На земле и в небе

      В период затишья меня перевели на Западный фронт, где я приступил к командованию 1-ой воздушной армией.
      Здесь я встретил другого начальника штаба - моего горячо любимого Александра Семёновича Пронина! Это был отличный начальник штаба, прекрасный товарищ, обаятельный милый человек, беспредельно (не менее чем в военное дело) влюблённый в свою жену - Аллу Константиновну Тарасову (Тарасова Алла Константиновна (1898-1973) - народная артистка СССР, известная актриса МХАТа.). Чистотой души он покорил моё сердце. Но... он был отчаянным спорщиком. Эти "скандальные" споры возникали всегда, когда вопрос касался лошадей и их достоинств. Кончалось всегда тем, что он "умирал" от смеха, а я мысленно вынимал пистолет и стрелял в него в состоянии исступления из-за невозможности переубедить его. Конечно, мы оставались верными друзьями.
      Наши взаимоотношения по существу углубились с той паузы в боевых действиях, которая застала нас в местечке Сырокорень. Эти волнующие дни мы всегда вспоминаем как отраду в минуту тяжёлых испытаний среди ада войны. В то время к нам на фронт приехал МХАТ. Пустой сарай превратился в театр с занавесом, на котором красовалась эмблема театра - Чайка.
      Трудно передать чувства, обрушившиеся контрастом после военных дум и решений о боевых действиях, когда мы со сцены услышали: А.К.Тарасову; молодую, как сейчас помню, в бордовом бархате Калиновскую; А.П.Зуеву и многих других замечательных актёров МХАТа, с сияющими вдохновением глазами... Они вызывали бури, перевороты в душе, мысли о призвании человека на земле...
      Во время этого затишья я, решив воспользоваться передышкой, провёл разбор деятельности французского полка "Нормандия", прикомандированного к 1-й воздушной армии. Для этого я вызвал к себе командный состав полка. В начале боевой деятельности, как я узнал, французы несли неоправданные потери. Летали же они блестяще и виртуозно. Дрались безупречно храбро, никогда не считаясь с численностью вражеских сил. Однако они вели войну в воздухе в том джентльменском стиле, который существовал в первую мировую войну: бросали письма с малой высоты на аэродромы противника с вызовом на "дуэль" в воздухе и т.д. Немцы же встречали их зенитным огнём и нападали организованно превосходящими силами. Нужно было в корне изменить их методы и способы ведения войны в воздухе. Взаимодействие и организованность должны были стать во главу угла. Тактика и организация были для них новыми. Этот разбор вскоре дал положительные результаты. "Нормандцы" стали воевать эффективно и отлично. Некоторым из них было присвоено звание Героев Советского Союза.
      В 1945 году французское правительство наградило меня высшим французским орденом - Командорским орденом Почётного Легиона. Интересна история возникновения этого ордена. Орден был учреждён Наполеоном и имел три степени: солдатский орден Почётного Легиона, офицерский и командорский (для высшего воинского состава). Традиция требовала, чтобы все французы в общественном месте тотчас же вставали при входе туда кавалера этого ордена. Не знаю, сохранилась ли эта традиция сейчас. Надо признать, это был достойный знак наивысшего уважения к награждённому. Материально награждённый обеспечивался до конца своих дней. Его дети имели право поступать в высшие учебные заведения без экзаменов.
      А как не вспомнить приезд в 1-ю воздушную армию фронтовой бригады артистов цыганского театра "Ромэн". Я всегда любил цыганские песни и пляски - зажигательные, жизнерадостные. А началась эта любовь ещё с той поры, когда вся Москва знала, что в Петровском парке живут лётчики и цыгане. Поэтому с такой радостью восприняли мы их приезд. Вообще, люди искусства делали огромное дело, приезжая на фронт, подвергаясь опасности попасть под бомбёжку или обстрел. Петь, плясать, играть зачастую под аккомпанемент летящих немецких самолётов. Но какой же эмоциональный подъём возникал в нас, людях, ради которых они совершали свой подвиг, после их выступлений. С военных лет у меня сохранились дружеские отношения со многими цыганами из театра "Ромэн". Особенно я преклонялся перед искусством тогда уже очень пожилой Христофоровой, удивительной певицей своего жанра; перед Радой и Николаем Волшаниновыми и другими. Я считаю, что за одно только исполнение "Не уходи ты, мой голубчик" и "Я ехала домой" Раде можно было бы сразу присвоить звание народной артистки СССР. С таким мастерством и чувством она пела! Каждое послевоенное посещение театра "Ромэн" было большим праздником для нас с женой.
      С цыганами у меня в памяти связан и такой забавный эпизод. Зимой 1925-1926 года я узнал, что назначен в перелёт по Европе, который должен был состояться в августе 1926 года. Весной этого года, в тёплый майский воскресный (выходной для меня) день, я со своими знакомыми - мужем и женой - гулял в Сокольниках, на природе. Было сравнительно людно, у всех праздничное настроение. Я был, как всегда в то время, одет в военную форму. Вдруг к нам подошла цыганка. Остановилась, посмотрела на меня и говорит: "Счастливый ты, скоро за границу поедешь. Давай погадаю!". Военная форма не позволила мне удовлетворить её просьбу. Да и в то время к слову "счастье" я относился небрежно, так же как и к своей будущей судьбе. Молодость есть молодость. Теперь я бы задал этой цыганке вопрос: как она понимает слово "счастье"? И сам задумался бы...
      * * *
      Авиация 1-й воздушной армии работала главным образом (как и всегда в наступательных операциях) по обеспечению разгрома переднего края противника и действовала довольно успешно, особенно при Спас-Деменской операции. Командование признало отличное применение и действия нашей армии в этой операции. Я был награждён орденом Суворова 2-й степени.
      Но были и неприятные моменты, омрачавшие настроение, как говорится, "в бочку мёда попала ложка дёгтя". В этой наступательной операции бомбардировочный корпус генерала Ушакова, приданный для усиления удара с воздуха, одним из своих соединений нанёс удар по своей территории. Причём под бомбёжку угодили заместитель командующего фронтом и мой заместитель. К счастью, всё обошлось благополучно, но несколько испортило общую картину действий авиации.
      Одну операцию я вспоминаю с особо большим удовлетворением, как свой творческий успех. Началась наша наступательная операция по взятию Смоленска. После артиллерийской подготовки наши войска двинулись в наступление в направлении южнее Смоленска, чтобы обойти его с целью окружения. Но немцы стали сильно мешать продвижению наших войск своей бомбардировочной авиацией. Особенно мешали пикирующие бомбардировщики "Юнкерсы-87". Воздушной разведкой было установлено, что эти бомбардировщики сосредоточены на большом аэродроме размером 3 на 3 километра в Боровском, расположенном южнее Смоленска, возле железной дороги.
      Я обратил внимание, что немцы прилетают утром, днём и вечером, а ровно в 13 часов они обедают по установленной традиции. Воздушная разведка это подтвердила. Эта традиция натолкнула меня на мысль произвести внезапный удар по немецкому аэродрому именно во время обеда.
      Аэродром Боровское был далеко, и наши штурмовики слетать туда для нанесения удара не могли, не говоря уж об истребителях. Поэтому я решил нанести удар гвардейской бомбардировочной дивизией генерала Андреева, самолётами Пе-2 и ровно в 13 часов 10 минут, т.е. в самый разгар обеда.
      Для более успешного выполнения задачи я решил применить следующий тактический приём: вся дивизия должна была пройти мимо неприятельского аэродрома в нескольких километрах, а затем, развернувшись, напасть на аэродром с тыла, как бы возвращаясь к себе домой после задания. В этом случае противник мог подумать, раз они возвращаются, то бомбы уже сброшены и опасности не может быть. В этом состояла вся "соль" успеха. Наши самолёты несли главным образом осколочные и зажигательные бомбы для уничтожения самолётов противника и немного фугасных бомб для разрушения построек.
      Бомбардировка была исключительно удачной. Все наши самолёты благополучно вернулись домой, ни один не был даже подбит. Зенитки начали стрелять лишь по самым последним самолётам, но безрезультатно. Снимок, сделанный с головного самолёта, показывал, что на аэродроме масса самолётов противника, обступив бензозаправщики, заправляется горючим; а снимок с последнего самолёта представил картину полного хаоса на аэродроме: горели постройки, бензозаправщики, некоторые из которых были перевёрнуты вверх колёсами, горели разбросанные в беспорядке самолёты.
      После этого нашего удара с воздуха наши войска быстро обошли Смоленск. Через четыре дня мы ходили по этому аэродрому. Одна из фугасных бомб угодила в столовую, где было убито более 100 человек лётного состава. Немцы три дня хоронили убитых. Об их боевых вылетах не могло быть и речи. Внезапное нападение с тыла было для немцев неожиданным. Психологический этюд удался полностью.
      Во время операции на Курской дуге, когда наши войска готовились нанести удар с северного фланга, в направлении на Брянск, наша авиация снова успешно работала по переднему краю противника, помогая наземным войскам продвигаться вперёд. Здесь мне выпало удовольствие познакомиться с удивительным человеком, незабываемо колоритной фигурой, лихим кавалеристом генерал-лейтенантом В.В.Крюковым. Его гвардейский конный корпус действовал очень активно и двигался, часто опережая технические войска, которые застревали в нашем чернозёме. Этот человек вообще не ведал страха, попадая со своими конниками в очень тяжёлые положения. К сожалению, ныне Герой Советского Союза Владимир Викторович Крюков вместе со своей женой, прославленной и любимой всеми Лидией Андреевной Руслановой (Русланова Лидия Андреевна (1900-1973) - певица, прославившаяся исполнением русских народных песен.) покоится на Новодевичьем кладбище.
      На Западном фронте я познакомился ещё с одним удивительным человеком И.А.Леоновым, грезившим авиацией и просто не мыслящим себя не лётчиком. Паренёк из Орловской области, из небольшой деревушки, затерянной в лесу, совершил во время войны подвиг, равного которому нет в мире. Если страсть и увлечённость присущи человеку с большим характером, он преодолевает все преграды, стоящие на пути к осуществлению его мечты. Именно таков Иван Антонович Леонов.
      Он пришёл ко мне на приём во фронтовой штаб 1-й воздушной армии после тяжёлого ранения, результатом которого была ампутация до плеча левой руки. Пришёл просить разрешения на полёты (это - без руки-то!), хотя был, естественно, признан негодным к лётной работе вообще.
      Но у молодого лейтенанта была такая мольба выслушать его и помочь ему, что я помог ему, хорошо понимая, что такова психология настоящего лётчика он не может, пока живёт на земле, отказаться от мечты снова подняться в воздух. Тем более в то время, во время войны, когда все стремились внести свой посильный вклад в дело разгрома фашизма. Я спросил его, как он мыслит себе управление рычагом газа на самолёте без руки. Он очень основательно объяснил мне, что придумал специальное приспособление - дюралевый протез на левое плечо. Достаточно было небольшого движения плеча, и протез перемещал рычаг управления газом на необходимую величину. Так Леонов решил трудную проблему управления самолётом лётчиком с одной рукой.
      Леонов летал на По-2 в эскадрильи связи 1-й воздушной армии. Летал хорошо, выполнял все задания, как ни сложны они были. Получил ещё одно боевое ранение (в ногу), но вновь вернулся в строй.
      Вот что значит настоящий герой (16 февраля 1995 года И.А.Леонову присвоено звания Героя Российской Федерации.), настоящий лётчик и мужчина. После войны мы встречались много раз. Он приезжал в Москву из Тулы, где сейчас живёт. И всегда он производит впечатление основательного, с большим сердцем Человека. Поразительна и его послевоенная биография. Не всякий здоровый человек возьмёт на себя обязанность быть отцом большого семейства. А Иван Антонович усыновил четверых детей, да и своих у него двое. И работу искал не полегче, а потруднее - и опять связанную с детьми, с молодёжью. Молодец! Я восхищаюсь его умением и стремлением преодолевать самое трудное в жизни, быть победителем.
      * * *
      Самое неприятное в воспоминаниях о пребывании на фронте - это встречи с командующим фронтом и с командующим ВВС. Последний (имеется в виду А.А.Новиков.) явно побаивался моей конкуренции, причём совершенно напрасно, так как я не был склонен к карьере, а наоборот - не знал, как от неё избавиться. Но пока шла война, думать об этом было нечего. Не любило меня начальство, особенно А.А.Новиков, ещё, видимо, и из-за того, что я во всех трудных случаях обращался прямо к И.В.Сталину. А Сталин меня хорошо знал, как человека объективного, честного, точного и исполняющего всё до конца безупречно. Он относился ко мне с доверием и уважением. Но при этом я никогда не был "голенищником". Сталин это хорошо знал и поэтому относился с уважением, всегда обращался ко мне на "Вы". Но на фронте, как и в мирное время, во многих случаях я обходился без наград, не особенно обращая на них внимание, хотя, признаюсь без излишней скромности, явно был их достоин. Но люди есть люди. Я горжусь не орденами, а своими делами. Это для меня всегда было и остаётся лучшей наградой, обоснованной объективно, не по докладам чиновных людей. Я люблю свой народ, а он любит меня. Эту радость я вкусил и более чем удовлетворён.
      * * *
      Будучи уже заместителем командующего ВВС по боевой подготовке фронтовой авиации, я получил приказ немедленно принять меры по прекращению катастроф на самолётах "Аэрокобра". Лётчики, попадая на них в перевёрнутый штопор, погибали.
      Я собрал в НИИ ВВС инспекторов по технике пилотирования всех полков, укомплектованных "Аэрокобрами". Туда же были доставлены несколько "Аэрокобр". В этом высоконаучном учреждении ВВС надо мной стали подсмеиваться:
      - Придётся, товарищ генерал, собрать автомашины с сетками, чтобы помочь падающим!
      - Поживём - увидим, - ответил я.
      Каждая "Аэрокобра", предоставленная для полётов, была тщательно проверена и загружена военным снаряжением (в смысле его веса и размещения) в точности по американской инструкции.
      Затем я собрал всех инспекторов в классе и прочёл им лекцию. Её содержание было весьма простым и доходчивым. Во-первых, говорил я, как лётчику определить, в каком он штопоре - простом или перевёрнутом? А очень просто: если самолёт вошёл в штопор, то первое, на что надо обратить внимание, это - висишь ты на ремнях или тебя прижимает к сидению. В первом случае ты в перевёрнутом штопоре, а во втором - в обычном.
      Во-вторых, как нужно действовать, чтобы прекратить вращение самолёта? Если штопор перевёрнутый, т.е. ты висишь на ремнях, то следует "дать" ногу, противоположную вращению самолёта. Через несколько секунд (т.е. через полтора витка) нужно взять ручку НА СЕБЯ. А в обычном штопоре сначала "дают" ногу, противоположную вращению самолёта, а через полтора витка дают ручку ОТ СЕБЯ. Вращение и в том, и в другом случае прекращается, а самолёт выводится из пикирования.
      После этого мною были объяснены способы выполнения всех фигур высшего пилотажа. Далее последовало практическое выполнение всеми без исключения инспекторами всех фигур высшего пилотажа и в конце - выполнение обычного штопора. Я предупредил, что если у кого-то произойдёт случайный срыв в перевёрнутый штопор, то действовать надо так, как я рассказал.
      Все инспектора проделали весь высший пилотаж. Только один из них сорвался в перевёрнутый штопор при выполнении петли, но действовал правильно, вышел из штопора и, ликующий, доложил: "Спасибо, товарищ генерал, за указания. Всё в порядке, я цел!". Этот случай особенно хорошо подтвердил возможность надёжно летать на "Аэрокобрах" и, главное, вселил уверенность в остальных лётчиков. Комментарии, как говорится, излишни. Те, кто подсмеивался надо мной, "поджали хвост". Я только не мог понять, почему это было поручено мне, когда есть высшее научное учреждение Военно-воздушных сил - Научно-испытательный институт. Это, конечно, было одной из выходок А.А.Новикова. Вопрос никто не мог решить, даже научное учреждение, авось Громов решит - он же профессор, к тому же по специальности "Техническая эксплуатация самолётов и моторов". Одобрения этой моей работы не помню.
      Этот случай с "Аэрокобрами" напомнил мне другой похожий случай, произошедший уже после войны, когда я служил в Дальней авиации. Главный маршал авиации А.Е.Голованов решил организовать в Дальней авиации воинскую часть из истребителей. Выполнение этой задачи он возложил на меня. Необходимо было переучить лётчиков - с тем, чтобы они могли летать на "Яках". Это переучивание происходило на аэродроме недалеко от Саратова, чуть вверх по Волге. Весь состав переучивающихся сначала прослушал мои установки, которые необходимо учитывать при вылете на самолёте другой конструкции. Особенно пришлось предупредить о расчёте захода на посадку молодых лётчиков. У них, как правило, ещё не было привычки к вариативности изменений условий, зависящих от силы ветра, и поэтому правильно рассчитать заход на посадку они не могут. Предупреждение заключалось в том, как исправить этот пробел, т.е. не смущаясь и не волнуясь просто уйти на следующий заход. Эта беседа помогла одному из молодых лётчиков, который приземлился точно только с четвёртого раза. Всё переучивание прошло без единой поломки. Чтобы никто из истребителей не потерял ориентировки при перелёте в свою часть, Голованов распорядился предоставить опытные экипажи на многоместных самолётах в качестве ведущих. Все перелетели благополучно. Я был вполне удовлетворён своей работой. Педагогика - эта работа мне по душе.
      * * *
      Я не буду больше описывать отдельные эпизоды, связанные с Великой Отечественной войной. О Великой Отечественной войне написано достаточно много книг, как военными теоретиками, так и участниками войны, с разбором различных операций. Героика, искусство владения оружием, преданность бойцов нашей Родине, самоотверженность, доходившая до крайних пределов - до сознательного самопожертвования, проявленные советскими воинами ради достижения победы над врагом - убедительны и достойны преклонения. Но невозможно обойти молчанием соображения о смысле войны, её целях и причинах возникновения, её окончании.
      Именно в Европе возникла идея фашизма. Чем отличался период распространения бредовых мыслей Гитлера от тех времён, когда народы одной нации нападали на другие: убивали, сжигали, уничтожали всё на своём пути, и в первую очередь, людей - их жилища, их средства к существованию, их культуру? Сталин просчитался, дав согласие Гитлеру "не трогать его", пока он разгромит Европу. Думал, что потом он ослабеет и не сможет напасть на нашу страну, и что СССР выиграет время. Хуже - Сталин поверил в то, что Гитлер не нападёт на нас. Его величайшая ошибка очень дорого обошлась советскому народу. Но при, казалось бы, невообразимо-сложной и труднейшей обстановке, победа оказалась на стороне благороднейших идей. Они не могли не восторжествовать. У Гитлера в руках была вся Европа - Рур, Донбасс; уйма рабочих рук, тотальная мобилизация, союзники. СССР сумел передислоцировать весьма многое из промышленности, дать новую технику, как авиационную, так и наземную, в фантастически короткие сроки, и авантюра Гитлера потерпела крах. Наши "союзники" открыли "второй фронт" лишь тогда, когда можно было "загребать жар чужими руками". Да и то чуть не опоздали. А когда невиданная в мире война кончилась, то, увы, идея агрессии так и не была устранена.
      В самом духовном облике фашизма нет ни капли благородства и человечности. Вспомним историю. Ещё в 1812 году Наполеон приказал поставить памятник... русскому солдату, чтобы все помнили, как нужно защищать свою Родину. Этот солдат из маленькой группы русских остался один, окружённый французами. Они кричали ему: "Храбрый русский, сдавайся!". "Нет, не сдамся" - был ответ солдата. Расстреляв все патроны, он отбивался штыком, но сила победила силу.
      Пётр I разбил шведов под Полтавой. Забранных в плен генералов он усадил за стол "пиршества победы". И "за учителей своих заздравный кубок поднимал". Вот ещё когда всплывали черты проявления человеческих чувств. А теперь - фашисты девочку (!) заставили ходить по снегу босиком в одной нижней рубашке и казнили позорной смертью - повешеньем! И это за геройскую защиту лучшей идеи в мире, за защиту своей Родины.
      * * *
      После окончания войны, в ВВС долго шла настройка на новые задачи. Настолько долго, что в этом пришлось разбираться специальной комиссии. Она поставила все точки над "i", после чего наметилось перспективное направление в работе. Период затишья в ВВС я использовал для написания небольшой книжки, темой которой стал опыт моей работы над совершенствованием своей психической деятельности (она содержится в данном издании.). В это время я был назначен в Дальнюю авиацию, к Главному маршалу авиации А.Е.Голованову, на должность его заместителя по боевой подготовке, где и проработал несколько лет. В этот период в Дальней авиации не могло развернуться творчество. А.И.Шахурин (в то время нарком авиационной промышленности) мог бы вспомнить, как я его убеждал во время кратких посещений с фронта, что нужно строить дальние стратегические бомбардировщики, ибо мы можем оказаться в тяжёлом положении. Но голос мой был "гласом вопиющего в пустыне". Да это и понятно! Ведь нашей авиацией командовали либо кавалеристы, либо наземные военные специалисты. Светлым лицом был Главный маршал авиации А.Е.Голованов - инициативный, умный, талантливый человек, который хоть и на устаревших самолётах, но сумел организовать Дальнюю авиацию. Увы, впоследствии Правительство неожиданно решило подчинить Дальнюю авиацию Командующему ВВС. Голованов категорически протестовал. В то время Дальнюю авиацию, конечно, целесообразнее было бы оставить в подчинении Ставки Верховного Главнокомандования. Как показала война (да и учитывая просторы нашей Отчизны), концентрация сил, в том числе и воздушных, и подчинение их Ставке, во всех случаях было решительно оправдано на практике. Я не берусь углубляться в специфику этой темы, но хочу высказать несколько своих мыслей по применению нашей авиации на войне.
      Авиация - это такой вид оружия, в котором особенно большую роль играет качество, а не количество. Это относится и к технике, и к выучке людей. Авиация сильна своей подвижностью, способностью к быстрому изменению нацеливания и способов поражения. Применение авиации выражалось главным образом в её использовании в "работе по переднему краю". А это играло большую моральную роль не только в воздействии на противника, но и наши войска. Дальность полёта, радиус действия наших бомбардировщиков и штурмовиков не позволяли использовать их в полной мере по другим важным объектам, например, для нанесения ударов по аэродромам противника в желаемом масштабе, по промышленным центрам, скоплениям военной техники в тылу и т.п. Фашисты держали свою авиацию, особенно бомбардировочную, большими соединениями на аэроузлах, сильно защищённых зенитной артиллерией, иногда прикрытыми и истребителями. Они могли себе это позволить, так как дальность их бомбардировщиков превосходила дальность Пе-2. Наш отличный бомбардировщик Ту-2 по неизвестным мне причинам появился на фронте лишь в самом конце войны. Хотя ко мне на Калининский фронт 2 самолёта Ту-2 были присланы для пробного боевого испытания ещё в 1942 году. После их применения в боевой обстановке я дал оценку о них, как о самолётах значительно более перспективных по сравнению Пе-2 и по скорости, и по бомбовой нагрузке, и по лётным качествам. Я сам летал на Ту-2 с большим удовольствием. Характеристику этого самолёта я предоставил начальству, в том числе и А.И.Шахурину. И замена в производстве "Ту-вторых" "Яками-7" было неправильным. Эта крупная ошибка объяснялась, очевидно, доверием авторитетам, а не знатокам.
      Пе-2 был с недостатком: его посадочный угол был немного больше, чем критический угол атаки крыла. Поэтому посадка не могла производиться точно на три точки. В последний момент приземления самолёт раньше времени "проваливался". В воздухе он был устойчив и хорошо управляем.
      Наши самолёты, как правило, на земле маскировались малыми группами, со слабой зенитной охраной. Но надо отдать должное: такой способ был хорош и правилен, при налёте противника наши потери были ничтожны.
      И ещё: у нас важным считалась массовость, в противовес качеству. А это являлось показателем слабости нашей авиационной культуры. Наши лётчики, особенно истребители, прибывали на фронт как пополнение, имея иногда всего 8-10 часов налёта на боевых самолётах. Как говорили командиры полков, такие истребители "кроме капота мотора перед собой, ничего и не видели". Потери из-за этого у нас, как людские, так и самолётные, были очень большие, а главное - неоправданные. Вот к чему приводила концепция: количество, а не качество. Промышленность в трудных условиях производила огромное количество техники, которая терялась попусту благодаря неподготовленности молодых лётчиков. Что же это - неверие в способность подготовки качественных лётчиков?
      Я не могу упрекнуть себя в том, что я не высказывал (причём неоднократно) своего мнения по поводу возможного и нужного улучшения качества подготовки лётчиков для фронта.
      Сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков тоже решалось у нас неправильно. В этих случаях защита была совершенно неэффективна, так как наши истребители шли на скорости, равной скорости бомбардировщиков. На такой пониженной скорости они сами бывали жертвой нападения: не имея скорости, они не имели своей основной силы - скорости и манёвра. Необходимо было значительное многоярусное превышение высоты (когда они шли в два слоя на разных высотах). В таких случаях истребители противника не могли атаковать наши бомбардировщики, не будучи атакованными нашими истребителями, которые с высоты могли быстро набрать любую скорость и пресечь атаку противника.
      Немцы летали в истребительной авиации всегда парами, она была их основной тактической единицей. Летали они всегда, держа скорость на 9/10 мощности мотора. При этих условиях догнать их истребители можно было только при условии нахождения нашего истребителя на высоте, причём значительно большей, чем у противника. Кроме того, пара обладала большей манёвренностью. Ведущий в паре, летящей на 9/10 мощности мотора, имеет возможность спокойно искать цель: его основное внимание обращено именно на это. У него нет опасности быть атакованным сзади. Ведомый, идущий сзади следом, наблюдает только за верхней полусферой, так как ни сбоку, ни сзади догнать его нельзя.
      У нас же наименьшей тактической единицей у истребителей было 3 самолёта. Эта тактическая единица лишала их манёвренности. Этот парадный строй на фронте - порочен. Пара сильней и манёвренностью, и целенаправленностью внимания.
      Легко рассчитать, что десятикилометрового расстояния от противника достаточно, чтобы лететь 100 километров и быть недосягаемым, если противник, находясь на той же высоте, будет гнаться на полной мощности (разумеется, при условии, что максимальные скорости у нападающего и атакуемого примерно равны). В действительности, так оно и было. Как-то прилетев на аэродром, где базировалась Ла-5, я оказался свидетелем интересного эпизода. В тот момент, когда над нашим аэродромом пролетал разведчик "Юнкерс-88", взлетел Ла-5 и с набором высоты пошёл в сторону фронта. Вскоре на высоте примерно 2000 метров над нашими головами вновь появился "Юнкерс". Очевидно, он успел заснять наш аэродром и тоже повернул к фронту с набором высоты (видимо, увидев Ла-5). До фронта было 25 километров. Вскоре вернулся Ла-5. Командир полка задал ему вопрос: "Ну что, догнал?". Ответ: "Никак нет. Я дошёл до 6000 метров, когда был уже далеко за линией фронта. А он поднялся ещё выше, и я понял, что уже не поймаю его".
      Хочется ещё добавить, что Як-1 не мог противостоять Ме-109. Лишь появление Як-3 дало возможность успешно противоборствовать "Мессерам". Это убедительно доказали "Нормандцы" и многие наши лётчики. Между прочим, самолёт Як-3 был настолько хорош, что я задумал показать его на одном из праздников Дня авиации во всём своём блеске, и это было разрешено. Идея заключалась в следующем: на трёх самолётах три самых лучших лётчика, на которых мы с А.Б.Юмашевым остановились в своём выборе, выполнили весь высший пилотаж группой в парадном строю (гуськом) на расстоянии двух метров друг от друга. Взлетели они одновременно и сохраняли во время полёта расстояние между самолётами до баснословной точности. При выполнении фигур высшего пилотажа особенно эффектно выглядел иммельман. Вместе они и приземлились. Командиры истребительных соединений, такие как Е.Я.Савицкий, выразили полное удовлетворение, отдав должное виртуозности лётчиков и качествам самолёта. К моему, более чем великому, сожалению, я не помню фамилий тех замечательных и выдающихся виртуозов пилотирования.
      Одним из крупнейших недостатков было отсутствие "школы" обучения умению летать в облаках. Существовавшая в то время Рязанская школа слепых полётов была каплей в море - фронт её не ощущал. Главный маршал авиации А.Е.Голованов, один из крупных авиационных руководителей-лётчиков, отлично понимал необходимость в создании таких школ. Это давало громадные возможности для разведки и боевых действий ночью, а также для снайперских полётов днём в плохих метеоусловиях. А то получалось, что разведка - глаза армии - в плохую погоду не могла летать!
      * * *
      Заканчивая тему войны, не могу не повторить: терпеть не могу заставлять людей что-то делать, предпочитая убеждение. Вспоминаю, что как-то после доклада командующему фронтом Маршалу Советского Союза И.С.Коневу (не помню, по какому случаю), он мне сказал: "Громов! Да ты ведь не военный!". Я чуть было не "выпалил" ему, что я горжусь этим (имея в виду армейский стиль отношений), но удержался (к счастью) и сказал: "Если бы не "коричневая чума", так я и не воевал бы".
      Ясно, что для удержания политических убеждений (по-разному обоснованных) необходима профессиональная военная организация. Пока существует эта политическая разногласица, до тех пор будет необходима и военная профессия. Она патологична для человечества, как и сама война. С моей точки зрения, это - человеческое несчастье. Лучшие творческие умы тратят энергию в любом государстве в первую очередь на изобретение наилучшего способа массового уничтожения своего противника и разрушения лучшего, что создал человек.