Каюта Доминика, в кормовом отсеке, была похожа на огромную комнату какого-нибудь помещичьего дома. С крючьев свисали яркие фонари. Лунный свет ярко освещал внутренность каюты через длинный ряд больших квадратных окон. От него ложилась дорожка на темные переборки и пол.
      Доминик лежал на жестких подушках широкой кровати, опиравшейся на высокие резные ножки. Его левое плечо было забинтовано туго натянутым бинтом. В стеклянном высоком стакане, стоявшем рядом с кроватью, покачивалась свинцовая пуля, которую врач вытащил из его плеча и оставил ему на память. Доминик был счастлив. Ему вообще везло. Кости не были задеты и ранение, практически, не повредило его мышцы. По всей видимости, Дефромаж использовал сырой порох. Юкс потянулся за бутылкой виски, стоявшей рядом с постелью на столике, когда раздался легкий стук в дверь.
      – Входите.
      Дверь медленно открылась, и на пороге появилась Лаура.
      – А, мадемуазель! Пожалуйста, я очень ждал, что меня кто-нибудь посетит.
      Девушка плотно прикрыла за собой дверь, прошла через каюту и села на стул рядом с койкой больного.
      – Надеюсь, мой помощник хорошо вас устроил? – спросил мужчина.
      – Он уступил нам с Идой свою каюту – ответила Лаура.
      – Завтра я вам отдам эту каюту.
      – Мне не нужна ваша каюта, месье.
      – А что же тебе нужно, Лаура?
      – Вы знаете, что мне нужно.
      Доминик печально улыбнулся.
      – Боюсь, что мы играем словами.
      – В таком случае позвольте мне выразиться яснее. Я хочу вернуться домой к моему отцу, кроме того, я бы хотела, чтобы вы затем сразу уплыли и больше никогда меня не беспокоили.
      Доминик перевел свой взгляд с лица девушки на ее молодую грудь и, увидев, как Лаура вздрогнула, словно почувствовал тепло ее тела.
      – Ты ничего этого не хочешь, – сказал он спокойно. – Единственное, чего бы тебе хотелось, так это, чтобы я отвез тебя снова в собор, где мы могли бы закончить то, что начали.
      – Вы просто на удивление самонадеянны, – возмутилась Лаура. – Для меня нет ничего хуже, чем выйти замуж за пирата. Я благодарна Богу за его милосердие и за то, что он избавил меня от такой судьбы.
      Доминик посмотрел ей прямо в лицо, и его темные глаза заблестели.
      – Что-то не похоже, чтобы у вас на лице было выражение признательности Господу за его милосердие, скорее то, что я вижу, можно назвать сожалением. Ведь вам в глубине души жаль, что все так вышло.
      – Вы ничего не знаете о том, что я чувствую, Доминик Юкс. И вообще вас это не касается.
      – По-моему, вы сами не верите в то, что говорите.
      – Нет, верю. Я верю в это. Вам наплевать на меня, и вам до меня нет дела.
      – Знаешь, Лаура, мне кажется, ты просто испила горькую чашу и сейчас пытаешься доказать всему миру, как глубоко ты обижена.
      – Нет, глупости!
      – Я что, тебя предал?
      Не зная что ответить, Лаура встала и подошла к широкому окну каюты и посмотрела на беспокойные фосфоресцирующие волны.
      – Из-за тебя теперь все жители Нового Орлеана смотрят на меня, как на дуру.
      Доминик сел на кровати и огорченно бросил ей:
      – Мадемуазель, в вас говорит только ваша гордость и ничего больше.
      – Моя гордость? Ха! У меня нет гордости.
      – Да она вас просто съедает.
      – Вы просто видите отражение вашей собственной гордыни.
      – Единственно, кого я вижу, так это женщину, которую люблю.
      Лаура напряглась. О, Боже! Зачем она вообще здесь оказалась, когда сразу ей было ясно, что они будут только спорить друг с другом. Кажется, ему доставляло удовольствие заставлять ее сомневаться в правильности ее поступка.
      – Лаура, посмотри на меня.
      От его густого низкого голоса у нее по спине побежали мурашки. Она закрыла глаза и обхватила руками себя за плечи.
      – Посмотри на меня!
      Она даже не пошевелилась.
      – Можете идти к черту с вашими убеждениями, месье, и пусть сам сатана смотрит на вас.
      Доминик ничего ей не ответил, но до нее донеслось беспокойное ворчание пружин под матрасом, на котором лежал Доминик. Еще через секунду Лаура почувствовала, что ей стало трудно дышать. Она резко повернулась к нему.
      Кроме коротких, до колен, брюк, на Доминике не было ничего. Его загорелые крепкие бицепсы мрачно мерцали в лунном свете. На его повязке запеклось маленькое кровавое пятно.
      Лаура сделала шаг назад, почувствовала, как ночной ветерок охлаждает ее спину, и в ту же секунду горячее дыхание мужчины опалило ее грудь.
      – Я знаю, что говорю! С той минуты, как ты меня покинула, Лаура, я чувствовал себя словно в аду. – Доминик приблизился к ней так, что ей пришлось отшатнуться, чтобы можно было видеть его лицо. – Каждый день, каждую ночь дьявол смотрел на меня и смеялся.
      – Значит, это наказание за твои грехи.
      – Разве это грех, Лаура, любить тебя. Меня нельзя за это наказывать.
      Лаура не могла больше с ним спорить. Она повернулась и посмотрела на Доминика сердитыми глазами. Однако в следующее мгновение девушка вздрогнула, так как его обнаженная грудь внезапно прикоснулась к ее телу, и он дотронулся своей ладонью до ее щеки. Казалось, глаза Доминика жгут ее, проникая в самую душу, волнуя и возбуждая ее.
      – Ты же знаешь, что я тебя люблю, – сказал он. – Что я только ни делал, чтобы доказать тебе это. Может быть, я был неправ, когда захватил корабль твоего отца.
      – Да уж, конечно, ты был неправ. Этому нет никакого оправдания.
      – Но Лаура! На нем же был испанский флаг, – Доминик сделал шаг назад и обескуражено посмотрел на нее.
      – Ха, ну, конечно, это было сделано для того, чтобы обмануть англичан. Ты же знаешь, что Испания – британская союзница. На его месте ты поступил бы точно так же.
      Доминик Юкс нетерпеливо помотал головой.
      – Я зарабатываю себе на жизнь каперством. Я знаю, как это рискованно и все же мирюсь с этим, а твой отец бизнесмен, он деловой человек. Он понимает, что значит рисковать и точно так же, как я, идет на этот риск.
      – Однако, ты погубил его бизнес и разорил его.
      – Я так не думаю. В Америке есть пословица – «Не клади все яйца в одну корзину», – я уверен, что твой отец не настолько глуп, чтобы поступить подобным образом. И я сомневаюсь, что этот маленький корабль, который я имел несчастье захватить, был загружен большей частью его имуществом.
      Лаура решила, что настал подходящий момент перейти в наступление.
      – Ты, наверное, считал, что это очень остроумно, привезти табак моего отца в мой магазин и благодаря этому выглядеть таким великодушным.
      Доминик вздохнул, прошел к своей кровати и сел.
      – Хочешь выпить, Лаура? – спросил он, откупоривая бутылку виски.
      – Нет, спасибо.
      Он снова вздохнул и поставил бутылку в маленькое гнездо, устроенное в столе.
      – То, что я вернул табак, совсем не шутка. Он принадлежал тебе, поэтому я и отослал его в ваш магазинчик. У меня на складе еще находятся так же принадлежащие тебе шерсть и перуанское золото.
      – И уж конечно ты продал всех рабов, которые были на корабле? – презрительно глядя ему в лицо, спросила Лаура.
      – Тебя устроит, если я скажу, что продал их и отдам вырученные за них деньги?
      – Ты что же, считаешь меня работорговкой?
      – Да нет, едва ли. Я отправил рабов на Гранд Терр.
      – В логово Жана Лафита? Да как же ты мог! Думаю все же, что ты их продал на одном из рабовладельческих аукционов.
      – Лучше успокойся. Я не продал ни одного. Большинство решили работать матросами на моем капитанском судне, другие – нанялись пасти скот у меня на вилле в Аккадии. Те люди, которые захотят вернуться домой, могут это свободно сделать, как только заработают достаточно денег.
      – У меня такое ощущение, что ты подумал обо всем.
      Доминик сделал еще один глоток виски и, откинувшись на подушки, произнес:
      – Кажется, не обо всем, дорогая моя. Похоже, я не подумал о том, как вернуть твою любовь.
      – Вам не стоит и пытаться.
      – Я всегда буду пытаться сделать это. Я… – его голос внезапно прервался и глаза заблестели.
      Лаура ждала, что Доминик вновь заговорит, но когда не услышала его голоса, она на цыпочках подошла к его кровати и посмотрела на лежащего перед нею мужчину. Его дыхание было прерывистым, и лицо исказилось от горя. Однако Лауре показалось, что он испытывает сильную боль и даже не замечает того, что происходит вокруг.
      Она прикоснулась пальцем к его бровям с замирающим сердцем, чувствуя, какие они сухие и теплые. С неясным беспокойством и нежностью Лаура отогнула слипшиеся бинты на его плече и взглянула на его рану. Вокруг раны темнели пятна пороховой копоти. Она с тревогой подумала о том, что у него могло начаться заражение.
      Доминик казался таким слабым, таким беззащитным, совсем как в ту ночь, когда выпил отравленное вино, и его голова лежала у нее на коленях. Только теперь у него на щеке и на плече были раны, две отметины, которые он получил, защищая ее. Подавив вздох, девушка погасила лампы и села на стул рядом с его кроватью.
      Казалось, Доминик забылся тяжелым сном, и в этом сне он вдруг пошевелился, повернулся к ней лицом. Легкая улыбка тронула его губы. Его дыхание стало глубоким. Девушка понимала, что не должна этого делать, однако не удержалась и положила свою ладонь на его обнаженную руку. Кончиками пальцев она с наслаждением почувствовала упругую силу его мышц, их восхитительное тепло.
      – Капитан Доминик Юкс, – прошептала девушка. – Сколько же еще ночей я должна сидеть у твоей постели, надеясь, что ты не умрешь?
      – Обещай сидеть возле меня каждую ночь – внезапно он произнес, открывая глаза, – и тогда я не умру никогда.
      Лаура отдернула руку.
      – Значит, ты все это время не спал?!
      – Я проснулся только после того, как ты ко мне прикоснулась, Лаура.
      Она резко встала.
      – Спокойной ночи, капитан Юкс.
      – Вряд ли она будет спокойной, если ты уйдешь.
      – Если я останусь, она будет просто ужасной. Всего доброго, – Лаура пошла к двери, возле нее оглянулась на лежащего Доминика и вышла.
      Он потянулся к бутылке, взял ее со стола, но затем, так и не отпив, поставил обратно. Поднявшись с кровати, Доминик натянул брюки и, помогая себе одной рукой, застегнул пояс. Одеть рубашку было бы для него необычайно трудно, поэтому он, не одевая ее, вышел наружу обнаженным по пояс. Пройдя через кают-компанию, Доминик остановился возле каюты Лауры, немного постоял у двери и пошел дальше, а с другой стороны тонкой двери, отделявшей ее от всего остального мира, стояла в темноте Лаура, напряженно вслушиваясь в затихавшие шаги капитана. Разочарованно вздохнув, Лаура стянула с себя платье и взобралась на постель. Однако она еще долгое время лежала, беспокойно ворочаясь, и вслушивалась в храпенье Иды, сожалея о том, что не открыла дверь Юксу.
      На рассвете Лаура вышла на палубу. Лучи восходящего солнца яркими пучками света озарили океанский простор там, где он сливался с горизонтом, и окрасили огромные треугольные паруса «Дракона» в темно-алый цвет. Смутный силуэт «Попрыгуньи» все яснее вырисовывался в кильватере шхуны и, взглянув на нее в очередной раз, девушка уже могла вскоре заметить матросов на вантах.
      Команда Доминика была занята обычной утренней работой. Его люди, надраив палубу песчаником, окатывали ее морской водой и мыли швабрами, чинили паруса, полировали все медные части так, что они постепенно начинали разгораться жарким огнем. Другие матросы, затянув залихватскую песню «Держи нос по ветру», резкими, быстрыми, ловкими движениями натягивали фал.
      – Лаура, твой капитан прошлой ночью бежал с «Попрыгуньи».
      Девушка резко повернулась на голос. Возле грот-мачты стоял Доминик, одетый в короткие матросские брюки и все так же без рубашки. Глаза у него были усталые, лицо довольно бледное, словно он провел бессонную ночь, но улыбался Доминик, как обычно, уверенно и спокойно.
      – Как ему удалось бежать?
      – Он захватил спасательную шлюпку. Должен заметить, что я не ожидал от него такой находчивости и сообразительности.
      – С чего бы это ему захотелось бежать? Он же знал, что когда мы достигнем Четеру, его освободят. – Внезапно девушка побледнела. – А ты… ты его не…
      – «Не», что? Скормил акулам? Пристрелил его? Повесил на рее? – По выражению лица Лауры Доминик догадался, что попал в точку. – Нет, Лаура, я не такой бесчеловечный.
      – Я не говорила, что ты бесчеловечный.
      – Только жестокий, грубый, невозможный и э-э-э… наглый.
      – Я этого тоже не говорила!
      Он с улыбкой поклонился.
      – Прошу меня извинить за мои предположения, мадемуазель.
      – Аллен захватил с собой хоть немного воды и пищи? – Она неправильно истолковала ревнивый взгляд Доминика, как равнодушный и, схватив его за кисть руки, горячо принялась убеждать: – Он же умрет без воды. Мы должны найти его.
      Доминик опять пожал плечами.
      – Он стянул столько воды и пищи, что сможет продержаться, по крайней мере, несколько дней. К тому же мы не знаем, в каком направлении его искать.
      – Хороша же твоя охрана! Твои люди, должно быть, спали на вахте и позволили ему бежать.
      – Возможно, хотя я склонен думать, что это скорее твои матросы освободили его.
      Не желая дальше спорить, Лаура скрестила руки и посмотрела в сторону кормы, туда, где виднелась «Попрыгунья». Бригантина довольно уверенно держалась у них в кильватере, однако вид у нее был очень жалкий.
      Сломанная мачта, кое-как наращенная другой, более короткой, изуродованные борта. Когда судно взбиралось на гребень волны, девушке была видна кожаная заплата на рваной дыре прямо у самой ватерлинии.
      – Этот пластырь не выдержит, если мы попадем в шторм, – проговорила девушка. Посмотрев на безоблачное небо, Доминик промолчал. – … или если мы столкнемся с англичанами, – добавила она.
      – Сколько в тебе оптимизма, а? Ты по утрам всегда ждешь от жизни, наверное, только хорошего?
      Лаура не удержалась от непроизвольной улыбки.
      – Оказывается, – вы этого не знали, месье.
      – Ваши слова звучат подозрительно похожими на вызов в мой адрес.
      Тут уж она заулыбалась во весь рот.
      – Ха!
      – Да нет, это вам – ха, – поддразнивая ее, Доминик говорил, намеренно копируя язвительную речь, какой говорят жители Кенттуки.
      Девушка хихикнула. Как ни старалась она держаться от него на расстоянии, Доминик все еще продолжал привлекать ее, и с этой силой мужского обаяния она ничего не могла поделать.
      – Как твое плечо? – спросила она, чувствуя, что говорить на серьезные темы ей будет безопаснее.
      Доминик слегка покачал рукой и немного скривился.
      – Значительно лучше, мерси. Этот дурак капитан должен был положить в пистолет побольше пороху, а так пуля едва набрала скорость.
      Подбородок у Лауры надменно задрожал.
      – Это я заряжала тот пистолет, месье.
      Доминик засмеялся.
      – Ну да? Мне следовало бы догадаться. Говорил же мне Ренато Белуши, что ты ничего не понимаешь в оружии.
      – Я очень хорошо разбираюсь в оружии.
      – Ага, ага! Именно поэтому твое ружье, то, которое стоит у тебя за дверью в магазине, заряжено, но без кремня.
      Лаура пнула его в голень кончиком своей туфли.
      – Ты гнусный пират!
      Мужчина захохотал во все горло.
      – Конечно, я настолько гнусный, насколько ты хочешь. Давай я поцелую тебя и тем верну все долги.
      – Эй-эй! Держите руки при себе!
      – Как пожелаете. – Доминик вновь прислонился к мачте и посмотрел в небо. – Узнаешь вот того парня, наверху?
      Лаура перевела взгляд туда, куда он показывал.
      – Которого?..
      – Ну вон, на мачте.
      – Нет. Откуда я могу его знать?
      – Ну, все-таки…
      – Вы, месье, единственный пират, которого я знаю, – ответила она.
      – Я вижу, что должен вас познакомить со своими ребятами.
      – Это не великосветский бал. Ваши друзья могут оставаться и безымянными. Надеюсь, что после поездки я никогда их больше не увижу. Я искренне на это надеюсь.
      Доминик сменил тему разговора.
      – Может, ты согласишься со мной позавтракать?
      – Я поем в своей каюте с Идой.
      – Ну, бери и ее с собой.
      Лаура немного поколебалась, желая и одновременно не желая отказываться. Наконец, она кивнула.
      – Ладно, но я не буду с тобой говорить ни о чем таком.
      Доминик поднял вверх свою правую ладонь и произнес:
      – Торжественно клянусь, что мы будем разговаривать только о несносном Карибском климате.
      Лаура метнула на него подозрительный взгляд, но сказала довольно спокойно:
      – Дай мне минут десять, я должна разбудить Иду. Минут через двадцать юнга пригласил двух женщин пройти за ним в каюту капитана. На черном полированном столе, прикрученном к палубе, стояли блюда, наполненные фруктами и жареной макрелью. В хрустальном графине было налито вино. Влажный тропический ветер проникал в каюту сквозь прямоугольные иллюминаторы и шевелил подол белого платья Лауры.
      – Как это мило! – восхитилась Ида. Она приподняла крышку супницы и понюхала. – М-м-м – вкусно пахнет.
      Доминик поднялся со стула. Его чистая белая рубашка была расстегнута на груди, длинные рукава закатаны до локтей. Поверх рубашки на нем был черный шелковый жилет и на поясе висела шпага в ножнах.
      – Добро пожаловать, леди, – поклонился он, а когда выпрямился, легонько коснулся раненого плеча. – Пожалуйста, садитесь.
      Прежде, чем он успел подать ей стул, Лаура уселась на дальнем конце стола. Доминик прошел мимо нее и предложил стул Иде.
      – Это ни есть правильно миста Юкс, – сказала Ида, усаживаясь. – Цветные не сидят с джентльменами.
      – Чепуха, вы мои гости. Ньюорлеанские порядки ничего не значат на борту моего корабля. А теперь очень вас прошу, давайте завтракать, пока рыба не остыла.
      Чернокожей женщине явно было не по себе. Доминик, словно не замечая ее неловкости, прошел и сел за стол напротив Лауры.
      – Дайте я сделать это, мистер Юкс, – проговорила Ида, когда он начал накладывать еду на тарелку.
      – Не нужно, мадам, – сказал он, накладывая рыбу и большой кусок омлета ей на тарелку. После этого он наполнил блюдо Лауры, затем свое и начал завтракать.
      Довольно улыбаясь, Ида тоже приступила к завтраку, однако заметив, что Лаура мрачно ковыряет вилкой в тарелке, нахмурилась и сказала:
      – Ешь яйца, а то скоро превратишься в настоящую соломину.
      – Я не голодна, к тому же, может быть, они испорчены.
      – Ну что ты, дорогая, у кока в трюме есть несколько несушек, – возразил Доминик. – Впрочем, может быть, ты хочешь начать с макрели? Тим выловил ее только утром и с огромной благодарностью просил тебе передать.
      – Тим?
      Доминик, словно не понимая ее изумления, удивленно приподнял бровь и взял апельсин.
      – Ну да. Я же тебе его показывал сегодня утром.
      Но ты отказалась его узнать, когда он сидел на грот-мачте.
      – Так это был наш Тим?
      – Нет, это ничей Тим. Он свободный человек, а впрочем, вот и он.
      Юнга открыл дверь, и в каюту вошел молодой чернокожий мужчина. На голове Тима был повязан красный платок. Он был одет в полосатую рубаху и серые холщовые штаны, а на поясе у бывшего раба висела кривая абордажная сабля и пистолет.
      – Тим! – Ида так стремительно бросилась к вошедшему, что даже опрокинула свой бокал с вином. Она горячо обняла его и засыпала вопросами. Тим уверил ее, что он теперь свободный человек, и что Мейзи знает об этом. Поклонившись Лауре, Тим улыбнулся, и через некоторое время они с Идой вышли.
      Лаура посмотрела на сидящего напротив ее Доминика, который улыбнулся и вновь наполнил бокал.
      – Ну, ты довольна, Огонек?
      – Очень. – Ей было очень трудно находиться в комнате наедине с ним, особенно теперь, когда она чувствовала к нему такую благодарность. Вновь поковыряв вилкой омлет, девушка с внезапным раздражением сказала: – Уж и не знаю, как ты умудрился забрать его у Вилье. Разве только выкрал?
      – Нет, я его не крал.
      – Тогда как же? Я три раза просила Габриеля продать Тима, а он только смеялся. – Она бросила вилку рядом с тарелкой. – Очевидно, он просто не желает вести дела с женщиной, неотесанная деревенщина!
      – Может быть. Эти креолы упрямые олухи, уж я знаю. Они не верят, что женщины имеют головы на плечах и могут заниматься бизнесом.
      – Я знаю, это просто возмутительно.
      – Может быть, вы будете несколько меньше сердиться, мадемуазель, если узнаете, что я не разделяю их взгляды?
      – Только не надо меня успокаивать и опекать, месье. Я прекрасно понимаю чего вы добиваетесь.
      – Ну, чего же именно?
      Краска бросилась в ее лицо. Она покрошила омлет вилкой на куски и сказала:
      – Вы пытаетесь задобрить меня, чтобы я не рассказала папе о браке.
      Красивое лицо Доминика осветилось. Улыбаясь краешками губ, он пригладил седые волосы на виске и произнес:
      – Лаура, ты шутишь!
      – Вот уж нет. Теперь, когда Аллена нет, вы можете бояться только меня. Вы думаете, что, освободив Тима, и играя на моих чувствах, вы сможете меня заставить молчать? Вы глубоко ошибаетесь.
      – Вот проклятье, – ухмыляясь, сказал Доминик. – Должно быть, теперь я должен опасаться гнева добродушного маленького купца?
      – Мой папа не добродушный маленький купец. Он владеет целым островом.
      – Oгo! Я просто в ужасе.
      Лаура раздраженно оттолкнула тарелку и сложила руки на груди.
      – Вы наверное себя считаете несгибаемым красным драконом?
      Он приподнял здоровое плечо.
      – Некоторые меня так называют.
      – А они тебя никогда не называли самонадеянным?
      – Пожалуй, даже слишком часто. Видишь ли, моя мать не научила меня покорности и смирению.
      – Может быть, мой отец сумеет сделать то, что не удалось твоей матери.
      – Я от всей души желаю ему удачи, Огонек.
      – Прекрати так меня называть!
      – Как хочешь, хотя это будет довольно трудно. Это имя так и вертится у меня на языке.
      Лаура встала резко из-за стола, собираясь уходить. В это время корабль резко качнуло на волне, и девушка чуть не упала на постель у иллюминатора.
      В ту же секунду Доминик оказался возле нее и подхватил под локоть. Лаура взглянула на него.
      – Я бы и так не упала.
      – Надеюсь, что нет. Вы очень самостоятельная.
      – Достаточно самостоятельная, чтобы идти своей дорогой без вашей помощи, месье.
      Однако, она не стала отстраняться и вырываться из его рук. Ей показалось, что кожа у нее даже стала покрываться мурашками от прикосновения его пальцев. Девушка вдруг отчаянно захотела, чтобы он не только дотронулся до нее, она желала, чтобы он поцеловал ее. Когда она отвела взгляд от лица мужчины, в поле ее зрения вдруг попала кровать, словно зовущая к себе.
      Наконец, Лауре удалось обрести равновесие, и она быстро прошла через комнату к окну и посмотрела на зеленые волны за бортом. Весь горизонт застлали тяжелые белые облака, обещавшие скорый дождь и девушка хотела, чтобы пошел этот дождь. Пусть будет даже шторм, – все что угодно, только бы отвлечь внимание Доминика от нее. Все что угодно, только бы отвлечь ее внимание от Доминика.
      – Как же ты уговорил Габриеля отпустить Тима? – спросила она едва понимая, что говорит.
      – Я предложил ему большую сумму денег.
      – Я тоже предлагала ему большую сумму – все, что нам: мне, Иде и Сент Джону удалось наскрести.
      – Я заплатил ему больше.
      – Опять деньги! – Лаура состроила презрительную гримасу.
      – Денег было недостаточно. Я пригрозил ему, что исключу его из членов Баратарии.
      – Как это?
      Доминик сел на кровать, потирая раненое плечо, и принялся объяснять.
      – Понимаешь, плантации генерал-майора находятся на берегу протоки, ведущей в Байю Вьен Веню. Перекрой этот рукав и плантация Вилье потеряет выход на черный рынок. Туда перестанут заходить торговцы, которым удается прорваться через блокаду и торговать с Европой и Южной Америкой.
      Лаура гневно воздела руки и потрясая ими воскликнула:
      – Вот! Еще один бизнесмен замарал себя связями с пиратами и стал их заложником.
      – Но Тим кажется, думает, что это наоборот хорошо.
      – Его-то еще можно понять.