Глава 33

Следующая неделя выдалась самой хлопотной в жизни Бесс. Она принимала у себя королеву Елизавету и ее свиту. Чатсворт произвел огромное впечатление и вызвал зависть у всех гостей до единого. Улучив минуту, Бесс попросила королеву освободить ее от обязанностей придворной дамы хотя бы на год и вздохнула с облегчением, когда Елизавета согласилась.

Перед отъездом мужа в Лондон Бесс заговорила с ним о двух старших сыновьях:

— Уилл, Генри заканчивает учебу в Итоне, его будущее определено. Он унаследует все владения Кавендиша, поэтому мне незачем беспокоиться о нем — осталось лишь подыскать ему достойную невесту. А вот будущее Уильяма меня тревожит. Я хочу, чтобы он стал адвокатом: это самое прибыльное занятие в Англии. Поверь мне, каждый год в карманы адвокатов уплывает большая часть моих доходов.

— По-моему, это превосходная мысль. Уильяму придется закончить Кембридж. С учебой у него вряд ли возникнут затруднения, но попасть туда не просто.

— Так ты разузнаешь обо всем, дорогой?

— Непременно. Предупреди меня заранее о том, на какой день будет назначена свадьба Фрэнси.

— А если у ее величества возникнут другие планы? — ехидно спросила Бесс.

— Я приеду на свадьбу Фрэнси во что бы то ни стало!

Бесс вновь убедилась, что Уилл — самый преданный отец на свете, и возблагодарила за это Бога. Пожелав мужу счастливого пути, она попросила его беречь себя.

— Не тревожься обо мне, любимая. Марселла снабдила меня всеми необходимыми целебными средствами: от телячьего холодца до сиропа из инжира.

Бесс усмехнулась: тетка свято верила, что хорошее пищеварение — залог здоровья.

Когда гости разъехались, Бесс ушла к себе. Прежде она старалась ложиться попозже, поскольку в постели ее посещали самые мрачные мысли. Вот и теперь Бесс погрузилась в размышления. Шрусбери прислал ей записку и сообщил, что К Гертруде вернулась речь, а врачи обещают вскоре поставить ее на ноги. Записка была вполне благопристойна, за исключением обращения: «Моя милая монахиня!»

Бесс иронически улыбнулась. Она и вправду вела монашескую жизнь, а напоминание Шрусбери вновь заставило ее подумать, так ли это необходимо. Бесс решила забыть о своих плотских желаниях и посвятить себя детям. Не так давно ее посетила удачная мысль: если Герберты сумели устроить брак двоих детей с Толботами, почему бы не последовать их примеру? У Бесс оставалось еще пятеро детей, а у Шрусбери — четверо.

Конечно, гордые аристократы Толботы, ведущие свой род от Плантагенетов, наверняка будут шокированы, если она предложит им такой брак. Дети Бесс носили фамилию Кавендиш и не имели титула. Но ее дочери могли бы получить титул, вступив в брак. Надо только с умом взяться за дело и выбрать достойную цель. Бесс вспомнила юного Гилберта Толбота. Возможно, когда-нибудь он станет графом Шрусбери, а его жена — графиней. Кроме того, есть Чарльз Стюарт, сын графини Леннокс, рядом с которым Элизабет, дочь Бесс, сидела за праздничным ужином. Чарли — двоюродный брат королевы и прямой наследник престола! Еще раз вернувшись к своим честолюбивым планам, Бесс подумала о том, что первым делом ей следовало назначить день свадьбы Фрэнси и поселить новобрачных поблизости, в поместье Мидоуплек на реке Дав.

Свадьба Фрэнсис Кавендиш и Генри Пирпонта состоялась в Холм-Пирпонте первого сентября. Устраивать пышное торжество не стали, поскольку отцу жениха, сэру Джорджу, нездоровилось. А когда из Лондона прибыл отчим невесты — сэр Уильям Сент-Лоу, всем собравшимся стало ясно, что и он долго не протянет.

С тяжелым сердцем Бесс увезла мужа домой, в Чатсворт. Оба знали, что ему уже никогда не вернуться ко двору. Всю осень Бесс ухаживала за мужем, понимая, что дни его сочтены.

Когда Синтло становилось лучше, он располагался в роскошной библиотеке Чатсворта, закутавшись в плед, и начинал разбирать письма. Бесс, устроившись рядом, за письменным столом, проверяла книги расходов.

Перечитав письмо, полученное неделю назад из Кембриджского университета, Синтло поднял голову:

— Прости, дорогая, но устроить Уильяма в Кембридж нам не удастся. Мне отказали уже во второй раз, объясняя, что у них нет мест.

Бесс отшвырнула перо и закусила губу.

— Ты ни в чем не виноват, Уилл: все дело в обычаях. Будь Уильям юным лордом или наследником графа, руководство университета расшиблось бы в лепешку, чтобы отыскать для него место, но у какого-то мастера Уильяма Кавендиша нет никаких шансов!

— Пару дней назад я написал Шрусбери, прося его оказать нам помощь.

Бесс прижала ладонь к груди.

— Господи, Уилл, зачем ты это сделал?

— Почему бы и нет, дорогая? Шрусбери — славный малый, к тому же он обладает почти неограниченным влиянием.

— Мне бы не хотелось быть у него в долгу.

— Не волнуйся, дорогая. Шрусбери — лорд-наместник Дербишира, к тому же глава казначейства. Как твой близкий знакомый, он наверняка согласится употребить свое влияние, чтобы обеспечить будущее нашего сына.

Бесс вспыхнула и отошла к окну. Ее сердце учащенно забилось, едва она узнала в рослом всаднике, показавшемся вдалеке, Шрусбери. Бесс обернулась к мужу:

— Он едет сюда! Ты готов принять его, Уилл? — За себя она не ручалась.

Сбросив тяжелый плащ и стянув перчатки, Шрусбери отдал их дворецкому.

— Я приехал повидаться с сэром Уильямом.

— Вас ждут, лорд Толбот. Будьте любезны пройти в библиотеку.

Кровь ударила в голову Шрусбери, когда он понял, что сейчас увидит Бесс. За всю зиму, показавшуюся ему бесконечной, они не встречались ни разу. Сотни раз Шрусбери видел издалека, как Бесс скачет по окрестным холмам, и часто подумывал, не навестить ли ее в Чатсворте. Получив письмо от Синтло, он обрадовался предлогу, позволяющему явиться к Бесс с визитом.

Переступив порог библиотеки, Толбот устремил взгляд на Бесс. Она шагнула ему навстречу. Шрусбери заметил, что на ней бледно-серое бархатное платье, расшитое жемчугом, а рукава подбиты желтым шелком. Казалось, Бесс излучает сияние. Представив себе, что на ней ярко-желтое белье, Шрусбери ощутил возбуждение. Не сводя глаз с ее прекрасного лица, он вдруг понял, почему с недавних пор егожизнь стала такой унылой: ему недоставало Бесс.

Она протянула руку:

— Лорд Толбот, очень любезно, что вы навестили нас.

Он поднес к губам ее длинные тонкие пальцы, коснулся чернильного пятна на подушечке указательного. Бесс источала аромат вербены. Впервые в жизни Шрусбери ощущал такое опьяняющее благоухание.

— Простите, что не могу встать, лорд Толбот.

Только теперь Шрусбери увидел, что в кресле сидит муж Бесс — взъерошенный старик, закутавшийся в плед.

— Сэр Уильям, я приехал, как только получил ваше письмо. — Шрусбери не мог заставить себя осведомиться о здоровье Синтло: судя по всему, тот умирал.

— Бесс рассердилась на меня — за то, что я обратился к вам.

— Я вовсе не сержусь, Уилл, просто мы не вправе перекладывать на плечи лорда Толбота наши семейные неурядицы.

— Для меня это вовсе не обуза, леди Сент-Лоу. Я уже написал декану Кембриджа, советуя ему принять Уильяма Кавендиша в Клэр-Холл к Дню святого Михаила, когда начнется очередной учебный семестр.

— Слышишь, Бесс? Я же говорил, что лорд Толбот нам поможет!

— Сумею ли я когда-нибудь отблагодарить вас, милорд? — смущенно проговорила Бесс.

«Черт побери, Бесс, не смотри на меня так! Я не стану требовать, чтобы ты платила мне своим телом!» Мысленно Шрусбери выругался, зная, что его глаза в эту минуту горят желанием.

Бесс потупилась.

— Не хотите ли бренди, милорд? А может, горячего сидра?

— Нет, благодарю вас.

— Пожалуйста, побудьте с нами, расскажите Уиллу, что творится при дворе.

Взгляд Бесс стал умоляющим, и Шрусбери вдруг догадался, что Синтло никто не навещает. Он смягчился.

— Так и быть. Пожалуй, лучше согреться горячим сидром, прежде чем скакать в Шеффилд.

При взгляде на Бесс, которая направилась к двери, у него сжалось сердце. Прокашлявшись, Шрусбери сел рядом с Синтло.

— Я пробью при дворе всего один месяц, прежде чем меня вызвали домой. Видите ли, моей жене вновь стало хуже.

Толбот был скрытным человеком, поэтому никто не знал, какие ссоры вспыхивают у него в доме между Гертрудой и детьми. В своей болезни она обвиняла близких, не проходило и дня, чтобы Гертруда не обрушивалась на них с упреками. Шрусбери знал, что злейший враг Гертруды — она сама, поскольку скандалами она уже не раз доводила себя до припадков. Младшие Толботы избегали матери, и хотя Шрусбери предпочел бы последовать их примеру, он проводил с женой немало времени, стойко выдерживая вспышки гнева. Приписывая их душевной болезни, Толбот проявлял к жене терпение и доброту.

Синтло, выразив сочувствие, перешел к тому, о чем ему не терпелось узнать:

— Как поживает ее величество?

— Замуж еще не вышла. Тайный совет предложил ей в мужья Карла, эрцгерцога Австрии. Подобный союз был бы выгоден стране.

Синтло прикрыл глаза, пережидая приступ боли, потом улыбнулся:

— Елизавета умеет вести подобные игры.

— Их суть в том, чтобы уравновесить влияние католиков и протестантов. С этим Елизавета легко справляется при помощи Сесила.

Бесс вернулась вместе с лакеем, который нес серебряный поднос с двумя бокалами дымящегося сидра. Уильяму она протянула чашку с целебным настоем ромашки, бальзама и опиума. Он уже давно потерял аппетит, а питье смягчало рези в животе.

Подав Шрусбери бокал, Бесс поставила свои на каминную доску, наклонилась и начала ворошить кочергой угли в камине. Толбот подошел к ней. Сидр выплеснулся из наклонившегося бокала, и по комнате расплылся аромат печеных яблок.

При свете камина Шрусбери видел темные круги под глазами Бесс, но даже они казались ему прекрасными. Он смущенно пробормотал:

— Зима когда-нибудь кончится… ледом придет весна.

Бесс кивнула, а Шрусбери понял, что она едва сдерживает слезы.

Он потягивал сидр, страстно желая заключить Бесс в объятия. Правила приличия предписывали ему держаться на расстоянии. Осушир бокал, Толбот поставил его на каминную полку. Синтло задремал. Шрусбери приложил палец к губам и тихо направился к дверям библиотеки.

Бесс последовала за ним, и они спустились по элегантной лестнице. Бесс молча ждала, когда дворецкий поможет гостю надеть плащ и удалится.

— Спасибо, — шепнула она.

— Кембридж… — начал он и осекся, а Бесс покачала головой:

— Спасибо, что сдержали обещание.

Сэр Уильям Сент-Лоу умер в начале января, задолго до того, как появились первые весенние цветы. Королева Елизавета объявила день траура по своему преданному капитану стражи и старшему дворецкому, но не стала устраивать ему пышные похороны.

Бесс перевезла тело мужа в Лондон. Зная, что длинное путешествие зимой слишком утомительно для матери и тети Марси, она взяла с собой только сестру Джейн. На похоронах присутствовали трое сыновей Бесс, которые по-прежнему учились в Итоне. Сэра Уильяма Сент-Лоу похоронили в церкви святой Елены в Бишопсгейте, рядом с его отцом — сэром Джоном Сент-Лоу.

После панихиды Бесс повезла сыновей на кладбище Сент-Ботолфс в Олдгейте, на могилу отца. На душе у нее было очень тяжело. Только теперь она поняла, что до сих пор носит траур по Кавендишу. Происходящее представлялось Бесс кошмарным сном. Как вышло, что она пережила трех мужей? Чем заслужила такую долгую жизнь? Бесс не плакала: ею вновь овладело уже знакомое оцепенение.

В Чатсворт она вернулась совсем без сил и сразу удалилась в свои комнаты, которые так любила. Бесс не могла ни есть, ни спать. Но хуже всего было то, что она ничего не чувствовала.

Бесс перечитала завещание Синтло. Она давно знала, что он завещал ей все свои земли и поместья в Сомерсете и Глостершире, но руины монастыря и земли в Гластонбери стали для нее сюрпризом. Бесс прожила с Синтло четыре с половиной года, и большую часть времени он посвящал своим обязанностям при дворе. Она вновь просмотрела завещание. Синтло был беззаветно предан ей. Бесс питала к мужу привязанность, а он любил ее всем сердцем. Почему же она не чувствует ни вины, ни скорби, ни гневя Господи, что с ней стряслось?

Граф Шрусбери выразил соболезнования матери Бесс и тете Марси. Джейн поспешила наверх доложить Бесс о приезде гостя.

— Извинись за меня перед лордом Толботом, Джейн. Я никого не хочу видеть.

— Бесс, но ведь это граф Шрусбери! Я не могу отказать ему!

— А я могу, и не раз делала это, — безучастно отозвалась Бесс. — Пожалуйста, Джейн, оставь меня в покое. Смущенная Джейн спустилась в гостиную.

— Моя сестра приносит глубочайшие извинения, но сегодня она никого не желает видеть.

Толбот в полном недоумении посмотрел на Джейн:

— А вы сообщили ей о моем приезде?

Джейн покраснела.

— Дело не в вас, милорд. Бесс нуждается в уединении.

— А по-моему, дело именно во мне. Будьте любезны, передайте миледи, что если она немедленно не спустится, я сам поднимусь к ней.

— Лорд Толбот! — воскликнула Элизабет. Марселла нахмурилась, ибо давно уже поняла, что между Бесс и графом что-то происходит.

— Поднимитесь к ней, граф. Только человек с сильной волей способен вернуть ее к жизни.

Шрусбери не пришлось упрашивать. Он мигом взлетел по лестнице и безошибочно нашел комнату Бесс. Постучав, Толбот не стал ждать ответа. Он распахнул дверь и вошел.

— Кто вам разрешил войти сюда? — отчужденно спросила Бесс.

— Я не привык спрашивать разрешения.

Бесс стояла у окна, держа что-то в руках. В черном платье она казалась воплощением скорби. Подойдя ближе, Шрусбери заметил, что в лице ее ни кровинки. Толбот взял из рук Бесс странный предмет. Она не сопротивлялась. Шрусбери внимательно осмотрел книжечку в золотом переплете, усеянном рубинами. Внутри оказались два портрета — Бесс и Уильяма Кавендиша.

— Боже милостивый, ты до сих пор скорбишь по Кавендишу! — Подавив жгучую ревность, он положил книжечку на стол. Подхватив Бесс на руки, он отнес ее к мягкой кушетке у камина, усадил к себе на колени и с безграничной нежностью прижал к груди. — Успокойся, успокойся, Бесс!

Гладя ее по волосам, Толбот с восхищением смотрел, как на них пляшут отблески огня. Вдруг Бесс задрожала. Он стиснул объятия, словно пытаясь уберечь ее от беды, и с бесконечным терпением ждал, когда лед в ее сердце растает.

— Тебе слишком долго приходилось быть сильной. Теперь я стану твоей силой.

Она все дрожала, а Шрусбери ласково гладил ее по спине. Постепенно Бесс начала успокаиваться, приглушенно всхлипнула и наконец разразилась слезами.

Целый час она провела в объятиях Шрусбери, вскрикивая и захлебываясь рыданиями, замолкая и разражаясь истерическим смехом. Наконец Бесс вскочила и заметалась по комнате, бранясь, крича и швыряя все, что попадалось ей под руки. Эта буря ужаснула бы любого, но только не Толбота, терпеливо сносившего язвительные тирады Гертруды.

А потом Бесс начала без умолку говорить, признаваясь во всех своих грехах, во всех недостатках и пытаясь оправдать себя.

Шрусбери удивленно покачал головой. Такой страстной женщины он еще не видывал, но любил ее без памяти. Выждав еще несколько минут, Толбот твердо сказал:

— Довольно, моя прелесть. — Поднявшись, он начал расстегивать ее платье.

— Что ты делаешь?

— Раздеваю тебя.

Ее заплаканные глаза расширились.

— Ты не посмеешь!

— Не болтай чепухи — конечно, посмею. Я просто раздену тебя и уложу в постель. — Толбот так деловито расстегивал пуговицы, словно раздевал Бесс каждый вечер. Под траурным платьем и черными нижними юбками оказалось самое простое белье. — А это еще что такое? Почему же ты сразу не облачилась в рубище и не посыпала голову пеплом?

Бесс скорбно уставилась на него. Сняв с нее подвязки и чулки, Шрусбери подошел к комоду и достал ночную сорочку — самую простую, шерстяную, которая согрела бы Бесс в просторной пустой постели. Подержав рубашку перед огнем, он надел ее на Бесс. Потом, подхватив на руки, отнес ее в соседнюю спальню, заботливо укрыл одеялом и развел огонь в большом мраморном камине. Убедившись, что пламя разгорелось, Шрусбери задернул плотные занавески на всех четырех окнах.