Роберт Хайнлайн. Собрание сочинений - Звездный двойник

      Какое-то время я не видел ничего, кроме марсианина. И не замечал ни Жезла Жизни в его ложнолапах, ни человека за его спиной.
      Марсианин скользнул в комнату, человек последовал за ним. Дверь захлопнулась.
      – Добрый день, господа, – проквакал марсианин. – Уже уходите?
      Меня скрутил острый приступ ксенофобии. Запутавшись в рукавах сорочки, Дэк был вне игры. Но малыш Джок Дюбуа проявил подлинный героизм и стал мне больше, чем братом. После смерти, к сожалению…
      Он бросился на Жезл, заслонив собой нас.
      Скорее всего, Джок умер еще прежде, чем упал. В животе его зияла дыра, в которую свободно прошел бы кулак. Но перед смертью он успел сжать в руках ложнолапу и, падая, не отпустил. Она вытянулась, словно сливочная тянучка, и лопнула у самого основания. Несчастный Джок продолжал сжимать Жезл в мертвых пальцах.
      Человеку, пришедшему с этой вонючкой, пришлось отскочить, чтобы достать пушку. И тут он прокололся: нужно было пристрелить сперва Дэка, а затем – меня. Вместо этого он пальнул в мертвого Джока, а второго выстрела Дэк ему не оставил, попав точно в лоб. Ишь ты, а я и не знал, что Дэк при оружии!
      Обезоруженный марсианин даже не пытался смыться. Поднявшись, Дэк подошел к нему и сказал:
      – А, Рррингрийл. Рад видеть тебя.
      – Рад видеть тебя, капитан Дэк Бродбент, – проквакал марсианин. – Ты скажешь моему Гнезду?
      – Я скажу твоему Гнезду, Рррингрийл.
      – Благодарю тебя, капитан Дэк Бродбент.
      Длинный, костлявый палец Дэка целиком вошел в ближайший глаз марсианина, достав, похоже, до самого мозга. Дэк выдернул палец – весь он был вымазан отвратительной зеленоватой слизью. В агонии тварь втянула ложнолапу в «ствол», но даже мертвая оставалась стоять на своей подошве. Дэк бросился в ванную, там зашумела вода. Я застыл в столбняке, не в силах двинуться с места – точь-в-точь сдохший Рррингрийл.
      Появился Дэк, вытирая руки о рубаху:
      – Нужно их убрать, и быстро!
      Ничего себе – «вытри стол»!
      Я решил выяснить отношения. Одной, довольной путаной, фразой, объяснил ему, что в это дело встревать не желаю, что теперь нужно вызывать полицию, и я хочу свалить до того, как здесь будут ищейки, и пошел он – не скажу куда – со своими перевоплощениями, и я намерен, расправив крылышки, упорхнуть в окно. Дэк отмахнулся:
      – Не трясись, Лоренцо. Мы в цейтноте. Помоги-ка оттащить их в ванную.
      – А?! Бог с тобой! Запрем номер, и – ноги в руки! Авось на нас не подумают.
      – Авось не подумают, – согласился он, – никто не знает, что мы здесь. Но они без труда догадаются, что Джока убил Рррингрийл. Вот этого допустить нельзя. Сейчас – нельзя.
      – А?
      – Мы не можем позволить газетчикам растрезвонить, что марсианин убил человека! Заткнись и помогай.
      Я заткнулся и стал помогать. Помнится, Бенни Грей был худшим из маньяков-садистов, когда-либо баловавшихся расчлененкой. Он-то и оттащил оба тела в ванную, пока Дэк, вооружившись Жезлом, довольно умело разделывал Рррингрийла на мелкие кусочки. Первый надрез он постарался провести так, чтобы не задеть мозговой полости, и проделал это довольно чисто. Однако помочь ему я все равно бы не мог. По-моему, дохлый марсианин воняет куда хуже живого. Oubliette удалось отыскать тут же, в стене, за биде, но долго бы мы его искали, не помоги нам предупреждение «Опасно, радиация». Спустив туда останки Рррингрийла – у меня даже достало храбрости помочь, – Дэк все тем же Жезлом принялся расчленять трупы людей, спуская кровь в ванну.
      Ну и кровищи в человеке! Мы открыли краны на полную катушку, и все же… Брррррр!
      Но взявшись было за бедного малыша Джока, Дэк вдруг остановился. На глазах его показались слезы, он сделался как слепой, и я забрал у него Жезл, пока он не отхватил себе пальцы. Бенни Грей вновь занялся привычной работой.
      Когда я закончил, в номере не осталось никаких следов двух людей и марсианского монстра. Тщательно вымыв ванну, я наконец разогнулся. В дверях возник Дэк. Он был спокоен, будто ничего не случилось.
      – Я проверил, не осталось ли чего на полу. Если сюда доберется криминалист, он запросто установит, как было дело. Но он, надо думать, не доберется. Пошли! Нужно наверстать почти двенадцать минут.
      Мне и в голову не пришло спрашивать – куда и зачем.
      – Сейчас, подкуем вам башмаки…
      Дэк замотал головой:
      – Нет, жать будут. Теперь главное – скорость.
      – Хозяин – барин, – ответил я и отправился за ним. У двери он притормозил:
      – Да. Неподалеку могут быть другие. Если что – стреляйте, иного выхода нет.
      Жезл Жизни он держал наготове, прикрыв его плащом.
      – Марсиане?
      – Или люди. Или смешанным составом.
      – Дэк, а Рррингрийл был с теми, в баре?
      – Ну да! С чего же я, по-вашему, все ходил вокруг да около, а после притащил вас сюда?! Похоже, они сели вам на хвост. Или мне. Да вы не узнали его разве?
      – Еще чего, конечно не узнал. Это твари, на мой взгляд, все одинаковые.
      – Ну, они то же самое про нас говорят. А в баре был Рррингрийл, его парный брат Ррринглатх, и еще двое из их Гнезда или побочных линий. Все, пора. Увидите марсианина, стреляйте. Вторую пушку прихватили?
      – Да. И знаете, Дэк… Ничего в ваших делах не понимаю, но пока эти твари против вас, я – с вами. Терпеть не могу марсиан.
      Он ошарашенно уставился на меня:
      – Не порите ерунду! Вовсе мы не боремся с марсианами. Те четверо – просто ренегаты!
      – Ка-ак?!
      – Приличных марсиан очень много – то есть, почти все! Да и Рррингрийл – не из худших. Славно я, бывало, поигрывал с ним в шахматишки…
      – Ах вон оно что… Ну, коли так…
      – Кончайте. Поздно отступать. Марш к лифту! Я прикрою.
      Я закрыл рот. Спорить не приходилось – действительно, по самые брови увяз.
 

* * *

 
      Мы спустились к подземке и двинули на скоростную линию, к экспресс-капсулам. Одна двухместная как раз оказалась свободна. Дэк буквально впихнул меня внутрь, я даже не заметил, что за код он набирает. Когда перегрузкам надоело вдавливать меня в сиденье, я не очень удивился мигающей надписи: «Космопорт Джефферсон – выходите!»
      Плевать мне было, какая станция – лишь бы подальше от «Эйзенхауэра». Нескольких минут полета в вакуумном туннеле хватило для разработки плана – приблизительного, поверхностного, подверженного, как пишут в изящных романах, изменениям в связи с обстоятельствами, но все же – плана. Он состоял из одного слова: «БЕЖАТЬ!»
      Еще утром я счел бы его невыполнимым: в нынешнем обществе человек без денег беспомощней младенца. Однако с сотней монет в кармане я мог слинять далеко и быстро. Я не чувствовал себя обязанным Дэку Бродбенту. В силу своих – не моих! – собственных заморочек он чуть не подставил меня под пулю. Затем – втянул в сокрытие преступления. И вот теперь заставляет бегать от закона. Но полиция – пока – за нами не охотится, а значит, отвязавшись от Бродбента, я могу спокойно забыть все, как дурной сон. Вряд ли меня заподозрят, если дело когда-нибудь и всплывет – слава богу, любой джентльмен носит перчатки, и свои я снимал лишь гримируясь, да еще пока занимался той дьявольской «уборкой».
      Замыслы Дэка меня вовсе не трогали – бурный прилив щенячьего героизма при мысли, что он воюет с марсианами, не в счет. Остатки симпатии улетучились, едва я обнаружил его дружелюбие к инопланетным тварям. А ради его перевоплощений я теперь и пальцем не шевельну. Катись он к дьяволу! Все, чего я хочу от жизни, – это немного денег на поддержание души в теле, плюс – сцена. Отродясь не любил играть в полицейских и гангстеров – самый захудалый театр интересней.
      Порт Джефферсон будто создан был для моего плана. Теснота, суета, гвалт, паутина вакуум-туннелей вокруг – если Дэк оставит меня хоть на полсекунды без присмотра, я уже буду на полпути к Омахе. Там отсижусь несколько недель, потом свяжусь с агентом, выясню, не справлялся ли кто насчет меня.
      А Дэк, видать, что-то почуял – капсулу мы покинули одновременно, иначе б я просто захлопнул дверь и удрал. Но тут оставалось только прикинуться слепым и идти рядом, будто щенок на поводке. Мы поднялись в верхний холл, прошли между кассами «Пан-Ам» и «Америкен Скайлайнс», и Дэк решительно устремился через зал ожидания к конторке «Диана Лтд». Я было подумал, он хочет купить билеты на катер до Луны. Как он собирается протащить меня на борт без паспорта и справки о вакцинации, я не знал, однако представление о его предприимчивости уже имел. Значит, слиняю, когда вынет бумажник: если человек считает деньги, то сосредоточится же на них хоть на несколько секунд! Но мы не свернули к кассам «Дианы», а прошли под вывеску «Частные Стоянки». Здесь пассажиров не было – одни голые стены вокруг. Я с досадой подумал, что прозевал отличную возможность затеряться в толчее общего холла.
      – Дэк! Мы что, летим куда-то?
      – А то!
      – Да вы спятили! У меня ж бумаг – никаких. Даже туристского пропуска на Луну!
      – И не надо.
      – Ага, чтоб меня зацапали на «выезде»? А потом здоровый бычара-мусор привяжется с вопросами?!
      На плечо мое легла ладошка с доброго кота величиной.
      – Время, время! Зачем нам «выезд», официально вы никуда не летите. А меня – так и вовсе здесь нет. Вперед, старина!
      Не такой уж я маленький, и с мускулами все в порядке, но показалось, что вытаскивает меня из потока машин дорожный робот. Завидев дверь с буквой М, я предпринял отчаянную попытку вырваться:
      – Ну полминуты, Дэк, пожалуйста! Вы что, хотите, чтоб я в штаны напустил?
      Он только усмехнулся:
      – Да-а? Вы же перед уходом из отеля там были!
      Даже шаг не замедлил, не говоря уж – отпустить меня…
      – Почки последнее время пошаливают…
      – Лоренцо, старина, нюхом чую – пятки у вас пошаливают, а не почки. Знаете, я вот что сделаю. Во-он того быка видите? – В конце коридора, у самого выхода к стоянкам, страж порядка предавался отдыху, взгромоздив свои сапожищи на стойку. – Так я что говорю – очень уж меня совесть заела. Просто необходимо исповедаться – как вы пришили вошедшего марсианина и двух своих сопланетников, как вы, наставив на меня пушку, принудили помочь избавиться от трупов, как вы…
      – Вы что, спятили?!
      – Полностью, приятель, – от таких-то волнений! Опять же – совесть…
      – Но… Вы же не мое мне клеите!
      – Да-а? Это как сказать. Думаете, вам поверят больше, чем мне? Я, в отличие от некоторых, знаю, с чего все заварилось. И знаю кое-что о вас. Вот, к примеру…
      И он напомнил мне пару тех давних проделок, которые я твердо полагал похороненными и похеренными навеки. Черт с ним, выступал я раза два в «холостяцких шоу». В нашей семье такое, мягко говоря, не принято, но жить-то надо! А что касается Биби – это с его стороны просто непорядочно. Откуда я мог знать, сколько ей лет?! Ну, тот вексель, которым я расплатился в отеле, – вовсе ни в какие ворота! Престранные обычаи в Майами-Бич. Тамошняя деревенщина и на обычного неплательщика смотрит, будто на бандита с кистенем. Что я, не заплатил бы, если б мог?! Что до «несчастного случая» в Сиэтле… Словом, знает он обо мне много чего, но зачем же так искажать факты?! Я же…
      – Ну что ж, – продолжал Дэк, – подойдем сейчас к нашему глубокоуважаемому жандарму и во всем чистосердечно раскаемся. И кладу семь против двух, что знаю, кого первым выпустят под залог!
      За разговором мы миновали полисмена. Он увлеченно пудрил мозги сидевшей за барьером дежурной и на нас даже не посмотрел. Дэк вынул откуда-то два пропуска с надписью: «Полевой допуск – разрешение на обслуживание – стоянка К-127» и сунул их под монитор. Монитор считал информацию и высветил разрешение взять машину на верхнем уровне, код Кинг-127. Дверь распахнулась, механический голос произнес:
      – Будьте осторожны. Внимательно следите за радиационными предупреждениями. За несчастные случаи на поле Компания ответственности не несет.
      Усевшись в небольшую машину, Дэк набрал абсолютно другой код. Машина, развернувшись, юркнула в какой-то туннель. Куда нас несет – меня совершенно не волновало: теперь все едино.
      Покинутая нами машина отправилась обратно. Прямо передо мной к далекому стальному потолку поднималась лесенка. Дэк подтолкнул меня к ней:
      – Давайте скорей!
      Добравшись до люка в потолке, я увидел надпись: «ОПАСНО! РАДИАЦИЯ! Находиться не более 13 секунд». Цифры были вписаны мелом. Пришлось затормозить. Заводить детей я, конечно, не собирался, однако и дураком себя не считал. Дэк оскалился:
      – Ах, вы сегодня не в свинцовых подштанниках?! Открывай и давай быстро на корабль! Там всех-то дел на десять секунд, если не канителиться.
      Мне хватило и пяти. Футов десять пробежал под открытым небом, затем нырнул в люк корабля, а там уж понесся через две ступеньки.
      Кораблик был невелик. Во всяком случае, рубка тесная; рассматривать снаружи времени не было. До этого я летал лишь на лунных катерах – «Евангелине», да ее братишке «Гаврииле»; это когда имел глупость согласиться выступать на Луне в компании с еще несколькими простаками. Наш импрессарио полагал, что акробатика, пляски на канате и вообще всякого рода кунштюки при 1/6 "g" пройдут куда как успешней. И даже времени на репетицию не оставил, недоумок. А без привычки… Короче, назад я вернулся только благодаря Фонду Помощи Нуждающимся Гастролерам, и это стоило мне всего моего гардероба…
      В рубке находились двое. Один, лежа в ускорителе, возился с какими-то верньерами, другой вертел в пальцах отвертку. Лежавший глянул на меня и ничего не сказал. Второй обернулся и тревожно спросил через мое плечо:
      – А Джок где?
      Из люка, словно чертик из табакерки, выпрыгнул Дэк:
      – Потом, потом! Вы массу его скомпенсировали?
      – Ага.
      – Рыжий, диспетчерская отсчет дала?
      Из ускорителя лениво отозвались:
      – Дала, дала. Каждые две минуты сверяюсь. Вовремя ты, у нас еще… ага, сорок… семь секунд.
      – Место мне, живо! Еще отметку эту ловить!
      Рыжий так же лениво вылез из ускорителя. Дэк тут же рухнул в него. Другой космач сунул меня на место штурмана и, пристегнув ремнями, направился к выходу. Рыжий последовал было за ним, но задержался:
      – Да, чуть не забыл. С вас билетики, – сказал он добродушно.
      – А, ч-черт!
      Рывком ослабив ремень, Дэк полез в карман, достал полевые пропуска, с которыми мы прошли на борт, и отдал ему.
      – Спасибо, – ответил Рыжий, – до скорого! Давай – и чтоб сопла не остыли!
      И с той же изящной ленцой он удалился. Слышно было, как хлопнула дверь шлюза, и у меня заложило уши. Дэк не попрощался – он был занят компьютером.
      – Двадцать одна секунда, – буркнул он. – Предупреждения не будет. Расслабьтесь, и из ускорителя не высовывайтесь. Старт – только цветочки.
      Я почел за лучшее делать, что говорят. Секунды тянулись, будто часы; напряжение становилось невыносимым. Я не выдержал:
      – Дэк…
      – Да отвяжись ты!
      – Куда мы хоть летим?!
      – На Марс!
      Я успел увидеть, как красная кнопка под его пальцем уходит в панель, – и отключился.

2

      И чего, скажите на милость, смешного, когда человека мутит? Этим чурбанам с железными потрохами всегда весело – они и сломанную ногу собственной бабушки оборжут.
      А меня, естественно, скрутило сразу же, как только Дэк убавил тягу и перевел посудину в свободный полет. Однако с космической болезнью я быстро справился – слава богу, с самого утра ничего не ел. Тем не менее, чувствовал себя все плоше и плоше – в предвкушении всех прелестей этой жутковатой экскурсии. С другим кораблем мы состыковались через час сорок три, что для меня, крота по природе, равносильно тысяче лет чистилища. Все это время Дэк находился в ускорителе по соседству, и, должен заметить, шуточек по моему поводу не отпускал. Будучи профессионалом, он воспринял мои мучения с безразличной вежливостью стюардессы – а не как эти безмозглые горлопаны; вы наверняка встречали таких не раз среди пассажиров лунных катеров. Будь моя воля, все дубиноголовые остряки живо бы оказались за бортом еще на орбите и уж там-то вдоволь повеселились бы над собственными конвульсиями в вакууме.
      Как назло, в точку рандеву мы вышли гораздо раньше, чем я собрался с мыслями и смог бы задавать вопросы. Проклятая болтанка лишала всякого любопытства. Думаю, если б жертве космической болезни сообщили, что расстреляют ее на рассвете, ответом было бы:
      – Да? Пере… дайте, пожалуйста, тот пакет!
      Но наконец я оправился настолько, что неодолимая воля к смерти сменилась во мне хилым, еле дышащим, но все же желанием еще немного пожить. Дэк все это время возился с корабельной рацией, причем сигналы шли в очень узком диапазоне: с контролем направления он нянчился, как стрелок – с винтовкой перед решающим выстрелом. Слышать его или читать по губам я не мог – слишком низко склонился он над передатчиком. Похоже, держал связь с «дальнерейсовиком», к которому мы приближались.
      Но в конце концов он бросил рацию и закурил. Я с трудом подавил тошноту, подступившую к горлу при одном виде табачного дыма, и спросил:
      – Дэк, не пора ли вам, наконец, развязать язык?
      – Успеется. До Марса – далеко.
      – Ах так?! Да катитесь вы к черту со своим высокомерием! – довольно слабо возмутился я. – Не желаю на Марс! Знал бы, и слушать ваши бредни не стал!
      – Да успокойтесь вы, никто вас силком не тащит!
      – Э-ээ?
      – Выход у вас за спиной. Хотите – топайте. Уходя, закройте дверь.
      Насмешку я оставил без ответа. Он продолжал:
      – Ах, я и позабыл, вы же без воздуха задохнетесь. Тогда выход у вас один – лететь на Марс. Уж я присмотрю, чтоб вы потом вернулись домой. «Одолей» – то есть, вот эта посудина – идет на стыковку с «Рискуй». «Рискуй» – сверхскоростной дальнерейсовик. И через семнадцать целых хрен десятых секунды после стыковки он стартует к Марсу – мы, кровь из носу, должны быть там в среду.
      С раздражением и упрямством, на какие только способен тот, кого укачало, я ответил:
      – Не поеду ни на какой Марс. Здесь останусь. Ведь должен кто-нибудь отвести корабль на Землю, я-то знаю!
      – Корабль – да, – согласился Дэк, – но не вас. Потому что те трое, за кого нас должны были принять в порту Джефферсон, сейчас на борту «Рискуй». «Одолей» же, как видите, трехместный. Боюсь, место для четвертого здесь вряд ли отыщется. И кстати, как вы пройдете через контроль на «въезде»?
      – Плевать! Хочу на Землю!
      – Ага. И в кутузку за все грехи разом – от «попытки нелегального въезда» до «разбоя на космических трассах»? Не валяйте дурака! Вас в конце концов примут за контрабандиста, препроводят в тихий кабинетик, там введут иглу за глазное яблоко и выкачают из вас все! Уж они-то умеют спрашивать, и от ответа не отвертитесь. Однако на меня все свалить у вас тоже не выйдет – добрый старый Дэк Бродбент уже целую вечность не возвращался на Землю; это подтвердит куча самых достойных свидетелей.
      Вот теперь мне действительно поплохело! К невыносимой тошноте добавился страх.
      – Ты, значит, отдашь меня легавым?! Ах ты…
      Я запнулся, не в силах сходу подобрать слово.
      – Что ты, старина?! И не подумаю! Можно бы, конечно, скрутить тебе руки, а там думай обо мне что хочешь… Только – нужды нет. Парный брат Рррингрийла – Ррринглатх – наверняка в курсе, что старина Грийл в номер вошел, а обратно не вышел. Он и наведет. Парный брат – тебе такое родство и не снилось! Вообще землянину его не понять – мы ж не размножаемся делением.
      И знать не желаю, как эти твари размножаются, – вроде кроликов, или там аист их приносит в маленьком черном узелке. Если верить Бродбенту, вернуться на Землю мне не светит вовсе. Об этом я и сказал. Он покачал головой.
      – Вздор. Положись на меня – вернем в целости-сохранности, как и вывезли. Закончим дело – выйдешь через то же, или другое, все равно – поле, в пропуске будет сказано, что ты – механик, вызванный зачем-нибудь в последнюю минуту; загримируешься, возьмешь ящик с инструментом… Ты же актер – неужто механика не сыграешь?
      – А… Конечно, но…
      – И порядок! Держись старого, мудрого Дэка – с ним не пропадешь. Я восемь наших ребят на уши поставил, чтоб слетать на Землю и назад с тобой вернуться – кто мешает второй раз то же сделать? Но если наша гильдия не поможет – у тебя ни одного шанса. – Он усмехнулся. – Все дальнобойщики – вольные торговцы в душе. Искусство контрабанды, вот что это такое! И каждый из нас всегда поможет другому в маленьком, невинном обмане таможенной службы. Но с посторонними наша гильдия не сотрудничает.
      Я все пытался призвать к порядку желудок и обмозговать ситуацию как следует.
      – Дэк, это связано с контрабандой?
      – Да нет! Вот разве вас мы вывозим беспошлинно.
      – Я хотел сказать, контрабанда, по-моему, вовсе не преступление.
      – А кто ж спорит?! Только те, кто делает деньги на зажиме торговли! А от вас требуется перевоплощение, Лоренцо. И вы – как раз тот человек, который нам нужен. Я же не случайно подсел к вам в баре – вас целых два дня выслеживали. И я, стоило мне сойти на Землю, тут же отправился к вам.
      Дэк нахмурился:
      – И хотел бы я быть уверенным, что достойный наш противник преследовал не вас, а меня.
      – Почему?
      – Значит, они просто пытались выяснить, что я замышляю. Тогда все – о'кей, счет ничейный, полная ясность. А вот если выслеживали вас, выходит, они знают, что мне нужен актер, способный сыграть эту роль.
      – Но откуда им было знать? Или вы сами рассказали?
      – Лоренцо, дело слишком серьезное. Гораздо серьезней, чем вы думаете. Я сам всех подробностей не представляю, и потом – чем меньше вы об этом будете знать, тем вам же спокойней. Одно скажу: подробные характеристики некоего лица были скормлены большому компьютеру «Бюро Переписи Населения» в Гааге, чтобы машина сравнила их с характеристиками профессиональных актеров – всех, какие есть. Всеми средствами это старались держать в секрете, но кто-нибудь мог все же догадаться и разболтать. Дело в том, что актер должен быть во всем похож на оригинал – отбор проводился строгий. И воплощение требуется – идеальное.
      – Ого! И машина именно меня назвала?
      – Да. И еще одного.
      Вечно язык мой суется, куда не просят! Но я не смог удержаться, будто жизнь моя от этого зависела. Хотя – так примерно и было: кто же, интересно, мог сыграть не хуже меня?
      – Еще одного? Кого это?
      Дэк смерил меня взглядом. Он заметно колебался.
      – Один парень, как его… ээ… Орсон Троубридж! Может, слыхали?
      – Это пугало?!
      От ярости даже тошнота на минуту прошла.
      – Да? А я слыхал – он прекрасный актер…
      Я был просто вне себя от мысли, что кто-либо может считать этого нелепого Троубриджа способным сыграть роль, которая под силу только мне:
      – Эта… помесь ветряка с Демосфеном?
      Я остановился: гораздо приличнее просто не обращать внимания на подобных «коллег». Но этот щеголь еще и страдал острейшей формой нарциссизма: если даже по ходу пьесы требовалось поцеловать даме руку, Троубридж обязательно обманывал публику и целовал собственный большой палец. Эгоист, позер, фальшивый насквозь человечишко – разве такому вжиться в роль?!
      Вдобавок, по какой-то необъяснимой прихоти Фортуны, его козлиная декламация и обезьяньи кривлянья прилично оплачивались – а настоящие мастера голодают…
      – Дэк! Да как вы подумать могли, что он подойдет?!
      – М-мм… Не то, чтоб он подходил, – он сейчас связан долгосрочным контрактом. Сразу хватятся, пропади он хоть на неделю. Хорошо, вы оказались «на воле». Получив ваше согласие, я велел Джоку отозвать ребят, занимавшихся Троубриджем.
      – И правильно!
      – Но знаете, Лоренцо, должен вам сказать: пока вы обуздывали свою требуху после торможения, я связался с «Рискуй» и дал команду продолжать переговоры с Троубриджем.
      – Что?!
      – Так вы ж сами просились. У нас как – раз уж дальнобойщик подрядился забросить груз на Ганимед, так он доставит его на Ганимед. Сдохнет, а доставит, не пойдет на попятный, когда корабль уже загружен! Вы сказали, берете эту работу – без всяких там «но» и «если». Выберетесь. И уже через несколько минут празднуете труса при первом шорохе. Потом – с космодрома сбежать хотели. И вот только что истерику закатили – хочу на Зе-е-млю! Знаете, может, вы и лучший актер, чем Троубридж, – я не разбираюсь. Но нам нужен парень, который не сдрейфит в случае чего. И сдается мне, Троубридж как раз из таких. Если с ним договоримся – заплатим вам и отправим назад. Ясно?
      Более чем. Дэк вслух не говорил, но явно имел в виду, что я не тот партнер, на которого можно положиться, и был по-своему прав. И обижаться оставалось лишь на самого себя. Конечно, только полный кретин соглашается, сам не зная, на что, – но я ведь согласился! Безоговорочно… А теперь вдруг решил отвалить в сторонку, будто новичок, испугавшийся публики.
      Что бы ни случилось, играй до конца! – вот древнейшая заповедь шоу-бизнеса. Может, философы ее и опровергнут, однако жизнь наша редко подчиняется логике. Мой папаша соблюдал эту заповедь свято. Я сам видел, как он доигрывал два акта с острым приступом аппендицита, да еще выходил на поклоны, прежде чем его отправили в больницу. Сейчас я словно видел лицо отца – лицо истинного актера, с презрением взирающего на горе-фигляра, готового без зазрения совести отпустить публику неудовлетворенной…
      – Дэк, – неуклюже промямлил я, – извините, бога ради. Я был неправ.
      Он пристально оглядел меня:
      – Так вы будете играть?
      – Да.
      Я отвечал совершенно искренне, но вдруг вспомнил об одной вещи, делавшей эту работу для меня вовсе безнадежной, вроде роли Белоснежки в «Семи гномах».
      – Все – о'кей, я буду играть. Но…
      – Что «но»? – презрительно спросил Дэк. – Опять ваша проклятая натура.
      – Нет, нет! Но – вы говорили, летим на Марс. Дэк, я должен буду играть среди марсиан?
      – Ну конечно, а то среди кого?
      – А… Но, Дэк, я же не переношу марсиан! Они меня всегда из колеи вышибают! Я постараюсь справиться, но может получиться… понимаете?
      – Э, если дело только в этом – плюньте и забудьте!
      – Как «забудьте»? Я…
      – Говорят вам – плюньте! Нам все известно – вы в таких вещах сущий чайник, Лоренцо. Эта боязнь марсиан – все равно, что детские страхи перед пауками и змеями, но – неважно. Мы все учли. Так что – не беспокойтесь понапрасну.
      – Ну, раз вы… Тогда все в порядке.
      Не то, чтобы он меня успокоил – слово «чайник» уж больно задело. Для меня чайниками всегда оставалась публика – в общем, этой темы я больше не поднимал. Дэк опять пододвинул к себе микрофон и сказал:
      – Одуванчик – Перекати-полю. План «Клякса» отменяется. Продолжаем по плану «Марди Гра».
      – Дэк?.. – начал я, когда он отложил микрофон.
      – После, – отмахнулся он. – Идем на стыковку. Может, тряхнет малость – нет времени рассусоливать. Сидите тихо и не суйтесь под руку.
      И нас-таки тряхнуло. Когда мы оказались на планетолете, я даже обрадовался возобновлению невесомости – постоянная, но легкая тошнота куда лучше редких, но бурных приступов. Однако лафа продолжалась минут этак пять. Когда мы с Дэком вплывали в шлюз, трое космачей с «Одолей» уже стояли наготове. Тут я на минуту замешкался – чего возьмешь с такого безнадежного крота вроде меня, который пол-то от потолка в невесомости отличить не может. Кто-то спросил:
      – А где этот?
      – Да вот! – отвечал Дэк.
      – Этот самый? – вопрошавший будто глазам не верил.
      – Он, он, – подтвердил Дэк, – только в гриме; не суетись зря. Лучше помоги устроить его в соковыжималку.
      Меня схватили за руку, протащили узким коридором и впихнули в одну из кают. У переборки против входа стояли две «соковыжималки» – гидравлические устройства, вроде ванн, распределяющие давление равномерно, – на дальнерейсовиках ими пользуются при высоких ускорениях. Живьем таких ни разу не видал, но в одном фантастическом опусе – «Нашествие на Землю», кажется, – среди декораций было нечто похожее.
      На переборке была наляпанная по трафарету надпись: «Внимание! находиться вне противоперегрузочных устройств при ускорении свыше трех g запрещено! По приказу…» Я продолжал вращаться по инерции, надпись скрылась из виду прежде, чем ее удалось дочитать. Меня уложили в соковыжималку. Дэк и его напарник торопливо пристегивали ремни, когда завыла сирена, и из динамиков раздалось:
      – Последнее предупреждение! Два g! Три минуты! Последнее предупреждение! Два g! Три минуты!
      Снова завыла сирена. Сквозь вой слышен был голос Дэка:
      – Проектор и записи – готовы?
      – Здесь, здесь!
      – А лекарство?
      Дэк, паря надо мной, сказал:
      – Дружище, мы тебе инъекцию вкатим. Малость нульграва, остальное – стимулятор; это чтоб оставался на ногах и зубрил роль. Поначалу возможен легкий зуд – в глазных яблоках и по всему телу. Это не страшно.
      – Дэк, подожди! Я…
      – Некогда, некогда! Нужно еще раскочегарить как следует эту груду металлолома.
      Он развернулся и выплыл из каюты, прежде чем я успел что-либо сказать. Напарник его, закатав мой левый рукав, приложил инъектор к коже и вкатил мне дозу раньше, чем я это почувствовал. Затем и он удалился. Вой сирены сменился голосом:
      – Последнее предупреждение! Два g! Две минуты!
      Я попытался осмотреться окрест, но лекарство буквально оглушило. Глаза заломило, зубы – тоже; нестерпимо зачесалась спина – но дотянуться до нее мешали ремни безопасности. Похоже, они и спасли меня от перелома руки при старте. Вой сирены смолк, из динамиков послышался бодрый баритон Дэка:
      – Самое распоследнее предупреждение! Два g! Одна минута! Оторвитесь там от пинакля – пришла пора ваши жирные задницы поберечь! Сейчас дадим копоти!
      Голос его пропал. На этот раз вместо сирены пошли первые аккорды Ad Astra, сочинение Аркезиана, Опус 61 до мажор. Это была довольно спорная версия Лондонского Симфонического – у них там нотки «ужаса» на четырнадцатом такте несколько режут ухо.
      Но на меня, оглушенного и раздавленного, музыка никак не подействовала – нельзя же намочить реку!..
      В каюту вплыла… русалка. Так мне сперва показалось – именно русалка, правда, без рыбьего хвоста. Когда жжение в глазах малость стихло, я разглядел весьма интересную девушку – в шортах и с очень даже симпатичной грудью под безрукавкой. Уверенные движения ясно говорили, что невесомость для нее дело привычное. Деловито меня оглядев, она заняла соседнюю соковыжималку, положив руки на подлокотники и даже внимания не обратив на пристяжные ремни. Отзвучал финальный аккорд, и тут я почувствовал нарастающую тяжесть.