Семь невест (№2) - Ферн

Ноги у нее были в полном порядке, но вот что с ребрами? Никогда в жизни ему не приходилось обследовать женщин в таком состоянии. И все же нельзя было передвигать ее без осмотра, хотя бы поверхностного. Расстегнув ей рубашку, он с удивлением обнаружил, что под ней была батистовая кружевная сорочка. Такая изящная и чисто женская, что совершенно не вязалась с этим жилетом из овчины. Ясно, что Ферн не очень-то счастлива, играя роль мужчины. Должно быть, с ней действительно случилось нечто ужасное, если она поступает вопреки ее натуре.

Сунув руку ей под рубашку, он пробежал пальцами по ребрам и ему показалось, что все они целы. А потом его рука коснулась ее груди и замерла там. Больше он ни о чем не мог думать. Нежная грудь женщины притягивала его, как магнит.

Вот почему она носит эту просторную жилетку из овчины. Она скрывает полные груди. Мэдисон почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Даже в самые интимные моменты общения с Лилиан Клэарбон он так не возбуждался. А ведь в мире не было более женственной и соблазнительной особы, чем Лилиан.

В тот же миг Мэдисон проклял себя за несдержанность. Надо было думать о том, как бы поскорее доставить Ферн к доктору, а не восхищаться ее грудью, кожей, губами. Он оторвал свои руки от восхитительного тела молодой женщины. Бормоча что-то про себя, застегнул на ней рубашку.

Его беспокоило, что Ферн никак не приходит в себя. На лбу у нее он рассмотрел большой синяк, которого раньше не заметил. Неизвестно, сколько еще синяков может быть у нее на теле. Но уж это проверять он точно не будет. Надо каким-то образом доставить Ферн домой, к отцу. Одной рукой он обнял женщину за спину, другой обхватил ее ноги. Она была не такая тяжелая, как он думал, но нести ее по каменистому, скользкому берегу ручья было довольно трудно. Слава Богу, кони сами подошли к ним. Он отказался от мысли усадить Ферн на ее собственного конягу. Мэдисон был хорошим наездником, но не смог бы поддерживать женщину и одновременно управлять двумя лошадьми. Напрягая все мускулы тела, он поднял Ферн и усадил ее на своего коня. Сам сел сзади. Тяжело дыша от напряжения, прижал ее плотно к груди, взял в руки поводья и тронул Бастера.

Конь Ферн пошел следом за ними.

Мэдисон не решился погонять Бастера, потому что не знал, как быстрая езда может отразиться на состоянии Ферн. Возможно, у нее там все-таки какие-то переломы или внутреннее кровоизлияние. По мере того, как они продвигались вперед, он стал думать о том, почему раньше не изучил хотя бы основы медицины.

(Если и в дальнейшем люди будут бежать от него в панике, то надо научиться хотя бы оказывать им первую помощь.)

Он не хотел того, что случилось с Ферн. Он вовсе не намерен был причинять ей вред. Просто он очень беспокоился о судьбе Хэна, надеялся найти новое объяснение тому, что произошло той ночью, когда был убит Трои Спраул. Мэдисон понятия не имел, какой эффект его слова и поступки могут оказать на Ферн.

И вот теперь, когда она совсем рядом, и он чувствует, как бьется ее сердце, слышит, как она дышит, его опять начинает донимать мысль о том, зачем женщина с таким сильным характером прячет свое естественное существо под мужской одеждой. Стыдилась ли она своей женственности или не хотела вызывать интерес у мужчин? И то и другое не имело смысла.

Если она делала это, чтобы не привлекать к себе внимание противоположного поля, то здесь была тактическая ошибка. Напротив, жаждущих любви ковбоев такая одетая в штаны баба могла только распалить еще сильнее.

Чем дальше он продвигался по прерии и чем сильнее прижимал к себе Ферн, тем сильнее становилось его желание и скоро он уже ни о чем не мог думать, как только о ее теле.

Никогда он так остро не чувствовал женщину. Их тела все время касались друг друга и порой Мэдисону казалось, что это электричество, которое возникло между ними, воспламенит их одежды.

Он держал ее чуть повыше талии, и всякий раз, когда она наклонялась вперед, ее грудь касалась его рук. Вместо того чтобы думать о том, какие у нее переломы или ушибы, все его мысли были только об этой груди. Похоть волнами накатывалась на него.

Он ощущал икры Ферн, ее бедра. Никогда он еще не был в таком интимном контакте с женщиной без возможности раздеть ее и дать волю своей чувственности. Это создавало страшное напряжение. Мэдисон представил ее без одежды. Одна мысль об этом вызвала такую мощную эрекцию, что он чуть не вскрикнул.

Еще час назад он думал о Ферн, как о забавной игрушке, с которой можно побаловаться от скуки. Теперь же он просто умирал от желания к ней.

Он с отвращением думал о том, что животная сторона в нем побеждает его разум. Его ужасало, что он уже не может контролировать себя. Животная природа в человеке, он знал прекрасно, если дать ей волю, до добра не доводит. Последствия могут быть самыми ужасными. Тогда конец карьере, да, может быть, и самой жизни. Вот почему у него было твердое правило – никогда не давать волю своим инстинктам.

Увидев, наконец, дом Спраула, Мэдисон страшно обрадовался.

– Здравствуйте, – закричал он, подъезжая, – есть кто-нибудь дома?

Он подъехал к окну и заглянул в комнату. Никого не было видно. Мэдисон подъехал к амбару, объехал его кругом, не переставая кричать. Никто не отозвался.

Отца Ферн не было дома.

Мэдисон не мог просто положить ее на кровать и уехать. Он не знал, сумеет ли отец, если даже он вскоре явится, позаботиться о ней как надо и оказать нужную помощь. Надо было везти ее в Абилин.

Он повернул Бастера в сторону города и вдруг вновь почувствовал желание к Ферн. Мэдисон выругался. Он не понимал, что же такое есть в этой женщине, что так влечет его к ней. Нет, надо держаться от нее подальше, так для него будет лучше.

Мэдисон уже почти достиг окраин Абилина, когда Ферн застонала и очнулась. Она с трудом повернула голову, чтобы посмотреть, кто сидит за ее спиной, и он увидел боль в ее глазах.

– Не двигайся, – предупредил он, когда она хотела вырваться из его рук. – Тебе будет больно.

– Что случилось? – спросила она, все еще делая попытки освободиться.

– Ты упала с лошади.

Она перестала бороться и посмотрела на него недоверчиво.

– Я никогда не падаю с лошади, – заявила она, морщась от боли. – Ты, наверное, что-то со мной сделал.

Гнев охватил Мэдисона, но он быстро подавил его и не произнес ни одного слова. Его гнев был вызван чувством вины, которую он мог загладить только одним способом – взять ответственность за все, что случилось, на себя.

– Я сказал кое-что, чего я не должен был говорить. Ты разозлилась и от злости не различала дороги. Твой конь споткнулся, и ты упала в ручей. У тебя может быть сотрясение мозга и несколько сломанных ребер.

– Откуда ты знаешь? – спросила она, глядя на него широко открытыми глазами.

– Я осмотрел тебя.

– Ты трогал меня? – спросила она с гневом и страхом в голосе.

Мэдисон не знал, почему ее реакция так раздражает его. Какой женщине понравится, если ее трогает посторонний мужчина.

И все-таки он злился.

У него из-за нее было чувство вины. Но после того как он с таким упорством подавлял в себе физическое влечение к ней, Мэдисону казалось, что он загладил свою вину хотя бы отчасти. Если бы она знала о том, что он хотел с ней сделать, она, пожалуй, не стала бы ждать, пока его повесят. Она бы пристрелила его сама.

– Я почти не касался тебя.

– Ты трогал меня? Как ты вообще посмел притрагиваться ко мне?

– А что мне оставалось делать? Попросить пробегающего мимо суслика, чтобы он осмотрел тебя? Извини, я не совсем знаком с правилами обращения с женщинами, которые одеваются, как мужчины. Как-нибудь ты должна объяснить мне их.

– Я больше видеть тебя не хочу, – взорвалась Ферн. Она толкнула его в грудь локтем и тут же застонала от боли.

– У тебя, наверное, сломано несколько ребер, – сказал Мэдисон, который испытавал к ней одновременно и сострадание и злость. – Не шевелись, пока я не отвезу тебя к врачу.

– Отвези меня домой, – крикнула она.

– Я уже привозил тебя туда, но твоего отца не было дома.

– Отвези сейчас же.

– Когда отец должен вернуться?

– Я не знаю. Может быть, вечером. Он поехал продавать продукты скотопромышленникам.

– Кто же тогда за тобой присмотрит, пока его не будет?

– Я сама присмотрю за собой.

– Нет, так не пойдет. Доктор должен осмотреть твою грудь.

– Ни один мужчина не будет осматривать мою грудь! – воскликнула Ферн. – Немедленно отпусти меня.

Она попробовала разомкнуть его руки и гримаса боли исказила ее лицо.

– Ты и пяти ярдов не пройдешь. Рухнешь прямо на улице.

– Это не твое дело.

– Вообще-то я согласен, что это не мое дело, но ведь по городу пойдут слухи, что из-за меня ты упала, а потом я отвез тебя домой и оставил там умирать. А завтра все в округе Дикинсон захотят моей крови.

– Им не нужно будет беспокоиться. Я обо всем позабочусь сама.

К своему удивлению, Мэдисон рассмеялся.

– Почему бы тебе не расслабиться и не позволить мне отвезти тебя к доктору. Ты к какому обычно обращаешься?

– Я никогда не обращаюсь к докторам. Не обращалась с самого рождения и не собираюсь. Это его не удивило. Она не признает никакой помощи ни от кого.

– Выбирай себе врача.

– Если ты не спустишь меня на землю, я закричу.

– Ну вот, хочешь быть похожей на мужчину, а пользуешься женскими трюками, – сказал Мэдисон.

– Я буду пользоваться любыми трюками, чтобы отделаться от тебя, – сказала она. – Ну, отпусти же меня.

На мгновение Мэдисону подумалось, что надо бы ее отпустить. Он ведь не отвечает за нее. Но он видел боль в ее глазах и не мог сделать то, о чем она его просила.

– Предлагаю компромисс, – сказал он. – Я отвезу тебя к своей невестке. Если она скажет, что с тобой все в порядке, я доставлю тебя домой. Если же она скажет, что у тебя есть повреждения, тогда мы найдем врача.

Он думал, что она начнет опять спорить. Но Ферн вдруг согласилась. Очевидно, она очень страдала от болей.

– По крайней мере, дай мне пересесть на моего коня. Пусть твоя невестка меня осмотрит, но я не хочу, чтобы ты вез меня в своих объятиях через весь город. Пусть лучше у меня все ребра будут переломаны.

Мэдисон хотел свернуть ей шею за такие слова, но подумал, что Джордж умрет от горя, если обоих его братьев повесят.

– Ты сможешь держаться за рог седла? – спросил он.

– Конечно. Что я неженка?

– Почему ты просто не отвечаешь на мои вопросы?

– Да, я могу держаться, – сказала она спокойно. Мэдисон слез с коня. Без его поддержки Ферн покачнулось, но удержалась в седле.

– Оставайся в седле, я поведу Бастера.

Ей это не очень понравилось, но без поддержки Мэдисона ей стало еще больнее, и она согласилась.

– Давай только не поедем через центр города, – выдавила она, скрипя зубами от боли. Я не хочу, чтобы меня приняли за циркового клоуна.

– Но ведь другого пути нет, а я не волшебник с летающим ковром в руках.

– Ты, кажется, взрослый человек, а болтаешь, как мальчишка.

– Наверное, мои профессора в Гарварде зря ставили мне отличные отметки.

– Я не имею в виду, что ты глупый, – сказала она, – просто ты говоришь глупости. Я знаю, что ты делаешь это специально, чтобы меня позлить. – Она сделала паузу. – Наверное, не стоит винить тебя за это. Я и сама тебе ничего приятного не сказала.

Мэдисон удивленно посмотрел на нее снизу вверх.

– Хотя на самом деле ты самый жалкий, низкий и гнилой тип из всех, каких я когда-либо встречала.

Мэдисон проглотил пилюлю.

– Будучи таким исключительно ничтожным представителем человечества, я, конечно же, недостоин тебя.

– Вот ты опять начинаешь, – сказала она, – всегда…

Но она так и не закончила фразу. Две собаки вдруг выскочили на улицу и кинулись прямо под копыта Бастера. Конь резко согнул ноги и Ферн не удержалась бы в седле и упала на землю, если бы Мэдисон не поймал ее. То, как она вскрикнула от боли, теряя сознание, заставило Мэдисона забыть всю злость к ней.

Не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих, Мэдисон понес Ферн к дому, который снимал Джордж. Дворик был обнесен забором.

Два маленьких мальчика играли на крыльце.

– Как тебя зовут? – спросил Мэдисон старшего мальчика.

– Эд Эббот, – ответил тот слегка испуганно.

– Открой калитку, Эд. Потом сбегай и позови маму. Видишь, леди заболела.

– Мама ушла, – сказал мальчик. – Она сказала, чтобы я был на крыльце и не разговаривал с незнакомыми людьми.

– Тогда позови миссис Рэндолф, – сказал Мэдисон.

– Она спит.

– Разбуди ее.

– Мама сказала не будить ее.

Мэдисону захотелось задушить мальчишку.

– Открой калитку, – крикнул он злобно.

– Нет.

Мэдисону казалось, что весь штат Канзас в заговоре против него. Гораздо легче было вращаться в коварных сферах высшего общества Новой Англии, чем освоиться в этом паршивом городишке. Он перегнулся через забор и дотянулся до засова. Открыл калитку ногой и вошел во двор.

– Миз Рэндолф! Миз Рэндолф! – закричал Эд. Младший мальчонка просто стоял и молчал, вертя в руках игрушечную деревянную тележку. Роза вышла из дома, когда Мэдисон уже взбирался на крыльцо.

– Что случилось? – спросила она. – Почему Эд кричит?

– Ферн Спраул упала с лошади и сильно ушиблась, – объяснил Мэдисон, не обращая внимания на визг Эда. – Она очень страдает от боли.

– Ее нужно показать врачу.

– Я и хотел это сделать, но она не хочет показываться докторам. А дома я ее оставить не могу, потому что ее отец еще не вернулся.

Роза внимательно посмотрела на Ферн.

– Не нравится мне этот синяк. Внеси-ка ее в дом.

– Возможно, у нее переломаны ребра.

Роза провела их в дом, а потом в небольшую спальню, где почти не было мебели.

– Она что, после того как упала, так и не приходила в сознание?

Мэдисон не смог сдержать улыбки.

– Еще несколько минут назад она была в таком сознании, что обругала меня, как последнего идиота. Собаки испугали ее коня. Она потеряла сознание и упала.

Роза испуганно посмотрела на него.

– Я поймал ее, – добавил Мэдисон.

– Если у нее кости сломаны, я все равно позову доктора, хочет она этого или нет, – сказала Роза, глядя на Мэдисона. – Ну, что ты ждешь? Раздевай ее. В моем положении мне это не под силу.

Мэдисон почувствовал, что весь горит. Он не мог раздевать Ферн в присутствии Розы. Он не знал, что сделал бы Джордж, но сам он не смог бы скрыть свою похоть.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Она убьет меня, если узнает.

– А я не скажу ей.

Она все равно узнает. Женщины всегда узнают то, что им не положено знать. По крайней мере, он может снять с нее сапоги. За это она не должна его продырявить. Он снял с нее сапоги и поставил их в угол. Но на Ферн все еще оставалась масса всякой одежды.

– Давай, – сказала Роза, поощряя его к дальнейшим действиям. – Я могу помочь немного, но мне нельзя сгибаться, иначе я упаду.

Если Роза упадет, Джордж убьет его. Если Ферн узнает, что он раздевал ее, она убьет его. Кажется, ему осталось жить совсем недолго. Но выхода не было. Надо было раздевать ее.

Как только он нагнулся и начал расстегивать рубашку, он почувствовал, как все его тело напряглось от возбуждения. (Это абсурд: так возбуждаться при одном прикосновении к ней. Ты просто снимаешь с нее рубашку. Ты не будешь трогать ее грудь.)

Испытывая сильное желание выскочить из дома и купить билет на ближайший поезд, который увез бы его подальше от этого Абилина, Мэдисон быстро расстегнул рубашку Ферн. Склонясь к ее телу и стараясь изо всех сил не смотреть на холмы грудей Ферн, он слегка приподнял ее, пытаясь высвободить ее руки из рукавов рубашки.

Но рубашка не снималась.

– Ее руки застряли в рукавах, – сказала Роза. – Держи ее, а я расстегну манжеты.

Мэдисон начал терять самообладание. Его лицо практически касалось груди Ферн. Он опустил ее на кровать.

– Я приподниму ее после того, как ты расстегнешь манжеты, – сказал он, делая глубокий вздох, чтобы снять напряжение и немного успокоиться.

– Ты ведешь себя так, будто никогда в жизни не касался женщин, – сказала Роза с легкой улыбкой на губах.

Мэдисон не ответил. Чтобы не сказать нечто, о чем он потом пожалеет. Но тело его не молчало. Он изо всех сил подавлял в себе дикое чувственное желание, в то время как Роза делала свое дело.

Как только Роза расстегнула второй манжет, рубашка Ферн легко снялась. Теперь нужно было снимать с нее штаны. Он вздохнул почти обреченно.

Роза, удивленная его замешательством, наблюдала за ним.

Только расстегивая пуговицы штанов Ферн, Мэдисон уже чувствовал жар желания во всем теле. Покончив с пуговицами, он хотел стянуть штаны с ног женщины, но это ему не удалось сделать. Роза опять улыбнулась.

– Ты их так не снимешь, они слишком плотно сидят, это почти как вторая кожа. Дай я тебе помогу.

Сделав несколько медленных глубоких вздохов, чтобы хоть как-то успокоить неистово бьющееся сердце, Мэдисон просунул руку под поясницу Ферн и слегка приподнял ее. Роза медленно стягивала штаны с Ферн.

Очень медленно. Чем дольше он держал ее, касаясь лицом ее живота, а руками бедер, тем сильнее становилось его желание. Наконец, сильным рывком Роза сдернула штаны до колен девушки. Дальше они снялись легко. Мэдисон бросил их на пол. Только бы не выдать свое волнение.

– Теперь снимай с нее сорочку, – сказала Роза.

– Нет!

– Но мы же не можем оставить ее в сорочке.

– Пусть остается так, – настаивал Мэдисон на своем. – Ты можешь бинтовать ее по сорочке или под ней, но я трогать Ферн больше не буду.

Роза усмехнулась.

– Не говори мне, что ты никогда…

– Молчи, – сказал Мэдисон, стараясь обрести самообладание. – В течение этого дня я столько натерпелся от этой женщины… мне кажется, у меня уже есть седые волосы. Конечно, жаль, что она ушиблась, но если бы она разрешила мне отвезти ее к врачу, то все было бы уже позади и не надо было нам ни о чем беспокоиться.

– Я не могу накладывать бинты поверх сорочки, – настаивала на своем Роза. Она села на край кровати, спиной к Мэдисону и начала ощупывать ребра Ферн. Вздохнув с облегчением, Мэдисон начала успокаиваться.

Хорошо, что он успокоился вовремя. Прежде чем Роза закончила осмотр грудной клетки Ферн, они услышали, как хлопнула дверь дома и сразу же после этого раздались тяжелые шаги взрослого человека, сопровождаемые легким топотом ребенка.

– Что здесь происходит? – спросила миссис Эббот, врываясь в комнату. Эд выглядывал из-за ее спины, кидая гневные и подозрительные взгляды то на Мэдисона, то на Розу.

– Вы пришли как раз во время. Надо помочь Розе позаботиться о мисс Спраул, – сказал Мэдисон, направляясь к выходу. – Она разбилась, упав с коня, и ни за что не хочет, чтобы ее отвезли к доктору.

– Ее надо раздеть, – сказала Роза, – возможно, у нее сломаны ребра.

Вид Ферн, лежащей в бессознательном состоянии на кровати, сразу заставил миссис Эббот смягчиться.

– Бедняжка. Дайте-ка я помогу, – ворковала она, выпроваживая Мэдисона и Эда из комнаты. – Мы сейчас быстро управимся.

Мэдисон почувствовал, что у него гора упала с плеч, когда оказался в другой комнате. Он повернулся к Эду, который очень расстроился из-за того, что все вышло не так, как он хотел.

– В следующий раз будешь открывать мне калитку, – сказал Мэдисон строго. – И никогда не кричи попусту и не суетись. Что ж за мужчина из тебя вырастет, если ты будешь так орать по всяким пустякам? Бери пример с малыша, который играл с тобой на крыльце.

Когда Мэдисон вышел на крыльцо, мальчуган все еще играл там со своей деревянной тележкой.

– Вот видишь, – показал на него Мэдисон, обращаясь к Эду, – он не прыгает и не вопит, словно ковбой, загоняющий коров.

– Он никогда не кричит, – сказал Эд.

– Замечательный ребенок, – заметил Мэдисон. – Когда-нибудь он станет известным промышленником, как его отец.

– Его отец никакой не известный промышленник, – сказал Эд, – его отец мистер Рэндолф.

Мэдисон уставился на малыша. Этот черноглазый, черноволосый, такой спокойный мальчик, был его племянником.

Он не понимал, почему это до него сразу не дошло. Ребенок был копия их младшего брата Зака каким его запомнил Мэдисон на той еще довоенной фотографии.

Странно было видеть этого сынишку Джорджа. Сам Джордж, всегда такой уверенный в себе, надежный, готовый к борьбе. А этот малыш был как бы его мирной, никому не угрожающей частичкой. Мэдисон присел на колени возле мальчика.

– Привет.

Мэдисон не понимал, почему он вдруг уселся чуть ли не на пол возле этого мальчика, который вовсе не испугался. Казалось, ему абсолютно безразлично присутствие взрослого дяди. Потом он спокойно взглянул на Мэдисона.

– Ты не мой папа, – сказал он, наконец. Теперь Мэдисон понял, почему малыш так пристально на него посмотрел. Ни один из его остальных дядей не был так похож на отца, как Мэдисон.

– Правильно. Я брат твоего папы.

Мальчик протянул ему свою деревянную тележку.

– Хочешь поиграть с ней?

– Нет, играй сам, – сказал Мэдисон, улыбаясь мысли о том, что подумали бы его друзья, увидев его сидящим на крыльце и играющим с деревянной тележкой. Он хотел встать, но присел снова. Мальчик интересовал его.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Уильям Генри Рэндолф, – отвечал малыш, четко и ясно произнося слова.

От удивления Мэдисон сел прямо на пол. Джордж назвал сына в честь их отца.

Ферн смотрела, как миссис Эббот убирает комнату и поправляет постель.

– Вы уверены, что можете сидеть? – спросила миссис Эббот. Просто чудо, что у вас все кости целы.

– Я отлично себя чувствую, – сказала Ферн, делая отчаянное усилие, чтобы не выдать голосом страшную боль, которую она испытывает.

– Вам все-таки надо еще полежать.

– Мне лучше, когда я сижу, – каждое слово отдавалось резкой болью в груди. Но стоило ей только прилечь, и у нее возникало такое чувство, будто она тонет. – Где миссис Рэндолф?

– Она со своим малышом. Я сделаю все, что вам нужно.

Ферн чувствовала себя не совсем в своей тарелке в присутствии миссис Эббот. Абилинские женщины не одобряли поведение Ферн. Даже теперь она читала какой-то укор во взгляде миссис Эббот. Взгляд этот как бы говорил, что вот, если бы Ферн не поехала одна с мужчиной, чего порядочная женщина делать не должна, то с ней бы ничего и не случилось. А тут еще эти штаны и рубашка, аккуратно сложенные на туалетном столике. Конечно, миссис Эббот была недовольна.

– Я хочу поблагодарить миссис Рэндолф за то, что она ухаживала за мной.

Роза не осуждала Ферн. Конечно, между ними было некоторое напряжение из-за того, что Ферн очень хочет увидеть деверя Розы на виселице. Но лично против нее миссис Рэндолф ничего не имела. Разногласия Ферн могла понять. Всю жизнь она со всеми спорила. Однако она никак не могла примириться с тем, что ее отторгают как чужую, хотя и старалась изо всех сил не придавать этому значения.

– Я скажу ей, что вы хотите ее видеть, – сказала миссис Эббот, поправив кружевную салфетку на туалетном столике, прежде чем выйти из комнаты.

– Но она, возможно, задержится. Она так предана своей семье. К малышу она относится отлично, но это не идет ни в какое сравнение с ее безрассудной любовью к мистеру Рэндолфу.

Как только дверь за миссис Эббот закрылась, Ферн упала на подушки и застонала от боли. Когда войдет Роза, она снова будет притворяться, что никаких болей нет, но сейчас лучше полностью отдаться страданиям и признать, что грудь чертовски болит.

(Ничтожество, тебе повезло, что ты не сломала себе шею.)

Глупо было удирать от Мэдисона. Ведь он не сказал ей ничего такого, что ей уже говорили другие. Нет, сказал.

(Почему ты так боишься признать, что ты женщина?)

Вообще-то она могла легко опровергнуть это обвинение. Она делала всю мужскую работу, так почему бы ей не одеваться, как мужчина? Так она объясняла это другим. Но истинная причина была глубоко спрятана в ее сердце. Каким-то образом Мэдисон за это утро все понял.

А, может, не понял. Возможно, это были случайные слова. Ей надо было притвориться, пропустить их мимо ушей, и тогда он бы забыл о них. А если бы повторил еще раз, тогда бы она ему ответила.

Да, но ведь кроме этого он обнимал и целовал ее.

Может быть, он прикинется, будто этого не было, но сама она никогда не забудет, что он с ней делал. Даже сейчас, вся в синяках и ушибах, она чувствовала его тело, прижатое к ее собственному, ощущала его поцелуй на своих губах. Одна мысль об этом вызывала у нее чувство панического страха.

Но тогда, перед тем как в панике бежать от Мэдисона, она испытала нечто такое, о чем никогда не забудет. Это случилось как раз после того, как он обнял ее, и Ферн еще не успела испугаться. Да, ей было приятно, она должна признать это. Странное, сладкое волнение овладело ею, как будто она нашла что-то дорогое, но давно утерянное.

Однако радость от находки исчезла почти моментально. Больше такое не повторится. Мэдисон никогда не станет опять целовать ее. Она этого не хочет. Определенно.

В дверь тихонько постучали, и вошла Роза. Ферн восхищалась, как грациозно двигалась эта беременная женщина, которая к тому же выглядела совершенно счастливой, всем довольной и абсолютно здоровой.

– Миссис Эббот сказала, что вы хотели меня видеть. Что? Стало хуже?

Ферн улыбнулась, делая вид, что с ней все в порядке.

– Иногда болит, но теперь уже не слишком. Я привыкла к ушибам. Когда ты проводишь всю жизнь в седле, этого не избежать, верно?

– Вам удобно? Может быть, положить еще одну подушку? Вы улыбаетесь, но по глазам видно, что страдаете от боли.

Ферн поняла, что Роза дала ей свои собственные подушки, а, возможно, подушки сына или мужа. Только чтобы ей было удобно. Как она могла не оценить такую женщину. Роза практически не знала Ферн, и, кроме того, Ферн считалась врагом семьи Рэндолфов.

– Я знаю, могло быть и хуже, – сказала Ферн, бодрясь и изо всех сил стараясь выглядеть повеселей. – Трои бы сказал, что так мне и надо, не буду в другой раз скакать, как пижонистый янки.

Она сразу покраснела после этих слов. Не нужно было упоминать имени Троя.

– Я не говорю, что Мэдисон ездит верхом, как пижон. Это я упала с лошади, а не он. Где он научился так хорошо ездить? – спросила она из чистого любопытства. – Я думала, он приедет на ранчо в коляске или в фургоне. Но он, оказывается, умеет ездить верхом, как будто полжизни провел в седле.

– Спросите его сами, – сказала Роза. – Думаю, он будет счастлив поговорить с вами опять и расскажет, где обучался верховой езде. Это отвлечет его от всех забот, связанных с делом Хэна.

– Сомневаюсь, что он захочет говорить со мной, – сказала Ферн. – Если даже я попрошу его об этом, но я не стану просить.

Роза посмотрела на нее вопросительно.

– Мы с ним плохо начали, – произнесла Ферн. – Теперь уже дело не поправишь.

Только слегка расслабившись, Ферн начала понимать, с каким напряжением она ждала упреков Розы, которых, на удивление, не последовало. Ее еще более удивило то обстоятельство, что она почувствовала потребность доказывать, будто Мэдисон был, собственно, не виноват. А еще совсем недавно она была уверена в обратном.

Роза улыбнулась доброй, дружеской улыбкой, давая понять, что Ферн может успокоиться: никто не станет осуждать ее… даже, если она в чем-то виновата.

– Мужчины в клане Рэндолфов славятся тем, что у них есть твердые убеждения, от которых они ни за что не хотят отступать, – сказала Роза. – Все, что нужно делать, – это не поддаваться им. Как только они начинают понимать, что имеют дело с сильным человеком, умеющим за себя постоять, они превращаются в джентльменов и готовы даже ублажать женщину, с которой поначалу не хотели считаться.

Ферн не могла себе вообразить, как Мэдисон мог бы ублажать ее. Скорее всего, он просто будет не замечать ее.

– Я сначала считала его неженкой.

– И ошиблись, не так ли?

Выражение лица Розы было серьезным, но Ферн заметила смешинки в ее глазах. Ферн кивнула.

– Не знаю, что Мэдисон делал после того, как уехал в Бостон, – говорила Роза, – но вырос он в Техасе среди лошадей и года три пас коров.

Она должна была догадаться. Было бы глупо думать, что у Джорджа и Хэна может быть брат, который не умеет ездить верхом.

– Если будете с ним правильно обращаться, увидите, какой он джентльмен.

Ферн почувствовала, что беспокойство возвращается к ней.

– Ничего не выйдет. Я хочу, чтобы Хэна повесили, а Мэдисон стремится вытащить его из тюрьмы.

Ферн не удивилась, когда увидела, что дружелюбное выражение на лице Розы исчезло. Грусть отразилась в ее взгляде, как будто Хэн был ее собственным сыном.

– Мне жаль вашего двоюродного брата. Я потеряла мать и отца, поэтому я знаю, что значит терять близкого человека. Но я знаю Хэна уже пять лет и уверена, что он не убивал Троя.

– Он убивал других людей, – заметила Ферн. – Все, включая шерифа Хиккока, говорят, что Хэн самый опасный человек в Абилине.

– Я знаю. С двенадцатилетнего возраста он был готов убивать, чтобы выжить самому. Но, в сущности, он такой же добрый, как и Джордж.

– Не думаю, что мы когда-нибудь найдем общий язык по этому поводу.

– Я тоже так считаю. Но это не помешает нам дружить, не так ли?

Роза начинала вести переговоры. Она прощупывала почву. К своему большому удивлению, Ферн обнаружила, что хочет ответить на вопросы Розы. Прежде с ней такого не бывало. Может быть, Роза была первой женщиной, которая не старалась изменить ее и принимала такой как есть.