Глава 117

На мгновение над зеленой лужайкой нависла гробовая тишина. Расти Кумбз решил передохнуть или просто перезаряжал винтовку. Я поняла, что для меня это, очевидно, единственная возможность беспрепятственно проникнуть в башню. Я бросилась вперед и через секунду оказалась у входной двери. Раздались выстрелы, обернувшись, я увидела, как Джейкоби прикрывал меня сзади, открыв пальбу по верхушке башни. Он делал все, чтобы облегчить мое положение, сознавая, что никак не сумеет поддержать меня, когда я войду внутрь. Я помахала ему рукой, словно извиняясь за то, что ставлю его в идиотское положение.

Мне пришлось обойти вокруг башни, чтобы попасть к двери с северной стороны. Спустившись по лестнице, я огляделась вокруг, подошла к лифту и нажала кнопку, одновременно направив на него пистолет. Дверь не открылась. Последующие попытки тоже закончились безуспешно. Отчаявшись попасть в лифт, я грохнула по нему кулаком и громко закричала:

— Полиция!

Мой голос гулким эхом разнесся по пустынному помещению. Через некоторое время в конце коридора появился старик, он медленно направился ко мне, с опаской поглядывая на пистолет.

— Полиция, — повторила я. — Как мне подняться на верхний этаж башни?

Тот растерянно пожал плечами.

— Этот человек заблокировал лифт, и сейчас можно подняться только по крутой лестнице.

— Покажите мне дорогу, — приказала я, — только быстрее, это вопрос жизни и смерти.

Старик молча повел меня на третий этаж, а потом вывел на узкую лестничную клетку.

— Вам придется преодолеть тринадцать пролетов, а на верхнем увидите пожарную дверь. Она не закрывается на замок.

— Ждите внизу, — скомандовала я, — и скажите полицейским, которые сюда придут, что я двинулась наверх. Пусть они следуют за мной.

— Да, мэм, — торопливо произнес старик, — я все понял.

Я стала быстро подниматься. Господи, тринадцать этажей! Счастливое число... На пятом я почувствовала, как сердце бешено колотится в груди, белая блузка прилипла к телу, а ноги ныли от усталости. Даже не верилось, что совсем недавно я бегала четыре раза в неделю. И меня постоянно тревожила мысль, не сошла ли я с ума, отважившись подняться без соответствующей поддержки полиции. С каждым шагом я все больше убеждалась в том, что мой поступок — безумие.

Наконец я достигла тринадцатого этажа, перевела дух и толкнула толстую металлическую дверь, отделявшую меня от Расти Кумбза. В этот момент я услышала несколько выстрелов. Значит, он близко... А ведь за это время он мог убить еще несколько ни в чем не повинных людей. «Боже мой, Линдси, — промелькнула у меня мысль, — если ты решилась на такое дело, то выполняй его скорее».

Крепко сжав рукоятку «глока», я выскочила на смотровую площадку и почти сразу увидела притаившегося за ограждением Кумбза. Он просунул винтовку сквозь прутья ограждения и палил куда-то вниз.

Глава 118

Услышав позади себя какой-то шум, Кумбз мгновенно обернулся, направил ствол винтовки и сделал несколько выстрелов. Я отпрянула и ответила ему четырьмя выстрелами из пистолета, одновременно пытаясь укрыться за углом лифтовой шахты. Убедившись, что осталась целой и невредимой, я осторожно выглянула из-за угла.

— Ну что, наверное, не очень приятно, когда в тебя стреляют? — крикнула я ему.

Затем я ползком пробралась поближе к ограждению, стараясь не нарваться на пулю. Теперь передо мной открывался узкий проход смотровой площадки шириной не более восьми футов. Кумбз находился на другом конце площадки, но я его не видела за бетонной стеной.

— Добро пожаловать, лейтенант! — донесся его голос с другого конца площадки. В нем звучали ненависть, презрение и страх перед неизвестностью. — Все ваши трусливые начальники предпочли остаться внизу, а вас послали поговорить со мной?

— Мне начальники не нужны, Кумбз, — промолвила я. — Я привезла с собой верных друзей, а они не будут разговаривать с тобой. Тебе конец, Расти. Зачем тебе такая смерть?

— Не знаю, мне показалось это забавным, — продолжил он нарочито шутливым тоном. — Я сам составил себе такой план, а вот зачем вы пришли сюда умирать?

Я подняла голову и попыталась определить, где именно Кумбз находится в данный момент. В другом конце площадки послышался щелчок затвора.

— Я ждал вас здесь, лейтенант! — крикнул Кумбз. — Вы убили моего отца, а теперь я желаю отомстить вам.

Я догадалась, что он хочет обойти вокруг башни и подобраться ко мне сзади. Я тоже стала двигаться вокруг башни, но в другом направлении.

— Нет, Расти, я не хочу умирать! — воскликнула я. — Да и ты, думаю, тоже.

— Мне кажется, вам не очень-то повезло со мной, лейтенант, — проговорил он насмешливо. — Я предоставил в ваше распоряжение все необходимые улики — символ химеры, белый фургон, телефонный звонок по 911. Чего вам еще недоставало? Чтобы я послал вам привет по электронной почте и сообщил: «Эй, ребята, я сижу дома и жду вас в гости?» Да, неважно работает полиция. Слишком много времени вам потребовалось, чтобы выйти на меня, слишком много потерь с вашей стороны.

Я хотела что-то сказать, но в это мгновение прогремел выстрел. Он был такой громкий, что казалось, Кумбз выстрелил у меня над ухом. Я прижалась к бетонному полу и обхватила руками голову.

— Твой отец мертв! — прокричала я ему. — Его уже не вернешь.

Через минуту я решила посмотреть, где он находится, высунула голову и замерла от ужаса. Расти Кумбз глядел на меня и ухмылялся. Подобную ухмылку я неоднократно видела на лице его папаши. Но поразила меня не она, а направленный на меня ствол винтовки. Моя рука с пистолетом машинально поднялась, но внезапно меня ослепила яркая вспышка, грохнул выстрел, и я отлетела от мощного удара в сторону, ударившись головой о бетонный пол. Не успела я опомниться, как Кумбз уже стоял надо мной и презрительно усмехался. Я пошевелила пальцами и вдруг обнаружила, что мой «глок» куда-то исчез. Только сейчас я сообразила, что Кумбз своим метким выстрелом выбил пистолет из моей руки.

Я лежала перед ним на полу совершенно беспомощная, а он смотрел на меня, прицелившись винтовкой в мою грудь.

— Вам придется признать, лейтенант, что я умею стрелять.

Я поняла, что у меня нет никакой надежды на спасение. В холодных глазах Кумбза сквозила такая ненависть, что спасти меня теперь могло только чудо.

— Не надо больше смертей, — пробормотала я пересохшими от страха губами. — Через минуту здесь будет отряд полицейских. Убьешь меня, тебе больше не жить. Ты же знаешь наши порядки.

Он равнодушно пожал плечами.

— Мне все равно теперь не жить. Ты не представляешь, что значит потерять родного отца. Это вы, мерзавцы, отняли у меня его и теперь заплатите за все.

Я с ужасом заметила, как указательный палец Кумбза стал медленно нажимать на спусковой крючок. В голове промелькнула давно забытая молитва, подкрепленная мыслью, что очень не хочется умирать. Я закрыла глаза и сжалась в комок.

И тут произошло что-то невероятное. Воздух разорвали оглушительные звуки огромного колокола, усиленные замкнутым пространством башни. А сама она, казалось, задрожала и готова была развалиться на мелкие кусочки. Я закрыла уши обеими руками и распласталась на бетонном полу, забыв даже о направленной на меня винтовке.

Впрочем, винтовка Кумбза была уже направлена не на меня, а куда-то в сторону. От оглушительного удара колокола ему досталось еще больше, так как он находился прямо под ним. Кумбз согнулся в три погибели, закрыл уши руками и даже дернулся от болевого шока. Никогда еще я не слышала такого грохота. Вслед за самым большим колоколом забили другие, и вскоре вся башня содрогалась от этого урагана звуков, которые разносились на десятки километров от студенческого городка.

Пока Кумбз корчился от боли, закрывая уши руками, я лихорадочно пыталась вынуть прикрепленный к щиколотке маленький пистолет. И мне это, к счастью, удалось. Когда Кумбз опомнился и снова навел на меня винтовку, было уже поздно. Я трижды выстрелила ему в грудь. Все произошло так быстро, что некоторое время я даже не могла понять, что случилось, тем более что выстрелов не слышала. Они утонули в оглушительном реве колоколов.

Этот звон напомнил мне поминальные звуки прощальной церемонии. Кумбз удивленно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на три красных пятна на своей широкой мускулистой груди и стал медленно оседать на пол. В последний момент он нашел в себе силы поднять винтовку и направить ее на меня.

— Ты тоже умрешь, сука, — с ненавистью процедил он сквозь зубы.

Я тщательно прицелилась и выстрелила в него. Пуля врезалась Кумбзу в шею и разворотила ее. Он громко вскрикнул и попытался закрыть ладонью огромную рану, из которой хлестала кровь. Его глаза налились кровью, затем как-то странно втянулись в голову. От ужаса я отвернулась и обхватила обеими руками уши. Голова раскалывалась от громоподобного звона, а руки и ноги отказывались мне подчиняться. С трудом я подползла к неподвижному телу и отшвырнула в сторону винтовку. Я совершенно оглохла и уже не воспринимала ничего вокруг. А колокола продолжали разносить по всей округе радостную весть, будто отвечая на мою беззвучную молитву.

Вскоре я пришла в себя и решила проверить, нет ли ошибки на сей раз.

— Вот теперь все в порядке, — облегченно вздохнула я, заметив на окровавленной груди Кумбза фрагменты ненавистной химеры.

Вначале я обратила внимание на длинный красно-голубой хвост рептилии, а чуть подальше виднелось туловище странного зверя с головами льва и козла. Химера и без того казалась ужасной, а на фоне кровавых пятен и зияющих ран выглядела просто безобразно. Одна из моих пуль разорвала это мерзкое тело на две части. Таким образом, я поразила не только Химеру, но и ее символическое воплощение. Меня чуть не стошнило от жуткого зрелища.

Неожиданно я услышала сзади шаги, но не обернулась, а продолжала стоять на коленях над телом поверженного противника. Мне почему-то захотелось ответить Кумбзу на его слова: «Ты не представляешь, что значит потерять родного отца».

— Нет, ты ошибся, уж я-то знаю, что это такое, — прошептала я в его остекленевшие глаза.

Глава 119

На следующий день все газеты сообщили долгожданную весть: Химеры больше не существует, а многострадальное дело о нескольких убийствах наконец-то закрыто.

Но торжества по этому поводу не было. Во всяком случае, у меня. Сотрудники отдела не устраивали пышных банкетов, не произносили хвалебных тостов и даже не поздравляли меня с победой. Слишком много людей погибло в последнее время, слишком много горя испытали их родные и близкие. Правда, мне повезло, что я не оказалась в их числе, но это слабое утешение. Клэр и Синди тоже посчастливилось избежать печальной участи, но и они не прыгали от восторга.

Я взяла отпуск на несколько дней, подлечила свой бок и руку, пострадавшую от меткого выстрела Кумбза, и много гуляла с Мартой, которая уже почти отвыкла от меня за эти дни. А мой отдел сводил воедино все улики по делу Химеры и составлял подробный отчет о выполненной работе.

Я часто прокручивала в памяти последние события и сделала неожиданное открытие. В ходе расследования я уже дважды оказывалась один на один с вооруженным и опасным преступником. Что бы это значило? Почему это происходит со мной? И как характеризует мою жизнь? Я часто вспоминала свое детство и отца, которого фактически не знала и не видела долгие годы. Я очень радовалась, когда он вновь появился в моей жизни, но потом отец опять пропал, как и много лет назад, бросив нас с мамой на произвол судьбы. Теперь я уже на надеялась встретить его когда-нибудь.

Меня стали посещать странные мысли. Иногда мне хотелось все бросить к чертовой матери и заняться чем-нибудь другим, открыть бутик, например, написать книгу или заняться живописью. Как еще можно изменить свою жизнь? Однако я понимала, что не пригодна для такого рода деятельности.

В конце концов я перестала терзать себя сомнениями и вернулась на работу. И в первый же день меня вызвал к себе Траччио. Когда я вошла в его кабинет, он встал, крепко пожал мне руку и заявил, что очень гордится мной и моей работой. А я сделала вид, будто поверила ему.

— Спасибо, — скромно произнесла я и даже улыбнулась. — И это все, что вы хотели мне сказать?

Траччио снял очки и начал усердно протирать их, из чего я сделала вывод, что меня ожидает не совсем приятная беседа.

— Нет, Линдси, садись, нам нужно поговорить. — Он взял со стола большую папку и открыл ее. — Предварительное следствие по делу Кумбза-старшего, — пояснил он, похлопав рукой по папке.

Я молча смотрела на него, не понимая, что он от меня хочет. Неужели федеральные бюрократы нашли в этом деле что-либо подозрительное?

— Нет, нет, все в порядке, не волнуйся, — успокоил меня шеф. — Здесь все проверено и никаких нарушений не обнаружено. Однако есть одна странная вещь, суть которой я никак не могу понять, — загадочно промолвил он и наклонился ко мне через стол. — Судебно-медицинские эксперты извлекли из тела Кумбза девять пуль. Три были выпущены из пистолета Джейкоби, две — из пистолета Кэппи, одна — из твоего «глока» и еще две из револьвера Тома Переса из отдела по расследованию грабежей. В целом получается восемь пуль.

Траччио сделал многозначительную паузу и уставился на меня.

— А девятая пуля не подходит ни к одному из них.

— Не подходит? — опешила я.

Что за чертовщина? Комиссия исследовала оружие всех полицейских, которые были задействованы, включая и меня.

Шеф выдвинул ящик стола и вынул оттуда пакет с большой пулей, которая на первый взгляд напоминала по цвету его глаза.

— Вот посмотри, — сказал он, протягивая мне пакет. — Сороковой калибр.

Меня как будто ударило электрическим током. Сороковой калибр...

— Забавно, не правда ли? — усмехнулся Траччио. — Эта пуля не соответствует ни одному из видов оружия, использовавшихся при задержании Кумбза. Зато соответствует вот этим пулям. — Он достал из ящика стола еще один пакет, в котором находилось четыре пули. — Мы обнаружили их в стенке гаража и в стволе дерева в том самом южном районе Сан-Франциско, где ты преследовала бандитов. Линдси, тебе это о чем-нибудь говорит?

Я была настолько поражена новостью, что у меня даже рот открылся от удивления. Я живо представила сцену на ступеньках Дворца правосудия: Кумбз шел навстречу мне с пистолетом в руке, потом стал стрелять. Но секундой ранее я слышала, как кто-то выкрикнул мое имя, причем было похоже, что человек хотел предупредить меня об опасности.

А вскоре началась беспорядочная пальба, и Кумбз упал на ступеньки. Но первый выстрел прозвучал не с моей стороны, а откуда-то сзади. Да, конечно, за спиной Кумбза стоял какой-то человек, который, во-первых, предупредил меня об опасности, а во-вторых, сделал первый выстрел из револьвера сорокового калибра. А такой револьвер был у моего отца. Значит, отец находился там и спас мне жизнь. Если бы не его первый выстрел, неизвестно, что случилось бы со мной.

А еще я вспомнила, как отец стоял на пороге моей квартиры, когда я попросила его уйти. Он выглядел таким жалким, обещал, что не станет больше убегать от жизненных проблем. Значит, это он убил Кумбза.

— Ты не ответила на мой вопрос, Линдси, — напомнил Траччио.

Я не знала, как поступить. Не могла же я выдать своего отца! Хотя он, безусловно, нарушил закон и должен понести наказание. Нет, я не допущу этого. В конце концов, я раскрыла дело, и теперь Траччио избавится от гнетущей его приставки «исполняющий обязанности начальника полиции». К тому же он сам заявил, что никаких проблем в этом деле нет.

— Шеф, — решительно ответила я, — ничего не могу сказать по этому поводу.

Некоторое время Траччио стоял, покачивая папкой, затем кивнул и швырнул ее в самый нижний ящик стола.

— Ладно, забудем обо всем. Ты проделала огромную работу, Линдси, и никто не сумел бы выполнить ее лучше.

Эпилог

Я улечу далеко

Четыре месяца спустя...

Мы собрались в церкви на Ла-Салле-Хейтс ярким и чистым мартовским вечером почти через пять месяцев после того страшного кровавого дня, когда здесь прогремели выстрелы. Следы от пуль были аккуратно закрашены, а арочное окно с некогда чудесным витражом закрыто занавеской, специально приготовленной для сегодняшнего события.

В церкви присутствовало все городское начальство с женами и детьми. Между рядами суетились телевизионщики, старательно снимая все, что могло пригодиться для вечернего выпуска новостей.

На небольшом подиуме детский хор тщательно выводил «Я улечу далеко», и их звонкие голоса гулко разносились под сводами церкви и были слышны даже во дворе. Многие прихожане прихлопывали в такт церковного гимна, а некоторые просто сидели молча, вытирая слезы.

Джилл, Клэр, Синди и я стояли в самом конце зала и с волнением слушали детей. Когда они закончили исполнять гимн, на кафедру медленно поднялся Эрон Уинслоу. Он был прекрасен в своем черном одеянии, откровенно гордился своими воспитанниками. Эрон продолжал встречаться с Синди, и мы очень радовались, что из них получилась такая замечательная и на редкость счастливая пара.

Заметив пастора, прихожане затихли. Эрон оглядел переполненную церковь, повернулся к детям и произнес:

— Всего лишь пять месяцев назад звонкие детские голоса были прерваны выстрелами сумасшедшего убийцы-маньяка. Я видел, как пули свистели над головами детей, врезались в стены церкви и разрушили наше чудесное окно с красивыми витражами. Все дети были охвачены ужасом и никак не могли понять, почему в них стреляют. И мы до сих пор задаемся вопросом, ради чего пострадали самые юные и самые невинные из нас?

Из глубины зала донеслись громкие крики «аминь». Синди наклонилась ко мне.

— Он хорош, не правда ли? — прошептала она мне на ухо. — Он самый лучший проповедник, потому что всегда говорит искренно.

— И ответ на этот вопрос заключается в следующем, — продолжал тем временем Эрон, обращаясь к притихшим прихожанам. — Эта невинная жертва проложила нам путь, по которому мы должны пройти. — Он сделал паузу и обвел взглядом притихший зал. — Мы все связаны одной нитью. Все, кто пришел сюда, чтобы почтить ее память, и те, кто понес невосполнимую утрату. Все мы — черные и белые — страдаем от ненависти. И тем не менее каким-то чудесным образом нам удается преодолеть ее. И мы выдержим это испытание, я не сомневаюсь.

Он кивнул группе празднично одетых детей, которые стояли возле белой занавески. Девочка лет десяти с косичками потянула за веревку, и занавеска упала на пол. В зале раздались восторженные возгласы. Помещение церкви залилось ярким солнечным светом, пробивающимся сквозь новое витражное стекло. Все дружно зааплодировали, а детский хор запел новый гимн.

Я слушала звонкие детские голоса, и в душе рождалось щемящее чувство боли и сострадания. Мне подумалось, как много важных событий прошло с тех пор, когда я впервые приехала сюда расследовать убийство Тэйши Кэтчингс. Я так растрогалась, что на глазах появились слезы. Клэр заметила мое волнение и пожала мне руку, Синди обняла за плечи, а сзади я чувствовала горячее дыхание Джилл.

— Я была не права, — тихо промолвила Джилл, — когда сказала еще в больнице, что этот негодяй неизменно побеждает. Нет, мы победили, а такие отбросы общества всегда терпят поражение, хотя и причиняют немало зла. Просто иногда надо дождаться окончания игры.

Мы смотрели на новое витражное стекло, на котором Иисус, облаченный в светлые одеяния, благословляет своих последователей, а над его головой ярко сияет нимб. Позади Христа идут его сподвижники и среди них — женщина. Она обернулась и протянула руки навстречу маленькой черной девочке.

И эта девочка очень была похожа на Тэйшу Кэтчингс.

Через две недели, в пятницу вечером, я пригласила подруг к себе домой на ужин. Поводом послужили слова Джилл, которая сообщила, что у нее важные новости и она хочет поделиться с нами.

Возвращаясь с рынка с двумя огромными сумками продуктов, я наткнулась в вестибюле дома на кипу почтовых отправлений. Среди них были каталоги, журналы, почтовые извещения и рекламные объявления.

Я хотела пройти мимо, но неожиданно остановилась. Из-под этой горы бумаг виднелся уголок белого конверта, украшенный голубыми и красными стрелами. Но мое внимание было обращено не на конверт, а на почерк отправителя. У меня даже дух перехватило от изумления. На конверте был обратный адрес — «Кабо-Сан-Лукас, Мексика».

Я поставила сумки на пол, взяла конверт и открыла его. Внутри оказались небольшая фотография и лист бумаги, испещренный до боли знакомым почерком.

"Моя любимая доченька, — говорилось в начале письма. — К этому времени тебе уже известна правда. Я проделал долгий путь, пока не остановился в этом чудном месте. Было нелегко, но я наконец нашел пристанище и не намерен метаться по жизни. Не сомневаюсь, ты поняла, что произошло на ступеньках Дворца правосудия в тот вечер. У современных копов гораздо больше прыти, чем у такого старика, как я.

Но я все же хочу, чтобы ты знала: я не испугался и пришел туда с единственной целью помочь тебе. А потом я несколько дней бесцельно болтался по городу и даже пытался навестить тебя в больнице. Ты не хотела меня видеть, ко я должен был убедиться, что с тобой все в порядке. И был счастлив, узнав, что это действительно так.

Я не нахожу слов, с помощью которых можно выразить мое сожаление по поводу случившегося. Я вновь разочаровал тебя и очень переживал из-за этого. Я часто совершал дурные поступки, натворил немало ошибок, и одна из них заключалась в том, что я потерял твое доверие. Неужели мне понадобилась целая жизнь, чтобы понять такую простую вещь?

Но в одном я все же был прав, и это для меня более важно, чем все остальное. Нет на земле таких людей, которые не нуждались бы в помощи и поддержке. Хотя бы иногда. И даже от своего отца".

Письмо заканчивалось словами: «Твой глупый папа», а чуть ниже была приписка: «который по-прежнему любит тебя».

Я прочитала это послание несколько раз, причем под конец уже не могла сдержать слез. Значит, отец все-таки отыскал такое место в этой жизни, где его никто не знает и не станет приставать с дурацкими расспросами. И вдруг мне стало больно оттого, что теперь я, возможно, никогда уже не увижу его.

И тут я вспомнила про фотографию. На ней был изображен мой отец в смешной гавайской рубашке, на фоне старой рыбацкой лодки длиной примерно двенадцать футов. А под фотографией была небольшая приписка: «Новый старт, новая жизнь. Я купил эту лодку и собственными руками покрасил ее. Наступит день, когда осуществится моя мечта, и мы снова встретимся...»

Сначала я рассмеялась, поскольку не представляла отца в рыбацкой лодке. Он же ничего не знает о рыбалке и о лодках! А океан видел лишь издали, да и то только по делам службы, когда следил за порядком в рыболовецком порту.

Но вдруг мое внимание привлекла маленькая деталь. На свежевыкрашенном борту этой посудины виднелась какая-то надпись. Я пригляделась, пытаясь разобрать мелкие белые буквы на голубом фоне лодки.

Это было название судна: «Баттеркап».

1

Buttercup — лютик (англ.).

2

Horsefly — слепень (англ.)..