Вольный стрелок

– Ты как себя ведешь, сволочь! – Я ударил его наручниками.

Он повернулся, подставил спину, прикрывая руками затылок.

– Мои шашлыки жрешь! – Удар. – Мои сигареты куришь! – Удар. – Мои кровные баксы берешь! – Тут уж два раза! – И на мою же жизнь покушаешься!

– Не было этого! – выкрикнул он. – Тебя убрать приказано, когда они в море уйдут. Перед вечером.

А ведь он прав, я остановил карающую десницу. Что-то тут не вяжется, стало быть. Ткнуть мне в спину гарпун – проще простого, промахнуться трудно.

Предупреждение? Может быть. Но глупо. Сколько же можно? Не те это люди. Да и насторожить меня накануне акции – совсем никуда не лезет.

И тут меня осенила та-а-кая мысль! Еще глупее прежних. Что, если это не предупреждение, а предостережение? Дружеский совет. В такой примерно форме: не делай так, а то случится вот так.

В общем-то – да, получается, а в целом – вряд ли.

И я сопоставил: взрыв в «Рододендроне», дельфиньи игрища, черный подмигивающий монах в окне и этот наивный выстрел… Да и снабженец монашеский, два, вернее. Один ему консервы и курево доставляет, а другой женские заколки… оставляет.

Стоп! Нельзя его об этом спрашивать. Сделаю вид, что отвернулся. Но все вижу, всегда начеку.

И положил перед ним для профилактики диктофон, нажав кнопочку «плей». Чтобы он послушал фрагменты нашей первой беседы. И сделал выводы.

Сделал, не понравилось. Да кому понравится?

– Ладно, – сказал я миролюбиво, – я погорячился. Садись, обедай. Больше не буду. Но имей в виду, если ты меня продашь, я брошу все свои дела, всех врагов и друзей, всех жен и наложниц, но достану тебя. Мучить не буду. Убью просто, без лишних трудностей – одной пулей в лоб. Согласен?

Он молча кивнул, впившись зубами в мясо. Достала его сухомятка.

Чтобы он не застрелился после моих жестоких слов и действий, я выпил с ним чачи, пошарил глазами по столу – никаких женских заколок и патрончиков с помадой. Впрочем, монашки, насколько я знаю, косметикой не пользуются – грех!

– Ты вообще-то как сюда попал? – спросил я, когда он проглотил очередной нежеваный кусок.

– В спецназе служил, контрактник. Какой-то особняк брали. Хорошо справились, без крови и потерь. Я настольную зажигалку в карман сунул. Не удержался, смешная очень. В виде члена. Ну там… нажмешь, он вскакивает и загорается. Капитан у нас крепкий был. Сперва этой зажигалкой в лоб меня хватил, а потом выгнал. Вот я в другую структуру и ушел…

– Где зажигалок побольше?

– А куда было деваться? Семья на руках. Да меня вроде мирные люди пригласили. Сперва банк охранял. Ресторан. Сауну…

Наивный ты такой, да? Как ромашки у дяди Васи на огороде. Мирных людей он охранял. В коммерческих банках и саунах. Мирнее не найдешь. Разве что в Чечне.

– А что? Сутки-трое. В промежутках киоски курировал…

Дань собирал для мирных людей.

– …Потом сюда послали. У меня подготовка хорошая, комплексная.

– Убирать кого-нибудь приходилось?

– На этой службе? Нет еще.

Это «еще» просто умилительно! Я уже не жалел, что отметелил его наручниками.

– Ладно, не скучай тут. Молись побольше – полезно. И баб не вздумай водить.

– Вот не отказался бы! Зверею без женской ласки.

Оно и видно. В блуде живешь. Да еще с монашкой. Ой, грех!.. Проверю.

– Акваланг надо незаметно к колодцу перенести, – сказал я Анчару.

– Я туда на тачке бак вожу за водой. В баке привезу и там спрячу. Помочь тебе?

– Чем ты мне поможешь?

– Веревкой за шею привяжу, – улыбнулся мягко. – Застрянешь – вытащу.

И прямо из колодца – на дерево, да? Лучше уж сам управлюсь…

Дождавшись урочного часа, я серой мышкой прошмыгнул к «задней скале», под ее холодную тень, разыскал под срубленными ветками акваланг, заглянул в колодец – дрожь по телу, коленки друг в друга застучали. Хотя я облачился соответственно в свою рубашку и какие-то штаны, что мне Анчар разыскал. Не на помойке ли?

И на хрена мне все это надо? Назойливая, однако, мысль.

Ладно, хватит думать – делать надо. Я подбросил акваланг, как торбу за спиной, поровнее его уложил, перекинул ноги через каменный сруб – и рухнул вниз, в голубую от холода воду.

О Боже! Лучше бы я на кол сея. По крайней мере, только в одном бы месте такой дискомфорт испытывал.

Не давая себе подумать о последствиях, я стал быстро погружаться, глядя через маску на гладкие стенки колодца – будто его огромным сверлом пробурили. Да еще разверткой прошли. И нулевой шкуркой обработали.

Где-то на полпути резко закололо в ушах. Я продулся – барабанные перепонки послушно щелкнули, боль прошла.

Ладно, курочка по зернышку клюет, копеечка рубль бережет. На дне колодца я сел на корточки, отдохнуть. Дышать было трудно – ледяная вода тисками сжимала грудь (ох, кто-то мне ответит за эти муки, полной мерой), высоко надо мной ясной луной светился верхний обрез колодца.

А впереди зияла дыра, почти черная, пугающая и влекущая.

И я поплыл в нее, задевая баллонами за верхний ее край. Сначала было совсем темно, я рук своих вытянутых вперед не видел, потом под моим животом забегали темные тени и светлые пятна.

Я глянул вверх: светло, ровная, недвижная поверхность воды. Впереди в ней угадываются гладкие ступени. У самой нижней лежит на дне знакомый акваланг. Видывали мы его уже, видывали.

По верхней части баллонов – царапины. Разные: и свежие, краска содрана, и старые, где под содранной краской металл чуть легкой ржавчиной взялся. Не раз уже, стало быть, этот акваланг сквозь дыру пролезал, обдирался.

Сбросив свой акваланг рядом с вражеским, я плавно всплыл, высунул глаза из воды – все тихо и одиноко. Лестница пуста, в коридоре никого, только дрожат на его каменном полу тени листвы, лезущей в окна.

Я подплыл к крайней ступеньке, взобрался на нее, стараясь не шлепать босыми ногами, подкрался к келье.

Голоса. Мужской и женский. Смех. Шепот. Воркование. Монах и монашка, стало быть…

Стихли голоса. Вместо них донеслись звуки, которые не оставляли сомнения в происходящем. Ну да, задачи у них разные, но, стало быть, цель одна. Ой, грех!

Я вернулся к лестнице, спустился по ступеням, нырнул, взял в рот загубник.

Акваланг я не стал надевать, просто прижал баллоны к груди и поплыл назад.

Вынырнул. Анчар (всегда появляется вовремя) одной рукой подхватил акваланг, другой зацепил меня сзади за штаны и перевалил через сруб. Стал сдирать с меня рубашку, растирать полотенцем.

– Горячий чай, – протянул термос.

– Ага, – стуча зубами, обрадовался я. – Только очень горячий. Градусов сорок.

– Тогда чача.

– Она у тебя сколько градусов?

– Семьдесят! – похвалился Анчар.

Я просчитал в уме: чача – семьдесят, вода, из которой я вылез, – минус тридцать. Сорок градусов тепла остается. Годится. Серому для жизни.

И мандарин.

Я сидел, привалясь к стенке колодца, держа пустой стакан в руке, чувствуя, как уходит из тела ледяная дрожь.

Монашке-то что? – она в гидрокостюме. А я в драных штанах.

И на хрена мне это надо?

Все, хватит, пора развлекаться. Завтра еду в город. Казино, ресторан, девочка. Отделение милиции. Старший опер Володя.

– Завтра поеду в город, – сказал я Анчару. – Приготовь машину.

– Мне опять нужно в город, – предупредил я Мещерского.

– А вы не считаете, что должны согласовывать со мной свои действия?

– Не считаю, – отрезал я. И напомнил: – Мы уже решили этот вопрос.

– Речь не о том. Оставляя территорию виллы…

– Вы что, боитесь?

– Не перебивайте меня! Оставляя территорию виллы, вы тем самым перекладываете на меня часть своих обязанностей. На время вашего отсутствия.

Я передразнил его равнодушным пожатием плеч:

– Что ж, перечислите с моего счета на ваш ту сумму, в которую вы оцениваете эту часть работы.

Мещерский засмеялся, откинулся на спинку кресла:

– Интересно, если бы мы с вами встретились в свое время в бою, кто бы вышел победителем? Как вы думаете? – Пофилософствовать ему захотелось.

– Я, конечно, – лениво ответил я, загашивая сигарету.

– Почему? Откуда такая уверенность? – обиделся Мещерский на мою прямоту.

– Потому что добро всегда побеждает зло. В конечном итоге. – И добавил для убедительности: – Так и моя любимая диалектика гласит.

– Вы романтик…

– Практик. Убедился на опыте. Согласен, что добродетель не всегда вознаграждается, но зло наказывается всегда. Великий закон жизни.

Похоже, я попал в точку. Больную. Мещерский разве что не вздрогнул. Но потемнел.

– Да что есть добро и зло? По чему вы определяете мою, например, деятельность как зло? Какими критериями? Ведь я сделал очень много полезного людям…

– Какими средствами, Князь? Какой ценой? Не ценой ли лжи, подлости, крови и слез?

Но он не обратил внимания на эту сентенцию Серого.

– …И потом, Алекс, раз уж вы так уверены в торжестве справедливости, почему берете на себя миссию возмездия? Я ведь хорошо знаком с вашими «подвигами». Я усмехнулся.

– Я ничего на себя не беру. Положим, я просто оружие в руках Справедливости. Я ведь не только личным врагам мщу.

Мещерский тоже усмехнулся, еще злее.

– Понятно, – с щедрой иронией: – Ненависть ради любви… Знаете, друг мой, вы, коммунисты, любую нравственную категорию готовы довести до абсурда, до безнравственности. Нет абсолютного добра. Как и абсолютного зла тоже. Все имеет свой предел. Беспредельна, пожалуй, только любовь. И смелость.

– И честность, Князь.

Батюшки, а ведь он меня прощупывает. Не иначе, на что-то рассчитывает.

Все, хватит. Я и так уже достаточно раскрылся в целом. А в общем – нет.

– Так я возьму «Форд»? – прервал я дискуссию. – Мне цвет его нравится. Такой наивный.

Мещерский подумал, понял намек и опять рассмеялся.

– А вы еще интереснее, чем мне рассказывали.

И хитрее, шеф. Как же иначе?

– Я тебе поручение нашел, – сказал Анчар, вылезая из машины. – Заехай на базар. Ткемали надо взять.

– А здесь тебе мало? – кивнул я на горные склоны.

– Э! Здесь сливы сильно мелкие. Кость одна. Какой соус? Плохой совсем. Возьмешь?

– Куда от тебя денешься?

– Верно, – согласился Анчар. – Никуда. Только, слушай, ни у кого ткемали не бери. Идешь весь рынок, самый средний ряд, самый конец – высокий такой старик. Аварец.

– Как я его узнаю? Пароль скажи.

– Не ошибешься. Он справа стоит. Голый.

– ?

– Не весь. Снизу штаны есть, а сверху жилетка такой без пуговиц. Скажешь, Арчи просил – он тебе самый лучший слива насыпет. Ты ему деньги не плати. Только спасибо скажи, вот так. – Анчар плавно прижал руку к сердцу, одновременно чуть склонив голову и прикрыв глаза.

– Рэкет, значит?

– Зачем рэкет? Дружба. Я его люблю, он меня. Ехай.

– Я тебе тоже поручение нашел. Пока меня нет, приглядывай за своими хозяевами.

– Хозяин у меня один, – уточнил кавказский джигит, любитель субординации. – Вите он тоже хозяин.

Какие тонкости!

Я выехал за ворота, Анчар затворил их за мной. Сейчас он пойдет, сядет на пороге сакли с карабином в руках, я пока я не вернусь, так и будет сидеть. Как горный орел на вершине. Или в гнезде.

Следуя указаниям Анчара, я без труда добрался до города. Раза два-то всего чуть не сорвался в пропасть. Да где-то на полпути пристроилась ко мне иномарка-инкогнито. Нескромно провожала до самого города. Пришлось оставить машину у рынка и добираться дальше пешком горячими улицами. Один из пассажиров иномарки выскочил и пошел за мной.

Вот беда-то!

Я остановился, когда он почти догнал меня, повернулся к нему лицом – рука демонстративно на рукоятке пистолета под рубашкой – и робко посмотрел ему в глаза. Он виновато развел руками и нырнул в переулок.

То-то!

В городке этом Майском я когда-то бывал недолго. Приезжал с коллегой на задержание. Нам дали в помощь местного опера Володю. Очень толковый парень. И хороший. Когда его о чем-нибудь попросишь, он никогда не спрашивает в ответ: почему, зачем и сколько? Он идет и делает. И делает хорошо, переделывать или доделывать за ним уже не приходится. Мы с ним в засаде всего сутки посидели, а сдружились надолго. Тем более друг другу помогли. Он мне жизнь спас, а я ему. Такие вот считал очки.

Контора его стояла – надо же! – на том же месте, в тени столетних или двухсотлетних (не считал) дубов, а может, и каштанов, ну не ботаник я, стало быть. Словом, большие старые дерева. А под одним – будка телефонная и рядом оборотистый южный пацан с полными карманами жетонов – сервис такой для отдыхающих.

– Володя? Здесь Серый Штирлиц.

– Привет, Леша, – обрадовался он. – Ты где?

– А вот рядом с твоей конторой, напротив кафе. «Руалка» называется.

– «Русалка» вчера была. Один пьяный лох поправку внес. Из «Макарова». Ты надолго?

– Нет. Не очень. Но очень пошептаться нужно. В твою пользу.

– А то я тебя вчера узнал, – засмеялся Володя. – В мою пользу, да в твой интерес. Ладно, занимай столик, сейчас буду.

Я вышел из душной будки, пересек пыльную булыжную мостовую и остановился в дверях «Руалки», оглядывая наполненный зал.

Здесь явно приезжих отдыхающих не ждали и не жаловали. Здесь гуляли и работали только свои – герои черного подполья, бизнесмены.

Оно и удобно очень – окна в окна с городским отделением. И безопасно, стало быть.

Не кафе, а учреждение. Все посетители со своими секретаршами. За каждым столиком – отдел или главк в лице его руководителей. Звон бокалов и шелест деловых бумаг. Столовые приборы – и авторучки. Салфетки и карманные калькуляторы. И в каждом кармане – ствол. А за соседним столиком добротные дубари со складными «калашами» и двумя извилинами.

Хорошо идет работа – под добрую закусь, под дробную музыку, под девушек на эстраде. Которые даже днем выглядели как ночью, в самую свою рабочую пору. В трудовой, стало быть, пик.

– Что? Не пускают? – легла на плечо тяжелая ментовская рука. – Сейчас разберемся – кто допустил. – Володя чуть сдвинул меня и вызывающе стал в проходе, положив руку на бедро. По-шерифски.

Его тут же заметили. Один из официантов – молодой, крепкий, быстроглазый – поймал его взгляд и плавно поспешил к угловому столику среди кадок с ретро-пальмами, где шумно гужевались крутые сопляки.

Он даже ничего не сказал им, просто, как мне показалось, сделал какой-то условный знак, и крутейшие суетливо засобирались. Вскочили, застучали ладонями в накачанные груди, чуть не рыдали от желания угодить: Володя! Все! Все, Володя! Всегда готовы!

– Однако дисциплинка, – заметил я по пути к отбитому столику. – Смотрю, ты в авторитете.

– Да это так, – поморщился Володя. – Держат всего-то по ларьку, а гонору… девать некуда. Я ими с мелким рэкетом борюсь. Клин клином.

На столе уже белела скатерть, стояла чистая пепельница, зажигалка, сверкали в боевой готовности две наполненные рюмки.

– Аперитив, – важно-небрежно уронил в их адрес Володя.

– Да что ты! – Я вытаращил глаза в сером провинциальном восторге. – Надо попробовать. На Москве потом расскажу. Бабкам у подъезда. Не поверят, поди.

– А ты не привирай, – посоветовал Володя, поднимая рюмку, – расскажи, как было.

Мы по-старому чокнулись за встречу.

– Не, – сморщился я, поставив пустую рюмку, – не, наша-то простая попервей будет. Особенно на берегу речки. Чтоб в ней кувшинки цвели и лягушки квакали. Посмотрим, чем кормить станешь. Если не то – уйду не попрощавшись. Я больше к княжеской кухне попривык.

Нам принесли закуски, запотевший графин нашей, что попервей. После обмена новостями я спросил Володю:

– Звание хочешь? Вне очереди.

– Хочу, – не стал он ломаться. – Да повыше.

– Будешь меня слушаться – не только на погоны получишь, но и на грудь. Дело в том, что на твоей территории, по моим сведениям…

– По твоим сведениям! – прервал он меня. – Сказал бы уж честно – по твоей наводке.

– Обижаешь, не угадал. Инициатива не моя, я только подстраиваюсь. Дай сказать-то. Записывай: по моим сведениям, готовится незаконное латентное (люблю умные слова) вторжение в частное владение. Записал?

– Что за дачка-то?

– Вилла Мещерского.

– Что? Ну ты поработал. Ведь он, по моим сведениям, – подчеркнул Володя, – давно не у дел. Живет смирно, почти одиноко.

– Там, Володя, непонятное что-то назревает. По-моему, у Бакса к нему претензии.

– Не слабо, – посерьезнел Володя. Я бы сказал – помрачнел.

Еще бы – такая головная боль.

– Что нужно?

– Нужно этого человека взять. Сделать задержание с поличным, жестко, с прибамбасами. По полной программе. И развалить его на месте.

– А потом?

– Я сам еще не знаю. В зависимости от того, что он нам напоет. Дело серьезное. Готовится очень крутая разборка. Тебе ведь не нужны трупы? На твоей мирной территории?

– Своих хватает. – Володя переждал официанта. – Когда это будет?

– Вот-вот, я дам тебе знать.

– В засаде посидим? Молодость вспомним?

– Не просто все. Вилла уже месяц под наблюдением. Наблюдателя я сделал. Он начал работать на меня.

– Уверен?

Хороший вопрос.

– Нет, конечно.

– И что ты планируешь?

– Стало быть, так. Возьмешь на дело служебную машину, желательно с мигалкой и вопил кой. Расходы я оплачу, мандаринами. И чачей…

– Коньяком, – поправил условия Володя.

– …Машину оставишь с водителем у поворота на Лыхны…

– Это у самой виллы, напротив косы? – уточнил он.

– Именно. Водитель должен быть в милицейской форме. Ему инструкция: как только на вилле станет шумно, пусть он своего шума добавит. А тебя буду ждать внизу, у моря. С ластами и в маске плаваешь?

– В сауне, однако. Но без маски.

– По дороге научу. Если сразу не утонешь. Вопросы есть?

– Есть: чай, кофе?

– Кофе.

– Похоже, ты в скверную историю попал, Серый?

– Стало быть, не в первый раз.

– Дай Бог – не в последний, – пожелал. И утешил: – Может быть очень плохо.

– Я знаю. В пансионате «Рододен-дрон»…

– Тебя взрывали?

– Девка какая-то. В рыжем парике.

– Жениться небось обещал?

– Было немножко. Один раз. Думаю, о плане Мещерского взять меня на охрану дошло до Бакса. К тому же у его друзей счеты ко мне. Вот и решили одной пулей двух зайчиков снять.

– А ты, значит, ушел? – не поверил Володя.

– Заботами Мещерского. Потому и согласился на него работать, не люблю в долгах ходить.

– Откуда же он про бомбу узнал?

– Догадываюсь. Скоро буду точно знать.

– Все у тебя?

– Если бы. Только начинаю. Вот тебе загадка: встретился мне в горах парень. Джигит – бурка, папаха, газыри, порохом набитые, кинжал кубачинский на поясе…

– Зовут по-разному – то Арчил, то Анчар, что имя, что кличка – не поймешь, – кивнул Володя. – Он не местный, издалека. Сколько-то лет назад в розыске был. Семью одну вырезал, мальчишек. Дом сжег. И сначала в горы ушел. Но пойди найди его в горах. Особенно если его там нет, верно?

– Ты мне справочку на него сделай, хорошо?

– К завтра?

– К вчера. И вот это попробуй прояснить, – я передал Володе баночку с «горсткой пепла». – Хоть что-то.

Володя поднял баночку на просвет:

– Анализы, что ли? А поменьше у тебя клочка не нашлось?

– Чем богаты… И привезешь вот это. – Я передал ему листочек с записью. – В ампулах непременно.

Володя прочел и улыбнулся:

– Ну точно, желудок засорил княжеским столом. То-то я смотрю – глаза у тебя красные. От натуги?

– Сплю мало.

– Понял, – Володя сунул записку в бумажник. – Тоже срочно?

– А вот как приедешь, так и привезешь, все до кучи.

– А ну как сегодня ехать придется?

– Сегодня не придется. Дату набега я назначаю, стало быть.

– Кстати, кого-нибудь из ребят взять?

– А мы с тобой – или не ребята? Или не крутые?

– 

Простившись с Володей, я зашел на рынок, нашел «голого» аварца. Забрал у него ведро отборной алычи и банку красного перца. И, конечно, горячий поклон Арчилу Мамаладзе.

У поворота на Лыхны остановил машину, взял из багажника сумку и стал спускаться обрывом к морю.

И в общем-то получилось. Несмотря на крутизну, колючие кусты, голые камни и занятую тяжелой сумкой руку. Уже наловчился козьими тропами скакать, так, глядишь, и рога вырастут.

Но, однако, нелегко далось. А ведь еще обратно лезть. Правда, альпинисты и скалолазы говорят, что вверх взбираться легче, чем вниз сыпаться. Им виднее, стало быть. А вот меня другая мысль, злорадная, утешала: что и Володьке тут спускаться придется, да еще в темноте. Вот ругаться будет. Если не сорвется. А если сорвется – не будет. Долго.

В одном месте мне опять змея почудилась. Некрасивая – красная, в черную полоску «зигзагом». Она на выступе камня лежала и в щель ускользнула. Не люблю я всяких змей, они лживые и коварные. По мне медведь приятнее. Тем более что руку все время приходилось во всякие трещины совать.

И на хрена мне все это сдалось? – снова такая свеже-мудрая мысль посетила. Туманы эти, враги, змеи, горы колючие, монахи черные и монашки рыжие…

Наконец я с облегчением ступил на узкую полоску гальки. Дальше было море.

Я сполоснул руки, перекурил и стал высматривать укромное, но не очень, местечко, которое можно без труда отыскать в темноте.

Нашел подходящее почти рядом – узкую расселину, которую море уже давно терпеливо выбивало своими волнами в скале, обрабатывало, шлифовало во время осенних штормов галькой и песком до блеска, по миллиметру в каждые сто тысяч лет.

Я поставил сумку в дальний уголок, проверил ее содержимое и застегнул «молнию» до отказа. И тут меня что-то толкнуло – наверное, опять «инсайд войс». Я к нему обычно прислушиваюсь, если он не врет и не вредничает – и потому оттянул замочек «молнии» на несколько зубчиков назад…

Машина послушно стояла на месте, ведро со сливами не украли. Потому только, что некому было, ездили здесь редко. А та иномарка, что меня застенчиво по дороге обогнала, – ну не такие же в ней люди, чтобы дикие сливы красть. Им конверты подавай.

Я запустил движок и стал потихоньку, не торопясь, спускаться к вилле г-на Мещерского. Это хозяин мой, аристократ такой, князь, голубая кровь. Белая кость. В горле…

Анчар и впрямь, обнимая карабин, доселе сидел, нахохлившись, возле сакли, как орел на камне. Или карапуз на горшке.

Увидев меня, спустился к воротам, встретил.

Первым делом запустил лапу в ведро, перебрал в горсти сливы, похвалил. Не меня, конечно, – аварца своего голого. Перец покатал на ладони, потер между пальцев, понюхал, лизнул, сморщился, но не выкинул.

– Больше ничего не передал?

– Поклон нижайший. Привет горячий.

Анчар широко, по-детски улыбнулся, довольный. Господи, как мало ему надо. А, может, этого как раз и не мало? Может, как раз это главное в жизни? – горячий поклон и нижайший привет от надежного друга. Снизу голого, а сверху одетого.

– Кушать будешь? – Анчар сел за руль, чтобы отогнать машину. – На кухне возьми что хочешь.

Я отказался и пошел к себе. Сделал кофе и стал изучать монашеские скрижали, то бишь дневник наблюдений за виллой.

Записи были весьма аккуратные, но действительно слегка однообразные. В конце блокнота – сводная таблица, еще не заполненная по всем графам распорядка. Слева колонка времени (часы и минуты), справа параметры, вплоть до поездок в город, работ по хозяйству и всех наших пьянок. Прямо хоть в диссертацию вставляй. На тему «Сравнительные характеристики элементов досуга активно и пассивно функционирующих криминальных авторитетов».

В общем, может быть, эти записи и представляют для кого-то интерес, но никак не для Серого.

Правда, где-то вначале попалась мне интересная «ремарка»: «11.15. К. (Князь, стало быть) вышел в море на малой лодке с удочками. Отсутствовал до 12.00».

Вот две странности: Мещерский всегда предпочитал большую яхту и швертботом практически не пользовался, а сорок пять минут для рыбалки, как ни крути, маловато будет (день приезда, день отъезда плюс дорога туда и обратно).

Я посмотрел свои записи. Еще интереснее: эта нелепая рыбалка приходилась на день, следующий после угрожающего визита Баксова курьера. Запомним.

Так, теперь следует повнимательнее изучить добытое мною «средство массовой провокации» – газету из стола Мещерского. Вообще, пресса его не интересовала, к тому же газетка была не первой свежести. Что за нужда прятать ее в стол, да еще и запирать ее в ящик, в котором она хранилась, на два оборота ключа? От Серого ведь все равно не спрячешь.

Я просмотрел и прочел всю газету. Ну ничего стоящего нет. Обычный набор вестей из отхожего места. Кроме, пожалуй, одной дурацкой заметки под дурацкой и лживой рубрикой «Россия возрождается». Прямо мания какая-то – то хоронить, то возрождать.

Если отбросить невразумительные авторские кружева типа «умом не понять, аршином не измерить… кони все скачут, а избы горят», то суть информации сводилась к следующему. В ближайшее время по странам Европы прокатится комплексная Российская художественная выставка, в которой представлены произведения живописи, антиквариат, шедевры народных промыслов, уникальные раритеты из госмузеев и частных коллекций, что является ярким свидетельством неистребимого духовного потенциала народа, который так и не смогли удушить красные аскеры, большевики и коммунисты.

Газетка эта вышла за неделю до визита курьера. Тоже запомним.

И тогда вот такая получается цепочка, в такой последовательности: готовится в зарубежный вояж какая-то редкая выставка; у Мещерского требуют какой-то конверт; Мещерский выходит в море на какую-то фиктивную рыбалку.

Да еще банка из-под чая пропала. Вот горе-то!

Зашел Анчар с кувшином вина.

– Ты уморить меня хочешь, – возмутился я, собирая со стола бумаги.

– Зачем так говоришь? – Он поставил кувшин на освободившееся место. – Зачем на это дело вино тратить? Шашкой уморил бы. – Он сел в кресло. – Напомнить пришел. Завтра пора за Женечкой ехать.

Соскучился. А то без тебя не знаю.

– Хочу сам поехать. А ты поспи до обеда. Устал совсем.

Щаз-з! Разбежался.

– Украдешь еще Женечку. Бурку на голову, добычу На коня – и в горы. Знаю я вас, абреков.

Анчар улыбнулся, самодовольно потрогал ус.

– Ты не обижайся. Я ее люблю как сестру… друга.

Успокоил.

Добавил:

– Пойдем. К нам гость приехал. Доктор. Любимый доктор хозяина. Самый лучший, я знаю. Пойдем, знакомиться будешь.

Вот это кстати.

– Тащи его сюда.

– Что говоришь! – испугался Анчар. – Он важный человек. Сам не пойдет. К нему идти надо. Очень правильно Арчи говорит. – Он поднял палец и долго, с важностью смотрел на него. Довод, конечно. – Пойдем, потом дальше пить будешь. Вместе с Арчилом.

Я встал, под одобрительным взглядом Анчара застегнул пуговицы рубашки.

– Кстати, ты банку-то свою нашел, бедняга?

– Если пропала, разве найдешь. Украл кто-то.

А то здесь красть больше нечего. Кроме консервных банок.

– Может, в милицию заявим? Когда она пропала-то?

Анчар задумался, вспоминая.

– Да! Когда в ней чай кончился.

Точнее не скажешь. День в день, минута в минуту.

– А чай когда кончился? – Я уже начал терять терпение. – Ты можешь говорить быстрее?

– Не могу. Когда спешу, слова сбиваются. А чай кончился перед тобой.

– Значит, меня не подозреваешь?

– Тебе зачем? – лукаво отомстил Анчар. – Что ты в нее положишь? У тебя нет ничего.

Ну и змей! Кстати…

– Арчи, что за змея такая – красная в черную полоску?

– Вах! – встревожился он. – Где его видел? Плохой змей. Самый плохой – гадюка. Два раза кусать не надо. Один раз хватит. Увидишь – застрели… Пойдем, гость ждет.

– 

В гостиной сидели в креслах за кофе Вита, Мещерский и неизвестный мне молодой полный человек. Он встал и протянул мне руку:

– Макаров.

– Сергеев, – ответил я. – Как доехали?

– Хорошо, – он взялся за чашку. – У меня в Майском старинный приятель, тоже врач, он одолжил мне свою машину.

Мы еще посидели пять минут (я заметил: Вита взволнована, Мещерский нервничает, врач как-то скован) и разошлись – Макаров и Мещерский в кабинет, мы с Витой на веранду.

Она подошла к перилам, положила на них дрогнувшие руки.

– Что, Мещерский плохо себя чувствует? – мягко спросил я.

Она ответила не сразу.

– Сашу мучают головные боли. В последнее время они участились.

– Как же он вызвал врача?

– Он не вызывал. Макаров периодически навещает его. У них была договоренность. Пойдемте к морю.

Мы побродили вдоль берега, посидели на скамье. От меня не укрылась та тревога, с которой Вита ждала Мещерского.

Наконец он вышел на террасу и направился к нам, улыбаясь. Несколько напряженно.

– А где доктор? – спросил я.

– Собирается. Он сегодня же едет обратно. Не захотел остаться, не смог. Пациенты ждут.

– Я провожу его, – предложил я.

Мещерский по-своему понял меня и поблагодарил взглядом.

Но у меня был личный интерес, весьма далекий от проявления такта и внимания…

Макаров в гостиной на ходу защелкивал свой «дипломат», когда я перехватил его и, бросив: «Минутку, доктор», почти втолкнул в свою комнату.

– В чем дело? – возмутился он.

– Что с Мещерским? – в лоб спросил я.

– Я не собираюсь вам об этом докладывать, – ответил настолько нервно, со срывом, что сразу стало ясно: не я первый задал этот вопрос. Я так и спросил:

– Кто интересовался в Москве состоянием его здоровья?

Он промолчал.

– Вам что, непонятен вопрос? Я задаю его прежде всего в интересах самого Мещерского. И в интересах вашей личной безопасности, кстати.

Кажется, дошло. Во всяком случае, он отошел от двери и сел в кресло, положив «дипломат» на колени.

– Видите ли, принимая во внимание врачебную этику…

– Я постараюсь это учесть. – Я сказал это так, чтобы он понял: он не уйдет отсюда, не удовлетворив мое любопытство.