Одраде знала, когда Верховная Мать принимает такую позу: вскоре Тараза забормочет себе под нос. Ну, точно, именно, как Одраде и ожидала, Тараза что-то забормотала про себя.
      Верховная Мать размышляла, следя за выдающим информацию дисплеем с огромным вниманием. Многие дела занимали ее мысли.
      Это успокаивало Одраде. Тараза не верит, что существует некая благотворная сила, руководящая человечеством. Защитная Миссионерия и Намерения Ордена - вот что хоть как-то ценно в мире Таразы. Все, служащее этим целям, даже происки давно умершего Тирана, должно почитаться благом. Все остальное - зло. Чужеродные вторжения из Рассеяния - особенно эти возвращающиеся потомки Рыбословш, называющие себя Преподобными Черницами никак не заслуживают доверия. Собственная паства Таразы, и даже противостоящие ей в Совете, это, в конечном итоге, Бене Джессерит единственное, чему можно доверять.
      Так и не поднимая глаз, Тараза проговорила:
      - Ты знаешь, что если сравнивать тысячелетия, предшествующие Тирану, с прошедшими после его смерти, то уменьшение крупных конфликтов феноменально. Со времени Тирана их число стало меньше, чем два процента от того, что было прежде.
      - Насколько мне известно, - ответила Одраде.
      Тараза метнула на нее короткий взгляд и сразу опустила глаза.
      - Что?
      - Невозможно получить сведения, сколько войн велось за пределами нашего обитания. Есть ли у тебя статистика от людей Рассеяния?
      - Конечно нет!
      - Ты говоришь о том, что именно Лито укротил нас, - сказала Одраде.
      - Если тебе этого хочется, пусть будет так.
      Тараза отметила что-то, увиденное на дисплее.
      - Следует ли приписать это заслугам нашего любимого башара Майлза Тега? - спросила Одраде. - Или его талантливым предшественникам?
      - Этих людей выбирали мы, - сказала Тараза.
      - Не понимаю, уместна ли сейчас дискуссия по военным вопросам, - сказала Одраде. - Что она имеет общего с нашей нынешней проблемой?
      - Есть кое-кто, полагающий, что мы можем вляпаться в скверную историю и впадем в состояние хуже, чем было до Тирана...
      - Да ну? - Одраде поджала губы.
      - Некоторые отряды возвращающихся Затерянных продают оружие всякому, кто хочет или может купить.
      - Какое именно оружие? - спросила Одраде.
      - Современное оружие стекается на Гамму, и почти нет сомнений, что тлейлаксанцы накапливают некоторые самые опасные вооружения.
      Тараза откинулась назад и потерла виски. Она заговорила тихим, почти задумчивым голосом.
      - Мы считаем, что принимаем решение величайшего значения и исходим из высочайших принципов.
      Одраде и раньше это знала. Она сказала:
      - Верховная Мать сомневается в правоте Бене Джессерит?
      - Сомневаюсь? О, нет. Но я действительно испытываю разочарование. Мы работали изо всех сил ради этих высокоутонченных целей, а что получаем в итоге? Обнаруживается, что многое, чему мы посвятили наши жизни, проистекает из ничтожных предпосылок: жажды личных удобств или благополучия, не имеющих ничего общего с нашими высокими идеалами. Что действительно поставлено на карту - соглашение всех Способных принимать решения для пользы всего человечества.
      - Я слышала, ты называешь это политической необходимостью, - заметила Одраде.
      Тараза заговорила, взяв себя под жесткий контроль и опять перенеся при этом взгляд на дисплей.
      - Если мы станем основывать наши суждения не на созданной жесткой системе, то это верный путь к исчезновению Бене Джессерит.
      - Ты не найдешь ничтожных решений в моей биографии, - сказала Одраде.
      - Я ищу источники слабостей, изъянов.
      - Их ты тоже не найдешь.
      Тараза скрыла улыбку. Она узнала, поняла это эксцентричное замечание: способ Одраде подпускать шпильки Верховной Матери. Одраде была очень хороша, когда, нетерпеливая на вид, на самом деле погружалась в поток терпения, не поторапливая время.
      Когда Тараза не клюнула на эту наживку, Одраде вернулась к своему спокойному ожиданию - легкое дыхание, уравновешенный ум. Терпение втекало в нее без усилия над собой. Орден давным-давно научил ее, как разделять прошлое и настоящее на одновременные потоки. Созерцая все окружающее, она в то же время способна была выхватывать крохи прошлого и жить ими, словно прошлое и настоящее накладывались на один экран.
      "Работа памяти", - подумала Одраде. Было время, когда Одраде жила так, как и большинство детей: в доме, где были мужчина и женщина - если и не настоящие родители, то растившие ее вполне по-родительски. Все другие дети, которых она тогда знала, жили так же: у них были папы и мамы. Порой один папа работал, далеко от дома. Порой на работу ходила только мама. В случае Одраде, женщина оставалась дома - никакая приходящая нянька не сидела с ребенком в рабочие часы. Много позже она узнала, что родившая ее мать уплатила большую сумму денег, чтобы обеспечить такой уход за своей девочкой, спрятанной у всех на виду подобным образом.
      - Она спрятала тебя, потому что любила, - объяснила женщина, когда Одраде стала достаточно взрослой, чтобы понимать. - Вот почему ты не должна никогда никому открывать, что мы не твои настоящие родители.
      Как позже поняла Одраде, любовь не имела с этим ничего общего. Преподобные Матери не действовали из таких земных мотивов. А настоящая мать Одраде принадлежала к Боне Джессерит.
      Все это открывалось Одраде, согласно исходному плану. Ее имя: Одраде. Дарви - так ее всегда называли равнодушные к ней или рассерженные. Юные приятельницы, естественно, сократили это имя до Дар.
      Не все, однако, соответствовало первоначальному плану. Одраде припоминала узкую кровать в комнате, которой придавали жизнерадостный вид картинки животных и фантастические пейзажи на пастельно-голубых стенах. Белые шторы трепетали в окошке под мягкими ветерками весны и лета. Одраде помнила, как прыгает на узкой кровати - восхитительно счастливая игра. Много смеха. Руки, ловившие ее посреди прыжка и крепко обнимавшие. Руки мужчины. Круглое лицо с небольшими усиками, которые щекотали ее так, что она начинала хихикать. Кровать стукалась о стену от ее прыжков, и на стене от этого остались вмятины.
      Одраде берегла эти воспоминания, не желая выбрасывать их в колодец холодной рациональности. Отметина на стене. Отметки смеха и радости. До чего же они малы и как о многом свидетельствуют.
      Странно, почему в последнее время она все больше и больше стала думать о папе. Не все ее воспоминания были счастливыми. Были времена, когда он бывал печально сердитым, предостерегал маму не слишком вмешиваться. На лице его отражалось много разочарований. Его голос приливал, когда он был в плохом настроении. Тогда мама двигалась тихо, ее глаза наполнялись беспокойством. Одраде ощущала беспокойство и страх и негодовала на мужчину. Женщина знала, как лучше всего с ним поладить. Она целовала его в затылок, поглаживала по щеке и шептала ему на ухо.
      Эти древние "естественные" чувства заставили немало потрудиться аналитиков-прокторов Бене Джессерит, прежде чем удалось их изгнать из Одраде. Даже сейчас оставался в ней сор прошлого, который надо было из нее вытащить и выбросить. Даже сейчас, знала Одраде, до конца это в ней не истреблено.
      Наблюдая за тем, с какой тщательностью Тараза изучает биографическое досье, Одраде подумала, не этот ли изъян увидела Верховная Мать.
      "Им наверняка известно, что я способна на переживания тех ранних времен".
      Все это было так давно, и все равно она должна была признать, что память о мужчине и женщине покоится в ней, что, возможно, ее никогда не удастся полностью стереть. Особенно память о маме.
      Преподобная Мать, родившая Одраде, оказалась в крайнем положении, и, по причинам, теперь отлично понятным Одраде, укрыла дочку в потайное убежище на Гамму. Одраде не таила никаких обид. Это было необходимо, чтобы они обе остались в живых. Проблемы пришли с другой стороны: приемная мать дала Одраде то, что большинство матерей дают своим детям, и чему так не доверяет Орден - Любовь.
      Когда прибыли Преподобные Матери, приемная мать не стала сражаться, чтобы удержать своего ребенка.
      Преподобные Матери вошли в сопровождении прокторов: мужчин и женщин. Прошло много времени, прежде чем Одраде осознала все значение этого щемящего момента. В глубине своего сердца женщина знала, что наступит день разлуки. Что это - лишь вопрос времени. И, все равно, по мере того, как дни превращались в годы - почти в шесть стандартных лет - женщина осмеливалась надеяться.
      Затем прибыли Преподобные Матери со своими дюжими прислужниками. Они лишь выжидали до тех пор, пока не наступит безопасный момент, пока не удостоверятся, что никаким охотникам и шпионам не известно, что Одраде запланированный Бене Джессерит отпрыск рода Атридесов.
      Одраде увидела, как Преподобные Матери передают огромную сумму денег. Женщина швырнула эти деньги на пол. Но ни один голос не возвысился, чтобы ее за это укорить. Взрослые участники этой сцены знали, где лежит истинная сила.
      Вызывая в памяти свои сдерживаемые переживания, Одраде и сейчас видела женщину, как она садится на стул с прямой спинкой возле окна на улицу, как охватывает себя руками и начинает раскачиваться вперед-назад. Ни одного звука она не издает.
      Преподобные Матери использовали и Голос, и другие продуманные уловки вместе с дымом наркотических трав и сам подавляющий фактор своего присутствия, чтобы заманить Одраде в ждущий граундкар.
      - Всего лишь ненадолго. Нас послала твоя настоящая мать.
      Одраде ощутила ложь, но любопытство взяло в ней верх. Моя настоящая мать!
      Последний раз она увидела женщину - единственную существовавшую у нее мать - раскачивающейся в окне с несчастным выражением на лице, руки вокруг тела.
      Позже, когда Одраде заговорила о возвращении к этой женщине, ее память-видение стала частью существенного урока Бене Джессерит.
      - Любовь ведет к несчастью. Любовь - это очень древняя сила, в свое время служившая своим целям, но для сохранения человечества она больше не нужна. Запомни ошибку этой женщины - боль.
      Одраде предавалась мечтам, пока не достигла почти двадцати лет. Она действительно наконец вернется, когда станет полной Преподобной Матерью. Она вернется и найдет ту любящую и надежную женщину, найдет, хоть она и не знает никаких имен, кроме мама и Сибия. Одраде припомнила смех взрослых приятельниц, называвших эту женщину Сибией.
      Мама Сибия.
      Орден, однако, разглядел в ней мечтательность и стал доискиваться до источника. Это тоже было включено в очередной урок.
      - Мечтания, грезы наяву - это первое пробуждение того, что мы называем одновременным потоком. Это существенный элемент рационального мышления. Так можно очистить свой ум ради лучшего мышления.
      Одновременный поток.
      Одраде сосредоточила взгляд на Таразе, сидящей за столом в этой утренней комнате. Травма детства должна быть упрятана в отведенное ей отдаленное местечко-память. Все это было далеко, на Гамму, планете, которую люди Дана перестроили после времен Великого Голода и Рассеяния. Люди Дана - в прежние дни Келадана. Одраде твердо взяла в руки рациональное мышление, опираясь на Иные Памяти, хлынувшие в ее сознание во время Спайсовой Агонии, когда она действительно стала полной Преподобной Матерью.
      Одновременный поток. Фильтрация сознания... Иные Памяти.
      Какие же могучие инструменты дал ей Орден. Какие опасные инструменты. Все эти другие жизни таятся прямо за занавесом сознания, инструменты предназначенные для выживания, а не для удовлетворения праздного любопытства.
      Тараза говорила, считывая возникавший перед ее глазами материал:
      - Ты слишком много копаешься в своих Иных Памятях. Это высасывает энергию, которую лучше сохранять.
      Затопленные синевой глаза Верховной Матери впились в Одраде буравящим взглядом.
      - Ты, порой, подходишь прямо к самому пределу того, что может вынести плоть. Это может навлечь на тебя преждевременную смерть.
      - Я осторожна со спайсом. Мать.
      - Еще бы тебе не быть! Тело способно вынести лишь определенное количество меланжа, лишь определенное количество блужданий в прошлом!
      - Нашла ты мой изъян? - спросила Одраде.
      - Гамму! - одно слово, равное целой речи.
      Одраде поняла, никуда не деться от травмы тех лет на Гамму. Те годы слабое звено, которое должно удалить с корнем, низвести до разумно допустимого уровня.
      - Но меня посылают на Ракис, - сказала Одраде.
      - И смотри, помни об афоризмах умеренности. Помни, кто ты есть!
      Тараза опять наклонилась к своему дисплею.
      "Я - Одраде!" - подумала Одраде.
      В школах Бене Джессерит, где первые имена обычно терялись, списки учащихся составлялись по последнему имени. Подруги и приятельницы переняли обычай употреблять имя, стоявшее в списках. Они рано усвоили эту древнейшую уловку - сопричастность к секрету личного имени раскидывает силки, в которые ловится душевная привязанность человека.
      Тараза, тремя классами старше Одраде, была назначена "опекать" младшую ученицу - тандем, умышленно созданный учителями.
      "Опекать" означало некоторое количество руководства младшей, а также то, что при взаимоотношениях равенства некоторые самые необходимые основы закладываемых знаний усваивались лучше. Тараза, имевшая доступ к личному досье подопечной, начала называть младшую Дар. Одраде в ответ на это стала называть Таразу Тар. Два эти имени приобрели некую неразрывную связь - Дар и Тар. Даже после того, как Преподобные Матери их услышали и сделали им выговор, они порой допускали такую ошибку, хотя бы ради собственного удовольствия.
      Одраде, поглядев теперь на Таразу, сказала:
      - Дар и Тар.
      Углы рта Таразы дрогнули в улыбке.
      - Что есть такого в моем досье, что ты еще не изучила по нескольку раз? - спросила Одраде.
      Тараза откинулась и подождала, пока ее песье кресло приспособится к ее новой позе. Она положила сцепленные руки на стол и поглядела на младшую.
      "А ведь на самом деле она и не так уж моложе меня", - подумала Тараза.
      Однако со школьных времен, Тараза воспринимала Одраде только как принадлежащую младшей возрастной группе, и возрастную пропасть между ними не скрыть никаким проходящим годам.
      - Осторожнее поначалу, Дар, - сказала Тараза.
      - Этот проект уже давно миновал начальную стадию, - ответила Одраде.
      - Но твоя роль в нем начинается только сейчас. А затеяли мы такое, чего раньше никто и не пытался.
      - Узнаю ли я теперь полностью проект, связанный с этим гхолой?
      - Нет.
      Вот и все. Вся видимость высокого доверия и "надобности понимать" отметена единым словом. Но Одраде это понятно. Таков порядок, изначально заведенный еще с первого Дома Соборов Бене Джессерит, претерпевший за тысячелетия только очень незначительные изменения. Подразделения Бене Джессерит разделяются твердыми вертикальными и горизонтальными барьерами на изолированные группы, отсюда, с вершины, тянутся к ним нити единого командования. Обязанности - "предписанные роли" - распределены и исполняются отдельными ячейками. Задействованные в одной ячейке не знают, что делают их современники внутри других параллельных ячеек.
      "Но я знаю, что в параллельной ячейке находится Преподобная Мать Лусилла, - подумала Одраде. - Это подсказывает логика".
      Она понимает необходимость такой, скопированной с древнейших тайных революционных обществ, структуры - Бене Джессерит всегда рассматривал себя как постоянных революционеров. Эта революция была заторможена лишь Тираном - Лито II.
      "Заторможена, но не отменена и не остановлена", - напомнила себе Одраде.
      - Насчет того, к чему ты приступаешь, - сказала Тараза. - Оповести меня, если ощутишь какую-либо непосредственную опасность для Ордена.
      Это было одним из тех особенных пожеланий Таразы, смысл которых Одраде схватывала инстинктивно, без слов - а уж потом находила словесное воплощение для этого смысла. Она быстро ответила:
      - Бездеятельность будет для нас еще хуже.
      - Мы приходим к выводу, что может быть опасность, - сказала Тараза. Она говорила сухим голосом. Таразе не нравилось пробуждать в Одраде талант инстинктивного ясновидения, которым она обладала от неподконтрольных воздействий своей генетической линии - Атридесы с их опасными талантами. Была специальная пометка в генетическом досье Одраде: "...тщательное изучение всего потомства". Двое из этого потомства были тихо умерщвлены.
      "Мне не следовало пробуждать сейчас талант Одраде, ни на единый миг", - подумала Тараза. Но порой искушение бывало слишком велико.
      Тараза отправила проектор под крышку стола и заговорила, глядя на пустой стол.
      - Находясь вдали от нас, даже если ты найдешь идеального отца-производителя, ты не должна скрещиваться без нашего разрешения.
      - Ошибка моей настоящей матери, - высказала предположение Одраде.
      - Ошибку твоей настоящей матери следовало распознать еще в то время, когда она скрещивалась!
      Одраде и раньше не раз это слышала. Это было то, что в линии Атридесов требовало самого тщательного наблюдения со стороны Разрешающих Скрещивание. Талант, конечно. Она знает о своем таланте, происходившем от генетической линии, с одинаковой силой давшей мирозданию и Квизатца Хадераха, и Тирана. К чему, однако, Разрешающие Скрещивание стремятся теперь? Насколько отрицательно их отношение? Больше никаких опасных рождений! Она никогда не видела никого из своих детей после их рождения, вовсе не такая уж странно для Ордена. И она никогда не увидит ни единой записи своего генетического досье. Здесь тоже Орден оперирует, тщательно разграничивая силы.
      "И эти более ранние запреты на некоторые мои Иные Памяти!"
      Она обнаружила незаполненные места в своих Памятях и открыла их. Вероятно, только Тараза, да еще, может быть, двое членов Совета (Беллонда, вероятней всего, и еще одна старая Преподобная Мать) владели сверхчувствительным доступом к подобной информации о происхождении.
      Действительно ли Тараза и другие поклялись умереть, прежде чем выдать секретную информацию постороннему? В конце концов, есть точный ритуал преемственности, на случай, если ключевая Преподобная Мать умирает, находясь далеко от Сестер не имея возможности сразу передать им хранимые в себе жизни-памяти. Этот ритуал много раз задействовался за время правления Тирана. Ужасная Эра! Понимание, что революционные ячейки Ордена для него, как на ладони! Чудовище! Она знала, что Сестры никогда не обманывались насчет того, что Лито II, якобы, воздерживался от уничтожения Бене Джессерит только из одной глубоко коренившейся в нем верности своей бабушке, леди Джессике.
      "Естественно, Джессика".
      Одраде ощутила, как что-то отдаленно встрепенулось у нее внутри.
      Грех одной из Преподобных Матерей: "Она позволила себе впасть в любовь!" Такая малость, но приведшая к таким великим последствиям! Тридцать пять сотен лет тирании!
      Золотая Тропа. Бесконечность? А как насчет всех этих Затерянных, многих триллионов, ушедших в Рассеяние? Какую угрозу представляют Затерянные, возвращающиеся сейчас?
      Тараза, словно прочтя мысли Одраде, - порой казалось, что она действительно их читает - проговорила:
      - Люди Рассеяния где-то рядом, во внешнем мире... Просто выжидают, чтоб нанести удар.
      Одраде уже слышала такие доводы: с одной стороны, опасность, с другой - нечто магнетически притягательное. Так много великолепного неизвестного. Орден, таланты которого уже не одно тысячелетие пестуются меланжем, - доступны ли будут ему эти новые необъятные ресурсы человечества! Подумать только об имеющихся там несчетных генах! О потенциальных талантах, свободно парящих за пределами космоса, где они могут навсегда сгинуть!
      - Как раз незнание и порождает величайшие ужасы, - сказала Одраде.
      - И величайшие амбиции, - проговорила Тараза.
      - Значит, я еду на Ракис? - Должным образом. Я нахожу тебя адекватной.
      - Иначе бы меня не назначили.
      Как же привычна им подобная переброска словами, уходящая корнями в их школьные дни. Тараза спохватилась, однако, что поддалась на это бессознательно - слишком много воспоминаний связывают их: Дар и Тар. Надо следить за этим!
      - Помни, в чем твой долг верности, - сказала Тараза.
      Существование не-кораблей создает возможность уничтожения целых планет, не понеся при этом возмездия. На планету может быть направлен большой объект, астероид или равный ему. Или люди могут быть натравлены друг на друга через подрывную работу сексуальности, а затем им будет дано оружие для самоуничтожения. Похоже, эти Преподобные Черницы благоволят к последней технике.
      Анализы Бене Джессерит
      Снизу из внутреннего дворика Данкан внимательно, даже когда внешне этого и не было заметно, следил за наблюдавшими за ним с галереи. Вон, как всегда, Патрин, но он не считается. В расчет надо брать Преподобных Матерей на противоположной от Патрина стороне галереи - слишком они к нему приглядываются. "Новенькая", - подумал он, увидев Лусиллу. От этой мысли он испытал прилив возбуждения, которое разрядил в физических упражнениях.
      Он проделал первые три упражнения игры-тренировки, которые приказал ему выполнить Майлз Тег, рассеянно думая, что Патрин доложит, насколько хорошо он поработал. Данкан любил Тега и старика Патрина, и ощущал, что они отвечают ему взаимностью. Эта новая Преподобная Мать, однако, - ее присутствие су лит занятные перемены. Во-первых, она моложе остальных. Во-вторых, не старается спрятать глаза, сразу же выдающие ее принадлежность к Ордену Бене Джессерит. При первой встрече со Шванги Данкан встретился с контактными линзами, скрывающими истинный цвет ее глаз и симулирующими нормальные зрачки и слегка налитые кровью белки. Он услышал однажды, как одна из послушниц Оплота говорила, что линзы Шванги еще и исправляют "разрешенную ей генетическую близорукость, которая ничто, по сравнению с теми качествами, какие она передает своему потомству".
      В то время большая часть этого замечания прозвучала для Данкана невразумительно, но он обратился к библиотеке Оплота и проглядел все, что там было на эту тему - сведения и скудные, и жестко урезанные. Сама Шванги отвела все его расспросы на эту тему, но по поведению учителей в последующие дни он понял, что она разозлилась. Для нее было обычным делом срывать свою злость на других. Он заподозрил, что подлинным поводом ее дурного настроения стал его вопрос, не она ли является его настоящей матерью.
      Уже много лет прошло с тех дней, когда Данкан понял, что он - что-то необычное. Были места в этой изощренной постройке Бене Джессерит, куда вход ему был запрещен. Он находил тайные способы избежать таких запретов и часто вглядывался из открытых окон на широкие просторы расчищенной земли, которые в любой момент могли быть накрыты продольным огнем из размещенных в стратегических точках огневых бункеров. Майлз Тег лично обучал его понимать значение продольного огня.
      Сейчас эта планета называлась Гамму. Некогда она была известна как Гиди Прайм, но некто, по имени Гурни Хэллек изменил ее. Все это - очень древняя история. Скукота. Почва планеты все еще хранила слабый запах горькой нефти. Как объясняли ему учителя, планету изменили тысячелетия целенаправленных зеленых насаждений. Часть этих насаждений видна из Оплота, повсюду вокруг хвойные и другие леса.
      Не переставая приглядываться к двум Преподобным Матерям, Данкан несколько раз прошелся "колесом". Он изгибал свои напряженные мускулы при движении точно так, как учил его Тег.
      Тег заведовал планетарной обороной. Гамму была окружена вращающимися вокруг нее спутниками наблюдения, членам экипажей не разрешалось держать свои семьи на борту. Эти семьи оставались здесь, на Гамму, заложниками неусыпной бдительности орбитальных пограничников. Среди этих кораблей где-то блуждают и корабли-невидимки - не-корабли, - команды которых полностью составлены из людей башара и Сестер Ордена Бене Джессерит.
      - Я бы не принял этого назначения, если бы не получил в свои руки всю организацию обороны полностью, - объяснял Тег.
      Данкан осознавал, что он и есть это "назначение". У Тега есть здешний Оплот - для того, чтобы защищать его, и орбитальные системы наблюдения, включая не-корабли, защищающие Оплот.
      Все это было частью воинского образования, элементы которого почему-то оказывались уже известными Данкану. Изучая, как оборонять уязвимую на поверхностный взгляд планету от нападений из космоса, он заранее знал, что все оборонительные системы размещены правильно. Как целое, они являлись крайне сложными, но все составные части были узнаваемы и доступны его пониманию. Например, постоянное наблюдение за атмосферой и составом крови обитателей Гамму. Бене Джессерит везде держала докторов Сакк.
      - Заразные болезни - это оружие, - говорил ему Тег. - Наша защита против болезней должна быть тонко отрегулирована.
      Зачастую Тег восставал против пассивной обороны, он называл ее "остаточным продуктом психологии осады, давно известной тем, что порождает смертоносные слабости".
      Когда Тег обучал его военной науке, Данкан слушал внимательно. Патрин и библиотечные сведения подтверждали, что ментат-башар Майлз Тег был знаменитым полководцем Бене Джессерит. Патрин часто поминал их совместную службу, и всегда Тег представал героем.
      - Подвижность - это ключ к военному успеху, - говорил Тег. - Если ты связан крепостями, даже размером с целую планету, ты, по сути своей, уязвим.
      Тег не очень-то беспокоился за Гамму.
      - Я вижу, что ты уже знаешь, что это место некогда называлось Гиди Прайм. Харконенны, правившие здесь, кое-чему научили нас. Благодаря им, мы лучше представляем, до каких жутких зверств могут докатиться люди.
      Припоминая это, Данкан заметил, что Преподобные Матери на галерее явно говорят о нем.
      "Не становлюсь ли я чьим-то еще новым назначением?"
      Данкану не нравилось, когда за ним наблюдали. Он подумал, что на вид новая Преподобная Мать не слишком сурова, не то, что Шванги.
      Продолжая свои упражнения, Данкан соизмерял их ритм с личным заклятием: "Проклятие Шванги! Проклятие Шванги!"
      Он ненавидел Шванги с девяти лет - уже четыре года. Он надеялся, что она не знает о его ненависти. Она, вероятно, забыла о том случае, который породил эту ненависть.
      Когда ему едва исполнилось девять лет, он умудрился проскользнуть мимо внутренней охраны через туннель, который вел к одному из огневых бункеров. Запах плесени в туннеле. Тусклые огни. Сырость. Он вглядывался через орудийные щели дота, когда его поймали и отволокли назад в самую сердцевину Оплота.
      Эта эскапада вызвала суровое назидание от Шванги, отдаленной и угрожающей фигуры, приказы которой должны были выполняться. Он до сих пор так ее и воспринимал, хотя с тех пор узнал о приказывающем Голосе Бене Джессерит - тонком голосовом инструменте, который мог согнуть волю неподготовленного.
      Ей должны были подчиняться все.
      - Ты навлек наказание на все подразделение охраны, - сказала Шванги. - Они понесут суровую кару.
      Это были самые ужасные ее слова. Данкану нравились некоторые охранники, и они, случалось, от души заманивали его поиграть, посмеяться и покувыркаться. Его шалость - вылазка к огневому бункеру - навредила его друзьям.
      Данкан знал, что такое "понести кару".
      "Проклятие Шванги! Проклятие Шванги!.."
      После разговора со Шванги Данкан побежал к своей главной наставнице того времени Преподобной Матери Тамалан, еще одной увядшей старухе с холодными и отчужденными манерами, с белоснежными волосами над узким лицом и морщинистой кожей. Он настойчиво желал знать от Тамалан, что за кару понесут его охранники. Тамалан впала в удивительно грустное настроение, ее голос стал напоминать песок, скребущий по дереву.
      - Наказание? Ну, ну.
      Они были в том маленьком учебном кабинете при большом гимнастическом зале, где Тамалан проводила каждый вечер, готовясь к урокам следующего дня. Там полно было пузырьковых и катушечных устройств для чтения и других приспособлений хранения и извлечения информации. Данкану это место нравилось гораздо больше библиотеки, но ему не дозволялось находиться в учебном кабинете одному. Это была светлая комната, освещенная множеством глоуглобов на суспензорных буйках. При его вторжении Таламан отвернулась от разложенных ею уроков.
      - Есть всегда что-то от жертвенного пиршества в наших высших карах, сказала она. - Охрана, конечно же, понесет высшую кару.
      - Пиршество? - Данкан был озадачен.
      Тамалан совершила полный оборот на своем крутящемся сидении и поглядела прямо в его глаза. Ее стальные зубы сверкнули в ярком освещении.
      - История редко добра к тем, кто должен понести кару, - сказала она.
      Данкана передернуло от слова "история". Он знал, что у Тамалан за ним стоит - она собирается дать ему урок, еще один скучный урок.
      - Наказания Бене Джессерит не забываются.
      Данкан пристально поглядел на старческий рот Тамалан, резко ощутив, что она говорит из болезненного личного опыта. Он вот-вот узнает что-то интересное!
      - Наши наказания несут неизбежный урок, - сказала Тамалан. - Это намного больше, чем боль.
      Данкан уселся на пол у ее ног. Из этого положения Тамалан выглядела черной и зловещей фигурой.
      - Мы не наказываем крайним страданием, - сказала она. - Страдание это то, что приберегается для перехода через спайс в ранг Преподобной Матери.
      Данкан кивнул. Из сведений в библиотеке он знал о "Спайсовой Агонии", - таинственном испытании, порождавшем Преподобную Мать.
      - И, при всем том, главные наказания болезненны, - сказала она. - Они также эмоционально болезненны. Эмоция, пробуждаемая наказанием, всегда является той, которую мы разглядели как главную слабость повинного - и, поэтому, наказание усиливается.
      Ее слова наполнили Данкана неопределенным страхом. Что они сделают со стражами? Он не мог говорить, но в том и нужды не было. Тамалан еще не закончила.
      - Наказание всегда завершается десертом, - сказала она и хлопнула руками по коленям.
      Данкан нахмурился. Десерт? Это часть пиршества, как может пиршество быть наказанием?
      - Это не на самом деле пиршество, но идея пиршества, - сказала Тамалан. Ее когтистая рука описала круг в воздухе. - Приходит десерт, что-то абсолютно неожиданное. Наказуемый думает: "Ага, я наконец прощен!" Ты понимаешь?