Глава 5.

И в следующий момент я увидела сиреневое небо, крыльцо псевдо-японского дома, а на нем металлиста, оказывающего первую помощь пострадавшему.

«Так же ведь, наверное, человеку можно грудную клетку поломать», – подумала я, наблюдая, как товарищ в центнер весом со всей молодецкой дури бьет друида в область сердца. – «Видно, Илюха совсем с головой на жаре поссорился».

– А скафандр снять не пробовал? – раздался сзади писклявый, но вполне ироничный голос Илоны.

«Не может быть», – подумала я, – «чтобы у нее не было чувства юмора».

– Нет, – спокойно ответила та.

Собственно, снятием скафандра оказание первой помощи и окончилось. Друид пару раз жадно вздохнул, закашлялся, открыл глаза. В руке у него расцвел фаербол.

– Где она? – озирался он по сторонам.

– Убита, – грустно ответила Илана. – Первый случай насильственной смерти у женщины за всю историю планеты. И еще неизвестно, сколько солдат, не справившись с таким потрясением, уйдет в вечность. Уже окаменели двое. Друид прикусил язык, фаербол исчез, так и не обретя цель.

Что тут сказать?

–Ничего не говори, – ответила ветеранка. – Это жизнь. По напитку? Надо же встряхнуться после такого потрясения! И, потом, у вас еще миссия не закончена.

В самом деле! Мы же ведь прибыли сюда затем, чтобы научиться различать денебцев. Те, которых мы уже успели узреть, показались мне на одно лицо, а, точнее, на одну субстанцию. По крайней мере, на огненной части планеты они были сгустками темного, местами остывшего пламени. И как их различать прикажете? Я было начала прикладывать умственные усилия, но вскоре поняла, что мне проще локомотив с рельсов сдвинуть, чем придумать что-либо путное.

– Что-то задерживается полковник, – задумчиво глядя на небо, пропищала Илана. – Я пойду пока, отдам распоряжение ужин готовить, а вы по саду прогуляйтесь.

Она уже почти скрылась в дверях, когда оглянулась и добавила:

– И да, не трогайте руками те предметы, которые вам захочется потрогать больше всего на свете.

Мы остались одни. В маленьком, немного запущенном саду. Впрочем, это его не портило. Антон наконец-то нашел себе спокойное занятие по душе – ходил, рассматривал растения, о чем-то пытался с ними поговорить. Какой-то кактус не понял друида, устроил атаку маленькими круглыми кактусятами розового цвета. Пока я смотрела, как друид забавно скачет вокруг несговорчивого растения, металлист, презрев напутствия денебки, остановился напротив какой-то металлической штуковины. Глаза товарища зажглись нездоровым блеском.

Я вспомнила напутствие Жозефины: «не суй свои руки куда не просят», и решила на всякий случай присмотреть за ее братцем. Тот вел себя вполне спокойно, руки, куда не просят, не тянул, даже в задние карманы джинсов их засунул, от греха подальше. На крылечке появилась Илана, зовя всех ужинать, я отвернулась, чтобы ответить что-то типа «да-да, сейчас будем», и тут предсказание настигло адресата.

Денебка вздрогнула, пронзительно заверещала «держи его!!!», я повернулась, но поздно – увидела только кроссовки стремительно исчезающего металлиста.

– Куда это его понесло? – ошалело произнес друид.

Остановился, и тут же получил розовеньким кактусенком по макушке.

– Антон! – не своим голосом взвизгнула денебка, бросаясь к оседающему на травку друиду. – Впрочем, нет, с ним все в порядке, – отняла она руку с его лба спустя пару секунд. – Полежит полчасика, и будет как новенький, только обоняние и слух на время потеряет. А ты все еще здесь? – повернулась она ко мне.

– А где мне надо быть? – удивилась я.

– Спасай своего… друга, – исправилась она в последний момент. – Я не смогу, потупилась она. – Он не был близким для меня.

– А где он? – ошарашено уставилась я на нее.

– В раю для увлеченных, – грустно ответила ветеранка. – Нельзя было пускать вас сюда.

– Что еще за рай?! – прорезались в моем голосе истеричные нотки. – Он что, умер?!

– Нет, наверное… Короче, тебе, чтобы его вызволить, придется ответить на несколько вопросов. Давай, представляй себе своего друга, хватайся за эту металлическую фиговину, – показала она на слабо светящийся железный крендель, и возвращайся.

– А как? – уставилась я на нее круглыми от изумления глазами.

– Ты не знаешь?! – удивилась в свою очередь она. – Одно из двух: либо вас Борилий переоценивает, либо я что-то не понимаю в этой жизни… Дуй в ракушку, когда будете готовы, я переход вам открою, – решилась она. – Но Борилию при встрече все скажу, что о нем думаю. Ты все еще здесь?

Я отрицательно покачала головой, набрала в легкие побольше воздуху, представила себе металлиста (он получился классным и вовсе не занудным), и ухватилась за практически погасшую железяку обоими руками.

Куда хватало глаз, тянулись скошенные поля. Тишь стояла полная.

– Илюха!! – позвала я. – Илюха!!!

Не привета, ни ответа. Правда, картина изменилась. Я оказалась на опушке соснового леса, такого манящего, такого нереально прекрасного и идеального – казалось, еще шаг, и ты, оказавшись в нем, навечно приобщишься к высшему блаженству находиться среди столь бесконечно и безмерно любимых тобой… Стоп!

– Илюха!! – отпрянула я от бора, как от гадюки. – Илюха!!!

Бор исчез, взамен него появился мотель. На берегу океана, окруженный все теми же хвойными, с парой лежаков под пляжным зонтиком на огромном мшистом валуне («что он тут делает, дитя оледенения?»). Для меня пейзаж был запредельно-уютный и безумно-романтичный, но в то же время в нем таилась опасность. Вечность.

– Илюха!!

На зов никто не вышел, картина сменилась. На этот раз я оказалась на МКАДе, на байке, вторым, понятное дело, номером. Лавировали мы между машин подобно заправскому гонщику, да еще на какой-то немыслимой скорости (спидометр показывал три сотни с гаком). И почему-то меня не покидала уверенность в том, что едем мы абсолютно безопасно – сам Валентино Росси от зависти бы удавился, если бы нас увидел.

И тут до меня дошло. Я стремилась вовсе не к Илье, а в собственные потаенные желания. Уж что-что, а воображение у меня всегда было развитым. Его срочно требовалось отключить. Оно стойко сопротивлялось, рисовало мне картинки – одна красочнее другой.

Задача казалась непосильной. Еще бы, все йоги всех времен и народов бились над проблемой остановки мыслей, годами просиживая в позе лотоса, вперяя свой взгляд в стену пещеры, словно она, несимпатичная, могла заменить им красоты внешнего мира. Куда уж мне, до них, шилу в з…це!

Пока я мечтала об остановке мыслей, окружающая обстановка изменилась. Я обнаружила себя в пещере, с завернутыми в крендель ногами, созерцающей в углублении в стене собственные награды за медитацию. Там были: кубок в ознаменование победы над йогами Кулу, медаль за третье место по юго-западному округу Москвы, какая-то непонятная чаша, наполненная жиром, за победу над тибетцами (а они по торопливости ума от яков ну ничем ни отличаются). И еще добрая дюжина таких же странных наград.

Я сделала над собой усилие и вернулась на свежескошенное поле. К началу пути. Надо было попробовать разыскать металлиста как-то иначе. Только как? Я уже было отчаялась что-то придумать, когда решила не мечтать, и не стараться, но просто постоять на поле. Спокойно. Для себя. А потом я буду бегать, дергаться… Потом… Я закрыла глаза…

Внезапно пришло воспоминание о том, как мы идем сквозь металлическую дверь – вместе и порознь одновременно. Я тогда ничего не хотела от товарища – просто была рядом, и все. Это было настолько хорошее ощущение, что мне захотелось продлить его подольше.

Открыла я глаза только потому, что почувствовала чье-то присутствие, и в тот же момент увидела себя в саду перед четырьмя фигурами в плащах с большими капюшонами. Иначе, чем «судьи», назвать этих персонажей было просто невозможно. Лица их отражали вполне человеческие эмоции: само спокойствие, доброту, усталость и презрение. За четверкой виднелась фигура металлиста, увлеченно созерцающего кусок железа.

– Ага, добралась-таки, – на чистом русском прокомментировал мое прибытие один судей.– И половины дня не прошло.

– Я же говорил, – высоко подняв палец, менторским тоном заявил его коллега. – Что она справится до заката. Забирай своего друга, и провали…

– Постой, – перебил третий. – А вопросы?

– Ответит. У нас еще двадцать восторженных, и пятнадцать их друзей, за всеми следить надо, – сказал тот, что с добрым лицом.

– Так не положено, – возмутился спокойный. – А как же испытание?

– Но она так быстро добралась, – попытался было возразить ему мой нежданный защитник. – Почти не опоздала.

– На три секунды, – сварливо ответил брюзга. – За это время на ее планете происходит… Триста гроз, триста тысяч химических реакций в мозге среднего аборигена, рождается…

– Признаю, – безнадежно изрек усталый. – За три секунды действительно может произойти многое.

Я с нескрываемым изумлением разглядывала всех четверых. Что-то мне подсказывало, что этот спектакль устроен исключительно для меня. Не успела я так подумать, как спокойный судья огласил приговор:

– Можешь забирать. Номер 164548, вы свободны.

Металлист оторвался от созерцания железяки, и, как был, восторженный, направился ко мне. Идти ему было шагов пятнадцать, за все время, пока он шел, выражение на его лице не изменилось.

– Постойте! – не своим голосом завопила я. – Он же похож на идиота!

Металлист замер, созерцая перед собой что-то, бесконечно близкое его сердцу.

– Смотрите! – радостно завопил добрый. – Она и это разглядела!

«А что тут глядеть-то?» – несказанно удивилась я. – «И так все видно. Блаженный идиот – он и у Достоевского идиот».

Добрый смотрел на меня с обожанием.

– А чем он тебе не нравится? – подозрительно уставился на меня брюзга. – Не критикует, всем доволен, не курит, смотрит восхищенно, каши не просит…

– Но он же не настоящий! – возмутилась я. – Как же он жить-то будет?

– О, женщины! – закатил очи усталый судья. – Мне вас не понять! То вам идеал подавай, то…

– Что тут непонятного? – вновь поддержал меня добрый судья. – Она ему не жена, а… – устремила на меня проницательный взор судья, – просто друг.

– Но мы же не можем отобрать у человека его мечту! – зашелся визгом брюзга. – Он сам сюда за ней пришел!

– Он сюда попал случайно, – подала голос я.

– Здесь случайно не появляются, – покачало головой само спокойствие.

– В таком разе исполните мою мечту, – мрачно ответила я. – Верните мне моего друга таким, каким я его…

– Подумай, прежде чем произнести вслух, – погрозил мне пальцем «защитник». – Вы, люди, такие несовершенные – вечно хотите каких-нибудь глупостей.

Я прикусила язык. Постаралась сформулировать свое желание почетче, и поняла, что это невозможно – любой буквоед зацепится за какое-нибудь слово, а мне потом придется лицезреть не живого человека, а то, как я его в этот момент представляю.

– Что же мне делать? – взмолилась я. – Помогите мне, пожалуйста!

– Желание произнесено, – сказал защитник поразительно безликим голосом. – Суд удаляется на совещание.

Я осталась одна. В семи шагах от меня замер металлист с блаженной улыбкой на лице. Я хотела было подойти ли к нему, но потом все же одумалась. Место было более, чем странным – кто знает, чем мой невинный поступок может закончиться?

Наконец появились судьи.

– Единственно, чем мы можем тебе помочь, – произнес, глядя сквозь меня, безразличный человек в плаще, – это назначить тебе испытание. Если ты пройдешь его, то он, – кивнул судья в сторону восторженного металлиста, – снова станет обычным человеком. – Не пройдешь – таким и останется.

– Он на трое суток станет, как ты выражаешься, «прежним», – устало сказал другой судья. – А ты…

– А ты, – посмотрел на меня брезгливый судья с таким видом, с каким видом, с каким смотрят на полное ничтожество, – его ни в чем разу не упрекнешь.

– Вслух, – поспешно вставил добрый и сострадательный.

– Тогда испытание растягивается на неделю, – констатировал факт уставший.

– Быть посему, – заключил безразличный.

– А во сне считается? – мрачно осведомилась я, чувствуя некий подвох.

– Считается, – с невыразимым удовольствием произнес брюзга. – И так тебе было дано послабление.

Я красочно представила себя, спящую с заклеенным пластырем ртом. Или нет, лучше серой такой лентой, которой прорванные трубы латают. Уставший судья посмотрел на меня укоризненным взглядом – мол, и так кучу времени потеряли, а она тут в игрушки играется.

– Все, забирай своего друга, – прищелкнул пальцами сочувствующий судья. – И помни, дитя мое, – тоном священника изрек он. – Терпение – вот высшая добродетель. Терпение и сострадание.

Металлист ожил, осмотрелся с изумлением по сторонам, увидел меня. Шагнул навстречу.

– Опять мы по твоей милости оказались непонятно где? – чуть ли не взвизгнул он. – И когда ты только научишься поступать по-человечески?

Вот так! Впрочем, а что я еще ожидала?

– У тебя есть время передумать, – ровным голосом сообщил спокойный судья.

Брюзга с непередаваемым злорадством уставился на меня. Я отрицательно покачала головой. Металлист тем временем осилил последние семь шагов, разделявшие нас за все время предыдущего, с позволения сказать, торга. Уста его сахарные извергали не самые лестные отзывы о моих умственных способностях.

– Ладно, сама напросилась, – обреченно сказала я. Достала ракушку. – Эх! Лучше бы я превратилась в дракона.

Ухоженного сада больше не было. Собственно, никакого сада больше не было – вместо него была огромная воронка, в центре которой сидели Илана, я и металлист.

– Второй раз за последние полгода, – грустно сказала денебка.

– А что случилось полгода назад? – сочувственно спросила я у нее. – Иззя?

Илана кивнула:

– Он, родимый. В тот же портал улетел.

– Так вот куда ты угодила, растяпа! – встрепенулся металлист. – А я-то гадал, где это мы были! Смотри, что стало с садом Иланы по твоей милости, – укоризненно уставился он на меня.

Я набрала было воздуху в легкие для достойного ответа, но вовремя одумалась. Денебка посмотрела на меня понимающим взглядом.

«Крепись, Лиса», – услышала я голос Иланы в голове. – «Это ненадолго».

«А он совсем ничего не понимает?» – мрачно подумала я.

Ветеранка пристально пригляделась к затылку карабкающегося вверх металлиста.

«Осознает, что неправ», – медленно сказала она, – «но ничего не может с собой поделать. Почему так все получилось, не помнит. Плохо».

«Почему?»

«Либо себя возненавидит, либо тебя», – пожала плечами Илана. – «Человек очень слабое создание».

Мое и без того кислое настроение скисло окончательно:

«Совсем безнадежно?»

«Почему же?» – удивилась денебка. – «Вероятность благополучного исхода всегда есть».

«И при каких же это условиях?»

«Любовь», – просто ответила она. – «Настоящая, а не то, что за нее принимают».

«?»

«Страсть, порыв, ну и так далее. Ладно, полезли наверх, что ли».

«Вот влипла», – мрачно подумала я. – «Либо без напарника останусь, либо…»

О втором «либо» мне даже и думать не хотелось – слово «любовь», порядком затасканное на моей планете, мне ни разу в воплощенном виде не встречалось. Влюбленность – да, сплошь и рядом. У меня даже со временем начало складываться впечатление, что так называемая «любовь» между мужчиной и женщиной – некая уловка природы для продолжения рода. Одна нервная Жозефина со своей кочергой чего стоила.

Или это, создание совместного дела, использование друг дружки – тоже достойная замена. Непонятно чему.

Что есть любовь? Как понять, мне, однажды схлопотавшей от бой-френда, и очень чувствительно, что это такое?

Конечно, я еще мало жила на белом свете, но…

«Вылезай уже, философ – оптимист!» – раздалось в моей голове.

Я очнулась от тяжких дум («А, чего там думать-то? Будь, что будет!»), и полезла вверх.

До вечера следующего дня мы ровняли землю в саду, копали пруд, и таскали тяжелые камни для альпийской горки, слава богу при помощи телекинеза. Бесам в святая святых жилища денебки вход был воспрещен, пришлось самим батрачить, аки неграм на плантации. Металлист работал наравне со всеми, не выделывался, но нет-нет, да отпускал ехидный комментарий в мой адрес. Я поначалу было дергалась, а потом привыкла.

Друид – тот вообще не обращал на Илью никакого внимания. У него, уколотого ядовитым отпрыском кактуса (уничтоженного нашим с металлистом возвращением), временно отнялись слух и запах. Зато память у Антона была преотличная, и говорить на языках растений он не разучился – так обновил сад денебке, что та была готова расцеловать нашего древесного товарища. Правда, не все растения повторяли прежние, но ядовитый кактус был точной копией предыдущего, за одним исключением – на сей раз он не стремился напасть на своего создателя.

Не успели мы отмыться и как следует отдохнуть после работы, как появился Штирлиц, торжественно неся объемистую коробку. Судя по тому, что та не делала попыток возгораться, она была сделана из на редкость огнеупорного материала.

– Что это? – удивился друид, чуть не выпав из огнеупорного плетеного кресла.

«Фотографии» беглых каторжников», – услышала я пояснения Штирлица в своей голове. – Сейчас вы будете учиться различать наших сограждан, – бодро пискнула вереранка.

– Оптимистично заявлено, – покачала я головой.

– Пессимистка! – презрительно бросил металлист.

Я изо всех сил стиснула зубы – меня так и подмывало ответить.

«Вечером я тебе расскажу про то, как я Иззю терпела», – услышала я голос денебки в своей голове. – «А теперь пора к занятиям приступать».

Убедившись, что все его внимательно слушают, Штирлиц положил коробку на стол, вокруг которого расселась наша компания. Откинул крышку усилием мысли.

– Что это? – удивился друид, указывая на ряд аптечных пузыречков с притертыми пробками из темно-коричневого стекла.

– Это фотографии або… местных жителей, – пояснила вовремя вспомнившая о вежливости я.

– Чего-чего?! – завопил что есть мочи пораженный отпрыском кактуса Антон. – Не слышу!

Металлист достал свой неразлучный наладонник, написал что-то в нем, показал товарищу. Тот удовлетворенно кивнул, но в следующий момент, видимо, когда до него дошло, как до жирафа, брови его поползли вверх.

Внимательно наблюдавшая за нами Илана покачала головой. Видать, денебка сильно сомневалась в наших способностях научиться различать аборигенов по пузыречкам. Лично мне было очень интересно узнать, как это она вообще продолжает к нам серьезно относиться после того, как мы устроили такое шоу в ее саду. И, что-то подсказывало мне, у нас еще будет шанс себя проявить во всей красе.

Надо ли говорить, что у нас ничего не вышло с отождествлением? Сколько мы не бились над склянками, сопоставить образ и запах не получалось.

– Придется вызвать сына, – задумчиво пропищала ветеранка. – И оставить только два пузырька. По крайней мере, вы будете иметь возможность понять, что то, что налито в склянке Штирлица, относится к Штирлицу, а то, что в склянке Иззи – к Иззе. Я очень надеюсь, что вы будете толковыми учениками.

Металлист оглядел меня с ног до головы, словно пытался отыскать следы присутствия одаренности, и презрительно отвел взгляд. Не нашел, по всей видимости.

Илана грустно покачала головой.

– Кстати, у меня тоже есть фотография, – задумчиво молвила она. – И мне почему-то кажется, что с моим обликом у вас проблем будет куда меньше.

Штирлиц удалился за Иззей, Илана отправилась вглубь дома за своей «фотографией», а за столом возникло напряженное молчание. Друид не мог участвовать в полноценном разговоре, металлист на меня неадекватно (я все же на это надеялась) реагировал, а мне не хотелось завязывать никакие разговоры и тем самым становиться девочкой для битья. Поэтому я просто закрыла глаза, и вызвала в памяти воспоминания о мирах времен юности Огненного Рассвета.

Это была очень дождливая планета. Ни о каких людях речи не было – по «газону» из пальм высотой в пятиэтажный дом разгуливали жуткого вида гигантские динозавры, по сравнению с которыми дракон казался птенчиком желторотым. Огненный Рассвет в то время и был в некотором роде желторотым – недавно отправился в самостоятельное путешествие, опыта не было практически никакого, равно, как и житейской мудрости – а потому и решил, что может безнаказанно дразнить огромных и неповоротливых, как ему казалось, инопланетян. Он запросто мог бы скрыться в пресловутых пальмах (и рассчитывал на это), не обладай динозавры хорошим зрением, о чем дракон, понятное дело, не подозревал. О том, что аборигены обладают отменной реакцией, юный дракон узнал во время своего первого виража под носом у зубастого хищника. О том, что у них развит стадный инстинкт, Рассвет узнал в следующий момент, когда ему пришлось уворачиваться иглоподобных зубов в раскрытой пасти второго динозавра. А вот о том, что он, похоже совершил ошибку, неопытный дракон понял, когда осознал себя в тесной вонючей слизистой пещере, представляющую собой пасть третьего хищника. Свет уже практически померк – динозавр закрывал пасть – когда ошарашенный дракон вспомнил, что он, однако, огнедышащий. И ливанул огнем из пасти со всей дури. Ему повезло – он инстинктивно выбрал самую большую температуру пламени, и пасть динозавра успела ликвидироваться прежде, чем дракон заживо в ней изжарился от своего же огня. Аборигены впечатлились демонстрацией силы со стороны безобидной, как они прежде стали, жертвы, и отступили.

Разгоряченный после боя дракон отмахал километров двадцать, прежде чем осознал, что каждый взмах пронзает его тело адской болью. Правое крыло было сломано.

Местность, в которой он приземлился, была свободной от динозавров, и трава там росла обычная (но все же доставала ящеру по середины туловища). А еще там не переставая шел дождь, и под ним брел наш дракон. День, другой, третий… Пока не срослось крыло.

– Лиса, – услышала я пронзительный голос денебки.

– А? – очнулась я от чужих воспоминаний.

Илана стояла у стола и с каким-то нездоровым любопытством меня разглядывала. Мне стало не по себе.

– Что случилось? – спросила я у нее.

– Ничего, – покачала головой та. – Так вот. Я, собственно, фотоальбом принесла, – помахала она пузырьком. – Это очень хорошая фотография.

Фотоальбом? Всего с одним снимком внутри?

– А где остальные? Потерялись?

– Нам много склянок не нужно, – мягко улыбнулась Илана. – У нашего народа очень хорошая память.

– А друзьям показать? – Не унималась я.

«Мы абсолютные телепаты», – услышала я как наяву. – «Смотри, вот наша встреча на Валааме».

«Что это?»

Прямо перед моим мысленным взором возникли странные цветастые пятна и ярко-выраженные силовые линии магнитного поля на фоне бескрайнего снежного ковра почему-то синего цвета.

«Наша встреча», – невозмутимо ответила денебка. – «Вот этот образ со стальным стержнем внутри, полный светлого огня, – волхв Борилий. Вот этот, наполненный земными токами и энергией льда… нет, воды, – волхв Терентий. Это ты, огонек ходячий с хвойным ароматом», – улыбнулась она. – «Этот строгий металлический узор – твой товарищ».