– Монти вам понравится. Он не похож на Мэдисона.

Ферн удивило, каким образом такое сравнение Розы могло вдруг разозлить ее. Она обвиняла Мэдисона во всех грехах и в то же время хотела защищать его от нападок. Наверное, у нее размягчение мозга.

– Возьмите этот халат себе, – предложила Роза.

– Нет, не могу, – протестовала Ферн.

– Берите же. У меня их много. В моем положении я только их и могу носить. Ферн должна была признать себе, что ей нравился этот халатик. В нем она чувствовала себя женщиной, хотя внешне больше походила на мужчину. Халат, как и ее волосы или кружевная сорочка, был безобидной иллюзией ее женственности.

– Хорошо, я возьму его, но не знаю, где мне его носить. Если папа увидит этот халат, он обругает меня последними словами.

Ее волновало, понравилась ли бы она Мэдисону в этом халатике. Глупо было думать об этом. Если бы он захотел увидеть кого-то в подобной одежде, то нашел бы себе женщину более симпатичную, которой такие вещи идут куда больше.

Она спрашивала себя: есть ли у него любовница. Ей казалось, что для удовлетворения своих половых инстинктов он не станет соблазнять даму высшего света, а скорее подыщет себе какую-нибудь шлюшку, как это делают те ковбои из Техаса, приезжающие в Абилин дня на два посорить деньгами. Она хотела бы знать, каковы падшие женщины в Бостоне. Возможно, они выглядят лучше любой леди из Абилина.

– Тебе надо обзавестись не только халатами, но и платьями. Женщины должны всегда хорошо выглядеть. Мужчинам это нравится.

Она им не понравится в любом виде. Никто в Абилине никогда не видел ее в платье и не увидит.

– Здесь никого не интересует, как выглядит женщина, – сказала Ферн. – Мужчины хотят, чтобы они были сильными и умели хорошо работать.

– В Техасе тоже любят сильных и работящих женщин, – сказала Роза, но я не вижу причины, почему при этом мы не можем хорошо выглядеть. Я даже Джорджа заставляю следить за собой. Пусть он подолгу общается с коровами и лошадьми, но это не значит, что от него должно пахнуть, как от животных.

Ферн засмеялась.

– Я скажу об этом как-нибудь папе. Когда он завалится в дом и от него будет нести, как из хлева.

– Трудно урезонивать мужчин, – заметила Роза. – Они не хотят прислушиваться к голосу разума, хотя и считают себя очень умными.

– Не смешите меня. От смеха у меня еще болит грудь.

– Вот я и говорю вам, что рано еще возвращаться домой. Как вы туда попадете, кстати? Не верхом же на лошади?

– Я чаще езжу верхом, чем хожу пешком, – сказала Ферн, думая о том, куда бы положить розовый халатик. Разве что в мешок, притороченный к седлу. Но тогда халат весь провоняет конским потом. Нет, она не собирается его никому показывать. Она просто спрячет его в какой-нибудь ящик подальше, и сама мысль о том, что он там лежит, будет доставлять ей удовольствие.

– Может быть, и так, но сейчас вам нельзя ехать верхом.

– Я сильнее, чем вы думаете.

– Возможно, но я вижу, с каким напряжением вы нагибаетесь.

– Я, наверное, буду напрягаться еще с неделю, но это не смертельно.

– Вы всегда такая упрямая? – спросила Роза, отчаявшись уговорить Ферн остаться.

– Обычно я еще хуже, – сказала Ферн, пытаясь улыбнуться. – Как правило, я очень вежливая.

– К черту вашу вежливость. Я думаю только о состоянии вашего здоровья.

– Я в полном порядке. Со мной и не такое в жизни случалось, а ухаживать за мной было некому. Моя мать умерла, думая, что рожает сына, которого так хотел отец.

– Моя мать умерла, когда мне было двенадцать, но, кажется, мой отец был вполне доволен дочерью.

– Папа тоже доволен мной, пока я справляюсь с моей работой.

– Вы имеете в виду, что он доволен вами, как сыном, который делает мужскую работу?

– Это не его вина, – отвечала Ферн, избегая взгляда Розы, – а мой выбор.

– Но почему? – спросила Роза в некотором замешательстве. – Вы достаточно красивы, чтобы заставить половину молодых людей Абилина проложить торную тропу к вашему дому.

– Не надо, – прервала ее Ферн, не желая слышать этих слов, чуть ли не затыкая уши. Годы ушли на то, чтобы Ферн смирилась с мыслью – она некрасивая и никогда не будет даже симпатичной. Теперь она не хотела, чтобы кто-то уверял ее в том, что она красавица. От таких слов она просто захочет, чтобы Мэдисон опять начал издеваться над ней.

– Вы совсем еще недавно были девочкой-подростком, немного, может быть, угловатой. Но теперь-то у вас замечательная фигура. Я вам начала завидовать с той минуты, как вы оказались в этом доме. Даже миссис Эббот это заметила.

Ферн поняла, что Роза не собирается отступать от нее, пока не узнает, почему она носит мужскую одежду. И вдруг увидела с облегчением, что в комнату входит Мэдисон. Сердце забилось у нее в груди.

– Почему миссис Эббот сказала мне, что ты возвращаешься домой? Ведь ты еще не оправилась окончательно.

Миссис Эббот вошла вслед за Мэдисоном.

– То же самое ей твердит миссис Рэндолф, но она не слушается.

– Может быть тебе больше повезет, – обратилась Роза к Мэдисону. – Она все еще страдает от боли в груди.

То, что испытывала Ферн в данный момент, – легкое головокружение, задержку дыхания и неприятные посасывания под ложечкой – не имело ничего общего с симптомами ее болезни.

– Судя по нашему последнему разговору, – сказала Ферн, – он скорее выхватит пистолет и прикажет мне убраться отсюда, чем станет удерживать меня здесь.

Она пыталась вести себя в его присутствии так, как-будто он ей безразличен, но не могла. Стоило только взглянуть на него, и Ферн чуть ли не лишалась чувств. Он был чисто вымыт и гладко выбрит. Его волосы были еще слегка влажными после ванны и блестели. Он выглядел как новый пенни – яркий и сияющий. Она не могла понять, почему он все еще не женат. Если бы она была наследницей богатого состояния в Бостоне, она бы заплатила кому-нибудь, чтобы его похитили для нее.

– Мои обидные слова тут ни при чем, – сказал Мэдисон. – Вы сильно ушиблись при падении. Вам не следовало бы вставать и приходить ко мне в тюрьму.

Ферн было любопытно, как это мужчинам удается быть такими скрытными. Как же с ними общаться, если ты не знаешь, что у них на уме? Даже коровы так не поступают. Если у коровы плохое настроение, она перестает давать молоко. Почему бы и людям не быть такими же открытыми, как животные.

– Я это поняла, как только вошла в тюрьму.

Мэдисон выглядел так, как будто он проклинает себя. Она бы даже сказала, что он раскаивается, но такого просто быть не могло.

– Из-за этого, в основном, я и пришел сюда, – сказал он, – я хочу извиниться. Я не должен был говорить тебе то, что сказал. Я не хотел.

Ферн была удивлена. Она видела, с каким трудом он заставляет себя приносить эти извинения. Но еще больше ее поразил эффект, который его слова произвели на нее. Не только исчез весь ее гнев, она вся растаяла, ей захотелось плакать. Какой позор – стоило только человеку сказать ей пару добрых слов и проявить лишь минимум порядочности, как она уже готова была разрыдаться.

Она хотела быть с ним в одной комнате и не ссориться. Но ей не хотелось вот так стоять и смотреть на него, размышляя о том, как это он может дышать в таком тугом воротничке, и почему человек, которому безразлично мнение окружающих, так заботится о своем внешнем виде. В городе, где нормой были растрепанные бороды, неопрятная одежда и запах пота вперемежку с навозом, Мэдисон восхищал ее. Она никак не могла привыкнуть к тому, что от мужчины может так приятно пахнуть, но не находила притягательным тот аромат, что источал Мэдисон.

С трудом выходя из состояния задумчивости, Ферн сказала:

– Мне надо возвращаться домой. Там полно работы.

– Если ты сейчас же по прибытии домой хочешь схватить нож и отправиться к этим несчастным бычкам…

Робкая улыбка появилась на губах Ферн.

– Хотела бы я, чтобы разъяренные Пайк и Рид занялись лучше моими бычками, чем тобой, – сказала Ферн.

– Может быть, твой отец позаботился о быках сам, – предположила Роза.

– От него дождешься! Если кто и помогал мне в этом деле, то это был Трои. Пока папа не выгнал его. И не надо смотреть так, как будто ты кот, перед которым поставили миску сметаны, – обратилась она к Мэдисону. – Папа не убивал Троя. Они просто не ладили. Все об этом знают.

– Тогда к лучшему, что Троя больше нет, – сказал Мэдисон. – Но, что касается твоего возвращения домой…

– Я должна быть дома, – сказала Ферн. – Я слишком долго злоупотребляла добротой Розы.

– Пустяки, – заметила Роза. – Мы снимаем этот дом.

Но Ферн знала, что Роза платит миссис Эббот за пребывание Ферн. Она также знала, что миссис Эббот заставила бы Розу платить, если бы даже та и не предложила ей деньги.

Ферн нагнулась, чтобы взять свое седло. Лишь героическим усилием воли ей удалось скрыть на лице выражение страдания, которое она испытывала, разгибая спину. Инстинктивно она перехватила взгляд Мэдисона и поняла, что он обо всем догадался.

– Ты не поедешь, – заявил Мэдисон.

Он даже не спрашивал ее. Он просто приказал ей, а приказы всегда бесили ее.

– И как ты хочешь остановить меня?

– Я тебя из седла выну, если будет нужно. Ферн не понимала, почему она так злится. Может, это из-за тона его голоса: он обращается с ней, как с обыкновенной женщиной, которая должна его слушаться только потому, что он мужчина.

– Никому еще не удавалось такое.

– Наверное, не так уж много по-настоящему смелых мужчин, – сказал Мэдисон, глядя на нее с такой же решимостью добиться своего, с какой и она смотрела на него. – Временами ты можешь превращаться в разъяренную львицу.

– Так почему же ты не боишься меня?

– Потому, что я сам могу быть разъяренным львом. – Чудо. Он улыбнулся ей. – Но если ты так уж настаиваешь, я отвезу тебя в коляске.

– У тебя нет коляски.

– Я найму ее.

– Я не хочу, чтобы ты тратил на меня деньги.

– Я заплачу за коляску, – сказала Роза, прерывая их разговор, – но пусть Мэдисон отвезет тебя.

– Я бы не хотела, чтобы он отвозил меня.

Выражение лица Мэдисона не изменилось, но изменилось кое-что в их отношениях. Изменение это было так ощутимо, что его можно было слышать. Оно было как стук закрываемой двери.

– Если тебе так тягостно мое присутствие, я попрошу Тома Эверетта отвести тебя.

– Дело не в этом, – протестовала Ферн, расстроенная тем, что он подумал, будто ей невыносимо его присутствие. Никогда раньше она не могла ранить людей словами так сильно. Она не понимала, почему это происходит теперь.

– Тогда в чем дело?

– Я не хочу, чтобы из-за меня поднимали такой шум.

– Перестань спорить, и никто не будет шуметь.

Ферн понимала, что Роза на стороне Мэдисона. Они не позволят ей ехать домой одной.

– Хорошо, нанимай коляску, но если тебя не будет здесь через десять минут, я уеду одна.

– Не уедешь. Я возьму с собой твоего коня.

– Мэдисон Рэндолф, какое вы имеете право на моего коня? – крикнула Ферн негодуя, но только понапрасну сотрясала воздух, потому что Мэдисон вышел из комнаты, а миссис Эббот отправилась вслед за ним.

– Он самый невыносимый человек из всех, каких я когда-либо встречала, – пожаловалась Ферн Розе. – Он же всех доводит до крика через пять минут после общения с ним.

– Мне казалось, что Монти тоже такой, – сказала Роза. – Но когда я узнала его лучше, он мне даже понравился. Я думаю, со временем вам понравится Мэдисон.

– Он мне понравится только тогда, когда вы его свяжете и посадите на коня верхом, – сказала Ферн. – Не удивлюсь, если Бостон перенесут в другое место, пока там нет Мэдисона, чтобы он не смог его найти.

Если он и там ведет себя так же, то бостонцы вряд ли ждут его возвращения с таким уж нетерпением.

– Вы разрешите этому человеку отвезти вас домой? – спросила миссис Эббот, возвращаясь в спальню после того, как убедилась, что Мэдисон благополучно покинул дом.

– У меня, кажется, нет другого выбора, – ответила Ферн. – Целая армия не остановит его.

Она посмотрела на свое седло и решила оставить его в углу. Уж коли Мэдисон настаивает на том, чтобы отвезти ее домой, то пусть тащит и седло.

И он потащит. Этот человек был наполовину бесцеремонным нахалом, а наполовину чутким, заботливым мужчиной.

Ферн сама себе удивлялась – ее радовало то, что он повезет ее домой. Она была дурой, идиоткой, но ей было плевать на это. С Мэдисоном она была сама не своя. Она думала только о нем, остальное ее не волновало. То, что он разговаривает с ней так высокомерно, конечно, бесило ее, но ведь впервые в жизни кто-то проявлял к ней настоящий интерес.

Она понимала, что пожалеет, если поедет с ним, она также понимала, что пожалеет еще больше, если не поедет. Она была, как пьяная. Она знала, что очнется с ужасной головной болью, но продолжала наслаждаться каждой минутой опьянения.

– На вашем месте я бы не позволила ему отвозить вас домой, – сказала миссис Эббот. – Он может отвезти Бог знает куда.

– Этого он делать не будет, – успокоила ее Ферн, надевая шляпу как можно осторожнее, чтобы не растрепать волосы. Она хотела причесаться, но, даже надевая шляпу, испытывала острую боль.

– Как знать.

– Я знаю, – сказала Ферн. Она надела свой жилет. – Для него я недостаточно женственная. Я не интересую его. Уверена, что он общается исключительно с красавицами, которые носят шикарные наряды и обитают в прекрасных дворцах. А чем я могу привлечь его?

– Спроси у него сама, – предложила Роза.

– Мы уже проделали полпути до твоего дома, а ты мне почти ничего не сказала, – говорил Мэдисон.

– Я сказала более чем достаточно, – ответила Ферн.

– Ты хочешь сказать, что твое мнение обо мне изменилось?

– Мое мнение не изменилось относительно твоего приезда сюда, – сказала Ферн, – я хочу, чтобы убийцу Троя повесили.

– Ты говоришь «убийцу Троя», не Хэна.

– Я решила, что лучше не называть пока имен. Успеется еще по ходу дела.

Она не могла сказать ему, что не питает больше никакого желания унижать его. Так же, как не могла сказать ему, что продолжает думать о нем, как о случайном человеке, который встретился на ее пути.

– Я не подговаривала Рида с Пайком, чтобы они напали на тебя в салуне, – сказала Ферн, заговорив, наконец, на тему, которой старалась избегать до этого.

– Теперь я это понимаю, – сказал Мэдисон. Несколько минут он молчал. – Мне кажется, что я был груб с тобой.

– Я тоже тебе грубила.

– За одно это меня следовало заточить в тюрьму, как говорит Джордж.

– Джордж – джентльмен. Я сомневаюсь, что он сможет понять такого сложного человека, как ты.

Мэдисон громко засмеялся.

– Да ты просто не знаешь нашу семью.

Эта неожиданная реакция Мэдисона удивила ее.

– Ты не можешь отрицать, что Джордж джентльмен.

– А я не джентльмен, – сказал Мэдисон, все еще продолжая смеяться. – Это факт, который не прикроешь ни модной одеждой, ни блестящим образованием.

– Я этого не говорила.

– Ладно, ясно. Так как ты в ближайшее время намереваешься видеться, по крайней мере, с тремя Рэндолфами, то позволю дать тебе один совет. Со стороны, учти, все мы можем не походить друг на друга, но в сущности мы одно целое. Все мы, пока здравствующие, включая Хэна, будем ожесточенно драться за интересы семьи, не хуже Джорджа. Все мы, включая Джорджа, такие же чуткие и ранимые, как Хэн. Но все мы, в первую очередь, сыновья нашего отца, а он был более диким по натуре, чем весь штат Канзас.

Ферн внимательно посмотрела на Мэдисона.

– Глядя на Джорджа, Хэна и меня, ты видишь три лица одного и того же человека.

– Но вы все такие разные.

– Это только кажется. Ты никогда не поймешь нас, если будешь рассматривать поодиночке.

Это испугало Ферн. Если то, что он говорит, правда, тогда она вообще ничего о нем не знает. Она почувствовала беспокойство. Ей показалось, что рядом с ней сидит какой-то незнакомец.

Она вспомнила, как он нежно поцеловал ее. Может быть, он поцеловал ее помимо ее воли, но ей все равно было очень приятно.

Она предпочла бы, чтобы он был таким, как Джордж, но не таким, как Хэн. Она только однажды встречалась с Хэном, и он произвел на нее впечатление холодного человека, бесчувственного убийцы, который ни о чем не сожалеет и не раскаивается в том, что убил человека.

У нее мурашки пошли по коже от мысли, что и Мэдисон может быть таким.

– Расскажи, чем ты занимаешься в Бостоне, – попросила она.

– Тебе будет неинтересно.

– Может быть, но как я могу знать, интересно это мне или нет, если ты ничего мне не расскажешь.

(Хорошо хоть не сказал, что ей будет непонятно.)

– Я адвокат. Я помогаю бизнесменам делать деньги законным путем.

– Но ведь это не имеет никакого отношения к поискам убийц.

– Имеет. Кроме того, я единственный адвокат в семье.

– У твоего брата разве нет денег, чтобы нанять адвоката?

– Пока что Джордж считает, что мне не требуется помощник.

– Расскажи побольше о своей работе, – попросила Ферн, вспоминая, что не хотела говорить с ним о его семье и про убийство Троя.

Но когда Мэдисон начал рассказывать ей про то, чем он занимается в Бостоне, она стала думать о том, с какими женщинами он там встречается и как ведет себя с ними. Трои бывал в Чикаго и Новом Орлеане. Он рассказывал ей о сказочных дворцах, о диких пирах и продажных женщинах, за которыми охотятся праздные мужчины.

Она могла хотя бы на мгновение вообразить себя живущей в этом мире. Но она не могла представить, как можно спать до обеда, потом есть какую-нибудь экзотическую еду, принесенную служанкой, и после этого позволять другой служанке одевать себя в одежды, которые стоят почти столько же, сколько вся ферма ее отца. Как можно было вообразить толпы мужчин, вьющихся возле тебя, молящих только о том, чтобы поговорить с тобой, потанцевать, и готовых отдать жизнь за цветок из твоих волос, погибнуть ради твоего носового платка или мимолетного поцелуя.

Мир этот казался ей сказочным, слишком волшебным, чтобы быть правдой. Неужели эти богатые, погрязшие в роскоши женщины, которых знал Мэдисон, действительно живут в таком мире? Но даже самые богатые и избалованные должны все-таки работать.

Однако у нее было подозрение, что они не работали. Мир, в котором обитал Мэдисон, был таким непонятным, что она бы обязательно растерялась, попади вдруг туда, и просто не знала бы, что там делать. (И поделом тебе будет. Не смей и думать, чтобы ехать в Бостон.)

Ферн очнулась от своего сна наяву. Она никогда не поедет в Бостон или в другой подобный город. Она родилась в Канзасе и проживет здесь всю жизнь.

– Ну, вот и все, пожалуй, – закончил Мэдисон свой рассказ. – Не очень впечатляющая жизнь, верно?

(Какие уж там впечатления могут быть у тебя, если ты вообще не слушала, что он говорит. Ты будешь выглядеть дурой, если он спросит, что ты думаешь о его жизни в Бостоне.)

Они свернули с накатанной дороги, которая шла по прерии, на ухабистую, торную тропу, ведущую к дому Ферн.

– Похоже, твой отец дома, – заметил Мэдисон.