Занавески на кровати были отдернуты. Леди Беатрис лежала на самом краю. На ее обнаженные белые плечи падали блики солнечного света. Лицо Беатрис по-прежнему было бледно, под глазами, как и накануне, пролегли темные тени.
Выражение ее лица было суровым, когда она подняла взгляд на своего пасынка. Осознав наконец, что отца больше нет, Джос пожалел, что так и не добился ее расположения. Всю свою любовь она отдавала дочерям. Впрочем, теперь и у него, кроме уцелевших единокровных сестер, никакой родни больше не было.
– Подойди ближе, – позвала его Беатрис, с трудом выговаривая слова.
– Я подам вам скамеечку, сэр, – спохватилась Сесилия.
От постели Джоса отделяло два шага. Сесилия подставила ему скамеечку, и он сел. Беатрис одарила сиделку властным многозначительным взглядом.
– Может, мы выйдем? – предложила Сесилия и попятилась от кровати. – Идем, сестра.
Беатрис подождала, пока за монахинями не закрылась дверь, после чего повернулась на бок.
– Почему мы здесь? – спросила она. В ее тихих словах послышалась обычная враждебность, с которой она относилась к пасынку. – Почему я лежу в мерзкой постели шерифа? Почему я должна терпеть присутствие злосчастной дочери этого злосчастного человека?
– Потому что настоятельница не позволила бы мне остаться рядом с вами в стенах монастыря, а клятва, которую вы у меня вырвали, не дала мне возможности оставить вас на их попечение, – ответил Джос без эмоций.
Беатрис наморщила лоб, словно припоминая события вчерашнего дня.
– Я сама виновата, – пробормотала она. – Не важно, как мы сюда попали, но я больше не намерена оставаться здесь ни минуты. Эти две сестры, будь они неладны, отказываются ко мне прикасаться, не посоветовавшись с тобой. По крайней мере они послушались меня, когда я приказала сменить белье. А теперь отправляйся и скажи им, что мы сегодня же возвращаемся в Набуэлл и монастырь. Я не вынесу больше ни минуты в постели этого человека, равно как и в его доме.
– Напротив, миледи, вы останетесь там, где находитесь, – возразил Джос. Он был слишком зол в данный момент, чтобы терпеть ее своеволие.
Беатрис уставилась на него.
– Наглец! Ты еще смеешь мне перечить!
– Смею и, когда скажу почему, полагаю, вы согласитесь. – Не дав ей возможности возмутиться, он стал объяснять: – Как вы и предполагали, шериф пришел в ледохранилище, но к тому времени вы уже лишились чувств. Когда я его увидел, то сказал, как мы и договаривались, что даю ему всего две недели на поиски злодеев. Несмотря на мои угрозы, он настоял, чтобы я привез вас в его дом, в то время как сам обещал удалиться в другое место. А теперь, мадам, задайтесь вопросом, зачем ему понадобилось приглашать в свой дом врагов?
Беатрис захлопала глазами и нахмурилась. Раздражение и неприязнь рассеялись. Не отягощенная отрицательными эмоциями, она могла теперь проявить природную смекалку.
– Выходит, наш шериф имеет какую-то тайную цель, – догадалась она, – и по этой причине мы должны оставаться здесь, хотим мы этого или нет. И что же ты успел выведать? – Глаза ее сверкнули.
Джос покачал головой:
– Пока ничего. Прошел всего день. Но я узнал, на что способны злодеи, совершившие убийство.
Разбойники хладнокровно разделались с его сестрами. Причину их гибели он увидел, когда сняли бинты, чтобы извлечь из тел сердца. Его милым сестричкам перерезали горло. Скорбя об их юности и непорочности, он дал священную клятву отомстить за их гибель даже ценой собственной жизни.
– Скажи мне. – Бледные щеки Беатрис слегка порозовели. – Не бойся. Я не упаду в обморок.
– Как пожелаете. Эти разбойники совершают нападения раз в год. Обычно их жертвами становились купцы, странствующие в одиночку, люди, по тем или иным причинам отбившиеся от торговых обозов, пересекающих графство. – Члены городского совета подтвердили то, что говорил Джосу шериф. – Жертвой последнего разбоя был купец, торговавший пряностями. Он путешествовал в сопровождении пяти вооруженных охранников и трех ремесленников. Поскольку ваш супруг ехал с шестью солдатами, то, не считая ремесленников, от которых мало толку, и самого купца, можно однозначно утверждать, что разбойников было не менее двух десятков. Будь их меньше, они вряд ли смогли бы превзойти объединенные силы Хейдона и купца.
И если я не ошибаюсь, – продолжал Джос, – в этой схватке разбойники потеряли половину сообщников. Я разговаривал с коронером Набуэлла. Кстати, он не относится к числу почитателей лорда шерифа. – Джос знал, что, подобно другим королевским слугам, коронер графства презирал шерифа, считая его некомпетентным и грубым. – На месте стычки разожгли костер. Наряду с останками сожженных трупов торговца пряностями и его людей были обнаружены еще двенадцать черепов.
– Но шестеро из них были нашими воинами, разве нет? – перебила его леди Беатрис.
– Нет, наших там не было. – Джос помедлил, ибо здесь начинались странности. – Тела наших людей и их вещи оставались нетронутыми, в том числе оружие, кошельки и лошади. Оружие и доспехи вашего господина остались при нем. Даже печатка не пропала. Тело самого Хейдона сейчас покоится на погосте Святого Стефана, в одной из приходских церквей Набуэлла. Городской совет позаботился об их погребении, даже взял на себя расходы, вероятно, из страха навлечь гнев жителей Хейдона за убийство их лорда и юных барышень. Они также сохранили личные вещи наших воинов, чтобы при первой возможности передать их нам.
Порывшись в кошельке, висевшем у него на поясе, Джос извлек тяжелый серебряный перстень отца. В резную печатку были вставлены два небольших рубина. Джос передал кольцо леди Беатрис.
Она протянула было руку, но тут же отдернула ее.
– Оставь себе. Следующий, кто получит титул Хейдона, сделает себе новое.
У Беатрис перехватило дыхание, в глазах блеснули слезы впервые за все время, что Джос находился при ней после получения известия о смерти отца.
– Он был хороший человек, твой отец, – тихо добавила она. – Мне тяжко сознавать, что я была ему плохой женой.
У Джоса защемило в груди, и он сжал кольцо в ладони.
– Мадам, я с гордостью буду носить его до конца своих дней в знак благодарности человеку, давшему мне жизнь, и прекрасной, преданной ему женщине, его вдове.
– Не думай только, – заметила она с жесткой усмешкой, – что я изменила к тебе отношение. Ты навечно останешься в моей жизни занозой. Почему ты не походил на остальных бастардов? Почему ничего не требовал и не стяжал? Тогда наш господин, твой отец, прогнал бы тебя, вынудив самостоятельно зарабатывать себе на хлеб насущный. Но ты его обожал, и он тебя тоже, обращался с тобой, как со своим наследником. – К немалому удивлению Джоса, в ее речи на этот раз не было желчи. – Но хватит сантиментов, – промолвила мачеха, махнув рукой. – Лучше скажи, что это были за грабители, оставившие все ценности.
– Я тоже хотел бы это знать. Единственное, что приходит мне на ум, – тела и драгоценности наших близких не тронули в знак извинения или в качестве некоего послания.
Беатрис посмотрела на него с подозрением.
– Что за бред? Какое сообщение могут оставить убийцы и разбойники?
– Каждый раз, когда я размышляю о случившемся, мне представляется, что кто-то пытается внушить нам, что не имел намерения нападать на наших близких и не обнажил бы меч против вашего супруга, если бы его к тому не вынудили обстоятельства.
Но едва он произнес эти слова, как должен был согласиться с мачехой. Подобные предположения абсурдны. Если бы разбойники не хотели убивать знатного господина, они могли бы отступить, увидев, что его воины пришли на помощь несчастному торговцу пряностями. В конце концов, число двенадцать – столько пало злодеев – указывало на примерное равенство сторон. В подобном случае любой разумный предводитель отступил бы. Семь лет тщательно подготовленных нападений, так и не раскрытых, свидетельствовали о благоразумии и осторожности предводителя банды. Тогда почему он и его люди все же не отступили?
Леди Беатрис вздрогнула.
– Зачем кому-то понадобилось сжигать собственных мертвецов? Бесчеловечно оставлять от них лишь пепел. В каком виде предстанут они перед Господом в судный день?
Джос что-то недовольно пробурчал. Ее замечание заставило его прервать размышления над этой загадкой.
– Коронер говорит, что за последние семь лет он дважды обнаруживал кострища, в которых находил черепов больше, чем было людей в группе убитых торговцев. Напрашивается только один вывод. Они сжигают своих мертвых, чтобы никто не мог узнать их лица.
Тут его как громом поразило. Осененный догадкой, Джос затаил дыхание и подался вперед, вцепившись в край постели.
– Отец их узнал. – Голос Джоса дрогнул.
– Что? С чего ты взял? – растерянно спросила Беатрис.
Джос перевел на нее взгляд. В свете вновь открывшихся обстоятельств его голова шла кругом.
– Отец знал в лицо напавших на него. По этой причине они не могли отступить. И им пришлось драться, чтобы сохранить в тайне свое инкогнито. Поэтому они и пожертвовали таким числом своих людей.
Глаза Беатрис возбужденно вспыхнули.
– Да, вполне возможно! – воскликнула она. – Учитывая твое предположение об их численности, можно сделать вывод, что это хорошо вооруженная и обученная шайка разбойников. Так что искать нужно не среди солдат-дезертиров или сбившихся с пути истинного промышляющих разбоем рыцарей, зачастую нападающих на торговцев и странников. – Леди Беатрис мрачно улыбнулась.
– Искать следует здесь, в этом графстве. Болдуин был знаком с большинством рыцарей и со всеми пэрами этого графства. Иначе и быть не могло, ведь здесь находятся мои земли, полученные в качестве приданого, – сказала леди Беатрис, сообщая Джосу то, что он и без того знал. – Кто? – задалась она вопросом, и огонь ненависти вспыхнул в ее глазах. – Я хочу знать, кто из обеспеченных людей графства может позволить себе содержать такое воинство? Кто из соседей посягнул на жизнь моих детей только потому, что они ехали вместе с отцом и могли засвидетельствовать, кто и что сделал?
Джос покачал головой:
– Нет, вопрос не в том, кто может содержать такое воинство, а кто до недавнего времени имел больше человек, чем ему требовалось, и теперь недосчитывается и половины их.
– Да, – согласилась Беатрис, явно довольная тем, что они узнали. – Этих недостающих людей мы и будем искать.
Тот факт, что отца мог предать кто-то, принадлежавший к его сословию, распалил жажду мести Джоса с новой силой.
– Моей целью станет поиск тех, кто внезапно пропал в этом графстве. К завтрашнему дню, миледи, – пообещал он, – мы значительно ближе подойдем к тем, кто совершил это гнусное злодеяние.
– Зачем ждать целый день? – нетерпеливо фыркнула Беатрис. – Немедленно опроси сестер. – Но она тут же отмела свое предложение. – Нет, сестра Сесилия вышла из простолюдинов и всю жизнь прожила в стенах Набуэлла. И хотя отец Ады был рыцарем, после стольких лет в монастыре она вряд ли знает, у кого сколько человек в дальних уголках графства. Нам нужно справиться у шерифа. Джос рассмеялся.
– Не по этой ли причине мы здесь находимся? Может, шериф подозревает кого-либо или даже знает, кто из влиятельных лиц его графства совершил эти деяния? Возможно, он оставляет грабителей безнаказанными, чтобы защитить самого себя.
– Я задам все эти вопросы шерифу завтра же утром, миледи. – Решив, что их беседа подошла к концу, Джос собрался уходить.
– Нет, так не пойдет, – промолвила Беатрис, накрыв ладонью его руку, лежавшую на краю кровати. Джос удивился. За все годы, что он ее знал, она ни разу к нему не прикоснулась. – Допустим, шериф знает, – сказала Беатрис, – но он ни за что в этом не признается. Будет юлить и изворачиваться, стараясь пустить тебя по ложному следу. Эта высокая девица, его дочь. Возможно, ты удивишься, узнав, что женщины знают гораздо больше о мужчинах, чем вы, мужчины, подозреваете. Поспрашивай ее об отце и графстве.
Джос покачал головой:
– Миледи, ей неприятно наше присутствие в ее доме. Она даже не может находиться со мной в одной комнате. Сомневаюсь, что она ответит хотя бы на один мой вопрос. Нет, если кто и может поговорить с ней, так только вы.
Глаза Беатрис гневно сверкнули.
– Я? В то время, как ее отец причастен к гибели моих детей? – Ее гнев утонул в тихом стоне, и глаза наполнились слезами. – Как ты можешь просить меня об этом?
Джос вздохнул. Она права. Он не может просить ее об этом, если даже Элиан обладает подобной информацией.
Беатрис провела ладонью по лицу и прерывисто вздохнула:
– Ты сам должен это сделать. Ты хорош собой и наверняка соблазнил не одну строптивую девушку. Займись ею. Очаруй ее. Завлеки в постель, если только таким путем можно будет добиться ее доверия, а потом используй, чтобы выведать секрет ее отца.
Джос прищурился. В нем вновь всколыхнулось чувство обиды. Завлечь Элиан в постель – это он уже сделал, если только эти слова применимы к тому, что произошло между ними. И чего он добился? Дочь шерифа теперь избегает его. И у него нет ни одного шанса использовать ее в борьбе против ее отца. Однако признаваться мачехе в случившемся он не собирался.
– Мадам, я сделаю все, что в моих силах, но не возлагайте чересчур большие надежды на мой успех. Лучше уж мне повстречаться с шерифом завтра поутру.
– Достаточно справедливо, – согласилась Беатрис, убрав руку с его ладони. – Ты и так много всего выведал за один день. Я рада, что выбрала тебя в провожатые вместо Мартина. – Мартин Питерборо был управляющим Хейдона. – Ты хорошо понимаешь меня, а также обладаешь умом и хитростью.
Беатрис ему улыбнулась. Это тоже было впервые.
– Ты не представляешь, как Мартин сопротивлялся, – сообщила она. – Он хотел, чтобы ты находился при дворе. Говорил, что твои связи с подхалимами, наживающимися на нашем короле, послужили бы исполнению воли твоего отца лучше, чем самые тугие кошельки, которые я могла бы предложить ему для этой цели.
Джос озадаченно нахмурился.
– Мартин уже в Лондоне для представления волеизъявления милорда моего отца? – Он совсем забыл, что управляющего его отца не было в Хейдоне, когда они с леди Беатрис отправлялись в Набуэлл. – Что за спешка? – удивился он, глядя на мачеху.
По правде говоря, в спешке не было никакого смысла. Независимо оттого, что написал отец в завещании – Джос об этом ничего не знал, да и не желал знать, – его мачеха и сестры перейдут под опеку короля Джона.
Английский король хорошо знал цену монеты, особенно сейчас, когда пенс стоил гораздо меньше, чем десять лет назад. При подобных обстоятельствах Джон никогда не упускал возможности обогатиться, даже если это означало вырвать деньги из чьих-то холодных мертвых пальцев. Пока малышка Элис созреет до замужества, пройдет еще добрых восемь – десять лет, а до тех пор Джон станет распоряжаться половиной ее прибыли, получаемой с Хейдона, независимо от того, сколько будет стоить содержание ребенка. По правде говоря, Элис может оказаться в роли монашенки вне стен монастыря и провести всю жизнь старой девой при дворе короля. Подобная судьба соблюдения бессмысленного целибата ожидала многих из королевских воспитанниц; чем дольше король не выдавал осиротевших наследниц замуж, тем дольше имел возможность распоряжаться их приданым. А когда он сам не наживался на их богатстве, то через собственных английских пэров распределял его между иностранными наемниками, к которым благоволил.
Будущее самой леди Беатрис отличалось не многим. Она тоже могла чахнуть при дворе, не имея ни малейшей перспективы вторично выйти замуж. Опять же не без выгоды для Джона. Пока Беатрис остается вдовой, король имеет право использовать доход от ее наследства, той части земель Хейдона, которыми она обладает для обеспечения своего существования.
– Напротив, у нас есть более чем весомая причина для спешки, – возразила Беатрис. – В связи с приближением Михайловых сессий Высокого суда в Вестминстер прибудет большое число английских баронов. Мартин сообщит о смерти твоего отца всем пэрам, кто был с ним дружен. Тогда с помощью моего кошелька и их преданной поддержки Мартин сможет потребовать от нашего Джона утвердить опекуна, выбранного для нас моим господином. – Мачеха сделала паузу и иронично усмехнулась: – Тебя.
– Что? – Джос уставился на нее в изумлении.
– Да, – подтвердила она с кислым выражением лица. – Болдуин не хотел, чтобы король объявил наше имение несостоятельным, и передал нас на попечение единственного человека, которому доверял безоговорочно. И как ни больно мне это признавать, но я согласна с выбором моего господина супруга. Ты – единственный, кому я могу доверить будущее моих дочерей. – Она перешла на шепот.
Джос в волнении покачал головой. Она и его отец хотели невозможного.
– Король никогда не согласится признать меня опекуном. Мало того, что у меня нет земли, так еще и возраст неподходящий. В мои двадцать семь лет он сочтет меня слишком молодым, чтобы выполнять обязанности управляющего. – Не важно, что имелись прецеденты, когда имуществом королевских подопечных управляли и более молодые люди; существовала опасность, что Джос окажется более лояльным к своей семье, нежели к королю, – вот что могло отпугнуть Джона в первую очередь.
– Ты больше не безземельный, – сказала Беатрис. – После смерти своего отца ты получаешь в пожизненное пользование Блаустин.
Джос судорожно сглотнул. Блаустин был процветающей фермой, в отличие от Конитропа, с двумя мельницами и большим стадом овец. Хотя на самом деле он получил только возможность пользоваться имуществом без права передачи земель своим наследникам, ведь незаконнорожденный сын не мог унаследовать собственность отца. После смерти Джоса земля вернется в распоряжение законных наследников Хейдона.
Эту собственность он получал лишь благодаря смерти отца. Перед его мысленным взором возникло поруганное тело отца. Он снова увидел, как монахиня терзала бренные останки, когда извлекала сердце, которое его любило.
Не в силах вынести нахлынувшую на него боль, Джос вскочил и, ничего не видя перед собой, кинулся к двери. Оказавшись снаружи, он побрел куда глаза глядят.
Глава 12
Две большие корзины, которые несла Элиан, подпрыгивали в руках при каждом шаге и мешали ходьбе. В одной из них лежало шитье, над которым она целый день трудилась. Рукоделием она увлеклась, чтобы коротать время, пока скрывается от сэра Джоса. Хотя сказать так было бы несправедливо. Не от рыцаря пыталась она спрятаться, а от самой себя.
Однако стоило ей представить на себе руку сэра Джоса, как в ее теле с новой силой вспыхнуло желание. Все восхитительные ощущения, которые он в ней вызывал, вернулись. Неудивительно, что монахиням, чтобы соблюдать целомудрие, приходилось принимать священный обет. Хотя Элиан совсем недавно узнала, что такое страсть, теперь это прекрасное чувство владело не только ее телом, но и душой. А это представлялось достаточно опасным.
В другой корзине лежал лук, который предстояло сплести в косы. Подготовкой ароматных кореньев для зимнего хранения она могла бы заниматься где угодно в отличие от других видов работ, связанных с сельскохозяйственной продукцией. К тому же это можно было делать, после того, как станет слишком темно, чтобы копаться в огороде. Поверх овощей лежали буханка хлеба, горшочек творога и фрукты – жалкая замена ужина, от которого Элиан предпочла отказаться, лишь бы не встречаться с сэром Джосом.
На плече у нее болтались свернутое одеяло и соломенный тюфяк, на котором она спала прошлой ночью на кухне, выдворенная в связи с прибытием людей из Хейдона со своего привычного места ночлега. От обшивки сложенного тюфяка исходил запах соломы.
Сегодня ночью ей не придется беспокойно ворочаться с боку на бок в кухне на матрасе. Она будет спать в саду. Спать под звездами было скорее радостью, чем наказанием. Во всяком случае, для нее. Если, конечно, нет дождя.
Элиан взглянула на небо. Сегодня было прохладнее, чем накануне, и небосклон затянули тучи, но не дождевые. Что принесет утро – сказать пока трудно, но у нее еще будет время об этом подумать. В настоящий момент утро казалось ей далеким, тем более что до захода солнца оставалось еще несколько часов.
Элиан обошла огород Конитропа, обширный участок земли, раскинувшийся за пастбищем и амбарными постройками и кормивший их всех овощами. По пути окинула взглядом вновь опустевшие грядки, с которых уже сняли урожай. Сбор урожая тоже входил в достаточно плотный перечень ее ежедневных обязанностей. Но от своего расписания она безнадежно отставала. Ничего, скоро с огородными делами будет покончено, и сад опустеет. После этого землю нужно будет вскопать, чтобы остатки растительности прошедшего лета перегнили и послужили почве удобрением. С выполнением этого задания придется поторопиться.
Земля ждать не любит. Ей требовался отдых до наступления Дня святого Мартина[5]. А еще нужно было посеять под зиму чеснок.
Достигнув конца сада, Элиан пересекла овечий загон и направилась в дальний угол своего имения. Стена здесь, не такая высокая, как вокруг всего Конитропа, тянулась еще на двадцать футов, отгораживая небольшой участок, который приносил радость. Раньше это было излюбленное место отдыха ее матери, теперь оно всецело и безраздельно, со всеми кустиками и цветами принадлежало Элиан. В отличие от пруда, куда ходили все обитатели имения, в садик без разрешения Элиан не мог проникнуть никто, даже ее отец. Здесь в окружении красоты, созданной ее собственными руками, сэр Джос, пока находится в Конитропе, ее не потревожит.
Направляясь к калитке, Элиан улыбалась. Она вдыхала смешанный запах лилий, акации и ноготков. Но больше всего здесь было роз. Как ей и хотелось, вьющиеся густые кусты свешивались теперь богатым убранством со стены, окружавшей ее уютный сад.
У калитки она остановилась и нахмурилась. Дверца была приоткрыта, хотя Элиан не сомневалась, что закрыла ее после того, как провела в саду весь вчерашний вечер. Подивившись своей забывчивости, Элиан пожала плечами и, повернувшись к калитке спиной, двинулась в глубь сада, таща за собой свою ношу.
На подобный маневр толкнула ее не сама калитка, а драгоценное сокровище, что начиналось сразу за ней. Из веток ивы она сплела остов, через который пропускала побеги роз, превратив обычный вход в четыре фута благоухающего коридора. Но этот коридор был чуточку уже размеров калитки.
Пятясь спиной в свою обитель, Элиан разглядывала свод цветочного тоннеля. Составлявшие его верхние ветви отчаянно нуждались в подрезании. Под их тяжестью хруп кий каркас мог прогнуться. Но розы еще цвели, и у нее не хватало духу кромсать цветы. Через несколько недель, по обещала себе Элиан, она займется осенней подрезкой.
Элиан почти вышла из розового коридора, когда корзина с луком за что-то зацепилась. Остановившись, она осторожно потянула корзину. Плетеный остов опасно закачался.
Она оглядела корзину со всех сторон. Все дело оказалось в безнадзорном побеге. Он проскользнул в ручку корзинки и теперь не отпускал ее. Чтобы освободиться, ей нужно было продвинуться чуточку назад, к калитке. Элиан сделала шаг назад и почувствовала, что и вторая корзинка застряла. Она изогнулась в попытке разглядеть, что на этот раз послужило помехой. Но ничего, кроме роз, не увидела.
Вот что бывает, когда стараешься объять необъятное и сделать все за один раз. Застонав от досады, она снова аккуратно потянула свою ношу. Соломенный тюфяк захрустел, а плетеный остов качнулся. Корзина с шитьем, остававшаяся снаружи цветочного коридорчика, не шелохнулась.
– Помоги мне, пресвятая Мария, – вскричала Элиан, теряя терпение.
– Уходи, – прорычал сэр Джос из сада за ее спиной.
Вздрогнув от неожиданности, Элиан ахнула и разжала руки. Тюфяк сполз на землю. Корзина с луком опрокинулась, и овощи рассыпались по дорожке. Ивовый остов затрещал. Элиан отскочила назад, и в этот момент перегруженный свод цветочного тоннеля рухнул к ее ногам, рассыпавшись беспорядочной массой поломанных, усеянных шипами роз, переплетенных с сухой лозой.
– Нет! – закричала она и застыла в смятении.
На скамье, сооруженной из сложенных камней с приколоченными поверх деревянными планками, она увидела сэра Джоса. Он даже не взглянул на нее. Сидел, подавшись вперед, низко свесив голову и положив локти на расставленные колени.
– Это мой сад, мой личный, – проворчала Элиан. Пройдя вперед, она остановилась перед ним и уперла руки в бока. – Вы не имеете права приказывать мне уйти. Сад принадлежит мне. А также не имеете права находиться здесь без моего разрешения. Пожалуйста, удалитесь.
Сэр Джос вскинул голову и посмотрел на нее. В его взгляде сквозила ярость, сравнимая разве что с ее собственной.
– Я не нуждаюсь в вашем разрешении находиться в пределах дома, где мне вздумается, после того, как получил позволение вашего отца. Он разрешил мне использовать его территорию, и я облюбовал себе это место. Так что вам придется уйти.
– Что я бы и сделала с превеликим удовольствием, – огрызнулась она. – Но да будет вам известно, доступ к калитке закрыт. Из-за вас рухнула моя беседка.
Кипя от гнева, сын Хейдона встал. Элиан инстинктивно сделала шаг назад, словно готовилась к защите. О Боже, он был выше и сильнее отца. Любой нанесенный им удар мог причинить ей не только боль, но и увечье.
Но вместо того, чтобы наброситься на нее с кулаками, сэр Джос обошел ее, будто собирался уйти. Испугавшись, что он может выполнить ее просьбу, Элиан повернулась, чтобы посмотреть, что он предпримет. Остановившись у руин ее беседки, он схватил кусок сломанного остова и дернул. В воздух взвились оторванные листочки, и посыпались дождем благоуханные лепестки, сдираемые с веток, освобождаемых от плетеного каркаса.
У Элиан остановилось сердце.
– Прекратите! – воскликнула она, бросаясь к сэру Джосу. – Вы губите то, что я с таким трудом вырастила!
– Прекратить? – рыкнул он. Его голубые глаза сверкали грозным огнем. – Будьте последовательны. Вы только что хотели, чтобы один из нас ушел. В таком случае мне нужно проделать в этом хламе дорогу.
Прищурив глаза и сжав челюсти, он решительно взялся за другой кусок сломанного остова и потянул. Услышав треск, Элиан закричала и вцепилась ему в руку, стремясь спасти свои драгоценные растения.
– Остановитесь, – взмолилась она более мягко. Сомкнув на его руке пальцы, она встретилась с ним взглядом.
Он сжал кулаки, и она ощутила его силу. Если он поступит так, как ему заблагорассудится, ей с ним не совладать. Чтобы этого не случилось, она чуть слышно прошептала:
– Пожалуйста.
Он с шумом втянул в себя воздух и уставился на нее в изумлении. Бросив то, что держал, Джос схватил ее за предплечья.
– О чем ты думала вчера? – крикнул он над самым ее ухом. – Почему позволила мне сделать это с тобой, если была еще девственницей?
Его вопрос ошеломил Элиан, в то время как стыд пронзил сердце нестерпимой жгучей болью. В ней с новой силой встрепенулось желание бежать от него, вернее не от него, а от того, что она сделала. Теперь поздно прятать свой грех, во всяком случае, от Джоса. Она заставила себя поднять на него глаза.
Краска гнева еще не сошла с его скул, но в его взгляде сквозило чувство вины. Это ее удивило. Он не должен чувствовать себя виноватым, ведь он взял то, что она предложила.
– Почему? – повторил он свой вопрос, на этот раз более нежно.
Она судорожно вздохнула. Не испытывая больше злости, служившей ей щитом, она почувствовала, как его близость пробуждает в ней теплую пульсацию, которую она впервые ощутила в пруду.
– Потому что ты заставил меня почувствовать... – Она осеклась, не в силах выразить словами то, что тогда почувствовала, и вместо ответа лишь беспомощно пожала плечами.
Его лицо смягчилось, хватка ослабла, и он издал смешок.
– И ты заставляешь меня чувствовать то же самое, – едва слышно произнес он. – Но если ты меня ни в чем не винишь, почему бегаешь от меня?
– Винить тебя? – воскликнула она. Не сознавая, что делает, она вскинула руки ему на грудь. Под ладонями она ощутила биение его сердца, ритмичное и сильное. – Я не могу винить тебя, ведь все произошло с моего согласия. – Она еще гуще покраснела. – Поэтому я и избегаю тебя. Ты должен меня презирать. Я это заслужила.
Он покачал головой:
– Нет. Это мне не следовало оставаться на пруду, когда я узнал, что ты там.
– Ты знал, где я прячусь? – спросила она с обидой, подумав о том, что едва не окоченела.
В его глазах вспыхнули веселые огоньки.
– Нет. Понадобилось некоторое время, чтобы разглядеть тебя. – Он улыбнулся, но улыбка получилась грустной. – Не зря отцы запрещают дочерям носить открытые платья, чтобы не соблазнять мужчин. Я один виноват во всем происшедшем. Ты просила отпустить тебя, но я не послушался.
Элиан удивилась. Оказывается, не все мужчины презирают женщин, которых лишили невинности, как утверждает ее отец. Сэр Джос всю вину взял на себя.
Элиан почувствовала угрызения совести. Ведь она намеревалась использовать этого благородного человека, чтобы нанести отцу ответный удар. Однако признаваться в этом сэру Джосу она не собиралась. Так же как и в том, что по-прежнему тоскует по прикосновениям его губ и рук.
При этой мысли она едва не сгорела со стыда. Видимо, она родилась шлюхой и всегда сможет заработать себе на хлеб.
– Ты слишком добр, – пробормотала Элиан. – Что бы ты ни говорил, я одна виновата во всем. Это мой грех.
Выпустив ее из объятий, он хотел погладить ей щеку, но передумал. Элиан убрала ладони с его груди. Притвора! Она молила лишь об одном – чтобы он снова заключил ее в объятия.
– Нет, мы оба несем ответственность за свои неправедные действия, – возразил он, отступив на шаг. Раз уж мы признались в этом друг другу, пусть Господь смилуется над нами. – Его взгляд омрачился печалью. – Столь велико было удовольствие, дарованное мне тобой, что я забылся. Остается лишь надеяться, что я не посеял в тебя свое семя.