Сезон туманов (№2) - Долгий восход на Энне

Поплыла и изогнулась линия тропинки, земля стала неустойчивой, зыбкой. Он еще видел вскочившего во весь рост Ларта, на которого навалилось сразу человек десять. Мелькали копья, но все это он воспринимал нечетко, словно во сне. Последнее, что он вспомнил, прежде чем рухнул под тяжестью навалившихся на него тел, была мысль о том, что все три выстрела достигли цели, разворотив внутренности летающему монстру, которого так ненавидел и боялся Ларт. Змей судорожно задергался в воздухе, беспорядочно захлопал крыльями. «Недалеко теперь улетит этот ваш стрик», — подумал Олег, и это была его последняя мысль.

Очнулся он на рассвете от свежего морского ветра, холодившего кожу. Защитного комбинезона на нем уже не было… Он приоткрыл слипшиеся веки и увидел себя сидящим на палубе какого-то примитивного судна, использующего для своего движения ветер. Грубые растительные веревки стягивали тело и причиняли сильную боль. Они обхватывали его несколько раз, прочно притягивая к мачте и лишая возможности двинуться… Только изодранное белье прикрывало его избитое, израненное тело. Рюкзака с планетарным комплектом тоже, конечно, не было. «Плохо дело, — уныло подумал Олег, — совсем плохо».

Палуба судна, собранная из травянистых стеблей, казалась непрочной, да и само судно не внушало доверия. Олега поразило почти полное отсутствие команды, только на носу маячила фигура человека. Во все стороны до самого горизонта расстилался безбрежный чужой океан. Бежать отсюда было некуда и незачем. Хотелось пить, левое плечо, поврежденное во время последней свалки, распухло и сильно болело. Стиснув зубы и не обращая внимания на боль в плече, Олег напряг все мышцы, стараясь разорвать или растянуть стягивавшие его путы. Из этого ничего не вышло, но неожиданно сзади он услышал стон. Насколько возможно, он повернул голову и увидел, что с противоположной стороны мачты, спиной к спине вместе с ним, был прикручен Ларт. «Хорошо, что мы вместе». Ему сразу стало легче, даже боль стала глуше. «Вместе мы что-нибудь придумаем, выберем момент, и тогда это судно пойдет туда, куда нам надо. А куда, собственно?» — сразу же спросил он себя и понял, что без карт и без навигационных приборов они будут совершенно беспомощны в чужом море. «Интересно, умеет ли Ларт плавать? Кажется, он говорил, что никогда не покидал своего острова. Значит, придется ждать конца путешествия». Оно окончилось быстрее, чем он предполагал.

К вечеру следующего дня на горизонте показался большой остров. Очевидно, над ним бушевала сильнейшая гроза, каскады молний водопадом обрушивались со скалистых вершин в море. Такой грозы Олегу никогда не приходилось видеть, в ней было что-то неестественное, грозное. Подошел рой, единственный рой, составлявший всю команду судна. Молча, как делал все, рой протянул каждому пленнику чашу с зеленоватым растительным соком. Жажда была настолько нестерпимой, что Олег не стал раздумывать и осушил свою одним глотком. Сразу же предательское расслабляющее тепло поползло по всему телу. Несколько минут он еще пытался бороться, потом его обмякшее тело бессильно повисло в петлях канатов. Рой поднял толстую раковину и, повернувшись к берегу, протрубил сигнал. В грохочущем каскаде молний образовалась узкая щель. Направляемое уверенной рукой судно скрыла полыхнувшая позади него огненная завеса молний.

Человек стоял в ряду одинаковых, похожих друг на друга как две капли воды, обритых и обнаженных людей, странно безликих, странно равнодушных, странно покорных. Человек не знал, кто он. Не знал, почему здесь стоит, и лишь смутно помнил, что в этой шеренге есть кто-то, кого он знает, кто ему нужен. Человек старался вспомнить, старался найти знакомое лицо, но все лица выглядели как зеркальное отражение друг друга. Те, кто стоял впереди него, по команде, один за другим, через равные промежутки времени исчезали в распахивающихся дверях. Тогда весь ряд продвигался вперед, и двери продвигались навстречу человеку. Он понимал, что лицо друга необходимо обнаружить, прежде чем его поглотит эта страшная дверь. Почему-то ему казалось это очень важным. Важным для чего? Важным кому? Он не знал, но с каждым шагом, с каждой секундой, проведенной в молчаливом строю, в мозгу человека рождалось все больше мыслей. Мысли не были равноценны. Одни вызывали в его голове мягкое ласкающее тепло и улыбку на лице, другие почему-то рождали боль. Он думал о том, как хорошо стоять вот так тихо и ровно, как все. Ни о чем не думать, ничего не хотеть, и на лице блуждала улыбка. Когда же он пытался понять, как он здесь очутился, резкая боль словно простреливала его голову от лба до затылка. Тогда он разбил эту простую, в сущности, мысль на еще более простые. На еще более элементарные мысли. Вот он входит. Дверь закрывается. Но до этого он стоял совсем в другом месте. Можно его представить: низкий, сводчатый потолок. Хороший, надежный потолок из бетона. Длинный металлический стол, ремни, приковавшие тело к его поверхности… Укол. Еще укол… тонкое жужжание в ушах… и потом у него не стало имени… А раньше? Раньше имя было… Но об этом сейчас не надо, потому что обманутая боль возвращается с новой силой. Постепенно вызывая ее и укрощая, человек изучал характер этой боли, находил в ней слабые места, учился бороться и думать вопреки запрету… У него было слишком мало времени, слишком неравными казались силы, и потому он стал искать в череде однообразных лиц лицо друга… Искал и не находил. А до двери оставалось всего четыре шага. Четыре минуты. И тогда, приказав себе вытерпеть все до конца, он преодолел болевой порог и включил закрытое от внешних воздействий подсознание. Когда-то он умел это делать, когда-то его этому учили. Он не помнил, кто и где, да и неважно это было, важен был результат. В глубинных слоях памяти, в подсознании хранилось не только имя… И, покачнувшись, едва не потеряв сознание, едва не упав, Олег все же выпрямился и замер с неподвижным лицом. Теперь он вспомнил все и был готов к продолжению своего нелегкого пути. Боль, побежденная просветленным сознанием и волей, загнанная в угол, уже не властвовала над ним.

Олег снял со своего мозга чужое воздействие, чужие запреты, чужую волю. Он снова стал человеком. «Прежде всего Ларт. Необходимо найти Ларта». Но Ларта не было. Олег стоял последним в ряду. Значит, Ларт вошел раньше, с тем, что ждет его за этой дверью, ему придется встретиться один на один, без помощи друга. Дверь открылась, и Олег вошел внутрь. Небольшая комната, голые стены и стол посредине. Лишь через секунду он понял, что это не стол. Вернее, не совсем стол. Четыре ножки, широкая поверхность с рулонами и карточками, все это было, но, кроме этого, было еще и человеческое лицо. Голова была огромна и безобразна. Она уставилась на Олега немигающими глазами и пожевала губами, затем две маленькие ручки, росшие откуда-то из шеи и не замеченные им вначале, начали шарить по ровной поверхности стола. Нашли какую-то карточку, приподняли ее, и немигающими глазами голова стала разглядывать эту карточку. Затем тонкий, до смешного визгливый голос пропищал:

— Имя, фамилия, должность! Отвечать сразу и быстро!

— Должности нет, имени не помню! — не задумываясь ответил Олег, не желавший раньше времени показывать, что к нему вернулась память.

— Правильно. Должность получите позже. Задаю следующий вопрос: кто является главным врагом нашего горячо любимого острова?

— Врагов не знаю! — четко отрапортовал Олег и сразу же понял, что в этот раз промахнулся.

— Вы не знаете врагов? — Стол заволновался, его поверхность слегка изогнулась, и огромный лоб нахмурился, а ручки беспорядочно забегали среди бумаг. — Чем они там занимаются, в отделе нормативов! Ко мне поступает совершенно неподготовленный материал! Придется отправить на повторную обработку!

Олег понял, что терять ему нечего. Перед ним был робот. Обыкновенный биологический робот довольно примитивного класса. Вот только вел он себя несколько странно для робота, слишком по-человечески он удивился… Роботы не умеют удивляться. Тем не менее в таком узкоспециализированном существе-механизме не может быть большого интеллекта. На этом он и решил сыграть да еще на том, что в роботах должна быть определенная программа, руководство к действию. Нужно было поставить робота в тупик, выбить из привычной колеи, заставить принять нестандартное решение. Как минимум это даст ему дополнительное время, а там посмотрим, как сложатся обстоятельства.

— Обработке не подлежу! — все тем же казенным уставным тоном заявил Олег.

— Не подлежите обработке? Это еще почему? — искренне удивился робот, и его удивление укрепило в Олеге убежденность, что он действует правильно.

— Это тайна. Но вам, только вам я могу ее доверить.

Олег хотел приблизиться к роботу, но тот сразу же отскочил.

— Но-но! Соблюдать дистанцию! Никаких фокусов я не позволю!

— Я только хотел вам, лично вам… — Олег оглянулся: — Кругом враги, вы понимаете, тайну нельзя разглашать!

— Врагов на острове нет! Можете говорить. У меня хороший слух!

— Дело в том, мой дорогой друг, что я человек. Человек не подлежит обработке.

— Человек, человек, человек… — забормотал робот.

Его толстые уродливые губы скривились не то в усмешке, не то в гримасе непонимания. Одна из ножек стола дрогнула и вдруг, нелепо изогнувшись, почесала голову. Если бы не трагизм положения, в котором находился Олег, этот забавный уродец вызвал бы у него улыбку. Маленькие ручки торопливо перебирали карточки на столе, словно отыскивали среди них ответ. Видимо, не найдя его, робот наконец спросил:

— Что такое «человек»?

— Человек — эту существо, обладающее свободой воли и разума. Ты знаешь, кто тебя создал?

— Конечно. Великий Эсхин. Высшее счастье состоит в выполнении воли Эсхина. Тебя надо исправить, дорогой «человек». Тебя надо отправить на переделку, чтобы ты мог постигнуть высшую истину и познать наконец, в чем состоит счастье любого живого существа.

— В чем же оно?

— В выполнении божественной воли Эсхина, только его предначертания…

Олег перестал слушать. У него не было времени вникать в смысл этой бредовой проповеди. «Похоже, с ним не договоришься. У него сняты все ограничители, бредовая программа, заложенная в его блоки, требует беспрекословного подчинения, нашел с кем спорить о высоких материях, к нему нужен ключ простой и безотказный, как правила, вбитые в него этой чертовой программой… Интересно, есть ли у них тут охрана? Или этот ходячий буфет сам управляется со своими жертвами? Что-то наверняка должно быть, хотя бы оружие, к тому же он настороже, и стоит применить силу… Да и как ее применишь, если неизвестно расположение его нервных центров… Есть, наверно, выключатель программы. Может быть, словесный, какое-нибудь кодовое слово, но его надо знать. Фролов умел разговаривать с этими тварями». Биороботов Олег всегда недолюбливал.

— Эсхин — человек? — почти выкрикнул он в широкое лицо робота свой вопрос, следуя внезапно родившемуся в его сознании плану.

— Эсхин — это Эсхин.

— Эсхин — человек. Я тоже человек. Мы с твоим господином одного племени. Ты можешь послать в обработку Эсхина?

Он заметил, как мелко затряслись ножки и унылое лицо покрыла предательская бледность.

— Что ты говоришь, человек! Эсхин велик! Только почтение…

— Да погоди ты со своим почтением! Представь себе, что я и он одного племени, что с тобой будет, если ты сейчас ошибешься, как у вас поступают с роботами, нарушившими основные правила программы?

— У меня нет данных, что Эсхин — человек! Нигде нет таких данных! — в отчаянии воскликнул робот.

— Может быть, у тебя есть данные, что Эсхин не человек? — задал свой самый коварный вопрос Олег, надеясь, что этот орешек из логики древних окажется не по зубам роботу. У него были все основания продолжать эту дурацкую беседу хотя бы для того, чтобы выиграть время. С каждой секундой он чувствовал, как его тренированный организм справляется с отравой, введенной в его кровь. Все четче становилась мысль. Стальной обруч боли, стискивавший виски, слабел. Медленно, осторожно он напряг мускулы, глубоко вдохнул и задержал воздух. Пожалуй, можно попробовать… В помещение вели две двери, через одну он вошел и не хотел возвращаться обратно, там слишком сильная охрана, оставался один путь — вперед.

Четыре шага, отделявшие его от двери, он проделал в одно мгновение, распахнул ее и исчез, прежде чем робот сообразил, что, собственно, произошло. Отчаянный вопль робота долетел сквозь захлопнувшуюся дверь:

— Эсхин — человек! Эсхин может быть человеком, потому что нет данных, опровергающих это! Теперь я знаю: великий Эсхин — человек!

— Ну все, этого ему хватит надолго, — пробормотал Олег, стремительно продвигаясь вдоль длинного, ярко освещенного коридора. Сюда, видимо, поступал обработанный и прошедший контроль «материал». Охранять этих несчастных уже не было надобности. Впервые за весь сегодняшний день он почувствовал, как удушливая волна гнева перехватила дыхание, и понял, что окончательно пришел в норму.

— Ну я вам покажу «великого Эсхина»!

Коридор тянулся метров на пятьдесят. Первым делом надо было сбить с толку погоню и раздобыть какое-нибудь оружие. Еще одна дверь… Хорошо, что нет запоров — запоры им здесь не нужны, те, кто идет этим путем, вряд ли справятся с запорами.

Огромный, вытянутый в длину зал. Четыре узких прохода, перегороженных невысокими, не доходящими до потолка стенами. Между этими стенами узкие длинные ячейки. В них неподвижные, похожие на мумии фигуры. Роботы? Скафандры? Вдруг он понял, что это такое… Где-то здесь, среди этих безвольных, усыпленных кукол должен был быть Ларт… Он задержался, вглядываясь в одинаковые, похожие друг на друга лица… Зал слишком велик, на поиски уйдет много времени, и ничем он не сможет ему помочь, даже если найдет… Надо добраться до тех, кто управляет этим паноптикумом, до тех, кто позволил себе превращать живых людей в механических кукол… Ларт поймет… На его месте он сделал бы то же самое. Вот, значит, куда деваются вошедшие в возраст, набравшиеся опыта охотники племени…

Он услышал за дверью грохот тяжелых ботинок. Погоня уже совсем близка. Судя по звуку, там закованные в тяжелые скафандры роботы внешней охраны. Ему показалось, что по коридору несется стадо слонов, и он понял, что не успеет перебежать зал, не успеет достичь противоположной двери — охранные роботы наверняка вооружены. Достаточно одного выстрела, они не промахнутся… Надо что-то немедленно придумать, у него оставалось две-три секунды. И вдруг, взглянув на серые лохмотья, заменившие его одежду, он понял, что нужно делать… Пустая ячейка нашлась почти сразу, вполне возможно, что она предназначалась именно для него…

Втиснуться в каменный четырехугольник, замереть, заставить тело окостенеть — все это было не так уж сложно. Гораздо труднее оказалось ждать. Все внутри его клокотало от гнева. Его, звездолетчика, землянина, побывавшего в десятках труднейших экспедиций, хотели превратить в механическую куклу, лишить памяти, воли. «Вы у меня еще узнаете, что такое человек». Шаги все ближе, сквозь прищуренные веки он видит, как разделилась охрана. Их четверо и четыре прохода. «Значит, здесь пройдет лишь один…» Он с трудом сдержал искушение броситься на бронированную глыбу робота с голыми руками. Но лишь задержал дыхание. Слился со стеной, стал неотличим от сотен серых неподвижных фигур, втиснутых в каменные ячейки. Робот промчался мимо. Грохнула дверь, послышался удаляющийся топот. Охрана миновала зал, но все ли они ушли? Или оставили засаду? Не надо недооценивать противника. Не так уж глупы эти охранные роботы. Он имел возможность познакомиться с ними, когда корабль пристал к берегу. Первая схватка закончилась его полным поражением. Оглушенного и беспомощного, его приволокли на операционный стол, сделали инъекцию — больше он им этого не позволит.

Осторожно и плавно, стараясь не издать ни единого лишнего звука, он выглянул из своей ниши. «Так и есть. Один робот остался у двери». Он даже не очень скрывался. Уставился в проход своей безликой тупорылой мордой. Щитки на шлеме скафандра тускло поблескивали. Электронный разрядник он держал стволом вниз — но Олег уже знал, какова реакция этих механизмов, и не сомневался, что стоит ему обнаружить себя, как его уложат на месте… Мощность выстрела таких разрядников регулировалась, он почти не сомневался, что его не станут убивать, но от этого не легче… Что же делать? Через дверь не прорваться. Возвращаться назад? Бессмысленно, там этот стол, и вряд ли он теперь один… Может быть, подождать? Не вечно же там будет стоять пост… Вряд ли у роботов меньше терпения, чем у него, в конце концов он выдаст свое присутствие. Если ушедшая в глубь помещений погоня не увенчается успехом, пост здесь они скорее всего не снимут… Горячка первых минут прошла, и теперь он чувствовал озноб и усталость. Все-таки уколы не прошли для него даром, и неизвестно, надолго ли хватит сил. Нужно немедленно что-то предпринять… Еще раз внимательно, не упуская ни малейшей детали, Олег осмотрелся. Он мог видеть только часть потолка, пол и противоположную кабину прямо перед собой, в которой стояла неподвижная окостеневшая фигура. «Как-то они их включают, наверное, как-то передают им команды, должна быть хотя бы линия связи…» Он обернулся и увидел у себя за спиной медные шины контактов. «Так и есть — вот она, линия…» Он почувствовал, как похолодела спина от мысли, что мог бы сейчас стоять здесь неподвижно, ко всему безучастный, а эти контакты прикасались бы к его обнаженной коже… Неожиданно послышался щелчок, и между шинами проскочила синяя искорка разряда. Фигура стоящего напротив него человека-робота дернулась, вытянулась и медленно поползла вверх. Очевидно, полы в каждой ячейке одновременно были плитами подъемника, медленно поднимавшегося теперь к потолку, где уже открылись квадратные люки.

Вот он, выход! Но его собственная кабина оставалась неподвижной. Медленно и бесшумно справа и слева от него оживали ячейки, унося свое содержимое в какой-то верхний ярус. «Тревога, тревога по всему острову — им понадобилось подкрепление, и это хранилище роботов получило команду оживить свое содержимое, вот откуда этот разряд, и вот почему осталась неподвижной моя собственная кабина! Ее контакты оказались не замкнуты человеческим телом…» Можно было поискать какой-нибудь металлический обломок и замкнуть контакты, но Олег не хотел рисковать. Сопротивление между зажимами должно быть вполне определенным, и он хорошо понимал, каким именно… В конце концов это не так уж страшно — разряд пройдет лишь через руку, не задев жизненно важных органов. У него не было времени раздумывать. Кабины справа и слева почти достигли потолка, позже его собственный подъемник вообще может не сработать. Стиснув зубы, он схватился левой рукой за обнаженные шины контактов.

Удар был резкий, но несильный — все же рука онемела на некоторое время, но теперь это не имело значения, потому что его кабина быстро поползла вверх, догоняя остальные.

9

Вода была теплой. Высокие плоские валы то и дело подбрасывали Ротанова на несколько метров вверх, и тогда он видел прямо перед собой мрачную тучу, лежащую на поверхности моря. Ветвистые разряды молний летели из нее во все стороны. Ему нужен был какой-нибудь ориентир, а так как ничего другого не было, он старался держать направление на эту тучу. Впрочем, они почти не двигались. Одной рукой он поддерживал ослабевшую девушку, другая уже плохо слушалась от усталости. Все же туча постепенно становилась больше и ближе. То ли ветер гнал ее к ним, то ли течение несло их вперед, навстречу грозе. Только сейчас Ротанов заметил странную особенность: очертания тучи со временем не менялись. Приблизившись вплотную, он прокричал, что это может быть остров. Она согласно кивнула.

— Не понимаю, откуда тогда эти молнии?

— Это не молнии. Это электрические орудия острова Рин.

Ему показалось, что он ослышался. Слишком уж неправдоподобным выглядел фейерверк яростных разрядов, направленных против бушующего пустого моря.

Теперь он уже не сомневался — перед ними земля, и течение несло их прямо в зону разрядов. Кипящая от непрерывных ударов молний полоса воды была уже совсем близко. Девушка что-то крикнула ему, но из-за сплошного рева ничего не было слышно… Неожиданно наступила странная, неправдоподобная тишина. Плеск волн и свист ветра после раскатов грома казались шепотом.

— Интервал полчаса. Сейчас, пока они накапливают энергию, надо успеть проскочить зону защиты, может быть, нам повезет…

Она старалась помочь ему как могла, но сил у обоих осталось немного. Все же Ротанову показалось, что они двинулись вперед быстрее. Через некоторое время он заметил, что темнота перед ними уплотнилась, превратилась в сгусток, в верхней части которого угадывались неясные очертания горных вершин. Неожиданно вновь сверкнула молния. Широкий плоский разряд осветил небо и ударил в море позади них. Вода забурлила. Несмотря на то, что место удара отделяло не меньше ста метров, Ротанов почувствовал, как по ногам прошел слабый электрический разряд. В трепетном свете молнии ясно виднелись очертания берега. Они находились уже в мертвой зоне и через полчаса стояли на берегу. Бухточку, в которой они очутились, отделяли от берега отвесные скалы. Недалеко от линии прибоя нашелся защищенный от ветра небольшой грот, выбитый в скалах морскими валами. Здесь было тепло и тихо.

Вода попала за воротник защитного костюма, и Ротанов чувствовал себя так, словно все его тело обложили солеными компрессами.

— Извини. Я должен раздеться и вылить воду.

Она усмехнулась.

— Ничего. Ты же теперь мой муж. Можешь не стесняться.

Он стянул с себя защитный комбинезон. Убедившись, что она все же отвернулась, снял и выжал белье.

Темный рубиновый огонек тлел у него на груди. Камень из диадемы рэнитки стал его постоянным спутником. В трудные минуты его странный живой свет, принесенный неведомо из каких миров, согревал его. Вот и сейчас он снял с шеи цепочку и положил на ладонь трепетную алую искорку и, уже одевшись, заметил, что девушка не отрывает взгляд от его руки. Ее лицо исказило волнение, а губы шептали срывающиеся сбивчивые слова: «Этого не может быть… Не может!» Она едва владела собой.

— Откуда это у тебя, Ротанов? — Она указала на камень дрогнувшей рукой.

— Подарок. Я тебе говорил, что наши колесницы летают на далекие звезды, на одной из них прекрасная принцесса подарила мне этот талисман.

— Перестань разговаривать со мной, как с дикаркой, и оставь свои шутки. Это слишком серьезно!

— Ну а если серьезно, так в одной из дальних экспедиций я встретился с рэнитами. Так себя называли пришельцы из далекого прошлого, победившие, казалось, само время и жестоко наказанные этим самым временем за свое чрезмерное самомнение. — Он осторожно погладил широкие светлые грани и улыбнулся, вспомнив лицо рэнитки, в диадеме которой некогда сверкал этот камень. — Ее звали Вельда. Это ее подарок. Все, что осталось от рэнитов, кроме развалин на далеких планетах и еще, пожалуй, памяти…

— Ты хочешь знать, что это такое?

— Я же тебе сказал — талисман. Талисман на счастье.

— Это не талисман, Ротанов. Это ключ от Хронара.

— Ключ от… — И вдруг он осознал то, что она сказала. — Ты знаешь, что такое Хронар?!

— Еще бы мне не знать! Я была его хранительницей целых… Впрочем, это не важно. Так, значит, ты знаком с моим народом?.. Как странно… Иногда мне кажется, что у времени есть своя душа и свой разум. Не зря многие народы строили ему храмы. Иногда в будущем угадываются ростки далекого прошлого. Кто мог подумать, что именно ты знаком с рэнитами? Что именно тебе сделают такой подарок?.. Расскажи мне подробнее о вашей экспедиции, — потребовала она. — Как это случилось? Когда?

И он рассказал ей о планете Реане, о своем броске сквозь время, о женщине, что называла его коротко и певуче Ролано…

— Перед тем как лететь сюда, на Энну, я побывал на Реане еще раз и не нашел там никого. А в комнате, где я жил когда-то, на столе лежал камень. Вот, пожалуй, и все. Теперь твоя очередь рассказать все, что ты знаешь о Хронаре.

— Это долгая история, Ротанов. Долгая и печальная.

— Однажды мне пришлось выслушать долгую и печальную историю, связанную с Хронаром. Наверное, в глубинной структуре времени скрыты вещи, на изменение которых человек не имеет права.

Она молчала, словно обдумывала услышанное, а может быть, собиралась с духом, и Ротанов не торопил ее.

— Кажется, я знаю, о какой экспедиции ты рассказывал. Наша была значительно позже. В каждой экспедиции, чтобы избежать случайностей, необдуманных поступков, злоупотреблений, наконец, всегда назначалась хранительница Хронара. Как правило, это была женщина. Может быть, потому, что женщины острее чувствуют ответственность за все живое, а использование Хронара всегда сопряжено с опасностью для различных форм жизни. Без согласия хранительницы нельзя воспользоваться Хронаром. Он мог быть включен только таким вот ключом и только в присутствии той, чьи биотоки отпечатаны в структуре этого кристалла. Я уничтожила свой кристалл. Не было другого выхода. — Она надолго замолчала. И он тоже молчал, понимая, что бывают минуты, когда неосторожный вопрос может причинить человеку сильную боль.

Волны с шумом разбивались о камни одна за другой. Казалось, в самом ритме их скрыто все то же время, все тот же огромный маятник, отмеряющий прошлое и будущее, ошибки и заблуждения, дороги и тропинки, несмотря ни на что, ведущий вперед, в будущее…

Наконец она продолжила свой рассказ:

— На каждом корабле рэнитов был свой Хронар. Наши корабли летали со скоростью, близкой к скорости света, и время многократно замедлялось во время полета. К далеким мирам мы прилетали в их будущее, на нашей родной планете проходили сотни, тысячи лет, и вот тогда на специально выбранной планете включался Хронар.

— Чтобы уничтожить этот мир в настоящем, отбросить его в далекое прошлое!

— Значит, ты знаешь и это… Мы выбирали безжизненную планету.

— Так не бывает, не бывает полностью безжизненных планет! Вы не могли знать, какие формы жизни зародились бы на них в последующие тысячелетия!

— Да, ты прав. Но в данном случае мы выбрали планету, которой в недалеком будущем грозила гибель. Наши ученые рассчитали, что Эпсилону грозит гравитационная смерть, вместе со звездой должна была погибнуть и Энна. Я дала согласие на включение Хронара… Тогда мы еще не знали, что области «черных дыр» соприкасаются с иной Вселенной. И что время в таких районах относительно, иногда условно…

— Что значит «условно»?

— Сейчас ты поймешь… Экспедиция еще не выполнила своей основной задачи… Наши ученые, да и не только они — весь народ рэнитов не мог оставаться безучастным к тому, в чьи руки попадет наследство рэнитской цивилизации. Ученые знали, что развитие любого народа имеет конец и начало. Рэниты уже клонились к закату, а на одной из планет в окраинном рукаве Галактики разведчики, улетавшие в далекое будущее, обнаружили ростки новой жизни, обещавшие дать в будущем обильные и разумные всходы. Время нашей экспедиции было рассчитано так, чтобы можно было убедиться в том, справедливы ли надежды. Но это не главное. В том, что жизнь на этой планете развивалась так, как мы рассчитывали, мы убедились сразу же, перед нами стояла еще одна задача, гораздо более важная. Мы хотели помочь молодой цивилизации в ее развитии… Хотели ускорить и облегчить ей путь вперед, постараться выпрямить зигзаги истории. Вывести эту расу на ровную и верную дорогу. Здесь очень велика вероятность ошибки, никакие расчеты не могли бы дать правильного ответа. Нужен был социальный эксперимент.

Ротанову показалось, что он ослышался.

— Социальный эксперимент? Как это понимать?

— Брались несколько особей разных племен, помещались в изолированные тепличные условия, и на них проверялись воздействия различных факторов, как положительных, так и отрицательных.

— Это людей вы называли «особями»? На них проверяли воздействие отрицательных факторов?

— Не спеши, Ротанов, не все так просто. Мы еще только подходим к понятию «мнимое время». Представь теперь, что такой эксперимент проводится на планете, которая затем, после получения всех ответов, отбрасывается назад, в прошлое. Как, по-твоему, что произойдет с участниками эксперимента?

— Ну, те, что были подопытными кроликами, вероятно, попросту будут уничтожены.

— Нет, Ротанов, они вернутся в свое начальное состояние, поскольку к прошлому этой планеты они отношения не имеют, все время, проведенное здесь, будет для них мнимым, иными словами, как бы не существовавшим.

— А горе, а боль утрат, а потеря близких, наконец, просто обыкновенные физические страдания, они что, тоже были мнимыми?

— Конечно. Ведь даже память об этом не остается в сознании тех, кто участвовал в эксперименте.

— А в тот момент, когда вы проводили этот свой «эксперимент», они что, ничего не чувствовали, были куклами, роботами?!

— Ни одной секунды времени не должно было исчезнуть в их настоящей жизни на родной планете. Как только включался Хронар, они возвращались в то самое мгновение, из которого были изъяты. И не было для них никакого эксперимента, не было, понимаешь?!

— Зачем же ты кричишь?

— Извини. У тебя какой-то странный взгляд на вещи. Как будто средства важнее цели. Мы хотели создать счастливую жизнь целого мира, для всех народов, его населявших.

— Где-то я уже слышал нечто подобное несколько в другой формулировке: «Цель оправдывает средства». Правда, потом оказалось, что счастливое общество невозможно построить грязными руками. И кто вообще дал вам право вмешиваться в развитие чужой цивилизации? Тоже мне «боги», носители «лучшей доли». Следили бы лучше за своей собственной планетой! Знаешь ты хоть, во что превратилась в конце концов ваша собственная Гидра?

— Что такое Гидра?

— Так люди назвали вашу Лаолу. Чудовищные, искаженные остатки вашей научной деятельности дошли до нашего времени.

— Не наша в том вина… Мы искали бессмертия, победы над временем. Придет пора, и ваша собственная цивилизация займется этими же проблемами. Ты судишь нас слишком строго.

— Возможно, ты и права. Слишком много развалин остается после неудавшихся экспериментов, слишком много они приносят с собой людям самого обыкновенного горя.

— Успокойся, Ротанов. Из нашего эксперимента ничего не вышло. Во всяком случае, не вышло ничего хорошего.

— Вот как? Интересно, что ты называешь «плохим», если все остальное было «хорошим»?