Вольный стрелок

Неплохо звучит. Или еще лучше – конец начала.

И на хрена мне все это нужно?

Чуть позже – еще одна новость от Монаха: его отзывают с поста. Вот это подзатыльник! А я-то надеялся, что в случае боя у меня надежный тыл. Выбрал же местечко Мещерский! Стратег!

(Но все это – и возможная дыба и голые тылы – мирмульки по сравнению с тем, какой «сувенир» меня ждал в «Лавровой ветви». Оставалось одно – сдаваться. Без всяких попыток изменить ситуацию – слишком дорого бы мне это обошлось. И главное – не только мне…)

Часть III

НИЧЕГО НЕ БЫЛО…

ВСЕ ЭТО МИРМУЛЬКИ…

– Подбросить до города? – шутливо спросил Анчар, распахивая дверцу машины.

– Денег нет, – буркнул я стыдливо.

– Зачем деньги, дорогой! Споешь в пути хорошую песню – и в расчете. Обоим хорошо, да?

Не до песен мне, сестрица.

– С тобой поеду, – твердо сказал Анчар. – Нельзя одному. Правильно сказал?

– Да, пожалуй, – вяло согласился я, подумав – какая разница?

– Оружие возьмешь, да?

– А зачем? Все равно отберут. И назад не получишь. А ты возьми.

– Максимова?

– Гранаты возьми и вот это. – Я отдал ему «трофейный» пистолет.

Что-то на сердце тяжко, давит чем-то.

На стоянке у гостиницы было почему-то пусто. Поле предстоящего боя очистили, видать.

Я вольно поставил «Форд» так, чтобы можно было пулей вылететь и сразу в первый переулок влететь. А там – как Бог даст.

– Второй этаж видишь? – спросил я Анчара.

– Видишь, да.

– Четвертое окно от угла…

– Хорошо видишь.

– Если я к этому окну подойду – брось в него две гранаты и сматывайся.

– Один, да?

– Арчи, кто командир у нас?

– Где? – неумело придурился он.

– В строю.

Он подумал, положил гранаты на колени.

– Ладно, я согласен.

Врешь ты все, джигит.

– Из машины не кидай, поближе подойди. – И я пошел к дверям палас-отеля по кличке «Лавровая ветвь».

В холле на этот раз меня не встретили. Правда, кадка с пальмой на месте была. Вот и славно – за ней укроюсь и из-за нее отстреливаться буду. Другое дело – нечем. Ну и ладно, отберу у какого-нибудь криворукого лишний ствол. Если повезет.

Я кивнул портье, проводившему меня задумчивым взглядом. Кроссворд, видно, разгадывал. Даже знаю, какое слово его в тупик поставило: глупый человек из пяти букв, первая «С». А можно и «Д». Одинаково правильно.

Что и подтвердилось в дальнейшем. Нет, в ближайшем.

В холле номера меня приняли все трое сатрапов. Двое из них резались в карты на шахматной доске, видимо, в «очко» на интерес, потому что у одного из них был красный распухший нос и слезились глаза. Этот особо в мой адрес усердствовать будет, если дело до силовых методов дойдет.

Третий опять обыскал меня, и мы вчетвером ввалились в комнату.

И распределились в ней так: прямо передо мной Боксер в стойке, по бокам – двое и сзади еще один. Уважают Серого. А что ж, он того стоит.

Правда, вина ему нынче не выставили, не поднесли. На столике, где мы в тот раз хорошую водку пили, магнитофон стоял. Что-то другое, стало быть, поднесут. Половецкие пляски с саблями скорее всего.

– Я обдумал ваше предложение. Имею встречное. В обмен на информацию вы получите не Мещерского, а вашего человека. – Добавил, чтобы не было сомнений: – Мы его взяли.

В голове защелкало: Анчар, Вита, Светка… Все не то. Не то!..

– Ну что вам Мещерский? – продолжал издеваться Боксер. – Чужой человек. Ну деньги вам платит. Ну столуетесь у него. Вино с его джигитом пьете. На его машинах ездите по его делам. Не стоит это многого, верно? А вот это – стоит. Убедитесь!

Он дал знак, и тот, что стоял сзади, включил магнитофон.

– Серый! – ударил по нервам Женькин голос. – Не казни себя! Я знаю, ты страшно за меня отомстишь!

Боксер был готов к моему прыжку. Но у меня подкосились ноги.

Хорошо, что я без оружия, – пронеслось в голове, – ну, троих бы я успел уложить, а четвертый – меня. А Женька моя золотая, с ее дурацкой мечтой о тостере?

– Давайте сядем, – постарался я скрыть свое состояние, – и обсудим вопрос спокойно. – И прикидывал: подойти к окну, упасть у стены – две гранаты здесь мяса наделают. Но опять же для Женьки – никаких новостей.

– Обсуждать нечего, – он был прав. – Я жду ответа ровно минуту. Если «да» – я жду еще сутки, и мы производим обмен нашими интересами. Если «нет» – мы вместе едем за город. Развлекаться. А потом ты мне страшно отомстишь. Я думаю, у тебя получится.

Я тоже так думаю. И кое-что еще.

– Минута…

– Да! – прервал я его. – Гарантии?

– Честное слово, – усмехнулся Боксер. – Можете отказаться. Я даю вам дополнительные тридцать секунд.

– Как мы произведем обмен?

– Классически, – показал эрудицию. – Утром – стулья, вечером – деньги.

– Не пойдет! – возразил я решительно. – Только одновременно. Причем, не скрою, если мне что-то не глянется, я тут же, на ваших глазах, уничтожу информацию. Помешать вы мне не сможете.

А что? Положу в пакет с кассетой гранату – и всего делов-то, мало не покажется.

– Тридцать секунд…

– На все согласен. Безоговорочно. Завтра утром я буду здесь.

– Проводите его.

– Да, – я вспомнил, – а Мещерский?

– А зачем он вам теперь? – усмехнулся.

И правильно. Но не совсем…

В холле, возле кадки с пальмой, из-за которой я собирался отстреливаться, сидел Монах-расстрига в цивильном платье и чисто выбритый.

– Где Женька? – шепнул я, проходя мимо. – Очень быстро.

Он едва заметно кивнул.

Я сел в машину, положил голову на руль.

– Что ты такой, да? – тревожно спросил Анчар.

– Они Женьку взяли…

Я едва успел схватить его за руку, почувствовав, что никакой силой не удержу его.

Левой рукой я вцепился в ручку своей дверцы – сейчас я порвусь между ними. Обошлось – ручка оторвалась. Анчар выпал на асфальт. Покатились от него в разные стороны круглые гранаты – будто большой индюк снесся.

– Где твое сердце? – рычал Анчар, лежа на земле. – У тебя есть кровь? Или холодная вода?

Прохожие с интересом приглядывались и прислушивались. Здесь чужие скандалы любили. Особенно с гранатами.

– Собери яйца и сядь в машину, – тихо сказал я.

– Какие яйца? – смутился Анчар, вспомнил, видимо, испорченную «молнию», скосил глаза на ширинку.

– Женька – моя женщина, – сказал я. – И я за нее отвечаю.

– И я. Отвечаю.

– Вот вместе давай думать.

– Зачем думать? Стрелять надо.

– Это потом, – и я рассказал ему о нашем разговоре с Боксером.

– Может, он врет, да?

– Сейчас проверим.

Не доезжая до автовокзала, я вышел из машины и пошел дальше пешком. Раза два проверялся – все чисто. Да и зачем им слежка?

Через диспетчерскую я без труда разыскал водителя того автобуса, в котором уехала Женька. Он неподалеку пил кофе под полосатым тентом и улыбнулся, узнал меня.

– Привет, – сказал он. – Это ты – который сверху и снизу?

– Это был пароль, – разочаровал я его. – Это была моя сотрудница. Я – директор частного охранного агентства.

– Значит, это твои ребята ее увели? – с интересом спросил он.

– На двадцатом километре?

– Нет, почти на выезде.

– Дисциплинка, – поморщился я. – Ничего нельзя поручить.

– Я еще удивился: остановил меня гаишник, а уехали они в частной машине.

– Да, это наш «мерс».

– «Вольво», правда, была, – осторожно поправил он меня, начиная что-то соображать.

– Да хрен с ней, с «Вольвой». Главное, что ее в город отвезли. Как приказывал…

– Ну… наверное, не сразу. Сначала на дачу, верно? – Он посмотрел на меня и опустил чашку на блюдце: – Говори, что надо, не темни.

– Сколько их было, как выглядели, куда пошла машина?

– В салон вошли двое, не особо приметные, в белых пиджаках. Что-то ей сказали, она сразу встала и пошла на выход. Да же сумку было свою оставила, да один из них напомнил. А куда машина пошла, где мне знать? Видел я только – на Медвежье свернули. – И прямо спросил: – Плохо?

– Номер машины, конечно, не запомнил?

– Да к чему мне? Так, глазом скользнул – местный.

– Ладно, спасибо тебе. Помалкивай в дальнейшем.

– Себе не враг, – правильно рассудил он. И тут же сам себя опроверг: – Может, помочь чем?

– Помоги. Если что еще вспомнишь или машина эта мелькнет, в горотделе Володе Стрельцову сообщи, скажи, для Серого. Нет, для Алекса.

– Добро. Кофе хочешь? Алекс…

– Водку впору пить.

Он понял буквально:

– Нет, у меня рейс еще сегодня.

– Ну счастливо тебе. Спасибо.

– Бывай, не отчаивайся. Девка-то стоящая.

– Других у меня нет.

Вот именно.

– Что узнал? – Анчар топтался у машины, бросился мне навстречу.

– Из автобуса ее взяли. Увезли в сторону Медвежьего.

– Знаю, да. Там глухое место. Несколько дач в горах. Очень богатые люди живут. Туда не приедешь. Не пустят.

– Щаз-з! – вырвалось у меня, и я чуть не застонал. – Если надо будет, от этих дач даже пепельниц не останется.

– Как мужчина сказал! – похвалил Анчар. – Как мужчина сделай. Поехали за Максимовым.

– Нет, Арчи. Все по-другому будет. Гони на виллу.

– Я знаю, ты все правильно придумал. Ты извини, что я погорячился. Я Женечку очень люблю. Как сестру.

Я тоже. Но не по-братски.

Арчил сел за руль. Я закрыл глаза. Во-первых, мне нужно было сберечь оставшееся малое число нервных клеток, а во-вторых, подумать. Хоть я и глупый человек из пяти букв, на первую «Д». Или «М», стало быть. Что еще точнее.

– Не загоняй машину, оставь у ворот, – сказал я Анчару, выскакивая. – Сейчас обратно поедем. Двери пока запри везде, сегодня не вернемся.

– Молодец! Так и будем ездить туда-сюда, пока Женечку не спасем.

Двусмысленная какая-то похвала, обоюдоострая.

Я взял кассету Мещерского, чистую кассету, свой и его диктофоны. В кабинете Князя разыскал скотч и на чистую кассету прилепил золотой фирменный знак с черного конверта. Проверил батарейки, прихватил запасные. Бросил все это в пластиковую сумку с голой девушкой и туда же опустил свой «вальтер». Запасную обойму – в карман.

Все, по коням.

О Женьке я старался не думать. Чтобы не расслабляться жгучей до сердца тревогой.

Когда я подбежал к машине с легкомысленной авоськой в руке, Анчар не сумел скрыть разочарования. Он надеялся, что я за Максимовым бегал.

Ничего, Арчи, и до пулемета дорвемся! Постреляем. Мишеней много будет.

– Гони, Арчи, еще быстрее!

– Куда гони? – справедливо уточнил он.

– В город. Психбольницу знаешь?

Он подумал.

– Я там не был. Но найду, да.

Обратная дорога мне трудней далась. План созрел, детали проработаны, и нечем было отвлечься от диких виражей – слева скалы, справа пропасть, визг резины, вой сигнала, россыпь гальки из-под буксующих колес, квадратные глаза редких встречных водителей и их затихающий в горах мат. Совершенно нами заслуженный, надо сказать.

Когда мы въехали в Майский, я сказал Анчару:

– Теперь потише, не привлекай внимания. И постарайся пробраться к больнице всякими задворками.

Не заблудиться бы. Хотя чем больше буем блудить, тем вернее хвост оторвется. Если он есть.

Анчар с задачей справился, остановил машину метрах в двухстах от ворот больницы. Теперь мне надо справиться со своей. Сейчас начнутся ахи, пожатия плеч, всякие «видите ли, я полагаю, а вот Вита сказала…». Пусть только попробует!

Рабочий день основного персонала заканчивался. Я присел на скамеечку напротив ворот, со своей авосечкой.

Покурил раза два – вот он, ясновельможный пан. Идет к своей машине, а на руке его висит очередная пташка – видимо, доктор не укладывается в свою смену со своими сеансами. Что ж, можно только приветствовать такое добросовестное отношение к высокому долгу врача. Вот все бы так.

Я пошел ему навстречу, поздоровался по-польски.

– Вот, Лидочка, – сказал Пшеченков своей спутнице (пациентке то бишь), – это тот самый человек, который постоянно возникает на моем пути в самое неподходящее время. – И уже мне: – Напоминаю, мой рабочий день уже закончен.

– И мой тоже, доктор. Но у нас с вами рабочее время ненормированное. Такие у нас профессии, нужные и важные.

Он усадил свою милашку в авто, отвел меня в сторону:

– Так что же такое – нужное и важное?

– Во-первых, раз: мне нужно срочно навестить Мещерского, распорядитесь. Во-вторых, два: я и мой сотрудник ночуем сегодня у вас…

– Это исключено, я имею в виду второе-два. У меня сегодня домашний прием, до утра.

– Вы не поняли, док, я не напрашиваюсь в ваш дом, мне нужно ночевать в больнице.

– Ах, вот как! – облегченно засиял «прошу пане». – Ну это, как вы говорите, мирмушки.

– Мирмульки, – с трудом, с болью в сердце поправил я.

– Вот-вот. Я сейчас.

Он вернулся в проходную.

А я той порой поперемигивался с его пациенткой.

Но док был начеку – уже споро семенил обратно в сопровождении пожилой женщины в белом халате.

– Вас проводят, – быстренько сказал он и, нырнув в машину, положил одну руку на руль, а другую на голую коленку. Не на свою, естественно.

– Пойдемте, племянник, – сказала женщина.

– Пойдемте, тетушка.

– Не путай, вон твой дядюшка – коленки жмет. И ты такой же? – с надеждой в голосе.

– Я вот не такой, а вот он – еще хуже, – и я свистнул Анчару.

Женщина села в машину, кинув взгляд на Анчара, и мы въехали в ворота, начали петлять по ее кратким указаниям среди дерев, клумб и корпусов, пока не остановились перед симпатичным домиком, комнат на восемь, с бассейном и сауной.

Вокруг дома настороженно бродили мрачные ребята в полной амуниции и с собакой.

Умеют жулики беречь свой покой.

Женщина провела нас в дом (холл, коридор), толкнула одну дверь и сказала Анчару с улыбкой: «Это для вас», толкнула другую и сказала мне без улыбки: «Это для тебя».

– Где ваш главный пациент? – Я бросил сумку на постель. – Позовите его сюда. Одного.

Я упал в кресло, вытянул ноги. Если Князь закобенится, запру дверь и не выпущу, пока он все не сделает.

– Что случилось? – вошел Мещерский.

– Люди Бакса взяли Женьку в заложницы.

– Женечку? – Он перевел дыхание. – Боже мой! Как же вы допустили? Нужно немедленно действовать.

– Я затем и приехал.

Не скрою, мне было отрадно, что я, сомневаясь в Мещерском, недооценил благородное богатство его княжеской души.

И я сказал ему, что нужно сделать.

Он сразу же согласился:

– Вы хорошо придумали, Алекс. Мы выиграем время. Может быть, даже несколько дней.

(Интересно, что при упоминании таинственной кассеты он, как обычно, сохранил полнейшее к ней равнодушие. Даже фирменный знак с конверта не вызвал у него никаких эмоций.)

– Садитесь, Князь. В этом диктофоне ваша кассета с информацией, в этом – чистая. Этот вы слушаете, сюда надиктовываете. Естественно, пояснительный текст – без изменений, цифры все перевираете. Чтобы не ломать голову, прибавляете к каждой, положим, тройку. Следите, чтобы не было накладок. Все ясно?

– Все, Алекс, не беспокойтесь, я сделаю. Но вы не будете возражать, если я расположусь в кабинете, это удобнее и мне, и вам? Кстати, вам надо отдохнуть, восстановить силы. Вы плохо выглядите. – У него и здесь кабинет! Как же он на острове без него обходился? Загадка благородной души, стало быть. – Только попрошу вас, посидите это время с Витой.

– Я могу ей сказать о нашей беде?

Он на секунду задумался. И остался Князем:

– Конечно. Ведь мы так полюбили Женечку…

– Работайте, Князь. – И я откланялся.

– 

Когда я вышел из своей комнаты, «тетенька» все еще безнадежно штурмовала Анчаровы двери, из-за которых доносился мощный фальшивый храп.

– Вы понастойчивей, – посоветовал я. – Он не устоит. И вы не пожалеете.

Какая-то странная клиника. Похоже, она специализируется на психоэротических отклонениях. И скорее всего инфекционного характера, так как даже персонал не избежал заражения этим сексовирусом…

С Витой, несмотря на дурные вести, мы поболтали довольно мило.

Она приняла меня в «будуаре», искренне обрадовалась. Была по-домашнему: в коротком халатике на голое тело, с распущенными волосами. Выключила видак, по которому увлеченно следила за приключениями близкого мне по аналогичным проблемам шекспировского героя – «бить или не бить»?

Правда, наша последующая беседа дважды прерывалась, когда Вита, забрав таблетки и фужер с минералкой, уходила к Мещерскому.

– У Саши опять усилились головные боли, – пояснила она, – практически стали постоянными. Меня это тревожит.

– А доктор Макаров? Что-нибудь говорит?

– Он звонил из Москвы. Обещал днями быть… Бедная Женечка! Вы ведь сделаете все, Алеша?

– Мы уже делаем. Остается пустяк – уточнить, где она находится. Я уже распорядился, мой человек работает в этом на правлении.

– Как сухо вы говорите…

– Вы хотите, чтобы я рыдал и заламывал руки?

Она улыбнулась своей удивительной улыбкой. Необыкновенно обаятельной.

– Я хочу, чтобы вы со мной выпили. Мы ведь никогда не пили с вами вдвоем, правда?

Удивительно, как интимно звучат самые обычные слова, когда их произносит красивая женщина.

Впрочем, несмотря на все ее очарование, я никогда не видел в Вите женщину (да-да, именно в этом смысле). Меня вообще чужие женщины не волнуют. Мне бы со своими разобраться.

Мы перешли в общую комнату. Вита достала из бара холодную бутылку водки, минеральную воду, сняла трубку внутреннего телефона:

– Саша, не хочешь дернуть рюмку?

Саша не возражал.

– Как получается? – спросил я, когда он вошел.

– Нормально. Только посторонние шумы ложатся.

– Это не страшно. Главное, чтобы не легло в фон что-нибудь вроде: «Берлаге из седьмой палаты – клизму!»

– Я слежу за этим, – кивнул Мещерский, – но вы тоже потом прослушайте.

– Обязательно. Все должно быть безупречно.

И Мещерский оставил нас.

Разговор крутился в основном вокруг Женечки.

– Я так рада, что познакомилась с ней. И с вами. Прежний наш круг, мой и Сашин…

– Не надо об этом, – мягко прервал ее я. – Все это надо забыть как дурной сон. Все это далеко в прошлом.

– Так можно говорить, – вырвалось у нее, – когда чего-то ждешь от будущего.

Я положил ладонь ей на руку. Что я еще мог?

Она благодарно улыбнулась влажными глазами.

– Отдохните, Алеша. Вам это очень нужно. Хотите, я дам вам снотворное?

– Пожалуй, вы правы. Спокойной ночи.

Я зашел к Мещерскому и попросил разбудить меня, когда он закончит передиктовку.

Когда я подходил к своей комнате, в Анчаровой осторожно приоткрылась дверь и высунулись в щель два уса и два напуганных глаза: туда-сюда, на меня (шепотом):

– Ушла, да?

– За монтировкой пошла.

Анчар захлопнул дверь и, похоже, придвинул к ней платяной шкаф.

Я прослушал готовую кассету (все хорошо, достоверно, тот же ровный тон, те же акценты; иногда вплетался голос Виты, но вполне естественно и безобидно) и опять уснул, наказав разбудить меня в семь утра.

Я не стал бриться, не сменил рубашку (у меня другой все равно не было), только умылся и внимательно посмотрел на себя в зеркало: все путем, лицо усталое, в глазах – чуть ли не страх, под глазами – синие мешки, вокруг рта тревожные складки. Оно и понятно – всю ночь скакал на коне, боролся с тиграми, очень боялся не успеть.

У гостиницы я был уже около восьми, наивно-нахально застучал кулаком в дверь номера – мне открыл сонный охранник, сказал по-человечески:

– Очумел, спит еще!

– Разбуди, я привез то, что надо.

Он молча захлопнул дверь перед самым моим носом. Я б такого дурака и час бы у себя в команде не потерпел.

Я спутался вниз, сел в машину рядом с Анчаром, велел ему запустить двигатель. Звонко в утренней тишине всхлипнул стартер.

Тут же в четвертом или пятом окне от угла проявился г-н Боксер по кличке Логинов и замахал белым полотенцем.

То-то, пан спортсмен, я еще дождусь, ты налетишь на мой нокаутирующий удар, брякнешься на помост и бесстрастный рефери откроет над твоим неподвижным телом бесполезный счет. Не до десяти, это уж точно…

Не спеша (делай – раз, делай – два) я отлип от сиденья, выбрался из машины, поднялся в номер.

Обыска не было – Боксер встретил меня в холле.

– Я уж испугался, – пожаловался я, – что вы передумали. – И настучал: – Ваш секретарь прогнал меня.

Теперь Боксер его прогонит.

Боксер нетерпеливо протянул руку, я передал ему кассету. Он мельком взглянул на «товарный знак», буркнул: «Секундочку» – и исчез за дверью.

Вернулся, сердце замерло – что скажет?

– Эти сведения подлежат проверке.

Ну и дурак. Из пяти букв. На это я и рассчитывал.

– Ну вот… – сказал я с намеком, – а мой человек?

– После проверки.

– Мы не так договаривались. Утро – вечер, – напомнил я.

– После проверки.

Я не стал обострять отношения, сошел на доверительный тон и, учитывая его любовь к Ильфу и Петрову (единственная, наверное, любимая книга – двадцать лет в казарме читал), заискивающе поинтересовался:

– А вот что это вас всех на воробьяниновскую мебель потянуло? Теперь уж не секрет?

Он усмехнулся:

– Я человек военный. Привык выполнять приказы, не рассуждая и не расспрашивая.

Не знает! Это прекрасно! Этим я убью Бакса руками Боксера.

Я еще потоптался в холле, спросил военного человека:

– Я свободен? До двадцати ноль-ноль?

Он подумал, насмешливо уронил:

– Свободны, сержант…

– Полковник частного розыска, с вашего позволения, – вежливо, но культурно поправил я.

– Свободны… Двое суток.

Не считая дороги.

– Вы офицер, вы дали честное слово, – ткнул я кулаком в бетонный забор.

И он отозвался:

– Знаете, Серый, слухи о вашем профессионализме сильно преувеличены, по моему.

– По-моему, тоже, – вздохнул я. – Как я узнаю о вашем решении, ведь пост наблюдения за виллой вы, кажется, сняли? – это к вопросу о моем непрофессионализме.

– Вам сообщат.

– 

– Как справился? – спросил Анчар.

– У нас всего два дня, может, и меньше, – не ответил я. – Дальше – война.

– Куда поедем?

– В горотдел.

…Володя был суров, но справедлив.

– И на хрена ты мне повесил два убийства? По дружбе?

Это еще начало, Вовик. Разборка предстоит крутая. Близкие осенние шторма будут выкидывать на пляжи труп за трупом. И не наша с тобой в том вина.

– Так кого сняли-то? Тебе их жалко?

Володя вздохнул.

– Что тебе надо?

– Машинку с нормальной кареткой… Потом, у тебя с ребятами из службы безопасности связи есть? Мне человек нужен по шифрам…

– Найду. Что еще?

– Невесту мою в заложницы взяли…

– Доигрался. – Володя стукнул кулаком (хорошо – по столу).

– Людей мне сможешь дать?

– Пиши заявление.

– Тогда не надо.

– А где она?

– Выясняю. Где-то в районе Медвежьего.

– Ого! Туда только сунься. Заповедник авторитетов.

– Какие подходы? Не знаешь?

– Дорога туда одна, – стал припоминать Володя. – Причем в один конец…

Это символично.

– …На дороге – два поста. Подход один – горами. Ночью. Все владения обнесены общим забором, каждое имение – еще и своим. Караульные псы, звери. Ночью бегают свободно, меж заборами.

– Охрана только на постах?

– Как же! – по всем границам.

– Все?

– Что знал, то сказал.

– Давай машинку. И звони своему шифровальщику.

Володя притащил в кабинет «Оптиму» (своя у него была портативная, она мне не годилась), грохнул ее на стол. Я положил рядом диктофон и взялся за работу – по указаниям Мещерского сделал распечатку первого листа, больше пока не надо.

Володя с интересом прислушивался.

– Это то, из-за чего весь сыр-бор?

– Да.

– И что здесь заложено?

– Точно не знаю, но догадываюсь. Если управимся – орден тебе обеспечен. А мне – пост почетного министра внутренних дел. Или бюст на родине героя.

– Не надо! – испугался Володя. – Ты уже обещал. Знаю я теперь твои ордена. И бюсты.

В дверь постучали, и вошел немолодой человек в бородке и очках, ученый такой, мудрый. В шортах и майке-безрукавке с орлиным профилем на груди.

Мы познакомились. Он назвался Иваном Андреевичем и, потирая руки, сел за стол, взял мой листок. Пробежал его глазами по диагонали, посмотрел зачем-то на оборот, разочарованно положил на стол, снял очки.

– Ерунда, – сказал он. – Здесь элементарная двойная зашифровка.

– Не поняли, – признались мы дуэтом.

Он усмехнулся.

– Я, наверное, тоже не все бы понял в ваших методах. Поясню. Буквы текста произвольно заменены цифрами. Это первое кодирование. Затем они вразброс собраны в колонки, а промежутки между ними заполнены другими цифрами, абсолютно случайными. Вот и все.

Мы переглянулись:

– А дальше? – будто он прервал сказку на самом интересном месте.

– Второе кодирование, вернее, ключ к нему – перфорированная трафаретка. Вы накладываете ее на ваш лист и в отверстиях остаются только те цифры (в нужном порядке), которые соответствуют буквам. И по списку переводите.

– А если у меня нет списка и трафаретки? Я, например, хотел расшифровать этот текст методом Холмса. Помните, «пляшущие человечки»? Определить наиболее часто употребляемые буквы, по ним какое-то слово, по нему – другие буквы и т. д. Напрасно?

– Ну, почему? Можно было бы попробовать. Но вас бы сбили лишние цифры в колонках. Поэтому процесс дешифровки при определенной настойчивости можно было бы довести до конца, с достаточной степенью достоверности, лет примерно за семьдесят.

– Нет, это нам не подходит.

– Я так и думал.

– Значит, безнадежно?

Иван Андреевич засмеялся.

– Странный вы народ, сыщики. По одному волоску можете отыскать человека с хроническим насморком, а такое простое дело вам недоступно.

– Ну да – проще простого, с семи нот.

– Проще простого – нужно заложить эти данные в компьютер…

– Вот и все?

– Вот и все. А если у вас есть предположения насчет каких-нибудь ключевых слов – пятнадцать минут, с трех нот.

Ключевые слова есть, например, музей, коллекция, названия икон, имена художников.

– Хотите, я это сделаю?

– Нет, – поторопился я. – Это не сколько преждевременно. Тем более что информация нам не принадлежит.

– Государству? – догадался ученый Иван Андреевич, в шортах, майке и очках.

Когда он ушел, я скомкал лист и положил в пепельницу. Володя щелкнул зажигалкой.

– Слушай, Леха, ты не хочешь на всякий случай скопировать запись? И копию оставить у меня в сейфе? С пояснительной запиской.

– На имя министра? Мудрая мысль. Главное – откровенная такая. Я бы даже сказал, бестактная. Но ты недооцениваешь силу моей любви к жизни, как г-н Боксер недооценивает мой профессионализм. Оба проколетесь, спорим?

Но копию я все-таки сделал и у Володи оставил. С запиской. На имя аж двух министров – внутренних дел и культуры.

– Все теперь? – спросил Анчар, когда я сел в машину. – За Женечкой поедем? Так, да? Правильно сказал? – с такой надеждой в голосе, с таким нетерпением, что я чуть не обнял его.

– Арчи, едем домой. Я жду сообщения о Женьке. И тогда будем переворачивать дачи. Обещаю тебе.

– Какой ты человек! Терпеливый… Как столетнее дерево…

На вилле я снова спрятал кассету, уже в другое место.

Что ж, первый раунд я выиграл. По очкам. Причем выиграл так, что противник об этом еще не догадывался. А вот когда догадается… Но до этой поры нужно выиграть второй раунд. Уже хорошим нокдауном. Обязательно и непременно.

И вот здесь я бы уже прекратил бой, собрал бы свою команду и дал бы хорошего деру.

Но бегство – это поражение. Ну и что? Поражение! Полный разгром в бою что ли лучше?

И с другой стороны – почему же поражение? Я даже перевыполнил свою задачу. Мещерских, считай, от опеки избавил и даже «конверт» к рукам прибрал, что мне в обязанности не вменяли, кстати.

Вот тут я и подумал: а что бы мне ответили на это Мещерские, Анчар, Женька? И захлопнул книгу на самом интересном месте. Когда дочитал до Светкиных несправедливых слов: «Опять слинять хочешь, Серый?..»

Анчар занялся совершенно заброшенным за эти горячие дни хозяйством, полез в виноградник, зазвенел стеклами парников. Я было подумал, что есть время и мне поработать над созданием надежной обороны. Но не мог ни думать, ни делать. Пока не добуду Женьку.

И я забрался в библиотеку Мещерского, стал листать альбомы с репродукциями, обращая особое внимание на те, что снабжались скорбными пометками «Безвозвратно утерян» или «Находится в частной коллекции», а то и «Вывезен за рубеж».

Убедился, что я на правильном пути, что с этого пути меня Баксу не свернуть. Иначе как… Вот именно.

Анчар позвал меня обедать, поставил на стол супницу, полную винограда.

– Ешь. Теперь будем простой виноград есть, без всяких градусов. Теперь вино пить не будем. Пока Женечку не спасем. А тогда… – Он мечтательно не договорил.

Представляю, что будет тогда. Пострашнее боксеровых угроз. Особенно на следующее утро.

– Шлепает кто-то, – прислушался Анчар и притянул к себе карабин. – На террасе. Слышишь, да?

Сперва на террасе, а потом в гостиной послышались шлепки легких босых ног и в дверях появилась Светка в купальнике. Опять из моря. Дитя волны и лунного света. Я был ей рад. Я ждал ее. Как, пожалуй, не всякую любовницу ждут.

Что за прекрасные слова она сейчас скажет?

– Опять жрут! Такой человек в беде, а они застольничают.