- А уехать из города можно? - опять же проявила инициативу Испанка.
      - Это ведь она? - шепнул я Волгину. Тот чуть заметно кивнул. Установить на сутки наблюдение, а потом доставить ко мне.
      - Уехать можно. Только все отъезжающие пройдут контроль на венерические заболевания, СПИД и причастность к преступлениям.
      Вот тут они бросились в атаку. Вернее - к дверям.
      Но ребята к такому повороту были готовы: с помощью огнетушителей (самое подходящее в данном случае оружие - они хоть и бляди, но все-таки женщины), подавили темпераментную панику без телесных повреждений.
      - Все, - сказал я, когда девицы по возможности привели себя в порядок. - Разбирайтесь по группам.
      Расклад в конце концов получился такой: восемьдесят процентов путан изъявили желание заняться честным трудом, почти двадцать - уехать из города, на гастроли стало быть. А в Зону попросились всего две толстенные девахи, и то с условием, что жить будут в городе. Я дал согласие, но предупредил: если они и в городе станут утолять свои страсти, то отправлю за проволоку на постоянное местожительство - до полной потери квалификации.
      Прощаясь с девушками, я еще раз напомнил, что отныне занятие проституцией - уголовно наказуемо. А чтобы им не было обидно, добавил, что и клиентов это касается.
      Оставалось решить вопрос с двумя грязными вокзальными барышнями они как раз проснулись. Но это проще простого: я попросил Волгина позвонить от моего имени начальнику вокзала и обязать его оформить их уборщицами. Ежели они сделают попытку вернуться к своей первой специальности, то будут немедленно отправлены вслед за толстыми девками.
      - Как думаешь, - поинтересовался я у Волгина по пути в Замок, сколько еще врагов мы сегодня нажили?
      - Кто знает? - философски вздохнул он. - Время покажет. Может, все другим боком обернется. Дети ведь тоже врачей не любят...
      - Из Терема так ничего и нет?
      - Нет, - он покачал головой. - Ты прав - надо отсюда тропу прокладывать.
      - На Испанку у меня надежда...
      - Я блядям не верю.
      Операция "Наперсток" и др. Лесной терем
      Ваня Заика валялся в своей комнате, на втором этаже. В распахнутое окно шумел лес, глухо и тревожно. По полу бегали солнечные пятна. Во дворе кто-то из боевиков, матерясь и, судя по звуку, неумело, колол дрова.
      Ваня взял со столика сигарету, зажал в губах, забросил руки за голову, уставился в потолок.
      Только что он вышиб за дверь очередного курьера, передавшего очередные дурные вести. Сговорились, суки, почуяли слабость. И мало того что за поддержку требуют нахально много, так еще и дали понять (прямым текстом), мол, во всех проколах виноват он сам. Да еще обязали срочно блокировать дорогу в город, перекрыть поступление продуктов питания. Умники, блин. Это и без них пьяному ежу понятно. И давно бы сделали. Да где силы взять? Братва потихоньку разбегается, а блокада - это еще и потери неизбежные: у Серого не пацаны с рогатками, не мужики с кольями.
      Однако надо действовать. Но не блокировать. Семеныч правильно говорит, будем караваны перехватывать и к себе в лес направлять. Пусть не каждый, сколько сможем. Но напряженку для города создадим (Серому-то это сейчас ой как не надо) и сами подхарчимся.
      Торопиться нужно. Откладывать нельзя. До сходки всего ничего осталось. Как ему сообщили: город Дедовск, гостиница "Националь", малый банкетный зал. Без оружия, без охраны. Значит, такие условия двинут, что не моргнешь, не ахнешь.
      Вот хренотень-то настала. Впору у государства подмоги искать...
      По ступеням простучали женские каблуки.
      - Можно, Иван Петрович? - послышалось за дверью.
      "Неприкасаемая" горничная Надюша вошла. Очень на вид приятная: в белой наколочке на русых кудрях, в белом передничке и юбчонке в обтяг, много выше колен, из юбчонки стройные длинные ноги струятся.
      - Ты зачем? - Ваня бросил окурок, не попал в пепельницу.
      Надюша подобрала его, опорожнила пепельницу в пластиковый мешок.
      - Отпроситься хотела. В город, на денек. Мама у меня там, навестить надо.
      Мгновенно Ваню игла подозрения кольнула. Прикрыл глаза, справился.
      Привстал, взял женщину за руку, потянул к себе.
      - Нельзя мне, - шепнула она. - Вам плохо потом будет.
      - А жаль, - откровенно признался, медленно оглядывая ее от наколки до туфель.
      - И мне, - вздохнула.
      - А если предохранюсь? - усмехнулся.
      - И противогаз не спасет, - тоже улыбнулась. - Так можно? Я быстро.
      Ваня выпустил ее теплую руку.
      - Отпущу. - Встал с постели, подошел к окну, скользнул взглядом по надоевшим верхушкам деревьев. Решился: - Мамашку знаешь?
      - Наташку? Кто ж ее не знает.
      - Зайдешь к ней, пусть она Юльку Испанку найдет, с ней вместе вернешься.
      - Это все? - Надюша застелила постель, подобрала с пола еще окурки. Терпеливо и внимательно ждала.
      - Скажи Мамашке, чтобы слушок придумала, мол, Ваня Заика опять к штурму готовится, мол, подкрепление получил, мост будет брать. Невмоготу ему.
      Эта мысль только сейчас созрела. Хорошая мысль, пусть Серый усилит оборону моста, ослабив конвой каравана.
      - Собирайся, Косой тебя проводит до Заречья, а там уж сама.
      - Спасибо, Иван Петрович, я мигом.
      - Одним днем обернись. И Малюту мне кликни.
      Надюша ушла. Через минуту Малюта появился, хмурый.
      - Что скажешь, Ваня?
      - На дорогу человека пошли, пусть в лесу сядет. Как из города колонна Серого пройдет, сразу сюда.
      - Хорошо придумал, - оживился Малюта. - Малость разомнемся.
      - С моста часть людей к нам перекинь, а кто на мосту останется, те должны пошустрить малость. Заметно. Но не очень.
      - Понял. На понт Серого возьмем?
      Ваня не ответил, выщелкнул в окно окурок. Едва в Надюшу не попал, которая в этот момент стекла на нижней террасе протирала.
      Горотдел
      Средь бела дня участковый Хлопчик привел в милицию зареванную тетку. Отправил ее умыться - вся тушь потекла, а сам сел протокол оформлять. Потому что тетке еще и легкие побои нанесли.
      - Лотерея? - спросил дежурный со злостью.
      - Она, - вздохнул Хлопчик. - Что с ей делать? Сколько раз объясняли народу - все без толку. Разбогатеть хотят. Разом. И разом последнего лишаются. Главное в чем? В том главное, что этих сволочей взять нечем лицензия у них, имеют право.
      - Надо подумать, - сказал Волгин, выходя из кабинета. - У нас ведь два самоубийства на этой почве. И три инфаркта.
      - И люди голодные остаются, - добавил Хлопчик.
      Операцию разработали быстро. И так же быстро провели...
      Волгин позаботился, чтобы установили прежних потерпевших и свидетелей, провел с ними собеседование.
      И вот на рынке появился типичный сельский "лох", скажем, по имени Степаныч. В малом подпитии, в хорошем настроении и при деньгах по случаю удачной продажи собственноручно выращенного кабанчика. Пиджак на нем - еще отцовский, двубортный, черный в широкую белую полосу. Галстук - не иначе дедов. Брюки, однако, свои, но на три размера короче, или ноги далеко в них просунул. В сандалиях-ремешках, без носков.
      Ходит, веселый, по всем ларькам, лоткам и прилавкам глазеет, приценивается - городские гостинцы жене и детям выбирает.
      - Мужчина! - окликает его бойкая девушка с лотерейным столиком. Попытайте счастья. У нас без проигрыша.
      - А мне зачем? - отмахивается. - Я и сам богатый.
      - Еще богаче станешь, - не отстает девица.
      - Не играй с ними, мужик, - подначивает пожилая женщина. - У меня соседка от такой игры без мужа осталась. Он путевку на Канары выиграл, поехал и не вернулся, там на какой-то богатой немке обженился...
      - На хрена мне немка, - все еще отмахивается. - На хрена мне ваши Канары?
      - А у нас их и нет, - весело обещает девица, помахивая билетиками. - У нас все больше по мелочи: телевизоры, музцентры, трактор малюсенький...
      На "малюсенький" мужик клюет. Берет билетик - выиграл!
      Правда, не трактор, а видик. Вот ладно-то! - гостинцы можно не брать, всей семье подарок.
      Но тут запятая появляется - у какой-то девушки тоже видик в выигрыше. И дальше по обычной схеме - торг: вам теперь надо застраховать выигрыш, такие правила игры, а теперь перекрыть взнос вашей соперницы, а она вас опять обошла...
      Опомнился мужик Степаныч, когда сообразил, что вложил в дешевый видик уже в три раза больше его цены.
      - А ну его на хрен! Вертай деньги, отказываюсь. До утра с вами торговаться?
      - Ну и зря, - итожит девица с билетами, уже без улыбки. И сопернице его: - Поздравляю вас, девушка. Вы можете получить ваш выигрыш завтра, в магазине "Сони" вот по этой квитанции.
      - А я? - столбенеет мужик, еще не полностью осознавая свои потери.
      - А вы проиграли. - И другому клиенту: - Мужчина, попытайте судьбу, возьмите билетик счастья.
      - Постой, - пугается мужик, - а деньги мои? Ну-ка, вертай.
      - Да проиграли вы деньги, - отмахивается девушка. - Будьте мужчиной.
      К столику стягиваются стриженые парни в джинсовых куртках, замыкают вокруг мужика кольцо. Он еще этого не замечает.
      - Верни деньги, лахудра! - звереет от отчаяния мужик. И тянет руку через столик.
      Девушка передает деньги одному из парней и истерически кричит:
      - Ты чего хулиганичаешь! Сейчас милицию позову! Нажрался, игрок! Вали отсюда, пьянь ненасытная!
      Мужик опрокидывает столик и упирается в парня с деньгами, хватает его за шиворот и трясет. На него наваливаются остальные парни. Шум, крики. Девица визжит громче всех:
      - Милиция! Милиция!
      А вот вроде как бы и милиция - дяденька в костюме, с красной повязкой на рукаве. Рявкает поставленным голосом:
      - Прекратить безобразие! В чем дело?
      - Вот, товарищ начальник, - подыгрывает девица, - проиграл в лотерею и деньги обратно рвет. Обозвал меня, ударил.
      Дяденька в повязке хмурится, строго смотрит на девицу в упор- Степаныч в этот момент чувствует надежду - и зловеще про износит:
      - А ну-ка, девушка, предъявите вашу лицензию. У вас есть разрешение?
      - Пожалуйста, - оскорбляется девица, достает из сумочки документ.
      Дяденька внимательно его рассматривает, возвращает; качая головой, поворачивается к Степанычу:
      - Сожалею, гражданин. Здесь все по правилам, разрешение на проведение лотереи выдано городской администрацией. Ваши претензии необоснованны. Так что не хулиганьте, идите домой. Тем более что вы нетрезвы.
      Пока он говорит, вся команда начинает незаметно рассасываться. Вернее - пытается. Но почему-то ничего из этого не выходит. Внутреннее кольцо сжимается внешним - это еще более крепкие парни, да с дубинками. А из-за крайней палатки резко выскакивает задним ходом милицейский "уазик" с распахнутой дверцей. И как-то само собой "лотерейщики" оказываются в машине. И вместе с ними соперница Степаныча по игре, подначивающая тетка, а также возмущенный дяденька с красной повязкой на рукаве: "А я-то здесь при чем?"
      Девица, правда, пытается ускользнуть, но "Степаныч" берет ее сзади одной рукой за ворот, другой за ремень брюк и, качнув, забрасывает в машину. Дверцы захлопываются.
      "Степаныч" собирает вещдоки - лотерейный столик, барабанчик, стопку билетов - и садится вместе с понятыми в другую машину.
      В милиции Следователь достает бланки протокола и обращается к дядьке в повязке:
      - Фамилия?
      - Мутный. А в чем дело? На каком основании?
      - Обвинение вам будет предъявлено позже. Самое меньшее- в мошенничестве.
      - Какое мошенство, гражданин следователь?
      - Большое. Причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием. Ст. 165, часть 3. От двух до пяти. Это по УК РФ. А по УК им. Сергеева, боюсь, гораздо серьезнее.
      - Какого Сергеева? У нас лицензия. Все по закону. Это игра, гражданин следователь. Добровольная.
      Следователь отрывается от протокола, кладет ручку.
      - Игра говорите? Больно жестокая игра. Да и заведомо безвыигрышная, для потерпевших. Послушайте, неужели у вас ни разу не дрогнуло сердце, когда вы обманом, молодые и здоровые, отбирали последнее у какой-нибудь бабки? Скажите честно.
      - Так добровольно же! Кто ее заставлял?
      - Нужда, гражданин Мутный. Отчаяние. Вы прекрасно знаете, что в вашу поганую лотерею богатые люди не играют, у них другие игрища. А играют бедняки, рискуют своим малым в надежде хоть на время поправить дела. Вот официальный документ, посмотрите: после игры с вами гр. Худякова покончила с собой, потому что проиграла вам - на водку и баб - свою пенсию. Так что отвечать придется еще и по 110-й. Тоже - до пяти лет. Но это опять же - как Сергеев посмотрит. Тем более, что у пятерых ваших ребят оружие изъято.
      - Ладно, - начинает, как ему кажется, понимать намеки Следователя Мутный. Косится на стоящего у дверей сержанта.- У нас же договор, вы не знаете? Позовите капитана Локтева, он вам объяснит.
      - Капитан Локтев арестован, находится под следствием.
      Мутный делает большие глаза, съеживает плечи и, озираясь, хватается за подбородок.
      - Пригласите потерпевшего, - обращается Следователь к сержанту, какого покрепче.
      Входит крупный мужчина рабочей внешности.
      - Этот? - кивает Следователь на Мутного.
      Вошедший приглядывается, говорит уверенно:
      - Он самый.
      - Расскажите, как дело было?
      - Значит, я покупку делал. А маманя у другого ларька что-то выглядывала. Деньги у ней в руке зажатые были. Они, значит, к ней: давай, мол, мамаша, сыграем. Сперва билетик впихнули, потом деньги, считай, силом выдернули. Маманя в крик. Я на помощь кинулся. Ну, значит, насовали они мне. И мамане досталось, она меня выручать взялась. Всей ихней кодлой разве одному совладать?
      - Здорово насовали?
      - Здорово, - смущенно признается потерпевший. - Две недели отлеживался, в лазарете. А потом дома.
      - Этот тоже совал? - кивок в Мутного.
      - Этот больше всех, - темнеет лицом мужчина. - Помнится так, сквозь туман, железкой какой-то тыкал.
      Мутный, дурачина, ухмыляется.
      - Ладно, - решает Следователь, - вы с ним потолкуйте, а я протокол допишу. Можете у сержанта дубинку взять.
      - Нам ни к чему, - светлеет лицом потерпевший. - И так ладно будет. Один на один ведь.
      Следователь склоняется над бумагами, с удовлетворением прислушивается: за меня, за маманю, за меня, за маманю...
      - Посадите его на стул, - велит он по окончании экзекуции, - и подпишите протокол. Вот здесь, и здесь. Всего доброго. - Поворачивается к Мутному: - Эк он вас. Понравилось? Или мало? За дверью еще ждут, своей очереди.
      - Что ты хочешь? - прерываясь дыханием, роняет Мутный.
      - А справедливости. Око за око. На кого работаешь?
      - Тарасик у нас командир. Из Заречья.
      - Тарасика нет больше. Сколько ему шло?
      - Семьдесят процентов.
      - Когда последний раз деньги сдавал?
      - На прошлой неделе.
      - Сержант, пригласите еще одного потерпевшего.
      - Не надо, - вздрагивает Мутный. - Двухнедельный сбор у меня на квартире.
      - Кто руководит другими группами? Адреса? Состав?
      Следователь старательно записывает показания, откидывается на спинку стула.
      - Вот, добрый молодец, на совести твоей лично и твоих мерзавцев одна жизнь, тяжкие телесные, сердечные заболевания, ограбленные вами старики и дети...
      - Так ведь никто их не заставлял, - отчаянно цепляется. - Игра...
      - Игра. - Следователь вздыхает. - Ну давай с тобой сыграем. Выщелкивает из обоймы патрон, заводит руки за спину. - Отгадаешь пустой кулак - жить будешь. - Вытягивает руки над столом. - Ну! Играй! Лови свое счастье!
      Мутный машинально указывает на правый кулак. Следователь разжимает его - в ладони патрон.
      - Я ж говорил - игра безвыигрышная. - Разжимает левый кулак - там тоже патрон. - Все понял? Уведите его.
      Следователь забирает бумаги и идет к Волгину.
      - Думаю, так, - докладывает он. - Поработаем с потерпевшими и свидетелями по всем возможным эпизодам. Деньги конфискуем и опять же по возможности вернем потерпевшим. И всем чохом эту банду - в суд. В соответствии со степенью вины.
      - Русакова ознакомьте с материалами. И скажите, чтобы закончил информацию по этим делам обращением к гражданам в том плане, что впредь за участие в подобных играх будем нещадно штрафовать.
      Следователь вздохнул.
      - Так ведь жалко, товарищ начальник. Ведь этим играм государство учит. Вы гляньте в телевизор - по всем каналам дурят людей. Мол, играйте, ребята, ловите удачу. Каждый может дуриком разбогатеть. Без труда и без науки. Всего-то - отгадай слово из трех букв, первая "ху", последняя...
      - Ладно, хрен с ним, с этим государством. Это Сергеева забота.
      И оба рассмеялись.
      - Товарищ начальник, - доложил дежурный, положив трубку. - "Самовар" обнаружили.
      - Вы мне этот жаргон бросайте. Где? При каких обстоятельствах?
      - В реке, у моста. В мешке. Видимо, всплыл, когда веревка перетерлась. Там железа много на дне, от старой фермы осталось.
      - Группу выслали?
      - Да. Вы поедете?
      - Поеду. Что у нас в розыске пропавших?
      - Двое. Гражданка Евсеева, восьмидесяти семи лет. Гражданин Симаков Орел Евгеньевич...
      - Опять жаргонишь?
      - Да нет, имя такое.
      - Труп мужской?
      - Не сообщали пока. Неизвестно.
      - Ладно, я поехал.
      - Сергееву доложить?
      - Что же все Сергеев да Сергеев? А мы хуже, да?
      - Не намного если.
      - То-то!
      Труп без головы и конечностей, "самовар" по терминологии криминалистов, обнаружили у самого моста пацаны, которые все еще собирали на набережной гильзы после недавнего боя. Увидев плавающий невдалеке от берега белый синтетический мешок от сахара, притянули его куском проволоки, но вскрывать не стали - запах остановил. Позвали прохожего, тот вызвал милицию.
      - Ну что? - спросил Волгин, выходя из машины.
      - Да ничего пока, - ответил эксперт, снимая перчатки. Предварительно - мужчина, около сорока лет. На теле никаких особых примет. Конечности отчленены очень грубо, неумелой рукой. Похоже - топором и ножом. Нож тупой...
      - Топор щербатый, - добавил Волгин.
      - Вроде того. А шея - будто ржавой пилой ее терзали. С двумя зубьями.
      - Ранения есть?
      - Колотое, в сердце. Но не ножевое, на заточку похоже.
      Подошел следователь.
      - Мальчишек опросил?
      - Конечно. Да без особого толка. Увидели - вытащили.
      - Мешок?
      - Два мешка. В один бы не влез, мужик был крупный, широкий. Мешки вдоль распороты и увязаны. Узлы, бечевки - самые обычные, ничего характерного.
      - Штампы на мешках сохранились?
      - Да, из двух один получится.
      - Постарайтесь, чтоб два все-таки установить.
      - Понял. Одна партия могла быть.
      - Да, и сразу оперов на рынок и в магазины. На оптовые склады. Ранее судимых тоже пошерстить, если уж заточка. - Волгин повернулся к эксперту. Давность примерно скажете?
      - По первому впечатлению - семь-десять дней.
      - Хорошо, работайте. Как только что, так сразу мне.
      - Товарищ начальник, - дежурный даже вытянулся, когда Волгин вошел в здание. - Еще одно заявление. На розыск.
      - Дайте посмотреть.
      Гражданин Тихоня Владислав Вячеславович, сорока лет. Не появляется дома и на работе девятый день. Заявитель - Тихоня Анна Андреевна, супруга пропавшего без вести.
      - Это вы? - Волгин повернулся к сидевшей на диванчике женщине.
      Она кивнула и встала.
      - А почему только сейчас заявляете?
      - Все ждала, - она перебирала пальцами ручку пластикового пакета, - он и раньше исчезал. Но ненадолго. Два-три дня отгуляет- и домой. Отдыхать. Полюбовницу завел.
      - А к ней вы не обращались?
      - Так не знаю ее. Ни имени, ни звания. Живет где-то у реки.
      Волгин и дежурный переглянулись.
      Волгин снова взглянул на заявление: худощавого телосложения, особые приметы - на груди две родинки рядом, почти слившиеся. Вздохнул. Еще один мешок искать?
      Вернулась опергруппа. Ничего нового не принесла.
      Позвонил из морга эксперт. Тоже не порадовал.
      Стали поступать доклады от оперов и участковых, которые опрашивали жильцов старых новостроек, ближайших к реке. Ни зернышка.
      Хлопчик устало взбирался на пятый этаж очередного подъезда очередного дома. Отдышался, позвонил в квартиру 20. Не открыли. Нажал кнопку 19-й. Тоже никого. Отметил в блокноте.
      В 18-й чья-то нетвердая рука долго шарила по двери. Нащупала замок. Дверь распахнулась. На пороге - женщина в халате, лохматая, пьяная. Развела в восторге руками:
      - Кавалер! Мужчинка! Прошу! - отодвинулась, пропуская Хлопчика в квартиру.
      - Как поживаете? - спросил, осматривая запущенную комнату. - Какие жалобы? Я ваш участковый.
      - Грустно, - женщина упала на стул. - В одиночестве. Одна осталась, никого уже больше нет. - Потянулась за бутылкой, едва не опрокинула, но все-таки ухитрилась наполнить стакан.- Мужчинка, выпейте со мной.
      - Что за повод? День рождения?
      Женщина кивнула, уронив голову на грудь. Покачала непослуш ным пальцем.
      - Совсем наоборот. Поминки, - кивнула снова, но в сторону, продолжив движение всем телом, едва не упала со стула.
      Хлопчик глянул: на комоде - мужская фотография, возле нее - одинокая гвоздичка.
      Понял, что сейчас делать здесь нечего, попрощался, пошел к выходу.
      - Эх, мужчинка! - донеслось вслед. И стук об стол донышком опорожненного стакана.
      Хлопчик прикрыл за собой дверь в комнату и увидел на ней настенный календарь. Машинально отметил, что два числа в соседних месяцах жирно обведены фломастером. Одно число сегодняшнее.
      Хлопчик добрел до Горотдела самым последним. В голове гудели тысячи дневных разговоров. В общем-то бесполезных и потому - особо утомительных. Правда, что-то одно застряло, незаметной такой занозой. Которую, если не коснешься, не чувствуешь. А если зацепишь - остро кольнет.
      Сидя у Волгина на оперативном совещании, он все пытался эту занозу нащупать и выдернуть.
      "Розка-то? А кто ее знает, чего она пьет? Она всегда пьет. То одна, то с полюбовником. Да что-то его давно не видать. Может, муж его пуганул? Какой муж? Первый? А хрен их кто считал. Можа, и третий. Приезжал к ней, повидаться. Когда? Да с неделю назад. Где с неделю? Девять дней".
      Ага, что-то есть, нащупал, тяни, Хлопчик, тяни.
      "Где работает? А не поймешь. Вроде и нигде. Одно время на рынке пробовала, сахар продавала, мешками. Прогнали ее. Сейчас в подъездах убирает".
      Теперь бы второе число припомнить в календаре, обведенное черным траурным кружком. Не на месяц ли оно от первого отстоит?..
      - А вы что скажете, участковый Хлопчик? - разбудил его голос Волгина.
      Хлопчик встал, похлопал сонными глазами.
      - Думаю, завтра можно обыск у одной гражданки провести.
      - Что за гражданка?
      Хлопчик раскрыл мятый блокнот, быстро нашел нужную запись.
      - Гражданка Пупкова. Зовется Розалией. А по паспорту еще веселее: Резеда Ивановна. Одно время торговала на рынке сахаром в синтетических мешках. Злоупотребляет спиртными напитками. Девять дней назад у нее гостил ее прежний муж. С того времени ни мужа, ни любовника соседи не видели...
      - Это все?
      - Сегодня гражданка Пупкова справляла поминки. Девятый день. А в календаре еще и сороковой день у нее отмечен. В то же время соседи утверждают, что никто из ее родни девять дней назад не умирал. Да у нее и родни-то нет.
      И Хлопчик, запахнув блокнот, устало плюхнулся на место.
      Резеда-Розалия, когда за ней приехали, находилась в тяжелом состоянии. Допрашивать ее было бесполезно - на все вопросы она с готовностью тяжело кивала головой, едва не падая вслед за этим кивком со стула.
      Только на один вопрос попыталась ответить отрицательно. Когда ее спросили, является ли она гражданкой Пупковой, Розалия с трудом покачала пальцем возле своего носа и выдавила в два совершенно измотавших ее приема: "Оши... баетесь".
      Пупкову отправили в Горотдел; в квартире, запущенной и загаженной до отвращения, в присутствии понятых, приступили к обыску.
      Сразу же обнаружили несколько порожних мешков из-под сахара, идентичных, на взгляд, тем, что из реки выловили.
      Внимание оперов привлекла стоящая на столе среди остатков многодневной попойки электрошашлычница, забрызганная горелым жиром. Даже не столько шашлычница, сколько разбросанные по столу шампуры - короткие, круглого сечения с черными ручками, числом - пять.
      - Ищем шестой, - тут же сказал кто-то, самый опытный.
      Конечно, такая разлюли-хозяйка, как Резеда, вполне могла утратить шестой шампур естественным путем. Но опыт, интуиция - куда их денешь?
      Шестой шампур со следами старой крови и в каких-то пригоревших ошметках (остатки шашлыка из свинины, как установили позже) нашли в ванной, в куче грязного постельного белья, сваленного под раковиной. Оно было залито, скорее всего, кровью, давно засохшей.
      Ванна тоже в бурых и черных засохших пятнах, на дне ее - беззубая ножовка и старый тупой топор, будто схваченные по лезвиям ржавчиной.
      Ни головы, ни конечностей в квартире не обнаружили.
      Допрос Пупковой поставил почти все на свои места.
      Резеда-Розалия была относительно одинокой. Родителей своих, не чуждых, судя по ее имени, некоторых эстетических наклонностей, но абсолютно чуждых родительских чувств, она не знала и знать не хотела. Отец и счез почти сразу же после ее рождения, мать несколько позже.
      Но девочкой Розалия (еще при бабке) росла хорошей, девушкой тоже была порядочной. Испортилась после того, как ее бросил первый муж, гражданин Тихоня. Начала пить. Время от времени выходила замуж. В последние годы принимала кавалеров без регистрации отношений. Приобрела устойчивую репутацию дамочки ветреной, любвеобильной. Но первого мужа забыть не могла...
      - Как вы себя чувствуете? - участливо спросил Следователь.
      - Ох...
      - Понятно. При задержании вы отрицали, что являетесь гражданкой Пупковой...
      - Отрицали. Моя фамилия Тихоня. Я с этой фамилией по смерть мою не расстанусь. - Заплакала, молча и тихо.
      Тихоня - это и есть один из пропавших без вести, отметил про себя Следователь, а вслух сказал:
      - Ну как же так, вот ведь по паспорту... Ведь это ваш паспорт?
      - Что паспорт? - с давней горечью. - Как я от Владика откажусь, если под ним моя невинность прервалась... На мне и жизнь его кончилась. - И опять потоком тихие слезы.
      Ситуация постепенно прорисовывалась, становилась все яснее, промываемая слезами Розалии...
      С первым мужем она время от времени встречалась, оторваться от него навсегда не могла. Вот и в этот раз заманила его к себе отметить очередную годовщину когда-то совместно прерванной невинности. Стол приличный накрыла, шашлык замариновала. Начали пировать. Все хорошо шло, интимно и душевно, годы молодые вспомнили, расслабились, ну и...
      - Тут он в самый момент и явился...
      - Гражданин Симаков, - осторожно подсказал Следователь, имея в виду второго пропавшего без вести.
      - Ну да, - подтвердила Пупкова, шмыгая носом, - Пашка, полюбовник мой временный...
      - Что значит - Пашка? Симаков Орел Евгеньевич, так ведь?
      Пупкова отмахнулась небрежно и снисходительно:
      - Ну какой он орел, так, по паспорту, а по жизни - Пашка и есть. Вовсе не орел. Как увидел нас - так прямо и взорвался. Хвать со стола шампур и Владику в голую спину. - Передернулась всем телом.
      Следователь подождал, пока она справится с собой.
      - После этого...
      - После я из-под Владика вывернулась, сама вся в крови, он ведь его насквозь пробил, стала шампур из спины тащить. Никак. Пашка помог. Выдернул и мне протягивает. На, говорит, подавись. И обругал нехорошим словом.
      - И после этого...
      - Да тут уж вовсе черно все передо мной стало. Очнулась - оба лежат. Один на тахте, другой на полу. Шампур у него из груди одной ручкой торчит...
      - Затем вы...
      - Вот дальше все мутнее помнится. Пила ведь все время. Сообразила только, что надо Пашку выкинуть. А он тяжелый, большой - как справиться слабой женщине? Ну, сволокла в ванную, там разделала. Тулово - в мешок и ночью на берег снесла, железяку какую-то подобрала и в речку его скинула...
      - А голова, конечности?
      - А это не помню уже, - отмахнулась.
      - Хорошо, успокоитесь - вспомните. Скажите только - где труп гражданина Тихони?
      Задумалась.
      - Сберегла я его. На память. А вот где? - Опять задумалась. Выпятила губы, прищурила глаза, придавила их тяжелыми бровями. - Нет, не вспомню. Рубить - не рубила. Как же можно! Да и легкий он был, зачем рубить. А вот где сейчас? - замолчала. Дрожащей рукой приняла от Следователя сигарету. Но закурить не смогла - ее стало трясти. То ли от воспоминаний, впервые на трезвую голову за эти страшные дни, то ли с похмелья.
      - Ну, ладно, - вздохнул Следователь. - Отдохните, подумайте. Может быть, вспомните. - И не удержался: - Эх, Розалия, видишь, что получается: не пила бы ты водку - ничего бы не случилось.
      - А я водку и не пью, - обиделась Розалия. - Я красным увлекаюсь. Я кто, по-вашему?
      Врач, приглашенный к Пупковой, определенно сказал, что если она и вспомнит, где спрятала труп Тихони, то очень не скоро.
      Самим, стало быть, искать придется.
      И нашел его опять же Хлопчик. Он обратил внимание, что на связке ключей от квартиры Пупковой два посторонние. Вспомнил, что она в последнее время числилась по дому не то дворником, не то уборщицей. Один ключ оказался от подвала, другой - от чердака.
      В подвал Хлопчик спустился так, для порядка. Подвал сы рой, хлюпкий, полно отдушин - запах наверняка бы наружу пробился. А вот чердак... Чердак - это да, совсем другое дело. Разводка отопления в доме была верхней, на чердаке - сухо, а сейчас, жарким летом, под железной крышей - аж горячо, подходящий климат...
      Хлопчик поднялся на пятый этаж, затем еще одним пролетом к железной чердачной двери, отпер ее, прошел внутрь. Подсвечивая фонариком, отыскал выключатель, щелкнул.