Эндрю поспешно записывал свои расчеты. Черт, может, и неплохо, что он женится на женщине, которая в отличие от себе подобных одержима собаками, а не детьми. Вряд ли в доме нужен ребенок. Все эти пеленки, вопли, кашки, бутылочки — фу, от них одно беспокойство. Эндрю содрогнулся.
— Боишься? — спросил Чарльз, стоявший у окна и смотревший, как дождь стучит по брусчатке.
— Еще нет.
Чарльз, покачиваясь на носках, продолжал смотреть в окно. Он был вдумчивым и добрым, и всегда заботился о других, И его прозвище — Любимец — подходило ему как нельзя лучше.
— Ты ей сказал? — тихо, чтобы никто, кроме Эндрю, не слышал, спросил он.
Карандаш замер. Вопрос брата подействовал на Эндрю как ушат холодной воды и снова вернул его в реальность.
— Нет, — ответил он, бросая взгляд на Люсьена. — Просто не нашел подходящего случая.
Чарльз больше ни о чем не спросил. Пламя свечей отбрасывало блики на его волосы. Все звуки, доносившиеся с улицы, приглушались соломой, которую слуги разбросали на мостовой, и он с интересом наблюдал, как воробьи выискивают в ней зерна.
— Я часто задавал себе вопрос, почему тот случай на тебя подействовал, а на меня — нет, — наконец нарушил он затянувшуюся паузу. — Ведь мы оба надышались той гадостью.
— Да, просто я дышал ею дольше.
Чарльз изо всех сил пытался притвориться беззаботным, однако Эндрю слишком хорошо его знал, чтобы понять, насколько тот обеспокоен.
— У тебя в последнее время были приступы?
— Несколько.
— Кажется, эти чертовы доктора ничем не помогли.
— Естественно, нет. Отныне я отказываюсь видеться с ними.
— Приступы стали тяжелее?
— Намного.
— И более частыми? Более сильными? Отличаются от тех, что были раньше?
Эндрю снова принялся чертить.
— Нет. Такие же, как и раньше, хотя видения не повторялись. Я веду записи. Возможно, когда меня упрячут в сумасшедший дом, кто-нибудь прочтет их и продвинется вперед в изучении болезни.
Чарльз дернулся, словно его ударили.
— Прости, — сказал Эндрю, сожалея, что своими словами еще сильнее расстроил брата. Ведь Чарльз просто проявил сострадание, которое было для него таким же естественным, как для самого Эндрю его безумные идеи. — Кажется, сюда идут дамы. — Встав, он закрыл блокнот, спрятал его в карман и с улыбкой похлопал Чарльза по плечу. — А вот и они.
Люсьен и Гарет поднялись с кресел, и все четверо братьев де Монфор поклонились Челси, которая вошла в комнату в сопровождении Нериссы, Джульет и Эми. Челси держалась прямо, стараясь под внешним спокойствием скрыть нервозность. От страха ее подташнивало.
«Что они обо мне думают? Что я уродлива? Что я плоскогрудая? Господи, не допусти, чтобы Эндрю чувствовал из-за меня неловкость! Не допусти, чтобы они жалели его за то, что у него такая костлявая и некрасивая невеста! Не допусти, чтобы повторилось прошлое, когда надо мной смеялись и издевались, называя тощей вороной с аистиными ногами!»
Однако никто из присутствующих не думал ничего подобного. Хотя все четыре женщины были очаровательны, Эндрю любовался только Челси. Своей Челси. Он был так восхищен ею, что у него даже перехватило дыхание.
Он не мог отвести от нее глаз. Ее густые волосы решили не пудрить и собрали в высокую прическу, оставив несколько локонов, которые обрамляли лицо. Ожерелье из розовых жемчужин сочеталось с платьем из блестящего зеленого шелка. Подол юбки был расшит розовыми и золотыми нитями. Корсаж облегал ее стан, подчеркивая тонкую талию и оттеняя совершенный цвет кожи. Несмотря на нервозность, Челси выглядела как принцесса.
Эндрю поспешил к ней, взял ее руку и поцеловал.
— Ты прекрасна, как видение, — тихо проговорил он. В его голосе явственно прозвучали горделивые нотки.
С видом собственника обняв Челси за талию, Эндрю подвел ее к братьям.
— Чарльз, Гарет, позвольте представить вам леди Челсиану Блейк, мою невесту.
Гарет широко улыбался, и даже Чарльз не смог удержаться от улыбки. Они по очереди поцеловали Челси руку и осыпали ее соответствующими случаю — и вполне заслуженными — комплиментами. Эндрю буквально распирало от гордости, ему даже показалось, что камзол вот-вот лопнет. Он вдруг понял, что все будет хорошо. И обнаружил, что улыбается.
«Берегись, Пятнистый! Я сделаю эту женщину такой счастливой, что тебе даже и не снилось!»
Глава 20
Свадьба состоялась через две недели.
Церемония была скромной. Викарий Рейвенскомба обвенчал новобрачных в древней норманнской церкви, где в течение последних пятисот лет венчались графы, а потом и герцоги Блэкхиты. Если викария и удивила женитьба Упрямца, он ничем не выдал своего отношения к происходящему и обошел молчанием тот факт, что со стороны невесты не было ни одного родственника. Но когда невеста, очаровательная в бледно-зеленом с серебряной отделкой платье, появилась в проходе со старой собакой вместо посаженого отца, преподобный Уильяме, успевший много повидать на своем веку, не выдержал и выразительно поднял одну бровь.
Однако властный взгляд его сиятельства герцога Блэкхита вернул его бровь на место. Викарий откашлялся, подвел невесту, которая вцепилась в поводок так, что костяшки пальцев побелели, к жениху и принялся за дело. Когда же он дошел до той части, где требовалось спросить, кто отдает невесту замуж, он растерялся, так как обращаться было не к кому, кроме старого пса с грустными глазами и длинными, отвисшими ушами.
— Пятнистый, — не без вызова в голосе объявила невеста. Сглотнув, она погладила собаку. — Пятнистый отдает меня замуж. Но не по-настоящему, потому что он собирается спать с нами в кровати.
— Гм… э-э… понятно, — промямлил викарий, беспомощно разводя руками.
Невеста покраснела и робко улыбнулась жениху, который, судя по его виду, совсем не был удивлен или озадачен ее заявлением.
— Я говорю правильно, Эндрю? Мы ведь не прогоним Пятнистого?
— Да, Челси, — совершенно искренне и без колебаний ответил Эндрю. — Пятнистый будет спать с нами.
Уильяме вытащил платок и промокнул взмокший лоб. После этой церемонии придется выпить стаканчик, чтобы прийти в себя. Или даже два. Он смущенно покосился за герцога, но лицо его сиятельства, как всегда, оставалось бесстрастным. Лорд Гарет улыбался, а лорд Чарльз, одетый в бело-алый мундир, тщетно пытался сохранить серьезный вид.
Что касается лорда Эндрю, то в его взгляде преподобный Уильяме прочитал угрозу всякому, кто посмеет оспаривать желания его жены. Отлично, подумал викарий, если она хочет, чтобы ее выдавала замуж собака, и если лорд Эндрю согласен, чтобы этот пес спал с ним в одной кровати, пусть. Это их жизнь. Его задача — поженить их. И да поможет им Господь. «Мне никогда не понять эту аристократию, даже если бы я прожил сотню лет!»
— Свидетели? — задал викарий следующий вопрос и с сомнением взглянул на собаку.
«Раз это Пятнистый, мне понадобится три стаканчика. А потом я подам в отставку и вернусь в Корнуолл». Лорд Эндрю повернулся к своему брату Чарльзу.
— Нашим свидетелем будет майор де Монфор, — безапелляционно заявил он.
— Э-э… а вы, милорд, не хотите, чтобы свидетелем выступил его сиятельство?
— Нет, черт побери, — отрезал Эндрю.
Уильяме вздрогнул и встревоженно посмотрел на герцога, но тот смотрел на алтарь, и его лицо по-прежнему оставалось непроницаемым.
— Свидетелем будет и мой брат Джеральд, — добавила Челси.
«У ее светлости есть брат? Тогда почему вместо него посаженым отцом стала собака?»
— А где этот брат? — поинтересовался преподобный Уильяме, с беспомощным видом оглядываясь по сторонам.
Лорд Эндрю, неотразимый в камзоле из полосатого оливкового шелка, желтовато-коричневых штанах и белоснежной кружевной сорочке с пышными манжетами, головой указал в дальний конец церкви. Там, в холодном, погруженном в сумрак углу сидел молодой мужчина. Несмотря на большое расстояние, Уильяме отметил, что его глаза пылают гневом.
«Гм… — подумал он, — я вас не виню, молодой человек, за то, что у вас плохое настроение. Не каждый день случается, чтобы собака заняла место, по праву предназначенное человеку».
— Прошу вас, Уильяме, продолжайте, — требовательно произнес герцог.
Откашлявшись, викарий взял молитвенник и начал читать старые, как мир, слова:
— Возлюбленные братья и сестры. Мы собрались перед лицом Господа, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину святыми узами брака…
Он заметил, что невеста нервно теребит поводок и то и дело поглядывает на старого пса, а жених смотрит на нее с беспокойством. Невеста подняла голову, поймала его взгляд и робко улыбнулась, и он ответил ей улыбкой. Обратив внимание на этот безмолвный разговор, Уильяме заговорил громче. Его голос наполнил церковь. Он изо всех сил пытался заглушить сомнения, вызванные этой странной свадьбой, и не придавать значения напряженному молчанию гостей. Он поступает правильно. Так ведь?
Он вспоминал о всех священниках, в течение многих лет сменявших друг друга на этом самом месте перед алтарем и венчавших бесчисленное количество де Монфоров, которые теперь мирно покоятся в могилах возле церкви. Интересно, были ли среди тех браков… такие же скоропалительные? Уильяме обратил внимание, что леди Гарет и леди Чарльз обменялись нежными взглядами со своими супругами, когда он читал слова о том, что муж и жена должны любить и уважать друг друга. Он заметил также, что герцог смотрит на могилу своих родителей. До него доносились возбужденные крики жителей деревни, собравшихся на церковном дворе и с нетерпением ждущих возможности отпраздновать столь знаменательное событие, наесться до отвала и напиться — ведь герцог приготовил щедрое угощение для всего Рейвенскомба.
Задумавшись, преподобный Уильяме запнулся, и суровый взгляд герцога тут же обратился на него. Этим взглядом он давал понять, что не потерпит ошибок и сомнений в отношении желаний будущей леди Эндрю, и требовал продолжения церемонии.
Сначала викарий решил, что эта пара соединяется отнюдь не по любви, однако, когда под сводами церкви зазвучал низкий и ясный голос лорда Эндрю, он заподозрил, что этих двоих связывает нечто большее, чем кажется на первый взгляд…
— Я, Эндрю Марк де Монфор, беру тебя, Челсиану Блейк, в жены, чтобы быть с тобой в горе и радости, в бедности и богатстве, в болезни и здоровье, чтобы любить и почитать тебя, пока смерть не разлучит нас, и в том я клянусь тебе.
Викарий видел, как лорд Эндрю смотрел на невесту, произнося эти слова, и как та ответила на его взгляд, только он никак не мог понять, что было в этом взгляде. Дружелюбие? Решимость? Облегчение? Когда она произносила слова обета, ее голос звучал уверенно.
Возможно, они действительно любят друг друга. Если да, то ему остается только радоваться, думал священник.
— Кольцо, пожалуйста.
В церкви наступила тишина. Все смотрели на лорда Эндрю, который снял с пальца свою печатку и осторожно надел ее на пальчик невесты, но только до половины. Леди Нерисса, стоявшая рядом с герцогом, громко засопела. Лорд Чарльз и лорд Гарет никак не проявили своих эмоций. На лице герцога появилось странное выражение, но викарий даже не стал пытаться понять его.
Старый пес, разлегшийся у ног невесты, захрапел, да так громко, что лорду Эндрю пришлось повысить голос:
— Этим кольцом я соединяюсь с тобой, своим телом я поклоняюсь тебе, всем своим богатством я одаряю тебя — во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Жених решительно надел кольцо на палец невесты. Викарий велел молодым преклонить колена и принялся читать заключительные слова, которые свяжут их навсегда.
Бросив быстрый взгляд на герцога, он увидел в его глазах победный блеск и облегчение. Ага, теперь понятно. Не Господь соединил эту пару священными узами брака. Это сделал сам Блэкхит.
Викарий объявил жениха и невесту мужем и женой и с удовлетворением наблюдал за тем, как лорд Эндрю целует свою жену. Леди Нерисса вытирала глаза платочком. Все родственники, кроме герцога, окружили молодоженов и от души поздравляли их.
— Итак, формальности окончены. Теперь надо поесть и выпить за невесту! — предложил лорд Эндрю, чувствуя небывалый подъем.
Подхватив на руки спящего пса, он в сопровождении жены вышел из церкви.
«Четыре стаканчика, — качая головой, думал викарий. Он закрыл молитвенник и дождался, когда лорд Чарльз и сердитый брат невесты распишутся в книге. — Четыре стаканчика. Я их заслужил».
Женщина быстро проскользнула в церковь и села рядом с графом Сомерфилдом.
Ее модное платье из дорогого китайского шелка, несомненно, шилось в Париже. Изумрудное колье подчеркивало изящество стройной шейки и совершенную форму плеч. Колье подарил ей король Франции за плодотворную службу на благо его страны. Однако та, для кого предназначался этот подарок, не являлась ни куртизанкой, ни королевской любовницей. Она была более опасной и хитрой особой.
Сидя рядом с графом, она из-под пикантно заломленной шляпки наблюдала за изобретателем возбудительного средства. Взгляд ее зеленых глаз походил на кошачий — хищный, внимательный.
— Долго же ты добиралась сюда, кузина, — почти не размыкая губ, проговорил Сомерфилд. Назвав ее кузиной, он тем самым — к ее безграничному неудовольствию — напомнил ей об их дальнем родстве. — Сегодня вечером молодожены переезжают в Роузбрайар-Парк. Они захватят с собой его химическую лабораторию и, вероятно, возбудитель. Если бы ты приехала чуть позже, мы уже не успели бы завладеть им!
Женщина не спускала глаз с жениха и невесты, стоявших перед алтарем.
— Напрасно ты недооцениваешь мои способности.
Сомерфилд бросил на нее сердитый взгляд. Его бесил ее мягкий американский выговор, на который сильное влияние оказала манера речи, принятая в кругах английской и французской аристократии — в тех самых кругах, куда ей удалось проникнуть.
Она злорадно улыбнулась:
— Знаешь ли, Джеральд, Франция почти готова прийти к нам на помощь в этой утомительной войне с Великобританией. — У нее был низкий, с хрипотцой, голос, который как нельзя лучше соответствовал ее коварной улыбке. Она раскрыла веер и, используя его как ширму, принялась изучать тех, кто окружал новобрачных. — Меня задержали дела.
— Дай-ка я угадаю. Ты по уши залезла в политические интриги, являешься неофициальной советницей Марии Антуанетты и ужинаешь с этим сморщенным старикашкой Франклином. Ты не успокоишься, пока не втянешь Францию в эту дурацкую войну, верно?
— Да, — улыбнулась она. — Не успокоюсь. Просто не смогу. Это единственный способ победить.
Сомерфилд наклонился к ней и еле слышно произнес:
— Ева, мне нужен возбудитель!
Она округлила глаза, изображая удивление:
— Послушай, Джеральд, нам обоим известно, что ты получишь свой возбудитель — не весь, естественно, но достаточно, чтобы раздобыть для себя подходящую наследницу. Остальное я оставлю в качестве платы за свои хлопоты.
— Зачем он тебе? Ты уже побывала замужем, овдовела, а всех своих поклонников отправляешь в преисподнюю.
— Все верно. Но в смертельно опасных политических играх, в интригах и во время войны умная женщина должна использовать любые способы убеждения. Возбудитель нужен, естественно, не для меня. Я уже по горло сыта мужчинами и их животной похотью, жестокостью и слабостью. Возбудитель нужен Америке. Видишь ли, я выполняю одно важное поручение королевы, и судьба нации зависит от того, достану ли я возбудитель и доставлю ли его ей.
— Как я понимаю, ты имеешь в виду судьбу Америки?
— Естественно, — усмехнулась она.
— А как ты собираешься этого достичь?
Ее красивые губы перестали кривиться в хищной усмешке и сложились в очаровательную улыбку. Она игриво шлепнула Сомерфилда веером.
— Наивно полагать, что я все тебе расскажу.
Джеральд промолчал и поджал губы. Его гордость была задета. Сознание, что Ева презирает всех мужчин и не доверяет им, не уменьшало обиду. А кроме того, его тревожило, что она не хочет посвятить его в свои планы. Как же так, ведь это он написал ей о возбудителе! Это его идея, а не ее!
Однако придется проглотить обиду и предоставить Еве делать то, что она считает нужным. Она подберет ключик к решению проблемы быстрее, чем если бы он открывал дверь настоящим ключом. Она настолько ловка, что способна совратить священника, давшего обет безбрачия. Она лучший полководец, чем любой генерал в медалях и орденах, отважнее самого свирепого льва и хитрее самой хитрой лисицы. А статус красивой молодой вдовы престарелого французского дипломата открывает перед ней множество дверей: она общается с принцами, обедает с королями и королевами, имеет связи в самых высоких кругах.
Джеральд понимал, что ему самому никогда не удалось бы украсть возбудитель. А вот Еве… опасной, коварной, прекрасной Еве… раздобыть пузырек с возбудителем и разобраться с сумасшедшим изобретателем — это для нее детская игра.
Еве, естественно, было наплевать на Джеральда и его дурацкую погоню за богатой наследницей. Церемония подходила к концу, родственники поздравляли новобрачных. Челси повернулась, и Ева наконец разглядела ее лицо. Ее поразило, как сильно изменилась кузина, превратившись из неуклюжей, прыщавой девчонки, которая проплакала всю ночь после своего первого бала, в потрясающую молодую женщину. Она выглядела счастливой, а когда ее красивый муж поднял на руки спящего пса, она буквально засияла. Это в некоторой степени порадовало Еву. Хотя собственный опыт научил ее не искать счастья с мужчиной, она не завидовала тем женщинам, которые находили это счастье.
Молодой муж Челси, с собакой на руках, двинулся к выходу из церкви. Заметив Джеральда и какую-то незнакомую женщину рядом с ним, он нахмурился.
Ева прогнала прочь посторонние мысли о счастье. Пора браться за дело. Прищурившись, она из-под широких полей шляпки изучала своих противников.
Совершенно ясно, что жених обожает свою невесту, но всячески старается это скрыть. А еще он с нетерпением ждет брачной ночи. Ева подозревала, что его мысли заняты только этим.
Придав своему лицу доброжелательное выражение, она приветствовала новобрачных легким поклоном. Итак, с женихом проблем не будет. А вот седоватый майор, великолепный в своем мундире и с мерцающей в полумраке перевязью… тут могут возникнуть осложнения. Однако Ева хорошо знала, что представляют собой истинные джентльмены — она узнавала их за версту. У них слишком высокие моральные принципы, они слишком наивны, чтобы распознать в ней угрозу. Она облегченно вздохнула. Нет, здесь тоже все в порядке.
Ага, это третий брат. Весело смеется и обнимает за талию свою темноволосую жену. Не он ли член парламента? Его лицо показалось ей знакомым. Если он умен, возможно, с ним будет сложнее, однако он слишком старается всех развеселить и заставить наслаждаться жизнью. Ева зевнула. Что ж, задача кажется несложной.
А вот наконец последний, старший и, без сомнения, самый опасный из всех братьев де Монфор — его сиятельство герцог Блэкхит под руку со своей сестрой. Ева присмотрелась, и на ее губах заиграла хитрая улыбка. Едва ее взгляд встретился со взглядом герцога, она сразу узнала своего главного противника.
Проходя мимо, герцог презрительно оглядел Джеральда:
— Сомерфилд, если вы пытались что-то показать тем, что незаметно прокрались в церковь, то преуспели бы гораздо больше, если бы остались дома.
Джеральд собрался ответить на оскорбление, но герцог с нескрываемым пренебрежением перевел взгляд с него на Еву. В его глазах появился блеск, в котором она безошибочно узнала нечто большее, чем обычное любопытство. Это был плотский интерес. Причем явный.
— А вы, я полагаю, та самая наследница, которой предстоит вытаскивать нашего дорогого Сомерфилда из долгов?
— Вовсе нет, ваше сиятельство, — промурлыкала Ева и протянула ему свою крохотную, обтянутую перчаткой ручку. — Я леди Ева де ла Мурьер, кузина того самого человека, которого вы только что оскорбили.
— Очень рад, — проговорил герцог.
— Она так же дружна с послом Соединенных Штатов Америки, который сейчас находится во Франции, — поспешил добавить Сомерфилд.
Герцог поднял бровь.
— Ах да, эти надоедливые колонии.
Улыбка Евы из милой мгновенно стала коварной.
— Колонии? Думаю, мне не стоит удивляться, что новости добирались до ваших аристократических кругов больше года. — Она резко выдернула руку из руки герцога. — Сожалею, но я вынуждена поправить вас, сэр: то, что вы назвали «надоедливыми колониями» больше не принадлежит Великобритании. Это самостоятельная развивающаяся нация.
Герцог пристально посмотрел на нее. Его взгляд стал тяжелым, в глазах появился опасный холодный блеск.
Продолжая улыбаться, Ева присела в глубоком реверансе. В каждом ее движении сквозила насмешка.
— Прошу простить меня, ваше сиятельство, я должна поздравить жениха и невесту.
Взяв Джеральда под руку, она прошла мимо герцога, а тот еще некоторое время смотрел ей вслед.
Ева де ла Мурьер давно научилась управлять мужчинами. Жак болел с того самого дня, когда она вышла за него замуж. Он выполнял для нее роль подставной фигуры, а она вершила дела за его спиной. Все те успехи, которых ей удалось добиться своим умом и хитростью, он приписывал себе. Она же управляла самыми продажными игроками в цивилизованном мире. Короли, эмиссары, иностранные послы — все они падали на колени, стоило ей приказать.
На рукав ее платья села оса, и Ева с улыбкой прогнала ее. Что ж, справиться с надменным герцогом ей не составит труда.
Глава 21
К полудню большая часть гостей была пьяна.
К часу Эндрю чувствовал себя уставшим. Его не отпускала тревога, и он хотел поскорее выехать в Роузбрайар-Парк.
К двум он, попрощавшись с Гаретом и Джульет, покинул празднество и попросил Челси переодеться и помочь ему упаковать оборудование лаборатории. Она с радостью согласилась.
В необжитом западном крыле было тихо и спокойно. Они завернули пузырьки, банки, мензурки в тряпки и сложили в деревянные коробки. Затем упаковали записи Эндрю и книги и попросили троих лакеев, которые еще держались на ногах, снести все ящики вниз, в фургон. Фургон должен был выехать в Роузбрайар-Парк завтра утром.
Эндрю как раз вынимал из шкафа драгоценный пузырек с возбудителем, когда в лабораторию вошли Люсьен и Чарльз. Герцог уже успел переодеться в кожаные бриджи, сапоги и камзол из тонкого сукна, а Чарльз все еще оставался в мундире. Он, как и Эндрю, казался встревоженным.
— Как здесь пусто, — проговорил Люсьен. Его голос эхом отдавался от стен. Наклонившись, он поднял с пола обрывок бумаги с записями, сделанными почерком Эндрю. — Я буду скучать по тебе, братишка.
— Вряд ли, иначе ты не взбаламутил бы воду и не вынудил меня жениться, — отрезал Эндрю, захлопывая шкаф. — Уверен, ты будешь считать свою победу полной, если я признаю, что мы с Челси несчастны. Только этого не произойдет. Твои планы, Люсьен, провалились, так как я понял, что под твоей крышей я был бы более несчастен, чем под ее.
Чарльз поморщился. Челси испуганно прижала руку ко рту. Однако Люсьен никак не отреагировал на слова брата.
Он стоял с клочком бумаги в руке и выглядел так, будто ему нечего сказать.
Эндрю вырвал у него листок и запихнул себе в карман.
— Знаешь, Эндрю, — после паузы проговорил Люсьен, — я никогда не хотел сделать тебя несчастным.
— Тогда надо благодарить за это Господа, потому что ты сделал меня несчастным, сам того не желая. Так ты приложил к этому руку или нет, а?
Челси увидела, что в темных глазах герцога промелькнуло странное выражение, и схватила мужа за руку.
— Эндрю, пожалуйста, — тихо сказала она, пытаясь остановить его прежде, чем он зайдет слишком далеко. — Мне кажется, твой брат хочет извиниться. Только делает он это своим способом, потому что не знает другого.
— Люсьен? Извиниться? Ха, еще не наступил тот день, когда он попросит прощения!
Эндрю собрался сказать что-то еще, но внезапно натолкнулся на предостерегающий взгляд Чарльза. Тот едва заметно покачал головой. Эндрю откинул волосы за спину. Его гнев требовал выхода, но не находил, поэтому он принялся швырять в ящик все, что попадалось под руку.
Чарльз вытащил часы.
— Что ж, нам пора трогаться, если мы хотим попасть домой не очень поздно. Эндрю, Челси, что вы на это скажете?
— Как, вы едете с нами? — нахмурившись, осведомился Эндрю.
Чарльз усмехнулся:
— Не пугайся, мы с Эми не будем напрашиваться к вам в гости. Просто уже поздно, и нам хотелось бы поскорее вернуться к дочке, а так как Роузбрайар-Парк находится по пути в Линмут, я решил, что военный эскорт тебе не помешает.
Эндрю поставил на стол пузырек и носком сапога отшвырнул пустую коробку.
— Мы почти закончили. Сейчас заберу остатки возбудителя — и можно ехать.
— А не лучше ли оставить его у меня? — встревожился Люсьен.
— Ты что, шутишь? Он мне нужен. Проклятие, да я стану посмешищем для всего научного общества, если не смогу рассказать, какие ингредиенты в него входят, и воспроизвести его. Нет, я беру его с собой.
Взгляд Люсьена стал жестким.
— Нет.
Теперь и в глазах Эндрю появилось жесткое выражение.
— Да.
На этот раз даже Чарльз, обычно мягкий и благоразумный, не выдержал. Он взял пузырек, не понимая, что в нем содержится лишь малая часть возбудителя, и сунул его в карман.
— Вот так. Здесь он будет в безопасности. А теперь заканчивай, Эндрю. Даю тебе пятнадцать минут. Не успеешь — мы уедем без тебя.
— Черт, терпеть не могу, когда ты говоришь командным тоном, — возмутился Эндрю.
Чарльз ухмыльнулся:
— А я терпеть не могу, когда ты позволяешь себе чертыхаться в присутствии дам. Четырнадцать минут. Буду ждать тебя внизу.
Он поклонился Челси, развернулся и вышел. Люсьен взглянул на Эндрю. Тот посмотрел на него.
— Так ты отдашь мне остатки возбудителя, или мне придется забрать его самому? — с вызовом спросил он.
Люсьен на минуту задумался. Он не спускал с брата пристального взгляда, потом сокрушенно вздохнул и слабо улыбнулся.
— Наверное, лучше отдать, — заключил он. — Иначе ты потратишь слишком много времени на то, чтобы узнать, куда я спрятал ключ от сейфа. Я очень уважаю Чарльза и не хочу, чтобы он ждал тебя — ему не терпится вернуться домой.
Герцог поклонился Челси и вышел. Эндрю изумленно смотрел ему вслед. Он был сбит с толку тем, что ему удалось выиграть битву без борьбы. Да что же такое с Люсьеном?
Все ждали.
Слуги выстроились в ряд на лестнице. Молоденькие горничные едва не плакали, расставаясь с еще одним красавцем де Монфором. Лакеи, в париках и ливреях, терпеливо ждали своей очереди попрощаться. Дворецкий и экономка грустно смотрели на Упрямца, который покидал родовое гнездо, чтобы начать новую жизнь. Нерисса стояла рядом с Люсьеном, который с каменным лицом наблюдал за прощанием, и ради новобрачных пыталась изображать счастье, однако все видели, что она с трудом сдерживает слезы. На подъездной аллее стояла карета Чарльза и Эми. Кучер уже сидел на козлах, а верховой лакей успокаивал бьющую копытом лошадь. Рядом стояла карета Челси. Ее до самой крыши нагрузили вещами Эндрю — одеждой, оборудованием лаборатории, книгами и всем, что не поместилось в фургон, который должен был выехать завтра утром.
Сердце Челси затрепетало, когда она взглянула на Нериссу, казавшуюся такой одинокой рядом с Люсьеном. Она знала, что Эндрю был очень близок с сестрой, и на мгновение почувствовала себя виноватой в том, что забирает у девушки брата. Поддавшись порыву, она крепко обняла золовку.
— Не грусти, — проговорила Челси. — Я знаю, тебе жаль расставаться с Эндрю. Навещай нас в Роузбрайаре как можно чаще. Обещаю, — прошептала она, — я буду заботиться о нем так же, как о моих собаках.
Нерисса слабо улыбнулась:
— Не сомневаюсь. Иначе я бы не позволила тебе забрать его.
Подошел грум, ведя в поводу лошадей: Ньютона — для Эндрю и Претендента — для Чарльза. На этом крупном жеребце Чарльз, тогда еще капитан четвертого пехотного полка, участвовал в Бостонском сражении. Теперь Претендент с гордостью возил на себе майора лондонского конногвардейского полка.
Итак, прощальные слова были сказаны. Все обнялись в последний раз. К счастью, никто из дам не заплакал. Эндрю помог Челси сесть в карету, усадил рядом с ней Пятнистого, свистом подозвал Эсмеральду, и та с энтузиазмом запрыгнула внутрь вслед за старым псом. Чарльз устроил в карете Эми, и оба брата сели в седла. Чарльз притронулся к шляпе, прощаясь с Нериссой и герцогом, и процессия тронулась в путь.
Когда карета проезжала мимо подъезда, Эми и Челси выглянули из окна и помахали слугам.
— До свидания! — неслось им вслед. — Удачи! Да благословит вас Господь!
Они проехали через ров, попрощались со столпившимися у моста крестьянами, повернули на дорогу, и кучера стегнули лошадей.
Пятнистый устроился на диване и тяжело привалился к Челси. Эсмеральда села перед диваном и всеми силами пыталась привлечь внимание новой хозяйки. Челси прижала ступни к завернутому в одеяло горячему кирпичу на полу. Она задумалась, пытаясь осмыслить события последних двух недель и особенно последних нескольких часов.
«Теперь я замужняя дама», — размышляла Челси. Ей все еще в это не верилось, так как она не чувствовала никакой разницы.
Эми, сидевшая напротив, откинула голову на спинку дивана и с облегчением вздохнула. Опасаясь, что долгое путешествие утомит дочку, они с Чарльзом решили оставить малютку дома с кормилицей, и теперь им обоим не терпелось поскорее увидеть Мэри.
— Знаешь, — вдруг проговорила Эми, поднимая голову и открывая глаза, — я никогда не видела Люсьена таким…
— Потерянным? — подсказала Челси.
— Да, потерянным. Никак не пойму, что с ним. Я наблюдала за ним весь день.
— Возможно, он сожалеет о том, что играл со мной и Эндрю как с марионетками.
— О, сомневаюсь, — покачала головой Эми. — Забавно, когда я познакомилась с ним, мне даже в голову не пришло, что он способен манипулировать людьми, хотя все обвиняли его в этом. А потом я обнаружила, что он подстроил наш с Чарльзом брак. Однако я не сердилась на него. Он открыл передо мной новую жизнь. Я стала уважаемым человеком в обществе и, главное, получила его брата. Но сегодня… он был сам не свой. Интересно, ему грустно оттого, что теперь некем манипулировать?