Крошка Черити

Она умолкла и пошарила в складках своего плаща, разыскивая карман, в котором лежал носовой платок. Виконт с тревогой подумал, что сейчас она заплачет, и пережил минутное замешательство. Он не страдал малодушием, но все же не хотел бы везти молодую леди, льющую слезы, по оживленной дороге. Но мисс Стин храбро подавила рыдания, ограничившись одним тихим всхлипом, и вытерла носик.

– Хорошая девочка! – одобрительно пробормотал виконт и наградил ее ободряющей улыбкой.

Это был очень короткий взгляд, потому что виконту нужно было следить за дорогой, но он успел заметить ее ответную неуверенную, полную надежды улыбку, тронувшую его сердце.

Через несколько минут они были в Фарнборо, и милорд остановился у входа в «Корабль». Этот постоялый двор редко удостаивали своим вниманием благородные особы, поэтому хозяин, вышедший поприветствовать гостей, погрустнел, но не удивился, когда виконт, препоручив мисс Стин его заботам, объявил, что они остановились только перекусить.

– В кофейной кто-нибудь есть? – спросил он.

– Нет, сэр, ни души – в данный момент никого. Но если ваша милость пожелает освежиться в отдельном кабинете…

– Нет, кофейная подойдет прекрасно. Принесите лимонада для леди, и холодного мяса, и пирожных, и фруктов – всего, что есть. И кружку пива для меня. – Виконт оглянулся и сказал мисс Стин: – Входите, дорогая! Я присоединюсь к вам через минуту.

Он подождал, пока Черри войдет в гостиницу, и повернулся к Стеббинсу, стоявшему около экипажа в ожидании указаний. Верный грум выслушал распоряжения виконта с обычным «Слушаюсь, милорд», но когда Десфорд шагнул к двери, над вышколенностью старого слуги возобладали чувства, и Стеббинс отчаянно воскликнул:

– Милорд!

– Да? – через плечо бросил виконт.

– Мне, конечно, не следует говорить вашей светлости… – сбивчиво начал Стеббинс, – но раз уж я всю жизнь служу милорду, еще с той поры, как впервые усадил на пони… и, эх, помогал во всех проделках… и…

– Продолжать не стоит, – перебил виконт, глядя на него. – Я прекрасно знаю, что ты собираешься сказать. Я должен поостеречься, чтобы не попасть в хорошую переделку, так?

– Да, милорд! Надеюсь, все обойдется, хотя если судить по тому, как оно складывается…

Но Десфорд только рассмеялся и вошел в гостиницу. Хозяйка проводила мисс Стин наверх, и когда Черри присоединилась к его светлости в кофейной комнате, лицо ее было умыто, непослушные локоны приглажены, а ужасный плащ перекинут через руку. Так она выглядела намного приятней, но простое темно-розовое батистовое платье было страшно измято, его подол густо забрызган грязью, и сидело оно прескверно. Выражение лица мисс Стин было довольно мрачным, но когда она увидела на столе цыпленка, язык и малину, ее глаза засияли, и она благодарно произнесла:

– О, благодарю вас, сэр! Я так вам обязана! Я убежала до завтрака, и вы даже представить не можете, до чего я голодна!

Она села за стол и с аппетитом принялась за еду. Десфорд, еще не успевший проголодаться, сидел, потягивая пиво, и наблюдал за мисс Стин, размышляя о том, что в свои девятнадцать она еще не вполне рассталась с детством. Пока она ела, он удерживался от расспросов, но когда завтрак подошел к концу и его подопечная явно почувствовала себя бодрее, он произнес:

– Вы достаточно восстановили свои силы, чтобы поговорить? Я бы хотел наконец услышать, что случилось.

Ее сияющие глаза затуманились, но, немного поколебавшись, она сказала:

– Если я расскажу, отчего сбежала, вы возьмете меня с собой в Лондон, сэр?

Виконт рассмеялся.

– Я никогда не даю опрометчивых обещаний. Но могу заверить, что немедленно доставлю вас в Мэплвуд, если вы не расскажете.

Она с достоинством, но глухо, словно превозмогая комок в горле, ответила:

– Не могу поверить, что вы способны на такой… такой некрасивый поступок!

– Вы абсолютно правы, – подтвердил он. – Но войдите в мое положение! Вспомните, ведь я знаю только то, что вы мне рассказали прошлой ночью, – вы, конечно, чувствовали себя не особенно счастливой, но не собирались убегать из дому. А сегодня я встречаю вас, сильно расстроенную и принявшую твердое решение покинуть дом своей тети. Возможно, была какая-то ссора, и вы ударились в бега, не дав себе труда поразмыслить, так ли уж зла ваша тетушка, чтобы прибегнуть к крайним мерам? Возможно, она вышла из себя и наговорила вам больше, чем думает?

Она скорбно посмотрела на виконта и покачала готовой.

– Мы не ссорились. Даже с Коринной… Или с Лукастой… И это вовсе не внезапное решение. Я всегда мечтала сбежать, спастись из этого дома – о, почти с той минуты, как тетя забрала меня в Мэплвуд… Но каждый раз, когда я набиралась решимости попросить тетю устроить меня так, чтобы я могла заработать свой кусок хлеба, меня упрекали в неблагодарности и говорили, что скоро я попрошусь назад, в Мэплвуд, потому что я ничего не умею и гожусь только в приживалки… – Она немного помолчала, потом продолжила тоном беспредельного отчаяния: – Я не смогу вам этого объяснить. Не смогу, потому что вы понятия не имеете, что такое – быть настолько бедным, чтобы сидеть на чужой шее, и быть вынужденным благодарить за изношенную ленту или обрывок кружева, который вам дарят кузины – лишь бы не выбрасывать…

– Нет, так беден я не был, – согласился он. – Но вы ошибаетесь, если думаете, что я вас не понимаю. Я знаю много таких историй и всегда сочувствовал жертвам так называемого милосердия, от которых ждут непрерывного изъявления благодарности и… – Он умолк, потому что Черри заморгала и отвернулась. – Я вас расстроил? Поверьте, я этого не хотел!

– Ох, нет! – сдавленно пробормотала она. – Простите, так глупо с моей стороны расстраиваться, но это слово – оно меня просто придавило, как камень! Лукаста, сказала, что меня назвали правильно, а тетушка сказала: «Очень верно, крошка», – и что в будущем меня все будут называть Черити[2] – чтобы я не забывала, что живу у них из милости!

– Что за драконы! – с отвращением воскликнул виконт. – Но она себе этого не позволит – подумайте, что станут говорить люди!

– Ровным счетом ничего, потому что меня действительно так зовут, – трагически призналась она. – Я сказала вам, что мое имя Черри, сэр, но это не было ложью, потому что меня всегда так называли.

– Понимаю. А знаете, мне Черити нравится больше, чем Черри. По-моему, это очень славное имя.

– Вы бы так не думали, будь это вашим именем, да еще и правдой!

– Вполне возможно, – признал виконт. – Но почему все эти неприятности обрушились на вашу голову?

– Коринна прошлой ночью подслушала наш разговор на лестнице, – сказала она. – Она самая противная из девочек, вечно шныряет и подслушивает, ябеда несчастная… Если вы думаете, сэр, что мне не следует так говорить, тогда простите, но это правда! А я-то думала, она лучше всех ко мне относится, что она… она моя подруга! И хотя я знала, что она потрясающая лгунья и вечно плетет сказки о Юноне моей тетушке, я никогда не думала, что она так же поступит со мной! Ну, можно еще понять, отчего она строит козни против Юноны – из ревности, конечно, потому что Юнона, несносная девчонка, настраивает тетушку против своих сестер. Но… – Ее глаза наполнились слезами, которые она торопливо смахнула, – у нее не было никаких причин так обижать меня, но она все переврала, сэр, и вышло совсем иначе, чем я говорила! Она выдумала, будто я вас своими уловками заманила на лестницу! Но это не так было! Не так было!

– Напротив! Вы просили меня не подниматься, – улыбаясь, подтвердил виконт.

– Да, я так и сказала, но ни тетя, ни Лукаста мне не поверили. Лукаста обругала меня хитрым маленьким хорьком, а тетя с-сказала, что девушки вроде меня заканчивают свою жизнь в приюте Магдалины; а когда я спросила, что это за приют, тетя ответила, что я непременно узнаю, если не перестану строить глазки всякому встречному. Но я этого никогда не делала, никогда! – страстно повторила она. – Это вовсе не моя вина, что вы поднялись наверх поговорить со мной прошлым вечером; и я совершенно не виновата, что сэр Джон Торли любезно подвез меня в Мэплвуд, встретившись со мной в дождь на дороге, когда я возвращалась из деревни; и я не виновата, что мистер Рэйнэм захотел поболтать со мной, когда я однажды вечером спустилась в гостиную, провожая Тома и Дианему! Я никогда не лезу на глаза джентльменам! И в тот раз я просто села в кресло у стены, как сказала мне тетя, и совершенно не пыталась завести с ним разговор! Я клянусь вам, сэр! – Слезы потекли из ее глаз ручьем, но она небрежно смахнула их и заговорила снова: – Они просто были очень добры ко мне, и несправедливо говорить, будто я пыталась отбить их у Лукасты!

Так как и сам виконт оказался чувствителен к неосознанной мольбе о помощи и сострадании, светившейся в ее огромных печальных глазах, он легко мог понять, что заставило указанных джентльменов, поклонников Лукасты, уделить немного внимания ее бедной кузине. С сардонической усмешкой он подумал, что леди Багл определенно глупа как гусыня; как много внимания уделили бы поклонники Лукасты малышке Черри, если б к той относились как положено и чуть-чуть приодели? Вероятно, совсем немного; несмотря на свойственное ей очарование невинности, она бы казалась просто слабым огоньком свечи рядом с ослепительными лучами красоты Лукасты. И будь Черри счастлива, она не смогла бы пробудить рыцарские чувства ни в одном мужском сердце. Но все эти соображения он, естественно, оставил при себе, сосредоточившись на том, чтобы убедить Черри, что возвращение в ненавистный дом будет гораздо предпочтительней продолжения ее эскапады.

Поставив перед собой такую цель, виконт попросил Черри рассказать о своих обидах, полагая, что по большей части все они преувеличены и не стоят выеденного яйца; он надеялся, что, облегчив душу жалобами, девушка успокоится и переменит свои планы. Но ко времени когда ему удалось побудить Черри к откровенному рассказу о своей жизни в Мэплвуде, ни тени усмешки не осталось в его глазах.

Она крайне неохотно отвечала на вопросы и, кажется, готова была найти оправдание любой несправедливости, творившейся по отношению к ней в доме тетушки; более того, считала совершенно естественным выполнять любые поручения леди Багл в благодарность за то, что ее приютили в Мэплвуде. И когда Черри произнесла: «Я готова была бы сделать все что угодно, лишь бы меня хоть немного любили и хоть бы однажды сказали спасибо!», – виконт подумал, что никогда не слышал ничего более печального.

Ему стало ясно, что леди Багл видела в Черри не осиротевшую племянницу, а безропотную рабыню, которой можно помыкать с утра до ночи. Девушка была служанкой не только для своей тети, но и для старших кузин, и в любой момент, когда только заблагорассудится няне, подменяла ее в детской… Виконт подумал, что, будь Черри менее ранимой и чувствительной, ей жилось бы в Мэплвуде намного легче; накануне вечером он наблюдал, как леди Багл, приблизившись к мужу, вполголоса сказала какую-то резкость. Слов было не разобрать, но тон – недвусмысленно грозный, и сэр Томас выглядел по-детски пристыженным. Десфорд для себя заключил, что леди Багл относится к тем несносным женщинам, которые тиранят своих ближних, слишком запуганных и малодушных, чтобы противостоять им. Сначала ему показалось странным, что их короткий разговор на лестнице навлек на Черри такие неприятности; но, хорошо поразмыслив, он решил, что это вполне в характере амбициозных матери и дочери – впасть в ярость при мысли, что Черри могла заинтересовать видного жениха. Лукаста была признанной красавицей, но Черри часто оказывалась более привлекательной для мужчин.

Слушая ее рассказ, виконт одновременно пытался придумать выход из затруднительного положения. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы решительно отказаться от своего первоначального намерения вернуть девушку в Мэплвуд. Мелькнула было мысль поместить Черри под опеку леди Эмборо, но от нее виконт сразу же отмахнулся, а когда он предложил Черри вернуться к мисс Флетчинг, она покачала головой и сказала, что ничто на свете не заставит ее снова злоупотребить добротой этой леди.

– А вы не думаете, что сможете быть полезной мисс Флетчинг? – настаивал виконт. – К примеру, как учительница?

– Нет, – ответила она. Ее глаза утратили трагическое выражение, и в них заплясали смешинки. Она хихикнула и сказала: – Я ни в чем не могу быть ей полезна, и в особенности – в качестве учительницы! Я не особенно начитанна, и хотя умею немного играть на фортепиано, делаю это довольно скверно. У меня нет способностей ни к языкам, ни к рисованию, и я неважно считаю… Так что, сами понимаете…

Это прозвучало настолько обескураживающе, что виконт не смог удержаться от смеха и с трудом выговорил:

– Ну, а теперь, когда вы перечислили все, чего вы не умеете, скажите, что вы умеете?

Ее глаза снова затуманились. Она сказала:

– Совершенно ничего. Тетушка говорила, что я гожусь только для самых простых поручений, и, боюсь, она права. Но за последние годы в Мэплвуде я много узнала о домоводстве и знаю, как ухаживать за пожилыми леди, потому что когда старая леди Багл разболелась не на шутку и не могла больше вставать, она не подпускала к себе никого, кроме меня. И, кажется, я ей нравилась: хоть она и шпыняла меня – а она, бедняжка, всегда была ужасно злющая, – но никогда не ругала так, как тетушку, и Лукасту, и Юнону, и не говорила, как им, что я желаю ей смерти… Поэтому я надеюсь, что смогу быть полезной моему дедушке. Мне кажется, он живет совсем один, вокруг только слуги, и это, наверно, ужасно печально. Вам не кажется, сэр?

– Я с вами определенно согласен, но ваш дедушка считается… э… порядочным отшельником. Я с ним никогда не встречался, но если истории, которые о нем рассказывают, хотя бы отчасти правдивы, он представляется мне не особенно дружелюбным господином. Кроме того, вы ведь сами сказали, что он самым оскорбительным образом ответил на письмо мисс Флетчинг?

– Да, но она ведь не просила его взять меня к себе, – возразила Черри. – Она хотела только, чтобы он расплатился по счетам вместо отца, и неудивительно, что он так ответил: папа говорил мне, что дедушка страшно скупой.

– Ваша тетя заплатила мисс Флетчинг? – перебил ее виконт.

Черри покраснела и отрицательно покачала головой.

– Нет, она тоже сказала, что не несет ответственности за легкомыслие моего отца, но, так как кровь не вода, она, так и быть, освободит мисс Флетчинг от моего присутствия и заберет к себе. Так что… так что никто не заплатил за меня… до сих пор! Но я собираюсь откладывать каждый пенни, который смогу заработать, и сама заплачу все, что должна!

Она решительно выпятила подбородок и продолжила:

– Если дедушка… то есть если я его увижу и объясню, как все вышло… он, конечно, не откажется взять меня к себе, пока я не найду подходящее занятие.

Виконт находил это предположение сомнительным. Тем не менее, каким бы болезненным и эксцентричным ни был лорд Неттлкумб, он едва ли мог отвернуться от своей осиротевшей внучки, не имеющей в Лондоне никакого другого пристанища, кроме его дома. Конечно, если он заинтересуется Черри, ее будущее можно считать устроенным. Но если он окажется таким негодяем, что откажется приютить девушку, ему придется иметь дело с лордом Десфордом, который постарается на время подавить в себе почтение к старшим, впитанное с молоком матери, и в доступных терминах объяснит старому скупердяю, в чем состоит его долг и родственные обязанности!..

Он не стал посвящать Черри в свои мысли и решительно объявил, вставая из-за стола:

– Отлично! Едем в Лондон!

Черри вскочила, поймала его руку и прижала к губам, прежде чем он успел остановить ее.

– Ох, спасибо, сэр! – воскликнула она с благодарной дрожью в голосе; ее глаза сияли сквозь слезы, нахлынувшие от полноты чувств. – Спасибо, спасибо, спасибо!

Сильно смутившись, виконт отдернул руку и похлопал Черри по плечу со словами:

– Полегче, глупое дитя! Подождите, пока встретитесь с дедушкой, не витайте в облаках! Если он не примет вас, вам не за что будет меня благодарить.

И виконт торопливо занялся счетом, сообщив Черри, что через несколько минут подаст коляску к дверям, таким образом отрезая путь к дальнейшим изъявлениям благодарности.

Но прежде чем продолжить путь, он столкнулся с выражением крайнего неодобрения со стороны своего преданного слуги. Когда виконт сообщил Стеббинсу, что пообещал доставить мисс Стин в Лондон, грум, больше не ссылаясь на исключительность своего положения старейшего слуги, умоляюще произнес:

– Милорд, прошу вас не делать этого! Вы оглянуться не успеете, как окажетесь в хорошей переделке, это ясно как день! А если его милость об этом узнает!..

– Не будь таким брюзгой, Стеббинс, – нетерпеливо бросил виконт. – Его милость об этом никогда не узнает, а если и узнает, не похвалит тебя за то, что ты раздуваешь такую мелочь! По-твоему, я собираюсь умыкнуть эту леди?

– Больше смахивает на то, что она умыкает вас!

Взгляд виконта отяжелел; он холодно произнес:

– Я довольно свободно держусь с тобой, Стеббинс, но сейчас ты зашел слишком далеко!

– Мой господин, – преданно сказал Стеббинс, – если я говорю чересчур свободно, прошу прощения! Но я преданно служу вам с тех пор, как вы изволили взять меня личным грумом, и я не прощу себе, если не смогу помешать вам везти эту молодую осо… леди в Лондон! Можете сердиться на меня, но я еще никогда не видел, чтобы леди путешествовали в обществе джентльмена таким образом, как это собирается сделать мисс Стин!

– И это оскорбляет твои чувства? Ну, можешь поразмыслить над этим, сидя позади нас, и разрешаю тебе вмешаться, если потребуется пресечь мои покушения на добродетель мисс Стин.

Видя искреннее огорчение Стеббинса, милорд рассмеялся и продолжил:

– Да не расстраивайся так, простофиля! Я пообещал только доставить мисс Стин в дом ее дедушки. И не будь ты таким болваном, ты бы сразу понял, что ее готовность ехать со мной в Лондон происходит от полнейшей невинности, а не испорченности! Господи, чего ты ждешь от меня в такой ситуации? Бросить ее на произвол судьбы посередине дороги, на волю первого встречного негодяя? Хорошего ты обо мне мнения!

– Нет, милорд, я вовсе этого не предлагал! Но я думаю, вам лучше отвезти ее туда, откуда она пришла!

– Она этого не хочет, а мы не вправе заставлять ее. – В глазах виконта заплясали смешинки, и он добавил: – И даже будь у меня такое право, черта с два я бы так поступил! Господи, Стеббинс, ты бы рискнул везти в открытом экипаже рыдающую девицу? – Виконт расхохотался. – Готов спорить, ни за что! Займись лошадьми и больше не надоедай мне.

– Хорошо, сэр. Но я должен сказать – уж извините за надоедливость, – что никогда не видел вас таким разгоряченным, отбросившим всякую рассудительность, как сейчас! И если вы не окажетесь в ловушке, можете называть меня Джек Адамс!

– Так я и сделаю, – пообещал виконт.

Глава 5

Спустя два с половиной часа упряжка виконта пронеслась по Албемарл-стрит. Стиль, в котором правил взмыленными лошадьми Десфорд, мог бы оказаться исключительно опасным для менее опытного ездока. Даже Стеббинс, знавший, что виконт в состоянии рассчитать свои действия до дюйма, трижды судорожно хватался за сиденье: дважды – когда на чрезвычайно узкой дороге они обгоняли менее резвые экипажи, и один раз – когда на большой скорости свернули в тупик. Но только в предместьях Лондона Стеббинс позволил себе замечание:

– Прошу вас, милорд, полегче на ухабах!

– За кого ты меня принимаешь? – через плечо бросил виконт. – За недотепу?

Стеббинс промолчал, потому что, в душе считая своего господина первоклассным ездоком, ни за что не стал бы хвалить его вслух – разве что в кабачке «Конь и грум», болтая с другими конюхами. И уж тем более не теперь, когда был страшно недоволен его поступком.

Мисс Стин, парившая в облаках с того момента, как Десфорд пообещал доставить ее в Лондон, от души наслаждалась поездкой. Она доверительно, с подкупающей непосредственностью призналась виконту, что никогда раньше не ездила в таком экипаже. Весь ее опыт исчерпывался знакомством с кабриолетом кузена Стонора, который, конечно, не выдерживал сравнения с легким и изящным экипажем виконта. Мисс Стин горячо одобрила и лошадей, и виконт принял похвалу очень серьезно, хотя голос его дрогнул от сдерживаемого смеха. Впрочем, его серые были действительно великолепны, в соответствии с их баснословной ценой, которая, будь она известна лорду Рокстону, только укрепила бы уверенность его светлости в том, что его сын – настоящий мот.

– Вы не представляете, сэр, какое я получаю удовольствие! – весело сказала Черри. – Для меня все внове! Понимаете, я не путешествовала с тех пор, как папа отвез меня в Бат, но ту поездку я уже совсем не помню… Кроме того, мы ехали в закрытой карете, так много не увидишь… А сейчас все просто великолепно!

Она оживленно вертела головой, выгибая шею, чтобы получше рассмотреть очередной живописный сад или дом, проплывший мимо. Та часть ее болтовни, которая не относилась к пейзажу, состояла из бесконечных догадок, что произойдет, когда она появится у дедушки. Но когда они въехали в Лондон, она неожиданно притихла, и Десфорд участливо спросил:

– Устали, дорогая крошка? Уже недалеко.

Она улыбнулась и покачала головой.

– Нет, я не устала. Просто – я болтаю всю дорогу… Почему вы не попросили меня помолчать? Я, наверное, до смерти надоела вам своей болтовней.

– Напротив! Я нахожу нашу беседу весьма освежающей. Отчего вы замолчали? Волнуетесь из-за дедушки?

– Немного, – призналась она. – Я не знала, что Лондон такой большой. И такой… шумный. И я не могу выбросить из головы тревогу. Что делать, если дедушка откажется увидеться со мной? Мне бы так хотелось иметь здесь каких-нибудь знакомых!

– Не дрожите! – ободряюще заявил виконт. – В высшей степени мало вероятно, чтобы он отказался увидеть вас. И даже если так, обещаю – я вас не оставлю. Положитесь на мое слово, мы сумеем что-нибудь придумать.

Он говорил легким тоном, так как, поразмыслив, решил, что при всей своей эксцентричности лорд Неттлкумб наверняка не утратил чувства благопристойности настолько, чтобы захлопнуть дверь перед своей осиротевшей внучкой, ребячливость и наивность которой бросались в глаза любому, кроме безнадежного лицемера. Но когда они подъехали к дому лорда Неттлкумба на Албемарл-стрит, его радужные надежды развеялись. Все окна были закрыты ставнями, а на двери не висел молоток: Его Светлейшая Эксцентричность не пожелал торчать в Лондоне летом.

– Ваша милость желает, чтобы я позвонил в дверь? – тоном Кассандры поинтересовался Стеббинс.

– Именно, – отрезал виконт.

К этому времени мисс Стин самостоятельно разгадала значение закрытых ставнями окон, и ее охватила паника. Она отчаянно стиснула руки в храброй попытке сохранить самообладание и через несколько минут, в течение которых Стеббинс неистово тряс звонок, произнесла тоном деланной беспечности:

– Кажется, никого нет, н-не правда ли, сэр?

– Да, как видите! Но в доме должен оставаться хотя бы сторож, у которого мы сможем узнать, как найти вашего дедушку. Попробуй зайти во двор и позвонить в дом, Стеббинс!

– Прошу прощения, ваша милость, но ворота закрыты и заперты на замок.

С затаенным злорадством Стеббинс взглянул на хозяина, но виконт, уже справившийся с растерянностью, послал его разузнать о лорде Неттлкумбе в домах по соседству. Один из них оказался снят на лето семейством, которое Стеббинс в душе охарактеризовал самым нелестным образом; эти люди наверняка не были осведомлены о планах знатного соседа; во втором жили пожилые супруги. Их привратник, презрительно фыркнув, сказал Стеббинсу, что старый скупердяй уехал с неделю назад, но куда – неизвестно.

– Моим господам нет до него никакого дела, как и всем нашим людям – до его прислуги, – важно сказал он.

Когда Стеббинс вернулся к хозяину, чтобы сообщить эти обескураживающие новости, мисс Стин страдальчески прошептала:

– Ох, что мне делать, что мне делать?

– Спросить в других домах, милорд?

Но виконт, уже обдумавший положение, быстро ответил:

– Нет. Где бы ни был лорд Неттлкумб, едва ли мы сумеем попасть к нему сегодня. Залезай на свое место.

Десфорд повернулся к взволнованной девушке и произнес с уверенностью, которой вовсе не чувствовал:

– Не тряситесь, как бланманже, цыпленок. Конечно, эта неудача представляет собой серьезное препятствие на нашем пути, но отчаиваться рано! – И он тронул лошадей. Развернув экипаж, он добавил с озорной улыбкой: – Конечно, если выяснится, что ваш дед отбыл на воды в Бат, вид у нас будет довольно бледный, не так ли?

Черри, не обращая внимания на его слова, потерянно повторила:

– Что мне делать? Что я могу сделать? Сэр, у меня… у меня совсем мало денег!..

И это признание завершилось звучным всхлипом. Виконт деловито произнес:

– Во-первых, Черри, вы можете прекратить причитания и предоставить мне думать о том, как выбраться из лужи, в которую сели мы оба. И обещаю вам, я придумаю выход, так что приободритесь!

– Я не могу приободриться, – пробормотала она. – Вы не понимаете! У вас не сводит печенку от страха, от одиночества в этом кошмарном городе, когда в кармане всего несколько шиллингов, и идти совершенно некуда, и… Ох, как вы можете быть таким бесчувственным, как вы можете смеяться?..

– Дорогая, я просто не смог сдержаться! Где вы подцепили такие выражения?

– Ох, не знаю, да и какое это имеет значение?! – воскликнула она. – Куда вы меня денете? Вы не знаете, где здесь бюро найма? Я должна немедленно искать себе место. Но сначала нужно устроиться на ночлег – возможно, на несколько дней, глупо надеяться, что я сразу же смогу найти себе место. Если кому-нибудь потребуется уход после несчастного случая, или болезни, или, возможно…

– Вы забываете, что в таких случаях принято представлять рекомендации, – вставил виконт.

– Надеюсь, мисс Флетчинг согласится дать мне рекомендацию.

– Вне всяких сомнений, но я должен напомнить вам, что это потребует времени.

Она опешила, но тут же оправилась от замешательства:

– Действительно! Но ведь вы можете дать мне рекомендацию, сэр?

– Нет, – решительно ответил виконт. Ее личико сморщилось.

– Никак не могла предположить, что вы такой бессердечный, сэр!

Он рассмеялся.

– Я вовсе не бессердечный. Но поверьте, моя рекомендация – как и любого другого мужчины моего возраста – вряд ли поможет вам найти себе приличное место!

– О! – Она помолчала, переваривая его слова. Звук рожка почтовой кареты заставил ее подскочить, и она с горячностью воскликнула: – Как вы можете выносить этот ужасный город, с его шумом, и улицами, забитыми экипажами, и каретами, и… О, умоляю вас, осторожней, сэр! Мне кажется, мы можем столкнуться с… Смотрите, эта карета приближается!

– Закройте глаза, – посоветовал виконт, позабавленный испугом девушки и желая показать ей, что ее спутник всегда сумеет избежать столкновения.

– Нет! – решительно ответила она. – Я должна привыкать. В Лондоне всегда так переполнены улицы, сэр?

– Боюсь, обычно еще хуже, – с сожалением произнес он. – По правде говоря, сейчас почти пусто!

– И люди хотят жить здесь! – передернула плечиками Черри. Несколько минут назад он повернул на Пиккадилли и теперь придержал лошадей, выезжая на Арлингтон-стрит.

– Да. И я один из этих чудаков, а теперь я отвезу вас к себе домой, так что вы сможете освежиться и отдохнуть, прежде чем мы продолжим наше путешествие.

Черри смущенно произнесла:

– Думаю, мне не следует ехать к вам домой, сэр. Я, конечно, глупая гусыня, но мне хорошо известно, что леди не положено входить в дом джентльмена…

– Да, так не принято делать, – согласился он. – Но прежде чем отправляться дальше, мне нужно сделать кое-какие приготовления, и вы вряд ли пожелаете ждать на улице, не так ли? Так что лучше всего будет, если я поручу вас заботам моей экономки на полчасика. Я скажу, что мне поручила сопровождать вас тетя Эмборо и что я везу вас домой в Хертфордшир.

Она нервно спросила:

– Куда… куда вы отвезете меня, сэр?..

– В Хертфордшир. Я собираюсь просить своего старого, доброго друга позаботиться о вас, пока я буду разыскивать вашего дедушку. Это мисс Генриетта Силвердейл, они с матерью живут в поместье Инглхерст. Не смотрите на меня с таким испугом! Я совершенно уверен, что она вам понравится и что она будет очень любезна с вами.

Они въехали во двор одного из маленьких домиков на восточной стороне улицы, Стеббинс вылез и подошел к лошадям. Мисс Стин прошептала:

– Глупо было убегать из дому, правда? Теперь я это чувствую, потому что все идет кувырком, и мне… и мне не на кого надеяться, кроме вас. Но честное слово, сэр, я бы никогда, никогда не попросила вас взять меня с собой, если б знала, что из этого выйдет!

Он положил руку на ее крепко стиснутые пальчики и мягко произнес:

– Вы устали, дитя мое, и весь мир кажется черным, не так ли? Я могу сказать только: «Доверьтесь мне!» Должен ли я говорить снова, что не брошу вас в беде?

Пальчики шевельнулись под его ладонью и крепко стиснули ее.

– Я совсем не хотела обременять вас своими заботами! Поверьте мне, сэр!

– О да, я отлично знаю, что вы этого не хотели! Но вот чего не знаете вы: я вовсе не рассматриваю наше приключение как нечто обременительное. Я просто считаю своим долгом хоть всю землю обойти, но найти вашего деда!

Виконт увидел, что дворецкий открыл дверь и подходит к экипажу, поэтому высвободил руку и сказал:

– А, вот и Олдэм! Добрый день, Олдэм! Тэйн добрался домой?

– Примерно час назад, сэр, – ответил Олдэм, преданно, глядя на своего господина и только мельком покосившись на его спутницу. Он знал милорда с колыбели; еще мальчишкой его взяли в услужение в Вулвершем, и, начав с самой низкой ступени, он миновал все последующие, дослужившись до высокого звания старшего лакея, а потом сделал головокружительную карьеру, заняв почетную должность дворецкого молодого лорда. Он знал своего господина так же хорошо, как и Стеббинс, и гораздо лучше, чем Тэйн, камердинер его светлости, единственный член маленького сообщества на Арлингтон-стрит, рожденный и воспитанный не в Вулвершеме.