Громов Михаил Михайлович
      На земле и в небе
      Hoaxer: фрагменты из мемуаров нашего знаменитого лётчика М.М. Громова - то, что касается его военных лет. Спасибо С. Бабаину, предоставившему этот текст и вдове М.М. Громова за разрешение разместить эти выдержки в сети.
      С о д е р ж а н и е
      Предисловие автора
      Великая Отечественная война
      Фронт
      Предисловие автора
      Мои друзья и знакомые часто просили и просят меня рассказать что-либо из моей жизни. Иногда я вдохновлялся и тогда с удовольствием вспоминал о своём прошлом. И всякий раз убеждался в необходимости написать книгу. Однако рассказывать легко, а писать о рассказанном - не так-то просто. Но я так часто слышал от друзей и знакомых просьбу написать книгу о себе, причём это пожелание аргументировалось живой необходимостью в такой книге и высказывалось с такой настойчивостью, что во мне восстал дух противоречия! "Теперь, - отговаривался я, - так много пишут, причём все - "от мала до велика", что если всё читать, так и писать самому нечего, некогда и незачем". Я отложил кое-что начатое и очень долго мне было противно даже думать о писании, тем более что всё уже рассказывалось так много и часто, что и мне начало надоедать. И надо же было моей жене дать в журнал "Наука и жизнь" начатые мною записки о моём детстве. Тут уж я невзвидел света. Посыпались письма, звонки по телефону с вопросами: когда же выйдет продолжение... Были даже визиты по этому поводу. Словом, я совсем лишился покоя. Тогда я прочёл напечатанное в журнале, сличил с тем, что я написал и нашёл, что не так-то уж много поправок сделала редакция. Это меня как-то ободрило, и я, наконец, решился.
      Составил твёрдый график своей жизни и приступил к делу. Оказалось, что не так-то легко взяться за перо. Но уж если я дал слово самому себе, то от него не отступлюсь. Поэтому начал вставать не позже семи часов утра. Полтора часа зарядки на балконе девятого этажа в любую погоду плюс полтора часа штанги. Душ, бритьё. Потом сочинительство. Перед обедом ещё полтора часа зарядки. До пяти часов к телефону не подходил и просил всех домашних отвечать, что я буду после пяти. После обеда - час прогулки; как говорили римляне: "После обеда стой или делай 1000 шагов". Вернувшись с прогулки, писал до девяти часов вечера. Ни капли алкоголя. Сбросил 16 килограммов веса и стал весить столько, сколько весил в молодости - 85 килограммов. Рост у меня был 184 см. Сейчас - не знаю. Некогда. Многие из знакомых одобряли мой ритм жизни, некоторые - нет. Но в итоге за пять месяцев книга в основном была закончена.
      Книга была написана, но света не увидела. В редакциях больше года длилось "хождение по мукам". И редакторы, и рецензенты далеко не благосклонно отнеслись к книге, но признавали, что она интересна и подлежит напечатанию. История "хождения по мукам" убедила меня в безнадёжности увидеть свою книгу в исходном виде. Даже не надеюсь на это, так как обычно редактор хочет, чтобы книга была написана в его интерпретации. И тогда я решил: пусть они сами и пишут! Писать книгу интересно тогда, когда читатель при прочтении может соглашаться или не соглашаться с автором. Но пока, к сожалению, во всех государствах принято одно лишь положение: нужно писать так, чтобы читатель соглашался почти со всем.
      На длинном жизненном пути человека о нём всегда складывается какое-то определённое мнение; думаю, что и я не избежал этой участи. Хотя со стороны, говорят, виднее. Но хочется и самому поделиться мнением о себе и своей деятельности, и вот почему: я читал несколько книг о себе, но себя в них не нашёл. Исторические факты и психологический облик, как мой, так и других знакомых мне людей, бывали не только искажены, а иногда просто являлись или фантазией авторов, или их предубеждённым мнением. А главное, личность моя выглядела так трафаретно, что я был похож на всех героев, а они все - на меня.
      Поэтому я и решил написать о своём жизненном пути, о себе, поделиться своим опытом, осветить то, что, как мне кажется, могло бы быть полезным и поучительным, а может и просто интересным для читателей.
      Эта книга не развлекательного содержания. Я описываю в ней обстановку, среду и условия, в которых проходили моя жизнь и работа. И делаю это с определённой целью: делясь своим опытом и анализируя свою деятельность, я оформляю выводы в виде психологических формул. Так, о детстве я рассказываю потому, что хочу показать наибольшее влияние этого периода жизни на формирование личности, её психологических и физических качеств, нужных для будущей жизни и профессии. Описание перелётов и испытательных полётов связывается с размышлениями об их целях, значении, проблемах организации и надёжности их совершения.
      Эта книга - плод моих личных наблюдений, впечатлений и раздумий. Главными источниками при её написании были моя память, мои восприятия, философский строй моих мыслей и романтичность моего характера. Поэтому и читателю я старался сообщить мою установку в жизни: больше думать, наблюдать, обобщать и помнить, что на воротах при входе в главное здание в Колтушах И.П.Павлов написал изречение весьма глубокого смысла: "Наблюдательность".
      Поток информации способствует приобретению знаний, но освоение должно сопровождаться выводами. Об этом предупреждал ещё Л.Н.Толстой: когда во время беседы с В.Э.Мейерхольдом он спросил, много ли тот читает, а известный театральный режиссёр, робея, ответил, что мало, писатель сказал: "Вот и правильно. Когда человек много читает, но мало думает, то он становится вроде кладезя чужих мыслей, а своих - ни ума, ни творчества он не проявляет. Он теряет себя". Я следовал в своей жизни этому убеждению и шёл таким путём - я больше думал, чем читал.
      В книге затрагиваются многие темы, подчас далёкие и казалось бы, не связанные друг с другом. Но они, так или иначе, способствовали развитию интеллекта путём расширения кругозора и, в конечном счёте, формировали духовную жизнь автора.
      Серьёзные размышления о патологической сущности происхождения войн; научное обоснование определённых позиций в искусстве; разговор о различных видах спорта и методах их освоения; рассказы об охоте, как о средстве совершенствования некоторых качеств человека; о природе, как о средстве познания прекрасного - всё это пишется для того, чтобы выводы из моих размышлений вызывали положительные результаты для тех, кто прочитает книгу.
      Главной же темой книги я считаю методы работы над совершенством своей психической деятельности в самой разнообразной форме, ибо "всякая без всяких исключений психическая деятельность заканчивается мышечным движением" (И.М.Сеченов). Иначе: всякая наша деятельность и поведение есть конечное внешнее выражение нашей психической деятельности. Как же можно не работать над её совершенствованием?.. Ответом на этот вопрос являются мои мысли и определённые мною формулы.
      Учение И.М.Сеченова, которого я считаю своим главным учителем в жизни и профессиональной деятельности, и особенно его труд "Рефлексы головного мозга" были для меня "ключом", который помог мне открыть "дверь" в область научного обоснования теории совершенства психики человека.
      Те, кто хочет работать надёжно и качественно, надеюсь, смогут извлечь для себя положительные выводы из тех методов, которые я применял в своей жизни.
      [...]
      Великая Отечественная война
      Через час я прибыл в ЛИИ. Собрал своих заместителей и начальников лабораторий. Каждый получил указания об организационных мероприятиях и дальнейших перспективных планах их работы.
      Началу войны народы нашей страны поразились, как грому небесному среди ясного неба, услышав по радио сообщение о коварном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Наш народ всегда был нацелен на ведение войны на чужой территории, и нам внушали, что "в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ". Но несчастные жители западной прифронтовой полосы, увы, узнали о начале войны, когда на них внезапно посыпались бомбы. Теперь все знают об этом времени несколько в ином плане, читая хотя бы мемуары наших крупных военных специалистов. Теперь ясно выявилось, что Сталин совершил громадную и основную ошибку, уверовав в благородство Гитлера. Несмотря на заключённый с Германией договор о ненападении все данные говорили о полной готовности немцев к военным действиям с нами. В ночь на 22 июня вся связь между нашими частями была нарушена агентами фашистов, прифронтовая авиация в большинстве своём была уничтожена на земле при первом же внезапном фашистском налёте. Война застала нашу авиацию в период лишь начала перевооружения, и бомбардировочная авиация, состоявшая, в основном, из СБ, не могла противостоять "Мессершмиттам", а наши лучшие кадры лётчиков несли большие потери.
      После этой своей непростительной ошибки Сталин был отличным Верховным Главнокомандующим. Он всегда был в курсе всех событий на фронтах и в тылу, вплоть до мельчайших подробностей. Каждый день он разговаривал не только с командующими фронтами, но и с некоторыми командующими армиями различных родов войск. Он знал досконально, какие технические и продовольственные заказы сделаны и когда поступят на фронт; знал всё вооружение и как оно оправдывает себя в бою. Всё это - его знание, умение и энергию - знали и могут подтвердить командующие фронтами и армиями.
      Вся перестройка внутри страны, так же, как и в международных взаимоотношениях полностью выявили необыкновенные организаторские способности, всестороннюю дальновидность и феноменальную энергию Сталина. Коммунистическая партия и наш славный народ не дрогнули и с непревзойдённой энергией и быстротой сумели восстановить и промышленность, и авиацию в фантастически короткие сроки. В первые дни войны Сталин произнёс по радио историческое воззвание к народу. Эта речь, несомненно, подняла дух народа и армии и, несмотря на большие трудности, вызвала прилив энергии и веру в победу.
      Нельзя не отдать должное и нашей Коммунистической партии, ставшей во главе организации эвакуации заводов, фабрик, учреждений и налаживания производства вооружения всех видов, организации и подготовки резервов, обученных и готовых к боевому применению всех видов оружия.
      * * *
      Прошло немного времени. События на фронте перестраивали меня с мирной работы на фронтовую. Голова начала думать о том, что бы такое предпринять наиболее эффективное, внести и свой вклад в борьбу против агрессора. Я переселился в ЛИИ, был днём и ночью занят организаторской работой.
      Удивительные дела творились тогда в ночное время. Можно было с наступлением темноты наблюдать частые полёты осветительных ракет и около ЛИИ, и около ЦАГИ, который располагался недалеко от нас. Мы усилили охрану и принимали меры к ещё большей бдительности.
      Однажды вечером, когда начало смеркаться, мы возвращались из Наркомата на машине. Приближаясь к институту, мы заметили, что около Москвы начали мелькать вспышки огоньков. Это был первый налёт немцев на Москву. В ЛИИ была организована эскадрилья ночных истребителей. Её возглавил А.Б.Юмашев. В этой эскадрилье был и известный сейчас лётчик-испытатель, писатель, Герой Советского Союза М.Л.Галлай (Галлай Марк Лазаревич (1914-1998) заслуженный лётчик-испытатель СССР, Герой Советского Союза, автор многих книг о лётных испытаниях.). В одну из ночей он сбил немецкий самолёт над Москвой (самолёт сбил и другой лётчик этой эскадрильи - М.К.Байкалов.). Молодец! Наше ходатайство о его награждении за этот подвиг увенчалось успехом: он получил боевой орден (Красного Знамени.).
      Довольно симптоматична была тактика немцев в то время. На наш ЛИИ и ЦАГИ они налётов не совершали, а бомбили город. Видимо, с целью вызвать панику среди жителей Москвы, заставить их бежать из города, заполонить дороги и, тем самым, затруднить снабжение города и фронта всем необходимым. Немцы, очевидно, надеялись весьма скоро попасть в Москву. Но она им не досталась. В то время ходили брошенные кем-то из иностранных журналистов слова: "Народ, который ест мороженое на морозе - непобедим". Агентура немцев в Москве всё же, видимо, работала. Мы слышали, что в ряде домов, в дымовых трубах во время налётов светились огни, чтобы немецкие лётчики могли распознать город в темноте, так как за затемнением своего города москвичи следили очень строго.
      В наркомате авиапромышленности, конечно, было много забот - об удовлетворении авиации матчастью, о работе заводов и развёртывании масштабов мобилизационных планов. Я чувствовал себя как-то не в своей стихии. Но неожиданно подвернулся случай, который пришёлся мне по душе.
      Я услышал, что СССР может получить в США четырёхмоторные бомбардировщики "Боинг-21" - "летающие крепости". Я обратился к Шахурину. Он доложил Сталину и получил согласие на передачу ЛИИ А.В.Чесалову. А мне было предложено возглавить делегацию в Америку за самолётами. Мы рассчитывали, что, получив в Америке "Боинги", сумеем перелететь на них в Англию, а оттуда, сбросив бомбы на немцев, перелетим к себе домой.
      Значительно позже я узнал, какие трудности и мытарства нужно было претерпеть людям, эвакуировавшим ЛИИ и какие неимоверные трудности преодолели они на новом месте. Совершенно особую роль во всей этой эпопее сыграл мой большой и постоянный друг Пантелеймон Степанович Анищенков. На нём лежала вся тяжесть забот по организации и всестороннему обеспечению института всем необходимым для бесперебойной работы учреждения. Инженер по образованию, способнейший организатор, чудный верный товарищ, обаятельный человек, умница. Ни возраст, ни здоровье никогда не ограничивали его кипучую деятельность, направленную на благо Родины.
      * * *
      Сдав ЛИИ, я возглавил две группы лётного состава и отправился в США. В одной группе старшим был А.Б.Юмашев, в другой - Г.Ф.Байдуков. Всего нас было 18 человек - лётчики, штурманы, механики.
      С Химкинского водохранилища на двух летающих лодках мы поднялись и полетели в Архангельск (31 августа 1941 года.). Первую лодку вёл полярный лётчик И.И.Черевичный (Черевичный Иван Иванович (1909-1971) - Герой Советского Союза, участник многих экспедиций в Арктику и Антарктику.), вторую - В.Н.Задков (Задков Василий Никифорович (1907-1996) - Герой Советского Союза, полярный лётчик, участник поисков экипажа С.А.Леваневского.) (ныне - Герои Советского Союза). В первой лодке вторым пилотом летел Г.Ф.Байдуков, во второй - А.Б.Юмашев, оба отлично владевшие полётом по приборам в облаках (Штурманом летающей лодки И.И.Черевичного был Валентин Иванович Аккуратов (1909-1993) - известный полярный штурман.). Мы должны были Северным морским путём долететь до США через Аляску и Канаду, делая промежуточные посадки, разделённые, примерно, расстоянием в 1000 километров. Предприятие казалось очень трудным, но я, шутя, убеждал спутников, что мне всегда везёт. И действительно, встречались нам и обледенение, и полёт в облаках по приборам, но ничего... Самое опасное это неведомые условия погоды в момент посадки. Приводных станций в то время не было, а связь была очень ограничена. Но, прилетая, мы всегда садились в нормальных условиях. На одном из этапов, проходившем над Северным морским путём, взлетев на рассвете, мы были поражены удивительной красотой неба, его перистых высоких облаков, освещённых солнцем. Невозможно было не поразиться грандиозности картины, переливающейся чарующим золотом по всему горизонту с левой стороны самолёта.
      На последнем этапе полёта над нашей территорией, недалеко от побережья Тихого океана, когда до посадки оставалось километров 100, на лидирующей лодке на правом моторе лопнула масляная трубка. В этот момент мы летели над горами. Горы были открыты. Словно как по заказу, в этом ограниченном пространстве светило солнце. Под нами было озеро удивительной красоты, с водой густого синего цвета. Решили произвести посадку на это озеро для ремонта. Вода в озере оказалась пресной. Вид озера среди гор был очень живописен и при солнечном освещении никак не походил на картину Севера. Прозрачная вода озера выглядела ярко-голубой на фоне гор, напоминавших по окраске многочисленные этюды Коктебеля М.А.Волошина (Волошин Максимилиан Александрович (1877-1932) - поэт и художник, живший в Коктебеле (в районе Феодосии).). Однако сознание напоминало о необычайной одинокости и полнейшей безлюдности дикой природы: сотни километров отделяли нас от ближайшего жилья в горной местности. Ветер быстро нёс наш самолёт к берегу, и нужно было успеть устранить техническую неполадку до столкновения. Работа по исправлению закончилась, когда до берега оставалось метров 50-70. Было бы много хлопот, если бы ремонт затянулся... Но нам повезло.
      Моторы были включены, мы взлетели и менее чем через час прилетели в последнюю бухту перед вылетом на Аляску. В этой бухте кроме оленины ничем нельзя было поживиться. Но это нас не смущало. А вот утро нас весьма огорчило: стоял туман, моросил мелкий дождь. Взлёт был невозможен. Мы начали обсуждать, как лететь дальше. Решили, что, как только появится хоть малейшая возможность, взлетим с десятиминутным интервалом и один за другим пойдём на разных высотах - разность от 200 до 300 метров. Посадка в Номе (город на Аляске.). Там должны быть лиманы с благоприятными условиями для посадки - это я знал. Но предварительно лучше сесть в устье реки и осведомиться о глубине этих лиманов.
      Часа через полтора туман приподнялся, дождик стал ослабевать, и мы тронулись в путь. Погода была скверная, мы летели то по приборам, то между двумя слоями облаков. Когда нам нужно было изменить курс немного вправо, чтобы лететь на Аляску (точнее - на город Ном), то слева мы вдруг увидели приоткрытую от облаков скалу. Мы сразу же определили нужный нам момент излома курса и направились прямо к Ному. Разве это не везение?..
      Вскоре облачность начала рассеиваться, погода улучшилась, и мы подлетели к Ному при благоприятной погоде. Сделали круг над городом, посмотрели сверху на лиман, но из осторожности сели в устье реки. Подошли к мосту. Я сошёл на берег. Нас встретил начальник береговой охраны, пожилой седой немец Гофман. По правде говоря, мы очень удивились такой встрече. Узнав от него совершенно неопределённые сведения о лиманах, мы решили всё же попробовать разглядеть их с малой высоты и определить их глубину. Выбрали один, показавшийся нам подходящим и благополучно сели. А.Б.Юмашев со своей группой подлетел к Аляске севернее: их гидросамолёт был встречен истребителем США, который принудил их произвести посадку. Но всё обошлось благополучно, и Юмашев с товарищами приехал к нам затем на автомашинах.
      Нам любезно предложили поселиться до утра в общежитии рабочих, строивших рядом новый аэродром. Кровати были отличные, с чистым свежим бельём. Нам были предоставлены две комнаты в деревянных чистых бараках. Рабочих на строительстве было всего 100 человек. Работали, главным образом, машины. Строили крестообразные взлётные дорожки среди скалистой почвы. Этих сто человек обслуживал один повар - поляк по национальности и два студента-американца. Мы поинтересовались, каким образом и зачем занесла судьба этих двух студентов так далеко на север. Оказалось, что они учатся зимой, а в летние каникулы приехали сюда, потому что здесь, на Севере, оплата труда в три раза выше, чем в Штатах. В обязанностях студентов было накрывать и убирать столы, мыть посуду, убирать помещение столовой. Они легко справлялись со своими обязанностями. Мойка была механизирована, так же, как и уборка столовой. Им не составляло труда обслужить и нас во вторую очередь (после рабочих).
      Вечером Юмашев и Байдуков пошли в кино. Войдя в зал, они сели на места с края рядов. На них весьма неодобрительно стали посматривать присутствовавшие там американцы. Наконец к ним подошёл один человек и обратился на русском языке (он слышал, как наши "орлы" разговаривали по-русски):
      - Кто вы такие?
      - Мы - русские.
      - Откуда вы?
      Они объяснили, что только что прилетели. Тогда этот человек объяснил им, что они заняли места, предназначенные только для негров и эскимосов, и посоветовал им пересесть:
      - Иначе при выходе из кино вас могут побить.
      Делать было нечего - они пересели.
      Позавтракав рано утром, мы полетели через Алеуты к Канаде. На Алеутах лётная погода бывает лишь несколько дней в году. Но нам опять повезло: погода была хорошей и, пролетев Алеуты, мы изменили курс влево. Пролетая над отвесными скалами на берегу Аляски, мы наблюдали грандиозные птичьи базары.
      Первая остановка была на гористом острове по дороге в Канаду, на американской авиабазе. В бухте стояли такие же летающие лодки, как и те, на которых прилетели мы. Почти рядом с отвесной скалой была ровная площадка. На этой площадке были расположены все жилые постройки, офицерское собрание, бензосклад и пр. Ни зениток, ни истребителей где-либо поблизости не было.
      Мы были любезно приняты. В офицерском собрании мы наткнулись на метрдотеля-японца. Были японцы и среди прислуги. В собрании были предусмотрены различные развлечения для отдыха. Офицеры интересовались нашей поездкой, а мы задавали им вопросы, которые интересовали нас, например, почему у них бензосклад, жильё и пр. находятся на площадке, совершенно незащищённой, а рядом - неиспользованная скала. Или - почему их обслуживают японцы, а не свои, преданные стране, граждане. Мы получили очень интересный ответ: " Мы всё это очень хорошо знаем, но когда вы будете ТАМ, то сами скажите об этом: наши вопросы туда не доходят". При слове "ТАМ" они указали пальцем вверх.
      На следующей промежуточной базе, вскоре после канадской границы, всё, что мы увидели раньше, повторилось. Наконец мы прилетели в Сиэтл. Весь полёт занял четверо суток. Это было здорово! Вместе с нашим консулом я немедленно отправился на авиационную базу за несколько десятков километров от города. И был огорчён. Нам предложили осмотреть самолёты В-24 и В-25. Ни о каких "крепостях" не было и речи. Показанные нам самолёты не имели вооружения. Я срочно вернулся в Сиэтл. Позвонил в Вашингтон нашему послу К.А.Уманскому. Через 10 минут он был у телефона, и я кратко доложил ему о недоразумении. Слышимость и ясность звука оставляли желать лучшего: до Вашингтона было 5000 километров. Уманский сразу решил:
      - Вот что, садитесь в самолёт и прилетайте ко мне в Вашингтон.
      Из Сиэтла мы должны были сначала перелететь в Лос-Анджелес, а уже оттуда лететь ночным самолётом в Вашингтон. Утром мы были у посла. Я доложил Уманскому о задании получить "крепости" и о том, что вместо них нам предлагают невооружённые двухмоторные самолёты.
      Так как предложенные самолёты нас удовлетворяли лишь постольку поскольку, то Уманский вместе со мной и Юмашевым начал "штурм" военных министерств с целью приобретения тяжёлых бомбардировщиков "Боинг". Сначала мы посетили министра авиации. Он не смог решить этот вопрос, так как Морское министерство не разрешало использовать секретный прицел для сбрасывания бомб, установленный на "летающих крепостях" (так он нам разъяснил). Министр авиации предложил нам опять В-25. Я ему заметил, что этот двухмоторный бомбардировщик нецелесообразно укомплектовывать большим экипажем: достаточно всего трёх человек, и даже, скорее всего, двух. Министр не только обиделся, а скорее даже рассердился на это моё замечание.
      После этого мы пошли в Морское министерство. Там тоже получили отказ, якобы из-за секретного бомбоприцела. Тогда Уманский получил согласие на приём нас Рузвельтом. Но нас предупредили, что президент может уделить нам не более 15 минут.
      Рузвельт встретил нас, как хороших старых знакомых. Он сразу задал мне вопрос, как мы летели, каким путём, что мы видели по дороге, какой мы нашли Америку сейчас, какие изменения произошли с тех пор, когда он принимал нас в 1937 году. Я рассказал ему, что летели мы четверо суток, о том, какие американские базы мы видели, и что мы единодушно находим, что американцам угрожает "пятая колонна". Разъяснили, в чём дело. Затем Рузвельт начал интересоваться нашими методами ведения войны. Разговор продлился час сорок пять минут. Закончился он тем, что президент попросил нас поделиться с американскими военными своим опытом ведения войны. На самый интересующий нас вопрос Рузвельт ответил:
      - Я думаю, моряки не будут больше возражать: немцы уже давно украли у нас этот бомбоприцел.
      Казалось, вопрос был решён. Но не тут-то было. Когда мы попытались уговорить Морское министерство дать нам "летающие крепости" хотя бы без прицелов, то на это последовало возражение: "Мы не можем, так как их не хватает на Филиппинах". После такого ответа мы попросили наше Правительство немедленно вернуть нас на Родину для активного участия в её защите от фашистов. Американские газеты в то время были полны сенсационных сообщений о завоевании немцами Европы и о полном разгроме Красной Армии.
      Делать было нечего. Мы ознакомились со всем тем, что представляло интерес для нас. Но, кроме В-25, и то при условии установки на нём вооружения, ничего не было. Уговорить американцев поставить нам что-то новое было очень трудно. Однако, если их всё же удавалось уговорить, то можно было "спать спокойно": всё делалось точно и к сроку.
      Мы с Юмашевым полетали на двух типах самолётов - на В-24 и В-25. Последний обладал некоторыми недостатками, о которых я заявил главному инженеру фирмы. У этого самолёта было несовершенно сочетание в месте соединения крыла с фюзеляжем, что на больших углах атаки приводило в некоторой степени к неустойчивости и несколько осложняло пилотирование, особенно в начале взлёта. Инженер вытаращил на меня глаза и спросил:
      - А как же Вы определили причину этого явления?
      Я сказал ему, что у меня достаточный опыт и что для этого нужно "съесть пуд соли". Он рассмеялся и добавил:
      - А не могли бы Вы стать у нас на заводе консультантом?
      - Нет, - ответил я, - в моё задание это не входит.
      После, переговорив с Уманским, я попросил его немедленно отправить нас домой, и подписал телеграмму в Москву.
      Получив разрешение, наша делегация в две группы, порознь, отправилась домой разными путями. Я, Юмашев, Байдуков, штурман М.Х.Гордиенко (Гордиенко Михаил Харитонович (1906-1972) - генерал-майор авиации, участник перелёта В.К.Коккинаки в Америку на самолёте "Москва" в 1939 году.) и лётчик Литвиненко должны были перелететь через Атлантику из Филадельфии в Ирландию на громадном пассажирском гидросамолёте.
      В это время в Филадельфии давал концерт С.В.Рахманинов (Рахманинов Сергей Васильевич (1873-1943) - великий композитор, эмигрировавший в США; в годы войны устраивал благотворительные концерты в поддержку СССР.). Мне очень хотелось послушать моего любимого композитора. Но, увы, самолёт взлетел раньше начала концерта, и мы полетели на Ньюфаундленд (остров в Канаде.). Через полчаса мы вернулись обратно, получив в воздухе неподходящую сводку погоды. Мелькнула надежда, что я всё-таки услышу концерт. Но... нас предупредили, что гидропорт покидать нельзя. Через 40 минут мы взлетели снова. Так мне и не удалось услышать живого Рахманинова. Сожалею об этом очень. Но мы с Юмашевым послали письма: я - Сергею Васильевичу, а Юмашев - жене Рахманинова. В этих письмах мы выражали восхищение его творчеством и концертной деятельностью, писали о том, что мы, как и весь наш народ, чтим его произведения и выразили уверенность в том, что услышим его на Родине.
      Поздно вечером мы опустились в одном из портов Ньюфаундленда. Пока гидросамолёт готовился к полёту через океан, мы любовались северным сиянием. Впервые виденное, это зрелище произвело на меня необычайное впечатление как остро-таинственное и волшебно-красивое.
      Взлетев с Ньюфаундленда, мы всю ночь летели через Атлантику. В самолёте не было спальных мест. Летели сидя. Чтобы легче перенести ночь, наши ребята, отчаянные преферансисты, затеяли игру и проиграли до рассвета. Утром мы опустились в одном из гидропортов Ирландии.
      Я очень люблю животных, и, так или иначе, вся моя жизнь была связана с ними при разных обстоятельствах. Поэтому, естественно, мне запомнилось, как там (в Ирландии) нам пришлось наблюдать за выгрузкой коров с грузового парохода кранами. Бедняжки висели в воздухе, растопырив все четыре ноги, с глупыми, ничего не понимающими мордами, испуганными глазами, очень несчастные, пока не чувствовали твёрдую землю под ногами.
      Чтобы попасть на аэродром, мы пересекли на автомобиле всю Ирландию. Ирландия произвела впечатление страны, в которой много невозделанной земли. Казалось, эта страна могла бы полностью обеспечить себя и всю Англию мясом.
      На аэродроме все пассажиры, прибывшие с нами, были водворены в самолёт с иллюминаторами, закрашенными белой краской. На нём мы и перелетели в Лондон.
      В Лондоне было воскресенье. Нам было необходимо обменять доллары на фунты. Но в воскресенье все банки были закрыты. А деньги были нужны. Как известно, без этой "условности" нельзя долго прожить ни в одной стране. К счастью, вместе с нами летел один из видных английских государственных деятелей, который знал, что я и мои товарищи были участниками беспосадочных перелётов через Северный полюс, и из уважения к нам любезно предложил свою помощь. Он куда-то позвонил, и деньги были обменены. Мы добрались до посольства и попали в объятия нашего посла в Лондоне И.М.Майского (Майский Иван Михайлович (1884-1975) - дипломат, впоследствии - заместитель наркома иностранных дел.).
      Лондон был весь заполнен военными. Особенно много военных было на вокзалах. Поражало большое количество молодых женщин в военной форме. Был ноябрь 1941 года.
      Клейсдел... Река, на берегах которой было сосредоточено большое количество верфей и различные английские промышленные предприятия. Именно эти места, главным образом, и бомбили немцы. У мэра города, который очень любезно принял нас, мы увидели три картины о трёх разных эпохах, связанных с рекой Клейсдел. На первой были изображены рыбаки, поймавшие рыбу и доставшие из неё золотое кольцо. На второй - две замечательные лошади, гнедая и рыжая, клейсделской породы. И, наконец, третья - индустриальная картина - говорила о современной эпохе.
      Мы торопились домой. Майский быстро устроил нам отправку дальше. Мы должны были доехать поездом до Шотландии, а там пересесть на миноносец. Мы попрощались с Иваном Михайловичем, так тепло нас встретившим и проводившим.
      Из Лондона мы, пять человек: я, Юмашев, Байдуков, Гордиенко и Литвиненко поездом выехали на север Англии, в Шотландию.
      На миноносце нам представили высокого морского офицера-англичанина, владевшего русским языком - Антона Куртнэя. Он должен был сопровождать нас до Архангельска. Он помогал нам как переводчик, и от него мы узнали много интересного о службе и традициях морского флота Англии.