– Садись, зачем ругаешься? Будешь хороший гость. – Анчар придвинул ей стул и тарелку. – Кушай виноград. Я буду смотреть и радоваться.

– Самое время радоваться, – буркнула Светка, но за стол села.

– Радоваться надо часто. Тогда беда стороной идет. Она всегда веселого человека обходит. Боится.

– Так что? – не выдержал я.

Светка отщипнула ягоду, кинула в рот.

– Серж сказал так. Женьку держат на вилле «Фрегат»; она вторая по счету от общих ворот, вплотную к горе. Дом двухэтажный, по второму этажу – сплошной балкон, другого такого нет, не спутаете…

– Как с ней обращаются, не сказал?

– Не сказал. – Врет, стало быть. – Держат ее в подвале – там гараж и всякие службы. Охраны – шесть человек. Двое дежурят, двое в караулке, двое спят. – Она откинулась на спинку стула, достала из кармашка купальника сложенную мокрую бумажку. – Вот план подвала.

Просто волшебный кармашек. Всегда в нем находится самое нужное. В самое время.

– Как туда можно пробраться, не сказал?

– Сказал. По дороге – никак, глухо. А поверху, в обход, есть старая дорога, она давно непроезжая, вся завалена камнями. Оттуда можно спуститься прямо хоть на крышу виллы. Она будто потому и названа так, что как птица на скале сидит.

Никогда не слыхал, чтобы фрегат на скалах сидел, впрочем, им там виднее.

Ясно и то, что нужно разведку провести, нечего вслепую соваться – раз сорвется, другого раза не будет.

– Засветло доедем? – спросил я Анчара.

– Доедем, да.

– Собирайся. Из оружия бери только пистолет. Света, пойдем, я тебя провожу, потрепемся еще разок.

Мы вышли с ней на берег.

– У тебя какие взрывные устройства, я ведь не специалист?

– Всякие. А что тебе нужно?

– Во-первых, на липучке или присосках что-нибудь найдешь? С дистанционным взрывателем.

– Есть такая штучка, но не очень мощная.

– Днище катера возьмет?

– Нашего-то? Запросто, мягко говоря. Он же пластмассовый.

– Ты сможешь такую мину на место поставить?

– Смогу, я у них частый гость, почти член экипажа. Сколько раз с этого борта на охоту за тобой спускалась. А взрыватель тебе передать?

– Мне. Он с какого расстояния берет?

– Максимально? Двести метров им пульс. Ну если учесть еще слой воды, то где-то сто двадцать – сто пятьдесят. Годится?

– Вполне. Только покажешь, как с ним управляться. И мне нужно еще что-то, что бы лаз из монастыря к дороге завалить.

– Принесу.

Анчар посигналил.

– Кстати, дружок, ты как вывернулась из-за неудавшегося убийства Серого?

Светка дернула плечом, мол, вспомнил:

– Или я не женщина, как твоя Женька говорит.

– Спасибо, Светочка. Ты поосторожнее там. Видишь, как иной раз получается…

– Знаем, на что идем. – Она надела ласты, подняла с песка маску.

– Ты акваланг-то где прячешь?

– А вот, у причала, чтоб долго не искать. Иной раз, – поддразнила, – ведь как получается – и в черной воде его надевать приходится. Ну, ладно, пошла я. Удачи вам, ребята.

– 

Мы чуть не проскочили поворот на Медвежье. Хорошо, я в тот момент оглянулся и разглядел заваленный набок указатель.

Проехали еще верст с двадцать до едва заметной развилки: вправо настоящая дорога, влево – старая.

Анчар свернул, и какое-то время мы еще смогли пробираться меж камней и трещин. Встали: дальше уже не дорога.

– Разверни сразу, – сказал я Анчару. – Мало ли как обернется.

Он заглушил двигатель, положил ключи под сиденье. Тоже верно.

Дорога – или как ее назвать? – тропа архара, да? – сначала шла чуть заметно вверх, потом изогнулась, немного спустилась и опять полезла вверх, круто – так, что мы уже шли согнувшись, цепляясь за камни. Еще и еще круче, больше уж некуда, чуть не отвесно вверх – и кончилась. Обрывом, откуда заметно тянуло холодом. Хотя здесь, наверху, камни были еще теплые. Это мы чувствовали животами, когда ползли к обрезу обрыва.

Осторожно высунули головы; открылся прекрасный вид сверху на бандитское гнездо, просто-таки подетальный план.

Тут были всякие строения: в западном и восточном стиле, в национальном и интернациональном, дикие и симпатичные, но они не интересовали нас. Нам был нужен «Фрегат», присевший враскоряку на скале.

Прямо под нами, чуть левее. Метрах в двадцати по прямой. Спуститься можно было (по канату, естественно) прямо на его крышу. Оттуда – на балкон, с балкона на первый этаж, передушить охрану, освободить Женьку, получить ее горячий благодарный поцелуй, а дальше что?

Вверх не подняться. Положим, прорвемся без потерь через ближайший пост, а второй нас встретит боем, к нему уже готовый, потому что без шума мы первый не

возьмем.

Да, кроме того, вилла с трех сторон огорожена высоким сетчатым забором – такой и с разбегу не возьмешь. А с четвертой, я уже говорил – отвесная скала высотой с семиэтажный дом, нависающая козырьком. Да в воротах охранник.

– Что думаешь? – нетерпеливо ткнул меня в бок Анчар.

Хорошо, что в бок, а не в спину – уже лежал бы я на крыше «Фрегата». Беспомощный и одинокий.

– Спустим веревку, да? – продолжал он. – Ты сначала Женьку привяжешь. Анчар ее как рыбку наверх выдернет… Золотую.

– А потом тебя. И поедем домой вино пить. Что думаешь?

А что тут думать-то, сказал прапорщик и срубил дерево.

Я еще раз изучил диспозицию или дислокацию (не знаю точно), постарался все что нужно запомнить – ведь действовать придется в темноте, что там редкие фонари на виллах?

Пожалуй, Анчар прав. Другого мы не придумаем. Правда, как и во всяком плане, слабых мест достаточно.

Смогу ли спуститься по веревке, по силам ли Анчару вытянуть нас на такую высоту, что, если нас заметят? – и масса других вопросов. Все их надо обдумать, стало быть, и решить.

А времени нам отпущено не так уж много…

– Согласен? – спросил Анчар на обратной дороге.

– Ну что с тобой делать? Придется тебе доверить наши жизни. Ты только не урони нас.

– Женечку не уроню, знаю. Как можно ее уронить, да? – Он замолчал.

– А меня?

– Ну, если только один раз. Невысоко.

И на том спасибо.

Темнело. Иногда, когда дорогу зажимали с обеих сторон скалы, становилось совсем между ними темно, Анчар даже включал фары.

– Я думаю, так надо сделать – к веревке железную палку привязать, как в цирке…

Это уж точно.

– …А на краю скалы мой кепок под веревку подложить.

– Нет, – сказал я. – Лучше мокрую подушку от дивана.

– Да, – сказал Анчар, – так лучше, да. Намыленной водой намочим.

И по дороге до виллы мы, практически, решили все вопросы. И еще я сказал Анчару, что ему делать, если поднимется тревога.

– Правильно, так, – согласился он. – Тебя в подвале искать не станут. Ты сядь в бочку и поспи до утра. Я один раз спал в бочке от вина, очень крепко.

Ладно, посплю.

После завтрака (без капли вина) мы забрались в кладовку, перерыли ее и отобрали все, что нам надо: бухту хорошей веревки, даже каната, я бы сказал, длинный стальной шток от якоря и плотно набитый кранец, обшитый парусиной (вместо подушки), брезентовые рукавицы.

Один конец веревки мы расплели надвое и привязали шток – получилась трапеция.

– Надо попробовать, – сказал Анчар.

Мы пошли на берег, забрались на подходящий уступ. Метров шесть всего высотой. Я глянул вниз и зашатался.

– Ничего, – успокоил Анчар, перекидывая веревку через плечо, – только первый раз страшно. Потом привыкнешь.

Он спустил немного трапецию, надел рукавицы, твердо уперся расставленными ногами, откинулся назад.

Я повернулся спиной к обрыву, лег животом на его край, нащупал ногами шток, вцепился в веревку.

Анчар начал медленно травить ее, перекинутую через шею. Меня стало раскачивать, шток стремился вырваться из-под ног.

– Лучше сядь, – тяжело дыша, прерывисто посоветовал Анчар.

Легко сказать. Но я ухитрился – действительно, так получалось устойчивей, и я мог держаться не за одну веревку, а за две.

– Как ты? – крикнул я Анчару, благополучно завершив спуск.

– Так хорошо. Но шее больно. Надо кепок подложить, да! – И он втянул наверх трапецию.

Я пошел вдоль берега, Анчар уже ждал меня, и мы пошли к дому. Кожа на его могучей шее была стерта до крови.

Нужно что-то придумать, какой-то хомут изобрести. А то ведь и без головы останется.

Но Анчар думал не о себе, не о своей шее.

– Что хочу сказать? – Он остановился. – Ты мужчина, она – женщина, ей будет плохо на этой железке, так, да?

Вообще-то, конечно. Двадцать метров на ней сидеть.

– Нужно сиденье сделать.

– Давай уж тогда лифт построим. Время есть.

– Пойдем покажу, что придумал.

Придумал здорово, признаться. В сарае, где было свалено разное барахло, он разыскал кресло рулевого, снятое Мещерским с яхты. Мало того, что оно было маленькое, легкое и прочное – так еще и со спинкой, и подлокотниками!

Больше того, Анчар разыскал еще и старый страховочный пояс яхтенного рулевого, с хорошей пряжкой, которая защелкивалась и отпиралась одним движением руки. Можно было бы вполне использовать этот пояс вместо кресла, но у Анчара были другие на него виды. Он заложил его за спинку, пропустил под подлокотниками и успокоился:

– Так хорошо. Женечке удобно будет.

Я думаю… Ей даже понравится. Еще раз попросит.

Перед отправлением я спустился в колодец и спрятал там кассету, завернутую в пакет. Пожалел, конечно, что поленился подобрать возле причала вынесенную морем банку из-под чая, за которую так переживал Анчар. И в которую Мещерский уложил кассету перед ее навечным, как он полагал, захоронением в братском крабовом могильнике. И которую выкинула за ненадобностью Светка. А может, и по другой причине выкинула – в кармашек купальника не влезала…

Приехали много заранее.

По дороге убрали ломиком несколько больших камней, так что смогли проехать вперед еще метров на триста. Может, и немного, но, когда погоня пойдет, каждый метр малым не покажется.

Стали устраиваться на месте. Анчар расстелил бурку – ждать нам придется долго, уложил под рукой карабин, патроны россыпью, гранаты и табак с трубкой. Отдельно лежала монтировка с веревочной петлей.

Начали вести наблюдение, по очереди.

Все эти сутки, с того страшного часа, я старался думать только о том, как добыть Женьку, а вовсе не о том, что с ней могли сделать. Сейчас мне это уже не удавалось.

– Вот! – прошептал Анчар.

Я подполз к нему, свесил голову.

Из дома вышел мужик с судками, в белом халате и колпаке – повар. Он прошел вдоль стены и рядом с гаражными воротами толкнул дверь в сводчатой нише. Просунул руку, видимо, включил свет.

Значит, эта дверь не на запоре, уже легче.

Вышел он неожиданно быстро, но с теми же судками, с оторванным рукавом халата и со сбитым набекрень колпаком. Ясно, Женька активную голодовку объявила. И правильно, нам вражеские деликатесы ни к чему. Тем более что дома своей жратвы навалом.

Больше Женьку не беспокоили.

Стало темнеть. «Фрегат» готовился к вечернему кайфу. Обслуга убралась (в смысле – разъехалась), остались хозяева и охрана. Окна были задернуты, звуки никакие до нас не доносились.

Из караулки вышли двое. Один прошел к воротам и остался там. Другой подошел к сводчатой двери в подвал и запер ее на ключ. Ну, ему же хуже. Потому что ключ он положил в карман.

Стемнело совсем. Я надел на руку веревку с монтировкой, сунул в карман фонарик, проверил пистолет и загнал патрон в ствол.

Анчар спустил «за борт» нашу «люльку», уложил канат на кранец, перекинул через плечо, изготовился.

В этот момент из дома вышел человек, остановился на крыльце, докуривая сигарету. В свете фонаря я узнал его – тот, что в «приемной» Боксера все время проигрывал в карты.

Что-то мне в нем не понравилось.

Он отбросил окурок, воровато огляделся и шмыгнул к подвальной двери, достал свой ключ. Ага, в карты не везет – решил любви попробовать! Сейчас тебе будет любовь. До гроба…

Я заскользил вниз. И только тут подумал, какую дурацкую затею мы осуществляем. Охранник у ворот меня увидеть не мог. Второй пока тоже. Ему приспичило, и он застенчиво повернулся ко мне спиной. Но вот он застегнет брюки и пожелает взглянуть на звезды. Хорошо, если для начала просто меня окликнет. А что я ему скажу?

Мол, стену крашу, вот! Бакс, мол, приказал к его приезду – непременно, чтобы скала не серая была, а голубая…

А скорее всего снимет он меня одной хорошей очередью с моего гнездышка без всяких вопросов. И шлепнусь я, как лягушка, на жесткую спину «Фрегата». Или Анчар успеет вздернуть наверх мой труп, чтобы похоронить с воинскими почестями…

Однако обошлось. Не зря, видно, говорят, что Бог бережет пьяных, дураков и влюбленных. В нашей-то команде все такие и есть. А уж Серый – тот всегда во всех трех ипостасях.

Я легко ступил на крышу, «люлька» взвилась и исчезла.

Так, теперь – все лишнее, кроме Женьки. И все лишнее на пути к ней надо убрать. Ключ от подвала, значит, не нужен, но и охранник у дома – тоже: если возникнут осложнения с Игроком, тот может поспешить на помощь или поднять тревогу. Первое предпочтительнее, стало быть.

Я спустился на балкон, лег и просунул руку с монтировкой меж балясин. Дождался (с нетерпением, надо сказать), когда голова медлительного охранника оказалась подо мной, и от души ахнул по ней железкой. Он вздохнул, опустился на колени, завалился на бок. Я взял его автомат и нырнул в подвал.

И столкнулся с Женькой. Она едва не застрелила меня – то ли от неожиданности, то ли от радости. И повисла у меня на шее. Это, повторяю, она умела.

– Я человека убила, – шепнула Женька. – Он хотел меня обесчестить.

– Значит, не человека, не переживай. Пойдем, глянем.

Убедимся, стало быть.

Женька провела меня в закуток, где ее «содержали под стражей».

Игрок, обмякший, со спущенными штанами, лежал на спине, в крайне неудобном положении – на ножке перевернутого металлического стула.

Я нагнулся над ним.

– Жить будет. Ходить по бабам никогда. Он себе позвоночник повредил.

Я перетащил его в дальний угол, бросил на него какое-то тряпье. Подобрал с пола разорванные Женькины трусики и заткнул ими на всякий случай его пасть вроде кляпа.

Садист Серый.

…Несмотря на предупреждение – не трогать заложницу до особого распоряжения, Игрок решил-таки попытать счастья.

Он долго уговаривал Женьку, обещал помочь бежать отсюда, грозил всякими карами, сулил много добра и зла.

Женька терпеливо выслушивала весь этот бред и наконец дала ответ, предельно ясный. И неприлично эмоциональный. Сожалею, что не могу привести его здесь.

Игрок напал на нее сзади. Одной рукой зажал рот, другой обхватил горло. Женька обмякла в его руках, «потеряла сознание». Он с лихорадочным нетерпением избавился от своих штанов, перевернул Женьку на спину, задрал юбку и рванул трусики… И получил коронный удар в лоб, двумя пятками – со всей дури грохнулся спиной на тонкую ножку стула…

– Пошли домой, – сказал я. – Мы по тебе соскучились.

– Водку пьянствовать? – обрадовалась Женька. – А я знала, что ты не бросишь меня в беде.

– Тебя бросишь, как же.

– А ты страдал по мне, похудел даже.

– В сухом полене жара больше, – буркнул я (так моя тетушка когда-то говаривала).

– Посмотрим, – хихикнула Женька. И опять – на шею.

У дверей я вырвался из ее объятий, придержал, осторожно выглянул.

Теперь рисковать никак нельзя.

– Подожди здесь.

Я подобрался к караулке, заглянул в светящееся окошко. Двое охранников спали, как говорится, зубами к стенке, один валялся с газетой за неимением лучшего, четвертый чистил разобранный автомат. Вот бы все они, лентяи, занялись делом – привели бы оружие в порядок, да с полной его разборкой. Службы не знают, стало быть. Проучу!..

Я отыскал подходящий кол (он был привязан к засохшему саженцу, точнее, наоборот) и подпер им дверь.

С удовольствием взял Женьку за руку, и мы на цыпочках поднялись на балкон по внешней лестнице, прислушиваясь к веселому говору и женскому визгу среди звона посуды в доме.

Я стал на перила, сложил руки в замок, Женька легко перенеслась на крышу, протянула мне руку. И все это – под аккомпанемент ее поцелуев и объятий.

Остановились перед каменной стеной, отвесно уходящей ввысь, к звездам.

– Серый, – выдохнула Женька. – Я ведь ни за что на нее не залезу. Тем более без трусиков. Ты подглядывать будешь.

– Ну и оставайся, – рассердился я и чуть мигнул фонариком в небо. – А я на лифте поеду.

Но не поехал, не успел.

Едва наша «люлька» повисла над крышей, очнулся и завопил поверженный мною охранник. Вот что значит не доводить дело до конца!

В дверь каптерки заколотились его коллеги – выбросились в разбитое прикладом окно, рванули к дому. От ворот бежал еще один.

Я усадил Женьку в кресло, пристегнул, бросил ей на колени автомат.

– Пошел, Арчи!

– Цепляйся, Серый! – завопила Женька, передергивая затвор. – Прикрою!

Снизу ударили автоматы, полетели осколки камней. Веревку бы не перебили.

Пригнувшись, я пробежал по крыше и свалился в какой-то куст, затаился в нем.

С неба упала и рванула граната. Женька, по пути наверх, добавила злую, отчаянную очередь. Ничего, сейчас Анчар ее успокоит.

Стрельба прекратилась – некуда было стрелять, ни одной цели. Выстрелы сменились матом, нелепыми командами, которые никто не выполнял, собачьим лаем.

Но народ прибывал, сбежалась охрана с соседних вилл. И я, пока не поздно, смешался с толпой, помелькал там и тут, покричал вместе со всеми и, когда надоело, нырнул в подвал. Здесь Женьку искать не будут. Ну, заглянут разок, и все.

Можно отдыхать. Под топчаном, на котором недавно маялась Женька.

…А она тем временем мчалась в машине с Анчаром. Развилку они проскочили вовремя – сзади мелькнули фары погони. Но попробуй догони Анчара в горах.

Женька с восторгом вспоминала потом эту поездку. Ей это даже больше понравилось, чем качаться в кресле над бездной. Под пулями. Да без трусиков.

– Один раз мы даже сорвались в пропасть, – врала она, – но Анчар схватился левой рукой за сосну и вернул машину на дорогу.

Впрочем, кто знает, может, так оно и было. Анчар, во всяком случае, не отрицал этого факта.

Еще до света они были в городе.

Я устроился поудобнее, положил рядом пистолет.

Шум в «осиновом» гнезде нарастал – взревели машины, погоня пошла. Наивные люди…

Приблизился быстрый топот многих ног, озабоченный матерный говор. Пробежались по всем подвальным помещениям, сунулись в углы, но небрежно, даже не заметили под тряпьем своего отыгравшего Игрока.

Я успокоился и уснул.

И вот что мне приснилось.

Будто бы наступило утро. И будто бы этим ясным утром к Медвежьему подъехала на нескольких машинах группа омоновцев при всем параде: в брониках, сферах, с палками и стволами.

Старший вызвал председателя этого горно-садового товарищества, рассадника, стало быть.

– По сведениям нашего информированного источника, – сказал старший, – на территории вашего поселка скрывается объявленный в розыск опасный преступник. Мы проведем розыск и задержание. А если потребуется, обезвреживание.

Возражений не последовало. Тем более что причина возможных возражений уже не существовала.

Началась прошарка. Неумолимо приближаясь к «Фрегату» с подрезанными навсегда крыльями.

Захлопали двери, затопали тяжелые «берцы», заскрипела отодвигаемая мебель, зазвенела подвернувшаяся некстати дорогая посуда.

– Здесь у вас что? Гараж? Отоприте!

Двое стали на изготовку по бокам двери, трое вломились внутрь, рассыпались по подвалу, вышибли Серого пинком из-под теплого топчана, прихватили его пистолет…

…На этом месте я проснулся. Меня вышибли пинком из-под топчана, насовали в ребра, надели наручники. Вывели на волю.

– Там у вас, – сказал я хозяину, – еще один прячется. Инвалид.

Меня провели по всему поселку, втолкнули в машину.

– Попался? – сказал Володя, размыкая кольца кандалов. – Вот мы и посчитались.

– Спасибо, – улыбнулся я.

– И все? – возмутился он. – Ребята, сажайте его обратно. Халявщик!

Я успокоил его как мог. Обещаниями хорошо вести себя впредь.

На развилке мы расстались. Здесь меня ждали друг и любимая, которая тут же повисла у меня на шее, визжа и болтая длинными красивыми ногами.

– А мы чуть дерево не свернули! Анчар как схватит его рукой…

– Будет врать-то, – сказал я.

Милицейские машины посигналили нам и тронулись.

– Эй! Эй! – закричал Анчар и тяжело побежал за ними, прижимая к животу ящик с коньяком.

Ящик подхватили, чья-то длинная дружеская рука надвинула козырек элегантного Анчарова «кепи» ему на нос.

Мы сели в джип и поехали домой, водку пьянствовать.

«По аэродрому, по аэродрому…» – напевал Анчар всю дорогу свою нескончаемую песню. Из двух слов.

А больше ведь и не надо, а?

Обреченный дом был полон радости. Тепла, света и любви.

Мы все хорошенько вымылись, приоделись кто как мог и надолго уселись за стол.

Анчар радовался как дитя. Он был неиссякаем.

– Я всю жизнь любил только сестру и одного человека. Вы знаете. – В частности, сказал он. – Теперь я люблю вас тоже. Я думаю, много есть еще людей, которых можно любить. И защищать. Потому что много еще есть людей, которых надо ненавидеть. Так я сказал, да? Пусть Бог простит мне эти слова.

Он сидел за столом в кепке, которая после всех своих приключений потеряла форму, но обрела содержание. Он теперь и спать в ней будет.

– Вот, – сказала Женька, сияя глазами, – а ты ее носить стеснялся. Видишь, какая полезная оказалась.

В самый разгар веселья, когда мы уже стали немного уставать, вынырнула из моря Светка и, переодевшись во что-то Витино, присоединилась к нам.

– Как там Серж? – вежливо поинтересовалась Женька.

– На больничном. Хочет слинять под видом язвы.

– Так можно проще, – вставил я. – Мы можем ему справку сделать из дурдома.

– Еще чего! – возмутилась Светка. – Себе сделай.

– Да, – опять врезалась Женька. – Не нужна Сержу справка из дурдома. По нему и так видно.

Анчар поднял ее со стула, подбросил, чуть не зацепив люстру, поймал и снова посадил на место. Успокоил, остановил.

– Видала? – похвалилась Женька. – А тебя…

– Свет, пойдем, пошепчемся, – я понял, что противников пора разводить по углам.

– Только не в спальне, – строго предупредила Женька. – Знаю я вас.

– Не знаешь. – Светка обняла меня за талию и положила голову на плечо. – Пойдем, милый.

Вот, сказала она, когда мы вышли на терраску, и кивнула на стоящий на полу черный резиновый мешочек.

Присела, распустила застежки, раскатала.

– Это пульт дистанционного управления. Вот эту пипочку немного выдвинешь и направишь на объект. Тут шкала, прикинешь расстояние, сделаешь поправку. Две кнопки: черная – предохранитель, красная – импульс. Понял?

– Понял. Мину когда поставишь?

– Уже поставила. Только что. Катер опять здесь ошивается. Готовятся, похоже.

– Я знаю. Я тоже готовлюсь.

– Куда ты Женьку денешь?

– В Москву отправлю.

– Не поедет.

– Поедет. У меня очень важное дело для нее.

– Попробуй. – Она снова запустила руку в мешочек. – Это заряд, небольшой. Но тебе хватит. Это запал, он рассчитан на пятнадцать минут. Вставишь вот в это гнездо и повернешь вправо, до упора. И удирай.

– Хорошо, спасибо. Если что полезное для меня узнаешь, сообщи.

– Конечно. Серж собирается в монастыре с винтовкой засесть.

– Посмотрим…

– Хватит, что ли? – ревниво спросила Женька, стоя в дверях. – Пошли купаться.

– Идите, я скоро. – Я собрал в мешочек Светкины подарки и убрал их подальше.

– 

Мы сидели на скамье у моря. Анчар неподалеку жарил шашлык из свинины.

– Ты опять что-то задумал.

– Да, Женя, задумал.

– Неужели ты надеешься, что я вас оставлю в такую минуту? – это она очень серьезно и строго спросила.

– Знаешь, честно говоря, и мне бы хотелось, чтобы ты была рядом со мной. В такую минуту. Но мне очень важно послать надежного человека в Москву, к Светлову.

Это генерал милиции, мой бывший враг, который стал моим другом. К сожалению, нас сдружила общая беда, а общих радостей у нас было мало.

– Нужно передать ему кассету, – продолжил я, – и мои соображения на этот счет. Это очень серьезно. Это очень большое дело. Нам нельзя его сорвать. Поедешь?

Женька помолчала.

– А если меня опять схватят? Женьку не жалко – кассета пропадет.

– Не схватят. Тебя Володя отвезет со своими ребятами. А в Москве тебя встретят. Я от него сообщу.

– Встретят на «ЗИЛе»? – торговалась Женька. – И билет обратный чтоб взяли.

– Умница, – облегченно вздохнул я. – Золото мое.

– Ну уж и золото, – пококетничала она. – Анчар! Ты скоро?

– Что торопишься? – Он махал кепкой над мангалом. – Очень сырое мясо любишь, да?

– 

Женьку повез в город я сам. В надежде, что дорогу еще не блокировали люди Боксера. Собственно, еще рано. Им, конечно, в голову не придет, что я увез Женьку на виллу. Да и не нужна она им теперь. Сегодня-завтра будет неприятный ответ от Бакса. Тогда они и ринутся на нас. Разъяренные до посинения. Но попытку получить кассету не оставят. В общем, время у меня еще есть, а в целом – его уже нет.

По дороге я еще раз проинструктировал Женьку, пытаясь отвлечь от мрачных мыслей.

– Кассету отдашь только Светлову, в личные руки. Скажешь так: пусть по этим адресам изымет все ценности, устроит в МВД выставку и брифинг и скажет на нем речь, где обязательно упомянет Серого. Мол, вот сейчас, когда идет тотальное разграбление достояния республики, наши скромные и доблестные сотрудники сумели, не щадя своего здоровья, пресечь коварный замысел преступников, намеревавшихся вывезти за рубеж под видом выставочных экспонатов украденные у народа и государства бесценные образцы живописи, антиквариата, икон и церковного имущества, общая стоимость которого исчисляется многими десятками миллионов баксов. Кстати, о Баксе. Я со своей стороны кое-что предпринимаю в этом направлении. Но на всякий случай нужно продублировать…

– Это на какой случай? – взвилась Женька. – Никаких таких случаев! А дом? С теплом и светом?

– Я не это имел в виду. Я хотел пустить эту информацию через людей Боксера. Но кто знает, выйдут ли они живыми из боя. – Ничего себе, успокоил. – В общем, пояснишь Светлову, что эти ценности создавались бандитами на общие средства, а Бакс задумал воспользоваться ими один, слинять за рубеж и раствориться с ними в розовых далях…

– Его же разорвут за это.

– Оно так и задумано. Чем меньше, тем, стало быть, чище…

Доехали мы спокойно. Машину я оставил у больницы. Тем более что собирался зайти к Мещерским. А сами пешком добрались до горотдела.

У Володи все было готово. Он вывел нас на задний двор и усадил Женьку в «уазик», где уже ждали ее двое добрых молодцев. Сам сел за руль. И рядом еще одного посадил.

– Будь осторожен, Серый, – сказала Женька на прощание. – А то кто же меня в следующий раз выручит. И не беспокойся, я все сделаю.

– Я знаю, – сказал я. – И куплю тебе за это тостер.

– На хрена он мне нужен? – отвернулась Женька, скрывая глаза.

И они выехали в переулок.

Я рассказал Мещерским о наших делах.

– А где теперь Женечка? – с тревогой спросила Вита,

– Я отправил ее в Москву.

– Как же она согласилась? – улыбнулась она.

– Она меня слушается. – И сделал знак Мещерскому, что нам надо поговорить наедине.

– У вас неприятности? – спросил он меня, когда мы закрылись в кабинете.

– У вас, – уточнил я. – Сейчас я жду ответного удара. Скорее всего они нападут на вашу виллу.

– Ну и пусть, куплю другую.

Если успеешь.

– Нет, я взял на себя обязательства по охране ваших людей и имущества. И я не допущу этого.

– Вы думаете дать им отпор?

– Еще какой! Думаю, что после этого они оставят вас в покое.

– А Бакс, его позиции?

– Считайте, что его уже нет, я принял меры.

– Знаете, Алекс, может быть, не стоит дальше рисковать? Остановимся на этом.

– Вы сдаетесь?

– Нет, просто есть вещи, более важные, чем яхты и виллы.

– Верно, Саша, – я впервые назвал его так. – Дело вовсе не в яхте. Вы убедились.

Он помолчал, пожал плечами.

– Пожалуй, вы правы. Передайте Анчару, что он полностью в вашем распоряжении.

Он опять помолчал. Мне показалось, что он сейчас скажет что-то подобное и в отношении себя. Возьмет свой пистолет и займет в нашей обороне место, которое я ему укажу.

Но Князь – он и есть князь.

– Вы известите нас, надеюсь, – он улыбнулся, – о вашей победе? Желаю удачи.

Вот так. Но я не осуждал его. Пистолет был нужен Мещерскому совсем для другого. К тому же у нас с Анчаром были шансы, у Князя – никаких…

Я открыто заехал в горотдел. Володя еще не вернулся, но звонил из аэропорта и передал для меня, что все в порядке.

Я сделал еще один звонок в Москву, сообщил номер Женькиного рейса.

Вернувшись на виллу, я прежде всего пробрался в монастырь и разыскал в самой дальней келье «запасный выход». Прежде это было, видимо, какое-то длинное помещение, вырубленное в скале. С равными промежутками в стенах были небольшие ниши, скорее всего для свечей.

Когда-то в дальнем конце этого коридора, видимо, произошел обвал, и он частично вышел на поверхность, у самого края дороги.

Ну сделаю еще один обвал, закрою этот

«вход».

Я заложил патрон в крайнюю нишу, поставил и включил взрыватель.

Посидел немного в келье Монаха, где не осталось никаких следов его пребывания. Он даже не поленился расставить по местам черепа.

Грохнуло прилично. Пробежала по монастырю тугая пахучая волна горячего воздуха, дернула заросли в окнах.

Проверив сделанное, я вернулся на виллу. Собрал совещание. Я – председатель, Анчар – мой дружный коллектив.