Ну, стало быть, бомжи и бомжи. Ничего особенного. Однако в этом мирно-обыденном сообщении Хлопчик уловил две насторожившие его детали. Первая: глазастая бабка с досадой назвала бомжей приличными людьми. Вторая: эти приличные люди входили по вечерам в подвал, как к себе домой, - быстро и уверенно. А, насколько было известно, дверь в подвал - обитая, кстати, железом - надежно запиралась тяжелым висячим замком.
      Да, не проведешь Хлопчика.
      Когда я подходил к нужному дому, увидел ограждение. Не иначе Хлопчик распорядился. Маскировку устроил. Чтобы кого-то не спугнуть. Перехватил улицу веревками с красными тряпицами, два плакатика нарисовал: "Осторжно, ведутся работы. Обход стороной".
      Кроме того, по крыше дома демонстративно громыхали шагами волгинские опера, одетые в оранжевые рабочие комбинезоны. Басили всякими грубыми словами, брякали железом, обстукивали водосточную трубу.
      Понятно.
      - Пойдемте, товарищ полковник, - вполголоса сказал Хлопчик, увлекая меня во двор, к подвальной двери.
      Мы спустились на несколько ступеней.
      - Вот, смотрите, - он потянул одну из петель замка, и она легко вышла из щели - открыто, стало быть. Поставил ее на место - стало быть, заперто.
      Вошли внутрь. Хлопчик включил фонарик, нашел им выключатель, щелкнул.
      Подвал как подвал. Трубы, с которых капает ржавая вода, хлам повсюду разного вида: тарные ящики, ломаная казенная мебель, садовые скамьи с некомплектными рейками.
      Все кругом завалено до потолка, а в центре - чистое место, словно специально убранное. Рядом ровной стопкой, через прокладки из тарной доски, сложен бордюрный камень. Лежит здоровенный швеллер, метра полтора длиной.
      - Наверх взгляните, - подсказал Хлопчик, чертя по потол ку сильным лучом фонарика. - Видите?
      Вижу. На потолке были нанесены какие-то риски, помеченные цифрами. Они сходились к правильному кругу, образованному неглубокими, засверленными в бетоне отверстиями с небольшим шагом.
      - Я днем проверял с рулеткой, - сообщил Хлопчик. - Круг этот почти в центре торгового зала магазина.
      - Ты с рулеткой, - ахнул я, - по магазину лазил?
      - Что вы, товарищ полковник, - обиделся участковый. - С рулеткой здесь - по потолку, а в магазине вдоль витрин ходил, ювелирные украшения разглядывал - шагами мерил. У меня шаг точный.
      И голова, по-моему, тоже.
      - И вот еще что, - указал на выключатель, из которого была выведена розетка. По виду - совсем новая. - Ну что, товарищ полковник, с поличным будем брать?
      - Обязательно. Только не вздумайте засаду в подвале оставлять.
      - Конечно, нет. Я с гражданкой Усиковой уже договорился. Она троих приютит. А еще двоих - у дворника поселим.
      - А кто эта Усикова?
      - Да та бабуля, которая сигнал дала.
      - Ну, действуйте. Только не спешите брать. В самый момент заставайте, чтоб не отвертелись.
      - Я вам сообщу, когда тот момент настанет.
      Ночью Лялька, как ею заведено, явилась в мой будуар посплетничать. С Баксом на плече - такая из себя дама с горностаем, и опять полуголая и босиком. Чтобы пожалел и под одеяло пустил. Нравится ей, стало быть, такая форма общения.
      - Как Юлька?
      - Приживается. Ей здесь в новинку все. Удрать не пыталась, хотя я провоцировала. Можно я ее позову? А то ей обидно будет.
      - Зови, - вздохнул я, хотя мне хотелось спать, а не трепаться с ночными красавицами. - Зови. Только пусть в верхней одежде приходит, а не в пеньюаре.
      Что-то девки затевают. Явно. На пару. Изнасилуют еще старого полковника. Ну, им же хуже.
      - Как съездили, господин полковник? - Юлька с порога: черные глаза сияют, черные волосы по плечам струятся, в длинном распашном халате образца середины нашего века. Не иначе Алевтина отжалела. - Что нам привезли из дальних стран? Какие гостинцы?
      - Капустку, картошечку, огурчики свежемаринованные. Годится?
      Алые губки поджала, вздохнула разочарованно.
      - Могли бы что-нибудь покруче своим любимым девочкам. Вы такой солидный мужчина...
      - И немножечко красивый, - подхватила Лялька, устраивая кота на моей подушке.
      - И моложавенький, да, Ляль?
      - Видный вообще. Стреляет хорошо.
      Теперь они уже втроем мурлыкали: кот и две кошечки. Сейчас что-то выпрашивать начнут.
      - Глаза мне его нравятся: серые, в голубинку по краям.
      По каким еще краям? И что за голубинка такая?
      - И в городе его уважают. Памятник ему поставят. На Площади павших борцов. Деньги уже собрали. Ваятеля ищут.
      - Чтоб достойный нашего полковника был, да?
      Освоилась Юлька, обнаглела. Хотя скромностью особой она и раньше не хвалилась. В силу специфики своей профессии.
      - Алексей Дмитриевич, вы такой умный, добрый, самостоятельный...
      Я решил не перебивать. Послушать. Приятно ведь. Хоть и врут.
      - Справедливый. У вас сердце щедрое.
      Сватать они меня, что ли, собрались?
      - А мне и походка его нравится.
      - Походка ни при чем, - спохватилась Лялька.
      Ну да, хромоту все ж отметили. Для баланса. Но ведь о ноге не случайно вспомнили. Ассоциативно.
      Я уже начал было догадываться, а тут Лялька, посчитав, видимо, что артподготовка проведена успешно - противник морально подавлен, - бросила в атаку основные резервы.
      - Алексей Дмитриевич, - плаксиво так, - вы Филипка помните? Который ногой машину остановил?
      - А что с ним?
      - Он домой просится.
      - Куда домой? На родину?
      - Сюда, в Замок. Надоело ему в больнице, скучно.
      - А ты откуда знаешь?
      - А мы его навещали.
      - Кто - мы?
      - Ну мы с Юлькой.
      Так. Я взял Юльку за ворот халата, поставил на ноги.
      - А кто позволил? Ты под арестом.
      - Во-первых, я не арестованная, а задержанная, - показала юридическую эрудицию, - а, во-вторых, срок задержания без предъявления обвинения уже истек.
      Ясно - Лялька консультировала. Разложение рядов пошло, стало быть. Личные симпатии начинают брать верх над общественными обязанностями.
      Поэтому я Ляльку тоже согнал с постели и сунул ей на дорогу кота.
      - Идите спать. Завтра с вами разберусь.
      - Ну правда, Алексей Дмитриевич, - заскулили в дверях.- Он уже не лежачий. На костылях ходит. Мы за ним будем ухаживать. И уколы делать. И клизмы. Он в домашней обстановке быстрее в строй встанет.
      - Брысь! - рявкнул я и схватил с тумбочки пистолет.
      Бакс сорвался с Ляльки и, задрав хвост, откровенно дунул в коридор. Кошечки, зашипев, отправились следом. Не теряя, однако, достоинства.
      По гулкому в ночи Замку еще долго блуждало и затихало:
      - Отзывчивый... Добрый... Умный...
      И последнее: "Хромой черт!"
      Как раз на этом месте я и уснул. И снились мне пулеметные очереди на лесной дороге, разрывы гранат и картофелины, прыгающие из кузова на асфальт.
      И ускользала, не додумываясь, какая-то простая мысль о какой-то нелепости. Вроде того, что за картошкой надо ездить с автоматами...
      За общим завтраком во все голоса обсуждались детали рейда, эпизоды боев, прожженные штаны.
      А потом вдруг разговор свернул на опасный, точнее, подозрительный путь. Все ребята и девчата стали нахваливать Серого - какой он мудрый командир, какой он слуга царю, отец солдатам, какой он душевный с братьями и сестрами по оружию и какой он жестокий и беспощадный к врагам.
      Что-то такое я уже однажды переживал. И не далее как вчера ночью.
      Недооценил я Ляльку с Юлькой.
      Сейчас Пилипюк скажет слово за Филипка.
      Не сказал, постеснялся (за штаны). Сказал вместо него Рыжик:
      - Товарищ полковник, мы вот что подумали...
      - Думайте на здоровье, - прервал я, вставая из-за стола, - это трудно, понимаю, но надо же привыкать.
      Почему я упрямился? Не знаю. Наверное, не хотелось, чтобы ребята расслаблялись. В общем-то наше победное шествие по пути борьбы с криминалом в любой момент могло прерваться оглушительным поражением. Уже навсегда.
      О малочисленности нашего арьергарда знали трое: Серый, Майор и Волгин. И все наши враги. Я имел, конечно, полное представление, в каком окружении мы находимся. Здесь, как и по всей стране, за последние годы сформировался огромный криминальный контингент. Это не только боевики, это целая армия, состоящая из профессиональных охранных структур: любой банк, предприятие, крупная фирма - все имели в своих рядах хорошо подготовленных и вооруженных людей, нередко из системы милиции и служб безопасности. И вот-вот они закончат общее формирование под одним флагом и бросятся на абордаж.
      Прав я или не прав, но считал необходимым, чтобы наши силы подольше оставались сжатым кулаком, а не добрыми ладошками, из которых любой мог напиться в знойную пору родниковой воды. У нас двенадцать раненых. Стоит забрать одного из них в Замок - потянутся все. И казарма наша превратится в палату для выздоравливающих, где будут трогательный уход, забота, посиделки до утра - и в итоге самое страшное: падение дисциплины, потеря бдительности.
      Нет, не будет моего согласия.
      И я вышел из Рыцарского зала, строго стуча каблуками. Затылком чувствуя омерзительные гримасы.
      Едва я взялся за просмотр бумаг, как позвонил дежурный по отделу:
      - Товарищ полковник, лазутчика поймали.
      - Где?
      - На автовокзале.
      - Кто такой?
      - Корреспондент из Москвы. Не то Потанин, не то Путанин по фамилии. Символично и то и другое. - Приехал будто из села, салом торговать. А сало такое - смотреть противно, не то что есть.
      - А ты уж попробовал?
      - Больно надо, у меня собака от такого отвернется.
      - А что ему здесь надо?
      - Молчит.
      - Ну пусть до вечера помолчит. И не кормите его, пусть свое сало жрет.
      - С ним девушка. Кормить?
      - Если симпатичная - обязательно.
      Сразу, чтобы не забыть, я попросил Ляльку связать меня с Прохором.
      Она хмыкнула:
      - У него медовый месяц.
      - Ты ему напомни, что он все-таки Марсу служит, а не Венере.
      Через пять минут позвонил недовольный Прохор.
      - Извини, Проша, что отрываю тебя от любимого дела, но мне крайняя нужда в помощи. Подбери в городской библиотеке столичную прессу с материалами Путанина. Просмотри, резюмируй и - ко мне на доклад. К девятнадцати часам.
      - Но у меня сегодня на вечер другие планы... - заскулил кобель ушастый.
      - Если ты, жених... такой-то, опоздаешь на пять минут, - не стал я с ним церемониться, - расстреляю как предателя.
      И опять взялся за бумаги.
      Устанавливая свои порядки в городе, я обязал все решения, распоряжения, указы Правительства представлять мне на просмотр до их утверждения, а потом направлял своим специалистам. Такой специфический фильтр обеспечивал нам возможность уже изначально, когда формировались те или иные экономические меры, закрывать возможные каналы для проникновения в торговлю и производство элементов криминала. Своего рода профилактика. Превентивные меры.
      Не скажу, чтобы мне нравилась эта работа, но она была необходима...
      А встречу со столичным корреспондентом пришлось отложить - вышел на связь неутомимый Хлопчик и сообщил, что наступил "тот самый момент".
      Садами, огородами, подворотнями и подземными ходами я пробрался на Гончарную, к ювелирному магазину "Изумруд". К месту, стало быть, засады.
      Оно мне понравилось - было очень толково и профессионально грамотно организовано. Главное - уютно, я бы сказал. Один оперативник сидел у окна, скрытый густыми тюлевыми занавесками и зарослями пышно цветущих гераней, его напарник и участковый Хлопчик за столом под абажуром, потея от усердия, дули наваристый чай с малиновым вареньем, которыми напористо потчевала их хозяйка квартиры, бдительная пенсионерка Усикова. А в хижине дворника, подумалось, не водку ли ребята дуют? Задержим взломщиков - обязательно обнюхаю оперов на предмет специфического запаха.
      Усикова щедро налила чаю и мне, но я не успел его отведать- в кармане Хлопчика пискнула и затрещала рация.
      - Все, - сказал он мне, с сожалением отставляя лишь ополовиненный стакан (правда, четвертый или шестой), - вошли.
      - Сколько их?
      - Мы двоих засекли.
      Схватив с кушетки автоматы, облизывая липкие от варенья пальцы, оперативники бросились вон, перебежали двор, заблокировали вход в подвал. Мы с Хлопчиком вошли в торговый зал "Изумруда" парадными дверьми.
      Здесь, под двумя стволами, лежал на полу у разбитой витрины- руки на затылке - голый человек, рядом с ним - молоток.
      - А где второй?
      - В подсобке.
      В кабинете директора магазина примерно та же картина: голый на полу, возле сейфа, а рядом - газовый резак с небольшим баллоном.
      - Оружие у них есть?
      - Если только в трусах, - усмехнулся опер.
      - А зачем вы их раздели?
      - Они сами, товарищ полковник. На дырке экономили.
      Я вернулся в торговый зал. Действительно - дыра в полу узковатая. На плечах взломщика краснели глубокие царапины, даже голяком едва протиснулся.
      - Ладно, ребята, молодцы. Вызывайте директора, бухгалтера, кого там еще?.. Задержанных - в отдел. Эксперт здесь?
      - В подвале.
      Спустился в подвал. Хорошо потрудились ворюги: засверлили по кругу перекрытие, подперли обрезком швеллера и через него выдавили как пробку бетонный кружок гидравлическим домкратом, установленным на стопке бордюрного камня. Умельцы.
      Эксперт сфотографировал вещдоки.
      Привели "умельцев". Чтобы оделись. Они были огорчены, расстроены, удручены и опечалены. Еще бы: столько трудовых будней - и все зря. Ну не совсем, конечно. Годика на четыре наработали, бедолаги...
      Оделись. Окольцевались, понуро побрели к дверям. Один из них зло отшвырнул ногой подвернувшуюся некстати тряпку.
      Хлопчик зачем-то поднял ее, осмотрел:
      - Постойте-ка, ребята. Чья это куртка?
      Проверил карманы: ключи, некоторые деньги, водительское удостоверение, ружейный патрон.
      - Кто из вас гражданин Гуляев?
      Задержанные переглянулись, пожали плечами. Оба были в куртках.
      Хлопчик перебросил автомат из левой руки в правую, коснулся пальцем спуска:
      - Гуляев, выходи! Ружье - на месте. Руки - за голову.
      В дальнем углу подвала вздох, шорох, грохот упавшего ящика.
      - Не стреляйте! - крикнуло из темноты. - Выхожу. С повинной. Чистосердечно раскаиваясь и признаваясь. Добровольно отказавшись от совершения преступления.
      Он бы еще долго торговался, но Хлопчик шагнул во мрак и вывел за шиворот интеллигентного на вид мужчину, в узкой бородке.
      Довел до дверей, показал на куртку, защелкнул наручники, когда тот надел ее, и вернулся во мрак за ружьем - обычная двустволка-вертикалка, обрезанная ножовкой по стволам и прикладу.
      - Зарегистрирована, - поспешил заявить интеллигентный Гуляев.
      В отделе задержанных допросили. Порознь, естественно. Показания отличались лишь некоторыми незначительными деталями, технического в основном порядка.
      Вдохновитель и организатор преступления, он же руководитель преступной группы - заместитель директора НИИ Гуляев. Его подельники техник и лаборант того же института.
      Преступный замысел созрел и оформился на почве почти двухгодичной невыплаты зарплаты, накопившихся в связи с этим у каждого долгов, назревших конфликтов в семьях.
      - Какие будут мнения, господа присяжные заседатели? - спросил я у следователей, принявших дело.
      - Главного организатора и вдохновителя этого преступления мы все равно пока привлечь к ответственности не можем, - сказала следователь Платонова. - А эти пусть отвечают по Закону.
      - А кто главный-то? - наивно спросил присутствовавший на совещании участковый Хлопчик.
      - А тот, кто их спровоцировал. Вынудил. Создав условия для подрыва бюджета государства. Тот, кто раздарил жуликам деньги, предназначенные для развития отечественной науки.
      - О! Так их там много! - сообразил Хлопчик. - Вся власть.
      - Целая банда. Так что будем делать? - поторопил я. - Что рекомендуем суду?
      Да, я ввел такую практику: розыскники, следователи по завершении дела давали суду объективные рекомендации с учетом личности подсудимого. Потому что при совершении преступления, при задержании, на допросах - это один человек. А в зале суда его не узнать: хватается за голову, раскачивается на скамье (как же я мог так некрасиво поступить?), чистосердечно раскаивается: я больше не буду, я вообще-то очень хороший, но в детстве с печки упал, головкой больно ударился.
      Особое внимание в этих рекомендациях уделялось показаниям потерпевших и свидетелей.
      Да, я оказывал давление на суд. И делал это совершенно убежденно: суд, по моему Закону, не может быть беспристрастен. Он должен ненавидеть преступника и сочувствовать потерпевшему.
      - Я так думаю, - высказался Волгин. - Если за ними ничего больше не обнаружится, пусть суд отмерит им положенный срок. А работать они будут в Зоне по своим профессиям - организуют при Заводе сельхозмашин специализированное конструкторское бюро и обеспечат его функционирование в соответствии с потребностями производства, то есть чтобы продукция Завода удовлетворяла потребителя своим качеством и стоимостью. Оплата - по реальным результатам труда.
      Принято. Единогласно. С частным определением. Премировать гражданку Усикову и участкового Хлопчика. А также указать группе задержания на недостаточный профессионализм. Чай они, стало быть, пили умело, двоих засекли, а третьего участника взлома проглядели.
      До отбоя у меня еще оставалось время, и я заехал к приболевшему профессору Кусакину.
      - Прошу вас, - покашливая в кулак, пригласил меня профессор в кабинет. - Только не начинайте со лжи, не говорите, что пришли навестить больного. Тем более что я уже практически здоров.
      - А чем вы лечитесь?
      - В моем возрасте самое лучшее средство от любого заболевания - это хороший коньяк перед сном и юная девушка в постели. Девушка - увы, а добрый коньячок найдется, - сказал он, доставая из бара пузатую французскую бутылку.
      - А при чем здесь девушки? - полюбопытствовал я, согревая рюмку в ладонях. - Сексотерапия?
      - Такой бравый полковник, - укорил профессор, - а не знаете элементарных вещей. Вы не задумывались, почему все восточные владыки отличаются завидным долголетием?
      - Да все как-то некогда было, - смущенно признался я. - Но обещаю: на ближайшем досуге...
      - Юная девушка, - не слушая моих уверений, продолжил профессор, - это мощнейшая эротическая аура. Это колоссальный выброс положительной энергии. Мудрые престарелые владельцы гаремов, даже навсегда утратившие потенцию, тем не менее проводят каждую ночь в непосредственном окружении нескольких юных красавиц, предпочтительно - девиц. Неудовлетворенные желания, тщетно бушующая страсть, эротические фантазии этих прекрасных созданий преобразуются в колоссальный энергетический поток, который поглощает, как заряжаемый аккумулятор, опустошенный организм старика. Важно только, чтобы их общая постель была под балдахином полусферической формы. Тогда выбрасываемая энергия не растворяется бесследно в космическом пространстве, а полностью попадает по назначению. Концентрируется в старческом организме, производит омолаживающий эффект, возобновляет энергетический потенциал.
      Вот оно в чем дело-то! То-то я в последнее время чувствую себя таким бодрым, уверенным, энергичным и неутомимым в делах. Я-то думал, это оттого, что у меня была благородная цель, высокая задача, взятая на себя ответственность, а оказывается, это все потому, что я частенько сиживаю в своей постели под одним одеялом с двумя юными красавицами!
      Ну а как же иначе? Конечно! Слева энергетический выброс ржаной блондинки, справа эротическая аура жгучей брюнетки.
      Но я не стал посвящать господина Кусакина в свои умозаключения, а перешел к делу:
      - А ведь я как раз с этой проблемой к вам, профессор.
      - Бедняга, - искренне, но немного недоверчиво посочувствовал он.
      - Вот уж про вас-то не мог и подумать... На вид вы такой... устойчивый.
      - Вы меня еще не поняли, - успокоил. - Вы знаете, какой процент от общего объема преступности дает молодежная?
      - Конечно. - Это было сказано несколько разочарованно. Из-за моего неожиданного уклонения от его любимой темы. - Вы не раз хвалились этой цифрой в своих пламенных обращениях к населению. Только, извините старика, я все равно не понимаю, какое это имеет отношение к содержанию нашей беседы?..
      - Самое прямое, - невежливо перебил я. Потому что то ропился под общее одеяло, под омолаживающее воздействие юных эротически-энергетических аур. Вы помните свое детство? Свою юность?
      - Еще бы! В этих воспоминаниях я черпаю силы для дальнейшей жизни.
      Правильно. Как под сферическим одеялом.
      - И какое же чувство у вас возникает при мысли о современной молодежи?
      - Брезгливости, - не задумываясь ответит профессор. - А больше всего жалости. Это обездоленное, обделенное, обкраденное поколение. Поколение без настоящего. Поколение без будущего.
      - Молодежь сама по себе не бывает плохой или хорошей, сказал как-то один человек, не помню кто, - она только несет на себе приметы времени, в котором живет.
      - Согласен. К жалости у меня примешивается и чувство вины. Мы сами создали эту молодежь и сами лишили ее всего прекрасного, что дает юность. У них нет любви - у них секс. У них нет дружбы - у них инстинкт стаи. Они не радуются жизни - у них вместо этого кайф. Они не мечтают - они жуют всепобеждающую жвачку: зубами, глазами, ушами. Но я все-таки никак не могу понять...
      - Сейчас все поймете, - пообещал. - Я организую при Правительстве специальный Комитет по делам молодежи...
      - С целью?
      - С целью разработки и реализации мер по воспитанию нормальных людей. С чувствами, с мыслями, с умелыми руками. С чистыми сердцами.
      - Эк хватили, батенька мой, - обалдел профессор. - Вы представляете себе, с какими силами, с какой государственной мощью придется вступить в борьбу? Что вы можете противопоставить этой силе?
      - Что МЫ можем противопоставить, - уточнил я, налегая на слово "мы". Вот это и есть ваша задача. Сформируйте команду, разработайте программу и представьте на утверждение. Особое внимание - подросткам. Я убежден, что именно в этом возрасте человек делает свой главный выбор: либо бороться со злом, пусть и пассивно, не творя его, - либо творить зло. И здесь важно, кто рядом с ним. Поэтому в первую очередь - выявить всю ненадежную городскую шпану. Ими мы сами займемся.
      - То есть? - испугался профессор. - За решетку?
      - Ну зачем же так сразу? Сперва они пройдут у нас спортивно-трудовые лагеря под руководством моих ребят, которые давно и сознательно сделали свой выбор и смогут активно влиять на формирование подростковой психологии. Ведь самое главное в этом возрасте - пример старших. Так вот, пусть они учатся подражать не бандитам, ворам и спекулянтам, а тем, кто с ними борется - борется жестко, умело, сознательно.
      - Так, - протянул профессор. Совершенно забыв про коньяк. - Что еще порекомендуете?
      - Прикажу, - уточнил я. - В свою команду обязательно привлеките школьных педагогов. Нормальных. Пересмотрите программы обучения. Особенно вот это вот сексуальное образование. Там где-то за триста часов зашкалило. Выкинуть - заменить классикой на аналогичную тему. Ясно? И обязательно вернуть в школы политическое воспитание.
      - Пионерские организации возродить?
      - Да называйте как хотите. Хотя пионер - хорошо звучит, со смыслом. А вы что, против?
      - Да как-то, знаете ли...
      - Вот уж никак не могу демократов понять: что дурного-то в пионерских организациях? Учили коллективизму, учили любить Родину, получать знания, уважать старших, заботиться о младших. Что дурного-то? Что Павлик Морозов тоже пионером был? Да ведь не только он, многие люди - гордость страны доныне и на века - из пионеров вышли. А Павлик, кстати, если уж об этом говорить, мужественный поступок совершил, не всякий нынче на такое способен - разоблачил преступников, пьяниц и ворье. Да, впрочем, отвлеклись...
      - Вы, полковник, коммунист? - подозрительно спросил профессор.
      - Не знаю, - признался. - Я ведь борец за справедливость. А это очень справедливо, когда каждому члену общества, независимо от его сил, и ума, и здоровья, гарантированы хлеб и кров. Разве плохо? И, по-моему, даже благородно, когда каждый член общества раньше думает о Родине, а потом о себе. Что, профессор, лучше: отдавать свое для благополучия многих или обирание многих для благополучия своего? Как вы думаете? А что дурного в обществе, где заботятся о стариках и детях? Где женщины не торгуют телом, а мужчины совестью?
      Профессор как-то странно посмотрел на меня. Помолчал. Потом сказал:
      - Наобум Лазаревич решит, что вы хотите снова загнать страну в эпоху тоталитаризма.
      - Недавно мне то же самое, слово в слово, сказала одна проститутка, когда я лишил ее права торговать своим телом. Но вообще-то я не против тотального законопослушания, тотальной сытости и грамотности. Тотальной занятости общественно полезным трудом.
      - Да... Задачки вы ставите. Не знаю, как и подступиться. С чего начать?
      - Чего проще: с идеологии. Она нужна в первую очередь молодым.
      - Какая идеология? Коммунистическая? Общечеловеческая? О чем вы, полковник? - Чувствовалось, что выздоравливающий профессор вновь заболевает от моих идей. Уже психически.
      - Ну начните хотя бы с идеи патриотизма. Или нам не чем гордиться? Или нам не с кого брать пример? Или история нашей Родины не богата героями и мудрецами?
      - Послушайте, полковник, вы не знаете нынешней молодежи. Они хором пошлют нас куда подальше вместе со всем нашим патриотизмом, с героями и мудрецами. У них мудрец - крутой мен, у них герой - голая безголосая мартышка на эстраде, а вы...
      - Вы не знаете моей молодежи, профессор, - улыбнулся я.- Не пошлют. Побоятся.
      - Это почему же? - усомнился всей душой.
      - Потому что на первых встречах с ними поприсутствуют мои парни. И, если надо, они так надерут им уши, что самая злостная шпана будет слушать вас, как в старое доброе время малыши слушали "Радионяню".
      - Это уж... как-то...
      - Все мы в детстве боялись уколов. Зато потом не болели корью.
      - Я подумаю, конечно. Важно правильно начать.
      - И интересно. С завтрашнего дня раза по три в неделю вы будете организовывать в Доме культуры встречи с молодежью. Приглашайте на эти встречи нужных людей: хороших артистов, писателей, ментов, военных. А завтра сами прочитаете лекцию "О любви и дружбе". С вашими эротическими изысками, с вашим опытом бабника вам есть что сказать молодежи.
      - Хорошо. Но, знаете ли, ведь все это уже было.
      - Ну и что? Уроки истории надо повторять, чтобы хорошо запомнились. Чтобы избегать глупых ошибок. Все, профессор,- я встал. - Действуйте. Если не справитесь, я посажу вас за вашу незаконную винтовку.
      - А если справлюсь?
      - Тогда выдам вам лицензию. На отстрел врагов Отечества.- Я положил сигарету и зажигалку в карман, встал.
      - А посошок?
      Кстати, он прав. Я совсем забыл о главном. И после рюмки спросил:
      - Мне докладывали, профессор, что вы одно время увлекались охотой, так?
      - Грешил, батенька.
      И не только охотой, стало быть.
      - И места хорошие знаете?
      - Смешной вопрос. Но вас, похоже, что-то другое интересует? Другая охота.
      - Ага. Бывшая охотбаза. Среди болот, в лесной глуши.
      - Недоступна. В самом начале наш Губернатор захватил ее под свою очередную резиденцию, превратил в загородное имение. И доступ туда закрыт, даже охраняется, мне говорили. А места там действительно славные. Глухие, дремучие. Лешачьи и русалочьи. Болота...
      - Непроходимые?
      - Непроходима только глупость людская.
      - Как туда добраться? Расскажете?
      - По рассказам не найдете. Тайные тропы звериные. Заблудитесь.
      - Так, может, вместе сходим? Инкогнито.
      Умен профессор. Потому, стало быть, и профессор. Я вот, чувствую, по своему уму и до кандидата не дорос. Да и не дорасту уже. Что с воза упало, то ну его на ...
      - Проведу, - отозвался профессор, внимательно глядя мне в глаза. Инкогнито. Когда это нужно?
      - Дня через два.
      - Винтовку взять?
      - Не надо. Автоматы возьмем.
      Мы распрощались. Я с облегчением - еще одно важное дело на другого перевалил. Профессор - озадаченный возложенным на него поручением.
      Он проводил меня до дверей и сказал в спину странную фразу:
      - Народные массы поддержали восставший народ.
      Чем удивил меня безмерно.
      Замок спал. Но по углам еще шушукалась молодежь. Я разогнал ее, как старый кот малых мышат, одним взглядом. Прошел в кабинет.
      Лялька тоже, видно, спала. Или шушукалась где-нибудь в дальнем углу, куда я не дотянулся. Куда, стало быть, не упал мой грозный взор.
      На столе стоял термос с кофе и лежала записка: "В правом верхнем ящике - материалы П.Русакова по журналисту Путанину. Вечно Ваша Л."
      Нашел-таки Прохор время, не подвел начальника, вырвался ради общего дела из частных объятий. Ну-ну...
      Я просмотрел вырезки, обработанные маркером, пробежал Прошкино резюме и зевнул со страстью. Чем разбудил телефон.
      - Алексей Дмитриевич, дежурный по городу. Извините, что поздно. Тут этот... задержанный из Москвы, корреспондент - шумит, голодовку объявил, требует прокурора и адвоката.
      - Ну доставьте его ко мне.
      К прокурору, стало быть, и адвокату в одном лице.
      - Садитесь, - сказал я. - Хотите кофе?
      Он открыл было рот, но я остановил его:
      - Никаких претензий ко мне и моим людям. Дискутировать с вами я не собираюсь. Какого черта вы приперлись в город? Я вас звал?
      - Я журналист и...
      - Вы проститутка и...
      Надо отдать ему должное - среагировал мгновенно, я едва успел уклониться от удара. И едва успел нанести ответный.
      В дверях появилась пижама в цветочках, с автоматом.