Этот роман не появился бы на свет, если бы не бесценная помощь моего друга и редактора Уоллеса Эксмана, а также экипажа подводной лодки ВМС США «Хайман Дж. Риковер», показавших мне, что значит мастерски владеть своим делом.

ТОРПЕДНАЯ АТАКА!

ПЕЛЕНГ 255!

В рубке Риковера Джон Уолден потянулся к микрофону и вызвал гидроакустическую станцию.

– Есть что-нибудь конкретное по этим торпедам?

– Так точно, сэр! Они пока за пределами зоны в две тысячи ярдов, но обе хорошо прослушиваются.

– Что происходит, командир? – спросил старпом.

Уолден окинул взглядом приборы над штурвалом.

– Похоже, тем, кто сел нам на хвост, не понравилось наше поведение. И теперь они выражают свое недовольство торпедным залпом. Если мы не слишком нагрешили в жизни, наша акустическая ловушка должна отвести угрозу.

– А как быть с теми, кто хочет всадить нам нож в спину? – не удержался от вопроса старпом.

– Сначала мы должны вытащить из беды сто сорок человек, – спокойно ответил Уолден. – Обезвредим торпеды, а уж тогда займемся этими трусливыми ублюдками!

1

Коммандер Пит Слейтер пробудился от тревожного сна задолго до того, как должен был прозвонить будильник. Сорокадвухлетний выпускник Аннаполиса всегда плохо спал в море, и нынешний поход не был исключением. Усталый взгляд Слейтера обшарил затемненную каюту и остановился на тускло мерцающих на переборке приборах. Наметанным глазом он определил, что они двигались юго-западным курсом со скоростью пятнадцать узлов на глубине двести восемьдесят футов.

Не сверяясь с картой, Слейтер мысленно представил местонахождение корабля. Чуть менее суток назад подлодка ВМС США "Льюис энд Кларк" покинула базу в Чарльстоне, штат Южная Каролина, и на полном ходу устремилась в Атлантику. Сначала они взяли курс на юго-восток, к Багамам, потом обогнули с востока остров Большой Абако и вошли в пролив Норд-Ост-Провиденс. Нассау остался южнее, и скоро им предстоит повернуть на юго-восток, чтобы войти в относительно узкое водное пространство восточнее острова Андрос, известное под названием Язык Океана.

Лодке "Льюис энд Кларк" было приказано выдвинуться в этот район для прохождения ходовых испытаний на специальном подводном полигоне ВМС США. Пит Слейтер уже бывал на этом новейшем объекте, однако он впервые шел сюда в качестве командира атомной ракетоносной подводной лодки.

Слейтер считал большой честью для себя командовать таким кораблем, поэтому относился к своим новым обязанностям весьма серьезно. "Льюис энд Кларк" относилась к лодкам типа "Бенджамин Франклин", недавно переоборудованным для оснащения шестнадцатью баллистическими ракетами "Трайдент С-4". Каждая такая ракета может нести до восьми разделяющихся боеголовок индивидуального наведения мощностью 100 килотонн каждая с дальностью полета свыше 4000 морских миль. В связи со значительным увеличением радиуса действия лодки такого типа начали выводить из районов передового базирования в Европе.

Хотя на флоте были подводные ракетоносцы и поновее, "Льюис энд Кларк" считался довольно мощным боевым кораблем. Будучи спущенной на воду еще 22-го декабря 1965 года, лодка впоследствии неоднократно переоснащалась наиболее современными средствами электроники и вооружения и считалась первоклассным боевым кораблем. Ее длина составляла 425 футов при водоизмещении свыше 8250 тонн. Единственный гребной винт приводился в движение атомным реактором, позволявшим развивать скорость хода свыше двадцати узлов.

В состав команды входили сто сорок офицеров, старшин и матросов. Их приоритетная задача заключалась в уклонении от встреч с подводными лодками противника. В связи с этим гидроакустическая станция лодки использовалась скорее как средство дальнего обнаружения, нежели как центр управления средствами поражения. Однако, в случае необходимости, лодка для своей защиты могла использовать четыре носовых торпедных аппарата, предназначенных для пуска высокоэффективных торпед Мк-48.

Тишину каюты нарушал только привычный фоновый тон работающей электроники. Слейтер сел, зевнул и, потерев ладонью подбородок, решил, что не мешало бы побриться. В его каюте имелся личный санузел, что, безусловно, было роскошью на подлодке с ее ограниченным объемом. Благодарный судьбе за такое удобство, Слейтер вымыл теплой водой руки в раковине, какие бывают в спальных вагонах, почистил зубы и потянулся за бритвенным прибором. Намазывая лицо мыльным кремом с ароматом алоэ, он на секунду всмотрелся в свое отражение в зеркале, любуясь крепкой мускулатурой тела. Ему удавалось поддерживать себя в хорошей форме благодаря частым и долгим посещениям тренажеров. Его живот был по-юношески плоским, на возраст намекала только седина, с годами проступившая в коротко остриженных светлых волосах, да тонкие паутинки морщин в уголках синих глаз.

Смочив бритву в горячей воде, он начал осторожно соскребать с лица пену, стараясь не порезать кожу вокруг глубокой ямочки на подбородке. Он унаследовал эту особую примету от отца, и, по словам жены, она придавала ему удивительное сходство с актером Кирком Дугласом. Другие тоже говорили об этом сходстве, и Слейтер уже давно привык к такому сравнению.

Завершив утренний туалет, он надел темно-синюю форму и подошел к рабочему столу, где его ожидала толстая стопка бумаг. Прежде чем взяться за них, он взглянул на календарь. Завтра жене исполняется тридцать семь лет, и он перечитал радиограмму, отправленную ей заранее.

С днем рождения, Мышонок. Пусть сбудутся все твои праздничные мечты и желания. ССП. Голландец.

Так как связь с подлодками в походе была сведена до минимума, радиограммы, посылаемые родственникам, являлись единственной возможностью для подводников поддерживать контакт с внешним миром. Ограниченные по объему и содержанию из соображений безопасности, такие послания передавались только тогда, когда позволяла оперативная обстановка.

Чтобы хоть как-то сохранить интимный характер этой корреспонденции и обойти требования береговой цензуры, люди придумывали различные коды и условные фразы. В последней радиограмме Пита Слейтера было несколько слов, значение которых было понятно только его жене.

Слейтер начал называть ее Мышонком с первой встречи двадцать лет назад, когда они познакомились на маскараде в военно-морском училище. Прелестная Мими пришла тогда на бал в костюме мышки Минни, а Слейтер был обязан своим прозвищем костюму голландского матроса с собственноручно изготовленными деревянными башмаками.

Да и все содержание этого послания было также символично. В те редкие дни, когда он бывал дома, они часто смотрели по телевидению хроники Робина Лича о жизни богачей и знаменитостей. Они оба с горечью сознавали, что для них телеэкран был единственной возможностью окунуться в беззаботную атмосферу роскоши и безделья, и Слейтер при всяком удобном случае поддразнивал жену узнаваемыми фразами из передач Лича.

Происхождение аббревиатуры ССП – считай себя поцелованной – было несколько иным: ее придумала бабушка Мими, и она означала выражение ласки и любви, а также полный порядок в делах.

Убедившись еще раз, что его послание будет воспринято должным образом и оценено по достоинству, Слейтер отложил его в сторону, почуяв аппетитный аромат свежего кофе. Он еще раз взглянул на лежащую перед ним стопку бумаг и решил, что он, пожалуй, будет лучше готов к этой работе после легкого завтрака.

В кают-компании, располагавшейся по соседству, Слейтер застал двух офицеров, сидящих за большим прямоугольным столом. Один из них, его старший помощник лейтенант-коммандер Тим Бресслер, потел над доброй стопкой блинов. Рядом со старпомом сидел, погрузившись в изучение разложенной на столе подробной батиметрической карты, штурман лейтенант Тодд Феррел.

– Доброе утро, командир. Как спалось? – поприветствовал Слейтера старпом, не переставая наворачивать блины.

Слейтер сел на свое обычное место в торце стола.

– Кажется, удалось нормально соснуть часа два, Тим. Скоро будем менять курс?

– При теперешней скорости через четверть часа мы выйдем из пролива Норд-Ост-Провиденс, командир, – доложил штурман, очертив на карте узкий пролив между островом Андрос и Нассау. – Как и запланировано, будем входить в Язык Океана через андросский разрез.

В кают-компанию вошел долговязый матрос с термосом. Заметив командира, он нервно прокашлялся.

– Что вам принести, командир? – спросил он, по-южному растягивая слова.

– Кофе для начала, – ответил Слейтер. – Есть какая-нибудь горячая каша на завтрак?

– Кажется, овсянка, сэр, – сказал рыжеволосый матрос. Его рука слегка подрагивала, наполняя фарфоровую кружку Слейтера горячим, дымящимся кофе.

– Отлично, – глядя в глаза молодому матросу, сказал Слейтер. – Послушай-ка, сынок, ты ведь новичок на нашей лодке, не так ли?

– Так точно, сэр, – довольно робко ответил матрос.

– Как тебя зовут и откуда ты родом? – спросил Слейтер, грея руки о горячую кружку.

– Матрос второго класса Гомер Морган, сэр. Из города Юрика Спрингс, штат Арканзас.

Слейтер улыбнулся.

– Это прекрасные места, матрос Морган. Родственники моей жены живут в Литл Роке, и несколько лет назад мы путешествовали по реке Буффало. Прекрасно провели время...

– А я фактически вырос на Буффало, – с едва скрываемой радостью произнес Гомер Морган.

– Завидую тебе, сынок, – мечтательно произнес Слейтер.

Не зная, как поддержать разговор, Гомер Морган застенчиво опустил глаза и, повернувшись, отправился на камбуз за кашей для командира. В кают-компании воцарилась тишина, каждый думал о своем. Слейтер, потягивая кофе, вспоминал ту счастливую неделю, что он провел с Мими и ее родителями в чудесных диких местах северо-западного Арканзаса. Тим Бресслер доедал блины, а лейтенант Феррел сложил карту и встал.

– Пойду в рубку, прослежу за выполнением поворота, – сказал штурман.

– Мы сейчас тоже подойдем, – сказал ему Слейтер и после паузы добавил: – Тут главное – нащупать андросский разрез, а по нему уже следовать прямехонько на полигон. Справитесь, Феррел?

– Не беспокойтесь, сэр, – ответил штурман и, повернувшись, едва не столкнулся с матросом Морганом, влетевшим в кают-компанию с завтраком для командира на подносе.

Слейтер подсластил овсянку медом, налил себе молока. Вдруг зазвонил телефон. Тим Бресслер поднял трубку.

– Старпом слушает.

– Вахтенный офицер, сэр, – ответил ровный голос в трубке. – Обнаружен неопознанный подводный объект, обозначенный "Сьерра-3".

– Пусть акустики займутся сопровождением цели, – ответил Бресслер. – Сейчас буду у вас.

Старпом положил трубку и обратился к Слейтеру:

– Гидролокационный контакт, командир. Похоже, лодка.

Пит Слейтер поспешно проглотил кашу и поднялся.

– И надо же, чтоб такое случилось во время еды! Пошли, старпом.

Не прошло и минуты, как они очутились в центральном посту, где у пульта управления огнем сидел светловолосый офицер в очках.

– Ну, что тут у вас? – спросил Слейтер.

Вахтенный указал на экран репитера на потолке.

– Пеленг "Сьерра-3" – 255, удаление – около пяти тысяч ярдов, сэр.

– Сколько замеров делали? – спросил Слейтер.

– Два, командир, – ответил вахтенный.

– А сколько было засечек? – последовал вопрос Тима Бресслера.

– Это четвертая.

– Почему бы нам не взглянуть, где мы точно находимся? – предложил Слейтер и двинулся к штурманскому посту.

Тодд Феррел склонился над батиметрической картой пролива Норд-Ост-Провиденс и бросил лишь мимолетный взгляд на вошедших.

– Где мы находимся, Феррел? – спросил Слейтер.

Штурман взял синий карандаш и отметил крестиком место на карте возле побережья острова Андрос.

– По данным навигационных приборов – здесь, – доложил он. – Через семь минут повернем на юго-восток и войдем в Язык Океана.

– Чертовски неподходящее время для появления неопознанного объекта, – заметил Бресслер.

Пит Слейтер задумчиво потер подбородок.

– Места у нас пока предостаточно. Давайте проведем маневр и сделаем еще одну засечку.

– Есть, командир, – ответил вахтенный и повернулся, чтобы идти выполнять приказание.

Не отводя взгляда от карты, Слейтер тихо заметил:

– Если это подлодка, то готов биться об заклад, что она не наша. Этот район специально был освобожден для нас.

– Хотите объявить боевую тревогу, командир? – спросил Бресслер.

– Воздержимся до опознания, – ответил Слейтер. – Кто знает, может быть, "Сьерра-3" – это просто заблудившийся кит?

– А что, если это противник? – спросил Феррел.

Слейтер встретился с озабоченным взглядом штурмана.

– Тогда "Льюис энд Кларк" сделает все, что от нее зависит, Феррел. А потом мы все-таки выполним поставленную задачу, но при этом в водах андросского разреза уже не будет никого, кроме нас.

Вернувшись в кают-компанию, Гомер Морган очень удивился, никого не застав там. Каша и кофе командира остались почти нетронутыми. Убирая со стола, он подумал, что, возможно, пища была невкусной, и поделился своим подозрением на камбузе.

– Похоже, командиру не понравилась наша стряпня, шеф, – заявил он своему непосредственному начальнику старшине первого класса Винсу Куннетто.

Дородный шеф-кок "Льюис энд Кларка", увлеченный ремонтом уплотнителя отходов, сначала не придал значения этому замечанию. Уставившись на только что установленную им прокладку крышки уплотнителя, он после длительной паузы сказал:

– Это новость для меня.

– Я только что из кают-компании. Командир оставил нетронутой полную миску овсянки и почти весь кофе, – добавил Гомер.

Куннетто сначала убедился, что прокладка установлена правильно, и только потом ответил:

– Вероятно, его отвлекло какое-то срочное дело, Гомер. Старик обожает горячую кашу по утрам, и я еще не слышал от него никаких жалоб.

Желая убедиться, что его кулинарное мастерство здесь не при чем, Куннетто подошел к плите и попробовал кашу. На его вкус овсянка была приготовлена отлично, и, добавив в нее чашку горячей воды, он вновь обратился к матросу Моргану:

– Если тебе суждено служить на камбузе, то не стоит так близко к сердцу принимать недоеденную пищу, Гомер. Часто людей неожиданно отвлекают от еды служебные дела, и тебе еще придется выбрасывать немало вкусных вещей вовсе не по причине их плохого качества.

– Понятно, шеф, – извиняющимся тоном сказал Гомер. – Просто я сегодня впервые обслуживаю кают-компанию, мне хотелось бы, чтобы все было безупречно.

– А что ты думаешь о нашем командире Слейтере, Гомер? – спросил Куннетто, вновь занявшись крышкой уплотнителя отходов.

– Он показался мне весьма приятным человеком, шеф. Он даже заметил, что я новенький, и спросил, как меня зовут, и откуда я родом. Ты знаешь, его жена из Литл-Рока, и они однажды путешествовали с ее родителями по реке Буффало. А ведь я вырос на этой реке.

– Вот это да, – пробормотал Куннетто, вновь сосредоточив внимание на прокладке. Убедившись, что крышка прилегает плотно, он закрыл ее и включил уплотнитель.

Агрегат заработал с тихим гулом. Через несколько секунд он выключился, и Куннетто снова открыл крышку. На усатом лице кока появилась довольная улыбка, и он достал из уплотнителя черный пластиковый пакет, плотно набитый мусором.

– А известно ли тебе, Гомер, что я сегодня с утра починил уже вторую вещь? Иногда мне кажется, что я похоронил в себе механика.

– А что еще ты починил? – спросил Гомер.

– Мусоропровод, – ответил Куннетто и передал своему помощнику пакет с отходами. – Иди за мной, я покажу.

Гомер взял пакет обеими руками и понес его через камбуз в соседнее помещение, где находился мусоропровод. Через него выбрасывали в море накопившиеся на лодке отходы. Здесь на палубе лежало еще несколько пакетов с мусором. Куннетто открыл люк сброса и указал внутрь.

– Помнишь, вчера мы хотели выбросить мусор, но не смогли как следует перекрыть люк? – напомнил Куннетто.

Гомер кивнул, а кок продолжал:

– Так вот, я думал всю ночь и понял, что здесь не могло быть ничего серьезного. Утром я, разумеется, осмотрел все повнимательнее и обнаружил неисправность шаровой задвижки. Мне удалось исправить ее еще до приготовления завтрака. Ну-ка, загрузи мусор, и давай проверим, как будет работать мусоропровод.

Гомер загрузил все мешки в камеру мусоропровода, заметив при этом, что от них уже начал исходить сладковато-тошнотворный запах. Он с облегчением задраил люк и удалился.

– Гомер, что-то ты слегка позеленел? Может быть, нездоров? – заметил Куннетто и подмигнул. – Теперь ты можешь себе представить, какой дух был бы на лодке к концу похода, если бы мусоропровод не работал. Будь готов к выбросу отходов, а я пока получу разрешение у вахтенного офицера.

– Командир, улавливаем шумы винтов обнаруженного объекта, – доложил вахтенный. – По их характеру акустики квалифицируют "Сьерру-3" как подводный объект противника.

– Объявить боевую тревогу! – приказал Слейтер.

Напряженную тишину прервал монотонный электронный сигнал. Слейтер со старпомом подошли к пульту управления огнем, где их встретил командир акустиков лейтенант Локхарт.

– Командир, – доложил Локхарт, – "Сьерра-3" находится в первой зоне сближения, удаление – двадцать одна тысяча ярдов, движется в западном направлении, скорость хода – семь узлов.

– Удалось ли определить принадлежность, класс и тип корабля? – спросил Слейтер.

Лейтенант Локхарт кивнул.

– Так точно, сэр. По предварительным данным, "Сьерра-3" – русская быстроходная торпедная лодка.

Бресслер поморщился от такого доклада.

– Отлично, именно такой корабль нам и нужно было привести на наш полигон.

– Навряд ли они засекли нас, старпом, – заметил Слейтер. – Лейтенант Локхарт, сообщите акустикам, чтобы проверились на собственные шумы.

Слейтер и Бресслер уже возвращались в штурманскую, как вдруг раздался напряженный возглас Локхарта:

– Командир, акустик докладывает, что у нас фиксируются шумы в кормовом отсеке.

– Что? – рявкнул Слейтер и выплеснул свою ярость в ближайшую телефонную трубку. – Лейтенант Уорт, что за чертовщина происходит у нас на корме?

Командир БЧ-5 доложил сразу:

– Вышел из строя водяной насос, командир. Перехожу на вспомогательный, сейчас устраним неисправность.

Слейтер швырнул трубку на рычаги и сказал старпому:

– Закон Мерфи опять срабатывает безотказно. У нас не работает водяной насос.

– Теперь-то уж нас точно засекут, – заметил Бресслер. – Может быть, оторвемся от них в верхнем слое?

– Хорошая мысль, – сказал Слейтер и повернулся к рулевым, сидевшим в передней части центрального поста, – будем всплывать. Управление беру на себя. Глубина – девяносто футов.

– Есть девяносто футов, сэр, – повторил команду командир поста погружения и всплытия. – На рулях, горизонтальные пять градусов к всплытию!

– Есть пять градусов к всплытию! – повторил рулевой, потянув штурвал на себя.

Закругленный нос подлодки задрался вверх, и она вошла в слой относительно теплой воды у поверхности, когда лейтенант Уорт доложил, что запасной водяной насос работает нормально. Через некоторое время акустик сообщил, что демаскирующие шумы на лодке прекратились, и Слейтер вздохнул с явным облегчением.

– Теперь они нас потеряли, старпом. Не может быть, чтобы они удержались у нас на хвосте при таких шумах на поверхности.

– Куда теперь, командир? – спросил Бресслер.

Следя за приборами, Слейтер ответил:

– Пора опять уйти вниз и продолжить выполнение задачи. Мы должны своевременно прибыть в андросский разрез.

Направляясь в штурманскую, командир и старпом не заметили, как вахтенный офицер поднял трубку и выслушал вопрос шеф-кока Куннетто. Он без колебаний запретил коку сбрасывать мусор, а приказал сосредоточить усилия на подготовке отсека к глубокому погружению.

Гомер Морган был единственным на камбузе, кого кок Куннетто не предупредил о погружении. Гомер все еще ждал команду на удаление мусора, стоя в тесном закутке перед мусоропроводом и, когда нос лодки вдруг круто накренился, ему пришлось ухватиться за переборку, чтобы устоять на ногах. Матрос услышал, как на камбузе загремела посуда.

Подводники считают излишние шумы на лодке врагом номер один, и Гомер знал, что падение обычной консервной банки на палубу могло выдать противнику их местонахождение. Он узнал об этом от Куннетто еще при первом своем появлении на камбузе, и сейчас ясно представлял себе, как отчаянно пытаются удержать остальную посуду его товарищи по службе. Поэтому он не удивился, услышав его озабоченный голос:

– Гомер, бегом сюда, помоги нам!

– А мусор-то сбросить? – спросил матрос, прежде чем покинуть свой пост.

Куннетто еще не успел ничего ответить, как бачок с овсянкой съехал с плиты, и лишь чудом одному из коков удалось поймать его у самой палубы.

– Да выбрось ты эту гадость, матрос! – сердито приказал шеф-кок.

Приняв слова Куннетто за ответ на свой вопрос, Гомер включил мусоропровод. Он заполнил камеру водой и выровнял давление в ней с давлением воды в море. Затем открыл наружный люк и нажал кнопку системы сброса отходов за борт. Но мусор почему-то остался в камере мусоропровода, а когда он нажал кнопку сброса еще раз, вдруг открылся внутренний люк, и на Моргана хлынул мощный поток ледяной морской воды, сбивший матроса с ног на скользкую палубу.

– Затопление на камбузе! Люки мусоропровода открыты!

Эти тревожные слова вахтенного офицера вызвали шок в центральном посту, но командир быстро пришел в себя.

– Продуть балластные цистерны! Аварийное всплытие!

И не успел командир поста погружения и всплытия передать эту команду рулевым, как лейтенант Локхарт завопил истошным голосом:

– Акустик докладывает, что "Сьерра-3" прорвала верхний слой прямо над нами, командир. Если мы сейчас всплывем, то врежемся прямо в них!

– Отставить всплытие! – крикнул Слейтер. – Задраить переборки, включить насосы! Старпом, спуститесь на камбуз и оцените обстановку. Люк мусоропровода имеет страховку, его можно задраить вручную, если отказал электропривод.

– Есть, командир, – ответил Бресслер и поспешил выполнять приказание.

Слейтер вновь обратился к рулевым:

– Как лодка слушается руля?

– Вяло, сэр, – доложил старший рулевой, упираясь, чтобы взять на себя штурвал.

Рядом с рулевым вахтенный офицер неотрывно следил за приборами.

– Если мы не остановим поступление воды, то никогда не сможем выбраться на поверхность, командир, – предупредил он.

– Приготовиться к аварийному продуванию! – приказал Слейтер. – Если в ближайшие пару минут не удастся задраить мусоропровод, придется пойти на риск столкновения.

В камбузе Моргану наконец удалось встать на ноги. Вода доходила уже до середины голени и с пугающей быстротой продолжала поступать через сорванный люк.

– Черт возьми, Гомер! Что ты там натворил? – крикнул кок Куннетто из камбуза.

Чтобы перекрыть гул воды, Гомеру пришлось до предела напрячь голосовые связки:

– Извини, шеф. Я только нажал кнопку сброса мусора.

– Идиот! Кто тебе разрешил включать мусоропровод? – рявкнул взбешенный кок. – Теперь нам крышка, и все из-за такого тупоголового болвана, как ты!

Осознав всю серьезность положения, Морган остолбенел. Хоть он и готов был поклясться на Библии, что собственными ушами слышал, как кок приказал ему сбросить мусор, оправдываться сейчас было бессмысленно. Следовало любой ценой остановить поток воды, пока не сбылось мрачное предсказание кока.

Пока Гомер лихорадочно соображал, что предпринять, чтобы перекрыть бьющую со страшной силой воду, на камбуз ворвался старпом и прямиком направился к Моргану, держа в руках устройство для дыхания под водой.

– Извините, сэр, – выдавил из себя Гомер дрожащим от страха и холода голосом.

Оставив без внимания его извинение, Бресслер сосредоточил все свое внимание на потоке забортной воды, бьющей через сорванную крышку люка. Люк можно перекрыть довольно быстро, и старпом, смерив матроса взглядом, задал единственный вопрос:

– Вы умеете плавать, Морган?

Гомер утвердительно кивнул, и Бресслер продолжил:

– На правой стенке мусоропровода есть кремальера. Повернув ее по часовой стрелке, вы сможете закрыть шаровую задвижку и перекрыть течь.

– Я найду эту кремальеру, сэр, – с готовностью произнес Гомер.

– Тогда действуйте, – приказал старпом и протянул матросу дыхательный аппарат.

Это устройство представляло собой резиновую маску и связанный с ней гофрированным шлангом небольшой кислородный баллон. Кислорода хватало на тридцать минут, и Гомер без колебаний надел маску.

– Пойду доложу командиру. Удачи вам, матрос, – сказал старпом.

Благодарный за предоставленную возможность проявить себя, Морган решительно направился к сорванному люку. Поправив на себе дыхательный аппарат, он смело шагнул в бешено ревущую воду и добрался до переборки, где находился люк мусоропровода. Не обращая внимания на обжигающе холодную воду, он протянул правую руку в люк, пытаясь нащупать кремальеру, о которой говорил старший помощник.

Пит Слейтер принял обнадеживающий доклад старпома, находясь рядом с рулевыми. Бресслер доложил, что вода будет перекрыта в течение пары минут, но Слейтер не был уверен, что они смогут продержаться это время.

Указатель глубины показывал семьсот футов и продолжал падать. Несмотря на то, что конструкция корпуса допускала погружение на значительно большую глубину, Слейтер предпочел бы не подвергать лодку такому испытанию.

– Есть результаты последнего промера глубины, – сообщил штурман. – Под нами толща воды в добрую тысячу футов, а это значит, что мы уже на входе в андросский разрез.

– Помпы работают на полную мощность, – встревоженно доложил вахтенный офицер. – Но они не справляются с таким объемом воды.

Когда лодка погрузилась ниже семисот пятидесяти футов, ее корпус, казалось, протестующе застонал. Пальцы Слейтера побелели, инстинктивно сжав поручень. Сейчас угол крена значительно превышал тридцать градусов, и он физически ощущал могучую силу, влекущую их вниз, в забвение.

– К черту русскую лодку! – воскликнул Слейтер. – Продуть аварийные цистерны! Всплываем, пусть там наверху хоть сам дьявол!

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Гомер нащупал кремальеру шаровой задвижки. К тому времени он уже полностью оказался под водой. Как и было приказано, он повернул кремальеру по часовой стрелке, и заслонка начала медленно, но уверенно закрываться.

Поток воды, бившей из люка, ослаб, и Гомер довернул кремальеру до полного прекращения течи. Он уже собрался вынырнуть на поверхность, когда почувствовал, как палуба под ногами заходила ходуном. Сбитый с ног этой свистопляской, он вновь оказался на палубе, под пятифутовой толщей воды.

Мощная вибрация, казалось, сотрясала весь корабль. Только вцепившись мертвой хваткой в какую-то трубу, Моргану удалось избежать сокрушительного удара о дико трясущуюся переборку. Опасаясь, как бы не сорвало с лица маску, матрос вдруг услышал неясный гул, сопровождаемый бульканьем. Гул быстро нарастал и вскоре стал просто оглушительным. Этот душераздирающий рев и безумная пляска воды привели Моргана в состояние исступления, и он на мгновение перенесся в детство, в тот день, когда едва не утонул во время похода по реке.

Его байдарка перевернулась на самых опасных порогах, и он оказался под алюминиевой лодкой, застряв между подводными валунами. С тех пор Гомер никогда не был так близко к смерти, а спастись ему удалось лишь благодаря непоколебимой вере в Бога, которую он обретал в тот период, да неукротимой жажде жизни.

И сейчас, собрав в кулак всю свою волю, матрос второго класса Гомер Морган все же взял себя в руки. Мысли его вернулись к нынешнему испытанию, уготованному судьбой, и он отбросил малодушную мыслишку о том, чтобы сдаться и умереть. Забыв о сокрушительной вибрации и дьявольском реве, проникавшем во все уголки души, он собрал последние силы, дотянулся до стального поручня, ограждавшего мусоропровод, и ухватился за него. Чуть передохнув, он отправился в короткий, но трудный путь из водяного саркофага.

2

Почти два дня понадобилось "Хари Мару", чтобы выйти в богатые рыбой районы у острова Иводзима. Выйдя с Окинавы, вся команда в составе девятнадцати человек занялась сшиванием огромного трала длиной более трех миль. Эта полупрозрачная сеть, сплетенная в одну нить, была намотана на два массивных барабана, установленных на корме судна. Вдоль одного края к сети крепились пробковые поплавки, вдоль другого – грузила. Развернутая в море, она представляла собой плавучее препятствие шириной тридцать пять футов и предназначалась сугубо для ловли кальмаров.

Перед восходом солнца на третий день плавания прозвучали три коротких сигнала судовой сирены. Рыбаки торопливо вскакивали с коек, надевали синие непромокаемые робы и белые ботинки и выходили на бак, где судовой мастер – сендо – распорядился отдать трал.

Вся сеть состояла из стофутовых кусков, называемых танами. Таким образом, для получения единого нагашиами пришлось сшить сто шестьдесят танов. Начало и конец каждого тана был помечен белым буйком. Под каждым буйком крепились красный флажок с номером, миниатюрный проблесковый маячок на батарейках и радиоантенна для подачи сигналов на пеленгатор, находившийся в рубке "Хари Мару".

Во время отдачи трала за борт по морю стелился густой серый туман. Вся процедура заняла более часа. По обычаю, сендо для пущего везения обрызгал сеть саке, чашка с которой стояла у небольшого алтаря Шинто возле мостика.

Самыми молодыми рыбаками на борту траулера были семнадцатилетние близнецы Тоши и Юкио Танака из Нахи, что на Окинаве. Они принадлежали к династии потомственных кальмароловов, к которой относился и сам сендо, их дядя. Юноши всего лишь второй раз в жизни выходили на лов, и считали это большим событием в жизни. Это было особенно заметно, когда после постановки трала они, стоя у леерного ограждения, с нетерпением ждали появления первого кальмара.

– Какое утро, – заметил Тоши, вглядываясь в море. – Туман настолько густ, что мы не увидим восхода солнца.

Юкио озабоченно ответил:

– А ты чего ожидал, брат! В этих краях море постоянно затянуто туманом.

– Надеюсь, ты все же не веришь, что море здесь – прибежище демонов? – пошутил Тоши.

– Можешь смеяться, сколько хочешь, Тоши. Но для меня это место всегда будет Мано Уми – морем дьявола.

– Да будет тебе, Юкио. Ты рассуждаешь, как старая суеверная бабка.

– Тогда почему все рыбаки такие мрачные сегодня? – спросил Юкио. – Даже дядю проняло. Я еще ни разу не видел, чтобы он выливал на сеть целую бутылку саке.

– А по-моему, во всем виноваты американцы с канадцами, – убежденно произнес Тоши. – Если бы не их несправедливые протекционистские законы, мы бы сейчас спокойно ловили кальмаров у берегов Калифорнии или Британской Колумбии, а не в этих коварных водах.

– А как ты объяснишь таинственные исчезновения сотен кораблей и самолетов в этой части Тихого океана? – спросил Юкио.

– Все объясняется природными факторами, брат. На дне океана полно подводных вулканов и глубочайших провалов. Здесь проходят мощные течения и часто случаются внезапные штормы, во время которых чудовищные волны способны в мгновение ока поглотить крупные суда. Вот этими-то природными явлениями и могут объясняться исчезновения, о которых ты говоришь.

Не успел Юкио возразить брату, как к ним подошел их дядя. Сендо "Хари Мару" отличался крепким телосложением, несвойственной японцам черной окладистой бородой и добрыми карими глазами. Старый моряк напряженно вглядывался в окутанное туманом море, сосредоточив внимание на одной из мигалок, едва заметной даже вблизи.

– Ну, племяннички, что вы думаете по поводу этого великолепного утра?

Первым заговорил Тоши:

– Да вот братишка боится, что в этих водах скрывается демон, который только и ждет подходящего момента, чтобы утащить нас на дно.

Не может быть, – проговорил сендо и перевел добрый взгляд на Юкио. – Не бойся Мано Уми, племянник. В твоем возрасте я тоже слышал страшные Легенды о морских демонах, якобы обитающих в этих водах. Мне не раз снились кошмары, в которых на океанской поверхности появлялся дракон-страшилище, хватал мое судно и вместе с рыбаками тащил на дно, в свое подводное логово. Но вот я уже старик, а зловещее предвидение так и не сбылось. Поэтому расслабься, Юкио, и запомни: чудовища живут только в твоем воображении.

Юкио выдавил из себя подобие улыбки. Довольный, что его урок достиг цели, сендо взглянул на часы идобавил:

Скоро на востоке солнце выйдет из-за горизонта, и с его первыми лучами кальмары всплывут на поверхность для кормежки. Я бы на вашем месте пошел вниз да наполнил желудок горячим чаем и рисом, а то скоро у вас не будет времени для такой роскоши.

Последовав совету дяди, братья сошли на нижнюю палубу, где присоединились на камбузе к остальным рыбакам. Они не без удовольствия наворачивали аппетитную уху, когда дважды рявкнула сирена "Хари Мару". За сиреной последовал громкий свист и послышался зычный голос мастера:

– Эй, парни! Все наверх, к сетям!

Проглотив уху, близнецы бросились из камбуза на корму судна. Трал уже начали поднимать на борт. Поплавки и грузы проходили по отдельным цилиндрам, а саму сеть рыбаки вручную вытягивали на середину палубы.

Тоши и Юкио устроились в сторонке у леерного ограждения и наблюдали за подъемом трала с первой добычей.

– Ика! Ика! – взволнованно покрикивал сендо и выдувал затейливые трели на своей боцманской дудке.

Двухфутовый кальмар плюхнулся на палубу рядом с ногами Юкио. Его гладкое продолговатое тело коснулось ботинка юноши, и кальмар испустил струю черной жидкости – сработал основной защитный рефлекс.

– Какой красавец! – заметил Тоши, наклонился и поднял кальмара за голову. – И весит, должно быть, не меньше пяти фунтов.

Близнецы залюбовались фиолетовой трубчатой мантией. На голове кальмара были четко видны глаза и похожий на клюв рот с двумя длинными щупальцами, вниз свисали восемь конечностей покороче. Одна из них обвилась вокруг рук Юкио, и тот поспешил избавиться от мокрого и холодного щупальца.

Вскоре вся палуба, залитая черной жидкостью, скрылась под слоем одинаковых кальмаров. Сендо казался очень довольным, и Тоши спросил его:

– Что это за разновидность, дядя?

– Это неоновый летающий кальмар, – пояснил тот.

– А откуда такое название? – спросил Юкио.

Сендо улыбнулся.

– Хочешь – верь, не хочешь – не верь, но эти создания испускают довольно яркий свет, когда охотятся на мелкую рыбешку. Однажды я и сам видел это чудо, тогда кальмар в погоне за добычей выскочил из воды и пролетел за нею по воздуху.

– А они не могут исчезнуть, если мы и дальше будем отлавливать их в таких количествах? – спросил Юкио.

– Только не эта разновидность, – ответил сендо. – Я слышал, что каждая самка мечет до полумиллиона икринок в течение жизни, продолжительность которой – один год.

Неожиданно на корме раздался скрежет, затем послышался треск рвущейся сети.

– Стоп барабаны! – встревоженно скомандовал сендо. – Что бы это могло означать?

– Наверное, зацепили какую-нибудь корягу, – предположил матрос, следивший за работой барабанов.

Сендо с племянниками подошел к самому краю кормы "Хари Мару", и они вместе принялись изучать порванную сеть, остатки которой тянулись далеко за кормой.

– Да там осталось сетей на добрую милю, – сказал все тот же матрос, махнув рукой в сторону оставшейся за бортом сети.

Хотя солнце уже взошло, горизонт, куда ни кинь взгляд, по-прежнему был окутан густым туманом. Лишь призрачно-молочная окраска тумана свидетельствовала о приходе нового дня, да негромкий плеск бьющей о борт волны напоминал о том, что дело происходило в океане.

– Может быть, в нашу сеть попался кит? – предположил Юкио.

– Не исключено, что мы выловили морского дракона, – пошутил его брат.

– Кит вполне мог натворить подобных бед, – заметил сендо. – А раз из-за тумана не видны даже мигалки, единственное, что нам остается, так это воспользоваться радиопеленгатором. Пошли в рубку, ребята.

Рубка находилась на баке. По небольшому трапу они поднялись в напичканное приборами и аппаратурой помещение с круговым обзором.

– Юкио, включи радар, – велел сендо. – Тоши, тебе раньше приходилось работать с радиопеленгатором?

– Только не в такой сильный туман, – с энтузиазмом ответил юноша.

– Тогда иди сюда, я дам тебе небольшой урок.

Сендо провел племянника к большому пульту, где светился зеленый экран монитора. Введя через клавиатуру несколько команд в компьютер, сендо уставился на экран. Динамик пикнул раз, другой, после чего окончательно смолк.

– Очень странно, – прокомментировал дядя. – Оказывается, мы потеряли свой частотный канал вместе с остатками трала.

– Но как такое возможно, дядя? – удивился Тоши. – Разве датчики на трале работают не от батарей? Не могли же они одновременно выйти из строя.

– А что вы об этом скажете, дядя? – вмешался в разговор Юкио, – тыча пальцем в экран радара.

Сендо быстро оказался рядом с ним. Юкио добавил:

– Похоже на какое-то судно.

– Да-а-а, – удивленно проговорил сендо. – Судя по полученному сигналу, в полумиле у нас за кормой находится огромный корабль длиной более четырехсот футов.

– Так вот что попалось в нашу сеть! – заметил Тоши.

– Включить ходовые огни и дать предупредительный сигнал! – приказал сендо. – Пора посмотреть, что, кроме кальмаров, удалось сегодня поймать "Хари Мару".

Яркая отметка на экране радара не обещала ничего, кроме серьезных неприятностей. Юкио почувствовал, как его пробрал озноб, оторвался от экрана и взглянул в окно. На баке собралось несколько матросов. Туман сгущался, и Юкио мысленно молил Бога, чтобы "Хари Мару" не стал жертвой столкновения.

Сендо решительно запустил двигатель и мастерски заставил траулер описать широкую циркуляцию. Сирена, словно жалуясь, монотонно оглашала спокойную гладь океана протяжными предупредительными сигналами.

– Объект прямо по курсу, дядя! – сообщил Юкио, вернувшись к экрану радара. – Удаление – примерно десять тысяч ярдов.

– Юкио, выйди на мостик и включи прожектор, – велел сендо.

– Но, дядя, кто же будет следить за экраном радара? – возразил паренек.

– Не беспокойся, малыш. Несмотря на проклятый туман, наш прожектор высветит любой объект в море.

Хотя Юкио был готов и дальше оспаривать решение дяди, он все же попридержал язык и, перехватив озабоченный взгляд брата, вышел из рубки. Окунувшись в холодный влажный воздух, он полез по трапу на ходовой мостик. Эта компактная площадка возвышалась над палубой на четырех стальных опорах. Днем здесь обычно выставлялся вахтенный для наблюдения за морем и поиска кальмаров. Юкио часто сам вызывался дежурить, но сейчас он бы предпочел, чтобы дядя выбрал кого-нибудь другого для этой работы.

Взобравшись наверх и осмотревшись, Юкио все же не смог избавиться от чувства тревоги. За исключением красных и зеленых ходовых огней, судно было абсолютно неразличимо в густом и белесом, как молоко, тумане. И без того жутковатую атмосферу усугублял душераздирающий, тоскливый рев сирены и мерный, приглушенный рокот дизеля.

"Хари Мару" сбросила обороты. Это означало, что опасность столкновения возрастала с каждой секундой. Снедаемый беспокойством, Юкио дотянулся до прожектора и стянул с него брезентовый чехол. Громко щелкнув тумблером, юноша включил прожектор и направил мощный луч света на поверхность моря непосредственно по ходу судна.

Как он и предвидел, туман лежал на самой воде. В такой обстановке в море невозможно было бы разглядеть даже супертанкер, и Юкио вполголоса чертыхнулся, проклиная незавидное положение, в которое попал траулер.

В голове у него опять возникли образы извивающихся морских чудовищ. Веками складывались легенды об ужасных монстрах, обитающих в этих водах. Юкио сам был свидетелем, как взрослый мужчина трепетал от ужаса, рассказывая о леденящих душу трагедиях, происшедших в Мано Уми. И надо же было такому случиться, чтобы они, легкомысленно бросив вызов судьбе, оказались сегодня именно здесь, в море, где хозяйничает сам Сатана!

Когда Юкио заметил вдали короткую вспышку зеленого света, сердце у него в груди учащенно забилось. За первой вспышкой последовали другие, и юноша подумал, что это, возможно, выскакивают из воды неоновые кальмары.

Он перевел луч прожектора чуть выше, и вдруг ему в нос шибануло омерзительно зловонным духом. Едва сдерживая приступ тошноты, Юкио наблюдал, как мерцание зеленых огней усилилось, превратилось в настоящий фейерверк, вспыхнувший перед самым носом траулера. Такое явление вряд ли могли вызвать кальмары. Ошеломленный, Юкио взирал на странное явление, будучи не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. И тут туман начал медленно рассеиваться...

В памяти Юкио навсегда сохранится огромный черный силуэт, который в следующее мгновение высветил прожектор "Хари Мару". Сначала парень подумал, что видит перед собой кита. Но затем он ясно разглядел прямоугольный силуэт боевой рубки всплывшей подводной лодки. Она неподвижно лежала на водной глади, с горизонтальных рулей, установленных в походное положение, свисали гирлянды морских водорослей. Ходовые огни на лодке не горели, и на ее палубе не было ни души. Озадаченный этим фактором, Юкио кубарем слетел вниз, чтобы сообщить о своем потрясающем открытии.

3

Коммандер Томас Мур стоял у дверей изолятора корабля ВМС США "Иводзима", где командир принимал членов экипажа. На нем была форма старшины первого класса. Он носил эту форму уже долгие три недели, и никто на корабле, кроме командира, не знал его истинного звания.

По коридору в сопровождении двух дюжих морских пехотинцев напряженной походкой прошел рябой матрос, которого Мур сразу узнал. Выглядевший совсем мальчишкой в свои неполные девятнадцать лет, этот матрос заметил присутствие Мура у дверей и заговорил высоким взволнованным голосом:

– Мне до смерти страшно, старшина. Что со мной будет?

Мур посмотрел юноше прямо в глаза и без обиняков ответил:

– Скажи всю правду, сынок. И не бойся наказания, прими его, как настоящий мужчина.

На этом разговор закончился, так как морские пехотинцы ввели испуганного матроса в изолятор. Командирские разборки не сулили ничего приятного. В море именно так вершилось правосудие за некоторые дисциплинарные нарушения, начиная с опозданий и нерадивости до мелкого воровства и драк.

Будучи следователем следственной службы ВМС, Томас Мур знал, что сегодняшнее мероприятие подводило черту под его очередным успешно выполненным заданием. В который уже раз он работал инкогнито! На сей раз ему пришлось заниматься выявлением группы продавцов и потребителей наркотических средств на борту десантного корабля.

Это было его первое продолжительное пребывание на борту "крокодиловоза", и Мур уже созрел для того, чтобы перебазироваться в более комфортабельные условия. Построенный более тридцати лет назад, "Иводзима" был первым десантным кораблем, предназначенным для базирования вертолетов. При длине корабля в шестьсот футов и водоизмещении в 18000 тонн, на нем, кроме собственной команды в 684 человека, сейчас умудрились разместить целую десантную группу в составе батальона морской пехоты со штатным вооружением и техникой, усиленную эскадрилью транспортных вертолетов и различные вспомогательные подразделения. Поэтому на корабле явно ощущалась острая нехватка места для нормальных человеческих удобств и потребностей.

Муру еще повезло, что удалось найти свободную койку в корабельном лазарете на триста мест. Это давало ему возможность относительного уединения и освобождало от излишне тесного общения с личным составом. Как потом оказалось, один из матросов лазаретной команды, сам того не подозревая, снабдил его очень важными сведениями по делу о наркотиках.

Официально Мур занимал должность писаря отдела снабжения в лазарете. Он сделал все, от него зависящее, чтобы внедриться в круг злоумышленников и не вызвать при этом никаких подозрений.

Одним из главных качеств, способствовавших успешному выполнению этого секретного задания, была его довольно обманчивая внешность. Его неброский вид идеально подходил для данной роли. Он был человеком, способным легко раствориться в толпе. Среднего роста, чуть тяжеловатый, без особых примет, он выглядел типичным средним американцем, представителем серого большинства.

Сколько Мур себя помнил, он всегда коротко стриг свои каштановые волосы. От отца он унаследовал круглое лицо, на котором почему-то не хотели расти волосы, и Томас мог по нескольку дней не бриться. От матери ему достались голубые глаза под густыми белесыми бровями, сросшимися на переносице, и плоский нос. Мур был несколько склонен к неряшливости, и ему стоило определенных усилий содержать в чистоте обмундирование, следить за своим внешним видом и даже правильно повязывать и носить галстук.

Когда он не выполнял очередное задание, эта склонность часто доставляла ему неприятности в отношениях с начальством в Вашингтоне. Не будучи с их точки зрения идеальным офицером и джентльменом, он скорее походил на некий флотский вариант сыщика Коламбо. И, так же, как в случае с Коламбо, его талант следователя, способного раскрыть трудное дело, вынуждал начальников смотреть сквозь пальцы на те его личные качества, которые внушали им неприязнь.

Дверь изолятора открылась, и оттуда в сопровождении двоих морских пехотинцев вышел лысоватый тип. На нем были наручники, и, проходя мимо Мура, он сказал:

– Я не виноват, старшина. Парням нужно было что-нибудь возбуждающее, чтобы не уснуть, а командир набросился на меня так, будто я – торговец героином.

Прежде чем Мур успел что-либо ответить, один из пехотинцев грубо вмешался:

– Заткнись и смотри перед собой, матрос! И никаких разговоров, пока мы не отведем тебя в каталажку!

Арестованный подчинился, и Муру ничего не оставалось, как выразить свое сожаление молчаливым кивком головы. Две недели назад он узнал, что этот матрос ворует амфетамин из аптеки лазарета. В его обязанности, как помощника провизора, входила раздача сильнодействующих лекарств для лечения таких заболеваний, как сенная лихорадка и сильные простуды.

Мур симулировал симптомы сильного синусита, и ему потребовалось лечение. Вместо прописанного лекарства – деривата амфетамина – ему выдали обычный аспирин. Подобным образом помощнику провизора удалось наворовать сотни таблеток, которые он успешно перепродал любителям колес на корабле.

Муру понадобилось четырнадцать дней, чтобы раскрыть сеть сбыта наркотиков. Она охватывала почти все корабельные подразделения "Иводзима", включая и батальон морской пехоты. Особенно процветали злоупотребления среди личного состава машинного отделения и вертолетных механиков. Их рабочие смены продолжались изнурительно долго, до двенадцати часов, и, чтобы не уснуть, они принимали амфетамины.

Этот препарат, называемый также ускорителем, мог вызвать такие побочные эффекты, как головокружение, сухость во рту и учащенное сердцебиение. Кроме того, наркотик мог привести к временному помутнению рассудка, бессоннице, потере аппетита, паранойе или другим психическим отклонениям. И хотя в вооруженных силах ускорители иногда применяли для поддержания бодрости у пилотов и солдат во время продолжительных боевых действий, это скорее было исключением, нежели правилом, и применение подобных средств всегда строго контролировалось медиками.

Муру было хорошо известно, что при злоупотреблениях наркотиками всегда увеличивалось количество несчастных случаев. В такой обстановке процветала халатность и возникала угроза для многих жизней. Поэтому Мур без особых колебаний морально-этического характера искал не только торговцев, но и потребителей наркотиков. Всего в его список попало около сорока человек в различных званиях: от матроса второго класса до лейтенанта из авиакрыла. Всех их ждало суровое наказание, назначенное командиром корабля, который, по флотской традиции, был и судьей, и присяжным. Наиболее провинившимся торговцам наркотическим зельем грозило тюремное заключение, тогда как потребители могли отделаться разжалованием и лишением льгот.

Недавно на флоте была принята антинаркотическая программа, согласно которой все, уличенные в злоупотреблении дурманом, обязаны были пройти курс терапевтического лечения, и Томас Мур искренне верил, что выявленные им наркоманы используют эту возможность, чтобы вернуться к нормальной жизни, пока привычка не приняла необратимый характер.

С верой в человеческий разум, Мур взглянул на часы и направился в кубрик готовиться к отъезду. В кубрике воняло хлоркой, и Томасу захотелось побыстрее сойти на берег, чтобы насладиться роскошью нормальной кровати.

"Иводзима" как раз проходил мимо острова Рюкю, и Мур надеялся провести ночь на военно-морской базе Сасебо на японском острове Кюсю. Завтра он рассчитывал сесть на скоростной поезд, добраться до Токио и провести там долгожданный пятидневный отпуск, а после этого вернуться на службу в Вашингтон.

Он укладывал в сумку личные вещи, когда в кубрик вошел начальник интендантской службы корабля лейтенант Роджер Сэмюэльс. На время работы на "Иводзима" Мур был формально прикомандирован именно к этой службе, что поначалу причиняло Муру массу неприятностей.

Прозванный подчиненными Занудой, Сэмюэльс требовал, чтобы в присутствии его благородия строго соблюдались все уставные правила воинского этикета. Мур терпеть не мог этого самодовольного и вредного типа, претендующего на роль судьи последней инстанции, и, когда услышал гнусавый голос Сэмюэльса, приготовился к худшему.

– Так, значит, вы уже покидаете нас, старшина? Не могу утверждать, что мы будем скучать по вам. Черта с два, ведь вы полкомандировки провели на больничном. Да и когда находились на службе, были не прочь спихнуть свою работу на других. Кто же те счастливцы, которым выпала честь разделить вашу компанию?

– Точно не могу сказать, сэр, – холодно ответил Мур. – Мне приказано убыть в Сасебо.

Сэмюэльс с головы до ног смерил своего собеседника презрительным, брезгливым взглядом.

– Надрайте-ка ботинки и заправьте как положено форменку! Вы должны гордиться своей формой, старшина, и, возможно, флоту еще удастся сделать из вас человека.

– Есть, сэр, – ответил Мур.

Ему пришлось буквально прикусить язык, чтобы сдержать порыв и не раскрыть свое настоящее звание.

– Как я понимаю, в наших рядах завелся стукач, – заметил Сэмюэльс, с подозрением глядя на Мура. – Хоть я лично, разумеется, не оправдываю наркобизнес, все же самая малость ускорителя никогда не вредила флоту. Честно сказать, мы практически держимся на кофеине.

Мур продолжал складывать свои вещи, а Сэмюэльс не переставал разглагольствовать:

– В своем подразделении я приучаю подчиненных сначала докладывать мне о своих подозрениях, а не бежать стучать командиру корабля. Вы меня понимаете, старшина?

Мур покачал головой.

– Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите, сэр.

– Да бросьте вы, старшина. Говорят, вас несколько раз видели наедине с командиром. Я бы сказал, что это несколько необычно, если, конечно, старик не приходится вам дальним родственником.

С большим облегчением Мур уложил последние вещи, закрыл сумку и повесил ее на плечо.

– Извините, господин лейтенант. Мне надо успеть на вертолет, – произнес он как можно спокойнее.

Не желая уступать, Сэмюэльс встал перед Муром.

– Не так быстро, старшина. В ВМС США, где я служу, принято решать свои проблемы в узком кругу, не вынося сор из избы. До меня дошло, что командирские оргвыводы непоправимо испортили карьеру многим хорошим морякам. И за что? Всего лишь за употребление незначительных доз стимуляторов в интересах службы. Мы живем на борту "Иводзима" одной дружной семьей, и нам не нравится, когда приходят чужаки и суют свой нос в наши дела.

Мур наградил своего страстного обвинителя ледяным взглядом и, не проронив ни слова, попытался обойти его сбоку. Но Сэмюэльс тоже сделал шаг в сторону и загородил дорогу.

– Вы слышите меня, старшина? – спросил он, тыча пальцем в плечо Мура. Мур инстинктивно отвел руку интенданта. Не успел Сэмюэльс среагировать на этот непредвиденный ход, как у него за спиной раздался властный голос командира корабля капитана 1 ранга Эндрю Риттера:

– Старшина, можно вас на минутку?

С лейтенанта Сэмюэльса спесь словно ветром сдуло. Он отступил в сторону, наградил Мура гадкой улыбкой, мол, мы с тобой еще разберемся, отдал честь командиру и вышел вон.

– Что за проблемы с Занудой? – спросил Риттер, подходя к Муру.

– Кажется, ему не понравилось, как надраены мои ботинки, командир, – ответил Мур и подмигнул.

– Если честно, то лишнее соприкосновение со щеткой им не повредило бы, – сказал командир и, тепло улыбнувшись, добавил: – Коммандер Мур, перед вашим убытием я хотел бы еще раз поблагодарить вас за все.

– Спасибо, сэр, – ответил Мур, пожимая крепкую руку Риттера. – Судя по всему, я покидаю ваш корабль вовремя. Похоже, мое прикрытие разоблачено.

– Теперь это уже не имеет значения, коммандер. Ваша работа на корабле завершена, и я обязательно передам положительный отзыв о ней вашему командованию в следственную службу ВМС.

– Надеюсь, я не слишком испортил настроение вашей команде. Обычно такое оперативное вмешательство проходит весьма болезненно.

– Ерунда, – отмахнулся командир. – Фактически, все они должны быть благодарны вам, особенно те, кто уже попал в зависимость от наркотиков. Надеюсь, мы приняли своевременные меры, чтобы сломать эту пагубную привычку. И при желании они найдут в себе силы вернуться к нормальной жизни.

Мур переложил сумку в другую руку и посмотрел на часы.

– Когда ваш вылет? – спросил Риттер.

– Вертолет отправляется через десять минут, сэр.

– Тогда я вас больше не задерживаю. Удачного вам полета, коммандер, и не забудьте передать привет нашим товарищам на берегу.

Мур козырнул и направился к выходу. Пройдя через целый лабиринт проходов и трапов, он вышел из чрева судна на вертолетную палубу.

Прохладный воздух наверху был напоен бодростью и запахами моря. Солнце стояло высоко в ясном голубом небе, и Мур испытал почти забытое ощущение, когда солнце приятно ласкает теплыми лучами бледную кожу.

Перед средней надстройкой стояли шесть вертолетов СН-46 "Си Найт". Остальная часть вертолетной палубы пустовала, не считая отдельно припаркованного на корме SH-60 "Сихока". Вокруг этого сверкающего белоснежной окраской вертолета суетились члены его экипажа. Мур понял, что именно на нем ему предстояло отправиться в Сасебо, и поэтому без колебаний направился к нему.

– Держу пари, вы наш пассажир, – весело приветствовал его ясноглазый авиатор в зеленом летном костюме. – Я – старшина Майкл Ноултон.

Даже не представившись, Мур сразу спросил о главном:

– Сколько нам лететь до Сасебо?

Ноултон кивнул в сторону открытой двери вертолета.

– Мы доставим вас туда как раз в первому вечернему коктейлю у мамаши Сан. Садитесь, надевайте шлем и будьте как дома.

Вертолет явно не принадлежал к любимым видам транспорта Мура. Здесь было тесно, шумно, часто подтекала гидравлика. Однако "Сихок" давал удобную возможность покинуть тесноту и многолюдье "Иводзима", и коммандер безропотно устроился в салоне вертолета.

Через пять минут они уже были в воздухе. Как Мур и ожидал, двухсекционный турбовальный вертолетный двигатель ревел невыносимо громко. А когда "Иводзима" растаял вдали, вся его форма была испачкана вонючей жидкостью, непрерывно капавшей откуда-то сверху. Не обращая внимания на эти мелкие неудобства, Мур завернулся в одеяло и примостился в закутке возле оборудования для постановки радиогидроакустических буев. Спустя несколько секунд он уже крепко спал.

Ему снился родной дом в Александрии, штат Вирджиния. Он на своем любимом спортивном велосипеде поднимался по велосипедной тропе в гору Вернон. Жена Лори ехала рядом на горном велосипеде. Так они катили вместе среди лесов и болот, где когда-то бродил Джордж Вашингтон. Неподалеку привольно текли воды Потомака. Вдруг Мур перенесся в маленький ялик, несущийся под парусом по водной глади реки. Надвигалась гроза. Странно, но Лори исчезла. Это наполнило его сердце болью и тревогой, и он принялся тщетно искать ее. Зигзаг молнии вспорол черное небо и со страшным грохотом ударил в мачту шлюпки. После ослепительной вспышки он вновь увидел себя на велосипеде, мчащемся вниз по крутому спуску за далеко оторвавшейся от него Лори. В лицо бил холодный ветер. Попытавшись слегка притормозить, он вдруг с ужасом обнаружил, что тормоза полностью вышли из строя.

Забыв о собственной опасности, он стал кричать, чтобы Лори остановилась. Но та не слышала его. Не видела она и груженый трактор с прицепом, приближавшийся по примыкавшей сбоку улице внизу.

Томас Мур изо всех сил бросился догонять Лори, и его сон превратился в кошмар. Его ноги сковала необъяснимая усталость, и он в бессильном ужасе наблюдал, как трактор стремительно приближался к точке неминуемого столкновения, а его жена оставалась в полном неведении относительно того, какая страшная смерть ожидала ее.

– Коммандер Мур, – послышался далекий озабоченный голос. – Проснитесь!

Легкое прикосновение чьей-то руки вывело его из состояния глубокого забытья. Открыв глаза, Мур увидел перед собой озадаченное лицо Ноултона. Кошмарное видение отступило, вспугнутое мерным рокотом вертолета, в котором был едва слышен почтительный голос старшины.

– Простите, сэр, но пилот хотел бы переговорить с вами.

Ноултон указал в сторону кабины. Мур коротко кивнул ему и резко встал. Вертолет сильно трясло, и он осторожно прошел в кабину.

– Коммандер Мур, – обратился к нему летчик, сидевший слева в напичканной приборами кабине. – Мы только что получили срочную радиограмму из штаба главкома на Тихом океане с приказом следовать в другой пункт назначения.

– Но мне надо в Сасебо, – возразил Мур, еще не совсем придя в себя после сна.

– Боюсь, что ничего не выйдет, сэр, – ответил пилот. – В радиограмме приказано немедленно доставить вас в другое место. Там указаны координаты, сэр.

– Надеюсь, меня не возвращают на "Иводзима"? – проворчал Мур.

Развернув на коленях карту, пилот сказал:

– Если, конечно, "крокодиловоз" не прошел сто морских миль за последний час.

Он очертил район к западу от островов Бонин и добавил:

– Мы высадим вас здесь, сэр.

– Но это же, черт возьми, посреди океана! – воскликнул Мур.

Пилот пожал плечами.

– Могу только сказать, что эти координаты переданы нам из штаба главкома в зоне Тихого океана, сэр. Если вы потерпите еще четверть часа, мы скоро узнаем, в чем дело.

Раздосадованный Мур вернулся в салон и уселся перед иллюминатором. С этого места с высоты в пять тысяч футов было удобно обозревать медленно проплывающий внизу морской пейзаж. Прямо под ними водный простор бороздило двухмачтовое парусное судно, и мысли Мура вернулись к недавно пережитому кошмару.

Лори уже давно не являлась ему в сновидениях. А между тем, казалось, только вчера они были вместе, наслаждались счастьем и радостями жизни.

Стоило ему только подумать о ней, как память услужливо подбрасывала целый калейдоскоп воспоминаний, как приятных, так и причиняющих боль. Они выросли по соседству, и детская дружба расцвела в юношескую любовь. Они сами никогда не сомневались, что поженятся, и после совместной учебы в университете штата Вирджиния поклялись в вечной любви друг другу.

Отец Лори был военным моряком, и она хорошо знала, что ее ожидало, когда муж ступил на ту же стезю. Они решили не обзаводиться детьми до тех пор, пока Томас не вернется домой после первого срока обязательной морской службы и не получит постоянную должность в разведке или следственных органах.

Свое первое после производства в офицеры назначение он получил на плавучую базу подводных лодок в Холи-Лох, Шотландия. Лори пришлось остаться в Александрии, где она работала учительницей в начальной школе. Но при всякой возможности, когда позволяли семейный бюджет и занятия в школе, она приезжала к нему в Шотландию.

На первых порах ему было трудно без нее, и он с головой ушел в работу. Когда Мур получил от Лори известие, что собирается провести все лето в Шотландии, он возликовал и сразу же начал подыскивать жилье. Ему удалось найти чудесный домик у подножья холма с видом на Хантерс Куэй на окраине Дануна. И хотя арендная плата была высоковата, он все же снял этот дом, и, как потом оказалось, Лори влюбилась в него с первого взгляда.

То было самое счастливое время в его жизни! Ему удалось получить несколько недель отпуска, и они вдвоем обошли все живописные окрестности, поросшие чудесным, сказочным вереском. Они бродили по берегам великолепного озера Ломонд, съездили на поезде в горные районы Шотландии и даже побывали на волшебном острове Иона – колыбели христианства на Британских островах. В Эдинбурге они посетили музыкальный фестиваль в Ашер-холле, сходили на экскурсию в Эдинбургский замок, где посмотрели программу показательных выступлений военных духовых оркестров и волынщиков.

Их счастливое шотландское лето пролетело, как одно чудное мгновенье. Не успел он опомниться, как Лори уже упаковывала вещи для отъезда домой. В их последнюю совместную ночь они долго занимались любовью. Неожиданно быстро наступил рассвет, и когда она на прощанье махала ему рукой с палубы парома в Дануне, Мур и не подозревал, что видит свою возлюбленную в последний раз. Через месяц она трагически погибла в автомобильной катастрофе в центре Вашингтона.

После этого жизнь Томаса Мура резко изменилась. Смерть Лори подорвала его жизненные силы, убила часть его самого. Это особенно бросалось в глаза в первые месяцы после ее похорон. Сердце его было разбито, и, казалось, он был обречен доживать отмеренные ему судьбой годы, храня в сердце память и верность той, кого так сильно любил.

В том же году он получил назначение в следственные органы ВМС и был переведен в Вашингтон. Мур полностью отдался работе. Душевная рана заживала медленно. Кошмары со временем почти прекратились, лишь изредка они всплывали из подсознания, беспокоя его тогда, когда он этого меньше всего ожидал.

Монотонный гул вертолетных турбин вновь вернул его к действительности, напомнил о долге, которому теперь была посвящена вся его жизнь. Единственное, что для него имело значение, это честное служение родине. Все остальное отступило на второй план.

Благодарный судьбе за новую цель, Томас Мур вновь выглянул в иллюминатор. Море, насколько хватало взгляда, было затянуто молочно-белыми клубами тумана, который накрыл водную поверхность такой толстой шапкой, что вертолет, казалось, летел в сплошном белесом киселе.

– Как насчет горячего кофе, сэр? – спросил старшина.

– С удовольствием, – ответил Мур, почувствовав вдруг, что замерз.

Вертолетчик протянул ему пластиковую чашку и наполнил ее дымящимся кофе из серебристого термоса. Темно-коричневая ароматная жидкость была заварена по-морскому крепко, и Мур с наслаждением потягивал ее из чашки.

– Жаль, что не могу ничего предложить к кофе! – прокричал Ноултон.

– Мне вполне достаточно кофе, – ответил Мур.

Тональность мерного рокота двигателя несколько изменилась, и нос вертолета слегка наклонился.

– Похоже, пошли на снижение, – заметил старшина, подойдя к Муру и выглянув в иллюминатор. – Не хотел бы я сейчас пилотировать вертушку. Туман за бортом густ, как гороховый суп моей мамы.

Машину сильно затрясло, и Мур пролил изрядную долю кофе. Только чудом ему удалось не ошпариться, и, едва удерживая прыгающую в дрожащих руках чашку, он заметил в разрывах тумана нечеткий силуэт корабля. С потерей высоты очертания корабля становились все более четкими, и, наконец, вызвали радостную реакцию у старшины.

– Так это же "Хьюит!" Мы работали с ним на прошлой неделе в Филиппинском море!

"Сихок" резко снизился над кораблем, прошел над его обтекаемой надстройкой, и Мур обратил внимание, что на палубе слишком мало вооружения для корабля типа "Спрюенс". Он заметил лишь пару пятидюймовых легких орудийных установок Мк-45 на носу и корме и противолодочную ракетную систему "Асрок" перед мостиком. Мур знал, что на самом деле основная ударная мощь "Хьюита" была спрятана в корпусе. Для борьбы с подлодками противника эсминец имел не менее двадцати четырех ракет-торпед Мк-16 "Асрок", а для защиты от угрозы с воздуха – натовскую ракетную систему "Си Спэрроу" с шестнадцатью ракетами и две орудийные установки для ближнего боя "Фаланкс Гэтлинг". Кроме того, "Хьюит" был вооружен восемью ракетами "Гарпун" и шестью торпедными аппаратами для пуска торпед Мк-32.

Еще одно из основных боевых средств эсминца обнаружилось, когда "Сихок" завис над его кормовой вертолетной площадкой, способной одновременно принимать по две винтокрылые машины. Перед этой площадкой размещался впечатляющих размеров ангар.

Лишь легкий толчок свидетельствовал о посадке вертолета. Надсадный рев турбин сменился тонким свистом. Наконец, стих и он, и в кабине воцарилась долгожданная тишина. Старшина открыл люк, и в его проеме показался лейтенант, облаченный в форму цвета хаки.

– Коммандер Мур?

Мур грациозным жестом снял шлем и поднял руку.

– Это я.

– Сэр, я – лейтенант Келсо, начальник службы вооружения эсминца "Хьюит". Следуйте за мной. Капитан 1 ранга Стэнтон ждет вас в море.

Не совсем уловив смысл последней фразы, Мур пошел за лейтенантом в центральную часть эсминца, где у правого борта готовили к спуску на воду катер.

– Прошу на катер, сэр, – пригласил Келсо.

– Но где же ваш командир? – спросил Мур, совершенно сбитый с толку развитием событий.

– Мы доставим вас к нему на этом катере, сэр, – пояснил лейтенант.

Мур понял, что Келсо было запрещено давать более подробные разъяснения, и, восприняв это как должное, спустился в катер, команда которого состояла из трех человек, включая скупого на слова сопровождающего.

Приводимый в движение мощным подвесным мотором катерок мягко отвалил от борта "Хьюита" и взял курс в море. Эсминец моментально исчез в тумане, и установилась призрачная тишина, нарушаемая только размеренным урчанием мотора да плеском волны, бьющей в закругленную корму катера.

Лейтенант Келсо действовал за штурмана. С помощью ручного компаса он держал курс на юго-запад. Туман был такой плотный, что не видно было ни зги.

Прошло десять минут, и Мур уже вознамерился спросить, куда все же они направляются, как Келсо вдруг дал рулевому команду заглушить двигатель, а сам поднес к губам свисток и дал три длинных сигнала. В ответ неподалеку раздались два коротких свистка, хотя из-за тумана Мур затруднялся определить направление, откуда они исходили. По команде Келсо, рулевой снова врубил двигатель, и они со скоростью черепахи двинулись вперед.

Через несколько секунд впереди сквозь туман начало пробиваться тусклое мерцание красного ходового огня. Мур нетерпеливо подался вперед, заметив, как из тумана буквально в нескольких ярдах перед носом катера выплыл огромный закругленный черный корпус. Он сразу понял, что это субмарина, хотя все еще не мог определить ее тип. Под леерным ограждением ее рубки на воде покачивался двойник их катера. В катере никого не было, но на палубе лодки, за рубкой, толпилось несколько моряков. Двое из них подхватили брошенный лейтенантом Келсо нейлоновый швартов.

– Есть какие-нибудь признаки жизни? – спросил начвооружения, пока двое матросов протягивали катер вперед и закрепляли конец на кнехте подлодки.

– Никак нет, лейтенант. Каперанг Стэнтон собирается вскрывать переднюю сходную шахту, – ответил один из матросов, спуская штормтрап по борту лодки. – Тогда и узнаем, что здесь происходит.

Лейтенант Келсо повернулся к Муру.

– Похоже, мы вас доставили сюда в самый подходящий момент, сэр. Будьте осторожны на трапе.

Мур благополучно взобрался по трапу на палубу субмарины. Теперь по явной выпуклости корпуса сразу за рубкой он безошибочно определил, что это американская ракетоносная подводная лодка типа "Бенджамин Франклин". Эти корабли были хорошо знакомы ему еще по службе в Холи-Лох. Однако он точно знал, что из американских атомных ракетоносных лодок в зоне Тихого океана действовали только лодки новейшего типа "Трайдент", которые базировались в Бангоре, штат Вашингтон, и присутствие в этих водах корабля типа "Бенджамин Франклин" по-настоящему озадачило его.

Лейтенант Келсо догнал Мура на палубе и указал на нос лодки:

– Наш командир там, сэр.

Муру не надо было указывать дорогу дважды, и он решительно двинулся вперед. Проходя мимо рубки, он на секунду задержался, заметив скопление водорослей, свисающих с горизонтальных рулей.

– Лейтенант, что же все-таки случилось с этой лодкой? – спросил он.

Келсо указал на группу людей на палубе впереди.

– Спросите у командира, сэр. Я абсолютно не в курсе.

Потянувшись вверх, Мур достал и спрятал в карман кусок водоросли, после чего пошел дальше. Шесть человек склонились над задраенным люком сходной шахты. Двое крепких старшин со специальными монтировками колдовали над неподдающейся крышкой люка, пытаясь открыть ее. Рядом стоял и руководил работой почтенного вида седовласый офицер в синей куртке-ветровке. Он бросил тревожный взгляд на приближающегося незнакомца.

– А вы, должно быть, и есть коммандер Мур. А я – капитан 1 ранга Эдвард Стэнтон, командир эсминца "Хьюит".

Мур ответил на его приветствие вежливым кивком.

– Каперанг Стэнтон, я не знал, что у нас в Тихоокеанском флоте есть ракетоносные лодки типа "Бенджамин Франклин".

– И я тоже, коммандер Мур, – ответил Стэнтон. – К сожалению, на ней нет никаких бортовых обозначений, поэтому мы даже не знаем, что это за лодка.

– А что с ее командой? – спросил Мур.

– Вы не поверите, но пока мы не услышали от них ни звука, – заметил Стэнтон. – Боюсь, что дела у них совсем плохи. Вас вообще хоть как-то инструктировали перед отъездом сюда?

Мур покачал головой, и Стэнтон продолжил:

– Лодку обнаружил японский кальмаролов более девяти часов назад. Они сообщили японским морским силам самообороны, после чего японские военные вызвали нас для расследования.

– Первый люк открыт, командир, – доложил один из старшин, корпевших над крышкой.

Это сообщение вновь привлекло внимание Стэнтона к его людям.

– Отойди, старшина. Пусть док опустит туда дозиметр.

К люку подошел высокий офицер в очках. В руках он держал катушку с кабелем, на конце которого был закреплен датчик дозиметра. Доктор опустил прибор в люк. Стэнтон тут же прокомментировал его действия:

– Наш начальник медслужбы соорудил эту удочку, чтобы проверить наличие радиации в шахте.

Мур задумчиво кивнул, доктор же сначала отмотал футов двадцать провода, затем начал сматывать его. Все внимательно наблюдали за начмедом, который, склонившись над дозиметром, всматривался в его показания.

– Уровень радиации в пределах нормы, командир. Не вижу никаких признаков повышенной радиации внутри лодки.

– А на хлор можете проверить? – спросил Мур.

– Боюсь, что нет, – ответил начмед. – Тут уж придется положиться на собственный нюх.

– Думаю, что у них на борту возник пожар, – предположил Стэнтон. – Вероятно, все задохнулись, не успев подать сигнал бедствия.

– Простите, сэр, будем открывать шахту дальше? – спросил главный старшина.

– Давай, моряк, – разрешил Стэнтон.

Старшины занялись шахтой, а Стэнтон отозвал Мура в сторону.

– Коммандер Мур, как я понимаю, вы из следственной службы флота. Так как вы имеете специальную подготовку, командование хочет, чтобы вы возглавили работу поисковой группы внутри лодки. Однако из осторожности, я считаю, что в этой группе должно быть минимальное количество людей.

– Согласен с вами, – кивнул Мур. – И поскольку неизвестно, что нас ждет внизу, думаю, нам следует оставить там все, как есть.

– Правильно, – согласился Стэнтон и повернулся на возглас одного из старшин:

– Шахта открыта, командир!

– По-моему, наступает момент истины, – произнес Стэнтон. – Пойдемте посмотрим, в чем же там дело, коммандер.

Томас Мур вслед за Стэнтоном двинулся к шахте. Нервы его были напряжены до предела.

– В составе первой поисковой группы коммандер Мур, я, доктор, лейтенант Келсо и старшина Дейли, – распорядился Стэнтон. – Остальным оставаться наверху, вниз никому не спускаться, за исключением экстренных случаев.

– Надеюсь, кто-нибудь захватил фонари? – поинтересовался Мур, с опаской вглядываясь в зияющую тьму шахты. – Там сплошной мрак внизу.

– Доставьте фонари и рации, старшина, – приказал Стэнтон. – Всем, кто идет вниз, ничего не трогать без моей команды. Если наткнетесь на что-то подозрительное, докладывайте мне по радио.

Вскоре Мур держал в руках электрический фонарик на батарейках и дуплексную портативную радиостанцию. Без долгих колебаний он залез в люк и начал спускаться вниз.

Стальной трап вывел его прямо в носовой торпедный отсек. Осторожно принюхиваясь, он тщательно обследовал отсек, подсвечивая себе фонарем. Не было ни малейшего намека на запах хлора или даже дыма. Как и на всех других лодках, на которых ему приходилось бывать раньше, здесь преобладал характерный запах амина.

На поддонах был аккуратно сложен полный боекомплект торпед Мк-48, предназначенных для пуска через четверку носовых торпедных аппаратов. Странно, но в отсеке не было никаких признаков людей, обязанных находиться здесь по долгу службы. Мур подождал остальных четверых членов группы.

– Вероятно, дело не в хлоре или дыме, – заметил начмед "Хьюита". – Воздух удивительно свеж.

– Пошли дальше к корме, – сказал Стэнтон.

Мур первым двинулся через открытый люк. Миновали проход, где было несколько пустых жилых отсеков. Старшина Дейли окинул опытным взглядом кубрики и заметил:

– Похоже, что на этих койках еще недавно спали. Но где сейчас эти парни?

– Насколько я помню, центральный пост лодки типа "Бенджамин Франклин" находится за этой переборкой, – сказал Мур, указывая в сторону кормы. – Может быть, там нас ждет разгадка?

Освещая узким ослепительным лучом фонаря небольшое пространство прямо перед собой, Мур двинулся дальше. Следующий люк оказался задраенным. Вместе со старшиной Дейли они открыли его, и Мур с нетерпением вошел в следующий отсек. В нем, как он и предполагал, оказался центральный пост. Людей здесь тоже не было, и, начиная поверхностный осмотр, Мур испытал какой-то суеверный страх.

Он начал осмотр со штурвала. Здесь к палубе были привинчены три кресла. Отсюда рулевые контролировали глубину погружения и курс корабля, поэтому Мур прежде всего осмотрел приборы и датчики, расположенные на передней переборке.

Рядом со штурвалом находился пост погружения и всплытия, откуда осуществлялось управление балластной системой лодки. Из-за отсутствия электропитания Мур не мог определить состояние клапанов основных балластных цистерн и продолжил обход, осмотрев поочередно радиолокационную и гидроакустическую станции, затем пост управления огнем.

– Взгляните-ка сюда! – нарушил тишину раздавшийся у него за спиной возглас.

Мур прервал свой осмотр и присоединился к остальным членам группы, сгрудившимся у трубы перископа. Все фонари ярко освещали штурманский стол, на котором была разложена батиметрическая карта.

– Прямо как в фантастическом романе! – удивленно воскликнул командир "Хьюита". – Это же карта Языка Океана в районе Багам! Что, черт возьми, здесь произошло?

Мур внимательно изучил карту, заметив, что последняя курсовая отметка была сделана карандашом у северо-восточного побережья острова Андрос.

– Или это идиотский розыгрыш, или мы стоим на пороге какой-то тайны, – заметил Стэнтон. – Что вы думаете обо всем этом, коммандер Мур?

– Пока я ничего не могу добавить к вашим словам, – тяжело вздохнув, ответил Мур.

– Ну да, мы ведь только начали осмотр лодки, – продолжал Стэнтон. – И чтобы осмотреть ее всю в кратчайшее время, я думаю, нам следует разделиться. Старшина, спуститесь, пожалуй, ниже и осмотрите камбуз и офицерское хозяйство. А мы продолжим движение к корме.

– Боюсь даже предположить, что нас ждет в ракетном погребе, – заметил лейтенант Келсо. – Эта малышка обладает такой огневой мощью, что способна в одиночку выиграть третью мировую войну.

– Я хотел бы спуститься в машинное отделение и проверить состояние реактора, – сказал начмед.

– Ну, что ж, действуйте, джентльмены, – закончил разговор Стэнтон.

Старшина Дейли направился к трапу, ведущему на нижние палубы, а Мур в сопровождении Стэнтона и Келсо двинулся к корме. Преодолев очередной задраенный люк, они оказались в отсеке, похожем на большую пещеру, где располагались шестнадцать ракетных пусковых установок. Окрашенные в темно-зеленый цвет, эти установки выстроились в два ряда, по восемь шахт в каждом. Длинный проход между рядами представлял собой настил из стальной решетки.

– В Холи-Лох ракетчики называли этот отсек Шервудским лесом, – заметил Мур.

– А-а, понятно почему, – протянул Стэнтон, подходя вслед за Келсо к первой пусковой установке.

Лейтенант быстро вывернул заглушку смотрового отверстия в основании шахты и нетерпеливо заглянул внутрь.

– Кажется, ракета в нормальном состоянии, сэр, – с явным облегчением произнес Келсо.

– Слава Богу, – ответил Стэнтон.

Когда Мур сам заглянул внутрь пусковой трубы, вдруг ожила рация командира.

Сквозь треск помех послышался взволнованный голос старшины Дейли:

– Я нашел, командир! Это матрос из экипажа лодки!

– Где ты находишься, старшина? – спросил Стэнтон в передатчик.

– На камбузе, сэр, – возбужденно ответил Дейли. – Вам лучше привести доктора, а то парень, похоже, ничего не соображает.

– Мы уже идем, – сказал Стэнтон, встретившись взглядом с Муром. – Ну, наконец-то. Сейчас хоть что-то да прояснится.

Камбуз находился прямо под центральным постом. Они прошли туда через со вкусом оформленную офицерскую кают-компанию, в центре которой располагался большой стол для совещаний. На столе стояли два фарфоровых прибора с пищей.

– Похоже, кто-то не закончил завтрак, – заметил начвооружения. – Блины совсем свежие.

Томасу Муру бросилась в глаза картина, висевшая на передней переборке кают-компании и изображавшая двоих пограничников, замерших на утесе над рекой, петлявшей по широкой лесистой долине.

– Кажется, я знаю, что это за лодка, – предположил он. – Судя по содержанию картины, это "Льюис энд Кларк".

– Это первый ответ на один из наших вопросов, – сказал Стэнтон. – Теперь давайте получим ответы на остальные.

Короткий проход вывел их прямо на камбуз. На плите стояли три бачка, в одном из которых оставалась застывшая овсяная каша. Палубу покрывал слой воды толщиной в несколько дюймов. Из темноты доносился приглушенный голос старшины Дейли:

– Ну же, моряк, остынь. Я не причиню тебе вреда.

Они нашли старшину в затопленном отсеке, где находился мусоропровод. Перед ним на палубе сидел рыжеволосый матрос в мокрой парусиновой робе. От промозглого холода, царившего в отсеке, долговязый юноша с горячечным блеском в глазах дрожал как осиновый лист. Обеими руками он мертвой хваткой вцепился в какую-то тетрадь в кожаном переплете, а его реакция на появление незнакомцев была сродни дикому ужасу.

Моментально сообразив, что парень находится в состоянии психоза, начмед "Хьюита" осторожно подошел к нему.

– Привет, морячок, – ласково заговорил он, демонстрируя свое умение максимально доброжелательно обращаться с больными. – Я доктор Уэзерфорд, а это – мои друзья. Мы пришли помочь тебе. Поэтому теперь ты можешь расслабиться. Все будет просто прекрасно.

– Постараюсь найти ему одеяло и сухую одежду, – вызвался лейтенант Келсо.

– Он хоть что-нибудь говорил? – спросил Стэнтон.

– Когда я нашел его, он бормотал что-то нечленораздельное, – ответил старшина. – Я так ничего и не понял. Хотя, кажется, его зовут Гомер.

– Как ты себя чувствуешь, Гомер? – с усилием улыбнувшись, спросил командир "Хьюита", встав рядом с начмедом. – Я капитан 1 ранга Стэнтон. Все, что говорит доктор, – правда. Мы – твои друзья, и пришли помочь тебе. Но, чтобы мы могли помочь тебе, ты должен расслабиться и поверить нам. Тебе что-нибудь нужно?

После этого вопроса в отсеке повисла тишина, тогда вновь заговорил доктор.

– Гомер, глубоко вдохни пару раз и скажи нам, что тебя беспокоит. Это как-то связано с судьбой твоих товарищей по кораблю?

Гомер Морган широко открыл глаза и невнятно забормотал:

– Я не хотел этого. Клянусь, я только сбросил мусор.

– Где твои товарищи, Гомер? Ты должен сказать нам.

На лице Гомера появилось смущенное выражение. Он уставился в одну точку на переборке, затем выкрикнул:

– Я убил их всех!

В этот момент вернулся с одеялом лейтенант Келсо. Начмед, не теряя времени, набросил одеяло на плечи Гомера и с усилием вырвал тетрадь из его рук. Томас Мур с жадностью набросился на нее, а доктор вновь занялся своим всхлипывающим пациентом.

– Да это же вахтенный журнал! – воскликнул Мур и с волнением отыскал последнюю запись.

Прочитав ее, он открыл рот, да так и замер, онемев от изумления.

– Знаю, что это не вписывается ни в какие рамки, – наконец выдавил он из себя, обретя дар речи, – но последняя запись в вахтенном журнале "Льюис энд Кларк" помечена вчерашним днем, тогда лодка находилась между островом Андрос и Нассау!

– Но это же на другой стороне земного шара! – недоверчиво хмыкнув, возразил старшина Дейли.

– Объясните сей факт тому, кто производил эту запись, – задумчиво произнес озадаченный следователь, которому судьба подкинула непростую задачу – разгадать непостижимую тайну двух океанов...

4

Программа обитаемого подводного комплекса "Мир" родилась в результате усилий ООН, направленных на мирные исследования и промышленную разработку морского дна. Впервые в истории человечества она предусматривала сотрудничество ученых, морских архитекторов и инженеров всего мира по созданию автономной подводной колонии, способной принять группу людей на продолжительный период времени.

Одной из основных целей программы была разведка и разработка фактически неиспользуемых ресурсов континентального шельфа, богатейшей и наиболее доступной части океана. Этот участок морского дна занимал огромную долю поверхности планеты и доходил до глубины в шестьсот футов на границе с черным глубоководьем. Здесь залегали огромные запасы нефти, природного газа и различных минералов: марганца, золота и даже алмазов. Кроме того, шельф характеризовался идеальными условиями для создания ферм по разведению и выращиванию различных видов глубоководных морских рыб, моллюсков и головоногих.

Имея постоянную базу на морском дне, водолазам, закончившим работу, больше не надо будет подвергаться декомпрессии при каждом всплытии. Этот необходимый, но очень длительный и опасный процесс всегда был объектом лютой ненависти водолазов всех времен и народов. Обитаемый подводный комплекс освободил бы их от опостылевшего и мучительного испытания.

После обследования шельфа в поисках оптимального места для строительства комплекса "Мир" было решено, что более всего для этой цели подходит район Багамских островов. Эти места были вполне доступны, здесь преобладали умеренные глубины, а подводная жизнь отличалась большим разнообразием. Идеальную площадку для станции "Мир" нашли к северо-востоку от острова Андрос.

Весь комплекс состоял из четырех основных блоков, самый крупный из которых назывался "Морской Звездой". Эта комфортабельная подводная вилла была построена в форме звезды и имела пять одинаковых отсеков, расходящихся в разные стороны от центрального ядра. Один отсек целиком отводился под лабораторию, а в других размещались спальни, кухня и комната подготовки водолазов к выходу в море.

Вторым по значению объектом являлся блок-1 – куполообразное сооружение, в котором размещались электростанция и опреснительная установка, а также хранились баллоны с аварийным запасом воздуха. Минисубмарина для нужд обитателей комплекса располагалась в ангаре, выполненном в форме луковицы. Здесь же находился склад припасов и несколько рыбных контейнеров.

Разработанные и построенные мировым сообществом, различные компоненты комплекса были доставлены в Нассау из разных концов планеты. После сборки их буксировали в искрящиеся синие воды у берегов Андроса. Чтобы укрепить комплекс на коралловом шельфе на глубине в шестьдесят футов, потребовался свинцовый балласт весом свыше двухсот тонн. После завершения этой операции весь мир напряженно следил за тем, как пятеро отважных подводников в специальном снаряжении спустились на дно и стали первыми постоянными обитателями "Звезды".

Вот уже более трех недель интернациональная группа акванавтов жила под водой, рассчитывая пробыть на дне, по возможности, свыше двух месяцев. Группу возглавлял пятидесятичетырехлетний отставной морской офицер Пьер Ланклю, которого его соратники называли комендантом. Лысый, добродушный и веселый француз раньше служил на подводной лодке, теперь же его интересы сконцентрировались в области морской биологии.

Доктор Ирина Петрова в этой группе занимала должность геолога. Выпускница знаменитого советского Института Черного моря, рыжеволосая красавица прославилась на весь мир еще и как археолог, открыв в конце восьмидесятых годов останки древнегреческого города, похороненного на дне Средиземного моря у берегов Пелопоннеса.

Один из крупнейших в мире авторитетов в области аквакультуры, тридцатитрехлетний Томояки Наката или Томо, как его звали друзья, уже создал несколько весьма производительных рыбных хозяйств в Японском море. Находясь на борту комплекса "Мир", он отслеживал темпы роста некоторых видов съедобных морских растений и проводил эксперименты по выращиванию местных моллюсков.

Группе также очень повезло с талантливым и изобретательным морским инженером, который в свои двадцать четыре года оказался самым молодым в компании акванавтов. Карл-Ивар Бьорнсен родился в далеком норвежском городке Хеугесунн и работал водолазом на нефтяной платформе в Северном море. Этот приятный светловолосый молодой человек мог устранить практически любую техническую неполадку. Как наркоман от травки или колес, он ловил кайф от работы.

И, наконец, в группу входила Лайза Тэннер – дерзкая девчонка из Окленда, Новая Зеландия. Лайза была студенткой подготовительных медицинских курсов, а на "Мир" ее взяли в качестве поварихи и медсестры. Она отлично справлялась со своими обязанностями, а также постаралась создать в "Звезде" домашнюю обстановку, увешав стены, свободные от карт, схем и приборов, красочными видами родных мест.

Независимо от состава меню, прием пищи в "Звезде" всегда считался событием. Это было время отдыха и общения, и сегодняшний ужин в этом смысле не был исключением.

Обеденный стол со скатертью в красную клетку был накрыт в центральном модуле, возле широкого окна. За столом сидели все члены экспедиции, за исключением молодого инженера. Музыку выбирал Томо, и в столовой звучала популярная, легко запоминающаяся мелодия "Шелковая дорога" Китаро.

– Жаль, что из овощей у нас сегодня только капуста, – посетовала повариха. – Но все овощные консервы, присланные в последней партии, оказались испорченными.

Ирина Петрова, жуя истекающую янтарным жиром сельдь, с горькой усмешкой заметила:

– Что же ты хотела, дорогая, ведь продукты доставлены с советского судна.

– Зато через неделю я смогу побаловать вас свежим морским салатом, – сказал Томо. – Он становится особенно вкусен после обработки паром. Очень напоминает шпинат.

– Поздравляю вас, Томо, – сказал Пьер Ланклю, который сидел во главе стола, потягивая белое вино из бокала. – Мясо моллюска очень вкусно, не отличить от цыпленка, ей-богу!

Томо благодарно взглянул на Лайзу Тэннер и искренне похвалил ее:

– Мы все должны благодарить нашу повариху, это ее заслуга. Однако считаю своим долгом предупредить вас, господа, туземцы считают мясо этого моллюска половым возбудителем.

Ланклю улыбнулся.

– Ах, что еще надо услышать французу, чтобы попросить добавку!

Над столом грянул гомерический хохот, вызвавший бурную реакцию всеобщего любимца – большого зеленого амазонского попугая по кличке Алдж.

– Что смешного? Что смешного? – скрипучим голосом запричитал Алдж.

Попугай не только скрашивал досуг обитателей "Звезды", но служил и более практическим целям. Так же, как канарейки, которых шахтеры берут с собой в забой для контроля высокой концентрации ядовитых газов, Алдж оповещал акванавтов об опасном скоплении углекислого газа.

– Успокойся, mon ami, лети ко мне и выпей, – сказал Ланклю и протянул свой бокал попугаю.

Алдж взмахнул крыльями и перепорхнул на плечо француза. Ланклю поднес ему бокал, и попугай сделал несколько приличных глотков.

– Полегче, mon petit, – предупредил Ланклю, убирая бокал. – Не то опять заработаешь горькое похмелье.

– Интересно, придет ли Карл-Ивар обедать? – спросила Лайза, управившись с борщом.

Ирина покачала головой.

– Очень сомневаюсь. Думаю, он не придет, пока не закончит ремонт "Миши". Ведь на вечер у нас запланирован выход.

– На какую глубину пойдете? – спросил Томо.

– За девятьсот футов, – ответила русская, – а точнее – на девятьсот семьдесят шесть футов, именно на этой глубине я обнаружила свою находку.

– Не слишком ли глубоко для остатков древней брусчатки? – усомнилась Лайза.

– Вовсе нет, – возразила Ирина. – Дело в том, что вследствие геологической нестабильности этого региона она могла опуститься на такую глубину в результате землетрясения. Кроме того, мы пока не знаем, действительно ли это творение человеческих рук.

– Но если это так на самом деле, то, возможно, это первое реальное свидетельство существования потерянного континента Атлантиды! – взволнованно предположила новозеландка.

Обменявшись осторожным взглядом с археологом, Ланклю высказал свое личное мнение:

– Давайте не будем делать поспешные выводы, Лайза. Ведь Ирина сама сказала, что это могут быть просто прямоугольные куски обычной скальной породы или лавы, получившие такую форму по странному капризу природы. Я пока воздержусь от высказывания дальнейших предположений, надо все увидеть своими глазами.

Петрова взглянула на часы и добавила:

– Если Карлу-Ивару удастся закончить ремонт, вы увидите эти странные образования еще сегодня, комендант. Может, нам стоит пойти в ангар и поинтересоваться, как у него идут дела?

– Конечно, – поддержал ее предложение Ланклю, допил вино и, поднявшись из-за стола, передал Алджа японцу.

В водолазной Ланклю и Петрова облачились в гидрокостюмы и надели акваланги. В отверстии в палубе плескалась темная вода. За счет одинакового давления внутри комплекса и за его стенами выход в море не нуждался в герметичной шлюзовой камере.

Прежде чем покинуть "Звезду", акванавты расписались в вахтенном журнале и поставили точное время выхода в море. Покончив с формальностями, Ланклю первым полез в люк.

По трапу, защищенному решеткой от акул, он спустился на дно. Вода была приятно теплой и непроницаемо черной. Он включил фонарь и тут же испуганно отшатнулся от пары огромных желтых глаз, неожиданно возникших в считанных дюймах от его лица. Луч фонаря осветил узкое серебристое тело шестифутовой барракуды.

Лайза окрестила ее Дядей Альбертом. Рыбина жила в ближайших рифах и по ночам частенько наведывалась к комплексу. Дядя Альберт любил полакомиться остатками пищи, которые Лайза иногда скармливала ему. Он даже узнавал свою кормилицу по костюму и маске и принимал пищу только из ее рук.

Подводную мглу пронзил луч фонаря Ирины, и пловцы направились к светящемуся желтому куполу, покоившемуся на морском дне всего в двадцати ярдах от них. Проплыв между раздвижными телескопическими опорами сооружения, Ланклю направил луч фонаря вверх, освещая днище ангара с люком.

Словно ныряя в перевернутый бассейн, он проплыл сквозь круглый люк, через который уходил в море "Миша" – так акванавты называли свою ныряющую тарелку.

Француз с плеском вынырнул в ангаре и сразу же увидел светловолосого норвежца, колдовавшего над зарядным устройством аккумуляторных батарей "Миши".

– Привет, Карл-Ивар, – поздоровался Ланклю, выходя из воды и снимая маску.

"Миша" висел под потолком ангара на талях мощного тельфера. Сконструированная в Советском Союзе ярко-желтая минисубмарина имела форму блюдца и была рассчитана на экипаж из двух человек. Ее аккумуляторные батареи приводили в действие систему насосов, которые через двойные реактивные сопла выбрасывали мощные струи морской воды. Рулевой управлял лодкой, манипулируя этими соплами, и корректировал глубину погружения за счет приема или отдачи забортной воды.

– Ну, что скажешь, Карл-Ивар? Мы сегодня сможем выйти в море? – спросил Ланклю, дожидаясь у люка появления Ирины.

– Без проблем, комендант, – ответил норвежец. – Хотя не могу точно сказать, на сколько хватит нового генератора. Русская техника весьма оригинальна по конструкции, но по исполнению – все равно барахло.

В люке появилась голова Ирины. Ланклю протянул ей руку и помог подняться на решетчатую платформу. Молодая женщина стянула с лица маску и, снимая акваланг, спросила Бьорнсена:

– Нам прислали то, что нужно, Карл-Ивар?

– Да, доктор, – ответил Бьорнсен.

Механик закончил регулировку агрегата, установил на место и закрепил его переднюю панель.

– Просто чудо, что из Союза в первую очередь прислали запчасти, – с усмешкой заметила Ирина. – Да к тому же те, что нужно. Не похоже на советскую бюрократию!

В ответ на это язвительное замечание Бьорнсен улыбнулся, отчего у него на щеках появились симпатичные ямочки.

– Так-то оно так, но я не гарантирую, что новый генератор не выйдет из строя. Насколько я понимаю, он не лучше тех, что нам присылали раньше.

– Я буду счастлива, если ты сможешь зарядить "Мишу" для рейса в оба конца, большего мне и не надо, – сказала Ирина.

Бьорнсен нажал красную кнопку на стене ангара. Заработал тельфер, и тарелка опустилась на воду. Норвежец достал крючья тросов из чалочных проушин, открыл люк и жестом пригласил Петрову и Ланклю внутрь.

– Карета подана, – с улыбкой сказал он.

Ирина первая скрылась в люке. За ней последовал Ланклю, задержавшись на мгновение, чтобы позубоскалить.

– Мы высоко ценим ваш тяжелый труд, mon amiee. Сожалею, что он отнял у нас возможность видеть вас за общим столом! Ну, да ладно, когда будешь приканчивать десерт, мы уже вернемся. Чао!

Бьорнсен приветственно взмахнул рукой. Ланклю махнул ему в ответ и полез внутрь мини-субмарины. Он загерметизировал за собой входной люк и лег на живот на виниловый матрас справа от Ирины. Археолог лежала в таком же положении, глядя в круглый иллюминатор прямо перед собой. Привычным жестом она включила систему циркуляции кислорода на панели управления и эхолот, после чего совместными усилиями они завершили процедуру предстартовой проверки и включили эхолот.

– Поехали! – сказала Ирина, взявшись за ручку управления.

С глухим гулом заработали насосы, закачивая воду в балластные цистерны, и "Миша" ушел под воду. Движением кисти Ирина подала ручку вперед, и ныряющее блюдце проскочило между телескопическими опорами ангара.

Ланклю включил мощные ртутно-паровые фары и переключил внимание на монитор эхолота, где просматривались очертания плавно уходящего вниз разреза. "Миша" нырнул в темные глубины.

Мимо иллюминатора грациозно проплыл скат, затем гигантская рыба-молот с горящими как угли глазами. На глубине около двухсот футов минисубмарина прошла сквозь тридцатифутовый молочно-белый слой воды, и француз сказал:

– Проходим первый глубоководный слой.

– Его здесь не было во время первого погружения в разрез, – заметила Ирина.

– Потому что ты погружалась не ночью, – ответил Ланклю. – Именно в это время мириады микроорганизмов всплывают из глубин, где они проводят дневное время.

– Что заставляет их мигрировать? – спросила Ирина.

– Как ни странно, морские биологи пока не могут определенно ответить на этот вопрос. Лично я считаю, что это как-то связано с режимом кормежки.

– Да, все хотят есть, но этой твари надо особенно много, чтобы насытиться, – заметила Ирина по поводу гигантской китовой акулы, лениво проплывшей перед иллюминатором.

Одна из крупнейших морских рыб, китовая акула питается микроскопическим планктоном, засасывая его вместе с водой и процеживая через частые гребнеобразные зубы. Для этого во время кормежки она широко открывает свои массивные челюсти, что придает ей весьма злобный и хищный вид.

– Мне однажды довелось прокатиться верхом на таком монстре, – признался Ланклю. – Mon amiee, эту прогулку я никогда не забуду!

Оба акванавта погрузились в раздумья. "Миша" продолжал погружение, но на глубине четыреста три фута остановился.

– Готов поспорить, что нас остановил термоклин, – прокомментировал Ланклю. – Значит, мы достигли точки, где теплые поверхностные воды соприкасаются с более холодными глубинными. Добавьте балласта. Это должно сдвинуть нас с мертвой точки.

Ирина включила балластный насос и закачала в цистерны субмарины несколько сотен галлонов забортной воды. После легкого прикосновения к ручке управления погружение возобновилось.

Температура внутри минисубмарины существенно упала за считанные секунды. Однако на шестнадцати градусах по Цельсию снижение температуры прекратилось, а через несколько минут "Миша", наконец, достиг дна. Глубиномер показывал девятьсот семьдесят шесть футов.

Фары осветили морское дно. В иле копошились морские черви, их тонкие длинные тела слегка колебались в едва заметном течении. В яркое пятно света попали большие коричневые морские ежи, бордовые, похожие на астры морские звезды и гигантский каменный окунь, размерами, казалось, не уступавший даже минисубмарине.

– Мне доводилось слышать, что такие окуни целиком заглатывали незадачливых водолазов, – размышлял вслух Ланклю. – Некоторые даже считают, что Иону проглотил окунь, а не кит, как сказано в Библии.

– Пьер, а что там, вдали? Это омары? – спросила русская, чуть изменив курс, чтобы приблизиться к длинной, насколько хватало глаза, шеренге беспокойно снующих ракообразных без клешней.

– Mon Dieu, что за чудесный вид! – воскликнул Ланклю. – Наверняка это местная разновидность колючих омаров. Они, должно быть, исполняют нечто вроде брачного ритуала. Давай заснимем на видео.

Ирина протянула руку к пульту управления, чтобы включить камеру, установленную на закругленном носу минисубмарины между двумя передними иллюминаторами. Они плыли вдоль шеренги омаров более четверти мили, пока та не затерялась в извилистой донной трещине.

Акванавтам пришлось развернуть тарелку на юг, чтобы вернуться назад к относительно плоскому и пологому склону разреза.

– Любопытно, что скажет Томо об этой пленке, – заметил Ланклю. – Думаю, нам стоит организовать хозяйство по разведению и выращиванию таких омаров. Ведь это замечательный способ подарить человечеству новый источник питания!

Ирина развернула батиметрическую карту, отображающую в мельчайших подробностях рельеф морского дна под ними. Красным фломастером она обвела примерное местонахождение "Миши". Они были в крайней северной оконечности Андросского разреза. Этот узкий, шириной в милю, желобообразный канал, постепенно углубляясь, тянулся в южном направлении до слияния с огромной впадиной Языка Океана, глубины которого достигали более трех тысяч футов.

– Моя находка должна быть где-то рядом, – сообщила Ирина. Она слегка потянула ручку управления на себя, и "Миша" сбавил ход до самого малого.

Морское дно здесь покрывал слой песка. Минисубмарина продолжала черепашьим ходом двигаться к югу, пока не достигла места, где течение, расчистив песок и другие отложения, образовало довольно широкий коридор. Петрова нетерпеливо заглушила двигатель, и ныряющее блюдце зависло всего в нескольких дюймах над площадкой, покрытой плоскими прямоугольными камнями. Молодая женщина подрегулировала свет фар, и Ланклю, глядя в иллюминатор, присвистнул:

– Значит, мы на месте, mon amie? Ты знаешь, Ира, а ведь это, действительно, похоже на брусчатку.

– Всякий раз, когда я смотрю на это, всегда вижу одно и то же, Пьер.

– А что, если такое причудливое дно – результат эрозии, шутка природы? – спросил француз.

– Может быть, и так, – кивнула Ирина. – Но в таком случае природа потрудилась, как никогда. Ты только посмотри, как далеко простирается брусчатка!

Они плыли вдоль брусчатой дороги добрую милю. Хотя большая часть странной дороги была занесена песком, местами она просматривалась вполне отчетливо, и везде в глаза бросалась все та же геометрически точная кладка. Ровное каменное полотно шириной с двухрядное шоссе было выложено одинаковыми прямоугольными блоками длиной в два фута и шириной в один. Ось этой загадочной дороги проходила строго с севера на юг, в направлении Языка Океана.

Но еще до того, как акванавты установили этот факт, в рубке тарелки прозвучал прерывистый тревожный сигнал. Ирина торопливо окинула взглядом панель управления и через несколько секунд определила причину тревоги.

Вот тебе наша советская технология, – чертыхнулась она. – Частичный отказ генератора. Аккумуляторы разряжены до критического предела.

– Мы сможем вернуться в ангар? – озабоченно спросил француз.

Ирина продула балластные цистерны, и "Мишка" пошел вверх.

– Не волнуйся, комендант! Аварийного комплекта питания нам с лихвой хватит, чтобы добраться до дома. Но, боюсь, дальнейшую разгадку тайны нам придется отложить до лучших времен.

Ирина потянула на себя ручку управления, и тарелка резко взмыла вверх. Поднимаясь вдоль крутых скатов Андросского разреза, акванавты взяли курс на северо-запад, чтобы выйти в зону относительного мелководья, где находился подводный комплекс "Мир".

5

Полный осмотр подводной лодки занял больше часа. К всеобщему разочарованию и тревоге, рыжеволосый матрос, найденный на камбузе, оказался единственным на борту членом экипажа. С молчаливого согласия Томаса Мура было решено сопроводить обнаруженного матроса на эсминец "Хьюит", где доктор рассчитывал вытащить из него дополнительную информацию путем гипноза.

Лейтенант Келсо и старшина Дейли получили приказ остаться на лодке, остальным предстояло вернуться на "Хьюит", чтобы доложить командованию о результатах поисков и ждать дальнейших распоряжений.

Катер возвращался на эсминец черепашьим ходом. Туман еще более сгустился, с заходом солнца похолодало.

Мур сидел посреди катера и кутался в куртку цвета хаки, тщетно пытаясь спрятаться от пронизывающего насквозь холодного ветра. Лейтенант Уэзерфорд и его пациент, завернутый в одеяло, сидели в носовой части, а каперанг Стэнтон устроился рядом с Муром. Командир "Хьюита" раскрыл на коленях вахтенный журнал лодки и при свете фонаря пытался разобраться в записях.

– Полагаю, тот, кто вносил последние записи, ошибся в датах, – тихо шепнул Стэнтон на ухо Муру.

– С нетерпением жду, что скажет обо всем этом командование, – ответил тот. – Скорее всего, это журнал предыдущего плавания. Но я все же ума не приложу, что случилось с остальным экипажем "Льюис энд Кларк".

Стэнтон задумчиво хмыкнул.

– Возможно, покинуть корабль команду вынудила угроза серьезной аварии.

– Но тогда у них было бы время передать SOS, – возразил Мур. – А состояние судна вы сами видели. За исключением незначительного затопления на камбузе, лодка в отличном состоянии.

– Вы правы, коммандер. Нам остается только одно: ждать результатов гипнотических сеансов доктора. Может, хоть тогда мы получим какие-нибудь ответы.

Стэнтон захлопнул журнал, когда в клубах тумана прорезалось белое мерцание. Над ними нависла размытая серая масса эсминца, и матрос с его борта бросил вниз отягощенный нейлоновый швартов.

Через пять минут Томас Мур с кружкой горячего кофе в руке входил в кают-компанию "Хьюита". За столом ужинали трое офицеров, и Мур уселся в удобное кожаное кресло в противоположном углу просторного отсека. Он достал из нагрудного кармана маленький блокнот и по свежим следам начал записывать подробности недавнего визита на "Льюис энд Кларк". Эти свежие впечатления затем войдут в его официальный рапорт и послужат основой для полного расследования удивительного происшествия.

Он описывал, в каком состоянии находился единственный уцелевший член команды лодки, когда по внутренней корабельной связи его вызвали к командиру. Вестовой матрос проводил Мура до каюты Стэнтона и, прежде, чем войти, коммандер постучал в закрытую дверь.

Каюта напоминала кабинет преуспевающего руководителя младшего звена, хотя была несколько тесновата и лишена окон. Командир эсминца сидел за небольшим деревянным столом с телефонной трубкой у уха. Он жестом пригласил Мура сесть на один из двух стульев с высокими спинками, стоявших у стола, и продолжил телефонный разговор, время от времени делая пометки в блокноте.

– Я понимаю, сэр. Сообщите командующему, что мы немедленно сделаем это.

Стэнтон положил трубку и посмотрел в глаза вошедшему гостю.

– Как я и ожидал, командующий приказал нам взять "Льюис энд Кларк" на буксир. Мы потащим лодку на секретную стоянку на севере Окинавы.

– Он не сказал, какую задачу выполняла лодка? – спросил Мур.

– К сожалению, нет, коммандер. Зато я получил для вас предписание из штаба командующего. Похоже, командование намерено возложить на вас дальнейшее проведение расследования.

– И вот так всю жизнь, – тяжело вздохнул Мур.

Зазвонил телефон, и Стэнтон, подняв трубку, заговорил хрипловатым голосом:

– Командир... Я слушаю, док. Сейчас идем.

Он положил трубку и резко встал, с грохотом отодвинув стул.

– Пойдемте в лазарет, коммандер, – сказал он. – Доктор готов подвергнуть нашего рыжеволосого приятеля с лодки гипнозу.

По пути в лазарет они зашли на мостик, где Стэнтон поставил старпому задачу по буксировке лодки. Убедившись, что старпом в состоянии самостоятельно справиться с ней, несмотря на ухудшение метеорологической обстановки, он повел Мура вниз, в чрево эсминца.

Томас Мур никогда раньше не присутствовал на сеансах гипноза и был искренне удивлен кажущейся простотой процедуры.

Перед сеансом Моргану была предоставлена счастливая возможность расслабиться под горячим душем. Ему выдали свежий комплект парусинового рабочего платья, дали пару бутербродов с ветчиной и сыром, а затем привели в лазарет. После эмоционального взрыва на камбузе лодки, Гомер не проронил ни слова, и доктор Уэзерфорд сделал все возможное, чтобы его пациент расслабился. Он усадил его в удобное мягкое кресло, затем принес какой-то прибор размером с коробку из-под обуви. Выключив в кабинете свет, доктор велел Гомеру смотреть на прибор, на передней панели которого ритмично замерцал яркий огонек.

Заслоняя глаза от яркого мигающего света, Мур вслушивался в ровный, мягкий голос доктора, пытающегося ввести Гомера в состояние гипнотического транса. Менее, чем за полминуты, ему это удалось, и он предложил Гомеру закрыть глаза и чувствовать себя совершенно свободно.

Доктор выключил свою мигалку и вновь зажег свет. Гомер спокойно спал, ранее напряженные мышцы его лица теперь расслабились, дыхание стало глубоким и ровным.

Мур и Стэнтон со стороны наблюдали за действиями доктора.

– Сынок, с тобой опять говорит доктор Уэзерфорд. Назови мне свое имя, фамилию и звание.

– Матрос 2 класса Гомер Эрл Морган, сэр, – с готовностью ответил матрос.

– Сколько тебе лет, матрос Морган, и где ты родился? – спросил доктор.

– Мне двадцать два года, сэр. Я из Юрика Спрингс, штат Арканзас.

Лейтенант Уэзерфорд обвел взглядом завороженных зрителей и продолжал:

– Матрос Морган, я задам несколько вопросов о твоей службе. Возможно, тебе будет больно отвечать на некоторые из них. Не спеши с ответами и говори только правду. К какому кораблю ты сейчас приписан, сынок?

Голос Гомера слегка дрогнул.

– Это корабль ВМС США "Льюис энд Кларк", сэр.

– Чем ты занимаешься на борту "Льюис энд Кларк", матрос Морган?

– Сэр, я назначен на камбуз.

– Тебе нравится там работать?

Гомер помедлил, затем ответил:

– Вполне, сэр, особенно теперь, когда шеф-кок назначил меня обслуживать кают-компанию.

После абсолютного спокойствия на лице Гомера появилось выражение сомнения, промелькнула тень озабоченности. Это не осталось незамеченным, и доктор решил заострить на этом внимание.

– Для меня очень важно, чтобы ты сейчас рассказал о своих переживаниях, Гомер.

– Это старший кок! – напряженным голосом, почти на грани истерики, воскликнул Морган. – Я больше никогда не увижу его, потому что убил и его, и других!

– Кого ты имеешь в виду под другими, Гомер? Остальных членов команды?

Матрос отрешенно кивнул и смахнул слезу со щеки.

– Но такого не может быть, чтобы ты убил всех членов экипажа "Льюис энд Кларк". Ведь их было сто сорок человек, не так ли?

– Именно так! – тупо подтвердил Гомер.

– Думаю, ты говоришь мне неправду, матрос Морган. Невозможно убить такое количество людей сразу.

– Но я сделал это, открыв мусоропровод!

Гомер был чересчур взволнован, и его "инквизитор" дал ему время успокоиться и прийти в себя.

– Сейчас тебе предстоит самое трудное, Гомер. Пожалуйста, расскажи подробно, как тебе удалось убить всех своих товарищей и при этом самому остаться живым. Для начала расскажи мне все о мусоропроводе.

Гомер подался вперед и начал свой сбивчивый рассказ.

– Все началось, когда я сбросил мусор. Могу поклясться, что старшина Куннетто велел мне сделать это. Но он сказал, что я все перепутал и фактически впустил воду в отсек. Мы бы все затонули вместе с лодкой, это как дважды два четыре. Поэтому, когда старпом предложил добровольцам задраить люк мусоропровода вручную, я вызвался первым. Отсек был уже футов на пять заполнен водой. Как меня проинструктировал старпом, я нырнул, нашел кремальеру и перекрыл шаровую заслонку. Пока я занимался этим делом, началась страшная вибрация. Когда я вынырнул и увидел, что происходит со старшиной и остальными парнями, я понял, что опоздал. Поймите, я убил их всех до единого!

Глаза Моргана расширились от дикого ужаса. Как тогда, на лодке, его истеричный тон говорил о том, что он был на грани срыва. Несмотря на это, доктор принял решение: сейчас или никогда.

– Продолжай, Гомер. Как бы больно тебе не было, расскажи, что ты увидел, когда вынырнул. Что случилось с твоими товарищами?

– А случилось то, что они просто взяли и исчезли! – буквально прокричал Морган. По его щекам неудержимым потоком хлынули слезы. – Не знаю, что уж я там натворил, но шеф-кок исчез прямо у меня на глазах. До конца моих дней у меня в ушах будут звучать его дикие вопли. Будто свора собак разрывала его на части, затем то же самое началось и с другими. Не успел я выскочить из воды, как они все пропали, испарились, растворились в воздухе! О, Боже, что я наделал?! Что я натворил?!

Морган разрыдался, и доктор вынужден был прервать сеанс и внутривенно ввести матросу лошадиную дозу транквилизатора. Мур и Стэнтон озадаченно переглянулись: дело становилось еще более запутанным и странным, чем до сеанса гипноза.

– Похоже, этот молодой человек психически ненормален, – заметил командир, направляясь на мостик. – А вы что скажете, коммандер?

Мур, направляясь по коридору вслед за Стэнтоном, высказал свое мнение:

– Возможно, вы правы, командир. Но не может быть никаких сомнений в том, что он сам искренне верит в эту историю. Я это вижу по его глазам.

– А как вам нравится вся эта ахинея насчет того, что его товарищи растворились в воздухе? – возразил Стэнтон, ступая на трап, круто ведущий наверх. – Лично мне это напоминает дикий бред сумасшедшего.

Мур промолчал. Он заговорил лишь тогда, когда они поднялись по крутому трапу и прошли еще один коридор.

– В данный момент только одна версия имеет для меня смысл: это ваше предположение, что команда покинула корабль по тревоге в чрезвычайных обстоятельствах, а матроса Моргана каким-то образом забыли. Кто знает, возможно, когда он сбрасывал отходы, началось затопление отсека через мусоропровод, и без того сложная аварийная ситуация еще более обострилась.

– Но почему тогда они не передали сигнал бедствия? – возразил Стэнтон. Более того, почему они до сих пор нигде не объявились?

Так и не найдя ответов на эти вопросы, они вошли в рубку эсминца. Здесь царила деловая атмосфера. Командир сразу же направился к старпому, а Мур прошел к окну. Хотя все вокруг было сплошь затянуто туманом, на внешнем мостике он заметил нескольких впередсмотрящих, внимательно всматривающихся в туман через бинокли.

– Вижу подлодку! – выкрикнул один из наблюдателей, вытянув руку вперед. – Справа по курсу, удаление двадцать ярдов!

Старпом моментально скомандовал "стоп машинам", и "Хьюит" резко замедлил движение. За спиной у Мура два лейтенанта спорили, как лучше закрепить буксирный трос, а оператор РЛС непрерывно выкрикивал расстояние до лодки.

– Коммандер Мур, – позвал Стэнтон. – Похоже, для вас пришли кое-какие директивы.

Мур подошел к командиру эсминца, стоявшему у цифрового индикатора телеграфа.

– Вот это только что получено на ваше имя, – сказал капитан 1 ранга и протянул Муру сложенный вдвое лист бумаги.

Мур развернул лист и пробежал его глазами: руководство следственной службы флота предписывало ему срочно вернуться в Вашингтон, никак не упоминая при этом о нынешнем задании.

– Командир, я как можно быстрее должен вернуться в Сасебо, – сказал Мур.

– Итак, вы покидаете нас как раз тогда, когда начинается самое интересное, – покачал головой Стэнтон и взглянул на часы. – Я прикажу через пятнадцать минут приготовить для вас "Сихок" на вертолетной площадке.

Мур тоже посмотрел на часы и сунул радиограмму в карман. Его пальцы нащупали там что-то влажное и липкое. К своему искреннему удивлению, он извлек из кармана забытую водоросль, которую снял с руля "Льюис энд Кларк".

– Командир, пока я еще здесь, мне хотелось бы идентифицировать эту водоросль. Я снял ее с руля подлодки. У вас на борту есть энциклопедии?

Стэнтон, внимание которого было полностью поглощено маневром сближения эсминца с лодкой, ответил несколько рассеянно:

– Зайдите к доктору, коммандер. Это по пути к вертолетной площадке. И удачи вам.

Расценив слова командира, как его последнее напутствие, Томас Мур поспешил покинуть рубку. Через лабиринт люков, коридоров и трапов он вернулся в лазарет.

Лейтенант Уэзерфорд сидел за столом, когда Мур вошел в его кабинет. Отодвинув бумаги, начмед улыбнулся и тепло поприветствовал вошедшего.

– Садитесь, пожалуйста, коммандер. Хотите кофе?

– Нет, доктор, спасибо, – ответил Мур. – Я очень спешу и должен успеть на вертолет, отправляющийся через несколько минут. Я зашел к вам, чтобы заглянуть в энциклопедию, если она у вас есть.

– Позвольте поинтересоваться, зачем вам это, сэр? – спросил любопытный доктор.

Мур достал из кармана водоросль и протянул доктору, добавив при этом:

– Она висела на руле "Льюис энд Кларк", и я хочу точно знать, что это такое.

– Нет проблем, сэр, – сказал Уэзерфорд, рассматривая зеленовато-коричневый образец в свете галогеновой настольной лампы. – Похоже на группу бурых водорослей, – заметил он. – Пустотелые шарики на отростках, вроде ягод, – это воздушные пузыри. Я встречал такие водоросли раньше. Давайте посмотрим в компьютерном банке данных, может быть, удастся точно определить их вид.

Мур нетерпеливо посматривал на часы, пока начмед возился с компьютером. Через минуту засветился экран монитора, и Мур подумал, что, вероятно, эту часть расследования стоило отложить до приезда в Вашингтон.

Чувствуя его нетерпение, Уэзерфорд постарался успокоить Мура, при этом его пальцы уверенно порхали по клавиатуре компьютера.

– Потерпите, коммандер. Я уже нашел нужный файл, и сейчас мы получим ответ. Пока компьютер срабатывает, я уверен, вам будет интересно узнать, что наш больной пошел на поправку. У него уже нормальный пульс, и чувствует он себя в целом неплохо.

– А что, по-вашему, могло вызвать у него столь странные галлюцинации? – спросил Мур, не отводя глаз от экрана.

Доктор задумался, затем ответил:

– Не знаю, возможно, матрос Морган переживает посттравматический шоковый синдром. Также очевидно, что он испытывает сильное чувство вины из-за того, что из всей команды в живых остался только он один.

Компьютер пикнул, и Уэзерфорд перевел взгляд на монитор.

– Ага, ну, наконец-то.

Изображение, появившееся на экране, напоминало страницу из учебника ботаники. Текст пестрел рисунками образцов, и Уэзерфорду пришлось просмотреть несколько страниц, прежде чем он нашел то, что искал.

– По-моему, вот то, что нам нужно. Как вы считаете, коммандер?

Мур взглянул через его плечо и увидел на экране рисунок водоросли, абсолютно идентичный исследуемому образцу.

– Несомненно, это наше растение. К какому виду оно относится, доктор?

Начмед торопливо пробежал глазами текст под рисунком и недоуменно заметил:

– Так вот почему он показался мне таким знакомым. Это саргассум обыкновенный, или бухтовая водоросль.

– Не может быть! – возразил Томас Мур. – Я всегда считал, что саргассум встречается только в Атлантическом океане.

Доктор вновь посмотрел на экран, будто перед ним было привидение, и растерянно произнес:

– То же самое написано и здесь, коммандер. Саргассум встречается только в Атлантике. Это значит, что если мы не стали жертвами глупого розыгрыша, то имеем дело с более чем таинственной загадкой!

6

После окончания рабочего дня столовая "Звезды" обычно превращалась в кинозал. Лайза готовила попкорн, и акванавты смотрели фильмы из богатой видеотеки. Обычно после просмотра, включив наружные прожекторы, они завороженно наблюдали совершенно иное зрелище, действие которого происходило за огромным обзорным иллюминатором комплекса. Привлекаемые ярким светом, актерами стихийного действа становились сотни разнообразных видов живописных рыб, обитавших в рифах. Эти поразительные спектакли обычно затягивались до глубокой ночи.

Для сегодняшнего вечера Ирина Петрова вместо голливудского боевика выбрала фильм, в создании которого непосредственное участие приняли они с Пьером Ланклю. Действующими же лицами были тысячи копошащихся в песчаном морском дне омаров, выстроившихся в одну ровную линию.

– Где вы наблюдали это явление? – ахнул Томо, забыв про попкорн.

– Мы включили видеокамеру на глубине девятьсот семьдесят шесть футов, – ответила русская, – на южном скате Андросского разреза, в районе северного окончания Языка Океана.

Лайза Тэннер удивленно покачала головой.

– Могли бы, по крайней мере, привезти дюжину этих красавцев! У меня просто слюнки текут, когда я гляжу на их роскошные мясистые шейки!

– Я уже где-то читал о подобном явлении, – заметил Томо, – но собственными глазами вижу его впервые.

– Это брачный ритуал? – спросил Ланклю, потягивая херес.

– Точно, – ответил Томо. – Они ведут себя подобно лососю во время нереста, хотя, насколько мне известно, нерестилища колючего омара пока не обнаружены.

– А мы такое место чуть было не обнаружили, – задумчиво произнесла Ирина с нотками разочарования в голосе.

– Как насчет вашего другого открытия, доктор Петрова? – сказал Карл-Ивар, сидевший на диване в линялых джинсовых шортах и черной майке с надписью "Берегите китов!"

– Скоро увидите, – ответила Ирина.

– Гарантирую, что вы не будете разочарованы, – добавил Ланклю. – Должен признаться, сначала я был настроен скептически. Но когда сам увидел данное образование, инстинктивно почувствовал, что оно рукотворное. Думаю, каждый выскажет свое мнение после просмотра фильма.

Лайзе Тэннер наскучила бесконечная процессия омаров на экране, и ее мысли переключились на более экзотическую тему.

– Как жаль, что "Миша" сломался. Кто знает, может быть, эта дорога привела бы вас к вратам Атлантиды?

– Если это так, то легендарный потерянный континент лежит где-то на дне Языка Океана, – мечтательно произнесла Ирина. – Именно в том направлении вела дорога, но, к сожалению, нам пришлось повернуть назад.

– Кстати о "Мише", каков твой прогноз относительно его состояния, Карл-Ивар? – поинтересовался японец.

Норвежец невесело покачал головой.

– На данный момент дело обстоит весьма печально. Без исправного генератора я не могу обеспечить нормальную зарядку аккумуляторных батарей. Я уже трижды менял генератор, и даже если нам пришлют еще один такой, это делу не поможет. Здесь требуется абсолютно новое конструктивное решение.

– А нельзя ли позаимствовать другую тарелку? – спросила Лайза. – Грех сворачивать исследования именно тогда, когда они становятся столь интересными.

– На "Академике Петровском" имеется еще два таких судна, и в телеграмме я попросила выделить одно из них в наше распоряжение, – сообщила Ирина. – Пока нам остается только ждать и уповать на благосклонность судьбы.

Ланклю с волнением показал на экран.

– Смотрите, вот первые кадры съемок находки доктора Петровой: Андросская дорога!

Подавшись вперед, акванавты впились взглядами в экран, где крупным планом появилось изображение брусчатки, ради которой они погружались в глубины океана. Хотя отчасти она и была покрыта песчаными отложениями, все же, плотно притертые друг к другу прямоугольные камни виднелись достаточно четко.

– Просто невероятно! – восторженно воскликнула Лайза. – Это явно сотворили обитатели Атлантиды! Кто еще мог построить такое? Значит, Платон все-таки был прав!

Вдруг трижды прозвонил звонок, и в комнату влетел взъерошенный Альдж. Попугай уселся на видеопроектор, захлопал крыльями и скрипучим голосом заорал:

– Долли вернулась! Да-да, Долли! Хелло, Долли!

– Держу пари, она принесла ответ на мой запрос, – поднялась Ирина.

– А может быть, она притащила новый генератор для "Миши"? – предположил Карл-Ивар.

Оба, не мешкая, бросились в соседний отсек. Подогреваемый любопытством, Ланклю тоже последовал за ними.

Он застал коллег у открытого люка, из которого торчала голова бутылконосого дельфина, которого акванавты прозвали Долли. Дельфин служил своеобразным курьером и поддерживал связь с кораблем обеспечения, который нес постоянное дежурство над комплексом "Мир". Долли доставляла почту, продукты и другие необходимые вещи, как, например, запчасти, которых с нетерпением ждал Карл-Ивар. Она таскала все это в герметичном контейнере, который крепился специальными ремнями у нее на спине.

Ланклю подошел к люку поприветствовать гостью.

– Добрый вечер, дорогая. Что ты принесла нам сверху?

Пьер опустился на колено и погладил Долли, что вызвало у нее неописуемый восторг, выразившийся радостным похрюкиванием и свистом.

– Да ну тебя, – произнес француз, снял со спины дельфина контейнер и угостил Долли кефалью из стоявшего рядом ведра.

Тем временем Карл-Ивар нетерпеливо отвинчивал крышку с только что доставленного контейнера. К его немалому разочарованию, там оказался лишь белый конверт, который он протянул Ирине. Она торопливо вскрыла его и прочитала вслух:

Уважаемая д-р Петрова! С сожалением сообщаю, что Вашу просьбу в настоящий момент удовлетворить не могу, так как из-за механических неполадок обе наши мини-лодки временно не подлежат эксплуатации. В настоящий момент ждем доставки новых запчастей с Родины. Буду держать Вас в курсе дел.

С приветом, командир научно-исследовательского судна «Академик Петровский»

адмирал Игорь Валерьян."

Ирина разъяренно скомкала письмо и буркнула, кусая губы:

– Они ждут поставки новых запчастей из Союза! Ничего себе, шуточки! На это уйдут месяцы! К тому времени нас уже не будет здесь. Какого черта ООН связалась с поставками из СССР? Теперь я не смогу продолжить работу над находкой.

– Не стоит так горячиться, доктор, – с улыбкой успокоил ее норвежец. – Пойду, еще раз взгляну на "Мишу". Может, что-нибудь еще получится.

С привычной легкостью Карл-Ивар надел гидрокостюм и застегнул на груди ремни акваланга. Затем он расписался в журнале, плюнул в маску, натянул ее на лицо и сошел в воду к Долли.

– Пошли, крошка, – сказал он, беря в рот загубник кислородного шланга, – у нас есть работа.

Кивнув на прощание, он вместе с дельфином скрылся под водой.

– Не грусти, Ирочка, – вздохнул Ланклю, обращаясь к Петровой. – Карл-Ивар починит "Мишу", вот увидишь, Пойдем и досмотрим фильм, похрустим попкорном.

Адмирал Игорь Валерьян, стоя на палубе "Академика Петровского" и глядя на черную воду, мысленно пытался представить себе уникальный подводный комплекс, расположившийся на глубине в шестьдесят футов. Шестидесятисемилетний русский военный моряк вынужден был признать, что, впервые увидев проект комплекса "Мир", скептически отнесся к планам ученых. Но жизнь опровергла его сомнения, и вот уже в течение трех недель в подводном комплексе работал международный экипаж из пяти акванавтов.

Временами седого адмирала поражала сама мысль о том, что люди могли жить под водой, хотя он на своем веку повидал немало научных чудес. И комплекс "Мир" был для него лишь еще одним примером стремительного развития научно-технического прогресса.

Судно, которым он в настоящий момент командовал, являлось не менее выдающимся достижением современного кораблестроения. Научно-исследовательское океанографическое судно "Академик Петровский" было спущено на воду в 1990 году на верфи ленинградского объединенного адмиралтейского комплекса. Судно длиной триста футов было оснащено современной паротурбинной энергетической установкой и считалось последним словом советской судостроительной промышленности.

Команда судна насчитывала девяносто человек. В основном это были гражданские моряки, научные сотрудники, военные инженеры и техники. В составе команды были также представители ООН, под флагом которой ходило судно. Такое двойное подчинение было внове для Валерьяна, он привык служить под бело-синим флагом военно-морского флота СССР. Но настали новые времена, пришла так называемая перестройка. Ветеран Великой Отечественной войны, переживший кровавые сталинские чистки, адмирал давно пришел к выводу, что лучше плыть по течению, бороться с которым было все равно бесполезно.

"Академик Петровский" покинул порт приписки на Балтике месяц назад. После заходов в порты Швеции, Норвегии и Великобритании судно бросило якорь на рейде Нью-Йорка. Валерьян впервые попал в этот город, который почему-то называли Большим Яблоком, и теперь никогда не забудет Статую Свободы и удивительный остров Манхэттен. Впервые он увидел воочию огромные небоскребы, бесчисленные толпы людей, которыми город кишел как муравейник. В Нью-Йорке на борт приняли наблюдателей ООН, после чего судно взяло курс на Багамы, где с тех пор и находилось, обеспечивая деятельность подводного комплекса.

В отличие от большинства своих товарищей по службе Игорь Валерьян не любил тропики. Он был настоящим сибиряком, широкоплечим, почти двухметрового роста и всегда страдал от постоянной жары, духоты и повышенной влажности. Адмирал предпочитал свежий, прохладный воздух, и в тщетных поисках именно этой редкостной для южных широт роскоши он покинул свою каюту и поднялся на бак "Академика Петровского".

Чернильную темноту тропической ночи усугублял густой, влажный воздух, насыщенный запахами моря. С востока иногда тянул легкий бриз, но разогретый за день воздух ничуть не освежал.

Пытаясь хоть как-то бороться с угнетающей жарой, Валерьян надел легкие белые хлопчатобумажные брюки и рубашку с короткими рукавами, но пот все равно струился по его лбу и груди.

Чтобы снять напряжение, он прихватил с собой плоскую фляжку с кристально чистой крепчайшей самогонкой, которую ему прислали из дому. Не размениваясь на такой пустяк, как стакан, он поднес фляжку к губам и сделал большой спасительный глоток. Самогонку гнал брат из отборного зерна, и она могла дать сто очков форы любому виски. Крепкая, приятно пахнущая хлебом жидкость огнем обожгла горло, пылающей волной опустилась к ногам и слегка ударила в голову, возвращая старому адмиралу ощущение полноты жизни.

Забыв о слегка покачивающейся под ногами палубе и приглушенном расстоянием крике одинокой чайки, он мысленно вернулся домой. Не за горами увольнение и конец флотской жизни с постоянными скитаниями по морям и океанам. Валерьян впервые надел форму советского военного моряка, когда ему едва исполнилось семнадцать. Началась война, Родину рвали на части нацистские орды, и он стал матросом в Заполярье, получив назначение на подводную лодку, базировавшуюся в осажденном Мурманске.

Он едва не оглох в результате близкого взрыва немецкой глубинной бомбы, и, когда нервничал, у него появлялся звон в ушах, напоминая ему о товарищах, убитых тем же взрывом.

Другим постоянным напоминанием о Великой Отечественной войне была повязка, которую он носил на левом глазу. Он получил это ранение, едва не стоившее ему жизни, во время немецкого артобстрела в Ленинграде, где служил в штабе флота. Командование обратило внимание на молодого моряка, когда он после ранения остался в строю, категорически отказавшись от лечения в госпитале.

С помощью тяжелого труда и постоянного везения он успешно продвигался по службе, и к концу войны уже был капитаном 1 ранга.

В послевоенный период советские военно-морские силы начали развиваться беспрецедентно быстрыми темпами. Из чисто прибрежных оборонительных сил они превратились в могучий океанский флот, имевший все необходимое для боевых действий в самых отдаленных уголках планеты.

После смерти Сталина, во время восхождения Хрущева на вершину власти, он служил адъютантом у главкома ВМФ адмирала флота Сергея Горшкова. Назначенный на эту должность в сорокапятилетнем возрасте, Горшков обладал удивительным политическим чутьем, и именно под его покровительством Валерьяну удалось наиболее полно реализовать свой потенциал.

Игорь находился на советской подводной лодке класса "Зулу-V", когда с нее впервые в истории был произведен испытательный пуск баллистической ракеты. Русские тогда на целых два года опередили американцев в строительстве такой лодки. Ему также посчастливилось работать на новых эсминцах типа "Крупный" – первых надводных боевых кораблях, оснащенных ракетами класса корабль-корабль и предназначенных для нанесения ударов по авианосцам противника.

В 1967 году его назначили старпомом первого в мире вертолетоносца "Москва", а через пять лет – командиром эсминца типа "Кривак". После этого он успешно командовал еще не менее полутора десятками различных надводных кораблей и подводных лодок.

По странной иронии судьбы его долгая и успешная карьера заканчивалась должностью командира исследовательского океанографического судна. Однако Валерьян знал, что это последнее задание вполне могло оказаться и самым важным из всех предыдущих. И если оно завершится успешно, возникнет благоприятная возможность объявить о своей отставке.

При мысли о необходимости возвращения к гражданской жизни, когда ему не останется ничего, кроме написания мемуаров, адмирал содрогнулся и, чтобы отогнать ее, он снова поднес ко рту фляжку. Сзади послышались голоса, и, обернувшись, он заметил беззаботно беседовавшую парочку. Молодая женщина громко рассмеялась. Казалось, обоим было абсолютно наплевать на весь мир. Впрочем, все нынешнее молодое поколение было таким равнодушным.

Ощущая острый вкус водки на языке, старый моряк задумался о тех коренных изменениях, которые буквально растоптали душу его Родины. Подросшее новое поколение уже забыло те тяжелые уроки, которые Валерьян и его одногодки пережили во время кровавой битвы с фашистской Германией и последовавшей за ней холодной войной. Избалованные, изнеженные юнцы не знают истинной цены понесенных жертв и лишь умеют ныть да хныкать. Из-за их равнодушия под угрозой оказалась величайшая в мировой истории социальная революция. А если смотреть правде в глаза, то теперь она уже просто обречена на полный крах.

Конечно, юнцов сбил с пути капитализм. Злокачественные раковые клетки эгоистичного и тлетворного западного образа жизни разлагают молодые души. Советская молодежь сегодня ослеплена низкой страстью к накопительству и потребительству. То, что когда-то невинно начиналось с безобидных джинсов и рок-н-ролла, привело к развалу семьи, к краху тех ценностей, которыми жили предыдущие поколения.

Первым признаком необратимого, фатального течения болезни стало то, что Восточная Германия свернула с коммунистического пути. За ней вскоре последовала вся Восточная Европа, а следующей неизбежной жертвой стал Советский Союз.

Руководители отечества – насмерть перепуганные старички – партократы – позволили болезни перекинуться на союзные республики, поставив под угрозу дотоле непоколебимое единство мощной державы. Решение о переходе от централизованного государственного управления экономикой к системе свободного рынка стало свершившимся фактом и показало, как глубоко поразили общество метастазы капитализма.

Для больного, страдающего неизлечимым недугом, надежды на выздоровление по мере развития болезни тают. В отчаянной попытке выжить он готов пойти на удаление хирургическим путем любого органа, лишь бы это помогло сохранить жизнь. Так же и руководители Советского Союза, отказавшись от ленинских принципов социализма, решились на опасную операцию по значительному сокращению вооруженных сил и вооружений.

Суда, подобные "Академику Петровскому", обходились недешево, а в нынешней России их строительство вообще стало практически невозможно. Валерьяна серьезно беспокоил факт, что его соотечественники забыли, что именно благодаря мощным вооруженным силам внешний враг в течение последних сорока пяти лет не беспокоил границы страны. Это была бескровная победа, цена которой выражалась только в рублях, а не в человеческих жизнях.

Но удастся ли сохранить статус-кво в ближайшем будущем? Несмотря на свои бесконечные разглагольствования о разоружении и мире, Соединенные Штаты Америки продолжали наращивать потенциал как ядерных, так и обычных видов вооружения. Чтобы осознать этот пугающий факт, достаточно было вспомнить о таких высокотехнологических и наукоемких системах, как бомбардировщик-невидимка "Стелс", новое поколение подлодок "Сивулф" и программа СОИ.

Так как субмарины составляли основу корабельного состава современных флотов, Валерьяна особенно беспокоила американская программа "Сивулф". Это первый принципиально новый тип лодок в американском флоте после принятия в семидесятых годах на вооружение лодки проекта 688. По расчетам проектировщиков новая лодка в десять раз превзойдет свою предшественницу по способности действовать бесшумно, в три раза по дальности действия гидроакустической станции и весьма значительно по боевым возможностям вооружения.

"Сивулф" станет самым передовым и совершенным подводным кораблем из всех, когда-либо погружавшихся в морские глубины. Одна эта лодка была способна настолько резко изменить баланс сил, что российский флот рисковал оказаться совершенно беззащитным перед лицом прямой и явной угрозы.

Так как руководители Советского Союза в силу своей ограниченности и недальновидности приняли решение прекратить дальнейшее финансирование важнейших стратегических проектов, советский флот не мог даже мечтать о получении такой отличной лодки, как "Сивулф". А это означало, что овладеть такой передовой технологией можно было единственным способом – выкрасть ее. Именно в этом и заключалась суть последней и самой важной миссии в карьере адмирала Валерьяна.

Размышляя таким образом о дальнейшей судьбе своего многострадального отечества, старый морской волк обратил взор к горизонту в северо-западном направлении. С бака "Академика Петровского" едва виднелись далекие мерцающие огни города Николе на самой северной оконечности острова Андрос. Через пару недель оттуда прибудет на испытания в глубинах Языка Океана первая субмарина "Сивулф". И если все пойдет по плану, то опытный образец американской лодки никогда не дойдет до близлежащего подводного полигона ВМС США, а станет бесценной собственностью советского военно-морского флота.

Воспрянув духом от такой радужной перспективы, Валерьян еще раз поднял фляжку и мысленно произнес тост за успех предстоящей операции. Он отхлебнул изрядный глоток спиртного, но самогон обжег горло, адмирал поперхнулся и, побагровев, закашлялся.

В этот неподходящий момент на бак поднялся один из мичманов. При виде заходящегося в кашле командира на бородатом лице мичмана появилось озабоченное выражение.

– Вы себя нормально чувствуете, товарищ адмирал? – козырнув, поинтересовался моряк.

– Вполне нормально, мичман, – овладел собой Валерьян. На него вдруг нашло редкое благодушие, и он, усмехнувшись, сказал: – Вы почувствуете себя так же, если немного выпьете со мной.

– Извините, товарищ адмирал, я на вахте, – смущенно ответил мичман.

– С каких это пор глоток водки стал препятствием для здорового русского моряка? – хмыкнул адмирал и, подмигнув единственным глазом, протянул ему фляжку. – Давай, сынок, я разрешаю.

Воровато посмотрев по сторонам, мичман взял ее и, припав к горлышку губами, сделал большой глоток.

– Ух, крутая вещь, – поморщившись, заметил мичман и вернул фляжку владельцу. – Что это, товарищ адмирал?

Валерьян польщенно пояснил:

– Это самогон с Байкала, мичман. Чист, как слеза. Верно? Тебе приходилось бывать на Байкале, сынок?

Мичман отрицательно покачал головой, а адмирал увлеченно продолжал:

– Да, а я вырос в тех местах, в маленькой деревушке Коса, и могу поклясться, что на земле нет мест прекраснее. Водичка в озере холодная, сладкая и кристально чистая, и даже воздух напоен нектаром.

– Звучит, как сказка, – тихо заметил мичман и вдруг резко сменил тему разговора. – Товарищ адмирал, старший лейтенант Александров просил доложить, что лейтенант Антонов со своей командой уже поднимаются и скоро будут на судне.

– Как Антонов выполнил задачу? – спросил адмирал, оставив тон отставника-пенсионера.

– Мне неизвестно, товарищ адмирал. Старший лейтенант ждет у шахты, где состоится разбор выхода.

– Пошли вниз, мичман, – решительно бросил адмирал, сделал последний глоток и сунул опустевшую фляжку в задний карман брюк.

"Академик Петровский" имел одну конструктивную особенность – большое квадратное отверстие в днище. Это отверстие, называемое на судне шахтой, открывало техническому персоналу безопасный и удобный выход в морские глубины.

Шахта располагалась в кормовой части судна, и Валерьян, спустившись по крутому трапу до уровня ватерлинии, оказался на стальном решетчатом мостике, окружавшем отверстие. Там его ждал рослый офицер с подтянутой спортивной фигурой. На ремне у него висела портативная рация.

– Виктор Ильич, мне доложили, что группа уже на подходе, – нетерпеливо проворчал одноглазый адмирал.

– Так точно, товарищ командир, – подтвердил заместитель Валерьяна старший лейтенант Александров. – Взгляните в шахту, уже появляются пузыри.

В это время на водной поверхности появилась первая из двух ныряющих тарелок. Ярко-желтые минисубмарины были точными копиями той, которой пользовались обитатели комплекса "Мир", только генераторы на них работали исправно. Первая тарелка подрулила к мостику, где стояли оба офицера, и ее люк распахнулся. Из темной рубки выбрался светловолосый красавец в темно-синем комбинезоне. При его появлении широкое морщинистое лицо адмирала потеплело, на что блондин ответил приветливой белозубой улыбкой.

– Значит, Нептун все-таки прислал вас обратно, лейтенант, – пошутил Валерьян.

Выбираясь на мостик, лейтенант Антонов ответил:

– Даже Нептун не рискует шутить со спецназом, товарищ адмирал.

Его ответ вызвал у адмирала добродушный смех, и он обменялся крепким рукопожатием с краснощеким спецназовцем.

– Теперь к делу, лейтенант Антонов, – уже строгим тоном велел адмирал. – Как прошел осмотр? Удалось ли обнаружить неисправность?

– Никак нет, товарищ адмирал, – ответил Антонов. – В соответствии с вашим приказом, мы прошлись по всему силовому кабелю от шахты до дна разреза на глубине в триста метров, но не нашли ничего похожего на повреждение. Когда мы прибыли к самому устройству, то первым делом проверили магнитный резонатор. Насколько я могу судить, размагничивающая цепь оказалась в полном порядке.

– А как электромагнитные генераторы? – спросил адмирал. – Они работают в правильном режиме?

– Так точно, товарищ адмирал. Мы зафиксировали незначительные отклонения, но, скорее всего, это погрешности контрольно-измерительных приборов.

– Если дело не в резонаторах, то я склонен думать, что у нас возникают проблемы с энергетическим полем, – вступил в разговор старший лейтенант. – Единственный способ разобраться – поднять устройство на борт и как следует проверить его в лабораторных условиях.

– Но на это уйдет целая неделя, – возразил адмирал. – И даже если мы успеем вернуть устройство на место к моменту прохождения американской лодки через разрез, мы все равно не будем уверены, сработает она или нет.

– А может быть, все дело в аппаратуре во Владивостоке? – предположил спецназовец.

– Я уже думал об этом, – заметил адмирал.

– Во всяком случае, отрицательный результат – тоже результат, – с оптимизмом сказал Юрий Антонов.

Адмирал тяжело вздохнул.

– К сожалению, он не гарантирует, что мы завладеем "Сивулфом". Нет, товарищи, кажется, пора пустить в ход нашу козырную карту. Хоть я и обещал Москве, что мы обойдемся без крайних мер, все-таки придется прибегнуть к помощи человека, способного своевременно обнаружить и устранить неисправность. Он – единственный, кто может наверняка обеспечить успех нашей операции.

Тропинка вела от дачи в глубь березовой рощи. Доктору Андрею Петрову был хорошо знаком каждый ее изгиб, ибо он почти каждый день в течение последних пяти лет совершал здесь долгие пешие прогулки. Это было в некотором роде удивительное достижение, учитывая, что ему только что исполнилось семьдесят лет, хотя когда-то врачи из института рака сомневались, что ему удастся дотянуть до шестидесяти пяти.

Благодарный жене за то, что она заставила его надеть зимнее пальто, ученый поднял вязаный шерстяной воротник, поежившись от порыва холодного северного ветра, раскачивавшего из стороны в сторону тонкие стволы берез. Андрей Сергеевич взглянул на небо, по которому низко плыли серые облака, предвещая скорый первый снег.

Погожие летние дни уже давно миновали, но до календарной зимы было еще далеко. Здесь, в российской глубинке, снег выпадал рано, и зимы были длинные и снежные. Однако приближение зимних холодов не пугало Андрея Сергеевича, больше всего он любил сидеть у растопленной печи, в которой потрескивали смолистые дрова, и наблюдать в широкое окно дачной веранды за медленно падающими снежинками.

Длинными зимними вечерами Андрей Сергеевич с особым наслаждением читал книги и слушал классическую музыку. Иногда его навещали друзья и коллеги и часто оставались ночевать, когда погода затрудняла отъезд. Петрову нравились эти незапланированные встречи, обычно затягивавшиеся за полночь, с их долгими, оживленными беседами и обильным застольем. Андрей Сергеевич с нетерпением ожидал гостей и бывал очень рад приезду своих друзей и коллег по работе. Он с интересом выслушивал институтские новости и жадно расспрашивал о новых научных разработках.

Резкий крик ворона над головой вернул его внимание к тропе. Ученый ускорил шаг, углубляясь в лес. Он шел к развилке, где тропа резко виляла в сторону, уткнувшись в бурный ручей. Совсем скоро его кристально чистые воды спрячутся подо льдом. Андрей Сергеевич осторожно приблизился к песчаному берегу.

Вчера он наблюдал, как в потоке резвилась пестрая форель, и ему пришла в голову мысль, что неплохо бы весной попытаться взять ее на удочку. Сейчас же он был бы рад еще раз увидеть ее.

Опершись коленом о ствол поваленной березы и всматриваясь в воду, он вдруг услышал треск в кустарнике на противоположном берегу. Сквозь малинник пробирался крупный зверь, и Андрей Сергеевич с удивлением увидел, как из чащи вышел матерый лось с огромными ветвистыми рогами и неспешно побрел к ручью на водопой. В этих местах лоси свободно бродили по лесам и всегда были вожделенной добычей браконьеров.

Андрей Сергеевич никогда не позволил бы себе убить такое великолепное животное. У него и ружья-то не было, а стрелять он научился только во время войны, да и то по необходимости. Довольный своим мирным сосуществованием с природой, он решил вернуться на тропинку и продолжить прогулку. Он уже отвернулся от ручья, когда из леса прямо перед ним с треском выбрался другой лось, на этот раз самка.

Андрей Сергеевич оказался в незавидном положении. Осень – брачный период у лосей, и в это время самцы становятся особенно агрессивны. В ноябре прошлого года разъяренный сохатый насмерть затоптал местного лесника. Не желая разделить печальную участь несчастного, Андрей Сергеевич попытался уйти незамеченным.

Ему уже почти удалось избежать нежелательной встречи, как вдруг у него под ногой хрустнула сухая ветка. Этого было достаточно, чтобы лось обнаружил неожиданное препятствие между собой и желанной возлюбленной. Бойцовский инстинкт зверя сработал моментально: лось опустил голову, выставил вперед массивные рога и бросился на свою жертву.

Старому ученому ничего не оставалось, кроме как развернуться и бежать. Давно он не бегал так быстро, отчаянно продираясь сквозь лесную чащу. Неуступчивый лось мчался по пятам.

Семидесятилетний пенсионер выскочил из чащи на тропу со скоростью спринтера-олимпийца, из последних сил стараясь бежать размашисто, сохраняя дыхание.

Только достигнув березовой рощи он понял, что рогатый преследователь уже давно прекратил погоню. Изможденный Андрей Сергеевич остановился, с трудом переводя дух. По его лицу ручьями струился пот, левую руку вдруг пронзила знакомая боль, и к одышке добавилось головокружение.

Сбросив рукавицы, он принялся лихорадочно шарить по карманам в поисках валидола. Руки его ходили ходуном, но ученому все же удалось открыть металлическую тубу и сунуть под язык спасительную желтую таблетку. Лекарство начало действовать через несколько томительно долгих минут, но и тогда тупая боль в левой половине груди отступила не сразу.

Вдобавок к этому поднялся сильный ледяной ветер и угрюмо гудел в голых ветвях деревьев. Непослушной рукой Андрей Сергеевич смахнул с лица капли воды и лишь потом сообразил, что пошел снег. В этот момент он отчетливо услышал приглушенный расстоянием рокот вертолетного двигателя и по звуку определил, что над лесом летит военный вертолет. Он не ошибся: спустя пару минут всего в нескольких метрах над колышущимися верхушками берез промелькнул камуфлированный фюзеляж вертолета Ми-8.

Так как поблизости военных баз не было, появление армейского вертолета несколько озадачило ученого. Винтокрылая машина скрылась за деревьями в той стороне, где находилась его дача, а это могло означать только одно: прилетели за ним. Андрей Сергеевич давно ждал этого момента и ему стоило громадных усилий, чтобы не броситься к дому бегом. Собрав волю в кулак, он двинулся к даче прогулочным шагом.

Выйдя на просторную поляну, ученый увидел неподалеку от дома вертолет, вдоль которого прохаживался пилот в зимнем летном комбинезоне и попыхивал сигаретой. Над кирпичной трубой дачи вертикально поднималась струя густого белого дыма. Поднявшись на крыльцо и войдя в дом, Андрей Сергеевич приготовился к худшему.

Возле весело потрескивавшей сухими дровами печки его ждал невысокий мужчина среднего возраста, в очках и коричневом, плохо сидящем костюме. Этого гостя с неприятными стальными глазами Петрову не нужно было представлять. Доктор Станислав Полынин возглавлял Кировский политехнический институт, когда Андрея Ильича насильно спровадили на пенсию. Тогда именно Полынин холодно сообщил ему, что после пятидесяти лет добросовестного и самоотверженного труда он стал ненужным институту в частности и науке в целом. В тот же день Петрова выставили из его лаборатории, впредь запретив появляться здесь.

– Доброе утро, Андрей Сергеевич, – поздоровался Полынин резким, гнусавым голосом и расплылся в слащавой улыбке. – Самое приятное, что могло ожидать меня после долгого перелета в холодном вертолете из Кирова, – это ваша жарко натопленная печь.

От необходимости отвечать гостю на приветствие хозяина спасло появление жены. Анна принесла и вручила Полынину кружку ароматного горячего чая.

– Слава Богу, Андрей, что ты сегодня рано вернулся. Посмотри, какой повалил снег, – сказала Анна и подошла к мужу, чтобы помочь ему снять пальто. – Что это за колючки у тебя на спине? Ведь ты обещал гулять только по дорожке.

– Так вы по-прежнему сбиваетесь с пути, даже будучи на пенсии, Андрей Сергеевич? – с язвительной ухмылкой заметил Полынин. – Как вижу, кое-что в этой жизни не меняется!

– Именно так, Полынин, – неприязненно ответил Петров. – Надеюсь, я не буду слишком груб, если спрошу, чем мы обязаны удовольствию видеть вас здесь?

Отхлебнув чаю, гость ответил без обиняков:

– Ценю вашу прямоту, Андрей Сергеевич. Меня привело к вам очень важное дело, и мне не до комплиментов, хотя не могу не высказать свое восхищение этим чаем.

– Я рада, что он вам понравился, – сказала Анна и, выходя из гостиной, добавила: – Андрей, Согрейся как следует у печки, а я принесу тебе чаю с медом. Не ровен час, простудишься.

Последовав совету жены, Петров подошел к украшенной старинными изразцами печке. В его голубых глазах мелькнула едва сдерживаемая неприязнь к незваному гостю. Открыв дверцу печки, ученый пошевелил кочергой поленья.

Они затрещали и вспыхнули с новой силой, тогда Андрей Сергеевич подбросил в печь еще одно полено и закрыл дверцу. Нарушив затянувшуюся паузу, он заговорил:

– Итак, что привело вас ко мне? Я уже думал, что государству нет дела до дряхлого старика вроде меня.

– Вы недооцениваете себя, – снисходительным тоном ответил Полынин. – За прошедшие пять лет не было ни дня, чтобы в институте не упоминалось ваше имя. По вашим учебникам по-прежнему учатся студенты, а ваши теории все так же являются предметом горячих споров в научном мире.

– Только не говорите, что вы явились в мой дом, чтобы расточать комплименты, Полынин! – процедил сквозь зубы Петров. – Или забыли, что именно вы выставили меня из института, даже не посчитав нужным объясниться?

– Неправда, – возразил Полынин. – Вы прекрасно знаете, почему вас попросили уйти. Вы сами сделали выбор. И когда ваши антисоветские высказывания появились в западной прессе, нам не оставалось ничего другого, кроме как предложить вам уйти.

– Антисоветские высказывания, – зло передразнил его Петров. – Да никто не любит эту страну больше, чем я. И то, что вы приняли за инакомыслие, было, по сути, моим взглядом на будущее, предостережением против величайшей опасности, угрожающей человечеству!

Полынин глубоко вздохнул и как можно спокойнее ответил:

– Я прилетел сюда не спорить с вами, а скорее просить помощи в деле чрезвычайной государственной важности. От него зависит судьба нашей страны, которую, если я не ослышался, вы так любите.

На пороге гостиной появилась Анна с чаем для мужа, и Полынин замолчал.

– Может быть, вам еще что-нибудь подать? – заботливо поинтересовалась она. – Хотите, принесу копченую рыбу?

Не дождавшись ответа, она пожала плечами и вновь удалилась в кухню. Когда за ней закрылась дверь, Полынин продолжил:

– То, что я собираюсь вам рассказать, должно остаться строго между нами, Андрей Сергеевич. Ровно пять лет назад, в тот день, когда вас попросили покинуть институт, Министерство обороны сделало заказ на разработку магнитного резонатора. Мы воспользовались вашими оригинальными идеями, и через год рабочая размагничивающая установка была готова к испытаниям.

– Уж не хотите ли вы сказать, что после всех моих предостережений вы, несмотря ни на что, взяли и построили эту дьявольскую машину? – покраснев от возмущения, воскликнул Петров.

– Именно так. И могу поклясться, что, за исключением некоторых непредвиденных побочных эффектов, она сработала именно так, как вы и предсказывали, – собравшись с духом, Полынин добавил: – Если бы я не видел поразительные результаты испытаний собственными глазами, ни за что не поверил бы чужим отчетам. То же самое я могу сказать и о представителях Министерства обороны, чьи ежедневные доклады в Москву поначалу не вызывали ничего, кроме сомнений и откровенного скепсиса. Так продолжалось до тех пор, пока министр сам не приехал к нам. Убедившись лично, что полученная информация соответствует истине, он даже собрался представить вас к Ордену Ленина.

Это сообщение не произвело на Петрова ровно никакого впечатления. Нахмурившись, он мрачно перебил собеседника:

– Избавьте меня от торжественных реляций, Полынин. Вопреки моей воле вы превратили мои теории в реальность. И теперь человечеству придется сполна расплатиться за это. Надеюсь, вы понимаете, что открыли ящик Пандоры, и вскоре будете пожинать самые ужасные последствия такого безумного шага.

Полынин задумчиво кивнул.

– Хотя я представляю все это в несколько ином свете, должен признаться, что те побочные эффекты, о которых я упоминал, вызывают некоторое беспокойство. Кажется, у нас возникли некоторые проблемы с переносом.

В бессильной ярости Петров сжал кулаки и еле выдавил главный вопрос:

– Где находится сейчас рабочий образец?

Полынин почувствовал, что его седовласый коллега проглотил наживку, и с готовностью ответил:

– В районе Багамских островов, Андрей Сергеевич, в водах Андросского разреза.

При этом сообщении глаза старика гневно сверкнули.

– Ах ты, подонок! Ведь там работает моя Ира!

– Поверьте, Андрей Сергеевич, наша установка никоим образом не связана с программой комплекса "Мир", – торопливо забормотал Полынин. – Она лишь обслуживается тем же кораблем обеспечения.

– Мне плевать, чье разрешение необходимо получить, но вы должны найти способ немедленно перебросить меня туда! – властно потребовал Андрей Сергеевич.

Едва сдерживая довольную улыбку, Полынин сказал:

– Так что же мы медлим? Кого, по-вашему, ждет вертолет? Он доставит вас в Киров, где уже готов Ил-76 для перелета в Гавану. А оттуда всего час лета до Андросского разреза.

7

Транспортный самолет С-5А с Томасом Муром на борту приземлился на базе ВВС Эндрюс в пять часов утра. Чувствуя себя выжатым как лимон после беспосадочного перелета через половину земного шара, он решил заскочить домой, чтобы освежиться и привести себя в порядок перед тем, как предстать на глаза грозному начальству.

Маршрутный микроавтобус повез его сначала по кольцевой дороге вокруг столицы, потом через мост имени Вудро Вильсона в центр Александрии, штат Виргиния. Стояло холодное безоблачное утро. Восток едва забрезжил первыми рассветными красками, когда он вышел из автобуса и по узкой мощеной дорожке подошел к своему дому. Оставив без внимания ворох корреспонденции, накопившейся за его отсутствие в ящике у двери, он отключил охранную сигнализацию и сунул руку в карман за ключом. К его удивлению, ключа там не оказалось. Обшарив остальные карманы и даже заглянув в потайное отделение бумажника, он решил, что, должно быть, выронил ключ в туалете самолета. Совершенно неожиданно Мур вспомнил, что Лори предложила когда-то прятать запасной ключ снаружи, под незакрепленным кирпичом в крыльце. Там он и нашел его. Чуть тронутый ржавчиной ключ был завернут в фольгу и целлофан, и Томас, сказав про себя слова благодарности покойной жене, вставил ключ в замок и повернул его...

Бросив дорожную сумку на диван, он первым делом прошел на кухню заварить кофе. Уезжая в командировку, он не успел помыть кофеварку, поэтому ему пришлось сделать это сейчас. Мур выбросил старый фильтр с засохшей кофейной гущей в мусорное ведро, и по отвратительной вони, исходившей из-под крышки, понял, что забыл очистить и его тоже. Чтобы набрать воду из-под крана, ему пришлось удалить из раковины целую стопку грязных тарелок. Наполнив кофейник до отметки в шесть чашек, он вылил воду в кофеварку и открыл холодильник, где, кроме банки молотого кофе и коробки с заплесневевшими остатками анчоусной пиццы, ничего не оказалось. В довершение ко всему, поиски нового фильтра для кофеварки закончились тем, что он обнаружил в кухонном шкафчике лишь пустую пластиковую упаковку, и ему пришлось доставать старый фильтр из мусорного ведра.

Пока варился кофе, Мур принял душ, побрился, почистил зубы. Ему пришлось надеть все ту же мятую форму цвета хаки, что была на нем во время перелета из Японии, так как все остальное обмундирование он сам перед отлетом сдал в химчистку.

Постоянно страдая от бытовой неустроенности и неприспособленности к гражданской жизни, он иногда просто впадал в отчаяние. Как ему не хватало Лори! Даже работая на полную нагрузку учителем в школе, она умудрялась уследить за всем: в квартире всегда было чисто и уютно, холодильник ломился от продуктов, в шкафу аккуратно висела идеально чистая выглаженная одежда. Он всегда воспринимал это как должное, пока по нелепой трагической случайности не остался один. Только сейчас он осознал, насколько зависел от нее.

Призывный аромат свежего кофе вернул его на кухню. Хотя он и ощущал острую необходимость поспать пару часов, Мур точно знал, что добравшись до постели, он уже не сможет встать, чтобы попасть на службу сегодня, а изрядная доза кофеина поможет ему продержаться на ногах еще один долгий день.

Он наполнил до краев белую керамическую кружку с эмблемой Военно-морской академии, включил радио и сел за кухонный стол. Черный колумбийский кофе оказался крепким, и Томас не без удовольствия потягивал его, слушая утренние новости. Как обычно, сначала передавали скучную информацию экономического характера, потом сообщили о нескольких убийствах всего в двух кварталах от Белого дома. Зато короткое сообщение о том, что американская ракетоносная подводная лодка "Льюис энд Кларк" не вышла на связь с командованием в назначенное время, и что в районе восточных берегов Флориды организованы поиски пропавшей лодки, привели его буквально в шоковое состояние.

Моментально забыв об усталости, он задумался об истинном значении этого ошеломляющего известия. Для него вполне очевидным был тот факт, что, от кого бы ни исходило это сообщение, флотское командование пыталось ввести в заблуждение американцев, ибо лодка "Льюис энд Кларк" вовсе не пропала, в настоящий момент ее буксировал на Окинаву американский эсминец "Хьюит"!

Зачем понадобилось дезинформировать общественность? Может быть, командование ВМС, будучи не в состоянии объяснить, как "Льюис энд Кларк" оказалась в Тихом океане, вынуждено вешать людям лапшу на уши? Забыв про кофе, Томас Мур теперь помышлял только о том, как бы побыстрее добраться на службу – туда, где он мог получить ответы на волновавшие его вопросы.

Он поспешил в примыкавший к дому гараж, не забыв при выходе из квартиры включить охранную сигнализацию. У него была одна машина – "корвет" 1969 года с откидным верхом, и он надеялся когда-нибудь привести его в надлежащий вид. Мур поспешно сорвал с машины брезентовый чехол и, не поднимая верха, прыгнул за руль. Дистанционным управлением он открыл ворота гаража, ключ зажигания торчал в замке. Трижды утопив педаль акселератора до пола, он поставил рычаг коробки передач в нейтральное положение и повернул ключ. Двигатель послушно запустился с полоборота. Не дожидаясь, пока он прогреется, Томас врубил заднюю передачу и выехал задом на мощеную улицу.

Солнце уже взошло, но ехать с открытым верхом было холодно, и Мур пожалел, что не надел куртку. Он повел машину по Сент-Эйзаф-стрит. Час пик на живописных улицах Александрии еще не наступил, и он беспрепятственно мчался по историческим кварталам, застроенным двухсотлетними домами, с величественными дубами и вязами, в тени которых когда-то отдыхали соратники Джорджа Вашингтона и Роберта Ли. Листва этих могучих деревьев еще только начинала желтеть, и Мур пожалел, что не было времени полюбоваться ими.

Осень была любимым временем года Лори. Она знала, когда деревья обретали самую яркую окраску, и они всегда планировали на это время свои велосипедные прогулки на гору Вернон. Томас Мур скучал по безвозвратно канувшим в прошлое беззаботным осенним вылазкам, которые помогали ему поддерживать хорошую физическую форму и ощущать единение с природой.

Движение стало интенсивнее, когда он пересек Потомак и выехал на скоростное шоссе на Анакостию. За рекой, над национальным аэропортом набирал высоту самолет, а вдали виднелся шпиль Вашингтонского мемориала.

Через десять минут Мур въезжал на территорию вашингтонского штаба ВМС. Это была старейшая в стране военно-морская база, где размещались различные флотские учреждения, в том числе и следственная служба, занимавшаяся правоохранительной деятельностью, вопросами безопасности и контрразведки. Прослужив здесь вот уже два года, Томас отлично знал, где найти стоянку поближе к офису.

– Доброе утро, коммандер Мур, – поздоровался Гас Томлин, чернокожий охранник за пультом безопасности. – Что-то давненько вас не было видно. Как бегает ваш "корвет"?

– Как по маслу, Гас, – ответил Томас с рассеянной улыбкой. – Старик уже здесь?

– Конечно. По-моему, он и не уезжал на ночь. Во всяком случае, еще два часа назад, когда я приехал на дежурство, его машина была здесь. Он просил передать, что ждет вас в вычислительном центре.

– Спасибо, Гас, – сказал Мур, обдумывая свои многочисленные вопросы, которые намеревался задать начальнику.

На лифте он спустился в полуподвал. Чтобы открылась дверь, надо было вставить в прорезь рядом с селектором этажей карточку с личным кодом. После этой операции прозвенел звонок, и дверь лифта с шипением открылась.

По коридору, покрытому толстым линолеумом, он прошел в комнату без окон, где вдоль стен выстроились шкафы больших ЭВМ, вокруг которых хлопотали сотрудники в униформе. Такая кипучая деятельность показалась Муру несколько необычной для раннего утра, и он почувствовал напряженную атмосферу кризиса. Рядом со светящимися экранами мониторов коммандер заметил знакомую седовласую фигуру контр-адмирала Дэниела Проктора, нынешнего начальника следственной службы. Ветеран с тридцатилетней выслугой, простой и легкий в общении, он пользовался популярностью и непререкаемым авторитетом у своих подчиненных.

Стоя за спиной женщины-старшины, сидевшей за клавиатурой компьютера, Проктор заглядывал через ее плечо на экран монитора. Как обычно, на нем был зеленый шерстяной свитер с кожаными заплатами на локтях, подаренный ему полковником из британских ВВС, в руке он держал незажженную вересковую трубку. Демонстрируя наличие шестого чувства, которым обладает большинство удачливых офицеров разведки, контр-адмирал повернулся и заметил Мура, входившего в оперативный зал.

– Вы только посмотрите, кого занесло к нам шальным ветром! – воскликнул он, протягивая руку навстречу своему подчиненному. – Как поживает наш уважаемый путешественник?

Крепко пожимая сильную руку начальника, Мур ответил:

– Пока неплохо, сэр, учитывая, что еще вчера утром я бороздил воды Тихого океана в другом полушарии.

– Понимаю, понимаю, – сказал Проктор, отводя Мура в сторонку, где было меньше народу. – Ты великолепно поработал на "Иводзима", Томас. Скрытное внедрение в среду наркобизнеса – это не туристическая прогулка, и я лично приношу тебе свои поздравления.

– Благодарю вас, сэр. Вы знаете, после отлета с "Иводзима" произошло столько странных событий, что я уже почти забыл о том расследовании. Я имею в виду "Льюис энд Кларк", адмирал.

Проктор прервал Мура на полуслове.

– Я бы не хотел обсуждать эту тему здесь, Томас. Пойдем-ка лучше ко мне в кабинет.

Совершенно очевидно, что упомянув название лодки, коммандер затронул больное место. Он с готовностью последовал за адмиралом в соседнюю комнату. Садясь за массивный письменный стол, старый разведчик заговорил, вновь демонстрируя незаурядную интуицию.

– Бьюсь об заклад, ты слышал утреннюю сводку новостей.

– Вы правы, сэр, – нетерпеливо подтвердил Мур. – Адмирал, скажите прямо, что за чертовщина творится на Тихом океане?

Проктор посмотрел в глаза молодому следователю и ответил:

– В это трудно поверить, Томас, но я и сам не могу сказать ничего определенного. Сейчас я могу лишь констатировать факт, что наша ударная атомная подлодка, исчезнувшая в районе Багам два дня назад, сейчас находится на пути на Окинаву.

– А, может быть, это дело рук ребят из ОР-02? – спросил Мур. – Они вполне могли подкинуть такую дезу, чтобы посмотреть, как мы на нее отреагируем.

Проктор удрученно покачал головой.

– Поверь мне, в ОР-02 так же озадачены этим инцидентом, как и мы. Единственной дезинформацией является только то, что "Льюис энд Кларк" пропала, не выйдя на связь у берегов Флориды. И, насколько мне известно, решение дать в эфир отредактированное таким образом сообщение принимали в Белом доме.

– Но зачем же лгать американцам? – возмутился Мур. – Рано или поздно правда всплывет, и что мы скажем тогда?

– Успокойся, Томас. Не можем же мы объявить всему миру, что одна из наших атомных лодок за одну ночь необъяснимым образом обогнула полшарика и по пути растеряла всю команду за исключением одного матроса. Это вызвало бы всеобщую панику с непредсказуемыми последствиями.

– В этом вы, кажется, правы, сэр, – признал Мур.

– Да уж, черт возьми, прав! И до тех пор, пока мы не дознаемся, что же все-таки произошло в океане, нам остается только молиться, чтобы проклятая тайна не стала достоянием гласности.

До сих пор Мур надеялся, что начальство даст какие-то толковые объяснения случившемуся, но сейчас он осознал всю горькую правду о сложившейся ситуации и понял, что контр-адмирал Проктор собирается поручить расследование этой невероятной истории именно ему.

– За тридцать лет службы более странного случая в моей практике не было, Томас. Оказывается, в тот день не только "Льюис энд Кларк" стала жертвой таинственных обстоятельств. Примерно в то же время, когда доложили о невыходе лодки на связь, американский "Боинг-747", следовавший по маршруту Сан-Франциско – Токио, прибыл в Японию на четыре часа раньше времени. И это при встречном ветре!

– Между этими фактами существует какая-то связь? – спросил Мур, совсем сбитый с толку еще более странным оборотом, который начало приобретать расследование.

– Прежде, чем я попытаюсь ответить на твой вопрос, Томас, я поделюсь с тобой еще одной загадкой, о которой стало известно сегодня утром. Незадолго до того, как "Боинг" приземлился в Нарите, крупнейший в мире радиотелескоп в Аресибо, Пуэрто-Рико, зафиксировал мощный всплеск активности в радиоэфире как раз в районе Багамских островов. Это электромагнитное возмущение продолжалось не более тридцати секунд и было направлено в глубокий космос к отдаленному созвездию Лебедя Х-1, где, предположительно, находится ближайшая к Земле черная дыра.

Теперь Мур и вовсе запутался.

– Извините за идиотский вопрос, сэр, но что все это значит?

Проктор подался вперед, голос его звучал твердо:

– Тебе не следует извиняться, Томас. Последние события озадачили нас всех, и пока только компьютер предложил некое полурациональное объяснение. Что тебе известно о черных дырах в космосе?

– Боюсь, мои познания о космосе ограничиваются программой по основам астронавигации, – ответил Мур.

– Не важно! Тебе достаточно знать, что черная дыра – это нечто вроде бездонной космической ямы, которая способна поглотить любой попавший в сферу ее влияния объект, деформируя пространственно-временный континуум. Согласно пока единственной более или менее состоятельной гипотезе, предлагаемой компьютером, черная дыра каким-то образом воздействовала на Землю в районе Багам и, захватив "Льюис энд Кларк", изменила ее электромагнитную структуру, протащила сквозь ядро Земли и снова материализовала в Тихом океане. Досрочное прибытие "боинга" в аэропорт назначения – одно из последствий этой странной космической коллизии, хотя и не объясняет исчезновение экипажа лодки.

– Простите, адмирал, но это какой-то бред, – одурев от услышанного, заметил Мур. – Так мы скоро договоримся до НЛО, гуманоидов и загадки Бермудского треугольника!

– Мне понятен твой скептицизм, Томас. И я готов признаться, что гипотеза о воздействии черной дыры – слишком сложно для моего понимания. Пытаясь как-то вернуть события на грешную землю, я все утро занимался тем, что разрабатывал собственную гипотезу, по моему мнению, более реалистичную. Если твое терпение еще не совсем иссякло, я покажу тебе часть материалов, которые готовлю к сегодняшнему заседанию Совета национальной безопасности.

С помощью пульта дистанционного управления Проктор погасил освещение и опустил белый экран на стену напротив своего стола. Диапроектор высветил на экране изображение современного океанского судна обтекаемой формы с единственной трубой посредине. Проктор заговорил:

– Это советское океанографическое судно "Академик Петровский". Оно спущено на воду в 1990 году для проведения научных исследований и сбора акустической и гидрографической информации в интересах флота. С этой целью оно оборудовано первоклассной электроникой, имеет внутреннюю шахту для выпуска в море сверхмалых подлодок с людьми на борту и подводных аппаратов дистанционного управления. Месяц назад судно вышло из Ленинграда и после заходов в страны Скандинавии и Британию взяло курс на Нью-Йорк, где приняло на борт группу наблюдателей ООН, ответственных за выполнение задачи по обеспечению программы подводного комплекса "Мир".

Проктор нажал кнопку на пульте, в кассете диапроектора со щелчком сменился слайд и на экране появилось изображение комплекса "Мир".

– Уверен, что ты читал в прессе все отчеты о программе комплекса, Томас. Ты также знаешь, что его разместили у северо-восточных берегов острова Андрос, несмотря на наши категорические возражения. По мнению командования ВМС, это слишком близко к нашему подводному полигону в Языке Океана. "Льюис энд Кларк" именно туда и направлялась, когда связь с ней была прервана.

На следующем слайде был изображен рослый широкоплечий морской офицер в советской форме и с повязкой поверх левого глаза. Проктор сообщил:

– Адмирал Игорь Валерьян, командир "Академика Петровского". Шестьдесят семь лет. Ветеран второй мировой войны, имеет много наград. Ярый сторонник жесткой линии – русский вариант наших "ястребов", имеет прочные партийные связи. Когда я узнал, что Советы назначили Валерьяна командиром "Академика Петровского", у меня сразу же возникли подозрения. Для опытного адмирала, который командовал кораблями практически всех классов от вертолетоносного крейсера до атомной подлодки, назначение на океанографическое судно как-то не вписывается в общую картину. Тут есть над чем поразмыслить.

Щелчок, и на экране появился седой старик. Снимок, сделанный со значительного расстояния, запечатлел его в момент колки дров.

– Это редкий снимок известного советского физика доктора Андрея Петрова, впавшего в немилость у советских лидеров и пять лет назад уволенного из Кировского политехнического института. Петров известен в научных кругах как блестящий теоретик. Его сравнивали даже с Альбертом Эйнштейном. Как и у Эйнштейна, его основные научные интересы лежат в области исследования основных свойств материи. Ранние исследования Петрова касались взаимодействия электромагнетизма и гравитации. Известно, что он работал над созданием магнитного резонатора – устройства, способного воздействовать на базовый состав материи. Другими словами, он пытался сделать материальные объекты невидимыми.

– Минуточку, сэр, – перебил адмирала Мур. – Кажется, это опять из области научной фантастики.

Проктор, предвидя такую реакцию, быстро ответил:

– Вспомни, Томас, всего сорок лет назад сама идея высадки человека на Луну или возможности его жизни под водой воспринималась скептически. Поэтому не спеши с выводами и вникай. Возможно, ты не знаешь об этом, но более пятидесяти лет назад ВМС США начали проводить эксперименты, нацеленные на создание так называемого антивещества.

На экране появился Альберт Эйнштейн, сидящий в своем кабинете в окружении двух офицеров ВМС США. Проктор откашлялся и продолжил:

– В 1940 году Эйнштейн и Рудольф Лейденберг впервые предложили использовать генераторы сильных электромагнитных полей для борьбы против мин и торпед. 31 мая 1943 года командование ВМС подписало официальный контракт с Эйнштейном в качестве научного консультанта Главного управления вооружения и Научно-исследовательского управления ВМС.

Для проведения экспериментов в распоряжение Эйнштейна был выделен эсминец. Ученый пытался использовать поля пульсирующей энергии для электромагнитного камуфляжа корабля. Однако ему было суждено добиться гораздо большего.

Эйнштейна на экране сменил снимок эсминца времен второй мировой войны.

– Это американский эсминец "Элдридж", – продолжал Проктор. – Работая на военно-морской верфи в Филадельфии, Эйнштейн со своей группой установил на его борту несколько пульсирующих и обычных магнитоэлектрических генераторов. Подобно современным размагничивающим устройствам, которые мы используем для нейтрализации магнитной характеристики корабля, эти генераторы выдавали сигналы с импульсной модуляцией и определенной резонансной частотой для создания мощного магнитного поля вокруг "Элдриджа". К изумлению немногочисленных свидетелей эксперимента, эсминец, казалось, мгновенно исчез в зеленоватой дымке. Последующие опыты с более мощным магнитным полем дали еще более удивительные результаты. Ходили слухи, официально, правда, не подтвержденные, что "Элдридж" исчез со своей стоянки в Филадельфии и мгновенно перенесся в Норфолк, где было установлено аналогичное устройство.

– Я слышал о так называемом "Филадельфийском эксперименте", адмирал, – сказал Мур. – Но я всегда относился к этим россказням, как к плоду чьего-то больного воображения. Вы хотите сказать, что "Элдридж" действительно сделали невидимым и затем телепортировали в Норфолк?

– Именно так, Томас, – кратко ответил адмирал.

– Но какое это имеет отношение к "Льюис энд Кларк"? – спросил Мур, терпение которого почти иссякло.

Проктор вновь взял в руки дистанционный пульт диапроектора, и на экране опять появилось изображение доктора Андрея Петрова.

– Думаю, что ответ на твой вопрос, Томас, кроется в результатах научных исследований этого человека. После смерти Эйнштейна он стал ведущим в мире специалистом в области электромагнетизма и гравитации. Подобно Эйнштейну, он боялся, что люди используют его революционные открытия себе же во вред, и во весь голос заговорил об ответственности человечества за безответственное отношение к достижениям современной науки. За это советское правительство отправило его в ссылку. Вот уже более пяти лет он живет со своей женой в изгнании, имея весьма ограниченный контакт с внешним миром. Так было до вчерашнего дня, когда мы узнали, что Андрея Петрова на вертолете привезли в Киров. Там его ждал советский транспортный самолет для перелета в Гавану, а уже оттуда его вертолетом доставили на палубу "Академика Петровского".

Последнее сообщение достигло цели, и Мур с тревогой подался вперед. Проктор добавил:

– Итак, теперь у нас имеется не только крутой русский адмирал, командующий наиболее передовым в техническом отношении океанографическим судном, но и один из самых выдающихся физиков современности, причем оба находятся на борту одного и того же судна. Чтобы еще более заинтриговать тебя, Томас, скажу, что дочь Петрова, Ирина, сейчас работает на подводном комплексе "Мир" на склоне Андросского разреза. Нет необходимости напоминать тебе, что именно там находилась "Льюис энд Кларк", когда мы ее потеряли. Все вышесказанное наводит меня на мысли, что русские каким-то образом причастны к этим запутанным, трагическим событиям.

– Очень интересно, адмирал, – заметил Мур. – Должен признаться, что ваша версия кажется мне более правдоподобной, нежели история с черной дырой, хотя я не склонен верить в наличие какого-то дематериализующего устройства. Как, по-вашему, нам следует продолжить это расследование?

Ободренный тем, что Мур не отверг его версию, Проктор ответил вопросом на вопрос.

– Приходилось ли тебе, Томас, ходить на ударной подлодке проекта 688?

– Не имел такого удовольствия, сэр.

Проктор улыбнулся.

– Теперь ты его получишь, сынок, – адмирал выпрямился и уже официальным тоном произнес: – Коммандер Томас Мур, приказываю вам отправиться в Норфолк. Командующий подводными силами Атлантического флота выделит в ваше распоряжение ударную лодку типа "Лос-Анджелес" для точного воспроизведения перехода лодки "Льюис энд Кларк" до той точки, где мы ее потеряли. В Порт-Канаверале примете на борт глубоководный спасательный аппарат "Авалон" и обшарите весь Андросский разрез, – адмирал отбросил маску сурового начальника и уже по-простому добавил: – Нутром чую, Томас, что Советы используют ООНовскую программу подводного комплекса, как прикрытие, и поручаю тебе проверить мои подозрения. По пути в Норфолк посмотришь одну папку, что я припас для тебя. Речь идет о совершенно секретных документах – официальном докладе ВМС США о "Филадельфийском эксперименте" Эйнштейна. Эти материалы – единственное, что мне удалось раскопать о нем. Оказывается, когда "Элдридж" рематериализовался в Норфолке, вся его команда, за исключением одного человека, необъяснимо и бесследно исчезла. Одному моему старому другу из Главного управления по кадрам каким-то чудом удалось достать часть медицинского заключения о состоянии здоровья моряка, который остался в живых.

– Боже мой, но ведь то же самое произошло и на "Льюис энд Кларк"! – удивленно воскликнул Myр.

– Вот именно, – подтвердил шеф. – Между прочим, Томас, решено сообщить семьям экипажа "Льюис энд Кларк", что лодка официально считается пропавшей без вести. Пока мы будем придерживаться версии о пропаже лодки у берегов Флориды. Сегодня об этом будет обнародован пресс-релиз начальника информационного отдела.

Не дожидаясь ответа, Проктор выключил диапроектор и зажег в кабинете свет.

– Желаю удачи, Томас, – сказал адмирал, отодвинул стул и встал. – Ради Бога, не исчезай и держи меня в курсе всех событий. Это дело и без того достаточно темное.

8

Мими Слейтер ждала их приезда весь день. Поэтому, когда к дому подъехал белый служебный микроавтобус и из него с мрачным видом вышли двое флотских офицеров, она вздохнула с некоторым облегчением. Еще утром, услышав сообщение о пропаже "Льюис энд Кларк", она поняла, что муж домой не вернется. И вот наступил момент для обычного в таких случаях визита официальных представителей штаба флота с объяснениями обстоятельств трагедии и соболезнованиями.

Однако истинный смысл происшедшего открылся ей и больно резанул по сердцу лишь тогда, когда они угрюмо сообщили, что Питер официально считается пропавшим без вести. Это означало, что гибель мужа и других членов экипажа подтвердится и станет реальным фактом только после того, как будут найдены их тела. Однако, будучи женой подводника, Мими знала, что, если, не дай Бог, в море случится беда, вероятность того, что останки моряков будут обнаружены, практически равнялась нулю. Такова уж, увы, была особенность этой профессии.

И хотя надежда всегда умирает последней, и еще оставались шансы на то, что "Льюис энд Кларк" не затонула, а ее команда жива, Мими не хотела обманывать себя. Визит офицеров мог означать только одно: все надежды утрачены, и думать по-другому – значит заниматься самообманом.

Она мужественно приняла их искренние соболезнования и с достоинством отказалась от предложенной помощи. А когда моряки, наконец, ушли, и она заперла за ними дверь, горе настолько парализовало ее, что она даже не смогла заплакать. Но все мгновенно переменилось, когда она вернулась в комнату и заметила телеграмму, полученную только вчера.

Когда она дрожащей рукой взяла со стеклянного кофейного столика ставший теперь особенно дорогим для нее маленький листок бумаги, слезы буквально хлынули у нее из глаз. Вчера телеграмма от мужа с поздравлениями по случаю ее тридцатисемилетия вызвала у нее огромную радость, только тогда она никак не могла предположить, что это будет последняя весточка от человека, которого она так любила и нежно называла Голландцем.

Она перечитала телеграмму и снова заплакала. Так прошел этот самый холодный и одинокий день в ее жизни.

Ближе к вечеру Мими заставила себя выпить чая и позвонить Тине Бресслер, жене старпома с "Льюис энд Кларка". Прошлым летом Тина сказала Мими, что ждет третьего ребенка. Теперь ему было суждено расти без отца.

Тина оказалась настолько убитой горем, что не смогла даже подойти к телефону. Мими сквозь слезы выразила сочувствие ее матери и, так как сон не шел, достала фотоальбом и в который уже раз начала просматривать его. По воле судьбы, у них не было детей, и эти фотографии были единственным, что ей осталось после двадцати лет безоблачной совместной жизни.

Она начала смотреть альбомы с конца, с наиболее свежих фотографий. Вот несколько снимков, запечатлевших их последнюю поездку на остров Каталина. Один из друзей-подводников Питера предоставил им свою двадцативосьмифутовую яхту, на которой они и отправились на остров. Путешествие прошло замечательно, и Мими видела себя на снимках рядом с Питером у руля яхты, у мачты, на фоне парусов, в уютной, хоть и тесноватой каютке.

А вот снимок бухты Авалон на Каталине. Они прибыли сюда, когда уже смеркалось, и света едва хватало, чтобы заснять знаменитое каталинское казино, особняк Ригли и пестрое разнообразие лодок и яхт в бухте на фоне живописной прибрежной деревушки.

На других снимках, сделанных на следующий день, когда они отправились осматривать остров, были не менее красивые виды. Сначала они поднялись к монументу Ригли, где был похоронен король жевательной резинки Вильям Ригли-младший. Рядом с оригинально оформленной мемориальной стелой был разбит ботанический сад, и Питер заснял редкие по красоте кактусы, цветы и другие растения.

По совету местных жителей, они поднялись в горы за мемориалом. Питер несколько раз сфотографировал Мими на узкой горной тропе во время подъема. С высоты хорошо просматривались бухта Авалон и туманный берег Южной Калифорнии в двадцати восьми милях от острова.

В противоположном направлении открывался еще более великолепный вид на близлежащий остров Сан-Клементе. Питер попытался сделать несколько снимков чудесного вида с искрящимся проливом между островами. В один из кадров отлично вписался величественный американский крейсер. Питер был в полном восторге и долго объяснял, как ВМС использовали остров Сан-Клементе в качестве полигона.

Когда они уже собирались вернуться в Авалон, Мими сделала особенно удачный снимок мужа, который она впоследствии увеличила, заключила в рамку и поставила на каминную полку. На снимке он задумчиво созерцал искрящиеся голубые воды Тихого океана. Солнце находилось у нее за спиной и идеально освещало его красивое мужественное лицо. Решительный взгляд, светло-русые волосы и широкий подбородок с ямочкой придавали дополнительный колорит его характерной внешности. На этой фотографии он был очень похож на киноактера Кирка Дугласа. Таким он и останется с ней на всю жизнь: мужественно красивым, с пытливым романтическим взглядом и открытой душой верного долгу солдата.

Смахнув со щеки слезу, она открыла первую страницу альбома. Первая фотография вернула ее в тот памятный вечер, когда они познакомились на балу в военно-морском училище. Мими щеголяла в костюме мышки Минни, а Питер – в голландском национальном костюме. Каким-то непостижимым образом ему удалось разглядеть ее хорошенькое личико под маской подружки Микки и, как потом часто вспоминал Питер, он влюбился с первого взгляда. Мими была тогда совсем молоденькой впечатлительной девушкой, и ее сразу очаровал рослый лихой курсант, который весь вечер галантно ухаживал за ней и мужественно отплясывал с ней танец за танцем в слишком узких и тяжелых самодельных деревянных башмаках.

Быстро перелистывая страницы, Мими мимолетно просмотрела снимки футбольных матчей флотских команд, как в зеркале отражавшие кипучие страсти, накал борьбы и азарт игроков, кадры из загородных поездок, пикников, прогулок под парусом и другие счастливые моменты их бурного романа и хроники совместной жизни, которая вдруг оборвалась, когда двое суровых, прячущих глаза офицеров постучали в ее дверь.

Теперь у нее остались только эти фотографии да воспоминания о любви, которая никогда больше не повторится в ее жизни.

Временное облегчение и отдых от горестных раздумий наступил для Мими, когда ее наконец сморил сон. Она устало побрела в спальню и, будучи не в силах раздеться, заползла под одеяло. Опустошенная горем, она сразу же провалилась в глубокое забытье. Во сне Мими снова отправилась в путешествие по прошлому. Ей снилась торжественная церемония производства Питера в офицеры, первое расставание с ним на причале в Гротоне и даже поход с родителями на байдарках по реке Буффало в родном Арканзасе.

Она проснулась от предрассветного холода и долго смотрела на пустующее место рядом с собой. Жена подводника, она давно привыкла спать в одиночестве. Но раньше это было совсем другое дело, ведь она ждала мужа, а вот теперь ему не суждено вернуться из похода.

Давно выплакав все слезы, она снова погрузилась в печальные размышления. И вновь сон милосердно унес ее в страну грез, подальше от безутешного горя.

Солнце уже взошло, когда Мими разбудил резкий телефонный звонок. Сначала она решила не подходить к аппарату, но телефон упорствовал, и, чтобы прервать его настойчивый, требовательный зов, она потянулась к тумбочке и сняла трубку.

– Алло, – чуть слышно проговорила она.

– Миссис Слейтер? – спросил скрипучий и резкий женский голос с неистребимым бруклинским акцентом. – Это говорит жена Питера Слейтера?

– Кто это? – спросила Мими, еще не отойдя ото сна.

– Вы меня не знаете, миссис Слейтер. Я доктор Элизабет, и у меня есть для вас весточка от Голландца.

Последнее слово ошеломило Мими, и она вскочила, плотно прижав трубку к уху.

– Вы сказали Голландец? Кто вы?

– Я ведь уже сказала, миссис Слейтер, я доктор Элизабет, а Голландцем зовут человека, который просил меня связаться с вами.

– Послушайте, мадам, – выпалила Мими. – Я не знаю, чего вы добиваетесь, но все это вовсе не смешно.

– Так ведь я и не смеюсь, Мышонок, – ответил голос и с искренним сочувствием добавил: – Я не сержусь на вас за вашу подозрительность, милочка. Я бы на вашем месте тоже не поверила, но прошу хотя бы выслушать меня. В конце концов, я звоню по межгороду.

– Откуда вы знаете про Мышонка, – нетерпеливо спросила Мими. – И кто сказал вам про Голландца?

– Да ваш муж, конечно же! И хотя мы пообщались с ним меньше, чем мне хотелось бы, он все же передал мне достаточно информации, чтобы убедить вас в том, что я не блефую.

– А когда вы с ним разговаривали? – затаив дыхание, спросила Мими.

– Наш первый контакт состоялся несколько дней назад, но в последний раз мы с ним говорили сегодня утром.

– Вы разговаривали с Питером сегодня утром? – воскликнула Мими, отбросив все сомнения.

– Разумеется, милочка. Сделайте пару глубоких вдохов и приготовьтесь внимательно выслушать все, что я вам скажу. Видите ли, я – экстрасенс, практикующий психотерапию. Вообще-то я сама из Нью-Йорка, но только что открыла небольшой лечебный кабинет в доме моей племянницы на острове Палмс возле Чарльстона. Если хотите навести обо мне справки, позвоните Джеральдо, Опре или Салли Джесси. Все они знают доктора Элизабет, как, впрочем, и миллионы их поклонников. Но это к делу не относится, а каждая минута нашего разговора, между прочим, стоит мне шестидесяти центов. Так вот, ваш муж явился мне, когда я была в трансе, и попросил меня передать вам буквально следующее: он надеется, что все ваши праздничные мечты и желания сбудутся. Кстати, буквы ССП что-нибудь значат для вас, милочка?

Опешив от таких интимных подробностей, Мими не нашла, что ответить, и незнакомый голос продолжал свой монолог:

– Если вы еще слушаете меня, милочка, хочу сообщить вам, что я передаю эту информацию в виде платной услуги. Я не занимаюсь благотворительностью и работаю исключительно за пожертвования. Алло, вы меня слышите, милочка?

– Извините, – наконец обрела дар речи Мими. – Но я никак не могу избавиться от впечатления, что все это какая-то нелепая шутка.

– Понимаю вас, милочка. Это вполне естественно. Советую вам прислушаться к голосу сердца. Если захотите поговорить со мной еще, позвоните, и мы договоримся о встрече.

Не желая прерывать этот странный разговор, и в надежде выудить дополнительную информацию, Мими заговорила, полагаясь скорее на инстинкт, чем на разум:

– Доктор Элизабет, вы должны рассказать мне о Питере. Остров Палмс всего в часе езды от меня. Мы можем увидеться с вами сегодня?

– Милочка, я сильно сомневаюсь, что мне удалось бы отделаться от вас, даже если бы ко мне на прием рвались толпы пациентов. Но пока мне это явно не грозит, поэтому вот вам мой адрес и телефон. И если вам удастся завести свою тачку, то вы успеете разделить со мной скромный обед под заинтересованную беседу, и все это за небольшое вознаграждение всего в пятьдесят долларов.

Дрожащей от волнения рукой Мими записала адрес и телефон. Положив, наконец, трубку, она никак не могла избавиться от чувства, что это был не разговор с реальной женщиной, а какой-то странный полет фантазии, всплеск воспаленного воображения. И снова в ее душу закрались сомнения.

Ну конечно же, доктор Элизабет – ловкая мошенница. Услышав в новостях сообщение о "Льюис энд Кларк", она решила сыграть на горе Мими и заработать деньги. В таком случае, откуда она узнала содержание телеграммы и кодовые выражения, известные только Питеру и ей? И потом, ведь эти телеграммы передавались по тем же защищенным совершенно секретным каналам связи ВМС, что и боевые приказы. Перехватить такую передачу было практически невозможно. Это означало одно из двух: либо ей как-то удалось выкрасть копию телеграммы у цензоров, либо она действительно была медиумом.

Хотя здравый смысл подсказывал Мими, что доктор Элизабет была обыкновенной мошенницей, интуиция требовала проверить эту женщину. По советам друзей Мими не раз посещала различных экстрасенсов в Чарльстоне. Однажды она даже потащила с собой Питера. Нельзя сказать, что она была фанатиком оккультизма, но ежедневно читала свой гороскоп, а иногда не без интереса выслушивала гадание на картах или по ладони.

Медиумы обычно не изрекали ничего, кроме старых добрых прописных истин, не противоречащих здравому смыслу, но облаченных в витиевато-туманные словесные формы и романтические заклинания. Изредка их предсказания все же совпадали с какими-то ее сокровенными мыслями или мечтами, и в эти редкие моменты Мими искренне верила им.

До звонка доктора Элизабет ей даже в голову не приходило обратиться к медиуму, чтобы узнать о судьбе Питера. А теперь, когда такая возможность возникла сама по себе, она не могла отказаться от нее.

Возбужденная предстоящей встречей и вновь вспыхнувшей надеждой, она решительно встала с постели, приняла душ, надела джинсы и свитер и, даже не накрасив губы, выскочила из дома.

Утренний час пик уже давно миновал, и она добралась до острова Палмс значительно быстрее, чем предполагала. Погода стояла отличная, ярко-синее небо лишь чуть заметно потемнело с приближением к морю.

По адресу, указанному доктором Элизабет, Мими отыскала причудливый дом в английском стиле, выходивший задним двором на обширный песчаный пляж, на который с ленивым шорохом накатывали волны Атлантики. Дом стоял на отшибе, без каких-либо строений поблизости. Как ни странно, но Мими чувствовала себя здесь абсолютно спокойно, не испытывая обычного волнения перед встречей с незнакомым человеком при столь необычных обстоятельствах. Забыв о своих сомнениях, она решительно направилась к тяжелой дубовой двери и постучала три раза.

– Кто там? – спросил знакомый резкий голос.

– Это Мими Слейтер.

Послышалось глухое клацанье отпираемого запора, дверь распахнулась, и на пороге появилась невысокая, довольно полная белая женщина лет пятидесяти. Глаз ее не было видно из-под темных очков, линию скул подчеркивали румяна мягкого тона, полные губы, накрашенные под цвет яркого гавайского халата свободного покроя, рдели, словно лепестки алой розы. На первый взгляд она казалась довольно приятной особой, хотя и несколько эксцентричной.

– Входите же, милочка, – сказала она с приветливой улыбкой. – Боже, как же быстро вы примчались! Кажется, только что мы говорили по телефону.

Дом был со вкусом обставлен белой плетеной мебелью и украшен обилием декоративной зелени. На стенах были развешаны старинные морские гравюры и корабельные принадлежности, которые удачно сочетались с великолепным видом на океан, открывавшимся из окон.

– Это работа моей племянницы, – заметила доктор Элизабет. – Я всегда говорила, что она могла бы стать отличным дизайнером по интерьерам.

– А кем она работает? – поинтересовалась Мими, наблюдая за крупной черной персидской кошкой, появившейся из кухни.

– Она пишет путевые заметки для журнала о путешествиях, – ответила доктор Элизабет. – Непоседа, ей бы родиться с крыльями вместо ног. Сейчас она колесит по Азии и не вернется домой до зимы. Поэтому, когда она попросила пожить у нее и присмотреть за домом, я не смогла отказать. Скажу вам честно, милочка, это лучше, чем ежедневно продираться сквозь толпу в Верхнем Вест-сайде.

В воздухе едва ощущался легкий запах цветов, через открытые окна доносился мерный рокот прибоя.

– Пойдемте на веранду, милочка, попьем чайку на травах. Я лучше всего чувствую себя на веранде.

Мими обратила внимание, что хозяйка произносила "г" как нечто среднее между "г" и "х", чем напоминала ей Минни Кастевец, персонаж из фильма "Ребенок Розмари" Айры Левин. Она буквально излучала святую простоту и невинность, отчего Мими казалось, будто приехала навестить свою давно умершую тетушку. С этим чувством она последовала за хозяйкой на веранду и уселась в одно из двух плетеных кресел-качалок.

Пока доктор Элизабет ходила за чаем, Мими через широкие окна веранды изучала окружающий пейзаж. Здесь громче слушался шум прибоя и крики чаек. На берегу с дюнами из белого песка, кое-где покрытыми пучками зеленой травы, не было ни души.

Кошка напоминала о своем присутствии ласковым трением о ногу Мими. Это была очень крупная для персидской породы особь. Когда Мими наклонилась погладить ее по голове, ее поразили удивительно чистые голубые глаза кошки, до нереальности прозрачные.

– Боже, случилось что-то необычное, – сказала доктор Элизабет, толкая перед собой тележку с чайными чашками. – Исис всегда сторонится незнакомых людей.

– Значит, тебя зовут Исис, – сказала Мими, поглаживая шелковистую шерсть кошки. – Какое необычное имя.

– Исис – одна из наиболее почитаемых богинь в Древнем Египте, – пояснила хозяйка. – Она была женой бога солнца Осириса.

Убедившись в дружелюбных намерениях гостьи, Исис подошла к окну, вспрыгнула на подоконник и стала наблюдать за кружащимися над водой чайками. Мими взяла тонкую фарфоровую чашку, наполненную дымящейся зеленоватой жидкостью.

– Надеюсь, вам понравится чай, милочка. Это смесь цветов ромашки и апельсина, листьев мяты и розовых бутонов. Я готовлю его сама.

– Звучит прекрасно, – сказала Мими, отпила глоток из чашки и удовлетворенно кивнула.

– Вы знаете, милочка, я бы, конечно, не стала звонить вам вот так, с бухты-барахты, но у меня не было выбора. Я слушала новости и могу представить, что у вас сейчас творится на душе. Но я должна была побеспокоить вас и по этой причине тоже.

– Пожалуйста, расскажите мне о Питере, доктор Элизабет, – умоляюще попросила Мими. – Он жив? Если да, то где он?

Хозяйка уселась в кресло-качалку рядом с гостьей и мягким движением взяла ее руку.

– Успокойтесь, милочка. Ваш муж вышел на контакт со мной из такого места, откуда никогда не сможет вернуться. Но я не стану утверждать, что он мертв. Видите ли, его вместе со всем экипажем отправили в космическое путешествие далеко-далеко за пределы нашей Галактики. Именно тогда, когда они отправились в этот дальний путь, мне явилось существо, которое поведало об их судьбе.

– Боюсь, что я вас не понимаю, – пролепетала Мими, чувствуя, что ее хрупкая надежда тает, как снег весной. – Вы говорите, что Питер жив, но никогда не сможет вернуться домой. Тогда где он, и как произошло, что он там оказался?

– Дорогая моя, ваш муж переброшен на далекую звезду в созвездии Сигнус, то есть Лебедь. Существо, которое ведет меня, тоже из тех мест, и именно от него я узнала об активности камня.

– Камня? – с глупым видом переспросила Мими, совсем забыв про чай.

– Милочка, я знаю, что вы не новичок в мире экстрасенсорики. Вы уже жили на этой земле раньше, во многих предыдущих жизнях. И все они внесли свой вклад в нынешнее высокоэволюционное состояние вашей души. В одной из своих прежних жизней вы жили на континенте Атлантида, поэтому то, что я вам поведаю, будет равносильно поездке домой.

Огромный континент Атлантида когда-то занимал значительную часть суши и находился там, где теперь катит свои волны бескрайний океан. Кроме откровений Платона, у современного человечества не осталось никаких сведений о существовании цивилизации Атлантов. И это позор, потому что мы могли бы многому научиться у них и достичь невиданных высот, применив эти знания сегодня.

Достижения атлантов в искусстве и науке значительно превосходили наш нынешний уровень. Это стало возможным благодаря тому, что жители Атлантиды, научившись управлять движущими силами Вселенной, обрели энергетическую независимость. Для обуздания космической энергии они построили пирамиду из кристаллического материала под названием туаойский камень, специально созданного ими для этой цели. Эта пирамида действовала как автономная энергетическая установка и находилась в том месте, которое теперь называется Языком Океана – между Багамскими островами Андрос и Нью-Провиденс.

Со временем Атлантиду стали раздирать конфликты между силами добра и зла. Эта извечная борьба достигла апогея именно тогда, когда на континент обрушились страшные природные катаклизмы и стихийные бедствия, и Атлантида погибла, погрузившись на дно океана.

Туаойская пирамида разделила судьбу континента. Запрограммированная на работу еще в те давние времена, она продолжает качать энергию из Вселенной, даже находясь на дне моря. Обстоятельства сложились таким образом, что корабль вашего мужа оказался над развалинами пирамиды как раз тогда, когда кристаллы начали выброс энергии. Таким образом, попав в мощный энергетический луч, весь экипаж был телепортирован на Сигнус, где они сейчас живут в мире на земле Туаоя.

Когда доктор Элизабет закончила свое странное повествование, она показалась Мими эмоционально опустошенной. Отвалившись на спинку кресла, она отпустила руку Мими и закрыла глаза. Наполнившиеся слезами глаза Мими невидящим взглядом уставились на бьющиеся о берег волны. Утратив последнюю надежду увидеть мужа живым, она отрешенно размышляла над только что услышанной загадочной историей.

Молодую женщину раздирали противоречивые мысли. Ее разум отказывался серьезно воспринимать миф о древней суперцивилизации, гибели загадочного континента и сказочных кристаллах, чудесным образом телепортирующих людей в другой конец Вселенной. Но как объяснить тот упрямый факт, что эта женщина знает содержание телеграммы? Эта необъяснимая загадка, а также доверие и искренняя симпатия, которые испытывала Мими по отношению к хозяйке, пересилили скептицизм, и она решилась задать вопрос:

– Доктор Элизабет, вы могли бы еще раз вступить в контакт с моим мужем?

Хозяйка ответила голосом, лишенным обычной энергичности:

– Теперь, когда он обосновался в своем новом доме, это будет очень сложно, моя дорогая. Однако у нас появятся шансы на успех, если мы сможем приурочить сеанс к очередной активизации пирамиды.

– И когда это произойдет? – спросила Мими, переведя взгляд с моря на посерьезневшее лицо хозяйки дома.

– Милочка, ведь вы боец, не так ли? Я люблю сильных духом людей и не хотела бы вас подвести. Вот что нам следует сделать, чтобы обеспечить успешный контакт с вашим Голландцем. По воле судьбы, у нас появится возможность такого контакта не далее, как через неделю, в период осеннего равноденствия. И чтобы мой вызов пришел на Туаою наверняка, думаю, мы должны быть как можно ближе к пирамиде. Если вы готовы взять на себя расходы, то старая колдунья ненадолго съездит на Багамы и постарается сделать так, чтобы наши старания не были напрасными.

9

Лайза Тэннер постаралась от души, чтобы день начался наилучшим образом. Еще дома, в Новой Зеландии, мать возложила обязанности по приготовлению завтрака на Лайзу, и она относилась к ним с полной ответственностью. Сегодняшнее меню не было исключением. Для начала она подала взбитые сливки, потом дольки грейпфрута и чернослив, а после этого черничные вафли, бекон и обжигающе горячий ирландский чай с молоком и медом.

Хотя сама "Звезда" не отличалась особым простором, ее мудрые создатели особо позаботились о кухне. Хоть Лайзе и доводилось ходить в море на роскошных яхтах, она все же была довольна своим нынешним камбузом. Из какой кухни можно наслаждаться таким прекрасным видом, каким она любовалась сейчас?

Перемывая посуду после завтрака, она наблюдала за удивительными существами, обитавшими в рифах вокруг комплекса. Утром она видела семейство ярких морских ангелов, несколько красных лютианусов, морскую белку и даже мурену. А сейчас к ней в гости пожаловал старый знакомый – Дядя Альберт. Здоровенная двухметровая барракуда лениво шевелила плавниками по ту сторону иллюминатора, раскрыв огромную щучью пасть, полную острых, как бритва, зубов.

Дядя Альберт точно чувствовал время, когда заканчивался прием пищи и перед ним открывалась заманчивая перспектива полакомиться вкусными объедками. Он начал неторопливо барражировать под окнами станции, как только Лайза приступила к уборке стола после завтрака. Сейчас он, как часовой на посту, медленно кружил у кухонного иллюминатора.

– Завтрак был отменным, mon amie, – раздался за спиной Лайзы низкий голос Пьера Ланклю.

Опустив тарелку в мойку, француз взглянул в иллюминатор и заметил пожаловавшего в гости Дядю Альберта.

– Вам, пожалуй, следует угостить вашего приятеля, Лайза, а то как бы он не набросился с досады на кого-нибудь из нас!

– Иногда Дядя Альберт бывает чересчур настойчив, – заметила девушка, собирая остатки пищи в пластиковый пакет. – Но мне кажется, это та цена, которую мы должны платить за то, что не доедаем все до конца.

– В Руане, где я вырос, мы когда-то держали свинью. Так вот, по вечерам, особенно после ужина, она визжала, как резанная. Угомонить ее можно было только одним способом – скормив ей остатки нашего ужина. Просто чудо, но этот способ никогда не подводил.

Когда Лайза с мешком пищевых отходов направилась к выходу, в кухню влетел Альдж и опустился на плечо Ланклю. Попугай уставился на Лайзу черными бусинками глаз и нахально заскрипел:

– Куда ты пошла? Куда ты пошла?

– Да полно тебе, mon petit, – сказал Ланклю попугаю. – У Лайзы свои дела, как и у всех нас. Встречаемся в библиотеке перед ревизией наших запасов и составлением новой заявки. Полагаю, ты бы не хотел, чтобы я забыл заказать тебе корм, а, мой пернатый друг?

Альдж не посмел возразить на это ни слова, и Ланклю, широко улыбнувшись, предупредил Лайзу:

– При кормежке своего зубастого приятеля береги пальцы, mon amie. Мы все очень дорожим твоим кулинарным гением.

Явно польщенная комплиментом, Лайза направилась в соседнее крыло "Звезды", где был выход в море. В водолазной Петрова и Наката надевали подводное снаряжение. Лайза расстегнула комбинезон, обнажив красивое, стройное тело в узком бикини. Она сняла с полки маску и протерла ее стекло, затем подхватила мешок с отходами и прошла к открытому люку.

– Спасибо, что ты решила покормить Дядю Альберта прежде, чем он обратит внимание на нас, – сказала русская, поправляя снаряжение. – Жаль, что он принимает пищу только из твоих рук, дорогая, а то мы избавили бы тебя от необходимости лезть в воду.

– Ничего, я хотела окунуться с самого утра, – ответила Лайза. – А вы куда сейчас направляетесь?

– В первый блок, проверить запасы. Затем Томо навестит свою акваферму, а я гляну, как обстоят дела у Карла-Ивара.

Уже спускаясь по трапу, Лайза сказала:

– Ирочка, постарайся уговорить его прийти и позавтракать. Он ушел часов в пять утра, не выпив даже стакан чая.

Сделав глубокий вдох, Лайза погрузилась в холодную воду. Крепко держа в руке пакет с пищевыми отходами, она приблизилась к решетке, защищавшей вход в комплекс от акул, и несколько раз постучала по ней металлическим прутком, который специально для этой цели брала с собой. Этот призывный сигнал сработал моментально. Дядя Альберт пулей примчался к решетке. Не теряя времени, Лайза вытряхнула содержимое пакета в воду перед его носом. Через несколько секунд от пищи остались одни воспоминания, и Лайза вернулась в "Звезду" даже не запыхавшись.

– Нет, но какая неблагодарная скотина этот Дядя Альберт! – возмутилась она, выйдя из воды и набросив на плечи полотенце. – Даже спасибо не сказал!

Акванавты дружно расхохотались, и Петрова первой шагнула в воду.

– Без Карла-Ивара на обед можете не возвращаться, – напутствовала их Лайза, отжимая мокрые волосы.

Барракуды поблизости не было видно, и Ирина еще раз поправила снаряжение. Вскоре появился Томо, и они медленно поплыли к луковицеобразному куполу, находившемуся рядом с ангаром.

Из-под днища этого сооружения, в котором располагались важнейшие системы жизнеобеспечения, ко всем блокам подводного комплекса тянулись толстые жгуты электрических кабелей и трубы, по которым подавался воздух и пресная вода.

Ирина спугнула стайку колючих губанов, щипавших водоросли у основания телескопических опор блока-1. Томо поотстал от нее, осматривая один из кабелей, и молодая женщина, воспользовавшись моментом, решила обследовать коралловую полянку.

Как желтые маячки, призывно светились иллюминаторы "Звезды". Над ее куполом столбом поднимались к поверхности серебристые пузырьки, а там, наверху, темной глыбой просматривался корпус "Академика Петровского". Присутствие корабля поддержки в непосредственной близости от комплекса внушало уверенность в том, что в случае необходимости акванавтам будет оказана необходимая помощь. Но с другой стороны, казалось, будто мягко покачивающееся на волнах судно принадлежало иному, далекому от них миру.

Мимо грациозно проплыл скат, за ним промелькнул косяк кефали. Это были полноправные хозяева подводного мира, чуждого для людей, и Ирина не являлась исключением из их числа.

Она вдруг почувствовала себя маленькой, слабой пылинкой в океане мироздания и подумала о том, какое впечатление произвело бы подводное царство на ее отца. Именно благодаря ему она начала заниматься научной деятельностью, и он всегда был для нее источником поддержки и надежной опорой.

Когда ей стало известно, что он болен раком, у нее просто опустились руки от осознания собственного бессилия и невозможности помочь. А через несколько месяцев кремлевские чиновники вовсе доконали его, вынудив уйти на пенсию и отправив в ссылку только за то, что он осмелился в полный голос высказать собственное мнение.

Если мир людей был полон жестокости и несправедливости, то подводный мир был и чище, и спокойнее, и гостеприимнее. Здесь властвовал закон природы, и обитатели этого мира убивали не ради политических амбиций или экономической выгоды, а ради собственного выживания.

Ее отец оказался провидцем во многих отношениях. Он не только предсказал истинный состав материи, но и крах партии, которая десятилетиями втаптывала в грязь свой народ и разоряла страну. К сожалению, он поднял свой голос еще при коммунистах и лишился возможности участвовать во второй величайшей русской революции этого столетия.

Ирина дала себе слово, что обязательно навестит родителей, когда закончит работу на комплексе. Ей надо было о многом поговорить с ними. И, разглядывая волшебный подводный мир вокруг себя, она неосознанно начала подбирать самые нужные и понятные слова для этого разговора.

Появление Томо вернуло ее мысли к работе. Забыв о коралловой поляне, она последовала за ним по трапу, ведущему внутрь блока-1.

Их встретил глухой шум работающего оборудования. Томо щелкнул выключателем, и яркий свет выхватил из темноты агрегаты жизнеобеспечения.

– Я сниму показания приборов, – сказал Томо, – а потом помогу тебе с инвентаризацией.

– Отлично, Томо, – ответила Ирина и по узкому решетчатому мостику пошла вокруг электрогенератора, питавшего энергией гидролизную установку и компрессор, который постоянно качал строго дозируемую приборами смесь кислорода и гелия.

Она остановилась у отсека, где хранилось все необходимое для работы систем жизнеобеспечения. Из-за ограниченного пространства на комплексе запасы многих материалов приходилось постоянно пополнять: кислород, гелий, различные запчасти и продовольствие периодически доставлялись с "Академика Петровского". Таким образом, автономия комплекса была существенно ограничена.

В будущем, в соответствии с программой ООН планировалось обустроить целый подводной город, который будет существовать только за счет своих собственных ресурсов. Комплекс "Мир" являлся лишь прототипом экосферы будущего, где будут выращиваться и производиться собственные продукты питания, воздух и электроэнергия, необходимые для жизни такого форпоста человечества в океане. Ирина работала ради превращения этой мечты в реальность и, как учил ее отец, отдавалась делу до конца.

Она открыла блокнот и на чистой странице записала дату и время инвентаризации, затем методично, сверяясь с перечнем хранимых материалов, начала подсчитывать резерв. Работа шла полным ходом, когда в отсек заглянул Томо.

– Извини за задержку, Ира. Зашкалил датчик давления воздушного насоса. Компрессор работает, как часы, поэтому я решил, что заело иглу.

– Ты устранил неполадку? – спросила Ирина, продолжая подсчитывать количество оставшихся баллонов с гелием.

– Да, – кивнул японец. – Мне даже не пришлось открывать ящик с инструментами. Просто удивительно, чего можно добиться резким и точным ударом.

Петрова усмехнулась.

– Чему ты удивляешься? Выражаясь научным языком, приоритет в разработке данной методики издавна принадлежит русским. Ты слышал о таком инструменте, как русский ключ?

Томо растерянно вскинул брови, видно, такой термин он слышал впервые.

– А что это такое?

Ирина сначала записала результат своих последних подсчетов, затем ответила, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться:

– Имея дело с оборудованием и техникой, помеченными клеймом "Made in USSR", ты это очень скоро узнаешь! Скажу даже больше, ты его изобретешь сам! Ну, да ладно, шутки в сторону.

Похоже, нам понадобится машинное масло и пара дополнительных баллонов гелия. Можно заказать несколько воздушных фильтров, хотя они еще есть, да лишний комплект для проверки опресненной воды.

– Ира, если хочешь, я сам закончу инвентаризацию и проведу техобслуживание, – предложил Томо. – Я чувствую, что тебе хочется побыстрее выяснить, как идут дела у Карла-Ивара.

– Я страшно благодарна тебе, Томо, – ответила Ирина и тут же сунула блокнот ему в руки. – Неужели по мне видно, насколько я озабочена ремонтом "Миши"?

– Я знаю, что сейчас тебе как никогда нужна исправная лодка. Лично я места бы себе не находил, если бы не смог бывать на акваферме. Для меня это была бы катастрофа.

– Еще раз спасибо, Томо, – поблагодарила Ирина, ступая на стальной мостик. – Как у нас говорят, с меня причитается.

Не прошло и пяти минут, как она с аквалангом на спине вошла в воду. Быстро работая ластами, Петрова направилась к ангару. На полпути к цели, проплывая над причудливой массивной коралловой глыбой, она заметила трио непрошенных гостей, плывущих прямо к ней. Одного взгляда на их белые треугольные плавники было достаточно, чтобы узнать больших белых акул. По их поведению Ирина быстро сообразила, что хищницы уже нацелились на нее как на потенциальный объект для нападения.

Имея при себе только универсальный водолазный нож в пластиковых ножнах, Петрова поплыла вниз, к коралловой глыбе, и, прижавшись к ней спиной, с тревогой стала наблюдать за маневрами акул. Они начали кружить вокруг своей жертвы, постепенно сжимая кольцо, пока не приблизились на расстояние вытянутой руки. Ирина потянулась за ножом, хотя почувствовала себя при этом довольно глупо. Она сомневалась, что ей хватит силы пробить толстую шкуру акулы, и уповала на единственный шанс отпугнуть хищников – нанести точный удар в глаза или брюшину.

Комендант Ланклю не раз предупреждал, чтобы никто не выходил в море в одиночку. Но ей не терпелось поскорее узнать, как продвигается ремонт "Миши", и она не вняла мудрому совету. Теперь настало время заплатить за свое легкомыслие по самому большому счету.

А акулы, казалось, почуяли беспомощность своей жертвы. Самая большая из них ударила Ирину хвостом, затем описала вокруг нее широкий вираж, заходя в атаку. В распоряжении Ирины оставались считанные секунды, и у нее мелькнула мысль, что ей следовало бы попытаться последним отчаянным броском добраться до ангара. Но было уже поздно, шансы достичь спасительного укрытия упали до нуля. И она решила принять последний бой на месте.

Самая крупная из акул завершила вираж и бросилась в атаку. Ирина переложила нож из одной руки в другую и изготовилась к бою. Внезапно из глубины к акуле метнулся какой-то предмет, похожий на торпеду, и ударил ее в незащищенное белое брюхо. Оглушенная хищница неподвижно застыла в воде, а Ирина с изумлением узнала в своем спасителе Долли.

Дельфин быстро разделался с остальными двумя акулами, и те поспешно ретировались. Ирина, еще не веря в счастливое избавление, обняла Долли за спинной плавник и вместе с ней поплыла к ангару.

Они вместе всплыли под куполом и Петрова, сняв маску, отсоединив шланг, чмокнула Долли в гладкий нос. Та ответила радостным свистом и пощелкиванием. Карл-Ивар, сидя у люка среди разложенных вокруг запчастей, с улыбкой наблюдал за ними.

– Эй, что это за шум, Долли? – спросил норвежец.

– Ты не поверишь, что сейчас произошло! – проговорила Ирина, с трудом переводя дыхание. Долли только что спасла меня от белых акул!

Норвежец протянул Петровой руку и помог ей выбраться из воды, затем обратился к Долли:

– Выходит, ты, дружок, умеешь не только доставлять почту! Похоже, ты не зря поедаешь свою кефаль!

– Это точно, – сказала Ирина, принимая из рук Карла-Ивара пластмассовое ведро с живой кефалью. Выловив за хвост одну из них, покрупнее, она с благодарностью угостила Долли.

– Долли все утро крутилась возле меня, – заметил Карл-Ивар. – К счастью, я ей надоел, и она решила прогуляться. Тебе повезло, Ирина, иначе ты не смогла бы присутствовать при втором рождении "Миши".

Это замечание, сказанное как бы между прочим, вызвало радостную улыбку на губах молодой женщины.

– Неужели ты починил генератор?!

Карл-Ивар улыбнулся в ответ.

– Кажется, да. Хотя не могу утверждать, что все будет в полном порядке, пока не закончу сборку адаптера.

– Ты прелесть, Карл-Ивар! – шлепая ластами, Ирина подлетела к механику и чмокнула его в щеку. – Выходит, сегодня у нас двойной праздник – у "Миши" и у меня второй день рождения. Теперь-то мы сможем вернуться в Андросский разрез и узнать, куда ведет загадочная дорога!

Настроение у Ирины Петровой было бы еще более праздничным, если бы она знала, что ее отец находился всего в шестидесяти футах от нее, в кают-компании "Академика Петровского", и изучал батиметрическую карту того самого места, куда она мечтала вскоре вернуться.

Адмирал Валерьян нетерпеливо заглядывал в карту через плечо Андрея Сергеевича, который внимательно изучал подробности рельефа разреза в месте его слияния с черными глубинами Языка Океана.

– Место вы выбрали, в общем-то, подходящее, – вздохнув, сказал физик. – Но я все-таки не могу взять в толк, зачем надо было испытывать установку на объекте с людьми! Вы должны были подождать, пока ее исправят.

– У нас не было времени на такую роскошь, – ответил Валерьян.

– Вечно военные торопятся, а потом, изволь, расхлебывай кашу! – раздраженно заметил Андрей Сергеевич. – Ну и чего вы добились? Да ровным счетом ничего, несмотря на все ваши старания!

– Я бы этого не сказал, доктор, – бросил Валерьян, сверкнув единственным глазом.

Не совсем понимая, что имеет в виду адмирал, Андрей Сергеевич оторвался от карты и увидел, как Валерьян достал из папки фотографию, на которой была изображена подводная лодка в надводном положении.

– Это "Льюис энд Кларк", – пояснил Валерьян, – американская лодка типа "Бенджамин Франклин", построенная в 1964 году и недавно модернизированная. Способна нести шестнадцать ракет "Трайдент С-4". Как вам известно, "Трайдент" имеет очень высокую точность поражения цели. Если учесть, что эта ракета может нести до восьми стокилотонных разделяющихся боеголовок индивидуального наведения, каждая из которых способна поразить цель практически в любой точке на территории СССР, то вы видите перед собой носитель наиболее опасного и мощного оружия первого удара.

– Значит, это и есть та самая несчастная лодка, которая стала жертвой вашего эксперимента? – спросил физик.

– Несчастная?! – переспросил адмирал, будто не веря своим ушам. – Раскройте глаза, доктор! Этот корабль предназначен только для одной цели: нанести сокрушительный упреждающий удар по нашей стране!

– Не думаю, чтобы Америка была заинтересована в этом, – возразил Петров, возвращая фотографию. – Но это уже предмет совершенно иного спора. А сейчас меня беспокоит только эта подлодка, по которой вы нанесли вероломный удар. Кто-нибудь знает, что с ней случилось?

– Мы знаем наверняка только то, что она оказалась не во Владивостоке, как было запланировано. Недавно американцы объявили, что лодка, совершая обычное плавание, пропала вместе со всей командой у берегов Флориды. Но мы-то знаем, что это ложь. Командованию ВМС США прекрасно известно, где находилась лодка, когда связь с ней прервалась, и они до сих пор не выслали спасательное судно, чтобы прочесать район Андросского разреза.

– Интересно, где же она в конце концов оказалась? – спросил Андрей Сергеевич, которого помимо его воли увлекла эта проблема.

– Для меня важно только то, что у янки на боевом дежурстве стало на одну ударную лодку меньше, – сказал Валерьян и, достав из папки еще одну фотографию, протянул ее физику.

Андрей Сергеевич посмотрел на рисунок подлодки во время пуска торпеды из носового аппарата. Корпус лодки имел форму вытянутой капли с горизонтальными рулями, выступающими из корпуса, а не из рубки, как у большинства американских подводных лодок.

– Что-то не припомню, чтобы мне приходилось видеть такую лодку раньше, – признался Петров.

– Ничего удивительного, ее не видели даже в Пентагоне! – все более распаляясь, воскликнул Валерьян. – Перед вами концептуальный рисунок лодки SSN-21, более известной как "Сивулф". Это принципиально новый тип ударных подлодок, появившихся в американском флоте впервые за последние двадцать лет! По гидроакустической и электронной оснащенности "Сивулф" во много раз превосходит свою предшественницу, отличную лодку проекта 688. Она имеет великолепное вооружение, реактор новой конструкции и сверхточную компьютерную систему управления огнем. Эта лодка выйдет в море всего через пару недель. На сегодняшний день "Сивулф" является самым мощным подводным кораблем в истории флота. Наши конструкторы планировали в ближайшем будущем создать лодку, аналогичную американской, но развал Союза и плачевная экономическая ситуация не позволили осуществить такой дорогостоящий проект. Мы можем заполучить передовую технологию "Сивулфа" только путем заимствования. Эту важнейшую задачу Москва возлагает на вас, Андрей Сергеевич. Ради безопасности страны вы должны помочь нам наладить установку, рожденную вашим гением более пятидесяти лет тому назад. В противном случае американцы будут иметь полное превосходство на море на многие поколения вперед, чего мы не можем допустить, так как это чревато крайним обострением политической обстановки!

Страстная речь адмирала, казалось, никак не подействовала на ученого. Он положил фотографию на стол рядом с развернутой картой.

– Итак, вы хотите, чтобы я помог вам украсть "Сивулф". Позвольте спросить, почему вы считаете, что мне скорее удастся наладить установку, чем вашим специалистам?

– Позвольте, Андрей Сергеевич! Да ведь это сборище дилетантов и блатников! А вы – гениальный ученый, отец проекта.

– А если я откажусь помогать вам? – уклончиво произнес Петров.

Валерьян расправил плечи и ответил по-военному прямо:

– Тогда вы не только предадите свой народ, но и подвергнете опасности жизни тех людей, которые находятся сейчас на дне моря, на комплексе "Мир".

Такая постановка вопроса вызвала болезненную гримасу на морщинистом лице старого физика.

Кажется, вы пытаетесь шантажировать меня, товарищ адмирал? Если я вас правильно понял, вы угрожаете смертью моей дочери и ее друзьям?

– Ну, что вы, Андрей Сергеевич, – с притворным негодованием замахал руками Валерьян. – Я просто подумал о том, что может случиться с акванавтами, если мы попытаемся наладить установку сами, а она снова сработает не так. Кто знает, как это отразится на людях...

Физик сник прямо на глазах и, казалось, постарел еще больше.

– Вымогательство – это преступление, адмирал, а также показатель того, насколько низко пали вы и те, кто за вами стоит. Будь я помоложе, то приложил бы все силы, чтобы вывести вас на чистую воду. Но я стар и болен и хочу спокойно дожить отпущенный мне срок в кругу родных и близких. Гарантируйте мне безопасность Ирины, и я обещаю, что сделаю все от меня зависящее, чтобы установка работала нормально.

Не ожидавший от Петрова столь быстрой капитуляции, Валерьян почувствовал и облегчение, и радость.

– О своем решении вы не пожалеете. Когда наша миссия завершится, вас будут приветствовать не только как спасителя отечества, но и как величайшего ученого современности. Место в истории вам обеспечено!

10

Прежде чем покинуть Норфолк, Томас Мур решил воспользоваться советом адмирала Проктора и поехал домой, чтобы хорошенько выспаться. Он проспал как убитый целых восемь часов, потом перестирал кучу белья, собрал дорожную сумку и поспешил к ближайшей станции метро. Через десять минут он был уже в аэропорту "Ла Гуардиа", хотя до вылета еще оставалась куча времени.

Небольшой двухмоторный "боинг" был заполнен пассажирами, в основном, бизнесменами и военными. Мур занял пустующее место в хвосте и с нетерпением стал ждать взлета, чтобы взяться за большой конверт, который накануне ему вручил Проктор.

На конверте стоял гриф "Совершенно секретно" и штамп Главного управления кадров ВМС. Мур несколько удивился, когда, сорвав печать, достал из конверта семь хрупких, пожелтевших от длительного хранения страниц доклада, датированного 1 сентября 1943 года. Документ был напечатан в военно-морском госпитале Норфолка и подписан заместителем его начальника доктором Чарльзом Кромером.

Отказавшись от напитка, предложенного стюардессой, Мур удобно откинулся в кресле и внимательно прочитал документ, который содержал, главным образом, протокол беседы с пациентом психиатрического отделения госпиталя, старшиной 1 класса Льюисом Марвином, мотористом с эсминца "Элдридж". Марвин поступил на лечение с симптомами параноидального бреда, жалобами на бессонницу и приступами аномального поведения, широко варьировавшимся от депрессии до неконтролируемой ярости.

Во время беседы он постоянно упоминал об экспериментальном устройстве, установленном на "Элдридже". Во время работы устройство издавало громкий гул, а вокруг ватерлинии корабля образовывалась странная зеленоватая дымка.

Марвин утверждал, что устройство создавало ряд вредных побочных эффектов. Когда оно работало, команда испытывала нервозность, люди теряли аппетит.

Ситуация еще более ухудшилась, когда ученые, проводившие эксперимент, велели Марвину и его матросам подготовить устройство к включению на максимальную мощность. На пирсе с трех сторон эсминца установили мощные электромагнитные генераторы. Марвину было приказано спуститься вниз и с этого момента в его рассказе начала путаться последовательность дальнейших событий, а кое-какие детали вообще начисто вылетели из памяти старшины.

Он помнил, что после вахты вернулся из машинного отделения с намерением принять душ и сразу лечь спать. Но едва он успел стать под горячие струи воды, как началось настоящее светопреставление. Корабль так сильно затрясло, что старшина даже не устоял на ногах. Предположив, что "Элдридж" вот-вот взорвется, Марвин выскочил из душевой и увидел одного из своих товарищей, который в ужасе дико вопил, объятый каким-то зеленым облаком в форме воронки. Когда это облако через несколько секунд рассеялось, моряк непостижимым образом куда-то исчез, и Марвин бросился наверх узнать, в чем дело.

Выскочив на бак, он с удивлением обнаружил, что корабль пришвартован к совершенно другому причалу. На пирсе стояли ученые в белых халатах и взволнованно указывали на него. Но самое невероятное он узнал, когда по их требованию сошел на берег. Оказалось, что пока Марвин принимал душ, "Элдридж" каким-то образом перенесся со своей стоянки в Филадельфии в Норфолк, штат Виргиния.

Далее в документе приводился подробный перечень физических и психических недомоганий и расстройств старшины Марвина, сводившихся, главным образом, к бредовому психозу как результату нервных перегрузок; давались рекомендации по лечению этой опасной формы шизофрении сильнодействующими медикаментозными средствами, и, наконец, ставился вопрос об увольнении пациента с флота и его немедленной госпитализации в психиатрическом отделении военного госпиталя. И хотя в данном рапорте не указывалось, был ли проведен рекомендованный курс лечения, Томас Мур не сомневался в этом. Интуиция также подсказывала ему, что власти предприняли все меры, чтобы замять это странное дело. Однако документ свидетельствовал, что "Филадельфийский эксперимент" действительно имел место и усилия Альберта Эйнштейна увенчались успехом. Однако в душе Мур никак не мог избавиться от скептицизма. По его глубокому убеждению, установка, способная сделать материю невидимой и телепортировать ее за сотни миль, была все же объектом научной фантастики. Он уже собрался окончательно поставить крест на докладе, как не имеющем смысла, когда его внимание вдруг привлек один любопытный факт.

Очевидно, установка заработала на полную мощность, когда старшина Марвин находился в душевой. В своих показаниях он утверждал, что почувствовал страшную вибрацию и перед исчезновением своих товарищей слышал их дикие вопли. Матрос Гомер Морган под гипнозом описал аналогичную ситуацию на борту "Льюис энд Кларк", с той лишь разницей, что подводник находился не под душем, а в морской воде, затопившей отсек мусоросброса. Возможно, вода каким-то образом защитила обоих моряков от печальной участи их товарищей? Муру такая возможность показалась весьма вероятной, и он про себя отметил, что об этом надо сообщить адмиралу Проктору.

Томас почувствовал, как ему начало закладывать уши, и понял, что самолет пошел на снижение. Выглянув в иллюминатор, он увидел внизу город. Самолет заходил на посадку с востока. Четко просматривалась блестящая лента реки Джеймс, современные здания из стекла и стали делового района Уотерсайд, подъемные краны военно-морской базы. У причалов замерли серые корпуса военных кораблей, среди которых выделялись громадные туши двух авианосцев. Где-то здесь находилась лодка, на которой ему предстояло выйти в море. Мур с нетерпением застегнул ремни, как потребовала того стюардесса, и приготовился к посадке.

Почти весь полет их сопровождала серая облачность, однако когда лайнер коснулся бетонной полосы, выглянуло солнце и залило ярким светом здание аэровокзала и густую зеленую рощу неподалеку. Это был норфолкский ботанический сад. Когда Мур улетал отсюда в прошлый раз, его рейс отложили по техническим причинам и, чтобы скоротать время, он обследовал этот чудесный парк, несколько сотен акров которого пестрели прудами, радовали взгляд удивительными по красоте деревьями, цветами и другими растениями.

Аэропорт, конечно же, был не столь многолюден, как в Вашингтоне, и пассажиры сразу же потянулись к выходу. Так как они прибыли на небольшом самолете рейсом местного значения, их высадили прямо на бетонную площадку. Денек стоял теплый, и возле здания аэровокзала Мур заметил старшину в форме хаки, который нетерпеливо поглядывал в его сторону. Томас выудил свою сумку из груды чемоданов и направился к моряку.

– Старшина Хантер? – спросил он.

– А вы, должно быть, коммандер Мур, – с облегчением отозвался старшина из отдела по связям с общественностью штаба базы. – Добро пожаловать в Норфолк, сэр!

– Спасибо, старшина, – ответил Мур и последовал за моряком через все здание аэровокзала. На стоянке их ждал белый седан с номерами ВМС.

Через четверть часа они подъехали к центральному контрольно-пропускному посту Норфолкской военно-морской базы. Довольный тем, что во время короткой поездки ему не докучали излишними разговорами, Мур ответил на лихое приветствие часового и предъявил ему свой пропуск. Морской пехотинец кивнул, бдительным взглядом ощупал всех, сидевших в машине, и пропустил их на территорию базы.

– База приведена в состояние готовности N 2, – сообщил водитель, сворачивая к причалам. – Ходят слухи о возможном развертывании авианосной оперативной группы в Средиземноморье в связи с угрозой вспышки терроризма в том регионе.

Такие слухи постоянно ходят на всех военных базах, и Мур только хмыкнул в ответ. Его внимание привлекло крупное вспомогательное судно, к которому они направлялись. Он узнал его, как только они въехали на автостоянку у пирса. Одного взгляда на черные сигарообразные корпуса субмарин, отшвартованных попарно вокруг этого судна, ему хватило, чтобы опознать в нем плавбазу подводных лодок "Ханли".

– Спасибо за доставку, старшина, – поблагодарил Мур и потянулся к заднему сиденью за сумкой.

– Удачи вам, сэр, – ответил старшина.

Мур вышел из машины, но прежде чем попасть на пирс к лодкам, ему предстояло пройти еще одну проверку на контрольном пункте за стальным барьером. На этот раз, чтобы получить доступ в наиболее тщательно охраняемую зону на территории базы, ему пришлось предъявить не только пропуск, полученный вместе с командировочным предписанием в Вашингтоне, но и удостоверение личности.

На пирсе суетились люди, занятые погрузкой на корабли различных припасов. Мур нашел нужную лодку в самом конце пирса. У него защемило сердце, когда его нога ступила на палубу лодки типа "Стерджен", через которую он должен был пройти, чтобы попасть на ее соседку с названием "Хайман Дж. Риковер".

В конце трапа стоял часовой с винтовкой М-15. Мур обратился к стоявшему рядом с ним усатому моряку:

– Я – коммандер Томас Мур.

– Добро пожаловать на лодку "Риковер", сэр. Я – боцман лодки, главстарпшна Элвуд. Разрешите проверить ваше предписание и сопроводить вас на судно.

Мур предъявил предписание. Боцман внимательно изучил его и сверил со списком.

– Вам знаком проект 688, сэр? – спросил боцман.

– Боюсь, что нет. Я впервые на таком корабле, – ответил Мур.

– Ничего, – сказал боцман. – Старшина Лейси проводит вас и покажет, где вам можно устроиться.

Навстречу Муру шагнул долговязый темноволосый моряк, подхватил его сумку и повел вокруг рубки к носовой сходной шахте.

– Следуйте за мной, сэр, – обернувшись, сказал он.

– Какая у тебя должность на "Риковере", сынок? – спросил Мур, бросив прощальный взгляд на небо над головой.

– Старший техник-гидроакустик, сэр. Приходите в болевой отсек, когда моя команда будет нести вахту.

– Болевой отсек? – удивился Мур.

Лейси улыбнулся.

– Это мы так называем гидроакустическую рубку. Приходите, и сами увидите почему.

– Обязательно загляну к вам, – сказал Мур, следуя за своим проводником по трапу в темное чрево субмарины.

В нос ударил острый запах аммиака. Аммиачные соединения использовались на лодках в скрубберах для очистки воздуха. Мур хорошо запомнил этот запах еще со времен своей службы в Холи-Лохе.

Трап привел их в узкий коридор. Мур увидел нескольких человек, собравшихся впереди в центральном посту. Вслед за своим проводником он свернул в противоположную сторону, спустился еще ниже и двинулся по длинному коридору к корме. Они прошли мимо небольшого копировального устройства, машины для уничтожения документов и доски информации с распорядком дня. Старшина Лейси свернул налево, к кают-компании. Дверь в отсек была открыта, внутри за большим прямоугольным столом сидел человек.

– Док, где разместить коммандера Мура? – спросил старшина.

Корабельный фельдшер оторвался от документа, который он читал.

– Вторая койка в девятиместном кубрике, – сказал он, взглянув на прибывшего гостя, и добавил: – Старшина медслужбы Джонсон. Можете называть меня док, на лодке все меня так зовут. Пожалуйста, присаживайтесь, сэр, я выдам вам ТЛД и пластырь от морской болезни.

ТЛД оказался маленьким серым пластмассовым дозиметром, который Муру посоветовали прицепить к ремню. После плавания по этому прибору определят, получил ли он дозу радиоактивного облучения.

Мур знал, что возможность подвергнуться облучению на "Риковере" была весьма маловероятной. Основополагающим фактором при разработке атомных подлодок в США была безопасность личного состава. Лицо человека, утвердившего этот важнейший принцип, смотрело на Томаса со стены кают-компании.

Адмирал Хайман Дж. Риковер, чье имя носила лодка, был отцом американского атомного флота. Он посвятил родине шестьдесят три года беззаветной службы. Благодаря его титаническим усилиям, 17 января 1955 года был спущен на воду "Наутилус". В последующие три десятилетия он внедрял на флоте опыт эксплуатации первой в мире атомной подводной лодки, благодаря чему родилось качественно новое поколение подводных боевых кораблей. Его умелое техническое руководство, научное предвидение, неослабевающее упорство и настойчивость позволили Соединенным Штатам достичь подавляющего преимущества в области применения ядерной энергии на флоте. Мур не имел чести лично знать Риковера, чье наследие воплотилось в реальность в виде самого передового в мире в техническом отношении боевого подводного корабля.

После того, как Мур пристегнул к ремню индивидуальный дозиметр и наклеил за правым ухом круглый целебный пластырь, его быстро ознакомили с кораблем. Сразу за кают-компанией находились помещения для офицеров. Ему показали гальюн, продемонстрировав, как следует сливать воду из бачка, научили пользоваться ограничителем расхода воды в душевой. Его кубрик находился в соседнем отсеке, по пути к столовой. В тесном, тускло освещенном спальном отсеке было три трехъярусных коечных стояка. Ему отвели место во втором ярусе, сразу за задвижной дверью. Крошечную подушку освещала флюоресцентная лампочка. Сомневаюсь, что, лежа в таком тесном пространстве, ему удастся повернуться с одного бока на другой, он забросил свои пожитки в маленький металлический рундук в ногах. Затем, подняв матрас, обнаружил еще небольшой закуток для размещения одежды.

В кубрик вошел светловолосый офицер крепкого телосложения в синем комбинезоне и представился:

– Коммандер Мур, я – корабельный интендант лейтенант Хопкинс. Зовите меня просто Хоп, сэр.

– Очень приятно познакомиться, – ответил Мур, сразу почувствовавший расположение к этому приветливому человеку с доброй, искренней улыбкой.

– Как я понимаю, вы впервые на такой лодке, сэр. Поэтому я позволил себе подготовить для вас информационный пакет новичка. В нем вы найдете краткую историю "Риковера", схематический план лодки, распорядок дня и список офицеров и старшин.

– Огромное спасибо за заботу, – ответил Мур, принимая серую папку с оттиском изображения "Риковера".

– С вами хочет познакомиться наш командир, сэр. Он приглашает вас подняться на рубку, как только мы отчалим.

– А когда мы отходим? – спросил Мур.

Хоп взглянул на часы и ответил:

– С минуты на минуту. Давайте пройдем в центральный пост, я познакомлю вас с офицерами.

Мур последовал за лейтенантом. В центральном посту все были заняты своими делами. Размером с небольшой гараж, этот отсек был буквально напичкан аппаратурой и людьми. Мур окинул штаб корабля внимательным взглядом.

В центре отсека находилась двойная труба перископа, уходившая вверх от небольшого помоста, на котором обычно работал дежурный офицер. С этого возвышения он мог постоянно держать в поле зрения штурвал слева от себя. Здесь же сидели рулевые-горизонтальщики, командир поста погружения и всплытия и вахтенный офицер.

В правой части отсека располагался пульт управления огнем. Узкая дверь вела к гидроакустической станции. Сзади находилась штурманская рубка.

Хоп, как и обещал, представил Мура присутствовавшим здесь офицерам "Риковера". Следователь познакомился со штурманом лейтенантом Роджером Тейлором, щуплым парнем в очках, походившим скорее на ученого, чем на воина-подводника. Дежурным по кораблю в этот день оказался рыжеволосый, коротко подстриженный лейтенант Дуглас Кларк. Начальник вооружения лейтенант Джон Карр оказался мужественным красавцем-блондином, выросшим, по его словам, на доске для серфинга в калифорнийском городке Лагуна-Бич.

Все в центральном посту оживились, когда пришел боцман и, усевшись между рулевыми, театральным жестом достал из кармана толстую сигару и закурил.

– Боцман всегда перед отходом закуривает сигару, – пояснил Хоп. – Это гарантирует нам удачу.

– Хорошая традиция, – заметил Мур и взялся за поручень, почувствовав, что палуба под ним качнулась.

– Отчаливаем, – сказал Хоп, – Вам надо подняться к командиру, я принесу Вам куртку. Боюсь, что наверху весьма прохладно.

Спустя пять минут Мур поднимался по внутреннему трапу на рубку. На крутом трапе он разминулся с матросом, на шее которого висел радиотелефон. Его поставили здесь, на выходе из рубки, на всякий непредвиденный случай. Неуклюже просунувшись в люк в верхней части надстройки, Мур почувствовал холодный порыв ветра. На мостике стояли два человека в ярко-оранжевых непромокаемых костюмах для погружения и внимательно следили за маневрами лодки. Не успел Мур оглядеться, как сверху раздался утробный бас:

– Коммандер Мур, проходите к нам!

Поддерживаемый сильной рукой, Мур, наконец, выбрался на самый верх рубки. Держась за трубчатый поручень, установленный вокруг мостика, он подошел к морякам, находившимся на площадке. Другой наблюдал в бинокль за морем.

– Ничего вид, а? – низким голосом сказал один из них, опуская бинокль.

Мур поднял глаза. Перед лодкой расстилался чистый фарватер. "Риковер" двигался своим ходом, рассекая волны тупым закругленным носом. Справа проплывали причалы военно-морской базы. Мур разглядел несколько боевых кораблей, среди них крейсер типа "Иджис" и один из новых эсминцев-ракетоносцев типа "Арли Бурк". Они прошли мимо трех сухогрузов и двух авианосцев, которых Мур заметил еще с самолета.

– Я – командир лодки Джон Уолден, – представился бас и пригласил Мура подойти поближе. – Добро пожаловать на мой корабль!

– Спасибо, командир, – только и смог вымолвить Мур, разглядывая внушительную громаду авианосца "Америка", на палубе которого выстроилась вся его многочисленная команда.

– Таким зрелищем можно любоваться всю жизнь, – заметил командир "Риковера".

Томас Мур согласно кивнул и вновь перевел взгляд на фарватер. В лицо дул холодный ветер, и он с благодарностью подумал об интенданте, заботливо снабдившим его курткой и перчатками.

– Надеюсь, вы хорошо устроились на новом месте, – сказал Уолден. – Знаю, что у нас тесновато, но хоть в тесноте, да не в обиде. У меня есть пара младших офицеров вообще без определенного места.

– Я отлично устроился, командир, – ответил Мур.

Встречным курсом в сторону порта прошел огромный контейнеровоз, и "Риковер" произвел осторожный маневр, взяв ближе к середине фарватера. По телефону постоянно докладывали глубину. Вдали показались очертания тоннеля и моста Хэмптон Роудс. Дождавшись, когда несколько небольших рыболовецких траулеров ушли с их курса, командир приказал увеличить ход, и трехсотшестидесятифутовая лодка резко набрала скорость. За кормой потянулся белый бурун от винта, и лодка стала зарываться носом в волну.

– Как я понимаю, вы из следственной службы, – негромко заметил Уолден, – и это ваш первый выход на лодке.

– Так точно, командир. И сказать по правде, сам не знаю, зачем я здесь.

– Что ж, будем работать вместе, коммандер. Я тоже получил весьма туманные указания. Сейчас мы идем в Канаверал принять ГСА "Авалон". Затем возьмем курс на Язык Океана. Интуиция подсказывает мне, что наш поход как-то связан с исчезновением "Льюис энд Кларк".

Томас Мур имел полное право поделиться информацией о целях похода с командиром "Риковера", но он решил дождаться более благоприятного момента. Стоя на мостике, он молча созерцал окружавший его морской пейзаж. Море всегда действовало на него успокаивающе. Погруженный в свои мысли, Мур и опомниться не успел, как они уже прошли тоннель Хэмптон Роудс и сворачивали на восток, чтобы выйти в океан через горловину Чесапикского залива.

Мимо пронеслась пара десантных судов на воздушной подушке, направляясь к морской десантной базе Литл-Крик, расположенной неподалеку. В небе над самой водой висел вертолет "Си Стэллион", за которым тянулся противоминный трал. Других помех на фарватере не было, и "Риковер" продолжал идти быстрым ходом. Когда они миновали Чесапикский залив, солнце уже скрылось за облаками.

Обогнув мыс Генри, корабль вышел в открытый океан. Стало еще прохладнее. Мур уже решил было спуститься вниз, когда вдруг сигнальщик показал в сторону приближавшейся к ним субмарины. Поначалу ее узкий силуэт еле просматривался на горизонте. Мур навел на корабль командирский бинокль. Из-за выпуклости на корме он сначала принял его за спасательное плавсредство. Однако сигнальщик определил, что это была американская лодка "Джон Маршалл" типа "Итен Аллен", созданная первоначально для оснащения баллистическими ракетами. Позднее ее переоборудовали для нужд спецназа, и теперь это был десантный подводный корабль, предназначенный для тайных операций, связанных с переброской специальных диверсионных групп в отдаленные регионы планеты.

– Приготовиться к встрече и отданию почестей, – приказал Уолден.

При приближении "Джона Маршалла" сигнальщик "Риковера" поднес ко рту боцманскую дудку. Все повернулись к проходящему кораблю и застыли по стойке смирно. Моряки на рубке "Маршалла" ответили тем же. На мачтах обоих кораблей развевался американский флаг. Зазвучали трели дудок, и моряки отсалютовали друг другу.

Этот давний военно-морской ритуал воодушевляюще подействовал на Томаса Мура, он расправил плечи и вдохнул полной грудью, испытывая гордость за то, что принадлежит к флоту. В этот торжественный момент все было предельно ясно. Одна лодка сменяла другую на нескончаемом боевом дежурстве во имя Бога и отечества.

И только когда "Джон Маршалл" скрылся за горизонтом, Мур извинился и спустился вниз. В центральном посту шла подготовка к погружению, и, воспользовавшись этим моментом, Томас спустился в кубрик, не без проблем забрался на койку и прилег на тонкий матрас.

Как он и предполагал, места едва хватало, чтобы повернуться на спину. Он дернул занавеску, выключил свет и оказался в темном уютном коконе, позволявшем сосредоточиться на своих мыслях.

Итак, его отправили в поход в неизвестность. Ему предстояло раскрыть одну из наиболее удивительных морских тайн всех времен. Что ждет их в глубинах Языка Океана? Смогут ли они объяснить, каким образом "Льюис энд Кларк" почти мгновенно оказалась за тридевять земель в другом полушарии? Произведена ли эта чудесная телепортация с помощью устройства, созданного человеком? Или это результат воздействия запредельных космических сил? Не находя ответов на все эти вопросы, Томас Мур незаметно провалился в глубокий сон.

Его разбудило мягкое прикосновение чьей-то руки. Он отдернул шторку и встретился глазами с интендантом.

– Простите за беспокойство, сэр, – тихо сказал Хоп. – Но мы сейчас на отметке в двадцать футов, и я подумал, что вы бы не захотели проспать свое первое погружение.

– Спасибо, Хоп, – сказал Мур, зевнул и посмотрел на часы. – Вы хотите сказать, что я проспал семь часов? – удивленно добавил следователь.

– Так точно, сэр, – ответил Хоп. – Тому виной пластырь, что вам дал доктор. Держу пари, что у вас во рту сухо, будто его набили ватой.

– Между прочим, так оно и есть, Хоп, – признался Мур.

Интендант понимающе улыбнулся.

– Пойдемте в кают-компанию, вам надо слегка подкрепиться. Вы проспали ужин, но в 23.00 будут кормить ночную вахту. Да, кстати, сэр. Я взял на себя смелость подобрать вам рабочее платье. В походе все его носят. Надеюсь, оно подойдет вам по размеру.

Хоп протянул Муру свернутый комплект синей робы. На правом плече комбинезона виднелась нашивка с названием корабля "Хайман Дж. Риковер", над левым карманом блестел шитый золотом дельфин – эмблема подводников.

– Дельфина приказал пришить командир, – добавил Хоп.

Мур искренне обрадовался подарку и, не теряя времени, тут же облачился в новенький комбинезон.

– Размер мой, Хоп.

– Теперь вы больше стали похожи на подводника. Не хватает только одного, – Хоп протянул ему синюю фуражку с козырьком, поверх которого шла надпись "Риковер". – Носите на здоровье, сэр!

Переодевшись в новое обмундирование, Мур последовал за Хопом в кают-компанию. Там они налили по кружке кофе и через камбуз прошли в центральный пост.

Здесь было включено ночное освещение, и Муру потребовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли к тусклому красному свету. Он остановился у штурманского поста, где темнокожий усатый старшина склонился над батиметрической картой, нанося их нынешнее местоположение в океане. Затем Мур вслед за Хопом прошел в правую часть отсека к пульту управления огнем. С этого места был виден весь центральный пост.

В отсеке ощущалось заметное напряжение: команда готовилась к погружению. С возвышения у перископа действиями команды руководил командир лодки. Уолден слегка кивнул Муру и вновь вернулся к управлению кораблем. На вид командиру "Риковера" было лет под сорок. Это был стройный, обаятельный мужчина, черноволосый, с блестящими темными глазами. Засунув руки в карманы комбинезона, он нетерпеливо прохаживался по отсеку, внимательно прислушиваясь к докладам офицеров и старшин.

Все действия разворачивались вокруг поста погружения и всплытия, где вахтенный офицер отдавал последние указания по подготовке лодки к погружению. Справа от него сидели рулевые, боцман действовал за командира поста погружения. Верный себе, он сжимал в зубах толстую сигару и уверенно следил за многочисленными приборами и Датчиками с красной подсветкой.

Только когда объявили результат контрольного промера глубины, раздался властный голос командира:

– Лодку к погружению! Погружение на шестьдесят пять футов! Средний ход!

– Есть, сэр, погружение на глубину шестьдесят пять футов, средний ход, – повторил рулевой и подал штурвал вперед.

Погружение началось, и появился легкий крен на нос. Потянувшись к поручню, Мур наблюдал за двумя офицерами на перископах. Следя за обстановкой на поверхности во избежание столкновения, они непрерывно осматривали горизонт.

– Пятьдесят... Пятьдесят пять футов, – докладывал боцман, пыхтя сигарой.

Через несколько секунд они достигли заданной глубины, и по внутрикорабельной связи с явным облегчением раздался возбужденный голос гидроакустика:

– Командир, говорит акустик, мы засекли надводную цель, пеленг два, три, пять. Классифицирую как "Сьерра-11", торговое судно.

Оба офицера моментально повернули перископы в указанном направлении, чтобы обнаружить судно визуально. Но это не дало желаемого результата, и командир "Риковера" рявкнул:

– Опустить перископы! Погружение, глубина сто пятьдесят футов!

– Один, пять, ноль. Есть, сэр, – повторил рулевой.

Лодка опять приняла дифферент на нос, и Муру вновь пришлось схватиться за поручень. Лодка достигла заданной глубины, и качка совсем перестала ощущаться.

Чтобы убедиться, что все на лодке как следует закреплено, командир предпринял маневр, называемый раскачка и подпрыгивание. По совету Хопа Мур широко расставил ноги и взялся за стальной поручень, прикрепленный к потолку вокруг перископов. Эта мера оказалась весьма своевременной, так как вскоре лодка вновь резко пошла вниз с крутым дифферентом на нос. В соседнем отсеке раздался треск, Мура швырнуло вперед.

Едва лодка достигла указанной глубины, командир приказал всплыть до ста пятидесяти футов. Теперь тело Мура бросило назад, и опять послышался треск за пределами центрального отсека.

Во время всплытия под острым углом в отсек умудрился войти рослый, коротко подстриженный, темноволосый офицер – старпом лейтенант-коммандер Рич Лейкоб. Он доложил:

– Командир, в вашей каюте открылся шкафчик. Все книги на палубе.

– Старшина же должен был его починить, – раздосадованно сказал Уолден.

Старпом вынул блокнот из нагрудного кармана и сделал в нем пометку, а Уолден вновь повернулся к штурвалу. На этот раз он озадачил машинное отделение целым каскадом команд от малого и среднего до полного и самого полного хода.

После команды "стоп машина" скорость лодки резко упала, и Уолден вновь приказал развить самый полный. Теперь "Риковер" на максимальной скорости подвергся испытанию на маневренность серией крутых виражей. Лодка буквально волчком вертелась в морских глубинах, выписывая замысловатые фигуры, как юркий истребитель в небе. Это последнее испытание произвело на Мура особенно сильное впечатление, и теперь он смотрел на "Риковер" совершенно другими глазами.

– Ну, что вы на это скажете, коммандер Мур? – осведомился Хоп, остававшийся рядом с ним в течение всей этой бешеной пляски.

– Одно слово – потрясающе, – только и сказал Мур в ответ.

– Это точно, сэр, – с гордостью произнес Хоп. – Никто не сможет достать "Риковера", держащего кость в зубах.

– Надеюсь, вы правы, – сдержанно согласился Мур, думая о том, какие еще суровые испытания предстоит пройти этой лодке в ближайшем будущем.

На американской лодке "Хайман Дж. Риковер" не знали, что на большой глубине затаилась другая субмарина. "Пантера" была ведущим кораблем нового типа русских атомных ударных лодок. Ее трехсотшестидесятифутовый двойной корпус вмещал современный ядерный реактор с жидкометаллическим охлаждением и был начинен самыми современными электронными средствами и вооружением. Все это предназначалось для единственной цели – поиска и преследования подводного противника.

Всю неделю "Пантера" вела слежение за американской лодкой "Джон Маршалл", возвращавшейся из Средиземного моря. Следить за лодкой спецназа не представляло особого труда из-за шумов, производимых ангаром для боевых пловцов, установленным снаружи, на корпусе лодки. Русские довели эту лодку почти до самой Норфолкской базы в Чесапикском заливе. Вынужденная прекратить преследование на малых глубинах, "Пантера" ожидала новых указаний, когда акустик сообщил о приближении подводного объекта с запада.

Командир лодки Александр Литвинов доедал поданный на ужин бефстроганов с маринованной свеклой, когда ему доложили о появлении новой цели. Литвинов, один из самых молодых командиров в российском флоте, отреагировал на эту новость довольной улыбкой, отодвинул тарелку и пошел в боевую рубку к акустикам.

Слева от молодого командира сидел его замполит Борис Добрынин. Он явно не разделял служебного рвения Литвинова, особенно во время обеда. Однако, верный долгу, он торопливо проглотил прекрасно приготовленную лапшу и поспешил за командиром.

Центральный пост находился посредине лодки, прямо под продолговатой рубкой. В отсеке стояла напряженная тишина. Напряжение стало еще более ощутимым с прибытием двух старших офицеров, сразу же направившихся к гидроакустической станции.

– Что у тебя, Миша? – спросил Литвинов бородатого моряка, сидевшего перед экраном сонара.

Старший акустик Михаил Петраков приподнял один наушник и взволнованно ответил:

– Кажется, мы нащупали американскую ударную лодку, командир.

– Не может быть, – удивился Литвинов.

Акустик указал на ярко светящуюся отметку на экране монитора.

– Сначала я думал, что это биологический объект. Но по мере приближения он все больше и больше смахивает на лодку.

Командир взял второй комплект наушников и прислушался к звукам, воспринимаемым пассивными сенсорными датчиками. Сначала его слух уловил только непрерывную трескотню креветок. Закрыв глаза и сосредоточившись, он смог разобрать отдаленную пульсацию, которая на экране высвечивалась белой зубчатой кривой.

– Я слышу, Миша! – воскликнул Литвинов, широко раскрыв глаза. – По-моему, это лодка.

– Ну, и что здесь удивительного? – угрюмо спросил замполит. – Послушать вас, так вы удивляетесь, что наша гидроакустическая станция способна выполнять свои функции.

– Обнаружить лодку в подводном положении всегда нелегко, – ответил командир. – Особенно такую, как "Трайдент" или 688 проекта.

– Командир, – перебил его старший акустик. – Я думаю, можно посчитать обороты винта. Тогда, если нам удастся выдержать дистанцию, я смогу точно определить, что это за лодка.

– Как вам хорошо известно, Борис Николаевич, определение характеристик кораблей американского подводного флота наша постоянная задача номер один, – сказал Литвинов, обращаясь к замполиту, – поэтому мы сделаем все, чтобы усидеть на хвосте у неизвестной лодки, как можно дольше.

Замполит достал из кармана мятый носовой платок и, вытерев пот со лба, мрачным тоном произнес:

– И все же я считаю, что вы несколько переоцениваете возможности американских лодок. Еще десять лет назад я, возможно, и согласился бы, что янки делают лодки лучше наших. Но сейчас мы опережаем их, и доказательством тому – наша "Пантера". Что же касается выхода на американскую лодку, то это результат не случайного стечения обстоятельств, а высокой эффективности нового поколения гидроакустических датчиков.

Хотя у Александра Литвинова и было что возразить замполиту, он все же благоразумно придержал язык. У него не было настроения спорить с упрямым политработником. Кроме того, сейчас у него были дела поважнее. Американская лодка ждать не будет, пора запускать двигатели и начинать преследование...

11

Доктор Андрей Петров чувствовал себя скверно. Навалилась страшная усталость. С момента прибытия на "Академика Петровского" его изматывала морская болезнь. Рвота не прекращалась, несмотря на все усилия судового врача. Кроме того, он с трудом переносил ужасную тропическую жару. Из-за постоянно высокой влажности было трудно дышать, Андрей Сергеевич буквально исходил потом и с отвращением ощущал на себе мокрую одежду. Его вконец измучила бессонница, есть совершенно не хотелось, зато он никак не мог утолить жажду, которая, казалось, ни на секунду не переставала терзать ученого.

Что еще хуже, его буквально издергал адмирал Валерьян. Одноглазому черту ничего не стоило разбудить его среди ночи, чтобы затеять совершенно глупый разговор. Но так как физик по-прежнему опасался за жизнь дочери, он воздерживался от резких высказываний в адрес адмирала. Напротив, ученый старался всячески угодить ему, только бы тот выполнил свои обязательства по их негласной сделке.

Весь свой первый день на судне Андрей Сергеевич изучал техническую документацию телепортационной установки. И хотя теоретическая часть была разработана основательно, он сомневался в надежности источника питания, поэтому адмирал Валерьян разрешил ему работать в энергетическом отсеке, где находился небольшой ядерный реактор водяного охлаждения.

К своему немалому удивлению, Петров обнаружил, что энергии, производимой ими, было достаточно для питания электромагнитных генераторов, установленных на дне разреза. Убедившись, что причина неисправности крылась не в реакторе, он вернулся в пост управления и начал проверку программного обеспечения операционной системы. Это был длительный процесс, и Андрей Сергеевич каждый день засиживался допоздна перед компьютером.

Он только что закончил трудоемкий двенадцатичасовой анализ магнитного потока установки. Довольный результатами, Андрей Сергеевич наполнил термос холодной водой и вышел на ют отдохнуть и подышать свежим воздухом.

Было уже далеко за полночь, но температура не опускалась ниже тридцати градусов. Дул теплый и влажный ветер с востока. Андрей Сергеевич распрямил больную спину и взглянул на звездное небо, отыскивая пояс Ориона, когда из темноты раздался низкий и хрипловатый голос:

– Для того, кто вырос на свежих, прохладных таежных ветрах, несущих запах хвои, эти места – просто забытая Богом дыра.

Из тени шагнул адмирал Игорь Валерьян и протянул Петрову свою неизменную фляжку.

– Вот, попробуйте, – добавил он. – Это утолит жажду и напомнит о доме...

Андрей Сергеевич взял фляжку и понюхал ее содержимое. В нос ударил знакомый пряный запах настоенной на гвоздике водки. Зная, что это любимый напиток его Анны, он поднес фляжку к губам и сделал небольшой глоток. Крепкая водка обожгла горло и наполнила желудок бодрящим теплом, моментально подавив уже ставшее привычным чувство тошноты.

– Это то, что связывает нас с Родиной, – философски произнес Валерьян, принимая фляжку из рук Петрова, – и свидетельствует, что все в мире относительно, в том числе и расстояние.

От адмирала попахивало гвоздикой, но его никак нельзя было назвать нетрезвым. Он подошел вплотную к Петрову и приложился к фляжке. Физик отказался от предложения выпить еще, чем вызвал взрыв деланного негодования Валерьяна.

– В чем дело, доктор? – с усмешкой спросил он. – Когда соотечественник предлагает вам выпить, он делится с вами самым дорогим!

– Благодарю вас за предложение, – смущенно ответил Андрей Сергеевич. – Но я не очень хорошо себя чувствую.

– В таком случае водка – как раз то, что порекомендовал бы любой врач, – возразил старый моряк уже более мягким тоном, вспомнив, видимо, о недомогании своего гостя.

– Как мне докладывает начмед, вы страдаете бессонницей и полным отсутствием аппетита, – с почти братской заботой добавил Валерьян. – Вам надо больше отдыхать и как следует питаться, чтобы поддерживать силы.

– Да я никогда не отличался прожорливостью, – ответил Андрей Сергеевич, вновь взглянув на звезды. – А что касается сна, то одного-двух часов мне вполне достаточно для отдыха.

– Ваша работоспособность просто поражает, доктор. Скажите, как прошел сегодняшний анализ?

После небольшой паузы Петров ответил:

– Программное обеспечение вроде бы в порядке. Значит, дело в самих генераторах.

– Я так и думал, – сказал Валерьян. – А можно ли их починить, не поднимая на поверхность?

– Для начала надо определить характер неисправности. Думаю, мне самому придется спуститься под воду.

– Так давайте займемся этим, доктор. Наши подводные блюдца будут готовы в течение часа. Вы когда-нибудь спускались под воду на мини-субмарине?

Андрей Сергеевич покачал головой, и Валерьян продолжал:

– Тогда вам предстоит увлекательное приключение. Как ученому, вам оно должно понравиться. Очень жаль, но из соображений безопасности мы не сможем устроить вашу встречу с дочерью.

Лицо Андрея Сергеевича просветлело от одного лишь упоминания об Ирине.

– Вы знаете, я иногда забываю, что она всего в двадцати метрах от меня. Впрочем, она с таким же успехом могла быть и на Луне.

– Мы гордимся ее достижениями, доктор. Она служит ярким примером того, каких блестящих ученых дает миру Россия.

В ответе ученого прозвучала изрядная доля горечи.

– Если бы Ирина узнала, что под прикрытием научной программы комплекса "Мир" вы проводите военную операцию, ее бы это повергло в шок.

– Вы в этом уверены, доктор? – спросил Валерьян. – В конце концов, она русская и истинная патриотка, поэтому должна понимать, что только благодаря военной мощи, нам удавалось избегать агрессии за последние пятьдесят лет. В нашей истории немного таких мирных периодов. Так что эта операция абсолютно необходима, чтобы ее собственные дети росли в мире и счастье.

– Молю Бога, чтобы все прошло нормально, и американцы не узнали о нашем двуличии, – сказал Андрей Сергеевич. – Это вполне могло бы привести к войне, в которую вы так не хотите быть втянуты.

– Именно поэтому мы и вызвали вас, доктор, чтобы предотвратить грядущую катастрофу. Поэтому давайте действовать. У нас мало времени, а работы – невпроворот.

Тяжелой поступью Андрей Сергеевич пошел к себе в каюту готовиться к спуску под воду. Он принял холодный душ, надел сухую одежду, а по пути в спусковую шахту зашел на камбуз перехватить бутерброд с чаем. Желая побыстрее решить проблему, ради которой его вызвали с другого конца света, он поспешил в кормовую часть судна. Валерьян уже ждал его у черного квадрата морской воды вместе с молодым светловолосым офицером в спецназовской форме.

– Познакомьтесь с вашим напарником, доктор, сказал адмирал. – Это лейтенант Юрий Антонов.

Пожав крепкую руку спецназовца, Андрей Сергеевич взглянул на пару миниатюрных субмарин, пришвартованных у мостика. Ярко-желтые подводные аппараты в форме диска были оснащены манипуляторами и мощными фарами.

– Как я понимаю, это ваше первое погружение, – обратился Антонов к пассажиру. – Не бойтесь, доктор. Здесь хоть и тесновато, зато надежно и безопасно.

– Это меня очень радует, – пробормотал ученый, уже пожалев о том, что согласился с предложением адмирала.

Почувствовав изменение в настроении физика, Валерьян ступил на край шахты и указал на открытый люк одной из тарелок.

– Смелее, Андрей Сергеевич!

Юрий Антонов легко и бесшумно шагнул на борт минисубмарины. Петров последовал за ним. Тарелка качнулась, и физик вцепился в руку спецназовца.

– Юра, удели нашему гостю особое внимание! – наказал адмирал.

Антонов улыбнулся и осторожно подвел седого ученого к люку.

– Следуйте за мной, – коротко бросил Антонов и спустился в узкое отверстие. Физик взглянул на адмирала, который взмахнул рукой и пожелал:

– Ну, ни пуха ни пера!

Андрей Сергеевич кивнул и молча полез вниз, в тускло освещенную рубку. Следуя примеру Антонова, физик лег на живот справа от него.

Спецназовец начал колдовать над панелью управления. Включилась система регенерации кислорода, и с потолка потянуло прохладой. Монотонно зашелестел эхолот. С громким щелчком зажглись фары.

– "Альфа-2", я "Альфа-1", как меня слышите? – проговорил Антонов в микрофон.

– "Альфа-1", я "Альфа-2", слышу вас отлично, – четко ответил мужской голос из динамика.

– Очень хорошо "Альфа-2". Я готов к погружению.

– Мы следуем за вами, "Альфа-1".

Антонов глубоко вздохнул и посмотрел направо.

– Поехали, доктор. Вам удобно?

– Все в порядке, молодой человек, – ответил физик.

– Доктор, мне нужно, чтобы вы включили три тумблера справа от вашего иллюминатора. Начните, пожалуйста, с ближнего к вам.

Андрей Сергеевич сделал, как его просили, и в балластную цистерну начала с бульканьем поступать вода. С глухим гулом включились водометные двигатели, и корма тарелки резко просела. Перед иллюминатором вверх побежали пузыри, но вскоре это прекратилось, и ничто больше не препятствовало обзору.

Тарелка устремилась вниз, в черный безмолвный мир, освещая его мертвенно-голубым сиянием прожекторов. Забыв обо всем на свете, Андрей Сергеевич любовался необычным зрелищем. Ныряющее блюдце двигалось сквозь прозрачную стену из крупных пульсирующих медуз с развевающимися щупальцами и стрекательными нитями. Мимо проплыла любопытная черепаха, за ней промелькнул косяк макрели. Это был совершенно замечательный мир, и старик понял, почему его дочь так увлеклась им.

Светловолосый спецназовец мастерски управлял тарелкой.

– Адмирал сказал, что доктор Ирина Петрова – ваша дочь. Я познакомился с ней в прошлом месяце, когда акванавтов отправляли на комплекс "Мир". Она интересный человек.

– Согласен с вами, – с гордостью ответил Андрей Сергеевич. – А вы после этого не навещали акванавтов?

– Нет, доктор. По условиям Ооновского соглашения мы не можем контактировать с ними напрямую, за исключением чрезвычайных обстоятельств. К счастью, пока наше вмешательство не потребовалось.

– А как вам удалось скрыть военную операцию от наблюдателей ООН, которые находятся на борту "Академика Петровского"? – спросил ученый. – Ведь рано или поздно кто-нибудь из них может наткнуться на аппаратуру управления телепортацинной установкой.

– Если честно, обмануть их не составило никакого труда, Андрей Сергеевич. В реакторный отсек и все нижние кормовые отсеки за камбузом вход воспрещен, и все дела. Наблюдатели преспокойно занимаются своими делами, и никаких подозрений у них не возникает.

В иллюминаторе возникло облако вихрящегося ила, и Антонов заметил:

– Проходим через глубинный слой, доктор. Его толщина более десяти метров, состоит он из микроорганизмов, которые на ночь поднимаются ближе к поверхности.

– Я слышал об этом от дочери. Она называла такой слой пастбищем планктона, и я теперь знаю почему.

На глубине в сто тридцать метров Антонов попросил Петрова еще раз включить помпу балластной цистерны: для прохождения сквозь более плотный и холодный нижний слой термоклина надо было закачать в цистерну дополнительное количество воды.

– "Альфа-2", я "Альфа-1". Как меня слышите? Прием.

В динамике прозвучал четкий ответ из мини-субмарины, следовавшей в кильватере. Пользуясь уникальной возможностью, Андрей Сергеевич с интересом наблюдал за подводной жизнью. Мимо иллюминатора проплыла тройка морских окуней, затем похожий на огромное одеяло скат.

Наконец, на глубине в триста двадцать пять метров лодка коснулась дна. К ней присоединилась и вторая тарелка, после чего они вместе двинулись в южном направлении вдоль Андросского разреза.

На дне Андрей Сергеевич заметил полосу, похожую на занесенную песком и илом брусчатку, и удивился, как природа умудрилась создать такое чудо.

– Генераторы установлены здесь, под этим шельфом, – пояснил Антонов. – Тут самая узкая часть разреза, и любое судно, направляющееся в Язык Океана, не минует этого места.

– Должно быть, вам пришлось нелегко, когда тянули сюда генераторы, лейтенант.

– Да уж, пришлось попотеть. Устанавливали и соединяли оборудование с помощью манипуляторов. Пришлось сделать более ста рейсов.

– Поздравляю, вы потрудились на славу. Ну, что ж, давайте начнем осмотр с соединительной муфты силового кабеля. Потом проведем испытание на резонанс магнитного поля.

Сгорая от нетерпения, Ирина последовала за Карлом-Иваром внутрь ныряющего блюдца. Почти весь день они работали над устройством, разработанным норвежцем, и вечером, наспех поужинав, вернулись в ангар завершить начатое дело. Испытание показало, что батареи нормально держат заряд. И Ирина приняла приглашение Карла-Ивара выйти в море на ходовые испытания.

Карл-Ивар вывел "Мишу" из ангара и повел через коралловую поляну, на которой был расположен комплекс "Мир". Из своего иллюминатора Ирина увидела желтый свет, льющийся из иллюминаторов "Звезды" и гирлянду пузырей, поднимавшихся над куполом первого блока.

В свете фар мелькали разноцветные рыбы. Карл-Ивар повел "Мишу" на глубину. Войдя в Андросский разрез, норвежец начал выполнять маневры на высокой скорости. Не спуская глаз с вольтметра, он гонял ныряющее блюдце на всех режимах работы, затем сбросил скорость хода до самой малой.

– Пока все нормально, – как всегда немногословно высказался норвежец.

– Ты просто гений, – не скрывая своего удовлетворения, произнесла Ирина. – А то я уже сомневалась, удастся ли мне еще раз попасть на дно разреза.

– Мы можем продолжить испытания и там, – предложил Карл-Ивар. – Батареи заряд держат, а качество ремонта можно проверить в любом месте.

– Я не против, – сказала Ирина и довольно улыбнулась.

Карл-Ивар тут же подал ручку управления вперед, и нос "Миши" резко опустился. Они быстро проскочили глубоководный слой и вошли в термоклин. Ирина уверенно управляла насосами балластной цистерны и поглядывала в иллюминатор. Буквально за считанные секунды достигли дна, и фары высветили знакомый каменный узор.

– Нам повезло, что песок не сдвинулся, – заметила Ирина. – Остается в силе все тот же вопрос: как далеко дорога тянется на юг?

– Так может мы это сейчас выясним? – предложил норвежец и, посмотрев на свою напарницу, подмигнул ей.

На указателе глубины было уже за девятьсот восемьдесят футов, и Карл-Ивар продолжал вести "Мишу" под уклон. По обе стороны в полумраке лежали неровные стены разреза. Гидроакустическая установка позволяла им на полной скорости скользить над дном, не опасаясь столкновения.

Удивительно, но каменная дорога все время шла почти по идеальной прямой строго на юг. Лишь небольшие участки ее были покрыты песком и илом, большей частью кладка была чиста.

Ирина никак не могла поверить в свою удачу и уже ничуть не сомневалась, что брусчатка была создана руками людей античного мира. Она уже размечталась о потрясающей археологической находке в конце пути, когда Карл-Ивар вдруг сбросил скорость.

– Сонар указывает на препятствие впереди, – пояснил он.

– Сейчас посветим, – сказала Ирина, пытаясь сфокусировать передние фары на невидимом препятствии.

Через полминуты ее усилия увенчались успехом: по дну было разбросано около дюжины огромных валунов, которые почти полностью перекрывали участок дороги впереди.

– Похоже, эти камни упали со стен разреза, – предположила Ирина. Вероятно, здесь было землетрясение.

Карл-Ивар осторожно провел "Мишу" над завалом. По ту сторону дорога была свободной, и они вновь двинулись над ней, пока не достигли широкого каменистого шельфа. Здесь разрез резко обрывался. Карл-Ивар выключил маршевый двигатель и подрулил вперед с помощью вспомогательных маневровых движков. Норвежец первый заметил вдали, на противоположном конце скального шельфа чужие огни. Он инстинктивно погасил фары и плавно опустил "Мишу" на каменистое дно.

– В чем дело, Карл-Ивар? – недоуменно спросила русская.

– Мы здесь не одни! – пояснил тот, ткнув пальцем в иллюминатор.

Взглянув в ту сторону, куда указывал норвежец, Ирина тоже заметила мерцавшие вдали огоньки.

– Но этого не может быть! – не поверила она собственным глазам. – "Миша" – единственное судно, которое может здесь находиться!

В это мгновение свет чужих прожекторов ясно высветил двойника "Миши".

Ирина тоже заметила ярко-желтую субмарину, которая скрылась вдали за стенами разреза.

– Это ныряющие блюдца с "Академика Петровского"! – воскликнула она. – Но ведь они неисправны!

– Возможно, наконец-то прибыли запчасти из России? – предположил Карл-Ивар.

– Очень сомневаюсь. Даже если это так, адмирал Валерьян должен был поставить нас в известность.

– Может, нам стоит взглянуть поближе? – спросил норвежец.

Под влиянием возникших подозрений, Ирина спросила:

– А ты не мог бы подойти так, чтобы мы их видели, а они нас нет?

– Попробую, – ответил норвежец и взялся за ручку управления.

"Миша" с потушенными фарами пополз вперед и остановился у самого обрыва. В пятидесяти футах под ними у скалистой стены копошились две тарелки. Одна из них с помощью манипулятора колдовала над каким-то громоздким агрегатом, установленным на каменистом дне. От агрегата уходили вверх два черных кабеля. Ирина озабоченно произнесла:

– Что-то здесь не так, Карл-Ивар. ООНовское соглашение гарантирует нам исключительное право работы в этих водах. Предполагалось, что лодки с "Академика Петровского" будут использоваться только в случае аварии на комплексе. Следовательно, они не должны быть здесь.

– Что будем делать, доктор? Попробовать подойти поближе?

– Нет, Карл-Ивар, мы увидели уже достаточно! Мы возвращаемся. Это, по-моему, как раз тот случай, когда осторожность не помешает.

Казалось, возвращение на комплекс длилось вечность. Ирина напряженно размышляла о том, что увидела на дне океана.

Она достаточно хорошо знала человека, в чьем распоряжении были тарелки, чтобы иметь все основания для беспокойства. С самого начала ей казалось странным назначение адмирала Игоря Валерьяна командиром "Академика Петровского". Уж очень хорошо ей были известны его взгляды сторонника "холодной" войны и жесткой линии в международной политике. Она не удивится, если он со своими вояками задумал использовать программу комплекса как прикрытие для проведения тайной военной операции.

Ирина лихорадочно искала какие-нибудь логические объяснения увиденному. Одно было ясно: пока дело не прояснится, придется действовать чрезвычайно осторожно. Этой тактике выживания научил ее отец, чью жизнь хладнокровно растоптали коммунистические идеологи в духе Игоря Валерьяна. Эти страшные люди – тяжелое наследие России. Виновные в гибели миллионов невинных жертв, они стали проклятием человечества. Ирина надеялась, что их время кончилось, но злая воля настигла ее даже тут, на дне Атлантического океана. Но на сей раз она встретит зло во всеоружии...

Они без происшествий вернулись в ангар, пришвартовали "Мишу" и, торопливо надев акваланги, возвратились в "Звезду". Хотя уже было давно за полночь, вся команда комплекса в полном составе ждала их в столовой.

– Mon Dieu! – озабоченно воскликнул Пьер Ланклю, помогая Ирине и Карлу-Ивару выбраться из воды. – Когда вы не вернулись после ходовых испытаний, мы подумали, не случилось ли что с вами.

– Извините, что доставили вам беспокойство, – ответила Петрова, – но мы убедились, что "Миша" работает как часы и решили еще раз взглянуть на дно разреза.

– Я так и думал, – облегченно вздохнул француз.

– Вы нашли ворота Атлантиды? – восторженно воскликнула Лайза Тэннер.

Петрова покачала головой.

– Нет, нам не удалось найти Атлантиду, но мы сделали другое, и, на мой взгляд, не менее важное открытие.

Выдержав паузу, русская обвела взглядом внимательные лица товарищей.

– Осматривая дорогу дальше того места, где мы были в прошлый раз, мы добрались до обрыва, за которым дорога вела прямо в Язык Океана. И тут Карл-Ивар заметил свет фар другого подводного аппарата. Он благоразумно выключил фары "Миши", и нам стало ясно, что на дне обрыва работали два глубоководных аппарата.

– Что за аппараты, откуда они там взялись? – нетерпеливо перебил ее Ланклю.

Петрова глубоко вздохнула и ответила ему прямо:

– Эти аппараты, Пьер, как две капли воды, похожи на "Мишу", а это значит, что они с нашего базового судна "Академик Петровский".

– Но ведь их тарелки тоже были неисправны! – воскликнула Лайза Тэннер.

– Так нам сообщили, – сказала Ирина. – Но теперь нам известно другое.

– Интересно, что бы это значило? – недоуменно спросил Ланклю.

– Для начала хотелось бы знать, что они там делали, – произнес Томо.

Карл-Ивар шагнул вперед и сказал:

– Мне показалось, что они устанавливали на дне разреза какое-то тяжелое оборудование.

– Тяжелое оборудование, говоришь? – переспросил Ланклю.

– Именно так, комендант, – подтвердила Ирина. – К тому же мы заметили два силовых кабеля, поднимавшихся на поверхность.

– Очень любопытно, – задумчиво произнес Ланклю. – "Академик Петровский" находится здесь только с целью обеспечения комплекса. Так как обнаруженное вами оборудование не имеет никакого отношения к нашей программе, имеет место вопиющее нарушение соглашения ООН, согласно которому мы работаем.

– Я постоянно чувствовала что-то неладное с тех пор, как узнала о назначении адмирала Валерьяна командиром "Академика Петровского", – заметила Ирина. – Учитывая его опыт, это все равно, что стрелять из пушки по воробьям.

– Но что они могли там делать? – недоумевала Лайза Тэннер.

– Это не имеет значения, – ответил Ланклю. – Они не имеют права использовать ныряющие блюдца без необходимости, связанной с выполнением исследований по программе нашего комплекса.

– А так как такой необходимости нет, – продолжила за него Ирина, – могу предположить, что адмирал Валерьян занялся посторонней деятельностью, имеющей, скорее всего, военную направленность.

– А мы можем их как-то остановить? – спросила Лайза.

Ланклю в задумчивости погладил подбородок, затем ответил:

– Вернуться на дно разреза слишком рискованно. Самое простое, что мы можем сделать – поставить в известность о происшедшем руководителя группы наблюдателей ООН на борту "Академика Петровского" доктора Соркина. Это как раз тот человек, который сможет выяснить, что делали тарелки на дне разреза.

– Если хотите, я составлю текст письма, – вызвалась Лайза. – Доктор Соркин – друг нашей семьи. Кроме того, он из Окленда и не из тех, кого можно легко обвести вокруг пальца.

– Отлично, mon amie, – согласился Ланклю. – Тогда напишите письмо, а завтра Долли доставит его адресату с утренней почтой.

Старший лейтенант Виктор Ильич Александров, как обычно, начал свой рабочий день с осмотра машинного отделения. После прибытия на Багамы дизель-электрическая установка судна почти бездействовала. На якорной стоянке машина мощностью в 3600 лошадиных сил использовалась только для питания поворотных движителей да систем электроснабжения и жизнеобеспечения судна.

Чтобы матросы не слонялись без дела, Александров приказал им выдраить и покрасить весь отсек. Его распоряжение поначалу было воспринято с обычным в таких случаях ворчанием, но потом покладистые и трудолюбивые русские моряки смирились и принялись за дело.

Войдя в отсек и обведя его взглядом, старший лейтенант сразу же заметил результаты их труда. Переборки, как новенькие, сверкали свежим слоем белоснежной краски, и даже сама машина была вычищена и надраена до блеска. Александров отметил про себя, что надо бы поощрить мичмана, и направился в соседний реакторный отсек.

Доступ в эту часть корабля был ограничен, и чтобы попасть сюда, ему пришлось набрать личный код безопасности на цифровой панели, установленной на переборке перед дверью. Дверь бесшумно отворилась и, пропустив его внутрь, закрылась.

За центральным пультом управления сидел оператор в белом халате. Пульт пестрел множеством различных циферблатов, датчиков, счетчиков и тумблеров. Температурный датчик показывал, что реактор работает на холостом ходу. Чтобы привести его в действие, надо было включить систему подъема графитовых стержней, регулирующих реакцию. С постепенным выводом стержней из активной зоны топливные элементы урана-235 начнут взаимодействовать, нагревая охлаждающее вещество.

– Как дела? – спросил Александров.

– Все в порядке, товарищ старший лейтенант, – ответил оператор, занося показатели приборов в журнал.

– Насколько мне известно, это вы вчера дежурили во время испытаний. Все прошло нормально?

– Так точно. На протяжении испытаний генераторы работали только на одну десятую мощности. Результат нормальный?

– Доктор Петров еще анализирует результаты, – ответил Александров. – Ждем. Возможно, сегодня придется повторить испытания.

Оператор кивнул и вновь вернулся к заполнению журнала, а Александров вышел через дверь, соединяющую реакторный отсек с шахтой, и оказался на стальном мостике. Из отверстия в переборке чуть выше уровня воды в шахте под воду уходили два толстых кабеля от реактора.

Оба ныряющих блюдца покачивались на воде и возле них хлопотали двое техников. Александров направился к ним, чтобы осмотреть аппараты, но в это время с плеском и щелканьем из воды вынырнул дельфин Долли. Старший лейтенант заметил почтовый контейнер на его серой блестящей, словно мокрая резина, спине.

– Привет, Долли, что ты нам принесла? – спросил он и, ласково похлопав дельфина по спине, снял контейнер, доставленный умным животным.

Долли радостно защелкала и засвистела. Не обращая внимания на ее восторги, Александров решил сначала поинтересоваться содержимым контейнера. Но от Долли было не так-то легко отделаться. Она постояла на хвосте, затем нырнула, выпрыгнула высоко над поверхностью воды и плюхнулась в воду, подняв фонтан брызг.

Оказавшись мокрым с головы до ног, Александров вынужден был вновь обратить внимание на дельфина.

– Ладно, Долли, я тебя хорошо понял. Посмотрим, чем Виктор может побаловать тебя.

Специально для этой цели на краю мостика стояло ведро с кефалью. Александров взял за хвост самую крупную рыбину и поднял ее высоко над водой.

– Ну-ка возьми ее, Долли, – поддразнил он дельфина.

Долли описала широкий круг, нырнула, затем, совершив грациозный прыжок, схватила кефаль и с плеском плюхнулась в воду.

Убедившись, что дельфин оставил его в покое, Александров снова взялся за контейнер. Внутри находилось несколько заявок и запечатанное письмо на имя руководителя группы наблюдателей ООН доктора Харлана Соркина. Этот конверт с пометкой "ЛИЧНО И КОНФИДЕНЦИАЛЬНО" привлек особое внимание офицера. И, прежде чем доставить письмо адресату, он решил сообщить о нем командиру.

Адмирал Валерьян брился у себя в каюте. Одноглазый морской волк пользовался для этой цели старомодной опасной бритвой с перламутровой рукояткой, которую то и дело доводил до идеальной остроты на кожаном ремне. Стоя в трусах и майке перед зеркалом, адмирал тщательно соскребал бритвой щетину с подбородка.

– Чем обязан удовольствию видеть вас в столь ранний час, Виктор Ильич? – встретил он вопросом своего гостя.

– Извините за беспокойство, товарищ адмирал. Но в утренней почте с комплекса я обнаружил кое-что любопытное.

Адмирал несколькими ловкими движениями закончил бритье, тщательно вытер лицо махровым полотенцем и только затем повернулся к Александрову.

– Итак, старший лейтенант, что же такое любопытное вы обнаружили?

Александров достал конверт.

– Вот это письмо с пометкой "ЛИЧНО И КОНФИДЕНЦИАЛЬНО" адресовано доктору Соркину.

Валерьян схватил конверт и, не раздумывая, аккуратно вскрыл его бритвой. В конверте был всего один небольшой лист бумаги с коротким посланием, которое он быстро пробежал глазами, затем медленно перечитал снова.

– Вы не поверите, старший лейтенант. Нашим доблестным акванавтам каким-то образом удалось раскрыть наш секрет. Они починили свою тарелку и видели, как наши вчера ночью работали на дне разреза.

Александров был неприятно удивлен таким оборотом дела.

– Неужели мы прекращаем операцию?

– Ни в коем случае, – твердо возразил адмирал. – Просто нам придется действовать более находчиво и осмотрительно. Дайте-ка я посмотрю их заявку. У меня такое предчувствие, Виктор Ильич, что любопытных обитателей "Звезды" вот-вот постигнет беда.

12

Прежде чем принять окончательное решение, Мими Слейтер целые сутки терзалась мучительными сомнениями. Кроме денежных расходов, путешествие на Багамы будет, безусловно, сопряжено с серьезными эмоциональными переживаниями. Она никак не могла довериться доктору Элизабет и боялась, что ее безнадежное упование на контакт с мужем превратится в еще более ужасный кошмар и страдания. В отличие от жен и семей других членов экипажа "Льюис энд Кларк" только она одна еще не смирилась с фактом гибели любимого человека и собиралась искать его в бескрайних просторах вселенной.

Неужели она обманывала себя? А вдруг рассказ экстрасенса – не выдумка? Она никогда не простила бы себе, если бы не прошла свой путь до конца. У нее не оставалось иного выхода, вопреки логике она должна была последовать зову сердца.

Не в силах оторвать затуманенный слезами взор от фотопортрета на каминной полке, она набрала номер телефона доктора Элизабет и сообщила ей о своем решении. Экстрасенс ждала ее звонка и договорилась встретиться с Мими завтра вечером в аэропорту "Мэрриотт". Мими оставалось съездить в Южную Флориду и зафрахтовать лодку для выхода в район острова Андрос. До осеннего равноденствия оставалось всего три дня, и надо было спешить. Мими опустила трубку с чувством, что сделала правильный выбор.

Она также позвонила в транспортное агентство и заказала билет на дневной авиарейс до Майами. У нее оставалось два часа, чтобы принять душ, собрать вещи и запереть дом. Доехав на своей машине до чарльстонского аэропорта, она оставила ее на стоянке. Вылет отложили на полчаса, и она нашла банковский автомат и сняла со счета пятьсот долларов наличными. В отсутствие Питера ей некому было позвонить на прощание, и она прошла на посадку с чувством, что прежняя жизнь осталась позади.

Салон самолета оказался полупустым, и она выбрала свободное место в середине салона. Сразу же после взлета она уснула и крепко спала до тех пор, пока ее не разбудил громкий голос стюардессы, сообщившей, что самолет вот-вот совершит посадку в пункте назначения.

За окном внизу проплывали голубые просторы Бискайского залива, вдали призывно маячили красочные силуэты Майами-Бич. Она не была в Майами почти двадцать лет и в глаза ей бросились десятки новых небоскребов, которые придавали разросшемуся городу современный, деловой вид.

Весь свой багаж Мими взяла в салон самолета, поэтому после приземления ей не пришлось ждать багаж в толпе пассажиров. Она сразу же направилась в офис фирмы "Херц" и оформила аренду машины.

Добравшись до Мэрриотта, она сняла номер в отеле с видом на бассейн и пошла перекусить в кафетерий, после чего справилась у портье, где можно недорого нанять лодку.

Ближайшим местом, где можно было заказать лодку, оказался Ки-Бискайн. Там можно было посетить океанариум. Ки-Бискайн находился всего в четверти часа езды от Майами, и Мими без труда нашла дорогу, которая привела ее на удивительный островок к югу от Майами-Бич, сплошь застроенный виллами.

Портье не мог порекомендовать ей конкретного владельца лодки, и Мими предстояло самой найти и выбрать подходящий вариант. Она легко нашла лодочную пристань и, покинув машину, вышла на причал.

Здесь стояли опрятные рыболовно-прогулочные катера, пригодные главным образом для однодневных выходов в море. Все они имели кабины из стекловолокна, а на корме для любителей развлечься рыбалкой возвышались приваренные к палубе специальные кресла с держателями для спиннингов.

На глазах Мими к причалу подошла одна из таких лодок. Ее моментально облепила толпа зевак, и матросы выгрузили на причал десятка полтора крупных блестящих скумбрий, в каждой из которых было не меньше тридцати фунтов веса. Из кабины, гордые своим богатым уловом, вышли двое рыбаков, держа в руках по бутылке пива. Их покрасневшие от солнца лица светились довольной улыбкой.

– Держу пари, они не возьмут с собой ни одной рыбины, – раздался хриплый голос рядом с Мими.

Она обернулась и увидела седого негра с обветренным лицом и добрыми карими глазами. Бейсболку в стиле известного музыканта Каунта Бейси он надвинул низко на лоб, а увидев, что на него смотрят, добавил:

– Кажется, я сегодня поужинаю.

– Уж не хотите ли вы сказать, что, выложив приличную сумму за такую рыбалку, они оставят здесь всю свою добычу? – недоверчиво спросила Мими.

– Похоже, так и будет, миссис, – ответил старик и улыбнулся, сверкнув передними золотыми зубами.

– Какое расточительство, – коротко заметила Мими.

Когда последняя скумбрия была выброшена на берег, толпа начала расходиться.

Владелец лодки – крупный мужчина с широкими мускулистыми плечами и длинными кудрями светлых волос – обменялся рукопожатием с довольными пассажирами.

Мими решила подождать, когда рыбаки уйдут, и затем спросить его о стоимости фрахта.

Стоя на пирсе, она наблюдала, как негр, с которым она только что разговаривала, спросил о чем-то матроса с лодки. Получив, судя по всему, утвердительный ответ, негр расплылся в широкой улыбке и наклонился, подняв одну из рыбин за хвост. Затем он поволок скумбрию к стоявшему поблизости видавшему виды деревянному катеру. Он легко запрыгнул на борт, нырнул в кабину и через секунду появился вновь с ножом в руке.

Весело насвистывая, старик склонился над рыбиной и принялся умело разделывать ее. Мими узнала популярную мелодию "Лето" из "Порги и Бесс" Гершвина, которую она тоже любила.

– Вы орудуете ножом так, будто всю жизнь только этим и занимались, – как бы невзначай заметила Мими.

– Тут вы, пожалуй, правы, мадам. Видите ли, папа научил меня этому делу, когда я едва научился говорить. Я усвоил урок и с тех пор постоянно практикуюсь, особенно после того, как господь Бог послал мне лодку.

Мими взглянула на катер и спросила:

– Так это ваша лодка?

– Совершенно верно, мадам. Я называю ее "Солнышком" за жизнерадостный нрав. Занимаюсь чартерными рейсами в пределах залива, и если вы желаете за умеренную плату половить рыбку, то вы пришли, куда надо.

Хотя Мими намеревалась нанять лодку поновее, ей понравился располагающий к себе старик, и она опять положилась на интуицию.

– Рыбалка меня не интересует, но лодка действительно нужна мне. Мы с подругой хотим отправиться к острову Андрос.

– Те места мне хорошо знакомы, мадам. Мой кузен Шерман содержит небольшой рыбацкий лагерь возле Николл-тауна. Ничего особенного, но в ясную ночь виден весь Язык Океана до Нассау.

– Завтра вечером "Солнышко" свободно? – осведомилась Мими.

– Пока вроде бы да, мадам, и если погода нам будет благоприятствовать, к восходу солнца я доставлю вас с подругой к месту назначения. И за те же триста долларов я привезу вас обратно.

Мими почувствовала, будто у нее с плеч свалился тяжелый груз.

– Считайте, мы договорились, мистер...

– Альфонс Клойд, мадам. Зовите меня просто Ал. И не беспокойтесь насчет ужина, ибо я приготовлю роскошную жареную скумбрию и прихвачу, чем ее запить.

Первый день Томаса Мура на борту ударной атомной подлодки оказался очень насыщенным и интересным. После того, как прошла сонливость, вызванная пластырем от морской болезни, он начал ознакомительный осмотр корабля, чувствуя себя свежим и отдохнувшим. Его гидом был все тот же интендант. Хоп прослужил на "Риковере" уже полтора года и знал всех членов экипажа по именам. Хоп был единственным офицером на борту без специальной ядерной подготовки, поэтому он довольно быстро провел Мура по реакторному отсеку, предпочтя уделить больше внимания другим, лучше ему знакомым частям корабля, таким, как, например, камбуз.

В небольшом отсеке, равном по площади кухне обычной квартиры, трое поваров готовили для команды численностью в сто сорок человек. По корабельному распорядку дня коки должны были кормить экипаж четыре раза в сутки при весьма разнообразном меню: от индейки с различными гарнирами и приправами до бифштексов, жареных цыплят и всеми обожаемой пиццы.

Качество пищи на лодке Муру очень понравилось. Поскольку служба на лодке не отличалась большим разнообразием, к приему пищи здесь относились, как к особому событию, которое всегда ждали с нетерпением. На лодке не хватало места для хранения продуктов питания, и для решения этой проблемы Хопу с его людьми приходилось проявлять незаурядную смекалку и находчивость. Случалось, консервы просто укладывали на палубу и сверху накрывали фанерными листами, чтобы люди могли ходить по ним. На камбузе была всего одна морозильная камера, которую перед выходом в море на два месяца и более набивали продуктами под завязку.

Другой проблемой, характерной именно для подлодок, был мусор. Коллектив в сто сорок мужчин, естественно, не мог повседневно жить и работать на лодке, не производя при этом огромного количества отходов. И Хоп позаботился о том, чтобы показать Муру, как они избавлялись от мусора. Следователю было особенно интересно, когда всезнающий гид привел его в отсек, где находился мусоропровод. Уже знакомый с работой этого агрегата после пребывания на "Льюис энд Кларк", Мур тем не менее с огромным вниманием выслушал объяснения Хопа о том, как они упаковывают отходы в жестяные короба. Сам мусоропровод работал по принципу торпедного аппарата. В нем скапливалось до пяти таких жестянок, которые потом сбрасывались за борт. Особый интерес для Мура представлял рассказ Хопа о таких возможных неисправностях системы, как разрыв прокладок и заедание шаровых задвижек.

Вспоминая о кошмарном единоборстве Гомера Моргана с неисправным мусоропроводом, Мур последовал за Хопом вниз, в торпедный отсек. Здесь нес вахту молодой чернокожий торпедист из Канзас-Сити, который с готовностью показал Муру свой пост, пока Хоп разговаривал по телефону.

Лодка "Хайман Дж. Риковер" имела четыре носовых торпедных аппарата для пуска торпед Мк-48 "Адкап", ракет "Гарпун" и "Томагавк", которые хранились тут же на трех двухъярусных стеллажах, занимавших почти все пространство в довольно большом, тускло освещенном отсеке. Из-за ограниченности пространства эти же стеллажи использовались некоторыми членами экипажа как койки. И сейчас на них спали двое матросов, сменившихся с вахты, поэтому торпедист, объясняя Муру, как содержится и готовится к бою вооружение, говорил вполголоса. Система заряжания была полностью автоматизирована. Мур обратил внимание, что в данный момент были заряжены только два аппарата.

Из торпедного отсека Хоп повел Мура на ужин в кают-компанию. Командир лодки Уолден был уже здесь и ждал гостя, сидя на своем обычном месте в торце стола. Мура посадили слева от Уолдена, напротив старпома, а Хоп занял место в другом торце стола. Остальные места занимали офицеры, свободные от вахты.

Мур вынул синюю салфетку из серебряного кольца, на котором была написана его фамилия. Такую салфетку многоразового использования имел каждый офицер, и хранились они вместе с кольцами на столе.

– Как дела, коммандер Мур? – спросил Уолден, передавая следователю салатницу.

Поливая свой салат из томатов и огурцов французским соусом, Мур ответил:

– Все прекрасно, командир. Хоп отлично заботится обо мне.

Старпом повернулся и вставил кассету в магнитофон. Кают-компанию наполнили пасторальные звуки Шестой симфонии Бетховена. С аппетитом съев салат, Мур принялся за второе блюдо из телятины, спагетти и паровой капусты.

– В 21.00 будем всплывать, а через два часа прибудем в Порт-Канаверал, – сообщил Уолден, жуя кусок телятины. – Приглашаю вас на мостик, Мур. На вахте будет старпом со своей сменой. Хотя боюсь, что видимость в столь поздний час будет ограниченной.

Накручивая на вилку спагетти, Мур молча кивнул в ответ. Разговор подхватил лейтенант Карр, светловолосый красавец, сидевший слева от Мура.

– Скорее бы рассвет, уж очень хочется взглянуть на "Сивулфа".

– Жаль, что не удастся побывать на нем, приятель, – поправляя очки, добавил штурман, сидевший напротив Карра.

– С какой целью "Сивулф" находится в Порт-Канаверале? – спросил Мур, запив спагетти молоком.

– Ходовые испытания, – ответил командир. – Поскольку все системы "Сивулфа" имеют принципиально новую конструкцию, штаб флота решил обкатать лодку на полигоне в глубинах Языка Океана.

Эта информация явилась для Мура новостью, и он задумчиво спросил:

– И когда ожидается выход в море?

– Точное время выхода засекречено. Но, как я понимаю, сейчас подготовка несколько ускорилась, и "Сивулф", думаю, сможет выйти в море уже на следующей неделе.

Озадаченный неожиданным известием, Мур провел концовку ужина в молчаливых раздумьях. Только за десертом он наконец понял, почему адмиралу Проктору понадобилось посылать его в этот спешно подготовленный поход. "Риковер" должен был прочесать воды андросского полигона с целью обнаружения возможной угрозы для предстоящих испытаний "Сивулфа". Флот не мог позволить, чтобы "Сивулф" разделил судьбу "Льюис энд Кларк", ибо, если бы новая лодка каким-то непостижимым образом оказалась в руках противника, это означало бы самую крупную в истории неудачу США в сфере национальной безопасности.

Мур подумал, что в скором времени ему придется поделиться своими подозрениями с командиром "Риковера". Не зная, как Уолден воспримет это невероятное предположение, Мур терпеливо выжидал подходящий момент для разговора. А пока он решил продолжить ознакомление с лодкой и ее личным составом.

За кофе Мур узнал, что большая часть следующего дня уйдет на погрузку подводного аппарата, за которым они и прибыли во Флориду. Если все пройдет нормально, то завтра вечером они покинут Порт-Канаверал, чтобы преодолеть триста миль до Языка Океана. Муру не терпелось поскорее прибыть на место и погрузиться в тайны морских глубин.

Каждый вечер после ужина кают-компания превращалась в видеосалон. Грызя попкорн и запивая его кока-колой, офицеры просматривали фильмы из довольно богатой корабельной фильмотеки. В этот вечер выбрать фильм попросили Мура, и, решив остановиться на крутом приключенческом боевике, он выбрал "Хищника" с Арнольдом Шварценеггером в главной роли.

Как оказалось впоследствии, его выбор удовлетворил всех, включая и командира, которому удалось досмотреть фильм почти до конца, пока его не вызвали по поводу какой-то мелкой технической неполадки.

После окончания фильма Мур решил еще раз наведаться в центральный пост. Вежливо отклонив предложение Хопа сопровождать его, он самостоятельно добрался до залитого красным светом отсека.

"Риковер" вот-вот должен был всплывать на перископную глубину. Муру понадобилось несколько минут, чтобы глаза привыкли к полумраку. В дежурном по кораблю он узнал связиста лейтенанта Кларка. Тот был одет в темно-зеленый шерстяной свитер поверх комбинезона и, как всегда, сосредоточен и строг.

На посту погружения и всплытия сидел глав-старшина Элвуд. У боцмана изо рта торчал незажженный окурок сигары и, не отрывая глаз от приборов главного пульта управления, он поприветствовал Мура:

– Добрый вечер, сэр. Я обещал дать вам урок судовождения. Вы готовы? Если хотите, я спрошу разрешения у дежурного офицера, чтобы вы вывели лодку на перископную глубину.

– В этом нет необходимости, боцман, – ответил Мур. – Я только понаблюдаю.

– Дело ваше. А то скажите, если захотите порулить, – сказал боцман. Он вдруг подался вперед и легонько дернул рулевого за ухо.

– Эй, Ковальский, следи за курсом! – воскликнул он. – Держи штурвал обеими руками, сынок. Это тебе не папин "шевроле". Лодка стоит миллиард долларов.

Мур еле сдержал смех. На лодке начисто отсутствовали иллюминаторы, и он почти забыл, где находится. Где еще встретишь такое, чтобы двадцатилетний мальчишка управлял таким дорогостоящим кораблем?

На карте, развернутой на столе штурмана, Мур увидел их местонахождение у берегов Центральной Флориды. Данные о точных координатах постоянно поступали с корабельной инерциальной навигационной системы. Старшина-рулевой постоянно докладывал об изменениях курса дежурному офицеру. Мур прошел к акустикам.

Здесь старшим на вахте оказался старшина Тим Лейси. Он улыбнулся Муру и кивком пригласил его сесть у экрана сонара.

– Добро пожаловать в камеру ужасов, сэр, – тепло поприветствовал старшина Мура.

Лейси сел позади трех матросов-акустиков. Все они были в наушниках и пристально всматривались в мерцающий экран монитора. Их работа заключалась в отслеживании множества звуков, поступающих с пассивных датчиков лодки, расположенных по всему корпусу корабля. Доступ к ним осуществлялся путем манипулирования массивными черными ручками управления на каждом пульте или через квадратную клавиатуру возле экрана сонара.

– Новый контакт по корме, Тим, – доложил молоденький матрос, сидевший за средним пультом. – Биологический, "Сьерра-9".

– Отлично, парень, – похвалил его Лейси и потянулся к микрофону. – Центральный, говорит акустик: есть новый контакт, пеленг – 330, "Сьерра-9", биологический.

– Акустик, говорит Центральный пост, есть "Сьерра-9", биологический, – повторил голос из динамика.

– Не хотите ли послушать, сэр? – спросил Лейси, снимая с себя наушники и протягивая их гостю.

Мур с готовностью надел наушники и прислушался к приглушенным шумам.

– Это креветки, сэр, – пояснил Лейси. – У меня они вызывают ассоциации с беспорядочным стуком кастаньет.

Мур улыбнулся такому сравнению и вернул наушники хозяину.

– Я преклоняюсь перед людьми, которые разбираются в звуках моря, – заметил Мур. – Это целая наука.

– Я бы сказал больше, сэр, – подхватил Лейси. – Акустика сама по себе – искусство.

– Есть контакт, старшина, – доложил матрос, сидевший у экрана сонара. – Пеленг – 228, "Сьерра-11", торговое судно.

– Молодец, парень, – отреагировал Лейси. Он передал новую информацию на центральный пост, затем потянулся к горизонтальной трубе над головой и достал из-за нее пакет. Как заботливая птица-мать кормит своих птенцов, Лейси вручил каждому матросу по горсти конфет, при этом не обойдя и Мура.

– Я всегда забочусь о своих пацанах, когда они заботятся обо мне, – добавил Лейси, сунув в рот конфету.

– Вы так и не объяснили, почему называете свой пост камерой ужасов, – заметил Мур.

Лейси покачал головой.

– Надо быть здесь, когда наши дорожки пересекутся с противником и мы держим его на контроле, – пояснил он. – Тогда вы сами все поймете.

Мур понаблюдал за работой акустиков еще с полчаса. За это время они зафиксировали несколько биологических объектов и засекли траулер, прошедший буквально над ними. Когда "Риковер" начал всплытие на перископную глубину, Мур подавил зевок и решил отправиться спать.

Покинув тесноту затемненного центрального поста, он оказался в матросской столовой. Здесь было очень оживленно и светло, как в пивной. У окна раздачи толпились проголодавшиеся матросы в ожидании горячих гамбургеров с жареной картошкой. Запах стоял настолько аппетитный, что следователь с трудом подавил соблазн присоединиться к ним.

В кубрике царила темнота, почти все шторки были задернуты. Стараясь производить как можно меньше шума, Томас подошел к своей койке и отдернул шторку. Он решил вздремнуть, не раздеваясь. С трудом втиснувшись в узкое пространство между двумя полками, он залез под одеяло, закрыл шторку и вытянулся на спине. Ноги уперлись в переборку. Не включая свет, он снял часы, сунул их под матрас и закрыл глаза.

Кто-то безмятежно храпел совсем рядом, в коридоре разговаривали двое матросов. Хоп как-то говорил ему, что в этом отсеке сначала планировали разместить компьютеры. Для их охлаждения была предусмотрена специальная вентиляция. Но потом здесь решили оборудовать кубрик, а вентиляция осталась, поэтому микроклимат для отдыха был отменный. Укутавшись в одеяло, Мур провалился в глубокий сон без сновидений.

Борису Добрынину все никак не верилось в удачу. Уже более суток "Пантера" сидела на хвосте у ничего не подозревающей американской ударной лодки. Это был отличный результат, если учесть, что, по определению акустиков, они имели дело с очень хорошей современной лодкой проекта 688, и отслеживали ее в непосредственной близости от побережья США.

Замполит считал, что уже один этот факт свидетельствовал о превосходстве систем шумопеленгации и шумоподавления "Пантеры". Наконец-то в российском флоте появилась лодка, способная соперничать с лучшими лодками империалистических флотов.

В прежние годы русские атомные лодки характеризовались высоким уровнем шумов и низкой степенью технической надежности. Чтобы исправить это положение, были предприняты отчаянные усилия для приобретения современных технологий. В результате огромных трудовых и финансовых затрат удалось совершить значительный качественный скачок в отечественной технологии. Что не могли создать дома, закупали за границей, а когда этот канал оказался перекрытым, на помощь пришел промышленный шпионаж. Хороший разведчик мог сэкономить для родины миллиарды рублей государственных средств. Разведка также контролировала тенденции развития технологий и уровень конкуренции.

И вот "Пантера" на деле доказывала, что детище российской промышленности могло конкурировать с лучшими образцами западного военно-промышленного комплекса. Но как долго продлится это равновесие? Этот вопрос приобретал особое значение теперь, в связи с предстоящим вводом в строй новой атомной лодки "Сивулф".

Экономическая ситуация на территориях, оставшихся в составе России после развала СССР, не позволяла создать новое поколение подлодок, способных выдержать соперничество с SSN-21. Бурные события в обществе в девяностых годах разрушили социалистическое государство. На месте СССР образовались независимые республики, раздираемые этническими противоречиями и страдающие от потери управления. Ослабленная Российская Федерация не могла и мечтать о создании лодки, способной составить конкуренцию "Сивулфу", а это означало смириться с положением второсортной морской державы и отказаться от претензий на господство на море.

К счастью, на флоте еще оставались силы, способные препятствовать такому ходу событий. Перед выходом "Пантеры" в поход Борис имел честь встретиться с лидером этих сил – адмиралом Игорем Валерьяном, прославленным героем Великой Отечественной войны. Борис был приятно удивлен, когда, прибыв в Полярный, где базировалась "Пантера", получил персональное приглашение встретиться с этим легендарным ветераном российского флота.

Политработник полагал, что старый адмирал захочет высказать ему свои взгляды на нынешнюю политическую обстановку в стране. Сам Борис считал, что отказ от коммунистической ориентации и перевод экономики страны на рельсы свободного рынка знаменовали собой начало конца ленинской мечты о создании государства рабочих и крестьян. Лишившись власти, партия была не в состоянии обеспечить целостность государства, и Бориса серьезно беспокоила проблема безопасности России.

Когда на флоте упразднили комсомольскую организацию, Борис решительно выступил с протестом. Он энергично оспаривал это решение в ряде писем, которые отправлял прямо в штаб флота. Комсомол был проводником идей партии на флоте, комсомольские организации существовали на всех кораблях и напрямую подчинялись замполитам. Свыше девяноста процентов морских офицеров прошли через комсомол. Демонстрация беззаветной преданности партии стала необходимым условием успешной карьеры на флоте, на командные должности беспартийные офицеры назначались крайне редко.

Вскоре после Октябрьской революции на всех кораблях Красного флота были введены должности политработников. В обязанности комиссаров, впоследствии замполитов, входил контроль за политической благонадежностью личного состава, его идеологическая обработка, работа по правильному и неуклонному претворению в жизнь решений партии. Политработники всячески способствовали укреплению дисциплины и морального духа, играя двойную роль воспитателей и капелланов.

Решение упразднить комсомол могло означать только то, что скоро и замполиты на кораблях уйдут в прошлое. А это было чревато опасными последствиями, ибо без строгого контроля со стороны политработников на флоте можно было ожидать чего угодно: неповиновения, анархии, и даже использования военной мощи в чьих-то корыстных политических интересах.

Мысли Бориса нашли отклик у группы высокопоставленных флотских начальников, которые разделяли его политические взгляды и имели достаточно влияния, чтобы довести свои опасения до Москвы и убедить кремлевских лидеров пока оставить на кораблях замполитов, но при одном обязательном условии: политработники должны иметь опыт работы на командных должностях.

Так как в училище Борис обучался штурманскому делу, он был освобожден от унизительной необходимости переучиваться. Назначение на "Пантеру" он считал высокой честью и надеялся, что оно как-то связано с его политическими взглядами.

Предположив, что именно эти вопросы намеревался обсудить с ним адмирал Валерьян, он отправился на встречу с ним в приподнятом настроении.

То утро Борис не забудет никогда. Игорь Валерьян оказался именно таким, каким он его себе и представлял. Старик выглядел очень внушительно. Высокий и прямой, он своим единственным глазом смотрел прямо в глаза собеседника, будто под микроскопом изучая его душу.

Как оказалось, Валерьян вовсе не собирался обсуждать с ним общность их политических взглядов. У него было к Борису важное дело сугубо практической направленности, и Борис с особым вниманием выслушал изложенный адмиралом замысел совершенно секретной операции, проведение которой планировалось в ближайшем будущем. Удачный исход ее должен был гарантировать конкурентоспособность русского флота в такой важной сфере, как подводный атомный флот. Предполагалось, что одним дерзким ходом удастся овладеть технологией, необходимой для дальнейшего развития современного подводного флота. По причине отсутствия средств на разработку собственных аналогичных технологий, адмирал предложил похитить самый совершенный из ныне существующих боевых подводных кораблей – американскую атомную лодку "Сивулф".

Хотя Валерьян не очень распространялся о подробностях операции, Борис все же понял, что приурочена она будет к первым ходовым испытаниям "Сивулфа". Но особый смысл этого факта открылся ему только сейчас, уже в ходе выполнения "Пантерой" ее нынешней задачи.

Борис вернулся к себе в каюту после шестичасовой вахты в штурманском отсеке, за время которой они с группой специалистов отслеживали курс своей ничего не подозревающей цели. По мере того, как обе лодки шли в южном направлении вдоль восточных берегов Америки, становилась все более очевидной конечная точка маршрута американской лодки проекта 688. Всего час назад в перископе "Пантеры" показались огни Сент-Августина, штат Флорида. Американская лодка начала доворачивать к юго-западу, к мелководью континентального шельфа, а это было неоспоримым признаком скорого всплытия лодки. До единственной в этом районе базы подводных лодок оставалось два часа хода.

Любому матросу в штурманской рубке было понятно, что американская атомная субмарина направлялась к берегам Флориды в Порт-Канаверал. Однако никто не знал, что именно здесь базировался корабль, которому было суждено окончательно и бесповоротно склонить чашу весов военного превосходства на море на сторону Америки, что именно здесь "Сивулф" готовился к ходовым испытаниям.

Неужели "Пантеру" привела в эти воды простая случайность? Борис не переставал задумываться над этим вопросом, вспоминая встречу с адмиралом Валерьяном. Тогда адмирал сообщил ему, что выход "Сивулфа" в море планировался на начало осени. Это означало, что испытания могли начаться со дня на день, а лодка проекта 688, которую они преследовали от самого Норфолка, будет, возможно, принимать в них участие. Взволнованный таким оборотом событий, Борис лег на койку и постарался уснуть. Надо было хорошенько отдохнуть, ибо никто не ведал, что день грядущий им готовит.

13

Акванавты только начали собираться на завтрак, когда в тамбуре "Звезды" раздался звонок. Альдж первым откликнулся на неожиданный сигнал со своего насеста у обеденного стола.

– Это Долли пришла! Долли пришла! – возбужденно затараторил попугай. – Хелло, Долли!

Громко захлопав крыльями, Альдж зеленой молнией метнулся в тамбур, после чего Лайза Тэннер отложила салфетку и, отодвинув стул, встала из-за стола.

– Интересно, принесла ли Долли ответ от доктора Соркина? Пойду взгляну.

Четверо акванавтов остались за столом, а Лайза последовала за Альджем. Не прошло и минуты, как она вернулась с вскрытым конвертом в руке.

– Письмо сверху, – с некоторым разочарованием сказала она, – но явно не от доктора Соркина.

Лайза протянула письмо Ланклю, потягивавшему горячий чай.

– Нас предупреждают, что баллоны с гелием будут доставлены сегодня в девять утра, – сообщил он. – Остальные материалы – согласно заявке чуть попозже.

– Интересно, почему ничего нет от доктора Соркина, – недоуменно заметила Петрова. – Он должен был хотя бы сообщить о получении нашего письма.

– Может быть, он еще не успел его прочитать, – предположил Томо.

– Это исключено, – возразила Лайза. – Уж если он получил конверт, то наверняка тут же вскрыл его и прочитал письмо.

– Думаю, что мы должны дать ему возможность разобраться в этом деле, – заметил Карл-Ивар.

– Я согласен с тобой, – поддержал его Ланклю. – В конце концов, прошло всего двенадцать часов с момента отправки письма. Думаю, доктор Соркин не станет понапрасну беспокоить нас, пока не получит доказательства того, о чем мы писали. А пока надо набраться терпения.

Петрова оттолкнула от себя тарелку и нетерпеливо воскликнула:

– Даже если его ответ и не заставит долго ждать, я считаю, что мы должны вернуться на дно разреза и заснять то, что там происходит, на видеопленку. Если ныряющих блюдец там не окажется, то у нас хотя бы будут доказательства, что на дне установлено оборудование.

– Нет, mon amie, – возразил Ланклю. – Пока мы не получим ответ от доктора Соркина, такая вылазка мне представляется крайне опасной. Не исключено, что эти два аппарата выполняют секретную военную операцию, и нам не надо спускаться на дно разреза, пока мы не получим опровержение нашего предположения.

Карл-Ивар взглянул на часы и быстро прожевал остатки вафли.

– Кто поможет мне перетащить гелий в первый блок? – спросил он, запивая вафлю молоком.

– Я к твоим услугам, Карл-Ивар, если ты потом поможешь мне заменить стенку рыбного контейнера, – предложил Томо.

– Договорились, – согласился норвежец, затем добавил: – Пойду запрягать "Мишу". Тяжелую работу сделаем с помощью его манипулятора.

– Отличная идея, – сказал, вставая, Томо и вышел вслед за норвежцем в тамбур.

За столом остались Пьер Ланклю и Ирина Петрова, Лайза гремела на камбузе посудой.

– Интуиция подсказывает мне, что на дне разреза творится что-то неладное, – задумчиво произнесла русская. – Командир "Академика Петровского" – хитрая лиса старой закалки, и если он действительно использует нашу программу как прикрытие, то, вполне вероятно, наблюдатели ООН никогда не узнают об этом. Я не удивлюсь, если адмирал Валерьян перехватил наше письмо Соркину. В этом случае ему уже известно о наших подозрениях.

– Хоть я сомневаюсь в этом, mon amie, нам нельзя сбрасывать со счетов такую возможность. И если до завтрашнего утра мы ничего не получим от доктора Соркина, тогда нам придется снова отправиться на дно разреза и заснять на пленку обнаруженную там аппаратуру. Я сам пойду с тобой на "Мише".

Пока в столовой шел этот разговор, Карл-Ивар и Томо уже вышли в море. О существовании реального мира наверху напоминал только утренний солнечный свет, насыщавший толщу воды мягким голубым сиянием.

Истинные хозяева подводного мира не заставили себя долго ждать. Первым появился знакомый силуэт Дяди Альберта. Он промелькнул мимо них со скоростью молнии, и этого ему было достаточно, чтобы определить: среди людей Лайзы не было. Барракуда тут же скрылась под одной из телескопических опор комплекса, чтобы продолжить свою бдительную вахту перед иллюминатором камбуза.

Томо указал норвежцу на змееподобную мурену, направлявшуюся к ближайшему коралловому массиву. Ее извивающееся четырехфутовое тело проплыло мимо, едва не задев акванавтов. Несмотря на свой грозный вид, мурена не так страшна, как кажется, хотя все же лучше остерегаться ее мощных челюстей и острых зубов. Обычно она не нападает на человека, но если случайно потревожить ее в темных лабиринтах рифов, она может вцепиться в руку неосторожного водолаза.

Ища спасения от четверки притаившихся лютианусов, за защитную решетку влетела стайка яркоокрашенных морских ангелов. Мимо проплыло семейство полосатых дромов, за ними шмыгнула стая морских белок, важно продефилировал живописный губан.

Карл-Ивар был бы рад без конца наблюдать за этой нескончаемой процессией, но светящиеся стрелки его водонепроницаемых часов уже приближались к девяти часам, и он постучал по стеклу пальцем, привлекая к этому факту внимание японца. Томо кивнул, и они направились к песчаной поляне за первым блоком, куда сверху сбрасывали предметы, слишком тяжелые или громоздкие для Долли.

С судна границы участка определяли с помощью небольшого эмиттера сигналов, установленного в центре площадки. В случае необходимости это устройство включалось с судна с помощью дистанционного управления, таким образом место сброса можно было легко определить в любой момент.

Акванавты огибали первый блок, когда Карл-Ивар заметил какое-то движение вверху. Подплыв к краю поляны и взглянув вверх, норвежец увидел, как опускались, связанные нейлоновой лентой, шесть баллонов с гелием, который использовался в подводном доме для дыхания.

Ударившись о дно в центре площадки, тяжелые баллоны подняли облако песка и ила. Карл-Ивар вплыл в это облако и, достав нож, перерезал ленту. Не теряя времени, он схватил один из баллонов и потащил к первому блоку. За полчаса они с Томо перетащили все баллоны в хранилище.

– Мы могли бы подать свежий гелий на главный компрессор, – заметил Томо, помогая норвежцу установить последний баллон в хранилище.

– У нас еще есть старые запасы, – заметил Карл-Ивар.

– О'кей! Я займусь компрессором, а ты можешь готовить к выходу "Мишу", – предложил Томо. – Неплохо бы к обеду закончить с рыбным контейнером.

– Нет проблем, – ответил норвежец. – Встретимся в ангаре!

Карл-Ивар удивился, обнаружив, что Долли ждала его в бассейне на входе в первый блок. Дельфин был необычно взволнован и возбужденно мотал головой, издавая короткие, отрывистые звуки.

– В чем дело, Долли? Дядя Альберт опять съел твой завтрак?

Дельфин, казалось, отрицательно покачал головой, затем сделал несколько неглубоких нырков.

– Я понял тебя, Долли, – сказал Карл-Ивар, застегивая ремни акваланга. – Сейчас, еще пару секунд, и я в твоем распоряжении.

Долли нетерпеливо пощелкивая, наблюдала, как человек плеснул в маску воды, чтобы не запотевало стекло, и натянул ласты. Наконец Карл-Ивар взял в рот загубник шланга подачи воздуха, отрегулировал редуктор и прыгнул в воду.

Казалось, Долли почувствовала облегчение, когда он поплыл к ангару. Она сделала несколько ускорений в ту сторону, как бы указывая своему спутнику направление. Обеспокоенный странным поведением дельфина, Карл-Ивар миновал коралловую глыбу. Акул не было видно, но помня о недавней встрече Ирины Петровой с хищниками, которая едва не стоила ей жизни, он держался поближе к Долли. Плывя бок о бок, они достигли входа в ангар, где он поднялся по лестнице на поверхность. Еще не включив освещение, он почуял неладное. В воздухе стоял резкий неприятный запах. Свет не зажегся, и механик снял с пояса электрический фонарик. И тогда он увидел причину беспокойства Долли.

Все днище ныряющего блюдца обгорело до черноты. Не веря своим глазам, полный отчаяния, Карл-Ивар долго стоял у выгоревшего корпуса субмарины. Скорее всего пожар случился ночью, и только нехватка кислорода помешала огню перекинуться на весь ангар.

Рядом в темноте беспокойно цокала Долли. Норвежец решил, что пожар начался в аккумуляторном отсеке. Карл-Ивар, конечно, сразу же отнес вину за происшедшее на свой счет. Видимо, в результате недавнего ремонта генератора где-то возникло внутреннее короткое замыкание, а он проморгал его вчера во время вечернего осмотра. Теперь им придется расплачиваться за его роковую оплошность, ибо на этом похождения "Миши" в морских глубинах закончились. Восстановлению минисубмарина не подлежала.

Томаса Мура разбудил громкий голос из репродуктора корабельной трансляционной сети. Не сразу очнувшись ото сна, он взглянул на часы. Они показывали начало одиннадцатого утра. Откинув шторку, он с некоторым смущением подумал, что ему на удивление крепко спалось на "Риковере".

Чтобы спуститься с полки, ему пришлось перевернуться на живот и затем пятиться назад, пока ноги не коснулись палубы. Томас достал коричневый кожаный реглан, в рундучке нашел бритвенный прибор и открыл раздвижную дверь кубрика. В глаза ударил яркий свет. Мимо по коридору прошли двое матросов в синих робах, направляясь в столовую. Мур приветствовал их кивком головы и зашел в офицерский гальюн.

С чувством нескрываемого облегчения он отлил в надраенный до блеска писсуар из нержавеющей стали и, чувствуя себя старым подводником, спустил воду, нажав, как учили, на сливной рычаг, после чего повернулся к раковине умывальника.

Умывшись, Мур нанес слой мыльной пены на лицо и шею, побрился, почистил зубы. Помня о наставлениях Хопа, он включил душ и, облившись, выключил воду, намылился, потом снова пустил душ. Завершив приятную, освежающую процедуру, он тщательно вытерся чистым полотенцем, оделся и в прекрасном расположении духа вернулся в кубрик, чтобы положить на место туалетные принадлежности.

Завтрак, разумеется, он проспал, но в матросской столовой еще можно было получить кружку кофе и тарелку каши. Так как время уже шло к обеду, камбуз был пуст, за исключением поваров и нескольких матросов с учебниками и наставлениями в руках. Стараясь не беспокоить их, Мур наполнил тарелку молочной рисовой кашей и стоя съел ее. С кружкой кофе в руке он поднялся наверх, где была установлена корабельная инерциальная навигационная система. В следующем отсеке находилась радиорубка, но Мур свернул в другую сторону.

В отсеке центрального поста горел яркий свет. На рабочих местах было лишь несколько старшин и матросов. Мур остановился у штурманского стола, и ему стало понятно, почему в отсеке не было офицеров. На карте линия курса уперлась в Порт-Канаверал, первый остановочный пункт в этом походе. Желая убедиться в этом, Мур двинулся к выходу. Выглянув из люка, он увидел голубое небо над головой и поспешил подняться на палубу.

Наверху он испытал такое чувство, будто только что поднялся из преисподней, так здесь было хорошо: теплый, ласковый воздух тропиков благоухал, как волшебный бальзам, щедро сдобренный острыми запахами моря. Солнышко встретило его как давнего приятеля, и Мур закрыл глаза, подставляя лицо его ласковым лучам.

Громкий и резкий механический скрежет вернул его к действительности. Этот звук исходил с соседнего пирса, где большим краном поднимали с платформы огромного трейлера глубоководный спасательный аппарат "Авалон". Сам ГСА был выкрашен в черный цвет, имел в длину около пятидесяти футов и походил на огромную, толстую торпеду. В закругленную корму были врезаны два маневровых движителя, гребной винт окружал белый защитный кожух. Мур подошел к группе офицеров и старшин, собравшихся за рубкой "Риковера". Здесь были командир и старпом, которые с помощью "уоки-токи" руководили погрузкой "Авалона". Когда над кормой "Риковера" нависла эта огромная масса, на палубе лодки воцарилась напряженная тишина. Прямо над кормовой сходной шахтой болтами к палубе была привинчена массивная рама на четырех опорах, на которую медленно опускался "Авалон". Напряженная атмосфера развеялась, только когда ГСА был надежно установлен на раме. Такелажник отсоединил последний чалочный строп, "Авалон" окружили моряки, а Мур сошел по узкому трапу на берег.

Отвыкшие от суши ноги слегка дрожали, будто причал качался под ними. Преодолев это ощущение, Мур прошел в конец пирса, подальше от собравшейся на корме "Риковера" толпы. Отсюда он увидел другую лодку, стоявшую напротив "Риковера". Размерами она почти не уступала "Риковеру", но одна конструктивная особенность отличала ее от лодки проекта 688: ее горизонтальные рули были установлены не на рубке, а в корпусе, что придавало лодке более обтекаемую форму.

– Здравия желаю, коммандер, – услышал он голос сзади.

Мур обернулся и увидел интенданта "Риковера".

– Доброе утро, Хоп, – ответил Мур на приветствие улыбающегося Хопа.

– Как вам нравится SSN-21? – спросил подошедший офицер, кивнув в сторону соседней лодки.

– Вы хотите сказать, что это и есть "Сивулф"? – осведомился Мур, переводя взгляд на лодку, которой только что любовался.

– Да, он самый. Жаль только, что у нас нет времени осмотреть его изнутри. Ведь, очевидно, именно там спрятаны его отличительные особенности.

– Да уж наверное, – заметил Мур задумчиво. – Сказать по правде, я даже и не подумал, что это "Сивулф".

– Ничего удивительного, коммандер. Ведь кроме горизонтальных рулей да слегка измененной рубки, он внешне больше почти ничем не отличается от проекта 688. Но только внешне. Даже корпус "Сивулфа" сделан из совершенно новой марки стали, что позволит ему погружаться в глубины, о которых мы и мечтать не смеем.

– Это понятно, Хоп. Помнится мне, ребятам из компании "Электрик Боут" пришлось немало попотеть, чтобы сварить его корпус по чертежам.

– Век живи – век учись, – заметил Хоп, не отрывая восхищенный взгляд от новой лодки.

– Хорошо, я хоть не все проспал. С моими способностями по части подушки это вполне возможно. Когда выходим в море?

– Как только закрепят "Авалон" по-походному. Через час, возможно. Говорят, мы принимаем его на тот случай, если наткнемся на затонувший "Льюис энд Кларк".

– Если бы так, Хоп. К сожалению, наличие "Авалона" у нас на борту не связано с возможными подводными спасательными работами. Пока только могу сказать вам, что я буду использовать его в совершенно иных целях.

– Очень жаль, – сказал интендант и, взглянув на часы, добавил: – Пора возвращаться на корабль, коммандер.

– Добро, Хоп, – согласился Мур, бросил последний взгляд на "Сивулф" и последовал за интендантом.

У трапа "Риковера" Мура ждали каперанг Уолден и невысокий крепыш лейтенант с квадратной челюстью и седыми висками.

– Коммандер Мур, – обратился к нему Уолден. – А мы только что говорили о вас. Познакомьтесь – это пилот "Авалона" лейтенант Барнс.

– Можно просто Нед, – глубоким, низким голосом произнес Барнс, которому было лет под пятьдесят.

Мур пожал твердую, как железо, руку и заметил, что пилот смотрел ему прямо в глаза, не мигая.

– Рад познакомиться, Нед.

– Командир только что сообщил мне, что "Авалон" поступает в ваше распоряжение, – заметил Барнс. – Куда мы направляемся, и какова наша задача?

После минутного колебания Мур осторожно ответил:

– Мне нужен "Авалон" для исследования глубин Языка Океана.

– Это как-то связано с поисками "Льюис энд Кларк"? – прямо спросил лейтенант.

– Не совсем, – вновь уклончиво ответил Мур.

Почувствовав, что Мур знает больше, чем говорит, Барнс обратился к Уолдену:

– Командир, сколько мы будем идти до Языка Океана?

– Мы обогнем северную оконечность острова Андрос завтра ранним утром, – ответил Уолден. – Вы знаете, коммандер, мне тоже хотелось бы побольше узнать о предстоящей операции.

– Всему свое время, джентльмены, – ответил Мур, которого избавил от дальнейших расспросов приход старпома.

Извинившись, Мур направился к носовой сходной шахте. Вдохнув напоследок полной грудью теплый тропический воздух, он спустился в прохладное и темное чрево судна.

Чтобы поразмышлять в одиночестве, он прямиком пошел в кубрик. Единственным местом на перенаселенной людьми лодке, более или менее обеспечивавшим уединение, была личная полка за шторкой. Условия максимальной скрытности, в которых он вынужден был действовать, ставили его в весьма неудобное, затруднительное положение, и, как он понимал, "Риковер" не успевал вовремя прибыть в район Андросского разреза.

Все было предельно просто, когда адмирал Проктор ставил ему задачу в Вашингтоне. Но теперь, когда к операции подключились другие люди, все значительно осложнилось.

Как объяснить на лодке, что он сам не знает точно, что ищет? Тайна, которую ему предстояло раскрыть, потребует от него, да и от всех других и терпения, и предельной концентрации воли. Судя по всему, ему также придется изрядно пошевелить мозгами, чтобы разобраться в фактах, связанных с реалиями, лежащими за пределами обычного человеческого понимания.

Лежа на койке, Мур вновь и вновь переосмысливал известные ему факты. Он вспомнил, как впервые увидел "Льюис энд Кларк", и момент, когда они открыли люк и зашли в лодку. Он никогда не забудет найденного на камбузе рыжеволосого матроса и историю, рассказанную им под гипнозом.

Доказательством того, что "Льюис энд Кларк" начинала свое трагическое путешествие в Атлантике, являлись записи на страницах вахтенного журнала лодки и водоросли, снятые Муром с горизонтальных рулей. Но было еще много вопросов, до сих пор остававшихся без ответов. Как корабль в мгновение ока оказался на другом краю планеты? Что случилось с его командой? А "филадельфийский эксперимент"? Теория, на которой основывался легендарный проект, давала наиболее логичное объяснение всему происшедшему. Это объяснение казалось еще более правдоподобным теперь, когда Мур знал, что в Андросском разрезе их ждал русский эквивалент изобретения Альберта Эйнштейна.

Действительно ли матроса Гомера Моргана спас слой воды, как и в случае с единственно уцелевшим членом экипажа эсминца "Элдридж"? Этот факт мог означать, что устройства, с помощью которых были дематериализованы корабли, реально существовали, и одно из них ждало Мура у берегов острова Андрос.

Похолодев от таких выводов, Мур приготовился к предстоящему поединку. Менее чем через сутки время предположений закончится и суровая реальность вступит в свои права.

14

Свой свободный день в Майами Мими Слейтер провела в гостинице. Ей впервые за последнее время удалось выспаться. Отдохнув, она заказала обильный обед, а днем с газетой в руках просидела в шезлонге у бассейна. В спортзале проходил урок аэробики, и она с удовольствием поразмялась. И лишь вечером, когда она собиралась на ужин, зазвонил телефон. В трубке зазвучал знакомый женский голос.

– Привет, милочка, это Элизабет. Как вы там, ничего себе?

– У меня все в порядке, доктор Элизабет. Откуда вы звоните?

– Да я в вестибюле вашего отеля. Почему бы вам не спуститься сюда? Выпьем по коктейлю, поговорим.

– Я спущусь через пару минут, – ответила Мими, довольная, что уже приняла душ, и ей оставалось только одеться.

Экстрасенс сидела в баре рядом с пальмой, росшей в огромном горшке. На ней было яркое, в гавайском стиле, платье свободного покроя, темные очки и широкополая соломенная шляпа. Возле ее ног стояла клетка для перевозки животных, и в ней виднелась черная шерсть персидской кошки.

– Присаживайтесь, милочка, и закажите себе какую-нибудь отраву, – пригласила доктор Элизабет, поставив на стол скорлупу кокоса, из которой она пила коктейль. – Но будьте осторожны, смягчающие добавки к рому просто отвратительны!

Мими подсела к ней и, заказав себе бокал белого вина, сразу заговорила о деле:

– Вчера я зафрахтовала лодку. Ее владелец произвел на меня приятное впечатление, а самое главное – он готов в любое время по нашему требованию выйти в море.

– А как насчет того, чтобы отправиться уже сегодня в ночь, милочка?

– Я готова, доктор Элизабет.

– Хороша. Перед любым путешествием по морю я всегда нервничаю, и сейчас мне все равно не уснуть, даже если бы очень хотелось. А как вы себя чувствуете, милочка? Вы выглядите отдохнувшей по сравнению с нашей последней встречей.

– Сказать по правде, доктор Элизабет, все эти хлопоты идут мне на пользу.

– Ничто так не отвлекает от забот, как путешествия. Вы нуждаетесь в смене обстановки, мадам.

– Просто я надеюсь, что мы взялись за нужное дело, – задумчиво произнесла Мими.

Доктор Элизабет с нежностью посмотрела на Мими и накрыла ее руку своей ладонью.

– Отбросьте дурные мысли, милочка. Ваши сомнения – дело вполне естественное. Когда мы выйдем в море, вы поймете, что приняли правильное решение. Послушайте, а вы не подвержены морской болезни?

Мими покачала головой, и доктор Элизабет улыбнулась...

– Приятно слышать это, милочка. Дело в том, что медикаменты притупляют остроту восприятия, а мне понадобится ваша помощь для контакта с космосом.

– А как вы это делаете? – спросила Мими, не представляя, как можно установить контакт с космосом.

– Я знаю обряд, милочка, который помогает мне сосредоточить всю внутреннюю энергию для такого контакта. Когда канал связи откроется, мой духовный поводырь выведет нас к цели.

– Я все еще никак не могу поверить, что у меня будет возможность поговорить с мужем и что он находится в другом мире.

– Надо поверить, дорогуша. Имейте в виду: только ваша вера может осуществить такой контакт, я – всего лишь проводник.

Тихо зазвучала фортепьянная музыка. Мими узнала мелодию Гершвина "Лето". Совсем недавно она уже где-то слышала этот мотив, но где?

Доктор Элизабет, будто читая ее мысли, начала тихо подпевать.

– Подходящая песня, – сказала экстрасенс. – Сегодня – последний день лета, равноденствие, да и вообще...

Мими в своем горе совсем потеряла счет дням. Она опустила глаза и взглянула на клетку, в которой мяукала кошка.

– Похоже, Исис тоже вам подпевает, – с улыбкой заметила Мими.

– Может быть, поедим перед выходом в море? – предложила доктор Элизабет.

Мими с удовольствием поддержала ее предложение, но сказала, что сначала ей надо позвонить в Вирджиния-Ки. После этого звонка она нашла доктора Элизабет в ресторане.

Вечернее меню в основном состояло из даров моря. Женщины заказали отварные креветки, устрицы, жареного красного лютиануса и сочные шейки омаров. Исис тоже кое-что перепало от этого пиршества, и скоро все они, довольные, сидели в машине, которая, проехав по дамбе Рикенбэккер, свернула налево и погрузилась в половодье огней вечернего Майами.

В районе пристани машин почти не было. Мими припарковала арендованную машину, и женщины направились к причалам. Они прошли мимо красавца-катера, с которого вчера выгружали богатый улов, и остановились у стоявшего по соседству, видавшего виды баркаса. Хозяин лодки, встав на колени, склонился над открытым люком моторного отсека. Он что-то внимательно рассматривал там в свете фонарика и не замечал подошедших.

– Извините, капитан Ал, это я, Мими Слейтер.

Седой старик смутился, выключил фонарь и поднялся на ноги.

– Здравствуйте, мадам. Решил перед выходом слегка подрегулировать карбюратор.

– Что ж, не будем вам мешать, – сказала экстрасенс, забираясь на корму лодки. – Привет, кэп, я – доктор Элизабет.

Ал нарочито тщательно вытер замасленную ладонь о комбинезон, стянул с головы фуражку морского образца и шутливо отсалютовал.

– Рад с вами познакомиться, док. Мое имя – Альфонс Клойд, но зовите меня просто Ал.

Доктор Элизабет окинула критическим взглядом лодку, с любопытством заглянула в моторный отсек.

– Ну и как она бегает, Ал?

– "Солнышко" во многом подобно своему хозяину, док. Оно просто идет и идет, медленно, но верно. Так что не беспокойтесь, будем на месте вовремя.

– Я не сомневаюсь в этом, – сказала экстрасенс, глядя в честные глаза старика-негра.

Мими взошла на борт и осторожно передала клетку с кошкой доктору Элизабет, которая тут же открыла дверку, и Исис оказалась на свободе. Кошка довольно потянулась и стала увлеченно принюхиваться к многочисленным запахам ее нового дома.

– Боже, какая чудесная кошечка, – заметил Ал. – Когда я был еще молодым, здесь у нас на пристани жил огромный белый кот. Вы бы только видели, как он ластился к рыбакам, когда наступал момент дележа улова.

– Исис просто без ума от рыбы, Ал, – сказала доктор Элизабет.

– Ну тогда она пришла по правильному адресу, док, потому что у меня весь морозильник забит свежим филе скумбрии. Все в ее распоряжении.

В тесном жилом отсеке имелся совсем крошечный туалет, такой же камбуз с плиткой, стол с четырьмя деревянными стульями и две раскладывающиеся кушетки. На стене, у входа на камбуз висела картина, на которой был изображен огромный болотистый водоем с лодкой-плоскодонкой посередине. Поставив чайник на плиту, Ал пояснил значение картины.

– Это сцена из моего детства, дамы.

Женщины уселись за стол, и экстрасенс полюбопытствовала:

– Где же прошло ваше детство, Ал?

– На озере Окичоби во Флориде, – с гордостью ответил Ал. – Я родился в Порт-Майаке, у самой воды. Боже, какое же это было дикое место! Аллигаторы подползали прямо к дверям домов, а уж столько змей вам не увидеть за всю жизнь, клянусь вам!

– Было опасно? – спросила Мими.

– Не очень, – махнул рукой Ал. – Отец научил нас любить и уважать природу. Из всех живых существ нам докучали только москиты. Но против них хорошо действует скунсовое масло. Меня в детстве даже змея ни разу не укусила.

– Завидую вам, – заметила доктор Элизабет. – А я выросла в бруклинских трущобах. В большом городе не очень-то залюбуешься природой – изредка залетит случайная пташка, зато от несметных полчищ крыс и тараканов отбоя не было.

– Не хочу показаться вам назойливым, но чем вас привлекает Андрос? – спросил Ал, протирая разношерстные керамические кружки. – Я знаю, что вас влечет туда вовсе не рыбалка.

– Это точно, – усмехнувшись, ответила доктор Элизабет. – Я вообще предпочитаю иметь дело с рыбой только за обеденным столом.

– Тогда зачем же вам понадобилось за такие деньги нанимать лодку?

– Ал, вы, похоже, глубоко верующий человек, – заметила доктор Элизабет.

Ал воздел руку к небу и ответил:

– Я уважаю и боюсь Господа Бога. Вы это имели в виду, док?

Доктор Элизабет кивнула и встретилась глазами с заинтересованным взглядом старика-негра.

– Ал, можете считать, что мы наняли вашу лодку для чтения особых молитв. Единственное, что от вас требуется, это не мешать нам, когда мы начнем молиться, и просьба обеспечить абсолютную тишину.

– Насчет этого можете не беспокоиться, док, – ответил Ал и, насыпав по ложке гранулированного чая в каждую кружку, наполнил их кипятком.

– Я уверена, что вы не подведете, – сказала доктор Элизабет, переглянувшись с Мими.

Ал подал своим гостьям чай и, насвистывая, достал из кармана помятую оловянную фляжку. Под мелодию "Лето" он вылил изрядную часть содержимого фляжки в свой чай и улыбнулся.

– Здесь у меня очень неплохой напиток. Присоединяйтесь, если желаете.

– Наливайте, – велела доктор Элизабет и энергично протянула к нему кружку.

Мими отклонила предложение Ала, но зато вспомнила, где слышала мелодию, звучавшую в баре отеля. Это было вчера, и насвистывал ее Ал.

Каперанг Александр Литвинов почти всю вторую половину дня провел в своей каюте, работая над личным дневником. Он начал вести его незадолго до поступления в Севастопольское высшее военно-морское училище имени Нахимова. Начало карьеры военного моряка было захватывающим, и он по совету отца стал записывать свои жизненные впечатления. Он до сих пор продолжал вести дневник, уже сбившись со счета, сколько исписал общих тетрадей, занося в них свои размышления и впечатления о текущих событиях.

Александр надеялся, что когда-нибудь ему удастся обработать свои записи, свести их в единое целое и опубликовать в виде книги. Он считал это дело весьма важным, так как его служебная карьера могла служить ярким примером и доказательством того, что самый обыкновенный человек, независимо от происхождения и прочих факторов, всегда мог найти возможности для самоусовершенствования.

Он родился сорок два года назад в небольшом сибирском городе Братске. Его родители были инженеры из Киева, романтики, пожелавшие работать на новой ГЭС, построенной на Ангаре. В те годы в стране царил дух энтузиастов, открывавших и обживавших новые перспективные районы Севера и Сибири, и его родители всю жизнь посвятили обузданию дикого нрава мощных сибирских рек и получению экологически чистой и недорогой электроэнергии.

Судьба Александра решилась в тот день, когда отец повез его в выходной день на рыбалку на озеро Байкал. Красота чудо-озера буквально потрясла впечатлительного мальчика. Набегающие на берег волны будоражили его, будили воображение, а когда отец рассказал ему о других бескрайних водных пространствах, называемых океанами, по сравнению с которыми Байкал был пустяковой лужицей, Александр понял, что ему раз и навсегда суждено связать свою судьбу с морем.

Еще в школе он вступил в ДОСААФ и сумел хорошо подготовить себя к избранной карьере физически, духовно и технически. Благодаря отличным оценкам и безупречной дисциплине, его рапорт о зачислении в училище имени Нахимова был удовлетворен, и накануне своего восемнадцатилетия Александр покинул Братск, чтобы стать человеком всего мира.

Именно тогда он и начал вести дневник, описав на первых страницах свое путешествие по транссибирской железнодорожной магистрали. Это было большое событие в его жизни, и он почти не спал, боясь пропустить что-нибудь интересное.

Несмотря на все усилия, отцу не удалось подготовить его к адекватному восприятию масштабов их огромной страны. Только до Урала они ехали целую неделю, а потом на другом поезде еще несколько дней добирались до Севастополя.

Училище имени Нахимова располагалось на берегу Черного моря, и Александр все никак не мог налюбоваться его чудесным видом. Через четыре года он с блеском закончил училище и получил первое назначение на учебную дизельную подводную лодку, базировавшуюся на Балтике под Ленинградом.

Он отправился туда поездом и вновь проехал всю страну на этот раз с юга на север, сделав незабываемые остановки в Одессе, Кирове и самой Москве. Несмотря на то, что в столице он был всего один день, ему удалось посетить Кремль и Мавзолей основателя советского государства. Стоя над мумией вождя, он получил мощный заряд вдохновения и испытал внутреннюю потребность защищать социалистические принципы, которым Ленин посвятил всю свою жизнь.

Лето, проведенное на Балтике, пробудило у Александра тягу к службе подводника, и после недолгой учебы в Ленинграде он стал специалистом по корабельным атомным энергетическим установкам и получил назначение на ударную подлодку типа "Эхо". С самого начала зарекомендовав себя исполнительным, трудолюбивым и преданным офицером, он затем служил на самых современных атомных ударных и торпедных лодках.

Год назад он преподавал физику в училище и уже затосковал по морю, когда вдруг последовало новое назначение, перевернувшее всю его жизнь. Наконец-то он стал командиром корабля. Да какого корабля!

"Пантера" являлась самым современным отечественным подводным кораблем. Ее акустическая и электронная аппаратура была просто великолепной и значительно превосходила аналогичное оборудование лодок западных флотов. Но изменения политического климата в мире поставили под сомнение необходимость постройки таких кораблей, и Александр считал неоправданными огромные финансовые расходы на новые вооружения в современных геополитических условиях.

С развалом Советского Союза и потерей власти КПСС пришел конец и пресловутой холодной войне. Теперь противником стали не США, а внутренние распри в стране.

Молодое поколение морского офицерского корпуса, к числу которого относился и Александр Литвинов, воспитывалось после войны и сейчас участвовало в величайшей в истории перестройке флота. Примерно половина кораблей уже была выведена из боевого состава флота, и этот процесс все еще продолжался. На смену устаревшим кораблям, имевшимся на флоте в избытке, должны были прийти качественно новые, конструктивно более совершенные корабли. Российский флот войдет в двадцать первый век с новейшими подлодками типа "Акула" и "Пантера".

Сейчас Александр писал в своем дневнике о новом геополитическом климате и роли "Пантеры" в этих условиях. Он рассматривал нынешний поход, как некую безобидную игру в прятки. Преследование американской лодки "Джон Маршалл" было для него просто военной игрой, как и все теперешнее задание. О враждебных действиях против американцев не могло быть и речи. Соединенные Штаты однозначно стали союзником, добрым другом, протянувшим руку помощи.

Переход России к рыночной экономике открывал новые перспективы, и помощь американцев в этом отношении трудно было переоценить. Коммунизм умер и похоронен, и чем быстрее народы России поймут это, тем скорее в стране наладится нормальная жизнь.

Но преодолеть стереотипы социалистического образа мышления не так-то легко. За долгие годы лживой пропаганды у людей сложилось извращенное мировоззрение. Даже сейчас, в так называемые времена возрождения, Россию раздирали смута, недоверие, раскол, что вело к потере многих возможностей и напрасному растрачиванию усилий.

Александр знал, что кое-кто на "Пантере" воспримет его мысли и настроение, как предательские. В первую очередь – замполит. В его глазах Борис Добрынин олицетворял собой нынешние противоречия России. Этот человек был осколком прошлого, наследником и сторонником прежней твердой партийно-государственной политической линии. Будучи рабом собственных личностных недостатков, разочарованный нынешним состоянием дел в стране, он активно выступал за возврат к старым порядкам, когда тоталитаризм безраздельно господствовал во всех сферах общества и подавлял всякое стремление к свободе личности.

Крушение берлинской стены показало всему человечеству, что догмы не вечны, и свобода выбора – прерогатива каждого человека. Освободившись от идеологических пут, демократия захлестнула Восточную Европу и вскоре вылилась на улицы Москвы.

Борис Добрынин и его единомышленники никак не могли взять в толк, что для народа, однажды вкусившего дух свободы, возврат к рабству невозможен. Они продолжали вести уже проигранную войну против самих себя.

Звонок внутрикорабельной связи внезапно прервал мысли Александра, вернув его к действительности. Каперанг протянул руку к ближайшему телефонному аппарату.

– Есть подводный акустический контакт, командир! – доложил взволнованный мужской голос. – Пеленг два-шесть-ноль.

– Сейчас иду, – ответил Александр.

Центральный пост "Пантеры" находился всего в нескольких метрах от его каюты. В отсеке стояла напряженная тишина, когда командир прошел мимо рулевого к бородачу, сидевшему у акустического пульта.

– Что там у тебя, Миша? – спросил он.

Старший акустик сдвинул наушники на затылок и показал на экран.

– Явно движущаяся подводная цель, командир. Но я никак не могу ее опознать.

Александр надел запасные наушники и вслушался в четкий пульсирующий шум.

– Ты знаешь, очень похоже на шумы "Джона Маршалла", – заметил он.

– Мне тоже так показалось, – сказал акустик. – Но это вряд ли возможно, ведь мы отстали от "Маршалла" в Норфолке, а другая такая американская лодка с внешней надстройкой для боевых пловцов базируется на Тихом океане.

– Возможно, "Сэм Хьюстон" вышел из Панамсокго канала и крутится у Порт-Канаверала, – предположил Александр. – Или другая лодка несет на себе глубоководный спасательный аппарат. Что бы там ни было, не жалей пленки и сделай запись для последующего анализа.

– Есть, командир, – ответил акустик и вновь погрузился в работу.

В противоположном конце отсека Александр увидел знакомую лысую голову. Замполит настойчиво махал рукой, приглашая его к штурманскому столу. Не испытывая большого желания встречаться с Добрыниным, Литвинов все же решил подойти к нему.

– Что вы думаете об обнаруженной цели, командир? – озабоченно спросил замполит.

– Одно из двух: это либо модифицированная лодка типа "Итен Аллен", либо другая ударная лодка с глубоководным спасательным аппаратом на палубе, – ответил Александр.

Вытирая платком потную лысину, замполит сказал:

– Должно быть, это та самая лодка проекта 688, которую мы вели от Норфолка.

– Вполне возможно, товарищ замполит, – согласился командир.

Добрынин посмотрел на карту, лежащую перед ними.

– Командир, я полагаю, что есть необходимость последить за этой лодкой, чтобы узнать о ее намерениях.

– Что за необходимость? – спросил Александр. – В боевом приказе об этом нет ни слова.

Замполит достал из нагрудного кармана вчетверо сложенный лист бумаги и протянул его Литвинову. Тот начал читать, а Добрынин зашептал ему на ухо:

– Радиограмма поступила всего несколько минут назад. Как видите, "Пантера" временно вводится в состав спецгруппы номер тринадцать и передается в непосредственное подчинение адмиралу Валерьяну. Так как новое распоряжение однозначно требует следить за всеми американскими военными кораблями, направляющимися к Багамским островам, у нас нет иного выбора, кроме как проследить за этой целью.

Александр внимательно перечитал радиограмму и с сомнением покачал головой.

– События приобретают странный оборот. Что это за спецгруппа номер тринадцать, и почему мы введены в ее состав?

Замполит ехидно осклабился.

– Я тоже об этом думаю, командир. Но коль скоро получен новый приказ, можем ли мы не выполнить то, что он нам предписывает?

15

Покинув Порт-Канаверал, "Риковер" взял курс на юго-восток, Им предстояло идти этим курсом восемнадцать часов и, миновав остров Большая Багама, утром войти в пролив Провиденс. Оттуда будет рукой подать до точки назначения.

Томас Мур провел послеобеденное время в уединении. Закрывшись шторкой, он внимательно изучил все материалы, накопленные после обнаружения "Льюис энд Кларка". Казалось, это произошло очень давно, никак не верилось, что он занимался этим делом всего-то меньше недели.

В 16.50 в кубрик тихо вошел вестовой и, постучавшись, заглянул за шторку Мура.

– Извините, сэр, – вежливо произнес он. – Не отужинаете ли вы с командиром?

– С удовольствием, – ответил Мур. Он пропустил обед и очень хотел есть.

Сунув свои записи под матрас, он запер рундук и вышел умыться. Когда он вошел в гальюн, Хоп сушил руки.

– Добрый вечер, – приветствовал его интендант. – Надеюсь, вы поужинаете с нами.

– Обязательно, – сказал Мур. – Я голоден как волк.

– Ваш аппетит разыгрался в нужный момент, коммандер. В Порт-Канаверале одному из моих людей удалось достать парочку свежих индеек. Их готовили весь день, и, когда я проверял, они истекали жиром и сами просились в рот.

Мур умылся и взял протянутое Хопом полотенце.

– Благодарю, Хоп. Вы знаете, я давно хотел вас спросить: как вам удается поддерживать хорошую физическую форму при такой отменной кормежке на лодке?

Лейтенант похлопал себя по животу и улыбнулся.

– Боюсь, это врожденная черта, сэр. Сколько бы я ни ел, мой вес не меняется.

– Здорово, а я прибавляю в весе даже от простого созерцания еды.

– Понимаю вас, сэр, и в утешение могу сказать, что на "Риковере" у механиков имеются гребной и велосипедный тренажеры. Поэтому сегодня вы можете наесться до отвала, а завтра искупить свой грех на тренажерах.

– Постараюсь воспользоваться вашим советом, Хоп, – сказал Мур и последовал за интендантом в кают-компанию.

Каперанг Уолден и старпом уже были за столом, и Мур сел слева от командира. Рядом с ним расположился новичок с квадратной челюстью – пилот "Авалона" лейтенант Нед Барнс. Он молча передал Муру соус, не отрываясь от стоявшего перед ним салата.

В кают-компании тихо звучала мелодия Эрона Копланда "Весна в Аппачах". Эта музыка, возбуждая патриотические чувства, неплохо сочеталась с традиционной американской индейкой, поданной на стол после свежего зеленого салата с помидорами, огурцами и сладким перцем. Затем вестовой подал гарниры: кукурузу, картофельное пюре, фасоль, зеленый горошек, клюквенный соус. На десерт подали пирог из тыквы.

Во время ужина разговоров было мало, да и те сводились, главным образом, к похвалам в адрес поваров. За кофе Хоп завел речь о новичке в семье офицеров-подводников.

Лейтенант Барнс, – серьезным тоном сказал Хоп. – Пожалуйста, не думайте, что мы так ужинаем каждый вечер. Пока мы принимали вас с вашим аппаратом, коку удалось раздобыть пару индеек.

– Меня всегда настораживает, когда вы, Хоп, говорите "раздобыть", – перебил его командир. – Надеюсь, эти птицы приобретены законным порядком.

– Обещаю, что адмирал не хватится их, – с непроницаемо серьезной миной констатировал Хоп. – Во всяком случае, до Дня Благодарения.

После взрыва смеха низким голосом заговорил Нед Барнс:

– Великолепный ужин, джентльмены. Там, где я провел прошлый месяц, единственной безвредной пищей был сухой паек.

– И где же вы были? – поинтересовался командир.

Барнс задумчиво обвел взглядом внимательные лица присутствующих, затем ответил:

– Между нами говоря, "Авалон" участвовал в спасательных работах у берегов Никарагуа. Там напоролась на риф и затонула на глубине сто футов дизельная подлодка класса TR-1700. Нас послали определить национальную принадлежность лодки и проверить, не остался ли кто-нибудь в живых.

– И что вы обнаружили? – за всех спросил старпом.

Барнс помедлил с ответом.

– В результате утечки хлора в аккумуляторном отсеке все двадцать девять членов команды лодки задохнулись. На всех была гражданская одежда, и они совершенно не были похожи на военных моряков. Кроме оригинала гарантийных обязательств немецкой фирмы-производителя лодки, мы не нашли ничего, что указывало бы на ее владельцев, за то обнаружили нечто необычное в пяти из шести торпедных аппаратов. Вместо торпед они были начинены тысячами фунтов чистейшего опиума. Черт возьми, его хватило бы, чтобы сделать наркоманами половину населения Нью-Йорка!

– Значит, наркомафия уже взяла на вооружение подводные лодки, – констатировал командир. – Я не удивлюсь, если в ближайшем будущем "Риковер" получит задачу наведаться в те места.

Муру уже приходилось слышать о том, что к американским берегам наведывались подводные лодки с грузом контрабандных наркотиков, и только что услышанный рассказ подтверждал реальность этих слухов. В кают-компании возник оживленный спор о способах борьбы с наркомафией, и Мур, аккуратно свернув салфетку, вышел.

Для лучшего усвоения пищи он предпринял длительную прогулку по кораблю. Он начал свой обход с механической боевой части, где стояли никем не занятые тренажеры. Реактор и энергетическая установка занимали добрые две трети лодки, и Муру удалось неплохо размять ноги в полупустых коридорах.

На камбузе он поблагодарил коков за отличный ужин, потом спустился ниже и несколько раз обошел торпедный отсек. Здесь, как всегда, было темно и тихо. Вахтенная смена спокойно отнеслась к его прогулке, не приставая с расспросами.

Прогулочный маршрут завершился в центральном отсеке. После отменного ужина, казалось, все были в приподнятом расположении духа, и Мур провел целый час у штурманского стола, познавая тайны того, как удержать современную ударную лодку на нужном курсе.

Старшины Лейси у гидроакустической станции не было, но зато на посту погружения и всплытия дежурил боцман с неизменным окурком сигары во рту. Он не отпустил Мура, пока тот не попробовал управлять лодкой.

Дежурным по кораблю был лейтенант Карр, добродушный весельчак и балагур из Калифорнии, который с легкостью разрешил произвести незапланированную замену рулевого. Мур несколько нервничал, ощущая ручку управления в руке. Ручка имела более тугой ход, чем он предполагал. Боцман стоял рядом, и под его присмотром Мур произвел несколько небольших маневров по глубине без изменения курса лодки.

– Как руль? – спросил боцман и, закинув ноги на центральный пульт, закурил сигару.

Для того, чтобы выправить незначительный, всего в три градуса, крен на нос, Муру пришлось приложить всю силу обеих рук.

– Да я бы сказал, что несколько туговат, – ответил Мур.

– Когда надо, эта лодка может быть маневренной, как истребитель, – сообщил боцман. И это нормально, если учесть, что приходится проталкивать сквозь толщу воды массу в семь тысяч тонн.

Мур вздохнул с облегчением, когда через несколько минут его сменил рулевой. Поблагодарив боцмана за урок судовождения, он покинул центральный пост с чувством еще более глубокого уважения к этой технике и работающим на ней людям.

В кают-компании он еще захватил концовку вестерна с Клинтом Иствудом в главной роли. К концу фильма Мур созрел для сна и отправился к себе в кубрик. Сон пришел быстро и перенес его вместе с Лори в горы Шотландии, затем в какой-то темный до черноты тоннель с рушащимися на него стенами.

Он проснулся через семь часов и, сполоснув лицо, прошел в кают-компанию, где встретил старпома, торопливо наливавшего кофе в кружку.

– Вы встали как раз вовремя, – сказал чисто выбритый и готовый к работе старпом. – У нас в перископе вид, который мог бы вас заинтересовать.

– Я только заскочу в гальюн и подойду к вам, – ответил Мур и вошел в санузел.

Старпом добросовестно дождался его, и они вместе отправились в центральный пост. Здесь горел красный свет, командир нетерпеливо крутил перископы.

– Командир, прибыл коммандер Мур, – объявил старпом.

Уолден отступил от перископа и поискал глазами Томаса Мура.

– Мур, взгляните-ка сюда, – предложил Уолден.

Следователь ступил на чуть возвышавшийся над палубой помост и подошел к командиру. Не умея толком обращаться с перископом, он взялся за ручки и прильнул глазами к резиновому обрамлению оптики.

Наверху светало. Вдали можно было различить очертания надводного судна.

– Увеличение изображения – левой ручкой, если надо, – сообщил командир.

Мур покрутил ручку, и корабль приблизился. Он имел заостренный нос, надстройку современной обтекаемой формы, одну трубу. Совсем недавно он видел фотографию этого судна, когда просматривал материалы по делу "Льюис энд Кларк". Перед ним был "Академик Петровский".

Командир снизил голос до шепота.

– Вы видели флаги на корме?

С помощью мощной оптики перископа Муру удалось рассмотреть развевавшийся на ветру флаг советского ВМФ с серпом и молотом. Рядом с ним реял бело-голубой флаг ООН.

– Я бы сказал, необычное сочетание, – произнес Мур, отступая от перископа.

Уолден повернулся к Муру.

– Мы вышли в точку назначения, коммандер, и думаю, вам пора браться за дело. С чего вы начнете?

Мур боялся этого момента и прежде, чем ответить, откашлялся.

– Командир, мне надо высадиться на то судно. Мы можем с ним связаться?

– Они находятся в пределах дальности действия нашей радиотелефонной связи. Хорошо бы знать, как судно называется.

– Это "Академик Петровский", – ответил Мур.

Удивленный такой осведомленностью следователя, Уолден потянулся вверх и достал скрученный провод с большим микрофоном на конце. Он поднес микрофон к губам и заговорил четким голосом:

– "Академик Петровский", на связи американский боевой корабль "Хайман Дж. Риковер". Как меня слышите? Прием.

Уолдену пришлось еще трижды повторить эти фразы, прежде чем из репродукторов внутрикорабельной связи донесся искаженный помехами голос:

– Говорит "Академик Петровский". Что у вас за корабль?

Уолден, нахмурившись, ответил:

– Атомная ударная подлодка в подводном положении в трех тысячах ярдах по вашему левому борту.

– Одну секунду, – сказал тот же голос с некоторым волнением. – Я позову старшего начальника.

Через пару минут в репродукторе заговорил другой голос:

– Старший лейтенант Виктор Александров к вашим услугам. С кем имею честь говорить?

– Командир лодки "Хайман Риковер" каперанг Джон Уолден.

– Чем я могу помочь вам, каперанг Уолден? – спросил русский.

Уолден вопросительно взглянул на Мура. Следователь достал блокнот и написал ответ для командира.

– Старший лейтенант Александров, один из моих офицеров, коммандер Мур, просит разрешения подняться к вам на борт и поговорить с наблюдателями ООН.

– Это весьма необычная и неожиданная просьба, каперанг. Прежде, чем дать такое разрешение, я должен решить вопрос с моим начальником адмиралом Валерьяном.

– Очень хорошо, старший лейтенант, будем ждать вашего ответа.

Уолден убрал микрофон и посмотрел прямо в глаза следователю.

– Коммандер, мне кажется, пришло время ввести меня в курс дела.

– Так точно, командир, – ответил Мур. – Вы получите эти сведения сразу после того, как высадите меня на "Академика Петровского".

Через десять минут тишину нарушил голос в репродукторе:

– Каперанг Уолден, говорит старший лейтенант Александров. Просьба коммандера Мура удовлетворена. Всплывайте, мы вышлем катер.

Мур почувствовал мгновенное облегчение и поспешил в кубрик готовиться к переходу на русское судно. Через четверть часа он поднимался по трапу передней сходной шахты.

Из-за горизонта на востоке выглянуло солнце. Мур подошел к морякам, собравшимся на палубе лодки. Командир отвел его в сторону и, кивнув на приближавшийся катер, спросил:

– Сколько вы там пробудете?

– Думаю, не более часа, командир.

– Хорошо, Мур, мы подождем вас на поверхности. Если возникнут какие-то проблемы, позвоните.

– Есть, командир.

Будучи в неведении относительно того, что ожидало его на русском корабле, Мур старался держаться уверенно. Его окружала четверка загорелых русских моряков в тельняшках. Судя по всему, никто из них не говорил по-английски, а поскольку Мур не знал русского, то переход на исследовательское судно проходил в полной тишине.

Мур по трапу поднялся на борт "Академика Петровского". На палубе его ждали русский офицер в безупречной морской форме и краснощекий толстяк средних лет в мешковатом костюме. Полный мужчина шагнул навстречу Муру и заговорил:

– Добрый день, коммандер Мур. Я доктор Харлан Соркин. От имени Организации Объединенных Наций счастлив приветствовать вас на борту "Академика Петровского". Разрешите представить вам старшего лейтенанта Александрова, старпома нашего судна.

Мур вежливо кивнул русскому, заметив, что доктор Соркин, судя по его акценту, уроженец Австралии или Новой Зеландии.

– Сожалею, доктор, что я свалился на вас, как снег на голову, – как можно приветливее и теплее сказал Мур, – но меня послали проверить, насколько комфортны здесь условия для работы наблюдателей и в какой степени судно способно обеспечивать функционирование подводного комплекса.

– В обоих случаях у вас абсолютно нет никаких оснований для беспокойства, коммандер, – ответил доктор. – На "Академике Петровском" нам создали идеальные условия проживания, а что касается поддержки нашей программы, то трудно было бы найти более подходящее для этой цели судно.

– Да, такого судна мне еще не приходилось видеть, – заметил Мур.

– Оно действительно уникально, – с гордостью произнес Александров. – Оно предназначалось для океанографических исследований. "Академик Петровский" – новейшее исследовательское судно в российском флоте.

Мур с удовольствием оглядел безупречно чистую палубу.

– Очень впечатляет. Вы позволите мне бегло осмотреть судно?

– Буду рад сам вам все показать, – предложил доктор Соркин. – Если, конечно, старший лейтенант Александров не против.

Хотя русский и не проявил бурного восторга по поводу такой перспективы, он все же кивнул в сторону люка, ведущего вниз.

– Смотрите на здоровье, коммандер Мур. А когда закончите осмотр, заходите в кают-компанию, позавтракаем вместе.

– Спасибо за приглашение, – ответил Мур. – Но у меня, к сожалению, ни на что, кроме осмотра, не остается времени.

Русский, казалось, был расстроен таким ответом.

– Очень жаль. Я уверен, что нашим офицерам было бы интересно с вами познакомиться.

– Может быть, в другой раз, – сказал Мур.

Доктор Соркин взял его под руку и повел показывать судно.

Они спустились вниз и начали движение от носа к корме по длинному центральному проходу.

– Мне льстит, что ваше правительство придает такое важное значение нашей работе. Вот даже вас прислало для проверки, – заметил доктор Соркин, ведя гостя мимо просторных кают. – А это, между прочим, наши каюты. Просто роскошь, не так ли?

– Да уж, – ответил Мур. – Разительный контраст по сравнению с кубриком на девять человек, где я сплю.

Соркин показал ему великолепную судовую лабораторию, которая по своей оснащенности могла бы посоперничать с университетской. Мур познакомился еще с двумя наблюдателями ООН: индийским ученым, изучающим планктон, и итальянцем-гидрографом. Сам Соркин, будучи по образованию океанографом, изучал местные коралловые рифы и влияние загрязнений на их рост.

За лабораторией находилась та часть корабля, которой Соркин особенно гордился. Здесь в металлическом корпусе судна было вырезано большое прямоугольное отверстие для выхода в море. Шахту окружал стальной решетчатый мостик, а на поверхности воды замерли две ярко-желтые минисубмарины, по форме напоминавшие блюдца.

Мур с интересом выяснил, что программа комплекса предусматривала соблюдение его автономности, поэтому ныряющие блюдца предназначались исключительно на случай возникновения чрезвычайных обстоятельств. Доктор Соркин и его коллеги пользовались блюдцами для исследовательской работы. Такой способ изучения морского дна был уникален, и ученые охотно пользовались им, когда позволял распорядок дня экипажа.

Очарованный шахтой, Мур прошел по мостику до закрытого люка, врезанного в заднюю переборку. Он попробовал открыть люк, но тот оказался запертым, и Соркин объяснил ему, что за переборкой находился реактор, и из соображений безопасности эта часть корабля объявлена запретной зоной.

Мур заметил пару толстых кабелей, выходящих из той же переборки и исчезающих в море. Это открытие он оставил при себе, а своему гиду сказал, что посмотрел уже достаточно.

Весь путь наверх Мура не покидали две тревожные мысли. Раз на "Академике Петровском" имелась дизель-электрическая установка, то зачем еще понадобился ядерный реактор? Да еще эти два кабеля... Поскольку комплекс "Мир" работал в автономном режиме, эти кабели не могли использоваться для подачи электроэнергии на комплекс. Возможно, они питали какой-то совершенно другой объект, о котором ничего не знали даже наблюдатели ООН.

Муру, конечно же, очень хотелось поделиться своими сомнениями с Соркиным, но он мудро попридержал язык и отклонил предложение Соркина выпить чаю. На верхней палубе возле трапа его ждали два офицера. Один был уже знакомый Муру старпом. Другой – высокий и прямой старик благородного вида с черной повязкой на левом глазу.

– Коммандер Мур, я адмирал Игорь Валерьян, – бархатным голосом представился пожилой офицер. – Как я понимаю, доктор Соркин показывал вам мое судно. Надеюсь, оно вам понравилось.

– Так точно, адмирал. Судно очень впечатляет, и, похоже, у доктора Соркина и его коллег нет никаких проблем. Я доложу об этом своему начальству, а также о вашем гостеприимстве, учитывая, что мой нежданный визит застал вас врасплох.

– В море всегда приятно принимать гостей, – ответил Валерьян. – Хотя они не часто попадают к нам с подводных лодок.

Валерьян некоторое время всматривался в силуэт "Риковера", затем добавил:

– Я смотрю, у вас на корме глубоководный спасательный аппарат, коммандер. Надеюсь, вы не потеряли лодку в этом районе.

Уловив в словах адмирала неприкрытую насмешку, Мур едва заставил себя улыбнуться.

"Риковер" везет "Авалон" исключительно в учебных целях, адмирал. Жаль, что не могу пригласить вас на борт, так как мы продолжим свой путь, как только я вернусь на лодку.

– Ну и плохо, – ответил Валерьян. – Я всегда мечтал побывать на корабле, названном в честь отца вашего атомного флота. Хайман Дж. Риковер имел дар предвидения и умел работать. Наш адмирал флота Сергей Георгиевич Горшков тоже обладал аналогичными качествами. Жаль, что оба они не дожили до наших дней и не видят взаимного доверия, возникшего наконец между нашими великими нациями.

– Согласен с вами, адмирал, – ответил Мур, затем поблагодарил Соркина за показ судна и спустился по трапу в катер.

Возвращаясь на "Риковер", Мур анализировал свои впечатления об одноглазом русском адмирале. Игорь Валерьян был высокомерен и чванлив. У Мура сложилось впечатление, что адмирал пытался спровоцировать его, упомянув о ГСА. А когда он сказал о пропавшей лодке, то явно имел в виду "Льюис энд Кларк".

Про себя Мур уже решил, как будет продолжать расследование. Сначала он введет в курс дела Уолдена. Было бы опасно держать командира "Риковера" в неведении и дальше. Затем он воспользуется "Авалоном" и с его помощью узнает, куда подавалась энергия с реактора "Академика Петровского".

– Опустить перископ! – скомандовал Александр Литвинов, отступив от колонны перископа.

– Итак, теперь нам известно, что за таинственные шумы сопровождали нас от Порт-Канаверала, – с улыбкой сказал замполит, стоя у штурманского стола. – Сегодня славный день, командир. Преследовать американскую лодку 688 проекта, да так, чтобы на ней ничего не заподозрили – это надо уметь!

– Было бы больше оснований радоваться, если бы на 688 не было ГСА.

– Вы излишне требовательны к себе, командир, – возразил Добрынин. – Момент, когда мы подняли перископ и сняли на видео ударную лодку янки, ознаменовал начало новой эры в истории нашего флота. Вряд ли теперь будет правомочным говорить о нашей технической отсталости, ведь из преследуемых мы превратились в преследователей.

В ответ на это замечание глаза Литвинова засияли гордостью.

– Должен признаться, что когда я увидел в перископ эту лодку, она показалась мне очень заманчивой мишенью, – задумчиво произнес он. – За всю свою службу я и мечтать не мог, что когда-либо увижу такое зрелище.

– Я всегда считал, что мы переоценивали 688 проект.

– Командир, – перебил старший акустик. – Улавливаю внутренние шумы на американской лодке. Похоже, они готовятся к погружению.

Литвинов и Добрынин бросились к акустику, и замполит воскликнул:

– На тебя вся надежда, Миша. Сейчас никак нельзя их потерять. К тому же наши действия теперь контролирует сам адмирал Валерьян.

16

После пожара в ангаре на комплексе царила грустная, почти траурная атмосфера. Акванавты восприняли потерю минисубмарины, как утрату товарища, и руководитель группы счел нужным поддержать резко упавший моральный дух в коллективе. Во время обеда Пьер Ланклю обратился непосредственно ко всей группе, собравшейся за обеденным столом.

– Друзья мои, настала пора свыкнуться с мыслью, что у нас больше нет ныряющего блюдца. Я знаю, что все наши работы в той или иной степени зависели от "Миши", но теперь ситуация изменилась. До завершения эксперимента нам придется полагаться только на свои силы. Выходы на дно отменяются. Надеюсь, вы не будете возражать.

– Похоже, у нас нет другого выбора, – заметила Ирина. – Но, хотя мои исследования закончились с гибелью "Миши", сдаваться я не собираюсь. Я по-прежнему считаю, что "Миша" стал жертвой целенаправленной диверсии.

– Я не согласен, – возразил Карл-Ивар. – Единственный виновник пожара – это я, и вся ответственность за него лежит на мне.

Петрова усмехнулась.

– Дорогой мой, я глубоко тронута твоим благородством, но не будь таким наивным. У тебя нет даже отдаленного представления о коварстве людей, с которыми мы имеем дело.

Прежде, чем норвежец успел ответить, Ланклю хлопнул ладонью по столу.

– Оставьте бессмысленные споры! Они ни к чему не приведут. Если мы хотим продолжать работу в автономных условиях, мы должны воспринять инцидент как свершившийся факт.

– Я согласна с комендантом, – сказала Лайза Тэннер. – Мы лишились ценного технического средства. Это большая потеря. Но у нас еще есть система жизнеобеспечения и другое оборудование подводного города. Поэтому давайте продолжим работу ради достижения конечной цели. Такая возможность предоставляется только один раз в жизни.

Томо без колебаний поддержал австралийку.

– Отлично сказано, Лайза. С помощью "Миши" я собирался поднять стены рыбного контейнера. Но ведь этого эксперимента я ждал целых пять лет и теперь готов все сделать вручную, лишь бы нашу программу не свернули. Забудем про "Мишу" и вернемся к нашим делам, пока есть возможность работать.

– Тебе не придется ставить контейнер в одиночку, Томо, – сказал Карл-Ивар. – Кажется, я придумал, как поднять стальные рамы с помощью нашей подводной лебедки.

– Вот такой разговор мне нравится! За это можно и выпить! – радостно воскликнул Ланклю.

– Выпить? – подхватил Альдж со своего насеста. – Надо выпить! Надо выпить!

– Уж очень наш талисман убедителен в своей просьбе. Надо дать ему выпить, – пошутил Ланклю и рассмеялся вместе со всеми.

Эта шутка как-то разрядила атмосферу, приободрилась даже Ирина. Она улыбнулась впервые за последние сутки, а когда заговорила, в ее голосе прозвучали оптимистичные нотки.

– Кажется, я восприняла случившееся слишком близко к сердцу. Прошу меня извинить. Я обещаю отказаться от собственных честолюбивых планов в пользу интересов всего проекта в целом. Кто знает, какое открытие ждет нас за порогом "Звезды"?..

– Прежде, чем каждый из нас займется своими делами, друзья мои, мне понадобится ваша помощь в первом блоке: пора заправить компрессор гелием, – сказал Ланклю. – Кто составит мне компанию?

Ирина с радостью откликнулась на просьбу коменданта.

– Я с тобой, Пьер. Только на этот раз тебе, в случае чего, придется самому отгонять от меня акул.

– С удовольствием, mon amie, – сказал француз и с облегчением улыбнулся.

Томас Мур не знал, что для него будет труднее: ввести Уолдена в курс своего задания или решиться залезть в "Авалон". К счастью, обе проблемы разрешились с минимальными нервными издержками.

Немедленно по возвращении с "Академика Петровского" на "Риковер" Мур был вызван в каюту командира. Чтобы облегчить себе задачу, Мур решил, ничего не утаивая, рассказать Уолдену все, начиная с посещения "Льюис энд Кларк" и кончая подозрениями адмирала Проктора. Завершая свой рассказ, он выразил скептическое отношение к этому таинственному делу, но подчеркнул необходимость быть готовыми к любому неожиданному повороту в его ходе и использовать малейшие возможности для содействия расследованию.

Уолден когда-то преподавал физику в военно-морском училище, и ему было кое-что известно о "Филадельфийском эксперименте". Настроенный не менее скептически, чем Мур, он все-таки высказался в том плане, что научные принципы, лежавшие в основе теории Эйнштейна, верны, и создание устройства, способного делать материю невидимой, а затем телепортировать ее в другое место, с научной точки зрения вполне обосновано. Как и Мур, он сразу же отверг версию о черной дыре, как чистую фантазию, и согласился, что в интересах расследования следовало как можно скорее использовать ГСА "Авалон".

Единственным, чего не мог знать Мур, было то, что Джон Уолден и командир "Льюис энд Кларк" были давними друзьями. Они раньше вместе служили и часто бывали в гостях друг у друга. Искренне огорченный исчезновением лодки, Уолден обещал Муру полную поддержку, и тот покинул каюту командира, готовый к другому ожидавшему его испытанию.

Пилота "Авалона" он нашел в кают-компании за чтением потрепанного журнала лиги ВМС "Морская мощь". Нед Барнс спокойно выслушал объяснения Мура, как он намеревался использовать ГСА. Чтобы обеспечить скрытность операции, Барнс предложил отцепить "Авалон" под водой милях в десяти от "Академика Петровского". Тогда обнаружить их будет практически невозможно. Он также посоветовал Муру захватить с собой свитер и термос с кофе.

Мур благоразумно прислушался к советам лейтенанта и через десять минут уже поднимался по кормовой сходной шахте. До сих пор ему еще не приходилось бывать на ГСА, и он, с любопытством осматривая все вокруг, протиснулся внутрь через крошечную шлюзовую камеру. Его встретил худой лысый матрос с обвислыми усами и ввалившимися щеками.

– Добрый день, сэр, я старшина Олли Дрейпер, техник-оператор "Авалона", отвечаю за систему жизнеобеспечения и управление манипулятором.

– Очень приятно, старшина. Лейтенант Барнс на борту?

– Так точно, сэр. Он находится в кабине, там же и ваше место.

Большую часть спасательного аппарата занимала большая сфера, предназначенная для эвакуации подводников с разгерметизированной подводной лодки. Отсюда через узкий люк Мур пролез в тесный отсек, напичканный различной аппаратурой и похожий на кабину самолета. Слева в окружении множества светящихся приборов сидел Нед Барнс, надвинув на лоб бейсболку с эмблемой футбольной команды "Далласские ковбои". Место справа от него пустовало, и Барнс, занятый процедурой предстартовой проверки, подсказал:

– Вы можете пробраться на свое место только ногами вперед, сэр. Возьмитесь за поручни над головой и вперед!

Мур последовал его совету и через несколько секунд занял нужное положение. Устроившись в кресле, он подумал, что забраться на койку на "Риковере" было просто детской забавой по сравнению с тем, через что надо было пройти, чтобы занять свое место в рубке "Авалона".

– На время выхода вы становитесь моим вторым лилотом, – сообщил Барнс. – К некоторым приборам, таким как гидролокатор и средства связи, можно добраться только с вашего места. Я все объясню по ходу, поэтому не беспокойтесь, у вас все получится. И еще, на борту "Авалона" мы обращаемся друг к другу только по имени. Вы предпочитаете Томас или Том?

– Томас вполне устроит.

– Хорошо, Томас так Томас.

Барнс вернулся к предстартовой процедуре, а Мур занялся изучением сложной аппаратуры перед собой. Единственным знакомым прибором оказался монитор с зеленым экраном, похожим на экраны гидроакустической станции "Риковера", только меньших размеров.

– Томас, надо включить эхолот, – сказал Барнс. – Для этого переставьте в верхнюю позицию два зеленых тумблера, что находятся справа от репитера гидролокатора.

Мур осмотрел пульт и нашел два спаренных тумблера рядом с экраном ЭЛТ. Включив их, он услышал приглушенные фоновые шумы.

– "Дельта-Зулу-Фокстрот", я "Альфа-Омега-Браво", как меня слышите? – произнес Барнс в миниатюрный микрофон у подбородка.

– Хорошо, "Альфа-Омега-Браво", – раздался голос из динамиков. – Слышу вас громко и отчетливо.

– "Дельта-Зулу-Фокстрот", начинаю операцию расстыковки, – доложил Барнс.

– Вас понял, "Альфа-Омега-Браво", расстыковку разрешаю.

После этих слов руки пилота с легкостью пробежались по нескольким переключателям на пульте. Раздался громкий щелчок, затем послышался гул заработавшего двигателя.

– Поехали, Томас, – сказал Барнс, взявшись за массивную черную ручку управления между коленей.

"Авалон" задрожал, пилот потянул ручку на себя и нос ГСА задрался. "Авалон" плавно скользнул вперед, слегка накренившись на левый борт. Барнс снова заговорил в микрофон:

– "Дельта-Зулу-Фокстрот", расстыковку произвел, следую к цели.

– "Альфа-Омега-Браво", вас понял. Ни пуха ни пера!

Барнс отвел назад микрофон и с облегчением вздохнул.

– Мы в пути, Томас. Теперь мне понадобится ваша помощь, чтобы включить видеокамеру. У нашей малютки нет окошек, но я обещаю показать вам удивительное подводное зрелище.

– Командир, – озабоченным голосом произнес старший акустик "Пантеры". – Слышу новые шумы, удаляющиеся от цели. По-моему, это ГСА.

Литвинов и замполит поспешили к акустику. Командир нетерпеливо надел запасные наушники и закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на звуках моря.

– Ну, что там, командир? – нервно спросил замполит.

Литвинов молча поднес палец к губам, прося тишины. Спустя полминуты он заговорил:

– Это точно ГСА. Причем шпарит куда-то на полных парах.

– Надо доложить адмиралу Валерьяну, – озабоченно сказал замполит, – потому что самый вероятный пункт назначения ГСА – "Академик Петровский"!

Игорь Валерьян пил в своей каюте чай, когда раздался стук в дверь.

– Войдите, – сухо произнес адмирал.

Дверь распахнулась, и в каюту вошел бледный и растерянный старший лейтенант Александров.

– Простите, товарищ адмирал. Но мы только что получили срочное сообщение с "Пантеры".

Валерьян удивился:

– С "Пантеры", говорите? Это уже действительно интересно. И что же они нам сообщают?

– Это касается "Хаймана Дж. Риковера". "Пантера" уже давно сидит у них на хвосте. Несколько минут назад от "Риковера" отошел ГСА, который предположительно идет в нашу сторону.

– Я смотрю, это вас удивляет, старший лейтенант. Вы ожидали чего-то иного?

Александров был явно смущен, а Валерьян, не щадя самолюбия своего старпома, добавил:

– С самого начала было ясно, что американский офицер, побывавший у нас, – просто шпион. А теперь наши американские друзья пытаются сунуть свой любопытный нос не в свое дело.

– А что нам-то делать? – спросил Александров.

– У нас есть несколько вариантов действий. То, что "Пантере" удалось скрытно сесть на хвост "Риковеру", дает нам некоторое преимущество. И теперь нам пора воспользоваться им, чтобы исправить положение.

Валерьян остановился, задумчиво погладил подбородок, затем снова заговорил:

– Насколько я помню, командир "Пантеры" всегда считался искусным тактиком, а его замполит Борис Добрынин – хитрая лиса. Думаю, вместе они смогут урезонить американцев.

– И каким образом они это сделают? Торпедным залпом? – спросил старший лейтенант.

– Вижу, вы никогда не служили на подлодках, товарищ старший лейтенант, – с хитрой усмешкой заметил адмирал. – "Холодная" война научила нас по-разному избавляться от чрезмерно любознательных друзей в море. Один из моих любимых – гидроакустический удар. Наконец, зарвавшегося наглеца всегда можно легонько боднуть или клюнуть. Просто удивительно, сколько неприятностей может причинить "Пантера" ничего не подозревающему американскому кораблю! "Риковер" очень скоро поковыляет на свою базу, но самое смешное – они никогда не узнают, кто их обидчик!

Забыв об опасностях, таившихся в морских глубинах, обитатели комплекса "Мир" с легкомысленной наивностью продолжали свои повседневные дела. Для пятерых акванавтов весь огромный мир сжался до размеров их подводного городка. Они и думать забыли о возможных враждебных происках внешнего мира. Дух наивности с особой очевидностью витал на камбузе "Звезды", где Лайза Тэннер с характерной для нее изобретательностью обдумывала предстоящий ужин. В честь осеннего равноденствия она решила приготовить нечто особенное, устроить своим друзьям настоящий праздник. У нее на родине, в Новой Зеландии, это событие было принято отмечать свежей дичью или рыбными блюдами. Так как на комплексе трудно было похвастаться изобилием продовольствия, ей пришлось дать волю фантазии. Лайза остановила свой выбор на жарком из филе оранжевого тунца, специально припасенного ею для особого случая, консервированных устрицах и запеканке из риса со спаржей и клюквенным соусом – любимом мамином блюде. Традиционный мясной пирог заменят пирожные из тыквы, которые хорошо пойдут с чаем.

Во второй половине дня с ней неотлучно находился только Альдж. Остальные обитатели комплекса были заняты делами за пределами главного корпуса. Даже Дядя Альберт покинул ее, отлучившись со своего обычного поста у иллюминатора камбуза. Лайза не сомневалась, что барракуда вернется к ужину, поэтому спокойно занялась приготовлением пищи. Она обваляла в кукурузной муке размороженные кусочки рыбного филе, затем занялась горшочками.

Она почувствовала головную боль, когда готовила рисовый пудинг. Сначала заломило в висках, но скоро уже вся голова разламывалась от боли. Ей стало дурно, и она решила выпить пару таблеток тиленола, который хранился в ванной комнате. Выйдя из камбуза, она заметила маленький зеленый комок на полу у обеденного стола. Из-за сильной головной боли она не сразу сообразила, что это, но как только склонилась над ним, все поняла.

– Боже мой, Альдж!

После этих слов тяжело дышавший попугай широко открыл глаза, мелко задрожал и через несколько секунд испустил дух. Лайза инстинктивно продолжала поглаживать тельце птицы, будто своей лаской хотела вернуть ее к жизни. Но вдруг ее осенило. Ведь Альдж был на "Звезде" не ради компании, он тоже являлся участником эксперимента! Она и сама вдруг начала задыхаться. Но теперь ей стало понятно, что погубило попугая. Что-то случилось с воздухом!

Каждый второй день комендант Ланклю устраивал для акванавтов неожиданные тренажи. То он вдруг объявлял о пожаре, то об отказе системы жизнеобеспечения. Француз очень серьезно относился к этим тренировкам сам и требовал не менее серьезного отношения к ним своих товарищей. Такие тренировки повторялись многократно и действия акванавтов отрабатывались до автоматизма.

Тренажи не пропали даром, и, несмотря на ужасную боль, сковывавшую движения, Лайзе удалось добраться до тамбура. Задыхаясь, она сняла с полки акваланг и, взяв загубник в рот, открыла кран редуктора. Она мгновенно почувствовала облегчение. Дыхание восстановилось, даже головная боль улеглась.

Вновь обретя ясность мысли, девушка надела гидрокостюм, застегнула ремни акваланга и ушла под воду.

Четверых акванавтов она нашла за работой у рыбных контейнеров. Лайза взяла у Петровой белую пластмассовую дощечку и фломастером с водоустойчивыми чернилами написала: "Отказала воздушная система!!! Альдж мертв!!!"

Это страшное известие вызвало немедленную реакцию. Француз первый двинулся к первому блоку. Воздушные баллоны стояли на месте, и они вошли внутрь, чтобы проверить компрессор. Тот оказался совершенно исправным, а это могло означать только одно: все дело в самой воздушной смеси!

Карл-Ивар и Томо вернулись в хранилище, чтобы на месте решить, что можно предпринять для исправления катастрофического положения. Ланклю же схватил дощечку и быстро написал:

"Соберите все запасные баллоны для аквалангов. Возвращаюсь на "Звезду", подать сигнал SOS".

Лайза в знак понимания подняла большой палец вверх и озабоченным взглядом проводила француза.

Томас Мур был приятно удивлен тем, с какой легкостью им удалось обнаружить под водой кабели. Они нашли их с помощью активного гидролокатора на глубине в двести пятьдесят футов прямо под "Академиком Петровским". С помощью видеокамеры, установленной на носу "Авалона", они засняли находку на пленку и двинулись вдоль кабелей в черное глубоководье.

На четырехстах двадцати семи футах "Авалон" вдруг остановился, и Нед Барнс высказал предположение, что они наткнулись на термоклин. Заработали водяные помпы, добирая балласт, и ГСА продолжил погружение. Когда стрелка указателя глубины перевалила за пятьсот футов, система звукоподводной связи взорвалась шумом статических помех, затем послышался твердый мужской голос:

– "Альфа-Омега-Браво", я "Дельта-Зулу-Фокстрот". Как меня слышите? Прием.

Барнс поправил микрофон и ответил:

– "Дельта-Зулу-Фокстрот", я – "Альфа-Омега-Браво". Слышу вас громко и отчетливо. Чем могу помочь?

– "Альфа-Омега-Браво", немедленно прервите текущую операцию и следуйте в точку с координатами 3501. Мы только что получили сообщение об аварии на комплексе "Мир", срочно требуется ваше вмешательство.

– "Дельта-Зулу-Фокстрот", вас понял. Сообщите им, что кавалерия уже спешит на помощь.

– Нет худа без добра, – добавил Барнс, отодвинув микрофон. – Ребятам повезло, что мы вышли на охоту.

Он резко потянул ручку управления на себя. "Авалон" прекратил погружение и стал задирать нос.

– Томас, сверьтесь по карте. Если я правильно помню, этот комплекс находится к западу от нас на глубине шестьдесят футов. Вполне в пределах нашей досягаемости. Что там могло случиться, если даже отменили нашу операцию? – Командир, ГСА увеличил обороты, – доложил старший акустик "Пантеры". – Похоже, они прекратили погружение.

– Сейчас это не имеет значения, – заметил замполит, стоявший рядом с Литвиновым за спиной акустика. – Вот и командир подтвердит, наша забота – не ГСА, а базовый корабль. Как там 688?

Бородатый акустик, перенастроившись, несколько неуверенно ответил:

– Кажется, она легла на новый курс. Пеленг – 250.

– Почему ты не доложил об изменении курса раньше? – злобно рявкнул замполит. – Пока ты возился с этим дурацким ГСА, мы чуть не упустили основную добычу!

– Держите себя в руках, товарищ Добрынин, – вмешался Литвинов. – Криком мы ничего не добьемся.

Обращаясь к акустику, командир заговорил спокойным, ободряющим тоном:

– Выдели 688, Миша, и выведи ее данные на систему управления огнем.

– Будем пускать торпеду по ним, командир? – озабоченно спросил акустик.

– Надеюсь, не будем, – ответил Литвинов. – В наши намерения не входит начать третью мировую войну, Миша. Нам приказано только отпугнуть американскую лодку. Для этого мы в первую очередь дадим им знать, что мы здесь. Сначала нанесем гидроакустический удар, это привлечет внимание американцев и, надеюсь, собьет с них спесь.

17

– Я, конечно, прошу прощения за задержку, док, – бормотал извинения Ал, стоя у штурвала старой лодки. – Обычно "Солнышко" меня так не подводит.

– Главное, что мы все-таки добрались до места, Ал, – ответила доктор Элизабет, уперев руки в бедра.

Справа от них проплывал остров Андрос, песчаные берега которого густо поросли мангровыми зарослями. Солнце уже клонилось к западу, но все еще нещадно припекало. Соломенная шляпа мало спасала от жары. Доктор Элизабет перевела взгляд на кабину лодки, откуда появилась Мими Слейтер. Бледная, она еле стояла на ногах, держась за поручни.

– Ну что, стало получше, милочка? – с искренней заботой спросила доктор Элизабет.

Мими покачала головой.

– Боюсь, что нет. Что бы я ни предпринимала, не могу избавиться от тошноты.

– Мы уже покинули воды Гольфстрима, мэм, море здесь спокойное, как в тазике. Вы расслабьтесь, ведь самое худшее уже позади.

– Ал прав, милочка. Мы проделали такой долгий и трудный путь, что теперь было бы жаль сдаться. Выйдите на солнышко, подышите свежим воздухом.

Мими как бы нехотя последовала совету экстрасенса и неуверенной походкой прошла в рулевую рубку. Исис лениво развалилась на солнцепеке на корме, где стоял карточный столик и три стула.

– Так вот он какой, остров Андрос, – с явным усилием произнесла Мими, глядя на проплывающую мимо землю.

– Вы уверены, что не хотите зайти в Николл-таун? – спросил Ал. – Уж мой кузен Шерман позаботился бы о нас.

Доктор Элизабет посмотрела на Мими и ответила:

– Я в этом не сомневаюсь. Но, к сожалению, нам предстоит другое свидание.

Ал пожал худощавыми плечами и наклонился, чтобы убрать газ, так как двигатель зачихал. Из-за кормы поднялся синий клуб дыма, и Ал, воздев глаза к небу, шутливо произнес, будто читал молитву:

– Ну давай же, "Солнышко". Не подведи, старина.

Словно в ответ на эту выходку, мотор громко чихнул и снова заработал ровно.

– Вот так, молодчина, – сказал Ал, счастливо улыбаясь.

Доктор Элизабет подошла к Мими и, взяв ее за руку, осторожно подвела к одному из стульев.

– Посидите здесь, и все будет в порядке. Принести вам воды? Или, может быть, вы хотите чаю на травах?

– Спасибо, ничего не надо, – ответила Мими и села, рассеянно глядя в морскую даль.

– Милочка, у вас такой вид, будто вы только что потеряли лучшего друга, – заметила экстрасенс, тоже садясь за стол.

У Мими от этого невинного замечания едва не брызнули слезы из глаз.

– А я и потеряла. Ушел Питер, и у меня никого не осталось...

Доктор Элизабет накрыла своей ладонью руку Мими.

– Будет вам, милочка. Вы же знаете, это не совсем так. Ведь вы можете положиться на меня, как на друга. И потом, кто знает, может, ваш муж еще не сказал последнее слово? У меня такое чувство, что в ближайшее время он еще окажет влияние на вашу жизнь.

– Что вы имеете в виду? – оживая, спросила Мими. – Вы на самом деле чувствуете, что Питер рядом?

Экстрасенс уверенно кивнула и, поднеся палец к губам, указала на корму, где проснувшаяся Исис нетерпеливо всматривалась в синее небо, будто кто-то звал ее сверху.

– Она что-то почуяла, – шепнула доктор Элизабет. – Поверьте, ждать осталось не долго, милочка. Я это чувствую.

– Надводный контакт, старшина, слышу шумы винта, – доложил самый молодой акустик "Риковера". Похоже на небольшой рыболовецкий траулер.

Тим Лейси был занят проверкой глубины и, резко повернувшись, взглянул на монитор матроса.

– Отлично, малыш, – сказал Лейси и взял микрофон прямой связи с центральным постом. – Центральный, говорит акустик. Новая цель, пеленг – 330. "Сьерра-6", траулер.

– Говорит центральный пост, есть траулер, – ответил голос дежурного офицера.

Когда Лейси достал из вентиляционного отверстия пакет с маленькими шоколадками "Сникерс", в гидроакустический отсек вошел каперанг Уолден. Ничуть не смутившись, Лейси достал из мешка шоколадку и протянул ее Уолдену.

– Угощайтесь, сэр. Я знаю, вы любите "Сникерсы".

– Спасибо, Лейси, – ответил Уолден, развернул шоколад и отправил его в рот.

– Мы отслеживаем "Авалон" на широкой полосе, командир, – доложил Лейси. – Он довольно резво идет в западном направлении.

Прежде, чем ответить, Уолден посмотрел на монитор.

– Мне кажется странным, что "Академик Петровский" так и не откликнулся на SOS. Коммандер Мур доложил, что видел у них в шахте два ныряющих блюдца, и я полагал, они пошлют их на помощь акванавтам.

Лейси постукивал пальцами по монитору.

– Мы следим за русским судном с тех пор, как разошлись с ним, сэр. Они даже ни разу не пикнули.

– Боюсь, что здесь как раз тот случай, когда лисе доверили охранять курятник, – заметил Уолден. Он вдруг вздрогнул, когда в отсеке раздался громкий хлопок, после чего все трое акустиков, вскрикнув от боли, сорвали наушники. Из их ушей сочилась кровь.

– Сукин сын! – выругался Лейси, потирая уши. – Какой-то мерзавец повыбивал нам дерьмо из ушей!

Мгновенно среагировав на неожиданную гидроакустическую атаку, Уолден сразу подумал о людях.

– Отправьте своих парней к доктору, вызовите следующую смену. Очевидно, мы здесь не одни. Русским духом пахнет.

– Разрешите мне остаться на посту, командир, – взмолился Лейси. – Я в курсе всей обстановки, и если рядом есть еще одна лодка, я ее засеку.

Уолден повернулся к выходу.

– Добро, Лейси. А я пойду взгляну, как их можно наказать.

Охваченный яростью, командир влетел на центральный пост.

– Что это нас долбануло, сэр? – стоя у перископа, спросил вахтенный офицер.

– Кто-то играет с нами в прятки, – пояснил Уолден, – и мы не уйдем из этого сектора, пока не выясним, кто. Мы принимаем вызов и для начала сделаем аккуратный и тихий разворот. И если встретим незванных гостей, то поприветствуем их собственным гидроакустическим ударом!

– Ну что, Петраков, какова их реакция на наш скромный привет? – нетерпеливо спросил замполит.

Старший акустик "Пантеры" окинул взглядом все датчики, затем ответил:

– Что-то я ничего не понимаю... Пока сидят тихо и даже не пикнут.

– Может быть, они не услышали нас? – высказал предположение его более молодой коллега.

– Этого не может быть, – возразил бородач. – Такой удар могли бы услышать и в Мурманске.

К акустикам вернулся командир лодки, ненадолго отлучавшийся к штурвалу. Литвинову достаточно было взглянуть на их лица, чтобы понять: их замысел не удался.

– Значит 688 и не думает всплывать? – без надежды в голосе спросил он.

– Вот именно, командир, – ответил старший акустик. – Они не только затаились, но ведут себя так, будто и не слышали нас.

Литвинов похлопал бородача по плечу.

– Но мы-то знаем, что врезали им по ушам, Миша. Но я готов поклясться, это не обратило их в бегство, а только разозлило.

– Неужели вы их боитесь, командир? – ухмыльнулся замполит.

– Вы принимаете за страх профессиональное уважение одного моряка к другому, замполит, – возразил Литвинов. – Я сомневался, что американцев будет легко запугать, и оказался прав.

– Но адмирал Валерьян приказал нам немедленно убрать их из этого сектора! – воскликнул Добрынин.

– Это не так легко, как кажется, тем более, что мы их потеряли, – сказал командир, с трудом сдерживая неприязнь к туполобому политработнику.

Замполит отказывался верить своим ушам.

– Но надо их найти, и побыстрее. Адмирал Валерьян надеется на нас, и мы, чего бы то ни стоило, должны вытеснить американцев из этого района.

– И как вы предлагаете это сделать, замполит? – разозлился Литвинов.

– Откуда мне знать? – упорствовал Добрынин. – Вы командир корабля, вам и карты в руки!

Литвинов злорадно заметил:

– К сожалению, в училище меня забыли научить, как совладать с чересчур много на себя берущим политработником.

– Ваша грубость не останется незамеченной, – взвился под потолок замполит. – Уж я постараюсь отметить ее в своем официальном рапорте.

– Давайте-давайте, – буркнул Литвинов. – И не забудьте еще добавить, что, будь моя воля, я бы упразднил институт замполитов еще много лет назад. Типы, подобные вам, понапрасну занимают нужное место, расходуют драгоценные ресурсы, да еще сеют раздоры среди личного состава. Вы – живой символ всех наших прежних ошибок, системы, которая довела страну до банкротства и попрошайничества. Стыдитесь, Добрынин! Вы ведете себя как склочная баба, а не как офицер военно-морского флота великой державы!

Опешившему от такой решительной отповеди замполиту помог выйти из замешательства очередной доклад старшего акустика.

– Продолжаю отслеживать ГСА, командир. Он идет над термоклином к сектору, где расположен комплекс "Мир".

После этого сообщения Литвинова вдруг осенила идея.

– Ну конечно, ГСА! Нам надо сблизиться с ним и использовать как приманку для 688. Когда лодка обнаружит себя, мы затеем с ними игру с потасовкой, и вскоре они поковыляют восвояси зализывать раны.

Однако замполит не разделял энтузиазм командира.

– Не уверен, что эта тактика окажется более эффективной, чем ваш акустический удар. Послушайте, довольно детских игр. Я предлагаю нанести удар акустической самонаводящейся торпедой и поставить на этом деле точку.

– Нам приказано отпугнуть их, а не развязать войну, – напомнил Литвинов.

– Кто говорит о войне, командир? Точная торпедная атака гарантирует, что в живых не останется никого. А американцы будут знать только то, что одна из их подлодок затонула в Андросском разрезе, развалившись на куски из-за нарушений, допущенных в процессе сварки прочного корпуса.

– Вы пугаете меня, замполит. Ваши слова лишний раз доказывают, насколько вы недальновидны и глупы.

С трудом подавив в себе желание ударить командира, Добрынин поклялся отомстить за это оскорбление. Стычка произошла в центральном отсеке "Пантеры" в присутствии многих людей, и вскоре о ней узнает весь экипаж лодки. И если замполит не предпримет решительных шагов для реабилитации и не продемонстрирует силу, он может навсегда лишиться авторитета и уважения среди команды лодки.

Судьбе было угодно предоставить ему такую возможность вскоре после того, как "Пантера" изменила курс и пошла на сближение с ГСА. Едва они повернули на запад, как лодку потряс мощный акустический удар. Он мгновенно вывел из строя вахтенных гидроакустиков и холодным душем подействовал на моряков в дентральном посту.

Первым пришел в себя Борис Добрынин, который оценил замешательство, возникшее после акустического удара, как благоприятную возможность реабилитировать себя в глазах команды. Наконец-то американская лодка обнаружила себя!

Пока Литвинов хлопотал над старшим акустиком, из ушей которого шла кровь, замполит незаметно прошел к пульту управления огнем. Рядом никого не было. Ключом, дубликаты которого имелись только у него и командира, он привел в боевое положение акустические самонаводящиеся торпеды в аппаратах номер один и три. Эти торпеды были нацелены на источник только что произведенного акустического взрыва, и легким движением пальца замполит сбросил их в море.

При сходе торпед палуба "Пантеры" дважды дрогнула. Борис Добрынин спокойно стоял у монитора и наблюдал за движением торпед к цели. Довольный тем, что ему удалось доказать, на чьей стороне сила, он перевел взгляд на гидроакустический отсек. В дверном проеме молча стоял командир "Пантеры" и ненавидящим взглядом стегал человека, который только что резко изменил их судьбы.

Тим Лейси следил за гидрофонами, установленными на корпусе "Риковера", когда его внимание привлек приглушенный посторонний звук. Сначала ему показалось, что это не что иное, как биологическая аномалия. Но шумы не прекращались, а наоборот усиливались, и это насторожило его.

– Слышу шумы, старшина, – доложил заступивший на вахту акустик. – Пеленг-255. Может быть, это "Авалон"?

– Я тоже засек их, – ответил Лейси. – Но они не соответствуют частоте "Авалона". Давай увеличим громкость и попробуем классифицировать.

Боясь пойматься на новый акустический удар, Лейси осторожно усилил таинственный сигнал. Знакомое непрерывное жужжание не прекращалось, и он лихорадочно рылся в памяти, пытаясь вспомнить, где он слышал подобные шумы. Воспоминания вернули его в те давние времена, когда он учился в школе акустиков, и только теперь до него дошло, что за шумы он сейчас слышал. Все внутри у него похолодело, и дрогнувшим голосом он прокричал:

– Торпедная атака! Дальность – максимальная, пеленг-255!

В центральном посту это сообщение вызвало переполох. Услышав встревоженный голос Лейси, Джон Уолден оторвался от штурманской карты и поспешил на мостик к вахтенному офицеру.

– Слушай мою команду! Боевая тревога! Носовые торпедные аппараты – товсь!

Вахтенный офицер врубил ревун, и оглушительный сигнал тревоги моментально разнесся по всем уголкам "Риковера", призывая весь личный состав занять боевые посты. Примчался старпом, которого сигнал тревоги застал за бритьем и он даже не успел стереть мыло с лица и шеи.

– Что случилось, командир? – запыхавшись, спросил он, занимая место у перископа.

Всматриваясь в приборы над штурвалом, Уолден ответил:

– Похоже, тем, кто оглушил нас акустическим ударом, не понравился наш ответ, и теперь, рассердившись, они атакуют нас торпедами.

– Вы шутите! – удивленно воскликнул старпом.

Уолден взял один из микрофонов, свисавших с потолка, и связался с гидроакустической станцией.

– Старшина, у вас есть данные по этим торпедам?

– Так точно, командир, – четко доложил Лейси. – Они пока за пределами зоны в двадцать тысяч ярдов, но обе отслеживаются.

Уолден выключил микрофон и обратился к старпому:

– У нас в запасе еще есть время. Пусть начальник вооружения готовит электронные ловушки. Если мы не слишком нагрешили в жизни, то нам, глядишь, повезет.

– А как же быть с тем трусливым негодяем, который нанес нам удар в спину?! – с возмущением спросил старпом.

– Мы разберемся с ним, как только обезвредим приближающиеся торпеды, – ответил Уолден. – Но сначала мы должны спасти сто сорок вверенных нам жизней, затем обеспечить безопасность "Авалона", и только тогда можно будет думать о мести.

18

Экипаж "Авалона" получил сообщение о нападении на "Риковер" по линии подводной связи. Уолден лично отдал приказ продолжать спасательную операцию, затем уйти на безопасную глубину и ждать дальнейших распоряжений.

Для Томаса Мура эта шокирующая новость не стала неожиданностью. Он предполагал возможность проведения противником в этих водах военной операции. И его предположения подтвердились. Сожалея, что не удалось осмотреть устройство, из-за которого, вероятно, и была предпринята эта атака, Мур готовился к выполнению поставленной задачи, как бы непредсказуемо ни развивалась операция в дальнейшем.

Нед Барнс, уверенно манипулируя ручкой управления, вел "Авалон" вверх, к коралловому шельфу, где находился комплекс "Мир". Раздосадованный сообщением с "Риковера", лейтенант, не отвлекаясь от главного дела, вслух выражал свое возмущение:

– Черт возьми, не могу поверить, что на свете еще есть глупцы, способные поверить, что подобная выходка может сойти им с рук. Не каждый день наносятся торпедные удары по атомным подлодкам. И что они этим хотели доказать?

Томасу Муру еще предстояло ввести Барнса в курс дела, поэтому он осторожно заметил:

– Я молю Бога, чтобы мы справились с этим.

– Вы думаете, авария на комплексе тоже имеет отношение к этому делу? – спросил пилот.

– Не знаю, Нед. Но надо же такому случиться, чтобы все неприятности обрушились на нас в одно время, как по заказу!

В рубку просунулась лысая голова оператора сферы ГСА. Он спросил озабоченным тоном:

– Сколько еще осталось идти до комплекса?

– Потерпи, Олли, – ответил пилот. – Похоже, через пару минут у тебя появится веселая компания.

– И что тогда? – не успокоился старшина, нервно крутя острые концы усов.

Барнс сначала слегка довернул ГСА, затем ответил:

– Командир "Риковера" советует нам уйти на глубину и переждать, пока все не закончится. И я с ним согласен. "Авалону" не стоит перебегать дорогу торпеде.

Цифровой глубиномер показывал семьдесят футов. Барнс обратился к Муру:

– Мы скоро увидим комплекс, Томас. Врубите-ка фары и видеокамеру.

Томас Мур выполнил распоряжение Барнса, и на экране центрального монитора появилось размытое изображение группы подводных строений причудливой формы. Через иллюминаторы самого большого из них пробивался свет, что придавало всему комплексу вид космической колонии на картине художника-футуриста.

– Боже правый! Вы только взгляните на это! – воскликнул Олли Дрейпер. – Кто бы мог подумать, что мы когда-нибудь увидим, как люди живут на дне морском!

Редкое зрелище произвело сильное впечатление и на Мура. Он отметил про себя, что одно здание имело форму звезды с расходящимися в разные стороны концами, а остальные представляли собой купола в виде луковиц. Все строения стояли на телескопических опорах, основанием для которых служил плоский и твердый коралловый шельф.

– Кажется, между двумя куполами мерцает одинокий огонек, – заметил оператор сферы. – Вероятно, это один из акванавтов.

– Боже мой! – воскликнул Барнс, сбавляя ход. – Олли, приготовься к приему гостей. Скоро мы услышим их рассказ.

Впервые с детских лет Карл-Ивар Бьорнсен испытал настоящий страх. Хотя ему приходилось сталкиваться со смертельной опасностью во время работы водолазом на нефтеразработках в Северном море, в такие переделки он еще не попадал. Скоро у них кончится воздух, и придется всплывать на поверхность, где их ждала неминуемая гибель.

Перезаряжая компрессор, чтобы стравить из воздушной системы газ, убивший Альджа, они убедились в непригодности новых гелиевых баллонов. В их распоряжении оставались только запасные баллоны от аквалангов. Через неполные полчаса запас воздуха кончится и они вынуждены будут подняться наверх и встретиться с людьми, приговорившими их к смерти.

Направляясь из первого блока к своим товарищам, находившимся в "Звезде", Карл-Ивар понял, что Ирина Петрова была во всем права. Пожар, уничтоживший "Мишу", не был случайностью. Его устроили те же люди, которые отравили гелий в баллонах. Единственного, чего не хватало для полной разгадки тайны, так это мотива преступления.

Логично было предположить, что мотив связан с их находкой на дне разреза. Очевидно, он с Ириной застал этих людей во время проведения ими какой-то тайной военной операции, и теперь они пытались уничтожить свидетелей.

С едва теплившейся надеждой на то, что комендант Ланклю придумал какой-нибудь невероятный план спасения, Карл-Ивар миновал коралловую глыбу, направляясь к "Звезде". Забыв об акулах, он целиком и полностью сосредоточил свое внимание на огнях "Звезды". И только когда он достиг защитной решетки и ступил на ступени трапа, его внимание привлек далекий мерцающий огонек.

Сначала норвежец подумал, что явились неведомые враги, чтобы прикончить их. Он ожидал увидеть одну из знакомых ныряющих тарелок, но был искренне удивлен, увидев подводный аппарат совершенно иной конструкции. Карл-Ивар едва не вскрикнул от радости, когда на его борту увидел изображение американского флага.

– Наша ловушка продолжает издавать четкий и громкий сигнал, командир. По-моему, одна из торпед клюнула на уловку!

Жизнерадостное сообщение Тима Лейси усугубило и без того напряженную тишину в отсеке, где командир и старпом ждали дальнейших сообщений от акустика. Следующий доклад последовал довольно скоро и разрядил обстановку.

– Первая торпеда – мимо, командир! Остается еще одна.

– Это только половина проблемы, – мрачно произнес Джон Уолден.

Старпом хмыкнул.

– Командир, у нас еще есть время обмануть и другую. Покажем и ей кулак в воде, а?

– Давай, старпом. Пусть вода за нашей кормой так вспенится, чтобы вторая торпеда нас не нашла!

Адмирал Игорь Валерьян стоял на мостике "Академика Петровского" и вслушивался в разноголосицу звуков, доносившихся из гидрофонов. Старший лейтенант стоял рядом. Когда один из подводных микрофонов донес приглушенное урчание, источник которого не вызывал сомнений, адмирал покачал головой.

– Да, Виктор Ильич, это точно торпеда. Этот звук я не спутаю ни с чем.

– Что это значит, товарищ адмирал? – мрачно спросил Александров.

Валерьян разразился велеречивой тирадой:

– Я объясню вам, что это значит. Там, в морских глубинах, наши соотечественники, как истинные патриоты, решили исполнить свой долг любой ценой. Благодаря действиям Александра Литвинова и его экипажа, мы покажем этим заносчивым американцам, кто настоящий хозяин морей и океанов!

– Когда вы приказали "Пантере" вытеснить американскую лодку из этих вод, я не подозревал, что понадобятся такие крайние меры, – заметил Александров. – Ведь эта атака может привести к ядерной войне!

– Такова цена риска, которую надо платить за величие, Виктор Ильич. Литвинов имеет право на сомнения. Он не стал бы атаковать американцев, будь у него иной выбор. И потом, вам не кажется, что, если бы американцы обнаружили нашу установку на дне разреза, то война, о которой вы говорите, стала бы неизбежной? Да-да, неизбежной. А дерзкие действия "Пантеры" избавили нас от всеобщей катастрофы.

Характерный звук в усилителях нарастал, и старший лейтенант сказал:

– Будем надеяться, что атака пройдет успешно, и Соединенные Штаты никогда не узнают истинную причину гибели их лодки.

– Торпеда уничтожит все улики, – добавил адмирал. – А вы знаете, есть другой способ убрать 688, даже если ей удастся уйти от торпед "Пантеры". И лучшей возможности для испытания магнитного резонатора на полную мощь, на чем настаивает доктор Петров, нам может и не представится.

– Вы хотите дематериализовать 688? – изумленно воскликнул Александров.

– А почему бы и нет? Для этого только и нужно зацепиться за их шумы да молиться, чтобы они вошли в зону действия установки. И если фортуна не отвернется от нас, "Риковер" вместе с его тайнами скоро будет ржаветь во льдах Северного Ледовитого океана, у берегов Сибири, а за ним, глядишь, последует и "Сивулф"!

– Приготовиться к маневрированию с резкими поворотами в пределах тридцати градусов! – скомандовал Уолден, вернувшийся в боевую рубку, чтобы руководить маневром уклонения от торпеды. – На посту погружения и всплытия, к маневру готовы?

Боцман только что достал сигару из кармана и без промедления ответил:

– Так точно, командир! Рулевые к маневру готовы!

Из динамиков донесся тревожный голос Тима Лейси:

– Удаление торпеды – девять тысяч ярдов. Курс – прежний, расстояние сокращается.

Уолден встретился взглядом со старпомом, взялся за поручень и скомандовал:

– Начать маневр уклонения! Самый полный! Право руля тридцать!

Рулевые мгновенно среагировали на команду, и "Риковер" резко накренился на правый борт. По штурманскому столу поехала линейка. Люди в отсеке забалансировали, стараясь удержать равновесие.

– Кавитация, командир, – доложил боцман, увидев, что загорелась зеленая лампочка над цифровым указателем глубины.

Это сообщение не смутило Уолдена. В ответ на "самый полный" стрелка указателя скорости хода резко отклонилась. Крен уменьшился, и командир поспешил отдать следующую команду.

– Всплывать на сто футов, дифферент – полный. Потом погружение на максимальную глубину с резким поворотом на тридцать влево.

– Есть сто футов, дифферент – полный, – отрапортовал боцман, напряженно зажав сигару в зубах.

Рулевые потянули штурвалы на себя обеими руками, и лодка моментально послушалась рулей. Ее нос резко пошел вверх, и морякам опять пришлось цепляться за закрепленные предметы, чтобы устоять на ногах.

– Сто девяносто футов... Сто восемьдесят... – докладывал боцман стремительно убывающие показания глубомера.

– Торпеда идет на нас, – предупредил голос Тима Лейси. – Дальность – восемь тысяч ярдов.

На глубине сто тридцать пять футов вновь раздался голос Лейси, но тон его теперь был другим:

– Командир, есть движущаяся цель на узкой полосе, пеленг – 300. Думаю, это сукин сын, атаковавший нас.

Джон Уолден улыбнулся доброй вести и переглянулся со старпомом.

– Ну, как, Лейкоб? Стоит задать им трепку?

– Обязательно, командир, – не сдержал улыбку старпом и последовал за Уолденом к пульту управления огнем.

Александр Литвинов подумал о том, что паровыпускной клапан реактора заклинило в самый неподходящий момент, как оно и бывает по закону подлости. Когда это случилось, сработала система автокоррекции, наделав при этом много шума. Проклиная про себя конструктивную неполадку, вызвавшую грохот и переполох, он с тревогой обратился к старшему акустику:

– Каково их положение, Миша?

Бородатый акустик помедлил, проверяя показания датчиков, затем ответил:

– После всплытия почти до поверхности 688 снова погружается.

– А наша торпеда? – спросил Литвинов.

– Сидит у них на хвосте, командир.

По носовому трапу в центральный пост спустился старший лейтенант Юрий Березино и подошел к Литвинову.

– Замполит надежно заперт в изоляторе, командир. Доктор ввел ему сильную дозу транквилизатора. Так что он вырубился на пару часов.

– Отлично сработано, Юра, – похвалил Литвинов. – Этот сукин сын натворил такого, что теперь и не расхлебать!

– Есть акустический контакт, командир! – воскликнул старший акустик, прижимая наушники к ушам. – Одиночная торпеда, и явно не наша!

– Этого надо было ожидать, – досадливо посетовал Литвинов. – Нас выдал заклинивший клапан, а американцы только того и ждали!

– Полный вперед! – скомандовал он рулевому. – К погружению! Как и 688, мы уйдем на глубину, чтобы оторваться от торпеды...

19

Ирина Петрова все никак не могла поверить в такое везение. Американский ГСА свалился, как божий дар с небес, и акванавты без особого сожаления покидали "Звезду" ради спасения этого уникального подводного сооружения.

На борту глубоководного аппарата "Авалон" их встречал худой лысоватый моряк в синем комбинезоне. Предназначенный для спасения подводников, "Авалон" конструктивно строился вокруг центрального сферического ядра, где и должны были размещаться эвакуируемые люди. Управление аппаратом осуществлялось из небольшой двухместной кабины.

Первым осмотреть отсек управления Барнс пригласил Пьера Ланклю как коменданта комплекса. Пока француз пробирался в кабину, чтобы познакомиться с экипажем "Авалона", остальные акванавты устраивались в главной сфере.

Оператор "Авалона" оказался незаурядной личностью, к тому же он сразу проникся симпатией к Лайзе Тэннер. Он выразил сожаление, что на борту не было ничего съестного, однако в запасе все же оказался большой термос с кофе. Так как нашлась только одна кружка, то ее наполнили горячим душистым напитком и пустили по кругу.

Кружка дошла до Ирины, когда в сферу вполз Ланклю. Француз выглядел усталым и подавленным. Он с удовольствием принял чашу из рук Ирины и тихо сказал ей:

– Они хотят видеть вас, mon amie.

С помощью Ланклю Петрова пролезла в узкий проход, из которого он только что выбрался и оказалась в тесном и тускло освещенном отсеке, напоминавшем капсулу космического корабля.

В кабине, среди светящихся приборов и датчиков, сидели двое мужчин – оба среднего возраста и в одинаковых синих комбинезонах.

– Как я понимаю, вы – доктор Ирина Петрова, – сказал крепкий мужчина справа от нее. – Я коммандер Томас Мур. Добро пожаловать на "Авалон", док.

– У вас здесь очень хорошо, – ответила Ирина, – и все мы очень благодарны вам за спасение.

– Доктор Петрова, – продолжал между тем Мур. – Комендант Ланклю сказал, что аварийная обстановка, возможно, была связана с вашей находкой на дне разреза. Оборудование, о котором он упомянул, случайно не было подсоединено к двойному кабелю, уходившему на поверхность?

– Конечно, было. Я видела эти кабели собственными глазами.

Мура, казалось, удовлетворил ее ответ, и он продолжал:

– Если бы мы спустились на дно разреза, вы смогли бы показать нам то место?

– Была бы рада помочь вам. Но разве в нынешних обстоятельствах это не сопряжено с опасностью?

– Это не более опасно, чем находиться здесь, – ответил скорый на слова американец и попросил подробно описать молчаливому товарищу тот участок дна, где было обнаружено оборудование.

Томас Мур достал батиметрическую карту и они с напарником о чем-то вполголоса переговорили. Затем Мур снова обратился к Ирине.

– Держитесь, доктор. Мы спускаемся.

Она взялась за поручни за спинками обоих кресел и обратила внимание, как искусно пилот манипулировал ручкой управления. Нос ГСА резко пошел вниз, и Ирина приготовилась указывать дорогу.

– Доктор Петрова, а вам известно, что ваш отец в данный момент находится на борту "Академика Петровского"? И что, возможно, именно он несет ответственность за оборудование, на которое мы хотим взглянуть? – под воздействием внезапного внутреннего импульса сказал Мур.

Он не сводил пристального взгляда с лица Ирины, на котором появилось выражение боли и недоумения.

– Но мой отец не может там находиться. Практически он живет в ссылке!

– Говорю вам абсолютно точно – он на корабле обеспечения. И, насколько я понимаю, речь идет об установке, изобретенной вашим отцом еще пятьдесят лет назад.

Теперь на лице Ирины явственно отразился ужас, и Мур приготовился подсечь крючок.

– Доктор Петрова, известно ли вам что-либо о работах вашего отца в области антивещества? Правда ли, что он фактически изобрел устройство, способное делать твердые предметы невидимыми, а затем телепортировать их в другие точки пространства?

– Этого не может быть, – проговорила она дрожащим от волнения голосом. – Он обещал всему миру, что никогда не осуществит свою теорию на практике. Ему лучше других было известно, что, попади это устройство в руки людей, лишенных чести и совести, человечество встанет на пороге ужасной катастрофы!

Пораженный реальностью потрясающего открытия, Томас Мур понял, что предположения адмирала Проктора полностью оправдались. И теперь он должен был во что бы то ни стало уничтожить это устройство, пока оно не привело к новым трагедиям.

– Торпеда только что вошла в зону трех тысяч ярдов, сэр, – с тревогой доложил Тим Лейси. – Идет прямо на нас.

Уолден выслушал доклад акустика, крепко держась за потолочные поручни. Выполняя маневр погружения по спирали, "Риковер" испытывал огромный дифферент на нос, так что стоять было почти невозможно.

– Попробуем пару крутых виражей, – отрывисто бросил Уолден. – Только очень резко, боцман.

– Понял, командир, – ответил боцман и дал дополнительные указания рулевым.

Палуба резко накренилась на левый борт, погружение продолжалось. Затем, словно реактивный истребитель в воздушном бою, "Риковер" вдруг круто изменил курс, и палуба резко наклонилась в противоположную сторону.

– Глубина и место? – громко потребовал Уолден.

– Последний поворот вывел нас точно на разрез, командир, – доложил штурман. – До дна более тысячи футов.

Глубина погружения перевалила далеко за семьсот футов. Предельная же глубина для "Риковера" совпадала с уровнем дна в этом месте.

Не желая подвергать лодку чрезмерному риску, Уолден принял соответствующее решение:

– Погружаемся до тысячи четырехсот футов, потом всплываем. Это в рискованной близости от стен разреза, но я хочу увести туда проклятую торпеду!

В центральном отсеке "Пантеры" царила атмосфера подавленности. Командир и старпом нетерпеливо переминались с ноги на ногу за спиной старшего акустика. Выполняя отчаянный нырок на пределе возможностей, лодка только что прорвала термоклин на глубине четыреста двадцать футов.

– Почему бы нам не попробовать резкое маневрирование с крутыми виражами, командир? – шепотом предложил старпом.

– Одними виражами нам от торпеды не отвязаться, Юра, – ответил Литвинов. – Но сочетая скорость и глубину, мы имеем реальные шансы уйти от нее.

– Торпеда продолжает приближаться, – беспокойно доложил бородатый акустик. – Разве больше никак нельзя уклониться от нее?

– Спокойно, Миша, – сказал Литвинов и ободряюще потрепал акустика по плечу. – Вокруг нас огромные океанские просторы, есть где порезвиться. И с торпедой всякое может случиться.

– Черт бы побрал этого идиота замполита! Вот же гад – втянул нас в такую переделку! – в сердцах воскликнул акустик.

Крепко вцепившись в плечо акустика, Литвинов ответил:

– Спокойно, Миша. Не стоит нервничать из-за пустяков, еще давление поднимется. "Пантера" вывезет нас в тихую гавань, и тогда рас-стрельная команда позаботится о нашем бесценном замполите.

– Что значит: отказался подать энергию на установку?! – в ярости воскликнул Игорь Валерьян. – Он должен делать то, что ему велят!

Александров робко ответил:

– Я ему так и сказал, товарищ адмирал. Но он возразил, говорит, подзаряжать систему слишком опасно.

– Ничего, наш милый доктор скоро узнает, что такое настоящая опасность! – зло бросил Валерьян.

Набычившись, адмирал выскочил из каюты. Старпом бросился следом. Валерьян решительным, размашистым шагом прошел по центральному коридору за машинное отделение. Не ответив на приветствие моряков, собравшихся у шахты, он поспешно набрал код на табло у запертой двери. В приступе душившей его ярости он допустил ошибку, и ему пришлось ждать сброса команды, чтобы набрать код заново. Со второй попытки дверь со щелчком открылась.

Лаборатория, где работал доктор Петров, находилась рядом с реакторным отсеком. Ее дверь была закрыта, и Валерьян ворвался в комнату, даже не постучав в дверь. Седовласый физик возился с осциллографом, и адмирал без предисловий обрушил на него свой гнев:

– Товарищ Петров! Я требую, чтобы вы немедленно подготовили систему к пуску!

Александров вбежал в лабораторию как раз вовремя, чтобы услышать спокойный ответ ученого.

– Вы можете требовать все, что вам угодно, товарищ адмирал. Имеете право. Но я не запущу реактор до тех пор, пока не будут устранены конструктивные неисправности, обнаруженные мной.

Валерьян опешил.

– О каких конструктивных неисправностях идет речь, доктор?

– Но меня ведь именно для этого вызвали сюда, не так ли, адмирал? – Петров щелкнул выключателем осциллографа и добавил: – После тщательного анализа данных, собранных мной во время погружения на дно разреза, я выяснил, почему не удался ваш первый эксперимент. Причина не в магнитных генераторах, как мы полагали раньше, а в источнике энергии.

– Что вы имеете в виду, доктор? – уже более спокойным тоном спросил адмирал.

Петров ответил:

– Мои расчеты показывают, что нам понадобится десятипроцентное увеличение мощности. Только тогда дематериализованный объект окажется в нужном месте.

Валерьян был явно удовлетворен ответом.

– Ну, это не проблема. Запустим реактор на полную мощность, и все дела.

– Вам прекрасно известно, адмирал, что такой шаг крайне опасен. Реактор на "Академике Петровском" не предназначен для работы на полную мощность. Это чревато частичным расплавом активной зоны, а то и кое-чем похуже.

Валерьян резко изменил тактику разговора и сказал почти с братской заботой:

– Андрей Сергеевич, к сожалению, у нас нет выбора. Некогда устанавливать новый реактор, и ради будущей безопасности Родины мы должны довольствоваться нынешними возможностями.

Зазвонил висевший на стене телефон, и Александров снял трубку. После короткого разговора он доложил командиру:

– Звонил мичман, товарищ адмирал. Он докладывает, что 688 быстро приближается к зоне захвата. Через три с половиной минуты она будет в пределах досягаемости. Кроме того, РЛС обнаружила в зоне малое надводное судно. Вероятно, рыболовный траулер.

– Радиолокационная обстановка сейчас не имеет значения, Виктор Ильич, – отрезал Валерьян. – Меня больше заботит то, что мы теряем возможность опробовать систему до выхода "Сивулфа" в море. Доктор, умоляю вас! Пожалуйста, проведите последнее испытание, и, если оно закончится неудачей, обещаю вам похерить весь проект.

– Это не будет иметь ровно никакого значения, если реактор взорвется, – возразил физик.

– Да не взорвется он!

– К сожалению, не могу разделить ваш оптимизм, Игорь Михайлович. Но послушайте, что я вам скажу. Если вы согласны немедленно убрать с судна наблюдателей ООН, я сделаю попытку вывести реактор на полную мощность. После пятидесяти лет работы в области теории, мне тоже любопытно увидеть, насколько она осуществима на практике.

Лицо Валерьяна расплылось в широкой улыбке.

– Конечно, я согласен на такое условие. Спасибо, Андрей Сергеевич! Я гарантирую, вы не будете разочарованы.

С открытого мостика "Солнышка" Ал осматривал горизонт в бинокль. Он обнаружил только одно большое судно, стоявшее неподвижно к югу от них. Оно было белым как снег и имело современную, обтекаемую форму. И хотя орудий на его палубе не было видно, что-то выдавало в нем военный корабль, и Ал решил держаться от него подальше.

Где-то в вышине резко кричала чайка, и Ал отложил бинокль. К свежему морскому духу примешивался сладковатый аромат фимиама. Старик негр медленно перевел взгляд на корму лодки.

Обе пассажирки, крепко взявшись за руки, сидели за карточным столиком, на котором горела свеча. Еще в детстве, когда Ал рос мальчишкой в болотах Окичоби, он знавал таких мудрых женщин, как доктор Элизабет. Мама называла их знахарками. Ал никогда не забудет визит к одной такой старухе, которая говорили странные и страшные слова. Она славилась своими приворотными чарами и заклинаниями, которые писала кровью аллигаторов.

Все еще недоумевая, зачем двум приличным белым дамам понадобилось раскошелиться на эту странную поездку, Ал сошел с мостика и двинулся к корме. Несмотря на то, что время близилось к закату, жара не спадала. Между ног негра прошмыгнула большая черная кошка, вскочила на планшир и немигающим взором уставилась в искрящуюся голубую воду.

– Даже Исис понимает, что происходит под нами, – сказала доктор Элизабет неестественно глубоким, гортанным голосом. – Скажу лишь, что там идет битва между добром и злом!

– А как же Питер? – тревожным тоном спросила Мими Слейтер. – У нас будет контакт с ним?

Доктор Элизабет сняла соломенную шляпу с головы и бросила ее на палубу. Затем медленно-медленно подняла глаза к небу и громко заговорила:

– С приближением равноденствия настанет пробуждение камня Туаоя. Оживет хрустальная пирамида, и восстановится связь между матерью Землей и космическим лебедем. Горе тому, кто посмеет присвоить эту силу для своих корыстных целей. Мы – свидетели битвы старой, как само человечество. И только в том случае, если восторжествуют силы белого света, воссоединятся возлюбленные в ознаменование величайшей из всех побед!

20

– Удаление торпеды – пятьсот ярдов. Идет на нас – воскликнул Тим Лейси.

Джон Уолден услышал эти страшные слова, стоя позади рулевых. В висках застучало, сердце бешено колотилось в груди. Он пристально всматривался в показания приборов.

– Тысяча триста пятьдесят футов, продолжаю погружение, командир, – напряженным голосом доложил боцман.

Обшивка корпуса затрещала под напором гигантской толщи воды. Уолден взглянул на указатель скорости. Машинной команде каким-то чудом удалось добавить еще один драгоценный узел к предельной скорости лодки. Но все это будет напрасным, если не удастся оторваться от смертельного преследования.

– Вижу четкую картину стен разреза на эхолоте, командир, – доложил штурман. – При нынешнем курсе и скорости мы через пару минут врежемся в нижнюю часть западного хребта.

– Удаление торпеды – триста ярдов, – охрипшим голосом добавил Лейси.

– Тысяча триста семьдесят футов, – сообщил глубину боцман и выплюнул остаток изжеванной сигары.

Уолден выждал, когда указатель глубины упадет еще на десять футов, затем громко скомандовал:

– Рулевые, всплываем! Рули на максимум к всплытию!

Заранее предвкушая эту команду, рулевые навалились на штурвальные скобы, но указатель глубины опустился еще на десять футов, затем на мгновение замер и медленно начал обратный отсчет. Нос лодки задрался вверх, и Уолден был вынужден вновь схватиться за поручень. Его взгляд вернулся к указателю скорости.

– Ну давай же, "Рик", еще самую малость. Я знаю, ты можешь, – ласково бормотал он.

А за пультом гидроакустической станции Тим Лейси отчаянно пытался разобраться в какофонии звуков. Поскольку торпеда могла ударить в любую секунду, он смело врубил усилители на максимальную громкость. И вот, наконец, настал долгожданный момент: шумы от преследовавшей их торпеды начали постепенно слабеть. Сорвав наушники, старшина радостно крикнул в микрофон:

– Торпеда прошла мимо, командир! Мы оторвались!

– Не расслабляйтесь, джентльмены, – облегченно вздохнув, предупредил Уолден. – Эта крошка вот-вот шлепнется в стенку разреза, и нам все равно изрядно достанется!

В отчаянной попытке спастись от упорно следовавшей по пятам торпеды, "Пантера", как это только что делал ее противник, стремглав летела вниз. В центральном посту лодки было необычно тихо, вахтенные пристально следили за приборами на своих пультах, стараясь скрыть друг от друга свое волнение.

Взгляд Александра Литвинова был прикован к экрану широкополосного гидролокатора, по которому он следил за смертоносной торпедой. Чувство безнадежности возрастало с каждым новым докладом старшего акустика.

– Торпеда продолжает преследование. Столкновение возможно в любой момент.

Оставалось только молиться о чуде, и на Литвинова вдруг нахлынули воспоминания. Он вспомнил себя курсантом-первокурсником и свой первый день в училище. Тогда он принял присягу не жалеть самой жизни для защиты родины. В ту пору это казалось чем-то нереальным и абстрактным. Теперь же его переполняли другие чувства и мысли. Жизнь – это самое дорогое, что есть у человека, бесценный дар природы. И потерять ее в такой бессмысленной ситуации было бы непоправимой трагедией.

Стремясь обуздать охватившее его смятение, Литвинов отвел взгляд от экрана монитора, мысленно прощаясь с товарищами по оружию, готовыми разделить с ним выпавшую на их долю участь. Это были замечательные храбрые люди, и он хотел сказать им, что гордится совместной службой с ними, когда оглушительный взрыв вновь привлек его внимание к гидролокатору. Палуба ходуном заходила под ногами, и, чтобы не упасть, ему пришлось вцепиться в плечо акустика.

– Что произошло, Миша? – растерянно выпалил он. – Попадание торпеды?

Превозмогая дикую боль в ушах, бородач прошептал:

– Невероятно, командир. Подводный взрыв прямо по курсу!

– Клянусь, это наша собственная торпеда! – воскликнул Литвинов, и в нем вновь вспыхнула надежда. – Мы продолжим погружение до самого дна и под прикрытием ударной волны оторвемся от назойливого преследователя!

Люди в ГСА "Авалон" тоже ощутили на себе страшный взрыв. Бросаемый из стороны в сторону, аппарат, потеряв управление, беспомощно опускался по спирали на дно.

– Бесполезно, – сообщил Нед Барнс, отчаянно пытаясь взять под контроль управление, – рули бездействуют. Ничего не могу сделать, идем на дно разреза.

– Что означают показания на экране монитора? – спросил Томас Мур, сохраняя хладнокровие и не теряя надежду на удачу.

– Это информация с наших внешних датчиков, – пояснил пилот. – Должно быть, некоторые из них повреждены, потому что прибор показывает чрезмерно высокий уровень магнитного резонанса снаружи.

– Это может быть вызвано взрывом?

– Никоим образом, – твердо ответил Барнс. – Я только однажды наблюдал такие высокие показания, когда "Авалон" подвергался размагничиванию.

У Мура мелькнула страшная догадка.

– Черт, они запускают установку!

– Какую установку? – недоуменно спросил пилот.

– Это связано с расследованием, которое я провожу, – пояснил Мур. Он содрогнулся при мысли о том, что произошло бы, раздели "Авалон" судьбу "Льюис энд Кларк"!

– Боже мой! Вы только посмотрите на показания магнитометра, – воскликнул пораженный Барнс. – Он зашкаливает!

Даже не глядя на экран монитора, Мур хорошо понимал всю сложность их положения. Он знал, что напряженность магнитного поля будет возрастать, пока ГСА и его злосчастные пассажиры не испарятся под воздействием внутренне направленного космического взрыва, при этом распадется и исчезнет материальная субстанция, из которой они состоят. Только два человека остались в живых после подобных явлений, и Мур понял, что у них был только один способ спасти свои жизни.

– Нед, а "Авалон" можно затопить изнутри?

Казалось, Барнс то ли не расслышал, то ли не понял сути вопроса.

– На кой черт вы меня об этом спрашиваете?

Придумывать всякие сказки не было времени, и Мур сказал прямо:

– Вы должны просто поверить мне, Нед. Можно ли заполнить "Авалон" водой, но чтобы мы оставались в нем, или нельзя?

Стальные глаза лейтенанта округлились.

– Боже мой, Томас! Конечно, я могу открыть кингстоны. Но тогда мы сможем дышать только через аварийные дыхательные аппараты.

– Тогда давайте поспешим с этим, Нед. В противном случае я не гарантирую, что вы еще когда-нибудь сможете наблюдать на стадионе игру ваших любимых "Ковбоев".

– Из-за взрыва временно вышли из строя гидрофоны, – доложил оператор-акустик "Академика Петровского".

– Воспользуйтесь для их восстановления низкочастотными фильтрами, – приказал Валерьян с пульта управления огнем.

Доктор Петров, сидевший рядом с адмиралом, оторвался от клавиатуры компьютера.

– Вероятно, этот взрыв означает, что американская лодка уничтожена. Тогда наше испытание теряет смысл. Кроме того, нет гарантий, что в магнитное поле не попадет наша подлодка, действующая в этих водах.

Не находя вразумительных аргументов против такой постановки вопроса, Валерьян излил свою досаду на гидроакустика:

– Ну, что там у нас с гидрофонами?

Вконец перетрухнувший оператор молча уставился в свой пульт. Трясущимися руками он тщетно пытался попасть в нужные клавиши на панели ввода, затем добавил громкости и настроил графокорректор.

– Прослушиваются какие-то искусственные шумы, – неуверенно доложил он, – но не могу сказать точно, исходят ли они от американской лодки.

– Дайте-ка мне послушать! – повелительно бросил Валерьян.

Он грубо сорвал наушники с головы испуганного моряка и надел их на себя. Не прошло и полминуты, как он сделал неизвестно на чем основанный вывод:

– Да, это 688! Андрей Сергеевич, включайте реактор на сто процентов мощности!

Физик послушно склонился над клавиатурой, и, пока из активной зоны реактора выводились графитовые стержни, ясно представил себе, что сейчас произойдет на морском дне. Приведенные в действие магнитные генераторы, установленные вдоль стен разреза, начнут выбрасывать мощные резонансные импульсы электромагнитной энергии. Любой твердый объект, оказавшийся в зоне действия установки, будет захвачен этим полем, и его атомы разлетятся на элементарные частицы, разорванные гравитационными силами, управляющими вселенной.

– Началось! Хрустальная пирамида пробуждается, – воскликнула доктор Элизабет.

После оглашения этой новости она поведала во всех подробностях о битве между добром и злом, происходившей в морских глубинах.

Ал не очень-то верил во всю эту историю, но все же спросил:

– И кто победил в этой битве, док?

– Ну конечно же, силы добра, – ответила экстрасенс.

– Мы теперь можем связаться с Питером? – теряя терпение, спросила Мими.

– Надо пройти еще одно испытание, дорогуша. Тогда дверь откроется.

В этот злополучный момент "Солнышко" вдруг вздрогнуло и остановилось. Похоже, Алу было известно, в чем крылась причина остановки. Он покинул открытую рулевую рубку, прошел мимо пассажирок и склонился над срезом кормы.

– Я так и думал, дамы. Водоросли намотались на винт.

– С этим можно что-нибудь сделать? – спросила Мими. – Может быть, попросить по радио помощи у того белого корабля?

– В этом нет нужды, миссис, – ответил Ал, снимая рубашку и башмаки. – Подождите, я быстро освобожу винт.

Ал достал из кармана нож и полез за борт.

– Только будьте осторожны, – предупредила доктор Элизабет.

– Не стоит беспокоиться, – заверил женщин Ал. – Я все равно хотел окунуться. Скоро увидимся, дамы.

Ал плюхнулся в воду, а Исис вдруг издала резкий, пронзительный крик. Мими и доктор Элизабет разом повернули головы в сторону левого борта, где на планшире, выгнув дугой спину и уставившись в воду, стояла кошка.

– Что ты там увидела, Исис? – спросила экстрасенс.

Всего минуту назад на темнеющем небе не было ни облачка. Но сейчас быстро плывущие черные тучи уже закрыли все небо.

– Кажется, идет буря, – заметила доктор Элизабет.

Она сняла Исис с планширя и опустила ее на палубу. В это время палуба задрожала, резко похолодало, завыл порывистый ветер. Раздались раскаты грома. Мими повернулась к корме и позвала:

– Ал, выходите из воды! Шторм надвигается!

– Не беспокойтесь, милочка, – сказала экстрасенс. – Это необычная буря. Природа хочет предупредить нас, что пора наладить контакт!

За сгущающимися черными тучами наблюдал и Джон Уолден. Но делал он это с глубины шестьдесят пять футов через перископ "Риковера".

– Похоже, наверху вот-вот грянет шторм, – сказал Уолден, вращая перископ. Его взгляд вновь наткнулся на деревянный рыболовный траулер, который он заметил раньше. – Надеюсь, эти люди плотно задраили люки.

Его слова прервал отчаянный возглас вахтенного офицера:

– Машинная команда докладывает о неполадках системы энергоснабжения! Сработала блокировка реактора!

Как бы в подтверждение серьезности сообщения вдруг погас свет. Палуба дрогнула и наклонилась вперед.

– Потеряна нулевая плавучесть, – доложил вахтенный офицер.

– Продуть аварийную, всплываем! – приказал Уолден, и вновь повернулся к перископу но его остановил ответ вахтенного.

– Невозможно, командир. Отказали балластные насосы!

– Какого черта? – выругался Уолден, озадаченный таким оборотом событий.

Чтобы хоть как-то овладеть контролем над обстановкой, он опустил перископ и вернулся к штурвалу. Боцман с вахтенным офицером стояли над пультом погружения и всплытия. Освещая пульт фонариком, они изучали показания приборов.

– Объявить боевую тревогу! Боцман, связаться с машинным отсеком и выяснить, что там у них происходит, – приказал Уолден.

Пока звучал сигнал боевой тревоги и команда занимала боевые посты, лодка вновь начала погружаться в пучину, откуда ей только что удалось выбраться. Уолден, схватившись за поручень, с чувством собственного бессилия наблюдал, как его люди отчаянно боролись за восстановление энергоснабжения.

Из многих боевых постов лишь гидроакустики продолжали нести обычную вахту. Внимание Тима Лейси, дежурившего второй срок подряд, привлек гипнотический монотонный звук, исходивший, как ему казалось, с самого дна разреза. И он на всякий случай доложил об этом командиру. К его немалому удивлению, Уолден велел дать этот таинственный звук на репродукторы внутри корабельной связи в центральном посту.

Стоя рядом с рулевыми, Джон Уолден вслушивался в звуки, привлекшие внимание Тима Лейси. С помощью штурмана ему удалось определить, что они действительно исходили со дна разреза, с глубины около тысячи семисот футов.

Ранее коммандер Томас Мур рассказал об удивительном устройстве, которое, как подозревали в следственной службе флота, могло быть установлено на дне разреза. Не веря в возможность создания установки, способной разложить материю на элементарные частицы, Уолден тогда отнесся к его рассказу скептически. Но сейчас он уже начинал сомневаться, не слишком ли поспешным оказались его выводы.

Лелея слабую надежду, что устройство, о котором говорил Мур, действительно существовало, и именно оно было причиной неприятностей, возникших на "Риковере", Уолден приказал группе управления огнем готовить к пуску две самонаводящиеся торпеды Мк-48. К тому времени источник загадочных шумов был установлен уже точно, информация введена в систему управления огнем лодки, и был произведен пуск торпед.

Палуба дрогнула, когда торпеды вышли из аппаратов. Уолден скрестил пальцы и прочел молитву, чтобы силы небесные помогли его лодке выкарабкаться из бездны.

21

Игорь Валерьян остался в реакторном отсеке "Академика Петровского", ожидая доклада об успешном исходе эксперимента.

Он знал, что такое сообщение придет по каналам спутниковой связи из штаба Тихоокеанского флота во Владивостоке. Если все пройдет по плану, ему сообщат, что родина теперь располагает американской лодкой "Хайман Дж. Риковер". Это крупное достижение станет предвестником еще более значительного события.

К его великому разочарованию, с мостика сообщили о приближении шторма. Это сообщение испортило ему настроение, и он подумал о том, что неплохо было бы зайти в каюту и пропустить стаканчик-другой для бодрости. Хорошая водка всегда придавала ему бодрости. Но скучный голос оператора-акустика прервал приятные мысли.

– Акустический контакт, товарищ адмирал. Похоже на подлодку.

Поспешив к акустику, Валерьян с тревогой спросил:

– Вы можете классифицировать цель?

Пока акустик манипулировал клавиатурой, к пульту подошел доктор Петров с чашкой чая в руках и спокойно спросил:

– Кто бы это мог быть?

– Вероятнее всего, "Пантера", – предположил Валерьян.

Его взгляд нервно впился в экран широкополосного монитора. Сообщение акустика не улучшило настроение, к тому же он слишком долго возился с аппаратурой.

– Я не совсем понимаю, товарищ адмирал. Но анализ показывает восемьдесят семь процентов вероятности, что это американская ударная лодка 688 проекта.

– Но этого не может быть, – воскликнул Валерьян. – Неужели установка не сработала?

– Весьма маловероятно, – ответил физик. – Вы слышали предварительные доклады, Игорь Михайлович. Нам известно наверняка: лодка вошла в зону действия поля и не выходила из нее.

– Но 688 все еще здесь, – возразил Валерьян.

Петров укоризненно покачал головой.

– Ведь я предупреждал, что надо было подождать. Но вы не послушались, в результате мы, возможно, уничтожили собственную лодку.

– Я не верю в это, – рявкнул Валерьян. – Может быть, это не "Риковер", а другая лодка 688 проекта? Или наши датчики шалят? Как бы там ни было, надо действовать, исходя из последних данных. Приготовьтесь к перезарядке установки, доктор!

– Ни в коем случае, – вскричал Андрей Сергеевич. – Мы и так слишком далеко зашли!

– Дурак! – выругался Валерьян, грубо оттолкнул физика и бросился к пульту управления реактором. – Если вы отказываетесь, доктор, я сделаю это сам!

Невзирая на острую боль в ошпаренной горячим чаем руке, Андрей Сергеевич попытался остановить Валерьяна.

– Прошу вас, Игорь Михайлович, вы только усугубите трагедию.

Адмирал яростно набросился на клавиатуру и, когда реактор вновь пришел в действие, с пафосом воскликнул:

– Если тут и происходит трагедия, то из-за вашего трусливого упрямства, Андрей Сергеевич! Ваше бездействие могло стоить Родине будущего! – прежде чем нажать клавишу подачи энергии на резонансную установку, адмирал посмотрел на физика и громко провозгласил:

– Вы – живой свидетель исторического момента! Да здравствует Родина!

В тот момент, когда адмирал Валерьян нажал кнопку, первая торпеда "Риковера" врезалась в стену разреза и взорвалась. Вторая попала в генератор, и взрывная волна разрушила соединительную муфту, но было поздно: по разорванному кабелю уже устремился обратный скачок энергии и в то же мгновение огромной силы взрыв разнес "Академика Петровского" на куски.

Не успели обломки судна упасть на воду, как энергосистема "Риковера" возобновила работу. Джон Уолден вздохнул с облегчением и дал команду к всплытию.

Когда лодка всплыла, и Уолден вышел на мостик, он увидел на морской поверхности лишь огромное масляное пятно, да кое-какой судовой хлам – все, что осталось от красавца "Академика Петровского". Когда один из сигнальщиков заметил маячивший вдали катер, появилась надежда, что кто-то уцелел в этой необъяснимой трагедии. Уолден приказал сблизиться с катером. На его борту оказались трое потрясенных наблюдателей ООН. Уолден принял их на борт и отправил вниз. Больше никого найти не удалось. Морские глубины надежно хранили тайну ГСА "Авалон", его отважного экипажа и пятерых спасенных акванавтов.

Эпилог

Ал подтянулся и вскарабкался на корму "Солнышка". Он продрог, кружилась голова. Туман был настолько густ, что на расстоянии вытянутой руки ничего нельзя было разглядеть. Головокружение прошло, но старика охватило необъяснимое чувство тревоги, напомнившее ему детство.

Его рука наткнулась на соломенную шляпу, лежавшую на палубе. Вспомнив о своих пассажирках, он негромко окликнул:

– Док! Миссис! Где вы?

Но ничто не нарушало тишину, кроме монотонного рокота двигателя лодки, который почему-то ассоциировался с лягушачьими концертами из далекого детства. Ал начал осмотр лодки.

Вскоре он обнаружил, что, кроме него самого, на борту никого не было. Он тщательно обыскал всю лодку, включая камбуз, чулан и машинный отсек. От пассажирок остался только их немудренный багаж, туалетные принадлежности да кое-что из одежды.

Вернувшись на корму, он понял, что даже кошка исчезла. Опасаясь, что все они могли оказаться за бортом во время обрушившегося на них шквала, он перегнулся через борт суденышка и громко выкрикнул в туман:

– Док! Миссис! Вы здесь?

На его призывный оклик из тумана ответил сильный мужской голос:

– Эй, на судне!

Мощный луч света рассек туман, и Ал подался всем телом вперед, наклонившись над планширем, чтобы получше разглядеть смутные очертания показавшегося в тумане судна. Это был странного вида корабль, напоминавший толстую сигару. В открытом люке виднелась фигура мужчины с фонарем в руке, которым он освещал "Солнышко".

– Боже, как мы рады вас видеть! – выкрикнул он. – Наши двигатели не работают, отказала связь и навигационные приборы.

– Что у вас за судно, мистер? И куда вы направляетесь? – спросил Ал.

– Это глубоководный спасательный аппарат ВМС США, и сейчас мы хотели бы попасть в ближайший порт.

Полагая, что перед ним – новая модель подводной лодки, Ал с готовностью предложил свою помощь.

– Мы неподалеку от Николотауна, мистер. Там у моего кузена имеется рыбацкий кемпинг. Он – к вашим услугам. Если хотите, я возьму вас на буксир.

– Будем вам очень признательны!

Прежде, чем направиться в рулевую рубку, Ал задал еще один вопрос:

– Послушайте, вы случайно не подобрали в воде двух женщин и кошку? Похоже, я потерял пару пассажирок во время недавнего шторма.

– Сожалею, но мы никого не встретили, – ответил моряк с короткой стрижкой. – Хотя в таком тумане мы бы их все равно не заметили.

С тяжестью на сердце Ал направился в рубку. Проходя мимо карточного столика, он почувствовал, как в лицо подул теплый влажный бриз, пахнуло знакомым духом разлагающихся водорослей. Туман моментально развеялся, и Ал увидел прямо перед носом "Солнышка" довольно крупный обтекаемый корпус с рубкой, как у подлодки, на рубке – пятиконечную красную звезду. На выступе руля была необычного вида гондола, на палубе – ни души.

Ветер снес в сторону клочья густого тумана и обнажил за кормой участок побережья с зеленой растительностью. Полагая, что их снесло к восточному берегу острова Андрос, Ал направил бинокль в сторону берега, пока его вновь не поглотила пелена тумана. От увиденного волосы у него на затылке поднялись дыбом. Невероятно! На берегу росли вовсе не мангровые деревья, а высокие болотные кипарисы со стволами, поросшими толстым слоем зеленого мха!

Дрожащими руками старик навел бинокль на прибрежные домики, прятавшиеся под сенью тенистых деревьев. Он знал, что такого не могло быть, и все же... И все же перед ним был Порт-Майака – город, в котором он вырос! Ал вспомнил знакомые с детства запахи и звуки флоридского озера Окичоби!