Поздно утром Лауру разбудило бормотание дождя, стучавшего по шиферной крыше. В первую минуту она удивилась, что по-прежнему лежит в своем черном вечернем платье.
      – О, нет, нет, – внезапно вскрикнула она, вспомнив предыдущую ночь. Наверняка кто-нибудь увидел, как Доминик покидал ее дом. Кровать была пуста. На подушке, где ночью покоилась его голова, теперь лежала маленькая, сложенная вдвое записка. Девушка торопливо схватила ее и отбросив полог кровати, чтобы было побольше света, стала читать слова, написанные уверенным торопливым почерком.
       Дорогой Огонек.
       Я подумал, что мне лучше уйти, пока еще не рассвело. Ты прекрасна во сне – прости, пожалуйста, за то, что я тебя украдкой поцеловал. Я заеду за тобой в восемь вечера. Сегодня в городском саду дается бал. Может быть, мы там и объявим о нашей помолвке.
       Вечно любящий тебя,
       Доминик.
       P. S. Твое зелье оказалось чудодейственным лекарством. Доктор Керр умрет от зависти, когда про него узнает.
      С гулко застучавшим сердцем Лаура дважды прочитала записку и поспешно сунула ее под перину. Затем она пошла за ширму, разделась и быстро умылась.
      – Доминик Юкс хочет на мне жениться, – прошептала она своему отражению в зеркале, – он хочет построить мне дворец, вместо лошадей запряжет драконов, а сегодня ночью он хочет рассказать всему Новому Орлеану о нашей помолвке.
      Она села на парчовую табуретку, закрыла глаза и попыталась вспомнить каждый жест, каждое слово, сказанное ими друг другу, прикосновение рук Доминика, призывный взгляд его глаз, легкое, горячее прикосновение его губ. На мгновение у нее появилось такое ощущение, будто ее вены наполнились огнем.
      Несомненно, они оба оказались под властью колдовских чар, однако этого еще было недостаточно для того, чтобы она согласилась выйти за него замуж, ведь она так мало о нем знает.
      Он решительно отвергал малейшие ее попытки хоть что-то узнать о нем и о его занятиях, и ей никак не удавалось из множества обрывочных сведений сложить целую картину так, чтобы получить цельный образ Доминика.
      Может быть, ей стоит направиться в его склад, если что-то только подобное есть. В конце концов, она ведь ему кое-что должна.
      Лаура оделась со скоростью молнии. Она облачилась в платье из белого полотна с голубым поясом, натянула юбку, вслед за этим одела чулки и свои розовые туфельки. Закончив с нарядом, девушка поспешно уложила волосы в высокую прическу, приколола сверху шляпку с широкими полями, затем накинула свой синий с красным воротником редингот, наконец, натянула перчатки, взяла свой ридикюль, зонтик и спустилась вниз по лестнице.
      Сент Джон сидел в глубине лавки за высоким столом на вращающемся табурете и, выглядывая из-за своих книг, понимающе улыбался.
      – Месье Доминик не такой плохой человек, а?
      Лаура густо покраснела.
      – Сент Джон, я была бы тебе благодарна, если бы ты убрал улыбку со своей физиономии.
      Он воткнул перо в подставку на чернильнице и озабоченно начал стирать рукой улыбку со своего лица.
      – Мадмзель сердитый, как сова на охоте. Она мало спала прошлой ночью.
      Лаура скривилась.
      – Не говори глупостей.
      В эту минуту в дверь магазина вошла Ида. С ее шляпки стекали капли дождя. Темнокожая женщина поставила на прилавок корзину со сладким картофелем и кукурузой и, увидев Лауру, нахмурилась.
      – Дитя! И ты еще не беспокоиться.
      – Я? А что я такого сделала?
      Ида возмущенно взмахнула руками.
      – Привести того мужчину сюда прошлой ночью, ты бы слышать, что о тебе говорить все на рынке сегодня утром. Я сталкивать две старых коровы, которые были друзьями твоей мамы, в канаву за их слова.
      Глаза Лауры заблестели.
      – И что же они говорили?
      – Хуже ничего нет, детка. А этот старый поп, отец Дюбуа, он говорить, что тебя выгонять из церкви.
      – Он собирается меня отлучить от церкви? – Пораженная как громом тем, что услышала, Лаура бессильно опустилась на стул. – Я отправляюсь в ад, хотя даже ничего не совершила!
      – Ты приходить домой с миста Юксом, и он оставаться всю ночь у тебя в кровати. Кто-то видел, как он уходил днем. Он и ты сильно быстро пожениться.
      Сент Джон недовольно протестующе хмыкнул, затем, потирая шею он встал и, подойдя к окну, уставился на улицу.
      Лаура сняла шляпку и швырнула на прилавок, следом полетел редингот.
      – Месье Юкс попросил моей руки.
      – Ну да? – лицо Иды расплылось в усмешке, – тогда Сент Джон не надо крутить его руку.
      – Я еще не дала ему ответ.
      – Но разве ты не собираться сказать ему «да»? Подумай о своем папе.
      Сент Джон повернулся, улыбаясь одними глазами:
      – Оставь мадмзель в покое, женщина. Девушка никогда не сделать того, чего не хотеть.
      – Но миста Ю уже попросить ее стать женой.
      – Он передумает, как только услышит все эти сплетни, – сказала Лаура, – он услышит, что Лаура Бретон Шартье вскружила голову очередному бедняге и, что она только забавляется с ним, как со многими другими.
      – Месье Доминик очень большой человек, – подал голос Сент Джон. – Его не одурачить болтовня, мадмзель, он знает, что мадмзель хорошая.
      – Однако, эти досужие языки никогда не успокоятся, они скажут, что нам пришлось пожениться, и будут считать месяцы, пока не появится первый ребенок, – девушка глубоко, печально вздохнула, – лучше всего, ради нас обоих – это быть друг от друга, как можно дальше.
      – Итак, вы бросаете этого мужчину, э? – спросил Сент Джон, может вам, как ваша мать, бежать в Париж?
      – Я никогда не убегу, никогда и ни за что! – Лаура резко распустила свою прическу и посмотрела на бухгалтера, – в конце концов, все это обо мне говорили и прежде, так что какая разница! Я не могу за него выйти, я его не знаю и не верю тому, что он говорил.
      Ида вывалила сладкий картофель на прилавок.
      – Меня не удивляться, если все эти сплетни напечатаются в газете.
      Лаура раздраженно сжала кулачки, открыла было рот, чтобы ответить, но, так и не сказав ни слова, выбежала во внутренний дворик к фонтану. В ту же секунду она вспомнила, как Доминик стоял в воде, помогая ей выбраться из бассейна. И снова она слышала его голос, который, как прошлой ночью, помогал ей понять ее мать и саму себя. И еще, она очень хорошо представляла себе все те сплетни, которыми сейчас кишит рынок. О! Какими черными красками ее там расписывают! Все это так гадко! Нечестно. Яркая вспышка молнии озарила двор, сразу вслед за этим раздался раскат грома. Лаура почувствовала, что от гнева ей становится трудно дышать. Она сжала зубы и подняла лицо, подставляя его под струи дождя.
      В эту самую минуту новый громовой раскат скатился по крышам, и земля у ног девушки вздрогнула.
      Лаура выбежала в калитку и бросилась вниз по улице. Дождь хлестал по городу, словно метлой выметая с городских улиц грязь и редких прохожих. Лаура мгновенно промокла до нитки. Она стремительно бежала через квартал, ничего не замечая перед собой, шлепала прямо по глубоким лужам, окунаясь в грязь. Наконец, добежав до знакомого домика в старом саду, девушка взбежала по шатающейся лестнице и постучалась в дверь квартиры Мейзи.
      – Кто там?
      Не отвечая, Лаура вошла в комнату, закрыла за собой дверь и опустилась у печки, в которой весело потрескивали дрова. Девушка дышала тяжело и прерывисто. В комнату, опираясь на свою палку, вошла Мейзи.
      – Я сегодня, Мейзи, ничего не принесла, – сказала Лаура и опустила голову на колени, – извини.
      – Ты совсем промокла. Тебе нужно кофе, девочка, – сказала Мейзи, снимая кофейник с плиты. Старая женщина налила горячую черную жидкость в чашку с обломанной ручкой и подала девушке. – Выпей, дитя.
      – Спасибо, – Лаура всхлипнула и шмыгнула носом, затем вытерла его рукавом и склонилась над чашкой.
      Мейзи опустилась рядом на скрипящий плетеный стул и спросила:
      – Мой мальчик, Тим, в порядке?
      – Да, мэм.
      Мейзи повернулась на стуле к огню и стала смотреть на пламя, рассеянно перебирая пальцами свою юбку.
      – Тогда, что все это означать?
      Лаура некоторое время даже не знала, как объяснить все, что с ней происходит, старой женщине. Наконец, она решила рассказать все с самого начала и не остановилась, пока Мейзи не узнала все об их отношениях с Домиником. В течение всего рассказа старуха сохраняла полное молчание, затем ее губы слегка скривились, плечи вздрогнули, а потом она неожиданно хлопнула себя по коленке.
      – Когда-нибудь смиренные и кроткие унаследуют землю, потому что вы, белые люди, иссушите ваши лона гордостью.
      У Лауры от удивления вздрогнул подбородок.
      – Ты не первая девушка, которых я знала и которая сильно гордая даже во вред себе. Просто ты самый глупый, – с этими словами женщина запустила пальцы в висевшую на шее посудину, достала свое зелье и, сунув его за щеку, принялась жевать.
      – Господи Боже, о чем ты говоришь?
      Казалось, что Мейзи почти удивилась увидав, что Лаура все еще здесь, потому что сварливо сказала:
      – Ты познакомится с красивым и богатым мужчиной и вот бежишь в бурю, чтобы рассказать, как весь мир будет про тебя говорить. Занимайся этим сама. У Мейзи тошно в животе от таких глупостей.
      – Ты же ничего не поняла, я не могу с ним больше видеться. Ида говорит, что о нас уже все болтают.
      – Ну и пусть они говорить, – старуха плюнула в огонь, – ничего не значит. Этим сойкам не хватить себе занятий, это так.
      – Все это уже выше моих сил, я больше не могу этого выносить. Это последняя капля и к тому же меня могут отлучить от церкви.
      – Твой главный священник не соберется это сделать, так что просто выбрось это из головы. Ты любишь этот мужчина?
      – Какого? Отца Дюбуа?
      – Ты знать, я не разговариваю о священниках, – отрывисто бросила Мейзи, – я спрашивать про миста Ю.
      Лаура обхватила колени руками и задумчиво посмотрела на красные языки пламени.
      – Я не очень хорошо знаю его и не очень долго.
      – Неважно.
      – Я не совсем уверена, можно ли то, что я чувствую назвать любовью.
      – Ты чувствовать себя слабым все время?
      – Откуда ты узнала?
      – Твоя голова болеть, когда ты думаешь о нем и когда стоишь иногда кружится голова?
      – Ну… да… Иногда…
      – Ты не хотеть свою еду? Тебе она не нравится?
      – Ну, пожалуй, только последние несколько дней.
      – Ты вся покрываться потом и жарой, когда он держит тебя и твои кости совсем слабые?
      – Да, что-то вроде того.
      – Тогда ты влюбиться.
      – А что, когда любишь всегда кружится голова и чувствуешь себя слабым?
      – М-м-м, если у тебя сильно тяжелый случай.
      Лаура молчала примерно минуту или две, а потом тихо спросила.
      – От этого когда-нибудь можно излечиться?
      – Нет, если ты счастливая, ты всю свою жизнь будешь кружиться головой, если действительно любишь.
      – Я думала, что у меня должны быть колики или что-то в этом роде.
      Мейзи усмехнулась и хлопнула в ладоши.
      – Ты одна из самых везучих, мисс Лаура. Ты иди сегодня с ним в сад, хорошо повеселись.
      – Но… все же говорят, я не осмелюсь с ним встретиться.
      – Твоя проклятая гордость погубит тебя быстрее, чем языки старых сплетниц. – В глазах Мейзи загорелся нешуточный огонь. – Да если бы ты быть моя, я бы знать, что делать? Я бы брать эту дрянь, – женщина подняла свою палку, – и хорошо отходить твою спину, пока ты ничего не смогла бы делать и ползком поползла к тот мужчина и умоляла его быстро на тебе жениться. Я бы изгнать из твоего сердца этот дьявол гордости. Вот, что я бы сделала.
      – Тебе не придется меня пороть, Мейзи, – вздохнув улыбнулась девушка, – ты меня убедила.
      – Ты собираешься пойти повидаться с ним?
      Лаура вытянула ноги, почти засунув туфли в огонь. Она представила, как появится на пороге дома Доминика мокрая и лохматая, словно бездомная кошка. Однажды он уже видел ее в таком виде после того, как зашвырнул ее в фонтан. Пожалуй, одного раза достаточно. Девушка покачала головой.
      – Ой, нет, я сейчас так ужасно выгляжу.
      – Гордость! Когда-нибудь, детка, ты окажешься в аду, а я посмотреть на тебя из садов Авраама и спросить: «Разве я не говорила тебе, что твоя гордость тебя сгубит?»
      Лаура снова поджала ноги. Она не собирается принимать предложение Доминика, но все-таки ей очень хочется еще раз увидеться с ним и может быть пойти с ним на бал в городском парке, может быть!
      – Иди прямо сейчас, девочка. Ты говорить тому мужчине, что выйдешь за него утром. – Голос женщины стал нежным. – Не стыдно любить, дитя мое, и господь знает это.
      Лаура встала, неуклюже обняла Мейзи и поправила шаль на плечах старушки.
      – Спасибо, Мейзи. Тогда скрести свои пальцы, чтобы у меня все было удачно.
      – Эти старые пальцы больше непослушны, но я сожму ладони и буду молиться, а теперь иди.
      – Да, мэм, – Лаура пошла к двери, но затем остановилась и сказала: – Мейзи, я делаю все возможное, чтобы забрать Тима у старика Вилье, только потерпи немного, ладно?
      Мейзи, казалось, не услышала ее.
      – Когда мы перейдем через Иордан мы сложим бремя своих забот к ногам Иисуса, – запела она, раскачиваясь взад и вперед на стуле.
      На улице все еще шел дождь. Лаура почти вышла на аллею со двора, как вдруг, внезапно остановилась и от страха едва не упала. Два высоких человека в длинных, черных накидках и широкополых шляпах отделились от ворот и направились в ее сторону. Девушка в панике отшатнулась и уже собралась, было бежать, как вдруг услышала знакомый голос.
      – Лаура, все в порядке?
      Она резко остановилась, внезапно почувствовав головокружение, ее всю бросило в жар совсем так, как говорила Мейзи, а сердце, как сумасшедшее, заколотилось в груди.
      – Святые угодники, милая моя, да ты же похожа на утонувшего мышонка, – произнес Доминик Юкс, подходя к ней впереди своего спутника. На аллее Лаура увидела стоящий в ожидании экипаж.
      – Как ты меня нашел?
      – Сент Джон пришел и рассказал мне. Он утверждал, что мы отыщем тебя здесь.
      Стоявший за его спиной бухгалтер приподнял поля своей шляпы.
      – Моя думать, что мадмзель не суметь поехать на бал такой сырой.
      Она в замешательстве переводила взгляд с одного мужчины на другого не говоря ни слова.
      Доминик чувствовал, как его постепенно охватывает возбуждение. Платье девушки, совершенно мокрое, стало почти прозрачным и прилипло к ее телу, четко обрисовывая все формы. Ее груди четко просматривались сквозь материю. Она дрожала, и казалось еще более беззащитной, чем когда-либо. Доминик откашлялся.
      – Ты простудишься и умрешь, – сказал он, затем скинул свой плащ, укутал в него Лауру и одел ей на голову свою шляпу.
      Шляпа тут же налезла ей на глаза. Плащ, как только она попыталась идти, запутался в ногах и тогда, откинув голову и глядя на мужчину из-под полей шляпы, девушка произнесла:
      – Думаю все это не поможет.
      – А это легко исправить, – улыбнувшись ответил Доминик. И не обращая внимания на ее протестующие возгласы, он подхватил ее на руки и понес к экипажу. Усадив Лауру на место кучера, Доминик сел рядом с ней, взял вожжи и повернулся к Сент Джону. – Идешь, Сент Джон?
      Однако, бухгалтер сунул руку в карман и отрицательно покачал головой:
      – Нет, месье Ю, я думаю надо навестить Мейзи.
      Лаура бросила на него умоляющий взгляд. Решимость с которой она уходила от Мейзи, растаяла как кусочек льда в кузнечном горне. Она попыталась соврать.
      – Мейзи легла вздремнуть, может, ты все-таки поедешь с нами?
      Но бухгалтер только засмеялся и направился в дом. Лаура сложила руки на коленях, продолжая наблюдать за Домиником краешком глаза. Он был все так же великолепен. Его мокрое лицо сияло от счастья. От одного взгляда на него у Лауры перехватывало дыхание. Белая, мокрая рубашка мужчины облепила его мускулистый торс. Рукава он закатал до локтей. Он взял бич, стеганул лошадей и рысаки с места пошли в галоп. Казалось Доминик не обращал никакого внимания на то, куда они едут, позволяя лошадям самим выбирать себе дорогу. Колеса повозки, пока они выехали на дорогу, очевидно, испробовали глубину каждой выбоины и ямы на мостовой. От толчка Лаура качнулась к нему, шляпа снова упала ей на глаза.
      – Похоже, сегодня ты отлично себя чувствуешь! – прокричала девушка, стараясь перекрыть шум дождя и грохот колес, и отчаянно цепляясь за сидение, чтобы выжить.
      – Уи, спасибо, – его зубы сверкнули в улыбке, осветившей лицо, – доктор Керр потерял своего пациента, только не смерть тому причиной, просто я буду лечиться у другого лекаря.
      – Что ты собираешься делать с отравителем? – Доминик пожал плечами. – В следующий раз он может тебя убить. – Мужчина презрительно фыркнул. – А что, если он когда-нибудь дождется, когда ты будешь проезжать мимо и подстрелит тебя?
      – Он не очень хороший стрелок.
      – А если это будет кто-то из его друзей?
      – Может быть.
      – Ты хочешь умереть?
      – Когда у меня есть все причины жить? О, нет, дорогая моя.
      – Тогда почему ты не скажешь о нем губернатору?
      – А нет никаких доказательств.
      Лаура раздраженно поерзала на сидении, но ничего не сказала, и тогда спросил Доминик:
      – Хочешь посмотреть мой магазин, Лаура?
      – Если я поеду, люди будут говорить.
      – А люди будут говорить независимо от того, что мы будем делать. Это доставляет им удовольствие, – засмеялся он.
      – Ты хочешь, чтобы они получали удовольствие за наш счет?
      Небрежно натянув поводья, Доминик направил лошадей на улицу Бургундии.
      – Счастье и удовольствие – дорогая штука. Я готов ими поделиться с кем угодно.
      – Счастье этих людей – подлое и низкое, Доминик, – сказала Лаура. – Они будут радоваться тому, что других изгонят из церкви.
      – Ты думаешь, что епископ отлучит тебя от церкви за то, что произошло ночью, да?
      – Значит, ты слышал уже эту историю?
      – Ну конечно, и приукрасил ее насколько смог.
      – Что?!
      Уголки рта Доминика приподнялись в усмешке.
      – Ч-ш-ш, Огонек, успокойся, я шучу.
      – Вот уж и не удивляюсь! – идиотская шляпа свалилась ей на глаза.
      Доминик засмеялся.
      – Ах, котенок, интересно ты будешь такой же забавной, когда мы проживем тридцать лет вместе?
      Лаура сбила шляпу назад на затылок и, не отвечая ему, стала смотреть вперед, пока коляска опять не попала колесом в какую-то яму. Девушку бросило опять к Доминику, она ударилась о его плечо и воскликнула:
      – Я не проживу тридцать лет, если мы и дальше будем нестись с такой скоростью!
      Доминик снова засмеялся и когда они миновали собор Святого Филиппа, натянул поводья, экипаж покатил медленнее.
      – Ну вот, это подходящая скорость для моего очаровательного Огонька.
      – Почему ты меня так называешь?
      – Чтобы напомнить первый день, когда я увидел тебя с трубкой возле твоего дома.
      – А! – втайне она все-таки надеялась на более романтичную причину.
      – Но есть еще и другая причина. Ты когда-нибудь видела табачное поле в цвету?
      – Да. У папы на плантации. Довольно красиво.
      – «Довольно красиво»? Принцесса моя! Ты слишком долго жила среди этих грубых американцев. Представь себе цветы, покрывающие поле, как огромная стая бабочек с крыльями, раскрашенными бледно-розовыми, желтыми и белыми красками и на каждой из них золотая корона.
      Лаура вспомнила – в мире не было более красивого зрелища, чем вид хрупких, нежных цветов, дрожащих на высоких, словно покрытых зелеными ворсинками стеблях. И над всем этим сияло ослепительно синее, словно кобальт, небо.
      – Теперь ты понимаешь, – сказал Доминик, поняв о чем она думает, – почему я не смог придумать более подходящего сравнения для твоей красоты. Нет такой прекрасной розы и нет такой очаровательной и желанной женщины, как ты, мой сказочный красивый Огонек.
      Он взял поводья в одну руку, а другой взял маленькую, озябшую ладошку Лауры и легонько пожал ее. От его улыбки девушка почувствовала, как внутри все загорелось, словно по жилам вместо крови побежал огонь.
      – Значит тебе все равно, что будут говорить люди? – спросила она.
      – А почему я должен волноваться из-за правды? Они говорят, что я прошлую ночь спал в твоем доме и, что ты нежно за мной ухаживала.
      – Доминик, я не верю, будто они говорят, что я ухаживала за тобой.
      – Может и нет, но ты и я знаем правду. Мне этого достаточно.
      – Мейзи говорила, что ты примерно так и будешь чувствовать, а я ей не поверила.
      Она поспешно выдернула руку у Доминика, а когда экипаж повернул на Треме – самую грязную и запущенную улицу города, Лаура закончила свою мысль, растерянно глядя по сторонам:
      – Папа всегда говорит, что я слишком цинична.
      – Каждому нужно быть немного циничным, чтобы выжить, – ответил Доминик.
      Заметив группу людей, он вытащил полную пригоршню монет и швырнул мальчишкам, игравшим на обочине в водосточной канаве.
      Лаура посмотрела в ту строну, куда он затем указал пальцем, и на противоположной стороне улицы увидела высокую каменную стену. За нею находилось городское кладбище святого Людовика.
      На залитой дождем земле белели погребальные камни и склепы. Возле них толпились целые сонмы мраморных ангелов и святых. Лаура поежилась.
      – Не думаю что именно это имел в виду папа, когда говорил, что я цинична, просто он волновался, что я не найду себе подходящую пару.
      – А теперь ты нашла? – он взял ее руку.
      Шляпа снова свалилась ей на глаза. Лаура опять выдернула у него руку и раздраженно сбила шляпу на затылок.
      Доминик остановил лошадей перед высоким полуразвалившимся зданием, у которого был такой вид, будто оно стоит на костылях. Над дверью не было никакой вывески, окна были заколочены, только тяжелый замок и цепь, запиравшая ржавые ворота, выглядели новыми.
      Зажатое между двумя такими же старыми и невзрачными зданиями, это трехэтажное строение давно уже утратило свою белую штукатурку, и с фасада повысыпались все кирпичи. Прямо из фундамента возле двойной двери, тянулась вверх высокая древняя магнолия, кроша кирпичи и упираясь ветвями в самые стены.
      – Ну вот мы и приехали, – гордо сказал Доминик, слезая с повозки и подавая руку девушке. Лаура сидела, не двигаясь. Должно быть произошла какая-то ошибка! Это заброшенное здание, с почти провалившейся крышей и возможно кишащее крысами, никак не могло быть его магазином.
      От двери отделились двое каких-то мужчин, совершенно подозрительного вида, в грязных, голубых куртках, и, остановившись рядом с экипажем, сдернули с головы свои жалкие головные уборы и поклонились. Лаура заметила, что каждый из них вооружен кавалерийским пистолетом, абордажной саблей, а на поясе у каждого из них висит по несколько ножей.
      Доминик улыбнулся, подавая Лауре руку. У него был вид принца, который собирается ввести принцессу в свой замок, и девушка медленно вложила свою руку в его ладонь. Спустя мгновение она была рядом с ним и тут же оказалась по щиколотку в воде.