- Набором займется Патрин, - сказал Тег, - он, я знаю, не примет звания, но должен будет получать полное жалованье и почести подполковника.
      - Ты, конечно, будешь восстановлен в звании Верховного Башара, - сказала она. - Мы...
      - Нет. У вас есть Бурзмали. Не надо ослаблять его, ставя над ним прежнего командира.
      Она секунду пристально изучала его взглядом и наконец произнесла:
      - Мы еще не назначили Бурзмали...
      - Я хорошо об этом знаю. Мои прежние товарищи держат меня полностью в курсе политики Ордена. Но я и ты. Верховная Мать, мы знаем, что это только вопрос времени: Бурзмали - лучший.
      Она могла это только принять. Это было больше, чем оценка военного-ментата. Это была оценка Тега. Ее потрясла другая мысль.
      - Значит, ты уже знал о нашем споре на Совете? - обвиняюще проговорила она. - И ты позволяешь мне...
      - Верховная Мать, если б я думал, что вы пытаетесь произвести на Ракисе чудовище, я бы так и сказал. Вы принимаете свои решения, а я свои.
      - Черт тебя подери, Майлз, мы слишком долго были вдали друг от друга, - Тараза встала. - Я чувствую себя спокойнее просто от сознания, что ты опять в упряжке.
      - Упряжка, - сказал он. - Да. Дайте мне должность башара по особым поручениям. Таким образом, когда весть об этом дойдет до Бурзмали, не будет глупых вопросов.
      Тараза извлекла пачку ридуланской бумаги из-под своей абы и протянула ее Тегу.
      - Я уже все это подписала. Сам впиши свое звание. Все остальные предписания, подорожные и так далее здесь. Все приказы тебе отдаю лично я. Мне ты и будешь повиноваться. Ты ведь МОЙ башар, понимаешь?
      - Разве я не был им всегда? - спросил он.
      - Сейчас это намного важнее, чем раньше. Храни этого гхолу в безопасности и хорошо его тренируй. Он на твоей ответственности. Я поддержу тебя в этом против кого угодно.
      - Я слышал, на Гамму настоятельницей Шванги.
      - Против кого угодно, Майлз. Не доверяй Шванги.
      - Понимаю. Ты отобедаешь с нами? Моя дочь приготовила...
      - Прости меня, Майлз, но мне как можно скорее надо возвращаться. Я сразу же пришлю Беллонду.
      Тег вышел с ней из дома, перекинулся несколькими милыми словами со своими старыми учениками и проводил их. На дорожке стоял их наземный бронетранспорт, одна из новых моделей, явно привезенная с собой. Его вид вызвал у Тега тяжелое чувство.
      НЕОТЛОЖНОСТЬ!
      Тараза прибыла лично - сама Верховная Мать стала собственной рассыльной, понимая, как много это ему поведает. Тег, отлично знакомый с образом действий Ордена, действительно понял из этого очень важную вещь: спор в Совете Вене Джессерит зашел намного дальше, чем предполагали его осведомители.
      "Ты - МОЙ башар".
      Тег поглядел на пачку оставленных Таразой предписаний и поручительств, скрепленных ее печатью и подписью. Подразумеваемое этим доверие накладывалось на все другое, понятное ему, и немало добавлявшее к его беспокойству.
      "Не доверяй Шванги".
      Он убрал бумаги в карман и отправился на розыски Патрина. Патрина надо будет проинструктировать, да и успокоить тоже. Надо обсудить с ним, кого привлечь к этому заданию. Он начал мысленно составлять список. Опасные обязанности впереди. Для этого требуются самые лучшие люди. Проклятье! Надо полностью ввести Фируса и Димелу в курс управления имением. Так много мелочей! Размашисто шагая к дому, он почувствовал, как участился его пульс. Проходя мимо вахтенного по дому, одного из своих бывших солдат, Тег заметил:
      - Мартин, отмени все назначения на сегодня. Разыщи мою дочь и передай, чтобы пришла в мой кабинет.
      Сообщение разошлось по дому, было передано на все имение. Слуги и семья, знавшие, что сама Верховная Мать только что лично беседовала с Тегом, автоматически подняли защитный экран, чтобы ничто не отвлекало Тега. Его старшая дочь Димела резко его перебила, когда он попытался перечислить все подробности, необходимые для проведения в жизнь его экспериментальных фермерских проектов.
      - Отец, я не малое дитя!
      Они были в небольшой теплице, пристроенной к его кабинету, остатки обеда Тега оставались на уголке рабочего стола. Записная книжка Патрина засунута между стеной и обеденным подносом.
      Тег пристально поглядел на дочь. Димела пошла в него внешностью, но не ростом. Слишком угловата, чтобы быть красавицей, но жена из нее вышла хорошая. У них уже трое чудесных детей, у Димелы и Фируса.
      - Где Фирус? - спросил Тег.
      - Руководит перемещением Южной фермы.
      - О, да, Патрин упоминал об этом.
      Тег улыбнулся. Он был очень доволен, что Димела отвергла Орден, предпочтя выйти замуж за Фируса, коренного жителя Лернауса, и остаться в свите своего отца.
      - Я знаю только, что они опять призывают тебя на службу, - сказала Димела. - Это опасное назначение?
      - Ну, знаешь ли, ты говоришь в точности, как твоя мать, - заметил Тег.
      - Значит, это опасно! Черт их побери, неужели ты недостаточно на них потрудился?
      - Очевидно, нет.
      Она направилась к выходу как раз тогда, когда на дальнем конце теплицы показался вошедший Патрин. Тег услышал, как она на ходу обратилась к нему:
      - Чем он старше становится, тем больше сам уподобляется Преподобной Матери.
      - А чего еще она могла ожидать! - подивился Тег. Сын Преподобной Матери, отец - мелкий чиновник КХОАМа, он вырос в доме, который жил в ритме Ордена. С раннего возраста он ясно видел, как верность его отца межпланетной торговой сети КХОАМа исчезает, если у матери бывали возражения.
      Этот дом был домом его матери, до самой ее смерти менее года назад. Через год после смерти отца. На всем вокруг сохранился отпечаток ее вкусов.
      Патрин остановился перед ним.
      - Я за своей записной книжкой. Ты дописал в нее имена?
      - Несколько. Тебе лучше сразу этим заняться.
      - Да, сэр! - Патрин принял молодцеватый вид и зашагал обратно тем же путем, которым пришел, похлопывая записной книжкой по ноге.
      "Он тоже это ощущает", - подумал Тег.
      Тег снова огляделся вокруг. Этот дом так и оставался местом его матери. После стольких лет, прожитых здесь, выращенной им здесь семьи! И все равно - ее дом. О, да, он построил эту теплицу, но этот кабинет был прежде ее личной комнатой.
      Жанет Роксбро из лернаусских Роксбро. Меблировка, отделка - во всем эта комната по-прежнему принадлежит ей. Тег с женой заменили несколько неважных деталей, но суть Жанет Роксбро оставалась. В ее происхождении, никаких сомнений, кровь Рыбословш. Какой же огромной ценностью она была для Ордена! Странно то, что она вышла замуж за Лоше Тега и прожила здесь всю свою жизнь. В голове не укладывается - пока не поймешь, насколько далеко, на поколения вперед, составлены Программы выведения Бене Джессерит.
      "Они опять это сделали, - подумал Тег. - Все эти годы они продержали меня за кулисами именно для нынешнего момента".
      Разве все эти тысячелетия религия не предъявляет патент на творение?
      Тлейлаксанский Вопрос, из речений Муад Диба.
      Воздух Тлейлакса был кристаллиновым, скованным той неподвижностью, что частично возникала от утреннего морозца, а частично - словно сама жизнь выжидающе затихала там, за окном, во граде Бандалонге, жизнь приникшая и плотоядная, которая не шелохнется, пока не воспримет его личного сигнала. Махай, Тилвит Вафф, Господин Господинов любил этот час больше любого другого времени дня. Сейчас, когда он глядел в открытое окно, город Принадлежал ему. Бандалонг очнется к жизни только по моему повелению", говорил он себе. Страх, улавливаемый им там, был его опорой в любой ситуации, которая могла возникнуть в этом огромном инкубаторе жизни: здесь зародилась цивилизация Тлейлакса и затем далеко распространила свою мощь.
      Они, его подданные, ждали этого времени многие тысячелетия. Теперь Вафф смаковал этот момент. Через все дурные времена Пророка Лито II (не Бога Императора, но Посланца Господня), через все время Голода и Рассеяния, через все болезненные поражения от рук меньших творений, через все муки, Тлейлакс терпеливо копил силы для этого момента. "Мы достигли нашего времени, о, Пророк!"
      Город, расстилавшийся под его высоким окном, виделся ему символом, крупной меткой на странице тлейлакса некого атласа. Другие планеты, другие великие города, взаимосвязанные, взаимозависимые, преданность которых сводится к этому центру - к Богу Ваффа и его городу, ожидают сигнала, который - все они знают - должен скоро последовать. Двойные силы Танцоров и Машейхов, готовясь к космическому броску, сконцентрировали свою мощь. Тысячелетние ожидания вот-вот завершатся.
      Вафф думал об этом как о "долгом начале".
      Да. Он кивнул себе, глядя на приникший город. С самой начальной стадии, с бесконечно малого зародыша идеи правители Бене Тлейлакса понимали опасности столь огромного плана - всеобъемлющего, хитросплетенного, тонкого. Они изведали необходимость проходить по самому краешку катастрофы, терпеть то и дело разящие потери, подчиненность и униженность. Все это, и намного больше, делалось для сотворения особого образа Бене Тлейлакса. За тысячелетия притворства они сотворили миф.
      - Греховные, отвратительные грязные тлейлаксанцы! Глупые тлейлаксанцы! Предсказуемые тлейлаксанцы! Импульсивные тлейлаксанцы!
      Даже креатура Пророка пала жертвой этого мифа. Пленная Рыбословша стоя в этой комнате, кричала на тлейлакса некого Господина:
      - Долгое притворство создает реальность! Ты и в самом деле греховен!
      Вот они и убили ее, и Пророк ничего им не сделал.
      Лишь немногие среди всех чуждых миров и людей понимали сдержанность тлейлаксанцев. Порывистость? Они еще передумают после того, как Бене Тлейлакс покажет, сколько тысячелетий был способен ждать своего господства.
      - Спаннунгсбоген!
      Вафф покатал это древнее слово по языку: "Натяжение лука!" Как далеко ты натягиваешь лук перед тем, как выпустить стрелу. Эта стрела войдет глубоко!
      - Машейхи ждали больше, чем кто-либо другой, - прошептал Вафф. Здесь, в своей крепкой башне, он осмелился произнести это слово вслух только для самого себя: "Машейхи".
      Крыши под ним мерцали в восходящем солнце. Он услышал, как начала шевелиться жизнь в городе. Сладостная горечь запахов Тлейлакса потянулась в воздухе к его окну. Вафф глубоко вдохнул и закрыл окно.
      Он почувствовал себя обновленным после этого момента одинокого наблюдения. Отвернувшись от окна, он облачился в белое одеяние-хилат почета, перед которым обязан склоняться весь Домель. Длинный хилат полностью скрыл его короткое тело, вызвав у него отчетливое чувство, будто он облачился в доспех.
      - Мы - народ Ягиста, - напомнил он своим советникам всего лишь вчера вечером. - Все остальное - пограничные области. Мы с единственной целью все эти тысячелетия лелеяли миф о наших слабости и темных кознях.
      Девять его советников, сидевших в глубокой сагре без окон под защитным полем не-пространства, улыбнулись тогда, молчаливо одобряя его слова. По суду гуфрана, они понимают. Сцена, на которой тлейлаксанцы определяли свою судьбу, всегда была для них кехлем с его законом гуфрана.
      Так надлежало, чтобы даже Вафф, самый могущественный из всех тлейлаксаицев, не мог покинуть свой мир, быть впущен в него заново, не пройдя обряда самоуничижения через гуфран, прося прощения за контакты с невообразимыми грехами неверных. Даже самого сильного способно запятнать общение с повиндой. Хасадары, надзирающие за всеми границами Тлейлакса и охраняющие женщин Селамлика, вправе подозревать даже Ваффа. Он - один из людей Кехля, но все равно должен подтверждать это всякий раз, когда покидает и возвращается в родной мир - и, разумеется, всякий раз, когда входит в селамлик для пожертвования своей спермы.
      Вафф подошел к высокому зеркалу и рассмотрел себя и свое одеяние. Он знал, что для повинды представлялся чем-то вроде эльфа. Едва ли полтора метра роста, глаза, волосы и кожа - различные оттенки серого, все должно работать на общее впечатление от овального лица с крохотным ртом и линией острых зубок. Лицевые Танцоры могли воспроизводить его жесты и позы, могли дезинтегрироваться по повелению Машейха. Но ни Машейхов, ни Хасадаров нельзя одурачить. Только повинду это способно обмануть.
      "Кроме Бене Джессерит!"
      От этой мысли его лицо стало угрюмым. Что ж, этим ведьмам еще предстоит встретиться с одним из новых Лицевых Танцоров!
      "Ни один другой народ не овладел языком генетики так, как Бене Тлейлакс", - успокоил он себя. - "Мы правы, называя этот язык "языком бога", поскольку сам Бог дал нам эту великую силу".
      Вафф подошел к двери и дождался утреннего колокола. Нет способа описать испытываемое им богатство переживаний. Время развернулось перед ним. Он не спрашивал, почему правдивое послание Пророка было услышано только Бене Тлейлаксом. Это - Господне Деяние, и в этом. Пророк есть Мышца Господня.
      "Ты приготовил их для нас, о. Пророк".
      И этот гхола на Гамму - нынешний гхола - в настоящий момент стоил всех ожиданий.
      Прозвучал утренний колокол, и Вафф прошел в зал, вместе с другими, облаченными в белое фигурами, вышел на восточный балкон приветствовать солнце. Как Махай и Абдль своего народа, он мог теперь олицетворять себя со всем народом Тлейлакса.
      "Мы живем законом Шариата, единственные оставшиеся во всем мироздании".
      Раньше нигде, кроме закрытых палат его братьев - Малик не мог он открыть эту тайну. Но теперь работа этой тайной мысли, разделяемой сейчас каждым вокруг него, в равной степени была заметна и в Машейхах, и в Домеле и Лицевых Танцорах. Парадокс родства и ощущения социальной общности, пронизывающие весь Кехль от Машейхов до самых низов Домеля, не был парадоксом для Ваффа.
      "Мы работаем на единого Бога".
      Лицевой Танцор, в личине Домеля, поклонился и открыл двери балкона. Вафф, выходящий на солнечный свет со многими спутниками вокруг него, улыбнулся, узнав Лицевого Танцора. Еще и Домель! Семейная шуточка - но Лицевые Танцоры не кровные члены семьи. Они - конструкции, инструменты, точно так же, как гхола на Гамму - это инструмент, созданный языком Бога, на котором говорят только Машейхи.
      Вместе с другими, теснившимися вокруг него, Вафф совершил намаз перед солнцем. Он испустил крик Абдля и услышал, как этот крик разнесся эхом голосов до самых крайних точек города.
      - Солнце не Бог! - закричал он.
      Нет, солнце было только символом бесконечных господних мощи и милосердия - еще одна конструкция, еще один инструмент. Чувствуя себя очищенным гуфраном, через который прошел вчера вечером и оживленный утренним ритуалом, Вафф мог теперь поразмыслить о путешествии в мир повинды, из которого он только что вернулся, пройдя обряд гуфрана. Другие верующие освободили ему путь, когда он пошел назад во внутренние коридоры и по спускопроводу в центральный сад, где назначил сбор своим советникам.
      "Успешный выдался рейд, рейд среди повинды", - подумал он.
      Покидая внутренний мир Бене Тлейлакса, Вафф всякий раз ощущал себя в лашкаре - боевом походе ради высшей мести, которая на тайном языке его народа называлась Бодал (всегда с большой буквы и всегда заново подтверждаемая в гуфране и кехле). Последний лашкар был чрезвычайно успешным.
      Вафф попал из спускопровода в центральный сад, залитый солнечным светом через призматические рефлекторы, установленные на окружающих крышах. В самой середине присыпанного гравием круга небольшой фонтан исполнял фугу для зрения. Низкий белый палисад ограждал коротко стриженую лужайку, пространство вполне достаточное чтобы фонтан освежал воздух, но чтобы плеск воды не мешал ведущейся тихими голосами беседе. На этом газончике стояли десять узких скамей из древнего пластика, девять из них полукругом, лицом к поставленной чуть отдельно десятой.
      Помедлив перед газончиком, Вафф огляделся удивляясь, почему он никогда раньше не испытывал такого радостного наслаждения при виде этого места. Сам материал скамей был синий, они не были крашеными. За века употребления в скамьях появились плавные изгибы, округлые впадины от бесчисленных ягодиц, но в сносившихся местах цвет был все также ярок.
      Вафф уселся, обернувшись лицом к девяти советникам, тщательно подбирая слова, которые должен был произнести. Документ, привезенный им из последнего лашкара, и послуживший основным поводом для него оказался очень ко времени. Его название и сам текст содержали важнейшее послание для Тлейлакса.
      Из внутреннего кармана Вафф извлек тонкую пачку ридуланского хрусталя. Он заметил неожиданный интерес у своих советников: девять лиц, подобных его собственному, Машейхи, сердцевина кехля - выражали ожидание, они все читали в кехле этот документ: "Манифест Атридесов". Они провели ночь в размышлениях над содержанием Манифеста. Теперь это надо было обсудить. Вафф положил документ к себе на колени.
      - Я предлагаю распространять этот текст вдаль и вширь, - сказал Вафф.
      - Без изменений? - это Мирлат, советник, ближе всего подошедший к гхоло-трансформации. Мирлат, вне сомнений, метит на место Абдля и Махая. Вафф сосредоточил взгляд на широких челюстях советника, где за века нарос выступающий хрящик, видимая примета огромного возраста его нынешнего тела.
      - Именно таким, каким он попал в наши руки, - сказал Вафф.
      - Опасно, - заметил Мирлат.
      Вафф повернул голову вправо, его детский профиль выделялся на фоне фонтана так, что его могли видеть все советники. Рука Господня мне порука! Небеса над нами - словно полированный карнелиан, словно бы Бандалонг, самый древний город Тлейлакса, выстроен под одним из гигантских искусственных укрытий, возводившихся, чтобы укрыть первопроходцев на тяжелых для жизни планетах. Когда Вафф опять перевел взгляд на своих советников, лицо его сохраняло прежнее выражение.
      - Для нас не опасно, - сказал он.
      - Как посмотреть, - сказал Мирлат.
      - Тогда давайте сравним наши точки зрения, - сказал Вафф. - Должны ли мы бояться Икса или Рыбословш? Разумеется, нет! Они наши, хотя они этого не знают.
      Вафф сделал паузу, чтобы его слова полностью до всех дошли: всем здесь было известно, что новые Лицевые Танцоры сидят в высочайших советах Икса и Рыбословш, и что подмена эта не разоблачена.
      - Космический Союз не выступит против нас и не окажет нам противодействия, потому что мы - единственный надежный источник меланжа, - продолжил Вафф.
      - А как насчет этих Преподобных Черниц, возвращающихся из Рассеяния? - осведомился Мирлат.
      - Мы с ними разберемся, когда это потребуется, - сказал Вафф.
      - И нам помогут потомки тех из нашего народа, кто по собственной воле отправились в Рассеяние.
      - Время действительно представляется удачным, - пробормотал другой советник.
      Это, заметил Вафф, проговорил Торг-младший. Отлично! Вот один голос и обеспечен.
      - Бене Джессерит! - проворчал Мирлат.
      - Я думаю, Преподобные Черницы устранят ведьм с нашего пути, - сказал Вафф. - Они: уже рычат друг на друга, как звери на арене для боев.
      - А что, если будет установлен автор этого Манифеста? - вопросил Мирлат. - Что тогда?
      Несколько советников закивали головами. Вафф отметил их: люди, которых надо еще привлечь на свою сторону.
      - В наш век опасно носить имя Атридес, - сказал он.
      - Кроме, может быть, как на Гамму, - сказал Мирлат. - И документ этот подписан именем Атридеса.
      "Как странно", - подумал Вафф.
      Представитель КХОАМа на той самой конференции повинды, ради которой Вафф вынужден был покинуть родные планеты Тлейлакса, подчеркнул именно этот пункт. Но большинство КХОАМа - скрытые атеисты, на все религии смотрят с подозрением, а Атридесы, конечно же, были в свое время мощной религиозной силой. Беспокойство КХОАМа было почти осязаемо.
      Теперь Вафф докладывал об этой реакции КХОАМа.
      - Этот КХОАМовский клеврет, проклятье его безбожной душе, прав, настаивал Мирлат. - Документ с подковыркой.
      "С Мирлатом надо будет разобраться", - подумал Вафф. Он поднял документ с колен и прочел вслух первую строку:
      - "Сначала было слово и слово было Бог".
      - Прямо из Оранжевой Католической Библии, - сказал Мирлат. И все опять в тревожном согласии закивали головами.
      Вафф, коротко улыбнувшись, обнажил свои остренькие зубки.
      - Есть ли среди вас такие, кто допускает, будто среди повинды имеются подозревающие о существовании Шариата и Машейхов?
      Он почувствовал, что правильно сделал, задав вслух этот вопрос, напоминая собравшимся, что только здесь, в самой глубине Тлейлакса старые слова и старый язык сохраняются без изменений. Разве Мирлат или кто-нибудь еще из присутствующих страшатся, что слова Атридесов могут ниспровергнуть Шариат?
      Вафф задал этот вопрос - и увидел встревожено нахмуренные лица.
      - Есть ли среди вас думающий, будто хоть один повинда знает, как мы пользуемся языком Бога? - спросил Вафф.
      "Вот вам! Поразмыслите-ка теперь над этим!" Здесь они периодически пробуждаются к новой жизни в очередной плоти гхолы. Непрерывность плоти в этом Совете, которую не достигал больше никто из людей. Сам Мирлат видел Пророка собственными глазами. Скайтейл говорил с Муад Дибом! Научившись возобновлять плоть и восстанавливать память, они сконцентрировали эту силу в едином правительстве. Основа его мощи утаивалась за семью замками, иначе на них стали бы отовсюду давить, чтобы они поделились источником этой мощи. Только ведьмы обладали сходным хранилищем опыта, из которого черпали - с боязливой осторожностью делая каждый ход, приходя в ужас от одной мысли, что могут произвести еще одного Квизатца Хадераха!
      Вафф изложил все это своим советникам и добавил:
      - Наступило время действий.
      Когда все выразили согласие, Вафф сказал:
      - У этого Манифеста есть один автор. На этом сходятся все аналитики. Мирлат?
      - Написано одним человеком, и этот человек - истинный Атридес, никакого в том сомнения, - согласился Мирлат.
      - На конференции повинды все это подтвердили, - сказал Вафф. - С этим согласен даже Кормчий Космического Союза Третьей Ступени.
      - Но этот один человек создал то, что вызовет жесткую реакцию среди самых разных народов, - возразил Мирлат.
      - Разве мы когда-нибудь сомневались в таланте Атридесов сеять раскол и смуту? - спросил Вафф. - Когда повинда показала мне этот документ, я понял, что Бог посылает нам сигнал.
      - Ведьмы до сих пор отрицают авторство? - спросил Торг младший.
      "Как же он умеет попадать в цель" - подумал Вафф.
      - Все великие религии повинды ставятся под сомнение этим Манифестом, - проговорил Вафф. - Каждая вера, кроме нашей, оказывается подвешенной в преддверии Ада.
      - Именно в этом и проблема! - сделал выпад Мирлат.
      - Но только мы об этом знаем, - сказал Вафф. - Кто еще хотя бы подозревает о существовании Шариата?
      - Космический Союз, - сказал Мирлат.
      - Они никогда об этом не заговаривали и никогда не заговорят. Они знают, каков будет наш ответ.
      Вафф поднял стопочку ридуланской бумаги со своих колен и опять зачитал вслух:
      - "Силы, которые мы не способны понять, проникают всюду в наше мироздание. Мы видим тени этих сил, когда они проецируются на экран доступных нам восприятии, но при этом мы никак их не понимаем".
      - Атридес, написавший это, знает о Шариате, - пробормотал Мирлат.
      Вафф продолжил как будто никто его и не перебивал:
      - "Понимание требует слов. Есть нечто, что не может быть ограничено до слов. Есть нечто, что может быть испытываемо только бессловесно".
      Вафф опустил документ на колени, обращаясь с ним, словно со святой реликвией. Так тихо, что его слушателям пришлось наклониться к нему, и даже поднести сложенные ковшиком ладони к ушам, Вафф проговорил:
      - Это - утверждение волшебности нашего мироздания. Того, что все выводимые сознанием аксиомы мимолетны и подвержены волшебным переменам. Наука нас привела к этому толкованию, словно бы поместив нас в колею, из которой нам нельзя выпасть.
      Он дал слушателям секунду, чтобы они как следует переварили услышанное, затем продолжил:
      - Ни один ракианский Жрец Разделенного Бога, никакой другой шарлатан повинды не способен это принять. Только мы это знаем, потому что наш Бог - это волшебный Бог, языком которого мы говорим.
      - Нас обвинят в том, что мы сами - авторы этого манифеста, - сказал Мирлат. Говоря это, Мирлат резко покачал головой из стороны в сторону. Нет! Понимаю, понимаю, что ты имеешь в виду.
      Вафф хранил молчание. Он видел, что все они сейчас задумались над своим происхождением суфи, припоминая Великую Веру и Дзенсунни, породивших Бене Тлейлакс. Люди этого кехля знали богоданные факты своего происхождения, но поколения секретности давали им гарантии, что ни один повинда не причастен к этому знанию.
      Через ум Ваффа безмолвно проплыли слова.
      "Предубеждения, основанные на понимании, содержат веру в абсолютную почву, из которой все произрастает, как растения произрастают из семян".
      Зная, что его советники тоже припоминают сейчас этот катехизм Великой Веры, Вафф напомнил им о предостережении Дзенсунни:
      - "Под такими условностями лежит вера в слова, в которых повинда не сомневается. Только Шариат сомневается, и мы делаем это безмолвно".
      Его советники в унисон закивали.
      Вафф наклонил голову и продолжил:
      - Сам факт провозглашения существования того, что нельзя описать словами, потрясает мироздание, в котором слово является верховной верой.
      - Яд повинды! - воскликнули его советники.
      Теперь он всех перетянул на свою сторону, и окончательную точку в одержанной победе поставил вопросом:
      - Каково кредо суфи-дзенсуни?
      Им нельзя было произносить этого вслух, но все они это припомнили:
      - "Когда достигаешь ситори, не нужно уже никакого понимания, ситори существует без слов, даже без названия".
      Они одновременно подняли глаза и обменялись понимающими взглядами. Мирлат взял на себя процитировать мольбу Тлейлакса:
      - Я могу сказать "Бог", но это не есть мой Бог. Это только шум, не могущественней любого другого шума.
      - Я вижу теперь, что все вы ощущаете, какая сила попала в наши руки, - проговорил Вафф. - Миллионы и миллионы копий уже гуляют по рукам среди повинды.
      - Кто этим занимается? - спросил Мирлат.
      - А кому какое дело? - возразил Вафф. - Пусть повинда преследует их, ищет истоки, старается пресечь распространение, проповедует против них. Каждое такое действие повинды будет наполнять эти слова еще большей силой.
      - Не следует ли и нам проповедовать против этих слов? - спросил Мирлат.
      - Только если этого потребуют конкретные обстоятельства, - сказал Вафф. - До скорого! - он похлопал бумагами по коленям. - Мышление повинды основано на сильнейшей тяге к целеустремленности и в этом их слабость. Мы должны обеспечить, чтобы этот Манифест разошелся как можно шире.
      - Волшебство нашего Бога - наш единственный мост, - напевно процитировали советники.
      Во всех них, заметил Вафф, он укрепил надежность опоры на краеугольный камень Веры. Это легко ему удалось. Ни один Машейх не разделял дурости хнычущей повинды: "В твоей бесконечной милости. Боже, почему я?" Одной фразой повинда и утверждает бесконечность и отрицает ее, никогда даже не обращая внимания на собственную дурость.
      - Скайтейл, - проговорил Вафф.
      Самый молодой, с самым детским личиком среди всех советников, сидевший на самой последней скамье слева, как ему и было положено, жадно наклонился вперед.
      - Вооружи верных, - сказал Вафф.
      - Я дивлюсь тому чуду, что Атридесы дали нам это оружие, - сказал Мирлат. - И откуда только в Атридесах эта способность всегда хвататься за тот идеал, который завербует себе миллиарды последователей.
      - Это не Атридесы, это Бог, - ответил Вафф. Затем он поднял руки и проговорил ритуальные завершающие слова:
      - Машейхи собрались в кехле и ощутили присутствие своего Бога.
      Вафф закрыл глаза и подождал, пока другие удалятся.
      Машейхи! Как хорошо нам называть самих себя на своих секретных совещаниях на языке исламиата, на котором ни один тлейлаксанецне говорит во внешнем мире. Даже Лицевые Танцоры не говорят на нем. Нигде в Вехте Яндольском, ни даже в самых дальних пределах тлейлаксанского Ягиста, нет живого повинды, который знает этот секрет.
      "Ягист", - подумал Вафф, поднимаясь со своей скамьи. - Ягист, страна неуправляемых".
      Ему показалось, что он ощущает, как документ вибрирует в его руке. Этот Манифест Атридесов - как раз то, что направит повинды к их року.
      Одни дни - как меланж, другие как горькая грязь.
      Ракианский афоризм.
      На третий год своего пребывания у жрецов Ракиса девочка Шиэна лежала, вытянувшись во весь рост, на вершине высокой изгибающейся дюны. Она глядела на просторы, охваченные утром, откуда доносился мощный звук, трущийся и погромыхивающий. Призрачно серебряный свет подернул горизонт прозрачной льдистой дымкой. Песок все еще был по-ночному холоден.
      Она знала, что жрецы наблюдают за ней из безопасного убежища - окруженной водой башни - приблизительно в двух километрах за ее спиной, но это ее мало заботило. Дрожь песка требовала ее полного внимания.
      "Этот велик, - подумала она. - По меньшей мере - семьдесят метров. Замечательно большой".
      Серый стилсьют, мягко облегая, льнул к коже. На нем не было ни одной залатанной потертости, какие были на той ветоши, что она носила прежде, еще не попав под опеку жрецов. Она испытывала благодарность за чудесный стилсьют и за плотный, белый с пурпурным, плащ поверх него, но больше всего она испытывала возбуждение от самого пребывания здесь. Нечто торжественное и тревожное переполняло ее в подобные моменты.
      Жрецы не понимали происходящего здесь. Она это знала. Они трусы. Она поглядела через плечо на отдаленную башню и увидела, как вспыхивает солнечный свет на линзах окуляров.
      Не по годам развитая девочка, одиннадцати стандартных лет, тонкая и смуглая, с солнечными стрелками в каштановых волосах. Она зримо представляла, как все эти жрецы смотрят в подглядывающие бинокли.
      "Они видят, как я делаю то, чего они сами не осмеливаются. Они видят меня на пути Шайтана. Я кажусь такой маленькой на песке, а Шайтан - таким огромным. Они уже могут его разглядеть".