– Как тебя зовут? – спросил Джейк малыша. Тонкая рука отбросила светлые волосы, почти скрывающие небесно-голубые глаза. Он доходил Джейку до пояса, но смотрел на него без малейшего страха.

– Вилл Хаскинс. Мэтт – мой брат.

– Ну, Вилл Хаскинс, я обращался к Мэтту. И буду очень признателен, если ты помолчишь немного, чтобы дать ему ответить.

– Он не разговаривает, – сказал Вилл прежде, чем Джейк отвернулся.

Максвелл переводил взгляд с одного мальчика на другого. Мэтт по-прежнему никак не реагировал на присутствие Джейка, а Вилл разглядывал его широко раскрытыми глазами, сияющими, как новенький пенни.

Интересно, как Изабель рассчитывает найти дом для парня, который не может разговаривать.

– А с тобой он говорит? – Нет.

– Тогда откуда ты знаешь, чего он хочет?

– Мэтт никогда ничего не хочет.

– Съешьте лучше свой завтрак, пока он не остыл.

Это сказала Изабель. Джейк поднял глаза и увидел, что она наливает ему кофе. Мэтт протянул тарелку и, казалось, смотрел сквозь Джейка.

С этим парнем стряслось что-то ужасное. Судя по его брату, он должен тоже сиять и быть полон желаний и любопытства.

Джейк заглянул в глаза Мэтта. Те были пусты. Он казался не более живым, чем пустой сосуд, делающий, что скажут, ничего не желающий, ни о чем не думающий, ничего не чувствующий. Джейк узнал эти признаки. Он видел их достаточно в мальчишках, утративших невинность при столкновении с жестокостью войны. Это заставило Джейка вздрогнуть.

– Пойдемте со мной, – обратился он к Изабель. – Я хочу показать вам самую удобную дорогу.

– Позвольте позвать Чета и Люка. Они правят лошадьми.

– Нет, только вы. Потом сами покажете им.

Ему нужно держаться как можно дальше от этой женщины. Из-за нее появляются самые невозможные мысли, опасные для одинокого и тоскующего по женскому участию мужчины. Но бессмысленный взгляд Мэтта задел совесть.

– Вы что-нибудь знаете об этих фермерах? – спросил Джейк, когда они отошли настолько, что их уже не могли услышать.

Изабель удивилась.

– Конечно. Я сама получала корреспонденцию.

– Они хотят усыновить мальчиков?

– Нет, но я этого и не ждала, – в голосе нарастало изумление. – Мне повезло, что я вообще смогла уговорить их взять мальчиков.

Джейк не знал, честно ли ставить под угрозу шансы ребят найти дом, но помнил холодность этих людей, жестокость, которую заметил в Руперте. Он не верил, что они станут заботиться о чужаках, особенно о сиротах, которых им посылают, как настоящих рабов.

– Я не много знаю об этих людях, – начал Максвелл, – но задал бы кое-какие вопросы, прежде чем отдать мальчиков. Не думаю, что они из тех, кто будет обращаться с ребятами так, как вы хотели бы.

– Если вы их совсем не знаете, как вы можете так говорить?

– Они явились сюда, пока меня не было, и устроились на моих лучших землях. А месяц назад притащились с исками о возмещении ущерба, который мои коровы нанесли их полям. Известно, что у меня нет денег, так они предложили плату скотом.

– И что же?

– Они пытаются разорить меня. Позаботились, чтобы я не мог найти работников. Это должно сказать вам кое-что.

Изабель смотрела на Максвелла с презрением.

– Это говорит мне о многом. О том, что вы обижаете людей, которые своими руками зарабатывают право на землю, строят дома и возделывают поля, чтобы прокормить семьи. Вам нет дела до того, что ваш скот уничтожает плоды их трудов. Вы хотите уклониться от уплаты долгов, вашей прямой обязанности. Это говорит мне, что вы не гнушаетесь порочить репутацию людей, которых, по собственному признанию, мало знаете.

К тому времени как девушка закончила свою речь, Джейк был готов отдать ее фермерам. Ради мальчишек он попытался предостеречь, забыв о своих благих намерениях, а она в ответ накинулась на него.

Джейк опрокинул тарелку с остатками завтрака и вылил кофе в пыль.

– Как только проглотите свой завтрак, чтобы духа вашего и этих малолетних бандитов здесь не было. И потрудитесь проверить, черт подери, что тот, кто пользовался моей кроватью, не оставил в ней вшей. Это мой единственный матрас, и я бы не хотел сжигать его.

Джейк сунул в руку Изабель чашку и тарелку. Та во все глаза смотрела на него, онемев от оскорбления.

– Ради вашей совести я советовал бы вернуться в Остин в ту же минуту, как сдадите свою команду. Таким образом вы никогда не узнаете, что им пришлось работать, пока не упадут от усталости, или есть помои, от которых откажутся даже свиньи.

– Мистер Максвелл, – процедила Изабель сквозь зубы. – У каждого из этих людей отличные отзывы.

– Вы лично их видели?

– Нет, но…

– Тогда посмотрите, и только потом рассказывайте об их прекрасных характеристиках. Ладно, у меня есть коровы, которых нужно клеймить, пока мои соседи с их замечательными отзывами не сделали это за меня.

– Ну, если они собираются клеймить для вас скот…

– Не будьте дурой. Они пользуются не моим клеймом.

Изабель побледнела от растерянности, вполне объяснимой. Она ничего не знает о Техасе и грубых людях, живущих здесь. Ей не нужно было уезжать из Остина, или откуда она там. Изабель не больше приспособлена жить в сельской местности, чем он – в городе.

Джейк гордо поднял голову и сел в седло. Гнев продолжал глодать его, как голодный волк, но он оглянулся на Мэтта Хаскинса. Мальчик закончил свой завтрак и сидел, уставясь перед собой пустыми глазами.

Эта картина неотступно преследовала Джейка, пока он возвращался к своему стаду.

Когда Максвелл уехал, Изабель ощутила огромное облегчение. Со вчерашнего дня она несколько раз вспоминала о нем, думая, что бы ей хотелось изменить в этом человеке – одежду, грубую внешность, поведение, напоминавшее дикого зверя на привязи. Но девушка понимала – даже в Саванне мужчина типа Джейка игнорировал бы общественные устои.

Изабель не могла разобраться, почему эта мысль волновала ее. Она не настолько глупа, чтобы позволить себе увлечься совершенно неподходящим мужчиной, и не могла вообразить худшей доли, чем оказаться здесь беспомощной, вынужденной зависеть от Джейка Максвелла.

У этого человека нет гордости. Неужели он не понимает, насколько прозрачны его нападки на фермеров? Или думает, что Изабель собирается считаться с его словами только потому, что он сказал их?

Интересно, почему Максвелл управляется на ранчо один? Но, впрочем, у него, может быть, и нет скота. Она не видела ни одного животного. Судя по всему, он ворует скот у фермеров.

Изабель приказала себе выбросить Джейка Максвелла из головы. Кто он такой и чем занимается – не ее дело. Ее задача – проследить, чтобы мальчики устроились в новых домах. Что до мистера Максвелла – что ж, она полагает, фермеры позаботятся о нем.

Пора двигаться, или они опоздают. Изабель оглянулась в поисках братьев Аттмор.

– Чет, скажи Хоуку, чтобы запрягал лошадей.

– Да, мадам, – вежливо ответил мальчик. Чет и Люк Аттморы оставались загадкой для Изабель. Она не могла понять, почему никто не хотел брать их. Они были рослыми, приятными мальчиками, очень взрослыми для тринадцати и четырнадцати лет, хорошо воспитаны и делали все, о чем она просила.

– Шон, ты и Пит поторопитесь с уборкой. Я хочу, чтобы мы выехали через полчаса.

Эти двое были странной парой – высокий, неуклюжий Шон с широким лицом и Пит, с вьющимися волосами и резкими острыми чертами лица. Зеленые глаза Шона весело подмигивали, темно-карие Пита были полны недоверия.

Мальчики двигались медленно. Изабель понимала – они так же волнуются по поводу новых мест, как и она, но под влиянием времени и жестоких обстоятельств их чувства очерствели настолько, что ребята легко делали безразличный вид. Однако вокруг них витало ощущение отчаянной надежды.

– Я еще не доел, – сказал Брет, когда Пит попытался взять его тарелку. Он бросился на Пита, но малыш отпрыгнул. От удара большого кулака Шона Брет упал. Пит поднял отлетевшую в сторону тарелку, они с Шоном отвернулись, словно ничего не случилось. Никто из ребят не обратил внимания на инцидент.

– Поторапливайтесь и снимайте ботинки, – приказал Мерсер.

– Нельзя ли оставить их? – спросил Чет. – Я не хочу показываться босым.

– Ты получишь их, когда будет нужно, – ответил Мерсер. – Ну, живее, лезьте в фургон.

Изабель хотелось размозжить ему голову за бесчувствие. Она дала слово больше никогда не ездить с ним. Есть много способов держать мальчиков в повиновении, но обращаться с ними как с узниками – совершенно лишнее.

Ребята так толкались и отпихивали друг друга, залезая в старый армейский фургон, что Изабель едва не пропустила момент, когда Пит выхватил из кармана штанов нож, которым Мэтт резал бекон, поднял его над головой и кинулся на Хоука. Она была слишком далеко, чтобы остановить.

– Хоук!

Мальчик упал на землю, перевернулся на бок и мгновенно вскочил на ноги. Схватив Пита за руку, швырнул его на землю и навалился сверху, приставив нож к горлу.

Мерсер, очнувшись от столбняка, приставил винтовку к голове Хоука.

– Брось нож, метис, или я продырявлю тебя. Изабель схватилась за ствол, отвела его от Хоука и свирепо уставилась на Мерсера.

– Если вы еще раз направите ружье на кого-то из этих детей, я добьюсь, чтобы вас расстреляли сразу же по возвращении в Остин.

– Он собирался снять с него скальп.

– Не говорите глупости. Он просто устал от попыток Пита убить его. Хоук, отпусти его.

Мальчик немедленно отпустил Пита, но взгляд его был холоден и беспощаден.

– Шон, ты должен присматривать за Питом.

Шон был добрым мальчиком. Он всегда чувствовал себя виноватым, когда не делал чего-то, что от него ждали.

– Я не могу следить за ним каждую секунду.

Пит видел, как команчи убивают его родителей, и ненавидел всех индейцев, даже полукровок.

– Пит, сядь передо мной. Если ты снова набросишься на Хоука, я скажу Мерсеру, чтобы он связал тебе руки за спиной.

Большую часть времени Пит был весел и счастлив, но внезапно им овладевало черное настроение. За две недели пути он кидался на Хоука пять раз.

Вскоре все устроились и тронулись в путь. Мальчики сидели, скрестив ноги, на койке фургона, прислонившись к стенке. Пожитки кучей лежали в середине. Изабель сидела на скамье спиной к вознице, чтобы видеть всех. Сиденье казалось жестким и неудобным, особенно к концу дня.

– Вы думаете, этот человек сказал правду? – спросил Вилл, когда ранчо скрылось из вида.

– О чем ты?

– О фермерах, которые будут заставлять нас работать, как рабов?

– Где ты это слышал?

– Я пошел за вами.

Это удивило Изабель. Хотя Вилл был всего на год младше Пита, его доверчивость являла резкий контраст колючему недоверию последнего.

Мгновенно мальчики повернулись к ней, с надеждой ожидая ответа. Лгать бессмысленно. Они должны знать.

– Я бы не стала доверять словам мистера Максвелла.

– Мне он понравился.

Изабель не могла понять, почему Джейк был груб и невоспитан, скорее всего, он жестокий хозяин, поэтому спальный барак пустует.

– У фермеров отличные рекомендации. Я сама их читала. Уверена, они ждут, что вы будете много работать. Никто не делает из этого тайны. Но они сами и их собственные сыновья станут работать вместе с вами.

– Держу пари, нам достанется самая тяжелая работа, – Брет всегда ждал худшего.

– Думаю, так и будет, пока вы не зарекомендуете себя, но они примут вас, как родных, когда увидят, что на вас можно положиться и можно доверять.

– И дураки будут в таком случае, – вставил Мерсер.

– Не слушайте его. Выполняйте вашу работу хорошо и с желанием, и все сложится удачно для каждого из вас.

Больше они вопросов не задавали, но Изабель видела – в их сознании родилось сомнение. Иногда мальчики поглядывали друг на друга, чтобы понять, о чем думают другие. Это был плохой признак.

Обычно их не интересовало мнение других. Ей очень хотелось сказать несколько слов Джейку Максвеллу. Это его вина.

Они ехали уже около часа, когда Чет окликнул ее. На дороге впереди что-то лежало. Кинув беспокойный взгляд на Изабель, Шон сжал обе руки Пита.

– Это человек, – сказал Хоук. Никто не стал спорить, зрение у него было лучше всех. – Белый человек.

Изабель встала. Она видела тело на дороге, но ничего не могла сказать о нем.

– Должно быть, он мертв, – заявил Чет.

– Нет, жив, – возразил Хоук.

– Откуда ты знаешь? – требовательно спросил Брет. – Никто не может видеть так хорошо.

– Я могу.

Хоук перепрыгнул через борт фургона и направился к телу. Изабель вцепилась в Чета, чтобы не упасть, потому что фургон накренился, наткнувшись на большой камень.

– Вернись в фургон! – крикнул Мерсер. Хоук не обратил на него внимания.

– Вернись, или я стреляю!

– Он просто посмотрит, не ранен ли этот человек, – объяснила Изабель, теряя терпение от глупости Мерсера.

Чет Аттмор остановил фургон, и все высыпали наружу. Изабель подошла к лежавшему и опустилась рядом с ним на колени.

Это был мальчик, немного старше Чета. Высокий и до крайности истощенный. Волосы тускло-каштановые, карие глаза лишены всякого выражения, а одежда грязна и поношена.

– Вилл, беги обратно и принеси мою флягу. Может быть, если она обмоет его лицо, он оживет.

Глаза мальчика были открыты, но от слабости и истощения он не мог собраться с силами хоть что-то сказать. Изабель заметила на его руке синяк. Кажется, на лице тоже есть синяки, хотя из-за грязи их трудно было разглядеть.

– Не думаю, что он болен, скорее совершенно изможден, – решила Изабель.

– Тот, кто избил его, хорошо потрудился, – мрачно произнес Шон.

Вернулся Вилл с флягой. Изабель смочила носовой платок и обмыла лицо мальчика. Синяки стали отчетливее. Они не были свежими, возможно, недельной давности, но избили его сильно.

– Хоук, помоги Шону поднять его в фургон. Мы возьмем его с собой. Кто-нибудь из жен фермеров обязательно примет беднягу, пока ему не станет легче.

Мальчик вскрикнул, когда Шон коснулся его спины. Изабель оттянула воротник так, что смогла увидеть красные следы ударов кнута, опоясывающие плечи. Рубцы были старыми, вероятно, такой же давности, как синяки. Некоторые воспалились. От гнева и возмущения она ощутила тяжесть в желудке.

– Извини, если делаем тебе больно, – сказала она мальчику. – Но если ты не можешь идти, то поедешь с нами в Утопию.

Мальчик вскочил на ноги, ужас исказил его черты.

– Они убьют меня, если вы привезете меня обратно, – он чуть не задохнулся.

– Твои раны гноятся. Тебе надо поесть и отдохнуть. Здесь больше никого нет, а до ближайшего города больше недели пути.

Изабель изумилась, когда мальчик с трудом стал расстегивать пуговицы рубашки.

– Смотрите, что они сделали со мной! – крикнул он, поворачиваясь спиной, которую покрывали дюжины шрамов. Кто-то безжалостно избил его, оставив раны необработанными, а самого без пищи и воды.

Это, конечно, не гнев, вызванный тем, что он работал не так много, как от него ждали, или плохо выполнял работу. Это больше, чем наказание за нарушение правил. Это жестокость ради самой жестокости. Изабель пыталась представить, какой человек мог поступить так с другим человеком, и не могла. Несмотря на два года сиротского приюта, она росла в безопасности и никогда не видела ничего подобного.

– Кто это сделал? – голос звучал резко от того, что ее тошнило, а руки дрожали от гнева.

– Добрый и любящий человек, который взял меня, – в голосе мальчика слышалась насмешка. – И был готов усыновить меня, если я полюблю его семью так сильно, как они уже любят меня. Он сделал это, когда я не мог работать так, чтобы угодить ему. Когда я упал, потому что у меня больше не было сил. Когда я сбежал, потому что думал – лучше умереть, чем жить в этом аду.

– А другие знали? – Изабель отказывалась верить в безнаказанность подобной жестокости.

– Они были слишком заняты избиением своих сирот, чтобы интересоваться мной.

Изабель стало плохо. Она никогда не слышала о столь бесчеловечном обращении, даже не могла вообразить такого до сих пор.

– Если кто-то попытается меня избить, я убью его, – заявил Шон.

– Нет, руки у тебя будут связаны.

– Черт! – воскликнул Брет. – Ты хочешь сказать, тебя связали?

– Нас всех привязывали, чтобы мы не сбежали.

– Черт! – снова повторил Брет.

Изабель посмотрела на других мальчиков. Все обернулись к ней, выжидая, что она решит.

– Мы не едем в Утопию.

– Что вы собираетесь делать с ними? – спросил Мерсер.

– Не знаю. Но мы совершенно точно не поедем в Утопию. Хоук, помоги Шону посадить беднягу в фургон.

– Мы едем вперед, – настаивал Мерсер. – Этого хотело агентство, и мы выполним договор.

– Это не вам решать, – возразила Изабель. – Ваше дело обеспечить нашу безопасность, и ничего больше.

Мерсер направил винтовку на Хоука и Шона, которые собирались поднять парня в фургон.

– Положите его. Я скажу фермерам, где его найти, но это их дело позаботиться о нем.

Изабель не осознавала своих действий, она так кипела от гнева, что, не размышляя, подняла камень и швырнула его в Мерсера. Никто больше ее самой не удивился, когда камень попал тому в лоб. Никто не был так поражен, когда Мерсер без сознания свалился на землю. Слишком шокированная своим поступком, чтобы разумно мыслить, она повернулась к мальчику и спокойно спросила:

– Как тебя зовут?

Тот широко ухмыльнулся.

– Бак, мадам. Зовите меня просто Бак.