Глава 20

В течение последующих двух недель Лючия предпринимала все, что могла, чтобы сделать своего мужа счастливым. Она пыталась отвлечь его от мрачных мыслей, старалась не оставлять одного. Она попробовала было поговорить с ним о его чувствах, но Йен не принадлежал к людям, которые обсуждают такие вещи. Она занималась с ним любовью, заставляла улыбаться, а иногда и смеяться. Но что бы она ни делала, сознание своей вины и его уныние омрачали их жизнь, как серая туча, которая становилась все больше, темнее и тяжелее с каждым прожитым днем.

За завтраком она наблюдала, как он читает письма своих коллег по дипломатическому корпусу, и понимала, что он тоскует по прежней работе. Иногда он говорил о дипломатических делах, и она улавливала в его голосе грустные нотки. Он старался притворяться, что ему это неинтересно и он ушел от дел, но она знала, как это было важно для него, и у нее разрывалось сердце. По почте ему приходили газеты со всей Европы, и он каждый день читал их. Большинство этих газет доходили до Девоншира с недельным или даже большим опозданием, но Йен сосредоточенно изучал мельчайшие подробности, и смотреть на него было просто невыносимо.

Когда она разрушала его карьеру, она не понимала, какую глубокую рану нанесет ему ее поступок, но теперь она это осознала. Она была полна решимости все исправить. Но как это сделать? Они были женаты всего около двух недель, когда она подумала, что, возможно, появился удобный случай, которого она ждала.

– Визит твоего отца почти закончен, – сказал ей Йен за завтраком, прочитав письмо лорда Стэнтона. – Через неделю он возвращается в Болгери.

Лючия застыла с ножом и вилкой в руке.

– Он уезжает через неделю?

– Через девять дней, как пишет Стэнтон.

И неожиданно Лючия ясно поняла, что она должна предпринять. Сразу же после завтрака она написала письмо отцу. Под предлогом, что ей надо что-то купить, она отправилась в Хонитон и послала письмо срочной почтой. Глядя вслед всаднику с ее письмом, уносившемуся галопом по Хай-стрит в направлении Лондона, Лючия сделала то, что делала всегда, когда ей было нужно что-то невозможное. Она скрестила пальцы и произнесла молитву.

– Пусть Чезаре увидится со мной, – шептала она, – и пусть он хотя бы раз в жизни поступит как отец, а не как принц!

Прошло три дня, и первая просьба Лючии была исполнена. Однако Йен угрожал разрушить ее планы, прежде чем они осуществятся.

– Ты с ним не встретишься, – сказал он, положив нож и вилку на стол, за которым они завтракали, и сердито посмотрел на нее.

– Он приказывает мне приехать, – ответила она, опустив голову, чтобы Йен не видел ее лица.

Она притворилась, что читает письмо, которое держала в руках.

– Граф Тревани сообщает, что Чезаре хочет повидаться со мной единственный и последний раз до своего отъезда.

– Только один человек имеет право приказывать тебе, куда ехать. Это твой муж, а я говорю, что ты не поедешь. Почему ты должна пойти ему навстречу, после того как он так гнусно обошелся с тобой?

– Я думаю, мне следует встретиться с ним, – осторожно выбирая слова, сказала она. – Вполне вероятно, что я больше никогда не увижу его. – Она похлопала письмом по губам, делая вид, что размышляет над его содержанием, затем кивнула. – Да, по-моему, мне следует поехать. Я этого хочу.

– Хочешь? – Он недоверчиво посмотрел на нее. – Бога ради, скажи зачем?

Лючия улыбнулась, пытаясь выглядеть беспечной.

– Это даст мне возможность в последний раз натянуть ему нос. Искушение слишком велико.

Этот аргумент, казалось, не произвел на ее мужа никакого впечатления, и она стала серьезной.

– Йен, я желаю поехать, – настаивала она. – Честно. Мне хочется увидеть его.

– Представить себе не могу зачем.

Она, насколько считала возможным, дала ему самый правдивый ответ:

– Я начала новую жизнь и хочу оставить прошлое позади. – Она наклонилась и положила ладонь на его руку. – Если я этого не сделаю, всегда буду об этом жалеть.

– Это для тебя так важно?

Она посмотрела на мужа, до сих пор остававшегося для нее человеком непостижимым, опьяняющим ее своей таинственностью, человеком, которого ей больше всего на свете хотелось сделать счастливым и кого она любила.

– Да, Йен, – тихо сказала она. – Это очень важно.

Йен договорился с Диланом, что они остановятся и доме на Портмен-сквер. Они приехали в Лондон спустя четыре дня после получения распоряжения Чезаре. На следующий день Йен проводил ее на аудиенцию с отцом. Принц и его свита занимали просторные апартаменты напротив Уайтхолла, в которых размещали большинство высоких гостей британской короны во время их государственных визитов. Йен настоял, что будет сопровождать ее на аудиенцию, и когда они приехали, их проводили в бело-золотую приемную, где им велели подождать, пока за Лючией не зайдет министр ее отца, граф Тревани.

– Тебе нет необходимости оставаться здесь, – сказала она Йену, садясь на обитую бархатом скамью. – Чезаре не позволит тебе присутствовать на аудиенции, так что ты просидишь здесь бог знает сколько времени. Почему бы тебе не пойти в свой клуб? Или лучше повидать своих коллег в Уайтхолле? От них ты сможешь узнать самые последние новости.

– Может быть, я зайду к Стэнтону. В это время он, вероятно, в министерстве.

– Отличная мысль. Оставь мне карету, и таким образом ты можешь пробыть со своим другом сколько угодно времени. Мы с тобой увидимся позднее на Портмен-сквер.

Йен не нуждался в уговорах. Лючия смотрела, как он выходит из дверей, и горькая и одновременно сладкая нежность пронзила ее сердце. Как он любил заниматься международными делами! Скоро он вновь займет свое место в этом мире и будет счастлив. Ей этого достаточно. Должно быть достаточно.

Двери в личные покои Чезаре распахнулись, и вошел граф Тревани, не оставив Лючии времени на жалость к себе.

– Его высочество сейчас примет вас. – Граф подал ей руку.

– Благодарю вас, граф.

Она прошла с ним через двойные двери в огромную, сияющую золотом и белым мрамором комнату, пол которой покрывал темно-красный ковер. В дальнем конце помещения в богато разукрашенном кресле для приемов сидела темная фигура.

Тревани задержался у дверей, и Лючия направилась к отцу одна. Делая шаг за шагом, она молилась, чтобы ей пришли в голову правильные слова, которые помогли бы ей добиться своей цели.

Чезаре был при всех регалиях, в том числе с пурпурной перевязью на груди и с рубиновой короной Болгери на голове.

Приближаясь к нему, Лючия не отрывала от него глаз. Внешне они были так похожи, что никто, видевший их вместе, не усомнился бы в ее происхождении. Однако, когда она смотрела на человека, имевшего такое поразительное сходство с ней, в ее сердце не пробуждались ни родственные чувства, ни уважение к его королевскому рангу. Не было восхищения и его темной, все еще красивой внешностью. Она вообще ничего не чувствовала, кроме некоторой жалости и презрения. Новым чувством была жалость, но не презрение.

Она не могла позволить себе проявить ни одно из этих чувств. Лючия понимала, что она должна быть крайне почтительной, обаятельной и очень убедительной. Чего бы это ни стоило. Что бы из этого ни вышло.

Она остановилась перед ним и присела в глубоком реверансе.

– Ваше высочество.

– Леди Мур.

Он протянул руку, и она поцеловала рубин на его кольце.

– Зачем вы пожелали увидеть меня, мадам? – спросил он, словно разговаривая с незнакомым человеком.

«Смирение, Лючия. Почтение и смирение».

– В эту минуту, ваше высочество, я прошу вас не смотреть на меня как на вашу изгнанную подданную, находящуюся в ссылке и немилости, – тихо сказала она, – хотя это так и есть. В эту минуту я прошу вас видеть во мне только вашу дочь. Вашу плоть и кровь.

Губы Чезаре сжались в тонкую суровую линию. Лючия набрала в грудь воздуха и сказала то, чего никогда в жизни не собиралась говорить.

– Папа, – сказала она и опустилась перед ним на колени. – Я пришла просить у вас милости.

– Итак, что там на мировой арене?

Лорд Стэнтон поднял глаза от кипы бумаг на его столе.

– Йен, – с улыбкой сказал он и встал. – Я слышал, что вашей жене назначена аудиенция у ее отца, и подумал, что вы, может быть, зайдете ко мне. – Он жестом пригласил Йена войти. – Проходите, друг мой. Не стойте в дверях, как посторонний. Садитесь.

Йен сел на предложенный стул. Взглянув на лежащие на столе документы, он почувствовал приступ тоски по прошлому и легкую зависть к человеку, сидевшему за этим столом. Он подавил это чувство. Это уже была не его жизнь. Он должен смириться с этим.

– Я вижу, вы, как всегда, заняты?

– Конечно. Позвольте рассказать вам, что происходит в Анатолии. Я знаю, вам это будет интересно.

Йен слушал, и его нисколько не удивляло, что сэр Джерваз по-прежнему портил все дело в этой области. Ситуация все ухудшалась. Турки и греки собирали войска, и каждая сторона требовала у Британии помощи. Стэнтон совсем потерял голову.

– Это грозит кризисом, – сказал граф. – Как дипломат сэр Джерваз безнадежен, и будь моя воля, его бы никогда туда не послали, но он женат на троюродной сестре премьер-министра, а вы знаете, как это делается.

Йен знал, и даже, несмотря на то, что удовлетворение, которое он почувствовал, услышав о некомпетентности сэра Джерваза и плачевных результатах его деятельности, вероятно, не заслуживало одобрения, какая-то часть души Йена испытывала удовольствие. И, честно говоря, значительная часть.

– Разве не поразительно, – сказал Стэнтон, – как иногда все расставляется по своим местам.

Этот неожиданный переход к философии удивил Йена, а Стэнтон продолжал:

– Например, как удачно, что вы приехали в Лондон именно сейчас, потому что я хотел с вами поговорить. Я бы навестил вас, если бы вы сегодня не приехали сюда.

– В самом деле? – Йен откинулся на спинку стула. – Что же у вас на уме?

– Пиль станет новым премьер-министром.

– Это вполне вероятно. И что же?

– Он начнет формировать правительство, подбирать новых людей. – Он посмотрел в глаза Йену. – Принимая во внимание хаос, созданный сэром Джервазом, Пилю потребуется человек, действительно способный настолько утихомирить турок и греков, чтобы стали возможными переговоры. Не хотите ли порекомендовать кого-нибудь для этого дела?

Радость вспыхнула в его душе, но Йен тотчас же затушил ее, предостерегая себя от поспешных выводов.

– Разве мои рекомендации имеют какое-либо значение?

Стэнтон улыбнулся:

– По правде говоря, никакого. Пиль уже решил, что ему нужны вы. Он все знает о шумихе вокруг принца Чезаре, вас и вашей жены. Его это не интересует. Чезаре уезжает на следующей неделе, а вы женились на девушке, так что скандал должен утихнуть и о нем забудут. Когда Пиль вступит в должность премьер-министра, он намерен внести предложение о возвращении вам ранга посла и отправить вас в Константинополь улаживать там дела. Он уверен, что король поддержит это назначение.

Они хотели, чтобы он вернулся. Еще никогда за всю свою карьеру Йен не испытывал такого радостного торжества, как в эту минуту. Он закрыл на мгновение глаза, наслаждаясь. Он был удовлетворен.

В коридоре послышался какой-то шум.

– Где сэр Йен? – загремел мужской низкий, без сомнения, итальянский голос. – Он с лордом Стэнтоном? Они здесь?

– Ваше высочество, не желаете ли...

– Прочь с дороги. – Дверь распахнулась, и принц Чезаре широкими шагами вошел в комнату, за ним следовали клерк Стэнтона, весьма смущенный граф Тревани и два стражника Чезаре.

Йен и Стэнтон сразу же встали и поклонились.

– Ваше высочество. – Йен приветствовал своего тестя с холодной вежливостью и не более. Он смотрел за спины Чезаре, графа Тревани и стражников, но не увидел Лючии. – Визит моей жены закончен?

– Визит? – Чезаре словно выплюнул это слово. – Вы называете это визитом?

Йен к этому времени полагал, что уже научился понимать итальянцев, но он ошибался. Они все еще были способны сбивать его с толку.

– Прошу прощения?

От ярости лицо Чезаре налилось кровью.

– Никогда в жизни Лючия ни о чем меня не просила. Каждый раз, когда я видел ее, она задирала нос с таким видом, как будто была готова плюнуть мне в лицо. Но только не теперь, когда она пришла просить за вас. Нет! Ради вас она просит милостей. Ради вас она опускается на колени. Моя родная дочь на коленях? – Его голос перешел в крик. – Вам нет прощения за то, что вы прислали ее просить за вас!

– Что? – Йену не надо было изображать изумление, оно было искренним.

Лючия на коленях перед своим отцом? Это невозможно.

– Ваше высочество, не понимаю, о чем вы говорите. Вы вызвали...

– Ха! – Чезаре смерил Йена злобным взглядом. – Oна написала письмо с просьбой принять ее, но меня не обманешь. – Он осуждающе указал пальцем на Йена. – Вы прислали ее ко мне. Верни ему его профессию, говорит она. Пожалуйста, папа, поговори с его правительством, просит она. Я хочу, чтобы он был счастлив, говорит она! Счастлив? – Чезаре быстро похлопал в ладони. – Я спрашиваю, какое право он имеет быть счастливым, после того, что он совершил, а она говорит, что это произошло только по ее вине! Что вы с ней сделали, англичанин, что она приходит ко мне и берет на себя вину за ваш позор? Вы заставили ее так говорить? Она утверждает, что нет, но я думаю, да!

Йен смотрел на принца, и когда догадался, что произошло и что сделала Лючия, он понял, что Уильям был прав. Бывают времена, когда все в жизни становится на свое место. Бессмысленная апатия, неделями владевшая им, исчезла, и что-то другое заняло ее место. Чувство возвращения домой. Он теперь знал, кто он, чего хочет и где его место. Он обошел сбоку Чезаре и направился к двери.

– Я не закончил! – взревел Чезаре, оборачиваясь. – Куда вы идете?

Йен остановился и взглянул на Стэнтона.

– Ну, черт побери, я не поеду в Анатолию.

С этими словами он вышел из комнаты, оставив Уильяма с его незавидными трудами по международной дипломатии. Ему предстояла более важная работа.

На Портмен-сквер Лючия вошла в библиотеку и села на свое любимое место на столе. Она вспоминала, как они с Йеном сидели здесь в предрассветные часы и разговаривали. Она думала о том, сколько пройдет времени до того, как его пошлют в Константинополь или в какое-то другое место. Она напомнила себе, что иногда он будет приезжать домой, но это было слабым утешением. Ее радовало лишь сознание, что скоро Йен вернется к своей работе, как ему и хотелось.

Сначала Чезаре отказал ей в ее просьбе. Ей бы следовало знать, что даже просьба на коленях не тронет его. Она была вынуждена прибегнуть к шантажу и обрадовалась, когда он уступил, потому что на самом деле она никогда не стала бы писать мемуары для бульварных газет. Йену бы это не понравилось.

Раньше она не могла себе представить дом, в котором рядом с ней не было бы мужа, но все сложилось по-другому. Для счастья ей было достаточно дома и семьи, но она полюбила человека, которому этого никогда не будет хватать. Может быть, потому что он не любил ее так, как она его. Несмотря на то, что он поступил благородно и женился на ней, не любовь была этому причиной. Тем не менее он дал ей дом, место в жизни. Теперь она вернула ему цель жизни, и он снова станет самим собой. Это все, чего она хотела.

Она представляла его сидящим в кресле. В ту ночь, когда он рассказал ей о своей первой любви, а она поведала ему о своем прошлом.

– Я люблю тебя, – сказала она, как будто он сидел перед ней. – Надеюсь, турки не доставят тебе слишком много хлопот. Только... – Она сдержала рыдание. – Только не выдавай своих чувств, и преимущество будет за тобой.

– Не плачь.

Она подняла голову и, повернувшись, увидела, что он стоит на пороге. Только когда он возник перед ее полными слез глазами, она поняла, что он сказал.

– Я не плачу, – сказала она и тут же прикусила губу и отвернулась.

– Лгунья.

Сдерживая слезы, она смотрела на его кресло. Она надеялась, что у нее будет еще время до его возвращения из Уайтхолла – время прийти в себя. Но теперь было поздно. Она уже выдала себя, и он поймет. Он такой благородный, он почувствует себя виноватым в том, что уезжает.

Он подошел к ней и, взяв за подбородок, посмотрел ей в лицо.

– Лючия, что ты сделала?

Он знал.

– Полагаю, Чезаре рассказал тебе, – сквозь слезы сердито сказала она. – Я просила его не говорить тебе об этом, но мне следовало знать, что он не послушает меня.

Будь он проклят!

– Он в ярости ворвался в кабинет Стэнтона, громко крича о том, как ты пришла к нему и умоляла его помочь мне снова стать послом. – Он положил руки ей на плечи. – Жена, я не знаю, целовать тебя или ругать. Когда я думаю, чего, должно быть, тебе стоило прийти к нему... – Он замолчал и сжал ее плечи. – Почему ты это сделала? Почему?

– Я люблю тебя. Я должна вернуть тебе то, что отняла у тебя.

Он снял ее со стола и крепко поцеловал.

– Никогда больше не делай этого, – приказал он. – Я говорю серьезно. Никогда не приноси в жертву свою гордость ради меня или кого-то другого!

– Ну, с этим покончено. – Она проглотила ком в горле и, глядя на его безупречно завязанный галстук, спросила: – Так когда ты уезжаешь в Анатолию?

– Я не поеду в Анатолию.

– Не поедешь? – Она посмотрела на него. – А куда же ты поедешь?

Йен обнял ее за талию.

– В Девоншир.

Сердце Лючии чуть не выскочило из груди, и она испугалась, что неправильно поняла его.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что я отказался. Сказал им «нет».

– В самом деле? Но почему? Твоя работа для тебя – все. Если у тебя ее не будет, что ты станешь делать?

Он сделал вид, что задумался.

– Устраивать браки, может быть? У меня это неплохо получается, как мне кажется. – Он крепче обнял ее за талию, – Между прочим, я был у твоей матери.

Лючия широко раскрыла глаза от такой неожиданной перемены темы разговора.

– Ты ездил к маме?

– Да, я заехал к ней после Уайтхолла. У меня было дипломатическое поручение устроить ее брак с лордом Честерфилдом.

– Что? – С каждой минутой Лючия все больше удивлялась. – Мама никогда не выйдет за Честерфилда. Она так мне сказала.

Йен поцеловал ее в нос.

– Вот почему я дипломат, а ты нет. Я обговорил с обеими сторонами условия, и свадьба будет в декабре. Я должен был это сделать, и, надеюсь, ты ничего не имеешь против. Ведь не мог же я баллотироваться в парламент, имея тещу-куртизанку, Я бы никогда не получил ни голоса.

– Ты собираешься стать членом парламента? Тебе это больше нравится, чем быть послом?

– Я говорил тебе, что не стану таскать жену и детей по всему свету. Разве ты не помнишь?

– Ты сказал, что это было бы несправедливо. – Она чуть не задохнулась. – Но ты женился не по своей воле, поэтому я думала...

– Поэтому ты думала, что я просто уеду и буду жить по-старому, без тебя?

– Я считала, что, вернувшись к своему любимому делу, ты будешь счастлив. Что именно это тебе и нужно.

– Ты – вот что мне нужно. Как я могу быть счастлив, покинув тебя? – Он взял в ладони ее лицо. – Помнишь, как в тот день на пикнике ты сказала, что у меня странное выражение лица?

– Да.

– В ту минуту я понял, как ты мне нужна. Больше всего на свете, включая и мою карьеру.

– О, Йен! – воскликнула она, боясь поверить его словам. – Я не хотела, чтобы ты когда-нибудь пожалел, что женился на мне.

Он улыбнулся и погладил ее по щеке.

– Жалеть об этом? Да как я мог? Ты – моя жена, страстная итальянка. Ты – женщина, которая подарит мне детей и в чьей постели я буду спать каждую ночь. Только из-за тебя я просыпаюсь каждое утро с улыбкой на лице. Я люблю тебя, я буду влюблен в тебя всю мою жизнь и покину тебя только в тот день, когда меня положат в могилу.