Закон вне закона

      - В кадку пальму посадим, да, товарищ полковник? - распоряжалась Лялька все дальше.
      А Одиноков продолжал. Дуэтом шли.
      - ...И в этот знаменательный день мы хотели бы выразить вам свою признательность за вашу помощь в возрождении народных промыслов в нашем славном городе, за надежную его защиту в вашем лице от преступных посягательств бандитских элементов... - завернул старик.
      - А матрешку я в приемную заберу, не возражаете, товарищ полковник?
      - Две матрешки в одной комнате, - не выдержал я, - перебор будет, слишком пестро. - И распорядился: - Одна здесь останется, другая - налево кругом и шагом марш в приемную.
      - ...Поздравить вас, пользуясь случаем, с днем рождения и вручить вам скромные образцы нашего, так сказать, народного рукомесла...
      - С каким днем, простите? - не понял я, провожая многообещающим взглядом нашкодившую киску. Вспомнил - она такой финт уже опробовала, понравилось, стало быть.
      - С днем вашего рождения, - удивленно повторил Одиноков.
      Я не стал его разочаровывать. Ну, подумаешь, на полгода раньше...
      - ...И мы хотим пожелать вам - вот этой полной ложкой хлебать все удовольствия жизни, и пусть эта кадка всегда будет полна добром и достатком, ну а матрешка, что ж, большого вам, так сказать, потомства, вы человек холостой, у вас все впереди...
      Что у меня впереди - я знаю: трепку хорошую Ляльке задам.
      В своем ответном слове я выразил благодарность за теплые слова поздравления, за прекрасные, с глубоким смыслом, подарки, подчеркнул, что очень тронут таким вниманием, и предложил торжественную часть завершить деловым разговором.
      В конце его я поинтересовался ученицами, нет ли с ними определенных хлопот.
      - Молодцы девочки, - расцвел Одиноков, а девочки расцвели от этих слов еще больше. - Достойная смена. Вот только кокетничают с моими стариками в рабочее время. Но это пройдет, с возрастом.
      Это вряд ли пройдет...
      - Иди сюда! - рявкнул я, когда депутация отправилась к своим рабочим местам кокетничать и возрождать.
      - Не пойду, - донеслось из приемной. - Ругаться будете.
      - Допрашивать.
      - Штаны снимать? - горько вздохнула.
      - Не обязательно. У меня ремень хороший, через штаны достанет.
      Вошла, потупилась.
      - Что ж ты меня не поздравишь с днем рождения? Хоть бы открытку на стол положила.
      - Ну, Алексей Дмитриевич, - заныла Лялька, - они все время звонят, на прием к вам просятся, все спрашивают, как вас порадовать... А у нас свадьба скоро. Подарки нужны, то-се.
      - Что ж, мы на свадьбу денег бы не нашли?
      - Вы скряга, Алексей Дмитриевич, - осмелела, - вы каждую народную копейку считаете... На стол бы, конечно, выделили, а на подарок...
      - А, может, я бы им дом губернаторский подарил?
      - Дом вы решили княгине вернуть, чтоб там образцовый светский салон был.
      Все знает!
      - Кстати, кто женится, не ты ли?
      Ошарашила:
      - Юлька за Филипка хромого выходит. Не знали, что ли?
      Куда мне до тебя.
      - Что ж ты мне раньше не сказала? - Разве б я тогда допустил этот побег!
      - А вы не волнуйтесь. Юлька уже в городе, у Наташки прячется.
      Отлегло. Явился киллер мой долгожданный.
      - Ладно, иди. Я тебя простил. За добрые вести. Но впредь...
      - Уж и не знаю, как получится, - вздохнула как матрешка,- у нас ведь народ молодой, еще три свадьбы намечаются...
      Я молча и грозно расстегнул ремень - Лялька выскочила и захлопнула дверь. И из-за двери крикнула:
      - Вас дежурный по Горотделу спрашивает, соединить?
      - Товарищ полковник, квартирного вора задержали, прямо на месте...
      - Ну и что? Мне ему передачку принести?
      - Извините, товарищ полковник... Но вот у начальника какие-то сомнения. Просил вас подъехать.
      Когда же это кончится?
      - Вы, может, помните того пожилого грузина, что деньги на выкуп сдавал? Еще он с Лялькой спорил... Он шашлычную держит, серьезный такой мужик, здоровый. Дома у себя жулика застал, насовал как следует, в ванной закрыл и в милицию позвонил. Парня допросили, обстоятельства разобрали что-то не вяжется одно с одним.
      - Что именно?
      - Первое: забрался в квартиру, когда там находилась граждан ка Пеладзе, супруга хозяина. Она - на кухне, он, значит, по углам шарит. Второе: следов взлома нет, ключей и отмычек у подозреваемого - тоже нет.
      - Как объясняет?
      - Просто: дернул дверь наудачу, а она не заперта. В наше-то время! Но третье, вот главное, он в домашних туфлях хозяина был. Пояснил: разулся, чтобы не топать, а потом, в панике, свою обувь с хозяйской перепутал, когда тот в неурочный час домой вернулся.
      Вот именно. В неурочный час.
      - Ты говоришь, грузин пожилой?
      - Пожилой. Но в соку еще.
      - А супруга?
      - Молода, красива.
      - А жулик?
      - Молод. Но красив ли, сейчас сказать трудно. По причине побоев.
      - Понятно.
      - Но ведь парень сознался. Признал, что намеревался совершить кражу. И доказательства налицо.
      - Какие?
      - Вещи ценные успел в чемоданчик собрать.
      - Какие вещи, хозяйкины небось?
      - Ну правильно догадался: лифчики красивые, колечки золотые и с камушками, сережки, косметичка, костюмчик ненадеванный.
      - Давай-ка его сюда. И вдвоем нас оставь...
      Да, не знаю, был ли этот парень красив, но больше красивым никогда уже не будет - усердно грузинище постарался.
      - Доигрался? - спросил я сразу.
      - Я вас не понимаю.
      - А я твою любимую не понимаю. Ей - сохраненная честь, тебе - тюрьма.
      Парень помолчал.
      - А вы как бы поступили на моем месте?
      - Я по чужим женам не ходок, своих хватает.
      - Я не мог по-другому. Он бы ее убил, если бы догадался, очень ревнивый. Мы бежать хотели.
      Это я понял, по чемоданчику с лифчиками.
      - Что делать будем? Тебе хороший срок светит. А по моему Закону о неприкосновенности жилища - вообще высшая мера.
      - Чистосердечное признание, - он с трудом улыбнулся разбитыми губами, - суд его, надеюсь, примет во внимание.
      - Глупо. Я не могу этого допустить.
      - Другого выхода нет. Вам трупы нужны?
      - Давай так. Я тебя отправлю в какой-нибудь подшефный колхоз, поживешь там. Может, за это время твоя любимая догадается мирно с грузином разойтись. Без ревности, понимаешь: ну любит она грузинскую постель, да не любит грузинской кухни. А потом вдруг встретит тебя, и вы поженитесь... Но я бы с ней судьбу свою не стал связывать. Об этом подумай. Договорились?
      - А мужу что скажете, он же будет интересоваться?
      - Скажу, что расстрелял тебя. Пусть его совесть помучает. А что он тебя отлупил, что ж, то его право. Хотя он об этом и не знает...
      Вот я и говорю: каждый должен быть на своем месте - муж на своем, любовник - на своем.
      Выходя из Горотдела, увидел подъезжающий автобус, набитый задержанными парнями.
      - Откуда дровишки? - спросил я Волгина.
      - Из леса, вестимо. Рэкетмены сельские. По нашей схеме крестьяне сработали. Двоих "парламентеров" прищучили, вся банда карать явилась. А мы их уже ждали.
      - Неужели сдались без боя? - усмехнулся я.
      - Сдались. Да еще вопили: "Дяденьки, не бейте! Больше не будем!"
      - Не будут...
      Я вернулся в Замок.
      - Давай мне Пилипюка, - это Ляльке, сидевшей за столом в приемной.
      - А он уже заходил, я велела, чтоб попозже. - И в дверь за моей спиной: - Входи, тебя полковник ждут-с!
      - Мне сапер-минер хороший нужен, - сказал я Пилипюку,- есть у тебя?
      - Васька Ламбада.
      - Что у вас за страсть к блатным кликухам?
      - Та ни, Митрич, он вже к нам с ней прийшол.
      - Веди сюда.
      Василий на вид оказался простоватым парнем из старой деревни русоволосый, голубоглазый, плечистый.
      Я протянул ему коробочку с кнопкой, что отдала мне Юлька.
      Он шарахнулся от нее, как рыжий Бакс от мышки.
      - Осторожно, товарищ полковник! Где у вас к ней другая деталь?
      - Другой не было, только эта.
      Он взял у меня коробку, легонько вскрыл, что-то вынул - и только тогда задышал нормально. Пояснил:
      - Это само ВУ, товарищ полковник, а к нему должен быть замедлитель, на тридцать минут. Они вот так вот соединяются и все- через тридцать минут реле сработает и ударит по кнопочке. - И улыбнулся добродушно: - Холодно стало, товарищ полковник?
      Не пойму даже, может, и жарко. Я ведь это ВУ полдня в кармане таскал. А Юлька! Везучие мы с ней. Но я ей об этой Ваниной подлости не скажу - она у него последняя, гад буду!..
      Так, с этим все, пора, стало быть в командировку, в подполье, точнее. Юлька свое дело "сделала", мне свое делать.
      И я сказал Ляльке:
      - Полковник Сергеев срочно заболел. Дня на два. Можете давать по радио бюллетень о состоянии его здоровья. Но не увлекайтесь - результаты анализов не сообщать, только температуру, пульс и давление.
      - Сухпай, батарейки, спальные мешки?
      - Откуда ты знаешь?
      Вернувшись в терем, Надежда сообщила Ване Заике хорошие новости.
      Во-первых, подтвердила факт строительства оборонительных сооружений вдоль берега реки и оборудования пулеметных гнезд, а также обучения добровольцев из числа горожан (не густо, знать, у Серого с бойцами).
      Во-вторых, куда-то исчезла Юлька. Последние следы ее обнаруживались в доме у Натальи, откуда они вместе, по непроверенным данным, отправились в Замок. Из Замка Наталья вернулась одна и отвечать на скромные, случайные вопросы Надежды решительно отказалась.
      - А что Сергеев? Что о нем слышно? - спросил Ваня о главном.
      - Ничего не удалось узнать, - огорченно повинилась Надежда. Разговоры идут такие, что он вроде заболел. А толком ничего не известно.
      - Понятно, - улыбнулся Ваня. - Триппер подхватил.
      И отправился с докладом о проделанной работе в Куровское, к Сидору Большому.
      Вернувшись инкогнито из экскурсии с юным проводником по подземным галереям, я снова вызвал Ваську Ламбаду, поставил ему задачу, показал точки на схеме.
      - Все понял?
      - Все, товарищ полковник. Теперь на местности надо посмотреть, руками потрогать. Ну и прикинуть - сколько чего и как.
      Явился Прохор, встревоженный и несколько смущенный, как нашкодивший посреди комнаты щенок.
      Обменялись новостями, мнениями.
      - Что будем делать, командир?
      - Сражаться. До победы.
      - Тогда поднимай красный флаг, - как-то жестко, будто в этом было что-то личное, сказал Прохор.
      - Что вы меня все в большевики записываете?
      - Ты уроки истории любишь... А знаешь плохо. Ни при чем тут большевики. - И пояснил снисходительно к моей серости:- В давние годы пираты Карибского моря, идя на абордаж, поднимали на грот-мачте красный флаг в знак того, что пощады никому не будет.
      - У нас грот-мачты нет.
      - На "Беспощадном" поднимем. У него антенна длинная.
      - Ну разве что... Как личная жизнь?
      - А ты уже знаешь?
      - Что именно? Неужели счастливым отцом готовишься стать? - И упредил: - Невыносим, прости.
      - Не в этом дело, Леша. Похоже, ты опять прав. Наташа ушла...
      - К другому? Или, точнее, к другим? - Я не собирался жалеть его.
      Но Прохор и не нуждался в этом. При всех его моральных фантазиях он был человеком неприлично честным.
      - Можешь расстрелять меня, - глухо молвил, - но я был преступно откровенен с ней. Она очень многое знала о наших делах и планах. От меня.
      - Твое счастье, что ты знал не очень много. А очень многое из того, что ты знал, не соответствовало действительности.
      - Ты использовал меня для дезинформации противника! - он выкинул вперед обличающий перст, коим едва не попал мне в глаз. - Тебе должно быть стыдно! - Палец принял вертикальное положение.
      - Вот еще! Ты делал свое дело, я - свое. Спрячь кулачки. Я тебе медаль дам. Или в Сибирь за подругой пойдешь?
      Прохор посопел угрожающе, выпустил гневный воздух (хорошо, что через ноздри) и подвел черту:
      - Ты опять прав: проститутка и блядь - суть категории различные.
      Ну, положим, так витиевато я сказать не мог...
      И опять Серый ушел в подполье, по болезни. Вместе с Василием по псевдониму Ламбада.
      - А чего ты себе такую иностранную фамилию взял? - поинтересовался я, когда мы углубились в холодные недра горы.
      - Да батька, дурак старый, наградил, - охотно пояснил Василий. Приехал ко мне в часть, еще по первому году, вечером в солдатском клубе стали телевизор смотреть. А там танцы казали, конкурс. Ну и эту самую ламбаду.
      Батька и заржал во весь бас. Во, говорит, Васька, а я и не знал, что это дело ламбадой зовется. Мы эту самую ламбаду еще когда с твоей мамкой бацали, на ее крыльце, как стемнеет. Тебя так и сламбадили. Токо у нас это по-другому называлось.
      Ну, ребята и подхватили. Так прилипла эта ламбада, что меня старшина два раза в ведомость под ней заносил, ровно фамилию. И куда ни переведут, даже в другую часть - она за мной. Натерпелся. А потом привык. Теперь нравится, - заключил с гордостью. - Ни у кого такой нет.
      За интересным разговором вышли на "развилку". Василий облазил все три выхода из Пещер; действительно, все камни руками потрогал, бормоча под нос какие-то новые для меня слова вроде той же ламбады.
      - Теперь совсем все ясно, товарищ полковник. Сколько вы мне людей дадите?
      - Сколько скажешь.
      - От срока зависит.
      - Сутки.
      - Сделаем. А вообще, не люблю я эти горы рвать. С домами, к примеру, проще. А тут никогда не знаешь, что получится. Да еще река рядом. Рванешь чуть не так, воду поднимешь...
      - Э, Василий, уж делай с гарантией. Мне не надо, чтоб ты город затопил.
      - Да я понимаю, товарищ полковник, что вам надо. А вот что получится...
      Кокетничает Васька своим умельством. Я ведь видел, как чутко он мужицкими пальцами каждый камешек изучил. Каж дую трещинку в монолите скалы проверил. И даже цветными мелками что-то пометил.
      Раздав срочные распоряжения, я закрылся в кабинете. Наедине с собой.
      Была нужда перед решающим днем мысли собрать, чувства обновить, что-то позади оставить, что-то впереди засветить - это как перед боем, по обычаю, рубаху на чистую сменить.
      Что ж, кое-что, однако, сделано.
      Экономическую базу преступности я подорвал, в городе в основном наладилось производство, искоренены все криминальные и полукриминальные виды бизнеса. Организованную преступность днями окончательно добью. Проституцию - это социально-криминальное зло - истребил. Милиция моя, очистившись от всякой скверны, работает по петровскому принципу: "В службе - честь!" Горожане активно включились в поддержание общественного порядка. Развернулась работа с молодежью. Городская власть - под контролем трудящихся. Да и не нужен ей этот контроль, порядочные люди в нем не нуждаются.
      Да, вот еще. На днях проверил, как функционируют мои "подведомственные" пенитенциарные учреждения.
      Там, конечно, нам с начальством повезло. Опять же Петр I: "Тюрьма есть ремесло окаянное, и для скорбного дела сего зело истребны люди твердые, добрые, веселые".
      Теперь зона работала дифференцированно: на перевоспитание одних и наказание других. Идея раздельного содержания осужденных за насильственные и ненасильственные преступления, отделения молодежи, изоляции рецидивистов и "законников" себя полностью оправдала.
      Медики и психологи выделили группу осужденных с врожденными преступными наклонностями - их еще более надежно изолировали, мягко говоря.
      Да и общее впечатление было неплохое: заработал Завод сельхозмашин - выпускал сеялки-веялки, вошли в строй столярный и инструментальный цеха, где осужденная молодежь приобретала мирные специальности и привычку к труду, велось строительство дополнительных бытовых помещений.
      Приемлемый быт, питание - как в пионерлагерях далеких лет, хорошее медобслуживание. Разбили приличный огородик, даже теплички поставили. Крольчатник и курятник завели. Строили свинарник и коровник. Но все это для тех, кто честно работал.
      Кстати, когда отделили "законников" от общей массы, они быстро завяли. Без "мужиков" вору не прожить. Попробовали было еще двое качать права, объявили голодовку. Но голодали не долго. Никто их не подкармливал нечем было, никто их не уговаривал - незачем. Сделали вывод: лучше сдохнуть от работы, чем от голода.
      Была, правда, спонтанная и нерешительная попытка бунта, но ее подавили расчетливо, решительно и жестоко.
      Словом, воры начали работать - их стали кормить. По принципу: что наработал, то и поел. И заинтересованность в труде появилась, выработка стала расти. Как странно, да?..
      Оставались, конечно, и нерешенные вопросы. Что удивительного? Их ведь двести пятьдесят.
      Один из них - проблема пьянства и алкоголизма. Своей волей я решил восстановить упраздненные властью ЛТП, но нового типа - тюремного, по опыту наших предков. Но руки пока до этого не дошли.
      Но все, что сделано, что начато - это день вчерашний. А вот будет ли у этих дел день завтрашний - кто знает? Уроки истории убедительно говорят, что многие прекрасные начинания так и канули в Лету, не доведенные до конца. В отдельно взятой стране...
      В этот самый момент моего душевного смятения верная Лялька забарабанила каблуками в дверь.
      - Что опять?
      - Товарищ полковник, - официально почему-то, - к вам руководитель Контрольной группы.
      Сердце упало - давно уже не тревожила меня Алевтина своими кляузами. Неужели ее девчонки опять какого врага ненасытного обнаружили в моем строю?
      - Что у тебя, Алечка?
      Не приняла дружеский тон. Плохо.
      - Докладная, Алексей Дмитриевич.
      Ну вот, не зря сердце падало.
      - В двух словах.
      - О необходимости упразднения Контрольной группы.
      Вот это номер!
      - Обоснование.
      - В докладной об этом подробно говорится. Со ссылкой на анализ изменившейся обстановки. Динамику точно не помню, прочтете, но примерно так: в первую неделю мы выявили троих недобросовестных сотрудников - это еще отрыжка прежних кадровых подходов и застарелой коррупции; затем - еще двоих, эти лица проникли к нам из преступной среды с определенными целями. Потом пошли какие-то мелочи, вы помните, я докладывала. И вот уже довольно значительный срок - ни одного человека, злоупотребившего служебным положением, опорочившего звание работника милиции.
      - Чем ты это объясняешь?
      Алевтина ткнула папиросу в пепельницу, пожала плечами, тряхнула седой головой.
      - Людям нравится работать честно. Условия для этого созданы.
      Ну что ж, это бывает. И гораздо чаще, чем мы думаем.
      - А что с девчонками будем делать?
      Алевтина улыбнулась.
      - За них не беспокойся. Они все замуж выходят, за твоих парней.
      - Ты их для этого сюда и привезла? Сознайся. Для этого и группу ликвидируешь? Понятно: не будут же они на своих мужей стучать.
      - Не увиливай, Леша, - опять улыбнулась. - Принимай решение.
      - Не дави. Вот докладную прочитаю, тогда решу, - и уложил материал в самый дальний ящик письменного стола.
      - Ну, Алексей Дмитрич! - взвыла за дверью Лялька. - Ну идите же в зал! Ну вам же ужин оставили!
      В Рыцарском зале - совет да любовь. По разным, правда, углам. В одном ребята магазины патронами снаряжают, в другом, у рояля (откуда он взялся?), за которым томно музицирует княгиня, девчонки млеют. У камина шепчутся о своем Юлька с Филипком.
      На дальнем конце общего стола - оставленные полковнику Сергееву объедки. Вокруг них делает алчные круги Пилипюк. Но я его надежды сразу порушил - от ужина в его пользу не отказался.
      Разочарованный хохол побрел к роялю, прислонился к девушкам:
      - Я извиняюсь...
      Княгиня дала бурный аккорд, подняла на него глаза - ровно в лорнет смерила.
      - Пилипюк, хохол смиренный, что за "извиняюсь"? Когда ты запомнишь, что себя извинить нельзя? Другие тебя извинить должны. Ты понял?
      - Як же - дюже просто.
      - И ложкой ты в стакане бренчишь, как трамвай на базарной площади. А борщом хлюпаешь - это же целый прибой на рифах! Мне из дома слышно, когда ты обедаешь. Ось, говорю себе, хохол снидать усевси, и мне пора.
      - Тю! Ваше сиятельство, кто ж борщ шепотом кушает? Весь смак пропадае. Гляну, как вы ложку целуете, - плакать хочется за вас. Все равно что горилку под одеялом пить. - Потянул лапы к девчонкам. - Или гарну дивчину в зимней свитке обнимать. Я извиняюсь...
      - Иди отсюда, - совершенно не по-светски послала его княгиня и вновь уронила руки на клавиши. - Вот таких муравьи и кусают. За жало.
      Стемнело. Дрова в камине догорели, играли розовые нежные огоньки. За окном повис холодный месяц. Где-то вдали, до сих пор не знаю, в каком углу, гулко забили часы.
      Вошел Майор, стуча каблуками.
      - Отбой, товарищи.
      С рассветом из Куровского вышла колонна - в основном джипы и микроавтобусы. Во всех окнах - только морды и стволы.
      У Липовки небольшой хвост колонны отделился и свернул на терем. Это был отряд, который должен был повести на мост Семеныч.
      Но Семеныча от участия в операции отстранили. Вернее, он сам устранился: уже утром оказался мертвецки пьян. Его отряд возглавил Егерь.
      В тереме, кроме Семеныча, остались Губернатор (тоже пья ный), Надежда и охрана - четверо тех самых парней, к которым у Надежды был большой счет. Они-то уж об этом давно забыли, помирились ведь.
      К семи часам колонна сосредоточилась в роще, неподалеку от горы. Выгрузились, побрякивая оружием, поругиваясь, поеживаясь от утренней свежести. Построились, потянулись рощей к дороге, сбивая холодную росу с травы, прибивая ее берцами к земле- ровно стадо бизонов протопало. Вел отряд Ваня Заика...
      Я сидел, как сыч, в Замке. Осуществлял общее руководство и координацию действий двух наших подразделений - Майора и Волгина. Майор со своими людьми контролировал Набережную, Волгин со своими - выходы из Пещер, на всякий случай.
      В семь часов пошло первое сообщение:
      - Колонна прибыла, двадцать пять машин, бойцов общим числом - около двухсот. Направились к Пещерам.
      Семь сорок пять:
      - Отряд, стволов на двести, пересек дорогу, движется к подножию горы.
      Восемь пятнадцать:
      - Сосредоточились у входа в Пещеры, разобрались на группы. Первая пошла... Вторая...
      Восемь тридцать:
      - Десятая группа скрылась... Все. На входе двое остались. Взять их?
      - Не обязательно.
      - Вас понял. Жду сигнала.
      Я не сводил глаз с циферблата. Лялька, зараза, все время дергала меня за рукав: что, мол, тянешь, полковник?
      Жду-с! Терпение, Лялечка, киска, как говорит княгиня...
      Вот и пора. Я глубоко вздохнул.
      - Первая точка. Акция!
      - Вас понял!
      Взрыва я не услышал. Услышал стрельбу на Набережной.
      Когда далеко позади прогремел взрыв и пророкотало, будто лавина сошла, когда докатилась горячая волна, ударила в спины, Ваня все понял и панически заорал:
      - Вперед! Бегом!
      Ну где там бегом. На четвереньках-то не больно побегаешь.
      - Вторая, третья, четвертая! Акция!
      - Вас понял! Вас понял! Вас понял!
      Вот такая вот ламбада...
      Взрывы на выходе из Пещер прогремели почти одновременно. Отбросили волной тех, кто шел впереди. Ваню сильно ударило в спину, он не удержался на ногах; сидел, разбросав ноги и руки.
      Отстучали падающие камни, замер шорох ссыпавшегося по стенам песка. Тишина настала.
      Ударил Ване в глаза луч света. Кто-то наклонился к нему.
      - Завел, падла? - Это были последние слова, которые он услышал.
      Я сунул рацию в карман, схватил автомат и побежал на Набережную. Следом за мной вылетели из ворот Замка две подружки - старая да малая.
      Старая дергала из рук малой ее автомат и пыхтела:
      - Лялечка, киска, я буду сестрой милосердия, но с оружием в руках!
      - Шла бы ты домой, Пенелопа! - вдруг гаркнула киска.
      А что? Вполне по-светски.
      Но повоевать им обеим не пришлось.
      Подразделение противника, которое пыталось форсировать реку, встретило сокрушительный отпор с фронта и почти одновременно с тыла, где ударил по нему засадный полк полковника Василевича.
      Те из бандитов, что не пали под огнем, бросились в воду и, спасаясь, поплыли по течению. Но это им мало помогло. Фронт мы держали на большом протяжении, поэтому их легко вылавливали и вытаскивали на берег. А то и не вылавливали. И не вытаскивали. Чтоб их больше не было. Уж профессор Кусакин, со своей винтовкой, наверняка брезговал.
      Ну вот вроде и все. Майор со взводом поехал в Куровское, забрать паханов и доставить в город. Василевич расквартировался в Заречье. А я с Пилипюком и, конечно, с увязавшейся Лялькой отправился в терем, за Губернатором.
      Дорогой Лялька с хохлом все хвастались, как ловко мы победили. Я же тяжело думал о том, что победа эта - временная. Вот-вот должны нагрянуть каратели из Центра. Я, честно говоря, в своих первых планах рассчитывал столкнуть на подходе к городу правительственные войска с бандитскими. Не получилось: одни запоздали, другие на нас раньше пошли. А, впрочем, любой расклад закономерен. По принципу: сделал - отвечай.
      Пилипюк тормознул машину в виду распахнутых теремных ворот.
      - Останешься в машине, - приказал я Ляльке.
      А Пилипюк дальше пошел - заставил ее надеть бронежилет.
      Мы выбрались из машины.
      Шумели сосны, скрипела створка ворот, каркала на ней черная ворона. Пилипюк замахнулся на нее, она тяжело свалилась со створки и от самой земли взмыла на ближнюю сосну. Но, однако, заткнулась.
      Тут же загремели в тереме выстрелы.
      Мы рванули в ворота.
      Навстречу нам выскочил на балкон охранник, вскричал: "Серый!" и вскинул автомат. Кто-то метнулся из-за моей спины и принял очередь на себя. Пилипюк коротко ударил по балкону- парень выронил оружие и, перегнувшись, повис на ограждении. С головы его капало.
      Я поднял Ляльку на руки. Она дышала. Но трудно, прерывисто.
      Отнес ее в машину, положил на заднее сиденье. Пилипюк сунулся в окно:
      - Контузия, - сказал, - ударило и все. Жилет самый гарный. Ось нашатырь.
      Лялька завертела головой, стала отталкивать мою руку с флаконом, чихнула, открыла глаза. Чистые и ясные, как весеннее небо после дождя.
      - Теперь я должен на тебе жениться, - сказал я удрученно.- Ты кучу детей нарожаешь.
      - Что я - матрешка? - слабо улыбнулась. - Помоги броник снять.
      Стала расстегивать на груди свою прекрасную "белую ночь".
      - Ну вот, - проворчала, - накаркала Юлька, - все декольте теперь в веснушках.
      Хороши веснушки...
      - Лежи, - сказал я и вышел из машины.
      Пилипюк почему-то давился от сдерживаемого смеха.
      - Ты что? Копеечку нашел?
      - Митрич, не обижайся... Як подумаю, Лялька за вас пойдет, - и заржал от души, - вона, значит, под полковником буде?
      Ну ржи, хохол, хоть до отбоя. Я тебе за этот броник все, что сделаешь, прощу. И все, что пожелаешь, сделаю...
      - Зря смеешься. Пока генералом не стану - не женюсь.
      А про терем-то мы и забыли.
      - Хай його бис, - угадал мою мысль Пилипюк, - подпалю с запада, и усе.
      - Почему с запада?
      - А ветер оттуда.
      Но поджигать этот гадюшник не пришлось - вышла из терема наша Надежда: в одной руке винтовка, в другой - пистолет.
      - Привет, Серый, - сказала она, как всегда ровно и спокойно. - Вот и все.
      - Что там? - я кивнул на окна.
      - Там Губернатор спит.
      - А Козлов? Охрана?
      Надя пожала плечами, прислонила винтовку к крыльцу. Вынула обойму из пистолета, показала мне - пуста.
      Как это было.
      Семеныч проснулся в тот самый момент, когда мы подъезжали к терему.
      - Едут, - сказал один из охранников.
      Их в этой комнате двое было. Двое - наверху.
      - Кто? - буркнул Семеныч. - Вроде рано еще. И не должно бы...
      - Это... Это Сергеев! - пригляделся охранник и схватил винтовку.
      - Где? - взревел Семеныч. - Я сам! - вырвал винтовку, загнал патрон; встав на колено, положил ствол на подоконник.
      Надежда хладнокровно выстрелила ему в затылок. И сразу, не давая опомниться, свалила выстрелом того охранника, что был вооружен. Второй бросился на нее - не добежал. Распахнул дверь на свою беду третий, со второго этажа примчавшийся на выстрелы. Четвертого срезал на балконе Пилипюк.
      - Вот и все, - сказала Надежда, вытаскивая зачем-то из рук Семеныча винтовку.
      Верно: душегуб должен сам погибать от меча. А Семеныч? Что ж, именно ему положено было этих душегубов казнить. А он их спас, приостановил уголовное дело за нерозыском виновных лиц. Чтобы вместе с ними получить заслуженное. Вот я и говорю: каждому необходимо своим делом заниматься. А то ведь что получится?..
      - Да, а Наталью... тоже? - вспомнил я.
      - Вот еще! - И сюда попал наш крылатый оборот. - Я ее в туалете закрыла. Пусть посидит. И Кулька с ней.
      - А это кто?
      - Акулина, стряпуха.
      Ладно, пусть посидят дня два, самое им место.
      Мы собрали все оружие, которое нашли в доме, разбудили Губернатора.
      - Поехали.
      - Куда? - хмурился и хлопал пьяными в щелочку глаза ми.
      - В суд.
      - А ты кто такой?
      - Я? Новый губернатор. Вместо тебя.
      - Не имеешь права. Я - всенародно избранный. А ты? Я буду жаловаться... в Юнеску, - пошел, заплетаясь ногами.
      - Ось який, - хмыкнул Пилипюк, - памятник старины. Кому ты там сдался? В твоей Юнеске?
      Вечером в Рыцарском зале большой прием состоялся: участники сражения, члены Правительства, представители общественности, пресса.
      Ляльку на прием не допустили, уложили в постель, с ней остались Юлька и Филипок.
      - Лялечка, киска, - зашла княгиня. - Как ты?
      - Теть Маш, - повинилась Лялька, - извините, что я вас Пенелопой обозвала. Я очень за вас боялась.
      - Пенелопой... Подумаешь! Меня один военный знаешь как обозвал? нагнулась, шепнула на ушко.
      - Ну да? - У Ляльки глаза заискрились, вдвое больше стали. И обе расхохотались.
      - Мы тобой гордимся, - сказала княгиня, прощаясь. - А полковник теперь твой. Если он, конечно, порядочный человек.