А вот еще один пункт… Второй пункт, поразивший в свое время юную меня до глубины души, был о правилах выбора партнера для половой жизни. Прямо так черным по белому и было написано: мол, надо выбирать чистого душой и телом юношу, из уважаемой семьи (впрочем, я за давностью лет могла и ошибаться, может, и про семью там не было сказано) и подходить к выбору со всей ответственностью.
– Что-то тебя не туда понесло, – решил внести коррективу в ход моих мыслей наставник. -
Не стоит мне вешать лапшу на уши о том, что самураи жили ради лишь сомнительных удовольствий гомосексуального характера.
– Хорошо, – покладисто ответила я. – Не буду. Попробую еще подумать.
– Подсказка. Обычно люди живут ради чего-то или кого-то. Можешь принять это как аксиому.
Ладно, пусть люди обычно живут ради чего-то. Или кого-то. Вот японцы, допустим, жили раньше ради сюзерена. Допустим. Это и так все знают. И сеппуку (оно же «харакири», оно же вспарывание себе живота ритуальным ножом определенным образом) совершали во имя чести и того же сюзерена, и, чаще всего, по его прямому приказу. Оно, конечно, круто, взять, да и умереть спокойно только потому, что тебе грозный (сопливый, смелый, тщедушный,…) босс приказал. Но, с другой стороны…
С моей, неяпонской точки зрения, не от всего этого веяло силой духа. Никак. Для того, чтобы жить, самостоятельно принимать решения, и, вдобавок ко всему, нести за них ответственность, тоже нужна смелость.
А так, получалось, среднестатистический японец впитал с молоком матери устои своего общества, и эти самые устои на уровне подсознательного им руководили. В том числе, приказывали умереть во имя хозяина. Ну и где тут воля и прочая человеческая личность? Где смелость? Скорее уж, это была некая готовая «кнопка» под названием «самоуничтожение», (вот совсем как в стиральной машине!), на которую давил господин, после чего самурай послушно самоликвидировался. Ну, перед этим, разумеется, он любовался осыпающимися лепестками сакуры. Если, опять же, ему везло, и он попадал в сезон. И если ему добрый и отзывчивый сюзерен разрешал.
Где тут жизнь? Своя воля?
Кроме того… Любая японская сказка о любви кончалась смертью того, кто рискнул полюбить по-настоящему. Одного там, или обоих – неважно. Вот строить ячейку общества можно и нужно. А любить – ни-ни. Смертельно это.
Послышался смешок волхва. Я поняла, что отвлеклась от темы о самураях. Он понял, что из меня на эту тему выжать уже ничего не удастся:
– Подытожь.
– Ради сюзерена они жили. Не самая лучшая участь, но ведь у них, как я понимаю, и выбора-то особо не было.
Волхв неопределенно хмыкнул.
– Ответ принимается. Правда, ты забыла о том, чему тебя наставник Лин учит.
Умеет волхв навести на мысль…
– При чем тут ушу? Мне почему-то кажется, что самураи им не занимались.
Борис Иванович немного устало воззрился на меня.
«Как можно не понимать таких простых вещей?» – говорила вся его пускающая ароматный дым фигура.
– Я о другом говорил. Про истинное, или божественное, если хочешь. И о том, как оно воплощается людьми в жизнь. В японской культуре есть высоты духа. Это безусловно. Вот только претворить в жизнь их могут единицы. Но едем дальше. На досуге измыслишь, для чего живет современная среднестатистическая женщина. На досуге, я сказал. А заодно подумаешь, ради чего живешь ты сама. Что? Никак уже знаешь?
«Чтобы кататься на Мане», – хотела было ответить я.
Каков вопрос, таков и ответ. Но я не успела ничего произнести вслух – в дверь вежливо постучали, волхв от меня, наконец, отвернулся, а на пороге появился металлист.
«А вот теперь я пойду, и выпущу свои кишки наружу», – устало подумала я. – «Наверное, именно к этому и вел весь этот треп о самураях».
Конечно, умирать я не собиралась. Но терпеть ежедневно то, как небезразличный тебе человек обливает тебя холодным презрением с ног до головы? И при этом оставаться собой? Это было сложно, друзья мои. Практически нереально.
* * *
Что-то было не так.
Я ожидала от металлиста любой, сколь угодно негативной, реакции на свое присутствие. А у него не было никакой. Точнее, была реакция человека, в первый раз увидевшего совершенно постороннюю личность.
– А это и будет мой партнер? – кивнул в мою сторону головой Илья.
– Да, – с удивлением уставился на металлиста волхв. – А что?
– Тогда давайте знакомиться, – сияя улыбкой, подошел ко мне боевой друг и товарищ. – Меня Илья зовут.
Я растерянно взглянула на начальство. Оно ответило мне тем же, еще и плечами пожало. Ладно, потом разберемся.
– Лиса, – ответила я. – С ударением на переднем слоге.
– Очень приятно, – скользнув по моей фигуре взглядом, ответил хорошо знакомый металлист.
«Кончай дурака валять!» – хотела ответить товарищу я, но поглядела на Бориса Ивановича, и сдержалась. У видавшего виды волхва отвисла челюсть в прямом смысле этого слова. Потом стопятидесятилетний могучий маг все же взял себя в руки, и усиленная работа мысли отразилась у него на лице.
– Илья, – позвал он моего компаньона. – Ты вчера свою сестру Жозефину навещал?
– Конечно, – повернулся к начальству металлист. – А в чем дело?
– Да так, ни в чем, – задумчиво глядя на него, ответил волхв. – Ладно, перейдем к делу. Итак, мы ищем сбежавших граждан планеты Огненная. У кого есть какие-нибудь соображения?
– На металлоплавильном заводе их искать надо, – отозвалась я. – В печи какой-нибудь греются.
– Ух ты! – посмотрел на меня с неподдельным восхищением металлист. – Как вы быстро разобрались в деле. Не то, что некоторые…
Мы с волхвом снова переглянулись.
– Вот что, Лиса, – молвил он. – Пойди-ка, прогуляйся. Мне тут с твоим напарником потолковать кое о чем надо.
И то правда, мне уже давненько хотелось убраться подальше от этого сюра. И от самураев, и от их сюзеренов, и от спятившего металлиста. Я пошла прямиком в свою избушку, даром, что со времени отбытия на Огненную домой так и не зашла. Да и одной побыть жуть как хотелось, обдумать сложившуюся ситуацию. Не понравились мне вопросы волхва-то. Точнее, возможная причина, по которой он их мог задавать.
Но мне не удалось спокойно поразмыслить.
Меня поджидали, и, судя по работающему телевизором зеркалу, уже давно.
– Привет, Жозефина, – как можно беззаботнее приветствовала я ведьмочку. – Как твое здоровье?
– Нормально, – отмахнулась рукой та. – Вот только с братцем я сплоховала.
– Так это твоих рук дело? – дошло до меня, как до жирафа в московском зоопарке. – За что ты его так? Это не опасно?
– По ошибке, – скромно потупив зеленые очи, молвила супруга Антона. – Я мужу зелье готовила, хотела, чтобы он наши разногласия забыл, а так получилось, что братец раньше его меня навестил…
– Что же он так? Может, его жажда мучила?
– Любой бы на его месте выпил, – подняла на меня бедовые очи ведьмочка. – Это же разновидность приворотного зелья, оно мужика приманивает, как муху… варенье.
– Ясно, – ответила я. – Вот только неясно, чем это может обернуться.
– А, – махнула рукой Жозефина. – Уже завтра прежним станет. Это же не на него зелье было сварено, а на Антона, а потому его действия хватит ненадолго. Погоди секундочку… Что ты сказала?
«Ага, это она не мне, это она ребенку своему», – догадалась я, видя, как ведьма потеряла связь с внешним миром. – «Сейчас та ей напредсказывает…»
– Ничего не понимаю, – вернулась в реальность Жозефина. – Моська говорит, что… Впрочем, не будем о грустном. Это было про нашего дракона. И, возможно, я ее не так поняла.
– Наверное, с ней не соскучишься, – ушла я от скользкой темы.
– Да уж, – усмехнулась Жозефина. – Я уж и телевизор смотреть стала, чтобы она от знакомых отвлеклась. Пускай лучше предсказывает, что со зверюшками случится.
Я бросила взгляд на многофункциональное зеркало – оно транслировало то ли канал «discovery», то ли еще что-то познавательное о природе вообще, и животном мире в частности.
– А как ты ее понимаешь? – вдруг озадачилась я. – Она же по-русски, поди, не говорит еще.
– А разве для понимания язык нужен?
Ну да… Мы же тут все маги, как это я забыла…
– А по поводу Ильи твоя дочь ничего не говорила? – решилась наконец-то задать самый главный вопрос я. – У него все будет в порядке?
– А что с ним может случиться? – удивилась Жозефина. – Зелье вполне безобидное. Или он все же что-то натворил?
Я отрицательно покачала головой. Еще чего не хватало – беременную женщину тревожить. А вот и он, легок на помине!
– Лиса, – очень вежливо обратился ко мне металлист. – Тебя Борис Иванович просил зайти. А, ты уже и с моей сестренкой успела познакомиться?
Я покосилась на ведьму. Та кусала губы, чтобы не расхохотаться. Я не выдержала, и показала ей украдкой кулак.
– Вот уж не ожидала, что на него так странно подействует зелье, освежающее чувства, – весело расхохоталась Жозефина, когда ее братец вышел за дверь, предварительно окинув меня оценивающим взглядом с ног до головы.
– Тебе смешно, – не выдержала я. – А мне… Проехали, – вовремя прикусила я свой болтливый язык.
– Да ты договаривай, что уж там! – подмигнула мне ведьма. – Что я, не пойму, что ли?
– Нет, – помотала я головой. – Не сейчас. Я после тебе расскажу, – сделала я многообещающие глаза. – Ладно, мне пора.
И, не дожидаясь ни возражений, ни согласий со стороны Жозефины, побыстрее вышла из дому.
* * *
– Ну, как он? – спросила я у Бориса Ивановича.
– Это ты о своем наставнике по металлу? – уточнил волхв.
– Бывшем, – внесла свои поправки я. – О нем, ком же еще? Это зелье не отразится на испытании?
– Думаю, что нет. Это же тебе испытание, а не ему, – резонно возразил Борис Иванович. – Не ты же его поила, значит, не отразится.
– Тогда ладно, – успокоилась я. – А что вы мне хотели сообщить?
– Вы днем отправитесь в село Щедринка, – ответил волхв. – Что-то там у кузнецов творится непонятное, проверить не мешало бы.
– Вдвоем? – уточнила я.
Бодрый стопятидесятилетний дедушка подмигнул мне лазоревым глазом:
– Да. Твоему кавалеру хочется прокатить понравившуюся ему даму.
– Вот… – поспешно зажала я рот рукой.
Чуть было не упрекнула товарища в том, что он гад ползучий! Это что же, ревность? И она меня терзает, несмотря на то, что моему другу понравилась я же сама?
– Осторожнее, – погрозил мне пальцем волхв. – Считай этот эпизод маленьким довеском к испытанию. И вообще, расслабься, и получи удовольствие, мой тебе совет. За тобой всего лишь хотят поухаживать.
– Знаю, – немного резко отозвалась я. – Но порой так трудно бывает сдержаться!
– Только не смей в дурацкие мечты убегать, – внезапно нахмурился волхв.
– Это вы про дракона, – утвердительно произнесла я. – И вы, и Илана… – вспомнила я, как напрягалась ветеранка из-за ящера. – Я что-то не так делаю?
Борис Иванович побарабанил пальцами по столешнице, видимо, прикидывая, стоит мне рассказывать, или нет.
– Подождем пока, – так и не решился он. – Сейчас мы с тобой отправимся вместе в Китай, мне нужно посоветоваться с твоим наставником по ушу.
Вот так и вышло, что жарким сентябрьским днем на тренировочной площадке, расположенной в Южном Китае, стояли оба моих наставника, заповедный и ушуистский, и, не обращая внимание на разминающихся тут же китайцев, самозабвенно о чем-то препирались. На китайском. Я понимала хорошо, если половину. Но и этого мне хватило, чтобы создать полную картину.
– Я не понимаю, – говорил Лин-лаоши, – ну, подумаешь, станет она драконом. Почему тебя это так волнует? Это же так почетно!
– Ты что, приятель, с головой поссорился? – хватался за седины волхв. – Совсем со своим дао все человеческое растерял!
– А мне, наоборот, кажется, что вы, европейцы со своей душой намудрили, – сузив и без того узкие глаза, отвечал китаец. – Ее кто-нибудь вообще видел, эту вашу душу?
– Только ее отражение в зеркале, – издевательски ответствовал волхв. – И, знаешь ли, ваша ци тоже глазом не очень-то различима…
Дальше вникать в дискуссию я не стала. И так все было понятно: оба моих наставника почему-то были уверены в том, что я мало-помалу превращаюсь в зверя. То бишь, дракона. Странно… С чего это они так? Я же не знала, как звучит на самом деле имя Рассвета – только его русскоязычный аналог, а этого, как я поняла со слов волхва, было недостаточно. Да и в поединки я с драконом не вступала, с чего это мне – да такая честь?
«Ну и пусть себе дискутируют», – глядя на размахивающего руками Бориса Ивановича, решила я. – «Разомнусь пока».
Мах. Прямой ногой, носком в лоб. Как хорошо ни о чем не думать. Шаг – мах. Шаг – мах.
Сотый мах ногой. Боковой. Шаг – мах. Шаг – мах.
Кстати, о смысле жизни… Вот не буду я залетать впопыхах, дабы прикрываться ребенком, аки щитом. Да, можно предположить, что с момента заведения ребенка жизнь моя изменится кардинально, и времени на то, чтобы убегать в жизнь дракона просто не останется. Взять хотя бы ту же Жозефину – ее сейчас носит по орбите вокруг еще не рожденной дочки. Но ведь в ее случае это было сделано по любви. А в моем случае – со страху. Не годится это. Моя это битва, и ни чья более.
Стопятидесятый мах. Снаружи внутрь. Шаг – мах. Шаг – мах.
Впрочем, волхв не стал бы меня подбивать на срочное рождение ребенка, да еще и не по любви. Значит дело не в этом. А в чем?
Двухсотый мах ногой. Изнутри наружу. Шаг – мах. Шаг – мах.
Может, начальство имело в виду, что не только матери живут ради детей, но порой и дети ради родителей? И что у меня попросту нет своей жизни, а подчиняюсь я неведомо чьей воле?
Волхва? От случая к случаю.
Металлиста? Это вряд ли.
Мастера Лина – лишь постольку поскольку…
Вот нравилось мне тренироваться. Конечно, не Смысл Жизни, но все же… Может, сказать об этом волхву, он и успокоится?
– Лиса? – мягко обратился ко мне учитель Лин. – Ты уже лазмялась?
Я кивнула головой.
– Это холосо. Иди, выполняй фолму длакона.
– Ты что, с ума сошел? – сдавленно прошипел волхв.
– Если тело плохое внутли, надо его сделать плохим сналужи, – изрек местечковую медицинскую мудрость китаец. – Лиса, иди, тленилуйся!
– Я остаюсь, – демонстративно уселся на неудобную металлическую скамейку Борис Иванович.
– Пожалуйста, – картинно пожал плечами мастер Лин.
Уж не знаю, что эти два умудренных магической и жизненной премудростью человека себе вообразили, а только я ничего особенного не почувствовала. Пар из ноздрей не валил, огонь изо рта не вырывался, в небо я не взлетала. Хорошо хоть, корявостью давно уж не отличалась, а то перед волхвом было бы неудобно. Короче, все, как всегда. Потно. И конечности болят – форма дракона представляет собой прыжок вверх с замысловатых корточек, и приземление в ту же позу, только со сменой стойки.
На сотом прыжке ноги одеревенели и затряслись. Я покосилась в сторону Лина. Тот мне отечески улыбнулся: «Продолжай!»
«Я же тут подохну!» – возмутилась я про себя. – «Договориться со стихией, что ли, пущай поможет прыгать».
Самой доступной стихией, как всегда, оказался огонь. Он занимал большую часть моего существа, и без него жизнь была не в радость. Его-то я и призвала. Как всегда, я почувствовала теплоту в области сердца, прыгать стало легче на порядок. Правда, окружающие меня краски как-то поблекли, но это я приписала к тому, что не заметила, как сумерки наступили. И тут оно меня нашло. Или он?
«Вот где ты прячешься», – раздался голос в моей голове.
Неприятный, свистящий, запоминающийся. Я начала озираться по сторонам, ища источник звука, прекратила прыгать, и… обнаружила, что рядом со мной стоит волхв и со всей дури хлещет меня по щекам. Это было так неожиданно, что я проморгала еще один удар прежде, чем возмутиться.
– Ай! За что?!
– Слава богам, очнулась, – как ни в чем ни бывало, отреагировал Борис Иванович. – А то я уже не знал, что и подумать.
Я ощутила, что лежу на крайне неудобной металлической скамейке, редкие тонкие прутья которой успели изрядно проникнуть в мое худосочное тело. Рядом столпились жадные до происшествий китайцы во главе с наставником ушу.
– И долго я так валяюсь? – поинтересовалась я. – И как вам мое тело? Достаточно ли оно уже стало плохим?
– Пятнадцать минут. А второй вопрос не ко мне, – ворчливо отозвался волхв. – Вставай, а то простудишься. Мокрая на тебе одежа-то.
– Как это пятнадцать минут? – оторопела я. – Мне казалось, что от силы пару секунд.
– Выполняй солок две фолмы, – обрел речь мастер Лин. – А мы пока отойдем, посоветуемся.
Я встала, и шаркая, поплелась в другой конец площадки. Ноги, натруженные прыжками, отказывались идти как полагается.
До конца тренировки больше ничего не случилось. Таинственный обладатель свистящего голоса не появился, китайцы еще поглазели на меня с пяток минут, и, удостоверившись в том, что больше веселить я их не намерена, разошлись. В самом конце занятия ко мне подошел мастер Лин, и попросил меня не прыгать драконом какое-то время.
– Твой наставник очень пележивает, – пояснил он свою просьбу. – А жаль.
Глава 7.
«Во что бы такое одеться?» – разглядывая содержимое шкафа, думала я. – «Опять ведь на мотоцикле поедем, холодно, поди, будет… Эх, придется снова в джинсы влезать!
Мне хотелось подарить металлисту радость. Хоть внешним видом, раз уж я столько горя, пусть даже нечаянно, ему доставила в последние дни.
Но байкер мне и слова не сказал по поводу моего внешнего вида. Расплылся в улыбке, расцвел, аки ясно солнышко.
– Как ты классно выглядишь! – сказал. – Я соскучился.
– За какие-то четыре часа? – не поверила я.
– Ага, представляешь? – сияя, ответил металлист. – Чем занималась?
– Тренировалась, – честно ответила я. – А ты?
– В «Байкленд» ездил, шлем тебе купил, – потрясая сумкой, ответил Илья. – Примеришь?
Я кивнула головой, деланно улыбнулась, и со вздохом облегчения полезла головой в очередной мотоциклетный шлем. Постаралась убрать глупо-счастливое выражение лица за ту пару секунд, что надевала защиту. По-моему, не удалось.
«Сказать, что у меня уже есть шлем?» – думала я. – «Или нет? Вдруг это как упрек расценится? Не скажу, пожалуй…»
– Не жмет? – заботливо поинтересовался байкер. – Не болтается? На глаз покупал.
– Глаз-алмаз, – одобрила я. – Сидит, как влитой.
И без того сияющий Илюха расплылся в улыбке еще шире.
– Поедем, что ли?
– Поехали. Холодно будет?
– Не очень.
Так, переговариваясь, дошли мы до соснового бора. Маня деловито обползла вокруг нас (на этот раз она даже и не думала от меня шарахаться), и направилась на северо-восток.
Мотоцикл, как всегда, стоял в обширной сторожке у ворот, давным-давно превратившейся в гараж для джипа начальства, которым тот, как я успела узнать полгода назад, пользовался в развлекательных целях. А с этой весны в будке поселился еще и мотоцикл.
Металлист усилием мысли завел явно тюнингованное чудо японской техники, и я в который уж раз поразилась тому, что не чувствую запаха выхлопных газов.
– А он у тебя на бензине бегает, или как? – поинтересовалась я, продолжая играть роль малознакомого человека.
– Или как, – отозвался металлист.
– ?
– На шаровой молнии. Он у меня экологически чистый, – похлопал Илья своего железного коня по сиденью.
– Ух ты! – восхитилась я, попутно недоумевая, как это подобное событие ускользнуло от моего внимания. – Это ты здорово придумал!
Польщенный металлист просиял. А потом на его лицо набежала тучка:
– Да… Вот ты сразу заметила, – обиженно протянул он. – Не то что некоторые…
Кто был этими самыми «некоторыми», я уточнять не стала. Вот интересно, когда действие зелья закончится, он весь этот абсурд помнить будет? Очень интересно.
– Лиса, о чем задумалась? Надевай шлем и садись, – позвал меня Илья.
Сколько раз мы уже выезжали из этих ворот, и мчались ухабистой лесной дорогой. Именно мчались, и я каждый раз думала, что еще вот-вот, и придется мне проверять, хорошо ли я научилась выполнять падения на тренировках айкидо.
«Люблю мотокросс», – думала я, изо всех ножных сил отрабатывая приземление тяжелого «Трансальпа», так и норовящего наподдать седлом по моей многострадальной пятой точке. – «Но смотреть, и по телевизору. Ура!!! Поворот на шоссе!»
Дальнейшая дорога нареканий у меня обычно не вызывала. Но не в этот раз. Металлист превзошел сам себя. Ехал так, как будто задался получить приз самого невоспитанного водителя года: нагло подрезал попутные машины, показывал оттопыренный палец пытавшимся было остановить его (и, надо признать, за дело!) гайцам, лавировал между машинами на встречке, даже собратьев-мотоциклистов не приветствовал. Потому что не успевал. Мне было и весело, и страшно – все же, сидя вторым номером за таким вот водилой, чувствуешь себя рисковым самоубийцей. Когда показался указатель «Щедринка», я возблагодарила всех существующих богов за то, что до сих пор жива. О том, что нас впереди, возможно, ждала какая-то опасность, я и не думала. А вот при мысли об обратном пути очень хотелось воспользоваться прибором телепортации.
И ведь не скажешь ему, глухарю токующему, что подобные развлечения мне не по душе!
Мы оставили байк на площадке перед огороженным участком с вывеской «Музей кузнечного ремесла», для виду постучали в калитку (нам, естественно, никто не ответил), отворили ее. Несмазанные петли издали характерный звук. Возможно, это и был звонок.
Шурша палой листвой, направились в обход ветхого дома, обнаружившегося сразу за оградой. Где только можно, высились чахлые травы.
Участок не то, чтобы производил абсолютно заброшенное впечатление. Но и присутствие крепкой хозяйской руки в нем тоже не чувствовалось. За домом оказался поместительный с виду сарай с на редкость добротной кровлей – вероятно, там была кузня.
– Кузня, – подтвердил металлист мое предположение. – Последний раз тут ковали где-то с месяц назад.
Пока мы стояли во дворе, разглядывая предметы обихода, из дома показался ветхий маленький старичонко. На его сморщенном, точь-в-точь высохшее яблоко, лице, неестественно оживленно смотрелись умные и ясные глаза. На груди слева висел значок – розочка.
– Вы к кому будете? – осведомился он на редкость бойким для своего возраста фальцетом.
– Мы от Бориса Ивановича, – ответила я согласно выданной начальством инструкции.
Дедушка остановился, как вкопанный, уставился на нас немигающим взглядом. Потом отвел глаза в сторону, потом оглядел еще раз. Я даже не знала, что и подумать, как дедуля заговорил.
– Ну что же… Заходите. Музей заодно посмотрите.
Выставка меня не впечатлила. Какие-то литые подсвечники рядом с наградами за них же на неведомых мне соревнованиях, жуткого вида шпаги с не менее жуткого вида гардами, еще что-то непонятное мне, но страшно тяжелое на вид. Зато металлист попал в милую его сердцу стихию, подолгу замирал у каждого экспоната, спрашивал, спорил, сыпал малопонятными терминами…
Дедуля, первоначально отнесшийся к нашей делегации несколько настороженно, видя такой неподдельный интерес, и, пуще того, профессионализм, разговорился. Правда, его больше интересовало оружие, но в этой области он был непревзойденным знатоком. Минут через десять он спохватился, поведал нам то, ради чего мы, собственно, сюда и явились.
По словам бодрого деда, где-то с полмесяца назад один за другим повадились пропадать кузнецы. Причем, сначала не самого хорошего умения, а потом и лучшие. Вот и хозяин этого дома куда-то подался вчера вечером.
– Вчера вечером? – переспросил металлист. – А что же к кузне уже месяц как никто не подходит?
– Ишь ты, глазастый, – с непонятной интонацией произнес старичок. – Все замечает! Только разве же он тут ковал? Тут только соревнования ихние, кузнечные, проходили, а ковал он где-то в Москве, не знаю уж, где точно.
– Понятно, – тоном человека, которому ничего как раз не понятно, сказал металлист.
– А вы нам от себя ничего сказать не хотите? – спросила я, видя что старик как будто в чем-то сомневается. – Не случалось ли чего загадочного в последнее время кроме этих пропаж человеческих?
Дед с сомнением поглядел на меня, поскреб полысевшую маковку, потом тяжело вздохнул и бодро порысил вглубь дома.
– Что-то я не пойму, – шепнула я своему спутнику. – На вид ему лет восемьдесят, а по всем остальным признакам не скажешь…
– Я тоже заметил, – зашептал в ответ товарищ. – Несовпадение налицо.
И вот что интересно – не был этот старик магом. Отнюдь.
Вернулся хозяин почти сразу, нес что-то, тщательно завернутое в бумагу.
– Вот, – с видом человека, держащего ядовитого слизняка, произнес он. – Только руками не трогайте.
Он положил ношу на стол, и аккуратно, стараясь не задеть содержимое, развернул обертку.
– Какой красивый тенгу! – восхищенно завопила я, бросаясь к маленькой статуэтке. – И живой такой!
Японский бог фехтования, симпатичный ворон с мечом на боку, застыл в позе готовности. Того и гляди, меч выхватит, и порубает всех в капусту.
Металлист схватил меня, протянувшую обе конечности, поперек туловища.
– Да это же на редкость уродливая железяка, – с гримасой отвращения произнес Илья. – Что это на тебя нашло?
– И не только на нее, – изучающе глядя на моего спутника, сказал старикан. – Все, кто к этой штуковине притронулся, раньше или позже либо подались отсюда, либо с собой покончили.
Я поежилась. Еще чуть-чуть, и влипла бы! Теперь я отчетливо видела предмет, лежащий на столе. Больше всего он походил на кривобокий, полный некрасивых изъянов ножик. Мне даже показалось, что он живой и строит рожи (если, конечно, у ножа есть лицо). Кто же сподобился сковать такую мерзость? И из чего?
– Спасибо, – от души поблагодарила я товарища. – Гадость-то какая! Еще чуть-чуть…
И тут до меня дошло. Точно такое же впечатление «строимых мне глазок» было у меня от беса форменного, по вине которого погиб злосчастный журналист из «Известий». Я обернулась к металлисту, чтобы сообщить ему эту новость, и увидела, что он смотрит на меня так, как будто чуть было не пережил самую огромную потерю в своей жизни.
Дедуля посмотрел на нас обоих, хмыкнул, осторожно, двумя пальцами принялся заворачивать опасную железяку в бумагу.
– Постойте, – очнулся металлист. – Я след сниму.
Я напряглась – не хватало ему, злосчастному, еще и под влияние этой мерзости попасть. Но он, видимо, знал, что делал, да и странный старикан отнесся к затее моего товарища спокойно. Не мог же этот дедуля, в самом деле, позволить металлисту погубить себя?
– Силы хватит? – только и спросил он.
– Думаю, да, – ответил Илья.
– Ну, смотри, – пожал плечами дед, и отошел в сторонку.
А металлист протянул руку по направлению к подлой железке, подержал так с минуту. Ничто не выдало усилий, только струйка пота сбежала по щеке, и пальцы на руке так и заходили ходуном…
– Ну вот и все, – облегченно вздохнув, заявил мой боевой товарищ.
Опустил дрожащую руку.
Когда мы, попрощавшись, выходили за калитку музея кузнечного ремесла, я спиной чувствовала эдакое настороженное уважение со стороны странного деда.
Впрочем, я скоро о нем забыла – ведь мне предстояло еще сумасшедшая поездка на мотоцикле.
* * *
А вечером погода испортилась. Пошел мелкий, но крайне противный дождь, загнал разыгравшихся было не на шутку эмпатов в Тролля, а вдохновенно что-то там сажающих друидов – в Дерево. Огневиков не нужно было никуда прогонять – они и так изучали плазму в своем корпусе. Мы же с металлистом сидели в домике у волхва, и слушали его витиеватые ругательства на тему о фашистах вообще и нехороших денебцах в частности.
– Наверняка эта зараза уже успела хорошенько распространиться, – ворчал Борис Иванович. – Поздновато они там, на Огненной, спохватились…
– А в чем опасность-то?
Ситуация была, конечно, аховая. Но ведь не такая аховая, как с тем же СПИДом.
Однако, волхв был со мной не согласен:
– Эти горячие денебские тугодумы, судя по тому, что вы мне рассказали, выдумали способ сделать из людей себе подобных, практически бессмертных зомби.
А вот это было уже неприятно.
– А разве из нашего тела может получиться что-нибудь более-менее вечное? – усомнился металлист. – Оно же сгниет через год, не говоря уже о том, что вонять будет так, что…
– А кто тебе сказал, что у людей останется человеческое тело? – вкрадчиво поинтересовался волхв. – Судя по тому, что негодяи связались с кузнецами, люди могут быть превращены в подобие нержавеющего железа с парой мыслишек и всего одной эмоцией.
– Это точно?
– Это предположение, – мрачно ответил Борис Иванович.
Настолько мрачно, что в домике стало темно, и появился перепуганный Гоша.
– Валерьянки не желаете? – поджав полосатый хвост, осведомился домовой. – А то я уже и стакан с водой заготовил…
При виде самоотверженной мелкой нечисти, потрясающей техногенным аптечным пузырьком с валерьянкой, волхв усмехнулся. Он отрицательно качнул головой домовому (того тут же как ветром сдуло), и уже куда более жизнерадостным тоном донес до аудитории то, что ей пришлось иметь дело с умнейшей денебской элитой. И что рядовой денебец отличался от Штирлица так же, как китайская торговка на базаре от китайского же императора. И что количество мыслей у денебцев в голове, действительно, стремится к нулю, зато они упрямы, как ослы, и общительны, как старушки на лавочке у подъезда.