Данкан покачал головой из стороны в сторону. Нет. Нет, он не понимал.
      - В этом сладость момента, - сказала она. - Ты прошел через все, причиняющее боль пиршества, и достиг в конце чего-то, что ты способен смаковать. Но! Пока ты смакуешь это и приходит самый болезненный момент из всех - понимание, что это не удовольствие напоследок. Нет, разумеется. Это - главная боль самого главного наказания. Это накрепко связано с преподносимым Бене Джессерит уроком.
      - Но что она сделает с охраной? - Данкан с трудом заставил себя произнести эти слова.
      - Я не могу сказать, как именно накажут каждого. Мне нет нужды это знать. Я могу тебе только сказать, что для каждого из них это будет по-разному.
      Тамалан явно ничего больше не скажет. Она вернулась к лежащему перед ней уроку на завтрашний день.
      - Завтра мы продолжим, - сказала она, - изучать происхождение различных акцентов и разговорного галаха.
      Никто больше, даже Тег или Патрин, не ответит на его вопросы о наказаниях. Даже охранники, когда он потом их повстречал, отказались говорить о своих испытаниях. Некоторые реагировали сухо на его заискивания, и никто с ним больше не хотел играть. Не было прощения среди наказанных. Хоть это было абсолютно ясно.
      "Проклятие Шванги! Проклятие Шванги!.." Оттуда-то и началась его глубокая ненависть к ней. Его ненависть к ней разделили все старые ведьмы. Будет ли эта молодая, как все старые?
      "Проклятие Шванги!"
      Тогда он потребовал от Шванги:
      - Зачем тебе было их наказывать?
      Шванги некоторое время помолчала, не зная, что ему ответить, затем сказала:
      - Здесь, на Гамму, для тебя опасно. Есть люди, желающие причинить тебе вред.
      Данкан не спросил, почему, это была еще одна область вопросов, на которые ему еще никогда не отвечали. Даже Тег не ответит, хотя само присутствие Тега подчеркивало тот факт, что ему грозит опасность.
      А Майлз Тег был ментатом, который должен знать много ответов. Данкан часто видел, как глаза старика поблескивают, говоря о том, что его мысли блуждают где-то далеко. Но ментат не давал ответа на такие вопросы как:
      - Почему мы здесь, на Гамму?
      - От кого ты меня охраняешь? Кто хочет причинить мне вред?
      - Кто мои родители?
      При всех этих вопросах он натыкался на молчание или, иногда, Тег мог проворчать:
      - Мне нельзя тебе отвечать.
      Библиотека была бесполезна. Он выяснил это, когда ему было всего восемь лет, и главной его наставницей была неудавшаяся Преподобная Мать по имени Луран Гиэза - не такая древняя, как Шванги, но уже достаточно в годах - за сотню ей перевалило в любом случае.
      По его запросу библиотека поставила ему информацию о Гамму: Гиди Прайм, о Харконненах и их падении, о различных конфликтах, во время которых Тег был командующим. Ни одна из этих битв не обернулась большой кровью. Некоторые комментаторы писали о "бесподобных дипломатических способностях" Тега. Но один факт вел к другому, Данкан узнал о времени Бога Императора и об укрощении его подданных. Эта эпоха на недели завладела вниманием Данкана. Он обнаружил среди материалов библиотеки старую карту и спроецировал ее на фокусную стену. Накладываемый голос комментатора сообщил ему, что этот самый Оплот был Центром Управления Рыбословш, покинутым во время Рассеяния.
      Рыбословши!
      Данкану захотелось жить в то время, служить одним из советников мужчин в женской армии, поклонявшейся Богу Императору.
      "О, если б только жить на Арракисе в те дни!"
      Тег с удивительной охотой шел на разговоры о Боге Императоре, всегда называя его Тираном. Замок библиотеки открылся, и информация об Арракисе-Ракисе хлынула на Данкана.
      - Увижу ли я когда-нибудь Ракис? - спросил он Гиэзу.
      - Тебя и готовят для жизни там.
      Этот ответ его изумил. Он в новом свете увидел все то, чему его учили об этой отдаленной планете.
      - Почему я буду жить там?
      - На этот вопрос я ответить не могу.
      Он с возобновленным интересом вернулся к изучению этой загадочной планеты и ее жалкой церкви Шаи-Хулуда, Разделенного Бога. Черви. Бог Император стал этими червями! Сама мысль об этом наполняла Данкана благоговейным трепетом. Может быть, здесь и есть что-то, достойное поклонения. Эта мысль нашла живой отклик в его душе. Что заставило человека по своей воле пойти на такую ужасную метаморфозу?
      Данкан знал, что думают охрана и все остальные в Оплоте о Ракисе и о главных жреческих институтах тамошней религии. Насмешливое замечание и смех объяснили ему все. Тег сказал ему:
      - Мы никогда, наверное, не узнаем полную правду, паренек, но мое тебе слово - это не религия для солдата.
      Последнюю точку поставила Шванги:
      - Ты должен выучить все о Тиране, но никак не верить в его религию. Это ниже тебя, это достойно презрения.
      Как только Данкан мог урвать момент от занятий, он жадно погружался во все, что поставляла ему библиотека: Святая Книга Разделенного Бога, Сторожевая библия. Оранжевая Католическая библия и даже Апокрифы. Он узнал о давно исчезнувшем бюро веры и о "Жемчужине, Которая Есть Солнце Понимания".
      Сама идея червей его привораживала. Их размер! Большой червь мог бы вытянуться от одного конца Оплота до другого. Во времена до Тирана люди ездили на червях, но сейчас жрецы Ракиса запретили это.
      Он зачитывался докладами археологической экспедиции, обнаружившей примитивную не-палату Тирана на Ракисе. Это место называлось Дар-эс-Балат. Отчеты главы экспедиции археологов Хади Бенотто были помечены: "Доступ закрыт, согласно распоряжению ракианских жрецов". Шифром сведений по этой теме Архива Бене Джессерит была вытянутая в длину единица. То, что обнаружила Бенотто, просто завораживало.
      - Ядрышко самосознания Бога Императора в каждом черве? - спросил он Гиэзу.
      - Так утверждают. Но, даже если это правда, черви имеют лишь сознание, но не разум. Сам Тиран говорил, что погрузится в бесконечный сон.
      Ни одно учебное занятие не обходилось без особой лекции, объяснения взглядов Бене Джессерит на религию, до тех пор, пока он наконец не добрался до хроник, называемых "Девять дочерей Сионы" и "Тысяча сыновей Айдахо".
      Глядя прямо в лицо Гиэзе, он требовательно попросил:
      - Меня тоже зовут Данкан Айдахо. Что это значит?
      Гиэза всегда двигалась так, как будто навечно осталась в тени своей неудачи - длинная голова опущена, водянистые глаза устремлены в землю. Этот разговор состоялся почти вечером в длинном холле перед гимнастическим залом. Гиэза побледнела.
      Когда она ему не ответила, он вопросил:
      - Происхожу ли я от Данкана Айдахо?
      - Ты должен спрашивать у Шванги, - она говорила так, как будто слова причиняли ей боль.
      Этот набивший оскомину ответ его разозлил. Она ведь понимает - ему скажут что-то, лишь бы заткнуть рот, почти не давая никаких сведений.
      Шванги, однако, оказалась более откровенной, чем он ожидал.
      - Ты одной крови с Данканом Айдахо.
      - Кто мои родители?
      - Они давно мертвы.
      - Как они умерли?
      - Я не знаю. Ты попал к нам сиротой.
      - Тогда, почему же люди стараются причинить мне вред?
      - Они страшатся того, что ты можешь сделать.
      - Что я могу сделать?
      - Выучить наши уроки. Со временем тебе все станет ясно.
      Заткнись и учись? Еще один знакомый ответ.
      Он повиновался, потому что уже научился узнавать, когда двери перед ним заперты. Но теперь его пытливый разум встречал другие отчеты про времена Голода и Рассеяния, про не-палаты и не-корабли, которые нельзя было проследить даже с помощью самых мощных ясновидческих умов во всем мироздании. Здесь он столкнулся с фактом, что потомки Данкана Айдахо и Сионы - людей, служивших Тирану, Богу Императору - были невидимы для пророков и провидцев. Даже кормчий Космического Союза, глубоко погруженный в меланжевый транс, не мог засечь таких людей. Сиона, как говорилось в отчетах, по прямой линии происходила из рода Атридесов, а Данкан Айдахо был гхолой.
      Гхола?
      Он стал шарить в библиотеке в поисках более подробных объяснений этого странного слова. Гхола. Библиотека предложила ему лишь самые скупые сведения: "Гхолы - люди, выведенные из кадавровых клеток в акслольтных чанах Тлейлакса".
      Акслольтные чаны?
      - "Тлейлаксанское устройство для воспроизведения живого человеческого существа из клеток кадавра".
      - Опиши гхолу, - потребовал он.
      - "Невинная плоть, опорожненная от всех воспоминаний своего исходного "я".
      "Акслольтные чаны".
      Данкан научился читать между строк, открывать недосказанное людьми Оплота. На него снизошло озарение. Он знает! Ему только десять лет, а он уже понял!
      "Я - гхола".
      К концу дня в библиотеке вся эзотерическая машинерия вокруг отступила на задний план его восприятии. Десятилетний мальчик безмолвно сидел перед сканером, крепко вцепившись в знание о самом себе.
      Я - гхола.
      Он не мог припомнить акслольтные чаны, где его клетки развивались до уровня новорожденного. Его первые воспоминания - Гиэза, берущая его из колыбели, живой интерес во взрослых глазах, который очень скоро истаял до настороженности и скрытной сдержанности.
      Это было, как если бы вся информация, которую ему с таким скрипом удавалось вытягивать из людей Оплота и материалов библиотеки, обрела наконец единый фокус - Он Сам.
      - Расскажи о Бене Тлейлаксе, - потребовал он от библиотеки.
      - "Это народ, самоподразделяющийся на Лицевых Танцоров и Господинов. Лицевые Танцоры - бесплодные мулы и подчинены Господинам".
      "Почему они со мной это сделали?"
      Информационные устройства библиотеки стали внезапно чуждыми и опасными. Он боялся не того, что его вопрос опять наткнется на глухую стену, но того, что получит ответы.
      "Почему я настолько важен для Шванги и других?"
      Он почувствовал, что с ним сделали что-то неправильное, даже Майлз Тег и Патрин. Разве это правильно - брать клетки человека и производить гхолу?
      С огромным колебанием он задал следующий вопрос:
      - Может ли гхола когда-либо вспомнить, кем он был?
      - "Это осуществимо".
      - Как?
      - "Психологическая идентификация гхолы через пробуждение тех или иных глубинно сохраняемых рефлексов его исходного "я", которую возможно спровоцировать нанесением травмы.
      Вообще никакой не ответ!
      - Но как?
      Здесь вмешалась Шванги, без уведомления войдя в библиотеку. Значит что-то в его вопросах пробудило ее тревогу!
      - Со временем тебе все станет ясно, - сказала она.
      Она разговаривала с ним свысока! Он ощутил в этом несправедливость, и отсутствие правды. Что-то внутри его говорило, что в его неразбуженном человеческом "я" больше мудрости, чем в тех, кто притворялись, будто они выше его. Его ненависть к Шванги достигла нового накала. Она была воплощением тех, кто терзал и доводил его до отчаяния, отказываясь отвечать на вопросы.
      Теперь, однако, у него разгорелось воображение. Он способен вернуть себе свою исходную память! Он ощущал, что это правда. Он вспомнит своих родителей, свою семью, своих друзей, своих врагов. Он спросил об этом Шванги:
      - Вы произвели меня из-за моих врагов?
      - Ты уже научился молчанию, дитя, - полагайся на это знание.
      "Очень хорошо, вот так я и буду сражаться с тобой, проклятая Шванги, - буду молчать и учиться, не покажу тебе, что по-настоящему чувствую".
      - Ты знаешь, - сказала она, - по-моему, мы воспитываем стоика.
      Она ему покровительствует! Он не желал, чтобы ему покровительствовали, он желал сражаться с ними со всеми - вооружаясь молчанием и наблюдательностью. Данкан убежал из библиотеки и закрылся в своей комнате.
      В последующие месяцы он получил множество подтверждений, что является гхолой. Даже ребенок понимает, когда жизнь вокруг него идет необычным порядком. Случалось, он видел других смеющихся и перекликающихся детей, гуляющих за стенами по окаймлявшей Оплот дороге.
      Он нашел в библиотеке рассказы о детях. Взрослые не приходили к этим детям и не загружали их суровыми тренировками, которыми обременяли его. У других детей не было Преподобной Матери Шванги, которая постоянно бы вмешивалась даже в мелочи их жизни.
      Его открытие повлекло за собой еще одну перемену: Гиэза была отозвана и не вернулась.
      "Она не должна была допускать, чтобы я узнал о гхолах".
      Правда была сложней - как объяснила Шванги Лусилле, когда они в день приезда Лусиллы наблюдали за Данканом с галереи.
      - Мы знали, что наступит неизбежный момент. Он узнает о гхолах, начнет целенаправленно выспрашивать.
      - Самая пора была, чтобы все его образование взяла на себя полная Преподобная Мать Гиэза.
      - Ты сомневаешься в моем суждении? - огрызнулась Шванги.
      - Разве твое суждение столь совершенно, что в нем никогда нельзя усомниться? - мягкое контральто Лусиллы отвесило этот вопрос, как пощечину.
      Шванги почти минуту сохраняла молчание, затем проговорила:
      - Гиэза находила гхолу очаровательным ребенком. Она плакала и говорила, что будет тосковать без него.
      - Разве ее не предупреждали насчет этого?
      - У Гиэзы не было нашей подготовки.
      - Тогда-то ты и заменила ее на Тамалан. Я не знаю Тамалан, но, предполагаю, она весьма стара.
      - Весьма.
      - Какова была его реакция на устранение Гиэзы?
      - Он спрашивал, куда она делась. Мы не ответили.
      - Как обстоит дело с Тамалан?
      - На третий день пребывания с нею, он очень спокойно сказал: "Я тебя ненавижу. Ты именно этого и рассчитывала добиться?"
      - Так быстро!
      - Как раз сейчас он наблюдает за тобой и думает: "Я ненавижу Шванги. Придется ли мне возненавидеть и эту новенькую?" А еще он думает, что ты не похожа на других, старых ведьм. Ты молода. Он поймет, что это наверняка важно.
      Людям жить лучше всего, когда у каждого есть свое определенное место, когда каждый знает, в какой, задуманный порядок он вписан и чего может достичь. Разрушь отведенное место - и ты разрушишь личность.
      Учение Бене Джессерит
      Майлз Тег не желал этого назначения на Гамму. Оружейный наставник, полностью отвечающий за мальчика-гхолу? Пусть даже за такого, как этот, со всей историей, переплетенной вокруг него. Это было нежелательное вторжение в хорошо налаженный быт отставника Тега.
      Но он прожил всю жизнь как военный-ментат, повинующийся воле Бене Джессерит, и любой акт неповиновения даже входить не мог в его компутацию.
      "Quis custodiet ipsos custodiet?"
      "Кто будет охранять охранников?" Кто проследит за тем, чтобы охранники не совершили никаких нарушений?
      Это вопрос, над которым Тег не раз как следует задумывался. Отсюда и возникла одна из главных основ его верности Бене Джессерит. Чтобы там ни говорили об Ордене, а он проявляет восхитительно последовательную целеустремленность.
      "Моральная целеустремленность", - так окрестил это Тег.
      Моральные цели Бене Джессерит полностью согласовывались с принципами Тега. То, что эти принципы заложил в него Бене Джессерит, не играло здесь никакой роли. Рациональное мышление, особенно рациональность ментата, не может вынести иного суждения.
      Тег довел эту мысль до абсолюта: "Если даже лишь одинединственный человек следует таким руководящим принципам, наше мироздание становится лучше". Это никогда не вопрос справедливости. Справедливость требует обращения к закону, а закон может оказаться ветреной дамочкой, потому что всегда идет на поводу у законников. Нет, это вопрос честности, концепции более глубокой. Приговоренные должны ощущать справедливость вынесенного им приговора.
      Заявления типа: "Буква закона должна соблюдаться", представляли опасность руководящим принципам Тега. Честность требует соглашения, предсказуемого постоянства и, свыше всего прочего, верности вверх и вниз по иерархии. Для руководства, управляемого такими принципами, не требуется никакого внешнего контроля. Ты выполняешь свои обязанности потому, что это справедливо. И ты повинуешься не потому, что это предсказуемо правильно. Ты делаешь это, потому что так справедливо именно для данного момента. Предсказание, предвидение вообще ничего общего с этим не имеют.
      Тег знал, что за Атридесами прочно закрепилась репутация провидцев, но подобные умозаключения имели мало места в его мировоззрении. Принимай мироздание таким, каким оно тебе является, и прилагай свои принципы там, где это возможно. Подчиненный обязан безоговорочно исполнять приказы, отданные сверху. Не то, чтобы Тараза подала это как беспрекословный приказ, но было ясно, что под всем подразумевалось.
      - Ты идеальный человек для выполнения этой задачи.
      Он прожил долгую жизнь, в которой было множество высочайших достижений, и на покой ушел с почетом. Тег знал, что стар, медлителен что старость вот-вот возьмется подтачивать всеми своими червоточинами его ум, но живо откликнулся на призыв к исполнению долга, даже при том, что ему пришлось перебарывать желание сказать "нет".
      Назначение Тараза привезла ему лично. Могущественная повелительница всего (включая Защитную Миссионерию) выбрала именно его. Не просто Преподобная Мать, но Верховная Преподобная Мать.
      Тараза прибыла в его убежище на Лернаусе, где он жил после отставки, - большой почет, и он это осознавал. Она появилась у его ворот, не предупредив предварительно о своем прибытии, сопровождаемая только двумя послушницами и небольшим отрядом охраны. Он узнал некоторые лица. Тег сам готовил этих людей. Она прибыла утром, вскоре после завтрака. Тараза, зная распорядок его жизни, понимала, что он бодрее всего именно в этот час - так она хотела застать его пробужденным и во всей полноте его способностей.
      Патрин, старый денщик Тега, провел Таразу в гостиную восточного крыла, в небольшое элегантное помещение, где была только основательная настоящая мебель. Нелюбовь Тега к песьим креслам и другой живой мебели была хорошо известна. Какой был у Патрина кислый взгляд, когда он провел в эту комнату облаченную в черное Верховную Мать. Тег сразу же понял значение этого взгляда. Длинное и бледное лицо Патрина, покрытое старческими морщинами, могло представляться другим неподвижной маской, но Тег не проглядел углубившихся морщин в углах его рта, застывшего взгляда старых глаз. Значит, Тараза сказала нечто, потревожившее Патрина. Через высокие скользящие двери толстого плаза открывался вид на восток - на длинный травянистый склон до деревьев вдоль реки.
      Тараза задержалась, едва войдя в комнату, залюбовавшись открывавшимся из нее видом.
      Тег без предварительной просьбы коснулся кнопки. Шторы закрыли вид, зажглись глоуглобы. Действия Тега дали понять Таразе, что он высчитал, что им необходимо остаться наедине. Он подчеркнул это, распорядившись Патрину:
      - Пожалуйста, проследи за тем, чтобы нас не потревожили.
      - Нужны распоряжения для Южной фермы, сэр, - осмелился заметить Патрин.
      - Пожалуйста, пригляди за этим сам. Ты и Фирус знаете, чего я хочу.
      Уходя, Патрин чуть резковато закрыл дверь - крохотный сигнал, многое поведавший Тегу.
      Тараза двинулась по комнате, осматривая ее.
      - Цвет липовой зелени, - заметила она. - Один из моих любимых цветов. У твоей матери был чудесный вкус.
      Тег потеплел при этом замечании. Он был глубоко привязан к этому зданию, к этой земле. Его семья обитала здесь только три поколения, но уже наложила отпечаток на это место. Многое, в чем ощущались руки и вкус его матери, так и оставалось нетронутым.
      - Это безопасно - любить землю и места, - сказал Тег.
      - Мне особенно нравятся жгуче-рыжие ковры в холле и витражное стекло входной двери, - произнесла Тараза. - Этот витраж действительно древний, я уверена.
      - Ты наверняка прибыла не для того, чтобы говорить об интерьерах, сказал Тег.
      Тараза хмыкнула.
      У нее был пронзительный голос, а подготовка Ордена научила ее использовать его наиболее эффективно. Это был не тот голос, который легко проигнорировать, даже когда он кажется абсолютно небрежным, вот как сейчас. Тег видывал ее на Советах Бене Джессерит. Там ее манера была могущественной и убеждающей, каждое слово - показатель язвительного ума, руководящего ее решениями. Он мог ощутить важность решения, стоящего за ее нынешним поведением.
      Тег указал на кресло с зеленой обивкой слева от себя, она посмотрела, еще раз метнув взгляд по комнате, и подавила улыбку.
      Она бы взялась безбоязненно поспорить, что в доме не найдется песьего кресла. Тег был древностью, окружившей себя древностями. Она уселась и расправила складки своего облачения, ожидая, когда Тег усядется в точно такое же кресло напротив нее.
      - Я сожалею о необходимость обращаться к тебе, когда ты уже в отставке по возрасту, башар, - сказала она. - К несчастью, обстоятельства почти не оставляют мне выбора.
      Тег оперся своими длинными руками на подлокотники кресла - ментат, погруженный в размышления, его поза говорила: "Наполни мой ум данными".
      Тараза на мгновение была обескуражена. Импозантное это было зрелище. В облике Тега сохранялась прежняя царственность. Высокий, с большой головой, увенчанной седыми волосами. Она знала, что ему не хватает четырех стандартных лет до трех сотен. Даже учитывая, что стандартный год был короче так называемого примитивного года, это все равно был впечатляющий возраст, и с таким опытом службы Бене Джессерит, чтобы она относилась к нему с уважением. На Теге, отметила она, светло-серый мундир без знаков отличия. Тщательно пошитые брюки и куртка, белая рубашка с открытым воротом, обнажавшим покрытую глубокими морщинами шею. Золото поблескивает на поясе - она узнала солнце с лучами башара, полученное им при уходе с действительной службы. До чего же в духе практичного Тега! Он подвесил эту золотую штучку себе на пряжку пояса. Это ее успокоило. Тег поймет ее проблему.
      - Нельзя ли мне выпить воды? - спросила Тараза. - Путешествие было долгим и утомительным. Последний участок пути мы проделали на одном из наших транспортов, который следовало бы заменить еще пять сотен лет назад.
      Тег поднялся из кресла, подошел к стенной панели и извлек бутылку охлажденной воды и стакан из шкафчика за панелью. Он поставил все это на низкий столик у правой руки Таразы.
      - У меня есть меланж, - предложил он.
      - Нет, спасибо, Майлз. У меня с собой мои собственный.
      Тег опять уселся в свое кресло, и она подметила в нем некоторую скованность. Учитывая его года, он, все равно, был примечательно подвижен.
      Тараза налила себе полстакана воды, выпила одним глотком и с изысканной осторожностью поставила стакан на боковой столик. Как же подступиться? Поведение Тега ее не одурачивало. Он не желает вылезать из своего спокойного убежища. Ее аналитики предостерегали об этом. Со времени отставки он проявил более чем праздный интерес к фермерству. Его обширные земли здесь, на Лернаусе, были по сути своей экспериментальными участками.
      Она подняла взгляд и неприкрыто стала его разглядывать. Квадратные плечи подчеркивали узкую поясницу Тега Значит, он до сих пор поддерживает форму. Это длинное лицо, резкие черты которого формируются рельефной костью: типично атридесовское. Тег встретил ее взгляд, как он делал это всегда - требуя внимания, но открытый всему, что может сказать Верховная Мать. Его узкий рот приоткрыт в легкой усмешке, обнажая ровные и светлые зубы.
      "Он понимает, что мне не по себе! - подумала она. - Проклятье! Он почти столько же времени слуга Ордена, как и я".
      Тег не подкидывал ей наводящих вопросов. Его поведение оставалось безупречным, странно отстраненным. Она напомнила себе, что это вообще характерно для ментатов, никаких других выводов из этого не следует.
      Тег резко встал и прошел к серванту слева от Таразы. Он повернулся, скрестил руки на груди, и откинувшись на сервант, доглядел на нее.
      Таразе пришлось повернуть кресло, чтобы оказаться лицом к нему. Черт его подери! Тег не собирался облегчить ее задачу. Все Преподобные Матери отмечали - трудно заставить Тега присесть во время разговора. Он предпочитал стоять, плечи напряжены с военной жесткостью, взгляд устремлен вниз. Немногие Преподобные Матери достигали его роста - более двух метров. Эта его привычка стоять - на чем сходились все аналитики - была способом Тега (может быть бессознательным) выражать протест против своего подчинения Ордену. Ни в чем другом, однако, этот протест не сказывался. Тег всегда был самым надежным военачальником, когда-либо состоявшим на службе Ордена.
      Несмотря на кажущуюся простоту, главные связующие силы этого многообщественного мироздания взаимодействовали достаточно сложно, и надежные военные командующие ценились даже не на вес меланжа, а во много раз больше. Религиозная и мирская память об имперской тирании всегда фигурировали в переговорах, но все, в конечном итоге, определяла экономика, и военную монету можно было учесть на чьем угодно арифмометре. Это присутствовало во всех переговорах и будет присутствовать до тех пор, пока торговую систему движет необходимость получения особенных товаров (таких, как спайс и продукты технологии Икса), необходимость в специалистах (таких как ментаты и доктора Сакк) и все другие заземленные нужды для которых существует рынок: рабочая сила, строители, инженеры, организующие жизнь, художники, экзотические удовольствия...
      Ни одна юридическая система не могла увязать такую сложность в единое целое, с очевидностью порождая еще одну необходимость - постоянную нужду в авторитетных арбитрах. Преподобные Матери естественно подходили на эту роль внутри экономической паутины, и Майлз Тег это знал. Он понимал также, что его вновь извлекают, как ходовую монету. Доставит ли эта роль ему удовольствие при переговорах - в расчет не бралось.
      - Похоже, у тебя здесь нет такой семьи, чтобы удерживать на месте, проговорила Тараза.
      Тег молчаливо это проглотил. Да, его жена умерла тридцать восемь лет на зад. Все его дети выросли и, за исключением единственной дочери, разлетелись из гнезда. У него много личных интересов, но не семейных обязанностей. Это верно.
      Затем Тараза напомнила ему о его долгой и верной службе Ордену, припомнила несколько заслуг. Она знала, что похвала мало на него подействует, но это открывало ей необходимый прямой путь к тому, что должно последовать.
      - Твое семейное сходство вполне оценено, - сказала она.
      Тег наклонил голову не больше, чем на миллиметр.
      - Твое сходство с первым Лито Атридесом, дедом Тирана, просто удивительно, - продолжала Тараза.
      Тег ничем не дал понять, что слышал или согласен. Это просто факт, нечто уже отложенное в его объемистой памяти. Он знал, что несет в себе гены Атридесов. Он видел изображение Лито I на Доме Соборов. До чего ж это оказалось странным, словно он смотрел на себя в зеркало.
      - Ты чуть повыше, - сказала Тараза.
      Тег продолжал пристально глядеть на нее.
      - К черту все это, башар, - сказала Тараза, - разве ты не можешь мне, по крайней мере, постараться помочь?
      - Это приказание, Верховная Мать?
      - Нет, это не приказание.
      Тег медленно улыбнулся. Сам факт, что Тараза позволила себе у него на глазах такой взрыв, говорил ему очень о многом. Она не поведет себя так с людьми, к которым относится с недоверием. И она, наверняка, не позволит себе такой эмоциональный всплеск перед человеком, которого считает просто-напросто мелким подчиненным.
      Тараза опять откинулась в своем кресле и широко улыбнулась Тегу.
      - Ладно, - сказала она. - Ты развлекся. Патрин сказал, что ты будешь очень недоволен, если я призову тебя назад, к исполнению долга. Уверяю тебя, что это критически важно для наших планов.
      - Для каких планов, Верховная Мать?
      - На Гамму мы выращиваем гхолу Данкана Айдахо. Ему почти шесть лет, он доспел до обучения военному делу.
      Тег позволил своим глазам чуть раскрыться.
      - Это будет для тебя действительно утомительной работой, - сказала Тараза, - но я хочу, чтобы ты взялся за его подготовку и защиту как можно скорее.
      - Мое сходство с герцогом Атридесом, - проговорил Тег. - Вы воспользуетесь мной, чтобы пробудить его исходную память.
      - Да, через восемь-десять лет.
      - Так долго! - покачал головой Тег. - Почему Гамму?
      - Его наследственность - прана-бинду - изменена Бене Тлейлаксом, согласно нашему заказу. Его рефлексы соответствуют по скорости любому, рожденному в наше время. Гамму... истинный Данкан Айдахо родился и вырос там. Из-за перемен в его клеточной наследственности мы должны поддерживать все остальное как можно ближе к первоначальным условиям.
      - Зачем вы это делаете? - это была интонация ментата, требующего данных для осмысления.
      - На Ракисе обнаружена девочка, способная управлять червями. У нас там будет, как использовать гхолу.
      - Вы их скрестите?
      - Я призываю тебя не как ментата. То, что нам нужно - твои воинские таланты и сходство с Лито I. Ты знаешь, как восстановить исходную память, когда придет время.
      - Значит, на самом деле вы возвращаете меня на службу в качестве дядьки-мечевластителя.
      - По-твоему, это понижение для того, кто некогда был Верховным Башаром всех наших сил?
      - Верховная Мать! Ты приказываешь - я повинуюсь. Но я не приму этого поста без полного подчинения мне всех оборонных систем Гамму.
      - Это уже устроено, Майлз.
      - Ты всегда знала, как работает мой ум.
      - Я всегда была убеждена в твоей верности.
      Тег оттолкнулся от серванта и секунду стоял в размышлении.
      - Кто предоставит мне всю информацию?
      - Беллонда из Архивов, точно так же, как и прежде. Она снабдит тебя шифром, чтобы обеспечить безопасную связь между нами.
      - Я дам тебе список людей, - сказал Тег, - старые соратники и дети некоторых из них. Я хочу, чтобы все они уже ждали на Гамму, когда я туда прибуду.
      - Ты не думаешь, что некоторые из них откажутся?
      Его взгляд сказал: "Не будь дурочкой!"
      Тараза хмыкнула и подумала: "Это то, чему давние Атридесы нас накрепко научили - как производить тех, кто внушает высочайшие преданность и верность к себе".