Глубоко в его сознании еще звучало эхо смеха, который он слышал несколько мгновений назад, потом и оно исчезло. Он стоял у окна, глядя во все глаза, и видел, как Полин со Спаном переглянулись и Полин взяла сигарету из портсигара Спана. Видел, как Шили и Дорис подняли стаканы, провозгласив тихий беззвучный тост вообще ни за что. Видел Милдред, которая, положив руки на стол ладонями вниз, легонько барабанила по столу пальцами, и сидевшего там Хейни Кенрика, который смотрел на нее, хмурился, жевал незажженную сигару.

Потом сосредоточился на Хейни, услышал его слова:

— Что стряслось? Чего все вдруг заледенели?

Никто ничего не ответил.

— Что случилось с компанией? — желал знать Хейни. — У нас разве не вечеринка?

— Конечно, — кивнула Милдред. — Нам просто надо еще выпить. Вот и все.

Хейни громко хлопнул в ладоши.

— Все, что угодно, — громко крикнул он. — Еще выпивки для всей компании.

Милдред взглянула на Ланди:

— Слышишь, что он сказал? Принеси всем выпивку.

Хейни неуверенно улыбнулся, оглядел комнату, пересчитывая присутствующих. Их было двадцать с лишним, и Хейни, поймав Ланди за рукав, сказал:

— Ну-ка обожди.

— Нечего ждать, — отрезала Милдред. — Выпивку всем за счет Хейни. — Она встала, и все присутствующие посмотрели на нее. — Я заказываю на всех. Мы все выпьем виски, Ланди. По бутылке на каждый стол.

— Эй, слушай, — сказал Хейни. — Ради Бога...

Кэссиди наблюдал за происходящим и видел, что Ланди пошевеливается быстрее и энергичней обычного. Потом на каждом столе оказалось по новой бутылке, а Милдред все стояла, и все смотрели на нее. Хейни Кенрик таращил на нее глаза. Ланди встал за плечом Хейни, тот вытащил пачку денег, расплатился за выпивку, переводя взгляд с лица Милдред на деньги и обратно.

Потом Милдред подняла бутылку, медленно, словно намеревалась пить из горлышка. Начала медленно наклонять, перевернула вверх дном, виски полилось на пол.

— Что ты делаешь? — возмутился Хейни и тут же вскочил, ибо все сидевшие за другими столами переворачивали бутылки вверх дном, выливая виски на пол. — В чем дело? — завопил Хейни.

Они держали бутылки вверх дном, пока все виски не вылилось. Не участвовал в этом только один клиент — Дорис. Она не понимала, что происходит, и, приоткрыв рот, смотрела, как Шили встряхивает бутылку, чтобы последняя капля виски упала на пол.

Физиономия Хейни покраснела и залоснилась.

— Ну послушайте, — начал он. — Мы все развлекались сегодня вечером, а я люблю весело проводить время не меньше любого другого. Но это уж слишком. Не понимаю таких шуток.

Милдред медленно повернулась к нему лицом:

— А я понимаю.

Хейни с трудом сглотнул. Открыл рот, чтобы что-то сказать, плотно закрыл, снова разинул и, наконец, сказал:

— Я, наверно, тупой или...

— Ты? — мурлыкнула Милдред, качая головой. — Нет, Хейни. Ты не тупой. Ты очень умный и изобретательный.

Хейни сунул в рот сигару, вытащил, сунул обратно.

— Поэтому у тебя есть деньги. Поэтому ты ходишь в хорошей одежде. Потому что у тебя вот тут кое-что есть. — И она стукнула по своему виску пальцем. — Ты намного умней нас. Ты намного лучше нас. Для тебя это плевое дело, правда?

Хейни снова выдернул сигару изо рта.

— Что?

— Пустить пыль в глаза.

— Кому? Тебе? — но оглянулся он на всех.

— Посмотри на меня, Хейни, — предложила Милдред.

Хейни сунул сигару в рот, посмотрел на Милдред, сильно прикусил сигару, словно старался приободриться.

— Ладно, — сказал он, — смотрю. Думаешь, я волнуюсь?

— Нет, — ответила Милдред. — Не волнуешься. До смерти перепуган.

— Чем?

— Это ты нам скажи.

Хейни сел. Полез в карман пиджака, вытащил несколько спичек, выбрал одну, чиркнул о подошву башмака, начал раскуривать сигару. Пока он ее раскуривал, в комнате стояла мертвая тишина. Он яростно пыхнул сигарой, потом встал и направился к двери в первый зал.

Сидевшие за столиками сохраняли полное спокойствие, никто не шевельнулся. Подходя к двери, Хейни быстро покрутил головой во все стороны, взялся за ручку, повернул, начал открывать дверь и вдруг сообразил, что никто не собирается его останавливать. Тогда он тяжело задышал, лицо из красного становилось багровым, подбородок покрылся потом, дрожавшие губы не могли удержать сигару, пришлось придерживать ее рукой. И тут он изверг поток громких проклятий, крепко захлопнул дверь, повернулся к ней спиной.

— Кто считает, что я напуган? — обратился он ко всем присутствующим. — Напуганный бежит. Разве я бегу? — И пошел по комнате от одного стола к другому. — Я ни от кого не бегу. Могу посмотреть на всех и каждого. Могу смотреть прямо в глаза. Могу вам сказать, у меня чистая совесть.

Хейни проговорил это у столика Спана, который задумчиво уставился в центр стола.

Казалось, будто все окружили Хейни, хотя никто даже не сдвинулся с места. Он попятился от столика Спана до середины комнаты.

— А теперь слушайте. Внимательно слушайте, что я скажу. Будь у меня нечиста совесть, пришел бы я сюда сегодня?

Милдред отошла от своего стола и направилась к Хейни:

— Ты пришел сюда, чтобы всучить нам залежавшийся товар.

— Всучить? — Хейни вытаращил глаза. — Что ты хочешь сказать? Я всю ночь сидел здесь, шутил...

— Заставлял нас смеяться, — подхватила Милдред. — Устроил приятное развлечение. Как будто тут сборище слабоумных животных. Как будто у нас ни мозгов, ни чувств.

Она подошла ближе к Хейни, он начал отступать от нее.

— Ты совершил большую ошибку. Слишком дешево нас оценил.

Потом ее рука превратилась в дубину, пальцы сжались в кулак, и она со всей силы заехала Хейни в губы. Снова ударила, и он согнулся пополам, испустив вой. Милдред опять замахнулась, но заметила, как Шили покачал головой, точно подавал ей сигнал. Кэссиди видел это в окно, и ему показалось, что Милдред послушалась совета Шили. Отвернулась от Хейни, подошла к своему столу.

Села, закурила, откинулась на спинку стула как ни в чем не бывало. Хейни сделал долгий, хриплый, очень глубокий вдох. И пошел к Милдред, умоляюще протянув руки. Но тут с ним что-то произошло, и он свернул к столику, где сидели Шили с Дорис. Как раз в этот момент рядом со столиком проходил Ланди, оказавшийся на дороге у Хейни. Они слегка столкнулись.

Хейни схватил Ланди и отшвырнул в сторону. Ланди наткнулся на столик, упал на пол. Сидя на полу, он повизгивал, точно маленькое животное, а потом его визг утонул в громком ворчании, исходившем от других столов.

Кэссиди видел, как мужчины медленно поднимаются. Увидел, как ласково Спан улыбается длинному лезвию, мелькавшему в его руке, как язык муравьеда. Увидел, как Хейни поворачивается к мужчинам лицом и в его глазах вспыхивает неприкрытый ужас.

Потом он увидел, как Шили жестом усаживает мужчин. В тот же миг Хейни стрельнул взглядом в Шили, разглядел этот жест, и ужас исчез, уступив место наглой и вызывающей толстогубой гримасе. Хейни подошел ближе к Шили и заявил:

— Не надо мне одолжений. Если хотят на меня наброситься, пусть попробуют. Я с любым здесь могу справиться. — Собственная речь показалась ему храброй и очень понравилась. Он оглядел всех мужчин. — Если кто хочет попробовать, вот он я. Стою на месте.

— Успокойся, — сказал Шили. — Все это можно уладить спокойно.

Хейни нахмурился. Адресовал Шили беззвучные вопросы, Шили давал беззвучные ответы. Кэссиди наблюдал за безмолвной беседой. Она продолжалась и продолжалась, и взгляд Кэссиди постепенно переместился с Хейни и Шили подальше. Он смотрел на Дорис и видел, как она держит в руке пустой стакан. Все в комнате смотрели на Хейни, только Дорис смотрела в пустой стакан, ожидая, когда кто-нибудь его наполнит. Единственной в мире вещью, с которой она поддерживала контакт, оставался стакан. Кэссиди, который стоял в переулке и смотрел в окно, внезапно это осознал.

Момент истины был почти ощутимым, подобным странице правдивой книги. Теперь он сумел понять абсолютную тщетность попытки спасти Дорис. Возможности для спасения не было. Она не хотела спасаться. Его усилия оторвать ее от спиртного основывались на ошибочных рассуждениях, а мотивы, которые он теперь мог оценить объективно, были скорее эгоистичными, чем благородными. Жалость к Дорис была отражением жалости к самому себе. Стремление к Дорис было стремлением отыскать в себе что-то достойное и высокое.

Теперь он понял, что направлял свои чувства в неверное русло. Едва не навязал Дорис суровую сделку. Она такая, какая есть, и никогда не станет другой. Она вступила в идеальный и нерушимый брак со своим возлюбленным — с виски.

Миг прошел, и для Кэссиди это значило, что Дорис исчезла. На очереди стояло другое открытие, но прежде, чем он успел на нем сосредоточиться, его внимание привлек Хейни Кенрик.

Он увидел, как Хейни отворачивается от стола и с полной уверенностью, даже триумфально выходит на середину комнаты.

Но теперь она смахивала на зал суда, ибо Шили церемониально поднялся, склонился над столом, указал на Хейни пальцем и объявил:

— Ты солгал полиции. Нам не солжешь.

Хейни застыл на месте, не в силах пошевелиться. Стоя спиной к Шили, пробормотал:

— Не понимаю, о чем ты.

— Опять лжешь.

Сигара ворочалась в зубах Хейни, он с силой ее пережевывал.

Немного набрался сил, наглости и спросил:

— Почему это ты называешь меня лжецом?

Милдред вновь встала:

— Мы знаем правду.

— Да? — умудрился ухмыльнуться Хейни. — Расскажи-ка и мне.

Милдред опять стиснула кулаки, шагнула к Хейни, но на сей раз сумела сдержаться.

— Вон телефон. — И она указала на аппарат на стене комнаты. — Видишь, Хейни?

Хейни уставился на телефон, потом взглянул на Милдред, потом опять посмотрел на аппарат.

— Вот чего мы от тебя хотим, — сказала Милдред. — Хотим, чтобы ты подошел к телефону. И бросил монетку... — Говоря, она медленно отступала к столу, за которым сидели Полин и Спан. — Бросил монетку и позвонил в полицию.

— Что? — пробормотал Хейни, по-прежнему не отрывая глаз от телефона. — Зачем?

— В полицию, — повторила Милдред, стоя теперь перед Спаном и отводя правую руку за спину так, чтобы Хейни ее не видел.

Кэссиди, глядя во все глаза, заметил, как зашевелились ее пальцы, понял, что она делает — молча просит Спана дать нож.

А потом Спан сунул ей в руку лезвие, и ее пальцы сомкнулись на рукоятке.

— Позвони в полицию, — сказала Милдред, — и расскажи правду.

Хейни взглянул на нее и усмехнулся. Усмешка вышла странная, кривая, а глаза Хейни странно сверкнули.

— Ты как будто бы умоляешь меня.

— Ладно, — согласилась Милдред. — Умоляю тебя это сделать.

— Так не умоляют. — Хейни тяжело дышал сквозь зубы. — Ты же знаешь, как я умоляю. — Задышал еще тяжелее, со свистом, и смотрел на Милдред, словно был с ней вдвоем в комнате. — Когда я умоляю, то падаю на колени. Помнишь, Милдред? Помнишь, как я стоял на коленях?

Кэссиди видел, как Милдред вертит нож, чтобы чувствовать его у себя за спиной. Он вцепился в оконную раму и сказал себе, что сейчас должен туда ворваться и отобрать нож у Милдред.

— Давай-ка посмотрим, как ты это сделаешь, — предложил Хейни. — Посмотрим, как ты упадешь на колени и будешь меня умолять. — Он с бульканьем засмеялся. — Падай на колени...

— Упала бы, — сказала Милдред, — если б знала, что это поможет.

Хейни резко оборвал смешок:

— Ничего не поможет. — Он шагнул к ней. — Что ж, я в конце концов это сделал. По-настоящему расплатился с тобой. Правда? — В этот миг он потерял контроль над собой и его голос сорвался. — Теперь ты получила как следует, по заслугам, и это действительно сделал я.

Смешок вновь сорвался с губ Хейни, но на сей раз он им подавился. Милдред протянула вперед руку, показав ему нож, нацеленный острием в живот.

— Я серьезно, — сказала она. — Ты пошел и поймал на крючок моего мужа. Теперь снимешь его с крючка, или я тебя убью.

Хейни Кенрик стоял неподвижно, глядя, как Милдред идет на него с ножом. На мгновение он превратился в застывшую глыбу страха, но потом задрожал, вскипел, преисполнился слепой ярости. Это было уж слишком. Это было уже чересчур. Оказалось, что Кэссиди был единственным в жизни для Милдред, а Хейни Кенрик — всего-навсего большой жирный слизняк, беспомощная мишень для ее ножа.

Ярость вскипела в полную силу, и Хейни ухватился за безумный шанс. Он бросился на Милдред, взмахнув руками, схватил ее за запястье, вывернул, и нож упал на пол. Другую, сжатую в кулак, руку Хейни занес, собираясь разбить ей лицо, собираясь уничтожить гордое, обожаемое им лицо. Мгновение он смаковал удовольствие видеть ее погубленное лицо.

В это мгновение Кэссиди вломился в распахнутое окно... прыгнул, метнулся, обрушив обе руки на голову Хейни. Тот отшатнулся назад, Кэссиди снова ударил, свалил его на пол, поднял рывком, снова сшиб. Хейни старался остаться на полу, но Кэссиди схватил его обеими руками за горло, поднял и поволок по комнате к висевшему на стене телефону.

Шили уже стоял у телефона, бросив монету, и просил телефонистку соединить его с полицией.

— Нет, — прохрипел Хейни.

— Нет? — Кэссиди крепче сжал горло.

Хейни опять захрипел, с трудом выдавил:

— Ладно.

И теперь он держал телефонную трубку. Сержант полиции на другом конце велел говорить поразборчивей. Хейни было очень трудно говорить поразборчивей, он все всхлипывал и захлебывался.

Все вышли из-за столов, столпились вокруг него, а когда казалось, что он не устоит на ногах, с готовностью кидались его поддерживать. Как только Хейни начал отчетливее объясняться по телефону, Кэссиди отошел от собравшихся у стены и оглянулся, ища Милдред.

Увидел, что она сидит одна за столиком у последнего окна. Закинула одну руку на спинку стула и просто сидит, отдыхает. Кэссиди сел на другой стул напротив.

— Где ты живешь? — спросил он, не глядя на нее. Милдред пожала плечами:

— Вернулась в квартиру. — Она поигрывала обгоревшей спичкой, рисуя что-то на столе почерневшим кончиком. — Извини, что я выбросила в реку твою одежду.

Он по-прежнему не смотрел на нее. В горле застрял тяжелый большой ком. Он опустил голову, глядя в сторону, и очень сильно закусил губу.

— В чем дело? — сказала она. — Эй, Кэссиди, посмотри на меня. Ты чего?

— Все в порядке. — Он с трудом проглотил комок, но пока еще не мог смотреть на нее. — Через минуту все будет в порядке. А потом я тебе расскажу, в чем дело.

Примечания