я, конечно, глупая гусыня, но мне хорошо известно, что леди не положено входить в дом джентльмена…

– Да, так не принято делать, – согласился он. – Но прежде чем отправляться дальше, мне нужно сделать кое-какие приготовления, и вы вряд ли пожелаете ждать на улице, не так ли? Так что лучше всего будет, если я поручу вас заботам моей экономки на полчасика. Я скажу, что мне поручила сопровождать вас тетя Эмборо и что я везу вас домой в Хертфордшир.

Она нервно спросила:

– Куда… куда вы отвезете меня, сэр?..

– В Хертфордшир. Я собираюсь просить своего старого, доброго друга позаботиться о вас, пока я буду разыскивать вашего дедушку. Это мисс Генриетта Силвердейл, они с матерью живут в поместье Инглхерст. Не смотрите на меня с таким испугом! Я совершенно уверен, что она вам понравится и что она будет очень любезна с вами.

Они въехали во двор одного из маленьких домиков на восточной стороне улицы, Стеббинс вылез и подошел к лошадям. Мисс Стин прошептала:

– Глупо было убегать из дому, правда? Теперь я это чувствую, потому что все идет кувырком, и мне… и мне не на кого надеяться, кроме вас. Но честное слово, сэр, я бы никогда, никогда не попросила вас взять меня с собой, если б знала, что из этого выйдет!

Он положил руку на ее крепко стиснутые пальчики и мягко произнес:

– Вы устали, дитя мое, и весь мир кажется черным, не так ли? Я могу сказать только: «Доверьтесь мне!» Должен ли я говорить снова, что не брошу вас в беде?

Пальчики шевельнулись под его ладонью и крепко стиснули ее.

– Я совсем не хотела обременять вас своими заботами! Поверьте мне, сэр!

– О да, я отлично знаю, что вы этого не хотели! Но вот чего не знаете вы: я вовсе не рассматриваю наше приключение как нечто обременительное. Я просто считаю своим долгом хоть всю землю обойти, но найти вашего деда!

Виконт увидел, что дворецкий открыл дверь и подходит к экипажу, поэтому высвободил руку и сказал:

– А, вот и Олдэм! Добрый день, Олдэм! Тэйн добрался домой?

– Примерно час назад, сэр, – ответил Олдэм, преданно, глядя на своего господина и только мельком покосившись на его спутницу. Он знал милорда с колыбели; еще мальчишкой его взяли в услужение в Вулвершем, и, начав с самой низкой ступени, он миновал все последующие, дослужившись до высокого звания старшего лакея, а потом сделал головокружительную карьеру, заняв почетную должность дворецкого молодого лорда. Он знал своего господина так же хорошо, как и Стеббинс, и гораздо лучше, чем Тэйн, камердинер его светлости, единственный член маленького сообщества на Арлингтон-стрит, рожденный и воспитанный не в Вулвершеме. Он мог бы перечислить поименно (не будь он воплощением скрытности) все увлечения милорда, от соломенной вдовушки, первой поймавшей его в свои сети, до редкой пташки, едва не разорившей его светлость; и довольно часто ему доводилось распоряжаться на не слишком респектабельных вечеринках, устраиваемых на Арлингтон-стрит. Но он никогда не видел, чтобы виконт средь бела дня подкатил к крыльцу с неизвестной молодой особой. Первое впечатление, что виконт прихватил с собой из дому легкомысленную деревенскую девчонку, рассеялось после второго взгляда, брошенного украдкой на мисс Стин: во-первых, она не была похожа на деревенскую блудницу, во-вторых, милорд никогда не увлекался такими юными созданиями. На опытный взгляд Олдэма, девушка едва выпорхнула из классной комнаты, так что ее появление в обществе виконта было выше его понимания.

Но когда его удостоили коротким объяснением, он принял его без всякой задней мысли. Это так похоже на миледи Эмборо, подумал он, – обременить милорда обществом этой девицы с указанием доставить ее в Хертфордшир, как будто это по пути из Хэйзелфилда в Лондон! И какой ошарашенной выглядит молодая леди! Поэтому он с отеческой улыбкой повел гостью по узкому холлу, заверив, что миссис Олдэм ждет ее указаний.

Виконт задержался у входа, чтобы обменяться парой слов со своим вторым доверенным слугой и наставником, лицо которого выражало смесь стыда и неодобрения.

– Да, и не стоит так смотреть на меня – я не хуже тебя понимаю, что попал в переделку!

– Милорд, – от души сказал Стеббинс, – когда я услышал, что вы пообещали мисс отвезти ее в Хертфордшир, я чуть со скамейки не упал. А мне-то показалось, что вы собираетесь везти ее в Вулвершем!

– Я об этом подумал, но решил, что это не выход, – ответил виконт.

– Нет, нет, если мне будет позволено говорить! Но я прошу вашу милость отказаться от этой затеи, иначе я не смогу спокойно спать, и я должен сказать, даже если это будет стоить мне места…

– Не будет, только замолчи! – оборвал виконт. Уголки губ на мрачном лице Стеббинса невольно дрогнули, но настаивать он не решился и сказал только:

– Милорд, я помню все безумные шалости вашей милости в юные годы, но то, что вы затеяли сейчас, во сто крат хуже! Милорд, вам нельзя везти эту мисс в Инглхерст!

– Но я именно это и собираюсь сделать, – ответил виконт. – Если только ты не подскажешь, куда мне ее девать. – Он помедлил, насмешливо глядя на грума. – Но ты не сможешь, не так ли?

– Вам вообще не стоило брать ее в Лондон! – пробормотал Стеббинс.

– Очень на то похоже, но я не вижу смысла терять время на эти рассуждения! Я привез ее и теперь обязан действовать соответственно. Даже ты должен признать, что оставить ее сейчас на улице было бы настоящей низостью, и я на это не пойду – каким бы сумасбродом ты меня ни считал.

Видя, как глубоко озабочен Стеббинс, виконт улыбнулся и потрепал его по плечу:

– Ну, приободрись, старый мошенник! К кому еще могу я обратиться в трудную минуту, кроме мисс Хетты? Господи благослови ее, она никогда меня не подводила! Уж ты-то должен знать, как часто мы с ней приходили друг другу на выручку!

– Когда были детьми! – заметил Стеббинс. – Это совсем другое дело, милорд!

– Ничего подобного! А теперь займись лошадьми и скажи на конюшне, что упряжка потребуется мне для поездки в Инглхерст через час. Я беру свой выезд, но лошадей придется сменить: пусть Окли подберет сам, но предупреди его, что я вернусь только к ночи. Вот и все!

И, не давая Стеббинсу возможности возразить, виконт крутанулся на каблуках и быстро вошел в дом. Груму пришлось обрушить невысказанные упреки на усталых серых, ожидавших возвращения в стойло.

Глава 6

Было уже больше семи, когда резвая упряжка виконта подъехала к Инглхерсту; хотя само путешествие заняло не больше трех часов, ему не удалось выехать с Арлингтон-стрит до четырех. Мисс Стин, ожившая благодаря добродушным хлопотам миссис Олдэм (еще одной уроженки обширных владений лорда Рокстона) и отличному чаю, теперь находилась в настроении достаточно бодром для застенчивой юной девушки, слишком поздно осознавшей свою ошибку и обнаружившей, что для нее не осталось другого выхода, кроме как довериться своему покровителю и позволить отправить себя под опеку абсолютно незнакомых почтенной вдовы и ее дочери. Ей оставалось только наделяться, что такое вторжение не обременит их и они не составят мнения о ней как об особе, ведущей себя неподобающим образом, как ей самой теперь казалось. А имей она возможность поразмыслить над любой альтернативой предложенному виконтом плану, будь то хоть должность стряпухи при господской кухне, она приняла бы ее с горячей благодарностью, но мысль о том, чтобы остаться в Лондоне, этом устрашающем городе, с парой шиллингов в кошельке и без всяких знакомств, лишала ее воли.

Виконт понимал, что творится у нее на душе, и хотя Лондон не будил в нем страхов и карман его всегда был полон, он готов был посочувствовать человеку, оказавшемуся в более стесненных обстоятельствах. Друзья – а друзей у него было много – находили Десфорда славным малым, и даже самые суровые критики не могли сказать ничего худого, разве что ему пора бросить свои безрассудства, и остепениться. Лорд Рокстон часто наделял его весьма нелестными эпитетами, но всякий, кто вздумал бы в присутствии милорда подвергнуть самой мягкой критике его отпрыска, рисковал встретить суровый отпор. Виконт отлично знал об этом; но, не сомневаясь в привязанности отца, он был слишком хорошо осведомлен о его предрассудках, чтобы пытаться представить мисс Стин своим домашним. Такой ужасный ретроград, как граф, не мог проникнуться сочувствием к молодой даме, ведущей себя совершенно компрометирующим образом. У милорда были абсолютно ясные представления о благопристойности: мужские шалости простительны, но для женщины малейшее отклонение от общепринятых правил недопустимо. Он ни разу не пытался приструнить своих сыновей и даже, если только не страдал от очередного приступа подагры, забавлялся их любовными похождениями. Но дочери до самой свадьбы запрещалось сделать шаг за пределы сада без сопровождения лакея; а навещая друзей, она выезжала в карете его светлости, сопровождаемая не только лакеем и горничной, но и парой верховых.

Поэтому виконт, не дольше нескольких секунд обдумывавший возможность устроить свою протеже в Вулвершеме, решил поручить Черри заботам мисс Силвердейл, пока не найдется и не исполнит свой долг ее дед. Его план имел единственный изъян: мать мисс Силвердейл могла воспротивиться этому, но Десфорд всегда верил в способность мисс Силвердейл обвести свою подверженную ипохондрии родительницу вокруг пальца, так что в Инглхерст он ехал, полный надежд.

Конечно, он нашел нужным предупредить Черри, что леди Силвердейл обладает слабым здоровьем и довольно своеобразным чувством юмора, находящим выражение в злоупотреблении своей болезненностью, и имеет привычку наказывать домашних представлениями, которые он окрестил «Челтнемскими трагедиями».

Черри выслушала виконта внимательно и, к его удивлению, даже приободрилась, познакомившись с довольно унылым описанием своей будущей хозяйки. Она сказала с большим знанием дела:

– Тогда, возможно, я окажусь им полезна! Даже тетя Багл признает, что я отлично присматриваю за больными, и хотя я не люблю хвастаться, по-моему, это верно. Действительно, мне следует попросить, чтобы мне доверили ухаживать за этой сварливой старой дамой; вы, конечно, понимаете, что я имею в виду, сэр!

Живо представив себе испытания, которым подвергалось семейство Багл под тиранией дряхлой прародительницы, виконт довольно мрачно произнес:

– Могу только надеяться, что вам не захочется искать какого-то другого места!

– Ну, – серьезно ответила она, – конечно, приятного мало, когда тебя все время шпыняют, но нужно всегда помнить, до чего скверно быть старой и не иметь возможности ничего сделать самой. К тому же, – задумчиво добавила она, – если такая старая леди привяжется к тому, кто за ней ухаживает, его ценит вся семья. Моя тетушка и кузины никогда не были так добры ко мне, как перед смертью старой леди Багл. Да, тетушка даже сказала, они не знали бы, что им делать, если б не я!

Она казалась настолько тронутой этим признанием, что Десфорд удержал ядовитую реплику, едва не сорвавшуюся с языка, и сказал только, что леди Силвердейл трудно назвать больной беспомощной старушкой, и хотя, даже по собственному мнению, она не обладает терпением святой, назвать ее сварливой было бы несправедливо.

В Инглхерсте их встретил Гримшоу, не проявивший большой радости при виде старого знакомца, частенько навещавшего поместье с тех пор, как впервые сумел влезть на пони. Он сокрушенно объяснил, что если б миледи знала о предстоящем визите его светлости, она бы велела отложить обед до его приезда. Но, к сожалению, миледи и мисс Генриетта уже пообедали и перешли в гостиную отдыхать.

Хорошо знакомый со способностью дворецкого переходить мгновенно от удивления к обиде, виконт с улыбкой сказал:

– Да, я думаю, так бы оно и было, но, полагаю, миледи меня простит. Будьте славным малым, Гримшоу, шепните на ушко мисс Генриетте, что я хотел бы переброситься с ней парой слов наедине. Я подожду в библиотеке.

Хотя Гримшоу мог бы устоять против подкупающей улыбки виконта, блеск золотой монеты, скользнувшей в его руку, оказался неотразим. Он не стал унижать себя даже взглядом на нежданный дар, но опытные пальцы сразу же установили, что это гинея, так что дворецкий степенно поклонился и отправился выполнять поручение, не выразив неодобрения присутствию мисс Стин ни единым взглядом.

Тем временем виконт отвел мисс Стин в маленький «греческий» салон и приказал сесть, как подобает хорошей девочке, и подождать, пока он приведет к ней мисс Силвердейл. После этого он прошел через весь холл в библиотеку, и через несколько минут к нему присоединилась мисс Силвердейл, шутливым тоном спросившая:

– Ну, что это все означает, Дес? Что заставило тебя появиться так неожиданно? Что стряслось?

Он взял ее руки и задержал в своих.

– Хетта, я попал в переделку!

Она расхохоталась:

– Мне следовало догадаться!.. И тебе нужна моя помощь?

– И мне нужна твоя помощь, – отозвался он, в его глазах плясали веселые огоньки.

– Ах ты, плут! – Она отдернула руки и устроилась на диванчике. – Пока я не представляю, какой помощи ты ждешь от меня, так что садись и рассказывай.

Он так и поступил, изложив всю историю с самого начала. Ее глаза немного расширились от удивления, но она молчала, пока виконт не сказал:

– Я мог бы привезти ее в Вулвершем, Хетта, но ты ведь знаешь моего отца! Так что мне не оставалось ничего другого, как привезти ее сюда…

Только теперь она заговорила, сразу разрушив его уверенность в успехе:

– По-моему, я не смогу это сделать, Эшли!

Десфорд недоверчиво уставился на нее.

– Но Хетта!..

– Ты мог бы это предположить, – перебила она. – Если я должна знать, каков твой отец, тебе следовало бы помнить, какова моя матушка. Их мнение о похождениях твоей Черри не будет разниться и на волос!

– Ох! Я так и знал! – воскликнул виконт. – Да я и не собираюсь говорить ей правду! Я могу сказать, что леди Эмборо поручила мне доставить мисс Стин к деду, лорду Неттлкумбу, но так как она перепутала время – или не получила письма о его отъезде, – я просто не знал, что мне делать с этой малышкой.

– А что ты ответишь, – поинтересовалась она насмешливо, – когда она спросит, отчего ты не отвез ее к своей матушке?

Он растерялся, но ненадолго и тут же с большим апломбом произнес:

– Когда я совсем недавно покидал Вулвершем, отец только что пережил тяжелый приступ подагры, и мама так тревожилась о его здоровье, что было бы бессовестно обременить ее гостьей.

– Ты не только мошенник, Дес, ты еще и сладкоречивый лжец!

Он рассмеялся:

– Ну, нет, как ты можешь так говорить? Большая часть этой истории соответствует действительности, и едва ли ты захочешь объяснять своей матушке, что если я появлюсь в Вулвершеме с Черри, мой бедный бестолковый отец моментально вообразит, что я не только без памяти влюбился, но и привез свою нареченную в надежде, что ее трогательная невинность умилостивит его и заставит благословить нежелательный союз. Не стоит и говорить, что Черри могла бы умилостивить кого угодно – это такая трогательная малышка, – но это ни к чему!

– Она очень хорошенькая? – спросила мисс Силвердейл, не спуская глаз с его лица.

– Да, по-моему, очень – несмотря на платье с чужого плеча и спутанные волосы. Огромные глаза на личике сердечком, губки, созданные для поцелуев, и прорва очарования невинности. Совсем не в твоем стиле, но, думаю, ты все поймешь, когда взглянешь на нее. Когда я впервые увидел ее, она выглядела до смерти перепуганной – да так оно и было большую часть времени, благодаря восточному обращению со стороны домашних, но когда Черри не напугана, она ведет себя самым подкупающим образом, и у нее так чудесно блестят глаза. Я думаю, она понравится тебе, Хетта, и абсолютно уверен, что она понравится твоей матери. К этому могу добавить, что она – настоящий гений в ублажении… э… пожилых больных. – Виконт помолчал, изучая ее лицо. Оно было непроницаемо, поэтому он добавил умоляюще: – Ну же, Хетта! Не подводи меня! Господи, всю жизнь я мог положиться на тебя! А я – я тебя подводил когда-нибудь?

В ее глазах мелькнули веселые огоньки.

– Ты выручал меня, когда мы были детьми, – напомнила она. – Прошли годы с тех пор, как мне последний раз требовалась твоя помощь!

– А Чарли? – возразил он. – Ты не можешь отрицать, мне часто приходилось возиться с ним по твоей просьбе!

– Да, действительно, – признала она. – И не буду отрицать, ты много раз давал мне дельные советы по управлению поместьем, но ты просишь меня о такой необычной вещи, да еще и сейчас, когда Чарли дома! А раз мисс Стин так хороша собой, он непременно потеряет голову, ты же знаешь, что он влюбляется без конца!

– Да, но я знаю, что он охладевает так же быстро, как и влюбляется! Когда я видел его последний раз, он волочился за прелестницей лет тридцати, овдовевшей меньше года назад!

– Миссис Камбертри, – подсказала Хетта. – Но уже несколько недель, как это в прошлом, Дес!

– Тогда он наверняка снова в плену у какой-нибудь перезрелой обольстительницы. Можешь мне поверить, Хетта, тебе незачем волноваться, что он заинтересуется Черри: молокососы редко влюбляются в своих ровесниц. Кроме того, она не задержится у вас так долго, чтобы Чарли успел воспылать к ней страстью! Кстати, а что ему делать дома? Я слышал, он собирался в Ирландию за лошадьми с парой приятелей?

– Так оно и было, но ему не повезло, он перевернул свой новый фаэтон три дня назад, сломал руку, два ребра и пробил голову, – тоном человека, привычного к такого рода неприятностям, произнесла мисс Силвердейл.

– Видимо, зазевался? – с умеренным интересом осведомился Десфорд.

– Скорее всего, но он ведь, конечно, не признается. Он все еще в постели, потому что порядочно разбился, но я не думаю, чтобы Чарли смог перенести пребывание дома слишком долго. Он уже порывается вставать, так что мама была страшно рада приезду Саймона. О Господи! Я совсем забыла сказать тебе! Думаю, тебе интересно будет узнать, что Саймон обедал с нами и сейчас сидит с Чарли. По крайней мере, он был там, когда я выскользнула из гостиной, но, боюсь, мама уже выставила его в настоящий момент, потому что она говорила, что разрешит ему быть у Чарли не больше двадцати минут.

– О Господи! – с тоской воскликнул виконт. Она не могла не рассмеяться, но сразу же строго произнесла:

– Кто-нибудь посторонний, Дес, мог бы вообразить, что младший брат не пользуется твоим расположением!

– Здесь нет посторонних, – без тени раскаяния заявил виконт, – и второго такого болтуна нет на свете!.. Кажется, мне придется повидаться с ним. И если мне не обойдется втридорога, чтобы он придержал свой язык об этом дельце, значит, я не знаю своего дорогого Саймона!

Генриетта пристыдила его, но будущее показало, что виконт отлично знает своего безжалостного братца; когда Десфорд предложил ей познакомиться с Черри и убедиться самой, насколько бедная девушка нуждается в сочувствии, они отправились в «греческий» салон, где их взглядам предстал высокородный Саймон Каррингтон собственной персоной, пытающийся завязать беседу с растерянной мисс Стин. Не было ни малейшей необходимости объяснять искрящийся весельем взгляд, который он бросил на старшего брата.

Десфорд проигнорировал этот вызывающий взгляд и представил Черри мисс Силвердейл:

– Я забыл предупредить тебя, Хетта, что мне пришлось везти сюда это глупое дитя едва ли не силой! Мне кажется, она думала, что ее везут в логово дракона!

Черри, быстро вскочившая на ноги, вспыхнула и окончательно смешалась, пробормотав с запинкой:

– О нет, нет! П-правда, мэм, я так не думала…

– Ну, если она и подумала что-то в этом роде, винить следует тебя, Десфорд, – сказала мисс Силвердейл. Она улыбнулась и шагнула вперед, приветливо протягивая руку. – Славную картинку, должно быть, он нарисовал!.. Здравствуйте, мисс Стин. Десфорд рассказал мне о ваших злоключениях и как вы были потрясены, когда не застали в городе вашего деда. Представляю, что вы чувствовали! Но я надеюсь, Десфорд очень скоро найдет его, а мы пока устроим вас поудобней в Инглхерсте.

Черри подняла свои большие глаза, полные благодарных слез, и прошептала:

– Благодарю вас. Мне так… неловко!..

Виконт, с удовлетворением наблюдавший за этой сценой, переключил свое внимание на брата и требовательно поинтересовался:

– Бога ради, Саймон, что это ты на себя нацепил?

Генриетта смеющимся тоном бросила через плечо:

– Я же говорила, Саймон, Дес содрогнется при виде тебя!

Юный мистер Каррингтон, большой франт и любитель порисоваться, обладавший фигурой и ростом, которые позволяли следовать самой экстравагантной моде и при этом не выглядеть гротескно, видимо, на этот раз решил перещеголять своего старшего брата, известного своей элегантностью. Саймон был приятным молодым человеком, полным искрометной живости, всегда готовым позабавиться и на чужой, и на собственный счет. Хотя глаза его смеялись, он очень серьезным тоном произнес:

– Это, Дес, последний писк моды, как следовало бы тебе знать, не будь ты таким отсталым! – Он выставил ногу вперед, давая возможность полюбоваться пышными складками, украшавшими его нижние конечности. – Стиль Питершема, мой мальчик!

– Это-то я понял! – пробормотал виконт. С помощью монокля он пристально оглядел брата от каблуков до исключительно высоко вздернутых уголков воротничка, стоявшего торчком сзади. Рукава, присобранные и основательно подбитые в плечах, застегивались на бесчисленное количество пуговиц, но ближайшие к запястью оставались небрежно расстегнутыми; на шее красовался очень широкий полосатый галстук. Виконт, изучив все это великолепие, пожал плечами и, опустив монокль, поинтересовался:

– И у тебя хватило наглости усесться за стол леди Силвердейл в таком виде, каналья?

– Но, Дес, она меня пригласила! – воскликнул Саймон, глубоко задетый. – Ей понравился мой великолепный костюм, правда, Хетта?

– По-моему, она просто утратила дар речи, – отозвалась Генриетта. – А когда оправилась от потрясения, ты обрушил на нее столько лести – больше, чем я удостоилась за целый год! – что ей пришлось пригласить тебя обедать.

– Не может быть! – возразил Саймон. – Целый год – неужели мы так долго не виделись!

Она рассмеялась и отвернулась от него, глядя на Черри, прислушивавшуюся к этой перепалке с понимающим выражением, лица и огоньком в глазах. Мисс Силвердейл признала в душе, что Дес нисколько не преувеличил, назвав эту девушку трогательной малышкой, и ее сердце невольно дрогнуло, когда она спросила себя, не увлекся ли он больше, чем ему самому кажется? Распознав в этом недобрый знак ревности со стороны той, которую никогда не находили ни малышкой, ни трогательной – не считая ранней юности, ни хорошенькой, она подавила в себе неправедные чувства и, улыбаясь, взяла Черри за руку:

– Я должна представить вас моей матери, но вы наверняка хотели бы сперва снять шляпку и плащ, поэтому я забираю вас в свою комнату, а Десфорд тем временем отправится к леди Силвердейл и объяснит ей, как вышло, что вы попали в наш дом и теперь доставите нам удовольствие, немного погостив в Инглхерсте. Ты зайдешь матушку в гостиной, Дес!

Он кивнул и последовал бы сразу же за ней к выходу из салона, если б Саймон не задержал его, спросив, намерен ли брат ночевать в Вулвершеме.

– Нет, я вернусь в Лондон, – ответил виконт. – Но я хочу поговорить с тобой перед отъездом, поэтому не уезжай, пока я не вернусь!

– Уверен, что хочешь! – проницательно ухмыльнулся Саймон. – Я подожду.

Виконт метнул в него убийственный взгляд и отправился испытывать силу своего обаяния на леди Силвердейл.

Десфорд застал миледи за вышиванием алтарного покрова, но когда он вошел, она сразу же отложила пяльцы и, протягивая ему свою пухлую руку, сладким голосом произнесла:

– Дорогой Эшли!

Он поцеловал ее руку, немного задержав в своей, и решительно приступил к осуществлению своего замысла.

– Дорогая леди Силвердейл! – начал он. – Не сочтите меня отвратительно назойливым, но как вам удается выглядеть все моложе и очаровательней с каждой нашей встречей?

Если б миледи хоть немного тревожилась о том, чтобы не выглядеть смешно, ей следовало бы рассердиться, но она только легонько шлепнула Десфорда по руке с игривым возгласом:

– Льстец!

– О нет! – возразил он. – Я никогда не льщу!

– Ах, что за плут! – вздохнула миледи.

Он отверг и это обвинение, и возражение было принято благосклонно – действительно, в девичестве миледи была необыкновенно хороша. Время и праздный образ жизни губительно отразились на ее фигуре, но она сохранила остатки былой красоты, особенно когда сообразила, что высокие слоеные воротники превосходно скрывают округлость второго подбородка. За время своего вдовства леди Силвердейл достигла габаритов, которые неприятно поразили бы покойного сэра Джона и вряд ли вдохновили другого искателя счастья. Вдове нечем себя занять, и большую часть привязанности, на которую была способна леди Силвердейл, она обрушила на своего единственного сына. Со стороны могло бы показаться, что она радостно обожает обоих своих детей, но тот, кто имел возможность наблюдать миледи близко, знал, что, при искренней любви к Чарли, она питает лишь некоторую привязанность к Генриетте.

Виконт относился к числу близких вдове людей, поэтому, не теряя времени, приступил к сочувственным расспросам о здоровье Чарли и терпеливо выслушал описание увечий, от которых страдал достойный молодой человек, и нервного потрясения, вызванного несчастным случаем. Конечно, такие раны могли бы повлечь за собой самые страшные последствия, не будь он усмирен и помещен в кровать до тех пор, когда доктор Фостон разрешит ему встать. Так как среди немногих тем, вызывавших интерес миледи, кроме болезней, был также разлад между теми, кто страдает от физических и моральных напастей, и всеми прочими, виконту пришлось выслушать также перечисление спазмов и приступов, перенесенных миледи, с той минуты, как на ее глазах израненное тело сына внесли в дом на носилках.

– Я немедленно упала в обморок, потому что подумала, что он мертв! – выразительно произнесла она. – Правда, все решили, что это я умерла, потому что страшно долго не могли привести меня в чувство, и потом, знаете ли, я была так взволнована, что не могла поверить, когда Хетта убеждала меня, что Чарли жив, только сильно изранен. Я очень слаба с того самого момента, и доктору Фостону пришлось назначить мне сердечные капли, кроме валерианы для моих истерзанных нервов.

Виконт пространно похвалил силу духа, проявленную миледи в этом страшном испытании, и наконец счел возможным переключиться на свое дело. Он сделал это очень ловко, но склонить леди Силвердейл к его просьбе оказалось нелегко. Дело затруднилось еще больше, когда он сказал, что Черри – внучка лорда Неттлкумба. Миледи воскликнула, что решительно не желает иметь дела ни с одним представителем этого семейства. Он искренне осветил:

– Трудно винить вас в этом, мэм, а кто бы хотел иметь с ними дело? Но ваше доброе сердце не может не отозваться на несчастье бедного ребенка! Если ее отец не умер, то просто позабыл о ней – и оставил ее без гроша! Последние годы она жила у родственников матери, которые скверно обращались с ней. Так скверно, по правде говоря, что она решилась просить убежища у деда до того времени, когда сумеет найти место в приличном доме. Ну, а так как я тогда был в Хэйзелфилде, тетушка захотела, чтобы она поехала в Лондон со мной и была передана под опеку старого Неттлкумба. Вы можете представить мое положение, когда мы приехали на Албемарл-стрит и нашли дом запертым и никто из соседей не смог подсказать, где сейчас его светлость! Я не знал, что мне делать с бедной девочкой, пока не вспомнил о вас, мэм!

Она перебила его:

– Неужели это дочка Уилфреда Стина?

– Да, это она, бедняжка! Ей бы лучше быть сиротой, даже если он еще жив.

– Десфорд! – произнесла леди, придвинув к себе ароматический уксус. – Никогда бы не подумала, что вы способны привезти дочь этого… этого создания в Инглхерст! И как могла ваша тетушка… Впрочем, мне всегда казалось, что бедная Софрония – женщина с большими причудами. Но как она могла вообразить, что я пожелаю приютить девушку…

– Это вовсе не она, мэм! – возразил виконт. – Она просила меня только доставить Черри к деду. Это я – зная вас лучше, чем тетя, – решил, что есть только один человек, на которого я мог бы положиться, способный позаботиться о бедной девочке! – Он улыбнулся миледи и продолжил: – Неужели вы надеетесь убедить меня, что так жестокосердны? Неужели вы выгоните ее? У вас ничего не выйдет: я слишком хорошо вас знаю!

Машинально пощипывая бахрому своей шелковой шали, она сверлила виконта негодующим взглядом. Но прежде чем она успела настроиться и решительно приказать увезти Черри из ее дома, дверь открылась, и вошла Генриетта, держа за руку мисс Стин.

– Мама, это бедняжка Черри, которая переживает сейчас не лучшие времена, как, вероятно, Десфорд уже объяснил вам. Она совершенно измучена, но буквально заставила меня отвести ее к вам перед тем, как отправиться в постель. Ну, а теперь, моя дорогая, вы видите, что моя матушка так же мало напоминает дракона, как и я!

– Весьма польщена! – слабым голосом произнесла миледи, приветствуя Черри очень легким кивком. – Хетта, любовь моя, подай мои сердечные капли!

Совсем оробевшая, Черри прошептала:

– Мне не следовало приезжать! Ох, я же знала, что не следовало сюда ехать!.. Я прошу прощения, мэм!

Леди Силвердейл была женщиной эгоистичной, но не бессердечной, и эта несвязная речь, в сочетании с бледным испуганным личиком, умилостивила ее. Почти немыслимо было выгнать из дому эту бедную девочку, так что, сохраняя вид, говоривший об очень близком обмороке, слабым, страдальческим голосом миледи произнесла:

– О, вовсе нет! Вы должны извинить меня за то, что я предоставила дочери устроить вас в нашем доме: мне очень нехорошо, и мой врач советует мне избегать неожиданных волнений. Так неудачно вышло, что вы навестили нас в тяжелое время! Но моя дочь позаботится о вас. Пожалуйста, не стесняйтесь, если вам что-нибудь потребуется. К примеру, стакан горячего молока перед тем, как ложиться в постель.

– Я полагаю, мэм, она нуждается в чем-то посущественнее, чем стакан молока, – вмешался виконт, заметив, что у Черри совершенно уничтоженный вид, и почти незаметно подмигивая ей.

– Конечно! – отозвалась Генриетта. – Она поужинает сразу же, как только я уложу ее в кровать.

– О, спасибо! – благодарно воскликнула Черри. – Я не заслуживаю такой заботы, но это было бы чудесно! Тетя Багл никогда не разрешала мне…

Она сбилась, потому что эти несколько слов произвели магическое действие на хозяйку дома. Только что расслабленно лежавшая в кресле с флаконом ароматического уксуса в руке, она выпрямилась и резким тоном спросила:

– Кто, вы сказали?..

– Моя тетя Багл, мэм, – пролепетала Черри. У леди Силвердейл бурно вздымалась грудь.

– Эта женщина! – с отвращением произнесла она. – Вы хотите сказать, что она ваша тетя, детка?

– Да, мэм, – дрожащим голоском подтвердила Черри.

– Вы знакомы с ней, мама?

– Нас одновременно вывезли в свет, – драматически заявила леди Силвердейл. – Умоляю вас не говорить мне больше об Амелии Багл! Об этой кривляке, строившей глазки каждому джентльмену, оказавшемуся на ее пути! И воображавшей себя красавицей – чего уж нет, того нет, потому что у нее невозможная фигура и ужасно уродливый нос! А уж подцепив Багла, она и вовсе вообразила себя воплощением женственности! Я смеюсь каждый раз, когда ее вспоминаю!

Но веселье явно не было преобладающим чувством в ее душе, и миледи сумела выдавить лишь единственное «Ха!», исполненное разящего сарказма. Генриетта, быстро переглянувшись с Десфордом, дрожащими губами выговорила:

– Похоже, она не была вашей любимой подругой, мама!

– Вот уж нет! Но я старалась сохранить хотя бы видимость приличных отношений с нею до того афронта, который она устроила, пытаясь проскочить в дверь передо мной, заявив с наглой самоуверенностью, что имеет на это право, так как род ее баронета старше, чем Силвердейлы! После этого, конечно, я разве что обменивалась с ней поклоном – и все, и никакого интереса к ней не питала. Идите, сядьте около меня, дитя мое, и расскажите мне обо всем! Не сомневаюсь, она самым позорным образом злоупотребляла вами, потому что, насколько я помню, Амелия Багл не привыкла проявлять хоть немного вежливости по отношению к людям, которых мнит ниже себя! Вы сделали абсолютно правильно, что покинули ее!

Миледи выразительно похлопала по диванчику рядом с собой, и Черри, быстро опомнившаяся от недавнего потрясения, застенчиво улыбаясь, поклонилась и приняла приглашение. Поклон окончательно пленил леди Силвердейл; она потянулась и схватила руку Черри, приговаривая:

– Бедное дитя! Вы теперь моя гостья, и в этом доме вам не придется сталкиваться с такой азиатчиной. Правда ли, что у этой женщины пять дочерей?

Убедившись, что ее непостоянная родительница полностью поглощена ужасной судьбой старого врага, Генриетта усмотрела в этом возможность обменяться украдкой парой слов с виконтом.

– Что за удача, верно? – вполголоса произнесла она. – Хотела бы я знать, что натворила эта женщина, чтобы привести маму в такую ярость.

– И я бы не отказался! – шепнул в ответ виконт. – Надеюсь, ты мне расскажешь, когда дознаешься, в чем тут дело. Судя по всему, вопиющее столкновение в дверях имело захватывающую предысторию.

– Скорее всего, они были соперницами, – предположила Генриетта. – Но это все не важно. Черри побудет у нас, пока ты не найдешь ее деда, но что мне ей посоветовать? Не нужно ли ей написать леди Багл вежливое письмо о том, что она сейчас в Инглхерсте? Мне кажется, это не очень хорошо, что она ушла из дому без единого слова. Леди Багл наверняка не настолько бессердечна, чтобы не беспокоиться, куда она подевалась!

– Пожалуй, – неохотно признал Десфорд. – Но все же, Хетта, попроси ее написать просто, что она поехала к дедушке. Я надеюсь разыскать его за несколько дней. А если, она напишет, что гостит сейчас в Инглхерсте, это неизбежно свяжет меня с ее побегом. Леди Багл возьмется за тетушку Эмборо, и мне достанется не на шутку!

– А ты не можешь сам написать леди Эмборо и все ей объяснить?

– Нет, Хетта, не могу! Она не любит леди Багл, но наверняка не захочет с ней ссориться. Ей не слишком понравится, что я втравил ее в эту историю!

– Действительно, я об этом не подумала! Ты переночуешь у нас или поедешь в Вулвершем с Саймоном?

– Ни то, ни другое: я вернусь в Лондон. Можешь представить себе мой завтрашний день – мне придется рыскать по городу, узнавая, куда подался Неттлкумб! Ох, ладно! Это мне урок: не кидаться на выручку девицам, попавшим в беду!

– Не проверив заранее, удастся ли выйти сухим из воды, – насмешливо добавила она.

– И не убедившись, что Хетта готова выручить меня из любой передряги, – добавил он и поцеловал ей руку. – Благодарю тебя, мой лучший друг. Обязан тебе бесконечно!

– Ох, болтун! Если ты собираешься сегодня мчаться в Лондон, лучше попрощайся сейчас со своей подопечной, потому что я намерена немедленно уложить ее в кровать: у нее от усталости глаза слипаются. Я попросила Гримшоу позаботиться об ужине для тебя, Саймон собирался составить тебе компанию.

– Бесконечно благодарен! – И виконт пошел попрощаться со своей протеже, а Черри торопливо вскочила, когда он подошел к дивану, и виконт подумал, что у нее действительно очень усталый вид. Она с заметным усилием улыбнулась и хотела было снова начать благодарить его, но виконт похлопал ее по руке и отеческим тоном попросил быть хорошей девочкой. Потом он пообещал леди Силвердейл зайти попрощаться, когда поужинает, и отправился в столовую.

Там в небрежной позе, боком, опершись одним локтем на стол и вытянув перед собой длинные ноги, задрапированные избыточным количеством ткани в подражание Питершему, сидел его брат. Около него стоял графин с бренди. Гримшоу, лицо которого выражало смертельную обиду, с поклоном проводил Десфорда к столу и извинился за скудное меню: омары и цыплята кончились за обедом.

– И миндальные пирожные с сыром, которые горячо одобрил мистер Саймон, тоже, – с нажимом добавил он.

– Другими словами, я их слопал, – пояснил Саймон. – Они были чертовски хороши! Я бы хотел, чтобы вы отказались от своей постной мины, Гримшоу! Вы весь вечер ходите с похоронным видом, меня это страшно угнетает.

– Боюсь, твой костюм произвел на него слишком сильное впечатление, – заметил виконт, накладывая на свою тарелку маринованного лосося. – И трудно винить его в этом. Ты в нем – форменный шут. Вы согласны со мной, Гримшоу?

– Я бы сказал, милорд, это не совсем тот стиль, который я одобряю. И не тот, если мне будет позволено высказать свое мнение, который подобает молодому джентльмену.

– Вы просто безнадежно отстали от моды! – возразил Саймон. – Это самый модный стиль, его ввел Питершем!

– Милорд Питершем, – с достоинством парировал Гримшоу, – пользуется репутацией эксцентричного джентльмена и часто появляется в костюме, который иначе как ни на что не похожим не назовешь.

– И кроме того, – добавил Десфорд, когда Гримшоу вышел, – Питершем на добрых пятнадцать лет старше тебя и не выглядит торговцем макаронами, что бы он на себя ни нацепил.

– Полегче, братец! – предостерегающим тоном произнес Саймон. – Еще немного в том же духе – и ты рискуешь получить хороший щелчок по носу!

Десфорд расхохотался и с помощью монокля оглядел расставленные на столе блюда.

– Правда? И тем не менее, Саймон, твои штаны– это нечто невозможное! Но я вовсе не собираюсь обсуждать твою одежду, есть предметы и поважней.

– Ну, раз уж ты переменил тему, я как раз тоже хотел сказать тебе нечто важное! Как удачно вышло, что я остался обедать. Займешь мне пятьсот фунтов, Дес?

– Нет, – спокойно ответил Десфорд. – И пенса не дам.

– Очень правильно! – одобрительно произнес Саймон. – Нельзя развращать юношей, позволяя им залезать в долги. Лучше подари мне эту сумму, и ни слова о том бутончике, который ты привез с собой, не сорвется с моих губ!

– Ты просто вымогатель, – заметил Десфорд, тщательно осматривая выбранный пирожок. – Зачем тебе пятьсот фунтов? Если учесть, что не прошло и месяца, как ты получил свое квартальное содержание, у тебя, видимо, слишком большие расходы.

– К несчастью, – вздохнул Саймон, – полученных денег было так мало, что о них и говорить не стоит!

– А отец меня называет транжирой!

– Это пустяки, мой мальчик, по сравнению с тем, как он назовет тебя, если узнает о твоей маленькой чаровнице!

Десфорд, пропустив мимо ушей эту вольность, изучающе посмотрел на брата и спросил:

– Твои расходы наводят на мысль, что ты стал захаживать в притоны картежников.

Саймон пристыжено рассмеялся:

– Только один раз, Дес. Должен сказать, этот опыт мне дорого обошелся.

– То есть тебя здорово обобрали? Что ж, это может случиться с каждым. И потому ты примчался домой? Отец был рад тебе?

– Честно говоря, мой дорогой, я бы предпочел не касаться этой темы, хотя причину ты угадал верно. Но, кажется, это оказался неподходящий момент, чтобы затрагивать такие щекотливые вопросы. Расположение духа него далеко не любезное!

– Неудивительно, если ты появился в этом костюме! Ты просто осел, Саймон! Вполне мог бы догадаться, что это его взбесит!

– Нет, нет, как ты мог так подумать? Я проявил невероятную сдержанность в одежде. Я решил даже побаловать его бриджами. Но бриджи не выстояли и раунда против подагры. Мне пришлось выслушивать, как он ругает меня, тебя и даже Гораса на протяжении целого часа! В полдень я придумал способ улизнуть и предложил маме отвезти к леди Силвердейл письмо, которое она собиралась отправлять с посыльным. Мама считала себя обязанной выразить сочувствие по поводу несчастного случая с Чарли. Кстати, Хетта говорила тебе, что этот болван ухитрился перевернуться?

Десфорд кивнул.

– Да. Он действительно плох?

– Ну, малыш выглядит дохлым, как мышь, но они говорят, что он очень быстро поправляется. Да, так насчет пяти сотен, Дес…

– Я выпишу тебе чек на банк Драммондс – при одном условии!

Саймон расхохотался:

– Я слушаю с замиранием сердца, Дес!

– Да я не к тому, болван. Мое условие такое: ты немедленно выбросишь эти нелепые тряпки!

– Это большая жертва, – мрачно произнес Саймон. – Но я пойду на нее. Больше того, если я могу быть чем-нибудь полезен в том щекотливом положении, в котором ты оказался, я готов…

– Весьма обязан, – ответил Десфорд, одновременно и позабавленный, и тронутый. – Тут ты ничем не можешь быть полезен; впрочем, ты не знаешь, куда подевался старый Неттлкумб?

– Неттлкумб? На кой черт тебе эта старая ворона? – Предельно удивленный, спросил Саймон.

– Мой бутончик, как ты изволил выразиться, – внучка старой вороны, и я пообещал доставить ее к деду. Но когда мы приехали в Лондон, оказалось, что дом Неттлкумба заперт. Вот почему я привез ее сюда.

– Господи, так она – Стин?..

– Да, единственная дочь Уилфреда Стина.

– А что он собой представляет?

– О, это темная лошадка! Еще когда ты был маленьким – и я, собственно, тоже, – он натворил дел, и я помню, что о нем много говорили. Особенно отец – обо всех Стинах, которых знал! Потому я и не хочу, чтобы он пронюхал про Черри!

– Ее так зовут? – спросил Саймон. – Странное имя.

– Ее зовут Черити, но ей больше нравится Черри. Я познакомился с ней, когда гостил в Хэйзелфилде. Не буду вдаваться в подробности, но мне пришлось везти ее в Лондон – можешь мне поверить, только под давлением обстоятельств. Она жила у тети по материнской линии, и с ней так плохо обращались, что она убежала. Я встретил ее на дороге, решительно шагавшую в Лондон, и не сумел убедить вернуться домой. Что мне оставалось делать?

– Старый добрый Галахад, – ухмыльнулся Саймон.

– Черта с два! Знай я, как все обернется, я бы ни за что не влез в эту историю!

– Влез бы, – заметил Саймон. – Думаешь, я тебя не знаю? Кстати, а что за скандал связан с темной лошадкой?

– Если верить нашему отцу, Стин чуть ли не убийца. Неттлкумб выгнал его, когда он убежал с матерью Черри, но за границу ему пришлось удрать из-за махинаций в игорном притоне. Спаивал юнцов, подзуживал к игре, а потом плутовал за картами.

У Саймона расширились глаза.

– Славный парень! – пробормотал он. – Что с ним сталось потом?

– Неизвестно, и раз столько лет о нем никто не слышал, он считается умершим.

– Хотелось бы надеяться, – сказал Саймон. – Если ты позволишь мне дать совет, дорогой братец, чем раньше ты сдашь девушку на руки деду, тем лучше для тебя. Ты ведь не влюблен в нее, нет?

– О, ради Бога! – воскликнул Десфорд. – Да нисколько!

– Прошу прощения, – пробормотал Саймон. – Я просто хотел знать.

Глава 7

Прежде чем расстаться с братом, Саймон сунул в карман подписанный чек и с дружеской насмешкой поинтересовался, собирается ли Десфорд в Ньюмаркет на июльские скачки. Виконт ответил, что не особенно надеется попасть в Ньюмаркет.

– Десять против одного, что к тому времени я все еще буду охотиться за Неттлкумбом, – сказал он. – Но если ты едешь, запомни кличку: Мопсквизер. Старый Джерри Таутон шепнул мне словечко у Татта на прошлой неделе, а на его совет обычно можно положиться.

Саймон стиснул его руку с теплой улыбкой:

– Спасибо, Дес. Слушай, ну ты козырный малый!

Слегка позабавленный, Десфорд поинтересовался:

– Такой восторг из-за пустяковой подсказки? Брось!

– Дело не в этом, вернее – не только в этом… – Саймон похлопал себя по карману. – Спасибо, что не стал читать мне отеческие нотации!

– Стал бы ты обращать на это внимание!

– Кто знает, кто знает… – весело протянул Саймон, взял шляпу и залихватски посадил на свои пышные кудри. Поколебавшись, он добавил: – Завтра я возвращаюсь в Лондон и буду там до поездки в Ньюмаркет. Так что, если тебе понадобится моя помощь – только свистни, я сделаю все, что могу! – И, немного смущенный, он сразу же вернулся к своему излюбленному небрежному тону, добавив: – Ты еще не знаешь, на что я способен! Пока, мой мальчик!

Виконт покинул Инглхерст через двадцать минут, избавившись, по крайней мере, от одной из своих забот, Леди Силвердейл, благодаря, главным образом, неприязни к старому врагу и только отчасти – скромному обаянию Черри, проявляла большую симпатию к неожиданной гостье. К счастью, на ее вкус Черри была довольно славненькой, не более того.

– Бедное дитя! – сказала она. – Как жаль, что она такая маленькая, и это ее унылое платье!.. Хетта, любовь моя, полагаю, будет неплохо, если мы придумаем ей что-нибудь более презентабельное; может, подарим ей тот отрез зеленого батиста, который, как мы решили, тебе совершенно не идет? Она сможет сшить себе хорошенькое платьице. Простенькое, симпатичное платьице, ну, ты понимаешь меня. И еще ей нужно привести в порядок прическу. Терпеть не могу лохматых голов!

Генриетта одобрительно отнеслась к великодушным затеям своей родительницы, так что виконт покинул Инглхерст в приятной уверенности, что, по крайней мере, в ближайшее время с Черри будут обходиться очень хорошо.

В это время Черри уже основательно погрузилась в дремоту, из которой ее не смог вырвать ни стук копыт, ни скрип колес. Она так устала от волнений и тревог вчерашнего дня, что с трудом проснулась, когда утром экономка разбудила ее, отдернув полог кровати (собственно, Черри только приоткрыла сонные глаза и потянулась, как котенок), и сказала, что утро выдалось чудесное. В доказательство она раздвинула шторы, и Черри на секунду ослепил хлынувший в комнату поток солнечного сияния. Она со вздохом села, разом вспомнив все события прошлого дня, и спросила, который час. Услышав, что уже восемь, она воскликнула:

– О Господи! Я проспала двенадцать часов! Как это со мной такое случилось?

Экономка, увидевшая, что она готова выскочить из кровати, сказала, что торопиться не стоит: миледи никогда не спускается к завтраку, а мисс Хетта велела не беспокоить ее до восьми. Потом добрая женщина поставила медный кувшин с горячей водой в угол около умывальника, попросила позвонить ей, если что-нибудь еще потребуется, и вышла. У двери она помедлила, предупредив Черри, что завтрак подадут к десяти.

Теперь, оставшись одна, Черри наконец смогла оглядеться. Накануне она была слишком измучена, чтобы изучать обстановку отведенной ей спальни. Единственное, что произвело на нее впечатление, – это исключительно мягкие подушки и самая удобная кровать, на какой ей случалось спать; но сейчас, сидя на постели, обхватив коленки, она озиралась в благоговейном восторге. Черри твердо решила, что это самая восхитительная комната на свете; ее бы поразило, знай она, что леди Силвердейл недавно раздраженно назвала немного выгоревшие занавески «неприлично потрепанными». Ее светлость также осудила пятно на ковре, где какой-то беспечный гость расплескал воду после умывания. Но Черри не замечала ни пятна, ни выгоревших занавесок. Школа мисс Флетчинг была обставлена добротно, но строго; а в Мэплвуде Черри делила комнату с Дианемой и Коринной, которые, по мнению их матери, были еще слишком малы, чтобы тратить на них деньги сверх необходимости. Соответственно с этим, их спальню украшало собрание разностильных кресел и буфетов, слишком обветшавших, чтобы их можно было держать в парадных комнатах, или купленных по дешевке на распродажах. И даже у тети Багл над кроватью не было полога из шелкового дамаска, подумала Черри, благоговейно поглаживая ткань.

Она выскользнула из кровати и сразу же сделала приятное открытие: кто-то уже не только распаковал ее чемодан, но и выгладил оба платья, которые она взяла с собой. Это вознесло Черри на такую степень блаженства, что ей показалось: она еще спит и видит сон.

Когда Черри в сопровождении величественного Гримшоу вошла в маленькую гостиную, Генриетта, разливавшая чай, поприветствовала ее так весело и дружески, что девушка сразу же оправилась от страха, внушенного ей дворецким, и импульсивно произнесла:

– Кажется, я вела себя так глупо вчера, что даже не поблагодарила вас и леди Силвердейл за вашу беспримерную доброту ко мне! Я просто не знаю, как мне выразить свои чувства…

– Вздор! – улыбнулась Генриетта. – Я потеряла счет вашим «спасибо» вчера вечером. Кажется, последний раз вы прошептали что-то в этом роде, когда я задула свечу, но, так как вы уже наполовину спали, я могла и ошибиться!

Ко времени, когда они встали из-за стола, Черри была уже полностью очарована Генриеттой и почти освободилась от нервной робости. Разговорив свою гостью, Генриетта поняла, что Черри не хочется рассказывать о своей тете. Зато с огромной симпатией и привязанностью она говорила о мисс Флетчинг, но Генриетта сомневалась, чтобы их отношения были намного ближе, чем положено между наставницей и благодарной ученицей. Черри довольно сдержанно отвечала на ее расспросы, и поначалу казалось, что она постоянно ожидает окрика или замечания. Но, постепенно привыкая к тому, что такой угрозы больше не существует, она становилась все естественней и щебетала веселей, как по дороге в Лондон в экипаже Десфорда. Но чтобы убедить ее принять в подарок отрез зеленого батиста, потребовались серьезные уговоры, и даже согласившись, она порывалась немедленно отплатить за это – если не деньгами, то услугами.

– Я привыкла иметь какое-то занятие, – уверяла она Генриетту. – Умоляю вас, мисс Силвердейл, скажите мне, какое бы вы хотели дать мне поручение!

– Но я не хочу давать вам никаких поручений! – возражала. Генриетта. – Вы наша гостья, Черри, а не служанка!

– Нет, – сказала Черри, вспыхнув и решительно выпятив подбородок. – Вы говорите так по доброте, и… и это наполняет мою душу таким теплом, что я не успокоюсь, пока вы мне не позволите быть вам полезной. Я вижу, конечно, что у вас полно слуг, но есть сотни мелочей, которые ни вы, ни леди Силвердейл не станете поручать слугам! Передать на словах сообщение или просьбу, найти затерявшуюся вещицу, зашить дырочку в чулке – о, сотни мелочей, которые вы делаете сами, хотя это страшно скучно!

Так как Генриетте так и не удалось вспомнить ни одной мелочи, которую ее родительница усомнилась бы поручить слугам, она рассмеялась, но, естественно, не стала объяснять причин своего веселья. Она просто сказала:

– Ладно, я постараюсь сделать все возможное, чтобы занять вас, но хочу предупредить: если вы снимете с меня заботу обо всех этих вещах, я очень скоро превращусь в ленивое, эгоистичное, невыносимое существо!

– Нет. Я уверена, что этого не случится! – с нежной улыбкой ответила Черри.

Почти все утро она провела, вырезая детали выкройки из зеленого батиста и складывая их вместе. В этом занятии ей оказала квалифицированное содействие мисс Эвзиба Кардд, личная портниха миледи, тощая особа с ядовитым выражением лица, в которой трудно было угадать сочетание редкого таланта одевать свою госпожу по моде и ревностного обожания этой не вполне справедливой леди. Свои услуги она предложила Черри с предельным отвращением – собственно, она бы и не подумала этого делать, если бы ее милость не приказала по возможности преобразить мисс Стин. Профессиональная гордость победила менее похвальные чувства и даже заставила (чтобы уберечь миледи от расходов на посылку за личным парикмахером, как объяснила это мисс Кардл) уложить буйные локоны мисс Стин в намного более приемлемом изящном стиле – миледи похвалила мисс Кардл за это, что случалось крайне редко. Но трогательные изъявления благодарности самой Черри совершенно ее не тронули. Мисс Стин ей определенно не нравилась. Собственно, у Черри был единственный доброжелатель среди прислуги – миссис Ханибурн, дородная и добродушная экономка, называвшая ее милой маленькой леди; горничные, оба лакея и даже ворчливый садовник только снисходительно усмехались, а Гримшоу косился на нее подозрительно и раздраженно. Они вместе с мисс Кардл решили, что гостья – льстивая интриганка, бессовестно подлизывающаяся к мисс Хетте и миледи.

– Если вас интересует мое мнение, – веско произнес Гримшоу, – я должен сказать, что она тут втирается в доверие. А уж что я думаю о поведении лорда Десфорда, поселившего в доме эту интриганку, я даже не решусь высказать вслух.

К счастью для душевного покоя Черри, отчужденная вежливость, с которой держались оба недоброжелателя, надежно скрывала их враждебность. Через три дня после приезда ее прежний испуганный и робкий вид изменился; она словно распустила лепестки под лучами неведомой прежде доброты. Для нее все было ново: когда она входила в комнату, ее встречали улыбкой; леди Силвердейл называла ее «дорогой крошкой» и любезно просила выполнить поручение; мисс Силвердейл дружески приглашала прогуляться по саду; с ней вели себя как с желанной гостьей, и Черри стремилась всеми доступными способами отплатить своим хозяйкам за их великодушие. В первый же свой день в Инглхерсте она поняла, что ничем не может быть полезна Генриетте. Зато она постоянно оказывала услуги леди Силвердейл, не подозревая, что плаксивый тон миледи и ее ласковые манеры скрывают эгоизм и властолюбие, на свой лад более безжалостные, чем откровенная грубость тети Багл. Если леди Багл повелительным тоном отправляла ее искать какую-то затерявшуюся вещицу, а получив желаемое, выражала удивление, что поиски так затянулись, леди Силвердейл в сходном положении побуждала Черри к действию примерно следующим образом:

– Ох, дорогая, до чего же я глупа! Я снова потеряла свои ножницы для рукоделия! Ну, куда же я могла их деть? Нет, нет, дорогое дитя! К чему вам расплачиваться за мою рассеянность?

А когда Черри, после изматывающих поисков по всему дому, приносила потерянные ножницы, леди Силвердейл говорила:

– Ах, Черри, мое дорогое дитя! Вам вовсе незачем было беспокоиться!..

Неудивительно, что Черри расцвела при таком обращении и прониклась благодарностью и горячей дружбой к своим покровителям. Она еще никогда в жизни не была так счастлива; и Генриетта, понимая это, нашла нужным слегка предостеречь ее. Она так и сделала, осторожно шепнув Черри на ушко, что расположение леди Силвердейл – явление непостоянное, являющееся производным от ее самочувствия, настроения, прихотей погоды и добросовестности прислуги. Миледи было свойственно испытывать внезапные приливы неприязни к особам, которых она еще недавно жаловала теплейшим расположением; и так как подобные капризы могли длиться довольно долго, они делали существование жертвы предельно неудобным.

Черри выслушала предостережение и понимающе кивнула, заметив, что леди Багл также склонна к необъяснимым вспышкам антипатии.

– Только вела она себя хуже, потому что не была так добра и великодушна, как дорогая леди Силвердейл! Правда, мне кажется, вы с ней – добрейшие люди на свете!

Это было сказано с таким сияющим взглядом! Генриетте оставалось только надеяться, что благодушие леди Силвердейл продлится все время пребывания Черри в их доме.

Все это происходило за три дня до того, как сэру Чарльзу Силвердейлу разрешили встать с постели. Его мать и сестра видели, что он пострадал от несчастного случая гораздо сильней, чем согласен признаться. Чарли настоял на том, чтобы ему позволили самостоятельно спуститься по лестнице, но когда, тяжело навалившись на лакея, он добрел до библиотеки, то бессильно растянулся на диване и даже согласился выпить сердечное лекарство, предложенное матерью. Чарли Силвердейл был приятным молодым человеком, но его лицо слишком часто портила гримаса раздражения, а порой, когда он не мог поступить, как хотел бы, или получить желаемое, его черты выражали откровенную вздорность. Как по характеру, так и внешне он был очень похож на мать; а в силу того обстоятельства, что отца он потерял очень рано и был страшно разбалован заботливой матерью, все унаследованные им недостатки с возрастом развились. Он обладал обаянием, легкостью манер, делавшей его приятным собеседником, и бездумной смелостью, вызывавшей восхищение значительного числа юных джентльменов сходного склада ума. Слуги любили его, потому что, несмотря на требовательность, такую же, как у матери, и даже еще более эгоистичную, он унаследовал и ее дар придавать самым резким приказам вид простой просьбы; к тому же он всегда благодарил за выполнение своих указаний нежнейшей улыбкой, смягчавшей последствия любой вспышки гнева; он охотно позволял слугам отдохнуть, если заранее знал, что не будет нуждаться в их услугах, и поэтому считал себя добродушным господином. Вспышки раздражения с его стороны домашние принимали как естественные проявления утонченного характера, а его легкомыслие извинялось крайней молодостью. Только сестра, которой родственная привязанность не мешала видеть его недостатки, сказала однажды, что у Чарли так много друзей потому, что свой скверный нрав он бережет для родных. Но так как то замечание вызвало суровые упреки матери, Генриетта больше никогда его не повторяла.

Она ожидала выздоровления брата с серьезной озабоченностью, зная, что малейший признак заинтересованности мисс Стин с его стороны превратит леди Силвердейл из великодушной покровительницы в злейшего врага Черри. Но оказалось, что Десфорд совершенно прав: хотя перезрелая миссис Камбертри осталась в прошлом, сэр Чарлз Силвердейл по-прежнему питал склонность к дамам зрелого шарма и богатого опыта. Инженю совершенно не интересовали Чарли, и его встреча с Черри не пробудила ни тени тревоги в бдительной родительнице. По правде говоря, она охотно согласилась, когда Чарли сказал:

– Что за невзрачное существо, мама! Тише воды, ниже травы… Хотел бы я знать, с чего Десфорд вздумал хлопотать о ней.

Мистера Кэри Нетеркотта это тоже интересовало, но, будучи простым, прямодушным человеком, он принял объяснение Генриетты без вопросов и без всякой задней мысли.

– Поведение его светлости в таких сложных обстоятельствах делает ему честь, – сказал он и добавил со слабой улыбкой: – И хотелось бы, чтобы кое-кому хватило присутствия духа вести себя так же на его месте!

– Да! – отозвалась с улыбкой Генриетта. – Это очень печальная история – намного печальней, чем призналась Десфорду бедная девочка. Надо быть чудовищем, чтобы бросить ее в беде!

Он согласно кивнул и мрачно добавил:

– Но что с ней будет? Такая юная, и совсем одна – вы ведь не сможете вечно заботиться о ней, как, вероятно, ожидает лорд Десфорд.

– Нет, конечно, он просто оставил ее в Инглхерсте на время поисков ее дедушки. Хотя захочет ли лорд Неттлкумб взять на себя заботу о Черри – это мне представляется весьма сомнительным.

– Я не знаком с его светлостью – только по слухам.

– Я тоже, но если и половина того, что о нем болтают, соответствует действительности, это невообразимо вздорный и жадный человек. Можно только надеяться, что его тронет положение Черри и он позаботится о ней. Это было бы чудесно, ведь она такая трогательная.

– Она действительно очень трогательная малышка, – подхватил он, – и поэтому мало кому может понравиться, что она станет рабой вздорного старого осла, каким считают лорда Неттлкумба. – Он помедлил, нахмурившись и постукивая пальцами по столу. – Что она будет делать, если Неттлкумб откажется от нее? – резко спросил он. – Она думала о такой возможности?

– О да! У нее есть намерение – очень серьезное намерение! – поискать себе место в приличном доме.

Он нахмурился сильней:

– Какое место? Гувернантки? Для этого она слишком молода!

– Не только молода, но еще и совершенно неподготовлена, – заметила Генриетта. – Она хотела бы получить питомцев, только что вышедших из детской, но, надеюсь, мне удастся убедить ее, что из этого ничего не выйдет в силу тех обстоятельств, при которых она покинула дом своей тети… Кроме того, Черри хотела бы ухаживать за пожилыми людьми. Она говорит – и я этому верю! – что отлично ладит с… как она выразилась, ворчливыми старыми леди. Положим, моя мать не так уж стара, но – Господи, прости меня – довольно ворчлива, и у нее довольно своеобразное чувство юмора – так вот, она тому прямое подтверждение! Вы, конечно, понимаете, что я хотела сказать? – Он поклонился, серьезно глядя на нее. – Ну вот, и могу сказать только, я не видела пока никого, кто смог бы лучше поддерживать ее хорошее настроение!

– Кроме вас? – предположил он.

– О Боже, нет! – смеясь, возразила она. – Уверяю вас, только не я! У меня не достает терпения. А вот Черри – о да! Боюсь, у нее больше, чем у меня, сочувствия к ипохондрикам. Если вас это шокировало, забудьте мои слова!

Он покачал головой.

– Знак доверия с вашей стороны не может меня шокировать, – просто сказал он. – Скорее меня потрясло, что вы сознаете истинную природу всех болезней леди Силвердейл… Простите, если я высказался грубо! Я не слишком ловок в словах, и часто мне бывает трудно точно передать свои мысли! Мне всегда казалось, что вы верите в ее пошатнувшееся здоровье. Поэтому ваша преданность матери выглядела совершенно естественной и вызывала только сочувствие к вашей роли и желание спасти вас от нее!

Он замолчал и покраснел, увидев в ее выразительных глазах и удивление, и смех. Когда Генриетта заговорила, ее слова подействовали на него, как ушат холодной воды. Смеясь, она сказала:

– Что ж, я буду рассчитывать на это, сэр! Господи, неужели вы считали мою жизнь достойной сочувствия? Меня нужно спасти? Какое странное впечатление произвожу на вас я – и, конечно, моя бедная матушка! Временами она бывает утомительна, но, уверяю вас, она привязана ко мне так же, как и я к ней! Я совершенно счастлива, поверьте!

– Извините меня, – прошептал он. – Я сказал лишнее.

– Отчего же? – с улыбкой продолжила она. – Дело в том, что вы слишком романтичны, мой друг, и вам подошла бы компания таких же рыцарей, как и вы, готовых спасать юных дев от драконов, и великанов, и людоедов… Но если задуматься, сколько их уже сражено странствующими рыцарями, покажется, что земля положительно перенаселена и девами, и рыцарями, и чудовищами!

Он рассмеялся, но сразу же покачал головой и сказал:

– Вы всегда так остроумны, мисс Хетта, но кое-кого вам этим не обмануть. Вы когда-нибудь бываете серьезны?

– Ну, не очень подолгу! – ответила она. – Боюсь, я, как Беатриче, рождена, чтобы болтать глупости и никогда не быть серьезной! Но вспомните, мы обсуждали судьбу бедняжки Черри, а не мою! Вот она на самом деле в беде!

– Это действительно трудный случай, – серьезно сказал он.

– Да, но я очень надеюсь, что довольно скоро ей сделают предложение.

– Лорд Десфорд? – спросил он, изучающе вглядываясь в ее лицо.

– Десфорд?.. – невольно переспросила она. – Господи, нет! По крайней мере, очень надеюсь, что не он. Из этого все равно ничего не выйдет!

– Почему вы так считаете? Если он влюбится в нее…

– Мой дорогой сэр, Десфорд никогда не забудет своих обязательств перед семьей! Как, по-вашему, отнесется к такому союзу лорд Рокстон?

– Вы хотите сказать, лорд Десфорд женится, чтобы угодить отцу? – уточнил он.

– Не совсем так: он ни за что не женится так, чтобы это разочаровало его отца! Я имела в виду совсем другое: если мы сможем устроить ее в какую-нибудь семью, где она будет знакомиться со всеми посетителями, я совершенно уверена, что она получит предложение, возможно, даже несколько – от вполне респектабельных женихов, которых совершенно не будет волновать репутация ее отца.

– Вы позволите мне сказать, мисс Хетта, что репутация ее отца не будет иметь значения для любого мужчины, который ее полюбит!

– Да, это звучит прекрасно, – нетерпеливо перебила Генриетта. – Но вряд ли стоит надеяться, что Каррингтоны пожелают породниться со Стинами! Это вообще сомнительный род! Лорд Неттлкумб – всего лишь второй барон, знаете ли, а его отец, насколько мне известно, вовсе простолюдин!

– Не вижу в этом ничего предосудительного.

– Отлично сказано! – парировала она. – Он мог быть чудесным человеком! Но, насколько мне известно, дело обстояло совсем наоборот. У них дурная кровь, мистер Нетеркотт, и хотя это не сказалось в Черри, кто знает, как это отзовется на ее детях?

– Если вы действительно так считаете, мисс Хетта, мне кажется, вам следует позаботиться, чтобы ваш брат не влюбился в нее! – сказал он насмешливым тоном, мрачно глядя на нее.

Она рассмеялась:

– Да, должна признаться, у меня были сильные опасения на этот счет! Но Десфорд сказал, что мне нет нужды беспокоиться об этом. Он сказал, что мальчишки в возрасте Чарли не обращают внимания на своих сверстниц и волочатся за перезрелыми обольстительницами. И был абсолютно прав – как почти всегда: Чарли считает Черри совершенно невзрачной. И это, конечно, прекрасно, потому что я надеюсь, что ко времени, когда его вкус изменится к лучшему, она уже покинет наш дом.

– Таково мнение лорда Десфорда? – скептически поинтересовался мистер Нетеркотт.

Это задело ее. Сдвинув брови, Генриетта произнесла:

– Вряд ли я рискну спросить его мнение на этот счет, но сама я совершенно уверена, потому что сейчас как раз вспомнила, что и сам он в юности волочился за женщинами старше себя. И все это были особы не того сорта, чтобы кто-либо, кроме законченного повесы, рискнул жениться… А Десфорд таким не был даже в самые свои бесшабашные дни!

Ее глаза заблестели от забавных воспоминаний, но быстрый взгляд на мистера Нетеркотта напомнил ей, что он не способен разделить ее воодушевление, поэтому Генриетта ловко подвела к концу затянувшийся разговор наедине. Она встала и пригласила своего гостя в библиотеку, чтобы Чарли, все еще ограниченный в передвижениях, мог насладиться его обществом.

Глава 8

Тем временем виконт уже успел пожалеть о своем рыцарском порыве. Следующий день после возвращения на Арлингтон-стрит он посвятил многочисленным, но бесплодным попыткам найти лорда Неттлкумба. Преодолев стойкую неприязнь, с большой неохотой он отправился к мистеру Стину, живущему на Гросвенор-стрит. Но мистер Стин, как и его отец, уехал из Лондона. Правда, его дом остался не совсем пустым – но дряхлый привратник, без особой спешки откликнувшийся на яростные трели звонка, едва не оторванного Десфордом, и крещендо ударов в дверь, сообщил только, что мистер Стин увез свое семейство в Скарборо. Точного адреса он, естественно, указать не мог, знал только, что всем слугам дали двухнедельный отпуск, с тем чтобы после окончания этого отпуска дом был подготовлен к возвращению хозяйской семьи. И, естественно, ему не было известно, намерен ли лорд Неттлкумб присоединиться к сыну в Скарборо, хотя ему это казалось весьма маловероятным, так как отношения между сыном и отцом были не слишком нежными. Наконец, искренне стараясь помочь виконту, привратник сказал, что адрес мистера Стина наверняка известен его адвокату; но так как он не смог сказать, как зовут адвоката, это предположение оказалось совершенно бесполезным.

Так кончился этот обескураживающе бесплодный день, и когда виконт в одиночестве сел обедать у себя на Арлингтон-стрит, дворецкий с горестным сочувствием отметил, что у хозяина совершенно пропал аппетит. Это огорчение вдохновило верного Олдэма на самый многообещающий совет, какой был получен Десфордом за время поисков. Наполняя бокал виконта, Олдэм спросил:

– Не кажется ли вашей светлости, что лорд Неттлкумб мог уехать в свое загородное поместье?

Виконт, погруженный в безрадостные размышления, поднял на него глаза и воскликнул:

– Господи, что я за осел! Я совсем забыл, что у него есть загородный дом!

– Да, милорд. – Олдэм ловко придвинул к нему пирог с сыром. – Я сам вспомнил об этом только несколько минут назад и взял на себя смелость заглянуть в «Указатель дворянских поместий», который видел в библиотеке вашей светлости. Это выпуск десятилетней давности, но я думаю, сведения не слишком устарели. Согласно «Указателю», поместье лорда Неттлкумба находится в графстве Кент, недалеко от Стейплхерста. Не думаю, чтобы его сложно было найти, потому что оно называется Неттлкумб-Мэнор.

– Спасибо! – с чувством произнес виконт. – Я так тебе обязан! Правда, не знаю, что бы я делал без тебя! Завтра утром еду в Стейплхерст.

Утром он позавтракал необычно рано и выехал в Стейплхерст, когда другие молодые искатели приключений еще не покинули своих спален. Найти Неттлкумб-Мэнор оказалось совсем нетрудно, потому что в нескольких милях от Стейплхерста виконт увидел соответствующий знак, указывающий дорогу – собственно, узкую тропинку, огороженную высокой покосившейся изгородью, где между колеями от колес пробивалась трава. То, что он увидел, не вполне отвечало понятию «загородное поместье». Все же это был хоть и не замок, но достаточно большой дом, окруженный парком, с начинавшейся от маленькой хорошенькой сторожки дорожкой для карет, носившей следы недавней усердной прополки. Когда экипаж подъехал к главному входу и виконт легко спрыгнул на землю, он увидел, что в доме идет ремонт – обстоятельство, как он ехидно сказал себе, вполне достаточное, чтобы заключить: обитатель дома, кто бы он ни был, во всяком случае не лорд Неттлкумб.

Это предположение вскоре полностью подтвердилось. Дом был сдан удалившемуся от дел торговцу, жена которого, как он сам объяснил Десфорду, всю жизнь мечтала о грандиозном загородном имении.

– Представьте себе, милорд, – рассказывал он с фамильярной усмешкой, – у нее душа лежала только к огромным домищам, вроде Чэтсуорта, но я объяснил ей, что герцогские замки мне не по карману, даже если б его милость согласился продать мне свой дом, в чем я сомневаюсь. Почти два года у нас ушло, чтобы найти это местечко. К этому времени я так устал и измотался, болтаясь по всей стране, гоняясь за домами, которые нам потом не подходили, торгуясь с мошенниками агентами, что когда я увидел этот – я решил: была не была! Конечно, я не особенно его рассматривал, и потом оказалось, что здесь потребуется уйма работы, но я сказал себе: будет чем заняться, когда я уйду от дел! Если мне нечего будет делать, я помру от скуки. Больше того, я смог немного сбить цену, хотя и не так сильно, – добавил он мрачным тоном, – как надо бы, осмотри я дом как следует! В общем, если вы друг лорда Неттлкумба, сэр, я не стану ничего говорить, но вы просто не поверите, какие руины мне достались!

– Я не друг лорда Неттлкумба и верю вам, – быстро произнес виконт, чтобы предотвратить дальнейшие объяснения мистера Тагсли. – У меня э… деловой вопрос к его светлости, и, так как в Лондоне его не оказалось, я надеялся застать его здесь. Буду вам очень обязан, если вы подскажете, как мне его найти!

– Этого я не знаю, но могу сказать вам, как зовут его адвоката. Если ваша светлость окажет мне честь пройти вон в ту комнату – миссис Тагсли называет ее Зеленым салоном, хотя, по-моему, это просто маленькая столовая – и немного перекусить и освежиться, я тем временем поищу для вас имя и адрес адвоката.

Виконт охотно отклонил бы это приглашение, но, не желая задеть чувства представителя низшего сословия – а он всегда этого избегал, – поблагодарил любезного хозяина и последовал за ним. В Зеленом салоне он поклонился миссис Тагсли – как герцогине, сказала она потом супругу – и последующие двадцать минут провел в веселой, с легкой куртуазной ноткой, болтовне, выпил бокал вина и съел персик. Стол ломился от яств, но виконт решительно отказался перекусить, объяснив, что никогда не ест днем, хотя от персика был не в силах отказаться (что было правдой).

Миссис Тагсли старалась произвести на виконта впечатление светской дамы, часто упоминая имена титулованных особ и сопровождая это замечаниями вроде «такое нежное создание» или «это настоящий джентльмен» как будто была с ними близко знакома. Виконт отвечал с безукоризненной вежливостью и не обнаруживал признаков раздражения или скуки, но был страшно благодарен, когда наконец появился мистер Тагсли с листком бумаги в руке. Протягивая Десфорду записку с адресом адвоката, мистер Тагсли посоветовал ему держать ухо востро со старым мошенником Неттлкумбом. Миссис Тагсли, угрожающе уставившись на мужа, потребовала, чтобы он не выражался так вульгарно. Но Десфорд рассмеялся и поблагодарил мистера Тагсли за предупреждение, добавив, что оно будет не лишним для такого далекого от коммерции человека, как он.

Виконт любезно простился с четой Тагсли, так что они не смогли заподозрить, как он мечтал убраться из Неттлкумб-Мэнор на протяжении последнего часа. Трудно было надеяться, что он попадет в Лондон, прежде чем мистер Крик закроет свою контору, а следующий день, воскресенье, все равно пропадал, так что виконт собирался встретиться с адвокатом лорда Неттлкумба утром в понедельник.

Но побеседовать с мистером Криком ему удалось только после обеда. В понедельник утром помощник адвоката с извинениями объяснил виконту, что мистер Крик уехал к одному из своих клиентов домой и вернется к полудню. Почтительно поклонившись, он спросил, не желает ли его светлость, чтобы мистер Крик заехал на Арлингтон-стрит, когда освободится; но виконт без колебаний отверг это предложение, объяснив, что хотел бы только узнать у мистера Крика, где находится лорд Неттлкумб.

– А это, – добавил он с приятной улыбкой, – вероятно, могли бы сказать мне и вы!

Но оказалось, что дать такую справку клерк не может – или не хочет, так что виконт уехал, оставив свою карточку и пообещав вернуться попозже.

– Так что теперь этот Крик сможет вволю поиграть с вашей светлостью в прятки, – желчно заметил Стеббинс, занимая свое место позади виконта.

– Оставь свой зловещий тон! – раздраженно приказал виконт. – Ты брюзжишь не переставая с той минуты, как мы выехали из Хэйзелфилда, меня уже тошнит от этого! Какого черта ему играть со мной в прятки?

– Этого я сказать не могу, милорд, но нам ведь известно, что он ведет все дела лорда Неттлкумба, и если милорд не собирается взять его за глотку, я просто осел – а ведь я не осел!

– Ты, может, и не осел, но зато худший ворчун, с каким я имел несчастье связаться! – резко произнес Десфорд. – Я отлично знаю, что развязало тебе язык, но не могу понять, какое тебе дело, если я пожелаю оказать помощь мисс Стин или любой другой леди!

Стеббинс присмирел и тихо пробормотал извинение, но виконт решительно перебил его:

– Отлично, черт подери, и постарайся, чтоб этого больше не случилось!

Стеббинс помалкивал до самого дома, а когда милорд бросил ему вожжи, выйдя из кареты, спросил, к которому часу готовить выезд для новой поездки в Сити.

– Мне больше не понадобится мой экипаж, я возьму наемный, – ответил Десфорд.

– Хорошо, милорд, – послушно ответил Стеббинс. – Как пожелает ваша светлость. Но если вы предпочтете править сами, вы можете посадить молодого Аптона на мое место.

Ни тон, ни выражение лица старого грума не позволяли догадаться, как страстно он жаждет примирения, виконт отлично знал, что Стеббинс ворчит, искренне заботясь о благополучии своего хозяина, и что взять на его место младшего грума означает ранить старика в самое сердце. Поэтому, смерив его суровым взглядом, виконт рассмеялся и произнес:

– Ну-ка, брось свои фокусы, старый жулик! Думаешь, я плохо тебя знаю? Приготовь тильбюри к двум!

Стеббинс был так счастлив, заслужив прощение, что когда он занял свое место позади виконта перед второй поездкой в Сити, его нервозная предупредительность не знала границ. Виконт, отлично понимавший природу такой неестественной покладистости, приказал бы Стеббинсу прекратить паясничать, не знай он, что это и так не продлится долго. И действительно, первые признаки обычной строптивости проявились, когда виконт бросил груму поводья около мрачного дома, в котором находилась контора мистера Крика, и пообещал вернуться через несколько минут. Стеббинс поинтересовался, что будет делать его светлость, если адвоката не окажется на месте. Но виконт только рассмеялся и вошел в контору.

Клерк с поклоном проводил Десфорда в кабинет мистера Крика, где его очень вежливо приветствовал сам адвокат: он предложил виконту кресло и извинился за свое отсутствие утром, но указать местонахождение лорда Неттлкумба отказался. Мистер Крик заверил виконта, что представляет все деловые интересы милорда.

– И если ваша светлость потрудится изложить свое предложение…

– Мой вопрос к лорду Неттлкумбу – не делового характера, а личный, поэтому ответить на него может только он сам.

Виконт говорил совершенно спокойно, но едва уловимая решительная нотка не укрылась от мистера Крика и обеспокоила его. Он деликатно кашлянул и пробормотал:

– Ну конечно! Совершенно верно! Естественно, я понимаю… Но уверяю вашу светлость, вы можете без колебаний довериться мне. Деликатное положение, вероятно? Уверяю вас, мой клиент оказывает мне честь своим полнейшим доверием…

– Да? – с вежливым безразличием уронил виконт. Мистер Крик переставил чернильницу, поправил листок бумаги и наконец произнес:

– Он… э… трудный человек, если позволите!..

– Я пока не знаком с его светлостью, но всегда считал его старым безумцем, – сказал виконт.

Мистер Крик сдавленно хихикнул, но сразу же прибавил, что не может с этим согласиться, хотя и признает, что у лорда Неттлкумба имеются странные причуды.

– Он стал настоящим отшельником, знаете ли, и почти никого не принимает, кроме мистера Джонаса Стина – а в настоящее время и его тоже. – Он вздохнул и покачал головой. – Я должен с сожалением признаться, что милорд и мистер Стин несколько повздорили пару недель назад, в результате его светлость отбыл в Хэрроугейт, оставив мне указание улаживать любые вопросы, возникшие в его отсутствие, и заявил в… выражениях, которые я не рискну повторить, что не желает видеть ни мистера Стина, ни кого-либо другого, включая меня!

– Господи, да он спятил! – воскликнул виконт.

– Нет, нет, милорд! – возразил мистер Крик. – Я бы сказал, он несколько возбужден – думаю, именно это вы имели в виду. Ему свойственно довольно мрачное расположение духа и довольно необычное чувство юмора, но он чрезвычайно проницателен – о, весьма проницателен! – во всех вопросах и, как он сам говорит, смотрит прямо в корень! – Он снова хихикнул, но так как виконт остался равнодушен к этому свидетельству остроумия лорда Неттлкумба, адвокат деликатно кашлянул и доверительно продолжил: – Его… его эксцентричность происходит, мне кажется, от несчастливых обстоятельств личной жизни, которая, как мне известно, не удалась! С моей стороны было бы непорядочно развивать эту тему, но ваша светлость наверняка слышали, что его брак был начисто лишен супружеского блаженства, которое часто смягчает самый суровый нрав. И дурные наклонности младшего сына стали причиной больших огорчений милорда – о, очень больших! Можно было бы надеяться, что он найдет утешение в мистере Джонасе Стине, но, к несчастью, ему не нравится жена мистера Джонаса, так что и отношения со старшим сыном зачастую становятся напряженными, хотя между ними никогда не было серьезных ссор до… Но больше я не имею права ничего говорить.

– Дорогой сэр, – перебил виконт, нетерпеливо ожидавший окончания этого монолога, – прошу вас, уясните себе, что меня не интересуют ни супружеские огорчения лорда Неттлкумба, ни его ссоры с сыном! Я хотел бы знать только, где именно в Хэрроугейте можно его найти!

– Ох, Господи, ох, Господи, неужели я сказал – Хэрроугейт? – огорченно спросил мистер Крик.

– Да, вы это уже сделали, так что теперь можете назвать мне точный адрес, – сказал виконт. – Это позволит мне избежать хлопот и расспросов в каждой гостинице, которые предстоят, если вы по-прежнему будете скрывать от меня его адрес!

– Милорд, я его не знаю!

Виконт сдвинул брови и недоверчиво произнес:

– Вы не знаете?.. Как такое возможно? Вы сказали, что пользуетесь его полным доверием!

– Да, да, так оно и есть! – воззвал мистер Крик, готовый удариться в слезы. – Я знаю, почему он решил уехать, но не знаю, где он намерен остановиться. Он не сказал мне этого, потому что не желал, чтобы его беспокоили! Он оказал мне честь, сказав, что я могу на свое усмотрение решать все вопросы, не обращаясь к нему. Могу я почтительно предложить вашей светлости подождать возвращения милорда в Лондон – согласно моим сведениям, в следующем месяце?..

– Отчего же, – любезно произнес виконт. Он встал и взял свои перчатки и шляпу. – Вы можете предложить все, что пожелаете, мистер Крик! Сожалею, что вы не можете указать мне, где остановился лорд Неттлкумб, и не вижу смысла отнимать у вас время. О нет! Умоляю, не трудитесь провожать меня! Я отлично найду дорогу сам!

Но мистер Крик не мог позволить себе такую неучтивость. Он пронесся стрелой через всю комнату, чтобы распахнуть перед виконтом дверь, кланяясь даже ниже, чем его помощник, и последовал за важным гостем по лестнице, умоляя простить его и понять деликатность его положения как доверенного лица важной особы. Виконт постарался успокоить его, но оставил еще более растерянным. Когда Десфорд уже взобрался в тильбюри, мистер Крик еще раз выразил надежду, что не произвел ложного впечатления на своего гостя.

– Не терзайте себя! – через плечо бросил Десфорд. – Я не скажу его светлости, кто помог мне найти его!

Он принял поводья у Стеббинса и поинтересовался:

– Скажи, мой отец не ездил в Хэрроугейт однажды – о, много лет назад, когда его первый раз прихватила подагра? Я, кажется, тогда еще был в Оксфорде.

Стеббинс нахмурился, напрягая память. Наконец он сказал:

– Да, милорд, ездил. Но насколько я помню, он вернулся через неделю, ему там не понравилось. Кажется, он был в Лимингтоне. – Грум нахмурился снова, но сразу же просиял. – Нет, не в Лимингтоне; кстати, воды никогда ему на пользу не шли. Совершенно точно, он ездил в Хэрроугейт. Но никакого толку от этого не было. Может, если б он выпивал больше одного стакана, ему бы и помогло, но его от этих вод тошнило.

Виконт понимающе ухмыльнулся:

– Бедный папа! Кто станет его винить? Он брал тебя с собой?

– Меня, милорд? – Стеббинс был потрясен. – Господи, нет! В то время я был младшим грумом!

– А я надеялся, что ты был с ним. Какая жалость! Ты бы знал эти места. Ох, ладно, нам лучше остановиться в Хатчарде, я поищу там путеводитель.

– Милорд, и вы готовы проделать такой путь, чтобы найти старика этой мисс? – воскликнул Стеббинс. – Если мне позволено будет сказать, не очень-то похоже, что кому-то может быть приятно иметь такого деда!

– Вполне возможно, даже, пожалуй, наверняка, но я уже обещал мисс Стин, что найду его, и будь я проклят, если не сдержу своего слова!

– Но, милорд, – возразил Стеббинс, – потребуется четыре-пять дней, чтобы добраться туда! Это почти двести миль пути – я знаю точно, потому что когда милорд и миледи отправились туда, они были в дороге пять дней, и мистер Радфорд, он тогда был лакеем его светлости, всегда твердил, что именно из-за этого его светлости там не понравилось!

– Господи, неужели ты вообразил, что я поеду туда в повозке, груженной семейным скарбом? Что я посажу четверых слуг в карету, за мной поскачут двое верховых, да еще вторая карета с багажом, не считая прочей свиты моего батюшки… Удивляюсь, что родители ехали меньше недели! Я возьму только Тэйна и один чемодан и буду менять лошадей, как только потребуется, так что обещаю тебе: дорога займет не больше трех дней! Ну вот, у тебя снова физиономия вытянулась! Если я могу домчаться до Донкастера за два дня – а это, как ты знаешь, я делаю довольно часто, – я наверняка доберусь в Хэрроугейт дня за три, а может, и меньше!

– Да, милорд, возможно, и больше, если что-нибудь поломается, – заметил Стеббинс, – или конь оступится и захромает!

– Или попаду в снежный буран, – добавил виконт.

– Этого я не говорил, – холодно заметил Стеббинс, – и не собирался говорить, потому что я не такой дурак, чтобы ждать снежного бурана в это время года. Но если поломается карета, кто скажет, что это не беда?

– Действительно, кто? Буду иметь это в виду и постараюсь держаться почтовых трактов, – пообещал виконт.

Стеббинс фыркнул, но не стал продолжать. Десфорд не нашел путеводителя по Хэрроугейту в лавке Хатчарда, но взамен ему предложили маленький толстый томик, гордо именовавшийся «Путеводителем по всем лечебным водам и ваннам» и содержавший исполненные с большим вкусом пейзажи, бесчисленные карты, городские планы и маршруты. Виконт надеялся скрасить вечер, листая главу, посвященную Хэрроугейту, и найти в ней список гостиниц, отелей и сдаваемых внаем апартаментов. Но ни Нижний, ни Верхний Хэрроугейт не удостоились такой чести. Оставалось предположить, что ничего похожего на приличную гостиницу в этих краях не найти; по мере того как виконт читал описание Хэрроугейта, дополняя его воспоминаниями своего отца, в нем крепло желание не иметь никакого дела с этим отдаленным уголком Англии. Угнетающе подействовал на него уже первый раздел, где говорилось, что Хэрроугейту принадлежит первое место – не по разнообразию развлечений и не по красоте природы, а по количеству посетивших его больных… Видимо, чувствуя, что слишком сурово обошелся с этим курортом, автор путеводителя описал Верхний Хэрроугейт как исключительно приятное и перспективное место для уединения. Но в следующем абзаце и Верхний, и Нижний Хэрроугейт были названы «меланхолическими краями», так что виконт заключил, что путешествие его мало развлечет. Пролистав страницы, описывающие исключительные свойства ключей, и бегло просмотрев разделы «Местные жители» и «Удобства», виконт не испытал ни малейшего интереса, но почувствовал, как у него волосы на голове становятся дыбом, когда прочитал, что одним из достоинств Хэрроугейта считается отсутствие развлечений, заставляющее отдыхающих устраивать «нечто вроде семейных вечеринок». Чуть позже он весело хмыкнул, читая, что соседство леди и джентльменов на скамейках исключает любые проявления грубости и неделикатности; а когда, на следующей странице, он прочитал, что одно из преимуществ свободного общения с дамами – достигаемая воздержанность, которую автор не без ехидства назвал «ни в малой степени» не связанной с водами, он так хохотал, что не сразу смог продолжить свое занятие. Виконт еще немного полистал путеводитель, так ничего и не выяснив о помещениях, сдающихся внаем, зато узнал, что в Хэрроугейте имеются местная Ассамблея Гостей и главный церемониймейстер, который распоряжается на местных балах, театр, две библиотеки, бильярдная и утренняя гостиная в одном из зданий под названием «Променад»; это позволяло надеяться, что он без особых трудностей установит, где устроился лорд Неттлкумб.

И все же виконт никак не мог понять, отчего лорд Неттлкумб, живущий отшельником и годами избегавший всякого общества, внезапно решил провести лето там, где, по словам автора путеводителя, во всех гостиницах трапезы за длинными столами сопровождались «общей беседой» и где «оба пола учились быть взаимно приятными». Возможно, старого скупердяя привлекли умеренные цены? Но это преимущество наверняка уничтожалось большими дорожными расходами. Виконт, прихватив свечу с собой в постель, пытался угадать, как ехал на север лорд Неттлкумб: дилижансом? Поразмыслив, он отбросил это предположение, решив, что даже Неттлкумб не способен быть таким скрягой. Он мог поехать почтовой каретой – это все равно дешевле, чем нанимать экипаж, особенно если купить всего два места. Конечно, Неттлкумб не стал бы путешествовать с такой пышностью, как лорд Рокстон, но немыслимо было представить, что в такую длительную поездку он не прихватил хотя бы камердинера! Мысль о торжественном въезде лорда Рокстона в Хэрроугейт и его спешном отбытии снова развеселила виконта. Он взял себе на заметку при случае поинтересоваться мнением Бедного Старого Папочки о Хэрроугейте.

Тэйн, его собственный, отлично вышколенный камердинер, не моргнув глазом выслушал новость о предстоящем путешествии на непритязательный курорт в Йоркшире. А когда Десфорд приказал сложить все самое необходимое в один чемодан, он сказал только:

– Конечно, милорд. Сколько дней ваша светлость собирается провести в Хэрроугейте?

– О, не больше двух-трех! – ответил Десфорд. – Я не собираюсь ни на какие приемы, так что не укладывай вечерний костюм.

– В таком случае, одного чемодана будет вполне достаточно, – невозмутимо заключил Тэйн. – Дорожный несессер положим в экипаж, а городские костюмы вашей светлости я укладывать не стану. Думаю, их было бы странно носить в таком месте.

Это было все, что он нашел нужным сказать о предстоящей экспедиции, и Десфорду, который уже много лет привык полагаться на его компетентность, не пришло в голову спросить, достаточно ли тот уложил воротничков и галстуков и придумал ли место для верхней одежды.

В свою очередь, Тэйн не выказал ни малейшего удивления спешным отправлением и ни словом, ни взглядом не выдал, что осведомлен о причинах такой спешки, хотя виконт недавно собирался на скачки в Ньюмаркет. Тэйн еще не видел мисс Стин, но уже знал об обстоятельствах ее знакомства с виконтом благодаря дружеским отношениям с обоими Олдэмами. Не проявляя вульгарного любопытства, не подобающего человеку его положения, он выудил у миссис Олдэм как скудные сведения о мимолетной гостье, так и ее предположения о развитии этого приключения. Сам он удерживался от всяких суждений, хотя и считал, что знает своего господина куда лучше других и уже не раз видел его влюбленным по уши. Тем более он не стал вступать в обсуждение этого вопроса со Стеббинсом – но не потому, что считал недостойным «джентльмена при джентльмене» сплетничать с грумом, просто они со Стеббинсом отчаянно ревновали хозяина друг к другу.

Прежде чем отправиться в кровать, виконт написал короткое письмо мисс Силвердейл, извещая ее, что едет в Хэрроугейт, где, по его сведениям, находится Неттлкумб, и надеется вернуться не позже чем через неделю, чтобы немедленно примчаться в Инглхерст с сообщением, что его миссия одержала победу или потерпела поражение, чтобы в этом случае обсудить, что делать дальше с несчастным ребенком. «Я чувствовал бы себя ужасным подлецом, свалив на тебя это бремя, мой лучший друг, если б не надеялся, что она понравится тебе».

Это послание он вручил Олдэму следующим утром, приказав отослать срочной почтой в Инглхерст. Потом он сел в карету и отправился в долгое путешествие в Йоркшир.

Глава 9

Виконт продвигался вперед без всяких задержек и мог бы приехать в Хэрроугейт к концу второго дня своего путешествия, если бы не подумал, что неразумно в разгар сезона появляться на курорте, не позаботившись о ночлеге. Глупо было бы начинать искать гостиницу поздно вечером, поэтому Десфорд остановился в Лидсе в «Кингз армс». До цели оставалось всего двадцать миль. Десфорд был исключительно крепким молодым человеком и большую часть своего времени посвящал самым энергичным занятиям спортом, но два долгих скучных дня в карете утомили его. Карета виконта предназначалась для быстрой езды и за счет легкости конструкции могла развивать большую скорость, но мало сглаживала для седока неровности ландшафта. К полудню второго дня пути милорд лениво заметил, что охотно поменялся бы местами с каким-нибудь почтальоном. Шокированный Тэйн, не веря своим ушам, переспросил:

– Поменялись местами с почтальоном, милорд?..

– Да, потому что они хоть чем-то заняты. Хотя, конечно, мне бы не понравилось таскать тяжелые кованые сапоги, – задумчиво добавил он.

– Пожалуй, – негодующе фыркнул Тэйн. – Неслыханное дело для джентльмена!..

– И такое утомительное, правда? – лениво заметил Десфорд.

– Мне не приходилось испытать это на себе, милорд, так что не могу судить, – довольно холодно ответил Тэйн.

– Мне следовало бы спросить кого-нибудь из своих посыльных, – продолжал дразнить его Десфорд.

Но Тэйн, не желая быть объектом дальнейших насмешек, коротко ответил:

– Конечно, милорд.

Десфорду оставалось только пожалеть, что позади сидит не Стеббинс. Тот наверняка с удовольствием включился бы в перепалку, украсив ее парой анекдотов, ярко иллюстрирующих достоинства и недостатки службы по почтовому ведомству.

Но его сожаление улетучилось, как только Десфорд вспомнил беспримерные достоинства Тэйна, проявляющиеся с того момента, как его господин расстается с экипажем. Любая почтовая станция, которой ее светлость оказал бы честь своим посещением, преображалась совершенно загадочным образом. Самая непритязательная комната превращалась в уютную спальню, в которой появлялось мягкое ложе, манящее ко сну; находилось место для верхней одежды; появлялись удобства, которых Десфорд никогда в жизни не догадался бы потребовать, не говоря уж о том, чтобы устроить их самостоятельно; находилась возможность разгладить складки на одежде, освежить воротничок и шейный платок; и прислуга подавала горячую воду по первому требованию милорда, без малейшего промедления. Стеббинс гораздо более забавный компаньон в дороге, но ему недоступны таланты Тэйна, признал в душе милорд, когда камердинер вечером задернул полог кровати, и сонно пробормотал:

– Благодарю тебя! Надеюсь, ты сумеешь устроиться хотя бы наполовину так удобно!

На следующий день виконт добрался до Хэрроугейта сразу же после полудня; хотя он собирался отправиться в путь в восемь утра, Тэйн разбудил его часом позже этого времени, заявив лицемерно, с затаенной уверенностью в своей правоте, что неправильно истолковал указания милорда. Он не стал говорить, что в шесть утра, согласно полученным указаниям, тихонько проскользнул в комнату: виконт спал таким сладким сном, что Тэйн пожалел будить его. Он предположил, исходя из собственного опыта, что первую половину ночи виконт провел под угнетающим впечатлением дорожной тряски и смог заснуть очень поздно, уже в полном изнеможении. Догадка эта была совершенно верна, Десфорд все еще чувствовал себя сонным и вялым, и извинения камердинера были приняты снисходительно, с длинным зевком и скептическим взглядом, сопровожденными невнятным бормотанием.

Оживший после отличного завтрака, Десфорд стряхнул с себя сонное оцепенение и двинулся в путь. Это был чудесный солнечный день, и дующий с болот ветерок приятно освежал путешественников. При таких благоприятных условиях Хэрроугейт встретил их во всем блеске, так что виконт подумал, что неизвестный автор путеводителя питал личную неприязнь к этому чудесному краю. Часть города, лежавшая в низине, не понравилась виконту, но находившийся милей выше Верхний Хэрроугейт был очарователен, как, сквозь зубы, признавал путеводитель. В ясный день – а день был исключительно ясный – в отдалении виднелся Йоркминстер, у подножия которого лежали Хэмблтонские холмы, а на западе синели Крэйвенские горы. Кроме ипподрома, театра и главного источника, в Верхнем Хэрроугейте имелся большой парк, являвшийся одним из его главных достоинств, вокруг которого располагались три лучшие гостиницы, много магазинов и нечто, напоминавшее с виду фешенебельную библиотеку.

– Смотри-ка! – искренне восхитился Десфорд, когда они подъехали к «Дракону». – Мне это место вовсе не кажется кошмарным, а ты как считаешь, Тэйн?

– Ваша светлость не видел его при дурной погоде, – трезво заметил Тэйн. – Не хотел бы я оказаться здесь в плохой день, когда прекрасный вид скрывает туман.

Ни в «Драконе», ни в «Грэнби» свободных комнат не оказалось, но в «Королеве» им повезло: после торопливой, вполголоса перебранки с супругой хозяин гостиницы сказал, что у него имеется как раз одна свободная комната – естественно, самая лучшая, выходящая окнами в парк, – которую он имеет честь предложить его светлости. Он проводил Десфорда наверх посмотреть комнату. Получив одобрительный кивок виконта, он поклонился и поспешил вниз, где, приказав паре посыльных внести багаж джентльмена в номер семь, сообщил разгневанной жене, что если мистер Фритвелл изволит наконец показаться в «Королеве», Джек (родительская надежда) уступит ему свою комнату над конюшней. Возражения супруги он успокоил заявлением, что и не подумает отказать такому щеголю, путешествующему в карете, запряженной четверкой, в сопровождении камердинера, из боязни нанести обиду какому-то старому мистеру Фритвеллу, который больше любит спорить и капризничать, чем платить по счету.

Виконт, конечно, не подозревал, что такому отношению был обязан торжественному выходу на сцену Тэйна, несущего хозяйский дорожный несессер. Решение пожертвовать мистером Фритвеллом хозяин принял без колебаний. Он обладал достаточной сметкой, чтобы с первого взгляда распознать особу самого высокого положения; а второй – весьма пронзительный – взгляд, оценивший покрой сюртука, небрежно повязанный шейный платок и сияющие высокие сапоги, помог убедиться окончательно, что он имеет дело не с каким-нибудь сельским сквайром, а с лондонским щеголем самого высокого полета; но именно торжественный выход Тэйна подготовил его решение. Безвестные дамы и господа, путешествующие без личной прислуги, очень скоро обнаруживают, как трудно добиться необходимых услуг в самых лучших гостиницах Хэрроугейта; камердинеров и горничных хозяева гостиниц не держат, во избежание посягательств на их собственные удобства и покой.

Виконт не нашел нужным назвать хозяину свое имя и титул; но это печальное упущение было немедленно исправлено Тэйном, лучше разбиравшимся в таких тонкостях, чем его господин. Вместо того чтобы подняться по лестнице следом за виконтом, он подождал, пока спустится хозяин, и очень вежливо и подробно познакомил его с требованиями милорда. Когда он дошел до пункта: «Хозяин не должен позволять ни единому чистильщику, ни при каких обстоятельствах, даже пальцем коснуться обуви милорда», – не стоило удивляться, если хозяин вообразил, что принимает пусть не принца, но по крайней мере особу, приближенную ко двору.

В результате применения этой проверенной тактики Тэйн мог с удовлетворением сообщить виконту, что выговорил для него личную столовую, в которую подадут обед. Виконт, стоявший у окна и смотревший на прохожих, рассеянно поинтересовался:

– Ты сумел этого добиться? А я подумал, не стоит об этом хлопотать, ведь я собираюсь пробыть тут не больше двух дней. Но ты, конечно, прав. Знаешь, Тэйн, здесь полно больных! Я еще никогда не видел разом столько людей, хромающих или ковыляющих, опираясь на трости!

– Совершенно верно, милорд! – ответил Тэйн, проворно распаковывавший несессер. – Я своими глазами видел, как трое таких господ вошли в гостиницу, и с ними – пожилая леди, можно сказать наверняка, очень говорливая. Боюсь, если б такая особа вздумала занять милорда рассказом о своих страданиях и полученном лечении, ему едва ли удалось бы сохранить самообладание.

– Тем более, ты абсолютно прав, обеспечив мне отдельную столовую, – со смехом сказал виконт.

Оставив Тэйна разбирать багаж, виконт двинулся на поиски лорда Неттлкумба. Он уже навел справки в «Драконе» и «Грэнби», не получив в ответ ничего, кроме пустых взглядов и недоуменного покачивания головой. Главный источник находился на другой стороне парка, и виконт решил сделать его отправным пунктом своих поисков. Если лорд Неттлкумб приехал в Хэрроугейт ради поправки здоровья, его должны были там знать. Но никто из служителей не слышал о его светлости. Правда, один из них дал виконту более-менее стоящий совет: спросить у Чибисового ключа, второго по популярности источника Хэрроугейта, находившегося в полумиле к западу.

Десфорд с удовольствием прошелся, разминая ноги после стольких часов неподвижности, но приятная прогулка завершилась разочарованием – здесь тоже никто не слышал о лорде Неттлкумбе; на этот раз виконту посоветовали навести справки около Серного ключа в Нижнем Хэрроугейте. Десфорд спросил, как туда добраться, и ему объяснили, что по главной дороге нужно пройти около мили, но путь можно сократить вдвое, если пойти «напрямик». При этом направление было указано весьма туманно, как обычно бывает в подобных случаях, и Десфорд решил прежде продолжить поиски в гостиницах и арендуемых домах Верхнего Хэрроугейта.

Очень скоро выяснилось, что описание Хэрроугейта как двух смыкающихся деревушек было еще одним недобросовестным измышлением автора путеводителя: ни в какой деревне не бывает такого количества гостиниц и постоялых дворов. Но ни в одной из них виконт не настиг свою дичь, и когда часы на церкви пробили шесть – час, когда в самых фешенебельных заведениях Хэрроугейта подают обед, – он поплелся в «Королеву», усталый, голодный и обескураженный целым днем бесплодных поисков.

Входя в гостиницу, Десфорд был озадачен необычайным почтением, с которым его приветствовали: швейцар низко поклонился, торопливо подскочил официант, чтобы спросить, не пожелает ли его светлость выпить стаканчик шерри, прежде чем пройти в свою столовую; а хозяин, прервав беседу с менее знатным постояльцем, проводил виконта наверх, сообщив, что обед – который, как он надеется, заслужит одобрение милорда – будет подан немедленно и что он взял на себя смелость прислать бутылку лучшего бургундского из собственного погреба и еще одну – вполне приличного кларета, если его светлость предпочтет вино полегче.

Скоро причина такой необычайной предупредительности прояснилась. Тэйн, принимая у него шляпу и перчатки, сказал, что заказал своему господину простой, незатейливый обед: суп-кресс, к нему – телячье филе, заливное «сладкое мясо» и несколько маленьких блинчиков, а для второй перемены – креветки, зеленый горошек и пирог с крыжовником.

– Я проявил уместную предусмотрительность, милорд, – сказал он, – заглянув в меню, и просто ужаснулся: настолько заурядно, совсем не то, к чему вы привыкли. Поэтому я заказал блюда в вашем вкусе.

– Я страшно проголодался, но вряд ли смогу съесть половину того, что ты заказал! – заявил Десфорд.

Но, взявшись за дело, виконт обнаружил, что вполне способен справиться с большей частью предложенного. Кларет, хоть и не самого высокого качества, оказался значительно лучше, чем можно было предположить по снисходительному замечанию хозяина гостиницы. А в бренди, предложенном к десерту, виконт узнал настоящий коньяк, под благотворным воздействием которого собственные скромные успехи показались ему более многообещающими. Он поразмыслил, составляя план дальнейших действий, и решил, что лучше всего будет сначала навести справки около Серного ключа, а потом, если и там не удастся получить никаких сведений о местонахождении лорда Неттлкумба, составить список всех врачей, практикующих в Хэрроугейте.

Испытания первого, бесплодного дня позволили виконту стойко, без заметных признаков разочарования перенести новую неудачу около Серного ключа. Но настоящее уныние настигло Десфорда, когда ему показали список докторов, ведущих прием в Хэрроугейте; он никогда не думал, что на таком крошечном пятачке можно собрать столько знатоков медицины. Он приплелся в «Королеву», чтобы за большой кружкой домашнего пива собраться с мыслями и изучить полученный список; вычеркнув всех врачей, называвших себя хирургами, и сверившись с планом Верхнего и Нижнего Хэрроугейта, заблаговременно приобретенным с утра, он отправился нанести визит господину, возглавлявшему список. Ни этот член медицинского сообщества Хэрроугейта, ни следующий за ним по списку не числили лорда Неттлкумба среди своих пациентов; но когда виконт с отвращением осознал, каким образом предстоит ему провести остаток дня, удача наконец улыбнулась ему. Доктор Истон, третий в его списке, знал лорда Неттлкумба и недавно навещал его светлость на дому во время свирепого приступа подагры.

– Насколько я понимаю, – произнес доктор, строго поглядывая на виконта поверх очков, – его светлость не менял квартиру, но так как он больше не обращался ко мне, я не считаю его своим пациентом. И больше того: даже если его светлость обратится ко мне снова, я попрошу поискать другого врача, согласного слушать, как поносят и его диагноз, и назначенное им лечение!

Чувствуя совершенно бессмысленное, но сильное желание извиниться перед доктором Истоном за грубость его светлости, Десфорд попрощался, выразив свою благодарность, и с обезоруживающей улыбкой заверил, что от души ему сочувствует.

Оказалось, что лорд Неттлкумб остановился в одном из больших домов у самой окраины Нижнего Хэрроугейта. В этом доме, имевшем весьма респектабельный и ухоженный вид, всем распоряжалась худощавая угловатая леди, внешность которой заставляла предположить, что она носит траур по близкому родственнику. На ней было бомбазиновое платье унылого цвета, без единого кусочка кружева, бантика или сборки, способных немного оживить его. Ее чепец из накрахмаленного батиста был туго завязан под подбородком; из-под чепчика виднелись серебристо-седые волосы, уложенные в тугие гладкие бандо. Она напомнила Десфорду одну даму из деревушки, лежащей выше Вулвершема, учительницу, наводившую ужас на деревенских ребятишек, вбивая в их головы скромные знания и насаждая суровую дисциплину. Поэтому он не особенно удивился, заметив розгу, лежавшую около доски, за которой стояла хозяйка.

Она разговаривала с пожилыми супругами, строгая одежда и суровые голоса которых полностью соответствовали обстановке. Когда Десфорд вошел в дом, она прервала разговор и бросила на него колючий взгляд, заставивший его почувствовать себя так, словно ему вот-вот прикажут поправить воротник или поинтересуются, когда он последний раз мыл руки. Его губы изогнулись, и в глазах заплясали чертики; суровая дама, заметно успокоившись, извинилась перед пожилыми супругами, подошла к нему и с легким поклоном спросила:

– Чем могу служить, сэр? Если вы ищете помещение, сожалею, но мой дом уже сдан до конца сезона.

– Нет, мне не нужно помещение, – ответил он. – Насколько мне известно, у вас остановился лорд Неттлкумб. Это так?

Ее лицо снова помрачнело, и она хмуро кивнула:

– Да, сэр, это так!

Стало ясно, что присутствие лорда Неттлкумба в ее доме не вызывает у нее особого восторга, и виконт, задав этот вопрос, сразу же упал в ее глазах. Виконт попросил передать милорду свою карточку, и дама, возмущенно фыркнув и не сказав ему ни слова, отвернулась и резко окликнула слугу, только что вошедшего в комнату:

– Джордж! Проводите джентльмена в гостиную лорда Неттлкумба! – Небрежно кивнув виконту, она продолжила свою беседу с пожилой парой.

Позабавленный и одновременно немного раздосадованный таким бесцеремонным обращением, он едва сдержался, чтобы не сказать, что протянутая им карточка предназначалась для передачи лорду Неттлкумбу. Но тут он сообразил, что будет благоразумней не дать старику повода отказаться от встречи; поэтому он подавил в себе желание задать урок этому смехотворно-напыщенному созданию и последовал за слугой, заметно страдавшим плоскостопием, по коридору. Слуга, в котором, по-видимому, свойственное всем в этом доме чванство находилось в постоянной борьбе с инстинктом бессловесного раба, остановился перед дверью в самом конце коридора и осведомился, что передать его светлости. Виконт назвался, и он, отворив дверь, повторил имя посетителя громким и равнодушным голосом.

– А? Что такое?! – неприязненно воскликнул лорд Неттлкумб. – Я не желаю его видеть! Какого черта вы приводите сюда посетителей, не поставив меня в известность? Скажите, пусть убирается!

– Боюсь, вам придется сделать это самому, сэр, – сказал виконт, закрыв дверь перед носом у слуги и шагнув вперед. – Сожалею, что вы не получили моей карточки. Я послал вам ее, но суровая леди внизу рассудила иначе и оставила ее себе.

– Эта проклятая любопытная кошка! – свирепо выкрикнул лорд Неттлкумб. – Она с дурацким упорством пытается облапошить меня! Но я – не какой-нибудь пентюх, которого можно ощипать догола, я так ей и сказал! Лгунья! Болтунья! Дрянь! – Он внезапно успокоился и проворчал: – Что вы хотели?

– Сказать вам несколько слов, сэр, – холодно произнес виконт.

– Ну, а я не желаю с вами разговаривать! Я ни с кем не желаю разговаривать! Если вы Десфорд, вы – сын старого Рокстона, а он не относится к числу моих друзей, как вам должно быть известно!

– Разумеется, известно, – отозвался виконт, положив свои перчатки, шляпу и трость из ротанга на низенький столик.

Эта выразительная демонстрация намерений привела Неттлкумба в такую ярость, что он почти простонал:

– Не делайте этого! Уходите! Зачем вы меня терзаете? Я больной старик, измученный бесконечными неприятностями! Я не желаю, чтобы ко мне вламывались незнакомцы, слышите, вы!

– Сожалею, что вы неважно себя чувствуете, – вежливо произнес Десфорд, – и постараюсь не тратить ваше время и силы попусту, но я обязан поговорить с вами по одному касающемуся вас вопросу…

– Если вы пришли от моего сына Джонаса, не теряйте времени зря! – перебил Неттлкумб, подозрительно прищурив бесцветные глаза.

– Нет, – ответил Десфорд; его спокойный тон выразительно контрастировал с возбужденными выкриками Неттлкумба. – Я пришел по просьбе вашей внучки.

– Что за вздор! – сразу же завопил старик. – Джонас в состоянии сам позаботиться о своем потомстве, так что обращайтесь к нему, а я умываю руки!..

– Я говорю не о дочери мистера Джонаса Стина, сэр, а о единственном ребенке вашего младшего сына.

Костлявые кисти милорда судорожно стиснули подлокотники кресла:

– У меня нет младшего сына!

– По моим сведениям, вполне возможно, что в настоящий момент это соответствует действительности, – сказал Десфорд.

– Ха! Умер, значит? Хорошая он штучка! – злобно произнес Неттлкумб. – А для меня он мертв много лет, и если вы полагаете, что я собираюсь возиться с каким-то его ребенком, вы заблуждаетесь!

– Я именно так и думаю, и не заблуждаюсь, сэр. Когда вы услышите, в каком отчаянном положении находится ваша внучка, вы не откажетесь оказать ей помощь. Ее мать умерла, когда она была ребенком, отец поместил ее в школу в Бате. Сначала он платил за ее пребывание там, хоть и не слишком аккуратно, и время от времени навещал ее. Но и оплата, и посещения прекратились…

– Мне все это известно, – перебил Неттлкумб. – Эта женщина написала мне. Она требовала, чтобы я заплатил ей за содержание девчонки! Какое нахальство! Я ответил: пусть обратится к родне ее матери, а от меня она ни гроша не получит!

– Она последовала вашему совету, сэр, и написала леди Багл, но не думаю, чтобы и от этой дамы ей перепал хотя бы грош, – сухо продолжал Десфорд. – Леди Багл, увидев в этом прекрасную возможность получить в дом бесплатную служанку, забрала мисс Стин к себе в Хэмпшир, скрывая свои корыстные побуждения за мнимым великодушием. В благодарность за свою доброту она требовала от девушки рабской преданности и бесчисленных услуг, не только для себя, но и для всех членов своей многочисленной семьи. Положение мисс Стин было достойным сожаления: она страстно желала отблагодарить тетушку, из милости взявшую сироту под свой кров, и без жалоб выполняла любую порученную ей работу – латала белье, бегала с поручениями старших сестер, присматривала за младшими… И она бы с наслаждением по-прежнему обслуживала всю семью, если б только тетушка проявляла к ней хоть немного доброты. Но этого не было, и бедная девочка чувствовала себя такой несчастной, что решилась убежать из дому и просить о защите вас, сэр.

Неттлкумб хмуро слушал эту речь, время от времени бормоча себе под нос замечания и непрерывно ерзая в кресле; наконец он не выдержал и завопил:

– Это не моя забота! Я строго предупредил этого каналью, моего сына, что будет, если он не переменится! Ну а теперь – что посеешь, то и пожнешь!

– Но урожай собирает не он, – напомнил виконт. – Ни в чем не повинная девочка расплачивается за легкомыслие отца.

– Читайте Библию, молодой человек! – торжествующе отрезал Неттлкумб. – За грехи отцов расплачиваются дети! Что скажете на это?

Достойный ответ готов был сорваться с губ Десфорда, но тут дверь отворилась, и в комнату вплыла средних лет дородная особа, прощебетавшая с заметным простонародным выговором:

– Ну, что за неожиданность! Когда старая Тэбби с первого этажа, имеющая нахальство величать себя миссис Нанни – как будто кто-то поверит, что она была замужем! – сказала, что у милорда гость, я чуть не упала, потому что мы ведь никого не принимаем… Ну, мы снова разбушевались, да, милорд?

Милорд отозвался на это жизнерадостное увещевание грозным рычанием. Что касается Десфорда, удивление новоприбывшей особы не шло в сравнение с его собственным. Она говорила так, словно была хорошо с ним знакома, хотя сам он был уверен, что никогда в жизни не видел эту женщину. Он терялся в догадках, пытаясь понять, кто она. Фамильярность, с которой она держалась с Неттлкумбом, позволяла предположить, что это нанятая стариком сиделка; но это предположение сразу же отпало после беглого взгляда на задорно взбитые рыжие кудри и высоко сидящую на них шляпку. Сиделку в такой вызывающе модной шляпе близко не подпустили бы к больному, да и трудно было бы этой женщине выдать себя за сиделку в вычурном пурпурном платье с массой лент и бантов.

Видимо, замешательство отразилось на его лице, потому что дама жеманно улыбнулась и игривым тоном произнесла:

–У меня перед вами преимущество, не так ли? Вы меня не знаете, а я вас знаю, потому что видела вашу карточку. Так что милорду нет нужды представлять вас.

Принужденный к исполнению своих светских обязанностей, лорд Неттлкумб кислым тоном произнес:

– Лорд Десфорд – леди Неттлкумб. Нечего так смотреть на меня! – добавил он, когда Десфорд недоверчиво уставился на него. – Мне нет необходимости искать вашего одобрения!

– Конечно, нет! – сказал Десфорд, оправившись от потрясения. – Примите мои поздравления, сэр. Леди Неттлкумб, ваш покорный слуга!

Он поклонился и, увидев у себя перед носом руку, протянутую леди Неттлкумб, поднес ее к губам (именно такое желание она недвусмысленно выразила жестом).

– Как вам удалось найти нас, милорд? – спросила она. – А мы-то хотели взять да исчезнуть на наш медовый месяц! Дело не в том, что я не рада нашему знакомству, лучшего гостя на свадьбе и желать невозможно!

– Прекрати болтать глупости, Мария! – раздраженно произнес Неттлкумб. – Он пришел не с поздравлениями! Он вообще не знал, что мы женаты, когда вломился сюда! Все, чего он хочет, – это повесить мне на шею отпрыска беспутного Уилфреда, чего я категорически не желаю.

– Вы ошибаетесь, сэр! – ледяным тоном произнес виконт. – Меньше всего мне хотелось бы видеть мисс Стин в доме, где она – нежеланный гость! Цель моего приезда – сообщить вам, что она – ваша внучка, позволю себе напомнить – находится в бедственном положении, потому что у нее нет знакомых в Лондоне, и некому прийти к ней на помощь, кроме вас, сэр! Что с ней станется – это я оставляю дорисовать вашему воображению!

– Ей незачем было убегать из дома тети, – сердито произнес Неттлкумб. – Совершенная глупость! Ужасное поведение! Впрочем, трудно ожидать чего-то другого от дочери прохвоста, которого я отказываюсь называть своим сыном! – Он повернулся к новобрачной. – Мария, он говорит о дочери Уилфреда; ты помнишь, в какую ярость я пришел, когда какая-то школьная директриса вздумала потребовать у меня – у меня! – денег за обучение девчонки? Ну, а теперь, если позволите… – Внезапно он умолк, его взгляд остановился на шали, которую леди Неттлкумб набросила на плечи. – Это что-то новое! – произнес он, обвиняюще наставив на нее палец. – Откуда взялась эта вещь?

– Я ее купила, – смело ответила новоявленная леди, все еще улыбаясь – но эта улыбка отличалась от прежней слегка выдвинутым подбородком и опасным блеском в глазах. – И не пытайтесь сделать вид, будто не помните, что разрешили мне купить себе новую шаль сегодня утром.

– Но это шелк! – простонал он.

– Норвичский шелк, – подтвердила она, самодовольно поглаживая ткань. – Ну, нечего шуметь, милорд! Вы же не хотите, чтобы ваша жена ходила в дешевом тряпье, как какая-нибудь лавочница!

Выражение его лица вряд ли могло подтолкнуть кого-либо к такому заключению; его светлость трагическим тоном объявил, что скоро будет разорен, если его деньги станут тратить подобным образом, и с упреком добавил, что ожидал от своей супруги большей бережливости. Десфорд вскоре почувствовал себя невольным и забытым свидетелем разгорающейся супружеской ссоры. Из всего сказанного он мог без особого удивления заключить, что лорд Неттлкумб женился на своей экономке. Почему – оставалось пока неясным; причина обнаружилась позже. Но можно было догадаться, что в роли невесты милорда экономка по своей скупости не уступала его светлости; а теперь, подцепив старика на крючок, она смело отступила от своих прежних принципов. Наблюдая, как она отвечает милорду, все с той же упрямой усмешкой и опасным блеском в глазах, Десфорд решил, что очень скоро лорд Неттлкумб окажется под башмаком у жены. На секунду виконт подумал, что недурно было бы заручиться ее поддержкой, но сразу же отбросил эту мысль: леди Неттлкумб интересовалась только собственными делами. Он не видел и тени женственности в ее глазах, и крупицы нежности за ее деревянной улыбкой.

Ссора закончилась так же внезапно, как и вспыхнула: Миледи наконец вспомнила о присутствии Десфорда и воскликнула:

– О, что подумает лорд Десфорд, если мы будем спорить из-за чепухи, не стоящей выеденного яйца?! Вы должны извинить нас, милорд! Все говорят, что первый год брака очень трудный, но с моим первым мужем я не знала ссор, кроме разве что любовных размолвок, и, надеюсь, со вторым мне будет не хуже! – Она наклонилась и нежно похлопала по руке своего второго – с мрачным видом игнорировавшего эту ласку – и сладеньким голосом попросила его не поднимать шум из-за простой шали.

– Мне нет дела, что подумает обо мне Десфорд! – заявил Неттлкумб, и два красных пятна загорелись у него на скулах. – Нахальный молодчик, сующийся в чужие дела!

– О нет! – возразил Десфорд. – Просто напомнивший о ваших собственных!

Неттлкумб сверлил его взглядом.

– Мне нет дела до дочери Уилфреда! Сдается мне, это волнует главным образом вас, молодой человек! Эй, сдается мне, тут дело нечисто! Как это вы оказались рядом, когда она вздумала бежать ко мне? Объясните! По-моему, вы помогли ей бежать из дома тети, а теперь пытаетесь избавиться от нее! Ну, так вы зря стараетесь! Еще ни одному человеку не удалось меня одурачить!

Десфорд побелел от гнева, и в его глазах полыхнула такая ярость, что Неттлкумб откинулся в кресле, а его супруга трагически протянула к виконту руки, умоляя не забыть о преклонном возрасте и хрупком здоровье милорда. Но это было лишним. Виконт уже овладел собой и, хотя все еще был бледен от отвращения, заговорил ровным тоном:

– Я не забываю об этом, мэм. Хрупкое здоровье милорда сказывается на его одряхлевших мозгах, и было бы глупо с моей стороны забыть об этом! Если б я мог следовать только собственным желаниям, я бы немедленно покинул этот дом, но так как цель моего визита – забота о несчастной девушке, которой не к кому обратиться, милорд может себе позволить безнаказанно оскорблять меня!

Неттлкумб, напуганный этой вспышкой, пробормотал невнятные извинения, но сразу же добавил сварливым тоном:

– Ваша история действительно звучит подозрительно – так любому показалось бы!

– Но это не так. Я не помогал побегу мисс Стин из дома леди Багл. Даже будь я таким негодяем, чтобы склонить девушку к побегу, как я мог это сделать после получасового разговора? Я увидел ее на следующий день после нашей первой встречи посередине дороги, ведущей в Лондон, усталую и расстроенную, с огромным чемоданом в руках. Я остановил лошадей, естественно, и спросил, как она тут оказалась – какое коварство с моей стороны, не правда ли? Я не стану утомлять вас подробным пересказом: вам достаточно знать, что она была ужасно расстроена и к тому же слишком молода и неопытна, чтобы иметь малейшее представление о возможных последствиях своего поступка. Она хотела найти вас, сэр, по своей наивности надеясь, что вы поможете ей! Так как вы не задумались обрушить град оскорблений на мою голову, должен признаться, что не разделял ее надежды! Я сделал все, что мог, чтобы убедить ее вернуться к тете, но она умоляла меня отвезти ее в Лондон. Мы приехали к вашему дому к полудню, к этому времени я знал уже достаточно, чтобы поверить: никто – и уж меньше всех ее дедушка – не может оказаться настолько жестокосердным, чтобы захлопнуть перед ней дверь. И несмотря на те оскорбления, которые вы себе позволили, мне кажется, что, окажись вы дома в тот день вы бы пожалели ее. Но мы не застали вас – это было еще большим потрясением для меня, чем для нее! В таких обстоятельствах я решил, что лучше всего будет отвезти ее к моему старому доброму другу и оставить на ее попечении, пока я не разыщу вас и не расскажу о просьбе вашей внучки. Надеюсь, мои объяснения вас удовлетворили.

– У нее только один выход: вернуться к тете, – сказал Неттлкумб. – Это она забрала девчонку из школы, так что ответственность за дальнейшее лежит на ней, а не на мне!

– И я так думаю! – поддержала его миледи.

– Этот разговор – пустая трата времени, мэм: она не вернется. Она предпочтет наняться кухаркой!

– Ну, а почему бы и нет? – поинтересовалась ее светлость. – Уверяю вас, это весьма почтенное занятие, открывающее множество возможностей для толковой молодой леди!

– А что скажете вы, сэр? – спросил виконт. – Вы способны спокойно переварить известие, что ваша внучка зарабатывает свой кусок хлеба, нанявшись кухаркой?

Неттлкумб утробно хохотнул:

– Почему бы и нет? Я на такой женился, как вам известно!

От этого заявления – вполне обоснованного – у Десфорда перехватило дыхание. Он утратил дар речи; но на миледи оно произвело обратное действие. Она мрачно уставилась на Неттлкумба и дрожащим голосом произнесла:

– Я никогда не была простой служанкой, милорд, и вы это отлично понимаете! Я была вашей леди-домоправительницей, так что буду весьма обязана, если вы потрудимтесь это вспомнить! Ваши слова бросают на меня тень! Советую вам больше никогда так не говорить, иначе вы услышите кое-что в ответ, предупреждаю вас!

Неттлкумб, выглядевший слегка пристыженным, произнес торопливо:

– Ну, не обижайся, Мария! Я сказал лишнее, но Десфорд так раздразнил меня, что я сам не знаю, что говорю. Ну, оставь это! Я куплю тебе новую шляпку!

Это предложение молниеносно умиротворило миледи, заключившую супруга в объятия со словами:

– Ну вот, это больше похоже на моего дорогого старого Неттла!

– Да, но я сам пойду с тобой выбирать ее, имей в виду! – добавил милорд. – Что же до дочки Уилфреда, если вы думаете, что сможете навязать ее мне, Десфорд, я снова повторяю вам: я этого не желаю!

– Я так не думаю. Я хотел предложить вам, сэр, назначить ей содержание, достаточное, чтобы она могла прилично жить. Пусть не счастливо, но независимо.

Это предложение заставило Неттлкумба яростно вытаращить глаза. Он произнес, задыхаясь:

– Чтобы я тратил свои деньги на это цыганское отродье? Вы вообразили, что я выжил из ума?..

Миледи полностью поддержала супруга, советуя ему не отступать. Она добавила, с полнейшей искренностью, что со своей стороны не видит смысла экономить для него каждый грош, чтобы он швырял потом деньги на вздорную девчонку, не имеющую на это никакого права.

– Достаточно скверно и то, что вы обязаны вечно подкармливать Джонаса, – добавила она. – А когда я вспоминаю, как он ко мне относится и как он пытался нас рассорить, мне и думать о нем противно, не говоря уж об этой воображале, его жене, живущей за наш счет!

Виконт взял свои перчатки и шляпу и мстительно произнес:

– Очень хорошо, сэр. Если деньги значат для вас больше, чем репутация, нам больше не о чем говорить, и я освобождаю вас от своего присутствия.

– И правильно! – рявкнул Неттлкумб. – Мне никакого дела нет, что там обо мне болтают, и никогда не было! И чем скорее вы уйдете, тем больше я буду рад!

Но слова виконта заставили миледи бросить на супруга острый взгляд, а по ее лицу скользнула мимолетная тень неуверенности. Она вызывающе произнесла:

– Не вижу, отчего люди должны винить в чем-то милорда! Никто и слова не сказал, когда он выгнал отца этой девчонки, а ведь то был родной сын!

Виконт, не упустивший этой минутной слабости, ответил, слегка приподняв брови:

– Это не совсем верно, мэм. Всем известно, чем был вызван этот шаг, но многие считали и тогда, что такой поступок… э… если мне будет позволено так выразиться, не к лицу милорду – ни как отцу, ни как светскому человеку.

– Вздор! – взорвался Неттлкумб, заливаясь краской. – Вам-то откуда это знать? Вы тогда еще не вышли из детской!

– Вы, наверное, запамятовали, что одним из тех, кто осуждал вас, был мой отец, – мягко напомнил виконт. – И… э… он не делал из своего неодобрения секрета!

Так как неодобрение лорда Рокстона выразилось в том, что он отхлестал Неттлкумба в присутствии дюжины общих знакомых, неудивительно, что при этом воспоминании лицо милорда стало багровым. Он прорычал:

– Меня не волнует мнение Рокстона! – Но сжавшие подлокотники кресла руки говорили о другом; он смотрел на Десфорда так, словно мечтал стиснуть их на его горле.

– Более того, – безжалостно продолжал Десфорд, – какие бы извинения ни существовали для вашего обращения с сыном, их не может быть, когда речь идет о невинной сироте, ставшей жертвой не только отцовского легкомыслия, но и скупости своего деда!

– Пусть болтают, что хотят! Мне нет до этого дела!

– Об этом никто не узнает! – добавила миледи. – Милорд теперь редко появляется в свете, так что… – Она замолчала, глядя на виконта, улыбавшегося самым коварным образом.

– О, все непременно об этом узнают! – сказал он. – Положитесь на мое слово, эта история облетит Лондон до конца недели!

– Вымогатель! Мошенник! – прошипел Неттлкумб. Но тут торопливо вмешалась миледи, умоляя его не доводить себя до горячки.

– Мне это не по душе! – предостерегла она милорда. – Вы можете не беспокоиться, что говорят о вас, но винить все будут меня! Даже ваши друзья ведут себя со мной очень холодно, и могу себе представить, что они скажут, если вы откажетесь сделать что-нибудь для этой девочки, так что все это волнует меня, милорд, и вам меня не переубедить!

– А меня никто не убедит тратить деньги на девчонку! Чего доброго, ты примешься уговаривать меня дать ей пожизненную ренту!

– И не подумаю. Никто этого от вас не ждет, как и того, что вы дадите ей содержание; кто может сказать, что вы обязаны это делать? Я вообще не одобряю содержания, это кого угодно заставит задуматься – каждый квартал выкладывать деньги! Нет, у меня другое мнение – и для девочки так тоже будет лучше! Бедняжка хочет иметь родной дом – это мы можем ей дать, не выворачивая карманы. Почему бы вам не написать ей и не пригласить ее к нам? Я присмотрю, чтоб она вас не тревожила, и меня она тоже не потревожит, будьте уверены. По правде говоря, чем больше я об этом думаю, тем больше мне нравится эта мысль. Она отлично составит мне компанию.

– Взять отродье Уилфреда в свой дом?.. – повторил милорд, совершенно ошеломленный. Она похлопала его по руке:

– Ну да, он правильно говорит: ее вины в том нет, что она дочка Уилфреда! Должна сказать, я прямо-таки чувствую себя виноватой перед девочкой! А что до расходов, Неттл, я думаю, это обернется для нас экономией, и лишнего рта за столом не будет, потому что я рассчитала Бетти перед отъездом: это было просто грешно – пускать деньги на ветер, если девчонка только и делает, что штопает льняное белье, и моет люстры и китайский фарфор, и помогает старому Латтифорду с серебром, и… кстати говоря, это пустая трата денег – держать дворецкого, когда он такой старый и бестолковый, но уж ладно, все равно придется платить ему пенсион, если мы его выставим, так что пока он может работать, пусть работает.

Неттлкумб, возмущенно уставившийся на нее, категорически заявил:

– Нет, сказал я тебе! Я не желаю видеть ее в своем доме!

– Разрешите мне успокоить вас, – вмешался Десфорд. – Вы наверняка не увидите ее в своем доме, сэр. Я не для того помог ей однажды вырваться из рабства, чтобы толкнуть к нему снова!

И он зашагал к двери, не обращая внимания на жалобные призывы миледи. Она поспешила за ним в коридор, упрашивая не обращать внимания на резкость милорда и обещая воздействовать на него.

– Дело в том, – доверительным тоном говорила она, – что такой уж он человек, бедняжка, оно и неудивительно, после того удара, который он перенес, когда думал, что потеряет меня. Ведь этот негодяй, Джонас, имел наглость сказать, что я завлекаю его, а я никогда этого не делала, даже и не помышляла ни о чем подобном! Я думала только о том, как сделать жизнь милорда удобней, уверяю вас! Но когда Джонас взялся называть меня соблазнительницей и начал предостерегать отца – ладно, сказала я! Я была вынуждена сказать его светлости, что покидаю его дом, потому что должна заботиться о своем честном имени! Разве не так? И тогда его светлость сделал мне предложение, вот и все, чего добился наш добрый мастер Джонас! – Она закончила на триумфальной ноте, но так как виконт не отвечал, она вцепилась в его рукав и заискивающим тоном продолжила: – А что до того, чтобы сделать его внучку рабыней, – так вы меня неверно поняли, милорд! Будьте уверены, я бы никогда не попросила ее о том, чего не стала бы делать сама, – и делала много раз, представьте себе! А я вовсе не была рождена для этого, о нет, дорогой мой, нет! Я часто думаю, мой бедный отец ворочался бы в могиле, если б знал, в какую нужду я попала, – ведь он растратил свое состояние, а мой первый муж был таким неудачником и оставил меня без гроша, так что мне пришлось самой зарабатывать на хлеб. Никто лучше меня не знает, что такое потерять свое положение, так что, если вы решили, что мисс Стин станет служанкой у деда в доме, – вы ошиблись, милорд! У нее был бы хороший дом, и у нее никто не попросил бы помощи большей, чем просит у своей дочки всякая мать!

– Вы напрасно теряете время, мэм, – сказал виконт, осторожно высвобождая свой рукав и продолжая спускаться по лестнице.

Раздосадованная неудачей, она послала ему вдогонку парфянскую стрелу.

– В любом случае, – торжествующе крикнула она, – вы теперь никому не можете сказать, что это я помешала девочке поселиться в доме ее деда!

Глава 10

Выйдя из апартаментов лорда Неттлкумба, виконт еще долго кипел от негодования, но на полпути к гостинице его гнев улегся, и он начал осознавать комические стороны состоявшейся беседы, так что его глаза больше не метали молний, и морщинки вокруг губ разгладились. Вспоминая некоторые эпизоды, он тихонько хмыкал, а когда попробовал себе представить обстоятельства женитьбы Неттлкумба на самой экономной домоправительнице в мире, он почувствовал некоторую симпатию к этому положительно вульгарному созданию.

Он от души пожалел, что рядом нет друга, с которым можно было бы разделить свое веселье: например, с Хеттой, так же тонко, как и он, чувствовавшей смешное. Он, конечно, собирался подробнейшим образом описать ей свою встречу с Неттлкумбом, но даже при самом подробном описании эта история многое теряла. Десфорд от души надеялся, что Хетта не сделает ошибки и не выйдет за того пресного господинчика, который вился вокруг нее, когда он заехал в Инглхерст; этот человек не по ней; Десфорд своими ушами слышал, как тот озадаченно спросил, что она имела в виду, когда Хетта отпустила какую-то шутку. Если хорошо подумать, выходило, что ни один из ее поклонников – и, Господи, сколько их уже было! – не стоил ее. Странно даже, что такая умная девушка не может с первого взгляда понять, что мужчина ее не стоит! Перебирая в памяти всех поклонников мисс Силвердейл, виконт пришел к выводу, что ни один из них ему не нравится. Многих он находил смертельно скучными; знал двух отъявленных игроков, которые ни за что не расстанутся с картами; а прочие, на его взгляд, были просто законченными ослами.

Эти воспоминания отвлекли его от сиюминутных проблем; но скоро он вспомнил о полном провале своей миссии, и у него пропало всякое желание размышлять о загадках женской души. Менее целеустремленный человек уже признал бы себя побежденным и бросил полотенце на ринг, но виконт был не из таких. После решительного отказа Неттлкумба принять участие в судьбе внучки виконт вынужден был подумать о других способах обеспечить ее будущее. Но ничего не приходило ему на ум. Он вспомнил Черри и задался вопросом: действительно ли она счастлива в Инглхерсте или слишком взволнована, чтобы почувствовать себя счастливой? И с некоторым удивлением он понял, что прошло девять дней с тех пор, как он оставил ее на попечение Хетты.

Между тем Черри блаженствовала и только от случая к случаю задумывалась о своем будущем. Она с такой легкостью вписалась в жизнь Инглхерста, словно жила там всегда; и она, кажется, получала равное удовольствие, оказывая всевозможные услуги своим хозяйкам и участвуя в маленьких вечеринках, которые давала для соседей леди Силвердейл. И все-таки Генриетта замечала, что она сильно робеет и застенчивость связывает ей язык; во время парадных обедов, сидя рядом с незнакомцем, она отвечала на все вопросы скованно и односложно. Генриетта считала это результатом жизни у леди Багл. Она так часто унижала бедную девочку и повторяла, как она невзрачна по сравнению со своими ослепительными кузинами, что сознание собственного ничтожества слишком глубоко укоренилось в чувствительной душе Черри. Генриетта надеялась, что со временем Черри преодолеет свою почти болезненную робость перед незнакомыми людьми, потому что такая исключительная застенчивость была, с ее точки зрения, серьезным недостатком для совершенно нищей девочки, вынужденной самостоятельно пробивать дорогу в этом мире. Особенно неудачным Генриетта находила то, что Черри чувствовала себя более скованной в обществе молодых джентльменов, посещавших их дом, чем их отцов. Естественно, по мере того, как развивалось знакомство, она вела себя все уверенней и разговаривала непринужденно. С сэром Чарлзом и молодым мистером Бикенхэмом она очень скоро подружилась; но с Томом Эллердайном, выбравшим Черри объектом своего галантного ухаживания, она держалась с заметной настороженностью. Генриетта не могла скрыть своего сожаления по этому поводу.

Леди Силвердейл с ней не соглашалась.

– По-моему, – сказала она, – эта девочка прекрасно воспитана. Я готова признаться, любовь моя, что меня немного удивляет ее поведение, – она, конечно, не такая бойкая и живая, как многие современные девушки, тем более трудно было ожидать этого от девочки, которая носит фамилию Стин. Она не то что ее мать – впрочем, я не была с ней знакома, но уже того, что она сбежала с Уилфредом Стином едва не из классной комнаты, достаточно, чтобы судить о ее наклонностях. Но чего еще можно ожидать от сестры этой скверной Багл!

– Дорогая мама, я полностью разделяю вашу неприязнь к леди Багл, но сейчас вы заходите слишком далеко! – со смехом возразила Генриетта. – Она – ужасное существо, но при этом удручающе респектабельное!

– Как это мило, Хетта, что ты поставила меня на место! – с обидой в голосе произнесла леди Силвердейл. – Ты отлично понимаешь, что я имею в виду! Она поразительно невоспитанная женщина, чего не скажешь о малютке Черри! Я просто сказала, что трудно было этого ожидать, зная, что за люди Стины, и, хотя мне ничего не известно о Уиссетах, я не слышала, чтобы они были приняты в хороших домах. Я слышала, что старый Уиссет был адвокатом или что-то в этом роде. И если ты говоришь, что у Черри не было другого дома, кроме дома ее тети, мне непонятно, откуда эти ее приятные скромные манеры! Наверняка не от Амелии Багл!

– Нет, наверное, она научилась себя вести у мисс Флетчинг, – сказала Генриетта. – По словам Черри, она чудесная женщина – и это говорит в пользу мистера Уилфреда Стина, поместившего ее в школу мисс Флетчинг, хоть потом он и забывал платить по счетам.

– Возможно, – неохотно ответила леди Силвердейл, не желая признавать никаких достоинств за мистером Стином. – Только, по-моему, он отправил ее в первую попавшуюся школу – лишь бы с глаз долой. И еще я считаю, что дружелюбие и благодарность у нее в характере и уроки мисс Флетчинг тут ни при чем. Ты знаешь, дорогая, мне не часто нравятся люди, но должна признаться, я сильно привязалась к Черри и буду скучать, когда она покинет нас. Конечно, если Неттлкумб откажется принять ее – что меня совершенно не удивит, потому что он всегда был сумасшедшим, а к старости совсем спятил, – я бы с удовольствием оставила ее с нами!

Генриетта, отлично знавшая, что ее мать не так уж редко, а скорее, часто привязывается к людям, но становится совершенно невыносимой, когда в очередной раз оказывается, как сильно она ошиблась в своей новой протеже, недовольно произнесла:

– Радости выше крыши! Мама, прошу вас!.. Вы знакомы с Черри всего неделю!

– Девять дней, – с достоинством уточнила леди Силвердейл. – И я попрошу тебя, Хетта, воздерживаться от вульгарных выражений, когда ты говоришь со мной! Или с кем угодно другим, это тебе не идет! Я не имею ни малейшего представления, что значит твое «радости выше крыши», ты, наверное, переняла его у Чарли. Я должна тебе сказать, что девушкам не к лицу повторять такие выражения в подражание молодым людям.

– Чарли тут ни при чем, мэм! – сказала Генриетта; глаза ее смеялись. – Так всегда говорит Десфорд, когда ему кажется, что я собираюсь сделать глупость. Но я совсем не это имела в виду, извините, пожалуйста. Если говорить общепринятым языком, я просто хотела, чтобы вы хорошо обдумали свое решение.

– Естественно, я так и сделаю, – сказала леди Силвердейл; – Уж в этом ты можешь быть уверена.

Генриетта не почувствовала особой уверенности, но промолчала, зная по опыту, что ничто не может надежней побудить леди Силвердейл к необдуманному поступку, чем настойчивый совет воздержаться от него. По размышлении она решила, что должна была давно догадаться о намерениях своей матушки. Она видела, что с каждым днем Черри все больше завоевывает расположение леди Силвердейл, и несколько раз слышала, как та говорит, что не может себе представить, как она жила раньше «без нашего милого солнечного зайчика». Ничего удивительного в этом не было: Черри всегда была готова услужить своей доброй покровительнице; она с удовольствием бегала с поручениями, терпеливо распутывала шелковые нитки для вышивания, сопровождала леди Силвердейл на утомительно-медленных прогулках вокруг дома, вместе с ней каталась в ландо, читала ей вслух и с неподдельным удовольствием выслушивала старые анекдоты. Большая часть этих обязанностей прежде ложилась на Генриетту, и, хотя она выполняла свой долг честно, это было отчаянно скучно, особенно если приходилось в очередной раз выслушивать одни и те же истории или читать вслух любовные романы, к которым леди Силвердейл питала настоящую страсть. Но через три дня после появления Черри в Инглхерсте Генриетта немного простудилась и из-за сухости в горле не смогла читать вслух; она попросила Черри временно взять на себя эту обязанность, извинившись, что навязывает ей такое скучное занятие. Но Черри сказала, что ей оно не кажется скучным, и самое удивительное – это было правдой! Точнее, Генриетта удивлялась только поначалу, пока не поняла, что литературные вкусы Черри и леди Силвердейл полностью совпадают. У мисс Флетчинг читать романы запрещалось, и теперь Черри была полностью захвачена перипетиями чужой жизни – она сочувствовала героине, обожала героя, возмущалась злодеем и вместе с леди Силвердейл пыталась отгадать, чем все закончится. Таким же захватывающим для нее стал журнал «Зеркало моды», который выписывала леди Силвердейл. Она готова была изучать его с тем же вниманием и так же долго, как пожилая дама.

Приходилось признать, что, несмотря на все неоспоримые достоинства – хорошенькое личико, подкупающие манеры, мягкий характер, – Черри отличало плачевное отсутствие интеллекта. Генриетта с сожалением думала, что с возрастом Черри потеряет обаяние непосредственности и станет просто глупа, как леди Силвердейл (хотя, конечно, не так ленива), и страшно скучна для мужчины незаурядного ума. Она интересовалась исключительно домоводством и всякими мелочами. Для Генриетты она была не более интересным собеседником, чем маленький ребенок. Зато она восхитительно дополняла леди Силвердейл, как, возможно, и любую другую старую глупую женщину. Но что это за перспектива для впечатлительной девочки, мечтающей до слез быть любимой! Генриетта с сожалением думала, что, если Неттлкумб откажется позаботиться о Черри, другого решения не будет. Затея леди Силвердейл оставить Черри в Инглхерсте серьезно тревожила Генриетту. Глупо было бы надеяться, что леди Силвердейл всегда будет заботиться о Черри. В любой момент она могла проникнуться к бедной девочке неприязнью. И даже если этого не случится, весной, когда вся семья переберется в Лондон, как обычно, леди Силвердейл ринется в водоворот светской жизни и не будет испытывать ни малейшей потребности ни в какой другой наперснице, кроме портнихи. В Лондоне за Черри неизбежно закрепится репутация вечной Лишней Дамы, грозы любой хозяйки приема, и она сможет считать себя счастливой, если из-за внезапной болезни какой-нибудь из приглашенных дам ее светлость пожелает заполнить мисс Стин вакансию на своем званом вечере. Предположение, что в леди Силвердейл проснется брачный инстинкт и она позаботится о том, чтобы подобрать Черри подходящего мужа, выходило за грань допустимого. Этот инстинкт был сосредоточен целиком на судьбе дочери, чье затянувшееся девичество было единственным изъяном в беззаботном существовании миледи. Через год-два она, без сомнений, начнет присматривать подходящую невесту для Чарли, но для устройства судьбы Черри у миледи никогда не найдется времени.

Мысль о брате заставила Генриетту задуматься о другой угрозе. Леди Силвердейл, конечно, не приходило в голову, что Чарли, вынужденно задержавшийся в Инглхерсте, от скуки попытается флиртовать с Черри. Но Генриетта не питала никаких иллюзий на его счет. Она заметила, что Чарли начал посматривать на Черри гораздо благосклонней, чем при первой встрече; он больше не говорил с ней снисходительным тоном и по меньшей мере двум утренним посетителям леди Силвердейл рассказывал о «трогательной малютке», любимице матери. Генриетта ни минуты не думала, что у него на уме что-то серьезное; скорее, ей казалось, что приветливость и любезность Черри он ошибочно истолковал как авансы с ее стороны. Вначале Черри сильно робела в его обществе, но, когда они познакомились получше, она освоилась и стала вести себя с ним непринужденно, как со старшим братом. Она охотно болтала с ним, играла в криббедж, триктрак и шашки и даже в такую детскую игру, как лапки-тяпки, причем большая ловкость Чарли уравновешивалась тем, что ему приходилось обходиться без правой руки. Она развлекала Чарли, жалея больного и стараясь помочь его матери и сестре, но при этом и сама развлекалась от души, хотя и не было похоже, чтобы он хоть сколько-нибудь ей нравился. Это тоже огорчало Генриетту. И не потому, что она желала Черри пасть жертвой чар своего братца; безразличие, с которым Черри относилась ко всем знакомым молодым людям, и неумение поддержать разговор не позволяли надеяться на ее успех в обществе. Она вела себя естественно и непринужденно только с мужчинами, которые годились ей в отцы или по крайней мере были старше настолько, что их нельзя было считать возможными претендентами на ее руку. Ей определенно нравился Десфорд – он тоже был старше на десять лет, а по жизненному опыту – и на все двадцать, и Генриетта считала (и надеялась), что Черри видит в нем только великодушного покровителя. Кэри Нетеркотту и сэру Джеймсу Рэдклиффу также удалось завоевать ее расположение, но и этим славным джентльменам было за тридцать, и именно по этой причине Черри не замыкалась в себе, как устрица, и весело щебетала в их обществе, если они приезжали в Инглхерст. Однажды, когда мистера Нетеркотта посадили рядом с ней за обедом, она пересказала этому джентльмену содержание восхитительного романа, который читала леди Силвердейл. Генриетта краем уха слышала этот пересказ, в душе восхищаясь добротой молодого человека, который с заинтересованным терпением слушал длинную запутанную историю.

Что же касалось Чарли, Генриетта не сомневалась, что, если какая-нибудь зрелая красотка окажется в поле его зрения, Черри будет моментально забыта. К несчастью, по соседству не водилось зрелых красоток, а немногие незамужние молодые дамы не подходили под это определение. Никто из его закадычных приятелей не жил в Хертфордшире, к тому же все они пострадали в Брайтоне вместе с Чарли и отправились в родительские дома, расположенные в отдаленных частях страны, зализывать раны, нанесенные их телам и бумажникам разгульной жизнью. Леди Силвердейл часто сетовала, что никто из друзей Чарли не живет на дистанции верховой прогулки от Инглхерста, чтобы приехать развлечь больного. Однажды она зашла так далеко, что даже предложила ему пригласить кого-нибудь из приятелей на недельку-другую. Чарли с негодованием отверг это предложение, заявив, что никто из его друзей не пожелает на две недели похоронить себя в такой глуши, где нечем заняться с утра до вечера, кроме виста со ставками по полгинеи. Закончив эту речь, он встретился взглядом с сестрой, оторвавшейся от книги и пристально, с удивлением смотревшей на него. Он покраснел и извинился перед матерью:

– Я не хотел грубить, мэм, но надо же понимать, каково мне!.. Ну как можно приглашать гостей, когда я не могу ни ездить верхом, ни играть в бильярд, ни… ну, ничего не могу!

Леди Силвердейл признала убедительность этого аргумента; но, так как она высказывала свое согласие на протяжении двадцати минут, нельзя было строго судить Чарли, с трудом поднявшегося с дивана и поковылявшего прочь из библиотеки.

Генриетта жалела брата, но при этом подозревала, что его ужасный вид при появлении в Инглхерсте и затянувшееся выздоровление объяснялись не столько серьезностью увечий, сколько беспорядочной жизнью в компании таких же юных повес, губительно действовавшей на его здоровье. Ее подозрения подтвердил их сосед, самый влиятельный землевладелец окрути:

– Это просто удача, что юный шалопай получил такую встряску! Может, она пойдет ему на пользу!

Сэр Джон был опекуном Чарли и знал и сестру, и брата с рождения, поэтому не видел нужды смягчать свои слова. Он сказал также, что все, что нужно Чарли, – это как следует отлежаться.

– Он дошел до ручки, моя дорогая, это же с первого взгляда видно! Я говорил вашей матери: мальчишка еще зелен, чтобы жить в городе одному! Но она только разохалась: нельзя держать мальчика привязанным к материнской юбке, она полностью ему доверяет, и так далее… «Это все прекрасно, – сказал я. – Если б отец его был жив, или у него был старший брат или мужчина-наставник, чтобы объяснить ему, что к чему, и предостеречь насчет тех вещей, о которых с женщинами не говорят…» Ох, ладно! Не будем толочь воду в ступе. Но как такой проницательный человек, как ваш отец, позволил вашей матушке разбаловать мальчишку? Ладно, ладно, я вечно говорю, не подумав, но вы разумная девочка, Хетта, вы на меня не обидитесь! Надеюсь, последняя неприятность послужит ему уроком! – Он освежился понюшкой табаку и добавил, смягчившись: – Не вижу причины, почему бы ему не вырасти таким же прекрасным человеком, как его отец. Большинству шалопаев нужно только перебеситься! Самое лучшее для него – обручиться с хорошей девушкой. Он-то норовит поволочиться за модными дамами в возрасте, но и в этом ничего худого нет. Но с беспутными он не водится, можете мне поверить, я присматриваю за ним с тех пор, как он поселился в Лондоне самостоятельно!

– Чем я могу ему помочь? – прямо спросила Генриетта.

– Да ничем! – ответил сэр Джон, сунув в карман сюртука для верховой езды свою табакерку. – Разве что постарайтесь занять его, чтобы он не сбежал отсюда раньше, чем поправится полностью!

Ей пришлось удовлетвориться таким советом, но последовать ему оказалось довольно сложно. Чарли могли развлечь только сельские спортивные игры – от участия в которых ему приходилось воздерживаться – и карты. Но Генриетта, отлично игравшая в шахматы, проявляла так мало сообразительности в карточных играх, что с ней ему было ужасно скучно. Зато Черри, не имевшая ни способностей, ни желания постигнуть все тонкости шахмат, очень быстро схватывала правила любой карточной игры, так что Чарли заявил даже, что довольно скоро она станет весьма опасным противником за карточным столом.

– Какая удача, дорогая! – доверительно сказала дочери леди Силвердейл. – Наконец нашлось занятие для Чарли! Мужчины, знаешь ли, обожают кого-нибудь поучать, но страшно злятся, если их не понимают, например, как ты или я, любовь моя. Как нам повезло, что у крошки Черри способности к картам! Говорю тебе, я положительно благодарна, что Десфорд привез ее к нам!

Но спустя два дня звезда Черри едва не закатилась. Один из старейших чичисбеев леди Силвердейл проявил опасное неблагоразумие, с игривой галантностью упрашивая Черри собственными ручками продеть ему розу в петлицу, уверяя, что от этого аромат цветка будет нежней. Так как Черри вполне обоснованно сочла почтенного джентльмена глубоким старцем, она без всякого стеснения выполнила его просьбу, встречая его комплименты хихиканьем. Леди Силвердейл эта сцена совершенно не забавляла; на какой-то ужасный момент Генриетта решила, что процветанию Черри в их доме пришел конец. К счастью, бросив один единственный взгляд на застывшее лицо леди Силвердейл, устрашенный джентльмен догадался доверительно шепнуть хозяйке, когда Черри вышла из комнаты, что совершенно не умеет разговаривать с маленькими детьми, и добавил:

– Насколько лучше я чувствую себя теперь, миледи! – Это настолько умилостивило леди Силвердейл, что вместо того, чтобы задать Черри хорошую трепку, она спокойно посоветовала ей не поощрять ухаживания джентльменов. Но даже этот мягкий упрек оказал ужасное действие на Черри. Со слезами на глазах она воскликнула дрожащим голоском:

– Ох, нет, нет! Я вовсе не поощряла его, мэм! Я думала, он так любезен со мной, потому что вы ему приказали!.. – Слезы градом покатились из ее глаз, она жалобно добавила: – Не сердитесь на меня! Умоляю вас, не сердитесь, дорогая, дорогая леди Силвердейл! Я не вынесу вашего огорчения, клянусь всем святым, я не хотела огорчать вас – после всего, что вы для меня сделали!

Тронутая этой речью, леди Силвердейл совсем оттаяла и даже сама уронила несколько слезинок; а когда через час портниха, ревнивая старая дева, позволила себе какое-то замечание в адрес Черри, миледи назвала ее злобным гадким созданием и предупредила, что, если о мисс Стин еще когда-нибудь будет сказано «эта мисс Стин», портнихе укажут на дверь. Мисс Кардл в свою очередь разрыдалась, выразив надежду, что будет еще не слишком поздно, когда миледи узнает своих истинных друзей, но на этот раз леди Силвердейл сумела удержаться от своей привычки вторить чужим слезам и встретила извинения портнихи с ледяным спокойствием. Она немедленно объявила Генриетте, что Кардл стала нестерпимо назойливой и, не будь она превосходной портнихой, следовало бы рассчитать ее. Разумеется, ничто на свете не заставило бы леди Силвердейл привести в исполнение свою угрозу, и Генриетте это было отлично известно; но описание ужасной сцены с портнихой заставило ее сердце дрогнуть. Трудно было сильнее подстегнуть ревность мисс Кардл и ее ненависть к сопернице. Генриетта попыталась умиротворить леди Силвердейл, напомнив, что мисс Кардл не выносит, даже когда родная дочь берется выполнить какое-то поручение миледи, считая это своей исключительной привилегией.

– Пожалуйста, скажи ей несколько ласковых слов, мама, когда она будет готовить тебя ко сну! Она будет плакать до утра, если ты не простишь ее!

Усилия Генриетты достигли успеха в той части, в какой относились к укрощению гнева леди Силвердейл. Но смягчить неприязнь портнихи к бедняжке Черри ей не удалось – даже напоминание, что, возможно, мисс Стин скоро покинет Инглхерст, мисс Кардл встретила с нескрываемой враждебностью.

– Чем скорее, тем лучше, мисс! – кислым тоном произнесла она. – Скажу только одно: в тот день, когда миледи пригласит ее жить здесь, я немедленно покину этот дом. Мне жалко смотреть, мисс Хетта, как эта хитрая маленькая лгунья водит за нос и вас, и мою бедную госпожу! И не нужно напоминать мне, что я не должна ее так называть, – я бы и не стала этого делать, если б не боялась, что вы еще пожалеете о своей доброте к ней!

Генриетта спустилась к обеду, лихорадочно мечтая, чтобы Десфорд поскорее вернулся из Хэрроугейта.

К сожалению, на обратном пути из Хэрроугейта счастье изменило виконту. Его преследовали постоянные неудачи, самой серьезной из которых, вероятно, надо считать потерянный обод от колеса, из-за чего ему пришлось проделать изрядный путь пешком. Это произошло в первый же день после отъезда из Хэрроугейта, на полдороге между Мэнсфилдом и Честерфилдом. Когда карету доставили в Мэнсфилд, было слишком поздно пытаться ее починить. На следующий день – в воскресенье – оказались закрыты и колесная лавка, и кузница: колесник был принципиальным противником работы в святой день, а кузнец поехал навестить замужнюю сестру. Только к полудню понедельника удалось приладить к колесу новый обод, и виконт смог продолжить свой путь. Но тут, подтверждая предположение, что удача отвернулась от Десфорда, в упряжке захромал коренник, так что его лихой выезд при приближении к следующей почтовой станции больше напоминал похоронный кортеж. В результате и этих, и других, менее значительных неприятностей виконт приехал в Данстэйбл поздним вечером четвертых суток пути и решил остановиться там на ночлег, чтобы оставшиеся тридцать миль проделать с утра и прибыть в Инглхерст после обеда.

Таким образом, прошло две недели после того, как Десфорд оставил Черри в Инглхерсте на попечение Генриетты. Когда в середине дня Гримшоу замогильным голосом объявил о прибытии виконта, Генриетта вскочила из-за письменного стола и бросилась к гостю, воскликнув:

– Ох, Дес, я так благодарна, что ты наконец приехал!

– Господи, Хетта, что произошло? – встревоженно спросил он, торопливо шагая к ней.

– Ничего страшного – точнее, я надеюсь, что пока ничего, но, кажется, скоро произойдет.

Десфорд взял ее руки в свои и расцеловал, но Генриетта, вглядываясь в его лицо, отдернула руки и уверенно произнесла:

– Ты приехал ни с чем, верно?

Он с улыбкой покачал головой.

– Не совсем. Представь, наш Неттлкумб – новобрачный!

Ее глаза расширились.

– Он женился? – недоверчиво спросила она.

– Ну да – связал себя законными узами со своей экономкой – ох, прошу прощения! – леди-домоправительницей, я хотел сказать!

– А, вот как! – с понимающим смешком произнесла Генриетта. – Без сомнений, это она так назвалась тебе!

Десфорд ухмыльнулся.

– Не мне, она напомнила об этом Неттлкумбу, когда он сказал, что женился на кухарке. Ох, Хетта, ты не представляешь себе, как я жалел, что тебя со мной не было! Ты бы хохотала до икоты!

Она подошла к дивану, села и похлопала рукой рядом с собой.

– Садись и рассказывай!

Виконт рассказывал и видел, что она воспринимает все события в точности как он сам. Но закончил он на мрачной ноте и, описав завершающую сцену в коридоре, немного помолчал, а после паузы решительно произнес:

– Хетта, я не могу доверить несчастную девочку таким людям!

– Нет, конечно, – согласилась Генриетта с таким же выражением на лице, как и у Десфорда. – Но, Дес, что нам с ней делать? Неделю назад мама сказала, что, если Неттлкумб откажется от Черри, она с удовольствием оставит бедняжку у нас, но… из этого ничего не выйдет! Я знаю, что ничего не выйдет! Так бывает всегда, когда мама без памяти в кого-нибудь влюбляется! Сначала я слышу, что ее новое приобретение – просто совершенство, потом у совершенства обнаруживаются изъяны – совершенно пустяковые, но ужасно раздражающие, и раздражение накапливается, и при следующем промахе бывшая любимица отлучается от дома…

– Господи, неужели до этого дошло? Бедняжка Черри!..

– Пока – нет, – заверила его Генриетта. – Но мама как-то заметила – пока вполне добродушно, – что от некоторых выражений Черри должна избавиться. А эта ужасная старая дева из ревности не упускает случая очернить Черри в ее глазах. Пока она не особенно преуспела, пытаясь настроить маму против Черри, но уверяю тебя, Дес, что я не смогу…

– Не терзай себя! – перебил он. – Не может быть и речи о том, чтобы Черри оставалась у вас! Я ни минуты на это не надеялся и оставил ее всего лишь на несколько дней. Но мне удалось изловить Неттлкумба только на прошлой неделе, когда я выпытал у его стряпчего, что старик уехал в Хэрроугейт. Точного адреса у меня не было, и пришлось два дня рыскать по городу.

– Бедный Дес! Неудивительно, что у тебя такой усталый вид!

– Правда? Ну, это из-за отвратительной поездки из Йоркшира, – сказал он. – Не успевали мы выбраться из одной передряги, как попадали в другую, потому я и притащился к вам так поздно, как выражается Горас. Естественно, у меня было время поразмыслить о будущем Черри – и это я хочу немедленно обсудить с тобой, мой лучший друг!

Дверь распахнулась.

– Мистер Нетеркотт! – объявил Гримшоу.

Кэри Нетеркотт бодро шагнул в комнату, но сразу же остановился, увидев виконта, и сказал:

– Я прошу прощения! Гримшоу следовало предупредить меня… Я спросил леди Силвердейл, и он проводил меня сюда, и я… мне остается надеяться, что я никому не помешал!

– Вовсе нет! – произнесла Генриетта, вставая и протягивая ему руку. – Вы уже встречались с лордом Десфордом, не так ли?

Джентльмены поклонились друг другу. Мистер Нетеркотт сбивчиво пробормотал, что действительно имел удовольствие познакомиться с милордом, а виконт вообще ничего не сказал. Тогда мистер Нетеркотт объяснил, что заехал в Инглхерст, чтобы вручить леди Силвердейл номер «Нового ежемесячного журнала» со статьей, о которой ее светлость упоминала, когда он был здесь прошлый раз.

– Как это любезно с вашей стороны! – сказала Генриетта. – Они с мисс Стин в саду.

– О, тогда я сам отдам журнал, – сказал мистер Нетеркотт, неожиданно покрасневший. – Надеюсь, мы еще увидимся сегодня, мисс Хетта! Всего доброго, сэр! – И с поклоном вышел.

Виконт, неприязненно смотревший ему вслед, едва дождавшись, пока дверь закроется, поинтересовался:

– Этот парень что, обосновался в Инглхерсте?

– Нет, – спокойно ответила Генриетта. – Он живет в Мэрли-Хаус.

– Но оказывается тут каждый раз, когда я приезжаю повидать тебя! – раздраженно заметил виконт.

Она нахмурила брови, словно старательно перебирая воспоминания, и после паузы с невинным видом поинтересовалась:

– А тебе не случалось встречать его до того, как ты заехал к нам до дороге из Хэйзелфилда?

Виконт, не обращая внимания на коварный вопрос, произнес:

– Хотел бы я знать, кого из нас он надеялся одурачить этой чушью насчет статьи в «Ежемесячнике»? Господи, что за дурацкая отговорка!

Он хмуро смерил взглядом Генриетту и с неожиданной страстью произнес:

– Я никогда не мог понять… Впрочем, не важно! О чем мы говорили, когда этот тип перебил меня?

– Ты собирался рассказать мне, что хочешь сделать для Черри, – напомнила она, – и услышать мое мнение на этот счет.

– Да, вот именно. Есть и другие вещи, которые я хотел бы обсудить с тобой, но, пока я не обеспечу Черри, все остальное придется отложить.

– Обеспечишь Черри?.. – повторила она, быстро взглянув на него.

– Да, конечно, что еще мне остается? Я не виноват, что она сбежала из Мэплвуда, но с того момента, как я согласился отвезти ее в Лондон, вся ответственность ложится на меня! Господи, каким подлецом я был бы, если б теперь бросил ее на произвол судьбы!

– Совершенно верно. Так что ты придумал? Мне кажется, что… что только удачный брак может решить все ее проблемы, но ее… ее происхождение и бедность являются серьезным препятствием для этого, не так ли?

Он кивнул и сказал:

– Но только не для мужчины, который ее полюбит и которому незачем искать себе богатую жену. Но это дело будущего, а меня больше всего волнует настоящий момент. Я решил, что должен поехать в Бат и попытаться убедить мисс Флетчинг помочь Черри. Она говорила тебе об этой женщине? Черри была в ее школе и всю дорогу до Лондона рассказывала о ее необычайной доброте.

– Да, конечно, рассказывала, и очень прочувствован, но нет, когда я сказала, что ей лучше вернуться в школу мисс Флетчинг учительницей, чем наниматься компаньонкой, Черри со мной решительно не согласилась. Она сказала, что мисс Флетчинг могла бы предложить ей место, если б она хорошо училась или играла на фортепиано. Но она говорит, что ничего не умеет. И боюсь, Дес, это чистая правда. У Черри самый чудесный на свете характер, но она не очень умна, знаешь ли. Боюсь, если ты предложишь Черри вернуться к мисс Флетчинг, она откажется наотрез, потому что и без того чувствует себя обязанной этой женщине.

– Я знаю. Но если я заплачу мисс Флетчинг все, что задолжал ее отец…

– Нет, Десфорд! – решительно перебила Генриетта. – Ты не должен этого делать! Черри слишком горда, чтобы на это согласиться!

– Конечно. Но я могу сказать, чти это деньги Неттлкумба!

– Если Черри тебе поверит, она напишет ему письмо с благодарностью.

– Я могу сказать, что он заплатил мисс Флетчинг с условием, что Черри не станет писать ему и никогда больше не попытается увидеться с ним. Это, кстати, именно то, чего он хочет.

Она рассмеялась и покачала головой.

– Так не пойдет. Только подумай, в каком она окажется положении, если когда-нибудь эта история всплывет! Ты скомпрометируешь и Черри, и себя. Ты знаешь, как раскудахчутся все наши сплетники! И совершенно бесполезно надеяться, что такую вещь можно сохранить в тайне.

Глаза его смеялись, хотя он говорил грустным тоном:

– Я так и знал. Я знал, что ты назовешь мою затею вздорной, – но чертовски надеялся, что этого не произойдет! Мне все равно остается только обратиться к мисс Флетчинг и спросить, не знает ли она какую-нибудь даму, которой нужна компаньонка. Там должна быть уйма старых дряхлых леди: когда бы я ни проезжал через Бат, я видел одних старух! И если мисс Флетчинг сумеет найти ей место, так будет лучше всего. Черри будет к кому обратиться, и у нее появятся друзья.

Маленькая морщинка между бровями у Генриетты разгладилась, и она воскликнула:

– Я согласна, что так для нее лучше всего, – но, Дес, ты же не можешь дать ей рекомендацию!

– Я знал, что могу рассчитывать на хороший совет, мой дорогой мыслитель, – заметил он. – Как удачно, что ты предупредила меня, тугодума!

Она рассмеялась:

– Ты не тугодум, Эшли, но бываешь кошмарно самоуверенным, когда что-нибудь вобьешь себе в голову!

– Господи, Хетта, у тебя у самой в голове одна солома! Ладно, довольно смеяться. Времени совсем мало, если я хочу завтра попасть в Бат! По-моему, лучше будет, если я уеду, не встречаясь с Черри. Иначе мне придется объяснить, что я собираюсь предпринять, а мне не хочется будить в ней пустые надежды.

– Но она имеет право знать, что ты вернулся! – возразила Генриетта. – Как я ей объясню твой отъезд?

– Скажи, что я очень торопился в Лондон и не мог дожидаться ее возвращения и что, хотя я не смог прижать старого Неттлкумба, у меня появился отличный план, который… который я не успел тебе изложить!

– Лжец!

– Ничего подобного. Я просто боюсь, что ничего не выйдет. Кстати, леди Багл не пыталась вернуть ее в Мэплвуд?

– Нет, и я совершенно сбита с толку, должна тебе сказать! Леди Багл не знает, где беглянка, потому что, когда я предложила Черри написать тете, она ужасно разволновалась, и мне пришлось бросить эту затею. Но имей в виду, хотя леди Багл не знает, где Черри, она догадывается, что ты имеешь какое-то отношение к ее исчезновению. О, это напомнило мне вот о чем: лорд и леди Рокстон знают, что она в Инглхерсте.

– О Боже! – простонал виконт. – Вот чего мне не хватало! Что за сплетник добрался до Вулвершема?

– Мой дорогой Эшли, не забывай, как быстро слухи облетают графство! Слуги обожают посплетничать о господах, а тут все вышло совсем просто: горничная из Вулвершема – дочка нашего старшего конюха, и леди Рокстон дала ей выходной по случаю серебряной свадьбы родителей, дальше, пожалуй, можно не объяснять!

Виконт пристально смотрел на нее:

– Это еще не все, не так ли?

– Пожалуй, да. Лорд и леди Рокстон два дня назад навестили нас…

– Если мой отец решился проехать шестнадцать миль, значит, либо его подагра успокоилась, либо он вообразил, что я собираюсь опозорить свою семью! – бесцеремонно перебил ее виконт.

– Ну, он опирается на трость, но, кажется, вполне поправился, – продолжила Генриетта, с радостью простившая грубость, пролившую бальзам в ее истерзанную душу. – Они приехали справиться о здоровье Чарли – по крайней мере, так сказал маме лорд Рокстон, – но на самом деле, конечно, чтобы выяснить, насколько соответствуют действительности донесшиеся до них слухи. Я почти не разговаривала с лордом Рокстоном, но твоя матушка улучила момент и без околичностей спросила, правда ли, что ты привез сюда Черри, и если да, то зачем? Она посоветовала мне не искать отговорки, потому что она и без того верит, что ты бы этого не сделал, не будь на то серьезных причин. Дес, мне так нравится твоя матушка!

– Мне тоже, – сердечно согласился он. – Она прелесть! Что ты ей сказала?

– Правду – как ты рассказал мне. Она получила письмо от леди Эмборо, на которую накинулась леди Багл, требовавшая объяснений, что ты сделал с девочкой. Кажется, одна из ее дочек – не могу вспомнить ее имени, оно какое-то странное…

– У всех пятерых странные имена!

– Вот счастливицы! Так вот, одна из них слышала, как ты разговаривал с Черри вечером на балу; и, когда утром обнаружили исчезновение Черри, она убедила леди Багл, что ее увез ты! Не знаю, как леди Багл могла поверить такой невероятной выдумке, но тем не менее она отправилась в Хэйзелфилд и потребовала у леди Эмборо ответа, какие у тебя намерения! Леди Эмборо писала твоей маме, что хохотала до икоты при мысли, что ты подбил Черри на побег. Она заверила леди Багл, что на рассвете, когда Черри хватились в Мэплвуде, ты мирно спал в Хэйзелфилде и выехал в десять часов утра, после завтрака. Тем не менее, она пишет, что хотела бы знать, не имеешь ли ты какого-то отношения к исчезновению Черри. Ей тем вечером на балу показалось, что ты больше заинтересовался малышкой Черри, чем ее кузиной, признанной красавицей.

– А, Лукаста, – кивнул он, – так оно и было, конечно. Итак, тетушка написала моей матери. Она ничего не говорила отцу?

– Нет, и письма ему не показывала. Но он сам услышал где-то сплетню и, наверное, настоял на поездке в Инглхерст, чтобы во всем разобраться самому. Ты же знаешь, какой он!

– Лучше, чем кто-либо, – с усмешкой согласился виконт. – Он считает ниже своего достоинства показать малейший интерес к похождениям своих сыновей – всем, кроме самих сыновей, разумеется!

– Совершенно верно! Вышло удачно: когда они приехали, мама была совершенно счастлива, потому что Черри нашла где-то старый кружевной волан, про который все думали, что его давно выбросили. Поэтому я уверена, что она говорила о Черри только самое лучшее.

– Отец видел Черри?

– Да, конечно, но откуда мне знать, понравилась она ему или нет? Он был очень вежлив с ней.

– Это ни о чем не говорит, – сказал Десфорд. – Он будет вежлив, даже если человек ему не по душе. Ну, теперь ничего не поделаешь: я заеду переночевать в Вулвершем, что означает очередное промедление. Мне очень жаль, Хетта, но ты видишь, в каком я положении, правда? Я не упрашиваю тебя еще несколько дней позаботиться о Черри, потому что и так знаю, каким будет ответ. Благодарю тебя, дорогая! – Он снова завладел ее руками и, расцеловав их, вышел.

Глава 11

Появление виконта в Вулвершеме было встречено с неожиданным радушием. Педмур, принимая у него шляпу и перчатки, произнес с лучезарной улыбкой:

– Какая приятная неожиданность, милорд! – В этом не было ничего удивительного: Педмур всегда был привязан к виконту и его младшим братьям; но Десфорд только сухо улыбнулся, когда дворецкий сказал:

– Его светлость обрадуется вашему появлению, сэр! Миледи отдыхает, а его светлость в библиотеке. Надеюсь, милорд приехал надолго?

– Нет, всего лишь на одну ночь, – ответил виконт. – Вы позаботитесь о лошадях? Впрочем, это и так ясно.

– Конечно, милорд! – приветливо сказал Педмур. Виконт, бросив беглый взгляд в чиппендейловское зеркало, висевшее на стене в холле, убедился, что его галстук и прическа в порядке – подобные огрехи могли сразу вызвать неодобрение графа, – и решительно шагнул к массивной двойной двери в библиотеку. Он немного помедлил перед дверью, готовый (вопреки заверениям Педмура) к адской выволочке. Но лорд Рокстон, поднявший глаза от журнала, спокойно произнес:

– Ха! Это ты, Десфорд? Рад тебя видеть, мой мальчик!

Приятно удивленный, виконт подошел к креслу, в котором расположился милорд, почтительно поцеловал протянутую ему руку и сказал с приветливой улыбкой:

– Благодарю вас, сэр! И я тоже очень рад видеть вас – в особенности без этой безобразной повязки на ноге! Надеюсь, вы чувствуете себя не хуже, чем выглядите!

– О, все отлично, – с гордостью ответил милорд. – Последний раз, когда мы виделись, ты заявил, что я просто кожа да кости, негодник! Погоди, ты еще побываешь в моей шкуре, хотя и не скоро!

– Очень на то надеюсь! – парировал виконт. – И не пытайтесь надуть меня, сэр, разыгрывая слабоумного старика, потому что мне с точностью до дня известен ваш возраст!

Граф Рокстон с деланным возмущением заявил, что всякий самонадеянный болван, вздумавший так непочтительно разговаривать со своим отцом, скоро в этом раскается. Но в глубине души он был доволен: ему всегда (за исключением периодов обострения подагры) нравилось, когда его сыновья обнаруживали свойство характера, которое он называл «настоящим задором». Поэтому, для проформы коротко выругав сына, он приказал ему садиться и рассказывать обо всем, что происходило с ним после отъезда из Вулвершема.

– Именно это я и собираюсь, сделать, – сказал виконт. – И так как я не больше вас люблю вилять, сэр, скажу сразу, что был только что в Инглхерсте, где узнал о вашем недавнем визите.

– Я так и думал! – сказал милорд. – И теперь явился просить, чтобы тебя выручили из передряги?

– Ничего подобного, – сказал Десфорд. – Чтобы рассказать вам правду о появлении Черри Стин в Инглхерсте, взамен глупых сплетен, которые донеслись до вас.

– Это мне и так понятно! – сказал его отец, у которого глаза подобрели. – И пока ты не наговорил лишнего, Десфорд, позволь мне напомнить тебе, что я не имею привычки прислушиваться к тому, что болтают слуги, – в особенности когда дело касается моего сына!

– Конечно, сэр, – улыбнулся виконт. – Но вы все же решили съездить в Инглхерст и своими глазами увидеть, что я натворил, не так ли? Понимаю вас: вам показалось, что я по самые уши увяз в некрасивой истории. Хетта могла бы рассказать вам, почему мне пришлось доверить Черри ее заботам, но вы ее ни о чем не спросили.

– Ты воображаешь, что я стану кого-то расспрашивать о поступках своего сына? – вспылил граф. – Хорошего же ты мнения обо мне, Десфорд!

– Я слишком хорошо знаю вас, чтобы иметь дурное мнение, – невозмутимо ответил виконт. – И поэтому хочу обо всем рассказать сам.

– Тогда не виляй, говори! – сурово приказал отец. Подбодренный таким образом, Десфорд рассказал о своих злоключениях в последние две недели. Граф слушал молча, между его нахмуренными бровями залегла глубокая складка, не разгладившаяся, когда виконт закончил свой рассказ. Граф мрачным тоном произнес:

– Угодил в капкан, верно?

– Может быть, – парировал Десфорд, – а может, и нет!

Граф недовольно хмыкнул.

– Что ты будешь делать, если эта директриса не захочет связываться с девочкой?

– Возьму свежий след!

Граф снова хмыкнул и задумался. Довольно долго он сидел с видом человека, борющегося с собой, и наконец с усилием выговорил:

– Ты взрослый, независимый мужчина, ты волен поступать, как тебе заблагорассудится, но прошу тебя, Дес, не считай себя обязанным жениться на этой девушке!

Виконт мягко сказал:

– Я и не думаю об этом, сэр, я ничем не скомпрометировал ее. Но я считаю себя обязанным помочь ей устроить свою жизнь.

Его отец кивнул и раздраженно произнес:

– Как я жалею, клянусь Богом, что ты не уехал от Софронии часом раньше!

– Ну, – с кривой улыбкой сказал Десфорд, – между нами говоря, я тоже. Нет, пожалуй, когда я думаю, что могло случиться с милой и глупой девочкой на почтовой дороге, если б я не забрал ее оттуда… Скорее, мне жаль, что я не отказался от приглашения тети Софронии!

– Что толку оплакивать сбежавшее молоко! Ты сел в изрядную лужу, но могло быть хуже. – Граф вытащил из кармана табакерку и задумчиво взял понюшку табаку. После паузы он резко произнес: – Я видел девушку. И не собираюсь отказываться, я специально приехал в Инглхерст, чтобы взглянуть на нее. И теперь очень рад, что так сделал. По крайней мере, теперь я знаю, что она не из тех вертихвосток, за которыми ты обычно увиваешься.

Десфорд рассмеялся:

– Сэр, откуда вам знать, за кем я увиваюсь?

– Я знаю о тебе больше, чем ты можешь себе представить, мой мальчик! – с мрачным самодовольством произнес милорд. – Когда я впервые услышал об этой истории, я подумал, что ты потерял голову. Но ты бы не привез какую-нибудь вертихвостку к Силвердейлам! И если б ты вздумал на ней жениться, тебе нельзя было привозить ее сюда, потому что я бы сделал все возможное, чтобы не дать тебе породниться с этой семьей! Была еще возможность, что она заманила тебя в ловушку… да, да, я знаю, какой ты повеса, но мужчины поопытнее тебя и те попадались в ловушку, подстроенную изобретательной женщиной! По правде говоря, я приготовился откупиться от нее, но, видно, свой ум я потерял еще до твоего рождения!.. Мне не понадобилось и пары минут, чтобы понять: эта барышня едва вышла из детской, она совсем не в твоем вкусе и совершенно не похожа на вымогательницу! Раз так, Десфорд, может, ты соблаговолишь наконец объяснить мне, почему, вместо того чтобы привезти ее сюда, ты предпочел обременить леди Силвердейл?

Виконт, предвидевший, что раньше или позже этот вопрос будет задан, выставил вперед руки, словно защищаясь от удара, и шутливо простонал:

– Пощадите, сэр! Я не посмел!..

Его отец невольно рассмеялся, но сразу же овладел собой и ворчливым тоном произнес:

– Приятно убедиться, что, при всех твоих недостатках, ты по крайней мере честен! Я полагаю, ты не решился привезти ее сюда, боясь, что я забуду о здравом смысле и достоинстве и вышвырну вас обоих из дому? Премного обязан, Десфорд!

– Отец, к чему так немилосердно нападать на меня? – примирительно проговорил виконт. – Ничего подобного я не думал – я просто считал, что вы рассвирепеете, если я появлюсь с дочерью Уилфреда Стина. Если я ошибся – мне остается только просить прощения за свое прискорбное заблуждение, но… разве я ошибся, сэр?

Граф несколько секунд сверлил его взглядом в напряженном молчании и наконец сердито проворчал:

– Нет, будь ты проклят!

– Видимо, честность, – со смехом сказал Десфорд, – наша фамильная добродетель, сэр!

– Лицемер! – проворчал его светлость, как обычно, скрывая свое одобрение. – Меня не проведешь грубой лестью!

Но, немного поразмыслив, граф уже мягче произнес – Ну, довольно об этом! Скажу тебе одно: если почувствуешь, что сыт по горло этой историей, обращайся ко мне! Я могу быть не в духе или нездоров, но не такой уж я дьявол!

– Вы значительно лучше, сэр! – сказал Десфорд с улыбкой. – Обещаю вам, что непременно обращусь – если буду сыт по горло…

Его светлость, заметно успокоившись, благосклонно кивнул и переменил тему:

– Подумать только, что старый Неттлкумб под конец жизни угодил в мышеловку! Так ты говоришь, он женился на экономке?

Когда через полчаса леди Рокстон вошла в библиотеку, отец и сын весело болтали, как лучшие друзья. Конечно, первым донесшимся до нее звуком был громкий смех Десфорда, слушавшего красочные воспоминания его светлости о посещении Хэрроугейта. Она не была удивлена, поскольку всегда верила, что Десфорд сумеет поладить с отцом и что милорд обожает своего старшего сына, хоть ни за что в этом не сознается.

При ее появлении милорд воскликнул:

– А, вот и вы, миледи! Подтвердите, дорогая, что я форменным образом отравился этой вонючей водой в Хэрроугейте!

– Ну, вас действительно ужасно тошнило, – сказала она. – Но вы выпили слишком мало; возможно, вода принесла бы какую-то пользу, если б вам удалось преодолеть свое отвращение.

Миледи нежно обняла Десфорда, который при появлении матери вскочил и заключил ее в крепкое, медвежье объятие. Она поцеловала сына и ущипнула за подбородок, любуясь его красивым лицом.

– Насколько я слышала, ты записался в странствующие рыцари? Чего еще от тебя ждать, дорогой?

Десфорд рассмеялся, а милорд строго потребовал оставить мальчика в покое.

– Я уже сказал все, что считал необходимым, любовь моя, так что довольно говорить об этой истории! Никто на свете, – добавил он с полным убеждением, – не может назвать меня занудным типом!

– Конечно, мой дорогой, – серьезно согласилась миледи, но в ее глазах плясали смешинки, как у Десфорда.

Она подошла к креслу, опираясь на руку сына, легонько похлопала его по плечу со словами:

– Я чудесно поболтала с Хеттой, Эшли. Насколько я поняла, твоя протеже – милая и воспитанная девушка. Честно говоря, меня это удивило. Возможно, ее мать не была такой безнравственной женщиной, как многие считают, зная историю ее замужества, – зато Уилфред Стин начисто лишен всякой нравственности. Мне кажется, леди Силвердейл к ней очень привязалась и собирается предложить ей остаться в Инглхерсте, хотя Хетта считает, что это не выход.

– Я знаю, мама, и полностью с нею согласен.

– Очень жаль, – спокойно сказала она. – Конечно, Хетта права. Так что вы намерены делать с бедной девочкой?

Десфорд изложил свой план, и миледи одобрила его, заметив, что, если будущим нанимателям Черри потребуется рекомендация, она даст ее. Переменив тему, милорд поинтересовался, как ей нравится история со старым Неттлкумбом, на старости лет пойманным на крючок собственной экономкой, и по его просьбе Десфорд еще раз описал свои приключения в Хэрроугейте.

Ничто не омрачало гармонию этого семейного вечера, и, когда милорд из своей спальни окликнул Десфорда, пожелав спокойной ночи, он чувствовал себя почти счастливым, отчасти – убедившись, что его наследник не собирается жениться на дочери отъявленной шельмы Стина, отчасти – выиграв два роббера из трех за вечер.

На следующий день перед возвращением в Лондон, когда лорд Рокстон удалился со своим бейлифом, Десфорду и его матери удалось поговорить наедине. Миледи пригласила Десфорда полюбоваться некоторыми новшествами, устроенными ею в розарии, и там, неспешно прогуливаясь по аллее, Десфорд, иронически подняв бровь, поинтересовался, должен ли он благодарить свою матушку за то, что его ожидал дома такой благосклонный прием.

– Нет, нет, Эшли, я и слова не говорила в твою защиту, – заверила его леди Рокстон. – Правда, я сказала, что ни одному слову не верю и никогда в жизни не была так потрясена!

– Вы отлично разыграли свои карты! – одобрительно заметил любящий сын. – Но я должен извиниться перед вами!

Она улыбнулась и покачала головой:

– Ты всегда можешь рассчитывать на прощение своего отца, как бы он ни бушевал. Хотя, возможно, тебе бы не удалось отделаться так легко, если б я вздумала заступаться за тебя, – ты же знаешь, как он свирепеет от возражений, а ведь он и без того был очень зол! Трудно его винить: слухи, что его старший сын вступил в близкие отношения с девушкой из этой ужасной семьи, его просто потрясли.

Он поморщился:

– Конечно, я знал, что он взовьется до потолка, если узнает, что я помог девочке удрать, потому я и надеялся, что он никогда об этом не услышит. Как вы думаете, почему я отвез ее к Хетте, а не сюда? Я не сомневался, что вы отнесетесь к ней сочувственно, клянусь вам! Но в нем я сомневался! Вспомните, я ведь уже угодил к тому времени в черный список! Когда я был в Вулвершеме последний раз, он сказал, что не желает меня видеть, а в тот день, когда я с Черри приехал в Инглхерст и встретил Саймона, он сказал, что настроение у отца не стало лучше!

– Увы, бедный Саймон! – вздохнула миледи. – Мне было так его жаль, а он проявил столько терпения! Но мне жаль и вашего отца, потому что всякий раз, когда он разозлится и наговорит всем вам ужасных вещей, которых совсем не думает, он потом такой печальный и так жалеет, что не смог сдержаться. Он, конечно, не признает этого никогда, но, если ты, мой дорогой, способен поверить, что он не хочет тебя видеть, – ты еще глупей, чем он имел неосторожность заявить! Поэтому не думай никогда, что он тебя не любит!

Виконт расхохотался:

– Доказательство убедительное, мама!

– Ну конечно! Ты ведь его знаешь, Эшли! Он считает позорной слабостью проявлять свою любовь к детям. Так неудачно вышло, что вы с Саймоном решили заехать к нам в это время. Он был ужасно нездоров, знаешь ли, не только из-за подагры, но и потому, что новое лекарство совершенно ему не подходит. Нужно признаться, оно замечательно помогало от подагры, но действовало на него угнетающе, так что я была счастлива, когда наш добрый доктор заменил его щавельным отваром, который нравится твоему отцу гораздо больше. – Она улыбнулась и продолжила: – Но встретиться с тобой и помириться – это для него важнее всякого лекарства.

Десфорд лукаво взглянул на нее:

– Это намек на то, что мне следует почаще бывать в Вулвершеме, мэм? Я очень доволен своим отцом – немногим посчастливилось иметь лучшего! – но жить с ним вместе я не способен.

– Не думаю, чтобы и ему это понравилось, – ответила миледи. – Вы бы постоянно ссорились, потому что оба страшно упрямы! Достаточно, если ты будешь навещать нас от случая к случаю, и, пока ты не дашь ему повода заподозрить тебя в намерении опрометчиво жениться, он будет страшно доволен тобой!

– Ему не стоит опасаться, что я когда-либо забуду о своих обязательствах не только перед ним, но и перед своим именем. Я не желаю стать для Каррингтонов… ну, отрезанным ломтем!

Она усмехнулась:

– Конечно, мой дорогой, я совершенно уверена, что бояться нечего! Но если ты захочешь жениться на мисс Стин, он постарается скрыть свое разочарование и смирится, потому что она не вызвала у него неприязни и он не находит ее изобретательной женщиной. Представь, он сказал мне, что не может поверить, что она дочь Уилфреда Стина! И ты знаешь, дорогой, даже если он невзлюбит ее, даже если будет против такого брака, это не значит, что он откажется от тебя! Что бы ты ни сделал и как бы он ни был зол, есть вещи, на которые он никогда не пойдет, потому что они противоречат его принципам.

– Понимаю, – с улыбкой произнес Десфорд, – и мои братья тоже, и именно поэтому ни один из нас не способен совершить поступок, который может разбить ему сердце. Вот поэтому я считаю, что он чудесный отец! Но, знаете ли, отец тоже свободен делать все что угодно, зная, что мы всегда его поддержим.

– Ах, ты это понимаешь? – Леди Рокстон погладила его руку.

– Конечно, – уверенно ответил виконт. – Но до чего он забавный! Говорит, что Уилфред Стин вполне заслужил, чтобы его выгнали из дома, – и тут же бранит Неттлкумба за то, что он так и поступил!

– Как тебе не стыдно! – едва слышно произнесла леди Рокстон. – Как ты можешь говорить такие вещи? Ты просто ничего не понял! Естественно, отец сказал так, потому что Уилфред Стин – законченный негодяй, и это совершенно правильно; но, на его взгляд, лорд Неттлкумб поступил недостойно, и это тоже верно! Нет ничего странного в том, чтобы совмещать обе точки зрения, и я не разрешаю тебе смеяться над этим!

– Сейчас, когда вы мне все подробно объяснили, я признаю, что ошибался, – очень серьезно ответил виконт.

Миледи не могла обмануть его уступчивость, и она, невольно улыбнувшись, сказала:

– Неразумный, упрямый мальчик! – и отняла у него. свою руку, чтобы поправить розовый куст. – Между прочим, помнишь наш разговор о Кэри Нетеркотте? Племяннике старого мистера Бурна, недавно получившем наследство?

– Да. А что?

– О, я просто видела его, когда мы с отцом приехали в Инглхерст. Ты же знаешь, до этого я никогда…

– Видела в Инглхерсте, вот как? И он, конечно, заехал, чтобы вручить леди Силвердейл журнал? Или повод был другой?

Удивленная сардоническим тоном, миледи искоса глянула на сына и ответила с обычным спокойствием:

– Дорогой, откуда мне знать? Когда мы приехали, он был уже там, сидел на террасе с Хеттой и мисс Стин, так что его объяснений я не слышала – если были какие-то объяснения! У меня создалось впечатление, что он давно на дружеской ноге с Силвердейлами и может заскакивать к ним, когда вздумается.

– И он все время вьется там, верно? Не могу понять, как Хетта выносит такого нудного типа!

– О, так ты его знаешь?

– О да! Я натыкаюсь на него каждый раз, когда приезжаю в Инглхерст!

– И тебе он не нравится? А по-моему, он приятный, воспитанный молодой человек.

– Ну, а по-моему, он смертельно скучный! – отрезал Десфорд.

Миледи издала неопределенное восклицание и сразу же заговорила о чем-то другом, проявляя большой интерес к новой теме разговора.

Виконт отправился в Лондон после легкого завтрака, напутствуемый советом отца на следующий день первым делом съездить в Бат, а не спать полдня («как принято у вас, лентяев!»), потому что чем скорее он развяжется с «этим делом», тем лучше для всех заинтересованных в нем лиц.

– Тут я совершенно согласен с вами, сэр! – произнес виконт, глаза его смеялись. – Настолько, что сегодня согласен ночевать в Спинхэмленде!

– О, даже так? – саркастически протянул милорд. – Вероятно, в «Пеликане»?

– Конечно! Откуда еще можно начать свой путь в Бат?

– Не сомневался, что вы почтите своим вниманием только самую дорогую гостиницу! – сказал граф. – Когда я был в твоем возрасте, Десфорд, я не делал таких вещей, должен тебе сказать! Впрочем, у меня не было полоумной тетки, оставившей мне состояние! Ох, ладно, мне нет дела, как ты тратишь свои деньги, но только не беги ко мне, когда тебя потащат в долговую яму!

– Нет, нет, вы ведь откажетесь от меня, правда, сэр? – поддразнивая милорда, произнес виконт.

– Убирайся, транжира! – напутствовал его строгий родитель.

Но когда карета виконта исчезла из виду, он повернулся к супруге и сказал:

– Эта история пойдет ему на пользу, миледи! Признаю, что напрасно тревожился, когда первый раз услышал об этом, но вам не стоило думать ни минуты, что его подцепит на крючок какая-то хитрая девчонка!

– Конечно, мой дорогой, – согласилась его кроткая спутница жизни.

– Разумеется, ничего подобного не случилось! Конечно, очень легкомысленно было… довольно, я не желаю больше говорить на эту тему! Вся штука в том, что первый раз в жизни он попал в хорошую переделку – и не оробел! Он готов стоять как скала! Черт возьми, я горжусь им! Теперь – только б он остепенился и нашел хорошую девушку – я бы подарил ему Хартлей!

–Чудесный план! – сказала леди Рокстон. – Как приятно было бы увидеть Эшли в доме, в котором мы жили, пока был жив ваш отец!

– Ах, но когда? – тоскливо спросил милорд, – Вот в чем вопрос, Мария!

– Я думаю, довольно скоро! – ответила леди Рокстон с загадочной улыбкой.

Глава 12

В то время как виконт нетерпеливо дожидался, пока приладят обод к колесу его кареты, его младший брат находился на полпути в Лондон из Ньюмаркета в компании своего близкого друга, развалившегося рядом с ним в экипаже. Оба джентльмена находились в великолепном расположении духа, успешно завершив свои дела в Ньюмаркете. По правде говоря, карманы мистера Каррингтона, сумевшего извлечь все возможное из подсказки виконта, основательно разбухли. В последнем забеге он, не обращая внимания на отчаянные призывы доброжелателей не делать такой ужасной глупости, поставил весь полученный благодаря победе Мопсквизера выигрыш на жеребца со сложным именем Братец Благодетель и чуть позже удовлетворенно наблюдал, как облеченный его доверием скакун у самого финиша обходит на голову своего главного соперника. Так как выдача происходила в приятном соотношении десять к одному, в его кармане появилась пухлая пачка банкнот, значительно поубавившаяся к концу вечера, после того как он в кругу близких друзей плотно поужинал в «Белом олене».

Так как мистер Каррингтон имел крепкую голову и жизнерадостный нрав, на следующий день он проснулся слегка ослабевшим, но в отличном настроении. Этого нельзя было сказать о его компаньоне, появление которого заставило Саймона воскликнуть:

– Господи, Филипп, какой ты синий!

– У меня чертовски болит голова, – проворчал страдалец, с отвращением смерив его взглядом.

– Все будет хорошо, старина! – бодро ответил Саймон. – Ты придешь в себя, как только мы выберемся на свежий воздух! Нет средства от похмелья лучше, чем прогулка в прекрасный, прохладный день!

Единственным откликом мистера Харблдона был звук, напоминавший одновременно стон и рычание. Он с трудом влез в экипаж, содрогнулся, когда лошади рванулись вперед, и на протяжении последующего часа не подавал никаких других признаков жизни, кроме страдальческих стонов, когда коляску подбрасывало на ухабах. Правда, еще один раз он напомнил о себе, когда попросил мистера Каррингтона отказаться от вокальных упражнений. К счастью, его головная боль начала отступать на втором часу путешествия, и к тому времени, когда Саймон остановил экипаж перед «Зеленым человеком» в Марлоу, его компаньон оправился настолько, что проявил академический интерес к меню и даже обсудил с официантом сравнительные достоинства оленины и телячьего огузка, тушенного с капустой в испанском соусе.

Саймон добрался домой, на Бари-стрит, к полудню следующего дня. Так как ни он, ни мистер Харблдон не были ограничены во времени, они разумно позволили себе понежиться в постели до условленного часа. Затем они съели продуманный и основательный завтрак, так что, когда они покинули «Зеленого человека», было уже за полдень.

Все еще переполненный братской благодарностью, Саймон направился на Арлингтон-стрит, надеясь застать виконта дома.

Он не особенно удивился, когда Олдэм, открывший дверь, сказал, что его светлости нет дома; но, когда дворецкий добавил, что милорд еще не вернулся из Хэрроугейта, Саймон выпучил глаза и потрясенно повторил:

– Из Хэрроугейта?

– Да, сэр, насколько мне известно.

Саймону нельзя было отказать в сообразительности, и через несколько секунд он догадался, что заставило брата отправиться в такое долгое и утомительное путешествие. Он подавил невольный смешок и, смерив взглядом Олдэма, решил, что дальнейшие расспросы бессмысленны. Скорее всего, Десфорд не стал делиться с дворецким своими планами. Саймон ограничился тем, что попросил передать его брату короткое сообщение:

– Когда он вернется, скажите, что я буду в Лондоне до конца недели.

– Обязательно, мистер Саймон! – с облегчением ответил Олдэм, избежавший больших затруднений. Он знал Саймона с колыбели и относился к нему со снисходительной нежностью, но младенец вырос и стал изрядным пустомелей, так что при дальнейших расспросах перед дворецким встал бы выбор: подвести хозяина или обидеть мистера Саймона. В свое время в Вулвершеме Педмур познакомил его с главными заповедями своего ремесла: сохранять неизменную скрытность и никогда не болтать о делах своих господ.

Саймон уговорился встретиться со своими друзьями в Брайтоне и уже собрался было ехать, когда спохватился, что комнату в «Корабле» следовало заказать не позже прошлой субботы. Только законченный осел мог бы надеяться найти приличную комнату в Брайтоне в разгар сезона, если не позаботился заказать ее заранее, следовательно, Саймон был обречен провести ближайшие несколько дней, слоняясь по Лондону, в разгар июля больше напоминающему пустыню, чем фешенебельную столицу. Нельзя сказать, чтобы Лондон не представлял совсем никакой возможности развлечься даже в это время года; когда спустя пару дней после визита на Арлингтон-стрит Саймон размышлял, стоит ли посвятить вечер театру в Сэррее или отправиться в «Королевского петуха», в дверь постучал домовладелец, бывший «джентльмен при джентльмене», при выходе в отставку купивший приличный дом на Бари-стрит и взявший на квартиру троих джентльменов.

– К вам джентльмен, сэр, – коротко доложил он, протягивая визитную карточку.

На карточке изысканным витиеватым шрифтом было напечатано: «Барон Монте Тоскано». Саймон бросил на нее взгляд и вернул домовладельцу.

– Не знаю такого! – сказал он. – Скажите ему, что меня нет. Но от двери до него донесся вкрадчивый голос:

– Тысяча извинений, сэр! Я только что обнаружил, что по ошибке дал этому славному человеку чужую карточку! Я имею честь говорить с мистером Саймоном Каррингтоном? Впрочем, не стоило и спрашивать – ваше замечательное сходство с батюшкой – надеюсь, он в доброй здравии – говорит за себя!

Застигнутый врасплох, Саймон произнес:

– Да, я Саймон Каррингтон, но, боюсь, с вами я не знаком?

– Это вполне естественно! – с сияющей улыбкой воскликнул незнакомец. – Мы с вами никогда не встречались, я в этом совершенно уверен и вы тоже до этой минуты были для меня просто именем. – Он повернулся и величественно бросил отставному камердинеру: – Благодарю вас, милейший, можете идти.

– Меня зовут Дидлбери, сэр, если не возражаете, – ответил «милейший» тоном, который ясно давал понять, что он думает о госте мистера Каррингтона.

– Вовсе нет, дружище! Отличное имя, должен сказать! – любезно произнес посетитель.

Дидлбери, в замешательстве топтавшийся у порога, ожидая знака от мистера Саймона, неохотно вышел.

– Ну а теперь я исправлю свою ошибку… – Посетитель вытащил толстый футляр для визитных карточек и начал рыться в нем.

Саймон в изумлении уставился на него.

Костюм посетителя, господина средних лет, был таким же красочным, как и его манера выражаться. Если последним писком моды в настоящий момент считалась строгая элегантность, допускавшая отступление в виде разве что яркого жилета или заколки для галстука с драгоценным камнем, то на посетителе мистера Каррингтона был пурпурный облегающий сюртук, сорочка с грудью, накрахмаленной до такой степени, что он смахивал на зобатого голубя, и густо расшитый жилет. Причудливо разукрашенный монокль висел на цепочке у него на шее, на поясе болтались многочисленные брелоки; сверкающая заколка торчала из узкого галстука, а на пальцах переливались кольца. Скорее всего, в молодости это был интересный мужчина, но безошибочные признаки разгульного образа жизни – такие, как мешки под глазами, налитыми кровью, – изрядно портили гармонию некогда красивого лица.

– А, вот она! – воскликнул он, выудив нужную карточку и с разумной предосторожностью подвергнув ее тщательной инспекции с помощью монокля. – Нет, не та… Неужели я забыл… А! Ну, вот, наконец!

Обескураженный, Саймон поинтересовался:

– Неужели вы… Неужели вы пользуетесь разными визитными карточками, сэр?

– Разумеется! Видите ли, это исключительно удобно – в одном месте подаешь эту, в другом – ту… Я много путешествую, знаете ли. Но вот карточка, на которой значится мое настоящее имя, – сказал он, с поклоном протягивая ее Саймону, – и, без сомнений, это сразу прояснит цель моего визита!

Саймон с любопытством взял карточку и взглянул на нее. Значившееся на ней имя заставило его воскликнуть:

– Уилфред Стин?! Так вы не умерли?!

– Нет, сэр, я не умер, – сказал мистер Стин, поудобнее устраиваясь в кресле. – Я, можно сказать, вполне жив. И уверяю вас, перефразируя известного поэта, что не могу понять, кому потребовалось объявить меня покинувшим земную юдоль. Шекспир, кажется?

– Возможно, – сказал Саймон. – Но мне кажется, вам не на что обижаться, если вас считали умершим! Что еще оставалось думать, если о вас ничего не слышали уже много лет?

– Означает ли это, молодой человек, что если я позволил себе оставаться в живых, то должен был бы сообщить об этом моей единственной дочери? Не говоря уж о том создании, заботам которого я ее доверил? – с упреком поинтересовался мистер Стин.

– Вот именно, – прозаично ответил Саймон.

– Я предпринимал определенные попытки, – туманно ответил мистер Стин. – Действительно, я предпринимал определенные попытки. Но это дело прошлого! Я пришел не для того, чтобы обмениваться с вами пустыми любезностями. Я хочу узнать от вас, где скрывается ваш брат, мистер Каррингтон!

Саймон ощетинился:

– У меня два брата, сэр, и ни одному из них не нужно скрываться!

– Я говорю о Десфорде. Меня не интересует другой ваш брат, о существовании которого я не подозревал. Должен признаться, как и о вашем – до этого утра. – Он испустил глубокий вздох и печально наклонил голову. – Он мнит себя недосягаемым! Без сомнений, вы не очень задумываетесь о будущем?

– Нет!

– Как мне это знакомо! Увы, как знакомо! Конечно, вам, стоящему лишь на пороге жизни, трудно прочувствовать ее глубочайшее значение в полной мере. Когда я вспоминаю свою собственную безмятежную, беззаботную юность…

– Простите, сэр! – безжалостно перебил его разглагольствования Саймон. – Мне кажется, вы отвлеклись! Насколько я понял, вы хотите узнать, где можно найти моего брата Десфорда. Знай я, где он, я был бы счастлив сообщить вам это, потому что он будет чертовски рад увидеть вас, насколько мне известно! Но что я могу сказать точно – он нигде не скрывается! Кроме того, – добавил он, слегка заикаясь от возмущения, с румянцем на щеках, – не могу представить себе причины, по которой он стал бы скрываться! И больше того я бы попросил вас не выдвигать таких оскорбительных предположений!

– Настоящий Каррингтон! – скорбно заметил мистер Стин. – Прошлое оживает перед моими глазами! Ваш досточтимый батюшка…

– Оставим моего отца в покое! – перебил распалившийся Саймон.

– Полегче, полегче, мой дорогой! Мне не так уж приятно вспоминать, как несправедливо он обошелся со мной. Как мало проявил понимания к юношеской неопытности и сочувствия к молодому человеку, подвергнувшемуся свирепому наказанию безжалостного отца – по правде говоря, настоящего упыря! Я скажу больше…

– Довольно! – перебил Саймон. – Мне толком неизвестно, что вы там натворили, сэр, но я знаю точно, что мой отец задал вашему хорошую трепку, когда узнал, что он вас выгнал!

– Правда? – живо заинтересовался мистер Стин. – Значит, я ошибался в нем. Я должен быть благодарен случайности, открывшей мне глаза! Она пролила бальзам в мою израненную душу… Но как я мог об этом догадаться? Должен признаться, мне тоже досталось от него!

– Буду очень вам обязан, сэр, если вы наконец объясните мне причину вашего появления. Я уже сказал вам, что не знаю, где Десфорд, и могу только посоветовать вам подождать его возвращения в Лондон. Он живет на Арлингтон-стрит, и прислуга ждет его приезда с минуты на минуту.

– Мне известно, что он живет на Арлингтон-стрит, – сказал мистер Стин. – Сразу после возвращения из Бата я попытался узнать его адрес – это оказалось совсем не сложно, его светлость – весьма известный человек в обществе.

– Конечно, это было несложно! – насмешливо заметил Саймон. – Стоило только справиться в адресном бюро!

Мистер Стин отвел эту колкость взмахом руки.

– Оставим это, – сказал он с большим достоинством. – Я узнал адрес и немедленно отправился в этот негостеприимный дом. Мне открыл индивидуум, в котором я признал дворецкого его светлости. Он, как и вы, мистер Каррингтон, обнаружил полное незнание местонахождения его светлости. Он был – не будем заострять на этом внимание – удивительно уклончив. Весьма уклончив! Я не простофиля и не ротозей, молодой человек, – по правде говоря, я очень наблюдателен, хоть и не люблю этим хвастаться! И я заключил, что меня приказано не принимать!

– Ну, если вы так решили, вам пора купить себе пару очков! – отрезал Саймон. – Как мог Десфорд отдать такой приказ, если он считал, что вы умерли? Проклятье, да какого черта стал бы он это делать? Смею заверить вас, он был бы рад вам, как никому другому! Вот так, и, если вы потрудитесь сообщить мне ваш адрес, обещаю незамедлительно передать его моему брату, как только он объявится! Все, что мне известно на сегодняшний день, – это что в начале прошлой недели он уехал в Хэрроугейт!

Мистер Стин погрузился в глубокие размышления. После продолжительной паузы он покачал головой и со снисходительной усмешкой произнес:

– Это заставляет меня с болью в душе усомниться в вашей откровенности – но не думайте, что я совсем не чувствителен к такой добродетели, как братская преданность. Уверяю вас, молодой человек, что я высоко ценю ваше благородное желание защитить своего брата, но тем постыдней его низость. Я скажу больше того! Не будь сейчас таким драматическим образом затронуты интересы моей обожаемой дочери, я бы восторгался вами! Но что, спрашиваю я себя, могло привлечь лорда Десфорда в Хэрроугейте? Нет сомнений, это излюбленный курорт для больных подагрой и паралитиков. Но если вы хотите внушить мне, что Десфорд, которому, по моим расчетам, около тридцати лет, страдает от какой-либо из перечисленных болезней, вы – простите мою прямоту – делаете это слишком грубо.

– Нет, он не страдает ни от одной из перечисленных вами болезней. Собственно говоря, он абсолютно здоров – и поехал в Хэрроугейт не ради поправки здоровья. Если я не ошибаюсь, он отправился туда по делу, которым следовало бы заняться вам, мистер Стин! Когда я видел его последний раз, он был занят поисками вашего отца!

– Та-та-та, мой мальчик! – укоризненно сказал мистер Стин. – Круто замешано, да плохо посолено! У меня никогда не было никаких дел в Хэрроугейте! И позволю себе уточнить, ни на каких водных курортах такого сорта: на них невозможно найти применение моему таланту. Что касается моего отца, я порвал всякие отношения с ним. Он для меня все равно что умер много лет назад.

– Десфорд поехал к нему просить защиты для его внучки – вашей дочери, сэр, которую вы бросили на произвол судьбы! – в ярости произнес Саймон. – Или она тоже умерла для вас?

– Неужели я дожил до того, что такие слова бросают мне в лицо! – воскликнул мистер Стин, прижимая к сердцу руки и закрыв глаза. – Мое единственное дитя – обожаемое дитя – единственная родная душа на свете! И прошу вас, ни слова больше о вашем беспутном брате! Я еще не пал так низко, чтобы признать родство с этим пронырой! – добавил он, неожиданно спускаясь с риторических высот. Естественно, он сразу поправился и добавил: – Я требую, чтобы вы, молодой человек, ответили: неужели мое присутствие в Лондоне не доказывает мою преданность единственному сокровищу, оставленному моей обожаемой супругой? – Сокрушенный переживаниями, он спрятал лицо за носовым платком, всем своим видом выражая скорбь.

– Нет, нисколько! – отрезал Саймон. – Каждый подумает, что вы примчались поживиться в горящем доме или что-то в этом роде!

Потрясенный, мистер Стин поднял голову и произнес с большим чувством:

– Если вы думаете, что горящий дом опасней для человека, чем этот ужасный город, вы ошибаетесь! Почему, вы думаете, я отряхнул его прах со своих ног? Почему предпочел отправиться в изгнание, оставив мое возлюбленное дитя – на время, конечно, – на попечении женщины, сумевшей убедить меня, что она сохранит мое главное сокровище?

– Я бы так не сказал, сэр, – решительно возразил Саймон. – Раз уж вы спрашиваете, я бы скорее сказал: потому что за вами по пятам следовали полицейские!

– Хуже! – трагически воскликнул мистер Стин. – Я не собираюсь описывать обстоятельства, которые привели к моему крушению, скажу только, что с момента моего рождения неудачи неотступно следовали за мной по пятам! Моя юность была омрачена отцом-скрягой и ничтожеством братом неспособным даже пальцем пошевелить ради спасения своей жизни! Он не только не восстал, как следовало ожидать, но хуже того – меньше чем через год он обзавелся сыном! Это, молодой человек, было последней каплей!

– И вы – вы разорвали последние узы? – с благоговейным ужасом спросил Саймон.

– Естественно! Не заблуждайтесь на мой счет – я не жалкий скряга, но и не простофиля! Не во власти отца было навсегда лишить меня надежды на удачу. Если б Джонас умер, оставив только дочерей, я бы унаследовал титул, состояние – все! Простите мое волнение! Эта мысль ранит меня! – Он снова скрылся за своим носовым платком и через несколько мгновений выглянул, чтобы продолжить: – Мало сказать, что я был сражен… Это был удар, способный уничтожить меня, будь я размазней. Но я не таков: я всегда умел собрать все силы, чтобы противостоять несчастьям, и мне всегда удавалось их преодолеть. В таком ужасном положении – я жаловался? Я стонал? Нет, мистер Каррингтон! Я сжал зубы и, как известный вам… впрочем, я забыл, как его зовут, это не важно… сумел снова обрести себя! Вы видите сегодня в моем лице человека, который только благодаря собственным усилиям сумел восстать из пепла!

– Отчего же вы не затрудните себя уплатой своих долгов? – скептически поинтересовался Саймон.

Потрясенный этим предложением, мистер Стин воскликнул:

– Тратить свое добро на кредиторов?! Надеюсь, я не выжил из ума! И не забыл о своем долге, позвольте вам напомнить, перед моей обожаемой дочерью! Единственная цель, с которой я вернулся в этот город, – это защитить мою дочь. Я прибыл в Бат, надеясь прижать ее к своей груди, и с ужасом узнал, что создание, которому я ее доверил, вышвырнуло ее вон! Отдала ее в руки моего злейшего врага! Но почему? Потому, изволите узнать, что во время моей тяжелейшей борьбы с собой я должен был помнить о ее счетах! Неужели она не могла так же положиться на меня, как это сделал я, положившись на ее слово? Неужели она могла усомниться, что я сполна рассчитаюсь с ней, как только у меня будет такая возможность? Ее единственным ответом на мои вопросы были слезы!

Он помедлил, бросив вызывающий взгляд на Саймона, но, так как Десфорд только в общих чертах обрисовал обстоятельства, при которых ему пришлось прийти на помощь Черри, Саймон промолчал, и мистер Стин продолжил:

– Я немедленно отправился в поместье Амелии Багл. Это потребовало от меня серьезной борьбы с собой, но отцовские чувства преодолели отвращение. И что же? Я узнаю, что моя невинная девочка была похищена из дома ее родных не кем иным, как милордом Десфордом!

– Если так сказала леди Багл, она бессовестно лжет! – заявил Саймон. – Ничего подобного не было! Леди Багл так скверно обращалась с мисс Стин, что та убежала – надеясь найти защиту у своего деда! И Десфорд просто взял ее в свой экипаж и отвез в Лондон!

Мистер Стин скорбно улыбнулся ему:

– И это все?.. Мой бедный мальчик, на меня ложится печальная обязанность разрушить вашу веру в брата, но…

– Не стоит, потому что у вас это не получится! – перебил Саймон, раскалившийся добела.

– Молодой человек, – сурово произнес мистер Стин, – не забывайте, что говорите с человеком, который вам в отцы годится!

– А вы не забывайте, сэр, что говорите о моем брате! – парировал Саймон.

– Поверьте мне, – сердечно сказал мистер Стин, – я понимаю ваши чувства! И хотя мне не посчастливилось узнать братскую привязанность…

– К черту всякие привязанности! – перебил Саймон. – Спросите любого, кто знает Десфорда, способен ли он злоупотребить беспомощностью молодой девушки! Вы получите тот же ответ, что получили у меня!

Мистер Стин издал еще один горестный вздох.

– Увы, мистер Каррингтон, вы заставляете меня признать, что, боюсь, моя бедняжка сама упала в его объятия! Это признание ранит мое сердце – и вы должны понять, какой свирепый удар я получил, узнав, что, по своей невинности, она поддалась очарованию внешнего лоска и подкупающих манер, не говоря уж о высоком происхождении и большом состоянии! Надеюсь, лорд Десфорд действительно обладает всеми этими достоинствами?

Раздраженный таким описанием Десфорда, Саймон резко произнес:

– Нет! Он достаточно хорош собой – хотя я никогда об этом не думал, но что касается подкупающих манер!.. Господи, да это звучит так, словно он торговец макаронами! Должен сказать вам, сэр, Десфорд – настоящий джентльмен! И больше того, ваша дочь не падала в его объятия, поскольку он не раскрывал ей их! Я не имею в виду, что она бы непременно так сделала в противном случае, потому что не позволяю себе досужих вымыслов об отношениях других людей! И еще, мистер Стин, не будь вы настолько старше меня, я бы отучил вас обливать грязью моего брата!

Мистер Стин, слушавший эту горячую речь с полнейшим хладнокровием, сочувственно сказал: —

– Понимаю, как вы к нему привязаны, и сожалею, что огорчил вас! Вы так напоминаете мне мою собственную юность! Горячая голова и благородные порывы, несокрушимая преданность, трогательная вера в тех, кто бессовестно ею злоупотребляет! Печально, невыразимо печально, что я вынужден поколебать эту простодушную веру!

– Какого дьявола?! – возмущенно воскликнул Саймон. – Можно подумать, что я пытаюсь выгородить Десфорда – как будто он в этом нуждается! Вы заблуждаетесь на этот счет, мистер Стин! Но… но… он чертовски хороший брат, и хотя он, возможно, небезгрешен, он не способен на подлость – можете на это положиться!

– Если б я мог! – с сожалением произнес мистер Стин. – Увы, это невозможно! Разве вам не известно, молодой человек, какой образ жизни вел ваш брат с той минуты, как выпорхнул из родительского дома, и, вынужден добавить, ведет по сей день?

Саймон смотрел на него с отвращением и недоверием. Его лицо, разрумянившееся, когда он вынужден был выступить в защиту Десфорда, потемнело от гнева. Голосом, в котором звенела гордость, он произнес:

– Мой дорогой сэр, если ваши оскорбительные словам означают, что мой брат мог когда-либо каким бы то ни было образом совершить поступок, недостойный человека чести, то я должен сказать: или вас ввели в заблуждение, или вы мерзкий лгун!

Его челюсть угрожающе выдвинулась, он немного подождал, но, так как мистер Стин не обнаружил никакого желания ответить на выдвинутое обвинение и спокойно сидел в кресле, доброжелательно глядя на него, Саймон продолжил:

– Я предполагаю, сэр, что, говоря об образе жизни моего брата, вы имели в виду его… легкие интрижки с дамами определенного сорта. Но если вы пытаетесь убедить меня, что он способен соблазнить юную невинную девушку или… или спрятаться от возмездия – берегитесь! Если же он так отчаянно влюбился, что потерял голову, какого дьявола ему стараться передать ее под опеку деда? Отвечайте, если можете!

Мистер Стин пожал плечами и в манере, заимствованной, вероятно, у Кембла или Кина, продекламировал:

– Должно быть, пресытился ею и хочет от нее избавиться!

– Как, за два дня? Весьма правдоподобно! – язвительно заметил Саймон.

– Мой дорогой малыш, – с вульгарной фамильярностью произнес мистер Стин, – женщина может надоесть и за два часа! Как я могу поверить этой сладкой истории о поездке в Хэрроугейт на поиски моего отца! Все это сплошной вздор! Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что он обольстил мое дорогое дитя и сумел одурачить окружающих, убедив их, что она будет счастливее в доме дедушки, чем у тети. К тому же я не сомневаюсь, что ей было несладко у этой жуткой женщины, но, если ваш драгоценный братец воображает, что у деда будет лучше, он просто болван, чему я лично не верю! Нет, нет, мой мальчик! Вы, возможно, проглотили эту кентерберийскую сказку, но не ждите того же от меня! Он обесчестил мою бедняжку Черри, думая, что ее некому защитить. Но скоро он убедится, что ошибался! Ее отец найдет способ ее защитить! Даже если ему – ее отцу, я имею в виду – придется разгласить эту позорную историю на весь мир! Если у него есть малейшее понятие о чести, он обязан жениться на ней!

– Вы взяли неверный тон, сэр! – произнес Саймон, смотревший на него прищурившись. – Счастлив сообщить вам, что репутация вашей дочери осталась незапятнанной! Мой брат не только не нанес ей никакого урона, но и позаботился о том, чтобы вокруг имени вашей дочери не могло возникнуть никакого скандала! И еще более счастлив сообщить вам, сэр, что, благодаря предусмотрительности Десфорда, она находится в исключительно респектабельном доме!

Было бы несправедливо заявить, что черты мистера Стина выразили откровенное разочарование, но кривившая его губы снисходительная усмешка поблекла, и, хотя его голос звучал так же уверенно, Саймон, составивший достаточно точное представление о характере гостя, уловил в нем нотку огорчения. Саймон с досадой подумал, что хотел бы знать, где сейчас Десфорд. Это его дело – объясняться с мистером Стином! Проклятье, он мог бы просто указать старому комедианту, где находится его дочь, и умыть руки!

– А где находится этот респектабельный дом? – подозрительно поинтересовался мистер Стин.

– О, это в Хертфордшире! – беспечно ответил Саймон.

– В Хертфордшире! – Мистер Стин резко выпрямился. – Неужели я так в нем ошибался? Он сделал ей предложение? Не бойтесь мне признаться! Конечно, ему следовало бы сначала получить мое разрешение, но я готов закрыть на это глаза. Впрочем, если он думал, что я умер, это вполне простительно! – Он игриво помахал пальцем перед носом у Саймона и вкрадчиво произнес: – Ну, не стоит осторожничать со мной, мой мальчик! Уверяю вас, я не собираюсь чинить никаких препятствий их союзу – при условии, конечно, что мы с Десфордом достигнем соглашения по брачному контракту, но в этом… я не сомневаюсь! А, вы удивлены, как я догадался, что респектабельный дом, который вы упомянули, это Вулвершем? Я, правда, никогда не имел удовольствия посетить ваш дом, но память у меня отличная, и, как только вы упомянули Хертфордшир, я моментально вспомнил, что в Хертфордшире находится Вулвершем! Очаровательное старинное местечко, вероятно; ну, я еще успею взглянуть на него.

Остолбеневший, Саймон не сразу овладел собой настолько, чтобы вмешаться и разрушить иллюзии, стремительно разраставшиеся в воображении мистера Стина.

– Господи Боже, да нет, конечно! – воскликнул он. – Он не привез ее в Вулвершем! Он бы не осмелился. Вы знаете не хуже меня, сэр, как к вам относится мой отец, – вы мне сами сказали, что получили от него трепку, так что он никогда бы не согласился на брак Десфорда с мисс Стин! Не говоря уж о том, что его никто не собирался об этом просить! Десфорд не делал ей предложения, потому что, во-первых, он ее не любит, во-вторых, нет никаких причин, по которым он должен это сделать, а в-третьих, – потому что это невозможно!

Он с удовлетворением наблюдал, как гаснет лучезарная улыбка на лице мистера Стина, но радость оказалась недолгой. Глаза почтенного джентльмена снова выражали откровенную расчетливость, а от его слов у Саймона волосы встали дыбом.

– Думаю, молодой человек, – произнес мистер Стин, – что скоро вы раскаетесь в своей ошибке. Да. Большой ошибке! Я готов поверить, что ваш почтенный родитель не одобрит такой брак, но еще меньше он одобрит судебный иск к своему наследнику о нарушении обещания жениться!

– Нарушение обещания? – взорвался Саймон. – Что за вздор! Десфорд никогда не обещал на ней жениться!

– Откуда вам это известно? – поинтересовался мистер Стин. – Вы разве присутствовали, когда он увозил мою девочку из дома тети?

– Нет, но он рассказал мне, как они с мисс Стин познакомились…

Он остановился, увидев, как кривая улыбка снова расползается по лицу мистера Стина.

– Сразу ясно, что вы не знаете законов, молодой человек. То, что сказал вам ваш брат, – не доказательство. Могу вас заверить, ваше свидетельство не перевесит того, что скажет судье моя несчастная девочка!

– Вы хотите сказать, – выговорил потрясенный Саймон, – что такая девушка, как ваша дочь, способна по вашему наущению солгать перед судом? Кажется, ваша память не так хороша, как вы полагаете, сэр: она уже не ребенок, которому можно приказать что угодно!

– А! – воскликнул мистер Стин, напоминавший теперь Саймону кошку, сидящую возле кувшина со сливками. – Я полагаю, мистер Каррингтон, вы встречались с моей Черри?

– Да, и если она приняла предложение Десфорда, отчего она мне об этом не сказала?

– Итак, вы встречались с ней, – задумчиво произнес мистер Стин. – Без сомнений, она была в обществе лорда Десфорда? Весьма примечательно. Весьма примечательно! Естественно предположить, что он намерен был жениться на ней, потому что иначе к чему знакомить ее с вами?

– А он и не собирался нас знакомить! Я имел в виду, – спохватился встревоженный Саймон, – что встретил ее в доме, в который Десфорд ее привез, не зная, что я тоже там! То есть он не ожидал меня там встретить, и его не было с нею, когда я ее увидел! Она сидела в гостиной одна и ожидала Десфорда и мисс… ту леди, которая взяла на себя заботы о ней!

– Это самое худшее, что я мог вообразить! – надтреснутым голосом произнес мистер Стин. —Несчастный молокосос, лорд Десфорд поместил ее в веселый дом?! Отвечайте!

– Весе… О Господи, нет, конечно! – негодующе воскликнул Саймон. – Он отвез ее к старым друзьям, в очень респектабельную семью.

– Для меня это – пустой звук, – ровно произнес мистер Стин.

– Ох, Бога ради, бросьте! – раздраженно воскликнул Саймон. – Вы злоупотребляете дурацкими поговорками, которые я вынужден был слушать всю мою жизнь. И будь я проклят, если намерен терпеть это впредь! Ступайте к моему брату, оставьте ему свою карточку – только не перепутайте, выберите настоящую! – и скажите дворецкому, где вас можно найти. Обещаю вам, он разыщет вас немедленно, потому что ничто не может обрадовать его больше, чем сообщение, что мистер Стин жив и способен снять с него обременительную ответственность за свою дочь. Другой вопрос – насколько он будет рад иметь дело с человеком такого сорта!

Эта свирепая отповедь не нарушила спокойствия мистера Стина.

– Наверняка не будет рад – потому что в моем лице встретит разгневанного отца, своего рода Немезиду, молодой человек! Мне невыразимо неприятно, но я вынужден усомниться в ваших словах! Я не верю вам! Мне стало ясно, что вы в любую минуту готовы солгать, мистер Каррингтон! Что за ужасное открытие будет для вашего отца, когда он узнает, что один его сын – распутник, а второй – если вы простите мне это выражение, мистер Каррингтон! – бессовестный враль, к тому же не имеющий таланта к этому деликатному искусству!

Саймон большими шагами подошел к двери и распахнул ее:

– Вон!

Мистер Стин продолжал улыбаться ему.

– Конечно, конечно, если вы настаиваете! Но разумно ли с вашей стороны настаивать? Вы не собираетесь открыть мне, где находится мое несчастное дитя, так что у меня не остается другого выхода, кроме как отправиться прямиком в Вулвершем и выложить эту прискорбную историю вашему дорогому отцу. Выход, который вы мне наверняка не посоветуете, мистер Каррингтон, не так ли?

Он был прав. Саймон, подавив свою ярость, лихорадочно размышлял над неприятнейшей дилеммой, выдвинутой мистером Стином. Так как они с Десфордом не виделись с тех пор, как распрощались в Инглхерсте, ему ничего не было известно о разговоре виконта с отцом, и Саймон твердо решил: только не из-за его глупости лорд Рокстон узнает о неприятностях, в которые впутался Десфорд. Отец, конечно, не даст в обиду своего старшего сына, но чертовски разозлится на него, во-первых, за то, что связался с Черри Стин, а во-вторых, потому, что из-за этого лорду Рокстону придется принимать в своем доме такого скользкого негодяя. Если когда-либо чистая доброта приносила одни только неприятности, думал Саймон, это как раз тот случай! И кто знает, насколько серьезные, кроме самого Десфорда? Саймон ни минуты не думал, что Десфорд сделал Черри предложение, но, если она по наущению отца заявит, что так и было, это может сработать! Изучая досточтимого Уилфреда Стина суженными от злости глазами, Саймон подумал, что, хотя этот субъект разглагольствует о замужестве своей дочери, на уме у него, скорее всего, вульгарное вымогательство. Согласится ли лорд Рокстон заплатить этой каналье, чтобы не замарать свое честное имя? Заплатит, решил Саймон. Чертов Дес, пропавший в такой момент! Удержать этого хитрого лиса подальше от Вулвершема можно, только сообщив ему, что Черри отнюдь не в веселом заведении, а под опекой двух непогрешимо добропорядочных леди, но Саймону страшно не хотелось снабжать мистера Стина точным адресом. Он живо представлял себе состояние леди Силвердейл при появлении в Инглхерсте этого живописного персонажа, кроме того, Десфорд мог найти для Черри другое пристанище. Предпочтительней всего было бы удержать мистера Стина в Лондоне до возвращения Десфорда: в конце концов, это он вздумал опекать девушку, значит, ему и решать, как уладить дело с ее непристойным отцом! Как бы там ни было, можно поставить всю Ломбард-стрит против яичной скорлупки, что человек, однажды взглянувший на мистера Стина, ни за что не решится допустить его к дамам Силвердейл.

Проблема казалась неразрешимой, но, когда мистер Стин с нескрываемым торжеством произнес: «Ну, молодой человек?» – у Саймона родилась блестящая идея. Он пожал плечами и сказал:

– Ну, ладно! Если вы не верите мне на слово, что ваша дочь в надежных руках, вероятно, мне остается только дать вам точный адрес. Имейте в виду, я хотел бы отослать вас к моему отцу – Господи, да он бы вас вздул по первое число! – но он сейчас нездоров, и ему не слишком полезно будет вникать во все ваши измышления. Вам это тоже на пользу не пойдет: он не поверит ни единому вашему слову и вышвырнет из дому – если, конечно, вам удастся войти, в чем я сомневаюсь. Кстати, если вы все же попытаетесь, предупреждаю вас: когда отец болен, он принимает только членов семьи и близких друзей, а мимо нашего дворецкого вам в жизни не проскочить! Естественно, мне не хочется, чтобы вы надоедали моей матушке, так что слушайте: когда Десфорд узнал об отъезде вашего отца, он отвез мисс Стин в Инглхерст – загородный дом леди Силвердейл. Она, должен вам сказать, вращается в самом лучшем обществе и такая же строгая, как и мой отец! Так что умерьте вашу тревогу, мистер Стин!

Саймон закончил уверенным тоном, потому что уловил перемену в выражении лица мистера Стина, уже не выглядевшего таким непробиваемо самодовольным. Он все еще улыбался, но губы его были плотно сжаты, а припухшие глаза погасли. Но заговорил он таким же шелковым голосом, как и раньше:

– Хотел бы я знать, что я сказал такого, чтобы меня приняли за простофилю? Уверяю вас, мой простодушный юный друг, вы делаете прискорбную ошибку! Я, можно сказать, вижу все ваши плутни насквозь! Прошу вас, объясните мне, как могла эта строгая респектабельная особа – я с ней не знаком, но готов поверить вам на слово – принять в свой дом девушку, приехавшую – без горничной! – с вашим братом?

– Если ваша память так хороша, как вы меня уверяли, вспомните: я сказал, что Десфорд отвез вашу дочь к своему старому другу!

– Моя память, мистер Каррингтон, безупречна настолько, что я отлично помню, как несколько минут назад вы запнулись, собираясь назвать имя женщины, которой ваш брат доверил мое невинное дитя, успев сказать «мисс»! Не «леди», молодой человек, а «мисс»!

– Вполне возможно, – холодно ответил Саймон. – Мисс Силвердейл, если говорить полностью. Когда мой брат находился в большом затруднении, не зная, что ему делать с мисс Стин, он, конечно, вспомнил сначала мисс Силвердейл, а не ее мать. Понимаете, он с ней помолвлен.

– Что? – взревел мистер Стин, первый раз теряя самообладание.

Саймон поднял брови.

– Вам это кажется невероятным? – насмешливо спросил он. – Отчего же?

Мистер Стин предпринял мужественную попытку вернуться к прежней небрежной позе, но ошеломляющая новость подействовала на него слишком сильно. Он произнес:

– Каким бы ни был повесой лорд Десфорд, я не могу поверить, что он настолько потерял чувство приличия, чтобы соблазненную им девушку привезти в дом к леди, с которой он помолвлен, и попросить позаботиться о ней!

– Я тоже! – с готовностью отозвался Саймон. – Конечно, он не мог такого сделать! Больше того, мисс Силвердейл достаточно хорошо знакома с ним, чтобы заподозрить его в таком неблаговидном поведении. Вы имели в виду, сэр, что не хотите этому верить, да и никто, кроме последнего олуха, не поверит, что даже самый бессовестный повеса способен на такой поступок!

Но живое воображение мистера Стина уже работало вовсю. Он наставил указательный палец на Саймона и требовательно поинтересовался:

– Но почему, молодой человек, вы не сообщили мне об этом обстоятельстве с самого начала?

– Понимаете, – ответил Саймон, – мой отец все еще болеет, а леди Силвердейл хочет дать прием по случаю обручения – на котором, как вы понимаете, он не сможет присутствовать, пока не выздоровеет. Поэтому было решено, что объявление помолвки откладывается до его полного выздоровления. Мы, конечно, знаем об этом, друзья Десфорда – тоже, но, чтобы избежать преждевременной огласки, держим все в секрете. Так что прошу вас не распространяться об этом, мистер Стин! Хорошую трепку задаст мне брат, если узнает, что я не оправдал его доверия!

Мистер Стин встал со словами:

– Не скрою, молодой человек, что не чувствую себя полностью удовлетворенным вашим объяснением. Мне уже давно стало ясно, что вы – не будем церемониться! – отъявленный враль. Мне остается только – с большой неохотой, должен признаться – вызвать румянец удивления на одних нежных девичьих щечках – другими словами, я считаю, что мой долг – услышать эту историю из уст мисс Силвердейл. Не говоря, конечно, о горячем желании прижать к груди мое обожаемое дитя! Если вы будете так любезны, мистер Каррингтон, и сообщите мне, как добраться к мисс Силвердейл, я немедленно освобожу вас от своего присутствия!

– О, это в Хертфордшире! – беспечно произнес Саймон. – Спросите любого в Уэйре, как проехать в Инглгхерст; вам покажут!

Когда мистер Стин взялся за свою шляпу, он добавил:

– Но я бы вам посоветовал дождаться возвращения моего брата! Леди Силвердейл придется принять вас, если вы явитесь у него под крылышком, но она дьявольски не любит неожиданностей, и, если вы пойдете один, вас, скорее всего, выставят!

– Вы дерзите, молодой человек, – надменно произнес мистер Стин. – И болтаете недопустимые глупости. Объясните мне, как эта дама – воплощение благопристойности, по вашему описанию – могла принять в свой дом мою дочь?

– Из жалости, конечно! – сказал Саймон. – Всякий пожалел бы девушку, брошенную отцом, такую одинокую и несчастную!

Мистер Стин смерил его раздраженным взглядом и вышел.

Молодой мистер Каррингтон, затратив не более двух минут на самодовольный анализ недавней стычки с самым мерзким пройдохой, какого ему случалось встречать, пришел к выводу, что его ловкий маневр может быть разоблачен, если он немедленно, со всей мыслимой скоростью, не помчится в Инглхерст покаяться перед Хеттой в том, что бесстрашно обручил ее с Десфордом.

Саймон был достаточно проницателен, чтобы догадаться об ограниченных финансовых возможностях мистера Стина. Он счел маловероятным, чтобы этот почтенный джентльмен, из пепла восставший к вершинам процветания, решился нанять почтовую карету, запряженную четверкой. Скорее можно было предположить, что он поедет дилижансом, а в Уэйре наймет коляску. В то же время рискованно было полагаться только на собственные домыслы, и молодой мистер Каррингтон, почуявший манящее его приключение, откликнулся на призыв с мальчишеским восторгом. Меньше чем за полчаса он сменил свои элегантные панталоны на пару бриджей для верховой езды, сунул ноги в высокие сапоги, сюртук с подбитыми плечами и длинными полами сменил на другой, более подходящий для джентльмена, собирающегося на верховую прогулку, схватил шляпу из шкафа и перчатки с туалетного столика, хлыст – из той каморки, в которой были беспорядочно свалены самые разнообразные принадлежности, и скатился по лестнице. Когда он вышел из дома, из-за угла показался его грум, ведущий лошадь, на которой мистер Каррингтон часто совершал прогулки по парку; за ним спешил посыльный, которому поручено было позвать конюха.

Пара слов груму, шиллинг – мальчишке-посыльному, и он уже был в седле. Но несмотря на тревожное чувство, гнавшее его вперед, мистер Каррингтон давно вырос из мальчишеской привычки без приглашения приезжать в Хертфордшир, поэтому он решил второй раз заехать на Арлингтон-стрит.

Олдэма, со всех ног бежавшего на необычно настойчивые и громкие звонки, едва не хватил удар, когда он увидел, что это всего лишь мастер Саймон, видимо решивший весь дом поставить с ног на голову.

– Ну, к чему это, сэр! – возмущенно сказал он. – Можно было подумать, что это Бонапарт, удравший с острова Святой Елены! И не пытайтесь въехать в дом на лошади, этого я не допущу!

Саймон, не увидевший поблизости ни одного посыльного, вынужден был подвести свою лошадь прямо ко входу в дом, к подножию лестницы; он отрезал:

– Я не собираюсь вести ее в дом! Я хотел только знать, где его светлость! Вы действительно не знаете?

– Нет, мистер Саймон, не знаю!

– Черт тебя побери с твоей скрытностью! – взорвался Саймон. – Это страшно важно, приятель!

– Мистер Саймон, я клянусь вам, что говорю правду! Уезжая, его светлость сказал только, что рассчитывает вернуться не раньше чем через день-два, но он не говорил мне, куда он едет, и не мое дело задавать ему вопросы.

– Так он вернулся из Хэрроутейта? – нахмурившись, спросил Саймон. – Ты передал ему то, что я просил?

– Да, сэр, теми же словами, – заверил его Олдэм. – «Я буду в Лондоне до конца недели». Вот так я и сказал. Но его светлость велел только передать, если вы еще раз зайдете, что он заглянет к вам, когда вернется. Чего, мистер Саймон, мы ожидаем с минуты на минуту. Миссис Олдэм, как вы можете убедиться, на кухне, готовится поставить в печку пирог с голубями и пару хороших кусков мяса…

– Пусть черти заберут твое мясо!.. – сердито перебил Саймон. – Где этот парень его светлости? Где Стеббинс?

– Его светлость дал Тэйну выходной, потому что он простудился на обратном пути из Хэрроугейта; а Стеббинс поехал с ним – я имею в виду, с его светлостью, – потому что на этот раз милорд взял экипаж.

– Экипаж? Тогда он мог умчаться далеко! Если он вернется сегодня, скажите ему… Нет. Сюда, Олдэм, подержите мою лошадь! Я нацарапаю милорду записку!

С этими словами он сунул поводья в руку Олдэму и зашагал в дом, оставив этого преданного страдальца с возведенными к небу глазами молить всех святых даровать ему должное терпение. Он считал ниже своего достоинства держать лошадь даже собственного господина, но подчинился, не ропща, и, когда три минуты спустя Саймон выскочил из дома, предложил подсадить его в седло.

– Тьфу! – фыркнул Саймон. – Вы принимаете меня за младенца? Вот, возьмите записку и передайте брату, как только он появится!

– Непременно, мистер Саймон, – заверил его Олдэм. – А теперь подождите минуту, пока я затяну подпругу. Если это не будет вольностью с моей стороны, позвольте спросить, куда вы направляетесь?

–О, конечно, в Инглхерст! – легко ответил Саймон. – Спасибо, теперь отлично! – Он с улыбкой поблагодарил Олдэма, помахал ему рукой и пустил лошадь рысью по направлению к Пиккадилли.

– Я не лучше тебя знаю, откуда ветер дует, моя дорогая! – сказал Олдэм жене несколько позже, описывая этот эпизод. – Но кое-какие соображения у меня есть! А про мистера Саймона я могу сказать одно: несмотря на все его проделки, он не из тех, кто поленится пошевелить пальцем, когда милорд в беде!

Глава 13

Саймон, знавший родные края как свои пять пальцев, подъехал к Инглхерсту около трех часов дня и у самых ворот догнал ландо, украшенное по бокам геральдическими щитами с титулом владелицы. При помощи двух не слишком сильных, но чувствительных ударов хлыстом он существенно сократил скорость своего передвижения, стараясь держаться на приличном расстоянии позади, пока не рассмотрит сидевшую в ландо даму, спрятавшуюся от солнцепека под зонтиком. Наконец ландо подъехало к дому; дама закрыла зонтик, и Саймон с облегчением убедился, что это не леди Силвердейл, как он опасался, а ее дочь. Он немедленно пришпорил усталое животное и помчался вперед, выкрикивая на ходу:

– Хетта, Хетта! Постой минуту! Я должен поговорить с тобой!

Она остановилась, быстро оглянулась и воскликнула:

– Саймон! Господи, что ты тут делаешь? Я думала, ты в Брайтоне. Ты из Вулвершема?

– Нет, из Лондона.

Он спешился и бросил поводья одному из лакеев, вышедших из дома. Лаконично распорядившись, чтобы лошадь немедленно передали на попечение старшего конюха, Саймон отвернулся и схватил протянутую ему руку Хетты, быстро прошептав:

– Нам нужно поговорить наедине! Хочу рассказать кое-что очень важное!

Она удивилась:

– В чем дело, Саймон? Если у тебя плохие новости, выкладывай поскорей, умоляю тебя! Ваши родители?.. Десфорд?.. С ними что-то случилось?

– Нет, нет, ничего подобного! – успокоил он Генриетту. – Но новости – скверные, очень скверные! К вам едет Уилфред Стин!

– Уилфред Стин? – воскликнула она. – Но я думала, он умер!

– Да нет, – сказал Саймон, – он настолько жив, что нанес мне визит сегодня утром.

– Не вижу в этом ничего страшного. Ох, что ты за ужасное существо, Саймон! Перепугал меня до смерти!

– Увидишь, когда он появится, – заверил ее Саймон. – Это просто потрясающий парень!

– Ох, милый, как это неудачно, – сказала Генриетта, заметно огорченная.

– Ты права. Я расскажу тебе, что между нами произошло, но не сейчас! Не хочу, чтобы кто-нибудь из прислуги подслушал.

– Да, действительно. Пойдем в дом. Можешь подождать меня в «греческом» салоне. Я задержусь на пару минут, не больше – мне нужно зайти к маме. Я все утро просидела с бедной миссис Митчем, а ты ведь знаешь маму! Стоит мне удалиться от дома больше чем на пять миль, она воображает всяческие несчастья, подстерегающие меня на пути. Если меня не похитят разбойники, то по крайней мере коляска разобьется – и я вместе с ней… Полный вздор, но спорить с ней бессмысленно. Скорее всего, сейчас она уже в полном отчаянии, поскольку меня не было целых пять часов!

Она торопливо взбежала по лестнице, придерживая одной рукой юбку изящного муслинового платья. На террасе ее встретил необыкновенно мрачный Гримшоу:

– Благодарение Господу, вы вернулись, мисс Хетта!

– Ну разумеется, я вернулась! – немного раздраженно сказала она. – Я была не на Северном полюсе! Как вам должно быть известно, я проехала не больше двадцати миль в нашем ландо, с надежным кучером, в сопровождении двух лакеев, готовых отразить нападение любых злоумышленников, так что для дурных предчувствий не было ни малейших оснований!

– Прошу прощения, мисс, состояние ее светлости заставило нас всех дожидаться вашего возвращения с большим нетерпением! Она перенесла ужасный удар и находится в страшном расстройстве!

– Господи, она заболела? Произошел несчастный случай?

– Я бы так не сказал, – с глубоким вздохом произнес Гримшоу и бросил на Хетту укоризненный взгляд. – Но миледи стало дурно, когда до нее донеслись ужасные новости…

– Какие новости? – встревоженно перебила Генриетта.

– Сожалею, что приходится говорить это, мисс, – произнес Гримшоу с затаенным злорадным удовлетворением, – имеются веские причины подозревать, что сэр Чарлз сбежал с мисс Стин.

– О Господи! – за плечом у Генриетты простонал Саймон. – Вот теперь мы в капкане!

– Чушь, – отрезала она. – Как вы смеете нести такой вздор, Гримшоу? У кого хватило бессовестной наглости преподнести такую историю ее светлости? Вы или Кардл, отвечайте? Я готова поверить, что оба, – потому что оба вы с той минуты, как мисс Стин вошла в этот дом, пытались очернить ее в глазах моей матери! Я больше не желаю слышать от вас ни слова – но обещаю, что вам придется выслушать очень много слов от сэра Чарльза, когда я расскажу ему о ваших злобных измышлениях! Я сейчас направляюсь к моей матери, но мне сегодня должен нанести визит мистер Стин. Когда он прибудет, вы пригласите его в библиотеку и сообщите мне об этом.

Перед этим натиском, таким же устрашающим, как и неожиданным, Гримшоу дрогнул.

– Да, мисс Хетта! – торопливо пробормотал он. – Ее светлость прилегла на диван в гостиной, мисс! Несколько капель лауданума немного подкрепили миледи. Это не я рассказал ей о побеге сэра Чарльза и мисс Стин, уж будьте уверены, я бы не сказал ни слова до вашего возвращения…

– Идите и выполняйте мои приказания! – величественно бросила Генриетта.

– Да, мисс! – почти заискивающе произнес Гримшоу. – Я провожу мистера Стина в библиотеку, как вы приказали, мисс!

– Или барона Монте Тоскано! – вставил Саймон. Генриетта, направившаяся в гостиную, остановилась и быстро сказала:

– Нет, нет, Саймон! Я не могу принимать незнакомцев в такое время!

– Это тот же человек! – вполголоса объяснил он. – Я все расскажу тебе позже! Умоляю, Хетта, не встречайся с ним, пока не выслушаешь меня!

Генриетта озадаченно взглянула на него, но пообещала зайти в «греческий» салон, как только сможет.

Открывшаяся ее глазам сцена красноречиво свидетельствовала о том, как подействовала на леди Силвердейл гнусная выдумка. Миледи, постанывая, раскинулась на диване; мисс Кардл размахивала у нее перед носом флакончиком с ароматическими солями, одновременно растирая ей виски платком, смоченным в уксусе; на столике около дивана выстроилась шеренга аптекарских склянок, от лауданума и настойки валерианового корня до сердечных капель Годфри.

– Благодарение Господу, вы наконец вернулись, мисс Генриетта! – трагически воскликнула мисс Кардл. – Посмотрите, что сотворило это коварное существо с ее светлостью!

– Ох, Хетта! – простонала леди Силвердейл, открывая глаза и протягивая к ней руку.

– Да, мама, я здесь, – успокаивающим тоном сказала Генриетта. Она взяла дрожащую руку матери и, похлопывая по ней, холодно бросила: – Вы можете идти, Кардл.

– Ничто на свете, – драматически воскликнула Кардл, – не заставит меня покинуть мою обожаемую госпожу!

– Ваша госпожа больше не нуждается в ваших услугах, за ней есть кому присмотреть, – отрезала Генриетта. – Эта демонстрация преданности была бы убедительней, если б не по вашей вине возник такой переполох! Я поговорю с вами позже; а сейчас, будьте любезны, ступайте и оставьте нас.

– Неужели я дожила до того, что со мной так разговаривают! – заламывая руки, простонала Кардл и возвела глаза к потолку. – И это после стольких лет моей преданной службы миледи!

–Да, да, но сейчас уходите! – неожиданно произнесла ее светлость, отталкивая руку, сжимавшую пропитанный ароматическим уксусом платок. – И уберите эту пахучую дрянь! Вы же знаете, что я ее терпеть не могу! Ох, Хетта, спасибо, моя дорогая, – добавила миледи, обращаясь к дочери, протягивавшей ей свежий платок, надушенный лавандовой водой. Прижав его к лицу, миледи произнесла: – Как чудесно освежает! Видите, Кардл, мисс Хетта гораздо лучше вас умеет позаботиться обо мне, так что вы можете спокойно оставить меня. И заберите уксус, и лауданум, и все эти склянки, кроме капель с асафетидой, потому что я опасаюсь нового приступа! И дайте мне мою ароматическую соль, будьте любезны! И можете оставить коричную воду, но только не капли Годфри, они мне совершенно не подходят. И умоляю вас, Кардл, прекратите всхлипывать – мои нервы расшатаны, я в ужасном состоянии, и мне неприятно, когда рядом со мной рыдают!

К концу этой речи, неожиданно энергичной для особы, только что, казалось бы, находившейся за гранью человеческого страдания, Кардл поняла, что ей придется убраться. Она отступила с предельной неохотой, облегчая свои поруганные чувства укоризненными вздохами. Собрав все отвергнутые бутылочки, она понуро поплелась к двери, позволив себе задержаться лишь на секунду, чтобы с сожалением взглянуть на госпожу и с откровенной неприязнью на Генриетту.

– Ну вот, как нам хорошо теперь вдвоем! – тепло сказала Генриетта.

– Мне уже больше никогда не будет хорошо ни на минуту! – сказала леди Силвердейл, снова впадая в отчаяние. – Ах, Хетта, ты просто не представляешь, что случилось!

– Действительно, – согласилась Генриетта, усаживаясь около матери, и бросила свою красивую шляпу из шелковой соломки в стоящее рядом кресло. – Гримшоу рассказал мне совершенно смехотворную историю, ни одному слову которой я поверить не могу. Так что прошу вас, расскажите мне, что произошло на самом деле!

– Увы, это не смехотворная история! Чарли сбежал с негодной девчонкой, которую Десфорд уговорил меня приютить! Я никогда его не прощу, никогда! Господь свидетель, мне так этого не хотелось, она мне сразу не понравилась! В ней всегда чувствовалось что-то подозрительное. Эти льстивые ужимки, знаешь ли, мне совсем не по душе! Ты помнишь, я много раз об этом говорила!

– Нет, не помню, – сухо сказала Генриетта. – Впрочем, это не важно. Важно другое – эта бессмысленная выдумка, что Чарли сбежал с Черри Стин. Это вздор! Он нравился Черри не больше любого другого молодого человека!

– Это все притворство, которого и следовало ожидать от дочери Уилфреда Стина! Теперь мне ясно, что она с самого начала решила подцепить себе мужа. Можно не сомневаться, что она попыталась строить глазки Десфорду, – но такой искушенный повеса, как он (позор ему!), сразу же раскусил ее уловки и избавился от нее – за мой счет! Хетта, отказавшись выйти за него, ты спаслась от большой беды! Признаюсь, я была страшно разочарована в то время, хоть ты и не особенно этим интересовалась. Но теперь я счастлива, что ты не стала женой такого беспринципного негодяя! Ты была бы несчастна, дорогая! Забудь все мои упреки, ничто на свете больше не убедит меня одобрить ваш союз!

– Так как вопрос больше не поднимался, – спокойно сказала Генриетта, – стоит ли нам тратить время на обсуждение нравственности Десфорда?

– Нет, конечно! У меня определенно нет желания говорить о нем! Я больше видеть его не желаю и даже думать о нем! Если ему хватит наглости показаться в нашем доме, Гримшоу получит надлежащие инструкции! Привести эту оборванку ко мне – подбросить ее бедному Чарли, заморочив тебя глупыми сказками!..

Зная по опыту, что всякие возражения бессмысленны, когда миледи так распалится, Генриетта подождала, пока ее светлость остановится набрать воздуха, и, воспользовавшись паузой, спросила:

– Но почему Чарли сбежал с Черри?

– Он сделал это в припадке безумия!

– Никогда бы не подумала, что даже такой легкомысленный мальчишка, как Чарли, способен по такой причине сбежать с девушкой – да еще и с девушкой, к которой он не проявлял никакого интереса!

– Он не легкомысленный! – вспыхнула леди Силвердейл. – А что касается интереса – я сегодня, ровно за час до того, как он исчез, видела своими глазами, как он ее обнимает и целует!

– Обнимает? Прошу тебя, объясни мне, как он мог кого-то обнимать с рукой в лубке и двумя сломанными ребрами? – скептически поинтересовалась Генриетта.

– Он обнимал ее левой рукой, разумеется, и целовал, как раз когда я вошла в комнату! И больше того, Хетта, она даже не пыталась оттолкнуть его!

– Следовало бы поблагодарить ее за это, мэм! Учитывая, что только вчера доктор Фостон качал головой, уговаривая Чарли быть как можно осторожней, потому что сломанные ребра ужасно болезненны, я думаю, Черри проявила исключительное благородство, не отталкивая его! Не сомневаюсь, она ни минуты не забывала, чем это может кончиться.

– Как ты можешь быть так слепа, Генриетта?.. Как ты можешь ребячиться в такую минуту? – воскликнула леди Силвердейл. – Я давно заметила, что она кокетка, – правда, мне даже пришлось один раз предостеречь ее! – и Кардл тоже говорит…

– Я не желаю слышать, что говорит Кардл, мэм! – с горячностью воскликнула Генриетта. – Ее болтовня меня не интересует! Она невзлюбила Черри с первого дня и не упускала ни единой возможности очернить ее!

– Кардл мне предана! – сказала леди Силвердейл. – По крайней мере, она принимает мои интересы близко к сердцу!

Генриетта сдержала готовый сорваться с языка ответ и, помедлив, спросила:

– Что было, когда ты застала Чарли, целующего Черри?

– Он немедленно отпустил ее, а уж какое виноватое у нее было лицо! Она так сконфузилась, что говорить не могла, пролепетала что-то, покраснела и выбежала из комнаты. И можешь не сомневаться, Хетта, Чарли получил хорошую взбучку! Я отругала его исключительно сурово, потому что – хоть ты и не веришь, Хетта! – я отлично вижу все его недостатки. Я, конечно, не думаю, что это была его вина, но ему не следовало поддаваться на ее кокетство!

– Итак, он страшно нагрубил тебе и выскочил, разъяренный, – подвела итог Генриетта.

– Да! – с чувством воскликнула леди Силвердейл. – Он действительно сказал мне – крикнул мне! – что незачем лезть в чужие дела! А когда я спросила, не боится ли он разбить мне сердце, он выскочил из комнаты и так ужасно хлопнул дверью, хотя ему прекрасно известно, как это вредно для моих нервов!

– Ну, это мне кажется более ужасным преступлением, чем целовать Черри, – заметила Генриетта серьезным тоном, но глаза ее смеялись. – Я думаю, он уже жалеет о своей грубости и готов перед вами извиниться, так что не стоит расстраиваться.

– Но он исчез! – трагически воскликнула леди Силвердейл.

– Вздор! Думаю, он в ярости выскочил из дома, но как только поостынет, вернется!

– Увы, ты еще не знаешь всего! Черри тоже исчезла! – объявила леди Силвердейл, восстанавливая свои силы с помощью уксуса. – И если ты думаешь, Хетта, что я велела ей покинуть наш дом или что-нибудь в этом роде, ты заблуждаешься! Я сказала то же самое, что сказала бы и тебе, если б обнаружила, что ты позволила себе до такой степени забыться, но это, благодарение Господу, невозможно!

– И что она сказала, мэм, в ответ на эти материнские укоры?

– О, она сказала, что это не ее вина, и что Чарли поцеловал ее совершенно неожиданно, и прочий жалкий вздор! Тогда я сказала ей – очень добродушно, – что ни один джентльмен не станет целовать девушку, если е получает поощрения с ее стороны, и предупредила, к нему может привести такое легкомыслие. Потом я сказала (потому что она начала плакать), что я не сержусь на нее и изо всех сил постараюсь забыть эту историю и то ей лучше подняться в свою спальню и побыть там, пока она не сумеет успокоиться.

– Несчастная девочка! – воскликнула Хетта. – Как можно было так поступить, мама? А она была так благодарна, так предана вам! Сказать ей… такую глупость! А эта маленькая гусыня, конечно, поверила, что джентльмены целуют девушек, только если их поощряют, и убежала отсюда, заливаясь слезами! Я немедленно иду искать ее!

Леди Силвердейл, оскорбленная до глубины души, резко села. – Ты такая же бесчувственная, как и твой брат! – объявила она. – Для тебя ничего не значит, что твоя мать провела весь день, умирая от беспокойства! О нет! Тебя беспокоит только, когда ты сможешь прижать к груди эту маленькую оборванку! Что касается поисков – можешь не трудиться, ее уже искали, но ни ее, ни Чарли нет. И больше того – Кардл видела, как через двадцать минут после того, как ей велели идти в свою комнату, она сбежала по лестнице, и на ней была шляпка, и шаль, и желтые ботинки, которые я ей подарила! И это называется благодарность!..

Генриетта нахмурилась:

– Тогда она могла отправиться бродить по поместью. Довольно глупо, но, если она расстроена так сильно, как мне кажется, она, скорее всего, ищет уголок, где ей никто не помешает выплакаться вволю. Или, возможно, пытается успокоить себя прогулкой: именно так я бы поступила на ее месте!

– Погоди! – сказала леди Силвердейл. – Чуть позже один из младших садовников видел, как недалеко от ворот остановилась закрытая карета. К ней подошел Чарли в надвинутой на глаза шляпе, чтобы его никто не мог узнать. Но Джеймс все равно узнал его, он сказал, что на Чарли был оливково-зеленый сюртук, который я терпеть не могу, и это истинная правда, Хетта: он был в нем сегодня! Чарли огляделся, чтобы убедиться, что никто не следит за ним, и сел в карету. Джеймс удивился, потому что все слуги знают, что доктор Фостон категорически запретил Чарли ездить верхом или в коляске, по крайней мере еще неделю. Джеймс испугался, как бы Чарли себе не повредил поездкой, поэтому он пошел в дом, чтобы, улучив момент, шепнуть пару слов Пайворту, – но от этого мало толку, поскольку Чарли держит Пайворта в кулаке! Я, конечно, рада, что камердинер Чарли так предан хозяину, но все должно иметь пределы, и, когда Пайворт делает вид, что не знает, где Чарли, и повторяет это снова и снова, – я думаю, это уж чересчур!

– Мама, – терпеливо сказала Генриетта, – меня ждет Саймон Каррингтон, приехавший с какими-то срочными известиями, поэтому, прошу вас, скажите…

– Я пытаюсь рассказать тебе, но ты все время перебиваешь, так что я все время сбиваюсь, – обиженно ответила леди Силвердейл. – А что касается Саймона Каррингтона, я запрещаю тебе приглашать его к обеду, Хетта! Я не обвиняю его в пособничестве Десфорду, хотя меня бы не удивило, если б так и оказалось, но я не желаю сейчас видеть ни одного из Каррингтонов!

– Хорошо, мэм. Итак, Джеймс сказал Пайворту, что в карете была Черри?

– Он не видел Пайворта. Он говорил с Гримшоу!

– И сказал ему, что в карете была Черри?

– Нет, но кто-то там сидел, потому что дверцу открыли изнутри и Чарли рассмеялся и что-то сказал, а кто же еще это мог быть…

– И этого хватило, чтобы вы с Гримшоу и Кардл слепили самую фантастическую сказку, какую мне случалось слышать! Романы, которые вы так любите, мама, в подметки не годятся этой истории!

– Но это не сказка, Хетта! Куда еще мог отправиться Чарли, в такой тайне…

– Ради Бога, мама, не нужно подражать Гретте Грин! – раздраженно попросила Генриетта. – Да еще и без всякого багажа!.. По моему мнению, Чарли отправился в какую-то сомнительную экспедицию, которую вы бы наверняка не одобрили, и, если он причинит себе вред, так ему и надо! Меня больше интересует, что стряслось с Черри? Как долго ее нет?

– Несколько часов! Обоих! – воскликнула ее светлость. – Как ты можешь быть такой бессердечной, Хетта, чтобы сказать, что Черри для тебя важней единственного брата…

– Я не думаю, чтобы он причинил себе вред, – нетерпеливо перебила Генриетта. – Доктор Фостон предупредил его так строго потому, что хорошо знает Чарли и нашел нужным на всякий случай припугнуть его. Но с Черри могла случиться какая-нибудь беда, так что мне придется выслать на поиски целый отряд!

Она хотела встать, но ее остановил возглас матери.

– Чарли! – простонала леди Силвердейл и распростерлась на мягких подушках, прижав пухлую руку к сердцу.

Сэр Чарлз решительно шагнул в гостиную. По выражению его лица и приглушенным проклятиям, которые он бормотал себе под нос, можно было заключить, что его гнев не только не улегся, а разгорелся с новой силой.

– Я х-хотел бы знать, мэм, какого дьяв… чего вы добивались, высылая слуг шпионить за мной? Господи, что за идиотизм! Не хмурь брови, Хетта! Я говорю то, что нахожу нужным! Дошло до того, что человеку нельзя шагу ступить из дому без того, чтобы за ним по пятам не гнались шпионы! И собственный дворецкий берется читать ему нотации, отчего он не доложил, куда и насколько уезжает! Я не собираюсь этого терпеть, предупреждаю вас, мэм!

– Несчастный мальчик! – драматически воскликнула его мать. – Где Черри?!

– Откуда мне знать, черт побери? И если вам нечего больше сказать, я ухожу! И весь этот переполох из-за одного-единственного поцелуя! Можно подумать, что я хотел ее обесчестить!

– Чарлз! Если в тебе нет никакого уважения к моей чувствительности, вспомни, что здесь твоя сестра!

– Ладно, прошу прощения, – угрюмо проворчал он. – Каждый может взвиться до потолка, когда из-за чепухи поднимается такой шум!

– Я прекрасно понимаю, что тебя нельзя в этом винить, – сказала леди Силвердейл, вытирая глаза платком. – Тебе не следовало этого делать, конечно, но я знаю, что ничего подобного не случилось бы, если б она не поощрила тебя. Так что больше не будем говорить об этом.

Чарли вспыхнул.

– О нет, мы поговорим еще! – свирепо произнес он. – Она нисколько меня не поощряла, по правде говоря, она пообещала стукнуть меня по уху, если я ее не отпущу, глупая гусыня! Так что не стоит возводить напраслину на нее, мэм, потому что я этого так не оставлю!

– Чарли, – спокойно вмешалась Генриетта, – Гримшоу и Кардл вбили в голову нашей матери, что ты сбежал с Черри. Так что не удивляйся, что застал ее в таком волнении! И будь любезен, придержи язык!

– Сбежал с ней? – воскликнул Чарли. – Ты еще скажи, сбежал за границу! В нанятой карете, с девушкой, которая мне и нравится-то не особенно! Если ты хочешь сказать, что ты поверила в такую дикую чепуху, Хетта, у тебя в голове одни опилки!

– Я не думала так ни минуты, – заверила его Генриетта. – Но если тебе неизвестно, где она, я немедленно отправлю на поиски конюхов и садовников.

– Если ее не было в карете, кто был там? – неожиданно произнесла леди Силвердейл требовательным тоном. – И не проси меня поверить, что это был какой-то твой приятель, потому что ни один из них не стал бы навещать тебя таким странным образом! Здесь какая-то загадка, и я обеспокоена. Мне кажется, мое сердцебиение учащается. Чарли, не бойся довериться мне! У тебя неприятности?

Он сделал звучный выдох и произнес сдавленно:

– У меня гораздо больше шансов попасть в неприятности, оставаясь здесь! Если желаете знать, в карете был Пайворт, и мы хотели просто поглазеть на мельницу! А если вы хотите знать, отчего я велел ему нанять карету и подогнать ее к черному ходу, я отвечу: потому что знал, какое кудахтанье поднимется, если вы об этом пронюхаете!

Генриетта громко хмыкнула. Она встала, взяла свою шляпу и направилась к двери.

– Оставляю тебя мириться с матушкой.

– Ладно, но я бы попросил тебя не рассылать слуг по поместью! – смущенно сказал он. – С ней ничего не случится, а мне бы не хотелось, чтобы пошли разговоры!

– К несчастью, поиски Черри – вопрос первостепенной важности, – сладким голоском ответила Хетта. – У меня есть основания полагать, что сюда едет ее отец. Он может появиться в любую минуту. Возможно, ты захочешь вместо меня сказать ему, что мы не знаем, где ее искать?

– Ох, нет! – с отвращением произнес Чарли. – Хетта, ты дразнишь меня? Откуда ты взяла, что он едет к нам? Господь милосердный, я думал, он умер!

– Представь себе, нет. Саймон Каррингтон прискакал из Лондона предупредить меня, что он собирается сюда.

При этом известии у леди Силвердейл отвисла челюсть и остановился взгляд. Оправившись от потрясения, она встревоженно крикнула вдогонку дочери:

– Не вздумай привести его сюда, Хетта! Я не могу и не хочу его видеть. Черри на твоей ответственности, а не на моей!

– Не стоит беспокоиться, – ответила Генриетта, – я вовсе не намерена приводить его сюда!

Глава 14

Генриетта встретила Гримшоу, погруженного в неприятные размышления, в коридоре, выходящем в холл, и приказала ему немедленно послать людей на поиски мисс Стин. Он выслушал ее указания с видом, ясно говорившим о целительном воздействии недавно полученной взбучки; вероятно, и сокрушительный разнос молодого господина немало поспособствовал его искреннему желанию услужить. Дворецкий попытался было извиниться за недавнее неблаговидное поведение, но, так как при этом он всячески старался взвалить всю ответственность на Кардл, Генриетта не стала его слушать и поспешила в «греческий» салон, где застала Саймона, нетерпеливо шагавшего из угла в угол.

– Слава Богу, Хетта, я уж думал, ты никогда не придешь! – воскликнул он. – Я чувствую себя, как кошка на раскаленной крыше!

– Примерно так ты и выглядишь, – заметила она. – Я пришла, как только смогла, но мама была в таком…

– Неужели Чарли действительно сбежал с мисс Стин? – недоверчиво произнес он. – Что за дурацкая выходка!

– Нет, конечно! Несколько минут назад он появился. Он украдкой улизнул из дому поглазеть на петушиные бои и не хотел, чтобы об этом кто-то знал. Чепуха! Хуже то, что Черри нет уже несколько часов, и, так как мама, по наущению Гримшоу и этой скверной женщины, вбила себе в голову, что она сбежала с Чарли, никто не удосужился как следует поискать ее! Я велела Гримшоу немедленно послать на поиски мужчин, и остается только надеяться, что они успеют найти Черри до появления ее отца.

Саймон недоумевающе моргнул:

– Да, но… Неужели она тоже тайком удрала из дому? Довольно странное поведение, правда? Никому не сказать, куда идешь!.. Если подумать, не очень прилично для девушки ее возраста бродить где-то без сопровождения! Я знаю, что Гризельда никогда так не делала – по правде говоря, мама не разрешила бы ей погулять по саду без провожатого, с ней всегда была горничная.

– Я бы тоже не позволила! Но тут несколько иной случай, Саймон! Только никому не говори этого, но, кажется, она получила… э, небольшую выволочку этим утром, потому что мама вошла в комнату, когда Чарли попытался поцеловать Черри, и раздула из этого целую историю! Боюсь, она наговорила Черри таких ужасных вещей, что бедная девочка выбежала из дому, чтобы… успокоить свои нервы прогулкой, и заблудилась или… попала в беду!

– Брось, Хетта, это же не дикие леса Йоркшира! – возразил Саймон. – Если она сбилась с дороги, ей всякий поможет добраться домой! И я не мог бы даже ради спасения своей жизни вообразить, какая может случиться с ней беда! Скорее, мне кажется, что она снова сбежала! Похоже, у нее это входит в привычку!

– Ох, Саймон, не может же она быть такой глупой? – неуверенно произнесла Генриетта.

– Ну, не знаю, – с сомнением произнес он. – Конечно, я говорил с ней не больше двадцати минут, но она мне не показалась вздорной девчонкой.

– Нет, – вздохнула Генриетта. – Она милое создание, но очень глупое.

– Было бы отлично, если б ты от нее избавилась, – заметил Саймон. – И Десфорд тоже! Если б только не ее проклятый отец, я бы сказал: пускай себе идет!.. Но он вот-вот появится тут, чтобы прижать к своему толстому брюху обожаемое дитя, – именно так он и выразился; конечно, он сказал «к груди», а не к «толстому брюху», я просто живо представил себе эту сцену! Вообрази, что будет, если тебе придется сказать, что она убежала и ее не могут найти!

– Мне определенно придется несладко, но при чем тут ты? – с некоторым раздражением поинтересовалась Генриетта. – Я ничего хорошего не нахожу в том, что она оставила наш дом при таких обстоятельствах! Дес доверил ее мне, и, когда окажется, что я подвела его самым плачевным образом, можешь себе представить, что начнется!

– Нет, нет! – торопливо сказал он. – Я вовсе не хотел сказать ничего такого, вся беда в том, Хетта, что этот пройдоха чертовски хорошо умеет торговаться, и ясно как день, что он намерен принудить Деса жениться на ней – или, по его словам, заплатить своей шкурой за ущерб, нанесенный ее репутации!

– Дес не нанес никакого ущерба ее репутации! – воскликнула Генриетта.

– Нет, конечно, я так и сказал этому ничтожеству! Но вся штука в том, что доказать это невозможно, потому что мы все знаем со слов Деса. А это не доказательство, как сказал мне мистер Сутяга Стин! Чертов Дес, неизвестно где болтающийся, оставил меня расхлебывать эту кашу! Десять к одному, Хетта, что я ничего не смогу сделать! Вся беда в том, что никому не известно, куда он делся, так что я не могу…

– Он в Бате, – перебила Генриетта. – Он заехал к нам на обратном пути из Хэрроугейта и сказал, что намерен встретиться с той леди, у которой училась Черри, и убедить ее помочь в этом щекотливом положении, потому что Неттлкумб отказался наотрез.

– В Бате? Но Стин только что там побывал! И оттуда примчался прямиком в Лондон – нет, скорее всего, сначала он съездил в загородное поместье Багл. Ему не удалось застать Деса – он определенно еще с ним не виделся, когда явился ко мне. Собственно, он пришел, чтобы узнать, где Дес. Да, и это наводит меня на кое-какие подозрения, которые я в спешке не успел проверить! Как это я позабыл спросить Олдэма, какого черта он отослал Стина ко мне! Ведь это определенно был Олдэм!.. Юпитер, я отучу его распускать язык, как только попаду в Лондон! – Он помолчал, потом продолжил более спокойным тоном: – Ох, ладно! Можно сказать, оно и к лучшему! По крайней мере, я сумел опередить его! А теперь выслушай меня, Хетта! Я бы не послал его сюда, если б у меня была возможность избежать этого.

– Саймон, ты был обязан так поступить! – возразила Генриетта. – У этого человека скверная репутация, но он отец Черри, и ни один из нас не имеет права скрывать от него, где она находится!

– Все равно я бы этого не сделал, будь у меня другой выход, – честно признался Саймон. – Лично меня ее дальнейшая судьба не особенно волнует, но я уверен – Дес сделал бы все возможное, чтобы она не попала в лапы Стину. Ему достаточно было бы только взглянуть на этого прощелыгу! Беда в том, что Дес такой благородный. Должен сказать, и я бы почувствовал себя мерзавцем, если б, пообещав девушке позаботиться о ней, отдал ее потом Стину!

– Знаешь, Саймон, – сказала Генриетта, – мне начинает казаться, что ты безо всяких оснований так сильно настроен против мистера Стина! Конечно, амбициозная затея добыть для Черри богатого и знатного мужа таким способом дает представление о его характере, но этого пожелал бы своей дочери любой отец, а, насколько мне известно, сам мистер Стин обеспечить ей достойное положение не может! Кроме того, как мы можем отказать ему в праве самолично позаботиться о Черри? Я совершенно уверена, что его желание найти Черри говорит о его любви к дочери. – Она помедлила, нахмурив брови. – Но мне непонятно, почему он так надолго покинул ее… Впрочем, для этого могли быть веские причины!

– К примеру, если он сидел в кутузке, – заметил Саймон. – Насколько я понял, он готов на любое мошенничество, хотя специализируется на крапленых картах, очковтирательстве и плутовстве. Я могу без труда представить, – задумчиво добавил он, – как он общипывает молокососов, имея в кармане запасную колоду, и как здорово он умеет тащить из рукава!

– Господи! Ты хочешь сказать, что он шулер? – с ужасом произнесла Генриетта. – Ты не можешь знать этого наверняка, Саймон!

– Ты полагаешь? Ты определенно считаешь меня простофилей! Что еще я могу подумать о человеке, который таскает в кармане полдюжины визитных карточек на разные имена и при этом заявляет, что на курортах вроде Бата и Хэрроугейта невозможно найти применение его таланту? Разумеется, невозможно! Там не ведется крупная игра, потому что люди приезжают туда лечиться! И если ты полагаешь, что Дес согласится отдать такой каналье девушку, чтобы тот таскал ее по притонам всей Европы, ты знаешь Деса не так хорошо, как я думал!

– Нет, нет, конечно, он бы ни за что на это не согласился! – сказала потрясенная Генриетта. – Но, если мистер Стин ведет подобный образ жизни, отчего он решил обременить себя заботами о Черри?

– Не знаю и не собираюсь терять время, разгадывая его замыслы. Единственное, что мне совершенно ясно, Хетта: у него на уме что-то опасное, и даже очень опасное! Когда я разгадал его игру, я понял, какой скандал он способен затеять, если обвинит Десфорда в похищении этой пресловутой девицы, я заявил ему напрямик, что Дес оставил ее на попечение старых добрых друзей и отправился искать ее деда. Он сделал вид, что не верит этому. Он даже имел наглость предположить… Впрочем, это не важно! Поэтому я вынужден был сказать, что девушка живет у леди Силвердейл, почтенной вдовы, такой же строгой, как и мой отец! Я думал, так будет лучше, Хетта, но он сразу же взял меня за глотку! Он потребовал, чтобы я объяснил, как могла такая безупречная особа приютить в своем доме девицу, приехавшую без сопровождения горничной в компании Десфорда, имеющего репутацию… О да, я забыл пересказать тебе все его измышления в адрес Деса! Если тебе угодно знать, Десфорд, оказывается, отъявленный распутник и повеса!.. – Он замолчал, наклонив голову и прислушиваясь к отдаленному стуку колес. – О Боже мой, – воскликнул Саймон, – он уже здесь!

В два шага он подскочил к окну и вгляделся в запряженную парой коляску, приближавшуюся к террасе. Генриетта замерла в тревожном ожидании; Саймон простонал:

– Ну, вот и мистер Стин, во всей своей красе!

– Мне никогда в жизни так не хотелось поиграть в прятки! – призналась Генриетта. – Что мне сказать ему, Саймон? Я вся дрожу!

– Тебе не нужно дрожать! – успокоил ее Саймон. – Погоди, я забыл упомянуть еще об одной вещи!

– Да, пожалуй! О том, что Черри убежала от меня! Если она не найдется… Ох, как бы я хотела, чтобы Десфорд был здесь!

– Ради Бога, Хетта, не падай в обморок! – взмолился Саймон. – Что касается Деса – ты знаешь, я только что сообразил, что он вот-вот будет здесь! Если он уехал в Бат, значит, он добрался туда после отъезда Стина, верно?

– Почему? – произнесла Генриетта, сбитая с толку.

– Стин не встретился там с Десом, и та школьная директриса, с которой он хотел встретиться, как там ее зовут, не говорила ему, что Десфорд приезжал к ней. Она сказала только, что леди Багл забрала у нее девочку и увезла к себе. Да встряхнись же, Хетта! Если ты сейчас не возьмешь себя в руки, нам действительно придется худо!

Этот суровый окрик возымел действие. Генриетта сказала:

– Хорошо, хорошо, не беспокойся! Но я вижу, что у меня не так много ума, как мне казалось раньше, – по крайней мере, я не в состоянии разобраться во всем этом хаосе! О небо, это шаги Гримшоу! Сейчас сюда войдет мистер Стин!

– Не войдет! Гримшоу проводит его в библиотеку, и он посидит там как миленький сколько понадобится! Забудь о нем, послушай меня! Если Дес приехал в Бат после встречи мисс Как-ее-там со Стином, как он должен был поступить? Естественно, как можно быстрей мчаться в Лондон!

– Если только он не поспешил следом за Стином в Мэплвуд, – с сомнением произнесла она.

– Нет, – ответил Саймон, качая головой. – Признаться, я сам об этом подумал, но чем больше я думал, тем больше убеждался, что он поступил иначе. Поставь себя на его место, Хетта! Черри в Мэплвуде нет, а леди Багл вряд ли пригласит старого картежника погостить в ее доме. Кроме того, Дес не знает, что леди Багл рассказала Стину о «похищении» его дочери виконтом Десфордом. Так что у него все основания полагать, что Стин не задержится в Мэплвуде.

Генриетта внимательно слушала его, пытаясь привести мысли в порядок, но тут она быстро вставила:

– Он это знает! Леди Эмборо написала вашей матушке, что к ней явилась леди Багл, требуя ответить, что сделал Дес с ее племянницей, а я обо всем рассказала Десу!

– Это ничего не меняет! – заявил Саймон. – Дес все равно должен был немедленно ехать в Лондон! А когда он заедет на Арлингтон-стрит, Олдэм передаст ему мою записку, и, когда Дес ее прочитает, я ставлю Карлтон-Хаус против приюта для сирот, что он немедленно помчится сюда! Я бы не удивился, если б он появился в эту самую минуту!

Его прервал Гримшоу, объявивший о прибытии мистера Стина. Как только Гримшоу вышел, Саймон продолжил:

– Я должен тебя предупредить еще об одной подробности. Должен сказать, именно потому я и примчался к тебе из Лондона! Стин думает, что ты помолвлена с Десфордом.

Генриетта, поправлявшая прическу перед зеркалом, резко повернулась, на ее лице было написано удивление:

– Думает, что я помолвлена с Десом? Откуда он это взял?

– Видишь ли, – пристыженно признался Саймон, – это я ему сказал!

– Саймон! – гневно воскликнула она. – Как ты мог сказать такую вещь, прекрасно зная, что это ложь?

– Иначе я не смог бы ему объяснить, почему леди Силвердейл согласилась приютить Черри, несмотря на странные обстоятельства ее появления, – объяснил он. – Кроме того, я подумал, что это самый верный путь прекратить все разговоры о нарушении обещания жениться! Ну, это же совершенно ясно: если Десфорд помолвлен с тобой, он не привезет в твой дом особу, на которой пообещал жениться!

– Я думаю, это самая неосторожная выходка, какую можно себе представить! – произнесла Генриетта; ее выразительные глаза горели от возмущения.

– Нет, нет! – заверил ее Саймон. – С этим все в порядке – Десфорд и не подумает отпираться!

– Десфорд! – негодующе повторила она. – А как насчет меня?..

– О, перестань! – запротестовал Саймон. – Почему это тебя так беспокоит? Десять к одному, что мистер Стин не задержится в Англии ни дня сверх необходимости! Кроме того, я сказал ему, что оглашения еще не делали – по причине болезни моего отца, а что тебе за дело, что будет мистер Стин болтать за границей?

– Что ты за негодяй! Никогда тебе этого не прощу! – произнесла Генриетта с пылающими от негодования щеками.

– Ну, не думай об этом! – взмолился он. – Если б я знал, что тебе это не понравится, я бы так не поступил, но что сделано – то сделано, ты должна это понять, Хетта!

– Нет! – отрезала она.

– Значит, ты собираешься сказать Стину, что не помолвлена с Десом? – простонал он. – Ничего хуже я представить себе не могу! Я просто не могу тебе поверить! Никогда бы не подумал, что ты бросишь бедного Деса в беде как раз тогда, когда он больше всего нуждается в твоей помощи! В такой момент отречься от друга! Вонзить ему нож в спину!

– Замолчи! – свирепо бросила она. – Если это кошмарное создание спросит меня, я ничего не стану отрицать. Но можете не сомневаться, мистер Саймон Каррингтон, я отплачу вам той же монетой!

– Молодец девочка! – бодро отозвался он. – Я знал, что на тебя можно положиться! Ну а теперь – вперед, задирай нос перед этим старым мошенником и смотри, чтобы он не догадался, что я здесь, иначе все пойдет насмарку!

С этим теплым напутствием Саймон потрепал Хетту по плечу и придержал дверь для нее, получив в награду яростный взгляд.

Гримшоу, неодобрительно и удивленно наблюдавший за ними, поклонился и удалился в свою, комнату, отметив про себя, что мистер Саймон всегда был грубияном.

Саймон подбежал к лестнице и посмотрел вниз как раз в тот момент, когда Десфорд выскочил из кареты. Младший брат воскликнул:

– Господи, как я рад видеть тебя, Дес! Ах ты, старый висельник!

– Отвечу тем же, дорогой братец, – сказал виконт, награжденный, кроме нелестного прозвища, чувствительным тычком в ребра, выражавшим особую симпатию. – Очень тебе обязан, паршивец: не могу понять, с какой стати ты решил разыграть эту комедию!

– О, мошенник! – произнес Саймон. – Какому славному малому попался бы ты на зубок, когда б не я! В какой капкан ты бы угодил, смею тебя заверить! – Он понизил голос и серьезно произнес: – Все гораздо хуже, чем ты думаешь.

– Господь милосердный, неужели? – Виконт коротко кивнул своему старшему форейтору и бросил: – Я не знаю, надолго ли задержусь; возможно, на час или два. Ночевать будем в Вулвершеме. – Он повернулся к Саймону: – Стин уже приехал?

– Да, примерно полчаса назад. Они с Хеттой в библиотеке.

– Тогда я, не теряя времени, присоединюсь к ним.

– О, конечно, мой дорогой! – произнес Саймон, крепко сжимая его руку. – Только сначала выслушай меня, чтобы не испортить все дело! Давай прогуляемся по террасе вон до той проклятой неудобной скамьи, там нас никто не подслушает.

– Если ты собираешься сообщить мне, что Стин – гнусный мерзавец, можешь не трудиться, мне это уже известно. Я приехал к мисс Флетчинг через день после того, как у нее побывал Стин, напугав эту даму до помрачения рассудка. Не знаю, что потрясло бедную леди больше: его угрозы или то прискорбное обстоятельство, что он страшно растолстел. Из того, что рассказала мне мисс Флетчинг, можно заключить, что он не особенно преуспел с тех пор, как ему пришлось удрать из Англии. Чем он занимается? Плутует за карточным столом?

– Вне всяких сомнений. Но не думаю, что он ограничивает себя единственной специальностью. Этот тип готов на все, достаточно только взглянуть на него! А его последняя затея, мой дорогой мальчик, – это принудить тебя жениться на его дочке!

Виконт расхохотался:

– Ну, он будет разочарован!

– Будь я на твоем месте, Дес, я не был бы так уверен, – заметил Саймон.

– Мой милый, а я совершенно в этом уверен! Я первый раз увидел ее на балу у леди Багл и поговорил с ней несколько минут; на следующий день я встретил ее на дороге, посадил в свой экипаж, отвез в Лондон, а оттуда прямиком сюда. Когда я мог завести с ней интрижку? Так что, если у Стина имеется намерение обвинить меня в соблазнении, чем скорее он откажется от этой затеи, тем лучше для него. – Заметив мрачное выражение лица Саймона, он с удивлением добавил: – Это правда, ты же знаешь!

– Конечно, знаю! Но этот малый способен на самые грязные трюки. Что, если он заявит, что ты умыкнул Черри из дома ее тети, пообещав жениться на ней?

– Господи, неужели дела плохи до такой степени?

Саймон кивнул:

– Не стоит и говорить, что тебе придется опровергнуть обвинение в том, что ты соблазнил ее и держал у себя, пока она тебе не наскучила…

– Как, за один день? Слишком крепко закручено, Саймон!

– Вопрос в том, сумеешь ли ты доказать, что это был только один день? Не думаю, чтобы эта леди Багл пришла тебе на выручку: она уже успела сказать Стину, что ты похитил девушку из ее дома. Кажется, одна из ее дочек подслушала ваш разговор на лестнице.

– Ну, так она не могла слышать, как я уговариваю Черри бежать со мной, поскольку этого не было. Но полдюжины свидетелей могут подтвердить, что я уехал из Хэйзелфилда после завтрака утром, а к вечеру того же дня отвез девушку к Силвердейлам. Так что я думаю, нашему петушку не удастся меня заклевать!

– Скорее всего, нет, но тебе бы не хотелось, чтобы такие слухи ходили по городу, не правда ли? Ты знаешь, что скажут все наши лицемеры: нет дыма без огня! А одному Господу ведомо, сколько их на свете! – Он ухмыльнулся, заметив, как прищурились глаза виконта и подбородок решительно выдвинулся вперед. – Только не смотри на меня, как разозленный бык, Дес! Я спросил: тебе это понравится?

Виконт не ответил, он сидел молча, хмуро изучая свои ногти. Внезапно он поднял глаза на Саймона.

– Нет, вряд ли, – ответил он и едва заметно улыбнулся. – Но я не думаю, что он решится на такие действия. С одной стороны, это выставит его собственные дела на всеобщее обозрение; с другой, никто не придаст значения истории, рассказанной таким дурно пахнущим субъектом. Ни один из тех, чьим именем я дорожу, не поверит ни единому его слову.

– Как насчет врагов?

– У меня их нет.

– Ну да, конечно, старый болтун! – негодующе воскликнул Саймон. – Поройся в памяти, ты разве святой?

Виконт рассмеялся:

– Нет, нет, как я могу такое утверждать?

– Должен тебе сказать, Дес, смеяться не над чем! – сурово укорил его Саймон. – Я не говорю, что ты не положишь его на обе лопатки, если он заявит, что ты соблазнил Черри; это ты сможешь, хотя вряд ли получишь много удовольствия. Но как тебе понравится обвинение в нарушении обещания жениться?

– А что здесь страшного? Для этого нужно, чтобы Черри дала такие показания, а она этого не сделает…

– Да ты просто тупица! – воскликнул Саймон, потерявший терпение. – Ты еще пожелай ему удачи! Ладно, возможно, ты не возражаешь против того, чтобы стать объектом пересудов во всех гостиных, но вообрази, как это понравится родителям!

– Но подумай, Саймон, что он может сделать без поддержки Черри?

– Достаточно, чтобы он попытался – подал жалобу, так это делается, кажется? Потому что он знает, что ты заплатишь, чтобы остановить его!

– Будь я проклят, если стану ему платить!

– А как насчет отца? Вот тебе и второй туз из рукава, понял? Он наверняка заплатит! Я послал старого стервятника сюда, потому что он угрожал отправиться в Вулвершем и рассказать отцу свою грязную историю! И еще он имел наглость поинтересоваться, почему леди Силвердейл согласилась принять Черри из рук такого распутника, как ты, братец! Тогда я сказал, что ты помолвлен с Хеттой.

–Ты сказал – что?.. – не веря своим ушам, переспросил Десфорд.

– Ну, мне ничего не оставалось, как громоздить одну ложь на другую, – объяснил Саймон. – Я так сказал, чтобы ему стало ясно: вся его затея с нарушением обещания жениться разваливается на кусочки. Так оно и вышло! Никогда не видел, чтобы человек так посинел! Но если ты недоволен – прости меня, просто мне казалось, вы с Хеттой дружите столько лет, что ты не станешь возражать против маленького преувеличения.

– Я и не возражаю, – сказал Десфорд, и слабая улыбка тронула его губы. – Но отец и так все знает! Я все ему рассказал после возвращения из Хэрроугейта!

– Рассказал ему?.. Дес, это невозможно! – с трудом проговорил Саймон, побледневший от тревоги. – Как ты мог поступить так легкомысленно?

Глядя на него с удивлением, виконт мягко ответил:

– Так как до него уже донеслись слухи об этой истории и он даже заставил маму съездить с ним вместе в Инглхерст, чтобы увидеть своими глазами девицу, с которой я связался. Мне ничего не оставалось, как рассказать все самому.

– Господи! – воскликнул Саймон, невольно вздрогнув. – Тебе, наверное, досталось хуже, чем мне! Он сильно рассвирепел?

– Нисколько! Тебе бы следовало знать, что он никогда не злится, когда кто-то из нас троих попадает в беду. Естественно, он прочитал мне одну из своих излюбленных нотаций, но потом посоветовал прийти и сказать ему, когда я буду сыт этой историей по горло. К этому времени он уже повидал Черри и понял, что она не та расчетливая гарпия, которую он успел вообразить.

– Так что я напрасно хлопотал, отговаривая его от поездки в Вулвершем! – с отвращением подытожил Саймон. – Поверь моему слову, Дес…

– О нет, я все равно тебе за это благодарен. Отец не поверил бы выдумкам Стина, но хорошо заплатил бы, чтобы заткнуть ему рот. Да будь я проклят, если позволю мерзавцу залезть к нему в карман! Отец сам сказал мне, что готовился откупиться от Черри, если она окажется хитрой притворщицей… Ну, не важно! Так ты примчался предупредить Хетту, что обручил ее со мной?

– Да, конечно!

– И как она это приняла?

– Должен признаться, что она взвилась до облаков, – меня это, честно говоря, удивило. В смысле, я не думал, что она так разволнуется из-за пустяка! Естественно, я напомнил ей, что она вольна опровергнуть эту историю в любой момент, только для тебя все может плохо кончиться, и она успокоилась и пообещала держаться стойко. Можно не сомневаться, что она не сробеет! Девочка может раскапризничаться из-за чепухи, но вообще-то она молодец!

– Да, ты прав! – Десфорд встал. – И чем раньше я ее выручу…

– Погоди минутку, Дес! Там большой переполох, потому что эта беспокойная девчонка сбежала!

– Черри? Господи, почему?

– Хетта говорит, что леди Силвердейл сегодня наткнулась на Чарли, целующего мисс Стин, и устроила ей взбучку! Хетта боится, как бы Черри не попала в беду, и разослала всех слуг искать ее. Дело в том, что, если ее не отыщут, Стин вообразит, что с ним плутуют. С него станется обвинить Силвердейлов в том, что они замучили ее насмерть!

– О Господи, как будто нам мало было неприятностей!.. – вздохнул виконт, направляясь к парадному входу.

– Эй, погоди! – окликнул его Саймон, внезапно припомнив что-то, и вскочил. Он сунул руку в карман, вытащил сверток и протянул брату. – Держи, старина, – сказал он с застенчивой улыбкой. – Весьма тебе обязан!

– Что это?

– Пачка банкнот, болван! Пятьсот фунтов, которые ты мне одолжил!

– Убери это, – велел виконт. – Я уже говорил тебе, что взаймы не даю! Мопсквизер выиграл скачку?

– Еще как! Больше того, в последней скачке была лошадка по кличке Братец Благодетель, я поставил на нее весь выигрыш – и получил назад десять к одному!

Виконт усмехнулся:

– Что за легкомыслие! Ну, перестань совать мне эти деньги! Я их не хочу! Ты их, можно сказать, честно заработал – и хватит об этом! – Он легонько потрепал брата по плечу. – Ты, наверное, потерял уйму времени, стараясь меня выручить. Благодарю тебя, мошенник!

Саймон покраснел:

– А, вздор! Я хочу, чтобы ты взял их! Я сейчас просто купаюсь в деньгах, знаешь ли!

– К твоему возвращению из Брайтона от них ничего не останется, – с усмешкой предсказал виконт.

Глава 15

Генриетта вошла в библиотеку, стараясь ничем не выдать царившее в ее душе смятение. Она шла неторопливой, грациозной походкой; взглянув на посетителя, она слегка приподняла брови и без тени высокомерия, но с большим чувством собственного достоинства произнесла:

– Мистер Стин?

– Да, мэм, вы совершенно правы! – ответил он. – Ее единственный родитель, по воле жестокой судьбы разлученный с ней и теперь терзаемый волнением!

Она снова подняла брови и с вежливым равнодушием уронила:

– Правда?

С удовольствием убедившись, что посетитель почувствовал себя неуютно, она заговорила, постепенно успокаиваясь:

– Сожалею, сэр, но моя мать… э, нашла невозможным принять вас, она немного нездорова.

– Я вовсе не собирался нарушать покой ее светлости, – любезно ответил он. – Мое единственное желание – горячее желание! – снова прижать к груди мое обожаемое дитя. Ради этого я заставил себя снова посетить ненавистную родину, терзающую меня воспоминаниями об утраченном блаженстве, невыразимая мука для человека чувствительного, уверяю вас! Полагаю, я имею честь обращаться к мисс Силвердейл?

– Да, я мисс Силвердейл, – ответила она. – К сожалению, вы не предупредили, что собираетесь посетить нас, и Черри в настоящий момент нет дома. Она вышла на прогулку некоторое время назад и еще не вернулась. Естественно, вам не придется долго дожидаться… воссоединения с нею.

– Каждый миг, разделяющий нас, кажется мне часом! Вы должны простить естественное нетерпение любящего отца, мэм! Я едва вынесу и пять минут ожидания, пока мне не удастся убедиться собственными глазами, что она жива и здорова.

– Она была совершенно здорова, когда я видела ее последний раз, – спокойно сказала Генриетта, – но, так как она вышла несколько часов назад, я должна признаться, что немного встревожена и только что послала на поиски слуг на случай, если она заблудилась.

Он моментально изобразил на лице ужас и тоном предельного негодования произнес:

– Вы хотите сказать, мэм, что ей позволили выйти из дому без сопровождения? Я бы никогда не предположил, что такое возможно!

– Это действительно недопустимо, – согласилась она, с трудом сохраняя спокойствие. – Будь я в тот момент дома, я бы непременно отправила с ней лакея или горничную. Но так как я уехала рано утром навестить больную, я ничего не знала об этом до самого своего возвращения около часа назад.

– Если б я знал, какой опасности, какому небрежному обращению подвергается мое нежное, невинное дитя! – простонал мистер Стин. – Но как я мог знать об этом? Как мог я предположить, что женщина, на попечении которой я ее оставил, настолько бесстыдно обманет мое доверие и выбросит ее на улицу, нисколько не беспокоясь о том, в чьи руки она попадет?

– Положим, она этого не делала. Она передала Черри под опеку тети. И не сомневаюсь, сэр, если бы вы поставили ее в известность о своем местонахождении, она бы непременно сообщила вам, что леди Багл забрала племянницу в свое поместье.

– Я не буду утомлять вас, мэм, описанием обстоятельств, помешавших мне сообщить свой адрес мисс Флетчинг, – важно произнес он. – Я деловой человек, и мне приходится ездить по всей Европе. По правде говоря, я не всегда сам знаю, куда завтра занесет меня судьба и надолго ли. Я был уверен, что мое дитя живет счастливо и беззаботно у мисс Флетчинг. Даже на мгновение я не мог предположить, что она доверит мою дочь человеку, который всегда был – после отца и брата – моим злейшим врагом! Ей придется ответить за это, и она ответит – как я ей и сказал!

– Простите! – сказала Генриетта. – Но не чувствуете ли вы себя более виноватым, чем мисс Флетчинг, сэр? Довольно странно для отца – в особенности такого нежного отца, как вы! – покинуть дочь без единого слова на несколько лет, так что она уже оплакала вас как умершего!

Мистер Стин отмел упрек небрежным жестом.

– Если б я умер, ей бы сообщили, – заявил он. – Я не считал необходимым писать ей. Больше того, это было бы неразумно, потому что – кто знает? – вдруг она бы пожелала оставить школу и уехать ко мне, за границу? У меня не было в то время возможности обеспечить ей оседлый образ жизни.

– О! – произнесла Генриетта. – Но сейчас вы могли бы это сделать, сэр?

– Конечно! – ответил он. – Должен сказать, в такой мере оседлый, в какой это вообще возможно! Но какой смысл говорить о том, что могло бы быть? Я вынужден решительно отказать себе в радости увезти с собой бедную девочку. Я вынужден лишить себя возможности наслаждаться ее обществом! Я обречен на одиночество. Мой долг в другом; я должен восстановить ее репутацию в глазах всего света!

– Боже мой, а разве она чем-то запятнана? – широко открыв глаза, спросила Генриетта. – Если вы имеете в виду ее побег от тети, я должна сказать, что вы делаете из мухи слона, мистер Стин! Честно говоря, это был неразумный поступок, он мог привести к серьезным последствиям; но, так как, по счастью, лорд Десфорд встретил ее на дороге и забрал с собой, все обошлось благополучно.

Мистер Стин издал горестный вздох, перешедший в стон, и прикрыл глаза пухлой рукой.

– Увы, неужели на меня пала тяжкая обязанность разрушить вашу веру в благородство лорда Десфорда!

– О, это у вас не выйдет, так что умоляю, не впадайте в уныние, – с нажимом произнесла Генриетта. Он уронил руку и довольно резким тоном сказал:

– Возможно, вы верите истории, которую рассказал вам лорд Десфорд, мэм, но…

– Совершенно верно. А также истории, которую рассказала мне Черри, – перебила Генриетта.

– По наущению его светлости, я полагаю! Это не та история, которую я слышал от Амелии Багл! Далекая от действительности! Очень далекая! Амелия Багл сказала мне, что хотя так и не сумела выяснить, каким образом и когда Десфорд познакомился с Черри, но определенно, это случилось не той ночью во время бала! Одна из ее дочерей стала свидетельницей тайного разговора между ними, когда они условливались о побеге! А утром моя дочь была похищена…

– Что за чушь! – возмущенно сказала Генриетта. – Похищена, как же! Не думала, что вы позволите одурачить себя такой смехотворной сказкой, сэр! Легко догадаться, почему леди Багл ее сочинила: она не хотела, чтобы вы узнали, что ее бесчеловечное отношение заставило Черри бежать из дому! Вот это и есть правда! Что же до участия лорда Десфорда в этом деле – вы должны быть ему горячо благодарны, потому что, если бы он не отвез ее в Лондон, одному Господу ведомо, что могло случиться с ней на безлюдной дороге! Должна вам сказать, что, как только лорд Десфорд устроил Черри в нашем доме, он немедленно выехал на поиски лорда Неттлкумба! Он помчался за ним на край земли – в Хэрроугейт, хотя любой другой на его месте, узнав, что его светлость уехал за двести миль, отказался бы от поисков!

Мистер Стин покачал головой, и печальная, сочувственная улыбка тронула его губы.

– Это, – вздохнул он, – та же самая сказка, которой пытался одурачить меня младший брат Десфорда. Мисс Силвердейл, теперь мне совершенно ясно, что вас тоже ввели в заблуждение. Как это возможно, чтобы лорд Десфорд, проживший в Лондоне столько лет, мог предположить, что мой отец отправится в такое путешествие? Вам простительно не знать, что он с рождения отъявленный скряга, но уж Десфорд наверняка это знал! Более того, он годами не выезжал за пределы Албемарл-стрит! Если б ему потребовалось ради своего здоровья переменить климат, он бы ни за что не поехал дальше Танбриджских источников! Хотя скорее, я полагаю, – задумчиво произнес мистер Стин, – он отправился бы в Неттлкумб-Мэнор. Жизнь на курорте, как вам известно, никогда не обходится дешево. Чтобы мой отец раскошелился на поездку в Хэрроугейт – о нет, нет, мэм! Это грубая ложь!

– Тем не менее, он поехал в Хэрроугейт и в настоящий момент находится там. Возможно, на этом настояла новобрачная, – произнесла Генриетта с невинным видом.

– Кто? – Мистер Стин резко выпрямился и посмотрел на нее острым взглядом.

– О, так вы не знали, что он недавно женился? – сказала она. – Десфорд тоже не знал, пока его не представили леди Неттлкумб. Насколько я поняла, прежде она была экономкой его светлости. Не вполне светская дама, но я думаю – и вы, наверное, согласитесь – с его стороны было очень разумно остановить свой выбор на женщине, достойной доверия и умеющей вести дом так, как ему нравится!

Ловкий гамбит Генриетты, мечтавшей переменить тему разговора, успешно достиг цели – правда, не совсем таким образом, как она ожидала. Мистер Стин не впал в ярость – он вульгарно хлопал себя по бедрам, заливаясь смехом, и приговаривал:

– Господи, это самая лучшая шутка за много лет! Значит, попался на крючок, да? Будь я проклят, если не напишу письмо с поздравлением! Он взовьется как ужаленный, будьте уверены! Ну надо же, выставил меня за то, что я сбежал с Джейн Уиссет, – а ведь она была хоть и не королевских кровей, но все же не служанка! – Он снова зашелся хохотом, перешедшим в кашель; как только ему удалось восстановить дыхание, он попросил Генриетту описать его мачеху.

Генриетта вспомнила несколько подробностей из рассказа Десфорда. Мистер Стин получил большое удовольствие от описания ссоры новобрачных, вспыхнувшей из-за шелковой шали, заметив, что новый брак пойдет старому стервятнику на пользу. Потом он мечтательно произнес, что хотел бы видеть физиономию брата в тот момент, когда он узнает эту новость. Он задумчиво хмыкнул, и лицо его омрачилось.

– Беда в том, что он не может лишить Джонаса наследства, – с унылым видом сказал он. – И все же, – добавил он, снова повеселев и вспоминая полученное удовольствие, – от души надеюсь, что бывшая экономка здорово порастрясет старого скупердяя; так что шансы Джонаса получить хорошее состояние не так уж велики. – Он любезно улыбнулся Генриетте и объяснил: – Во всем нужно уметь найти положительную сторону. Вы были бы просто поражены, если б знали, в каких ужасных несчастьях при желании можно найти что-то хорошее.

Генриетту и позабавило, и шокировало это бесхитростное саморазоблачение; она едва сумела пробормотать в ответ что-то невнятное. К ее огорчению, всякая надежда, что мистера Стина удастся отвлечь от забот о своей дочери, развеялась, когда он произнес:

– Ну, ладно, ладно! Я, конечно, не надеялся так повеселиться сегодня, но хватит об этом, мисс Силвердейл. Всему свое время, и мне не до шуток сейчас, когда мое сердце разрывается от тревоги. Я допускаю, что лорд Десфорд действительно ездил в Хэрроугейт; могу только сказать, что, если он надеялся подбросить деду мое несчастное дитя, значит, он глуп как пень, несмотря на все свое изощренное коварство.

Достойный ответ, который подобрала Генриетта, оскорбленная этим выпадом, так и остался невысказанным, потому что в библиотеку вошел виконт. Генриетта невольно отметила, как эти двое мужчин разительно отличаются друг от друга. Их разделяло всего двадцать лет, и не трудно было догадаться, что Уилфред Стин в молодости был привлекательным мужчиной. Но его приятная внешность была разрушена беспутством; его фигура, как и лицо, ясно говорила о жизни, заполненной праздностью и излишествами. И те же самые пороки выдавали и его манера одеваться, и напыщенная речь. И то и другое было настолько цветистым, что заставляло моментально вспомнить красавиц полусвета, изо всех сил старающихся произвести впечатление изысканных, благородных дам. Десфорд казался его полнейшей противоположностью: правильные черты лица, стройная атлетическая фигура спокойные, непринужденные манеры. В самых изысканных кругах давно утвердилось мнение, что Десфорд одевается с безукоризненной элегантностью. И если б на его простом синем сюртуке была табличка с надписью «Уэстон», она не могла бы красноречивей указать имя портного, чем безукоризненный покрой.

Он закрыл дверь и шагнул к Генриетте, благодарно воскликнувшей:

– Десфорд!

– Хетта, любовь моя! – отозвался он с улыбкой и поцеловал ей руку. Задержав ее руку в своей, он произнес: – Ты уже отчаялась увидеть меня? Понимаю тебя и прошу прощения! Я надеялся добраться к тебе раньше.

Она легонько сжала его пальцы в ответ и, отдернув руку, игриво сказала:

– Ну, несмотря ни на что, ты приехал как раз вовремя, чтобы познакомиться с отцом Черри, который, как выяснилось, вовсе не умер! Позвольте мне представить вас друг другу: мистер Уилфред Стин, лорд Десфорд!

Виконт повернулся, поднял монокль и пристально осмотрел мистера Стина с головы до ног – не слишком долго, но достаточно выразительно. Генриетте пришлось крепко сжать губы, чтобы сдержать смех. На Деса было совершенно не похоже вести себя с таким ужасным чванством!

– О, – произнес он с легким поклоном. – Рад познакомиться, сэр.

– Я хотел бы сказать то же самое! – парировал мистер Стин. – Увы, сэр, мы встретились при весьма печальных обстоятельствах!

Виконт удивленно произнес:

– Прошу прощения?..

– Лорд Десфорд, мне нужно многое сказать вам, но я хотел бы сделать это наедине!

– О, у меня нет секретов от мисс Силвердейл! – заявил Десфорд.

– Уважение к женской утонченной чувствительности накладывает печать молчания на мои уста, – укоризненно произнес Стин. – Я не решаюсь задать вопрос, из-за которого краска стыда может появиться на девичьих щечках! Но я обязан задать вам этот вопрос, сэр!

– Тогда прошу задать его! – предложил Десфорд. – И не беспокойте себя заботой о стыдливости мисс Силвердейл, у вас преувеличенное представление о ее чувствительности. Ты не хочешь уйти, Хетта?

– Конечно нет! И больше того, я не собираюсь этого делать! Свои молочные зубы я потеряла много лет назад, и, если то, что вы наговорили мне до сих пор, мистер Стин, не заставило меня разрумяниться, вряд ли я чем-то рискую! Прошу вас, задавайте лорду Десфорду любые вопросы!

Мистер Стин, опечаленный таким отпором, вздохнул, покачал головой и произнес:

– Ах, эти современные молодые люди! Во времена моей юности все было иначе! Но – пусть будет так! Лорд Десфорд, вы помолвлены с мисс Силвердейл?

– Очень надеюсь, что это так, – бросив смеющийся взгляд на Генриетту, сказал Десфорд. – Но с какой стати мы должны об этом говорить? Я должен добавить – простите меня! – с какой стати вас это интересует?

Мистер Стин не был удивлен. В тот же момент, когда Десфорд шагнул в комнату и обменялся улыбками с Генриеттой, он почувствовал, какая глубокая привязанность существует между молодыми людьми. Но он уже изрядно распалился и заговорил почти грубо:

– В таком случае дивлюсь вашему бесстыдству, сэр! Вы увлекли мое дитя из дома тети ложными посулами, обещая жениться на ней! Что же касается дерзости, с которой вы привезли ее к своей нареченной…

– Вам не кажется, – перебил виконт, – что «безрассудство» будет более подходящим словом? А может, спустимся с риторических высот? Я не знаю, чего вы рассчитываете добиться, когда несете этот напыщенный вздор, и не могу представить себе, чтобы вы сами верили в мою виновность. Обстоятельства, при которых я привез Черри в дом мисс Силвердейл и поручил ее заботам, позволяют мне не отвечать на ваши обвинения. Но если вы желаете, чтобы я их категорически опроверг, извольте! Встретив Черри, убежавшую из Мэплвуда, на дороге в Лондон, я изо всех сил пытался уговорить ее вернуться к тете – я не предлагал ей ни выйти за меня замуж, ни, позволю себе заметить, ничего иного! В конце концов мне пришлось отвезти ее к леди Силвердейл, потому что по причинам, которые вам известны гораздо лучше, чем мне, мой отец категорически отказался бы видеть ее в своем доме!

– Если все было так, – произнес мистер Стин, отважно сражаясь с очевидным, – вы не можете – если в вас есть хоть крупица порядочности, в чем я сомневаюсь! – отрицать, что поставили ее в двусмысленное положение!

– Могу и отрицаю! – ответил виконт.

– Человек чести, – настаивал мистер Стин с храбростью отчаяния, – отвез бы ее назад, к тете!

– Возможно, таково ваше представление о чести, но не мое, – сказал виконт. – Затолкать ее в коляску и отвезти в дом, где с ней обращались так скверно, что она решилась бежать, мечтая своими руками заработать себе кусок хлеба, лично мне представляется отвратительной жестокостью! Более того, у меня не было никакого права поступить так! Она умоляла меня отвезти ее к деду в Лондон, надеясь, что он разрешит ей остаться с ним или, в крайнем случае, приютит на то время, пока она подыщет себе приемлемое место.

– Ну, если вы вообразили, что он способен принять ее в свой дом, то либо вы совсем не знаете старого скрягу, либо законченный болван! – сказал мистер Стин. – А из того, что я вижу, я склонен скорее предположить, что вы хитрейшая бестия!

– Позвольте вернуть вам комплимент, мистер Стин! – парировал виконт.

– Вы напоминаете мне вашего отца, – сказал мистер Стин, глядя на виконта с откровенной неприязнью.

– Благодарю! – Виконт поклонился.

– И ваш братец-оболтус тоже! Никакого уважения к старшим! Пара самоуверенных, грубых забияк! Не думайте, что сумеете одурачить меня, Десфорд, вашими сладкими сказками! Вам это не удастся!

– О, я и не надеюсь! – немедленно ответил его светлость. – Я никогда не соревнуюсь с настоящими мастерами!

Генриетта примирительно произнесла:

– Я прошу прощения, но вам не кажется, что вы оба отклонились от темы? Было ли наивно со стороны Десфорда надеяться, что лорд Неттлкумб приютит Черри, или так подумал бы на его месте любой человек, мне не кажется важным! Он привез Черри в Лондон и обнаружил, что дом лорда Неттлкумба заперт. Понимая, что ей некуда идти, он привез ее ко мне. Что бы вы сделали на его месте, мистер Стин?

– Удрал в кусты! – вполголоса пробормотал виконт.

– Я не стану спорить с вами, мэм, – с достоинством произнес мистер Стин, – потому что никогда не спорю с женщинами. Могу сказать только, что лорд Десфорд позволил себе серьезное нарушение приличий – если не кое-что посерьезней! А когда он покинул ее здесь – если это так, в чем я все сильнее сомневаюсь с каждой минутой! – что он сделал, чтобы загладить ущерб, нанесенный репутации моей дочери его неловкостью? Он хочет уверить меня в том, что искал моего отца, надеясь растрогать его и убедить принять в свои объятия мою девочку…

– Ничего подобного! – перебил Десфорд. – Я надеялся так пристыдить его, чтобы он назначил ей содержание, вот и все!

– Ну, тогда вы точно болван! – прозаично заметил мистер Стин. – Но вы, конечно, не этого хотели! Вы просто надеялись свалить ответственность за нее на старика, и вам не было никакого дела, не предложит ли он ей поступить к нему кухаркой!

– Подобное предложение прозвучало, – согласился Десфорд. – Правда, его сделала ваша мачеха, а не отец. Я его отверг.

– Да, это хорошо звучит, но откуда мне знать, говорите ли вы правду? Я знаю только, что, вернувшись в Англию, я обнаружил, что моя бедная девочка оказалась на попечении недобросовестных особ…

– Полегче! – осадил его виконт. – Недобросовестная особа – это вы, и избавьте нас от ваших театральных ужимок! Вы желаете узнать, что я намерен сделать, чтобы загладить ущерб, нанесенный ее репутации. Я отвечаю: ничего! Потому что ее репутация нисколько не пострадала ни из-за меня, ни из-за кого-либо другого. Когда я узнал, что вашего отца нет в городе и что Черри некуда идти, потому что она никого в Лондоне не знает, а в кошельке у нее – два шиллинга, я понял, что, хоть это и малоприятно, но мне придется взять на себя ответственность за ее судьбу. С вашим появлением я снимаю с себя эту ответственность. Но перед тем как я узнал, что вы еще живы, я ездил в Бат, чтобы посоветоваться с мисс Флетчинг. Я был у нее через день после вас, мистер Стин. Мисс Флетчинг очень сочувствует Черри, потому что девочка ей нравится. Она предложила ей свое гостеприимство до того времени, когда для Черри найдется подходящее место. У нее есть на примете одна леди, которую она назвала очень доброй и милой, но все зависит от ее нынешней компаньонки, разрывающейся между своим дочерним долгом перед овдовевшим отцом и желанием остаться с любимой хозяйкой.

– Ох, Дес, это то, что надо Черри! – воскликнула Генриетта.

– Как! – воскликнул мистер Стин, совершенно сраженный этим известием. – Единственное занятие для моей обожаемой девочки – стать компаньонкой? Через мой труп!

Он спрятал лицо за носовым платком, но, на миг выглянув из укрытия, бросил взгляд, полный горького укора, на Десфорда и произнес:

– Неужели я дожил до того, что единственную усладу моей души так безжалостно оскорбляют! – Он снова исчез за платком, а вынырнув повторной жалобно простонал: – Позор, лорд Десфорд, вот как я это называю!

У Десфорда дрогнули губы, и, встретившись взглядом с Генриеттой, он прочитал в ее глазах понимание и сочувствие, успокоившие его нарастающее раздражение. Они продолжали неотрывно смотреть друг другу в глаза, и каждый чувствовал тепло и поддержку. Голос мистера Стина нарушил молчание.

– Так где, – произнес он, – моя маленькая Черри? Отвечайте мне, прежде чем строить планы, как унизить ее!

– Боюсь, в данный момент мы не можем точно ответить на этот вопрос, – виновато ответила Генриетта. – Десфорд, ты будешь считать меня страшно беспечной, но, пока я сегодня навещала старую приятельницу, Черри отправилась на прогулку – и до сих пор не вернулась!

– Скорее всего, она заблудилась. Мне сказал… Гримшоу, что она пропала, но я не сомневаюсь, что она просто сбилась с дороги.

– Если только не убежала, – мрачно произнес мистер Стин. – Моя душа полна дурных предчувствий. Увижу ли я ее снова?..

– Да, и немедленно! – воскликнула Генриетта, подбегая к двери. – Это ее голос! О небо, какое облегчение.

Она открыла дверь.

– Ох, Черри, непослушный ребенок! Ради Бога, где вы пропадали?.. – Она умолкла, потому что ее глазам открылась удивительная картина. Черри нес на руках мистер Кэри Нетеркотт, шляпка на ленте свисала с ее плеча, в одной руке она сжимала изуродованный ботинок, второй держалась за воротник охотничьего костюма мистера Нетеркотта.

– Дорогая, дорогая мисс Силвердейл, не сердитесь на меня! – взмолилась Черри. – Я знаю, как глупо было с моей стороны убегать, но я так расстроилась! Я заблудилась, и не могла выйти из лесу, и так ужасно устала, что решила попросить первого встречного показать мне дорогу в Инглхерст. Но прошло сто лет, а я не встретила ни единой души, а потом проехал в карете ужасный человек, он… он так на меня взглянул, что… что я побежала со всех ног. А он окликнул меня и хотел погнаться за мной, и я бежала, как только могла, по лесу!.. И, ох, мисс Силвердейл, я порвала платье, и зацепилась, ногой за корень или ветку, и упала на хвою! А когда попыталась встать, у меня ничего не вышло, потому что нога страшно болела, и я боялась потерять сознание…

– Господи, что за приключения! – сказала Генриетта. Она заметила, что у Черри перевязана лодыжка, и воскликнула: – Ох, бедняжка, бедняжка, вы, наверно, растянули лодыжку! Бедная Черри!

Она улыбнулась Кэри Нетеркотту:

– Черри забрела в ваш лес? Там вы ее и нашли? Как мило с вашей стороны привезти ее домой! Я вам так обязана!

– Вышло вот как, – сказал мистер Нетеркотт. – Я взял ружье и отправился в лес, надеясь подстрелить пару диких голубей, но мне попалась гораздо более симпатичная пташка, мисс Хетта! К несчастью, у меня не было с собой ножа, чтобы разрезать ботинок, поэтому я решил отвезти Черри к себе домой и там наконец снял ботинок с ее больной ноги. Я велел экономке приложить припарку, чтобы уменьшить отек, и послал своего слугу за Фостоном, опасаясь, что у нее сломана кость. Но доктор заверил меня, что это просто сильный ушиб. Вы, конечно, скажете, что мне следовало отвезти ее домой, как только Фостон осмотрел ее ногу, но Черри так измучилась и устала, что я решил дать ей немного отдохнуть, чтобы боль улеглась.

–Вы себе не представляете, как это больно, дорогая мисс Силвердейл! Но мистер Нетеркотт все время крепко держал меня за руку, и я смогла все вытерпеть.

– Какой жуткий был у вас день, Черри! – сказала Генриетта. – Мне так жаль, дорогая: ничего этого не случилось бы, если б я не была такой рассеянной!

– О нет, нет, нет! – воскликнула Черри, ее глаза и щеки загорелись, и на губах заиграла ангельская улыбка. – Это был счастливейший день в моей жизни! Ох, мисс Силвердейл, мистер Нетеркотт просит меня выйти за него замуж! Пожалуйста, пожалуйста, скажите, что мне можно!..

– Господи!.. Я имею в виду, зачем вам мое разрешение, глупышка! Я могу только пожелать вам обоим много счастья от всего сердца! Но тут есть кое-кто, приехавший специально повидаться с вами, Черри, и вы ему наверняка обрадуетесь! Внесите ее в библиотеку, мистер Нетеркотт, и положите на диван, чтобы ей было удобней.

– Кто этот человек, который просит руки моей дочери? – строго поинтересовался мистер Стин.

– Кэри Нетеркотт. Чудесный малый! – с большим энтузиазмом сказал виконт и поспешил к дивану, поправляя подушки.

Кэри Нетеркотт осторожно внес Черри. Она воскликнула:

– Лорд Десфорд! Ну конечно, я рада вас видеть, ведь я вам обязана всем на свете! Я так хотела поблагодарить вас за то, что вы привезли меня сюда, и до сих пор этого не сделала!

Он улыбнулся и сказал:

– Мисс Силвердейл имела в виду не меня, Черри! Посмотрите, вы узнаете этого джентльмена?

Она оглянулась и заметила наконец мистера Стина. Сначала она непонимающе смотрела на него, потом судорожно вздохнула и спросила:

– Папа?

– Дитя мое! – произнес мистер Стин. – Наконец-то я могу прижать тебя к своей груди!

Выполнить это оказалось невозможно, поскольку Черри лежала на диване, а пригнуться так низко мистеру Стану не давал корсет. Он ограничился тем, что обнял ее плечи и поцеловал в бровь.

– Моя крошка Черити! – ласково сказал он.

– Я думала, вы умерли, отец! Как я рада, что это не так! – сказала она восторженно. – Почему вы никогда не писали ни мне, ни мисс Флетчинг?

– Не говори мне об этой женщине! – приказал он, пропуская мимо ушей вопрос. – Я бы никогда не доверил ей свою дочь, если б знал, как бесстыдно она пренебрежет своим долгом, о мое бедное дитя!

– О нет, отец! – огорченно воскликнула она. – Как вы можете так говорить, когда она была так добра ко мне и держала меня у себя даром?

– Она отослала тебя к Амелии Багл, и этого я никогда не прощу!

– Но, отец, вы говорите так, словно я не хотела ехать к тете Багл! Уверяю вас, что это не так! Я так мечтала иметь родной дом! Вы просто не знаете, до чего мне этого хотелось!

Мистер Нетеркотт, стоявший позади нее, за диваном, положил руку ей на плечо, и Черри ласково прижалась к ней щекой; на кончиках ресниц у нее дрожали слезы. Она моргнула, смахнув их, и довольно строго сказала отцу:

– Прошу вас, отец, не уезжайте, пока не заплатите ей то, что должны!

– Найди я тебя, счастливую и беззаботную, на ее попечении, я бы заплатил и переплатил ей, но вышло иначе! Я нашел тебя после неустанных поисков, ведомый тревогой, которая известна лишь отцовскому сердцу, преодолевая сопротивление всего света, и не заплачу ей ни одного пенни! – решительно заявил мистер Стин.

– Другими словами, – с нажимом произнес Десфорд, – вы заплатите ей вдвойне.

– Отец, вы не можете вести себя так ужасно! Вы не должны так поступать! – воскликнула разволновавшаяся Черри.

– Я думаю, любовь моя, – вмешался мистер Нетеркотт, – вам следует предоставить мне решение этого вопроса.

– Но было бы так несправедливо, если бы этим занимались вы! – негодующе произнесла Черри. – Ведь это его долг, а не ваш!

– Я его не признаю! – величественно объявил мистер Стин. – Пусть считает, что легко отделалась, раз я решил не подавать на нее жалобу за преступное пренебрежение своим долгом! Это мое последнее слово!

– В таком случае, – деловито произнес мистер Нетеркотт, – я отнесу Черри наверх. Вы должны понимать, сэр, что у нее был ужасно тяжелый день; мисс Хетта, будьте так любезны, проводите меня в ее комнату.

– Конечно, конечно! – ответила Генриетта. – Нет, нет, Черри, не спорьте! Мистер Нетеркотт совершенно прав, и я намерена немедленно уложить вас в кровать! Ужин вам подадут в спальню, а ваш отец сможет навестить вас завтра!

– Как вы добры! Как вы добры ко мне, мисс Силвердейл! – вздохнула Черри. – Признаюсь, я действительно страшно устала, так что… так что не считайте это невежливым, отец, но, кажется, мне нужно поскорее лечь! Ох, лорд Десфорд, если я вас не увижу больше – прощайте и примите тысячу, тысячу благодарностей за то, что вы для меня сделали!

Десфорд взял протянутую ему руку, поцеловал и шутливым тоном произнес:

– Да вы будете видеть меня очень часто, глупышка! Теперь мы соседи!

– Что касается этого, – высокомерно вставил мистер Стин, – я, безусловно, должен дать свое согласие на их брак. Поэтому я попрошу мистера Нетеркотта доказать мне, что он располагает возможностью обеспечить моей дочери положение, подобающее ее происхождению.

Мистер Нетеркотт, уже выходивший из библиотеки со своей драгоценной ношей, произнес с бесстрастным выражением лица, что он сочтет за честь познакомить будущего тестя со всеми обстоятельствами своей жизни, но только после того, как доставит Черри в ее комнату. Он вышел, следуя за Генриеттой, на ходу нежно успокаивая свою нареченную, пытавшуюся объяснить ему, что ее замужество не должно иметь ничего общего с ее отцом.

Виконт закрыл дверь и вернулся в свое кресло, сопровождаемый выразительным взглядом мистера Стина.

– Мои поздравления, мистер Стин, – сказал он. – Вашу дочь ожидает исключительно удачное замужество, и вас больше никогда не должна терзать тревога за ее судьбу.

– Да, конечно, – неохотно признал мистер Стин. – Но когда я думаю о планах, которые вынашивал годами, – ах, мне бы следовало лучше знать жизнь! Всегда, всегда, Десфорд, мне сопутствовали неудачи, от которых сердцу трудно не очерстветь. Глупо было бы отрицать это!

Он отвел свой желчный взгляд от Десфорда и добавил:

– Вам, конечно, этого не понять! Мне вы представляетесь чертовским счастливчиком! Вам бы не удалось так легко отделаться, если б этот малый, Нетеркотт, не свалился с неба прямо вам в руки!

– О нет! – не согласился виконт. – Не будем снова прибегать к напыщенным восклицаниям, мистер Стин, но вы просто выбрали не того человека: не было ни малейшей надежды, что ваш план сработает!

– Я отказался от этого плана, когда узнал, что вы помолвлены, – парировал мистер Стин. – Никто не сможет сказать, что я разрушил счастье невинной девушки – какой бы притворщицей она ни оказалась! Но я прекрасно знаю, милорд, вы проявили бы большую уступчивость, чтобы замять скандал. Или, в крайнем случае, об этом позаботился бы ваш твердолобый отец!

– Из того, что мне известно о моем твердолобом отце, мистер Стин, можно заключить, что он скорее вышвырнул бы вас из Англии!

– Впрочем, обсуждение этого вопроса – бессмысленная потеря времени, – раздраженно заметил мистер Стин.

– Ну конечно! Лучше подумайте, как вы должны быть благодарны судьбе, что ваша дочь познакомилась с человеком, который наверняка будет ей восхитительным мужем!

– Моя единственная дочь! Еще одно разочарование!.. Им нет конца… Я возлагал на нее большие надежды, пока она была ребенком. Она обещала стать восхитительной, изумительной красавицей! Мне это было бы так кстати!

– Каким образом? – с любопытством поинтересовался Десфорд.

– О, во многих смыслах! – сказал мистер Стин. – Я надеялся, что она будет хозяйкой в заведении, которое я открыл в Париже, но с первого взгляда ясно, что она – точное повторение своей матери. Очень хорошенькая, но совсем не умна. Никогда не поймет, как себя держать. Какая жалость! Эта моя поездка в Англию – пустая трата времени!

Так как мистер Стин готов был погрузиться в пространные сентиментальные рассуждения, виконт с большим облегчением встретил возвращение мистера Нетеркотта. Его сопровождала Генриетта, и виконту хватило у одного взгляда, чтобы догадаться: она успела убедить своего спутника предложить мистеру Стину обсудить брачный контракт в Мэрли-Хаус.

– Думаю, это замечательное решение! – произнесла она с чувством. – Вам наверняка хочется увидеть дом, в котором будет жить Черри, мистер Стин. Возможно, вы пожелаете навестить нас завтра? Мистер Нетеркотт любезно приглашает вас переночевать в Мэрли-Хаус. – Очень вам обязан, сэр, – произнес мистер Стин с прежней напыщенностью. – Я буду счастлив воспользоваться вашим гостеприимством – с полным беспристрастием, как вам должно быть ясно!

Мистер Стин церемонно попрощался с Генриеттой, неприязненно поклонился виконту и удалился в сопровождении безмятежного мистера Нетеркотта.

– Ты беспринципная женщина! – сказал виконт, когда дверь за ними закрылась. – Тебе должно быть стыдно за свой поступок! Ты помогла этому старому мерзавцу оседлать несчастного Нетеркотта!

– О, ты полагаешь, это моя работа? – рассмеялась она.

– Полагаю! – произнес он укоризненно. – Я понял это в ту минуту, когда ты вошла в комнату, облизываясь, как кошка, добравшаяся до сливок!

– О, разве? Но мне необходимо было от него избавиться, иначе мама совсем сляжет! Сначала слух о побеге Чарли с Черри, потом появление Уилфреда Стина – у нее начались приступы, и спазмы, и все мыслимые боли и страдания, так что сейчас она в самом наихудшем расположении духа! Мне нужно зайти к ней, иначе она просто разъярится. Но пока я не ушла, скажи, что ты думаешь об этой ошеломляющей истории? Все будет хорошо, или он староват для Черри? Я заметила, что ей всегда нравились мужчины постарше, но…

– Не важно, что думаю я! Что думаешь ты, Хетта?

– Что я могу сказать? Она такая нежная и приветливая, что будет счастлива, пока он будет добр с ней. Что касается его – по-моему, он ее обожает, так что, возможно, она никогда не покажется ему скучноватой.

– Обожает!.. Он должен был совсем потерять голову, если намерен жениться на ней после того, как увидел ее отца!

Она рассмеялась.

– Знаешь, Дес, – сказала она, – я думала, что он не так плох, как говорят люди, но оказалось, что он гораздо хуже! Не будь он таким потешным, я бы просто не выдержала! Но когда однажды мы с мистером Нетеркоттом говорили о будущем Черри, он сказал, что ее отец не должен иметь никакого значения для человека, который ее полюбит. Так что я не думаю, чтобы он хотя бы на секунду придал значение появлению мистера Стина!

– Хетта, скажи мне правду! Это ранило тебя? – откровенно спросил виконт.

– О Господи, нет! Хотя, признаюсь, это был серьезный удар по моему самолюбию! Ведь я тщеславно полагала, что он приходит ради меня, а не Черри!

– Когда я в первый раз встретил его увивающимся вокруг тебя, еще никто из нас не слышал о Черри, – напомнил Десфорд.

– Мне следовало бы знать еще тогда, что ты подложишь мне свинью! Что ты за коварное существо, Дес! – нежно произнесла она. – Кстати, вы с Саймоном собираетесь ночевать в Вулвершеме? Я бы с удовольствием пригласила вас пообедать с нами, но не осмеливаюсь! Мама ужасно злится на тебя за то, что ты подбросил нам Черри, и больше никогда не желает видеть ни одного из Каррингтонов! Так что я вынуждена попрощаться с тобой.

– Погоди минутку, – сказал он. – Мы с тобой, моя прелесть, должны кое-что обсудить!

Он говорил легкомысленным тоном, но веселье исчезло из его глаз, сосредоточенно остановившихся на лице Генриетты. Она впервые в жизни почувствовала себя оробевшей, как девчонка, и торопливо сказала:

– О, ты вспомнил, вероятно, о той смехотворной истории, которую сочинил Саймон! Должна признаться, я страшно разозлилась на него, но не думаю, чтобы это имело какие-то последствия! Саймон сказал, что, если пойдут слухи, мы можем либо все отрицать, либо заявить, что помолвка расторгнута.

Десфорд не ответил; и Генриетта, украдкой взглянув на него, убедилась, что он по-прежнему напряженно изучает ее лицо. Почувствовав себя неуверенно, она произнесла, стараясь держаться своего обычного небрежного тона:

– Если до этого дойдет, я все беру на себя! Никогда не могла понять, отчего считается непорядочным для мужчины расторгнуть помолвку, но, если так поступает женщина, ее за это никто не осуждает!

– Пожалуй, – произнес он, но в его голосе не было одобрения. – Честно предупреждаю тебя, Хетта, что расторжение нашей помолвки тебе придется взять на себя, потому что я не намерен – и не желаю – от нее отказываться.

Он помедлил, пытаясь прочитать выражение ее лица, но, когда она подняла глаза, словно подчиняясь его приказу, губы Десфорда дрогнули, и он произнес голосом, которого она никогда раньше не слышала:

– Но я не позволю тебе сделать это! Я не отпущу тебя, Хетта! Ох, Хетта, прелесть моя, я был таким ослом! Я любил тебя всю жизнь, но не догадывался об этом, пока тебя едва не отняли у меня! Только не говори, что уже поздно!

На ее губах дрогнула легкая улыбка, и она просто сказала:

– Нет, Дес, не поздно, если только ты действительно уверен…

– Я никогда не был более уверен ни в чем на свете! – сказал он и шагнул к ней, протянув руки. Генриетта подалась ему навстречу, и Десфорд крепко прижал ее к себе. – Мой лучший друг! – нежно сказал он и поцеловал ее.

Идиллию прервало появление леди Силвердейл, которая вошла в комнату и произнесла:

– Я надеялась, Хетта, что ты придешь и расскажешь мне… Генриетта!

Десфорд оглянулся, и миледи узнала мужчину, обнимавшего ее дочь, так что ее тон сразу же переменился.

– Десфорд! – игриво произнесла она. – О, мой дорогой, дорогой мальчик! О, как я счастлива! Хетта, мое дорогое дитя! Меня уже больше не волнует, что происходило в доме!

– Но, мама, – поддразнила ее Генриетта, – вы говорили мне, что ничто на свете не заставит вас дать свое согласие на мой брак с Десфордом! Вы ведь поздравили меня со счастливым спасением от такой ужасной судьбы!

– Вздор, Хетта! – решительно произнесла миледи. – Это было главным моим желанием всю жизнь! Мне всегда исключительно нравился Десфорд, и, по моему убеждению, он единственный достойный тебя мужчина!

– Благодарю вас, мэм! – произнес Десфорд, поднося ее руку к губам. – Я надеюсь, что я единственный достойный ее мужчина, но знаю точно, что она единственная для меня!

– Дорогой Эшли! Как мило вы это сказали! – одобрительно заметила миледи. – Вот что больше всего мне в вас нравится! Честно говоря, я была не особенно вами довольна, когда вы привезли сюда дочь Уилфреда Стина, но теперь это не имеет ни малейшего значения! Уверяю тебя, Хетта, я сделала все возможное, чтобы сдержаться, когда узнала, что Черри приняла предложение мистера Нетеркотта! Мне уже казалось, что этому не будет конца, – она уводила у тебя всех джентльменов, которые за тобой ухаживали! Сначала Десфорд, потом Чарли – его, конечно, нельзя отнести к числу поклонников, но в принципе все происходило так же, и, наконец, мистер Нетеркотт! Я определенно приветствую их брак, потому что всегда думала, что он тебя не стоит! Десфорд, вы останетесь с нами обедать, конечно. Хетта, беги, предупреди Аффорда… Нет, я все скажу ему сама, а Чарли распорядится, чтобы Гримшоу принес шампанское! Благословляю вас, мои дорогие! – С этими словами она отправилась посовещаться с поваром; удаляющийся дробный стук каблуков ничем не напоминал ее недавнюю неуверенную, медленную походку.

Возлюбленные вернулись к исходному положению, но их сразу же прервал Саймон, замерший на пороге и разразившийся громким смехом. Не обращая внимания на нелестные эпитеты, которыми встретил его брат, он без тени раскаяния смотрел на Десфорда и Генриетту.

– Ну, нечего смеяться! – воскликнул он, поцеловав щечку Хетты и до боли стиснув руку виконта. – Вы всегда казались мне созданными быть рядом, как май с апрелем, но ни за что не желали в этом сознаться, пока мне не пришлось вбить это в ваши головы! Ну, Дес, если до сих пор я не знал, до чего я ловок, то теперь в этом убедился!

Он попрощался с братом и его невестой, отклонив приглашение на обед, потому что хотел добраться в Лондон до того, как стемнеет.

– Я уезжаю в Брайтон в понедельник, – объяснил он. – Но если понадобится, Дес, свистни мне – и я немедленно примчусь вызволять тебя из любой беды!

1

Бейлиф – управляющий имением.

2

От charity – милосердие, великодушие (англ.)