Чужая планета

— Летающих обезьян не бывает!

— Бывает, бывает. Скоро ты в этом убедишься.

— В таком случае лучше напасть на них сейчас, пока они не могут воспользоваться своим преимуществом!

Ария посмотрела на меня с одобрением.

— Это хорошая идея. Только помни — летунги опытные воины, а твое умение обращаться с мечами оставляет желать лучшего. Если нам удастся дожить до утра, я дам тебе пару уроков фехтования, а пока держись за моей спиной.

Лучше бы она этого не говорила. Не в моих правилах прятаться за спиной женщины. Тем более женщины, не раз уже выручавшей меня, и то, что она больше походила на птицу, чем на человека, ничего в этом не меняло.

Я ринулся сквозь заросли на свет костра, ломая кусты и изрыгая проклятия, вместо того чтобы подобраться к нашим противникам незаметно.

Возможно, именно этого и добивалась Ария. Воспользовавшись тем, что все внимание наших противников было поглощено моим приближением, она неожиданно оказалась у них в тылу. Впрочем, мне уже было не до нее. До ближайшего противника оставалось чуть больше двух метров, и теперь я отчетливо увидел в свете костра, что это действительно обезьяна. Макушкой она доставала мне до пояса, но в обеих, непропорционально длинных руках, задевавших за землю, она сжимала двуручный меч и уже повернулась в мою сторону.

Во время атаки поле зрения сужается, перед собой видишь лишь ближайшего противника, и требуется большой опыт, чтобы замечать в момент схватки все, что происходит вокруг. Я этим опытом не обладал и целиком сосредоточился на ближайшем противнике, совершенно выпустив из виду остальных.

Обезьяна, неожиданно для меня, подпрыгнула вверх метра на два, и за спиной у нее захлопали два темных, перепончатых крыла.

Видимо, по привычке она попыталась напасть на меня сверху, но ночью это было плохой идеей, потому что свет костра слепил ее, и она промахнулась. Зато я хорошо видел темный силуэт на светлом фоне неба, успел изменить позицию и выставить свой меч навстречу падавшему сверху противнику.

Сталь с хрустом распорола жесткую кожу, меня обдало струей вонючей жидкости, и напавший на меня летунг, уже неспособный к дальнейшему сопротивлению, откатился в сторону, трепеща крыльями, словно огромная раненая птица. Лишь теперь у меня появилось время, чтобы оценить обстановку и положение других противников.

Обстановка, прямо скажем, оставляла желать лучшего, поскольку одна из двух оставшихся у костра обезьян целилась в меня из арбалета, и целилась весьма старательно, держа длинное деревянное ложе обеими руками, словно на учении. Я видел, как заостренный кончик стального арбалетного болта ищет цель на моей незащищенной груди, и понимал, что уже ничего не успею сделать.

Тетива звонко щелкнула, но удара я почему-то не почувствовал, а арбалетчик неожиданно стал заваливаться в сторону, выронив свое оружие. Лишь сейчас я увидел стоявшую за его спиной Арию, с ее неизменными двумя мечами в руках, один из которых только что разрубил тетиву на арбалете моего противника. Ударом второго меча она свалила летунга на землю.

С третьим противником совместными усилиями мы покончили в несколько мгновений, и теперь я мог отдышаться и осмотреть место схватки, изо всех сил стараясь не глазеть на сверкающее наготой в свете костра тело моей спутницы.

— Кто такие эти летунги? Как им удается летать? Они слишком тяжелы для того, чтобы оторваться от земли. — Вообще-то меня сейчас интересовали вовсе не летунги, но я счел своим долгом поддерживать непринужденную беседу.

— У нас невысокая гравитация. Раньше их было больше, и эти существа являлись настоящим бедствием для всех племен, живущих на суше. Они нападали всегда неожиданно, сверху, и похищали женщин. Убивая всех остальных.

— Зачем им женщины?

— Это запутанная история, связанная с их биологией. После того как летунги проиграли схватку с Левраном, они дали клятву не нападать на людей. С тех пор их племя постепенно сокращается. Хотя каждый из них живет сотни лет, их осталось немного, и встретить их удается нечасто. Должны возникнуть какие-то особые обстоятельства, чтобы заставить их ввязаться в схватку. До сих пор не понимаю, почему они устроили на нас засаду.

— Может быть, они ждали здесь кого-то другого?

— Через этот лес, да еще ночью никто не рискнет пройти. Нет, они ждали именно нас. Видимо, твоя персона представляет особый интерес для тех, кто способен повелевать летунгами.

— А может быть, они ждали тебя? Соскучились за столько лет без дамского общества и решили изменить своей клятве ради такой женщины, как ты. В этом нет ничего удивительного.

— Я рада, что ты обо мне такого высокого мнения. И перестань стрелять глазами в мою сторону, — я сейчас оденусь.

— Так кто же этот наш таинственный недоброжелатель? Лорд Грегориан?

— У лорда не хватит золота, чтобы заставить летунгов рисковать своими драгоценными жизнями. Я думаю, за эту засаду ты должен благодарить Джину. Кстати, ты ее видел? Как твоя дейма выглядит? Она красива?

Это был чисто женский вопрос, не имеющий отношения к делу. Сейчас, когда Ария наконец оделась и я обрел способность трезво рассуждать, я вновь вспомнил Джину и скалу «Прощаний»…

— Она выглядит, как дейм. В ней нет ничего человеческого.

Я бросил затравленный взгляд на поляну со следами ночной схватки. Сегодня или завтра, не летунги, так другие слуги Джины расправятся со мной. Но я не собирался жить вечно. Рано или поздно смерть настигает каждого, надо помнить об этом и постараться прожить отведенное тебе судьбой время так, чтобы было о чем вспомнить в свой последний миг.

Я вновь внимательно посмотрел и на свою спутницу. Рассвет уже полностью вступил в права, и огромные желтые глаза Арии то и дело подергивались тонкой пленкой. В ее человеческом облике я все время замечал характерные птичьи черты, и, наверно, именно они мешали мне по-настоящему оценить красоту этой женщины. Правда, я совершенно об этом забывал, когда видел ее обнаженной… Но и без этого в любом обществе ее тонкий разлет бровей, точеная фигура и совершенные черты лица производили бы неотразимое впечатление, не будь так заметна ее непохожесть на других людей: эти странные птичьи глаза с удлиненными зрачками, волосы, напоминающие снежное облако… Заметив, что я внимательно ее разглядываю, Ария усмехнулась.

— Ну и как, ты уже пришел к определенному выводу?

— О чем ты?

— Думаешь, я неспособна заметить оценивающий мужской взгляд?

— Разумеется, способна. Я слышал, что фрейлины лорда Грегориана проходят специальный курс обольщения. Это так?

— В общем, да — хотя ко мне это не имеет отношения. У меня другие задачи. Лорд ценит мою способность замечать массу интересных деталей во время его дипломатических приемов и пиров.

— Для чего вообще ты оказалась во дворце? Ведь это, наверняка, не безопасно.

— Кто-то должен помогать дяде. Спейс связан со многими людьми. Монастырь лишь небольшая часть его интересов. Он мечтает избавить страну от правления тирана.

Мы оставили позади место ночной схватки и шли уже больше часа, когда я заметил, что Ария с трудом выбирает дорогу. Только теперь я наконец догадался предложить ей остановиться на дневной привал. Видимо, гордость мешала ей признаться в собственной слабости. Идеальное ночное зрение девушки при свете солнца оборачивалось своей обратной стороной, и она попросту слепла.

Мы выбрали для лагеря открытое место на вершине невысокого холма. Здесь росло одинокое дерево с толстыми перекрученными ветвями, создававшими неплохое укрытие для Арии. Я расположился внизу, среди выбивавшихся на поверхность корней, расстелил плащ в густой мягкой траве и попытался заснуть. Но, несмотря на заверение Арии в том, что она услышит приближение любого врага, тревога не оставляла меня. Слишком свежи еще были впечатления ночной схватки.

Я попал в мир, которым управляли непривычные для меня законы, — жизнь человека стоила здесь слишком мало, и выживал лишь тот, кто мог постоять за себя.

Время текло медленно, надоедливые насекомые мешали уснуть, и, в конце концов, я, оставив эти безнадежные попытки, встал и спустился с холма к ручью, протекавшему у его подножия. Нужно было смыть с себя дорожную пыль. Воспользовавшись тем, что моя спутница уснула, я собрался раздеться. В ее присутствии я бы не смог на это решиться, хотя сама Ария, похоже, считала наготу вполне естественным состоянием.

Вода в лучах утреннего солнца казалась расплавленной драгоценностью. Она сверкала, переливаясь на небольших перекатах всеми цветами радуги. Из глубины леса ветер приносил незнакомый пряный аромат каких-то цветов. Жестокий мир планеты выглядел в это солнечное утро умиротворенным и вполне безопасным. Если бы он на самом деле был таким, каким казался! Но за обманчивым блеском чувствовалась скрытая угроза. И именно это ощущение заставило меня внимательно осмотреться, прежде чем начать умывание. На противоположном склоне оврага, по которому протекал ручей, что-то белело сквозь ветви кустарников, и это «что-то», как мне показалось, отличалось подозрительно правильной формой. Какой-то невысокий купол проступал сквозь растительность. Предмет был совершенно неподвижен, и чувство любопытства, в конце концов, подавило во мне врожденную осторожность. Через пару минут я уже был рядом с ним.

***

Огромное яйцо, не менее двух метров в поперечнике, лежало на поляне. Его скорлупа отливала на солнце перламутровым блеском. А размеры буквально подавляли. Я лихорадочно осмотрелся, пытаясь отыскать следы того, кому мог принадлежать этот зародыш будущей жизни.

Но вокруг не было ни следов птичьих лап, ни поврежденной растительности… Не было и никаких признаков гнезда. Яйцо одиноко и сиротливо лежало на солнцепеке. Трудно было даже представить размеры существа, которое могло снести подобную громадину.

Я осторожно прикоснулся к скорлупе ладонью — она казалась теплой и живой, моя ладонь ощутила какой-то стук, легкое сотрясение внутри огромного купола. Нужно было убираться отсюда, пока хозяин этого чудовищного яйца не заинтересовался моей персоной.

Я вновь поспешно спустился к ручью и пошел вниз по его течению, к месту, где находился брод. Позади послышался легкий треск, но я лишь ускорил шаги, стараясь поскорей оказаться как можно дальше от своей опасной находки. Умываться я раздумал. За моей спиной все время слышалась какая-то возня. Когда мне показалось, что я уже достаточно отдалился от опасного места, густые кусты на склоне оврага, по дну которого я пробирался, раздвинулись, и морда, которая могла привидеться разве что в кошмарном сне, уставилась на меня.

Треугольная зеленая пластина, не меньше метра в поперечнике, прикрывала широкий лоб. Ниже ее, на коротких стебельках, поворачивались в разные стороны два весьма подвижных глаза. Зрачков не было, и оттого глаза казались слепыми. Лишь позже я рассмотрел их фасеточное строение и понял, что, скорее всего, они принадлежат какому-то огромному насекомому. Я замер, чувствуя себя совершенно беспомощным. Оружие и большая часть одежды остались под деревом, на ветвях которого безмятежно спала Ария.

Малейшее движение могло стать для меня последним. Меня отделяло от чудовищной зеленой морды не более пяти метров, и в зарослях угадывалось тело монстра, пока что невидимое. Однако по тому, как тряслись верхушки ближайших деревьев, я мог судить о его размерах и мощи.

В мозгу лихорадочно проносились все сведения, которые я знал о насекомых. Их фасеточные глаза способны замечать лишь движущиеся предметы. До тех пор, пока я стою неподвижно, — я для него невидим. Но долго ли я смогу сохранять нелепую позу, в которой застыл в тот момент, когда увидел морду? Ноги уже затекли, и холодный пот слепил глаза.

Мой противник тоже стоял неподвижно, вращались только глаза, однако он находился в гораздо более выгодном положении. Скорее всего неподвижная поза была ему свойственна изначально. Затаившись в засаде, он высматривал себе жертву и, наверно, мог часами сохранять полную неподвижность перед завершающим стремительным броском.

Верхушки деревьев вокруг монстра больше не двигались, и это мне совсем не нравилось. Нужно было что-то предпринимать, пока я не выдал себя непроизвольным движением. Мышцы затекли, и я чувствовал, что сил оставалось совсем немного. За спиной у меня находился довольно крутой склон, и влажная глина его поверхности казалась не подходящей для стремительного бегства.

Я понял, что окончательно проиграл этот неравный поединок в неподвижности, выпрямился во весь рост и, скрестив руки на груди, уставился на монстра.

Его глаза, заметив движение, мгновенно повернулись и теперь неотрывно следили за мной.

— Ну, давай. Чего ты ждешь? — спросил я, смирившись с судьбой и понимая, что выхода из ловушки, в которую я попал, не было.

Морда как-то странно, почти жалобно заверещала, словно извинялась за что-то. Затем гигантское насекомое медленно двинулось ко мне. Сначала из зарослей показалась одна суставчатая лапа, затем другая, обе были покрыты острыми пластинами хитина с шипами и напоминали лапы земного богомола, увеличенные в размерах до нескольких метров.

«Вот так нелепо это все и закончится», — мелькнула последняя мысль, перед тем как существо одним гигантским прыжком оказалось рядом со мной.

Глава 18

Чудовище больше не торопилось и двигалось медленно и плавно, словно во сне. Скованный смертельным ужасом, я замер, вытянувшись, сожалея лишь о том, что не сумел сдержаться и за секунду до этого проиграл состязание в неподвижности.

Я понимал, что бежать бесполезно — это существо было слишком стремительным, когда в этом возникала необходимость, и могло бы догнать меня одним прыжком. Но даже если бы я этого не знал, я бы все равно не мог сдвинуться с места. Мышцы словно заледенели, и в голове не было ни единой мысли — какая-то звенящая пустота, внутри которой мои глаза автоматически отмечали мелкие детали происходящего.

Вот треугольная голова, более широкая, чем моя грудь, придвинулась вплотную и коснулась моей обнаженной кожи… Кажется, я успел расстегнуть рубашку перед умыванием, и теперь даже этой иллюзорной преграды между нами не существовало.

Хитиновая пластина на голове чудовищного насекомого показалась мне странно теплой. Треугольник лобового щитка заканчивался четырьмя скрещенными жвалами, или, возможно, челюстями, пока еще плотно сомкнутыми в единое целое.

Нетрудно было представить, во что они превратятся, когда раздвинутся сразу во все четыре стороны… Но мне казалось, что главную опасность представляли вовсе не жвала, а передние, приподнятые над землей ноги, которые теперь раскачивались высоко над моей головой. Именно от них я не мог отвести глаз — от этих гигантских зеленых пил, каждая из которых по толщине не уступала стволу векового дерева. В них чувствовалась несокрушимая мощь, и я подумал, что, если лапы сомкнутся на моей груди, все кончится очень быстро…

Однако чудовищный монстр почему-то не спешил покончить со своей беспомощной, парализованной ужасом жертвой. Он словно исполнял надо мной некий ритуальный, медленный и ритмичный танец. Вновь послышался звук, непохожий на голос живого существа, печальный и словно просящий о чем-то…

Краем глаза я заметил на спине монстра посторонний предмет, лоскут или осколок с неровными краями, выделявшийся своим белым перламутровым цветом… Где-то совсем недавно я видел этот цвет…

Но лишь после того, как я узнал в странном предмете, застрявшем на спине монстра, обломок скорлупы гигантского яйца, увиденного мною на склоне ручья, ко мне понемногу стало возвращаться мужество. Хотя оснований для этого было совсем немного. Стоявшее надо мной существо скорее всего было «птенцом» или, вернее, только что вылупившимся детенышем какого-то гигантского насекомого. Хотя и в этом я был не совсем уверен, поскольку никогда не слышал о теплокровных насекомых. Но его чувство голода вряд ли стало меньше от «теплокровности», с его точки зрения, я, наверно, представлял собой вполне подходящий объект для завтрака. Меня даже ловить не нужно было.

Но ничего не происходило, и постепенно я вновь обрел способность двигаться. Медленно, сантиметр за сантиметром, я стал отодвигаться в сторону от упиравшейся в мою грудь зеленой головы, жесткой, шершавой и к тому же горячей.

«Оно» издало недовольное ворчание и повернуло голову вслед за мной, однако с места не сдвинулось, хотя прямой контакт между нами был теперь нарушен.

— Послушай, что тебе, наконец, нужно? — спросил я нежным и слегка ворчливым тоном, каким обычно разговаривают с неразумными щенками. — Если ты собираешься завтракать, то давно следовало начать. Если же нет, то почему бы тебе не оставить меня в покое?

— Румма, — сказало «оно» и вновь приблизило ко мне свою отвратительную голову.

— Ладно. Если ты надумаешь завтракать, я по-прежнему к твоим услугам, если же нет, то извини. Мне пора.

Решительно повернувшись, я пошел к дереву, на ветвях которого спала Ария, но, услышав за собой шаги, от которых вздрагивали верхушки ближайших деревьев, был вынужден остановиться и вновь обернуться. «Оно» следовало за мной, как привязанное, и, видимо, не собиралось менять этой отвратительной привычки.

— Что тебе от меня нужно?! — с отчаянием произнес я, обращаясь к неподвижной зеленой морде.

— Румма! — ответило «оно», продолжая стоять неподвижно. Но едва я сделал шаг по направлению к дереву, насекомое вновь двинулось следом за мной, выдерживая, впрочем, дистанцию в несколько метров. Решив, что для Арии, укрытой на верхушке дерева, это существо не может представлять опасности, я продолжил путь, но едва выбрался на поляну, где мы расположились на дневку, как вновь был вынужден остановиться.

— Румма! — в который раз повторило «оно», осторожно подталкивая меня под локоть и недвусмысленно указывая одной из своих многочисленных лап на вершину дерева, где скрывалась от солнечных лучей моя спутница.

Этот жест поразил меня больше всего остального, потому что явно свидетельствовал о каких-то зачатках разума в этой треугольной, ничего не выражающей и закрытой непроницаемым хитиновым панцирем голове.

— Я знаю «румму». Это хорошая «румма». Не вздумай ее беспокоить. — Решив закрепить наше дружеское знакомство чем-то более весомым, чем ничего не значившие для существа слова, я направился к рюкзаку и достал из своих пищевых запасов кусок солонины. Подумав, я добавил к нему еще и связку сушеных фруктов, поскольку не имел ни малейшего представления о вкусах своего преследователя. И уже не испытывая ни малейшего страха перед этой громадиной, направился к ней с угощением в руках.

С отвращением отвергнув мясо, «оно» осторожно взяло из моих рук своими остроконечными жвалами связку сухих фруктов и задумчиво схрумкало их, чем окончательно опровергло мои гнусные предположения о корыстном гастрономическом интересе к моей особе с его стороны.

Окончательно успокоившись, я развалился под деревом, решив вздремнуть до заката и надеясь, что, проснувшись, не увижу больше это странное существо.

Разбудил меня крик Арии, раздавшийся с вершины дерева:

— Игорь! Там, там, на поляне, ты видишь?!

— Ну, вижу. Это мой новый знакомый. Он недавно вылупился из яйца и, кажется, питается фруктами. Можешь не обращать на него внимания.

— Питается фруктами?! Да ты хоть знаешь, что это самый свирепый хищник на нашей планете? Это же молдром. Считалось, что они давно исчезли, вымерли, от них остались только страшные легенды! Откуда он взялся?

— Я же тебе сказал, — он вылупился из яйца. Представляю, каких размеров должна была быть курица, которая его снесла.

— Молдромы почти триста лет живут в виде гусеницы, в этот период они питаются растениями, но затем они окукливаются и превращаются в страшного хищника. Ты скорее всего видел куколку.

— Не знаю, что это было. Внешне оно напоминало огромное шелковистое яйцо.

— Ты прикасался к нему руками?

— Это имеет какое-то значение?

— Еще какое!

— Может, и прикасался. Когда проходишь мимо такого яйца, невольно думаешь, какая из него получилась бы яичница. Возможно, я его погладил или постучал по нему, чтобы проверить, есть ли кто дома.

— Этого было достаточно.

— Достаточно для чего?

— Для того чтобы родившийся молдром зафиксировал твой запах. Вылупившись из кокона, он нашел тебя, и теперь будет с тобой неразлучен до самой смерти.

— Надеюсь, ты шутишь?

— Хотелось бы… Только мне не до шуток. Ты не умеешь им управлять, и до тех пор, пока ты этому не научишься, он будет представлять огромную опасность для окружающих. Я не знаю, согласятся ли монахи принять тебя вместе с этим монстром.

— А им можно управлять?

— Если верить легендам, в древности, в армии короля Абиносура, кавалерия состояла из молдромов. В бою им никто не мог противостоять.

Если Ария права, защита молдрома могла бы мне пригодиться на Шаранкаре с его бесчисленными опасностями и ведущими за мной охоту слугами деймов. Инстинктивно я чувствовал, что мне не следует опасаться этого существа, от него не исходило никакой угрозы, скорее, наоборот, я чувствовал странное умиротворение, когда смотрел на его неподвижно застывший посреди поляны силуэт. Это чувство было сродни тому, которое возникает, когда гладишь сытого кота, вопрос лишь в том, как долго этот кот останется сытым…

— Может, наконец, ты соизволишь подать мне мою одежду? — донесся с дерева вопрос Арии, и лишь теперь я обратил внимание на то, что все ее вещи по-прежнему лежали под деревом. Обычно, еще до превращения, она просила меня отнести одежду в укромное место, но на этот раз все произошло слишком неожиданно, и присутствие молдрома помешало ей одеться.

Признаюсь, я выполнил эту просьбу не без тайного удовольствия. Увидеть лишний раз ее идеальную фигуру было приятно, — особенно сейчас, когда закат только начался, света еще было достаточно, а на девушке не было ни клочка материи.

— Может, ты уже слезешь с этого дерева и займешься своим молдромом?

С некоторым разочарованием мне пришлось выполнить ее просьбу. Молдром приветствовал меня своим традиционным «румма» и приветливо помахал усом. Он щипал на поляне сочную траву и аппетитно ею хрустел. Полным вегетарианцем он, безусловно, не был, но в ближайшее время голод ему, похоже, не грозил.

С каждым часом я все лучше понимал его настроение. Иногда мне даже казалось, что я улавливаю простейшие мысли этого странного существа. Очевидно, телепатия была ему свойственна изначально. По крайней мере, сейчас я уловил что-то вроде того, что: «трава вкусная, а солнце уже зашло, и хочется спать».

— Нам пора двигаться. Ты сама-то собираешься спускаться с дерева? — спросил я Арию.

— И не подумаю, пока твой монстр не уйдет с поляны.

Я попытался передать молдрому команду отойти подальше, но из этого ничего не получилось. Он лишь уставился на меня одним глазом и начал складывать свои суставчатые лапы одну за другой, поудобней устраивая свое огромное тело в лежачее положение. Если он не собирается идти за нами ночью — его дело. В конце концов, это избавит меня от многих проблем.

Ария спустилась с дерева лишь после того, как молдром превратился в неподвижную, едва различимую в полумраке гору. Подобрав свое оружие, она обошла молдрома стороной и остановилась на опушке, поджидая меня.

«Что ж, дружище, прощай. Жаль, что наше знакомство было таким коротким. Ты, пожалуй, немного великоват для меня».

Не знаю, уловил ли он мою мысль. Во всяком случае, он остался неподвижен и после того, как я догнал Арию, и мы оба скрылись в ночном лесу.

Этот переход оказался самым коротким. Мы вышли слишком поздно и потеряли много времени из-за молдрома. Ария то и дело останавливалась и совершала дальние облеты местности, опасаясь засады. Но я считал, что дополнительная потеря времени гораздо опасней несуществующих засад. С каждой минутой вероятность того, что нас нагонят всадники лорда, становилась все более реальной.

К утру лес кончился, и мы вышли на открытую песчаную равнину предгорий. Рассвет своими мрачными кровавыми красками охватил полнеба за лесом, словно предупреждая о том, что настоящая опасность кроется за нашей спиной.

— Почему твой лорд хочет уничтожить меня? Что я ему сделал?

— Лорд всего лишь выполняет приказ своей хозяйки. Монастырь для его армии недоступен. Он расположен в труднопроходимой горной местности, хорошо укреплен, кроме того, орден, его основавший, весьма воинственен и умеет постоять за себя. Несколько раз войско Грегориана пыталось захватить монастырь, они устраивали многомесячные засады на всех горных тропах и неоднократно приступали к штурму, но каждый раз вынуждены были ретироваться.

Уже сам факт существования на его территории независимой вотчины не дает Грегориану покоя, а тут еще ты. Если ты сумеешь попасть в монастырь, силы враждебного лорду ордена значительно окрепнут.

— Что может значить в этой борьбе один человек?

— Достаточно много, если он знает секрет энергана. У монахов есть связи с внешним миром. Грегориану сообщили, что тебе известны координаты Багровой планеты. Деймы опасаются преждевременного раскрытия своих планов. Одного этого достаточно, чтобы стремиться тебя уничтожить. И уж, во всяком случае, они сделают все от них зависящее, чтобы секрет энергана не стал достоянием ордена.

Становится слишком светло. Я слепну, и нам пора останавливаться на дневной привал.

— Остановка на открытой местности — довольно опасна. Может быть, тебе лучше вернуться в лес и там переждать день? Ночью ты меня догонишь.

— Спейс просил меня не оставлять тебя одного. Поверь, он знает, что делает. Если ты случайно встретишь патруль монастыря, тебя примут за врага. Только я могу это предотвратить.

— Но если Грегориан послал за нами погоню, эта потеря времени позволит им догнать нас. Они сразу же нас обнаружат. Здесь негде укрыться.

Неожиданно наш спор потерял всякий смысл. С двух сторон, огибая лес, показались всадники.

В двух отрядах их было не меньше сорока человек, и почти сразу стало ясно, что вернуться в лес мы уже не успеем. Они хорошо рассчитали время своей атаки и, растянувшись в цепочку, отрезали нам отступление.

Оставалось двигаться вперед, к видневшимся впереди горным вершинам, но я понимал, что самое большее через полчаса всадники нас настигнут. Ария двигалась с трудом, спотыкаясь на каждом шагу, я понял, что неравной схватки не избежать и никакой надежды у нас не осталось.

Я остановился, достал меч из заплечных ножен и повернулся лицом к приближавшимся всадникам, решив для себя, что в плен они меня не возьмут. Слишком свежи еще были воспоминания о днях рабства на Багровой планете.

— Еще не поздно, — обратился я к Арии. — Совсем необязательно погибать здесь обоим. Ты еще успеешь превратиться в птицу и улететь. С такого расстояния они ничего не поймут и не станут тебя преследовать. Им нужен только я.

— Я не могу летать днем. И не оставлю тебя. Если я останусь с тобой, им придется дорого заплатить за наши жизни. Не отвлекайся, лучше вспомни, чему учил тебя дядя. Сосредоточься — вызови свою силу, она нам сейчас пригодится…

Я знал, что Ария могла оставить меня одного. Ей достаточно было отлететь на несколько десятков метров в сторону, чтобы затеряться в песчаных холмах, поросших колючими кустами. Но она не сделала этого. Самоотверженность и благородство этой женщины тронули меня настолько, что я дал себе слово, если случится чудо и мы останемся живы, я никогда этого не забуду.

В минуту смертельной опасности, когда выхода нет и гибель кажется неизбежной, человек ищет точку опоры, любую точку. Если ему удается ее найти — его силы увеличиваются многократно. И мне показалось, что я нашел ее в этой женщине-птице.

— А знаешь, — неожиданно сказала она, — мне жаль, что наше знакомство оказалось таким коротким.

К сожалению, у меня в этот момент не было возможности по достоинству оценить ее слова. Воинство лорда Грегориана приблизилось настолько, что уже можно было различить комья земли, летящие из-под лап звероподобных животных, заменявших им лошадей.

Высоко над всадниками кружилось несколько больших птиц. Возможно, это были летунги, выполнявшие роль разведчиков у наших врагов.

Всадники держали в руках короткие пики с длинным обоюдоострым лезвием, заменявшие им мечи. При кавалерийской атаке такое оружие оказывалось более действенным, и я подумал, что очень скоро эти лезвия найдут свою цель… Но сейчас не время было предаваться подобным размышлениям. Если воин проиграет схватку в своем сознании, он проиграет ее и в действительности. Этому учил меня Спейс… Отбросив все посторонние мысли, я попытался сосредоточиться, стараясь вызвать из глубин подсознания знакомый прилив тепла, предшествовавший многократному ускорению моей реакции. Обычно такое состояние длилось недолго, минуту, самое большее две, но за эти две минуты я успею сделать многое… Жаль, что я так и не научился вызывать это ускорение всех реакций в любой момент по собственному желанию. Мое подсознание не хотело подчиняться насилию над собой, и ускоренная реакция не появлялась. Что-то меня все время отвлекало, мешая полностью сосредоточиться. Какой-то посторонний звук, похожий на стрекот вертолетного мотора.

«Здесь не бывает вертолетов, — пытался я образумить себя. — Здесь есть только эти всадники и их короткие пики, которые через несколько мгновений превратят твое тело в кровавое месиво, если ты немедленно не возьмешь себя в руки…» Все было бесполезно. Всадников отделяло от нас уже несколько метров, и они окружили нас со всех сторон. По воплям, которые они издавали, по выражению их лиц я понял, что эти вояки не собираются брать пленных. На этот раз лорд Грегориан решил избавиться от нас навсегда…

И в этот момент что-то изменилось. Темные силуэты летунгов, бесшумно носившиеся над нашими головами, вдруг неожиданно, все разом, метнулись в сторону, а всадники натянули поводья так резко, что морды животных запрокинулись за спину, и их передние лапы прочертили в мягкой почве длинные борозды.

Огромная тень, похожая на тень облака, накрыла место предстоящего сражения, а стрекот, похожий на звук вертолетного мотора, перешел в рев и свист. Запрокинув голову, я увидел, что сверху на всадников, широко распластав прозрачные стрекозиные крылья, падает огромная туша, угрожающе расправившая мощные пилы своих передних лап. Затем началось нечто невообразимое: очутившись на земле и подмяв под себя весь первый ряд нападавших, молдром пронесся сквозь их ряды, как хорошо отлаженная боевая машина.