Крошка Черити

– Ну, – произнес виконт, критически наблюдавший за отъездом Бикенхэма и Нетеркотта, – он лучше, чем я думал! Но из этого ничего не выйдет, Хетта: он тебя не стоит!

У мисс Силвердейл были изумительные глаза. Собственно говоря, их следовало считать ее главным украшением, потому что рот ее был великоват, нос с горбинкой – чересчур орлиным, а волосы неопределенно-коричневого цвета. Но глаза господствовали надо всем и делали ее лицо очаровательным. Их неуловимый цвет все время изменялся, они становились то серыми, то голубыми, то карими. Если она скучала, глаза казались почти бесцветными, но стоило ей оживиться, как они темнели и начинали блестеть. Они сверкали от гнева или – гораздо чаще – веселья; во всякое время они отражали ее настроение. Сейчас, когда она подняла их на виконта, в них можно было прочитать удивление, легкий гнев и искреннее веселье. Она сказала:

– Ты правда так считаешь? Ну, если ты прав, как удачно, что он не делал мне предложения! Кто знает, в моем-то возрасте я вполне могла соблазниться.

– Не дразни меня, Хетта! Ясно как день, что он готов хоть сейчас сделать тебе предложение! Я не буду говорить, что он стоящий парень, с приятным характером и так далее, но он не для тебя! Поверь мне!

– Да ты просто собака на сене, Эшли! – воскликнула она с деланным возмущением. – Сам ты меня не захотел, но не можешь перенести мысли, что я выйду за другого!

– Ничего подобного! – возразил виконт. – И не пытайся уверить меня, что ты все эти девять лет украдкой обливалась слезами, – я пока что не страдаю провалами памяти и отлично помню, как ты умоляла меня не просить твоей руки, когда наши отцы сплели свой дурацкий заговор! Но я чертовски люблю тебя и был бы счастлив видеть, как ты выходишь за подходящего мужчину! Что за малый Нетеркотт! Ты умрешь от скуки еще до конца медового месяца!

– Ты не представляешь, как я благодарна тебе, Дес, за то, что ты так близко к сердцу принимаешь мои интересы, – произнесла она с подчеркнутой искренностью. – Хотя возможно – просто возможно, – мне все же лучше знать, какой мужчина мне подходит. Раз уж у тебя такая хорошая память, вряд ли мне стоит напоминать, что в свои двадцать шесть я уже не ребенок…

– Безусловно, – перебил виконт со своей теплой, обезоруживающей улыбкой. – Тебе стукнет двадцать шесть пятнадцатого января следующего года, и я уже знаю, что подарю тебе по этому случаю. Как ты могла подумать, что я забуду о твоем дне рождения, ты, мой лучший друг?

– Ты невыносим, Эшли, – обреченно произнесла Генриетта. – Но я бы, наверное, страшно скучала, если бы мы вдруг перестали быть друзьями. Конечно, очень удобно иметь возможность всегда обратиться к тебе за советом и поддержкой, а ты меня, говоря по справедливости, никогда не обременял просьбами. Давай оставим этот бессмысленный спор о достоинствах бедного мистера Нетеркотта, пока не дошло до ссоры! Ты сказал, что тебя привела домой сыновняя тревога; надеюсь, лорд Рокстон не заболел?

– Нет, если только от злости не получит апоплексический удар, – отозвался виконт. – Мы расстались вчера вечером самым враждебным образом – по правде говоря, он велел больше не показываться ему на глаза; но мама и Педмур уверяют меня, что это не всерьез, и я склонен им верить. Заботясь о том, чтобы он не наткнулся на мою физиономию после этой размолвки, я утром удрал из Вулвершема. Уверен, через некоторое время он снова будет рад видеть меня. Конечно, было глупо с моей стороны приезжать домой дважды менее чем за два месяца!

Она рассмеялась:

– Насколько я понимаю, его опять терзает подагра! Бедный лорд Рокстон! Но почему он так зол на тебя? Какая-то птичка принесла на хвосте сплетню?

– Вот уж нет! – довольно резко ответил виконт. – Я не даю поводов для сплетен!

– Неужели ты дал отставку той красотке, которую я видела с тобой месяц назад в Воксхолле?

– Нет, это она дала мне отставку! – признался виконт. – Прелестное создание, не так ли? Но, к несчастью, чудовищно разорительное!

– О, это скверно! – сочувственно произнесла Генриетта. – Неужели ты еще не восполнил потерю? Но я полагаюсь на тебя, Дес, ты наверняка наверстаешь упущенное!

– В один прекрасный день я тебя здорово удивлю! – предостерег ее виконт. – И кстати, что может знать такая воспитанная особа о подобных вещах?

– О, это одно из немногих преимуществ чересчур затянувшегося девичества, – сказала Генриетта. – Нет нужды изображать полную невинность!

Виконт, удобно развалившийся на скамейке из грубо отесанного камня, при этих словах резко выпрямился и воскликнул:

– Ради Бога, Генриетта! Ты позволяешь себе так разговаривать с мужчинами?

Ее глаза проказливо сверкнули; она кашлянула и произнесла:

– О нет, только с тобой, Дес! Конечно, я довольно откровенно болтаю с Чарли, но ведь он мой младший брат, а не старший! Неужели Гризельда никогда не говорит с тобой откровенно?

– Не могу такого припомнить, но ведь я только вернулся из Оксфорда, когда она позволила заточить себя в Броксбурн, и видимся мы не часто. – Он внезапно хмыкнул. – Поверишь ли, Хетта, мой отец вдруг обрушил на меня громы и молнии за то, что я не уговорил тебя выйти за меня! А я-то надеялся, что его ярость и разочарование развеялись много лет назад!

– О Господь милосердный! – воскликнула она. – Он до сих пор сердится? Почему же ты не свалил все на меня?

– Я так и сделал, но он не поверил. Я не стал говорить, что мы с тобой знали о заговоре, который составили наши отцы, и вместе приняли решение… Я думал, дорогая, к этому больше не придется возвращаться!

– Знаешь, и на маму тоже ничего не действует! Я говорила с отцом, и он прекрасно понял наши чувства. Но мама никогда не перестанет корить меня! Хорошо бы, ты дал ей какой-нибудь повод для неудовольствия. А то каждый раз, видя тебя, она начинает оплакивать мою недальновидность и упрямство и просит не винить ее, когда все мои мечты разобьются. Если слушать ее, ты – совершенство, а я просто спятила. Что бы она говорила, если б ты не был наследником графа Рокстона? – Генриетта сразу же подавила свою вспышку, робко усмехнулась и продолжила: – Ох, дорогой, как некрасиво с моей стороны так говорить о ней! Поверь мне, никому другому я бы этого не сказала… Но до чего удачно вышло, что она нездорова и не выходит из своей комнаты! Остается надеяться, что у Гримшоу хватит благоразумия не упоминать о твоем визите.

– Я тоже страшно рад, что она никого не принимает! – чистосердечно признался виконт. – Своими вздохами и печальными улыбками она заставляет меня чувствовать себя бессердечным чудовищем. – Он взглянул на часы, сказал: – Мне пора, Хетта. Я еду в Хэйзелфилд, и тетя будет недовольна, если я явлюсь к полуночи.

Генриетта встала и проводила его к дому.

– О, ты собираешься навестить тетушку Эмборо? Передай ей мои наилучшие пожелания.

– Непременно, – пообещал виконт. – А что касается тебя – если Гримшоу разоблачит мою вылазку, – честно объясни все матери. Мои пожелания и мои… э-э… сожаления, что я не смог ее увидеть.

Он по-братски обнял Генриетту и поцеловал в щеку.

– До свидания, дорогая! И не делай глупостей, ладно?

– Ладно, и ты тоже! – улыбнулась она.

– Под бдительным оком тетушки Софронии? Невозможно вообразить! – бросил он через плечо, направляясь к конюшне.

Глава 3

Седи Эмборо, единственная из сестер лорда Рокстона, дожившая до зрелого возраста, была очень похожа на брата внешне. Это позволяло предположить сходство характеров, однако, несмотря на громкий голос и грубоватые манеры почтенной дамы, это было бы чистейшим заблуждением. Леди Эмборо готова была покровительствовать каждому, достаточно слабоумному, чтобы покориться ее властному характеру; при этом ею двигало убеждение в полной неспособности других людей устроить свои дела, и одновременно – вера в собственную непогрешимость. При этом она ни разу не затаила злобы против тех, кто уклонился от ее благодеяний. Многие находили ее совершенно несносной – но только не те, кому случалось в трудную минуту прибегнуть к ее помощи. За ее грубоватыми манерами скрывалось нежное сердце и неисчерпаемые запасы доброты. Ее спокойный немногословный супруг предоставил ей управлять хозяйством на свой вкус. Это обстоятельство зачастую внушало непосвященным обманчивое впечатление, что лорд Эмборо – старый подкаблучник. Но хорошие знакомые знали, что лорд Эмборо мог одернуть свою супругу одним взглядом, а то и почти незаметным кивком. Она принимала эти молчаливые укоры беспрекословно и часто говорила с добродушным смехом: «Ох, раз мой Эмборо нахмурился, я больше не скажу ни словечка по этому поводу!»

Она типичным для себя образом поприветствовала племянника:

– Наконец ты появился, Десфорд! Ты опоздал – и не надо говорить, что одна из лошадей потеряла подкову или что ты заблудился, ни одной из этих отговорок я не поверю!

– Не браните бедного Десфорда, мама! – произнес ее старший сын, крепкий молодой человек, с виду настоящий деревенский сквайр.

– Его это не задевает! – сказала она с сердечным смехом.

– Конечно нет, – произнес Десфорд, целуя ей руку. – Неужто вы подозреваете во мне заячью душонку, мэм? Ни одна из моих лошадей не теряла подков, и я не сбивался с дороги, и никаких других несчастий со мной не случилось. А если вы собираетесь сказать мне, что вам пришлось из-за моего опоздания пообедать без меня, я, конечно, не позволю себе вслух обвинить вас в отговорках, но подумаю именно так! Все дело в том, что я заглянул в Инглхерст по дороге и заболтался с Хеттой. Она просила кланяться вам, кстати.

– Инглхерст! Как, неужели ты из Вулвершема? – воскликнула она. – А я думала, из Лондона! Как твой отец?

– Страдает от подагры!

Она фыркнула:

– Еще бы! И винить ему некого, кроме себя! Ему пошло бы на пользу, поживи я подольше в Вулвершеме: твоя мать слишком часто ему уступает.

Яростное столкновение между лордом Рокстоном и его сестрой, имевшее место, когда она последний раз посетила Вулвершем, живо встало перед глазами виконта, так что он едва не содрогнулся. К счастью, он не обязан был продолжать эту тему, потому что тетушка переключилась на другой предмет и потребовала ответа, с какой стати он распорядился, чтобы его форейтор остановился в «Синем кабане».

– Ты бы должен знать, Десфорд, что я не из тех новомодных хозяек, которые позволяют своим гостям взять с собой всего лишь одного слугу. Такое скряжничество не по мне. Твой грум и форейтор будут жить вместе с нашими слугами, и никаких возражений не потерплю.

– Отлично, мэм, – покорно вставил виконт, – никаких возражений!

– Ну вот, таким ты мне нравишься! – одобрительно заявила леди Эмборо. – Ты никогда не раздражаешь меня пустым словоизвержением. Между прочим, если ты надеешься встретить у нас большое общество, то разочаруешься: у нас остановились только Монтсэйлы и молодой Росс с сестрой. Конечно, это не должно тебя особенно огорчить, если ты собираешься позаниматься спортом на реке, как уверяет меня Уилл. И скоро скачки в Винчестере, и…

Ее с добродушной усмешкой перебил лорд Эмборо, вошедший в комнату:

– Ну, довольно расхваливать свой товар, любовь моя! Как дела, Десфорд? Если вас возможно будет отвлечь от гребли, я хотел бы, чтобы вы завтра взглянули на мой молодняк – это лучший приплод, какой мне удавалось вывести! Жеребенок отличный, от Лентяйки Полли и Ветрогона, и будь я неладен, если это не будущий победитель!

Это заявление развязало оживленную, чисто мужскую беседу, в ходе которой мистер Эдвард Эмборо громко поддержал отца; мистер Джильберт Эмборо, младше на год, заявил, что, хотя достоинства телосложения отцовского питомца неоспоримы, он все же несколько угловат; мистер Мортимер Редгрейв, вошедший следом за лордом Эмборо, старший из его двух зятьев, внес свой вклад, заметив, что никогда еще не видел такого многообещающего жеребенка; а мистер Кристиан Эмборо, в этом году отправившийся в Оксфорд и во все глаза изучавший покрой сюртука своего кузена, выразил желание услышать мнение Десфорда, поскольку «Дес разбирается в лошадях лучше, чем Нед и Джил, вместе взятые, хоть и не находит нужным об этом распространяться так часто, как они!».

Метнув стрелу в старших братьев, юный джентльмен залился румянцем и замкнулся в молчании. Виконт, в глаза не видевший виновника спора, оказался вовлечен в обстоятельное обсуждение проблем коневодства. Леди Эмборо предоставила джентльменам развлекаться на свой лад еще около четверти часа, а потом объявила, что, если все немедленно не поторопятся к столу, она не станет никого дожидаться с обедом. Когда мужская компания рассредоточилась, юный мистер Кристиан Эмборо догнал кузена, спускавшегося по лестнице, и доверительно сообщил, что к обеду объявлены пара утят и жирный заяц. Виконт согласился с тем, что пережарить эту восхитительную снедь было бы преступно; и тут юный Эмборо, собрав все свое мужество, спросил, как называется узел галстука виконта – не «восточный» ли? Виконт очень серьезно ответил:

– Нет, такой узел называется «математический». Может, ты позволишь мне научить тебя такому?

– Клянусь Юпитером, кто стал бы возражать? – проговорил Кристиан, залившись краской благодарности.

– Ну, тогда непременно займемся этим, – пообещал Десфорд. – Только не сию минуту, если мы не хотим, чтобы утки пережарились!

– О нет, нет! В любое удобное для вас время! – заверил Кристиан.

И поспешил в свою комнату, больше чем когда-либо убежденный, что Десфорд – отличный малый и вполовину не такой надутый, как его собственные старшие братья. Его уже переполняло нетерпение; он живо представлял то оцепенение, в которое впадут эти воображалы-старшие, увидев Кристиана в завязанном таким потрясающим узлом галстуке.

Когда виконт спустился в столовую, он обнаружил, что круг приглашенных несколько шире, чем нашла нужным сказать его тетушка, потому что, кроме упомянутых ею персон, он включал еще и мисс Монтсэйл, обеих замужних дочерей четы Эмборо с супругами, крайне невыразительную особу неопределенного возраста, в которой он с трудом узнал одну из бедных кузин леди Эмборо и достопочтенную Рэчел Эмборо, старшую среди отпрысков четы Эмборо, видимо обреченную до конца жизни быть доверенным лицом всей семьи, опорой родителей, мудрой и понимающей старшей для сестер и братьев и обожаемой тетушкой для всего их потомства. Она никогда не была красавицей, но ее непринужденность, искренность и доброта, идущие от самого сердца, делали Рэчел общей любимицей. И, наконец, так как леди Эмборо в последний момент обнаружила нехватку дам за столом, в число обедающих была включена также достопочтенная Клара Эмборо. Эту барышню, еще не отпраздновавшую семнадцатилетия, пока не часто выпускали из классной комнаты, и ее мать сказала виконту:

– Не вижу вреда в том, чтобы девочка раз-другой побывала на взрослых приемах еще до того, как вырастет. Это научит ее держаться в обществе и разговаривать с незнакомыми людьми. Конечно, я не разрешу ей принимать приглашения, пока она не начала выезжать! Дома, по крайней мере, я могу положиться на Рэчел – она присмотрит за ней.

Виконт наблюдал в это время за Рэчел, мягчайшим образом старавшейся усмирить буйное веселье мисс Клары. Наконец обмен колкостями, грозивший ссорой, уладился, к удовольствию гостей. Это дало новый поворот его мыслям, и он импульсивно произнес:

– Что за славная девочка Рэчел, мэм!

– Да, мягка как вата, – довольно хмуро согласилась леди Эмборо. – Но она ведь уже не девочка, Десфорд: она старше тебя! И до сих пор никто не сделал ей предложения. Клянусь небесами, я бы не знала, что мне делать без нее; но для меня мало радости смотреть, как она вянет, превращаясь в старую деву. Нельзя сказать, чтобы она не нравилась мужчинам, – она всем нравится, только никто не влюбляется… Она вроде Хетты Силвердейл – только Хетта красавица, а моя бедняжка Рэчел – глупо это отрицать – настоящая дурнушка. Но обе они стали бы чудесными женами любому мужчине – куда лучше, чем моя Тереза, с ее причудами и капризами, вот уж не ожидала, что она отхватит такой приз, как Джон Тимблби!

Вспомнив, что мистер Тимблби сидит рядом и может услышать эти слова, виконт не удержался и покосился на упомянутого джентльмена, с облегчением встретив его веселый взгляд; по правде говоря, мистер Тимблби попросту подмигнул Десфорду, и тот с полным хладнокровием ответил:

– Очень верно, мэм! Но, знаете ли, о вкусах не спорят! Правда, вы ошибаетесь, когда говорите, что у Хетты нет поклонников. Я могу назвать минимум четыре весьма достойные партии, которые она могла бы составить, пошевелив только мизинчиком. И, конечно, утром я застал ее в обществе двух соискателей. Возможно, она, как и кузина Рэчел, не желает быть обычной женой.

– Вздор! – отрезала леди Эмборо. – Покажи мне девушку, которая не мечтает о замужестве, и я скажу, что это просто сумасшедшая! Вот так, и если тебя действительно интересует, что я думаю – хотя я не особенно на это надеюсь, – ты просто болван, что не женился на Хетте, когда я говорила тебе, что она охотно пойдет за тебя!

Виконт почувствовал раздражение, но выдал это только тем, что слегка нахмурил брови, и с подчеркнутой вежливостью произнес:

– Вы ошибаетесь, дорогая тетушка: Хетта никогда не собиралась выходить за меня замуж. Мы оба не желали отношений более близких, чем та дружба, которой мы наслаждались с детства – и, надеюсь, сможем наслаждаться всегда!

Спокойный предостерегающий взгляд лорда Эмборо подействовал на его супругу, как суровый окрик. Она усмехнулась и сказала:

– Ну, вот я и получила! Своевременное напоминание о том, что твои дела меня не касаются. Эмборо глаз с меня не спускает, когда я начинаю чересчур много болтать. Но, отбросив наш спор, скажи, Десфорд, не пора ли тебе подумать о женитьбе? Пусть не Хетта, тебе виднее, раз ты не желаешь говорить о ней, но раз Горас болтается во Франции, а Саймон, по слухам, еще более беспутный мальчишка, чем был в его годы ваш отец, на тебя ложится долг – подарить семье пару детишек, законных, разумеется!

Виконт с облегчением расхохотался.

– Тетя Софрония! – произнес он сквозь смех. – Вы просто невозможны! Неужели вам этого никто не говорил? Но, между прочим, вы правы, и я понемногу привыкаю к этой мысли. Кажется, моя восхитительно беззаботная жизнь подходит к концу. Задержка лишь за тем, что мне предстоит найти особу женского пола, которая сумеет заслужить одобрение отца и в то же время внушить мне хоть малейшее желание быть связанным с ней всю жизнь!

– Ты так скромен в своих желаниях, – довольно сурово отрезала пожилая дама, но через секунду с тенью раскаяния добавила: – Нет, я вовсе не желаю никому из своих детей связать судьбу с человеком, к которому не чувствуешь склонности. Когда я была в девицах, знаешь ли, принято было выходить замуж за того, кого выбирали родители. Да, даже моя близкая подруга, хотя она положительно не выносила мужчину, которого выбрали ее родители, подчинилась и вышла за него! И что за несчастный брак получился! Но твой дедушка, мой дорогой Эшли, женившийся по родительскому выбору весьма несчастливо, твердо решил, что никого из его детей не будет ждать такая же печальная судьба! И ты должен согласиться, что это либеральное решение принесло много счастья. Нас было трое, твоя тетя Джейн умерла еще до твоего рождения, но когда я выходила за Эмборо, а Эверард женился на твоей дорогой маме, не было человека счастливее твоего дедушки!

– Как жаль, что он умер раньше, чем я вырос из коротких штанишек, – заметил Десфорд. – Я не сохранил о нем никаких воспоминаний, но по рассказам мамы и вашим догадываюсь, что мне следовало бы лучше знать его.

– Да, он бы тебе понравился, – кивнула тетушка. – Больше того, и ты бы наверняка ему понравился! И если б твой отец не тянул до тридцати лет, чтобы жениться на твоей матери, ты бы непременно хорошо узнал своего деда. И почему Рокстон нападает на тебя за то, что ты ведешь себя в точности, как он сам, – этого я не могу и не желаю понять… Ну, а теперь ступай, поиграй в бильярд со своими кузенами или девочкой Монтсэйлов, пока я совсем не разошлась. Со мной так всегда, когда я говорю о твоем отце!

И виконт с готовностью подчинился. Больше его тетушка не возвращалась к этой теме. Он гостил в Хэмпшире неделю и проводил время очень приятно. Его захватил круговорот светских обязанностей сезона, с бесконечными завтраками, балами, раутами, бегами в Аскоте, пиршествами в «Криббз парлоу», вечерами у Уотье, не говоря уж о бесчисленных пикниках; а порой некоторые тщеславные особы задавали приемы настолько оригинальные, что они становились пищей для разговоров на целых дня три. Праздная, беспорядочная жизнь Хэйзелфилда вполне отвечала чувству юмора виконта. Гостям четы Эмборо не стоило страшиться, что каждый их день будет строго распланирован или что их потащат осматривать местные достопримечательности, когда больше всего хочется просто прогуляться в приятной компании. Леди Эмборо никогда не утруждала себя составлением планов увеселения своих гостей. Она просто превосходно кормила их и следила, чтобы все снаряжение, необходимое для спортивных занятий и игр, было под рукой; и если намечалась какая-то забава, к примеру, катание на лошадях, она сразу же сообщала, что экипажи готовы, но если кто-то не хотел кататься, он мог без трепета заявить об этом, и хозяйка нисколько не обижалась.

Следуя своим восхитительным принципам, она сообщила Десфорду в последний день его пребывания в Хэйзелфилде, что должна посетить прием, который дают соседи, прихватив с собой старших сыновей, всех дочек, сколько удастся собрать, а также всех имеющихся в Хэйзелфилде гостей, если только их прельщает скромный сельский бал.

– Я обязана пойти, – добавила она тоном, заставлявшим предположить, что леди Эмборо не надеется получить особое удовольствие от этой вылазки. – Эмме и Мортимеру тоже придется. Тереза освобождается – это не удивит леди Багл, она знает, что Тереза в положении. Монтсэйлы тоже остаются, и я не вижу причины уговаривать их, если я все равно еду и могу сопровождать Мэри вместо них. Нед и Джил поедут, а Кристиан останется: ему еще рано увиваться за хорошенькими девушками. И если тебе это не кажется заманчивым, Десфорд, ты вполне можешь остаться и сыграть в вист с Монтсэйлами и Джоном Тимблби. По правде говоря, я настойчиво советую тебе так и поступить, потому что у Баглов ты просто умрешь от скуки.

– Скучно, когда там будет сама Красота?.. – воскликнул мистер Джильберт Эмборо, который вошел как раз вовремя, чтобы услышать последнюю фразу. – Там, где появляется она, не место скуке!

– Звучит весьма многообещающе! – заметил Десфорд. – Кто же эта восхитительная «она»? Я с ней знаком?

– Нет, ты с ней не знаком, – ответил Джильберт, – хотя и видел ее. Более того, ты был поражен – как и любой другой – и спросил Неда, кто она.

– Как, та очаровательная девушка, которую я встретил на бегах? – воскликнул Десфорд. – Дорогая тетушка, конечно же я еду с вами! Самое восхитительное впечатление, за последний год. Я надеялся, что Нед меня представит, и, очень некрасиво с его стороны, что он этого не сделал. Но, я настаиваю, чтобы он выполнил свою обязанность и познакомил меня с ней!

Джильберт деланно рассмеялся:

– Придется тебе оставить его в покое. А то как бы я не задал ему жару за это!

– Но кто она? – поинтересовался виконт. – Я не расслышал, что сказал Нед, потому что в ту минуту к нам подошли знакомые, а когда мы от них отделались, начинался следующий забег, и я забыл о красавице.

– Какой позор! – ухмыльнулся его кузен.

– Ее зовут Лукаста, – сказала леди Эмборо. – Она старшая дочь сэра Томаса Багла; всего у него пять дочек и четыре сына. Действительно, очень хорошенькая девочка и можно не сомневаться, она сделает отличную партию, потому что умеет нравиться мужчинам. Но я буду крайне удивлена, если она получит в приданое больше пяти тысяч. Сэр Томас не особенно удачлив в делах и не в ладах с домашней арифметикой.

– Бедняжка Лукаста! – легко произнес виконт.

– Ты можешь с полным правом говорить так! Мать вывезла ее в этом сезоне, но вышло страшно неудачно. Ты поверишь? На третий день после представления ко двору сэр Томас получил срочное письмо от доктора Кромера, в котором говорилось, что старая леди Багл внезапно заболела. Конечно, они вынуждены были в страшной спешке вернуться домой, потому что она действительно была очень стара, и хотя каждый знает, что такие старухи крепче дубленой кожи, всегда может случиться так, что она превосходно чувствовала себя вчера, а сегодня уже на том свете. Ну, положим, у Баглов это продлилось не два дня, а около двух месяцев, и, естественно, Лукаста не могла появляться ни на каких балах, она же в трауре. А сегодня прием будет совсем скромный. Леди Багл устроила его по случаю помолвки Стонора Багла со старшей мисс Уиндл. По-своему неплохая девушка, но я бы такой невестки не пожелала.

– Очень надеюсь! – отозвался Джильберт, – Господи, форменный гном!

Леди Эмборо строго отчитала сына за грубый отзыв о внешности мисс Уиндл; но когда следующим вечером виконт увидел упомянутую леди, он не мог не почувствовать, что Джильберт был недалек от истины. Однако он почувствовал также, что мисс Уиндл кажется такой дурнушкой главным образом оттого, что леди Багл поставила ее рядом с Лукастой Багл встречать гостей.

Лукаста действительно оказалась явлением исключительным: классическую красоту ее лица дополняла отличная фигура, а когда она улыбалась, видно было, что зубки у нее очень ровные и белее слоновой кости. У нее были роскошные волосы, которые только самые злостные завистники решились бы назвать рыжими; на самом деле они были цвета зрелых колосьев. А ее гордая мать, когда слышала комплименты этой пламенеющей гриве, доверительно шептала, что локонов Лукасты никогда в жизни не касались щипцы для завивки. Несмотря на трагически оборвавшийся светский сезон, Лукаста прекрасно владела искусством ведения беседы и не обнаруживала никаких признаков робости, которая обычно мешает кавалерам завести во время танцев разговор с дамой, только что расставшейся со школьной скамьей. У нее были вполне уверенные манеры и достаточно острый язычок; она была сама нежность и сердечность по отношению к гостям; она была оживлена, искренне смеялась и, видимо, отлично владела искусством головокружительного флирта.

Виконту была доверена честь пригласить Лукасту на танец, который только начинался, когда прибыла вся компания Эмборо. В деликатном искусстве флирта он был опытней, чем мисс Багл, так что его рискованные комплименты, которые можно было бы счесть почти неприемлемыми, вызвали горячее одобрение красавицы. Его кузена Эдварда, хмуро наблюдавшего за развитием знакомства Деса с красавицей, раздирали досада и зависть. С трудом сохраняя самообладание, он строго сказал себе, что божественная Лукаста прилагает такие героические усилия, чтобы чужак почувствовал себя свободней. Но когда Джильберт, никогда особенно не преуспевавший в ухаживании за красавицей, улучив момент, со злобным подмигиванием шепнул брату: «Дес чертовски увлечен ею, не правда ли?», – с ним трудно было не согласиться, и Эдвард неохотно пробормотал, что не видит в этом ничего удивительного.

Вальс все еще считался почти неприличным танцем, и на сельских балах его играли очень редко. Нед с облегчением подумал, что Лукаста никогда не танцует вальс. Но леди Багл, надеявшаяся, что леди Эмборо привезет к ней своего племянника-франта, предупредила музыкантов, чтобы они на всякий случай были готовы. Она сказала Лукасте:

– Не может быть никаких возражений против того, чтобы ты танцевала вальс здесь, моя дорогая, среди самых близких друзей. В Лондоне, конечно, другое дело, но я была бы просто убита, если бы нашим гостям стало скучно! Если дорогая леди Эмборо привезла к нам лорда Десфорда, он вправе рассчитывать, что у нас играют вальс, ты же знаешь, он известный светский лев!

И когда чуть позже этим вечером Нед увидел свое божество вальсирующим с Десфордом, то, не будь он таким славным молодым человеком, он впал бы в ужасную злобу.

Как и предполагала леди Багл, лорд Десфорд пригласил Лукасту на вальс. Он спросил с приятной улыбкой:

– Могу я просить вас танцевать со мной? Или в Хэмпшире еще хмурятся при звуках вальса? Что думает об этом моя тетушка? Как глупо было не спросить ее заранее. Умоляю вас, простите меня, мисс Багл, если я позволил себе нарушение приличий.

Она рассмеялась:

– Вовсе нет! Я танцую вальс, но вот разрешит ли мне мама сделать это на людях – это другой вопрос!

– В таком случае я немедленно попрошу для вас разрешения!

Разрешение было получено им с легкостью, и Десфорд дважды облетел зал, обвивая рукой стройную талию Лукасты; леди Багл наблюдала этот спектакль снисходительно, чего нельзя было сказать о двух кузенах Десфорда, а также нескольких других молодых джентльменах.

После того как Десфорд исполнил свой светский долг по отношению к мисс Уиндл и мисс Монтсэйл, он наконец пригласил свою кузину Эмму.

– Ради Бога, Эшли, никаких танцев, только уведи меня из этого немыслимо душного зала! – отрезала миссис Редгрейв, унаследовавшая прямоту своей матери.

– С величайшим наслаждением, дорогая! – Виконт предложил ей руку. – Я так трудился, что у меня отсырел воротничок! Мы подойдем к двери, как будто хотим перемолвиться словечком с Мортимером, и улизнем, пока будут составлять следующий танец. Я полагаю, никто не заметит нашего отсутствия.

– Да хоть бы и заметили, меня это мало беспокоит! – заявила миссис Редгрейв, яростно обмахиваясь веером. – Делать людям больше нечего, кроме как устраивать сборища в такой душный вечер! Могли бы, по крайней мере, открыть окна!

– О, это невозможно! – сказал Десфорд. – Тебе должно быть известно, Эмма, что только неблагоразумная молодежь открывает окна в самую душную ночь! И то лишь для того, чтобы заставить старших страдать от болезней и других напастей, вызванных, несомненно, свежим воздухом. Мортимер, отчего ты не выполняешь свой супружеский долг и слоняешься тут без дела, сверля взглядом веселую компанию?

– Да ничего подобного! – возмущенно отозвался мистер Редгрейв. – Я просто не могу понять – здесь слишком жарко, но никто не задумается, почему мы, почтенные женатые господа, воздерживаемся от танцев!

– Слушайте голос седобородых! – тихонько промурлыкал Десфорд.

– Замолчи, насмешник! – вмешалась Эмма. – Я вовсе не желаю, чтобы бедняга Мортимер поджарился. Хоть он и ненамного старше тебя, но зато намного толще!