Это было большое здание, возвышавшееся в ночи. Вокруг главного здания разбросаны пристройки поменьше. Они, вроде бы, заселены, из них слышались голоса и звуки работающих машин. Ни одного лица не появилось в узких окошках. Ни одна дверь не открывалась. Данкан уловил запах пищи, когда они проходили мимо самой большой из пристроек. Это напомнило ему, что они ели только сушеные полоски какой-то кожистой штуковины, которую Тормса называл "походной пищей".
      Они вошли в темное здание.
      Вспыхнул ослепительный свет.
      Из глаз Тормсы брызнула кровь.
      Темнота.
      Данкан поглядел на лицо женщины. Он и прежде видел лицо, подобное этому: единичный трайд, вынутый из голографического фильма. Где же это было? Где же он его видел? Почти овальное лицо, чуть расширяющее колбу, отсюда легкая ущербинка в идеальности его изгибов.
      Она проговорила:
      - Меня зовут Мурбелла. Ты этого не запомнишь, но я доверяю тебе мое имя, поскольку помечаю тебя. Я тебя выбрала.
      "А я все же тебя помню, Мурбелла."
      Зеленые глаза, широко расставленные под изогнутыми бровями, приковывали взгляд к ним одним, лишь позднее начинаешь разглядывать подбородок и небольшой рот. Рот был полным - из тех губ, которые складываются сердечком, когда хозяйка задумчива.
      Зеленые глаза смотрели в его глаза. До чего же холодный взгляд. Какая же сила в нем.
      Что-то коснулась его щеки. Он открыл глаза. Значит, это не память! Все это происходит с ним сейчас. Происходит сейчас! Мурбелла! Она сперва была здесь, потом его покинула.
      Теперь вернулась. Он припомнил, как проснулся обнаженным на мягкой поверхности... на спальном матраце. Да, его руки узнают этот матрац.
      Прямо над ним раздетая Мурбелла, зеленые глаза смотрят на него с жуткой напряженностью. Она коснулась его одновременно во многих местах. Тихое жужжание вырвалось из ее губ.
      Он ощутил быструю эрекцию, жесткую до боли.
      В нем не было сил сопротивляться. Ее руки двигались по его телу. Ее язык. Жужжание! Ее губы всюду касались его тела. Соски грудей скользнули по его щекам, по его груди. Когда он увидел ее глаза, то в них был продуманный умысел.
      Мурбелла вернулась, она опять это делает! Через правое плечо он мельком увидел, широкое плазовое окно - и Лусиллу с Бурзмали позади него. Сон? Бурзмали прижал ладони к плазу. Лусилла стояла со скрещенными руками, на ее лице смешанное выражение ярости и любопытства.
      Мурбелла пробормотала в его правое ухо.
      - Мои руки - огонь.
      Ее тело закрыло лица за плазом. Он ощущал огонь всюду, где только она его касалась.
      Пламя резко захлестнуло его ум. Скрытые места внутри его ожили. Он увидел красные капсулы, словно полоску сверкающих колбасок, проносящуюся перед его глазами. Он ощутил горячку, он был поглощен капсулой, возбуждение полыхало в его сознании. Эти капсулы! Он узнал их: это был он сам, это были...
      Все Данканы Айдахо, и первоначальный, и все гхолы один за другим возникли в его уме. Они были, как взрывающиеся коробочки семян, отрицающие весь другой жизненный опыт, кроме самих себя. Он увидел, как его сокрушает огромный Червь с человеческим лицом.
      "Проклятье тебе, Лито!"
      Сокрушает, сокрушает и сокрушает... снова и снова.
      "Проклятье тебе, проклятье тебе, проклятье тебе..."
      Он погиб под сардаукарским мечом. Боль вспыхнула яркой вспышкой, и вспышку эту поглотила тьма.
      Он погиб в катастрофе на топтере. Он умер от ножа убийцы - Рыбословши. Он умирал, умирал и умирал.
      Памяти иных жизней затопляли его до тех пор, пока он не стал дивиться, как же он может вместить их все. Сладость новорожденной дочери, которую он держит на своих руках. Мускусный запах страстной супруги. Каскады ароматов славного данианского вина. Упражнения до одышки в гимнастическом зале.
      АКСЛОЛЬТНЫЕ ЧАНЫ!
      Он припомнил, как раз за разом выходит из них: высокие огни и мягкие механические руки. Эти руки крутят его, и несфокусированным зрением новорожденного он видит огромную гору женской плоти - чудовищную в своей почти неподвижной массивности... лабиринты темных трубок, опутывающие, приковывающие его тело к гигантским металлическим контейнерам.
      АКСЛОЛЬТНЫЙ ЧАН?
      Он задохнулся, охваченный этими воспоминаниями всех жизней, обрушившихся на него. Все эти жизни! Все эти жизни!
      Теперь он припомнил, что тлейлаксанцы вмонтировали в него спящие знания, которые ждали только этого момента соблазнения Геноносительницей Бене Джессерит.
      Но это совершила Мурбелла, - а она не Бене Джессерит.
      Она, однако, оказалась под рукой, чтобы заработало запрограмированное тлейлаксанцами.
      Данкан мягко замурлыкал и коснулся ее, двигаясь с потрясшей Мурабеллу живостью.
      ОН НЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ НАСТОЛЬКО ОТЗЫВЧИВ! НЕ ТАКИМ ОБРАЗОМ!
      Его правая рука, трепеща, пробежала по губам ее влагалища, в то время как левая рука ласкала основание ее позвоночника, его рот мягко задвигался по ее носу, скользнул к губам, к впадинке ее левой подмышки. И все это время он тихо мурлыкал в ритме, который пульсировал через его тело, поднимаясь и ослабевая...
      Она попробовала оттолкнуться от него, но это лишь ускорило его ответные реакции.
      "Откуда ему известно, что надо касаться меня именно в этот момент? И именно здесь! И здесь! О, Святая Скала Дура, откуда ему это известно?"
      Данкан почувствовал, как пухнут ее груди, увидел, как краснеет нос. Он увидел, что соски ее стали жесткими и стоячими, вокруг них все потемнело. Она застонала и широко раздвинула ноги.
      "Помоги мне. Великая Черница!"
      Но единственная Великая Черница, о которой Мурбелла могла сейчас подумать, была надежно отгорожена от этой комнаты запертой дверью и барьером из плаза.
      Энергия отчаянности затопила Мурбеллу. Она отвечала единственным образом, который ей был известен: касания, ласки, используя все техники, которые так тщательно осваивала за долгие годы своего обучения.
      На все, что она делала, Данкан отвечал бешено стимулирующим контрходом.
      Мурбелла обнаружила, что больше не может контролировать свои реакции. Она реагировала автоматически, из какогото колодца знаний, который был глубже всех ее тренировок. Она почувствовала, как сжимаются мускулы ее влагалища, быстрое выделение смазочной жидкости. Когда Данкан вошел в нее, она услышала собственный стон. Ее руки, ноги, ладони, все ее тело двигалось в двух одновременных системах реакций - тренированность до автоматизма и все более и более глубокое осознание других требований.
      "Как он это сделал со мной?"
      По мягким мускулам ее таза прошли волны экстатических сжатий. Она ощутила его одновременный ответ - твердый шлепок его семяизвержения. Это усилило ее собственную реакцию. Экстатическая пульсация от сжатий ее влагалища распространялось по всему телу. По всему и вовне... По всему и вовне...
      Все, что ощущала - один сплошной экстаз. Под веками у нее полыхало и разрасталось ослепительное белое сияние.
      Каждый мускул трепетал от такого экстаза, который ей и не мыслился, когда-либо возможным.
      И опять волны потекли вовне.
      Опять и опять...
      Она потеряла счет повторениям.
      Когда Данкан застонал, застонала и она, опять хлынули вовне волны.
      И опять...
      Исчезли ощущения времени и всего окружающего, осталась только эта безмерность продолжающего экстаза.
      Она хотела и чтобы это продолжалось вечно, и чтобы это прекратилось. Этого не должно случаться с женщиной! Преподобная Черница не должна такого испытывать. Это - те ощущения, с помощью которых управляют мужчинами.
      Данкан действовал по той модели реакции, которая была в него заложена. Было еще что-то, что предполагалось, ему было положено сделать. Он не мог припомнить, что же это такое.
      "Лусилла?"
      Он вообразил ее мертвой перед собой. Но эта женщина была не Лусилла, это была... это была Мурбелла.
      Сил в нем почти не оставалось. Он присел, отодвигаясь от Мурбеллы, и умудрился подняться на колени. Его руки трепетали от непонятного ему возбуждения. Мурбелла постаралась оттолкнуть Данкана, но его уже не было. Ее глаза резко открылись.
      Данкан на коленях стоял над ней. Она понятия не имела о том, сколько прошло времени. Она постаралась найти в себе силы, чтобы присесть, и это не получилось. К ней медленно возвращался рассудок.
      Она пристально посмотрела в глаза Данкана, понимая теперь, кто он такой этот мужчина. Мужчина? Всего лишь юнец.
      Но он сделал такое... такое... все Преподобные Черницы были предупреждены. "Есть гхола, которого Тлейлакс вооружил запретным знанием. Это гхола должен быть убит!" Она ощутила небольшой прилив энергии в своих мускулах. Она поднялась на локти. Задыхаясь, ловя воздух, она постаралась откатится от него и опять упала на мягкий матрац.
      Святые Скалы Дура! Этому мужчине нельзя позволять остаться в живых! Это - тот самый гхола, и он способен делать то, что дозволено только Преподобным Черницам. Ей хотелось напасть на него, и в то же время ей хотелось опять притянуть к себе его тело. Экстаз! Она понимала, что сделает все, о чем он ее сейчас ни попроси. Она сделает это ради него.
      "Нет! Я должна убить его!"
      Опять она поднялась на локти и уже с локтей умудрилась присесть. Ее ослабевший взгляд упал на окно, которым были отгорожены Великая Преподобная Черница и ее проводник.
      Они продолжали там стоять, глядя на нее. Лицо мужчины полыхало. Лицо Великой Преподобной Черницы было таким же неподвижным, как сама Скала Дура.
      "Как она может просто стоять там, после того, что она увидела? Великая Преподобная Черница должна убить этого гхолу!"
      Мурбелла сделала знак женщине за плазом и подкралась к запертой двери возле спального матрасика. Она едва умудрилась отпереть и распахнуть дверь перед тем, как рухнуть на спину. Ее глаза смотрели на коленопреклоненного юношу. На его теле блистал пот. На его возлюбленном теле...
      НЕТ!
      Отчаяние подняло ее с пола. Она встала на колени, а затем, в основном благодаря силе воли, на ноги. К ней вернулись силы, но ноги трепетали, и она спотыкалась возле подножия спального матрасика.
      "Я сделаю это сама, не думая. Я должна это сделать".
      Ее тело раскачивалось из стороны с сторону. Она попыталась встать попрочнее и нанести прицельный удар в его шею.
      Она владела этим ударом благодаря долгим часам тренировок. Он разобьет гортань. Жертве перебиваются дыхательные пути.
      Данкан легко уклонился от этого удара, но он был медлителен, медлителен...
      Мурбелла чуть не рухнула рядом с ним, но ее подхватили руки Великой Преподобной Черницы.
      - Убей его, - задохнулась Мурбелла. - Это тот самый, о котором нас предупреждали. Тот самый!
      Мурбелла ощутила руки у себя на шее, пальцы, яростно нащупывавшие бугорочки нервов за ее ушами.
      Последнее, что услышала Мурбелла перед тем, как потерять сознание, был голос Преподобной Великой Черницы...
      - Мы никого не убьем. Это гхола отправляется на Ракис.
      Самый потенциально опасный соперник для любого организма может происходить из его же собственной породы. Виды живых существ поглощают необходимое для жизни. Рост численности ограничивается тем необходимым, которого на данный момент имеется в наименьшем достатке. Уровень популяции контролируется наименее благоприятным из требуемых условий. (Закон Минимума.)
      Из уроков Арракиса.
      Здание, загороженное деревьями и тщательно ухоженными живыми оградами, отстояло чуть вглубь от широкого проспекта. Ограды составляли лабиринт и белые столбы в человеческий рост, очерчивали район посадок. Ни одно транспортное средство, въезжающее или выезжающее, не могло на скорости прорваться к зданию. Своим умом военного Тег все это оценил, когда его бронированный граундкар доставил его к двери. Полевой Маршал Муззафар, единственный, кто был с ним на заднем сидении машины, понял о чем думает Тег, и сказал:
      - Мы защищены анфиладной лучевой системой.
      Солдат, в маскировочном мундире и с длинным лазерным пистолетом на наплечном ремне, открыл дверь и щелкнул каблуками, приветствуя входящего Муззафара.
      Тег последовал за ним. Он узнал это место. Это был один из "безопасных" адресов, которыми снабдил его Отдел Безопасности Бене Джессерит. Ясно, информация Ордена устарела. Вполне вероятно, однако, что устарела совсем недавно, поскольку Муззафар никак не давал понять, что Тег может знать это место.
      Когда они подошли к двери, Тег заметил, что еще одна защитная система, которую он видел при своем первом объезде Ясая, оставалась неповрежденной. Столбы едва заметно отличались от тех, что шли вдоль барьера деревьев и живой ограды.
      На этих столбах были шарящие лазеры, управляемые из помещения откуда-то в здании. Ромбовидные коннекторы считывали область между ними и зданием. Стоит слегка коснуться кнопки в комнате наблюдателя - и шарящие лазеры превратят любую живую плоть, пересекающую их поля, в нарубленное на мелкие кусочки мясо.
      В дверях Муззафар замедлил и поглядел на Тега.
      - Преподобная Черница, с которой ты вот-вот встретишься, самая могущественная из всех, которые когда-либо сюда прибывали. Она не потерпит ничего, кроме полной покорности.
      - Я так понимаю, ты меня предупреждаешь.
      - Я знал, что ты поймешь. Называй ее Преподобной Черницей. Больше никак. Мы заходим. Я позволил себе вольность заказать для тебя новый мундир.
      Тег при своем предыдущем визите сюда не видел того помещения, в которое провел его Муззафар. Небольшое и забитое тикающими ящиками и черными панелями, оно оставляло мало пространства даже для них двоих. Все помещение освещал единственный желтый глоуглоб под потолком. Муззафар протиснулся в угол, в то время, как Тег снял запачканный и сморщенный стилсьют, который он носил с самого не-глоуба.
      - Извини, что не могу предложить тебе еще и ванну, - сказал Муззафар. - Но мы не должны мешкать. Она становится нетерпеливой.
      В мундире Тег предстал совсем другим человеком. Это было знакомое черное облачение, даже звезды на воротнике. Значит, он должен предстать пред этой Преподобной Черницей, как башар Ордена. Интересно. Он опять был полностью башаром - для других, ведь его самого мощное чувство осознания собственного "я" никогда не покидало. Мундир, однако же, стал завершающим его личность штрихом. В этом одеянии не было нужды подчеркивать каким-либо другим способом, кто ты такой.
      - Так-то лучше, - сказал Муззафар, проводя Тега в переднее фойе и через дверь, которую Тег помнил. Да, вот здесь он встречался со своими "безопасными" агентами. Он вспомнил эту комнату, и, вроде бы, в ней ничего не изменилось. Ряды микроскопических телеглазов, тянулись на стыке потолка со стенами, замаскированные под серебряные поводящие ленточки для парящих глоуглобов.
      "Тот, за кем наблюдают, не видит, - подумал Тег. - А у наблюдателей миллион глаз".
      Его двойное зрение уведомило его, что опасность здесь есть, но непосредственная.
      Помещение, около пяти метров в длину и четырех в ширину, предназначалось для ведения самых важных дел. В торговых сделках деньги, как таковые никогда не предъявляются. Договаривающиеся здесь видят только мощные эквиваленты чего угодно, выполнявшего роль валюты - меланжа, или, возможно, молочных су-камней, размером почти с глазное яблоко, совершенно круглых, глянцевых и мягких на вид, но начинавшие лучится радужными переливами, если на них направлялся свет или они прикасались к какому-либо телу. Это было место, где даникин меланжа или небольшой складчатый кошель сукамней воспринимался вполне естественно. Здесь из рук в руки переходили суммы на стоимость целой планеты - сделку скреплял один кивок, одно подмигивание, одно неразборчиво сказанное словечко. Здесь никогда не извлекались бумажники с деньгами. Самым близким к этому мог быть тонкий транслуксовый дипломатик, из охраняемых ядом внутренностей которого могли быть извлечены тончайшие листочки ридуланского хрусталя с очень большими числами, нанесенными на них печатным устройством с защитой от любой подделки.
      - Это банк, - сказал Тег.
      - Что? - Муззафар смотрел на закрытую дверь в противоположной стене. - О, да. Она скоро появится.
      - Она, разумеется, за нами сейчас наблюдает.
      Муззафар не ответил, но вид у него был угрюмый.
      Тег огляделся. Изменилось ли что-нибудь с его предыдущего визита? Он не видел значительных перемен. Он подивился, претерпевают ли убежища, подобные этому, какие-нибудь большие перемены даже за целые эпохи. Появился новый Росистый Ковер на полу, мягкий, как брентдаун и белый, как подбрюшный китовый мех. Если смотреть на него, то видно блестки влаги но это обман зрения. Босая нога (не то, чтобы это место когда-либо видело босую ногу) встретит ласкающую сухость.
      Был еще узкий столик около двух метров в длину почти в самом центре комнаты. Столешница его была по меньшей мере двадцати миллиметров толщиной. Тег предположил, что он сделан из дамианскойджакка ранды. Темно-коричневая поверхность была отполирована до блеска, который отражал взгляд и под которым проглядывали жилочки, как речные потоки. Здесь были только четыре адмиральских кресла вокруг стола, кресла, сработанные искусным ремесленником из того же дерева, что и стол, с подбитыми подушками сиденьями и со спинками лировой кожи, такого же точно цвета, что и полированное дерево.
      Только четыре. Больше - было бы излишеством. Он никогда прежде не сидел ни в одном из подобных кресел, и он не садился сейчас, потому что знал, что найдет там его плоть - удобство, почти такое же, как и презренном песьем кресле. Не совсем до такой же степени мягкости и подстраивания под форму садящегося, конечно. Слишком много комфорта могло заставить сидящего расслабится. Эта комната, ее обстановка говорили: "Чувствуй себя здесь удобно, но оставайся начеку".
      "В этом месте надо не только иметь голову на плечах, но и огромную боевую мощь за собой", - подумал Тег. Он и прошлый раз оценил это место таким образом, и мнение его не изменилось.
      Окон, не было, но те, что они видели снаружи, полыхали танцующими линиями света - энергетические барьеры, препятствующие вторжениям и предотвращающие бегства.
      Такие барьеры таили свои собственные опасности, знал Тег, но то, что они подразумевали под собой, было важно. Одно лишь потребление энергии было таково, что за счет этой энергии целый огромный город мог бы жить срок, равный сроку жизни самого большого долгожителя среди его обитателей.
      Здесь не было ничего случайного в демонстрации богатства.
      Дверь, на которую смотрел Муззафар, открылась с легким щелчком.
      ОПАСНОСТЬ!
      Вошла женщина в переливчатом золотом облачении. По ткани извивались красно-оранжевые линии.
      ОНА СТАРА!
      Тег не ожидал, что встретит столь глубокую старуху. Лицо ее было морщинистой маской. Глаза, глубоко сидящие, зеленым льдом. Нос ее был вытянутым клювом, тень его касалось тонких губ и повторяла острый угол подбородка. Черная облегающая шапочка почти скрывала серые волосы.
      Муззафар поклонился.
      - Оставь нас, - сказала она.
      Он удалился без единого слова через ту дверь, в которую она вошла. Когда дверь за ним закрылась, Тег проговорил:
      - Преподобная Черница.
      - Значит, ты узнаешь в этом банк, - в голосе ее было лишь слабое дрожание.
      - Разумеется.
      - Всегда есть средство передачи больших сумм денег или приобретения власти, - сказала она. - Я говорю не о той власти, которая правит фабриками, но о той, которая правит людьми.
      - И которая всегда называется правительство или общество, или цивилизация, - сказал Тег.
      - Я подозревала, что ты окажешься очень разумным, - высказалась она; отодвинула стул и села, но не предложила сесть Тегу.
      - Я думаю о себе, как о банкире. Это сразу отсекает множество грязных и обескураживающих околичностей.
      Тег не ответил. В этом, похоже, не было нужды. Он продолжал ее внимательно разглядывать.
      - Почему ты так на меня смотришь? - осведомилась она.
      - Я не ожидал, что ты окажешься такой строй, - сказал он.
      - Хе-хе-хе. У нас для тебя много сюрпризов, башар. Может быть, попозднее Преподобная Черница помоложе и пробормочет тебе свое имя, чтобы пометить тебя. Восхвали Дура, если это произойдет.
      Он кивнул, поняв не очень много из сказанного ей.
      - Это, к тому же, еще и очень старое здание, - сказала она. - Я наблюдала за тобой, когда ты в него вошел. Оно тебя тоже удивило?
      - Нет.
      - Это здание в основе своей остается без изменений несколько тысяч лет. Оно построено из материалов, которые продержатся еще намного дольше.
      Он взглянул на стол.
      - О, нет, это дерево. Но под этим есть поластин, полазы и пормабат. Три ПО, которые никогда не подводят, если только необходимость их требует.
      Тег промолчал.
      - Необходимость, - сказала она. - Возражаешь ли ты против каких-либо необходимых вещей, которые были с тобой сделаны?
      - Мои возражения не играют никакой роли, - сказал он.
      Куда же она гнет? Изучает его, конечно. Точно так же, как он изучает ее.
      - По-твоему, другие возражали когда-либо против того, что ты им делал?
      - Несомненно.
      - Ты прирожденный полководец, башар. Думаю, ты будешь для нас очень ценен.
      - Я всегда думал, что больше всего ценен для самого себя.
      - Башар! Посмотри мне в глаза!
      Он повиновался, увидел крохотные оранжевые крапинки, блуждавшие в ее белках. Ощущение опасности стало острым.
      - Если ты когда-нибудь увидишь мои глаза полностью оранжевыми - берегись! - сказала она. - Это значит, что ты оскорбил меня так, что я этого уже больше не способна выносить.
      Он кивнул.
      - Мне понравится, если ты сумеешь командовать, но ты не должен командовать мной! Ты командуешь грязью, это единственное назначение для таких, как ты.
      - Грязью?
      Она махнула рукой - пренебрежительный жест.
      - Ну, да, вон там. Ты знаешь их. Их любопытство сильно ограничено. Никаких великих соображений никогда не проникает в их разум.
      - Надо так понимать, что вы именно к этому и стремитесь.
      - Мы работаем на то, чтобы поддерживать это в таком виде, - сказала она. - Все доходит до них через мелкий фильтр, исключающий все, кроме представляющего непосредственную ценность для выживания.
      - Никаких великих дел, - сказал он.
      - Ты оскорблен, но это не имеет значения, - сказала она. Для тех, во внешнем мире, самое важное в чем? Поем ли я сегодня, будет ли у меня крыша над головой сегодня, под которую не вторгнутся нападающие или отребье? Роскошь? Роскошьэто обладание наркотиком или существом противоположного пола, которое может на время сдерживать зверя.
      "А ты и есть - зверь", - подумал он.
      - Я уделяю тебе время, башар, потому, что понимаю, можешь быть, для нас ты более ценен, чем даже Муззафар, А он действительно необыкновенно ценен. В настоящий момент он получает от нас очередное вознаграждение за то, что ты доставлен к нам в восприимчивом состоянии.
      Когда Тег опять промолчал, она хихикнула.
      - По-твоему, ты невосприимчив?
      Тег держался тихо. Ввели они какой-нибудь наркотик в его еду? Он видел вспышки своего двойного зрения, указывающие на возможность насилия, но они таяли по мере исчезновения оранжевых крапинок в глазах Преподобной Черницы. Надо, однако, избегать ее ног. Они - смертоносное оружие.
      - Все лишь оттого, что ты неправильно думаешь об отребье, - сказала она. - К счастью, оно до предела самоограничено. Они понимают это глубинными испарениями своего сознания, но не могут найти время ни на то, чтоб с этим разобраться, ни на что-либо, кроме непосредственной борьбы за выживание.
      - И нельзя этого в них исправить? - спросил он.
      - Этого и не должно исправлять! О, да, мы следим за тем, чтобы они продолжали смотреть на самосовершенствование, как на огромную причуду, за которой, конечно, нет ничего стоящего.
      - Им нужно отказывать в роскоши, - сказал он.
      - Никакой роскоши! Не существование! Это должно быть все время отгорожено барьером, который мы любим называть "Защитным Невежеством".
      - То, чего не знаешь, не может тебе повредить.
      - Мне не нравится твой тон, башар.
      И опять оранжевые крапинки заплясали в ее глазах. Ощущение опасности насилия, однако, уменьшилось. И она опять хихикнула.
      - То, чего ты опасаешься, есть противоположность тому, чего ты не знаешь. Мы учим, что новые знания могут быть опасными. Ты видишь, что отсюда с очевидностью вытекает: всякое новое знание противоречит способности выживания!
      Дверь за Преподобной Черницей открылась, и вернулся Муззафар. Это был изменившийся Муззафар, его лицо полыхало, глаза блестели. Он остановился за креслом Преподобной Черницы.
      - Однажды я буду в состоянии позволить тебе вот так стоять позади меня, - сказала она. - В моей власти такое сделать.
      "Что же они сделали с Муззафаром", - подивился Тег. Тот выглядел почти одурманеным.
      - Ты видишь, у меня есть власть? - спросила она.
      Он откашлялся.
      - Это очевидно.
      - Я банкир, помни! Мы только что внесли депозит на нашего верного Муззафара. Ты благодаришь нас, Муззафар?
      - Да, Преподобная Черница, - голос его был хрипл.
      - Я уверена, ты понимаешь этот вид власти вообще, башар, - сказала она. - Бене Джессерит хорошо тебя подготовил. Они весьма талантливы, но, боюсь, не так талантливы, как мы.
      - Мне говорили, что вы весьма многочисленны, - сказал он.
      - Дело не в нашем числе, башар. Такие силы, как у нас могут быть направлены так, что их можно контролировать небольшим числом.
      "Она - как Преподобная мать, - подумал он, - по тому, как старается отвечать, не выдавая при этом слишком многого".
      - По сути, - сказала она, - такая власть, как у вас, позволяет становится основой выживания для многих людей. Затем угроза, что мы заберем у них все это, заставляет их подчиниться нашему направлению, - она поглядела через плечо. - Хотел бы ты, чтобы мы забрали от тебя наши милости, Муззафар?
      - Нет, Преподобная Черница, - он и в самом деле затрепетал!
      - Вы нашли новый наркотик, - сказал Тег.
      Смех ее был непроизвольным и громким, почти хриплым.
      - Нет, башар, у нас есть старый.
      - Вы хотели бы сделать из меня наркомана?
      - Как и у всех других, подчиняющихся нам, у тебя, башар, есть выбор: смерть или повиновение.
      - Это довольно старый выбор, - согласился он. В чем же непосредственная угроза, исходящая из нее? Он не ощущал угрозы насилия. Совсем наоборот. Его двойное зрение показывало ему обрывистые вспышки крайне чувствительнных оттенков. Не подумают ли они, что могут закодировать его посвоему?
      Она улыбнулась ему - понимающее выражение с чем-то ледяным, скрытым под пониманием.
      - Будешь ли он хорошо нам служить, Муззафар?
      - Я полагаю, да, Преподобная Черница.
      Тег задумчиво нахмурился. Было что-то глубоко греховное в этой парочке. Они шли против всей морали, которой определялось все его поведение. Неплохо помнить, что никто из них не знает о странной перемене в нем, ускоряющей его реакции.
      Они как будто наслаждались его озадаченным смятением.
      Тег немного успокоился от мысли, что никто из них двоих по-настоящему не радуется жизни. Ему это было видно глазами, получившими образование Ордена. Преподобная Черница и Муззафар позабыли или, вероятнее всего, отвергли все, на что опирается способность к выживанию веселых людей. Он подумал, что, вероятно, они больше не способны находить настоящие источники радости в своем собственном теле. А их источники радости должны находится больше всего в подглядывании, в роли вечных наблюдателей все помнящих, как это было до того, как они обратились в то, чем стали. Даже когда они купаются в видимости чего-то, что некогда означало вознаграждение, они должны будут достигать новых крайностей каждый раз, чтобы коснуться краешков собственных воспоминаний.
      Улыбка Преподобной Черницы расширилась, обнажив ряд белых поблескивающих зубов.
      - Погляди на него Муззафар. Он не имеет ни малейшего понятия о том, что мы можем сделать.
      Тег слышал это, но он еще и наблюдал глазами, натренированными Бене Джессерит. Ни миллиграмма наивности не осталось в этих двух. Ничто, по всей видимости, не удивляет их. Никто не может оказаться для них действительно новым. И все равно, они строят заговоры, что-то замышляют, надеясь, что эта крайность воспроизведет в них памятный им трепет. Они конечно, знают, что этого не будет, и рассчитывают извлечь из нового переживания только еще больше полыхающей ярости, с которой они сделают еще одну попытку достичь недостижимое. Вот как строится их мышление.
      Тег улыбнулся тонко рассчитанной улыбкой, используя все мастерство, которому научился у Бене Джессерит. Это была улыбка, полная сочувствия, понимания действительной радости своего собственного существования. Он полагал, что это будет самым смертельным оскорбление, которое он может им нанести - и увидел, что попал в самую точку. Муззафар воззрился на него полыхающим взглядом. Преподобная Черница прешла от оранжевоглазой ярости к резкому изумлению, и затем очень медленно к замерцавшей радости. Она этого не ожидала. Это было что-то новое!
      - Муззафар, - сказала она, оранжевые крапинки ушли из ее глаз. - Приведи ту Преподобную Черницу, которая выбрана, чтобы пометить нашего башара.
      Тег, двойное зрение которого показало непосредственную опасность, наконец понял. Он увидел свое собственное будущее, бегущее вперед подобно волнам, в то время, как в нем нарастала сила. Дикая перемена в нем продолжалась! Он ощутил расширение энергии. Вместе с этим пришло понимание выбора. Он увидел себя в виде всесметающего вихря, несущегося через это здание - вокруг него рассеяны тела (Муззафар и Преподобная Черница среди них), и все здание напоминает бойню, когда он его покидает.
      "Должен ли я это сделать?" - подивился он.
      За каждого, кого он убьет, нужно будет убивать все новых. Он видел, однако, необходимость этого, увидел, наконец, весь замысел Тирана. Боль, которую он ощутил за себя, чуть не заставила его закричать, но он ее подавил.
      - Да, приведи мне эту Преподобную Черницу, - сказал он, понимая, что тогда на одну меньше ему придется искать и убивать где-то еще в этом здании. Прежде всего, надо будет разгромить комнату сканирования, управляющую лазерами.