Нырок в забвение

– Где вы наблюдали это явление? – ахнул Томо, забыв про попкорн.

– Мы включили видеокамеру на глубине девятьсот семьдесят шесть футов, – ответила русская, – на южном скате Андросского разреза, в районе северного окончания Языка Океана.

Лайза Тэннер удивленно покачала головой.

– Могли бы, по крайней мере, привезти дюжину этих красавцев! У меня просто слюнки текут, когда я гляжу на их роскошные мясистые шейки!

– Я уже где-то читал о подобном явлении, – заметил Томо, – но собственными глазами вижу его впервые.

– Это брачный ритуал? – спросил Ланклю, потягивая херес.

– Точно, – ответил Томо. – Они ведут себя подобно лососю во время нереста, хотя, насколько мне известно, нерестилища колючего омара пока не обнаружены.

– А мы такое место чуть было не обнаружили, – задумчиво произнесла Ирина с нотками разочарования в голосе.

– Как насчет вашего другого открытия, доктор Петрова? – сказал Карл-Ивар, сидевший на диване в линялых джинсовых шортах и черной майке с надписью "Берегите китов!"

– Скоро увидите, – ответила Ирина.

– Гарантирую, что вы не будете разочарованы, – добавил Ланклю. – Должен признаться, сначала я был настроен скептически. Но когда сам увидел данное образование, инстинктивно почувствовал, что оно рукотворное. Думаю, каждый выскажет свое мнение после просмотра фильма.

Лайзе Тэннер наскучила бесконечная процессия омаров на экране, и ее мысли переключились на более экзотическую тему.

– Как жаль, что "Миша" сломался. Кто знает, может быть, эта дорога привела бы вас к вратам Атлантиды?

– Если это так, то легендарный потерянный континент лежит где-то на дне Языка Океана, – мечтательно произнесла Ирина. – Именно в том направлении вела дорога, но, к сожалению, нам пришлось повернуть назад.

– Кстати о "Мише", каков твой прогноз относительно его состояния, Карл-Ивар? – поинтересовался японец.

Норвежец невесело покачал головой.

– На данный момент дело обстоит весьма печально. Без исправного генератора я не могу обеспечить нормальную зарядку аккумуляторных батарей. Я уже трижды менял генератор, и даже если нам пришлют еще один такой, это делу не поможет. Здесь требуется абсолютно новое конструктивное решение.

– А нельзя ли позаимствовать другую тарелку? – спросила Лайза. – Грех сворачивать исследования именно тогда, когда они становятся столь интересными.

– На "Академике Петровском" имеется еще два таких судна, и в телеграмме я попросила выделить одно из них в наше распоряжение, – сообщила Ирина. – Пока нам остается только ждать и уповать на благосклонность судьбы.

Ланклю с волнением показал на экран.

– Смотрите, вот первые кадры съемок находки доктора Петровой: Андросская дорога!

Подавшись вперед, акванавты впились взглядами в экран, где крупным планом появилось изображение брусчатки, ради которой они погружались в глубины океана. Хотя отчасти она и была покрыта песчаными отложениями, все же, плотно притертые друг к другу прямоугольные камни виднелись достаточно четко.

– Просто невероятно! – восторженно воскликнула Лайза. – Это явно сотворили обитатели Атлантиды! Кто еще мог построить такое? Значит, Платон все-таки был прав!

Вдруг трижды прозвонил звонок, и в комнату влетел взъерошенный Альдж. Попугай уселся на видеопроектор, захлопал крыльями и скрипучим голосом заорал:

– Долли вернулась! Да-да, Долли! Хелло, Долли!

– Держу пари, она принесла ответ на мой запрос, – поднялась Ирина.

– А может быть, она притащила новый генератор для "Миши"? – предположил Карл-Ивар.

Оба, не мешкая, бросились в соседний отсек. Подогреваемый любопытством, Ланклю тоже последовал за ними.

Он застал коллег у открытого люка, из которого торчала голова бутылконосого дельфина, которого акванавты прозвали Долли. Дельфин служил своеобразным курьером и поддерживал связь с кораблем обеспечения, который нес постоянное дежурство над комплексом "Мир". Долли доставляла почту, продукты и другие необходимые вещи, как, например, запчасти, которых с нетерпением ждал Карл-Ивар. Она таскала все это в герметичном контейнере, который крепился специальными ремнями у нее на спине.

Ланклю подошел к люку поприветствовать гостью.

– Добрый вечер, дорогая. Что ты принесла нам сверху?

Пьер опустился на колено и погладил Долли, что вызвало у нее неописуемый восторг, выразившийся радостным похрюкиванием и свистом.

– Да ну тебя, – произнес француз, снял со спины дельфина контейнер и угостил Долли кефалью из стоявшего рядом ведра.

Тем временем Карл-Ивар нетерпеливо отвинчивал крышку с только что доставленного контейнера. К его немалому разочарованию, там оказался лишь белый конверт, который он протянул Ирине. Она торопливо вскрыла его и прочитала вслух:

Уважаемая д-р Петрова! С сожалением сообщаю, что Вашу просьбу в настоящий момент удовлетворить не могу, так как из-за механических неполадок обе наши мини-лодки временно не подлежат эксплуатации. В настоящий момент ждем доставки новых запчастей с Родины. Буду держать Вас в курсе дел.

С приветом, командир научно-исследовательского судна «Академик Петровский»

адмирал Игорь Валерьян."

Ирина разъяренно скомкала письмо и буркнула, кусая губы:

– Они ждут поставки новых запчастей из Союза! Ничего себе, шуточки! На это уйдут месяцы! К тому времени нас уже не будет здесь. Какого черта ООН связалась с поставками из СССР? Теперь я не смогу продолжить работу над находкой.

– Не стоит так горячиться, доктор, – с улыбкой успокоил ее норвежец. – Пойду, еще раз взгляну на "Мишу". Может, что-нибудь еще получится.

С привычной легкостью Карл-Ивар надел гидрокостюм и застегнул на груди ремни акваланга. Затем он расписался в журнале, плюнул в маску, натянул ее на лицо и сошел в воду к Долли.

– Пошли, крошка, – сказал он, беря в рот загубник кислородного шланга, – у нас есть работа.

Кивнув на прощание, он вместе с дельфином скрылся под водой.

– Не грусти, Ирочка, – вздохнул Ланклю, обращаясь к Петровой. – Карл-Ивар починит "Мишу", вот увидишь, Пойдем и досмотрим фильм, похрустим попкорном.

* * *

Адмирал Игорь Валерьян, стоя на палубе "Академика Петровского" и глядя на черную воду, мысленно пытался представить себе уникальный подводный комплекс, расположившийся на глубине в шестьдесят футов. Шестидесятисемилетний русский военный моряк вынужден был признать, что, впервые увидев проект комплекса "Мир", скептически отнесся к планам ученых. Но жизнь опровергла его сомнения, и вот уже в течение трех недель в подводном комплексе работал международный экипаж из пяти акванавтов.

Временами седого адмирала поражала сама мысль о том, что люди могли жить под водой, хотя он на своем веку повидал немало научных чудес. И комплекс "Мир" был для него лишь еще одним примером стремительного развития научно-технического прогресса.

Судно, которым он в настоящий момент командовал, являлось не менее выдающимся достижением современного кораблестроения. Научно-исследовательское океанографическое судно "Академик Петровский" было спущено на воду в 1990 году на верфи ленинградского объединенного адмиралтейского комплекса. Судно длиной триста футов было оснащено современной паротурбинной энергетической установкой и считалось последним словом советской судостроительной промышленности.

Команда судна насчитывала девяносто человек. В основном это были гражданские моряки, научные сотрудники, военные инженеры и техники. В составе команды были также представители ООН, под флагом которой ходило судно. Такое двойное подчинение было внове для Валерьяна, он привык служить под бело-синим флагом военно-морского флота СССР. Но настали новые времена, пришла так называемая перестройка. Ветеран Великой Отечественной войны, переживший кровавые сталинские чистки, адмирал давно пришел к выводу, что лучше плыть по течению, бороться с которым было все равно бесполезно.

"Академик Петровский" покинул порт приписки на Балтике месяц назад. После заходов в порты Швеции, Норвегии и Великобритании судно бросило якорь на рейде Нью-Йорка. Валерьян впервые попал в этот город, который почему-то называли Большим Яблоком, и теперь никогда не забудет Статую Свободы и удивительный остров Манхэттен. Впервые он увидел воочию огромные небоскребы, бесчисленные толпы людей, которыми город кишел как муравейник. В Нью-Йорке на борт приняли наблюдателей ООН, после чего судно взяло курс на Багамы, где с тех пор и находилось, обеспечивая деятельность подводного комплекса.

В отличие от большинства своих товарищей по службе Игорь Валерьян не любил тропики. Он был настоящим сибиряком, широкоплечим, почти двухметрового роста и всегда страдал от постоянной жары, духоты и повышенной влажности. Адмирал предпочитал свежий, прохладный воздух, и в тщетных поисках именно этой редкостной для южных широт роскоши он покинул свою каюту и поднялся на бак "Академика Петровского".

Чернильную темноту тропической ночи усугублял густой, влажный воздух, насыщенный запахами моря. С востока иногда тянул легкий бриз, но разогретый за день воздух ничуть не освежал.

Пытаясь хоть как-то бороться с угнетающей жарой, Валерьян надел легкие белые хлопчатобумажные брюки и рубашку с короткими рукавами, но пот все равно струился по его лбу и груди.

Чтобы снять напряжение, он прихватил с собой плоскую фляжку с кристально чистой крепчайшей самогонкой, которую ему прислали из дому. Не размениваясь на такой пустяк, как стакан, он поднес фляжку к губам и сделал большой спасительный глоток. Самогонку гнал брат из отборного зерна, и она могла дать сто очков форы любому виски. Крепкая, приятно пахнущая хлебом жидкость огнем обожгла горло, пылающей волной опустилась к ногам и слегка ударила в голову, возвращая старому адмиралу ощущение полноты жизни.

Забыв о слегка покачивающейся под ногами палубе и приглушенном расстоянием крике одинокой чайки, он мысленно вернулся домой. Не за горами увольнение и конец флотской жизни с постоянными скитаниями по морям и океанам. Валерьян впервые надел форму советского военного моряка, когда ему едва исполнилось семнадцать. Началась война, Родину рвали на части нацистские орды, и он стал матросом в Заполярье, получив назначение на подводную лодку, базировавшуюся в осажденном Мурманске.

Он едва не оглох в результате близкого взрыва немецкой глубинной бомбы, и, когда нервничал, у него появлялся звон в ушах, напоминая ему о товарищах, убитых тем же взрывом.

Другим постоянным напоминанием о Великой Отечественной войне была повязка, которую он носил на левом глазу. Он получил это ранение, едва не стоившее ему жизни, во время немецкого артобстрела в Ленинграде, где служил в штабе флота. Командование обратило внимание на молодого моряка, когда он после ранения остался в строю, категорически отказавшись от лечения в госпитале.

С помощью тяжелого труда и постоянного везения он успешно продвигался по службе, и к концу войны уже был капитаном 1 ранга.

В послевоенный период советские военно-морские силы начали развиваться беспрецедентно быстрыми темпами. Из чисто прибрежных оборонительных сил они превратились в могучий океанский флот, имевший все необходимое для боевых действий в самых отдаленных уголках планеты.

После смерти Сталина, во время восхождения Хрущева на вершину власти, он служил адъютантом у главкома ВМФ адмирала флота Сергея Горшкова. Назначенный на эту должность в сорокапятилетнем возрасте, Горшков обладал удивительным политическим чутьем, и именно под его покровительством Валерьяну удалось наиболее полно реализовать свой потенциал.

Игорь находился на советской подводной лодке класса "Зулу-V", когда с нее впервые в истории был произведен испытательный пуск баллистической ракеты. Русские тогда на целых два года опередили американцев в строительстве такой лодки. Ему также посчастливилось работать на новых эсминцах типа "Крупный" – первых надводных боевых кораблях, оснащенных ракетами класса корабль-корабль и предназначенных для нанесения ударов по авианосцам противника.

В 1967 году его назначили старпомом первого в мире вертолетоносца "Москва", а через пять лет – командиром эсминца типа "Кривак". После этого он успешно командовал еще не менее полутора десятками различных надводных кораблей и подводных лодок.

По странной иронии судьбы его долгая и успешная карьера заканчивалась должностью командира исследовательского океанографического судна. Однако Валерьян знал, что это последнее задание вполне могло оказаться и самым важным из всех предыдущих. И если оно завершится успешно, возникнет благоприятная возможность объявить о своей отставке.

При мысли о необходимости возвращения к гражданской жизни, когда ему не останется ничего, кроме написания мемуаров, адмирал содрогнулся и, чтобы отогнать ее, он снова поднес ко рту фляжку. Сзади послышались голоса, и, обернувшись, он заметил беззаботно беседовавшую парочку. Молодая женщина громко рассмеялась. Казалось, обоим было абсолютно наплевать на весь мир. Впрочем, все нынешнее молодое поколение было таким равнодушным.

Ощущая острый вкус водки на языке, старый моряк задумался о тех коренных изменениях, которые буквально растоптали душу его Родины. Подросшее новое поколение уже забыло те тяжелые уроки, которые Валерьян и его одногодки пережили во время кровавой битвы с фашистской Германией и последовавшей за ней холодной войной. Избалованные, изнеженные юнцы не знают истинной цены понесенных жертв и лишь умеют ныть да хныкать. Из-за их равнодушия под угрозой оказалась величайшая в мировой истории социальная революция. А если смотреть правде в глаза, то теперь она уже просто обречена на полный крах.

Конечно, юнцов сбил с пути капитализм. Злокачественные раковые клетки эгоистичного и тлетворного западного образа жизни разлагают молодые души. Советская молодежь сегодня ослеплена низкой страстью к накопительству и потребительству. То, что когда-то невинно начиналось с безобидных джинсов и рок-н-ролла, привело к развалу семьи, к краху тех ценностей, которыми жили предыдущие поколения.

Первым признаком необратимого, фатального течения болезни стало то, что Восточная Германия свернула с коммунистического пути. За ней вскоре последовала вся Восточная Европа, а следующей неизбежной жертвой стал Советский Союз.

Руководители отечества – насмерть перепуганные старички – партократы – позволили болезни перекинуться на союзные республики, поставив под угрозу дотоле непоколебимое единство мощной державы. Решение о переходе от централизованного государственного управления экономикой к системе свободного рынка стало свершившимся фактом и показало, как глубоко поразили общество метастазы капитализма.

Для больного, страдающего неизлечимым недугом, надежды на выздоровление по мере развития болезни тают. В отчаянной попытке выжить он готов пойти на удаление хирургическим путем любого органа, лишь бы это помогло сохранить жизнь. Так же и руководители Советского Союза, отказавшись от ленинских принципов социализма, решились на опасную операцию по значительному сокращению вооруженных сил и вооружений.

Суда, подобные "Академику Петровскому", обходились недешево, а в нынешней России их строительство вообще стало практически невозможно. Валерьяна серьезно беспокоил факт, что его соотечественники забыли, что именно благодаря мощным вооруженным силам внешний враг в течение последних сорока пяти лет не беспокоил границы страны. Это была бескровная победа, цена которой выражалась только в рублях, а не в человеческих жизнях.

Но удастся ли сохранить статус-кво в ближайшем будущем? Несмотря на свои бесконечные разглагольствования о разоружении и мире, Соединенные Штаты Америки продолжали наращивать потенциал как ядерных, так и обычных видов вооружения. Чтобы осознать этот пугающий факт, достаточно было вспомнить о таких высокотехнологических и наукоемких системах, как бомбардировщик-невидимка "Стелс", новое поколение подлодок "Сивулф" и программа СОИ.

Так как субмарины составляли основу корабельного состава современных флотов, Валерьяна особенно беспокоила американская программа "Сивулф". Это первый принципиально новый тип лодок в американском флоте после принятия в семидесятых годах на вооружение лодки проекта 688. По расчетам проектировщиков новая лодка в десять раз превзойдет свою предшественницу по способности действовать бесшумно, в три раза по дальности действия гидроакустической станции и весьма значительно по боевым возможностям вооружения.

"Сивулф" станет самым передовым и совершенным подводным кораблем из всех, когда-либо погружавшихся в морские глубины. Одна эта лодка была способна настолько резко изменить баланс сил, что российский флот рисковал оказаться совершенно беззащитным перед лицом прямой и явной угрозы.

Так как руководители Советского Союза в силу своей ограниченности и недальновидности приняли решение прекратить дальнейшее финансирование важнейших стратегических проектов, советский флот не мог даже мечтать о получении такой отличной лодки, как "Сивулф". А это означало, что овладеть такой передовой технологией можно было единственным способом – выкрасть ее. Именно в этом и заключалась суть последней и самой важной миссии в карьере адмирала Валерьяна.

Размышляя таким образом о дальнейшей судьбе своего многострадального отечества, старый морской волк обратил взор к горизонту в северо-западном направлении. С бака "Академика Петровского" едва виднелись далекие мерцающие огни города Николе на самой северной оконечности острова Андрос. Через пару недель оттуда прибудет на испытания в глубинах Языка Океана первая субмарина "Сивулф". И если все пойдет по плану, то опытный образец американской лодки никогда не дойдет до близлежащего подводного полигона ВМС США, а станет бесценной собственностью советского военно-морского флота.

Воспрянув духом от такой радужной перспективы, Валерьян еще раз поднял фляжку и мысленно произнес тост за успех предстоящей операции. Он отхлебнул изрядный глоток спиртного, но самогон обжег горло, адмирал поперхнулся и, побагровев, закашлялся.

В этот неподходящий момент на бак поднялся один из мичманов. При виде заходящегося в кашле командира на бородатом лице мичмана появилось озабоченное выражение.

– Вы себя нормально чувствуете, товарищ адмирал? – козырнув, поинтересовался моряк.

– Вполне нормально, мичман, – овладел собой Валерьян. На него вдруг нашло редкое благодушие, и он, усмехнувшись, сказал: – Вы почувствуете себя так же, если немного выпьете со мной.

– Извините, товарищ адмирал, я на вахте, – смущенно ответил мичман.

– С каких это пор глоток водки стал препятствием для здорового русского моряка? – хмыкнул адмирал и, подмигнув единственным глазом, протянул ему фляжку. – Давай, сынок, я разрешаю.

Воровато посмотрев по сторонам, мичман взял ее и, припав к горлышку губами, сделал большой глоток.

– Ух, крутая вещь, – поморщившись, заметил мичман и вернул фляжку владельцу. – Что это, товарищ адмирал?

Валерьян польщенно пояснил:

– Это самогон с Байкала, мичман. Чист, как слеза. Верно? Тебе приходилось бывать на Байкале, сынок?

Мичман отрицательно покачал головой, а адмирал увлеченно продолжал:

– Да, а я вырос в тех местах, в маленькой деревушке Коса, и могу поклясться, что на земле нет мест прекраснее. Водичка в озере холодная, сладкая и кристально чистая, и даже воздух напоен нектаром.

– Звучит, как сказка, – тихо заметил мичман и вдруг резко сменил тему разговора. – Товарищ адмирал, старший лейтенант Александров просил доложить, что лейтенант Антонов со своей командой уже поднимаются и скоро будут на судне.

– Как Антонов выполнил задачу? – спросил адмирал, оставив тон отставника-пенсионера.

– Мне неизвестно, товарищ адмирал. Старший лейтенант ждет у шахты, где состоится разбор выхода.

– Пошли вниз, мичман, – решительно бросил адмирал, сделал последний глоток и сунул опустевшую фляжку в задний карман брюк.

"Академик Петровский" имел одну конструктивную особенность – большое квадратное отверстие в днище. Это отверстие, называемое на судне шахтой, открывало техническому персоналу безопасный и удобный выход в морские глубины.

Шахта располагалась в кормовой части судна, и Валерьян, спустившись по крутому трапу до уровня ватерлинии, оказался на стальном решетчатом мостике, окружавшем отверстие. Там его ждал рослый офицер с подтянутой спортивной фигурой. На ремне у него висела портативная рация.

– Виктор Ильич, мне доложили, что группа уже на подходе, – нетерпеливо проворчал одноглазый адмирал.

– Так точно, товарищ командир, – подтвердил заместитель Валерьяна старший лейтенант Александров. – Взгляните в шахту, уже появляются пузыри.

В это время на водной поверхности появилась первая из двух ныряющих тарелок. Ярко-желтые минисубмарины были точными копиями той, которой пользовались обитатели комплекса "Мир", только генераторы на них работали исправно. Первая тарелка подрулила к мостику, где стояли оба офицера, и ее люк распахнулся. Из темной рубки выбрался светловолосый красавец в темно-синем комбинезоне. При его появлении широкое морщинистое лицо адмирала потеплело, на что блондин ответил приветливой белозубой улыбкой.

– Значит, Нептун все-таки прислал вас обратно, лейтенант, – пошутил Валерьян.

Выбираясь на мостик, лейтенант Антонов ответил:

– Даже Нептун не рискует шутить со спецназом, товарищ адмирал.

Его ответ вызвал у адмирала добродушный смех, и он обменялся крепким рукопожатием с краснощеким спецназовцем.

– Теперь к делу, лейтенант Антонов, – уже строгим тоном велел адмирал. – Как прошел осмотр? Удалось ли обнаружить неисправность?

– Никак нет, товарищ адмирал, – ответил Антонов. – В соответствии с вашим приказом, мы прошлись по всему силовому кабелю от шахты до дна разреза на глубине в триста метров, но не нашли ничего похожего на повреждение. Когда мы прибыли к самому устройству, то первым делом проверили магнитный резонатор. Насколько я могу судить, размагничивающая цепь оказалась в полном порядке.

– А как электромагнитные генераторы? – спросил адмирал. – Они работают в правильном режиме?

– Так точно, товарищ адмирал. Мы зафиксировали незначительные отклонения, но, скорее всего, это погрешности контрольно-измерительных приборов.

– Если дело не в резонаторах, то я склонен думать, что у нас возникают проблемы с энергетическим полем, – вступил в разговор старший лейтенант. – Единственный способ разобраться – поднять устройство на борт и как следует проверить его в лабораторных условиях.

– Но на это уйдет целая неделя, – возразил адмирал. – И даже если мы успеем вернуть устройство на место к моменту прохождения американской лодки через разрез, мы все равно не будем уверены, сработает она или нет.

– А может быть, все дело в аппаратуре во Владивостоке? – предположил спецназовец.

– Я уже думал об этом, – заметил адмирал.

– Во всяком случае, отрицательный результат – тоже результат, – с оптимизмом сказал Юрий Антонов.

Адмирал тяжело вздохнул.

– К сожалению, он не гарантирует, что мы завладеем "Сивулфом". Нет, товарищи, кажется, пора пустить в ход нашу козырную карту. Хоть я и обещал Москве, что мы обойдемся без крайних мер, все-таки придется прибегнуть к помощи человека, способного своевременно обнаружить и устранить неисправность. Он – единственный, кто может наверняка обеспечить успех нашей операции.

* * *

Тропинка вела от дачи в глубь березовой рощи. Доктору Андрею Петрову был хорошо знаком каждый ее изгиб, ибо он почти каждый день в течение последних пяти лет совершал здесь долгие пешие прогулки. Это было в некотором роде удивительное достижение, учитывая, что ему только что исполнилось семьдесят лет, хотя когда-то врачи из института рака сомневались, что ему удастся дотянуть до шестидесяти пяти.

Благодарный жене за то, что она заставила его надеть зимнее пальто, ученый поднял вязаный шерстяной воротник, поежившись от порыва холодного северного ветра, раскачивавшего из стороны в сторону тонкие стволы берез. Андрей Сергеевич взглянул на небо, по которому низко плыли серые облака, предвещая скорый первый снег.

Погожие летние дни уже давно миновали, но до календарной зимы было еще далеко. Здесь, в российской глубинке, снег выпадал рано, и зимы были длинные и снежные. Однако приближение зимних холодов не пугало Андрея Сергеевича, больше всего он любил сидеть у растопленной печи, в которой потрескивали смолистые дрова, и наблюдать в широкое окно дачной веранды за медленно падающими снежинками.

Длинными зимними вечерами Андрей Сергеевич с особым наслаждением читал книги и слушал классическую музыку. Иногда его навещали друзья и коллеги и часто оставались ночевать, когда погода затрудняла отъезд. Петрову нравились эти незапланированные встречи, обычно затягивавшиеся за полночь, с их долгими, оживленными беседами и обильным застольем. Андрей Сергеевич с нетерпением ожидал гостей и бывал очень рад приезду своих друзей и коллег по работе. Он с интересом выслушивал институтские новости и жадно расспрашивал о новых научных разработках.

Резкий крик ворона над головой вернул его внимание к тропе. Ученый ускорил шаг, углубляясь в лес. Он шел к развилке, где тропа резко виляла в сторону, уткнувшись в бурный ручей. Совсем скоро его кристально чистые воды спрячутся подо льдом. Андрей Сергеевич осторожно приблизился к песчаному берегу.

Вчера он наблюдал, как в потоке резвилась пестрая форель, и ему пришла в голову мысль, что неплохо бы весной попытаться взять ее на удочку. Сейчас же он был бы рад еще раз увидеть ее.

Опершись коленом о ствол поваленной березы и всматриваясь в воду, он вдруг услышал треск в кустарнике на противоположном берегу. Сквозь малинник пробирался крупный зверь, и Андрей Сергеевич с удивлением увидел, как из чащи вышел матерый лось с огромными ветвистыми рогами и неспешно побрел к ручью на водопой. В этих местах лоси свободно бродили по лесам и всегда были вожделенной добычей браконьеров.

Андрей Сергеевич никогда не позволил бы себе убить такое великолепное животное. У него и ружья-то не было, а стрелять он научился только во время войны, да и то по необходимости. Довольный своим мирным сосуществованием с природой, он решил вернуться на тропинку и продолжить прогулку. Он уже отвернулся от ручья, когда из леса прямо перед ним с треском выбрался другой лось, на этот раз самка.

Андрей Сергеевич оказался в незавидном положении. Осень – брачный период у лосей, и в это время самцы становятся особенно агрессивны. В ноябре прошлого года разъяренный сохатый насмерть затоптал местного лесника. Не желая разделить печальную участь несчастного, Андрей Сергеевич попытался уйти незамеченным.

Ему уже почти удалось избежать нежелательной встречи, как вдруг у него под ногой хрустнула сухая ветка. Этого было достаточно, чтобы лось обнаружил неожиданное препятствие между собой и желанной возлюбленной. Бойцовский инстинкт зверя сработал моментально: лось опустил голову, выставил вперед массивные рога и бросился на свою жертву.

Старому ученому ничего не оставалось, кроме как развернуться и бежать. Давно он не бегал так быстро, отчаянно продираясь сквозь лесную чащу. Неуступчивый лось мчался по пятам.

Семидесятилетний пенсионер выскочил из чащи на тропу со скоростью спринтера-олимпийца, из последних сил стараясь бежать размашисто, сохраняя дыхание.

Только достигнув березовой рощи он понял, что рогатый преследователь уже давно прекратил погоню. Изможденный Андрей Сергеевич остановился, с трудом переводя дух. По его лицу ручьями струился пот, левую руку вдруг пронзила знакомая боль, и к одышке добавилось головокружение.

Сбросив рукавицы, он принялся лихорадочно шарить по карманам в поисках валидола. Руки его ходили ходуном, но ученому все же удалось открыть металлическую тубу и сунуть под язык спасительную желтую таблетку. Лекарство начало действовать через несколько томительно долгих минут, но и тогда тупая боль в левой половине груди отступила не сразу.

Вдобавок к этому поднялся сильный ледяной ветер и угрюмо гудел в голых ветвях деревьев. Непослушной рукой Андрей Сергеевич смахнул с лица капли воды и лишь потом сообразил, что пошел снег. В этот момент он отчетливо услышал приглушенный расстоянием рокот вертолетного двигателя и по звуку определил, что над лесом летит военный вертолет. Он не ошибся: спустя пару минут всего в нескольких метрах над колышущимися верхушками берез промелькнул камуфлированный фюзеляж вертолета Ми-8.

Так как поблизости военных баз не было, появление армейского вертолета несколько озадачило ученого. Винтокрылая машина скрылась за деревьями в той стороне, где находилась его дача, а это могло означать только одно: прилетели за ним. Андрей Сергеевич давно ждал этого момента и ему стоило громадных усилий, чтобы не броситься к дому бегом. Собрав волю в кулак, он двинулся к даче прогулочным шагом.

Выйдя на просторную поляну, ученый увидел неподалеку от дома вертолет, вдоль которого прохаживался пилот в зимнем летном комбинезоне и попыхивал сигаретой. Над кирпичной трубой дачи вертикально поднималась струя густого белого дыма. Поднявшись на крыльцо и войдя в дом, Андрей Сергеевич приготовился к худшему.

Возле весело потрескивавшей сухими дровами печки его ждал невысокий мужчина среднего возраста, в очках и коричневом, плохо сидящем костюме. Этого гостя с неприятными стальными глазами Петрову не нужно было представлять. Доктор Станислав Полынин возглавлял Кировский политехнический институт, когда Андрея Ильича насильно спровадили на пенсию. Тогда именно Полынин холодно сообщил ему, что после пятидесяти лет добросовестного и самоотверженного труда он стал ненужным институту в частности и науке в целом. В тот же день Петрова выставили из его лаборатории, впредь запретив появляться здесь.

– Доброе утро, Андрей Сергеевич, – поздоровался Полынин резким, гнусавым голосом и расплылся в слащавой улыбке. – Самое приятное, что могло ожидать меня после долгого перелета в холодном вертолете из Кирова, – это ваша жарко натопленная печь.