Enigma

Налицо две вероятности, одинаково неприятные.

Первая: сообщение сверхзашифровано, его текст пропущен через машину раз, затем другой, чтобы сделать его вдвойне запутанным. Этот прием, отнимающий много времени, применяют только для особо секретной связи.

Вторая: Эстер ошиблась, делая запись — например, неправильно записала всего одну букву. В этом случае он может просидеть здесь буквально до конца своих дней и шифрограмма все равно не откроет свои секреты.

Из двух объяснений второе более вероятно.

Он походил по подвалу, разминая затекшие руки и ноги. Потом снова поставил роторы на GAH и попытался расшифровать второе сообщение от 4 марта.

Тот же результат:

SZULCJK UKAH…

Не став утруждать себя расшифровкой третьей и четвертой депеш, он принялся манипулировать с настройкой роторов — GEH, GAN, CAH — в надежде, что Эстер не так записала букву, но Энигма по-прежнему выдавала абракадабру.

***

В машине было четверо. Эстер на заднем сиденье рядом с Уигрэмом. Впереди двое мужчин. Все дверцы заперты, включен обогреватель. Сильно воняло табачным дымом и потом, так что Уигрэм деликатно зажимал нос своим пестрым шарфом. Всю дорогу он сидел полуотвернувшись от нее и, пока не выехали на шоссе, не произнес ни слова. Здесь они, обгоняя машину, пересекли осевую линию и водитель зазвонил в колокол.

— Ради бога, Леверет, выключи.

Звон прекратился. Машина свернула налево, потом направо, затряслась по избитому колеями проселку. Эстер, чтобы не повалиться на Уигрэма, вцепилась в кожаную обивку. Она тоже молчала — и этим как бы бросала им вызов. Не хватало еще выдать свое состояние, лепеча, как девчонка.

Через несколько минут они где-то остановились. Уигрэм, государственный муж, не пошевельнулся, тогда как двое на переднем сиденье выкарабкались из машины. Один открыл ему дверцу. В темноте мелькали огоньки фонариков. Возникли силуэты людей. Комитет по приему гостей.

— Достали освещение, инспектор? — спросил Уигрэм.

— Да, сэр, — доложил густой мужской голос; среднеанглийский выговор. — Правда, в противовоздушной обороне очень недовольны.

— Ладно, хрен с ними. Если фрицу угодно бомбить эту дыру, пускай бомбит. Планы достали?

— Да, сэр.

— Ладненько. — Взявшись за крышу, Уигрэм выбрался на подножку. Подождал несколько секунд и, видя, что Эстер не двигается, нырнул внутрь и раздраженно размял пальцы. — Давайте, давайте. Мне что, вас выносить?

Эстер скользнула по сиденью.

Еще две легковых автомашины — нет, три, с включенными фарами, высвечивающими силуэты людей, — кроме того, небольшой армейский грузовик и санитарная машина. Ее потрясла эта машина. Дверцы открыты. Когда Уигрэм, поддерживая Эстер под локоть, провел ее мимо, оттуда донесся запах дезинфекции, и она мельком увидела серые кислородные баллоны, носилки с грубыми коричневыми одеялами и белоснежными простынями. На заднем бампере, вытянув ноги, сидели и курили двое мужчин. Они взглянули на нее без всякого интереса.

— Бывали здесь раньше? — спросил ее Уигрэм.

— А где мы находимся?

— Тропа влюбленных. Думаю, не в вашем вкусе.

В руке у него был фонарик, и когда Уигрэм шагнул в сторону, пропуская ее в ворота, она разглядела надпись: «Опасно! Затопленный глиняный карьер — очень глубоко». Где-то впереди слышались стук двигателя и гортанные крики морских птиц. Ее начало трясти.

«И рука Господня была на мне, и дух Господень понес меня и опустил посреди долины, усыпанной костями».

— Вы что-то сказали? — спросил Уигрэм.

— Не думаю.

О, Клэр, Клэр…

Стук двигателя стал громче и, казалось, исходил из кирпичного здания слева. Через дыры в крыше проникал свет, освещая высокую квадратную трубу, снизу увитую плющом. Эстер смутно осознавала, что они не одни, за ними движется целая процессия. Следом шел водитель, Леверет, затем второй пассажир машины в габардиновом пальто с поясом, а позади него полицейский инспектор.

— Здесь осторожнее, — предупредил Уигрэм и хотел взять Эстер под руку, но она стряхнула его руку. Самостоятельно пробралась между кучами кирпичей и зарослями сорняков, услышала голоса, завернула за угол — и ее вдруг ослепило выстроенными в ряд вдоль широкого прохода софитами с дуговыми лампами. По битому стеклу и камням прохода шеренгой ползали на коленях шестеро полицейских. Позади них один солдат возился у трясущегося генератора, другой разматывал с барабана кабель, третий ставил осветительные приборы.

Уигрэм, усмехнувшись, подмигнул, как бы говоря: видишь, сколько людей под моим началом. Натягивая светло-коричневые перчатки, сказал Эстер:

— Должен кое-что вам показать.

В углу у сваленных в кучу мешков стоял полицейский сержант. У Эстер ноги словно приросли к полу. Господи, только бы не она.

— Доставай записную книжку, — приказал сержанту Уигрэм. Приподняв полы пальто, присел на корточки. — Предъявляю свидетельнице, во-первых, женское пальто, судя по виду, длинное, серого цвета, отделанное черным бархатом. — Вынув пальто полностью из мешка, повертел перед собой. — Серая атласная подкладка. Множество пятен. Возможно, кровь. Надо проверить. На воротнике фирменный знак: «Хантерс, Берлингтон Аркейд». Свидетельница заявила… — Он, не глядя, поднял пальто.

Помнишь, я говорила: оно слишком хорошо на каждый день, а ты ответила: Эстер, глупышка, именно поэтому и надо его носить?

— И свидетельница заявила?..

— Оно ее.

— «Оно ее». Записал? О'кей. Дальше. Дамская туфелька. Левая. Черная. На высоком каблуке. Каблук сломан. Ее, по-вашему?

— Что можно сказать? Одна туфелька…

— Большого размера. Скажем, седьмого. Или восьмого. Какой у нее размер?

Помолчав, Эстер тихо произнесла:

— Седьмой.

— Сэр, вторую нашли снаружи, — вмешался инспектор. — У самой воды.

— Панталончики. Белые. Шелковые. Сильно залиты кровью. — Взяв двумя пальцами, протянул Эстер. — Узнаете, мисс Уоллес? — Выпустил из рук и порылся в мешке. — Последний предмет. Кирпич. — Посветил фонариком, что-то блеснуло. — Тоже залит кровью. Прилипли светлые волосы.

— Двенадцать основных сооружений, — докладывал инспектор. — Восемь с печами для обжига, четыре трубы еще целы. Железнодорожная ветка с тупиками, связанная с главной линией, проходит через всю территорию.

Теперь они стояли снаружи, на том месте, где нашли вторую туфельку. На ржавом чане расстелили карту. Эстер стояла в стороне, Леверет, держа руки по швам, присматривал за ней. У воды, вспарывая темноту фонариками, расхаживали люди.

— Вот здесь, рядом с пристанью, у местного клуба рыболовов свой эллинг. Там обычно хранятся три лодки.

— Обычно?

— Дверь взломана, сэр. Рыболовный сезон закончился. Поэтому пропажу сразу не обнаружили. Одной лодки нет.

— С каких пор?

— Ну, в воскресенье еще ловили. Карпа на донку. Последний день перед закрытием сезона. Все было на месте. Так что в любое время после полуночи в воскресенье.

— Воскресенье. А сегодня среда, — тяжело вздохнув, покачал головой Уигрэм.

Инспектор развел руками.

— При всем уважении, сэр, у меня в Блетчли всего трое. Шестерых одолжил Бедфорд, девять человек из Букингема. Здесь две мили от центра города. Дальше некуда, сэр.

Уигрэм, казалось, его не слушал.

— Каковы размеры озера?

— Поперек примерно четверть мили.

— Глубоко? — Да, сэр.

— Сколько — двадцать, тридцать футов?

— По краям. Ступенями спускается до шестидесяти. Может, до семидесяти. Старые выработки. Из того, что взяли отсюда, построен весь город.

— Да ну? — Уигрэм посветил фонариком поверхность озера. — Думаю, есть смысл. Из одной дыры сделать другую. — Над водой, клубясь на ветру, как пар над котлом, поднимался туман. Луч фонарика, скользнув по воде, уперся в здание. — Так что же здесь произошло? — тихо сказал Уигрэм. — Этот человек в воскресную ночь заманивает ее сюда… Убивает, вероятно, кирпичом. Волочит ее сюда… — Лучик пробегает от обжиговой печи до воды. — Должно быть, здоровый малый, она ведь была крупная девушка. Что потом? Достает лодку. Возможно, запихивает тело в мешок. Добавляет туда для весу кирпичей. Ясно. Отгребает от берега. Сбрасывает тело. Глухой всплеск среди ночи, как в кино… Видно, собирался вернуться за одеждой, но что-то помешало. Возможно, появилась следующая парочка влюбленных. — Он снова посветил фонариком туман. — Семьдесят футов. Адская глубина! Чтобы найти труп, нужна подлодка.

— Можно мне уйти отсюда? — спросила Эстер. До сих пор она была спокойна и собранна, но теперь ее душили слезы и она судорожно хватала ртом воздух.

Уигрэм осветил ее заплаканное лицо.

— Нет, — грустно произнес он. — К большому сожалению, нельзя.

***

Джерихо переналаживал шифровальную машину так быстро, насколько позволяли онемевшие пальцы.

Настройка Энигмы на шифр германской армии Гриф 6 февраля 1943 года:

I V III DMR EY JL AK NV FZ CT HP MX BQ GS

Четыре последние шифрограммы были безнадежны, полная катастрофа, хаос из хаосов. Он и без того затратил на них слишком много времени. Теперь начнет сначала, на этот раз с первой депеши. Е с Y, J с L. А если не получится? Лучше об этом не думать. А с К, N с V… Поднял крышку, освободил шпиндель, снял роторы. Над головой во всем огромном доме полная тишина. Он забрался слишком глубоко, чтобы даже слышать шаги. Интересно, что они там делают. Ищут его? Возможно. Если разбудят Логи, то найти его недолго. Поставил роторы на места: первый, пятый, третий, — повернув, ввел начальные буквы — DMR.

Почти сразу почувствовал удачу. Первые С и X были нулями, а затем пошли A, N, О, К, Н.

An OKH…

Адресовано OKH. OberkommandodesHeeres.

Верховному командованию сухопутных сил.

Чудо.

Палец стучал по клавишам. Мелькали световые сигналы.

AnOKH/BEFEHL.

В штаб Верховного главнокомандующего.

Dringend.

Срочно.

Melde Auffindung zahlreicher menschlicher Uberreste zwolf Km westlich Smolensk…

В двенадцати километрах к западу от Смоленска обнаружены останки людей…

***

Эстер заперли в машине вместе с Уигрэмом. Леверет караулил снаружи.

Джерихо. Он расспрашивает ее о Джерихо. Где он? Что делает? Когда она видела его в последний раз?

— Он ушел из барака. Дома его нет. В вашем домике тоже нет. Я спрашиваю: где еще можно находиться в этом долбаном городишке?

Она не произносит ни слова.

Он пробует кричать, стучит кулаком по переднему сиденью. Когда это не помогает, дает ей носовой платок и старается проявить сочувствие, однако от пахнущего одеколоном шелкового платка и при воспоминании о прилипших к кирпичу светлых волосах она чувствует, что ее вот-вот вырвет, поэтому ему приходится опустить стекло и попросить Леверета открыть дверцу.

— Нашли лодку, сэр, — сообщает Леверет. — На дне кровь.

***

К трем часам Джерихо расшифровал первое сообщение.

В ШТАБ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО. СРОЧНО. В ДВЕНАДЦАТИ КИЛОМЕТРАХ К ЗАПАДУ ОТ СМОЛЕНСКА ОБНАРУЖЕНЫ ОСТАНКИ ЛЮДЕЙ. МНОЖЕСТВО, ВОЗМОЖНО, ТЫСЯЧИ. ЧТО ПРЕДПРИНЯТЬ? ЛАХМАН, ПОЛКОВНИК ВОЕННОЙ ПОЛИЦИИ.

Откинувшись на спинку стула, Джерихо разглядывал сие творение. Действительно, герр полковник, что вы предпримете? Сгораю от нетерпения узнать.

В который раз он принялся за переналадку Энигмы. Следующая депеша направлена из Смоленска тремя днями позже, 9 февраля. A, N, О, К, Н, В, Е, F, Е, Н, L… Глазам представал формализм немецкой военщины во всем его великолепии. Снова пустой текст, а за ним G, E, S, T, E, R, N, U, N, D, H, E, U, Т, Е.

Gesternundheute. Вчера и сегодня.

И так далее, буква за буквой, неотвратимо, безжалостно — клавиша, звон, свет, запись, с редкими остановками, чтобы размять пальцы и разогнуть спину, — перед глазами развертывалась страшная история преступления, еще более ужасная из-за медленного восприятия. Некоторые слова представляли трудность. Что означало mumifiziert? Может, мумифицированы? Или Sagemehlgeknebelt? Подавившиеся опилками?

ВЧЕРА И СЕГОДНЯ СДЕЛАНЫ ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ РАСКОПКИ В ЛЕСУ К СЕВЕРУ ОТ ДНЕПРОВСКОЙ КРЕПОСТИ. ПЛОЩАДКА ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО ДВЕСТИ КВАДРАТНЫХ МЕТРОВ. ВЕРХНИЙ СЛОЙ ПОЧВЫ ТОЛЩИНОЙ ПОЛТОРА МЕТРА ЗАСАЖЕН СОСНОВЫМИ САЖЕНЦАМИ. ПЯТЬ СЛОЕВ ТРУПОВ. ВЕРХНИЕ МУМИФИЦИРОВАНЫ, НИЖНИЕ — ЖИДКАЯ МАССА. ПОДНЯТО ДВАДЦАТЬ ТРУПОВ. ПРИЧИНА СМЕРТИ — ВЫСТРЕЛЫ В ГОЛОВУ. РУКИ СВЯЗАНЫ ПРОВОЛОКОЙ. РТЫ НАБИТЫ ТРЯПЬЕМ И ОПИЛКАМИ. ВОЕННОЕ ОБМУНДИРОВАНИЕ, САПОГИ И МЕДАЛИ УКАЗЫВАЮТ НА ТО, ЧТО ЖЕРТВЫ — ПОЛЬСКИЕ ОФИЦЕРЫ. СИЛЬНЫЙ МОРОЗ И СНЕГОПАДЫ ВЫНУЖДАЮТ ПРИОСТАНОВИТЬ РАБОТЫ ДО НАСТУПЛЕНИЯ ОТТЕПЕЛИ. БУДУ ПРОДОЛЖАТЬ РАССЛЕДОВАНИЕ. ЛАХМАН, ПОЛКОВНИК ВОЕННОЙ ПОЛИЦИИ.

Джерихо, топая ногами и стуча в ладони, прошел по подвалу. Ему мерещилось, что подвал наполнен привидениями и они улыбаются ему беззубыми провалившимися ртами. И что сам он бредет по лесу. Мороз пронизывает тело. Останавливаясь, он слышит, как выкорчевывают деревья, как со звоном вгрызаются в мерзлую землю кирки и лопаты.

Польские офицеры?

Пак?

Третья депеша послана спустя одиннадцать дней, 20 февраля NachEmtretenTauwetterExhumierungenimWaldbeiKatynfortgesetzt…

ПОСЛЕ ОТТЕПЕЛИ ВЧЕРА В 8. 00 ВОЗОБНОВИЛИСЬ РАСКОПКИ В КАТЫНСКОМ ЛЕСУ. ОБСЛЕДОВАНО СОРОК ДВА ТРУПА. ОБНАРУЖЕНО БОЛЬШОЕ КОЛИЧЕСТВО ЛИЧНЫХ ПИСЕМ, МЕДАЛЕЙ, ПОЛЬСКИХ ДЕНЕЖНЫХ ЗНАКОВ. КРОМЕ ТОГО, ПУСТЫЕ КОРОБКИ ОТ ПАТРОННЫХ ОБОЙМ КАЛИБРА СЕМЬ ТЧК ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ МИЛЛИМЕТРОВ, МАРКИРОВАННЫЕ «ГЕКО Д». ОПРОСАМИ МЕСТНОГО НАСЕЛЕНИЯ УСТАНОВЛЕНО. ПЕРВОЕ. РАССТРЕЛЫ ПРОВОДИЛИСЬ НКВД ВО ВРЕМЯ СОВЕТСКОЙ ОККУПАЦИИ В МАРТЕ И АПРЕЛЕ ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ СОРОКОВОГО ГОДА. ВТОРОЕ. ЖЕРТВЫ, КАК ПОЛАГАЮТ, ДОСТАВЛЕНЫ ПО ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ ИЗ КОЗЕЛЬСКОГО ЛАГЕРЯ ДЛЯ ИНТЕРНИРОВАННЫХ НА СТАНЦИЮ ГНЕЗД0В0, И ГРУППАМИ ПО СТО ЧЕЛОВЕК ОТВОДИЛИСЬ В ЛЕС, ОТКУДА СЛЫШАЛИСЬ ВЫСТРЕЛЫ. ТРЕТЬЕ. ОБЩЕЕ КОЛИЧЕСТВО ЖЕРТВ ОЦЕНИВАЕТСЯ В ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ПВТ ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ. ЕСЛИ ЖЕЛАТЕЛЬНО ПРОДОЛЖАТЬ РАСКОПКИ, СРОЧНО ТРЕБУЕТСЯ ПОМОЩЬ.

Минут пятнадцать Джерихо сидел неподвижно, глядя на Энигму и пытаясь представить все последствия. Подумал, что эта тайна из тех, которые опасно знать. Одному не по силам. Десять тысяч поляков, наших доблестных союзников, уцелевших представителей армии, солдаты которой шли с саблями наголо в кавалерийском строю на немецкие танки; десять тысяч связанных по рукам, с кляпами во рту, расстрелянных другим, более поздним, доблестным союзником — героическим Советским Союзом? Неудивительно, что канцелярию основательно почистили.

Мелькнула мысль, и он вернулся к первой шифрограмме. Если читать ее так:

HYCYKWPIOROKDZENAJEWICZJPTAKJHRUTBPYSJ-MOTYLPCIE, она выглядела бессмысленной, но если ее разбить следующим образом:

HYCYK, W. , PIORO, К. , DZENAJEWICZ, J. , PTAK, J. , HRUT, В. , PYS, J. , MOTYL, Р.. , — тогда из хаоса, как по волшебству, возникал порядок. Фамилии.

С него хватит. Можно бы и остановиться. Но он упрямо продолжал, потому что не любил оставлять загадку разгаданной не до конца, математическое доказательство доказанным наполовину. Надо докопаться до корня, пусть даже знаешь место назначения задолго до конца путешествия.

Настройка Энигмы шифром сухопутных сил Гриф 2 марта 1943 года:

III IV II LUK JP DY QS HL AE NW CU IK FX BR

AnOstubafDorfmann.

Ostubaf сокращенно отObersturmbannfuhrer. Гестаповский чин.

ОБЕРШТУРМБАННФЮРЕРУ ДОРФМАННУ ПО ПРИКАЗУ ШТАБА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ПЕРЕДАЕМ ФАМИЛИИ ПОЛЬСКИХ ОФИЦЕРОВ, ОПОЗНАННЫХ К НАСТОЯЩЕМУ ВРЕМЕНИ В КАТЫНСКОМ ЛЕСУ. СЛЕДУЮТ.

Джерихо не стал их переписывать. Он знал, что искать, и спустя час нашел в мешанине фамилий. Она была передана в гестапо не 2-го, а 3-го.

ПАКОВСКИЙ, Т.

6

В начале шестого утра Том Джерихо, выбравшись, как крот из подземной норы, на поверхность, стоял, прислушиваясь, в коридоре особняка. Энигма возвращена на полку, сейф заперт, дверь в Черный музей тоже. Шифрограммы и цифры настройки в кармане. Не осталось никаких следов. Услыхав приближающиеся шаги и мужские голоса, Джерихо отпрянул к стене, но, кто бы там ни был, до него не дошли. По скрипучей лестнице поднялись в спальни, переоборудованные в кабинеты.

Прижимаясь к стене, он осторожно двинулся вперед. Если Уигрэм в полночь приходил к нему в барак и не нашел, что бы он предпринял? Пошел бы на Альбион-стрит. И узнав, что его и там нет, сколотил бы значительную поисковую группу. А Джерихо не хотел, чтобы его нашли. Пока что. Ему надо было задать много вопросов, и ответы имелись только у одного человека.

Он миновал лестницу и открыл двойные двери, ведущие в вестибюль.

Ты стал ее любовником, Пак, не так ли? Следующим после меня в большой веренице мужчин Клэр Ромилли. И каким-то образом — каким? — узнал, что в этом страшном лесу происходит нечто ужасное. Не из-за этого ли ты отыскал ее? Потому что она имела доступ к информации, недоступной тебе? И она, должно быть, согласилась помочь, делать выписки изо всего, что могло представлять интерес. (Последнее время она стала намного внимательнее…) А потом настал кошмарный день, когда ты понял, что твой — кто? отец? брат? — похоронен в этом страшном месте. И тогда, на следующий день, все, что она могла достать, были эти шифрограммы, потому что британцы — твои надежные союзники, верные защитники, кому поляки доверили секрет Энигмы, — британцы, исходя из высших интересов, просто решили, что им больше не надо знать о случившемся.

Пак, Пак, что ты наделал?

Что ты сделал с нею?

В готического стиля вестибюле стоял часовой. На скамье тихо разговаривали двое шифроаналитиков. Девушка из вспомогательного корпуса с грудой папок силилась толкнуть локтем ручку двери. Джерихо открыл ей дверь, она благодарно улыбнулась и повела глазами, как бы говоря: надо же торчать здесь в пять часов утра, когда весна… — и Джерихо, улыбнувшись, согласно кивнул: в самом деле, надо же…

Девушка пошла своим путем, а он своим, навстречу утренней звезде, к главному выходу. Небо темное, под сенью деревьев телефонную будку почти не видно. В ней никого. Миновав будку, Джерихо углубился в заросли. Последний хозяин Парка во времена королевы Виктории сэр Герберт Леон увлекался лесопосадками и оставил после себя в имении три сотни разнообразных пород деревьев. Сорок лет подсадок и четыре года без обрезки превратили дендрарий в лабиринт, полный укромных местечек. В одном из них Джерихо, присев на корточки, стал ждать Эстер Уоллес.

К четверти шестого ему стало ясно, что она не придет. Это означало, что ее задержали. В таком случае почти наверняка разыскивают и его.

Надо выбираться из Парка, но не через главный выход, — рискованно.

В двадцать минут шестого, когда глаза привыкли к темноте, он двинулся меж деревьев в северном направлении, обратно в сторону особняка. Сверток с секретами тяжело оттягивал карман. До сих пор сказывалось действие бензедрина — мышцы были раскованы, сознание обострено, особенно к опасности, — спасибо Логи, что заставил принять наркотик, иначе теперь он помирал бы от усталости.

Пак, Пак, что ты наделал?

Что ты сделал с нею?

Джерихо осторожно вышел из-за двух платанов на газон в стороне от особняка. Прямо перед ним оказался длинный приземистый силуэт старого четвертого барака, а за бараком — масса большого дома. Обогнув сзади, мимо мусорных баков вышел во внутренний двор. Когда Джерихо только начинал в 1939 году, здесь были конюшни, а за ними коттедж, где Дилли Нокс впервые проник в тайны Энигмы. Джерихо разглядел поблескивавшие в темноте металлические части выстроившихся полукругом на мощенной булыжником площадке шести мотоциклов. На короткое время открылась дверь, и в мелькнувшем свете он увидел посыльного, в стеганой куртке, шлеме и крагах похожего на средневекового рыцаря. Джерихо прижался к кирпичной стене, выжидая, пока мотоциклист поправлял седло, запускал мотор. В задних воротах мелькнул и исчез красный огонек.

Он было подумал воспользоваться этим путем, но, поразмыслив, решил, что если, возможно, за главным входом следят, то за этим тоже смотрят. Спотыкаясь, прокрался мимо коттеджа, позади теннисных кортов и наконец мимо барака с работающими дешифровальными машинами.

К этому времени край неба начал голубеть. Ночь — его подруга и союзница — готовилась его покинуть. Впереди возникли очертания строительной площадки. Горы земли и песка. Прямоугольные кладки кирпича и пахучие штабеля леса.

Джерихо раньше не обращал особого внимания на внешнее ограждение Блетчли, которое теперь, при внимательном осмотре, оказалось внушительным частоколом из семифутовых металлических столбов, увенчанных выгнутыми наружу тройными остриями. В тот момент, когда он ощупывал оцинкованные металлические опоры, слева, почти рядом, зашуршали кусты. Отступив на несколько шагов, он спрятался за штабель стальных балок. В тот же миг мимо лениво и, судя по ссутулившейся фигуре и шаркающим шагам, без особой опаски прошагал часовой.

Джерихо присел пониже, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Расстояние по периметру было примерно с милю. Положим, часовой проходит круг минут за пятнадцать. Часовых двое, возможно, трое.

Если их трое, то у него в распоряжении пять минут.

Джерихо огляделся вокруг, ища, чем можно воспользоваться. Двухсотгаллонный чан оказался ему не по силам, но кругом были разбросаны доски и обрезки цементных дренажных труб, которые он принялся подтаскивать к забору. Он снова вспотел. Здесь собирались строить что-то большое и укрытое от бомбежки. Котлованы в темноте казались бездонными. «ПЯТЬ СЛОЕВ ТРУПОВ. ВЕРХНИЕ МУМИФИЦИРОВАНЫ, НИЖНИЕ — ЖИДКАЯ МАССА… »

Поднял две трубы и приставил торчком к забору в пяти футах друг от друга. Сверху закрепил доску. Поставил на них вторую пару труб и, взяв на плечо доску, вскарабкался на шаткое сооружение. Аккуратно водрузил доску наверх — получилась, пожалуй, первая утилитарная вещь, созданная им с отроческих лет. Залез на верхнюю доску и ухватился за наконечники столба, нащупывая ногами опору. К счастью, забор сооружался от проникновения посторонних снаружи. Подстегиваемый таблеткой и отчаянием, Джерихо сумел усесться верхом на заборе и спуститься на другую сторону. Не доставая до земли трех футов, он спрыгнул и, присев в высокой траве, отдышался и прислушался.

Напоследок просунул ногу между прутьями забора и развалил сооружение.

Он не стал дожидаться, чтобы узнать, не привлек ли поднятый им шум внимание, и пошел через поле, сначала быстрым шагом, потом трусцой и наконец побежал, спотыкаясь и скользя по мокрой траве. Постепенно становился виден спрятавшийся справа за деревьями большой военный лагерь. За спиной с каждой минутой становилось светлее. Он оглянулся, лишь выйдя на дорогу. Последнее зрительное впечатление от Блетчли-Парка: тонкая линия низких темных зданий — всего лишь точки и тире над горизонтом, — а над ними во весь восток огромная арка холодного синего света.

***

Джерихо однажды был у Пака: как-то в субботу год назад они играли у него в шахматы. Он смутно помнил пожилую хозяйку квартиры, души не чаявшую в Паке; она угощала их чаем в тесной гостиной, а наверху натужно кашлял ее больной муж. Отчетливо помнил шахматную партию, довольно любопытную: Джерихо переиграл противника в дебюте. Пак сильно сыграл в миттельшпиле, а Джерихо хорошо провел эндшпиль. Согласились на ничью.

Алма-Террас. Верно. Алма-Террас, дом девять.

Он двигался быстро — широкими шагами, порой переходя на бег, — держась края дороги. Сбежал вниз по холму в спящий город. Вокруг пивной висел кислый запах вчерашнего пива. Через несколько домов находилась методистская церковь — внутри темно, заперта на засов, облезлая вывеска не менялась с начала войны: «Покайтесь, ибо Царство Небесное не за горами». Прошел под железнодорожным мостом. На другой стороне дороги — Альбион-стрит, чуть дальше — Рабочий клуб Блетчли («Кооперативное общество проводит беседу советника А. Е. Брейтуэйта „Советская экономика, ее уроки для нас“). Через двадцать ярдов он свернул на Алма-Террас.

Улица, каких много: два ряда крошечных кирпичных домиков, бегущих вдоль железной дороги. Номер девять ничем не отличается от остальных: два окошка наверху и одно внизу, все три, словно в трауре, завешены маскировочными шторами; палисадник шириной в черенок лопаты, мусорный бак, калитка на упицу. Калитка сломана, дерево серое и гладкое, будто выброшено водой. Чтобы открыть, надо приподнять. Подергал дверь — заперта. Постучал кулаком.

Громкий кашель, точно лай разбуженного пса. Джерихо отошел на шаг, через несколько секунд наверху отдернулась штора. Он крикнул:

— Пак, надо поговорить.

Равномерное цоканье копыт. Взглянув в конец улицы, Джерихо увидел, как на нее сворачивает телега с углем. Проехала мимо, возница окинул его долгим внимательным взглядом, потом дернул вожжи, большой конь отозвался, копыта застучали чаще. За спиной послышалось, как отодвигают засов. Дверь приоткрылась. Выглянула пожилая женщина.

— Извините, — начал Джерихо, — но у меня срочное дело. Надо поговорить с мистером Паковским.

Поколебавшись, она пустила его в дом. Небольшого роста, меньше пяти футов, худенькая. На ночную рубашку наброшен голубой стеганый халат. Женщина говорила, прикрыв рот рукой, и он понял, что она смущена, так как забыла вставить снятые на ночь зубы.

— Он у себя в комнате.

— Вы мне покажете?

Шаркая ногами, она двинулась по коридору. Джерихо пошел следом. Наверху закашляли еще сильнее. Казалось, от кашля трясется потолок и шатается закопченный абажур.

— Мистер Пак? — постучала в дверь хозяйка. — Мистер Пак? — Повернулась к Джерихо. — Похоже, спит. Пришел поздно, я слышала.

— Дайте я. Можно?

Маленькая комната была пуста. Джерихо в три шага подбежал к окну и отдернул шторы. Серый свет залил обитель изгнанника: узкая кровать, умывальник, платяной шкаф, деревянный стул, подвешенное на металлической цепочке над камином небольшое зеркало чистого розового толстого стекла с выгравированными фигурками птиц. На кровати скорее лежали, чем спали, в блюдечке у изголовья полно окурков.

Джерихо повернулся к окну. Непременный огородик и полукруглый свод бомбоубежища. Стена.

— А что вон там?

— Но ведь дверь была закрыта на засов…

— Что за стеной? Вон там?!

Прикрывая рот рукой, она в ужасе смотрела туда.

— Там станция.

Джерихо подергал раму. Окно плотно закрыто.

— Задняя дверь есть?

Она провела его через кухню, мало изменившуюся со времен королевы Виктории. Каток для белья. Ручной насос для наполнения раковины.

Задняя дверь отперта.

— С ним все в порядке, а? — Она перестала беспокоиться из-за зубов. Посиневшие трясущиеся губы собрались глубокими складками вокруг ввалившегося рта.

— Уверен. Возвращайтесь к мужу.

Теперь он шел по следу Пака. Через огородик вели крупные следы. К стене был приставлен ящик из-под чая. Под Джерихо ящик наклонился и рухнул, но он все же сумел вскарабкаться на закопченные кирпичи забора. Чуть было не рухнул вниз головой на бетонную дорожку, но напряг все силы и перекинул ноги через забор.

Вдали послышался гудок паровоза.

***

Он не бегал так лет пятнадцать, с тех пор как под вопли и свист болельщиков школьником бежал в стипльчезе на пять миль. И снова, как тогда, возникли они, знакомые орудия пыток: нож в боку, разъедающая легкие кислота, вкус ржавчины во рту.

Через боковой вход ворвался на станцию и метнулся на платформу, вспугнув тучу сизых голубей, тяжело взлетевших и снова опустившихся в стороне. Под подошвами зазвенели железные ступени. Перепрыгивая через две ступеньки, влетел на пешеходный мостик и помчался поперек путей. Справа, слева и, просачиваясь сквозь доски, прямо под ним клубился белый дым — внизу медленно продвигался локомотив.

Время раннее, ожидавших поезда мало, и еще с середины лестницы, ведущей к платформе северного направления, ярдах в пятидесяти он увидел Пака. Тот с небольшим чемоданчиком в руках стоял близко к краю платформы и, повернув голову, следил за медленно проплывающими купе вагонов. Джерихо, глотая воздух, остановился и, вцепившись в поручни, наклонился вперед. Понял, что бензедрин на исходе. Поезд, дернувшись, замер. Пак, оглядевшись, непринужденно прошел вперед, открыл дверцу и исчез внутри.

Держась за поручни, Джерихо неверными шагами спустился по оставшимся ступенькам и еле живой ввалился в пустое купе.

На несколько минут у него, видимо, помутилось сознание, потому что он не помнил, как за ним захлопнулась дверь, не слышал паровозного гудка. Первое, что дошло до сознания, — это покачивание двигающегося вагона. Щека покоилась на теплом пыльном сиденье, сквозь него доносился мерный стук колес: та-та-та-та, та-та-та-та, та-та-та-та. Он открыл глаза. По белому квадрату неба медленно проплывало размытое пятно голубоватого, с розовой каймой, облака. Приятно, как в детской спаленке, и он бы снова уснул, если бы не смутное воспоминание о чем-то мрачном и угрожающем, чего ему следовало опасаться. И тут он вспомнил.

Заставив себя подняться, принялся за раскалывающуюся от боли голову: тряс ею, крутил, потом опустил окно и подставил ее холодному ветру. Никаких городских строений. Плоский, разделенный живыми изгородями сельский ландшафт с мелькавшими время от времени хозяйственными постройками и блестевшими в утреннем свете прудами. Железнодорожная колея слегка изгибалась, так что впереди был виден паровоз и висевший над темной стеной вагонов шлейф белого дыма. Они ехали к северу по ведущему в сторону западного побережья главному пути, значит — он пытался вспомнить, — дальше будет Нортгемптон, потом Ковентри, Бирмингем, Манчестер (возможно), Ливерпуль…

Ливерпуль?

Ливерпуль. И паромом через Ирландское море.

Боже!

Его ошеломило неправдоподобие всего этого и в то же время простота, очевидность. Над сиденьями напротив — сигнальный шнур («За пользование не по назначению — штраф 20 ф. ст. »), и первой реакцией Джерихо было дернуть за него. И что дальше? Сам подумай. От него, небритого безбилетника, с глазами наркомана, пытающегося убедить недоверчивого проводника, что в поезде едет шпион, просто отмахнутся, тогда как Пак… что сделает Пак? Сойдет с поезда и исчезнет. Джерихо вдруг увидел всю нелепость своего положения. У него даже не было денег на билет. Все, что у него было, — это полные карманы шифровок.