— Хороший вопрос. Садись, не мельтеши у меня перед глазами, и давай все обсудим.

Он кивнул охранникам, дверь закрыли, и мы остались наедине.

Некоторое время мы молча изучали друг друга, словно бойцы на ринге перед решающей схваткой.

Я задолго до бунта понял, что Сварисов привык командовать остальными. Есть люди, от которых исходит эманация скрытой силы, независимо от того, какое положение они занимают в настоящий момент, — Сварисов был одним из таких людей.

— Хочешь курить? Или сказать, чтобы принесли тоник?

Начало было многообещающим, но мне не хотелось пить, курить же я бросил еще год назад и не собирался начинать вновь. Кроме того, мне не понравился развязный и излишне фамильярный тон техника. Я решил сразу же все расставить на свои места.

— Вы ведь не тоником пришли меня угостить? Так что давайте выкладывайте, что вам от меня нужно.

Однако Сварисов не торопился начинать разговор. Он окинул меня оценивающим взглядом, достал сигареты с примесью крэга и, устроившись на койке поудобней, выпустил целое облако вонючего дыма, которое, впрочем, сразу же завилось спиралью и унеслось к решетке воздухозаборника, свидетельствуя о том, что хотя бы системы очистки на корабле работали нормально.

— Ну, скажем, мне нужен помощник, старший офицер корабля, — наконец процедил Сварисов, продолжая внимательно рассматривать меня, словно я был вещью, выставленной на продажу.

— Вам? А что, Зунидинов подал в отставку? — Я спросил это со злой иронией, но оказалось, что попал в самую точку.

— Он слишком злоупотреблял крэгом. Так что сейчас вы говорите с новым капитаном корабля.

Я усмехнулся и, по-прежнему не скрывая иронии, произнес:

— Поздравляю. Но прежде чем я приму какое-то решение, я должен знать, как обстоят дела. Не забывайте, что несколько дней меня держали здесь в полной изоляции.

— Это было сделано в целях твоей безопасности. После того как штурмана серьезно ранили, ты стал представлять собой слишком большую ценность.

Итак, кое-что мне удалось выяснить. Каринин остался жив, и это было очень важно. Кроме

капитана, только я один понимал, что без штурмана корабль не вывести из этой зоны космоса.

— Так что все-таки произошло? Вы захватили корабль силой. Это мне ясно и так, но сколько человек остались в живых?

— Да все пока еще живы, если не считать тех, кого поджарил наш штурман.

Похоже, он говорил правду. Корабль, в сущности, представлял собой огромную металлическую бочку, все звуки здесь резонировали и передавались по переборкам, так что, если бы началась стрельба, я бы ее услышал. За те два дня, пока продолжалась наша с Карининым экспедиция, даже ремонтные работы не прекращали. Захватить огромный корабль в том случае, если бы даже часть его команды оказала сопротивление, за два дня невозможно. Так что же здесь; черт возьми, произошло? Это следовало выяснить, прежде чем решить, как вести себя дальше.

— Предположим, я поверю, что Зунидинов, накурившись крэга, в порыве раскаяния передал вам управление кораблем, и вся команда молча с этим согласилась. Вы бы в это поверили? — неожиданно спросил я. И тут же пояснил: — Я не собираюсь участвовать в бунте, отягощенном убийствами.

Мое заявление явно не понравилось Сварисову. Презрительная усмешка исчезла с его лица, покрытого следами ожогов и шрамами от былых потасовок, сейчас он смотрел на меня так, как смотрят на пойманное насекомое, решая, пришпилить ли его булавкой или пока повременить.

— Ладно. Ты все равно узнаешь, как обстоят дела. Мы захватили нижние помещения. Все верхние палубы остались без воды, без пищи и без света. Их хватило на три дня. Потом они приняли все наши требования. Зунидинов всем порядком надоел, и теперь весь корабль принадлежит мне. Пока, как я уже говорил, обошлось без крови, а что будет дальше — во многом зависит от тебя.

— Зачем это вам? Что вы собираетесь делать с захваченным силой кораблем? Бороздить просторы космоса до встречи с первым патрулем, который, не вступая в переговоры, вас попросту расстреляет? Ведь о том, что на корабле произошел бунт, на Земле узнают после первой же контрольной передачи.

— А ты когда-нибудь стоял горячие вахты? Там, где работают такие, как ты, всегда тепло и чисто, у вас хорошая зарплата, у вас есть будущее. Мне и моим друзьям терять нечего, наша жизнь слишком коротка, чтобы ею дорожить.

— И все же, что вы собираетесь делать, когда корабль вернется в федеральную зону? Сдадитесь властям или будете ждать патрулей? Наш корабль уже наверняка объявлен пропавшим без вести. Такие корабли очень редко возвращаются, и если это происходит, они привлекают к себе внимание всех карантинных служб. Как только они поймут, что произошло…

— Можешь не продолжать. Я не собираюсь сдаваться федералам. Наша задача намного проще. На окраине освоенной зоны есть небольшие колонии, в которых можно исчезнуть, есть порты, в которых можно продать корабль. Единственное, чего мы хотим, — это возможность самим распоряжаться своими жизнями и не гнить в реакторном отсеке. Нам нужна свобода — ничего больше. И ты поможешь нам ее добиться. По служебному списку ты занимаешь второе, после Зунидинова, место. Если с капитаном во время рейса что-нибудь случается, командование переходит к его помощнику. Так что, если мы встретим патруль, формально им не к чему будет придраться. На какое-то время мы даже сумеем изобразить образцово-показательную команду.

— Иначе говоря, вы предлагаете мне должность марионеточного капитана на корабле, который будет, на самом деле, принадлежать вам?

— Ну и что в этом плохого? Если мы договоримся, у тебя появится хорошая жратва и относительная свобода. Конечно, за тобой будут приглядывать, но если ты выполнишь свою задачу, проведешь корабль через патрульную зону и посадишь его на той планете, которую я тебе укажу, ты сможешь после этого отправиться на все четыре стороны. Я даже обещаю выплатить тебе небольшую сумму за твои услуги, если продажа корабля пройдет успешно. И самое главное, ты сохранишь свою драгоценную жизнь.

Похоже, Сварисов все продумал, но в его плане я неожиданно увидел для себя крохотную лазейку, которой тут же решил воспользоваться.

— Мне нужна полная свобода. По крайней мере, пока мы не стартовали. Бежать на этой планете некуда. В том, чтобы улететь отсюда, я заинтересован не меньше вашего. Потом, когда мы выйдем в открытый космос, вы можете делать все, что угодно. Но до старта всем здесь буду руководить я, и я сам буду решать, что делать дальше. Иначе мы никогда не закончим ремонт. Космоплавание — тяжелая работа, и отсутствие дисциплины погубило уже не один корабль. Одним словом, с вашим капитанством придется повременить до старта. Только на этих условиях я соглашусь участвовать в вашей авантюре.

Сварисов прищурился и долго молча разглядывал меня, видимо, не решив еще, что ответить на это, не понравившееся ему, предложение.

Он что-то заподозрил. Я буквально видел, как в его голове ворочаются мысли о том, для чего мне это понадобилось. И было совершенно ясно, что ни о скандии, ни о существовании на этой планете разума он ничего не знает.

Наконец, докурив сигарету, он поднялся и пошел к двери, не сказав ни слова. Я решил было уже, что полностью проиграл этот психологический поединок, но у самой двери Сварисов неожиданно обернулся.

— Хорошо, я принимаю ваше условие. Но, разумеется, за вами будут приглядывать. До старта, капитан.

Он удалился вместе с охраной, оставив дверь распахнутой настежь.

Получив свободу и перебравшись в свою каюту, я первым делом отправился в душевую. Впервые за все время полета я мог себе позволить не экономить воду.

Я и раньше подозревал, что Зунидинов пользуется всеми теми маленькими благами, которые дает человеку власть, а теперь, до отказа отвернув кран, понял, что так оно и было. Лимит на воду существовал для всех, кроме капитана. Интересно, что они сделали со стариком? Это мне предстояло выяснить. Мне еще много предстояло выяснить, прежде чем я смогу выработать правильную линию поведения. Но самого главного я все же добился — свободы, пусть и относительной, хотя бы до старта.

Вторым моим делом было посещение лазарета. И двигали мной отнюдь не дружеские чувства по отношению к Каринину. Я даже удивился собственному цинизму, которого раньше за собой не замечал. Что-то со мной произошло в той часовне, некая, не совсем еще понятная переоценка ценностей.

От Каринина зависело слишком многое. Чтобы сориентироваться в этом, малоизученном районе космоса, мне нужен был штурман. И я вел себя в соответствии с обстоятельствами.

Охрана, которая еще не успела освоиться с моим новым положением, пропустила меня не сразу, а лишь после того, как Сварисов подтвердил, что мне разрешена полная свобода перемещения по всему кораблю.

Ожидание у двери, перед людьми Сварисова, совсем недавно беспрекословно мне подчинявшимися, показалось унизительным, но я ничем не выдал своих чувств. И когда разрешение было в конце концов получено, я прошел мимо них, не удостоив охранников даже взглядом.

В лазарете всегда было мало людей, а сейчас, в приглушенном синеватом свете медицинских ламп, лицо единственного пациента выглядело потусторонне, а сам лазарет напоминал склеп. Я поежился от этих мыслей и порадовался тому, что здесь лежит Каринин, а не я сам. Я вполне мог оказаться на месте штурмана. Удача была на моей стороне, только и всего, — но эта мысль мне показалась не очень убедительной.

Каринин находился в глубоком анабиозе. При серьезных травмах человека всегда погружают в глубокий сон, и он не просыпается, пока не закончится основной курс лечения. Так что побеседовать со штурманом вряд ли удастся в ближайшее время. С его роботом, набитым скандием, мне придется разбираться самому. Сделать это необходимо как можно скорее, пока кто-нибудь случайно не наткнулся на драгоценный груз.

Я лишь на секунду представил, что произойдет, если скандий обнаружат. Проблем у меня хватало выше головы и без повторного бунта, в котором будет уже участвовать вся команда, разделенная сейчас на два лагеря.

Я оказался как раз между этими лагерями. Те, кто до последнего момента оставались верны своему долгу и мечтали лишь о том, чтобы вернуться домой, будут относиться ко мне, как к изменнику. Ну, а для людей Сварисова я всегда останусь чужаком, от которого они избавятся при первом удобном случае. Понимая все это, я продолжал следовать своему собственному выбору, о котором не обмолвился пока что ни с одним человеком.

Работы по завершению ремонта и демонтажу оборудования шли крайне медленно. Иначе и быть не могло. Несмотря на все мои усилия, дисциплина упала, механизмы все время ломались, а запасные части куда-то таинственно исчезали. Почти каждый старался свалить свою часть работы на другого.

Положение ухудшалось с каждым днем. Нам пришлось уменьшить ежедневный рацион и ограничить потребление питьевой воды.

Каждое мое распоряжение выполнялось с большой затяжкой, и до тех пор, пока его лично не подтверждал Сварисов, никто и пальцем не думал пошевелить.

Несмотря на обещание, данное Сварисовым, я оказался марионеткой в руках этого человека еще до старта и терпел все это ради единственной цели. Я решил еще раз покинуть корабль и попытаться возобновить контакт с чужим разумом. Желание было слишком сильным для простого любопытства, но, понимая это, я все равно не мог остановиться.

Однако, прежде чем приступить к осуществлению возникшего у меня плана, следовало избавиться от скандия. Если этого не сделать, если металл найдут, за мной начнется настоящая охота. Только штурман и я могли знать, откуда взялся драгоценный металл… Даже если я покажу всем путь к месторождению, это меня не спасет. Мне здорово повезло, что во время нападения на нас бунтовщикам было не до робота, никому и в голову не пришло его проверять, но такое положение не могло продолжаться бесконечно. Робот в любую минуту мог понадобиться на строительной площадке, мне и так пришлось уже пару раз запретить его использование, сославшись на то, что ходовые механизмы этого аппарата нуждаются в ремонте.

Подходящий случай представился лишь в конце недели, когда ремонт корабля был полностью завершен, и команда решила устроить по этому поводу хороший сабантуй.

Сославшись на усталость, я легко отделался от двух соглядатаев, приставленных ко мне Сварисовым, больше всего эти два оболтуса боялись упустить свою порцию спиртного, раздаваемого в этот день всей команде.

Пробраться через весь корабль в нижние грузовые отсеки и остаться при этом незамеченным — дело далеко не простое.

Команда привыкла работать по сменам, и когда для одних начиналась ночь, другие еще только просыпались. Даже сейчас, когда все вахты, за исключением наружного демонтажа, были отменены, люди не могли сразу перестроиться на новый режим.

Я выбрал переходный между сменами час, но все равно корабль не спал. В каютах раздавались голоса. Где-то крутили кристаллофон. Кто-то, насосавшись крэга, орал непристойные песни. Снаружи доносился характерный свист плазменного резака, там все еще продолжался демонтаж ремонтных агрегатов, и вспомогательный робот мог кому-нибудь понадобиться в любую минуту.

Ангар для корабельных механизмов находился на самом нижнем уровне. Чтобы случайно не выдать себя, я не стал пользоваться лифтом — все кабины были оборудованы видеокамерами, и дежурный оператор в рубке вполне мог заинтересоваться тем, кого это понесло в неурочный час на нижние палубы. Металлические лестницы, приспособленные для аварийных ситуаций в невесомости, оказались слишком узкими для нормальной ходьбы в условиях повышенной тяжести. Вот когда я в полной мере почувствовал, что такое гравитация этой планеты.

Даже во время подъема на стену кратера я не испытывал такого напряжения. Руки в силиконовых перчатках то и дело срывались с перил, ноги, налитые свинцовой тяжестью, мне приходилось переставлять со ступеньки на ступеньку чуть ли не по частям, и после каждого пролета я вынужден был останавливаться и отдыхать. Сердце колотилось, как бешеное, а ведь мне еще предстоял обратный путь наверх, гораздо более трудный. Времени на все предприятие уйдет намного больше того, на что я рассчитывал. Охрана может вернуться, обнаружить мое отсутствие в каюте и поднять тревогу.

Но проблему с роботом необходимо было решить, несмотря на риск. Я не знал, куда спрятать скандий, но не сомневался, что в огромном ангаре, забитом различными механизмами, найдется подходящее место.

Если бы Каринин не был ранен, он бы ни за что не оставил свое богатство в таком ненадежном месте, как грузовой контейнер транспортного робота. Теперь проблему, которую создал штурман, приходилось решать мне.

Наконец бесконечный спуск кончился, и я очутился перед двухметровыми воротами ангара. К счастью, открывать их не было никакой необходимости. Для обслуживающего персонала здесь была другая дверь, запертая на электронный замок. Еще с того времени, когда я был помощником капитана, у меня сохранилась универсальная магнитная карта, способная открыть любой замок на «Алькаре». Я надеялся, что новые хозяева корабля не удосужились сменить коды замков, — и не ошибся.

Робот номер 12 «зет» стоял в отведенной ему ячейке. Приблизившись к нему, я осторожно, чтобы не ободраться о выступающие части механизма, протиснулся в узкую щель между стенкой ниши и грузовым контейнером робота, расположенным в его задней ходовой части. Включить механизм и развернуть его в более удобную позицию у меня не было никакой возможности. Шум от работающего в ангаре двигателя моментально заставил бы дежурного оператора поднять тревогу.

Наконец я добрался до заветной крышки, повернул защелку и приоткрыл грузовой отсек. Я еще успел подумать о том, что сначала следовало бы найти укромное место, где можно будет спрятать металл, но вдруг понял, что в этом нет никакой необходимости.

Отсек был пуст. Девственно пуст. Не веря себе, чувствуя, как покрываюсь холодным потом, я ощупал его пустое пространство еще раз, а затем зажег фонарь и осветил металлический ящик. Здесь не было ничего. Даже мелкие обломки породы кто-то тщательно вымел.