Гвардеец Бонапарта

      Шартье вздохнул и, пожевав кончик сигары, пошел помогать дочери разбирать вторую баррикаду.
      – Лаура, я не понимаю, чего ты так сердишься. Что за ужасный демон вселился в тебя и заставляет поступать так, как твоя мать.
      – Ты, жалкий волокита, как ты осмелился сравнивать меня с ней!
      – Волокита? – Шартье протянул указательный палец к носу дочери. – Да как ты осмелилась назвать так своего папу? Да я тебя в клетку посажу!
      – Мисс Лаура, миста Шартье, может вы все-таки идти чего-нибудь перекусить, – попробовала примирить спорщиков Ида.
      – Молчи, женщина! – завопил совершенно вышедший из себя Этьен.
      Лаура стремительно распахнула дверь и выскочила на улицу так, что только взметнулась ее ночная рубашка. Она бросилась на кухню и схватила нож. За ней поспешила Ида.
      – Ой, нет, подождите минуточку, мисс Лаура, пока кого-нибудь не ранили.
      – Я не собираюсь никого ранить, – сказала девушка, положив нож на разделочную доску. Она подошла к стоявшей у двери коробке и стала шарить в ее содержимом, перебирая яйца, сыр, фрукты, коробки с кофе. Слишком сбитая с толку и расстроенная, она совсем забыла о том, что это именно Доминик привез всю эту еду вчера вечером и сейчас поставила на плиту чайник и принялась крошить бананы в кастрюлю.
      В дверном проеме появилась голова Этьена.
      – Знаешь, дорогая, твой папочка думает, что огонь в печи надо помешивать.
      – Ну, так пусть дорогой папочка это и сделает, – примирительным тоном произнесла Лаура, взяла нож и стала разбивать яйца для омлета, – если конечно мой папочка не хочет пить холодный кофе.
      – Дайте-ка я этим займусь, – сказала Ида, открыла дверцу печки и принялась помешивать кочергой угли.
      – Может быть ты позволишь Иде приготовить завтрак, котик мой, – предложил отец, – а мы пока посмотрели бы лошадку.
      – Я уже сказала тебе, что я думаю об этой лошадке, – Лаура продолжала яростно сбивать яйца проволочной сбивалкой.
      – Ну, пожалуйста.
      Лаура нетерпеливо вздохнула.
      – Ну ладно, показывай.
      Даже подпрыгивая от удовольствия, Этьен подвел ее к привязанной перед домом белой молодой кобылице и торжественно произнес:
      – Она твоя, ангел мой.
      – Благодарю. Почему бы тебе, когда поедешь назад, не поставить лошадь обратно в конюшню?
      Этьен с досады даже хлопнул свою шляпу на землю.
      – Этак ты до бешенства меня доведешь. Из-за чего ты так упрямишься?
      – Из-за пустячка в полмиллиона долларов.
      – Но почему это тебя раздражает, если капитан Доминик всего лишь заплатил за то, что по ошибке увел мой барк.
      Лаура изумленно воззрилась на отца.
      – Так вот за что эти деньги! Выходит, ты знал про барк?
      – Ну, капитан рассказал мне об этом прошлой ночью.
      – А ты не собираешься его повесить?
      – Повесить такого отличного моряка? О, нет! Если бы я только мог, я бы этому пройдохе отдал под команду весь свой купеческий флот.
      – Но он брат Жана Лаффита.
      Теперь настала очередь изумляться Этьену.
      – Ты знала об этом и все же мне не сказала?
      Лаура поняла, что кажется, действительно хватила через край. За голову пирата назначались большие суммы. Не захочет ли отец разбогатеть за счет Доминика?
      Внезапно Этьен хлопнул себя по коленке и грубо расхохотался.
      – Так ты выходит, пострадала от разбойничьего очарования?
      – Нет! Я бы не хотела, чтобы ему причинили вред. Не забывай, что он спас «Попрыгунью».
      – Да я то не забываю. – Шартье посмотрел на дочь. – Он чрезвычайно находчивый молодой человек, и он был бы тебе отличным мужем.
      – У меня нет желания выходить замуж за пирата.
      – Ишь ты, какое высокомерие.
      – Женщина все-таки должна где-то провести границу.
      – Да, да, только не проводи ее по шее Доминика. Он мог бы сделать тебе отличных сыновей. Мне нужен наследник.
      – Если тебе так нужны сыновья, папа, пожалуйста, сделай их со своей любовницей.
      – Увы, у нее не может быть детей.
      – Прими мои соболезнования, а теперь прощай.
      Развернувшись, Лаура направилась к кухне. Ида, словно не замечая ее, стояла у плиты и что-то мешала, нетерпеливо постукивая пяткой о землю.
      – Ты что, не собираешься садиться?
      Ида молча продолжала стоять на своем месте.
      – Что ты на меня так смотришь?
      – Пытаюсь понять, как девушка симпатичная и красивая как конфетка, может быть на самом деле кислой словно лимон.
      – Не забывай, что ты повторяешь папочкины доводы.
      – Я не забываю. Тебя могла бы убедить только плетка.
      – Большое спасибо. Ну, так мы будем есть?
      Ида взяла кастрюльку с омлетом и небрежно поставила ее перед Лаурой.
      – На вот, ешь, а я пошла погулять.
      – Ты что, не будешь есть?
      Но Ида уже ушла. Лаура, облокотившись левой рукой на стол, подперла щеку ладонью и стала лениво ковырять вилкой омлет.
      Почему все вокруг сердиты на нее? Даже отец, кажется, всерьез надеется, что она простит Доминика Юкса после того, что тот натворил. Она вспомнила объятия Доминика, его горячее признание. Нет, той ночью он любил ее не только телом. Разве не пытался он помочь ей понять ее мать; разве не хотел он помочь ей самой? Лаура подошла к плите, чтобы налить кружку кофе. Чтобы подумали люди, если бы она появилась в Новом Орлеане с Домиником. Над ней так часто смеялись из-за матери.
      Гордость, гордость – вот что удерживало ее от того, чтобы связать себя с этим человеком. Гордость – ее самая большая слабость. Доминик предупреждал ее, и старая Мейзи тоже. Лаура подошла к двери, продолжая прихлебывать кофе. Может ей следует пойти к Доминику и сказать ему, что ее сердце по-прежнему отдано ему?
      Тяжело, очень тяжело. Как теперь она сможет сказать ему такое, после того, что сама же говорила и делала. Как жаль, что она так быстро уехала из Нового Орлеана, с такой готовностью бросив своего жениха и даже не попытавшись освободить его из лап шерифа.
      Лаура спустилась к морю. Теплая вода коснулась ее ног. Конечно, нужна большая смелость, чтобы сейчас пойти к Доминику. Что если он поднимет ее на смех?
      При мысли об этом у Лауры похолодело сердце. Она выплеснула кофе на песок. А действительно, что если он отверг ее?
      Она подумала об этом, сделав еще несколько шагов. Что если Доминик специально привез ее сюда на Четеру, просто чтобы отомстить за свое унижение у алтаря? Она раньше слышала о таких историях. Никто не может оскорбить француза безнаказанно. Лаура вспомнила Аллена Дефромажа. Этот несчастный бросил вызов Доминику, и что с ним стало после этого?
      Девушка вернулась в коттедж, одела турецкое платье с передником и персиковый палантин, украшенный кружевами, и отправилась на поиски Иды. Солнце накаляло узкую песчаную дорогу, вившуюся меж табачных полей так, что очень скоро девушка почувствовала даже сквозь туфли, насколько горячая земля. Примерно через милю, она подошла к группе рабов, обрезавших темные суховатые листья с высоких табачных стеблей. Рабы связывали листья в пучки и грузили на повозки, на которых отвозили листья сушиться на подветренную сторону острова.
      Лаура пошла дальше. Еще через милю она подошла к деревне, в которой жили рабы. В конце длинного ряда убогих лачуг стоял дом надсмотрщика. В деревне была коптильня, загон для скота и свинарник, огороженные дырявым забором. Между домов в огородах копошились цыплята. Несколько старух и женщин с детьми сидели на грубых стульях под открытым навесом и крутили сигары из листьев нового урожая. Увидев дочь хозяина, женщины встали.
      – Нет, нет, сидите, сидите, – сказала девушка. – Просто я ищу Иду.
      – Я здесь, мисс Лаура! – Ида сидела в группе женщин и ела бобы с рисом. – Вы уже не раздражаться?
      – Уже, – Лаура села и стала смотреть, как темнокожая женщина насыпала табак на целый лист и затем скручивала в твердую коричневую сигару и проведя языком по обрезу листа, склеивала ее. Маленькая девочка брала готовую сигару и аккуратно укладывала ее в большую коробку.
      – Вы собираться говорить папе прости, мисс Лаура?
      – Нет.
      Ида облизнула губы.
      – Тогда вы говорить это миста Юксу.
      – Я не обязана перед ним извиняться.
      – Вы должны мне за то, что притащить меня на этот жаркий как сковородка остров.
      – Ты сама хотела со мной поехать.
      – С тобой? Нет смысла говорить. Иди домой.
      – Ну ладно, ладно, извини. Я лучше тут останусь. Дома так одиноко.
      – Мисс Лаура, из-за вас девушки нервничают.
      – Почему? Я же ничего не делаю.
      – Ага, вы ни делать ничего, но вы дочь хозяина и следить за ними.
      – Да у меня вообще и в мыслях не было командовать здесь кем-нибудь.
      – Тогда начинай катать чигары. Может всем станет легче.
      Лаура тут же взяла широкий лист, положила его на стол. Лист был примерно восемь дюймов в ширину и почти два фута в длину, гладкий смолистый на ощупь с пряным запахом. Глядя, как работают женщины рядом с ней, девушка свернула его напополам и насыпала в середину порезанный черный табак. Завернув края, она постаралась скрутить его как можно плотнее, нажимая из-за всей силы, затем облизала листок, чтобы склеить сигару, про себя изумляясь омерзительному вкусу, и некоторое время подержала готовую сигару в руках. Со всей предосторожностью Лаура положила сигару на стол и увидела, что изделие получилось довольно бесформенное. Один конец вышел толще другого, а середина совершенно пустая. Затем место склеивания разлепилось, и лист начал медленно раскручиваться.
      – Я отдам ее папе, пусть курит, – сказала Лаура и взяла сигару. В ту же секунду табак посыпался на стол, но никто не засмеялся.
      Лаура оставалась с ними еще часа два, разговаривая и пытаясь научиться скатывать сигары, в то время как Ида потихоньку дремала на своем стуле.
      – А как месье Шартье и надсмотрщики с вами обращаются? – наконец, спросила девушка. Шепот сразу стих, смолкли разговоры, головы склонились, быстрее забегали пальцы. Ида открыла один глаз и укоризненно покачала головой.
      – Они об этом говорить не будут, моя милая.
      – Почему нет? Может я чем-нибудь смогу помочь.
      – А тут никто не может помочь. Рабы – это не люди, разве ты этого не знаешь?
      – Прекрати, Ида, говорить мне такое. Ты же знаешь, как я отношусь к рабству.
      – Да, девочка, но ты с этим ничего не сможешь поделать. Если ты говорить со своим папа, то вы только снова ругаться.
      Лаура резко встала.
      – Ладно, если вы все не хотите со мной разговаривать, то я сейчас пойду на поле и поговорю с вашими мужчинами.
      – Пожалуйста, мисси! – заплакала девочка, – ваш папа не такая плохая. Он говорить своим людям хорошо обращаться с рабами, не часто их пороть.
      – Не очень часто пороть? Да он не имеет права вообще разрешать им бить людей.
      – Сядь, детка, – вдруг решительно сказала Ида, – ты не можешь изменить привычки мужчин. Он будет поступать с этими людьми как захочет.
      – Нет, он мне сначала ответит за это.
      – Угу, ты так думаешь. Давай пошли назад в коттедж.
      – Но…
      – Никаких со мной «но». Ты завтра поговоришь с миста Шартье, когда немножко остынешь.
      – Я ни за что не остыну.
      – М-м-м, ну ладно, все равно пойдем назад посмотрим, что ты сможешь выловить в море на этот раз, может быть, кита поймаешь.
      Лаура понимала, что Ида над ней издевается, однако, до отцовского дома было целых восемь миль, а у нее из всего транспорта были только ее ноги. Вот когда она пожалела, что отказалась от отцовского подарка.
      Ладно, может быть завтра, когда отец пришлет продукты, она отправится к нему на повозке. Они с Идой были уже на полпути к своему коттеджу, когда Лаура услышала позади стук копыт. Оглянувшись назад, девушка ойкнула и произнесла:
      – Ой, нет, это он!
      Во всем белом и в черной шляпе к ним галопом приближался Доминик Юкс.
      – Чтоб я провалиться, если он не красивый миста.
      – Ида! Не смей глядеть на него. Мы идем и его не видим.
      Доминик подскакал к женщинам, спешился и снял шляпу.
      – Как поживает ваше плечо, миста Юкс?
      – Очень хорошо, мадам, мерси. В тропиках раны быстро затягиваются. Вот смотрите, – в доказательство своих слов он помахал рукой. – А вы?
      – Не жаловаться, хотя немножко жарко. Пойдем в дом я сделать вам что-нибудь попить. – Ида увернулась от локтя Лауры и добавила, – у нас кофе, и я сделать немного лимонада.
      – Я буду очень рад, – Доминик улыбнулся, увидев, что Лаура нахмурилась и быстро пошла по дороге вперед.
      – Не обращайте ей внимания. Она просто горячий и глупый.
      – Я понимаю, а теперь извините меня мадам, но мне все же надо с нею поговорить.
      С этими словами Доминик передал поводья Иде, а сам догнал Лауру. Она, вздернув нос, пошла быстрее. Доминик тоже прибавил шаг. Его длинные ноги без труда успевали за девушкой.
      – С какой целью вы меня преследуете, месье, – наконец спросила она, после того, как почти полмили прошла, не обращая на него внимания. Она остановилась под кипарисом, чтобы перевести дыхание и прижала ладони к пылающим щекам. – Неужели вы не понимаете, что я не желаю вас видеть?
      Доминик остановился рядом с ней и, положив руку на ствол дерева, тихо сказал:
      – Твой язык говорит одно, но твои глаза говорят совсем другое, и они не лгут.
      Лаура посмотрела в сторону.
      – Джентльмен никогда бы не стал так разговаривать с девушкой.
      – Джентльмен? Значит я для тебя уже не пират?
      – Ты всегда пират. Кто однажды украл, навсегда останется вором. Ты не изменишься.
      – А-а, вот тут ты ошибаешься. Я решил предложить свои услуги губернатору Клейборну.
      – В каком качестве?
      – В качестве капера. Лаура всплеснула руками и пошла дальше.
      – Ну конечно.
      – Быть капером совсем не одно и тоже, что быть пиратом.
      – Ты играешь словами.
      – Нет. Я буду ходить под звездно-полосатым флагом. Корабли, которые я захвачу, я буду отдавать государству, как это делает Ренато Белуши.
      – Ну конечно, конечно. И будешь получать огромную долю призовых денег.
      – Но ведь эти проценты необходимы, чтобы возместить расходы и заплатить экипажу.
      – И сделать тебя богаче!
      Доминик улыбнулся.
      – Ты, владелица магазина, не оправдываешь приобретения богатства?
      – Нет, не оправдываю, когда речь идет о богатстве, принадлежащем другим людям.
      – Понимаю. Ну, а если то, что я буду отбирать у британцев, пополнит казну правительства Соединенных штатов, тогда ты это одобришь?
      Лаура задумалась, хотя ей и не нравился Клейборн, она никогда ничего не имела против президента Мэдисона. В отличие от многих раздраженных жителей Нового Орлеана, она не верила, что Англия вернет город Испании, если американцы потерпят поражение.
      – Ходят слухи, что американское правительство совсем обанкротилось, – сказала Лаура.
      – Да, – кивнул мужчина, – генерал Эндрю Джексон множество, раз просил у конгресса денег для армии, но у них ничего нет, и дать нечего.
      – Если то, что ты говоришь, правда, и ты отдашь все захваченное у англичан Америке, пожалуй я не буду осуждать тебя за каперство, – наконец неохотно согласилась девушка.
      Доминик Юкс улыбнулся. Он уже передал многие тысячи британских фунтов и испанских дублонов правительству Объединенных Штатов, но теперь, когда британцы находились у самых ворот страны, давшей ему приют, он считал, что должен посвятить всего себя войне с англичанами.
      Если он с братьями направит корабли против англичан, блокада американского побережья будет прорвана. Как только они возвратятся на Гранд Терра, надо будет познакомить Жана с этой идеей.
      – Я думаю, ты говоришь мне все это только для того, чтобы вернуть мою благосклонность, – сказала Лаура.
      – Ты несколько цинична, моя дорогая.
      – А это, месье, мой недостаток, особенно он стал у меня проявляться после того, как моего жениха арестовали прямо возле алтаря за пиратство.
      – Так уж получилось, к несчастью.
      – И это все, что ты можешь мне сказать? У тебя просто каменное сердце.
      Доминик заметил, как на ее глазах заблестели слезы, и тихо произнес:
      – Лаура, давай спустимся к морю и поговорим обо всем этом. Нам еще много надо друг другу сказать.
      – Я все сказала, что хотела сказать, вопрос закрыт.
      – Ну, так позволь мне его снова открыть.
      – Нет. Ты и так нанес мне слишком много ран, спасибо.
      – Я допустил много ошибок.
      – О, да! Но со мной ты их дальше допускать не будешь, уходи! – девушка бросилась бежать, собираясь вновь забаррикадироваться в доме.
      Доминик догнал ее раньше, чем ей удалось добежать до крыльца. Он резко развернул ее и прижал к груди. Лаура отчаянно сопротивлялась, пытаясь освободиться, однако, он держал ее в железных тисках своих объятий и она, наконец, затихла.
      – Ты не сможешь сражаться все время, – произнес он и прильнул к ее губам.
      Возмущенные движения Лауры, казалось, только усиливали его страсть. Она почувствовала тяжелое биение сердца в груди мужчины, его горячее дыхание опалило ее лицо.
      Она постаралась собрать остатки своих сил, чтобы сдержаться и не ответить на его поцелуй.
      Наконец он разжал объятия и отступил назад. Девушка с вызовом посмотрела на него, понимая, что все-таки победила и в то же время проиграла сражение с ним.
      – Если вы, наконец, закончили меня штурмовать, – сказала она, стараясь изо всех сил, чтобы ее голос не дрожал, – то я бы хотела теперь пойти к себе и немного вздремнуть.

Глава 18

      Оставшись на крыльце Доминик стал дергать дверь и громко, яростно звать Лауру.
      – Вы похожи на старого волка возле трех поросят, – добродушно ухмыльнулась Ида, подходя сзади и передавая ему поводья его лошади. – Я бы не удивляться, если бы видеть, как вы дуете на дверь.
      Впервые за все время Доминик не улыбнулся. Он бросил на женщину разъяренный взгляд, снял притороченную к седлу корзину с едой, отдал ее Иде и вскочил на лошадь. Кровь его бурлила. В бухте найдется множество хорошеньких смугленьких красоток, которые с охотой успокоят его.
      Солнце уже почти спряталось за горизонт, когда он достиг дома Шартье. Над двором витали ароматы французской кухни. Доминик поставил лошадь в конюшню и вышел во двор. Как всегда, собаки лениво залаяли, но так и не дали себе труда вылезти из-под веранды.
      Фабиан, пропалывающая клумбу, выпрямилась и, бросив несколько цветков в свою плетеную корзину, махнула ему рукой.
      – Капитан Юкс, я так надеялась, что вы присоединитесь к нам за ужином.
      Доминик снял шляпу и поклонился.
      – Мне не хотелось бы быть слишком, навязчивым, мадам.
      – Ну что вы, – молодая женщина, поставив корзину на плечо и расправив свои красные юбки на бедрах, улыбнулась мужчине мимолетной соблазнительной улыбкой, от которой у нее на подбородке появилась очаровательная ямочка.
      – Ведь согласитесь, что вы бы сюда не заехали, если бы не почуяли запах еды.
      – Признаюсь, не смог удержаться.
      – Ну, вот и хорошо. – Она взяла гостя под руку и пошла с ним вверх по ступеням. – Этьен у себя в кабинете, а я должна закончить приготовление к ужину.
      Доминик горячим взором следил за тем, как женщина пошла в дом, окутанная густым ароматом дорогих духов. Ее бедра слегка покачивались при ходьбе, и он сжал кулаки, представив на ее месте Лауру, вспомнив тонкую гибкую талию девушки. Черт возьми, ему следовало бы вырвать ту проклятую дверь.
      Этьен как раз заканчивал разбирать свои бумаги, когда Доминик вошел к нему. В пепельнице из слоновой кости, стоявшей у локтя хозяина дома, дотлевал окурок сигары. Вторая сигара была у Шартье между зубов.
      – Да здравствует Император! – произнес хозяин вместо приветствия.
      – Здоровья ему и скорого возвращения в Париж, – механически ответил Доминик.
      Он осмотрелся вокруг. Все стены были увешаны головами всевозможных хищников из семейства кошачьих. Среди них находились трофеи в виде голов гиппопотамов, носорогов и даже одна слоновая. Огромная шкура белого медведя распростерлась на полу. Морда животного навечно оскалилась в зловещей ухмылке.
      – Они вам нравятся, мой друг? Всех я застрелил своими руками. – Этьен довольно обвел богатство рукой с зажатой в ней сигарой. – Сегодня вечером за ужином я расскажу вам о своих подвигах.
      – С огромным интересом послушаю, – сказал Доминик, все еще кипя от гнева на Лауру, он отодвинул стул, сел и, закурив сигару, посмотрел сквозь дым на головы животных.
      – Ну и как у вас дела с моей дочерью?
      Сигара, которую Доминик держал между пальцев, вздрогнула и вдруг сломалась. Выругавшись, он положил ее в пепельницу и ответил:
      – Так как и ожидалось, черт побери!
      – Звучит не очень хорошо.
      – Она из-за чего-то очень зла.
      Этьен виновато посмотрел на гостя, уселся в кресле поудобнее, затем перевел взгляд в окно.
      – Моя дочь все эти дни, все время почему-то злится. Это пройдет.
      – Возможно.
      Хозяин дома сложил свои бумаги в аккуратную стопку и встал из-за стола.
      – Пойдемте, поужинаем на застекленной веранде. – Они прошли по освещенной факелами дорожке мимо пруда на задний двор. Указав на прыгавших в ветвях деревьев попугаев, Шартье произнес: – Обычно в комнате Лауры, когда она сюда приезжает, живут четыре-пять этих бездельников. Надо сказать, что она не очень любит содержать дом в порядке.
      Доминик удержался от комментариев по этому поводу, и спорить не стал. Комната Лауры над магазином в Новом Орлеане была наоборот очень опрятной и аккуратной. По крайней мере, до той ночи, когда они предавались там бурным ласкам. Даже сейчас у него зашумело в ушах, и кровь застучала в висках, когда он вспомнил их одежды, беспорядочно разбросанные по полу, смятые, сбившиеся в ком простыни и ее горящее от возбуждения лицо на фоне белоснежных подушек.
      – Ну, вот мы и пришли, капитан.
      Увитые цветами и яркой свежей зеленью, колонны поддерживали крышу белой веранды, стоявшей на расчищенном от леса участке. На перилах стояли восковые свечи и вазы с цветами, а на столе лежала огромная пальмовая ветвь и несколько роз. Корзина с цветами, которую набрала Фабиан, стояла на одной из ступеней. Сама молодая женщина стояла возле стола, сложив руки перед собой. Доминик поклонился, Этьен приподнялся на носках, чмокнул ее в щеку, и все сели за стол.
      Держа в руках серебряные блюда, показались рабы, которые, пройдя вокруг стола, сняли крышки с кастрюлек, демонстрируя хозяину и его гостю филе из камбалы, креветок и в особом соусе, запеченные в раковинах устрицы, бобы, рисовый салат и еще с полдюжины других блюд.
      Однако, Доминик мало обращал внимания на все это великолепие. Он отсутствующе смотрел на стол, уставленный тарелками с угощением и все еще желал почувствовать в эту минуту руки Лауры у себя на спине, ее нежные груди у своей груди. Ему хотелось прикоснуться губами к тонкой коже на шее девушки и заставить ее порывисто повздыхать под его ласками.
      – Капитан, такое ощущение, что вы за тысячу миль отсюда, – сказала Фабиан, окутывая его светом своих темных глаз.
      – Прошу прощения, месье, мадам, пожалуй, я отвлекся, – Доминик занялся филе, где-то в подсознании отмечая, что бриз стих, воздух стал густым и душным, как бывает перед дождем.
      – Может быть, если бы Фабиан поговорила с Лаурой, так сказать, женщина с женщиной… – начал Этьен.
      – Этьен, друг мой, она не одобряет меня, – прервала хозяина дома молодая женщина.
      – Ну, так ее нужно заставить! – Шартье вытер салфеткой крупные капли пота на своем лице и добавил. – Я сам ее заставлю.
      – Ее нельзя заставить сделать абсолютно ничего, – возразил Доминик.
      – Ох уж мне эта ее раздражительность, вот и мать у нее была такой же горячей. Это вина матери. Мне следовало выбить это из дочери еще в юном возрасте.
      Внезапно Доминик почувствовал гнев в груди, направленный теперь уже на Шартье, позволившему себе критически высказаться о его любимой.
      И тогда он резко произнес:
      – Месье, вам следует благодарить судьбу за то, что ваша дочь обладает таким темпераментом, она храбрая и сильная. Да любой мужчина будет просто счастлив, умереть за такую девушку.
      Глаза Фабиан пристально взглянули на него.
      – И даже вы?
      – Да. – Его голос стал тихим, едва слышным. – Она драгоценная жемчужина, за нее я готов отдать свою жизнь.
      Этьен задумчиво надул щеки и произнес:
      – Послушайте, капитан, те корабли, что гниют в бухте до верху нагружены прошлогодним урожаем табака. Я не смог его доставить в Орлеан, а сейчас уже скоро созреет новый урожай. Я хорошо вам заплачу, если вы погрузите его к себе на шхуну.
      – Оплата для меня ничего не значит. Я отсюда без Лауры никуда не уеду.
      Губы Этьена растянулись в широкой улыбке.
      – Так ведь в этом же и есть вся прелесть моего плана. Везите ее назад в город вместе с табаком.
      – Вы так говорите, словно она коробка с сигарами. Неужели вы опять рискнете ее жизнью во время прорыва блокады?
      – Не очень-то и велик будет риск, если вы будете с нею.
      – Вы не знаете британцев, – мрачно сказал Доминик.
      Фабиан долго молча смотрела на него и затем тихо произнесла:
      – Он сделает это, Этьен.
      Шартье потер руки.
      – Лаура никуда не денется и когда окажется на одном корабле с таким славным парнем, непременно влюбится в него, если еще не влюбилась по уши.
 
      Остров уже окутывала ночная тьма, когда Доминик покинул дом Шартье и направился на свой «Дракон». От того, чтобы провести ночь в пустой комнате Лауры, как ему предлагал плантатор, Доминик отказался, прекрасно понимая, что это обеспечило бы ему совершенно бессонную ночь. Если бы он только услышал аромат Лауры, исходящий от подушки, скорее всего он бы сошел с ума. Когда Доминик подошел к бухте, внезапно с моря ему в лицо подул сильный порыв ветра. Луну начали закрывать густой пеленой неизвестно откуда взявшиеся облака. Атмосфера сгустилась, стало тяжело дышать, несмотря на сильный ветер. Казалось, сам воздух пропитался какой-то смутной тревогой. Новый ледяной порыв!
      Доминик всмотрелся сквозь сумрачную мглу в силуэт «Дракона», стоявшего на якоре. Шхуна повернулась против ветра. Ее гладкий фальшборт на несколько мгновений блеснул в лунном свете, затем снова вокруг затянуло густой пеленой.
      Налетел новый порыв ледяного ветра. Ветер крепчал, яростно рвал полы куртки. Подхваченная его порывом, шляпа Доминика взлетела вверх и исчезла где-то в темноте. Издалека, почти заглушаемый воем разбушевавшейся стихии, донесся лай собак. Гончие Этьена! Те самые гончие, которые вообще никогда не подавали голоса.
      Посылая страшные проклятья, Доминик взбежал на пристань, подбежал к дому, в котором жили его матросы, и забарабанил в дверь.
      – Тайфун идет, быстро отводите корабль на подветренную сторону острова!
      Подгоняемый порывами ветра, Доминик пробежал милю к дому Этьена Шартье меньше чем за пять минут. Остановившись только затем, чтобы побарабанить в дверь, он уже на ходу крикнул об опасности и, перепрыгнув через перила веранды, бросился к конюшне. Там, нервно перебирая ногами, бились в стойлах лошади Шартье, чувствуя приближение шторма. Доминик вывел черного мерина, на котором сегодня уже ездил и, не теряя времени, вскочил на спину неоседланной лошади. Уже вылетая галопом со двора, он увидел, как прислуга Этьена поспешно прячется в укрытие под верандой.
      Крупные капли дождя упали ему на лицо и часто застучали по земле. Дорога сразу стала похожа на жидкую черную смолу, такую же вязкую и плотную. Небосвод прочеркнули вспышки молнии и в их отсветах, на мгновение мелькнули стебли табака, поваленные порывами ветра. Ветер свистел в ушах Доминика, и оглушительные удары грома напоминали яростную канонаду каких-то могучих гигантских орудий. Словно огромные стрелы по воздуху летели пальмовые ветви и даже небольшие, вырванные с корнем деревья. Доминик понимал, что ураган еще только набирает силу и не достиг всей своей мощи. Изо всех сил, пытаясь удержаться на дороге, он молил господа помочь ему вовремя успеть туда, где осталась Лаура. Ее коттедж стоял в самой низкой части острова и вода могла залить его в считанные минуты. От сильного порыва ветра мерин стал на дыбы и, не устояв, соскочил с дороги в поле. Доминик попытался заставить лошадь двигаться дальше. Казалось, в этом сражении со стихией прошли часы, а может быть дни, во всяком случае, он уже потерял счет времени, когда, наконец, заметил еле видный за серой пеленой дождя силуэт коттеджа. Мужчина соскочил с лошади и бросился к веранде. По пути его два раза бросало на землю, и он откатывался назад, словно тюк хлопка.
      – Лаура! Лаура! Ида! Лаура! – звал Доминик. Судя по тому, как заболело горло, он понял, что кричит их имена, однако, ничего не услышал. Ветер заглушал его голос, яростно рвал пуговицы на его рубашке, трепал клочья порвавшейся одежды.
      – Лаура! Ида!
      С трудом, забравшись по ступеням, мужчина обнаружил, что передней двери коттеджа нет на месте, ему с трудом удалось заползти внутрь. То, что он заметил в частом сверкании молнии, ужаснуло его. Задней стены дома не было совсем, будто ее снесло чьей-то чудовищно сильной рукой. В этот пролом ветер с грохотом выдувал остатки мебели, которая исчезала в зияющей бреши, словно ее втягивал гигантский насос. Стены дома вибрировали, словно были из бумаги, и было ясно, что они в любой момент могут рухнуть. Доминик бросился наружу.
      – Лаура!
      Высокие морские волны, ломая деревья, яростным приступом заливали двор. Один из валов чуть не утащил мужчину в море, однако, ему удалось где ползком, а где вплавь, вновь выбраться на относительно твердое место и вновь добраться до здания кухни.
      – Лаура! Ида!
      – Доминик! Домини-и-ик!
      Он услышал ее голос, но не смог увидеть ее. Тогда собрав все силы, он рванулся вперед и вдруг налетел на стол, лежавший кверху ножками. Лаура и Ида прятались там, цепляясь за ножки.
      – Держись! Держись! – донесся до него истошный женский крик.
      Ему было ясно, что кухня вскоре тоже обрушится. Захваченной заранее веревкой Доминик обмотал Иду, затем другой конец завязал вокруг талии Лауры, оставшимся концом веревки он привязал себя к ним.