– Я знаю.
– Вот и хорошо.
Майкл сделал небольшой глоток, кофе был еще очень горячим.
– Ему было всего восемь дней, Джеймсу. Это все, что выпало на его долю.
С улицы до них доносился приглушенный визг электрической пилы, потом наступила тишина, затем раздался внезапный смех. Это Эмили в соседней комнате смотрела утреннюю воскресную передачу по телевизору. Лоррейн поставила кружку и пересекла кухню, чтобы включить машину для мойки посуды.
– Если я должен рассортировать вещи, – Майкл встал из-за стола, – то лучше это сделать сейчас.
«Если бы Бог считал, что я должен стать водопроводчиком, – думал Миллингтон, – он должен был бы обеспечить меня здесь на земле полным набором разводных ключей и такой шеей, которая могла бы вытягиваться по всем коленам трубы».
– Грэхем! – раздался голос его жены с первой ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. – У тебя все в порядке?
Миллингтон доверил ответ пауку, сидящему вместе с ним под ванной, и снова стал пытаться подобрать подходящий для этой трубы ключ.
– А как тот приятный молодой человек, которого ты встретила в гараже? Помнишь, когда у тебя были неприятности с глушителем? Где-то недалеко от Грантама.
– Не знаю мама.
– Я полагала, что он собирался пригласить тебя на обед или что-то в этом роде? Ведь он бесплатно установил тебе выхлопную трубу.
На самом деле он просто выдавил на трубу немного быстро сохнущей смеси, закрепил вокруг нее обвязку и хотел побыстрее опробовать результат. Они в это время ели у «Берни» готовый обед: креветки под майонезом, антрекоты с печеным в кожуре картофелем, кресс-салат и пирог «Черный лес». Парень с трудом дождался, когда наконец Линн Келлог выйдет на стоянку и он сможет показать ей, что недаром завоевал сертификат лучшего механика по устранению мелких поломок в автомобилях в этом месяце.
– Выходит, на горизонте никого нет?
– Нет, мам. В данный момент никого.
– О, Линни, – вздохнула ее мать. – Надеюсь, ты не запоздала.
– Нет, нет. Совсем не преждевременно. – Отец Па-теля был не в силах сдержать довольную улыбку и чувство удовлетворения в голосе. Патель тут же представил довольные лица матери и сестер.
– Ты должен привезти ее к нам с визитом.
– Папа, я не знаю…
– И поскорее.
Мать Сары по воскресным утрам посещала Церковь Иисуса Христа и Святых Судного дня в бывшем коммунальном зале с рифленой крышей и с видом на гоночное поле.
Отец в кровати просматривал «Нью оф зе уорлд» и «Пипл». «Единственный шанс хоть что-то почитать, по крайней мере, пока не откроется трактир», – любил говорить он.
– Что он представляет собой, этот Реймонд? – поинтересовалась мать, вытаскивая из завитых волос трехдюймовую стальную шляпную булавку и снимая мягкую фетровую шляпку, в которой она ходила в церковь. – Он образован? Умеет себя вести? – Она сложила губы в улыбке. – Главное, чтобы он не был «из простых».
Дивайн обнял белый фаянс унитаза, прилагая все усилия, чтобы сблевнуть в третий раз. Горло болело так, будто его скоблили чем-то тупым, а голова была, как мяч, который послали через все поле. Когда с большим трудом удалось подняться с колен, он, шатаясь, поплелся в угловой магазин за парой пинт молока и пачкой сигарет «Бенсон», которые девица из его кровати просила с того момента, как оторвала голову от подушки, вымазанной краской для ресниц.
При дневном свете она выглядела совсем малолеткой, семнадцатилетней подручной из какой-нибудь конторы. Вчера вечером он подцепил ее на танцплощадке. Вначале они дрыгались под звуки тяжелого рока, потом он терся об нее под аккомпанемент Фила Коллинза. «Вы действительно полицейский, правда?» «Нет, дорогая, я Леонардо, черт побери, да Винчи!»
Кевин Нейлор встал, когда еще не было семи. Он погладил на кухне рубашку, слушая воскресную утреннюю передачу «Бруно и Лиз». Он думал о том, что у микрофона они флиртуют как сумасшедшие, а как только окончится передача, сядут в разные такси и разъедутся каждый в свою сторону. Затем он пропылесосил весь верх и почти половину нижнего этажа, и тут переполнился пылесборник. Он порвал его, вынимая из пылесоса, под раковиной не оказалось запасного, а попытки заклеить старый не удались. Пришлось сметать пыль со ступенек лестницы при помощи щетки и совка.
Когда наконец можно было позвонить, трубку, естественно, сняла ее мать. Он подумал, что она вообще не позволит Дебби подойти к телефону.
– Значит, как договорились. В три тридцать? На другом конце линии стояла зловещая тишина.
– Дебби?
Он чувствовал, что ее мать стоит там, энергично жестикулируя губами, подсказывая слова, которые должна произнести дочь.
– Надеюсь, ты не отказываешься привести ребенка на чай?
Вчера он зашел в магазин «Маркс и Спенсер», купил один из ее любимых тортов «Баттенберг» и два шоколадных эклера в коробочке с целлофановым верхом. Он выстоял длинную очередь со стариками и старухами в магазине «Бердз», чтобы купить бисквитных мышек с маленькими хвостиками, солодовый хлебец, имбирных пряников в виде человечков. На тот случай, если Дебби не принесет с собой, он купил баночки детского питания из ревеня и яблок, яблок и слив, а еще с рисовым пудингом.
Теперь он сгреб все это с полок буфета, холодильника, разорвал упаковки, швырнул в мойку и, разбивая кулаками, стал размазывать по стенкам.
– Какого черта, Рей-о! Как это называется?
Рей стоял и смотрел, как после его удара мяч пролетел несколько ярдов за изогнутый металлический флажок и скатился по склону под изгородь на краю подстриженной зеленой лужайки, в центре которой находилась лунка.
– Мне казалось, тебе следовало попасть в лунку, – подморгнул дядя.
– А мне кажется, он слишком воображает о себе, вот в чем дело. – Отец направил свой мяч прямо в цель.
– Перестань осуждать других, – откликнулся Рей. – Тебе понадобилось пять ударов на последней площадке, и ты закатил мяч в лунку ногой.
– Так делают настоящие профессионалы, ты, необразованный глупец, – гордо заявил отец.
– А ты-то откуда это знаешь? – презрительно спросил Рей.
– Потому что я видел их игру.
– Во сне?
– По телеку.
– Мой удар. – Терри вышел вперед.
– Ты видел только таких профессионалов, – разозлился Рей, – которые ездят в лес и платят пятерку за быстрое удовольствие на заднем сиденье.
– Ах ты! – отец потянулся к нему с поднятой клюшкой, но удар пришелся по дяде Терри.
Рей бросил клюшку и пошел прямо через лужайку, засунув руки в карманы и игнорируя крики других игроков, выстроившихся для взятия лунки.
– Рей-о! – кричал Терри. – Вернись обратно.
– Испугался и убежал! – заявил отец. – Не старайся зря.
Лоррейн была поражена, когда Майкл обнял ее за шею и спросил, что она думает, если они завалятся на кровать и отдохнут. Это ее приятно удивило. Она и вспомнить-то не могла, когда они занимались любовью днем. Раньше, перед женитьбой, они, кажется, только этим и занимались.
– Ты куда? – спросил Майкл, он уже лежал раздетый под одеялом и горел желанием заняться любовью. – За таблетками или вазелином?
– Только проверю, – ответила Лоррейн, выглядывая через опущенные занавески. Эмили играла на заднем дворе, разложив вокруг себя куклы, детскую коляску, игрушки. Подражая взрослым, объясняла куклам, как надо себя вести, бережно обращаться с одеждой: они что, думают, деньги растут на деревьях?
Она медленно шла от окна, зная, что Майкл возбуждается, наблюдая покачивание ее грудей.
Через двадцать минут, сидя в ванной и слыша, как Майкл, одеваясь, насвистывает, Лоррейн попросила:
– Позови Эмили, скажи, что мы ее любим, и помой ей руки.
– 16 —
Закуривая сигарету и заправляя рубашку в брюки, Майкл думал о том, что еще каких-нибудь шесть-семь часов и закончится спокойствие выходных дней. Утром зазвонит будильник, и все начнется сначала: поиски места для парковки, одни и те же лица в поезде. Кто-то просто кивнет головой и спрячется за раскрытыми страницами «Телеграф», других, наоборот, не остановить, они готовы говорить и говорить о своей игре в гольф, автомобилях, детях. А четверка заядлых картежников начнет сдавать карты, не дожидаясь, когда тронется поезд, чтобы побыстрее начать партию в бридж по пенни за очко.
– Майкл!
Хорошо бы найти работу поближе – лучше всего – в Шеффилде или в Честерфилде. Проще добираться. Можно даже автомобилем, если покружить по дороге М-1. Тогда и домой можно успевать в нормальное время, как все люди.
– Майкл!
Он поставил ногу на перекладину кровати, чтобы зашнуровать ботинок. Раньше они с Лоррейн не прощались так торопливо. Если бы у них было чуть-чуть побольше свободного времени, они и в кровати бывали бы почаще. Слава Богу, что и сейчас еще все получается довольно хорошо. Он завязал шнурок на втором ботинке. Лоррейн не требуется много, чтобы завестись, и она получает от этого удовольствие.
– Майкл!
– Слушаю.
– Ты все еще там?
– Нет, я спускаюсь.
На лужайке повсюду были разбросаны куклы Эмили. Ее коляска для кукол валялась на боку на покрытой гравием дорожке, пролегавшей между боковой стороной их дома и бетонным забором. Еще одну коляску для кукол Майкл обнаружил перевернутой около двери в гараж.
– Эмили!
Он быстрым шагом прошел метров пятьдесят сначала в одну сторону, затем в другую, вернулся к дому, осмотрел площадки перед домом и позади него, не переставая громко звать: «Эмили! Эмили!»
– Майкл, в чем дело?
Лоррейн стояла в дверях в свитере и джинсах, вытирая розовым полотенцем мокрые волосы.
– Эмили. Ее нигде нет.
– Как нет?
– Ее, черт возьми, здесь нет.
– Она должна быть здесь. – Лоррейн вышла из дверей, держа в руке полотенце.
– Да? Тогда покажи мне, где она, черт побери!
Они обыскали сверху донизу весь дом, каждую комнату, сталкиваясь друг с другом в дверях, на лестнице. Лица у них стали бледными, осунувшимися.
– Майкл.
– Где? – Он торопливо обернулся.
– Нет. Я имею в виду…
– Я подумал, ты увидела что-то.
Лоррейн покачала головой, подошла к нему и взяла за руку, но он оттолкнул ее.
– Майкл, мы должны присесть, хотя бы на минутку.
– Я не могу просто сидеть, черт побери!
– Нам необходимо обдумать случившееся.
– Мы должны найти ее, вот что нам необходимо сделать.
– Ты же сам сказал, что все осмотрел.
– И не нашел ее, не так ли?
В его глазах стояло безумие, руки дрожали. Лоррейн даже удивилась, иногда он дал увести себя на кухню. Она подвинула себе табурет и села, он остался стоять в растерянности.
– Надо составить список всех мест, где она может быть, – предложила Лоррейн.
– Боже мой, каких мест?
– Ее друзей, например, Меган Паттерсон.
– Это в полумиле от нас.
– Можно срезать путь, не доходя до развилки. Она вполне могла дойти туда за то время, пока мы были наверху.
– Занимаясь любовью, – добавил Майкл.
– Это никак не связано…
– Нет связано! Если бы мы не были там, не оставили Эмили одну, этого бы не случилось. – Он наклонился вперед, глядя ей в глаза. – Разве не тан?
Лоррейн встала.
– Куда ты идешь?
– Позвонить матери Меган.
Но Вал Паттерсон не видела Эмили уже несколько дней. Кроме того, Меган не было дома, отец более часа тому назад повез ее на урон верховой езды. Почему бы Лоррейн не позвонить Джулии Нисон, разве Эмили и Ким не ходят иногда вместе в школу? Лоррейн позвонила Нисонам, но безуспешно. Хлопнула входная дверь, Лоррейн поняла, что Майкл вновь отправился на поиски дочери. Она листала телефонный справочник, неловко перебирая непослушными пальцами страницы, иногда услышала, как машина выкатилась задом из гаража и отъехала.
В течение последующих десяти минут Лоррейн переговорила со всеми родителями в микрорайоне, которых она знала и с которыми была в каком-либо контакте Эмили. Отец Клары Фишер проезжал мимо них полчаса тому назад и видел, как Эмили толкала коляску на лужайке перед домом. Нет, он не может точно до минуты определить время, но он уверен, что это была Эмили.
– Вы больше ничего не заметили? – спросила Лоррейн. – Кого-нибудь еще? Какую-нибудь машину?
– К сожалению, больше ничего, – ответил Бен Фишер. – Да и что я мог заметить. Вы не хуже меня знаете, что по воскресным дням здесь тихо, как в могиле.
Хлопнула дверь подъехавшей машины. Появился Майкл, с опущенными плечами, страшно расстроенный.
– Ну что? – повернулась к нему Лоррейн.
– Я четыре раза объехал все вокруг. Проверил везде между Дерби-роуд и больницей. Останавливал всех встречных и расспрашивал.
– Нам надо снова поискать в самом доме, – предложила Лоррейн. – Я имею в виду – обыскать все: шкафы, все остальное. Она может спрятаться, играя, а теперь боится выйти из укрытия.
Майкл покачал головой.
– Я не думаю, что она сама могла куда-то уйти.
– Я и говорю, она где-то здесь…
– Ее кто-то увел, – продолжил Майкл, взяв ее за руку.
– Она ни с кем не пошла бы. – Лоррейн энергично замотала головой.
– Но ведь не остается ничего другого, не так ли?
– Нет, она ни с кем не пошла бы!
– Почему ты так уверена? – Майкл отпустил ее руку.
– Потому, что мы не раз запрещали ей это. Вдалбливали ей все время с тех пор, как она научилась ходить: «Не разговаривай с людьми, которых не знаешь. Нигде – ни в парке, ни на улице. Ничего ни у кого не бери. Как бы тебе этого ни хотелось. Ни мороженого. Ни сладостей». Майкл, она просто не сделала бы это.
Он протянул руну и откинул с ее лица прядь волос.
– Кто-то взял ее, – повторил он.
Лоррейн почувствовала, как спазмом сжало желудок, а в горле встал ком.
Майкл прошел мимо.
– Что ты собираешься делать? Он удивленно взглянул на нее.
– Позвонить в полицию.
– Но еще не прошло и часа, как ее нет?
– Лоррейн, а сколько должно пройти времени?
Он набирал номер, когда она, задыхаясь и комкая слова, стала рассказывать ему про Диану.
Все годы супружеской жизни Майкл и Диана прожили в деревянном доме с тремя комнатами и террасой. Это все, что они могли себе позволить в то время, так как не хотели потратить все деньги на залог и закладную. Они не хотели лишать себя двух отпусков в год, выходов в «свет», посещения клубов. Диана любила, распустив волосы, потанцевать. Особенно после острого «карри» в «Махарани» или в «Чанде». А иногда, когда они испытывали особо сильный прилив чувств, они проводили вечер в «Лагуне».
После несчастья и последовавшего за ним развода, Майкл нашел себе квартиру-студию, а Диана осталась в старом доме с объявлением о его продаже. Нельзя сказать, что много людей заходили посмотреть его. Позже, когда Майкл и Лоррейн решили съехаться, ему пришлось настоять, чтобы Диана освободила им дом. Они сумели продать его, только сбросив с объявленной цены несколько тысяч.
Диана поселилась неподалеку, в Кисберли, маленьком городке, мужская половина жителей которого раньше трудилась на шахте, а женская на трикотажных фабриках. Теперь же они брались за любую работу, которая только подвернется.
Домик Дианы был совсем маленьким. Достаточно было открыть дверь, чтобы очутиться посредине первой комнаты, а сделав два шага, вы оказывались в кухне.
Майкл свернул направо у небольших каруселей, а затем налево, на узенькую улочку, параллельную основной дороге. Здесь три паренька десяти-одиннадцати лет тренировались, гоняя свои подержанные мопеды вверх и вниз по обочине. Некоторое время Майкл стоял, разглядывая кружевные занавески на окнах. По другую сторону улицы кто-то завел пластинку на полную мощность, знакомя всех в округе, кроме клинически глухих, с двадцатью лучшими хитами этой недели.
Майкл вдоль заросшей зеленой изгороди прошел через проём, когда-то бывший воротами. Дверной звонок не подавал признаков жизни. Дверного молоточка не было, так что ему пришлось стучать крышкой почтового ящика, а потом и кулаком.
– Она уехала, – прокричала соседка, жившая через два дома, выставляя на нижнюю ступеньку пустые молочные бутылки.
– Не может быть.
– Как вам угодно.
Через арку, мимо бака с мусором, Майкл прошел к задней части дома и заглянул в квадратное окно кухни. В мойке стояли остатки еды, возможно, завтрака. Но это ничего не доказывало. Он постучал в заднюю дверь, попытался открыть ее, навалившись всем своим весом, но она была заперта на замок и задвижку.
Зацепившись за узкий покатый скат окна задней комнаты, он подтянулся и заглянул в щель между занавесками. Голый сосновый стол, разномастные стулья, на одном из которых висело полотенце. Перед выложенным плиткой намином в пузатой вазе стояли высушенные цветы. Настенные полки были заполнены книжками в бумажных переплетах, кассетами и журналами, альбомами с фотографиями. На столике стояли фотографии Эмили, сделанные, в основном, во время ее посещений матери раз в две недели. Эмили, тянущаяся вверх, чтобы погладить ослика, на лице нерешительность. Эмили в купальнике в закрытом бассейне. Эмили и Диана на ступеньках «Воллатон холла».
Не было ни одной фотографии, на которой они были бы втроем: Майкл, Диана и Эмили – семья, которую они когда-то составляли.
– Эй, вы! Какого черта вы там делаете?
Майкл оглянулся и спрыгнул вниз. У забора дома, который был ближе к аллее, стоял человек с красным лицом.
– Смотрю, есть ли кто-либо в доме.
– Ну хорошо, там никого нет.
– Вы знаете, где она, Диана?
– А кто вы такой?
– Я… я был ее мужем.
– Ну и что?
– Я должен увидеть ее, это очень срочно.
– Насколько я знаю, ее не было здесь все выходные. По всей вероятности, уехала.
– Вы не знаете куда?
Мужчина покачал головой и повернулся в сторону своего дома. Майкл торопливо прошел через арку к фасаду. У входа в дом, расположенный ниже по улице, стояла женщина и любовалась проделанной ею работой. В одной руке она держала резиновый половичок, в другой – щетку. На ступеньках не осталось ни соринки.
– Вы не знаете, где Диана? – обратился к ней Майкл, пытаясь скрыть беспокойство в голосе.
– Уехала на выходные.
– Знаете куда?
– Нет.
– Вы уверены, что ее здесь совсем не было?
– Насколько я знаю.
– А маленькой девочки? Вы не видели Диану с маленькой девочкой шести лет с рыжеватыми волосами?
– Эмили. Ее дочь. Да, видела, конечно, видела много раз, но, как я сказала, не в эти последние два дня.
Майкл покачал головой и отвернулся от нее.
– Она так делает, знаете ли, иногда с ней нет ребенка. Уезжает на выходные. И, надо сказать, очень печальная.
– Почему так?
– Тип, за которым она была замужем, запретил ей видеться с девочкой чаще. Это разбило ее сердце.
Майкл позвонил Лоррейн из автомата, опустив в отверстие монетку.
– Ее здесь нет. Здесь никого нет. У тебя есть что-нибудь новое?
– Ничего. О, Майкл!..
– Я позвоню в полицию прямо отсюда.
– Может, мне тоже подъехать, встретиться с тобой там?
– Кто-нибудь должен быть дома, на всякий случай.
– Майкл?
– Да?
– Постарайся вернуться как можно скорее.
Когда он повесил трубку и побежал к машине, Эмили не было уже полтора часа, а может быть, и несколько дольше. Выезжая на главную дорогу, он вынужден был затормозить, чтобы не столкнуться с грузовиком, спускавшимся с холма в направлении Иствуда. Водитель грузовика обозвал его всеми вариантами слова «ублюдок». «Сбавь скорость, – сказал себе Майкл, – возьми себя в руки. Ты ничем не сможешь ей помочь, если сейчас не сумеешь собраться».
Лоррейн сидела на кухне и, не отрываясь, смотрела в окно. Руками она крепко сжимала кружку с уже совсем холодным чаем. Она застыла без движения, наблюдая, как все ярче разгораются уличные фонари. Каждый раз, иногда из-за поворота появлялся автомобиль, ее сердце начинало стучать сильнее. Ей хотелось думать, что кто-то нашел Эмили и везет ее домой. Но каждый раз свет проскальзывал мимо. Всякий раз, услышав шаги на тротуаре, она наклонялась вперед и ждала, что маленькая фигурка свернет на их дорожку, быстро пробежит ее и лихорадочно застучит в дверь.
В который раз в памяти прокручивался недавний разговор.
«Ты помнишь ту маленькую девочку, которая пропала?» Они читали об этом в газетах, смотрели в передачах новостей по телевидению. Было ужасно видеть лица родственников, снимки ребенка, слушать их мольбы о том, чтобы ребенка вернули живым. «Полиция нашла ее тело».
И Майкл, так убежденно смотрящий на нее: «Конечно…» Как будто не было никакой другой возможности, другого окончания этой истории.
«Что же еще, по-твоему, могло произойти?»
Кружка выскользнула из пальцев, упала на колени, скатилась на пол и разбилась. Лоррейн даже не предприняла попытки поднять осколки, оставив все как есть.
Когда наконец вернулся Майкл, он был не один. Впереди ехала полицейская машина белого цвета с синей полосой, сзади другая – без каких-либо опознавательных знаков. Из первой машины быстро вышли двое полицейских в форме и устремились за Майклом, который почти бегом бросился к дому. Из третьей машины вышла молодая женщина в лыжной утепленной куртке. Она открыла заднюю дверцу, плотный мужчина выбрался из машины и остановился на тротуаре, чтобы натянуть на себя плащ.
Лоррейн, продолжавшая пристально смотреть в окно, фиксировала каждое его движение, стоя в темноте с засунутыми в карманы рунами, он ответил ей внимательным взглядом. Затем она почувствовала, как руки Майкла крепко обвились вокруг нее, глухие рыдания вырвались из его груди, губы прижались к ее волосам, он без конца тихо повторял ее имя: «Лоррейн, Лоррейн…»
– 17 —
В то время, когда Резник еще нес патрульную службу, в воскресенье в обеденный перерыв, взяв пинту пива, можно было послушать пару-другую приличных вещей. По правде сказать, большого выбора не было. Чаще других: «Новый Орлеан» и «Чикаго» с Арнольдом и Боберсом Миллом. Но, когда вы заплатили только за пинту пива, привередничать не приходится. Зато как приятно после тяжелой недели, в субботу вечерком, послушать любимые мелодии: «Кто виноват теперь?» или «Блюзы королевского сада». Мелодичное звучание хора, чередующиеся солисты, два повтора, затем музыканты по одному постепенно выходят из игры, наконец четыре заключительных аккорда, и наконец ударник бросает вверх палочки с криком: «Иее-я! Иее-я!» и… не успевает их поймать.
Однажды Резник уговорил отца сходить с ним, ничего не говоря о музыке, узнав, отец отказался бы идти. Когда они уже были в баре, Чарли сделал вид, что удивился при виде шести мужчин с музыкальными инструментами. Отец, допускавший право джаза на существование только в рамках Винифреда Артвела и Чарли Кунца, смог выдержать только до третьей вещи. Это была довольно грубая обработка «Диппермаут Блюз». Под крики «Ну-ка, залудите эту вещицу как надо!» старший Резник отодвинул в сторону недопитую кружку пива, наградил сына презрительным взглядом и ушел.
Впоследствии он называл эту вещь пренебрежительно: «Та рвано-ритмичная мелодия». Резник постоянно сдерживался, чтобы не сказать отцу, что в этом выражении нет смысла.
Выходя в этот воскресный день из «Белла», где он слушал выступления оркестра, некоторые музыканты которого и были теми самыми ребятами из бара, Резник неожиданно поймал себя на мысли, что думает не об услышанной музыке, а о своем отце. Тот никогда не поощрял внешнего проявления чувств. Пожалуй, единственное – редкие рукопожатия. Пересекая широкую площадь, Резник вспоминал, как впервые оставил отца на обследование в больнице. На нем был обшитый тесьмой шерстяной халат, поверх только что купленной пижамы, штаны которой собрались гармошкой над домашними тапочками. «Прощай, сын», – сказал отец, и под воздействием внезапно нахлынувшего чувства Резник обнял его и поцеловал в небритую щеку. Сквозь уличный шум он услышал удивленный вскрик отца и увидел выступившие на глазах слезы.
Направляясь домой, Резник неожиданно для себя свернул налево и через постоянно расширяющийся Политехнический институт прошел в Зоосад. Народа здесь почти не было, лишь несколько мамаш у птичника, достав из колясок своих малышей и поднеся их к самой решетке, показывали птичек. Он сел на скамейку напротив внушительной, почерневшей от непогоды пушки, захваченной в Крымскую войну местным полном. Это было, наверное, очень странно – сидящий в одиночестве, в ранний послеобеденный час короткого зимнего дня, немолодой человек, пытающийся найти слова для объяснения с отцом, которого уже давно нет.
Когда он вошел в дверь дома – на полчаса позднее чем обычно, – коты принялись тереться о его ноги.
В сумерках уже нельзя было ясно разглядеть что-либо, но Резник достаточно хорошо знал этот район двухэтажных домов с гаражами и садиками с двух сторон дома. Это были дома для зажиточных семей, построенные лет эдак… двадцать – двадцать пять тому назад. Резник иногда проезжал этой дорогой, чтобы сократить расстояние, и всегда с интересом разглядывал все вокруг. У него возникало чувство, что он попал в декорации Голливуда для фильмов пятидесятых годов. В таком доме должны были бы жить сварливый старый отец, неизменно сосущий свою трубку, мать в фартуке, постоянно выпачканном мукой, дающая всем советы и пекущая пироги, дочь, нежно заботящаяся о собаках и детях-калеках, и главный герой – ни в чем не преуспевающий, но не упустивший свой шанс повести к алтарю героиню молодой человек.
Майкл вывел из кухни молодую женщину: «Моя жена Лоррейн».
На вид ей было немногим более двадцати, а сейчас припухшее от слез лицо выглядело еще моложе.
Резник представил Линн Келлог, назвал себя и предложил перейти куда-нибудь, где можно поговорить и выяснить детали.
С разрешения Майкла полицейские тщательно обследовали дом и окрестности, ничего не пропуская. Все помнили, как недавно в одном из городов Англии полиция, разыскивавшая четырехлетнего мальчика, осмотрела комнату в гостинице, где его держали, и уехала ни с чем, не заглянув в буфет, в котором он просидел все это время.
– Я не понимаю, что вы тут делаете? – удивилась Лоррейн. – Ее здесь нет.
– Мы должны все проверить, миссис Моррисон, – объяснил ей Резник.
– Так надо, Лоррейн, – подтвердил Майкл.
– Вероятно, мы Могли бы начать с того момента, когда вы ее видели в последний раз, – предложил Резник.
– Эмили, – проговорила Лоррейн, накручивая кончики волос на палец.
Резник кивнул.
– У нее есть имя.
«Да, – подумал Резник, – у них всегда есть имена. Глория. Эмили».
– Моя жена очень расстроена. – Майкл коснулся ее руки, но она уставилась на его руку, как если бы та принадлежала незнакомому человеку.
Глаза Резника встретились с глазами Линн.
– Когда вы в последний раз видели Эмили? – повторил он.
– Это была Лоррейн, – ответил Майкл, – не правда ли, дорогая?
– Да, – Лоррейн кивнула, – из окна спальни.
– И где она была? Эмили?
– На лужайке. Играла.
– Перед домом?
– На заднем дворе. – Майкл покачал головой. – Наша спальня выходит окнами туда.
– Во сколько это было?
Майкл посмотрел на Лоррейн, которая так и сидела, накручивая волосы на пальцы и уставившись в пол. Над их головами протопали тяжелые шаги.
– Часа в три, в три тридцать.
– А точнее?
– Нет, я…
– Пять минут четвертого. – Голос Лоррейн прозвучал неожиданно резко.
– Вы уверены?
– Послушайте, – Лоррейн внезапно встала, – было ровно три часа, когда Майкл спросил, почему бы нам не пойти в кровать. Я знаю, так как посмотрела на часы. Я сразу пошла в ванную комнату, а потом в спальню, вот тогда, выглянув в окно, и увидела Эмили. Пять минут, или шесть-семь. Какое это имеет значение?
Лоррейн бросилась из комнаты, Майкл сделал неудачную попытку перехватить ее.
– Извините. – Он опустил руки.
– Все в порядке, – ответил Резник. – Мы понимаем. По его кивку Линн Келлог вышла в поисках Лоррейн.
– Нам понадобится подробное описание, – обратился Резник к Майклу, – фотография, желательно недавняя, хотя бы по пояс. Чем быстрее мы разошлем ее, тем лучше. Список друзей Эмили, тех, с которыми она, скорее всего, стала бы играть, пошла бы с ними. Родственники. Нам уже известно о ее матери. Сейчас в ее доме находится офицер, дожидающийся ее возвращения. Что еще, по вашему мнению, может иметь значение? – Резник ободряюще улыбнулся. – С ней будет все хорошо, мистер Моррисон, мы найдем ее.
Но Майкла это не успокоило.
Линн Келлог проверила кухню, спальни, вопросительно взглянула на проходившего мимо констебля, который молча покачал головой. Наконец она нашла Лоррейн в садике. На плечи был накинут вязаный жакет, а в руках она крепко сжимала одну из кукол Эмили. В большинстве соседних домов горели огни. В их оранжевом и желтом свете мелькали силуэты людей, занимающихся своими обычными, житейскими делами. С экранов телевизоров давали советы хозяйкам: «Остатки курицы или жаркого следует завернуть в фольгу и положить в холодильник», завтра начинается новая неделя.
– Вы знаете, Эмили мне не дочь.
– Я знаю.
– Мы занимались… мы занимались… мы занимались любовью.
Слез больше не было – все выплаканы.
– Да.
– О Боже!
Сложив руки и крепко сжав пальцы, Лоррейн повернулась к Линн, и та приняла ее в свои объятия. По обе стороны от них полицейские с фонариками в руках прочесывали все кусты и закутки дворика.
В доме Майкл, несколько поколебавшись, стал рассказывать Резнику о своей первой жене, Диане.
– 18 —
– Вам следовало бы позвонить мне раньше, Чарли.
– Был шанс, что мы найдем ее за пару часов, сэр.
– Да. Но мы не нашли, не так ли?
Скелтон повесил на вешалку за дверью пальто, расправив плечики, чтобы оно висело без складок. Когда позвонил Резник, он как раз устраивался поудобнее, чтобы почитать морские рассказы Александра Кента. В этот момент раздался телефонный звонок.
