5 СПЕШКА ПОСЛЕДНИХ МИНУТ

30 июня 1967 года я прилетел в лондонский аэропорт, обросший бородой, выцветшей на солнце, которую у меня не было времени подстричь, в широких спортивных брюках цвета хаки и в желтовато-коричневом анораке. Я сильно загорел и чувствовал себя лучше, чем в последние несколько лет. Взяв такси, я поехал на склад моих агентов по отправке грузов, провел через таможенный осмотр две охотничьи винтовки, два револьвера, кинематографическое оборудование стоимостью восемьсот фунтов стерлингов и несколько предметов из личного имущества. Побросав все в багажник автомобиля, я поехал прямо на Ред-Лайонсквер, чтобы повидаться с Джорджем Гринфилдом. Это было деловое свидание, но оно было таким волнующим, какого я не припомню за всю свою жизнь, так как мой друг и литературный агент, вероятно, впервые за все время нашего долголетнего сотрудничества увидел свет в противоположном конце туннеля. Он составил для меня график встреч на первые несколько дней моего пребывания в Англии и настаивал, чтобы я добился скорейшего созыва заседания распорядительного комитета для выработки плана кампании. Сказать, что я жаждал приступить к делу, было бы слишком мало: мне не терпелось проявить свою энергию точно так же, как человеку на пожаре, и если бы Джордж на основании своего длительного экспедиционного опыта не подсказал мне, что прежде всего надо постричься, а затем приобрести более подходящую для Сити экипировку, то я бы сам не подумал об этом.

Была пятница. Надо было уйти от дел на уик-энд, а в понедельник приехать на свидание с тремя представителями газеты «Санди таймс», назначенное в гостинице в нескольких милях от Рединга; там у меня возьмут интервью о моей прошлой деятельности и расспросят о задуманном мной трансарктическом путешествии. Я простился с Джорджем и на следующее утро помчался в Кембридж, позавтракал с сэром Вивьеном и леди Фукс, а затем еще быстрее помчался в Личфилд, где, объятый нетерпением, до понедельника расхаживал по саду, окружавшему дом моих родителей, и переходил из одной пивной в другую. Затем, испытывая огромное облегчение, я прогромыхал по автостраде на «тайное» свидание с «Санди таймс». Во вторник утром у меня было такое ощущение, словно из моей памяти извлекли все, что накопилось в ней за последние тридцать с лишним лет, ибо меня расспрашивали так обстоятельно, что мне пришлось признаться во всех полубессознательных желаниях и настроениях. Результатом всего этого была статья на полстраницы в «Санди таймс» от 9 июля, в которой под заголовком «Самая длинная прогулка по самым пустынным в мире местам» Питер Дунн рассказал о моем проекте. Несколько позднее «Таймс» откликнулся сообщением на первой странице, но все остальные английские газеты не пожелали уделить внимание задуманной мной Британской трансарктической экспедиции.

Через одиннадцать дней после возвращения в Лондон я, хорошо выбритый и аккуратно одетый, докладывал о результатах нашего тренировочного похода распорядительному комитету на заседании, происходившем в конторе сэра Вивьена. Пользу гренландской тренировочной программы я оценивал с точки зрения полученных уроков и указал на необходимые видоизменения в предметах снаряжения или замену их другими. Однако банкиры – люди дотошные. Мистер Триттон напомнил нам, что литературные договоры, заключенные при посредстве мистера Гринфилда, правда, могут дать 48 000 фунтов стерлингов, но 8000 из них были уже получены, от них осталась лишь одна тысяча. Но мне нужны были подотчетные деньги, контора, секретарь, автомобиль и беспроцентный заем в 50 000 фунтов стерлингов, однако финансовая обстановка в Англии была в это время не очень благоприятной. Банки испытывали сильный недостаток свободных средств, а всех богатых людей окружала армия личных телохранителей, которые получили инструкции и близко не подпускать молодых нищих с блестящими идеями. Как объяснил председатель распорядительного комитета, не могло быть и речи о том, чтобы обратиться за покровительством к королеве, пока финансовое положение экспедиции не станет более ясным.

В довершение всех трудностей я обязался к концу августа написать статью в пятнадцать тысяч слов для американского журнала «Трю», а к декабрю – книгу в сто тысяч слов под названием «Мир людей» о моих антарктических впечатлениях. Качество фильма, снятого нами во время гренландского тренировочного перехода, оказалось неудовлетворительным, и Би-Би-Си собиралась прервать с нами переговоры о финансировании трансарктического путешествия.

Королевское географическое общество сообщило нам, что в соответствии с решением его поддержка экспедиции ограничивается только гренландской тренировочной программой, в отношении же арктического перехода я должен сделать новое предложение и снова предстать перед комитетом для новых расспросов. Так, с затуманенной от волнения головой, я столкнулся с первыми препятствиями, и лишь немногими из них можно было полностью пренебречь по той простой причине, что были и такие, от которых все равно не отмахнешься: они снова возникнут. Для решения всех этих проблем мы обычно прибегали к одному из следующих трех способов: дипломатии, здравым деловым соображениям или быстрому кавалерийскому наскоку. Я признавал только последний.

Через три дня после первого заседания распорядительного комитета у меня уже были контора, секретарша и автомобиль. Конторой служило прекрасное помещение в Королевском географическом обществе, где хранились книги о полярных исследованиях и где всего несколько дней назад был кабинет мистера Крона, историка и главного библиотекаря.

Наши покровители рассматривали задуманное нами путешествие через Северный Ледовитый океан как благородный подвиг, но в то же время и как рискованное для них финансовое предприятие. Я же рассматривал его как волнующее первопроходческое путешествие, которое нельзя начинать, если есть хоть капля сомнения или не подготовлено нужное снаряжение, или вам приходится трястись над каждым пенни. За него не стоит браться, если вы не можете проявить достаточно энергии, работать с полным напряжением сил и целеустремленно. Мне казалось, что задача комитета должна состоять в том, чтобы руководить, советовать, ободрять меня или умерять мой энтузиазм, если это необходимо; он должен был также использовать свои обширные связи в Сити, чтобы облегчить мою работу и следить на наших заседаниях, которые происходили раз в две недели, за ходом выполнения того плана, который я самостоятельно вынашивал в течение четырех лет, а теперь, стараясь обогнать время, придавал ему окончательный вид на основе широкого и разностороннего опыта членов комитета.

Во время моего девятимесячного пребывания в Гренландии майор авиации Фредди Чёрч из военно-воздушных сил Англии несколько раз присутствовал на заседаниях комитета как консультант по радиосвязи. С ним я встретился впервые в министерстве техники, куда зашел, чтобы посоветоваться, какое радиооборудование мне следует взять. Очень хорошо помню первые слова, которыми мы обменялись. Он внимательно слушал, когда я излагал свой план на заседании небольшой группы технических экспертов, происходившем в комнате, заполненной серыми картотечными шкафами и недорогой мебелью. Прежде чем я успел окончить, Фредди вмешался и выразил горячее желание принять участие в экспедиции. «Вы для этого чертовски стары», – смеясь сказал я, не придав тогда его словам большого значения. Очевидно, Фредди не разделял моего мнения и, подготавливая свой блестящий план связи, действительно зачислил себя в состав экспедиции в качестве радиста ретрансляционной станции, которая сначала будет находиться в Барроу, на Аляске, исходном пункте нашего перехода, а затем в надлежащее время переберется на американскую дрейфующую научную станцию «Т-3» в Северном Ледовитом океане и наконец – на Шпицберген, с тем чтобы все время быть в пределах пятиста миль от нашей партии. Помня о замечании, сделанном мной несколько месяцев назад, Фредди представил свой план поддержания радиосвязи не без некоторой неуверенности, а после моего возвращения сказал мне, что его план сорвался только потому, что я не поддержал его. Итак министерство обороны освободило Фредди от обязанностей для участия в экспедиции на время, пока она будет действовать. Я никогда не встречал человека, более преданного своей работе и более верного товарищам. На протяжении шестнадцати месяцев он служил связью между экспедицией и внешним миром; он был нашим другом, представителем, советчиком, секретарем и наиболее горячим приверженцем. Он стал впоследствии самым уважаемым человеком в Барроу, а его голос для меня был таким же знакомым, как голос диктора радиостанции, которого я слушал каждый вечер, когда настраивал свой радиоприемник «Редифон». Благодаря спокойной уверенности и дипломатичности Фредди наши многочисленные американские и канадские друзья никогда не теряли уверенности, что, несмотря на множество препятствий во время перехода через Северный Ледовитый океан, экспедиция в конце концов завершится успешно. В конце июля радиооборудование, как в сущности и все прочее снаряжение, которое понадобится нам при переходе, еще не было обеспечено. Его следовало купить или получить во временное пользование. Фредди, как и мне, предстояло побегать по учреждениям.

Князь Юрий Голицын, консультант отдела внешних сношений Королевского географического общества и друг Джорджа Гринфилда, любезно согласился помочь нам кое в чем: он предоставил помещение в своей конторе в Мейфере и не отказывал в советах. От его помощи мы не отказались, и через неделю темпы и результаты нашей канцелярской работы приобрели иной размах. Была издана привлекательная на вид брошюра, содержавшая изложение целей нашей экспедиции и призыв пожертвовать в фонд экспедиции, предположительная сумма которого определялась в двадцать тысяч фунтов стерлингов. Реакция была самая обнадеживающая: через несколько дней фирмы Черингтонов, Сенсбери и британский комитет сахарной промышленности пожертвовали по тысяче фунтов стерлингов; от частных доброжелателей и от других торговых фирм поступили пожертвования более мелкие, но слишком многочисленные, чтобы их перечислять. Международный комитет шерстяной промышленности, в свое время оказавший финансовую помощь сэру Фрэнсису Чичестеру для его кругосветного плавания, обрадовал нас, пожертвовав две с половиной тысячи фунтов стерлингов, и великодушно согласился полностью снабдить нас шерстяной одеждой, какая понадобится участникам перехода. Самую большую дотацию – шесть тысяч фунтов стерлингов – мы получили от правления Ливерхьюмского треста; она была предназначена на осуществление научной программы доктора Фрица Кернера, который намеревался принять участие в экспедиции.

Фриц в это время находился в штате Огайо, пытаясь подробно описать данные полевых исследований, собранные им прошлым летом во время Американской экспедиции в Антарктику к полюсу относительной недоступности. Его жена Анна ждала первого ребенка; младенец должен был родиться примерно в те дни, когда был назначен выход экспедиции с мыса Барроу, и желание Фрица не покидать Анну, пока она не родит, вызвало некоторое беспокойство среди членов комитета и наиболее активных приверженцев экспедиции в Лондоне. Впрочем, большая часть переписки между Фрицем и моей лондонской конторой касалась характера приборов, необходимых ему для работы. Он собирался производить измерения толщины плавучего льда, глубины и плотности снега, высоты торосов и наблюдать за периодичностью их образования. Для этой работы ему потребовалось бы немного оборудования, но для изучения теплового баланса (он надеялся заниматься этим и летом и зимой) ему нужны были высокочувствительные суммирующие анемометры и термистометры, соляриметры, психрометры, радиометр, несколько термометров для измерения низких температур и генератор, работающий на керосине. Во время моих экспедиций в полярные области мне не приходилось иметь дело ни с одним из этих приборов, поэтому, чтобы не ошибиться и закупить нужные нам приборы, мы потратили немало времени на поиски информации об имеющихся в продаже приборах и передачу ее в Огайо Фрицу для получения подтверждения от него.

Аллан Джилл собирался во время путешествия заниматься киносъемкой; Би-Би-Си, чье мнение изменилось, просила меня как можно скорее вызвать Аллана из Арктики, чтобы он успел пройти ускоренный курс кинематографии в лондонском Королевском колледже искусств. Зимой, когда мы будем дрейфовать в Северном Ледовитом океане, по нашему плану ему предстояло выполнить программу геофизических работ: определять глубину океана, заниматься магнитными и гравитационными измерениями. Направление дрейфа льда он будет точно устанавливать наблюдением за звездами с помощью теодолита.

Мои обязанности во время путешествия, не говоря об общем руководстве, должны были в основном заключаться в поддержании радиосвязи и прокладывании курса, хотя из переписки между Джорджем Гринфилдом и нашими многочисленными литературными заказчиками становилось все очевиднее, что во время летнего и зимнего дрейфа мне придется много писать. Я должен был написать эту книгу через месяц после возвращения в Лондон, а кроме того, статьи общим объемом тридцать тысяч слов для журнала «Трю», шесть тысяч слов – для «Санди таймс» и три тысячи слов – для Международного комитета шерстяной промышленности. Я, вероятно, стал бы подумывать о четвертом участнике экспедиции в качестве своего «раба», если бы, по единодушному мнению комитета, высказанному 31 июля, не было решено подыскать врача.

Через несколько дней я обратился непосредственно к генерал-майору Джону Дугласу из медицинской службы сухопутных войск, который сказал мне, что у него врачей очень мало. Действительно, только два армейских врача могли осмелиться участвовать в экспедиции, причем один был гинеколог, а другой – капитан специальной воздушно-десантной службы. Генерал позвонил последнему по телефону и спросил, интересует ли его такая возможность. Капитан Хеджес ответил, что подумает.

Кен Хеджес был на несколько месяцев моложе меня. Он родился в январе 1935 года и раннее детство провел на островах Фиджи, где его отец был на правительственной службе и занимал должность архитектора. В возрасте пяти лет он вернулся в Англию и жил близ Саутгемптона, затем он учился в средней школе короля Эдуарда VI. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, он поступил на военный корабль «Вустер» – имперское мореходное училище на Темзе. Некоторое время он плавал на море, совершая рейсы на Дальний Восток, но затем уволился из торгового флота и вскоре после этого попал на девять месяцев в больницу: в результате серьезной дорожной катастрофы у него были сломаны нога и обе руки. С этого времени он заинтересовался медициной и, поступив в Борнемутский городской колледж, без труда получил аттестат об окончании общеобразовательной школы. Осенью 1956 года он окончил подготовительные курсы и был принят на медицинский факультет Ливерпульского университета. Через девять лет после того, как он расстался с морем, ему была присвоена степень бакалавра медицины и хирургии, и он начал работать врачом в больнице королевы Виктории в Боскомбе, около Бурнемута. В 1963 году он поступил на медицинскую службу в сухопутные войска и в 1964–1967 годах был начальником медицинской службы 22-го специального воздушно-десантного полка. Из curriculum vitae[8] Кена Хеджеса видно, что он привык к жизни на открытом воздухе. Он был также инструктором по парусному спорту в летнем лагере христианской молодежной ассоциации в штате Массачусетс в США и инструктором находившейся в плавании абердовийской мореходной школы. Хеджес был военным парашютистом, ныряльщиком с аквалангом. Он знал жизнь. Однако окончательный список из четырех претендентов на участие в экспедиции мы смогли опубликовать только 19 сентября, когда по единогласному решению экспедиционного подкомитета Кену Хеджесу было предложено занять место, оставшееся свободным после отказа Роджера Тафта. Пока что те из нас, кто с головой ушел в экспедиционные дела, пережили немало беспокойных моментов, большей частью финансовых. В самом затруднительном положении мы оказались 6 сентября.

Нам не удалось найти ни одной организации, которая согласилась бы взять на себя гарантию денежных обязательств экспедиции, и у Барклеев – банкиров, финансировавших экспедицию, создалось мнение, что для них нецелесообразно на этой стадии подготовки принять риск на себя одних. Дав взаймы часть требующейся суммы, они, чтобы не сорвалась экспедиция, на которую, таким образом, уже затратились, будут вынуждены выложить и остальную сумму, если не удастся заполучить недостающее от других предприятий и частных лиц. Следовательно, нам было поставлено условие: все или ничего; они вообще не желали нам помочь, если заранее не будут определены источники полного финансирования. 6 сентября было внесено компромиссное предложение: благоразумнее отложить экспедицию на год и тем временем изыскать ее денежные средства. Было созвано экстренное заседание комитета. Действительно, осталось лишь три месяца до того, как на наш счет для оплаты принятых нами обязательств должны были поступить пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, главным образом по издательским договорам.

За два часа до экстренного заседания комитета Пири-Гордон пригласил меня на совещание с его коллегами из фирмы «Глин Милз и К». После нескольких поставленных в упор вопросов сидевшие за столом банкиры кивками головы высказали свое единодушное мнение. В результате Пири-Гордон сообщил комитету, что фирма «Глин Милз» готова открыть кредит в пятнадцать тысяч фунтов стерлингов при условии, если Барклеи также дадут по меньшей мере столько же. Это, вероятно, и был момент рождения экспедиции.